Борис Акунин один на льдине

Григорий Чхартишвили, известный как Борис Акунин, — один из немногих литераторов, которому не нужно зарабатывать на хлеб насущный как-нибудь ещё, нежели писательством. А всё потому, что в конце 90-х он устроил в нашей стране маленькую революцию, изобретя (слегка перефразирую известное изречение Белинского о Пушкине) русскую беллетристику и приучив народ её читать.

Нет, конечно, жила русская беллетристика и без Григория Чхартишвили. Но в постперестроечное время жила она вяло, робко, на грани вымирания. В далёком советском прошлом остались рекорды Николая Шпанова (советский вариант Тома Клэнси) и Валентина Пикуля. Народ стал читать всё больше разнообразные разоблачиловки и диссидентщину, выбросив соцреализм (среди которого попадались и недурные образцы, почитайте хоть что-нибудь из Ивана Лазутина, если его книжки где-то ещё отыщутся) на свалку истории.

После битвы поле боя принадлежит мародёрам, и они пошли в наступление. Постмодернисты прошлое разгромили, пустив по ветру культуришки конфетти. Владимир Сорокин стал пинать труп соцреализма, тем и прославился. Виктор Пелевин в меру своих сил проповедовал буддийские ценности, по ходу дела расправляясь с теми же советскими артефактами.

Бориса Акунина, естественно, тоже назвали постмодернистом.

Для «творческого препарирования» им был избран труп русско-советской детективно-приключенческой литературы. Из этой органики, добавив немного вытяжек из литературы зарубежной (но отлично знакомой русскому читателю), писатель смастерил собственного Франкенштейна, вполне привлекательного и жизнеспособного. Не зря сам Акунин однажды заметил, что Эраст Фандорин, главный герой его самого известного цикла романов, — не человек.

Синтетический сыщик в синтетическом девятнадцатом веке. Легко видимые швы, узнаваемые фрагменты. А главное — чёткое осознание того, что это лишь игра, интеллектуальный эксперимент, «мы же понимаем, что это не всерьёз», плюс очевидная культура и образованность автора (историка, переводчика, япониста). В итоге вышла «массовая литература, которую не стыдно читать культурным людям», или «интеллектуальная беллетристика».

Борис Акунин был, конечно, не первым, кто попробовал уже в новые «постмодернистские» времена воскресить в России жанр исторического детектива. Так, энергичный литератор советской закваски Валентин Лавров ещё в начале «лихих девяностых» затеял цикл «Железная хватка графа Соколова», а затем его продолжение — «Кровавая плаха» (в народе — «Кровавая плюха»). Это простецкий лубок — или, если угодно, комикс — про сверхмогучего жандарма, помеси Ильи Муромца и поручика Ржевского, который в сусальной идиллической России эффективно защищает православие, самодержавие и народность. Книготорговцы, разумеется, продвигают писателя Лаврова как «первооткрывателя русского исторического детектива, в котором позже прославился Борис Акунин». Бугага, как выражаются в Интернете.

Вообще книг «под Акунина и Фандорина», оказывается, вагон — есть, например, какая-то «сыщица Амалия» и ещё легион в типовых чёрно-белых обложках. Но это мало кому интересно. Тут уж, как говорится, кто первый встал, тому и тапки.

Цикл про Эраста Фандорина сделал Чхартишвили-Акунину то, что принято называть «именем в литературе». «Глубокие» — или мнящие себя таковыми — читатели увидели в книгах вышеупомянутый постмодернизм, пляски на костях старинной и не очень беллетристики, и наслаждались опознанными аллюзиями и реминисценциями.

Читатели попроще, как водится, довольствовались лихими поворотами действия, суперменистым главгероем, экзотическим временем и местом действия. На потребу и тем, и тем по акунинским книгам умело разбросаны рассуждения о вечных темах, включая и судьбу России.

Герои — шахматные фигуры. Каждое их действие строжайше детерминировано. Если герой «слетает с катушек», то максимум через несколько страниц нам будет объяснено, почему и зачем. Этот мир тотально искусствен, но именно поэтому он уютен и понятен. Перед нами кроссворд — или типичный голливудский триллер. Конечно, искусством (в старомодном стиле этого слова) тут и не пахнет.

