Александр Второй. Эпоха Великих реформ

Дом культуры «Меридиан», Москва. 20.12.2000.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, сентябрь 2012.


О Великих реформах. Уже появилось достаточно авторов, которые сравнивали Александра II с его отцом Николаем I в пользу отца, которому, как здесь присутствующие знают, я нежно привязан как исследователь его истории, или чаще сравнивали с его сыном Александром III. Оказывается, вот как хорош был Николай I, а плохим оказался Александр II. Или вот как замечательно Александр III исправлял ошибки Александра II. Помилуйте, а не совершаем ли мы, ну, не как граждане, ведь присягу-то мы ему не приносили, а как русские люди, составляющие русскую нацию, некоего предательства? Ведь Александра III только посмертно назвали «Миротворцем», Александра I тоже посмертно и с немецкой помощью назвали «Благословенным». Этот титул вообще не мы, а немцы придумали, баварцы, дом Виттельсбах. А вот Александра II «Освободителем» назвали при жизни, назвал русский народ. Vox populi, vox Dei. Глас народа — глас Божий.


НАМ ВСЕ ВРЕМЯ ПОРТЯТ НАШУ ИСТОРИЮ

Как мы в последних публикациях беспощадно бесстыдны к тому, что государь Александр II осмелился иметь любовницу. Бог мой, у кого только не было любовников и любовниц! Нет, нет, я понимаю. Естественно, что сказано в Евангелии, мне ведомо. И единобрачие для меня не подлежит ни малейшему сомнению, ни малейшему осуждению. Но все-таки почему же мы припоминаем это Александру II? У него была — ну попался, простите, мужик — романтическая влюбленность в девочку, которая хранилась годами (!) и превратилась, как сейчас говорят, в сексуальные отношения только тогда, когда его престарелая супруга Мария Александровна, видимо очень достойная дама и государыня, просто уже не была женщиной. Разве он бегал и задирал подолы всюду? Он влюбился в девочку институтку и, как только смог, повенчался с ней. Грех покрыл, как сказал бы даже в XVII веке, любой христианин! Было совершено венчание с княгиней Юрьевской, урожденной Долгорукой. Так нет же, мы всё равно недовольны Александром II. Да, безупречный христианин в семейной жизни Александр III такого не совершил. А вот святой мученик и страстотерпец Николай II, судя по всему, по юности совершил. И ничего? Чтим? Не ухмыляемся? Не спотыкаемся? Да кто мы такие, в конце концов? Да, я согласен с тем, что к государю требования предъявляются выше, чем к его подданным. Но ведь история романтически красивая, и повторяю, что грех был покрыт. Ну повенчались же люди.

Нам всё время портят нашу историю. То надо сделать Николая I «Палкиным» или Павла I «тираном», то Николая II — «Кровавым»! А это ведь было трагическое народное прозвище государя, связанное с Ходынкой, не с его виной, а с тем, что на его коронацию произошла трагедия. Здесь важно понимать, что народ жалел государя. Народ сочувствовал государю. Народ понимал трагичность положения государя, у которого на коронацию, на день венчания, пролилась кровь.

Вот Александр II, между прочим, пошел на максимальный риск для православного государя. Он отложил свою коронацию почти на два года, чтобы не быть венчанным в дни войны. Шла Крымская война, мир не был заключен. И Александр II мужественно отложил царское венчание. Можем ли мы на этом основании тоже его осудить и сказать, что он два года не был государем, а был узурпатором? Найдется ли язык, который повернется произнести такое? Языков-то много, но я говорю не про радио с телевидением, я говорю про русских людей.

Так вот, государь Александр Николаевич был одним из самых образованных русских государей в истории. Его можно сравнивать только с Павлом I и Николаем II. Александр I, как мы заметили, получил ненациональное и несистемное образование. По трагическим обстоятельствам Николай I и Александр III не были первыми наследниками, то есть не воспитывались как наследники престола. Александра II готовили быть государем. Его воспитателем был Василий Андреевич Жуковский. Ни у одного наследника престола в русской истории такого воспитателя не было никогда! Знаете ли вы, господа, что император Александр Николаевич — единственный русский царь, который получил за боевые заслуги орден Святого Георгия?

