Странички моей жизни

СОНЯ ВАЙСОВА

СТРАНИЧКИ
МОЕЙ ЖИЗНИ
Дневник

Брест
«Альтернатива»
2015
УДК 821.161.1(476)-94
ББК 84 (4Беи=Рус)-44
В14
С14
Вайсова, С.
Странички моей жизни : дневник / Соня Вайсова. – Брест :
Альтернатива, 2015. – 232 с.
ISBN 978-985-521-506-7.
«Странички» – автобиографическая книга Сони Вайсовой о времени и мечте,
о первой любви и тревоге за место в жизни девочки Сони из деревни Гавеновичи
Барановичского
района.
Авторский стиль изложения сохранен.
УДК 821.161.1(476)-94
ББК 84 (4Беи=Рус)-44
ISBN 978-985-521-506-7 © Ременарова С.И., 2015
© Оформление. ЧПТУП «Из-
дательство Альтернатива»,
2015

Предисловие

Думаю, что у читателей моих «Страничек» возникнет вопрос: «Почему
я пишу?» Я всегда хотела писать, но не могла, не имела на это условий, ду-
шевного состояния. Писать хотела обо всём, что проживала и переживала,
что видела и слышала, над чем задумывалась, что меня радовало, возмуща-
ло или печалило. И всё это время я жила с мыслью (она иногда очень давила
на меня, иногда отступала), что я должна что-то делать с этим.

На них я хотела рассказать вам о себе и о моей семье, школе, деревне,
людях и событиях, которые коснулись меня, воздействовали на моё миро-
воззрение, характер, поведение и к которым я не равнодушна. Рассказать
вам, как я постепенно шаг за шагом шла за своей мечтой, какие барьеры
и преграды преодолевала, чтобы продолжить свой путь. В разгар моей ра-
боты над книгой неожиданно произошло событие, которое принудило меня
рассказать вам о моей дорогой и любимой сестре. После всего увиденного,
услышанного и пережитого я могу сказать только то, что сделала бы для неё
всё то же, и даже больше.

Большое счастье и радость переживала я в минуты размышлений и вос-
поминаний, оценок того, о чем пишу. Во время общения и контактов с мои-
ми читателями, друзьями и знакомыми, со своей школой, деревней я обна-
ружила в себе и пережила неизмеримое чувство любви и уважения к ним.

Пришло время, мои дорогие читатели, когда вы сможете прочесть кни-
гу о моём детстве и юности в деревне Гавеновичи Барановичского района
Брестской области. Вы сможете познакомиться и сравнить себя с моей ге-
роиней: общее и различное, стремления, цели и возможности. Можете её
осудить или оправдать. В центре повествования мой настоящий дневник,
который я вела в десятом классе в 1961-1962 годы.

У меня была цель – поделиться с вами, поговорить, возможно, и поспорить.
Я уже имею отзывы и пожелания от вас. Они мне очень помогли. Когда я писала,
мысленно разговаривала со своими читателями, обращаясь к ним за советом,
и просто размышляла. Моей целью было рассказать всем, как я люблю свою
Родину и своих людей, милую деревню Подгорную (Гавеновичи).

В рассказах и записках из дневника вы прочитаете, как и чем живёт
наша героиня сейчас, кто её окружает, какие мечты и цели наполняют её.
Мне будет радостно получить весточку от вас. Пользуйтесь возможностью
написать мне в «Одноклассники» или в «Google+».

Предлагаю Вашему вниманию высказывания из писем читателей.

Ольга Чайчиц – читательница из Минска, уроженка д. Подгорная (Гаве-
новичи):

Здравствуйте, тётя Соня. Пишет вам Оля из Подгорной – дочь Ивана и Ок-
саны. Прочитала Ваш дневник просто на одном дыхании. Очень интересно Вы
рассказываете о жизни своей, бабы Маруси и др. Я читала и представляла, как
будто я смотрю фильм с захватывающим сюжетом. Продолжайте писать. Же-
лаю Вам творческих успехов. Ждем в гости в Подгорную. С уважением, Ольга!

Ludmila Slavikova – ;itatat;el;ka zo Slovenska (zdravotna sestra v Bratislave):
Людмила Славикова – читательница из Словакии (медсестра в Брати-
славе):

D;akujem uprimne za napisanie Va;ho Dennika, som nesmierne ;tastna, ze
Vam moja pritomnost ulah;uje Va;u nav;tevu v na;ej ordinacii.Velmi si vazim
kazdeho uprimneho cloveka, akym ste aj Vy, Sofia, ste velmi prirodzena a mila.
To je vel;ka vyhoda. Priajem, aby Va;e pisanie pote;ilo e;te vela Va;ich ;itatelov
na Slovensku ale aj mimo. Благодарю искренне за написание Вашего дневни-
ка, я безгранично счастлива, что Вам моё присутствие облегчает Ваше по-
сещение в нашем отделении. Очень уважаю каждого искреннего человека,
каким являетесь и Вы, София, Вы очень естественна и мила. Это большой
плюс. Желаю, чтобы Ваше творчество порадовало ещё много Ваших читате-
лей в Словакии и за её пределами.

Панасеня – читатель из г. Барановичи, уроженец д. Добрый Бор:

Здравствуйте, София Ивановна! Спасибо за ответ! Знаю, кто такой Бай-
бак. А сам из Панасеней)))). Мой отец родом из самого Малого Села. Деда
в деревне называли Коваль. Блог у Вас весьма интересен! Особенно привле-
кает упоминание знакомых мест.

Владимир Борисович – читатель, уроженец д. Подгорная (Гавеновичи),
директор Подгорненской средней школы:

Отправил письмо по почте и ещё раз пишу Вам. Мне очень понравились
записи в Ваших дневниках. Я на 20 лет младше Вас, родился в 1965 г. Я узнал,
как жили в то время люди из моей деревни. Очень интересное повествова-
ние о Вашей учёбе в школе. Это можно записать в историю школы. Может,
Вас интересует кто-то из проживающих в деревне родственников или зна-
комых, спрашивайте, чем могу – помогу. Владимир Борисович.
Прочитав это (Дневник, 21 марта, ч. вторая), я как с Вами вместе побы-
вал… Да, все правильно написано. Тётю Катю Дмуховскую я тоже знал хо-
рошо. Мы жили за их домом, наискосок, напротив Раи «Царицы». А к сыну
приросла кличка «Царевич». Вот так. Мне понравилось.

Татьяна Контява (Крылова) – читательница из Санкт-Петербурга, род-
ственница:

Здравствуйте, дорогая тётя Соня. Я очень рада, что Вы меня нашли.
Сегодня после трудовой смены до ночи читала Ваш дневник, очень много
эмоций, я обязательно распечатаю его и отвезу маме. Еду к ней 31 октября.
Не обижайтесь на неё, она получила Ваше письмо. Мы все его читали. Я пом-
ню Вас и тётю Лену, и бабушку Марусю, и Витю. Ещё раз спасибо за дневник.
Буду очень рада с Вами общаться. Шешкова внучка Таня.

Наташа Самосюк – читательница из г. Кобрина, родственница:

Я увидела Вас в друзьях у Ольги Коржик, и меня это заинтересовало.
Благодаря Вам, я узнала очень много о своих предках. Мне всё очень инте-
ресно, спасибо Вам большое за это! Буду с нетерпением ждать третьей ча-
сти! Я очень рада, что Вас нашла, я как будто вернулась в то время, когда
были живы дедушка и бабушка. Дай Вам Бог здоровья за это!

Галина Тарасюк – читательница из Минска, уроженка д. Подгорная (Га-
веновичи):

Читала Ваш блог, очень понравилось. Такое чувство, как будто вернулась
в детство. Это так приятно – увидеть знакомое лицо через столько лет.
Тишко Мария Николаевна – читательница из Пинска, одноклассница:
Читала твой блог. Очень увлекательно и интересно пишешь. Спасибо
за приятное воспоминание. Пиши, буду ждать.


О себе

Родилась в 1945 году в Западной Беларуси в крестьянской семье, в Брест-
кой области, Барановичском районе, деревне Гавеновичи (Подгорная).
В 1962 году окончила среднюю школу и поступила в Брестский педаго-
гический институт.

На четвёртом курсе вышла замуж. В 1968 году родила сына. Спустя во-
семь лет родила дочь, а через три года с мужем развелась.

Работала в средних школах г. Бреста учительницей белорусского и русско-
го языков и литератур. Очень любила свою работу. Была избрана ассистентом
на кафедру белорусского языка Брестского пединститута, сдала экзамены в ас-
пирантуру, и профессор Ф. М. Янковский взял меня под своё руководство. Жаль,
что моя мечта не смогла осуществиться. Заведующая кафедрой белорусского
языка поставила мне условие: работать в институте или в школе. Зарплата
была маленькая (125 рублей), а алименты на детей приходили не всегда. За-
ведующая кафедрой была неумолима. Я выбрала школу, вернулась в ту, откуда
пришла. Прошло время, я вышла замуж в Чехословакию, и живу в Братиславе
уже 25 лет. Мой муж – словак – внезапно умер на операционном столе – не прос-
нулся после общего наркоза. И я уже 15 лет вдова.

В Словакии у меня много друзей и знакомых: есть человек, который
меня уважает и любит, а я не могу его не любить, не ценить – он ко мне так
добр и мил. Живём вместе под одной крышей – нашей крышей, как он гово-
рит. Зовут его Душан.

Каждый год приезжаю в Брест и стараюсь повстречаться, разыскать
(если потерялись), увидеться с близкими и дорогими моему сердцу людьми.
И это мне удаётся. Всегда спешу в родную деревню, где общаюсь с соседями
и всеми, кто меня ещё помнит и теми, кто не помнит.

Захожу на кладбище, где уже давно покоятся мои родители, отцовы бра-
тья со своими жёнами; непременно бегу в лес, стараюсь найти любимые ме-
ста, поразмышлять под неутихающую, вечную и мудрую песню леса о себе,
о жизни, о судьбе. Стараюсь попасть в Добрый Бор, пройтись по Малому Селу,
остановиться у каждого знакомого дома, зайти на кладбище и поклониться
могилам своих дорогих и милых тётей и дядей; спуститься к реке, опустить
руки в её воду, умыть лицо и послушать успокаивающий плеск и шум воды.

Затем еду в сторону Минска, останавливаюсь в посёлке Энергетиков, от-
дыхаю там душой и сердцем, когда вижусь с детьми и внуками моей сестры
Кати, общаюсь с ними, как будто с ней.

Обязательно заезжаю в Минск к моим деревенским подружкам, позже на-
вещаю в Минске Розу Петровну, стараюсь увидеться с её дочерьми; слушаю
печальный рассказ о Пете и Саше, и вижу, как она уже устала ухаживать за сво-
ей неподвижно лежащей на постели мамой, которой скоро будет сто лет.

Потом возвращаюсь в посёлок Энергетиков, оттуда в Брест, а из Бреста
в Словакию. Думаю и мечтаю встретиться со своими двоюродными сёстра-
ми Галей и Надей. Галя живёт в Бобруйском районе, а Надя в России, в Орен-
бургской области. Мне необходимо попасть и в Иорданию, где живёт моя
дочь Аллочка с пятью внуками. Старшая из них – девочка Айя, ей шестнад-
цать лет, остальные мальчики, а младшему уже семь годиков. Своих внуков
я ещё не видела, кроме Айи, когда ей было три годика, и Фаузи в его почти
12 месяцев. Я обязательно должна с ними познакомиться. Но этот вопрос
особенный. Мы общаемся по интернету, хотя что такое интернет, когда че-
ловек нуждается в прикосновении сердец!

Когда уезжаю в Словакию, меня всегда провожает сын, часто с моей не-
весткой. Иногда к ним присоединяется внучка. У неё дела – работает, окон-
чила университет, совсем недавно я побывала у неё на свадьбе. Бывает, что
встречают и провожают меня два сына – мой Олег и крестник Андрей. Мне
приятно, что возле меня молодые и красивые люди. В Словакии меня ждёт
и встречает Душан.