Каждая книга — эксперимент с жанрами: конспирологический детектив «Азазель» (молодой Фандорин разоблачает тайное общество), герметичный детектив «Левиафан» (действие происходит на корабле), ретро-шпионский «Турецкий гамбит», политические детективы «Статский советник» (про борьбу с революционерами) и «Смерть Ахиллеса» (вольная версия смерти генерала Скобелева). Есть даже «диккенсианский» — «Любовник смерти» (хорошая, кстати, книжка, действие так и "зудит" перебросить в "лихие 90-е"), декадентский — «Любовница смерти», великосветский — «Коронация», экзотический (действие в Японии, с участием ниндзя) — «Алмазная колесница», ну и так далее.

Чуть позже Акунин займётся более близкими к нам временами и, отказавшись даже от названий, напишет «Шпионский роман» (вольную версию начала Великой Отечественной войны), «Фантастику» (приключения экстрасенсов в годы перестройки, с участием КГБ) и «Детскую книгу» (путешествия малолетнего сына Николаса Фандорина во времени, ликбез для младшего и среднего возраста по истории средневековой России).

Но сначала, вскоре после успеха первых книг о Фандорине, Борис Акунин запустил проект «Провинциальный детектив», о сыщице-монахине Пелагии, действовавшей в уютной русской провинции конца XIX века. В ней, в отличие от других «нефандоринских» книг Акунина, нет никаких отсылок к Эрасту, хотя «перебросить мостик» было бы легко.

Первая книга, «Пелагия и Белый бульдог» ещё подходила под определение «провинциального детектива», с раздумчивыми рассуждениями, с неспешным повествованием и политической струёй. Один из героев, отец Митрофаний, митрополит Заволжского уезда, то и дело размышляет на тему, «как нам обустроить Россию», читателю на радость.

Вообще, чем дальше, тем больше в книгах Акунина мелькают злободневные аллюзии — если в одной из будущих книг появится пародия на «правящий тандем», я не удивлюсь.

Намёки на «текущий политический момент» в его книгах меня не особо радуют. Они как минимум нарушают иллюзию правдоподобия. Конечно, Борису Акунину далеко в этом плане до Владимира Сорокина, который в одной из своих новелл в «Сахарном Кремле» свёл счёты со всеми основными «медийными лицами» нынешней России, дав им прозрачнейшие псевдонимы. Но и у Акунина, бывает, «инъекция современности» делается слишком прямолинейно, вроде газеты «Московский богомолец» в «Коронации» и «Любовнике смерти».

Читают Акунина точно не ради этого. Впрочем, возможно, кому-то доставляет удовольствие, например, сравнивать обаятельного престарелого московского генерал-губернатора, при котором служил Фандорин, с Ю.М. Лужковым.

Вторая книга про монахиню с дедуктивными способностями, «Пелагия и чёрный монах», это уже вполне традиционный кинотриллер. Остров, колоритные персонажи — и радиация, между прочим. Если уж экранизировать что-то из Акунина в Голливуде, то именно «Чёрного монаха».

Один образ классического сумасшедшего учёного Лямпе, в круглых очочках и со сложными своими приборами, чего стоит. А образ идущего по воде призрака в капюшоне! А монастырский городок на острове среди озера! А психбольница с колоритными больными, всякими гениальными актёрами и художниками, на том же острове! А таинственная пещера с монахами и блистающим Космическим Шаром посредине!..

Последняя книга трилогии, «Пелагия и красный петух», вызвала, как говорится, неоднозначные эмоции. Возможно, ради этого и была написана. «Скверно скроенный евангельский самострок», как выразился один критик. Вольная фантазия на тему Иисуса Христа, который, по книге, перед самым распятием перебрасывается во времени и пространстве в Россию конца XIX века.

После этого проект «Пелагия» был завершён.

Запустил Акунин и проект про правнука Эраста Фандорина, Николаса, — уже в нашем времени.

Большинство поклонников Эраста Петровича он разочаровал. И верно: книги про XIX век читаются как увлекательное историческое приключение. Книги про «наше время» — в лучшем случае сценарий типичного криминального телесериала, несть им числа. Только «вылазки» в историю, без которых ни один акунинский роман не обходится, спасают дело.

Вот роман «Сокол и Ласточка» (из серии про Николаса Фандорина, но появляется он там лишь в начале и финале) вообще про пиратов — тех самых, романтических, трёхсотлетней давности. Ну и про сокровища, знамо дело.

