Студенческие шалости

               

«Школьные годы чудесные…», – пели мы, восхищаясь нашим детством, хотя и полуголодным послевоенным. Но вот они остались в прошлом, и мы оказались в стенах института. Студенты! Свобода! Свобода от родителей, классного руководителя, завуча, директора. Одеваемся и стрижемся «стильно». Можно курить и даже выпить «три семерки». На танцах станцевать танго и «фокс». Ходим на «вечера» в институты, где учатся преимущественно девушки. В нашем техническом вузе – в основном мальчики и немного некрасивых девочек. В общежитие возвращаемся поздно вечером – после долгих провожаний. Питаемся в студенческой столовке, едим по минимуму: котлета, каша манная, чай – два сахара, в обед добавляем борщ или дешевый суп гороховый. Хлеба берем по максимуму (он бесплатный). На лекцию бежим в учебный корпус, не одеваясь в любую погоду (одеваются только «слабаки»).
Лекция. Большая длинная аудитория. За каждым столом помещается по два три человека. Тесновато, но не обидно: можно поговорить, даже поиграть в тихие игры – в шахматы, «балду». Лектор дальше пятого ряда не смотрит, хотя есть такие, которые проходят до конца зала и проверяют усердность сидящих «на Камчатке». В каждой группе есть свои старосты, они тоже следят за неусердными и учитывают отсутствующих, затем после лекции подают соответствующие «доносы-рапортички» лектору. При таком режиме наш азарт протестовать возрастает, играть хочется еще больше. А в нашем студенческом коллективе есть еще и корреспонденты стенгазет, которые накапливают материал для СМИ о реалиях жизни. И вот со временем в стенгазете института появляется карикатура на игроков во время лекции с остроумной надписью: «И не повернув головы кочан, в «Балду» играет Мкртчан». Весело и грустно, так как моему другу долго еще пришлось доказывать на зачетах и экзаменах, что его знания по уровню ничуть не отличаются от уровня старосты и других активистов.
Активистов в институте очень ценили. В почете ходили участники художественной самодеятельности и спортсмены. Особенного уважения у преподавателей удостаивались футболисты, баскетболисты и другие рыцари мяча. Они были в особом списке у каждого экзаменатора, их фамилии не попадали в рапортички об отсутствующих на занятиях и лекциях, их отсутствие считалось подвигом. После матчей и игр наши «спорт-герои» гордо отвечали на вопросы о забитых голах, о травмах и наградах. Я тоже был активистом, но не забивал голов: я был спортсменом-бегуном, с гордостью носил я значки разрядника, ГТО и др. На экзаменах это тоже пригождалось – особо не мучили расспросами. Друзья меня часто просили поносить мои значки, отправляясь на «экзекуцию» к иному преподавателю. Был у меня случай, когда я выиграл спор с моим другом, который не поверил, что я не умею кататься на коньках. Он проверил это непосредственно на катке и проиграл. А позже я со своими наградами оказался перед профессором химии и так же, как на катке, я успешно доказал небольшой запас химических элементов в своей голове. Глядя на мою грудь в «орденах», профессор, готовый меня отпустить без своей «медали», спросил: «Что, в футбол всё играешь?». На что я обреченно ответил, что в футбол я не играю, и финально пошутил, что коньками увлекаюсь. Друг, сидевший недалеко от нас, начал давиться от смеха, а профессор радостно отреагировав, воскликнул: «Коньками? Это хорошо!». И поставил мне хорошую оценку.
Приятное воспоминание осталось о том, как мы готовились к экзаменационной сессии. Все начиналось с добывания полного конспекта у образцового студента. Потом начинался процесс изготовления «шпор» – шпаргалок. Мастерству и фантазии изготовления носителей информации мог бы позавидовать любой вражеский диверсант и шпион, фокусник-иллюзионист. Никто никому не выдавал своих «патентов» шпаргалок. Творчество миниатюр было повальной страстью, несмотря на приличные знания студентов. Каждый шел на экзамен оснащенный «шпорами», это снижало дрожь в коленках и повышало уверенность в том, что в критический момент их наличие спасет положение. На экзамен мы приходили в полном параде: каждый был в редко надеваемом пиджаке с обилием карманов и кармашков, за бортом пиджака и под ремнем брюк прятались тетради с лекциями, в рукавах рубашек помещались рукописи. Каждый худощавый студент выглядел солидным и упитанным.  Наши сокурсницы тоже становились на вид более полненькими. Когда они, в тайне от экзаменатора, не стесняясь мальчиков, доставали из своих «тайников» материалы для ответа, мы успевали полюбоваться их тайными прелестями. У нас была спортивная страсть – «содрать», а у экзаменаторов была и своя – поймать студента в момент криминального действа. Был у нас такой профессор, который предупреждал нас еще до сессии, что он знаком со всеми видами шпаргалок и что его в этом соревновании никто еще не смог победить. И вот мы у него на экзамене. Каждый из нашей группы благополучно сдал экзамен, по-своему используя свои знания и вспомогательные средства. Некоторые любезно пополняют его коллекцию шпаргалок. А бравый студент Никитин дарит на память ему свой вариант – толстый учебник.
