Глава 4. Начало новой жизни

После поездки по пригородам Минска, полуторка второй раз за день остановилась на пыльной дороге. И если в первый раз из машины выпрыгнули и исчезли за воротами в сопровождении политработника несколько пехотинцев, то на этот раз с кузова аккуратно слазили двое связистов, сапер и собственно, сам воентехник Сувалкин. Местность была что ни на есть типичная, сельская – окраина большого села, пыльная дорога, и смотрящие друг на друга зеленые ворота со звездами. Хлопнула дверь и на дороге показался политработник с синими петлицами. Это был высокий, сухощавый дядечка лет сорока, уже одетый в шинель, перетянутую ремнями «походного снаряжения». Его голубые глаза, блестевшие из-за очков, внимательно ощупывали двух связистов. Взгляд прошелся по лицам, спустился вниз, и наконец добрался до сапог. В тот самый момент, когда Березников начал чувствовать себя совсем уж виноватым в чем-то непонятном, что-то хлопнуло на другой стороне, и из ворот выкатился самый настоящий колобок. Это был тоже политрук, только в гимнастерке и в петлицах сияли «топорики», а не «крылья с молниями». Веселый, живой, румяный, он, подпрыгивая, подбежал к Сувалкину и начал горячо трясти ему руку:
- Егор Владимирович, как я рад вас видеть! Вы вернулись! Привезли пополнение? Где оно? Этот прекрасный молодой человек? Прекрасно!
Вопросы, на которые он сам зачастую и отвечал, из него сыпались нескончаемым потоком. Попытавшегося встать по стойке «смирно» Кадурина он начал так же горячо трясти за руку, напрочь отвергая любые попытки представиться по УВС-37.
Легкое покашливание привело политрука в чувство.
- Ой, Владимир Васильевич, вас послали встречать? Чудесно!
- Штаб части направил – наконец хоть что-то сказал затянутый ремнями политрук – здравствуйте, товарищ Машников.
- У вас прекрасное пополнение – по-прежнему восторгаясь, сказал политрук Машников – у нас тоже!
- Не видел их в деле, не могу говорить – сухо ответил политрук-связист – товарищ воентехник второго ранга Сувалкин, передайте мне документы на красноармейцев и я их препровожу в часть.
- Есть, товарищ Козенцов – так же сухо сказал Сувалкин, протягивая ему два толстых конверта.
- Отлично. Красноармейцы, за мной! – скомандовал политработник.
- До свидания, товарищ Сувалкин! – хором крикнули связисты.
- Удачной службы! – в ответ улыбнулся воентехник.
Дверь в стене части открылась и оттуда вышел красноармеец в шинели и в буденовке набекрень. Увидев прямую спину политрука в серой шинели, он мгновенно оправился, одной рукой задвинув буденовку на лоб, а другой расправив шинель. Козенцов развернулся и направился к двери. Боец встал по стойке смирно, но политрук не обратил на него никакого внимания и прошел мимо, словно того и не существовало. За ним, как на прицепе, прошли два красноармейца. Березников заметил красную табличку с надписью «НКО СССР. Военная часть № 33098».
Выйдя из КПП, политрук остановился и оглядел широкий двор, начинающийся за воротами. Хлопнула дверь пропускного пункта
Бойцы оглянулись. Впереди, перед политруком простирался широкий двор, за которым шли три параллельных здания, про правую сторону было еще одно здание с широкими воротами. По левую сторону был плац, за ним здание. В глубине тоже виднелась какая-то постройка, а откуда-то из-за домов курился дымок. Все постройки были выполнены из серого кирпича – летом их явно разбавляло множество деревьев, которые сейчас стояли голыми. В части было относительно пусто.
Внезапно раздались быстрые шаги. Во дворе, словно чёрт из табакерки, появился мужичок лет пятидесяти, с седыми усами «а-ля товарищ Буденный», в цигейковой безрукавке и с петлицами старшины интендантской службы.
Политрук прищурился. Старшина подскочил к нему, и, приложив руку к фуражке, бойко отрапортовал:
- Товарищ политрук, старшина Мерзликин по вашему приказанию прибыл!
- Отставить, старшина. Начальник приемника вместе со всей частью на учениях, а политрук приемника я. Поскольку прибывших всего двое и медицинские документы у них вроде бы в порядке – Козенцов зашелестел бумагами, кивнул и повтори – в порядке, так вот, берешь бойцов и… ты знаешь что делать, что мне говорить. Понятно?
