Киноэтюды по стихам А. С. Пушкина. I

 Этюд I ("Городок", 1815)


 ст 1-5
   Лист бумаги, рука с пером в желто-оранжевом свете свечи (или лампы) пишет первые четыре строчки, начинает пятую, на листе появляется движущаяся тройка,


 [    Прости мне, милый друг,
      Двухлетнее молчанье:
      Писать тебе посланье
      Мне было недосуг.
      На тройке пренесенный
      Из родины смиренной
      В великий град Петра...]

 она проносится по Петербургу,  скучающий автор в театре и на пиру; возвращение к тройке (на 18-19ст.)  - из заснеженного Петербурга в деревянный городок...

 [    От утра до утра
      Два года все кружился
      Без дела в хлопотах,
      Зевая, веселился
      В театре, на пирах;
      Не ведал я покоя,
      Увы! ни на часок,
      Как будто у налоя
      В великой четверток
      Измученный дьячок.
      Но слава, слава богу!
      На ровную дорогу
      Я выехал теперь;
      Уж вытолкал за дверь
      Заботы и печали,
      Которые играли,
      Стыжусь, столь долго мной;
      И в тишине святой
      Философом ленивым,
      От шума вдалеке,
      Живу я в городке,
      Безвестностью счастливом. ]


Комната с  камином, автор задумчиво сидит на диване и смотрит в окно, где цветет черемуха...

   [      Я нанял светлый дом
      С диваном, с камельком;
      Три комнатки простые -
      В них злата, бронзы нет,
      И ткани выписные
      Не кроют их паркет.
      Окошки в сад веселый,
      Где липы престарелы
      С черемухой цветут;
      Где мне в часы полдневны
      Березок своды темны
      Прохладну сень дают;
      Где ландыш белоснежный
      Сплелся с фиалкой нежной
      И быстрый ручеек,
      В струях неся цветок,
      Невидимый для взора,
      Лепечет у забора. ]

Тенистая липовая аллея;по дороге едет телега; купается ребетня в речке, световые искры на воде; ясное небо.

[      Блажен, кто веселится
      В покое, без забот,
      С кем втайне Феб дружится
      И маленький Эрот;
      Блажен, кто на просторе
      В укромном уголке
      Не думает о горе,
      Гуляет в колпаке,
      Пьет, ест, когда захочет,
      О госте не хлопочет!
      Никто, никто ему
      Лениться одному
      В постеле не мешает;
      Захочет - аонид
      Толпу к себе сзывает;
      Захочет - сладко спит,
      На Рифмова склоняясь
      И тихо забываясь.
      Так я, мой милый друг,
      Теперь расположился;
      С толпой бесстыдных слуг
      Навеки распростился;
      Укрывшись в кабинет,
      Один я не скучаю
      И часто целый свет
      С восторгом забываю. ]

Автор засыпает в кресле-качалке с книгой  в руках...Полки со старыми и новыми книгами Вольтера,Вергилия, Тасса, Гомера, Державина, Горация, Лафонтена, Дмитриева, Крылова,И.Ф. Богдановича и т.д. СЛовно из книг их авторы разговаривают, спорят друг с другом...

[       Друзья мне - мертвецы,
      Парнасские жрецы;
      Над полкою простою
      Под тонкою тафтою
      Со мной они живут.
      Певцы красноречивы,
      Прозаики шутливы
      В порядке стали тут.
      Сын Мома и Минервы,
      Фернейский злой крикун,
      Поэт в поэтах первый,
      Ты здесь, седой шалун!
      Он Фебом был воспитан,
      Издетства стал пиит;
      Всех больше перечитан,
      Всех менее томит;
      Соперник Эврипида,
      Эраты нежный друг,
      Арьоста, Тасса внук -
      Скажу ль?.. отец Кандида -
      Он все: везде велик
      Единственный старик!
      На полке за Вольтером
      Виргилий, Тасс с Гомером
      Все вместе предстоят.
      В час утренний досуга
      Я часто друг от друга
      Люблю их отрывать.
      Питомцы юных граций -
      С Державиным потом
      Чувствительный Гораций
      Является вдвоем.
      И ты, певец любезный,
      Поэзией прелестной
      Сердца привлекший в плен,
      Ты здесь, лентяй беспечный,
      Мудрец простосердечный,
      Ванюша Лафонтен!
      Ты здесь - и Дмитрев нежный,
      Твой вымысел любя,
      Нашел приют надежный
      С Крыловым близ тебя.
      Но вот наперсник милый
      Психеи златокрылой!
      О добрый Лафонтен,
      С тобой он смел сразиться...
      Коль можешь ты дивиться,
      Дивись: ты побежден!
      Воспитанны Амуром,
      Вержье, Парни с Грекуром
      Укрылись в уголок.
      (Не раз они выходят
      И сон от глаз отводят
      Под зимний вечерок.)
      Здесь Озеров с Расином,
      Руссо и Карамзин,
      С Мольером-исполином
      Фонвизин и Княжнин.
      За ними, хмурясь важно,
      Их грозный Аристарх
      Является отважно
      В шестнадцати томах.
      Хоть страшно стихоткачу
      Лагарпа видеть вкус,
      Но часто, признаюсь,
      Над ним я время трачу.
      