В принципе это тюремный «роман», с ударением на первом слоге. Их сочиняют ради развлечения русские зэки — про экзотические страны, моря-океаны, роскошную жизнь. Чем омерзительнее реальность, тем цветистее фантазия. Об этом упоминает ещё Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Умение «тискать романы» весьма ценится в лагерях — это шанс выжить для интеллигентного арестанта. Мне, кстати, в армии тоже снились невыносимо волшебные сны на морскую тематику.

Если конкретней, то «Сокол и Ласточка» по духу и букве — наследник (позволю себе каламбур) «Наследника из Калькутты». Это, наверное, самый знаменитый русский лагерный «роман». Он был сочинён в ГУЛАГе интеллигентным молодым зэком Робертом Штильмарком по «заказу» вора в законе Василия Павловича Василевского (увековечивает его Википедия). Пираты, сокровища, всё как полагается. В СССР, вскоре после реабилитации автора, «Наследник из Калькутты» был выпущен Детгизом (Детским государственным издательством) — с предисловием, что Штильмарк написал его у таёжного костра для развлечения советских геологов, кого ещё-то.

Пожалуй, к остальным акунинским романам это сравнение — с тюремными «романами» — тоже подходит. Расхожая фраза: «вся наша жизнь — сплошная зона». Это не совсем так, но всё же нельзя сказать, что совсем не так.

Сам псевдоним «Акунин» — из японского языка. Термин одним словом на русский язык не переводится: сильная романтическая независимая личность, для которой закон не писан. Что-то в этом роде выражает русский уголовный термин «один на льдине».

Беллетристика под «брендом» Борис Акунин — пожалуй, лучшее из беллетристики, то есть «литературы без претензий», созданной в постсоветской России. Его невероятно уютно читать.

А ещё — как есть кофе (или кошачья еда) «классик» и «премиум», так есть творчество Бориса Акунина и Григория Чхартишвили. Под собственным именем литератор издал два сборника: «Кладбищенские истории» и «Писатель и самоубийство».

Это рассуждения о смерти, то в художественной, то в эссеистской форме, образованного человека, перевалившего за календарный полтинник. Рекомендую.

Любопытно, что к этой теме обратился автор уютных развлекательных произведений, главные герои которых, так сказать, технологически бессмертны, как персонажи сказок и мультиков. (Ну кто может представить мёртвым или хотя бы дряхленьким-стареньким Эраста Фандорина или кого-то из его потомков?)

А ещё Григорий Чхартишвили — историк, переводчик с японского, редактор и составитель нескольких литературных серий. С недавних пор - ещё и видный общественный деятель, оппозиционер-либерал, симпатизирующий Навальному.

Дай Бог ему здоровья.

P.S. Прочитал новую книгу Бориса Акунина о Фандорине "Чёрный город".
Действие происходит в Баку.
Сначала я думал: ну какое ещё Баку, какой ещё Азербайджан?
Оказалось интересно. Восточный колорит и страсти вокруг нефтянки, шальные деньги и битва за кровь Земли.
Это сейчас слово "Баку" (и прочий Кавказ) ассоциируется с мутными красавеллами в спортивках, а тогда - вполне себе романтический Восток, не хуже какого-нибудь Стамбула с Багдадом, и метросексуала Фандорина отправлять туда не стыдно и уместно.
А вообще книга очень напомнила Джеймса Бонда. Борису Акунину (т.е. Григорию Чхартишвили) вполне можно доверить написание новых сценариев про агента 007, тем более что, судя по последнему фильму - убогому "Скайфоллу", там, в Голливуде, на этот счёт полный кризис идей.
Вот наконец-то сформулировалось: Эраст Фандорин - это наш Джеймс Бонд, только действовавший во времена оны. Ну и, поскольку это наш Джеймс Бонд, а не их, он склонен к рефлексии, чего за оригинальным агентом 007 не очень-то наблюдается.
В общем, книжка хорошая, бодрая, просится на киноэкран (только снимать у нас так не умеют - хоть сразу права отдавай в Голливуд), да и на монитор - шутер мог бы получиться отличный (опять-таки не у нас).

Действие развивается крещендо, локации разнообразны - от экзотических трущоб до дизельпанковских нефтеперегонных цехов, - перестрелки, погони (в том числе на катере к чёртовой матери), кат-сцены (даже с расчленёнкой), отключение бомбы за восемь секунд до.

Красавицы - девушки Бонда Фандорина - две штуки, обычная-предыдущая и водосточная-свежая.

Финал неожиданный, как и положено. Я бы сказал, совсем неожиданный.
Рекомендую.

2012