Серая улика

     Молодой институтский лаборант почти выбежал из хозблока, под крышей которого размещается небольшая автостоянка, и прямиком направился к ветврачу.
     – Что с тобой, Серик? – вытаращил глаза поверх роговых очков человек с усами буденовского образца. – Кака ж из наших подопытных тварей тебя укусила?
     – Да подожди ты со своими скотскими шутками, Семеныч! – махнул на него рукой тот. – Здесь совсем другое… От моей машины пошел какой-то писк, что ли.
     – Ну и стоило так пужаться, аж штаны на бедра сползли? – равнодушно отреагировал ветврач. – Проверь натяжку ремня коленвала, и все тут.
     – Он в порядке… Только что уровень масла смотрел.
     – Тогда воздушный фильтр… наверное, забился.
     – Ты меня не по-о-онял. Я движок даже не запускал, а писк этот гребаный… с посвистыванием все равно продолжается.
     – Так бы сразу и сказал, пужли-и-ивый ты мой, – лукаво посмотрел на лаборанта Семеныч. – Врубаюсь в твою интригу исключительно как сосед и старший товарищ, которого ты иногда спасаешь от утренних опозданий на работу.
     – Вот и пошли быстрее, а то не стану «спасать» больше вооще, – немного успокоившись, нахлобучил на свои карие глаза бейсболку  дымчатого цвета и начал даже шутить Серик.


     По дороге к автостоянке дотошный ветврач спросил у него:
     – А зачем ты к своей «аудюхе» кинулся уже с утра… Собирался куда ехать?
     – Как «зачем»? Я ж вчера, после нашей пятничной «вечери», добирался домой на тролле. Мой «мотор» оставался здесь один, вот и решил наведать.
     – Тьфу ты! Я уже и запамятовал эту нашу традиционную сходку… Видать, старею… или перебрал вчерась спиртяшки малость? – почти елейным голосочком попытался выведать причину своей забывчивости ветврач.
     – Да, кайфово посидели… Даже вроде бы немного «разведухи» не допили, хоть бы никто не увидел…
     – Не надо, пужливый ты мой, так обильно этот чистейшей слезы продукт водой разбавлять… Тогда ж остатку никакого не будет.


     Подошли они к нежно-зеленой легковушке с большим пятиколечником на торце капота, когда его уже начали ласкать пробивающиеся сквозь окно лучи субботнего солнца. Огляделись – тихо как в тщательно вымытой после опытов колбе. Молча переглянулись. И едва ветврач, повернувшись к Серику, хотел уже заставить его самого произвести этот «писк», как он проявил себя сам. Сначала так тихо, словно украдкой, а потом все громче, протяжнее и пронзительнее. Завороженный этим необычным звуком, лаборант даже открыл зачем-то капот машины и стал осматривать там ременную передачу. А ветврач, не будучи ее хозяином, лишь безразлично поправил очки и устремил свой взор поверх кузова. Писк прекратился так же внезапно, как и появился.
     – Семеныч, а прики-и-инь, – зашептал под капотом лаборант. – Я только дотронулся до защитного днища, как он замолк. Может, это птенчик какой тут завелся?  Так запустить бы сейчас движок и… как ветром сдует.


     Еле удерживаясь от громкого смеха, ветврач лишь вспрыснул в кулак и задумчиво пробормотал:      
     – Ну и лабор ты, Серик… За что только тебе зряплату-то дают, ежели думаешь, что всего за сутки в твоей отдыхающей машине может птенчик завестись?
     И в тот же миг, как будто в подтверждение его слов, вновь что-то запищало. Но уже ближе к устремленному вверх взгляду Семеныча. «Ровно жалоба какая-то голосочек подает… и неужто она даже по моей части будет?» – подумал он. И велел все еще стоящему у радиатора машины ее хозяину настежь открыть въездные ворота. Солнечный свет мигом озарил пропахший разноликой жизнью автобокс. Ветврач поднялся на стремянку, присмотрелся к опять замолчавшей у потолка точке и заметил шевельнувшийся серый комочек. Прикоснулся к нему мягким кончиком тополиной веточки, и тут же раздался уже знакомый для них призыв:
     – Ппьии… пьи… помогите, позовите пьии.