      Кладбище обрели
      Ha самой нижней полке
      Все школьнически толки,
      Лежащие в пыли,
      Визгова сочиненья,
      Глупона псалмопенья,
      Известные творенья
      Увы! одним мышам.
      Мир вечный и забвенье
      И прозе и стихам!
      Ho ими огражденну
      (Ты должен это знать)
      Я спрятал потаенну
      Сафьянную тетрадь.
      Сей свиток драгоценный,
      Веками сбереженный,
      От члена русских сил,
      Двоюродного брата,
      Драгунского солдата
      Я даром получил.
      Ты, кажется, в сомненье...
      Нетрудно отгадать;
      Так, это сочиненья,
      Презревшие печать.
      Хвала вам, чады славы,
      Враги парнасских уз!
      О князь, наперсник муз,
      Люблю твои забавы;
      Люблю твой колкий стих
      В посланиях твоих,
      В сатире - знанье света
      И слога чистоту,
      И в резвости куплета
      Игриву остроту.
      И ты, насмешник смелый,
      В ней место получил,
      Чей в аде свист веселый
      Поэтов раздражил,
      Как в юношески леты
      В волнах туманной Леты
      Их гуртом потопил;
      И ты, замысловатый
      Буянова певец,
      В картинах толь богатый
      И вкуса образец;
      И ты, шутник бесценный,
      Который Мельпомены
      Котурны и кинжал
      Игривой Талье дал!
      Чья кисть мне нарисует,
      Чья кисть скомпанирует
      Такой оригинал!
      Тут вижу я - с Чернавкой
      Подщипа слезы льет;
      Здесь князь дрожит под лавкой,
      Там дремлет весь совет;
      В трагическом смятенье
      Плененные цари,
      Забыв войну, сраженья,
      Играют в кубари...
      Но назову ль детину,
      Что доброю порой
      Тетради половину
      Наполнил лишь собой!
      О ты, высот Парнаса
      Боярин небольшой,
      Но пылкого Пегаса
      Наездник удалой!
      Намаранные оды,
      Убранство чердаков,
      Гласят из рода в роды:
      Велик, велик - Свистов!
      Твой дар ценить умею,
      Хоть, право, не знаток;
      Но здесь тебе не смею
      Хвалы сплетать венок:
      Свистовским должно слогом
      Свистова воспевать;
      Но, убирайся с богом,
      Как ты, в том клясться рад,
      Не стану я писать. ]

Последние лучи заката, звездное небо с редкими облаками, поет сверчок, начинает играть панфлейта, светящиеся окна дома, в которых приблизившись можно рассмотреть пишущего автора, освещенного горящим камином.

[    Покамест, друг бесценный,
      Камином освещенный,
      Сижу я под окном
      С бумагой и с пером,
      Не слава предо мною,
      Но дружбою одною
      Я ныне вдохновен.
      Мой друг, я счастлив ею.
      Почто ж ее сестрой,
      Любовию младой
      Напрасно пламенею?
      Иль юности златой
      Вотще даны мне розы,
      И лить навеки слезы
      В юдоле, где расцвел
      Мой горестный удел?..
      Певца сопутник милый,
      Мечтанье легкокрыло!
      О, будь же ты со мной,
      Дай руку сладострастью
      И с чашей круговой
      Веди меня ко счастью
      Забвения тропой; ]

Мечтательный взгляд автора...Стук в дверь, в сени входит девушка, восторженный автор рассматривает девушку и ее обнимает.

