Корни. Варя. Глава 1

               
          Прошло около двадцати лет…


                - -
          - Ну,матушка, родненькая! Ну, не молчите же! Скажите, почему мне нельзя узнать, когда братец-то приедет? - умоляла Софью Иппатьевну не по весеннему студеным мартовским утром совсем молоденькая девочка-подросток со слезами в голосе.

          - Варя! Ты разве не знаешь о том, что подслушивать разговоры взрослых не красиво?

          - А вот и нет! Я вовсе не подслушивала… Вы так орали, что в этом и нужды-то никакой не было!

          - Так, моя дорогая! – вновь, но уже с заметным недовольством в голосе проговорила мать – Во-первых, что это за тон, позволь тебя спросить? А, во-вторых, что за слово такое «орали»? Не стыдно ли тебе?

          - А вот и нет! А вот и не стыдно! - расплакалась девочка и убежала прочь…

          - Соня! Что это с Варенькой? Вся зарёванная… Чуть было с ног меня не сбила, право слово! Что её так расстроило?

          - А вот изволишь ли видеть, она оказывается что-то услыхала из давешнего нашего разговора… Но, если честно, дорогой, то и мне до сих пор совсем непонятно почему ты из возвращения домой Николеньки чуть ли не вселенскую тайну сделал? Письма какие-то получаешь… Больше года сына не видели…

          - И дальше видеть его не хочу! – перебил жену Андрей Макарович – Ноги его здесь в Лучиках не будет!

          - Да ты, случаем, не заболел ли, сударь мой разлюбезный? – возмутилась она – Сам–то хоть слышишь, что сейчас говоришь? Как прикажешь тебя понимать? Объяснись, пожалуйста! Единственный сын и вдруг такое заявление! Нет! Ты не отворачивайся, сделай одолжение! Чем провинился перед тобою мальчик, что ты, родной отец, даже видеть его не желаешь?

          - Мальчик… Ну, конечно! Он для тебя никем другим и быть не может, сколько бы ему лет не исполнилось! Мальчик… - от возмущения Андрей даже вскочил со стула, на который было присел, и, явно нервничая, забегал по комнате из угла в угол – Не хотел ничего тебе говорить, берёг твои нервы, знал, что несомненно расстроишься, но видно делать нечего… На-ка вот почитай, что пишут про твоего «мальчика»!» – и резким движением распахнув сюртук, достал из внутреннего кармана несколько конвертов с письмами.

          Соня, недоверчиво всматриваясь в лицо мужа, протянула к ним руку. Открыв первое попавшееся, принялась читать.

          - Читай, читай! Единственно чем могу успокоить вас, мадам, так это тем, что от тюрьмы или каторги я его, похоже, всё-таки спас, заплатив немалый, смею тебя уверить, денежный залог… Так он хотя бы из чувства благодарности или вспомнив вашу к нему любовь (я уже о себе и говорить-то не смею…) вёл бы себя потише! Ан, нет! Ведь его по моей нижайшей просьбе, под честное слово, можешь себе представить чего мне это стоило, сюда к нам, в Лучики, отправили в ссылку-то. Уж чего бы и лучше, как мне казалось… Сбежал, не доехал, можешь себе такое вообразить? А теперь пусть даже и не появляется вовсе – на порог не пущу! Так опозорить свой род, меня на весь Петербург! А… Нет, это надо было только додуматься: принимать участие в антиправительственных беспорядках? Против царя-батюшки задумал выступать… И откуда только такое вольнодумство-то в нём? - продолжал бушевать возмущённый поведением сына Андрей, не обращая совсем внимание на жену, которую так потрясло только что прочитанное, что она едва успела опереться обоими руками о столешницу, а то бы сразу рухнула на пол, как подкошенная…

          Заметив несвойственную ей бледность лица, Андрей перепугался не на шутку:

          - Сонечка! Девочка моя! Да, что это ты?

          Но она не слышала голоса мужа вовсе… Медленно оседала на пол, погружаясь в пугающую сознание тьму…

          - Соня, да ты что?! – подскочив к жене, он едва успел подхватить её на руки - Эй! Кто-нибудь! Быстро принесите воды и нюхательные соли – Софье Иппатьевне плохо! - прокричал он вглубь дома, укладывая свою драгоценную ношу на кушетку. Выхватив у прибежавшей на помощь горничной флакончик с нюхательными солями, заботливо поднёс его к носу жены и через секунду нашатырь сделал своё дело – она открыла глаза.

          - Андрюша! Да как же это? Как же такое могло произойти с Николенькой, с нами? Что же теперь с ним будет-то? Где он сейчас? С кем? Господи! Вот когда настигло нас проклятие-то родительское… Как же тяжела, как же страшна расплата за ослушание наше…

          - Соня! Я тебя умоляю, при чём здесь всё это?