Каждый день, когда я готовлю обед, слушаю радио (Rosglas Slovensko –
Dobry Den, Slovensko!). В последнее время я заслушалась передачами «мо-
дераторки» Сони Вайсовой. При этом улыбаюсь и пожимаю плечами,
удивляюсь, что и я Соня Вайсова. И когда передо мной встал вопрос, как
представиться уважаемым читателям, я решила взять деревенское прозви-
ще своего отца – Вайс. К тому же в деревне меня так и звали – Вайсова Соня.


Cтранички

2 декабря 2012
Нет такого дня, чтобы я не думала о своей жизни на склоне лет. Я осознаю,
что жизнь моя получилась не такой, о какой мечтала в шестнадцать, когда,
заканчивая свой школьный дневник, я написала: «Здравствуй, будущее!»

Во мне было много надежд и ожиданий, стремлений и веры, но не было
чёткого плана и… денег, не было доброго слова ни от родных, ни от школы.
И только моя незабвенная тётя Лиза была для меня настоящей душой и светом.
Она находила доброе слово. Поддерживал меня и её муж. Я его также уважала
и любила. Он и тётя гордились мной. У них я чувствовала себя, как дома. Помню,
как у них в саду я сорвала ранним утром яблоко белого налива и съела его с та-
ким вкусом, который и сейчас ещё ощущаю – как будто это было вчера.

Помню, как Лиза Романовна бежала за мной и совала мне в корзинку
свежеиспечённый хлеб, а Иван Венедиктович, подоив корову, наливал мне
бутылку молока, когда мы с Зиной ходили за черникой в Мероминский
лес. Всякий раз, когда я приезжаю на свою родину, стремлюсь увидеть Малое
Село Доброго Бора, дом моих тёти и дяди и то старое кладбище, на котором
похоронена бабушка – мама тёти Лизы, Лены и Маруси – моей мамы, их брат
Александр, они сами и их дети – Иван, Александр, невестки Милка и Надя.

Над кладбищем светит солнце и слышен клёкот аиста, рядом шумит
и течёт река, которую я часто вспоминаю: туда я бежала каждую свободную
минуту, там мечтала, ждала и верила, любила чистой, неосквернённой лю-
бовью Дмуховского Колю, с которым впервые нежно поцеловались и от ко-
торого получила огромное количество писем. Это были не просто письма –
это были целые романы…

Говоря о Добром Боре, нельзя промолчать о Минске, о Пете и Розе, их
дочерях Тане и Людочке, об их маме и бабушке Марии Владимировне. Их
я также полюбила, когда Петя – сын тёти Лизы со своей семьёй из Минска
приезжал в Добрый Бор навестить своих родителей, а я помогала убирать
в доме и подготовить всё к встрече; спустя годы, я остановилась в Минске
на улице Корицкого у Пети и Розы. С ними жила и Мария Владимировна,
Розина мама. Не забуду их сердечности и доброты, внимания во время моего
поступления в аспирантуру; всегда помню прощальные слова Марии Вла-
димировны и Танину свадьбу, где я была со своей мамой, пока не пришёл
за мной Виктор, капитан, с которым я познакомилась во время экзаменов.

В августе 2012 года, спустя 27 лет, я приехала встретиться с Розой Пет-
ровной. Виделась с беспомощной уже Марией Владимировной, подержала её
бессильную руку и поблагодарила за слова любви и надежды, которые она
когда-то сказала мне на прощание. Всё в руках Господа нашего, да поможет
Вам Бог, Мария Владимировна! К Новому году послала Розе письмо – тяже-
ло ей – Петя умер 6 лет назад, дочери живут своей жизнью, Роза ухаживает
за своей старенькой мамой. Из родных из Малого Села осталась Рая – дочь
Александра и Нади. Их сын Саша умер, а в Минске живут его дети и жена. Рая
живёт в Подгорной, моей родной деревне, больная и одинокая: муж уехал
на заработки, а сын ушёл на квартиру в Подгорной с молодой женой.

В Малом Селе тёти никого из коренных жителей не осталось. Живут
в нём дачники из Баранович в окружённых высокими заборами старших
и младших домах хозяев, которые навсегда нашли себе место на том тихом
и светлом кладбище, где часто слышен клёкот аиста и шум реки. Нет и Анто-
на – старого и вечного кавалера и моего приятеля – остался его новый дом
у самой реки, в котором он, наверное, никогда и не жил.

Так хочется пройтись или проехать на велосипеде по той дорожке,
по которой я шла и бежала почти каждую субботу в Добрый Бор, посидеть
у ручья, опустив ноги в его звенящие воды и послушать незатихающий раз-
говор о счастье и судьбе, подумать о своём прошлом и настоящем, вспом-
нить яркие моменты жизни, прикинуть, сколько ещё мне предстоит жить
и бороться… Не спеша, хочется прогуляться по Малому Селу и остановиться
у каждого знакомого дома, встретиться с людьми, которые бы меня узнали,
услышать весточку о своих одноклассниках, зайти на кладбище и покло-
ниться могилкам…

Я уже не молода и сама. Если посмотреть на свои 50 лет, могу с горечью
признать, что я не жила той жизнью, о которой мечтала у ручья и у реки,
в лесу, где я ходила и читала наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Блока.
Сейчас всё чаще приходят на ум слова Есенина:

Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.
Увяданьем осени охваченный,
Я не буду больше молодым…

Годы, что пролетели, как птицы, я не жила – я боролась за жизнь, за ме-
сто в ней; за кусок хлеба, за своих детей; боролась за свободу и достоинство
со своими мужьями, детьми, сама с собой. Не всегда были победы – были
и поражения, да ещё какие!..
Как говорит словацкая пословица, «Что нас не убило, то нас укрепило».
Беру её как эпиграф к своей жизни.

9 декабря 2012
Налаживаем с Душаном наши отношения. Как пришла к нему жить, вижу,
что он нервный, а я ещё больше, потому что моя мнительная чувствитель-
ность, а также нетерпимость ко всякого рода негативам в совместной жизни,
мои расшатанные нервы не приносят ни мне, ни ему ничего хорошего.
Но обо всём мы с Душаном разговариваем, и каждым разговором откры-
ваем направление в наше будущее. А уже и не так много у нас впереди: мне
шестьдесят семь, а Душану через несколько дней будет семьдесят…
Но у нас уже есть наше прошлое – почти десять лет мы прожили вместе.

И будем надеяться, что нас ждёт хорошее будущее! Смешно… Как будто мне
шестнадцать, и я пишу свой первый и краткий дневник. Ну, конечно, нет,
хотя цифра «шесть» присутствует в количестве моих уже прожитых лет.
И если тогда передо мной только открывалась жизнь, то теперь она
на исходе. Я хочу её прожить как можно лучше – для себя и других, тех, кото-
рых люблю, которые мне близки.

16 декабря 2012
В Словакии началась настоящая зима. Она пришла ночью с морозом
и снегом и покрыла белым покрывалом крыши домов, автомобили, деревья,
дороги и тротуары.

Сходила в поликлинику и попросила у доктора процедуры на ноги после
операций галуксов. Когда еду в автобусе, электричке, иду по улице или стою
на остановке – везде происходит какое-нибудь общение: схожу со ступенек
в поликлинике, а навстречу идущий старший пан предупредительно говорит:
– Vel;mi smyklavo. Pozor! Nespadnite!» (Очень скользко! Внимание!
Не упадите!)
– D’akujem Vam! (Благодарю Вас!), – с улыбкой отвечаю ему.

Такие диалоги расшевеливают чувства и мысли, улучшают настроение.
Пройдёт время – человек вспомнит, улыбнётся, подумает о сопричастии
людских сердец, мыслей и жизней.

Когда переезжала к Душану, оставила на заградке (на огороде) у аэро-
порта своих двух кошек – Смолку и Очко, а за лето они родили шестерых
плюс их отец – большой, умный, деликатный и вежливый, заботливый уха-
жер, муж и отец. Конечно же, навещаю своих кошек, делаю оздоровительные
прогулки, которые мне рекомендовал мой доктор. В субботу и воскресенье
со мной идёт Душан и активно помогает кормить наших кошек. Он покупает
и носит им корм – консервы, гранулы, молоко. Я очень люблю своих кошек
и котов. Может, потому и питаю к ним такие глубокие чувства, что в своём
раннем детстве я была полна их любви и тепла: когда сидела на завалинке;
когда летним вечером мы с отцом шли спать на сеновал из душной и малой
избы, а кошка (или кот) приходила ко мне, ложилась рядом, и я гладила её
шёрстку и целовала мордочку, обнимала и прижимала к себе.

Позднее, когда училась в школе и готовила уроки, ко мне приходила ко-
шечка, я рассказывала ей стихи наизусть из домашнего задания или о да-
лёких странах, о их жизни, климате и культуре. Я просила кошечку «поча-
ровать», чтобы учительница вызвала меня к доске. Однажды моя старшая
сестра принесла из леса большой красный мухомор, полила его густой сме-
таной и положила на середину стола. У неё была благородная цель – изба-
виться от мух. Никто в это время не подумал про нашего кота. Я плакала
и не выпускала из рук умирающего чёрного большого красавца-кота, кото-
рый слизал сметану с мухомора и отравился…

В моей жизни кошки и коты – лучшие приятели и друзья. Они моё ле-
карство, моя радость, умиление души, они моя улыбка и счастливый смех.
Я знаю, как им нужен человек с добрым сердцем, который поделится с ними
едой и теплом, своим обществом. Когда мы с Патриком работали на заград-
ке, кошки, поев, как обычно, начали умываться, играть или просто драться,
а потом приблизились к нам, и две из них, а потом три и четыре уже были
над нами, на абрикосовом дереве, наблюдали за нами, играли, лапками били
друг друга, обнимались своими пушистыми хвостами.

Я уже давно приметила, что с помощью хвостов они общаются, выража-
ют свою расположенность друг к другу, к человеку. Когда им что-то не нра-
вится, они резко двигают хвостом, как бы ударяя кого-то или что-то, выра-
жая своё несогласие. Когда они настроены на хорошую волну, их хвостики
двигаются плавно, игриво и ласково касаются ваших ног, рук, лица. Об их
интересе и любопытстве, внимании и достоинстве, о быстроте мыслей го-
ворят их глаза. Об их насторожённости и готовности защищаться говорят их
уши и лапки. Об их неге и благополучии говорит их спинка – гибкая и рас-
слабленная, и вся их милая фигурка. Настороженные чуткие ушки, большие
жёлтые, зелёные или голубые глаза, защищённые небольшими бровями,
сильный широкий нос, белые острые зубы и роскошные усы не только укра-
шают кошку – они служат боевым оружием в борьбе за жизнь.

Я знаю многих людей, которые не любят кошек, даже ненавидят их, бо-
ятся их, преследуют, истребляют и мучают. И думаю: «Неужели нет у этих
людей сердца, совести и ума; как можно губить и уничтожать таких бла-
городных существ, вместо того, чтобы решить их проблемы и помочь им
и себе?»

Когда-то давно я приехала в свою родную деревню навестить одинокую
пожилую женщину. У неё были дети, но со временем они разъехались, об-
завелись семьями. Навещали пожилую женщину, иногда она навещала их.
В доме на скамье, возле печи, сидела и умывалась худая серая кошечка.
– Вместе жить веселее? – спросила я женщину.

Она пожала плечами и смущённо рассказала: «Кошечка вредная, делает
«шкоду», ворует всё, что увидит. Раз я её побила и отнесла в канаву (канава
была метров триста от дома). А на другой день кошка пришла домой. Так
и живём…» Я уже не спрашивала её, как, чем и где она побила кошку. Только
сказала: «Как ты могла?..» Эта женщина была моя мама…

Я знаю многих людей, которые делятся с кошками кровом и хлебом, жер-
твуют своим временем и небольшими сбережениями. Я не знаю, кто в Брес-
те поставил памятник кошкам, кого ни спрашивала об этом, никто не мог
ответить, объяснить, а на памятнике – ни единого слова… Но этот памятник
свидетельствует о чьей-то безграничной любви к кошкам, о преданности
и благодарности им. И я очень признательна тому человеку и всем тем, кто
участвовал в этом незаурядном действии. Было бы интересно узнать исто-
рию появления этого памятника.