В 1876 году возник конфликт в Сербии, о котором мы совершенно забыли, к сожаленью. Турки бросили туда карательную акцию. Надо сказать, что Сербия была полувассальной, и Сербия пользовалась большими правами автономии в отличие от Болгарии. Смотрите 8-томную «Историю XIX века» под редакцией Лависса и Рамбо. Есть два советских издания, найти нетрудно. Турки бросили карательную армию. Началась резня, как полагается. Государь собрал кабинет. Министры, простите, наделали полные штаны. То есть, все сочувствовали сербам, и тем ограничивались министерские выступления. И тогда слово сказал император. Он просто приказал канцлеру, известному последнему лицеисту и соученику Пушкина, Александру Михайловичу Горчакову отдать немедленное министерское распоряжение. Получив телеграмму, посол в Константинополе потребовал немедленно отозвать войска из Сербии под угрозой в противном случае покинуть столицу Турции. И войска были отозваны. Господа, заметьте себе, как высоко стояло имя России. Угроза отзыва посла вызывала отмену карательной акции. Того хватало. Не разрыва отношений, не объявления войны, а только предупреждения нашего посла государственному канцлеру и министру иностранных дел (рейс-эфенди). Как низко мы пали! Мне вот задали вопрос, есть ли нам в чем каяться. Да, есть, вот в этом. Нам должно было хватить веса, когда началась еще не Косовская, а Боснийская ситуация с сербами, предупредить, что мы отзовем посла не из Вашингтона, а всего лишь, например, из какого-нибудь Брюсселя, чтобы там губешки подобрали. Вот в этом надо каяться каждый раз. Запишите это в покаянную записку.

Когда в следующем 1877 году эта мера не подействовала, государь решился начать последнюю русско-турецкую войну. И ведь Россия знала, что не будет иметь территориальных приобретений, что точно ничего не завоюет, что мы воюем только ради освобождения братьев наших, восточных христиан на Балканах, единственно только в этом смысле, что других смыслов войны нету. И мы воевали.

Но не всё было ладно во внешней политике Александра II. И тогда мы болели болезнью, которую не могу назвать русской. Другие народы поступали так же. И тогда тоже, например, мы готовили Плевненский штурм ко Дню тезоименитства государя. В итоге — огромные людские потери, вот часовня стоит напротив Политехнического музея. Но мужественный император, когда узнал, плакал, по шапке дал, кому положено, траур наложил. Тогда мы не хвастались этим, как сейчас некоторые стараются хвастаться победами Жукова, который расплатился четырьмя бойцами за каждого бойца противника. Да за это не маршалом делают, не Орден Победы вешают, за это свободный народ генерала просто вешает! Так поступили бы англичане, пора бы поучиться. Но мы не так воевали при Александре II.

Была ошибка в проигранном Берлинском конгрессе, когда на нас навалилась вся Европа, и мы, может быть, слишком преждевременно уступили итоги Русско-турецкой войны 1877-78 годов. Этот материал подробно расписан и всем известен, почитайте. Это не позор государя, но, может быть, ошибка государя.

Признавая поразительное мужество царя, признаем его, наконец, и подлинно великим реформатором. Ведь он все-таки при жизни стал царем-освободителем. Реформы Александра II «Великими» назвали при его жизни. Причем, у нас тогда не было ни «политбюро», ни «главлита». Никто не спускал вниз постановление: «Реформы 1861-го обозначать «Великими». Статс-секретарь такой-то». Не так мы жили, такого ведомства просто не было. То была другая эпоха, не советская. Так вот, «Великими» их назвали при его жизни, и твердо называли при его сыне Александре III, о котором мы еще будем говорить. К шестидесятилетию реформ вышел шеститомник в роскошном издании «Эпоха Великих реформ». В хороших библиотеках, например, в Московской городской на Пушкинской площади он, естественно, имеется. «Великими» их назвали тогда. Что можно сказать о реформах? Это земельная реформа — освобождение крестьян в 1861 году. Смыкающиеся друг с другом земская и городская реформы 1862-1864 годов. Судебная реформа, судебные уставы 1863 года. По сути, я назвал четыре реформы. И, наконец, военная реформа, в основном 1871-1874 годов. За одно царствование, не такое уж продолжительное.