- Так точно, товарищ политрук! – не менее бойко проговорил Мерзликин.
- Исполнять.
- Слушаюсь!
Политрук в последний раз оглядел бойцов, открыл конверты, вытащил из них какие-то бумаги и вручил их старшине, после чего, не попрощавшись, удалился в сторону серого дома, стоявшего параллельно плацу.
Мерзликин посмотрел ему вслед и, вздохнув, начал придирчиво осматривать бойцов. Спустя секунд пять, он сказал:
- Ну, здравствуйте, бойцы. Я старшина Мерзликин, и я как товарищ Сталин – если он друг детей, то меня называют тут другом бойцов, лукавить не буду. По всем вопросам можете ко мне обращаться.
- Да где ж вас искать, товарищ старшина? – спросил Лесов.
- А в хозчасти. Да сейчас всё увидите, вас же одевать-обувать, в баню вести… Хотя – он обратился к Березникову, схватив его за руку и щупая ткань гимнастерки – тебя одевать вроде и не надо? – и старшина рассмеялся.
- Надо, товарищ старшина – дернув носом, сказал Березников.
- Замерз, что ли?
- Так точно, товарищ старшина, замерз.
- Ничего, сейчас отогреешься. Вообще, бойцы вам повезло!
- Чем же? – спросил Лесов.
- А вот смотрите – сказал старшина, тыкая пальцем в неразборчивые каракули в документах – завтра пополнение к вам в отделение приедет остальное. У нас в первой телефонно-кабельной смена кадров фактическая, командир роты даже новый будет, говорят, только из училища. Ладно, хватит трепаться, в баню, за мной шагом марш!
Баня оказалась небольшим домом, за казармами. Старшина уже успел по короткой дороге рассказать, что три параллельных двухэтажных здания – это казармы нового плана, со спальными комнатами на 7-8 человек.
- Вообще, бойцы, часть тут новая, с нуля построенная. Так что вам повезло еще!
Березников так в этом не сомневался, особенно когда попал в жаркое помещение бани. Простуда, которую он уже чувствовал около себя, отпустила его.
Выходя минут через пятнадцать в предбанник, он увидел старшину с мешком в руках.
- Это не тебе – сказал старшина, вываливая из мешка форму – это твоему товарищу. Кстати, вы знаете, что в одном отделении будете?
- Ничего себе
- Повезло! – просвистел старшина. Как потом оказалось, словечко «повезло» было у него любимым, да и в целом, Мерзликин был редким оптимистом и умел находить светлые стороны даже в самой беспросветной ситуации.
- Короче, боец. Тебе лишь вот это – он протянул рубаху, кальсоны и портянки – остальное у тебя есть. Сегодня у нас октябрь, 11, вторник. Значит, форму свою постираешь в субботу, когда у нас банный день. Сейчас твой товарищ выйдет, пострижемся – старшина быстрым взглядом окинул голову Березникова, и так уже практически стриженного наголо – и пойдем остальное получать. Под расписку вещи, снаряжение.
Взаимная стрижка под команды старшины и редкие «ничего вы не умеете, дай я сам» с последующими «ой» и «ай» (старая машинка зажимала вместе с волосами кожу) и одевание Лесова заняло еще примерно полчаса. Остывшие, бойцы вышли из здания бани и опять пошли за старшиной, на этот раз – к такому же серому зданию, стоявшему около забора. Здание было двухэтажное, но на втором этаже окон было мало, располагались они редко и были наполовину замазаны белой краской.
- Нам сюда – с явным удовольствием протянул старшина и потянулся к ручке двери.
«Хозчасть» - прочитал Березников на табличке.
Дверь скрипнула и открылась. Из здания потянулась совершенно непередаваемая смесь запахов - нафталин, сапожный крем, мыло, свежая выпечка и что-то душистое.
Пройдя по гулкому коридору, бойцы и старшина зашли в небольшую комнатку. Там сидела старушка, просто аналог воронежской военкоматовской Марьи Петровны, только вместо белого халата на ней был синий и седые волосы не были покрыты платком-апостольником.
- Макаровна, принимай бойцов. Пущай у тебя посидят, а я пойду, проверю наличие.