Брест – это очень зелёный, чистый, красивый город. Живут в нём пре-
красные люди. Каждый, кто побывает в Бресте, ощущает уют и заботу горо-
жан о своём прекрасном городе.

Когда я гуляла по улице, ожидала на остановке автобус или подходила
выпить холодного хлебного кваску, даже в учреждении я видела кошек.
И не каких-нибудь, а красивых и чистых. И чувствовали они там себя как
дома. Однажды на остановке я присела на скамейку, где уже были женщина,
мужчина и кошка. Я погладила кошку и вслух пожалела, что нечего ей дать.

Молодой мужчина повозился в своей сумке и достал из неё небольшой ку-
сок колбаски, разломил её на мелкие кусочки и угостил ими кошку. Кошка
посмотрела на это, обнюхала, а есть не захотела. Мы засмеялись, а кошка по-
удобнее улеглась между нами…

Вместе с благодарностью я хочу передать брестчанам, что горжусь ими
и глубоко уважаю их не только за любовь и внимание к нашим младшим
братьям. Каждый человек и каждый город может брать с них пример.
Я люблю кошек и помогаю им, они помогают мне ещё больше. Мы – дру-
зья навсегда.

19 декабря 2012
Сегодня встретилась на остановке со старой знакомой – молодой
и энергичной Любицей. Обменявшись любезностями («Ako sa m;;?» – Как
живёшь?), мы пожаловались друг другу, что могло быть и лучше, а не то, что
от зарплаты до зарплаты (она ещё работает в аэропорту), от пенсии – до пен-
сии. А также отметили, что делать нечего. Мы, слава Богу, встречаемся, улы-
баемся и смеёмся, иногда даже над собой. Так это ещё не так плохо. Другие
не имеют работы, пенсии. Может, в следующей жизни будем успешнее… При
этом Любица радостно поделилась, что живёт уже другую жизнь. На что я ей
заметила, что в каждой жизни человек имеет шанс быть успешнее и лучше,
а до девятой жизни ей ещё далеко. И тут же пожаловалась, что живу уже
вроде седьмую, а успехов не вижу. И пожалела, что человек приходит в но-
вую жизнь, забыв предыдущую, и не может воспользоваться приобретён-
ным опытом. Так мы шутили и смеялись, ехали в автобусе, разговаривали,
верили и не верили тому, о чём говорили. И за это краткое время отметили,
что тяжело жить, а ещё тяжелее умирать…

Умирать было бы легче, если бы человек верил, что придёт ещё на Зем-
лю в новом, лучшем качестве и жить будет лучше и успешнее. Любица
вспомнила разговоры о конце света и пожала плечами, а я ей ответила, что
жизнь покажет… Моя энергичная и жизнерадостная знакомая уже выходила
из автобуса, пожелав мне «Vesele Vianoce!» (Счастливого Рождества!), и я ей
«Stiastne a Vesele!» (Счастливо и Весело!).

Мы долго махали друг другу руками, и по всему чувствовалось, что это
была взаимно приятная встреча. Я думала, как это мило, что мы, чужие
люди, она – словачка, я – белоруска, понимаем друг друга так хорошо, что
можем говорить о многом и взаимно обогащаться нашими мыслями, взгля-
дами, жизненным опытом.

Сегодня, кроме своих кошек, я счастливо встретилась в «нашей» неболь-
шой корчме с Эвичкой. Жаль, не пришла Атя. Душан пришёл к нам с рабо-
ты, и мы живо обменивались новостями, мнениями, советами и подарками.
Эвичка и её сестра Атя (заслуженная артистка Словакии) – мои лучшие дру-
зья. В последнее время Эвичка пребывает в домашней атмосфере с мужем,
сыном и его семьёй, а главное, со своими двумя маленькими внучками. Оп-
тимизм не покидает её, она и сегодня организовала нашу встречу.

С Эвичкой я работала в аэропорту, и она приходила ко мне на помощь
всегда, когда я нуждалась в ней. А когда видела (чувствовала), что сама
не сумеет справиться, звала Атю: «Софии надо помочь!» Так я познакоми-
лась с обаятельной и милой Атей Климовой.

А когда я болела и мне нужно было зайти к врачу и на почту, Эвичка зва-
ла на помощь своего мужа пана Яроша с его автомобилем. У Ати муж давно
умер, и она часто навещает свою сестру. Эвичка всегда чувствует её хорошее,
надёжное плечо. И не только в минуты уныния и болезни мы вместе. На Но-
вый год они приезжали за мной, и мы вместе сидели у них за праздничным
столом, где главное слово было хозяина – пана Яроша, как во время молит-
вы, так и во время праздничного обеда, и после, когда по его «велению» мы
искали под новогодней ёлочкой подарки, которые он нам приготовил.

Пан Ярош – сдержанный, добросердечный чех (моравак), верный муж,
заботливый отец и дедушка. Он мало разговорчив, зато умеет внимательно
выслушать и помочь. Считаю за счастье в несчастье их интерес ко мне и за-
боту. Я знаю, что в любое время могу обратиться к ним. Я им очень благодар-
на и горжусь, что у меня есть такие прекрасные и серьёзные друзья. Когда
Эва рассказывала мужу, что я пошла на компьютерные курсы (недельные,
в подарок пенсионерам), он спросил: «А зачем Софии курсы?» А Эва, сме-
ясь, ответила ему: «София сказала, что когда умрёт, Бог спросит, почему она
такая необразованная, и как это она не умеет пользоваться компьютером?

Когда увидела объявление с приглашением на курсы, позвонила, договори-
лась и пошла учиться». Ярош засмеялся, а Эва добавила: «София хочет чаще
видеться со своими детьми и внуками (в Бресте и Аммане)». Тогда пан Ярош
подумал и сказал: «Пусть возьмёт мой старый компьютер».

Когда Эвичка мне рассказала об этом, я очень обрадовалась и поблаго-
дарила пана Яроша, а она его уговорила привезти компьютер на машине
ко мне домой. Сказала и сделала. Через пару дней пан Ярош со своей женой
пани Ярошёвой привезли мне компьютер. Я сейчас им пользуюсь: Душан по-
сылает Олегу мои тексты и фотографии.

Не могу не сказать, какое тяжёлое горе постигло Ярошёвцев, когда умер
их сорокалетний сын Борис. Было им неописуемо тяжело, но они ни на ми-
нуту не замкнулись, не самоустранились. Только Эвичка попросила на ра-
боте не разговаривать с ней на эту тему. Я об этом рассказываю, чтобы вы
знали, какие люди живут рядом со мной в Словакии, и как я их уважаю, ценю
и люблю.

Мы прощаемся с Эвичкой, я передаю приветы и поздравления с празд-
ником пану Ярошу и Ате, вместе идём на остановку, приходит наш автобус,
и мы с Душаном едем домой, а Эвичка ещё минутку, другую постоит и до-
ждётся своего троллейбуса. Вечером мне позвонила Атя, пожалела, что мы
не смогли встретиться, и сказала, что может прийти ко мне завтра домой…

21 декабря 2012
Уже двадцать минут первого ночи. Сегодня будет необычный день. В по-
следние дни в газетах, по радио и между людьми говорится о конце света.
В Словакии это предсказание почти все воспринимают с юмором. Увидим,
что время покажет?.. Хочу и надеюсь утром проснуться и жить привычны-
ми заботами и делами. Да поможет нам Бог! Через двадцать минут будет
двенадцать дня 21 декабря 2012 года, и продолжится этот вполне обычный
и, надо сказать, «счастливый день».

Мы живём! Все живут! Слава всемогущему Богу! В Братиславе, как
и во всей Словакии, люди готовятся к щедрому вечеру. Всюду толпы: на ули-
цах, на остановках; переполнены автобусы, троллейбусы, трамваи; очереди
в магазинах, у торговых рядов. Все возбуждённые, с покупками, но не ра-
достные, а сдержанные и озабоченные. С печалью смотрю на стариков (ведь
и я немолода), как они, едва передвигаясь, тяжело влезают с покупками
в трамвай и ещё тяжелее «вылазят» из него. По радио говорили, что где-то
в Словакии дети не пошли в школу, потому что, «если будет конец света, то
семье лучше остаться вместе».

Ура! Живём! Уже пять минут после полуночи – 22 декабря 2012 года.
Через несколько часов – день следующий. И пусть он будет счастливый
и свободный, пусть будет богаче и радостнее для каждого человека на всей
Земле. А поэтому сосредоточимся на том позитивном, что имеем и можем
иметь. Улыбнёмся, и своей улыбкой согреем сердца своих близких, друзей
и знакомых.

25 декабря 2012
Vianoce – Рождество Христово, как говорят сами словаки: «на Словен-
ску – по словенску!» Вчера двадцать четвёртого декабря был щедрый ве-
чер. У нас всё готово к празднованию: украшен «стромчек» (ёлочка), испе-
чён гусь; жареный карп, картофельный салат, вино, печенье, капустница
отдыхают в ожидании своего торжественного часа. Посетили и накормили
кошек, только особого праздничного настроения нет. Но праздник чувству-
ется во всём: Душан не работает, и мы вместе; а на улицах, остановках, в ав-
тобусах и трамваях пусто; закрыты магазины и базары.

Каждый в своем доме. Душан говорит, что в этот день посещения не ре-
комендуются. И хотя это праздник покоя, я люблю, когда звучит музыка,
встречаются люди, не только свои, но и чужие; люблю открытые магазины,
корчомки, куда может зайти и человек одинокий, без семьи и друзей.

Сегодня звонила Лена и сказала, что умерла Ядя, её золовка. Жаль, ко-
нечно, думаю и надеюсь, что без страданий и мучений, потому что в жизни
очень намучилась… Царствие ей небесное и вечный покой…

Через несколько дней наступит Новый 2013 год. Хотелось бы эти дни
старого года прожить красиво и с благодарностью в сердце. В 2012 году
я приняла решение перейти жить к Душану и отдать служебную квартиру
аэропорту после всех выигранных мной судов. Этим я выиграла ещё раз –
для своей души и сердца, для своего самосознания и свободы человеческой
мысли и духа. Конечно, мне в такие годы тяжело привыкать к чужому дому,
чужой квартире (хотя Душан мне не чужой), чужим людям. Но вместе с тем,
мне хорошо – я никому не обязана, и, слава Богу, мной здесь никто не интере-
суется, я также. Все в нашем подъезде молодые, работающие семьи с детьми,
домашними «милачиками» (любимцами) – собачками, кошками и котами.

А у нас кот Али. И мы тоже «молодая», работающая наполовину семья:
ведь я не работаю (хотя дома работы больше, чем на каком-либо производ-
стве, только начни!), но Душан каждый день идёт на автобус в шесть часов
утра и едет в свою Млынскую долину на телевидение, где работает освети-
телем – мастером по свету. И так свыше пятидесяти лет. Ветеран! Теперь та-
ких званий никто никому не даёт. Это так говорю я, рассказывая о Душане.

Двадцать восьмого декабря Душану будет семьдесят! Пожелаю ему от всей
души и сердца здравия, душевного и физического, немного романтики
и долгих совместных лет жизни.

Мой милый, родной и самый добрый Душанко! Кого, как не тебя, я могу
любить, уважать и благодарить. С кем уж, как не с тобой, я хочу дожить
до своих последних дней?.. Не будь тебя, я уже, наверняка, не была бы
на этом свете. И то, что я живу, улыбаюсь и ругаюсь с тобой, – всё это бла-
годаря тебе, твоей заботе обо мне, благодаря твоей доброй душе и любви,
благодаря твоей щедрости и врождённой интеллигентности.

«На дно упадёшь, когда останешься сам и не будешь иметь на кого опе-
реться», – сказал мой любимый герой из фильма. Разреши мне, мой милый
Киско, жить с тобой одной семьёй до конца моих дней. Давай поможем Богу
сделать нашу совместную жизнь счастливой и богатой на хорошие события.
Ведь недаром мы встретились с тобой и не расстаёмся уже почти десять
лет. Видим в том волю Господню.