ЗЕМЕЛЬНАЯ РЕФОРМА

Блестящим аналитиком и критиком первой, земельной реформы, то есть освобождения крестьян, является известнейший русский историк Василий Осипович Ключевский. Обращаю вас к детальному разбору в последней лекции его «Курса Русской истории». Есть у него и особенный очерк «Освобождение крестьян» (видимо, «Подушная подать и уничтожение холопства в России»). Я следую Ключевскому вкратце.

Отец Александра II, Николай I светлой памяти, первым сказал, что «между государем и народом стоит десять тысяч столоначальников», то есть средних чиновников. Александр II первым пытался это преодолеть. Именно Александр II решительно привлек общественных деятелей, прежде всего славянофилов, например, Юрия Самарина, к проведению реформ.

Земельная реформа была проведена с огромными огрехами. Поразительно, что та реформа, на которой основывались все остальные, была сделана хуже остальных. Почему? Поясню. Перед государем, перед его министрами, перед общественными деятелями стояла труднейшая задача — задача разрешения проблемы двойной собственности! Об этом я говорил подробно в моем курсе. Но напомню, потому что это очень важно для вас. Особенно для тех, кто преподает или воспитывает кого-то. Петр I, уравняв поместье и вотчину, совершил страшное деяние, хотя, конечно, он не того хотел. Уж тут-то злодейство я Петру не припишу. Да, страшное деяние, ведь поместье было заработной платой. Поместье было государственной собственностью и давалось дворянину во временное владение как оплата его воинского труда. Земля, из которой состояло поместье, была государственная. Но с нее не только нельзя было переселить крестьянина, ее нельзя было и отнять у крестьянина. Понимаете? Крестьянина нельзя было переместить с этой земли, крестьянин привык воспринимать ее как свою собственность. И собственник был один. А когда поместье приравняли к вотчине указом Петра, возник второй собственник на одно и то же имущество! Уверяю вас, что проблема собственности — это серьезно.

Вот, например, у нас только что украли всю нашу собственность в два акта. В 1917-20 годах у нас отняли, украли нашу собственность, обобществив ее, национализировав, огосударствив ее, а впоследствие, в 1990-е годы актом Горбачева и Ельцина у нас вторично ее украли, приватизировав. Неслучайно приватизацию в народе прозвали «прихватизацией». И всё же эта земля, эти недра, эти леса, эти фабрики и заводы есть наше имущество, дважды у нас украденное и подлежащее возврату тем или иным способом. Я предпочел бы, конечно, менее кровавый.

Но таких трюков русские люди, в том числе и государи Александр II и Николай I не делали. И у них обоих, у отца и сына, как сказала бы нынешняя молодежь, которая в зале, несомненно, есть, «крыша ехала» от разрешения тяжелейшей проблемы — проблемы двойной собственности! Собственность неприкосновенна. Даже абсолютный государь не посягает на собственность своих подданных, потому что это непостижимо, это означает, что государь становится вором. Людовик XIV мог сказать, если действительно сказал: «Государство — это я!». Но он никогда не говорил: «Всё во Франции — моё!». Ну, право же, он ведь себя жуликом не считал. Это невозможно совершенно. Вот в чем тяжелейшая проблема, которую пришлось решать царю-освободителю. Он ее разрешил и притом хорошим способом: он частично бросил ее в общественность. К сожаленью, полуторавековое наследие крепостничества сделало общественность-то очень маленькой. Оттуда все ошибки земельной реформы. В сущности их две.