- Пускай, пускай посидят… Иди, Тимофеич.
Мерзликин вышел. Бабушка встала, расправила халат и направилась к большому чайнику, стоявшему на кирогазе.
- Ребят, что вы стоите? Садитесь на кушетку, сейчас есть будем… Вы думайте, это Семен Михалыч Буденный минского разлива вас сюда просто отдохнуть привел? Нет...,
Продолжить нянечке помешал требовательный стук в стену и приглушенный сердитый возглас «Макаровна!».
- Вот старый хрыч, шуток не понимает! – в сердцах плюнула старушка и так же активно стукнула в стену.
Лесов и Березников с интересом наблюдали за этой сценой. Тем временем, началась перепалка через стену, в которой старшина и Макаровна что-то доказывали друг другу. Кончилось это всё тем, что открылась дверь и в комнату заглянул техник-интендант первого ранга – небольшого роста мужчина, в круглых очках, в габардиновой гимнастерке из которой выглядывал ворот свитера. При его виде молодые связисты испуганно встали, и как по команде, приложили руки к пилоткам.
В ответ на это техник-интендант растеряно кивнул, проговорил «Здрассти», повернул голову на Макаровну, увлеченно разговаривающую со стеной и обратился к ней.
- Товарищи Мерзликины! – возмутился он – ну сколько можно ругаться! Вы мешаете мне работать!
- Виноваты, товарищ Горбонос! Исправимся!
- Вы так уже говорите все пять лет, что я здесь служу – вздохнул военный интендант Горбонос – это новенькие? Пополнение?
- Уж извините, товарищ техник-интендант первого ранга, не ругалась бы, если не этот – Мерзликина в который раз треснула стену – да, пополнение.
- Максим Тимофеевич наверняка к вам их привел, что бы вы их накормили, так как столовая сегодня не работает, потому что вся часть находятся на полевых учениях и окружных маневрах?
- Так точно.
- Ну так кормите и обувайте-одевайте. Всё, больше не ссорьтесь – и интендант исчез, захлопнув дверь.
- Уфф… А всё этот старый – сказала старушка – ну так, на чем я остановилась…?

Где-то через полчаса дверь в комнату с грохотом распахнулась и в неё ввалился явно довольный Мерзликин. Бойцы поперхнулись и попытались встать, но старшина жестом усадил их на место и, потирая лоб большим платком, сказал:
- Чему вас учили-то, а? По Уставу внутренней службы в столовых при принятии пищи вставать нельзя! Как и на занятиях, в мастерских, на стрельбищах… Так о чем это я. Слушай, Макаровна, они у тебя заканчивают?
- Да, Тимофеич. Скоро оденешь ты их, не волнуйся.
- Я и не волнуюсь, всё равно начальство послезавтра приедет.
- А ребят располагать? Пополнение же завтра.
- Ну не сегодня же!
- И то верно. Так, сынки, заканчивайте и за старшиной!
Залпом опрокинув чай из желтых от старости стаканов и хором поблагодарив Макаровну, бойцы вышли за Мерзликиным.
- Страшная женщина, ошибка всей моей жизни – с явным удовольствием проговорил старшина, ворочая ключом в замочной скважине массивной деревянной двери – но я люблю её, и она меня. Как обвенчались в 1916, так и живем… И ведь сколько прошли! И Империалистическую, и Гражданскую, и польское панство, и бегство в Союз… Ладно, пошли.
Он хлопнул рукой по стене. Под потолком вспыхнула лампочка, осветив прилавок, огромное зеркало на стене слева, и полки, полки, полки…Они уходили вдаль, они растворялись во тьме, они терялись под потолком…
- Это у нас вещсклад – заметя удивление Лесова, сказал старшина. Помолчав секунду, он поднял доску прилавка и зашел за него.
- Так, выдаю вам обмундирование и снаряжение, усё как положено…. В алфАвитном порядке! Красноармеец Березников!
- Я! – отозвался Березников.
- Иды сюда. Вот вещевой аттестат, получай согласно нему…
Старшина начал вываливать из-под прилавка целую гору вещей – буденовку, шинель, подбушлатник, плечевые лямки, новенькие двухсекционные подсумки, гранатную сумку, чехол под лопату и множество других вещей. Последними грохнулись лопата и стеклянная фляга.
