Россияночка. Родословная5

Россияночка.
Родословная.Гл5.Часть5.

 Мои дедушки- бабушки.

1.

Девятнадцатый век, его вторая половина подарили российскому крестьянству послабление в виде столыпинских времен и отмены крепостного права.

В семье Астафьевых по-прежнему рождались одни мальчики. А, с рождением каждого мальчика, семейство богатело дополнительными наделами пашни, леса, сенокосных лугов. Мой прадед, Порфирий служил церковную службу в Воскресной  центральной церкви села Борискино- Игар. В другой Церкви, Приходской, священником был его кровный брат, Савелий Евстафьев.
В 1970году у Порфирия и Анастасии родился сын, названный по-церковным святкам, Парфеном.

Годы шли. Хозяйство росло и множилось. Поднялись, разрослись  швейные мастерские, для пошива одежды из кожи и по пошиву овчинных тулупов, там стояло с десяток машин «Зингер», разного класса применения- тонкошвейные, для тонкой кожи, мощные для шитья яловой толстой обувной кожи и меховых овчинных тулупов.
На полях применяли различные технологии обработки почв- поля под пар, поля засеянные чечевицей . горохом, фасолью. Пашни с зерновыми, тоже располагались согласно технологии: на неудобьях росла озимая рожь, выше- озимая пшеница. Лучшие плодородные земли отводились под яровую пшеницу, твердую и для праздничных пирогов- нежную и капризную. Главные посевы составляли поля с рожью - кормилицей. Мука получалась черная и серая, из нее пекли повседневные хлеба.
Большие площади занимали  под картофель, свеклу, репу, капусту и морковь.
Было большое охотничье хозяйство. Содержали псарню из десятка борзых и русских гончих.
Большая мельница обслуживала нужды не только семьи, но окрестного люда. Сюда ехали и ехали подводы с зерном. Мололи зерно на муку, гречу, просо, овес на крупу.
Ниже мельницы, там где река успокаивалась и тихо плескалась у берега, отмачивали шерсть, коноплю для пряжи.
За домом и просторным двором, по периметру с амбарами, находились молотобойни, где грубую конопляную траву превращали в мягкое волокно. Оно отправлялось на ткацкие станки. Выбивались грубые ткани, ткали из грубой шерсти ковры и дорожки.
Все обширные владения вокруг принадлежали Графу Дурасову, дворянину, имевшему польско-литовские корни в родословной. И мои предки были подданными его величеству, графу Дурасову-отцу. Теперь же, со сменой поколений- его сыну, так же дворянину.

За заслуги перед отечеством присваивалось дворянское звание и добавлялись десятины земельных и лесных угодий. Не известно мне, успели ли присвоить дворянское звание моим дедам, ведь началась революция.

Годы  бежали. Порфирий вступил в призывной возраст. Он был призван в царскую армию. Принял присягу.  В чине младшего офицера  ему пришлось повоевать в Русско-Японской  войне в Порт-Артуре в 1904-1905г.г. на канонерской лодке «Кореец».
По окончании войны был награжден в Севастополе Георгиевскими двумя  Крестами о Орденами.
После возвращения в Россию через Кронштадт офицер получил повышение в звании и не короткий отпуск.

Справедливости ради, надо отметить отчаянный смелый характер деда. Строгость и педантичность в одежде. Как вспоминала мама, дед не выходил из дома, достаточно не наглядевшись в зеркала, и не поправив складки в одежде. Он имел гордую осанку и офицерскую стать и военную выправку.
Это время знаменательно для семьи Астафьевых тем, что во время своего отпуска, Порфирий женился. В соседнем районе, в Шенталах или Усаклах, Самарской же губернии, приглянулась прадеду статная красавица, чернобровая, черноглазая, с черной косой ниже пояса, Василиса. Сыграли знатную богатую свадьбу.
А вскоре, Парфен отправился нести службу дальше. Новая сноха проживала в доме мужа.
 Вот мартом 1907года Василиса разродилась черноглазым крепышом. Его назвали Арсентий. Это был мой будущий отец. Его отец служил. Мой отец рос, подрастал. Его дед, мой прадед Порфирий, взял мальчика в церковные стены прислуживать на паперти, и обучаться церковной грамоте. Арсентия готовили в священники.
Дед Парфен. через какое-то время, приходил в отпуска, и после его отъезда рождались, опять же- сыновья, на два года старше моего отца был рожден Тимофей, еще через столько же лет-Иван. Четвертого, самого младшего назвали Сергеем.
Ко времени рождения, Сергея прадед состарился и постепенно отходил от церковных дел, все более полагаясь на Арсентия.