Первая ошибка. Крестьян лишили части их земли. И сделали это довольно гнусно. Распущенность помещиков сыграла свою роль. И у меня в предках есть дворяне, мало, правда, я не претендую. Но все-таки решусь их обвинить. Ключевский подробно это разбирает. Дело вот в чем. В губерниях и уездах центральной России дворяне, которые решали всё в уездных комиссиях по расценкам, были заинтересованы в том, чтобы крестьяне приобрели по возможности больше земли. Потому была создана поощрительная система выкупных платежей. То есть, крестьянину предлагалось в губерниях Московской, Тверской, Рязанской следующее. Вот надел, которым ты владел при помещике. Он делится на четыре части. Ты можешь выкупить одну четверть, половину, три четверти или всё. Рассрочка — 50 лет. Но крестьян поощряли выкупать, потому что за первую четвертушку, за которую он всё равно обязан был заплатить, он платил половину всей суммы выкупных платежей. Половину! За вторую четверть — половину от оставшегося, то есть одну четверть. А за третью и четвертую четвертушки — по одной восьмой, естественно. Расчет был на то, что, если крестьянин решился выкупать дорогую первую, которую он не может не выкупать, ибо он обязан как налогоплательщик, то уж на остальные он тоже пойдет, как оно и было, естественно. Так же было и в северных губерниях, где почти не было помещичьих владений, где жило государственное крестьянство, то есть лично свободное.

Это было замечательно, но в черноземных губерниях, где помещик хотел удержать землицу за собой и где более плодородная земля была гораздо дороже (она уже при Николае I была расценена), крестьянину предложили поровну платить за каждую из четырех четвертушек того надела, которым он владел при помещике. И крестьянин пугался. Пугался он зря. За 50 лет он мог бы выплатить еще и больше. Но крестьянин никогда таких денег в руках не держал. И его сумма страшила. В итоге уходили на половинные или даже на четвертушечные наделы. И возникла страшная проблема. На слишком малом наделе крестьянин не мог разбогатеть. Он еле-еле мог прокормиться и платить налоги. У него не было стартовой мощности. Ему при любом труде не на чем было богатеть. Это была первая ошибка реформы. Ключевский отмечает, что полтора миллиона крестьян сидела на таких четвертушках в черноземных губерниях. Ну, а революционная сволочь на этом, конечно, спекулировала. Если вы вспомните то, чему вас учили в школе, с подачи «эсеров» это называлось «вопросом об отрезках». «Отрезками» они называли как раз ту землю, что не досталась крестьянину после освобождения. Не досталась, потому что неаккуратно провели освобождение.

Вторая ошибка. Крестьянин получал землю не в собственность, а в надельное владение. Русский человек вообще не признает полной собственности на землю, о чем я уже говорил в своем курсе. Это — наследие скотовода славянина: «быки мои, но земля общая». Славянин — исконный скотовод, а не земледелец. И германец был исконным скотоводом, но он утратил это. А русский человек до сих пор сохранил мировоззрение скотовода, оседлого, конечно, не кочевого. Главная ценность — скотина, а земля — Божья. Была совершена вторая ошибка. Крестьянин получил землю в надельное владение. То есть, вроде бы выкупные платежи платил он. Но получал он не землю, а право пользования в рамках общины. Община же тем самым сохранила право коренного передела по уравнительной системе. А уравнительная система почти всегда неправа, а может быть, и всегда неправа. Коренные переделы действительно проводились сельскими и волостными сходами по числу едоков. То есть, если одна семья размножилась — на все Божья воля, у кого сколько детей рождается — то им надо земли прибавить, а у этих вот уменьшилось, им надо земли убавить. Это вызывало чудовищные последствия. Крестьянин не хотел интенсифицировать свое землепользование. А зачем, если сегодня земля моя, а завтра не моя? Ну, конечно, русский крестьянин был православным, он не мог привести землю в состояние полной, безнадежной гибели. Есть хорошее японское слово, я очень его люблю, оно по-русски хорошо звучит, земля, которая уже ничего не производит, убитая земля: «кагай». Хорошее слово, понятное русскому человеку. Так вот до состояния «полный кагай» русский мужик землю довести, конечно, не мог. Но и поддерживать ее он тоже не хотел. Ведь пройдет коренной передел. Зачем же возиться с навозом или с дорогими удобрениями? Чилийскую селитру тогда уже привозили. Но использовали ее помещики. Им был смысл вкладывать капитал в улучшение почвы, а крестьянину не было, потому что коренной передел пройдет.