- Проверяй и расписывайся. Пока твой друг получать будет, все оденешь, примеришь по себе, что бы всё в пору было…
- А как проверять, товарищ старшина? Какой-то документ есть?
- Есть. Вон, рядом с зеркалом. Боец! – обратился старшина к Лесову – теперь ты получай. У тебя комплект шире.
Пока старшина выдавал Лесову форму и снаряжение, Березников «сортировал» выданные вещи. Список, красиво написанный пером и висевший на стене в простенькой реечной рамке, пестрел множеством наименований, рядом с которыми были пометки типа «Примерь!», «Проверь целостность!», «Проверь, нет ли дыр!».
Хлопнула дверка. Старшина вышел из-за прилавка и встал за Березниковым, натягивающим буровато-серую шинель.
- Давай помогу – сказал он и застегнул хлястик – ты всё на плакат засматриваешься?
- Так точно, товарищ старшина. Штучная вещь?
- А то – старшина нагнулся, поднял полу шинели и, посмотрел на неё и пробормотал – крючки на месте. Так о чем это я? Этот плакатик делал по моему рисунку наш писарь бывший. Сейчас уже не служит у нас.
- А чего с ним такого?
- Да за ним прошлом году милиция вместе с прокуратурой приезжала – старшина оперся на прилавок – он, оказывается, со склада горюче-смазочных бензин воровал и продавал на базаре в Минске. Вот его и посадили за воровство. А жена-то его всем потом плакалась – мол, его по 58 сунули.
- Пятьдесят восемь? – переспросил Лесов, застегивая ремень.
- Куда так низко, выше надо, боец! Сейчас поправлю – старшина подлетел к нему и поднял ремень аж на ребра. Застегивая, он сказал – ага, пятьдесят восемь. Контрреволюционная агитация.
- Политический, значит, якобы был? – Березников к этому времени уже надел шинель и натягивал буденовку.
- Який краший боец! – старшина причмокнул и поправил буденовку – только богатырку носят вот так. Именно, она самая. Да какая там агитация, когда он бензин воровал только так? Бензин же не его, казенный…
- Ну шо, бойцы, всё впору?
- Так точно, товарищ старшина!
- Снаряжение проверили? Всё в порядке, трещин, сколов, дыр нет?
- Никак нет, товарищ старшина!
- Ну и отлично. Бойцы, сложили вещи и за мной!
Когда всё снаряжение уже было уложена в раздутые сидора, а всё что не уместилось, взяли в руки, Мерзликин вдруг опомнился и попросил расписаться в ведомостях и в аттестате. Исправив ошибки, бойцы направились к казарме.
Уже около неё, старшина обвел рукой довольно высокое двухэтажное здание темно-серого кирпича и патетично сказал:
- Это ваш дом на ближайшие два года! Причем довольно удобный дом, видите, даже электрофицирован – он показал на уходящие от здания темные провода.
У дверей висела табличка «Казарма № 1».
Старшина открыл дверь. Следом за ней открылась внутренняя дверь, выкрашенная белой масляной краской и на пороге появился красноармеец лет двадцати с красной повязкой «Дежурный по роте» чуть выше локтя.
Приложив руку к буденовке, он, было, начал докладывать, но увидев лишь старшину и двух бойцов, бросил и радостно улыбнулся:
- Товарищ старшина, вы ли это?
- Я, Сидоров, я. Чего стоишь, помоги новобранцам, сам-то завтра уже уходишь.
- Слушаюсь, товарищ старшина! Только пройдите сначала.
За порогом оказался горизонтальный коридор, который отграничивал окна первого этажа от стен со множеством дверей и примерно такой же длины прямой коридор, тонущий в тени.
- Скажи, сейчас кто есть в казарме?
- Да откуда бы, товарищ старшина – развел руками Сидоров – сами знаете, все в полях. Только на втором дневальный, красноармеец Кудрин.
- Отлично. Бойцы, в расположение первого отделения первого взвода телефонно-кабельной роты за-МНОЙ!
И старшина бодро потопал в конец длинного коридора, к темневшей лестнице.
Поднявшись на второй этаж, старшина замере на секунду и поводил пальцем по окружающему пространству, будто что-то выискивал им. Постояв, он внезапно ринулся в третью по счету дверь. Рывком открыв её и повернув с громким щелчком выключатель он грозно крикнул:
- Спишь??