Началась тягучая грязная и изматывающая Первая Мировая война. После ранения дед Парфен вернулся домой еще с двумя высшими наградами, полным Георгиевским Кавалером. Вернулся насовсем.
Ему, отчаянному офицеру, прошедшему пол Европы и Азии, вовсе не хотелось, видеть сына Арсентия священником.

А Арсентий имел, поистине, святой характер: спокойный, тихий, покладистый красавец с умными грустными глазами, как будто, и создан был для церковной службы.
Дед Порфирий состарился. Он, все больше, грел больные ноги на русской печи, немного помогая снохе Василисе по хозяйству. В семье добавилась сироточка, дальняя родственница, Василиса.
 Парни выросли, ростом упираясь в плечи друг друга. Арсентию щестнадцать. Мать Василиса уже не успевала обстирывать, обшивать, кормить такое большое семейство.

В один из дней отец с Арсентием вернулись с дальних загонов, уставшие. Распрягая в конюшне лошадей, отец строго сказал сыну, что пора жениться. Через неделю, чтоб был ответ, кого идти сватать.
Шестнадцать! Арсентий и думушки не думал и девицах. Церковь, поле, охота, дом- вот круг его интересов. Он и на молодежных вечерках ни разу не был . А тут- жениться! Ни за что он этого не хотел!
Тем временем, в доме все реже слышался смех и громкий голос матери. Все чаще она присаживалась на скамеечку, готовя пищу. Все тяжелее становилась ее походка.
Быстро накатил март, с оттепелями, отелами скота и другими весенними и срочными работами.

В амбаре, Арсентий  с отцом, ремонтировали конскую сбрую, готовясь к пахоте и посевным. Дед подступился с, казалось бы, забытым разговором о женитьбе. Стал спрашивать, куда пойти да кого сватать. Арсентий сверкнул глазами на отца, и категорически боднул головой, да и брякнул отцу:
-Что хотите делайте, а жениться ни за что не буду!
Горяч был Парфен;
-Против воли отца идешь? Мать бы пожалел! Ей уже невмоготу  с вами, да хозяйством, управляться. В доме нужна женщина, женские руки.
-Три дня даю тебе. Думай, кого в жены возьмешь, с кем под венец, да по жизни пойдешь.
- Вон Марфа, красавица статная, Мария побогаче будет, Настена вон на выданье! Бери любую.
-Мне ни одна не нужна! - упрямо повторил Арсентий, и хлопнул дверью, выходя из амбара.

Через три дня дед Парфен подошел с оглоблей к сыну:
-Или говори, кого сватать или оглоблей шею перешибу.
-Кого хотите, того и сватайте, мне все равно!- в запале крикнул Арсентий со слезами на глазах.

Да дед был суров! Выбрал! Выбрал, как посмеялся!
В нижнем конце села жил Андрей. Он давно лишился жены, и жил с двумя взрослыми уже дочерьми, Еленой и Василисой. Елена была солдатка, муж был на фронтах, а она жила у отца с дочкой, новорожденной Марией.

Василисе было восемнадцать. Она была маленькая, да худенькая. С льняными светлыми волосами. Да и личиком была светла. Голубоглаза. Она ходила в ближайшую Приходскую церковь. Но Арсентия она видела на праздничных службах в большой главной воскресной церкви.
Девушка встречалась с парнем Ильей, более того- они уже были помолвлены, отец Андрей получил хорошие подарки от семьи Ильи. Ждали только, когда пост пройдет, да так и свадьбу сыграют.
 Василиса была в гостях у сестры своей матери, в Исаклах. Она была счастлива, вечерами девушки собирались, пряли пряжу. Пели песни. Мечтами девушка уносилась далеко, в родительский дом, мечтала о суженом, о будущей свадьбе, о своей счастливой судьбе.

 Но вот за окном остановилась телега. Василиса увидела в  широко распахнутых дверях старшую сестру с ребенком и всполошилась:
-Лена, что случилось!
-Батюшка тебя пропил! Отдает тебя замуж за  Арсентия Астафьева, внук священника. Пили мировую с его отцом, да принял кучу дорогих подарков.
-Через две недели свадьба твоя с Арсентием назначена.
-Да как же так, я с ним и одним словом не перемолвилась.

Вот так Василисушку и Арсентия женили.
Венчали их со всей пышностью. И перешла она, Василиса, жить в немилый, и чужой для нее, дом, к с невзлюбившей ее, свекрови, под ее опеку.
Да отчего ж невзлюбила Василиса – свекровь, Василису-сноху?
Оттого ли, что имя ее же. Иль оттого что бедна?  Иль оттого, что худосочна, да бледна?

Зато, свекор Парфен, любил да баловал сноху без меры. То платьев навезет заморских. То отрезов дорогих – батистов, да шелков полный сундук.