Это наша очередная национальная ошибка. Первой нашей национальной ошибкой, если вы помните, я считаю, было то, что мы не открыли православный университет в конце XV века. Остальные ошибки были не национальными. Они были государственными, если хотите, бюрократическими. Вторая национальная ошибка есть наша земельная реформа. Она именно национальная, потому что бюрократы хотели сохранения общины и общинного землевладения, потому что она была лишним полицейским крючком, полиции ведь было мало, раз-два и обчелся. А тут сама община будет полицией. Революционеры вроде Герцена и их сочувствующие хотели сохранения общины, потому что улицезрели в общине прообраз будущего социализма. Революционеров было мало, но сочувствующих, к сожаленью, было много. А славянофилы поддерживали общину, потому что она — наша русская национальная, не замечая того, что за XVIII век и первую половину XIX века общину изуродовало крепостничество. Община была уже не та. А та была, но на севере. Прочитайте мою статью «Русский север». Там не было крепостничества. Потому там сохранилась старинная славяно-русская община. Об этом мы будем говорить на втором семестре. Земельная реформа Петра Аркадьевича Столыпина была необходима уже в 1861 году. Мы по двум параметрам неправильно провели освобождение крестьян с наделением землей.


ЗЕМСКАЯ И ГОРОДСКАЯ РЕФОРМА

А вот другие реформы прошли хорошо. Земская и городская реформа, наконец, свела дворян, купцов, мещан и крестьян в одни собрания для решения общих дел. Была ли это «полная демократия» (как ее извращенно понимают сейчас)? Нет, конечно. Демократия была цензовой. Но если вы обратили внимание на еще одну мою статью «Демос и его кратия», демократия и бывает только цензовой. Бесцензовой бывает охлократия — власть толпы, а это плохо, трагически плохо. Конечно, в уездных и губернских учреждениях помещики имели наилучшие условия для представительства, городские домохозяева (официальная категория, включавшая купцов и мещан) — худшие, а крестьяне — еще худшие. А как иначе провести земскую реформу? Дать всем полное равноправие даже по домохозяевам, по главам семейств? Тогда единственные культурные центры, в том числе просто культурные центры, ветеринарию, уровень земледелия, благоустройство, например, обсадку дорог деревьями, мог поддерживать только помещик. Крестьянин не стал бы тогда еще этим заниматься. Утопить демократию в крестьянском море? Нет, государь-освободитель сумасшедшим не был. Да, это была цензовая, неравноправная, но настоящая демократия! Но впервые крестьяне и дворяне начали вместе заседать в одних учреждениях. И это дало поразительные итоги!

Ну, во-первых, Россия стала грамотной. Грамотностью занималось государство. Грамотностью занималась церковь, и очень много, я еще скажу об этом. Едва ли не каждая вторая начальная школа была церковно-приходской. Но грамотностью занималось и земство. Взрыв этого земского стремления к просвещению народа действовал и на церковь, и на государство. В итоге все учились в школах к 1908 году. Это разве большой срок? Посчитайте. 1862-ой — 1908-ой. Это слишком много от уровня екатерининской безграмотности к тотальной грамотности! Да, тотальной, потому что учились все! Нам потом с вами лгали, что мы ликвидировали безграмотность стараниями Нади Крупской. Да, правда, ликвидировали. Но та безграмотность была приобретена гражданской войной. Для конца 1920-ых годов совершенно «нормальной» ситуацией в сельской семье, к сожаленью, было то, что старший сын грамотен, а младший неграмотен, потому что старший успел учиться до революции и начальное образование получил, а младший как раз попал на гражданскую войну, когда школ не было. В истории довольно много печальной правды. Но надо трактовать еще разумно, зная материал. Итак, грамотность.