Боец, уютно похрапывавший на кровати, вскочил.
- Никак нет, товарищ… - он проморгался и увидев старшину сказал – товарищ старшина, что вы так пугаете? Я немного прилег, уже второй день дежурю.
- И правильно, всё равно завтра уже покидаете эти казармы! Что вы хотели, что мы вам баньку под конец истопили? Марш на первый этаж, там вместе с дежурным по роте стой! – старшина топнул ногой и сердито свел брови. Красноармейца как ветром сдуло.
 - Собственно, вот. По инвентарной ведомости – старшина начал перебирать бумажки, лежащие  у него папке – за вами на время вашей службы будут закреплены места – он прищурился – в комнате номер четыре. Ага, значит нам дальше…
«Комната номер  4» оказалась тесным помещением в которое с трудом влезли три панцирные койки и три тумбочки, плотно к ним приставленные. Одна койка стояла под окном, прикрытом тюлевой занавеской; две другие стояли у стен, перпендикулярно ей. Между кроватями лежал простой палас серо-синего цвета. Кровати были аккуратно и строго заправлены.
- Вот – обвел рукой пространство старшина – это ваша комната. Здесь и дальше будет располагаться ваше первое отделение первого взвода телефонно-кабельной роты. В первой комнате – канцелярия взвода и командир напару с политруком, во второй комнате – ленинская комната, в третьей комнате – первое спальное помещение, четвертая и последующие – спальные. А с конца – старшина вышел из комнаты, и махнул рукой в конец – уборная, бытовая и хранения имущества.
- Товарищ старшина, а где оружие хранится? – спросил Лесов
- Оружие, товарищ красноармеец, хранится в оружейной комнате. Она за тем поворотом – и старшина указал в темнеющий в конце коридора проход – сейчас ребятки, вы размещаете в комнате хранения имущества всё ненужное вам и обосновываетесь в спальной комнате. Можно сказать, что вам повезло – вас завтра поднимать по распорядку не будут, потому как завтра выпускается со службы отслужившие бойцы. А вот послезавтра всё будет как надо! Приедет командир и комиссар батальона, а впрочем, всё и так узнаете.
Оставшаяся часть вечера была посвящена хозяйственным хлопотам. Под руководством старшины бойцы размещали вещи в комнате личного имущества, пришивали к ним бирки, перетаскивали мебель в свою комнату – она теперь была украшена тремя табуретками, на вешалках появились полотенца. По тумбочкам были разложены немногие личные вещи.
- Товарищ старшина – спросил Березников, орудуя иголкой – скажите, почему мы прибыли сегодня, а не с основным пополнением?
- Ошибка мобилизационного управления, наверное. Откуда мне знать? Главное, что вы на месте. Ты БерезНИков или БерезНЯков?
- НИков, товарищ старшина.
- Хорошо. Ты шей, шей, не отвлекайся.
Старшина упоенно водил тонкой иголкой; вымоченной в растворе хлорной извести по кускам черной ткани, выписывая буквы фамилии и наименования отделения. Бирки «К-ц Березников 33обс» и «К-ц Лесов 33обс» аккуратно пришитые бойцами, украсили противогаз, буденовку и другое снаряжение.
Закончив работы, старшина посмотрел на часы и произнес:
- На сегодня хватит. Можете идти спать, кровати вольны выбирать себе сами.
- Слушаюсь, товарищ старшина! – хором ответили бойцы, приложив руки к пилоткам.
- Можно и без этого – поморщившись, ответил старшина. Пригладив волосы, он ответил – ну, до свидания бойцы. Отбой!
После этих слов, он развернулся и скрылся в дверном проеме.
- Пошли спать – сказал Березников – моя кровать у окна.
- Тогда я слева – произнес Лесов.
Уже в комнате, укладываясь под синие армейские одеяла, Лесов спросил –
- Дима, ну как тебе первый день в армии?
- Не так, как я думал. Но это первый день, остальные-то труднее будут…
- Ты думаешь?
- Я знаю. Ну, будем живы – не помрем!
- Не помрем – эхом отозвался Лесов, уже засыпая.
Березников еще минут пять полежал, и, разглядывая в окно небо и свет от бьющего во тьму прожектора, подумал
«И, правда, у нас впереди еще много трудной работы»…