Вспоминаю свою шалость перед сдачей экзамена по ОМЛ (основы марксизма-ленинизма). Каждый студент должен был перед экзаменом предъявить апологету «талмуд», так мы называли тетрадь с конспектами трудов великих классиков. А в прошедшем семестре я претерпел лечение заболевания, и не имел возможности в лежачем положении копировать их изречения. Выручила меня родная сестра, студентка московского вуза. У нее сохранился такой «талмуд» с прошлого года. Она мне его прислала. Мне оставалось дополнить его материалами съезда партии, который случился совсем недавно. Тут мне пришлось очень потрудиться: дописать новый материал почерком моей сестры. Я постарался, получилось: экзаменатор не заметил фальсификации, а у меня с тех пор почерк стал намного красивее. Я очень горжусь таким достижением: я получил на экзамене оценку «ОТЛ», что нами расшифровывалось – «Обманул Товарища Лектора».
А шалости продолжались в общежитии. Был у нас специально отведенный зал, где никто друг другу не мешает готовиться к экзаменам и зачетам. Это помещение у нас получило название «Комната смеха», и вот почему. Иногда по вечерам в общежитие приглашали лектора-пропагандиста, и нас (кто не успел запереться) туда сгоняли уважить лектора своим вниманием.  Сначала мы с серьезным видом слушали его фантазии о путях расцвета нашего общества, о грядущем замечательном будущем, о трудовых подвигах нашего народа, о врагах и вредителях, мешающих нам жить мирно и богато. Потом мы начинали улыбаться, потом хихикать. А когда терпению наступал предел, и мы начинали вслух хохотать, лекция кончалась. Лектор покидал нас, но мы не расходились и продолжали смеяться, пародировать самого агитатора и его крылатые выражения. Начинался «эстрадный концерт». Телевидения тогда не было, на эстрадах еще не выступали наши любимые пародисты, но они уже готовились в те времена, будучи такими же студентами.
В общежитии жили весело. Я, например, сконструировал «аппарат», подвесил его над дверью в нашей комнате. Он приходил в действие, когда кто- либо входил. В этот момент на «гостя» лилась сверху вода. Я, будущий инженер, радовался безотказному действию конструкции. Однажды радость была не очень большой, когда  дверь открыла комендант нашего общежития. После ее гнева я остался жив.
Гнева коменданта мы всегда стремились избежать, но и над ней случая подшутить не упускали. Она все-таки была добрым человеком, хотя и была крикливой. Вот как-то расселись мы за столом каждый со своими чертежными принадлежностями, стали выполнять домашние задания и запели дурными голосами «Шумел камыш». За дверью в коридоре создается полное впечатление того, что  в комнате происходит нечто недостойное советского студента. Как и в каждом здоровом коллективе, нашелся информатор, который сообщил о происходящем «наверх», то есть вниз, на первый этаж, коменданту. На пятом куплете (а эта песня длинная) в дверь нашей комнаты раздается стук многими кулаками: это стучит наспех собранная комиссия с комендантом. Открываем, комиссия врывается в нашу обитель и разочарованно смотрит на трезвую компанию. На вопрос, почему мы поем эту песню, мы наивно отвечаем, что русские народные песни мы очень любим. Гости культурно раскланиваются и желают нам творческих успехов в учебе и искусстве.
На кино нам не хватало денег. Мы компенсировали этот дефицит тем, что посылали нашего лучшего рассказчика на новый фильм. Потом мы собирались в его комнате и с интересом «смотрели» кино в его изображении. Но он не просто передавал содержание фильма, он играл каждую роль в движениях и мимике. Но самое главное в этом процессе заключалось в том, что наш «Артист» брал с каждого из «зрителей» плату – пять или десять копеек за сеанс. Он, сидя на своей кровати, бросал за нее эту мелочь. А когда приходило время уборки в комнате, он выметал вместе с мусором и пылью свой заработок. Денег хватало на новый поход в кинотеатр. Но были у Артиста и провалы: иной посетитель его сеансов, восхищенный сюжетом, сходит в кинотеатр посмотреть оригинал и обнаружит, что фильм-то – китайский! А раньше были такие оценки кино-репертуара: есть фильмы «хорошие», «плохие», «зарубежные» и «китайские». Но нашего Артиста мы не били, уж очень нравились нам его шалости!
Много еще у нас в общежитии было развлечений, украшенных баловством. Любили мы играть в домино «в козла». Игра шла «на раздевание» – проигравшая пара снимает с себя каждый раз очередную одёжку. И так – до предела. Но главным пределом было то, что полностью раздетая и опять проигравшая пара должна пробежать в таком виде по длинному коридору в оба его конца. В руках бегуны держали простыню на случай, если вдруг на «мужской этаж» вступит девушка. Картина была восхитительная: по коридору «на всех парусах» бегут два голых студента с развевающимися простынями в поднятых руках.         
Нет, пусть читатель не подумает, что знаний мы не приобретали в нашем институте. Выпускники нашего вуза никогда и нигде не подорвали его репутации. Недавно праздновался восьмидесятый юбилей института, чествовали многих выдающихся ученых, изобретателей и инженеров. А описанные шалости были лишь игрой и развлечением, без которых учеба была бы скучным и унылым процессом.