А муж был ни муж, не жених - все смотрел в сторону, не мила была ему нареченная жена.  Не познал в юношах любви. Не познал он ее и будучи мужем. Жена заливалась слезам, когда никто не видел, по своему милому, по своей несбывшейся любви, по Илюшеньке.
 Однако не обижал муж Василису. Обижало то, что он ее не замечал днем, да и ночами жил без ласки.
А душа ее болела от горя, от любви к Илье.
Но вскоре полыхнул тиф, вся семья Ильи вымерла, и он тоже умер от тифа. Так умирали бедные- семьями, никто их не лечил.

 А Василиса все не могла родить ребеночка. Две девочки умерли одна за другой, еле родившись, недоношенные. Третья, Люба, пожила денька два, да не проснулась утром. Свекор ворчал, что б береглась, да не работала. Свекровь наоборот, была всем недовольна, и загружала самой тяжелой работой. Муж не был защитником, как мертвый да чужой ходил. Да и в постели холодный как лед.
 Вот последний раз послала свекровь сноху с обедами в поле, когда стояла такая жара, что вся трава посохла.
Голова беременной женщины закружилась. Она упала и родила ребеночка, прямо на хлебной ниве. Третью девочку. Сколько бы бедная женщина лежала в поле, неизвестно. Но на  ее счастье, мимо ехал деверь Тимофей. Он быстро сообщил Арсентию. Василису увезли домой и  привезли бабку повивальную. Недели две Василису спасали доктора, которых привозил свекор из центра.

Деда Порфирия не стало. Он так тихо отошел ночью на тот свет, что никто и не услышал. Только утром старый прадедушка не спустился с лежанки на русской печи, умываться. Не сел к завтраку. Его не стало. И дух его весь вышел.

Жили не спокойно. В советской стране  шла гражданская война. То белые войска занимали село. Только успевали вешать белый флаг на дом. Вот Красная конница летела на село, занимала позиции. Завидев красных скакунов, белый флаг быстро меняли на красное знамя.
Дед Парфен был ответственен за все село. К нему и скакали командиры воинские. Корми, давай постой, да приют.

А в общем, село Борискино- Игар, жило в стороне бурных исторических событий. Люди были озадачены своим выживанием. Установилась советская власть. Под плач и горестные вздохи крестьян, церкви были уничножены, разгромлены и разграблены. Возникли ликбезы по борьбе с неграмотностью. Стали возникать партийные ячейки большевиков.

Вот женился Сергей на красавице Ксении, единственной  дочери. Бабуля Василиса полюбила новую, младшую сноху, во всем ей потакала. А Ксения была вовсе не робкая. Быстро освоилась в новом доме и ходила пава павой. Мама моя Василиса была все так же скромна и тиха, старалась всем угодить, но в душе ее кипел огонь сопротивления.

Ксения в первый же год родила девочку. Назвали ее Шурочкой. Девочка родилась темненькая, в длинными темными кудряшками, крепенькая и горластая.

Но вот вскоре, в сентябрьский вечер 1929 года, и  Василиса родила свекру наследника. Послали Арсентия в церковь, дать имя первенцу.
 
-Назови самым красивым именем, напутствовал сына отец Парфен, - провожая.

-Как сына нарек?- спросил он его, встречая.

-Вениамин,- только и промолвил Арсентий. И поперхнувшись, от  кулака отца в спину, сел на лавку.
Горько заплакала жена:
- Где ж ты такое имя нашел?
- Нашел батюшка в святцах, сказал, что в эти дни такое имя подходит,- отвечал ей муж.
- Э-эх! Одно слово-МУ-МУ, - махнул рукой Парфен на сына.

В первые дни октября,  завьюжило, подморозило.
Отец с сыновьями собрались на охоту. Хороший денек выдался, с морозцем.
-Денек-то, какой! Самая охота! Заяц сам в руки пойдет,- суетился дед Парфен, собираясь на охоту.
-Самое время зайца стрелять,- поддакнул Арсентий- можно уже и морозить мясо, не испортится, мороз-то крепчает.
 Собаки в овчарне поскуливали, рвались с цепей, предчувствуя охотничью дрожь.

Только бабушка Василиса была не весела: все, напрасно конечно, когда же он кого слушался, но говорила мужу :
-Может, отложите охоту на другой день. К вечеру, похоже, запуржит, да вон какой гололед-то!
-Не хмурься, женушка, не впервой нам в такую-то погоду! Вон сыновья какие, бравые!
-Готовь печь да котлы для мяса. Мы быстро обернемся!
-Ну, парни пошли, сказал сыновьям Парфен и вышел за порог.