То, что здравоохранение было убито Екатериной II, ограбившей монастыри, я говорил вам в свое время. Земство вернуло медицину в сельскую Россию, в аграрную Россию. Уделять внимание деталям не буду. Чехова читали. Булгакова, надеюсь, мои любимые «Записки юного врача» тоже читали. Есть большая литература по этому предмету.

Но самое поразительное, что по интенсивности ветеринарного и агрономического обслуживания населения, Российская империя была второй страной мира. Знаете, после кого? После Италии. Вы представьте себе и сравните территорию Италии и территорию Российской империи. Второй! Вот, что такое земство! Вот чем могла быть Россия и чем была!

Ну и, наконец, дороги. Чисто дворянское земство дорог наладить категорически не могло. Не получалось почему-то. Я не исследовал этот вопрос, но знаю, что с дорогами в России первой половины XIX века было плохо. Во второй половине сразу стало хорошо. Как началось земство, так везде появились дороги. Но вы не беспокойтесь, они уже исчезли. Мы тех дорог уже почти не видим. За XX век мы их просто потеряли. Их просто стало некому поддерживать за отсутствием земств. Мы тогда решили проблему коммуникаций. Я говорю не о железных дорогах, естественно, а о «шоссеированных», как тогда говорили, то есть улучшенных грунтовых. И они были везде. Я даже знаю выкладку этих дорог. Как историк архитектуры, я с этим многократно сталкивался. Вот остатки дороги, сделанной при государях (Махнач показывает фотографии). Она выбита, естественно, ее не поддерживают. Вот так тогда делали дороги. Я много раз это видел. Здесь видел, за Уралом видел. Я знаю, как это выглядит. То была блестящая реформа — земская и городская реформа Александра II.

Приведу вам одно сопоставление в числах. Суммарный бюджет земств, включавший государственные отчисления, аренду, налоги на недвижимость, естественно, немного благотворительных поступлений, был при последнем нашем государе императоре равен примерно 50% государственного бюджета. Суммарный земский бюджет был в два раза меньше, чем бюджет государства! Нам с вами сейчас это может только сниться. Мы можем предложить это Путину или совету федерации? Ну, разве только спьяну. Вот уровень процветания России!


СУДЕБНАЯ РЕФОРМА

Судебную реформу мы срисовали с уровня достижений тогдашней Европы. Что мы получили сразу и что мы имели до того? До того мы имели закрытый полицейский суд. То есть, не обеспечивалась гласность судопроизводства. В XVII веке гласность судопроизводства обеспечивалась, а в XIX веке нет. Состязательный процесс обеспечивался при Иоанне III в XV веке, но не обеспечивался в начале XIX века. Мы получили сразу гласный суд, состязательный судебный процесс, то есть, когда защита и обвинение равноправны, а судья нейтрален. Мы получили суд присяжных. Он был зафиксирован у нас еще в Судебнике Иоанна III в 1497 году, а в XIX веке его уже не было. Мы, конечно, срисовали его с англичан — 12 присяжных. Но какая разница, с кого срисовать, если мы восстановили свою национальную традицию. У нас это было, но мы это утратили. Мы впервые получили профессиональную, законно выступающую в суде адвокатуру. Кстати, назывался у нас адвокат «присяжным поверенным». А неполноправный, который ему помогал или выступал в гражданском, а не уголовном деле, назывался «помощником присяжного поверенного». Так же точно, как в англосаксонском суде выступает barrister (адвокат) или solicitor (стряпчий, помощник адвоката). Если вас спросят когда-нибудь, кем по окончании университета служил Владимир Ильич Ульянов (будущий «Ленин»), отвечайте — помощником присяжного поверенного. Был бездарен, проиграл все дела. Осталось заняться революцией.

Кстати, Александр Федорович Керенский тоже был помощником присяжного поверенного. Но не знаю, настолько ли он тоже был бездарен. Дальше он не продвинулся, присяжным поверенным не стал. Революция казалась ему серьезнее.