          - Ну, как же ты не понимаешь? Да, мы освятили венчанием свой брак и союз, но, ведь, благословения-то родительского не имели на тот шаг? Не имели… Вот почему и дети такие неслухи выросли… Варюше вон всего двенадцать годков, а погляди сколь в ней гонору-то… Подчас и справиться с нею уже сложно… А после всего этого, страшно мне становится за её дальнейшую судьбу… ой, как страшно…

          - Да будет тебе, мать! Что ты прежде времени причитать-то взялась? Глаз с неё не спущу! Сына упустили, а уж с дочерью тому не бывать! - и легко подхватив свою Софьюшку на руки, продолжал – А давай-ка я отнесу тебя в спаленку, дорогая моя! Что-то ты у меня даже в весе не прибавила… Как была легче пушинки, так и осталась…

          - Да ладно тебе… - крепко обняв его за шею, смутилась она – Скажешь тоже! Просто это ты у меня всё тот же добрый молодец, как в тот самый, помнишь, первый вечер! Опусти ты меня, сама дойду! - попыталась освободиться из крепких рук мужа Соня.

          - Нет уж! Сказал отнесу, значит, отнесу! Даже не пытайся лишить меня такого удовольствия! – пытался он своим шутливым тоном хоть немного исправить удручённое настроение жены – Ничего, мать, зима не лето, переживём и это!

          А назавтра случилась весна! Солнце, приняв окончательное решение не выпускать бразды правления из свои рук, с таким усердием пригрело землю-матушку, что и самый высокий и плотный, слежавшийся сугроб через несколько часов теплыни вдвое уменьшился в размерах, утратив ещё вчерашнее своё величие. С каждой, даже чуть приметной взгляду возвышенности, заструились, заговорили, словно перебрасываясь очень смешными фразами, заспешили в Каменку тысячи ручьёв и ручейков, заставляя лёд, ещё уверенно лежавший на её поверхности, засомневаться в собственной прочности и незыблемости. От возмущения или ещё от чего, но он вдруг неожиданно даже для самого себя стал трескаться по всем направлениям, дробиться на отдельные маленькие, большие и очень большие льдины, которые, утратив надёжную прочность единства, устремились по освободившейся от его оков воде куда-то вниз по течению с невероятным шумом и треском, догоняя и обгоняя друг друга…

          Всё население прибрежных деревень от мала до велика собралось по берегам, затем, чтобы понаблюдать за воистину грандиозным зрелищем, которое, как правило, всегда совершалось по ночам, ближе к рассвету, в отличие от сегодняшней весны, подарившей его(это зрелище) просто так, ни за что вот этому по-настоящему тёплому и яркому дню! Удалившись подальше от внимательных взглядов взрослых, отчаянные мальчишки на спор перебегали по льдинам туда-сюда, с берега на берег, рискуя и очень если не жизнью (хотя случалось и такое…), то уж здоровьем и конечно, и безусловно…

          - Матушка! – вбежала в кабинет возбуждённая Варя – Позвольте и мне сходить посмотреть ледоход! Вон Дуняша нарочно за мной прибежала, говорит, что все уже там, одной меня только нету…

          - Я смотрю, у твоей Дуняши дел совсем никаких не осталось… Нужно подумать, что тут можно предпринять…

          - Ну, маменька… Зачем вы опять?

          - А затем, моя девочка, что тебе уже пошёл тринадцатый годочек, позволю себе напомнить, пора бы и начать взрослеть! Крестьянских девочек в четырнадцать лет уж замуж выдают…

          - Ха! Но я же не совсем крестьянская девочка, не правда ли? Вы же не собираетесь так рано от меня избавиться? И потом, я решительно, слышите, маменька, решительно и теперь же заявляю, что если и выйду когда-нибудь замуж, то только по большой и настоящей любви, как в романах! - вздёрнув свой и без того слегка курносый носик, заявила на полном серьёзе девочка, чем вызвала неподдельное веселье своей родительницы:

          - Ой! Я тебя умоляю! Варюха ты моя, Варюха! Что ты можешь ещё знать об этом чувстве? Но, впрочем, нужно проследить за твоим чтением… О каких это романах ты только что говорила? А, может, это тебе куклы, в которые продолжаешь играть тайком ото всех, нашептали? Нет, ну надо же? По большой любви… Иди уже лучше смотри на ледоход пока не влюбилась в кого-нибудь невзначай…

          - Вот вы напрасно всегда стараетесь высмеять меня, маменька. – с обидой и чуть ли не со слезами прошептала расстроенная Варя, а потом вдруг как спохватилась, поняв, что получила уже то,о чём минуту назад прибежала просить – Можно, да? Да вы не беспокойтесь, я же там не одна буду… Вон и Дуняша со мною и Коля уже наверняка там!

          - Коля? Это какой же такой Коля-то? Уж не Семёнов ли, не помощник ли конюха-то батюшкиного?

          - Ну, да! Он, конечно!

          - А не слишком ли часто он возникает рядом с тобою?

          - А ладно вам! Ну и что с того, что конюх? Он знаете какой верный, как никто! Всегда становится на нашу защиту, защищает нас от мальчишек, хотя и взрослый совсем… Так я побегу?

          - Вот то-то и оно, что взрослый… Ну, ладно, беги, егоза, пока я не передумала… - вздохнула Софья и снова углубилась в прерванное внезапным появлением дочери чтение нового, только что полученного по почте романа.