Да отчего ж так на сердце-то не спокойно! Металась по дому, покрикивая на снох, бабушка Василиса. Вот и огонь в печи горит. Тепло разливается по выстывшему к вечеру дому. Разметались, согревшись в люльках внучата. Кряхтит да сопит Вениамин, Василиса-мать пожевала хлебушек, да завязала в платочек и сунула малышу в ротик - пусть сосет , да спит, спокойно. Ксения, младшая сноха, жена Ивана, крупная, дородная, двигалась по дому хозяйкой, занимала много места и пространства, и была шумлива.
-На-ка, Шурочка, соску, да спи, не плачь! Скоро папа придет с охоты!- приговаривала она, прикрывая ребенка шерстяной шалью.

Женщины достали большой чугунок. Василиса, сироточка выбежала в поленницу за дровами.
Ксения со старшей снохой, Василисой, ставили в печь чугунок, наливали воду…
Да отчего ж мать сегодня так мечется по дому, что ж ее так беспокоит? Молодые
 женщины поглядывали на нее с тревогой.

Что же это? Еще и вода не закипела, а за окном собаки с лаем несутся в усадьбу. Пес на цепи так протяжно завыл…

Василиса- свекровь ахнула, накидывая на голову шаль, одевая тулуп, не вышла- вылетела за порог. Да так и застыла на крыльце не в силах сделать шага!

Собаки суетились, бегали кругами по двору, скулили.
Сыновья вчетвером на ветках, да тулупе внесли во двор бездыханное тело отца. Подошли к крыльцу, опустив головы, стояли перед матерью…

Василиса замерла на время, казалось, онемела…Затем, взявшись за дверную скобу, распахнула дверь.
Сыновья понуро прошли с траурной ношей в дом и так и стояли, глядя, как вначале остолбенели три молодые женщины, как затем те подхватили скамейки, поставили все три в передний угол.

Здесь, на лавках и упокоился хозяин семейства, бравый русский офицер, полный Георгиевский Кавалер. После похорон во всех углах дома поселилась траурная тишина. Женщины ходили в черных одеждах и платках. Бабушка Василиса почернела от горя, и казалось, позабыла о хозяйстве. Распоряжалась, покрикивая на всех, Ксения.

Детям, чтоб не плакали, жевали хлеб с маком, эти соски совали в рот, дети, насосавшись материнского молока, да соски с маком, больше спали.

Однако, холодало. Близилась зима. Братья сновали по хозяйству, теперь им самим предстояло за все отвечать. Конечно, помогали дядьки.

На селе было неспокойно. Прошел слух о раскулачивании. Говорили, что составляются списки, тех кого выселят из домов и расхитят все хозяйство. В соседних селах уже прошли облавы.
Арсентий с Тимофеем поехали к дядькам в  Шанталу, чтоб узнать, что там произошло.
Да так и не суждено им было вернуться в родительский дом.

Приехали вечером, потемну.  Время было тревожное. Дядька Владимир усадил племянников за стол, налили по стопке самогона. Выпили. Тихо, при свете лучины, переговорили о ситуации. Так и не пришли к мнению, как же дальше быть. Уже стали укладываться спать.

 Залаяли собаки. В окно постучали. Значит свои!
С морозца в дом вошли Дядька Николай и его сын Евгений. Евгений оставил у порога котомку и, не раздеваясь, прошел к столу.
- Вот что, Арсентий, Тимофей! Беда! Вам срочно надо уезжать. Завтра ваш дом приедут раскулачивать, уже и постановление подписано.
-Как это уехать!- разом вскричали братья, сверкнув глазами.
-А мать! А жена с сыном!- продолжал Арсентий!

-Не глупите! Вы ничем не поможете! Всех развезут по Сибири и казахским степям. Мать, может, и пожалеют, старая ведь уже.  Ну не звери же!А Василису твою с сыном не тронут, отправят к отцу, позволят взять имущество, бедствовать не будут. Есть решение. Она ведь, середнячка, за вас не отвечает,- продолжал дядя Николай.
Через час поезд товарняк на Москву, садитесь, и втроем езжайте.  Вот сына, Евгения  тоже еле уговорил. Мы свое отжили. А вы, молодые, вам еще жить! Но он уже собрался.

Дядька Володя сказал жене Софии, чтобы быстро собрала парням в дорогу вещей понемногу, да продуктов, мясо завялилось, прокоптилось на первое время не будут голодать. Дал денег;
-Вот на первое время хватит. А там уж как жизнь сложится…

Братья нехотя собрались. Взяли вещмешки и по одному с интервалом в несколько минут направились к станции.
-Увидимся ли еще,- хлопая по плечу Тимофея, провожали со слезами на глазах Владимир, Николай, София парней.
-Будь за старшего, Арсентий,- пожимал руку отцу моему, его дядя Володя- вот какое страшное время, да…

Больше им не суждено было встретиться.

Поезд, с грохотом, подходил в станции, замедляя ход. Три рослые фигуры запрыгивали один за другим в последний вагон, скрываемые паром и дымом. Поезд шел на Москву.