Кончаются свободные дни, что подарили словакам и многим людям пла-
неты Vianoce и «Je;i;ko» (Рождество и Иисус Христос). На улице потеплело
и всё растаяло; наши кошки не голодны (все, кто приходит на свой огород,
прикармливают их, только Смолка где-то загуляла).

Мы с Душаном приехали с огорода, пообедали, я испекла пирожки. У нас
в квартире уютно и празднично. Коту Али одно удовольствие играть с кон-
фетами и украшениями на ёлочке.

Когда-то, примерно в пятом классе, я пришла со школы домой (было уже
темно, и в нашем домике горела «лампочка Ильича»). Мама, отец и младшая
Ленка были дома. Возле окна, у стола, стояла ёлочка, украшенная самодель-
ными гирляндами из бумаги и соломки; бумажными разноцветными фона-
риками, а сверху висели настоящие бублики из пшеничной муки, которые
вместе с пирогами испекла мама. Был щедрый вечер, наступал праздник
Рождества Христова.

На улице было много снега, стоял трескучий мороз, а в доме было те-
пло и пахло пирогами. Родители засмеялись мне навстречу, а отец, шутя
и всерьёз, сказал, что наш малый поросёнок съел «твои баранки». И хотя мне
было жаль такого редкого лакомства, я удивилась и засмеялась тоже, а мама
отрезала мне «пакаштаваць» (попробовать) рожденственского пирога. Он
не был сладкий, но был очень пахучий и вкусный!

Это не был запах ванильного сахара – это был запах пшеницы, солнца
и поля, летнего ветра и нашего дома, в котором жили родители, я и Лена, два
кролика и поросёнок, которого принесли из хлева, чтобы не замёрз. Обычно
он спал под припечком, а когда хотел есть, с громким хрюканьем и визгом
выбегал оттуда. И, как видно, не растерялся, когда приметил на ёлке наше
с сестрой лакомство, – снизу достал и весело съел, а сверху осталось…

28 декабря 2012
Это хлопотный и содержательный день. Сегодня Душану исполняется
70 лет. Съездила и накормила кошек, послала поздравительные открытки
с Новым годом в деревню, в Брест, в Минск, в Оренгбургскую область. Неко-
торых своих любимых, родных и близких не поздравила – позвоню им через
интернет. Спасибо сыну, он мне всё устроил на расстоянии, мы с Душаном
долго шли бы к этой мечте, а он нам одним движением из Бреста в Братисла-
ве установил телефонные номера в наш ноутбук.

Я очень рада, что начинаю потихоньку «влазить» в компьютер; вместе с Ду-
шаном разговариваем и видимся со всей моей семьёй в Бресте и в Аммане (Иор-
дания); посылаем письма, мои рассказы Олегу (сыну), которые он редактирует
и публикует на сайте. Наша совместная работа включает в себя исправление
ошибок в текстах, размышления над способом его подачи, поиск более точных
фраз, понятных уважаемому читателю. Сказывается моё пребывание здесь,
в Словакии, вдали от русского языка. Мы на таком расстоянии рядом: сидим
и говорим, спорим, стараясь не обижаться друг на друга. Действительно, как
сказал В. Маяковский – «Жизнь прекрасна и удивительна!» Я очень рада, что
могу подтвердить слова любимого ещё со школьной скамьи поэта.

День на исходе. В Братиславе в декабре начинает темнеть уже с трёх
часов. Спешу ещё к врачу выписать рецепт и поздравить её с праздником,
а потом к Душану на «тржницу» (большой торговый центр), в маленькую
корчму, где я всегда встречаю его, когда он идёт с работы и заходит туда
на «ob;erstvenie» (отдых) – выпить стаканчик-другой вина с содовой или
пива. Ожидаю его немного, что-нибудь покупаю (капусту, колбаску; фернет,
шампанское и торт уже куплены), и мы вместе приходим домой.

Чуть позже ужинаем, поздравляю его, обнимаю, целую и поглаживаю
его лицо и волосы; пою ему заздравные песни, которые знаю, «живём –
живё-ё-ём!» – словенские; «многие лета, многие лета!» – наши и «сто лят, сто
лят нех жие, жие пан!» – польские. Душан улыбается, довольный и застен-
чивый, непривыкший, чтобы его обласкивали, тем более женщины, а я на-
стаиваю, чтобы он выпил шампанского: «Душан, Душан, Душан, выпей всё
до дна! Пей до дна!» И всё пою, мне и смешно, и весело, и приятно, и не ве-
рится, что у нас такая нормальная семья. Я уже была дважды замужем, а Ду-
шан никогда не был женат и не испытывал желания жениться.

Потом к нам присоединяется по интернету Олег, поздравляет Душана
с днём рождения, желает ему и нам всего наилучшего, хорошего здоровья,
а я читаю написанные вчера вечером слова, посвящённые нашему милому
юбиляру:

Пусть будет этот день прекрасен!
Пусть будет счастлив целый год!
Пусть будет путь и ум твой ясен,
Пусть будет чистым небосвод!
И окружит тебя заботой
Твоя счастливая семья:
Твой Фрэд и Янко на работе.
А дома Али наш и я!

Нельзя было не заметить, что это Душану нравилось, и он старался быть
лучше прежнего. А я для него хранила ещё одну тайну: завтра утром будет
звонить из Аммана моя дочь Аллочка, чтобы поздравить его с днём рожде-
ния. Я попрошу Душана снять трубку. Так Душан разменял свои семьдесят.

3 января 2013
Прошлое переплетается с настоящим, и я вспоминаю себя, когда к нам
в деревню из России приехала Лариса (маминой родной сестры Лены дочь)
со своим сыном Толичком. Лариса убежала от мужа и приехала к нам зимой.
Мне тогда было около четырёх лет.

Мой отец с моей старшей сестрой Катей ездили нашим конём встречать
её в Барановичи на вокзал, а через неделю Катя, надев пальто Ларисы и ша-
почку, получила её багаж. Это был большой, как мне тогда казалось, сундук,
и я всегда любила в него заглянуть, когда Лариса открывала его, и украсть
из него пахучие и очень вкусные баранки, как только она отворачивалась.

Лариса была очень красивая, молодая, интеллигентная и добрая женщи-
на. Она любила меня, расчёсывала и укладывала мои густые волосы, учила пи-
сать первые несложные буквы (о, а) и всегда радовалась, говорила, что я такая
способная, умная. Наверное, эта ситуация была толчком к пробуждению моего
самосознания, моего понимания себя. Я навсегда полюбила её, и ещё сегодня
светлый образ Ларисы рядом со мной, перед моими глазами и в моей душе.
И всегда мне хотелось быть на неё похожей, быть такой же красивой и милой.

Я помню, когда мы с мамой спали на полку возле печи, а я трогала её
мягкие и нежные волосы, пальчиками перебирала каждую прядь, будто
шёлковые нити, и счастливо засыпала.

Однажды ночью я проснулась, потому что наша постель освещалась,
слышались встревоженные голоса, рядом стояла бабка Марка и держала
на руках новорождённого ребёнка (девочку). Обмыв и запеленав, бабка
Марка положила её возле мамы, а мне приказала перейти на постель у сте-
ны, к отцу. Так появилась на свет моя сестра Лена.

Мой отец был добрый и уравновешенный человек. У него были ещё два
брата – Павел и Александр. Павел с женой и тремя сыновьями жил у самой
дороги. Мой отец и вся наша семья жили в доме их родителей, ближе к лесу.

В том же доме, через стену, жил брат Александр со своей женой Марьей
и двумя дочерьми – Галей и Надей. Они были старше меня ненамного – Галя
лет на пять, а Надя на полтора-два года. В стене, что отделяла наши части
дома, были щели, и мы, дети, глядя на взрослых, часто подсматривали в них
и подслушивали. Всегда и всё, что происходило во второй половине дома,
мы знали раньше наших родителей.

Мой отец хромал на левую ногу (от рождения она у него была кривая),
был невысокий, худой, любил хорошего собеседника, умел шутить и засме-
яться, а между своими младшими братьями был работник и «гаспадар» (хо-
зяин). У нас был конь и всё к нему – воз, сани, cбруя, хомуты, бороны, плуги,
полукошик. И даже большой и тёплый овечий тулуп был у моего отца!

Он никогда меня не ударил и не кричал на меня, хотя с мамой они часто
ругались, когда выбрасывали навоз из хлева и возили на поле, а там разби-
вали и разбрасывали; когда косили и сгребали сено. Мы, дети, всегда были
рядом и помогали, как умели, – учились работать.

Мой отец очень любил своего коня, лечил его, когда тот болел, делал ему
массаж, поил и кормил, спасал, а когда ничего не получалось, с нахмуренным
лицом отвозил его на кладбище, снимал с него шкуру (её можно было про-
дать) и со слезой и горечью закапывал. Но всегда у моего отца были конь,
корова и телёнок, а иногда – жеребёнок.

Вся наша семья и семья дядьки Саши, а также наша и их живность всегда
передвигались мимо окон дядьки Павлюка. Он был зол и всегда ругался: когда
я несла от Тита, что жил через дорогу, полные ведра воды или загоняла в хлев
корову после пастбища; или когда мы с отцом ехали на нашем коне на возе,
а рядом бежал весёлый гнедой жеребёнок. Мы понимали, что не было ему
от чего радоваться. И он, и дядька Саша имели только корову и пару свиней.

Если дядька Саша был робкий и склонный к дипломатии, то дядька Пав-
люк был гордый и сердитый. Его жена Люба всегда боялась мужа, а трое сы-
новей дрожали перед ним, как осиновые листы. Люба была дочерью нашего
близкого соседа деда Остапа, она была очень красивая и тихая.

Храбростью и умом из жён нашего двора отличалась тётка Марья. Она
и мама родились в Добром Бору и вышли замуж в разное время за братьев
в село Гавеновичи. В годы войны, когда немцы были на нашем дворе и хоте-
ли зайти в хату, тётка Марья замахала руками и закричала: «Тифус! Тифус!»
Внутри на постели лежал маленький Виктор и плакал. Немцы испуга-
лись и ушли. Об этом мне рассказывала мама. Видимо потому, мой отец был
успешнее своих братьев, что мама вышла за него замуж с приданым – полем
и кусочком леса.

У нас и отцова брата Александра были куры, которые часто несли яйца
не там, где положено. Так вспыхивали ссоры между хозяйками, а дядька
Саша – бывший воин и владелец нескольких медалей за отвагу – помогал
своей Марье устоять перед агрессией моей мамы. Крики, бранные слова,
жесты и изображения, – всё здесь использовалось и играло важную роль
во имя победы. На нашем дворе и внутри дома было живо, неспокойно и аг-
рессивно. Может, потому нашу «чверть» называли в селе «Греция».

Позже, когда я училась в пятом классе, я многим сообщила, что Греция –
это древнее государство. От него пришла культура в другие страны. Наша
«Греция» просуществовала до 1960 года. К этому времени трое братьев по-
строили новые дома и разошлись в разные концы деревни: Павел построил
дом у дороги; мой отец построился позже всех в конце села; младший Алек-
сандр в третьем ряду, возле клуба, недалеко от старого домика, на так на-
званной тогда улице Гагарина. Не стало нашего двора, затихли крики и ссо-
ры, исчезло «государство», пропало его название – «Греция».

10 января 2013
В нашей семье, кроме Кати и Виктора, передо мной у родителей было
ещё два сына – Борька и Петя. Борька умер в три года, а Петька скончался,
когда ему был годик. Потом родилась я. Моя сестра Катя была старше меня
почти на десять лет, и с мамой она всегда была заодно. Однажды мы трое
рвали гречку, а потом сели обедать. Когда мама, а за ней Катя отпили моло-
ка из бутылки, сестра протянула её мне, а я взяла и начала рукой вытирать
горлышко, а потом отпила глоток, два. Они меня высмеяли, раскритиковали
и сурово заметили, что моя рука не чище их уст!

Часто я нянчила малую Ленку, качала её, кормила, убирала за ней,
умывала и ждала, когда придут с поля Катя и мама. Я очень любила Катю
и во всём брала с неё пример: смотрела, как она причёсывалась, одевалась,
подкрашивалась и собиралась на танцы. Я знала её подруг и определяла, кто
из них красивее.