Позволю себе отвлечься на секунду. Великий русский мужик Лукьян Иванович Солоневич при всех его ошибках в «Народной монархии» отмечает, что вот Ключевский был великим историком и потому политикой не занимался, а его ученик Милюков был бездарным историком и потому стал лидером политической партии. И ведь прав был Иван Лукьянович!

Однако перенесемся в судебную реформу. Мы не просто получили сразу очень много: адвокатуру, состязательный процесс, гласность. Наш суд оказался человеколюбивее западного суда. Приведу пару примеров. Русский прокурор имел право, прописанное в законе, уже в ходе процесса по окончании следствия, убедившись в невиновности обвиняемого, отказаться поддерживать обвинение. Как вы понимаете, суд на этом закрывался. Судье было нечего делать. Французский прокурор такого права не имел и должен был поддерживать до конца. Или еще, русский судья не мог отменить решение присяжных не в пользу обвиняемого, но мог отменить их решение в пользу обвиняемого, если видел как юрист, что присяжные ошибаются. Это означало, конечно, новое слушание дела, не помилование, не оправдание, а запуск очередного процесса. Вспомните «Воскресение» Льва Толстого. Фильм, наверняка, видели, хотя эту гнусную беллетристику, которую даже нельзя назвать литературой, наверное, не все читали. К моменту написания кощунственного «Воскресения» Толстой, видимо, писателем быть перестал. Коллизия с героиней книги основана как раз на этом, что судья видит явную ошибку присяжных, понимает, что это случай применения статьи. Он должен отменить вердикт, но он торопится закончить дело, и он обвиняемую предает, он ее бросает. Там вообще всё дело висит, и основано как раз на этой коллизии, что присяжные ошибаются, а судья может отменить вердикт. А ведь во многих странах судья не может отменить вердикт даже в пользу обвиняемого. То есть, судебные уставы Александра II — это один из случаев удивительно человеколюбивого суда, созданного в практике мировой истории.


ВОЕННАЯ РЕФОРМА

Ну, а что касается военной реформы, то заинтересованные лица могут почитать «Историю Русской армии» Керсновского. Она во многом была неправильной. И военный министр Милютин при всей его чиновной либеральности во многом ошибался. Но главное было сделано. Армия была переведена на закон о всеобщей воинской обязанности, потому что заниматься рекрутским набором после уравнения сословий в правах было уже невозможно. Это, главное, безусловно, было сделано.


«ТЫ ПОБЕДИЛ, ГАЛИЛЕЯНИН!»

Оставалась одна реформа — созыв государственной думы. Проект был готов. Государственная дума была бы беспартийной. Партийность погубила государственную думу при Николае II. Партийность недопустима для демократии понимаемой по-русски. Русские — старинные демократы. Наша демократия уходит в глубокое языческое прошлое. Но отнюдь не западная болезнь партийности. В 1881 году мы могли, еще не рискуя заболеть партийностью, созвать государственную думу, и государь был готов подписать соответствующий документ. Это была не измена самодержавию. Это был возврат к самодержавию XVII века, к самодержавию с земским собором. Обратитесь к нашим прошлым, прочитанным лекциям.

Но это было революционной сволочи уже окончательно нестерпимо. Для монархиста Александр Иванович Герцен, конечно, выглядит мерзавцем. Но на фоне прочих революционеров он выглядит почти ангелочком с крылышками, «благороднейшим» среди революционеров. Так вот, еще Герцен мог написать статью в своем «Колоколе» под заголовком «Ты победил, Галилеянин!» — слова умиравшего императора Юлиана Отступника, обращенные ко Христу. Ему хватило дворянской чести написать эту статью. Но последующие революционеры простить государю проведение столь блистательных реформ уже не могли, а я довольно строг был сегодня и указал все ошибки. И на императора началась омерзительная, чудовищная охота, бесстыдная охота. Русские люди, между прочим, своего царя спасали.