     «Нашли, у кого просить, как у козла капусту… Мы же только и делаем, что уничтожаем вашего подопытного брата в нашей институтской лаборатории», – подумал Семеныч и громко объявил:
     – Это же мышата… Они у тебя, Серик, кушать просят или найти их мамку.
     Лаборант незаметно для ветврача аж передернулся, закрыл капот и подумал: «А не та ли случаем их «мамка», которую я вчера тайком от начальства засадил в клетку вместо погибшей по моей вине?» Посмотрел на знающего об этом одного лишь Семеныча и приподнял козырек своей бейсболки, освобождая зажатый ею внезапно вспотевший лоб. А тот тоже задумчиво снял, протер очки и, проверяя на свет их стекла, тихо спросил:
     – Ты серую ту замену, наш пужливый, не здесь поймал?
     – Я ж у нее материнских документов не спрашивал… Сама заскочила в мою коробочку с сыром, вот и унес к месту новой службы.


     Она же, не догадываясь о таком их диалоге, думала сейчас о другом – как выбраться из этой похожей на КПЗэшный «обезьянник» лабораторной клетки. Тем более что, когда начала выискивать для прорыва ее слабые места, соседки чуть, было, не подняли мышиный шум. Но серая бездомная питомица остановила их своим небывало для этой зоны грозно-жалостливым писком:
     – Пппио… помолчите и слушайте, разбалованные госхарчами мыши! Это ва-а-ам все равно: забьют после отработки опытов завтра или днем позже… Это вам акромя себя терять уже нече… А у меня там, на воле, остались детки голодные. И я должна…
     Найдя все-таки при их сочувственном и даже завистливом молчании эту маленькую проволочную лазейку, серая передохнула в темном лабораторном уголочке и направилась на запахи из соседней комнаты. «Надоть самой желудок пополнить и деткам своим обед принесть», – шевельнула мыслишкой она. Вошла туда осторожненько, как будто юность свою мышиную в кладовках соседских вспомнила. Огляделась и… юркнула прямо к месту, где вакурат вчерашним вечером провожали к солнечному горизонту мусульманскую жуму – «святую пятницу».
    

     Взобралась по деревянным ножкам наверх и чуть не всплеснула передними лапками. С удивлением помотала из стороны в стороны  головушкой и почти с чувством совестливого человека подумала: «Ну, и дисциплинка в ихнем научном да еще и госучреждении… Письменный стол, а на нем посредь бумаг и карандашей аж пять стаканОв, сырные, колбасные огрызки… Бардак какой-то. Даже с моим мышиным гнездом им, неряхам, не сравниться!»
     Перекусила теми остатками с «барского стола» и захотела напоследок также попить. Уткнулась глазенками и любопытством своим в невысокую прямостенную колбу: «Интересненько, что ж в ней за жидкость такая прозрачная?»
     Пискнула пару раз себе под нос и взобралась по рифленой стенке на стеклянную кромку. Заглянула внутрь, шевельнула усиками-«локаторами» и чуть ли ни с радостью пропищала:
     – Ойй, запах-то больно уж знакомый… ну, как в той клетке, где меня сутки держали.


     Но только хотела подумать о своих дальнейших действиях, как резко скрипнула входная дверь. Серая от неожиданности качнулась взад-вперед и свалилась в остатки разбавленного в колбе спирта. Успела лишь с писком вспомнить об оставшихся на воле «детках» и в бултыханьи захлебнулась. Когда к столу подошла виновница ее такого трагического испуга – уборщица в синей форменке, она уже не показывала признаков жизни.
     – Мама рОдная… Чо здеся творится… И мЫша така дорогая почему-то одна в колбе вверх лапками, вроде как купается… Може, то экс… экскремент у них такой? – прошептала женщина с тряпкой. Еще раз молча оценила загадочный антураж канцелярского места и тревожно поспешила к давшему ей «давеча очень сурьезный инструктаж» заву.
     …Вспомнил  сейчас о рабочем месте лаборанта и впившийся в него своим оптическим взглядом ветврач:
     – Ты вроде как сказал, что мы у тебя вчерась немного «разведухи» не допили… А со стола-то убрал?
     – Не по-о-омню, – замялся и тут же с предвкушением похмелья взбодрился Серик. – Что, разве пора идти заканчивать?
     – Да не идти, а пужаться и лететь туда надо, лабор ты наш необученный! – почти крикнул ему на ухо Семеныч. И сердито потянул козырек его бейсболки вниз, ударив им по кончику слегка искривленного носа.