Я очень любила смотреть, как сестра мыла окна, стол, полы в нашей по-
ловине, перегороженной тонкой фанерной стенкой; как меняла к празднику
постели и красиво их застилала; как наклеивала на стену картину с плаваю-
щим в озере среди лилий белым лебедем, и, как у неё, будто у волшебницы,
всё вдруг преображалось, делалось чистым и красивым. Во всём и всюду она
была самая милая и красивая.

Катя любила коня и часто с подружками водила его в ночное. Мама с от-
цом любили свою первую дочь, гордились её красотой и сноровкой и очень
хотели сфотографировать её вместе с конём. Но тогда, где было найти в де-
ревне фотографа или даже фотоаппарат?

Когда я заболела корью, тётка Марья принесла мне печенья и газиро-
ванной воды, а я не могла ни есть, ни пить даже такое лакомство. До болезни
я сочла бы это за малину! Катя часто присаживалась возле меня, гладила
мне лоб и живот своими тёплыми и добрыми руками. Мне становилось лег-
че, и я засыпала. Это помогло мне выздороветь. В деревне многие говорили
о красоте и трудолюбии моей сестры. Я брала с сестры пример и хотела быть
хоть немножко похожей на неё. От неё я научилась петь частушки, которые
она, приходя с танцев, напевала мне, и которые почти все я помню и теперь,
могу их напеть вам, как наша Катя напевала мне.

Своего старшего брата Виктора я помню с 9-12 лет и позднее. В те ран-
ние годы своего детства и ранней юности он был бледный, худой и болез-
ненный. Больше времени проводил с отцом – помогал ему по хозяйству
и пас коров. Врач из Слонима рекомендовал Виктору для улучшения здоро-
вья пасти коров, бывать в лесу (у него была бронхиальная астма).

Не забуду, как однажды отец рассердился на Виктора и решил его нака-
зать палкой или пугой, а я, увидев это, кричала и плакала от страха за бра-
та, стараясь защитить его, а отец кричал, готовый перекинуть свой гнев
на меня. Виктор плакал от испуга и боли и просил прощения у отца. Мои
родители очень любили своего единственного сына…

Катя и Виктор ходили в деревенскую школу, но особого стремления к учё-
бе не проявляли. Катя окончила семилетку, Виктор четыре класса дневной
школы. Чтобы Виктор охотнее ходил в школу, ему купили сапоги. Катя ходи-
ла зимой в ходоках – обувь из грубой резины, – а летом в лаптях. (Позднее,
когда я ходила в школу, мне мама покупала на зиму резиновые блестящие
сапоги, которые очень быстро рвались, и мама ругала меня за это, а я чувст-
вовала себя виноватой и несчастной.) Через несколько лет Виктор окончил
семь классов вечерней школы. В свои ранние детские годы я всегда ощущала
его неприязненное отношение ко мне. Даже по имени он меня не называл,
а придумал слово «Мэт», «Мэтка». Когда я играла с детьми, и меня надо было
защитить, а брат оказывался рядом, он при всех укорял меня и даже подни-
мал на меня руку. Мне было обидно и стыдно за него. Мама часто рассказы-
вала, какой Борька в свои три годика был умный и деловой – «на нём шкура
горела!», – говорила она. Как многие в те годы, Борька заболел дизентери-
ей, и ему было очень плохо. Мама очень хотела его спасти, и с умирающим
сыном в корзине за плечами бежала в Гать, за шесть километров от нашей
деревни. Там она надеялась попросить помощи у доктора военного лагеря.
И когда она, измождённая и убитая горем, прибежала туда, лагеря и доктора
там не было: ранним утром лагерь снялся и перебазировался в другое место.

Спустя долгие годы мама рассказывала, как она возвращалась с умира-
ющим Борькой домой без помощи и надежды, без жизни, без души. Вздыхаю
от сочувствия и понимания неописуемо глубокого горя моей мамы и обра-
щаю свои мысли и жаль на бедного и несчастного брата. Я верю, что там,
в пространстве, он давно приобрёл всё, что было необходимо.

О меньшем Петьке мама почти ничего не рассказывала, только сохрани-
лась фотография, где он был ещё в пелёнках. Я любила их такими, как рас-
сказывала мама, и знаю, что сейчас они все вместе: и отец, и мама, и Виктор,
и Катя, и Борька и Петька. Пусть Господь успокоит их души…
На моих глазах подрастала Ленка, и всегда, и во всём, когда случались
какие недоразумения между нами (а Ленка их умела создавать), была ви-
новата я.

Раз брат пришёл к нам домой со своим другом. Я досматривала Ленку,
играла с ней. Вдруг она заплакала, а Виктор с кулаками и криком набросился
на меня. И хотя его друг, который всё видел и слышал, убеждал брата, что
виновата не я, а «эта малая», он не слушал его и не имел малейшего желания
установить справедливость. Главное, что виновник уже был давно, до слу-
чившегося, и им была я…

Однажды, когда мы игрались с Леной, бегая одна за другой, вдруг сестра
на бегу упала и заплакала – ей заболело плечико. На другой день брат повёз
её к врачу. Оказалось, что рука в плече была вывихнута, и врач сделал ей по-
вязку. Виновата, конечно, была я. Тут не только Виктор, но и мама наказала
меня так, что до сих пор живёт во мне память о том.

Лена лгала, и всё, что между нами происходило, доносила родителям
и старшим – сестре и брату. Когда в нашем деревенском магазине можно было
за яйцо купить шесть конфет «подушечек» или ложку халвы, я всегда стара-
лась найти два яйца, а Ленку посылала в магазин купить сладости. Она шла,
а по дороге домой съедала несколько конфет, или часть халвы, а когда прино-
сила, я делила, что осталось, на две равные части – ей и себе. Она сама хвали-
лась, что по дороге съела конфеты. Но худшее было то, что она рассказывала
маме об украденных яйцах. Мама ругала меня, сердито называя «яечник!»

О том, что Лена лгала, все члены семьи знали, и поэтому Витя первый
назвал её «Серёжа», и это закрепилось за ней навсегда. Серёжа был братом
нашей соседки Титовой Кати. Он был слепой и часто говорил неправду. Все
говорили, что он лгал. Я придумала про Лену стихотворение:

Серёжа шёл по бруку,
Давал сто раз руку!

И сейчас она не изменилась. Скрытность и ложь занимают большое место
в её характере. Мы встречаемся и видимся редко, а ещё реже разговариваем.
Кроме слова «Мэт», «Мэтка» которые исходили только из уст моего брата,
было найдено другое, более подходящее слово в обращении со мной – «Зося».
Только я его никогда не принимала, и каждый раз просила, чтобы меня звали
«Соней!», позже – «Софией», а ещё позднее – «Софией Ивановной!»

18 января 2013
Мой отец с улыбкой часто рассказывал, как люди из сельсовета называли
его «кулаком» и настаивали, чтобы он вступил в колхоз. И хоть не умел отец
писать и даже расписаться (наверное, заявление о вступлении ему написал
кто-то из этих людей), однажды пришли к нам уполномоченные с людьми
из колхоза и забрали нашего коника, сбрую, плуги, бороны, сани, воз. Даже
разобрали гумно. И сейчас не понимаю, зачем это было нужно. В этом гум-
не на одной стороне отец складывал сено, при этом мы все помогали ему,
а на другой складывал снопы жита, пшеницы, ячменя, гречихи – всего по-
немножку. А посредине был ток, немного сзади стояли сечкарня, на которой
резали солому на сечку, и, обдав её горячей водой, посыпав мукой и добавив
немного порезанного картофеля или очисток, давали коню и корове. Летом
на току старшие молотили снопы, собирали и веяли вручную зерно, сушили
его, а солому складывали там, где лежали снопы.

Потом отец отвозил мешки зерна на водяную мельницу в Ежоны, молол,
вальцевал, делал крупу, привозил, довольный и счастливый домой, а мама
расчиняла хлеб, на следующий день замешивала его, ставила отдохнуть
на часа два – два с половиной, топила печь, выметала её специальной метлой
с долгой ручкой, а потом набирала тесто на деревянную лопату, уложенную
мокрыми дубовыми листами, формировала его на равные, гладкие боханы,
ловко совала в печь и закрывала заслонкой. Через часа полтора хлеб был
испечён, и мама, серьёзная и гордая, доставала его той же самой лопатой,
гладила влажными руками, укладывала на стол, крестила и накрывала чи-
стым полотенцем. Всего было пять-семь боханов ржаного свежеиспечённо-
го пахучего хлеба с хрустящей корочкой, сладковато-кислого на вкус. Этот
хлеб, приготовленный своими руками, в холодке, в скрыне, что стояла в се-
нях, лежал больше недели, не портясь.

В сено мой отец часто клал дикие груши, а когда они подгнивали, угощал
нас ими. На гумне отец повесил нам с Леной «гойдалку» (качели) из цепи
и нескольких половинок сбитых досок. Люди из колхоза разобрали, раски-
дали всё: стены, засеки, свалили крышу. Отвезли брёвна на колхозный двор,
а нашу «гойдалку» сбросили на землю – осталось там пустое место.

Мне было долго жаль, а сейчас грустно, когда перед глазами нет-нет
да всплывет эта картина, и как тогда, вдруг почувствую запах свежего сена,
золотых снопов жита, только что привезённых с солнечного маминого поля,
соломы и сечкарни, вкус свежеиспечённого хлеба и всего того, что так труд-
но и тяжело, с кровью и потом мой отец и мама приобрели, а потом всё своё
добро – и лесок, и поле, и своего коня – отдали в чужие руки. Я видела ску-
пую слезу на щеке отца, и слышала, как голосила, плакала мама. Мне было
жаль их и нашего добра…
Так мой отец и вся наша семья вступили в колхоз. Уже не было нашего коня,
нашего гумна и маминого поля. Был трудодень, колхозный конь, колхозное
поле. Моим родителям надо было жить и кормить своих детей. Наша семья со-
стояла из шести человек: родители, старшая сестра, брат, я и младшая Лена.

Кажется, мама отвела меня первый раз в школу – обыкновенный дом,
только поновее других. Там были девчонки и мальчишки из деревни и даже
те, что жили по соседству. «Здесь будет учиться первый класс», – сказали
нам, и я искала какую-нибудь примету, чтобы завтра не заблудиться. На дру-
гой день с книжками я шла и очень старалась узнать этот дом. Наконец,
увидев синюю пластинку на комине, я правильно определила, что это тот
самый дом, где я буду учиться в первом классе. Наш класс располагался в пе-
редней половине, а в задней жили хозяева: Птушечка Вера со своим мужем,
которого тоже прозывали Птушечка, и их сын, недавно пришедший из ар-
мии, Птушечка Виктор.

Учила нас добрая и красивая, ласковая Надежда Антоновна. Мне понра-
вилось учиться читать и писать, а после уроков мы слушали сказки, которые
наша учительница с удовольствием нам читала и обещала, что скоро мы бу-
дем читать их сами.
В школе я познакомилась со своими одноклассницами Марусей и Ирой.
Они жили недалеко от нас, но раньше мы не встречались. Мы все хотели под-
ружиться, но выходило так, что когда Маруся была с Ирой, я была сама; ког-
да Маруся была со мной, с нами Ира не разговаривала. Мы ревниво следили
друг за другом, переживали за наши оценки, хотели их иметь лучше, гор-
дились ими или стыдились их. С нетерпением ожидали нашу учительницу,
бежали к ней навстречу, когда она шла в школу, помогали ей нести тетрадки
с нашими оценками. Мы даже угощали нашу учительницу яблоками.

Своего сада ни у нас, ни у Марусиных родителей не было. Маруся научила
меня красть их у своих соседей, в саду которых росли и дозревали
до поздней осени вкусные, ароматные, красно-зелёные яблочки. Мы лазили
в соседний сад вместе с Марусей. Но однажды, когда мы с ней в очередной
раз не разговаривали, я полезла в сад одна. И надобно было так случиться,
что в то же время в тот сад залезла и Маруся. Цель у нас была одна, но Ма-
руся начала меня ругать и пригрозила, что приведёт хозяев. Я не испугалась
и на угрозу ответила угрозой, сказав, что это она научила меня красть у сво-
их соседей яблоки, и они её не похвалят за это. Маруся присмирела, и мы,
взяв по несколько яблок, быстро ушли.
Ира с нами общалась меньше, и в чужой сад не ходила: у её деда, старого
Игната, был собственный богатый сад.

