вполоборота к окну

сидеть вполоборота к окну в толстом голубом халате, смотреть на заснеженный лес, потягивать теплый кофе, растворяя во рту шоколад, не ощущать его вкуса, слушать рассеянно скрипку и думать: как выжить в мире, где брат, самодовольно жмурясь, танцует на убиенном брате, где пепел сожженного им дома взлетает при каждом вздохе и падает неторопливо в стакан недопитого чая... где тебе врут, что на самом деле ты — это и не ты вовсе, и просто надо непринужденно сменить твою привычную маску и поменять риторику разговора, спрашивать и не слушать ответа, утверждать и не смотреть в глаза, а при случае рвать на груди рубаху...
 
где начинаешь тупо стесняться в себе взлелеянной русской речи, и где содрогаешься даже телом от омерзительных рвотных спазмов ненависти, глотая ее обратно — отталкивая от черты невозврата, ненависти к такой прекрасной земле, где давно похоронен муж, где живет твой любимый брат и семья твоего любимого брата... и понимаешь, что эта ненависть отнюдь не твоя... и не виновата в ней вата ни с той стороны, ни с этой... ты ж твердо знаешь — это игры без правил карликов от большого ума и распил зеленых потоков в их  белокаменных кабинетах...

сидишь вполоборота к окну и смотришь на снег, серый как пепел, и думаешь, если бы ты была необъятно толстой, такой огромной, чтобы хватило мяса заткнуть собой все эти глупые пушки — ты бы молча пошла навстречу их тупым ненасытным глоткам с радостью вполне человеческой и с открытой ясной улыбкой освобожденья от этой дурацкой и никому ненужной такой нелепо-жестокой и несправедливой войны...

и тогда наконец перестали бы кричать от боли мужчины и дети бы больше не плакали от страха в сырых подвалах, и старики с их старухами могли бы смотреть телевизор и умирать спокойно.
Лишь вдовы еще бы выли по ночам в одиноких постелях...