[    И в час безмолвной ночи,
      Когда ленивый мак
      Покроет томны очи,
      На ветреных крылах
      Примчись в мой домик тесный,
      Тихонько постучись
      И в тишине прелестной
      C любимцем обнимись!
      Мечта! в волшебной сени
      Мне милую яви,
      Мой свет, мой добрый гений,
      Предмет моей любви,
      И блеск очей небесный,
      Лиющих огнь в сердца,
      И граций стан прелестный,
      И снег ее лица; ]

Он и она на диване, их лица близки, их поцелуй и слезы счасться.

[     Представь, что, на коленях
      Покоясь у меня,
      В порывистых томленьях
      Склонилася она
      Ко груди грудью страстной,
      Устами на устах,
      Горит лицо прекрасной,
      И слезы на глазах!..
      Почто стрелой незримой
      Уже летишь ты вдаль?
      Обманет - и пропал
      Беглец невозвратимый!
      Не слышит плач и стон,
      И где крылатый сон?
      Исчезнет обольститель,
      И в сердце грусть-мучитель. ]


Поэт обхватив руками колени возле озера смотрит на пару лебедей, плывущую по озеру и занятую своими делами.

    [ Но все ли, милый друг,
      Быть счастья в упоенье?
      И в грусти томный дух
      Находит наслажденье:
      Люблю я в летний день
      Бродить один с тоскою,
      Встречать вечерню тень
      Над тихою рекою
      И с сладостной слезою
      В даль сумрачну смотреть;
      Люблю с моим Мароном
      Под ясным небосклоном
      Близ озера сидеть,
      Где лебедь белоснежный,
      Оставя злак прибрежный,
      Любви и неги полн,
      С подругою своею,
      Закинув гордо шею,
      Плывет во злате волн.  ]

Пьет чай у болтливой старушки, занятой вязанием, без устали отрываясь от своего дела.

   [   Или, для развлеченья,
      Оставя книг ученье,
      В досужный мне часок
      У добренькой старушки
      Душистый пью чаек;
      Не подхожу я к ручке,
      Не шаркаю пред ней;
      Она не приседает,
      Но тотчас и вестей
      Мне пропасть наболтает.
      Газеты собирает
      Со всех она сторон,
      Все сведает, узнает:
      Кто умер, кто влюблен,
      Кого жена по моде
      Рогами убрала,
      В котором огороде
      Капуста цвет дала,
      Фома свою хозяйку
      Не за что наказал,
      Антошка балалайку,
      Играя, разломал, -
      Старушка все расскажет;
      Меж тем как юбку вяжет,
      Болтает все свое;
      А я сижу смиренно
      В мечтаньях углубленный,
      Не слушая ее.
      На рифмы удалого
      Так некогда Свистова
      В столице я внимал,
      Когда свои творенья
      Он с жаром мне читал,
      Ах! видно, бог пытал
      Тогда мое терпенье!  ]

Слушает рассказы разгоряченного ветерана былых баталий с медалью в руках.

    [  Иль добрый мой сосед,
      Семидесяти лет,
      Уволенный от службы
      Майором отставным,
      Зовет меня из дружбы
      Хлеб-соль откушать с ним.
      Вечернею пирушкой
      Старик, развеселясь,
      За дедовскою кружкой
      В прошедшем углубясь,
      С очаковской медалью
      На раненой груди,
      Воспомнит ту баталью,
      Где роты впереди
      Летел на встречу славы,
      Но встретился с ядром
      И пал на дол кровавый
      С булатным палашом.
      Всегда я рад душою
      С ним время провождать,
      Но, боже, виноват!
      Я каюсь пред тобою,
      Служителей твоих,
      Попов я городских
      Боюсь, боюсь беседы,
      И свадебны обеды
      Затем лишь не терплю,
      Что сельских иереев,
      Как папа иудеев,
      Я вовсе не люблю,
      А с ними крючковатый
      Подьяческий народ,
      Лишь взятками богатый
      И ябеды оплот.  ]

Появляется лист бумаги, с выведенными последними восемью стихами на ней и пропадающим в туманку разгоряченным ветераном; рука ставит точку.

    [  Но, друг мой, если вскоре
      Увижусь я с тобой,
      То мы уходим горе
      За чашей круговой;
      Тогда, клянусь богами,
      (И слово уж сдержу)
      Я с сельскими попами
      Молебен отслужу. ]


июль 2006