25 января 2013
Однажды, ещё на своём коне, отец отвёз в больницу нашу маму. Ей
очень нездоровилось, и вся она была жёлтая. Пётр Антонович – молодой до-
броборский парень, выученный на доктора, сказал маме, что если бы она
не пришла сегодня, так уж не жила бы на свете, и оставил её в больнице,
в соседнем селе Ежоны.

Шли дни и недели, всем нам очень недоставало мамы, а я за неё боялась
и ждала её нетерпеливо домой. Наступил долгожданный день. Отец собрал
и приготовил воз, запряг коня, посадил малую Ленку на воз, а мне приказал
сесть рядом с ней, сам вскочил на переднюю часть, и мы поехали забирать
маму домой – Пётр Антонович её выписал!

Когда мы, радостные и счастливые, возвращались, отец остановился
у дома, что утопал в саду. Из калитки вышла женщина, поздоровалась, обня-
ла и поцеловала маму, сунула мне с Ленкой по красному яблочку и востор-
женно проговорила: «Маруська, якія твае дзеткі пекныя: Кацька, гэта ма-
ленькая, як лялька, але гэтая, – указала на меня пальцем, – як варона!»
Сегодня я не могу вспомнить, обиделась я или нет, но с тех пор я всегда
старалась на себя посмотреть: в воду ли, в застеклённое окно, в зеркало, если
оно мне попадалось, и причёсывала свои волосы, укладывала их вверх (так
мне казалось красивее), стирала себе платье в подогретой на солнце воде.
А однажды выдумала вырезать дырки на своём стареньком платьице.

Потом его показала маме и Кате, сказав, что моё платье совсем изорвалось,
и надо уже покупать новое. Много я за это вытерпела: и мама и сестра выс-
меяли и обругали меня (хорошо, что ещё не били), и пригрозили, что буду
в нём ходить долго-долго, пока оно не изорвётся на мне совсем! «Хочешь
быть красивой?!» – вдруг догадались они и продолжали смеяться надо мной.

Во втором классе нас учила красивая и очень строгая учительница Тамара
Афанасьевна. Мы уже писали диктанты, выполняли контрольные работы
по арифметике, учительница нас вызывала к доске отвечать и писать, ста-
вила нам оценки, хвалила нас или укоряла. На перемене, когда она уходила
из класса, мы заглядывали в журнал, подсчитывали количество и качество
наших оценок. Меня Тамара Афанасьевна вызывала со словами: «Хочешь за-
работать двойку? Ну, иди!» Потом диктовала слова, а я их писала на доске,
потом недоверчиво спрашивала, почему я в слове «сорока» пишу два «о»,
и так далее. Я ей отвечала, что это слово нужно запомнить. Учительница не-
умолимо спрашивала у меня правило, я ей уверенно отвечала, приводила
примеры. А после она ставила мне в журнал высокую оценку.

Помню осенний, холодный и серый день 1953 года, когда пройдя почти
всю деревню, такую же хмурую и неприветливую, я пришла в свой класс, и как
настороженно, тихо, прямо враждебно, все встретили меня. Никто не сказал
мне слова, только все перешёптывались и смотрели в мою сторону. И учи-
тельница была строже обычного. Кто-то сказал про врага народа, а на уроке
учительница схватила меня за грудки и всю встряхнула. И только на перемен-
ке тётка Обухова, в доме которой мы учились, обняла меня перед всеми, по-
гладила по плечу со словами «Ты моя цыганочка…» Через несколько дней был
суд, и когда мама приехала домой, то плакала и голосила, «что будет делать
сама, как прокормит детей?!» Расстроенная и несчастная, она объявила, что
нашего отца осудили на восемь лет. «Как это мы будем жить, как выдержим
столько без нашего кормильца?!» – рвала на себе волосы мама.

С тех пор я часто слышала слова или разговоры о «враге народа». Это го-
ворили о моём отце, осужденном за зерно с землёй, что я насобирала на кол-
хозном току, который был недалеко от нашего домишка. В летний день
я пять раз бежала туда с корзиной за плечами, чтобы подобрать опавшее
на землю зерно со снопов, что складывали под навес; подходила и к моло-
тилке – там его на земле было больше, – собирала вместе с землёй и носила
домой. Мой отец здесь работал колхозным сторожем. Часто со мной ходила
к колхозному току и Надя, моя двоюродная сестра. Слышала я, что и Виктор
что-то принёс как раз перед днём, когда приходили люди из сельского Сове-
та и делали «троску» (обыск).

Однажды летним днём тётка Марья, я и Надя пошли в Добрый Бор.
По дороге к нам присоединилась какая-то женщина. Мы с сестрой то шли, то
бежали то спереди, то сзади. Женщины громко разговаривали, а когда я при-
ближалась к ним, начинали шептаться. В их разговоре и шёпоте я слышала
несколько раз слова «враг народа». Эти слова меня страшно ранили, и я вся
сжималась, потому что чувствовала, что они относятся ко мне и моему отцу,
ко всей нашей семье, но делала вид, что не слышу, не понимаю этого. Я точ-
но не помню, наверное, в нашем селе был единственный враг народа – это
мой отец. Когда отца осудили, Катя уехала на вербовку. Виктор со мной по-
чти не общался, а если когда что-то проговорил, так ничего хорошего в том
для меня не было. Ленка была ещё маленькая, и всё вертелось возле неё,
а я должна была не только присматривать за ней, но и сносить «награжде-
ния» за её лживый плач и предательство. Мне было одиноко и беззащитно.

Однажды я написала Кате письмо, рассказала ей о семье, и окончила слова-
ми: «У всех есть отец и сёстры, а у меня никого, приезжай, Катька, домой».
Это письмо было из пяти-шести строк, но оно возымело действие.

Однажды ночью, под утро, я с печи услышала взволнованный смех
и плач: вернулась Катя и перечитывала маме и Виктору моё письмо. В то
утро я одела в школу Катины старые капроновые, дырявые чулки, потому
что у меня не было никаких. Была весна, и тряпки, которыми я оборачивала
ноги, когда ходила зимой в резиновых сапогах, не годились под мои старые
полуботинки. Все учителя, кто видел меня, сразу меня осудили, потребова-
ли, чтобы я одевалась в школу, как ученица, мол, капроновые чулки и моя
причёска (мои волосы сзади были подобраны тряпичной лентой снизу
вверх и связаны этой же ленточкой в узелок) в школе не годятся! Спустя ме-
сяц-полтора Катя съездила попутной машиной (в Минск?) к отцу, в тюрьму,
на свидание. Мы все за неё очень переживали.

Вернулась домой весёлая, рассказала об отце, что ему там помогли по-
дать дело на пересуд. И все, с кем она разговаривала там, уверены, что его
скоро отпустят домой.

30 января 2013
Так прошла зима. Колхоз не оставил нас без «помощи». Маму уговорил
колхозный бригадир работать дояркой на двадцать пять коров (никто в селе
не хотел идти на эту работу), а брату предложили пасти коров. Он упирал-
ся, не хотел, стеснялся, но бригадир ему сказал и не один раз повторил, что
он – мужчина и должен помочь маме и семье. Катя смеялась и шутила над
ним, что в своей военной гимнастёрке он будет над коровами, как капитан.
Неохотно, но сознавая тяжёлое положение в семье, мой тогда шестнадцати-
летний брат согласился.

Я редко видела его дома – он пас коров – летом два раза в день выгонял
на пастбище и пригонял на колхозный двор к аборам, а когда временами
все вместе сходились завтракать, вёл себя, как хозяин, мама старалась уго-
дить ему, а он распоряжался. Раз со злостью и презрением в голосе он сказал
маме, указывая на меня, когда я хотела достать из сковородки кусочек печё-
ного сала: «Дай ей, пусть нажрётся!» – и подсунул сковородку ближе ко мне.

И мама поставила передо мной эту сковородку, а я не ела это сало…
Однажды поздней осенью я одна сидела при керосиновой лампе и де-
лала домашние задания. Вдруг кто-то громко постучался в нашу дверь,
зашёл во внутрь дома и взволнованным голосом проговорил: «Твой отец
идёт домой! Видели его на шоссе!» По голосу узнала, что это был ученик
нашей школы, который учился на класс старше меня. Его отец работал
на шоссе. Видимо, он приказал Лёнику известить нас о великой радости.

Утром я увидела отца, слышала его молодой смех, следила, как он умывал-
ся, брился, причёсывался и всё время старался как-то задеть маму, а она
увихалась возле печи и носила на стол картофельные блины, мачанку,
и всё, что могла приготовить. А потом вся наша семья из шести человек
села за стол. Отец развернул свои подарки – мне и Ленке весёлый ситчик
на платья… Он купил это за деньги, которые получил, выходя из тюрьмы,
где пробыл целый год.

С этого времени у нас в доме было живее и веселее. За деньги, зарабо-
танные на вербовке, Кате купили большой рыжий шкаф и красивую чёр-
ную есёнку (осеннее пальто). Несколько месяцев она училась в Слониме
на швею. Мама работала дояркой, и ей помогала Катя, а я училась в третьем
классе, малая Ленка подрастала. Вечерами молодые шли в клуб или в школу,
родители, я и Ленка оставались дома.

Иногда к нам приходил наш сосед дядька Антось – Марусин отец. Он рас-
сказывал всякие истории о встречах наших сельчан с чёртом; объяснял дей-
ствия и психологию висельников перед смертью; рассуждал, что и кто вели
их к этому поступку, и всякие другие загадочные истории. Когда не было
керосина, мама зажигала лучину, и все разговоры и истории были не только
интересными, но таинственными и страшными.

Мама, окончив дела по хозяйству, усаживалась на табуретку и вязала
носок, рукавичку, а временами ухитрялась прясть и даже ткать (у неё были
свои кросны). Чуть позднее к нам в домишко пришли электрики и провели
электричество – зажгли «лампочку Ильича».
Взрослые и дети в каждом доме обрадовались и очень оценили эту но-
винку, берегли её. С лампочкой Ильича было счастливее жить. Спустя не-
которое время в сельские дома пришло радио. У нас радио не было, пока
я не окончила школу. Сейчас не понимаю, почему я не потребовала у родите-
лей, не настояла провести его. Может потому, что брат и родители решили
строить новый дом, и все деньги, работа и жизнь были нацелены на это ве-
ликое, продолжительное и тяжёлое действие.

В третьем классе нас учила прекрасная, молодая и справедливая учи-
тельница Мария Александровна. Уже строили нашу настоящую школу,
но младшие классы пока ещё размещались в домах жителей деревни. Наш
третий класс учился в небольшом деревянном здании напротив будущей
школы. Одного дня в середине урока к нам в класс зашли родители с девоч-
кой. Это была семья приехавшего из России директора рыбхоза. Они приве-
ли учиться свою дочку Людочку. Все одноклассники зашевелились, а кто-то
проговорил: «Пусть сядет с Дмуховской!» Но учительница сказала: «Соня
сидит одна, вот Людочка к ней и сядет!» Все изумились и притихли, а Люда
уже сидела со мной. А через неделю-две нас приняли в пионеры, каждому
повязали красный галстук. Я любила свой пионерский галстук и с гордо-
стью носила его.

Мне нравилось ходить в школу: писать диктанты, выполнять контр-
ольные работы, учить и читать наизусть стихи, выразительно и с пони-
манием читать прозу. Я знала наизусть правила из учебника «беларускай
мовы» и повторяла их вместе со стихами, когда оставалась сама, когда шла
в Добрый Бор к тёте, когда отдыхала у ручья. Мне нравилось участвовать
в концертах художественной самодеятельности. Когда учительница готови-
ла их с нами, и мы выступали в школе или клубе, я постепенно знакомилась
с учащимися других классов. Утром мама доила коров, а я сама, голодная, без
корки хлеба, каждый день и в мороз, и в ветер бежала в школу, желая, чтобы
меня вызвали отвечать, мечтая получить хорошую оценку.