Первое покушение Каракозова сорвалось, потому что мещанин Комиссаров дал ему по рукам в момент выстрела и тем спас императора. Храбрость императора достойна не то что романа, оперы достойна. Третье покушение произошло потому, что он не позвал эскорт, потому что ему было смешно ехать с эскортом из главного штаба через Дворцовую площадь в гвардейский корпус, а не пойти прогуляться. Вы представьте себе Ельцина, гуляющего в одиночестве, или Клинтона. Интересно, правда? А русские государи просто так ходили, как ходили византийские, как ходили римские в одиночестве. А народ шапки снимал и кланялся. В ногах не валялся, русские люди были гордые, но государю, естественно, шапку ломали. И он пошел через Дворцовую площадь один. Вышел из главного штаба. Вот арка главного штаба, справа гвардейский штаб, впереди Зимний дворец. Император идет через площадь. На площади никого, только жандармский полковник со смешной фамилией Пирамидов. И еще человек со странным взглядом, который идет навстречу. Господь соблюл государя. Государь был совершенно безоружен. А странный человек вытащил револьвер и начал стрелять. Императору пришлось бежать. А что может сделать безоружный человек, когда в него стреляют из револьвера? Государь бежал, а мерзавец в него стрелял. А наперерез бежал жандарм, у которого не было при себе огнестрельного оружия. Была только сабля. Ангел-хранитель решил иначе. Первым добежал жандарм и убил гада. Не вывелись еще русские офицеры, не перевелись. Но после того государь один уже не ходил. Как это мерзко на самом деле!

Я вспоминаю замечательную картину. Забыл художника, хотя имя известное. Император Николай I едет по Дворцовой набережной. Маленькие легкие саночки, жеребец-рысак, кучер, и в кирасирской каске, закутанный в шинель, больше ничего по-офицерски, не в шубах же, строго сидит Николай Павлович. И ничего, и никого. Никакого эскорта. Кучер не защитит, он впереди, он рысаком управляет. Так ездили русские цари! Вот чего нас лишила всякая сволочь! (Николай Сверчков. «Николай I в санях». 1895 год)

Ну и последнее. «Народную волю» раскрыли. Жандармы и полицейские чиновники готовы были арестовать последних. Их бы поймали в ближайшие дни. Но горд, очень горд был государь-освободитель. Упрашивали его не ехать. Просил его Лорис-Меликов, председатель совета министров и министр внутренних дел. Просила его супруга, княгиня Юрьевская не ехать в Казанский собор на освящение знамен гвардейского корпуса. Но разве русский царь может не поехать на освящение знамен в собор! Это место вы все знаете. Храм Спаса-на-Крови на Набережной Екатерининского канала. Но даже в этот момент императора охраняло шесть казаков. Никакого полицейского оцепления при возвращении главы государства не было, хотя было точно известно, что он под угрозой. Взрыв первой бомбы. Я знаю эту фотографию и что было с каретой после взрыва первой бомбы. Кучер погиб от ранений щепками. Как можно было выйти практически без царапины из этого экипажа? Зачем? Но русский царь есть русский царь. И русский царь видел, что погибли двое казаков, что умирает кучер, что у мальчишки, прислужника, ученика булочника, оторвало руки. И он подошел к убийце: «Вы видите?» Подлетел в санях полицеймейстер Петербурга: «Ваше величество, я умоляю вас покинуть это место!» Вот наша вина. Мы тогда уже разучились действовать.

Когда-то, на сто тридцать лет раньше, Фридриха Великого Прусского на поле боя под Кунерсдорфом спас гусарский ротмистр, который просто схватил его, перекинул короля через седло и ускакал. Если бы думали не о чинах, а о драгоценности жизни государя, надо было пойти на всё, лишиться всего, всей карьеры. А этот полицмейстер и не лишился бы. Хватать надо было государя за шиворот, кидать в сани и нахлестывать лошадей. Но полицеймейстер на такое не решился. И тут вторая бомба…

В страшный день, 1-го марта 1881 года, естественно, по русскому календарю, а по нынешнему 14-го, считайте, что состоялась наша похабная революция. Она началась. Если больше нет вопросов, то с вашего позволения я закончу.