Чудище обло, озорно, стозевно, и лаяй

       Изречение Тредиаковского, впервые прочитанное в школе в учебнике русской литературы (в году примерно 1955-57), припомнилось мне в связи с просмотром кинофильма под названием "Левиафан". Об этом фильме есть статья в Википедии, он был показан в 2014 году на Каннском кинофестивале и получил там "Золотого орла".
       И есть этот фильм в Интернете с английскими субтитрами. Вот и поглядел. Поскольку читатель может сам поинтересоваться о нем с помощью монитора своего компьютера, не буду особо расписывать ни сюжет, ни перипетии. Скажу только, что фильм реалистичен, герои и ситуации узнаваемы, фильм вызывает и сопереживание, и целую палитру откликов чувств. Все, что там изображено, встречается в тысячах, в сотнях тысяч житейских историй.
       Но!
       Фильму далеко до высоких кинопроизведений советского времени. А их было немало. Судьи и ценители на Западе были восторженно шокированы текстами и подтекстами. Критики уже отписались, а рядовой зритель еще ничего не видел.
       Я же хочу высказаться об одном очень важном моменте. Неприятно поразил меня отборный мат-перемат в устах героев, который рассыпан по всему фильму. Я впервые такое увидел в российском кинематографе. И могу сказать об этом сюрпризе только одно: ЭТО ПАКОСТЬ, МЕРЗОСТЬ и ГНУСНОСТЬ. Искусство российского кино существенно обеднело, снизило свою значимость, вышло из разряда высоких стандартов. Оно перейдет в низкопошибный хлам, если подобное станет широко распространенным явлением на экране. Повидимому авторы подобных кинолент, кто практикует воспроизведение матерщины в своих изделиях, не понимают в полной мере назначение искусства кино, которое несет в себе в том числе и воспитательное назначение, а не только реализм. И его воспитывающее начало является, может быть, самым важным средством поддержания нравственности человеческого (российского) общества.
       Матерщина на киноэкране сродни порнографии: та ведь тоже, вроде бы, отражение реальной жизни человека, но, слава Богу, порнографию еще (пока что) не показывают в общественных кинотеатрах.
       Деградация российского населения как раз и подтверждается, в частности, безудержной матерщиной в повседневной жизни. Это же дикость, когда я слышу матерщину на улицах городов, когда проходят мимо муж и жена, или даже юноша и девушка, и из уст юнца льётся отборный мат, а женщина (девушка) даже ухом не ведет, слушает, внимает. Могу напомнить, как общественная деградация, нравственная атмосфера в людских беседах постепенно, постепенно, так сказать, медленно, исподволь развивалась.
       Было время, когда в СССР существовали отдельно женские школы и отдельно мужские. Я начинал учиться в мужской школе номер сто пять в городе Одессе. Одним кварталом ниже находилась женская школа номер тридцать шесть. Девочки этой школы представлялись нам существами какого-то совершенно иного мира, существами высшего порядка.
       В 1955 году решением правительства СССР объединили мужских и женских школы. Хорошо ли это, плохо ли, пусть теперь кто-то выскажется. Мне теперь кажется, что отрицательного в этом объединении больше, чем положительного. Не дай Бог, чтобы какой-нибудь мальчик в то время в присутствии девочки употребил какое-то неприличное слово! Его тут же две-три девочки сурово одернут и потребуют, чтобы извинился за оскорбление их чувств. Девочки долго на него обижались за невоздержанность. Помню однажды строгая девочка из нашего класса с размаху влепила Женьке Новикову пощёчину, когда услышала от него рядом с нею парочку крепких матерных слов. Женька тогда ничего ей не сказал... И больше не матерился рядом с девушками.
       Бывало в те времена ругнется кто-то из ватаги мальчишек в трамвае, а стоящий рядом пассажир услышит. Что тут начнется! Весь трамвай обрушится на нарушителей общественной морали, и мальчишек заставят покинуть вагон на ближайшей остановке. Возможно, что сегодня мне кто-то и не поверит, но я могу поклясться, что так было.
       В нашей семье матом не ругались - ни мать, ни отец. Учиться мату автор настоящей миниатюры получил возможность в школе, среди мальчиков. Случилось такое где-то во втором или третьем классе... Сначала матерные слова было даже воспроизводить стыдно (повторять про себя). Кстати, в раннем детстве бабушка наставляла внука, что говорить нехорошие слова - страшный грех, "Боженька накажет".
       Русский мат - вещь серьезная, сложная. Писать о нем, анализировать эту сторону жизни трудно, она требует много времени, и осмысления, всестороннего анализа, как и препарирование общественной морали вообще. Нравственность народа раньше была выше. Вспомните, как гитлеровцы удивлялись, что молодые русские девушки, попавшие к ним в плен, были девственницами. Но она, мораль, постепенно сползала, по кирпичикам рушилась, фундамент растрескался, и вот все здание морали рухнуло. Моральный распад советского общества начинали хрущевцы. "Люди работают", как Никита говорил о своих коммунистах-подельниках, им нужно немного свободы. И свобода спускалась сверху донизу. "Коготок увяз - птичке пропасть". Распад происходил сверху, и исподволь, ржавчина сытого быта и вседозволенности постепенно разъедала души, и плесень стала расползаться сверху вниз. Кстати, и у церкви русской православной рыльце тоже в пушку. 
       Если говорить о фильме "Левиафан", то надо сказать, что фильм несколько сумбурен. Всё как-то уж не очень умно перемешано. События развиваются рваными кусками. Этот внезапный идиотский секс был на экране вообще совершенно неуместен, внезапен, неожидан. Нормальные русские люди, которых мы знали и видели, среди которых прожили годы, десятилетия, три-четыре десятка лет, так не поступали, не поступают, и поэтому "реализм" тут передёрнут. Так что подробно говорить о фильме особо и не хочется. Некоторые критики вставляют сюда даже такой оборот, как "путинская Россия". Причем здесь Путин? А почему не ельцинская? Почему не горбачевско-андроповская?
       Все скороспелые философы должны зарубить себе на носу самую великую мудрость на свете:  "Если характер человека определяется обстоятельствами, стало быть, обстоятельства должны стать человечными". Сталин был великий человек, он сумел прорваться из самых низов через тернии к звездам. Он был человеком страстной идеи, великой мечты, способности его были огромны, но ему недоставало оппозиции. У него было слишком суровое и жестокое детство. Не было противовеса. Он не успел рядом с собой оппозицию создать, подобрать, воспитать достойных учеников и продолжателей, не хватило времени, не хватило собственного критического отношения к себе. Наши недостатки - продолжение наших достоинств. И светлая мечта о новом справедливом обществе растаяла, испоганилась, превратилась в хрономираж.

"И губят песню сытость, ложь и проза.
Спасти ее - задача из задач!".
(Владимир Солоухин)