Нас научили здороваться со старшими людьми, и, проходя по деревне
в школу и домой, я многим говорила «Здравствуйте!» и замечала, отвечают
мне или нет, как отвечают, каким тоном.
Радовалась, когда меня кто-нибудь спрашивал: «Как было в школе?» или
про оценки. Каждый день осенью, зимой, весной я меряла дорогу в своё бу-
дущее, шла и бежала к нему навстречу, верила, что оно будет прекрасно.

4 февраля 2013
Моя мама, как ей рассказывали, а она нам, в трёхмесячном возрасте оста-
лась сиротой: умерла её мама, а вскоре и отец, который работал полицей-
ским в Слониме – упал со своего служебного коня, повредив голову и другие
части тела. Спустя некоторое время он умер. В семье были ещё две девоч-
ки – старшая Лиза и средняя Лена. Все дети после смерти отца оказались
в приюте в разных местах. Родственники старших забирали домой – им нуж-
ны были помощники по хозяйству, рабочая сила. Во время Первой мировой
войны все три сестры с разными семьями были беженцами в глуби России.

В то время люди не только терпели войну, но и голодали, болели страш-
ной болезнью – тифом. Мою шестилетнюю маму с температурой, без созна-
ния сняли с поезда и поместили в больницу. Там она боролась со смертью
и победила, выжила! Вместе с чужими людьми добиралась в родные края
на повозке. Это была семья с детьми; чужая девочка была здесь лишней. Од-
нажды хозяева повозки решили оставить маму и уехать без неё. Когда ран-
ним утром она от голода и холода пробудилась, то не нашла рядом знакомых
лиц. Соседи по ночлегу объяснили ей, что её фурманка уехала вместе со все-
ми взрослыми и детьми.

Бедная девочка плакала и кричала от страха, но ей никто не помог, и она
побежала по дороге, чтобы догнать свою повозку. Мама рассказывала, пла-
кала и обхватывала голову руками – так болезненно в который раз она пе-
реживала пережитое. Когда Маруська пробежала немалый отрезок пути,
она изумилась, остановилась и ещё громче заплакала. Она увидела повозку,
мчавшуюся ей навстречу. В ней была та самая семья, что покинула посере-
дине пути беспомощную, одинокую, голодную и холодную сиротку. Они отъ-
ехали уже несколько километров, но всё это время мучились и переживали
за свой поступок так сильно, что не смогли продолжать свой нерадостный
путь, и возвратились за ней.

В это время старшая сестра Лиза уже вернулась в родительский дом, что
стоял на горке, второй слева от кладбища. Средняя, Лена, попала в приют
в России. Она там выросла, выучилась на медсестру, вышла замуж. Всегда
писала письма Лизе и Марусе, а как узнала, что у нас трое девчат в семье,
присылала свои ношеные вещи.

Долгие годы со своим мужем Александром Павловичем, с дочерью Ла-
рисой она жила в Свердловске и в Челябинске. Однажды, когда Ларисе было
уже восемнадцать, её родители уехали на несколько дней отдыхать. Когда
вернулись домой, Лариса открыла им дверь, и, указав на молодого спортив-
ного парня, объявила: «Знакомьтесь! Это мой муж Николай!» С этого време-
ни тётя Лена (Елена Романовна) была несчастна. Она не смогла смириться
с Ларисиным внезапным замужеством, без благословения, без свадьбы, без
гостей, без родственников.

И наверное поэтому, спустя годы, она помогла Ларисе вместе с Толеч-
кой убежать от Николая. А Николай приезжал к нам за своей женой и сы-
ном. В нашей деревне он объявился на «опеле» (так он называл свою бе-
жевую машину) и привёз с собой большое оживление. Мама жарила блины
и яйца; меня послали к богатым соседям одолжить вилки с ножами; во двор,
где стояла машина, набежали соседские мальчишки и девчонки; взрослые
стояли неподалёку и курили, рассматривая машину, что-то о ней говорили.
Когда Николай отдохнул, вышел, поздоровался со всеми, о чём-то поговорил
и предложил провезти нас, детей, по деревне. На другой день Николай уехал
в Слоним за Ларисой, где она с Толечкой и Катей жила на квартире.

Мама рассказывала, что и после беженства она была в приюте, окончила
там четыре класса польской школы, но родственники с Доброго Бора заби-
рали её к себе домой, им нужна была помощница. Когда мама подросла, она
самостоятельно служила в Слониме, зарабатывала себе небольшие деньги.
Однажды, когда Маруся приехала из Слонима на выходные, она ужаснулась:
на месте, где стоял их высокий и большой дом, остались обгоревшие куски
дерева и печь – кто-то спалил их дом! Лизе и Марусе не было где жить.

Вскоре Лиза вышла замуж за Ивана, сына Корпика, в дом, что у самой
реки, через дорогу, напротив сгоревшего родительского дома. Маруся могла
остановиться у своей сестры: весёлая и работящая, она не была в тягость.
Да и её надел земли и леса с отцовского наследства очень пригодился мо-
лодой семье. Раз мама услышала, как разговаривали Иван с Лизой: «Маруся
замуж не пойдёт – всё останется как есть», – говорил Иван. И она не выдер-
жала, выскочила вперёд и уверенно заявила: «Почему не пойду? Пойду!»
Долго ждать не надо было: мой отец из бедной батрацкой семьи, старший
из трёх братьев, посватался к красавице Марусе, и она согласилась. Когда
она мне это рассказывала, то подчёркивала, что наибольшим желанием её
в тот момент было отделиться от семьи сестры, жить своей семьёй и рабо-
тать на себя, на своём поле.

Так мама вышла замуж за первого, кто за неё посватался. Она не посмо-
трела, что отец был хромой от рождения: они были молоды и красивы, энер-
гичны, хотели жить и работать для себя, для своей семьи. А работать они
умели, к тому же у мамы было своё поле и кусочек леса – наследство от отца,
которым она и её сёстры всегда гордились.

5 февраля 2013
Рядом со смертью в моей жизни мне приходилось идти достаточно ча-
сто. Об этом рассказ впереди, но сейчас о тех случаях, что произошли в ран-
нем детстве и совсем недавно…

Однажды Галя и Надя (мои двоюродные сёстры, что жили через тонкую
дырявую стенку в пристроенной части дома) позвали меня с нашего общего
двора за хату, где был небольшой и узкий кусочек нашего картофельного
поля. В ту пору там ничего не росло, наверное, это было ранней осенью. Галя
в руке держала лопату или копач, и она начала там копать яму. Надя стоя-
ла со мной и держала меня за руку (напомню, что Надя была старше меня
на год-два, а Галя на четыре-пять лет, а мне было четыре-пять годиков). Ког-
да яма (сантиметров пятьдесят на сто) была готова, Галя мне предложила
лечь в неё. Надя сказала: «Ляг, примеряй…» Мне это показалось неприят-
ным, и я не торопилась «мерять» яму, но Галя настаивала: «Ну, ложись ты!»
Я упрямилась, а Надя сказала: «Ты ляг!» Не знаю, чем бы всё закончилось,
если бы в это время меня не позвал своим зычным и неприятным голосом
брат Виктор. Я вырвала свою руку из Надиной и побежала на его зов, оста-
вив сестёр одних. Мне никогда не предоставлялся случай выяснить этот мо-
мент, но когда он изредка всплывает в моей памяти, я ощущаю, как близко
была к смерти.

В те годы послевоенной разрухи, в годы моего раннего детства (родилась
я в 1945 году), не было элементарной гигиены, не было условий и средств,
чтобы её соблюдать. Так одолели меня глисты, которые часто о себе давали
знать. Их было много, и они искали выход, и лезли со всех отверстий. Раз
я лежала на краю печи, и в глазах у меня было жёлто, кружилась голова,
страшно тошнило. Моя мама каким-то образом оказалась возле меня, да ещё
с Титовой Катей, что жила через дорогу, где мы брали воду. Тётка Катя дер-
жала в руках спички и кружку, и командовала моей маме: «Разарвi падушку!
Пер’е, пер’е давай!» А сама положила перье в кружку, запалила его и поднесла
ближе к моему носу. «Дыхай! Дыхай! Цягнi ў сябе!» – взволнованным, пол-
ным страха голосом кричала тётка Катя.

Тётка Катя и мама вились надо мной, как змеи, и делали всё, что могли,
чтобы глисты у меня не пошли горлом. «Задушаць, задушаць яе!» – крича-
ла и плакала мама. – «Яшчэ давай пер’я, сюды давай!» – держала надо мной
кружку и командовала тётка Катя. Через минут десять они перестали кри-
чать и виться надо мной, разошлись, оставив меня лежать…

Позднее, когда я училась в школе, к нам прямо на уроки приходила наш
сельский врач Мария Романовна с медсестрой. Они проверяли чиcтоту на-
ших рук, ушей, волос, и всем до единого давали таблетки от глистов. Благо-
даря этому, я вполне выздоровела и больше таких неприятных и опасных
проблем никогда не имела.

Уже пятый год я живу и радуюсь своим движениям, мечтам и действиям.
Многие из моих знакомых ещё недавно, например, прошлым летом, спра-
шивали меня или замечали: «Ты живешь? Я думала, что ты умрёшь…». Я им
искренне отвечаю: «Живу, как видите. И мой врач думал, что я умру, и участ-
ковая не давала мне шансов. Я и сама думала, что умру… Уже видела дорогу
в небе… к Богу». А Янка обняла меня и сказала: «Софинька, тебя Бог оставил
жить, ты нужна ещё тут, на Земле!» «Выходит так», – ответила я, и обняла
свою милую и добросердечную знакомую – продавца в молочном магазине
на тржнице.

А со мной произошло вот что. Мы уже встретились с Душаном, увиде-
ли друг друга в нашей корчме на тржнице и понемногу общались, а позд-
нее я предложила ему перейти ко мне жить. Было нам так лучше, но иногда
я выясняла с ним отношения. И однажды я ему сказала: «Я не собираюсь тер-
петь, потому что в жизни мне этого было достаточно. Терпела своего перво-
го мужа, потому что он был отцом моих детей. Да не вытерпела – развелась.

Второго терпела, потому что он взял меня замуж и пригласил жить в Чехо-
словакию. Ну а ты мне никто, и терпеть от тебя ничего и никогда не буду!» –
объяснила и предупредила я Душана. Утром, как обычно, я проводила его
на работу, а днём он пришёл раньше обыкновенного и сказал: «Я сегодня
не приду к тебе». Сказал и ушёл. А я осталась лежать в постели. В последнее
время ничего не ела, в глазах плавали чёрные облака, чувствовала общую
слабость, и страшно болели все суставы.

Так я опять осталась одна в «своей» служебной квартире моего умерше-
го семь лет назад мужа. Кроме новоиспечённой неприятности, у меня была
масса других, одна другой хуже и противнее. Например, суд с аэропортом
по его инициативе за эту служебную квартиру или выплата экзекуции, в ре-
зультате которой половина моей пенсии не поступала на мой счёт, а впе-
реди было много ещё таких месяцев. А тут ещё и у сына, и у дочери ничего
оптимистического. Расставание с Душаном было последней каплей в чаше.

И без того я не могла есть, а тут вообще перестала. И никуда не пошла, сле-
гла. В первый день сходила в магазин, купила себе белого вина и запивала
безысходность. Прошёл один, второй и третий день. Я уже не могла никуда
идти, только каждые пять-десять минут в туалет – обострились мои уроло-
гические проблемы. Когда я лежала в постели, смотрела через большое окно
в небо. Среди бело-серых облаков я видела длинную и широкую серебрис-
тую полосу, которая уходила всё выше и выше. И думала я, что это выглядит,
как дорога к Всевышнему, и было мне всё безразлично. О еде и питье я даже
не помышляла. Когда я собиралась, чтобы выйти из дома, я очень уставала
и мне хотелось снова лечь.