     Едва они появились в двери кабинета, как здесь уже шумно жестикулировал завлабораторией. Глянул на них и нарочито тихим голосом,  словно съедая местами или заменяя звук «р», спросил:
     – Ччто, и на похмелку пхишли-таки, бгатцы-спиртокрадцы? А где еще тгое ваших вчеашних коллег по дегустации?
     – Не-е-ет, Абрам Ильич… ммы-ы-ы…, – попытался отпарировать почти по-гусарски прикрывший собой ветврача Серик.
     – Говоите, нет, не похмеляться? А-а, значит, поминать мышку заявились-таки, сегдобольные вы наши… И хоть знаете, ччто она стОит, эта сильно ва-а-ажная для нас линейная особь?! – перешел на должностной тон завлаб.
     Достал из нагрудного кармана своего белоснежного халата небольшую лупу и, как будто пытаясь более детально диагностировать случившееся, направил ее на серую утопленницу. Присмотрелся, едва не касаясь колбы  своей черной стриженой бородой, и с притопом заключил:
     – Вот ччто, я имею сказать, габотнички мои… Надуть меня, стагого евгея, еще никому не удавалось!


     Ветврач с лаборантом покосились исподлобья друг на друга и, словно сам дощатый пол стал стыдливо уходить из-под их ног. «Неужели он понял, что мышь-то эта никакая не линейная? Все, капец… сейчас и под статью подведет», – почти синхронно кольнуло тревожной мыслью их учащенно застучавшие сердца. Однако Абрам Ильич посмотрел на них (для пущей грозности) сквозь ту же лупу и вынес окончательный вердикт:
     – Даю вам две недели,гговно. Молодой погашает недостачу пяти литгов спигта, а стагшОй находит для гядущих опытов такую же мышь!
     Половицы под ногами виновников как бы снова вернулись на свое скрипучее место, и довольные таким исходом мужики согласно закивали головами. Но едва выскочили за уличный угол, как ветврач взял лаборанта за грудки:
     – Теперь слушай меня-я-я, обалдуй хренов! Возмещение спирта я беру на себя, а вот ты… ты выкорми в том гнезде замену такой же, как и сам, утонувшей дуры.
     – Ка-а-ак же я это сделаю, Семеныч? – в растерянности задрал вверх козырек своей бейсболки тот.
     – Мозгой и руками, как! Возьми у меня инстру-у-умент и… алга-вперед, лабор!


     – Ну, это, допустим, я понял, – укладывая в свой портфельчик полученные «причиндалы», буркнул Серик. – А вот как определить в том гребаном гнезде именно самку, а?
     – Как? А на ощупь, мой пужливый, на ощуп, – наконец-то разразился смехом ветврач. – Или можешь позвать на помощь даже шефа с лупой.
     – Да пошел ты...! Гинеколог блошиный тут еще нашелся… 
     И стал он теперь чаще выбегать от коллег тайком не к своей машине, а к мышатам. Научился поить их молоком из пипетки. Начал прикармливать детской смесью из инсулинового безигольного шприца. Потом отсадил в свою ловчую клеточку наиболее крепкую из них, максимально похожую на утопшую мышь, и стал подбрасывать ей зернышки проса, очищенные семечки, крошки хлеба. А когда подошел установленный срок, провинившиеся сотрудники с гордостью рапортовали: мол, ваше задание, уважаемый шефушка, выполнено!
    

     Однако их радость оказалась недолгой. Как ни караулили они новую поселенку лабораторной клетки, как ее ни подкармливали доппайком, она все-таки убежала. Воспользовалась тем же вариантом, что и ее серая «мамка». Только эта уже скрылась бесследно. Именно в день включения ее в опытные работы по выращиванию вакцинных штаммов холерного вибриона…
     И только теперь, когда даже Абрам Ильич понял их хитрую подставу, эта «серая» окончательно превратилась здесь в необратимую улику. Лаборант за свое творчество уволился по «собственному желанию» самого начальства. Ветврача же, учитывая его предпенсионный возраст, оставили… на пониженной должности. Поодаль от подопытных особей и этилового спирта.