Саратовские страдания

 
 "Саратовские страдания"

Моя четвертая с женой поездка в отпуск. 1965-й год. Мы едем поездом сначала в Горький, затем в Куйбышев, а оттуда на палубе теплохода плывем в Астрахань, чтобы по дороге посмотреть окрестные города, включая Саратов и Волгоград. Из Астрахани летим самолетом в Баку, и из-за жары меняем намеченную из Баку поездку в Среднюю Азию на Северный Кавказ, Одессу и Москву. Почему плывем на палубе? Не только из-за нехватки нужных для такой поездки денег, но и отсутствия других билетов.
Все замечательно. Погода великолепная, загораем на палубе и с восторгом рассматриваем волжские берега. Пока не наступил поздний вечер и резкое похолодание, когда все палубники, включая их детей, бросились спасаться от непогоды в музыкальный салон, соблюдая все правила хорошего поведения. Но не тут-то было. Перед полночью появляется служащая теплохода и приказным тоном велит всем покинуть помещение. Мы с женой пытаемся уговорить её оставить в салоне на ночь женщин с детьми. Они, в отличие от нас с женой, как и многие другие палубники, не туристы – переезжают из одного городка на Волге в другой, так как по реке это делать более удобно и практично. Но она непреклонна и зовёт на помощь матросов. Моя жена, в которой чувство справедливости, особенно в молодые годы, зашкаливало над всеми прочими, рванулась защищать сирых с детьми. И совершает ошибку – в пылу гнева и отчаянья заявляет, что она внештатный корреспондент ленинградской газеты "Смена". И если женщин с детьми не оставят в салоне, она напишет в газету. Далее цитирую свою жену из ее мемуаров "Среда обитания":
"Горластая я рванулась на защиту, завопила, что сообщу в газету... Я была весьма приметная: в сарафане с открытой спиной, в темных очках, волосы - хвост: всё еще "стиляга", хоть и замужняя. На боку болтался самый дешевый фотоаппарат "Смена". В каждом городе пароход стоял от одного до трёх часов. Мы выходили и отправлялись смотреть новые места".

Так или иначе, матросы выгнали всех на палубу. Перед остановкой в Саратове мы увидели очень красивый мост, решив сфотографировать его. И сделали несколько снимков..

"И вот - Саратов. Подходим к контрольному посту – выходили организованно, и вдруг – милиционер. Предъявляет нам удостоверение – "Пройдемте. Вам придется сойти с парохода". Я в ужасе, хватаюсь за спасительное - "вещи в камере хранения". Под конвоем нас ведут за чемоданом. Пассажиры в восторге: "Шпионов поймали!" Сходим на берег. Милицейское помещение. Рядом с милиционером какой-то неприметный человек, утверждающий, что я фотографировала "стратегические объекты" – мосты... Пытаемся объясниться. Нас не слушают. Отбирают фотоаппарат. Милиционер, глядя в мой паспорт, спрашивает:
– Имя? Отчество? Фамилия? Спрашивает резко, грубо, без какого-либо оттенка жалости – а ведь я уже реву в три ручья. Говорит:
– Можете ехать дальше, пленки у нас проявят. По результатам – будем вас искать, ваши данные у нас записаны".

Сказать, что сам я воспринял этот инцидент хладнокровно, никак нельзя. Но видя ревущую жену, беру себя в руки и говорю ей, что сейчас не 37 год, они сами поймут, что ничего незаконного мы не совершили. На что получаем ответ: "Мы обычно не ошибаемся". Я требую, чтобы вызвали того, кто ведает у них в Саратове подобными делами, намекая на КГБ. Как ни странно, мою просьбу удовлетворяют. Мы решили, что оставлять пленку опасно, мало ли что потом нам предъявят, и остаемся в Саратове Появившийся офицер из местного КГБ уверяет нас в том, что если на пленке ничего секретного не обнаружат, вернут ее на следующий день после проявления. Но мою жену это не успокаивает, а еще больше пугает.

"Мы на "собственной шкуре" начинаем постигать, что творилось в стране. Отпуск только начался, и я не хочу по его окончании оказаться в тюрьме. "Проявляйте, – говорю я, – мы подождем". Ждать приходится ночь. Милиционер поселяет нас в гостинице на пристани. Миша – в одном номере. Я – в другом. Какой там сон! Стоим в коридоре, настроение жуткое... Утром приходит наш конвоир, отдает пленки. Говорит: "Можете плыть, всё в порядке. Мы обязаны проверять сигналы". Напряжение спадает, я говорю, что будем жаловаться, спрашиваю фамилию "сигнальщика". Жаловаться не советует. Фамилию не называет. Не извиняется. Ни за задержание, ни за тон допроса. Прошу помочь с билетом, может, возьмёт не палубный – своей властью. Но нет, снова палуба, настроение жуткое. И на себе испытанное – как можно ни за что... Вернувшись в Ленинград, рассказываем, как забавное приключение – "Как мы были шпионами". Все смеются. Кто-то предлагает все-таки пожаловаться. Но понимаем, что бесполезно. И как-то не очень смешно".

Отделались легким испугом. Офицер, вернувший нам пленку, даже пошутил, что мы плохо фотографируем. Фотография саратовского моста ему не понравилась. А их человек всё сделал правильно, он выполнял свой долг. На просьбу сообщить его фамилию, мы получили отказ. Если решим жаловаться, это наше право, писать можно в пароходство. Но ничего, продолжение поездки было таким замечательным, несмотря на весь её дискомфорт с билетами, ночёвками, едой где попало, что "саратовские страдания" не смогли испортить наш отдых. Мы были молоды, любили друг друга и радовались жизни...