Душан мне позвонил вечером на третий-четвёртый день после нашего
расставания и сказал, что завтра придёт. Я ему безразлично ответила: «Как
хочешь». А когда он пришёл, я не пошла, как обычно, на кухню, не подогре-
ла ему ужин, не включила там телевизор. И он спросил меня и один, и вто-
рой раз: «Что с тобой?» Я ничего не ответила ему. Естественно, что я ему
о своих проблемах не говорила, и он не знал о моих терзаниях, кроме суда
за квартиру. Душан мне предложил вызвать скорую помощь, но я всячески
отказывалась, а потом примирительно уверила его: «Утро вечера мудренее,
завтра посмотрим». А утром мне было ещё хуже, и Душан закричал высо-
ким, не допускающим возражения, голосом: «В больницу пойдёшь, вызываю
скорую помощь!» Я не ответила ему ничего и начала медленно собираться.

В последние дни я так располнела, что не могла натянуть колготки и свои
сапоги, одни, другие, третьи… В «скорую помощь» меня довели под руки,
а в больнице после осмотра врачами и сдачи анализов меня положили в па-
лату. Там я пролежала две недели. Особого лечения не происходило: диета,
несколько капельниц, и то это было уже на второй неделе моего пребывания
в больнице. Есть мне по-прежнему не хотелось, и дня два-три я не дотраги-
валась до еды, не могла смотреть в ту сторону. Едва доходила до туалета,
все время пребывала в полудремотном состоянии. Душан приходил ко мне
каждый день, нежно дотрагивался к моей руке, ноге, и я слабо улыбалась
ему. А он мне делал массаж, приносил яблочки, мандаринки и просил, чтобы
я что-нибудь съела в его присутствии.

Однажды я попросила его купить мне пижаму. Он купил ещё и ночную
рубашку, хотя в жизни он такие вещи никогда не покупал. И тона красивые
подобрал – пижама розовая, а ночнушка голубая. Постепенно я почувствова-
ла голод, и попросила Душана принести мне кусочек курицы или ещё чего-
нибудь съестного. Когда меня выписали перед Рождеством, и мы с Душаном
приехали ко мне, я съела кусок курицы, но была ещё голодна, а дома ничего
съестного не было. Но я не растерялась: начистила и сварила картошки, от-
крыла банку маринованной цветной капусты с огурцами и наелась от души.

Прошли дни, недели и месяцы, пока я смогла выйти из дома, зайти
в нашу корчму, пройтись по магазинам и рынкам. А Душан всегда был рядом
со мной, переживал за меня, радовался моим успехам в деле выздоровления,
ходил со мной по врачам, возил в такси и сопровождал меня в Брест. И сейчас
он рядом со мной, а я не представляю без него жизни.

10 февраля 2013
В те зимы и вёсны, летом и осенью мама работала в колхозе дояркой,
свинаркой и опять дояркой. И сейчас она у меня перед глазами: выше
среднего роста, тонкая, почти худая. Высокий, сильный лоб прикрывала
прядь чёрных волос, причёсанных на большую правую и меньшую левую
половины, которые разделял ровный белый рядок. Голубые, чуть при-
жмуренные глаза, прикрытые чёрными ресницами, широкие и густые
чёрные брови, курносый нос, широкие скулы, немного впавшие щёки;
белоснежные зубы скрывались за полными, чувствительными губами
и обнажались довольно редко, а когда мама улыбалась, всё её лицо ста-
новилось прекрасным. Но чаще она была серьёзной и сдержанной, а ког-
да считала необходимым, атаковала своих противников, и мало кто мог
устоять перед ней. Золовки и братья моего отца завидовали ей, а отец
держал перед ней респект.

У нас дома часто не было хлеба, а картофеля хватало лишь до весны.
Не могли дождаться нового урожая, и мама часто «щупала» корневища ещё
цветущего картофеля, пытаясь найти, не повредив их, более крупные клуб-
ни, чтобы сварить их на вечер.
Когда перебирали колхозную картошку
, все женщины и моя мама стара-
лись там работать, чтобы украдкой за пазухой принести домой несколько
картофелин. Только молодая и бедная вдова Текля, у которой умерли муж
и сын, не осмелилась взять и одной картофелины, хотя в недостроенном хо-
лодном доме сидели и голодали её двое сыновей. Бригадир отворачивался
и не раз говорил женщинам, чтобы они её «научили», посоветовали взять
несколько клубней, чтобы накормила детей. Но Текля не могла отважиться
на это мелкое воровство, хотя видела, что все женщины совали картошку,
куда только могли, чтобы хоть немного принести домой и сварить на ужин.

За работу в колхозе начисляли на день 1-2 трудодня. А на трудодень давали
100 граммов жита, пшеницы, ячменя, гречихи.
Когда мама получала за свои трудодни, что заработала дояркой, свинар-
кой, наш старший сельчанин, который заведовал колхозным складом (амба-
ром), отвешивал ей её «стограммы» зерна, а я и отец грузили это на колхоз-
ный воз, в который был запряжён колхозный конь. А потом мы везли целый
воз с верхом мешков с зерном, заработанных за каждый день тяжёлого тру-
да на морозе, в навозе во все времена года. Все, кто проходил мимо, смотре-
ли на этот воз и мою маму, выглядывали в окна, смотрели и завидовали ей.
Отец вёл коня с возом, мама шла рядом, прямая, гордая и красивая. Если бы
я умела, то написала бы не только эту картину…

Не раз мама со слезами и плачем рассказывала, как доярки водили зи-
мой на ставы поить коров. В колхозной аборе, где стояли коровы, воды
не было, а одного колодца на целый двор было мало. Зимой, в мороз и ветер,
дождь и снег, доярки, кроме того, что доили, кормили и убирали за корова-
ми, должны были пригнать коров к воде напиться (отвязать, привязать).

Без нормальной одежды и обуви (в резиновых сапогах), без чая, без хлеба.
Однажды мамина корова поскользнулась на льду, пыталась удержаться,
но лёд был скользкий… ещё пыталась выровняться и стоять, но не смогла…
и всей своей тяжестью рухнула на лёд… и – разодралась! Мама рассказывала
и плакала, плакала и рассказывала; плакала, что не смогла помочь несчаст-
ному животному. Мне было жалко и корову, и маму. И сейчас мне очень жаль
мою маму и ту корову…

Моя мама бежала и молилась Господу, просила спасти её любимую ко-
ровку Бурку в горящем коровнике. Бежала, просила Господа и плакала,
когда Бурка подавилась картофелем и её пришлось зарезать. Я помню эту
красивую, гнедую, невысокую молодую коровку с большими умными, пря-
мо говорящими глазами и маленькими, широко расставленными рожками.

Не раз я доила её, помогая маме, чистила её веничком, а мама смеялась надо
мной – «какая культурная доярка!», гладила её и трепала ушки. Мне было
тоже очень жаль нашей милой Бурки.
Кроме ста граммов зерна за трудодень, дояркам платили какие-то день-
ги за молоко. Платили нерегулярно: когда за месяц, когда за три. Доярки
между собой разговаривали и жаловались, что это далеко не те деньги,
которые им положены. В сельском клубе на видном месте красовались фо-
тографии передовых доярок нашего колхоза: Осташевской Анастасии Ми-
хайловны, Козел Марии Романовны (моей мамы), Козел Марии Семёновны
(тётки Марьи).

Я много и долго помогала маме: подоить, отнести, сдать и записать
молоко; убрать навоз, когда коровки на пастбище; положить соль, подкор-
мку, дождаться их, привязать, когда станут на свои места; подоить, отнести,
сдать, записать…

Мне даже снился этот коровник, когда я уже лет пятнадцать жила в Сло-
вакии. Доярки поджидали своих коровок и часто присаживались на несколь-
ко минут вместе обменяться мнениями, новостями и впечатлениями. Иног-
да они ссорились, ругались, критиковали друг друга. А я садилась возле,
читала книжку и слушала их.

Раз с нами была моя мама. Когда утихли споры, и наступила пауза, она
вдруг набросилась на меня с криком: «А ты что здесь читаешь ксёнжку?!
(причём слово «ксёнжку» она проговорила вопросительно-удивительным
и уничижительным тоном). Всё равно, учителькой не будешь!» – убедитель-
но закричала мама. Это было так неожиданно, неуместно и неприятно, что
даже сейчас я содрогаюсь от воспоминаний. Я не привыкла отмалчиваться,
и твёрдо, кратко, перед всеми ответила: «Буду!»

Моя мама, умудрённая жизненным опытом, обременённая заботами
и потерями, работой дома и в колхозе, видела во мне не будущую учитель-
ницу, а доярку. А я совсем юная, почти ребёнок, мечтала и думала о лучшей
жизни, о чистоте и красоте. И у меня была дерзость не только на языке,
но и в целой моей сущности.

А книги, что читала всегда и всюду где могла, поддерживали меня, по-
могали устоять перед суровой действительностью, направляли в будущее.

11 февраля 2013
Это был не первый и последний раз, когда мама отругала меня за моё
пристрастие к чтению. Я читала книги всюду: дома за столом, на полку, что
служил нам постелью, на печи зимними вьюжными и морозными вечера-
ми. Часто, зачитавшись, вздрагивала, когда мама кричала на меня зловещим
шёпотом (чтобы не разбудить отца и малую Ленку): «Туши свет!» Или с не-
годованием отмечала: «Читаешь стопудовые книги, глаза испортишь!» – уг-
рожающе предупреждала меня. Летом я старалась решить ситуацию так:
с книжкой уходила в колхозную кукурузу, что росла за нашим домом, где
никто не мог найти, побеспокоить меня и пугать страшным голосом. Лишь
Ленке говорила куда иду, чтобы она принесла мне с обеда кусочек хлеба. Мы
договаривались с ней, что когда она меня позовёт, я ей отзовусь.

Книги я брала в нашей школьной библиотеке, которая поначалу тоже
располагалась в жилом доме, хозяйками которого были сёстры-сироты.
Одна из них – Ирина – была больна туберкулёзом. Старшая Мария была
очень красивая и милая в обращении. Часто, когда я шла в школу или обрат-
но, забегала к ним, здоровалась и выбирала себе книгу. В основном это были
книги про октябрят, пионеров, о революции. Позднее нам разрешили брать
книги в колхозной библиотеке, что располагалась в деревенском клубе. Ра-
ботала в ней Баранова Вера Ивановна – дочь председателя колхоза, который
«посадил» моего отца в тюрьму на восемь лет. И как вы уже знаете, мой отец
пробыл там один год. После пересмотра дела отца признали невиновным
и отпустили домой.

Вера Ивановна сухая и некрасивая женщина, грубого обращения, как
и её отец. Однажды, когда я принесла книгу на обмен, Вера Ивановна недо-
верчиво и строго меня спросила: «А ты прочитала её?» Я ей утвердительно
ответила: «Да, прочитала». – «Сейчас мы это проверим», – сказала она, и, по-
удобнее усевшись, открыла книгу, что я принесла, посредине и предложи-
ла: «Рассказывай!» Я стояла перед ней и не знала, с чего начать, но нашлась
и сказала: «А о чём там пишется? Прочитайте мне одно-два предложения!»
Вера Ивановна осуждающе покачала головой, посмотрела на меня страш-
ными глазами, но прочла мне из книги два-три предложения. Я прервала
её и начала очень подробно рассказывать ей не только содержание главы,
а всю книгу. Она не скрывала своего удивления и сказала: «Ну что же, выбе-
ри себе следующую…»

С этого времени я выбирала себе книги сама, и вместе с героями расска-
зов, повестей и романов я побывала на берегах Амазонки, Миссисипи и Мис-
сури, бороздила кораблём водные просторы Тихого океана, исследовала
Таинственный остров, познакомилась с капитаном Немо. Путешествовала
и переживала с героями Джека Лондона и искала драгоценности на острове
Сокровищ, переживала одиночество и упорную борьбу за жизнь Робинзона
Крузо, мучилась и страдала от ран Алексея Маресьева, радовалась за него,
гордилась им и брала с него пример. Зачитывалась и размышляла над по-
вестями А. Беляева, хотела быть похожей на героинь повестей и романов
Тургенева, Толстого, Чехова. А герои Н. Чернышевского звали и вели меня
в будущее и уверяли, что оно прекрасно…

Я читала и учила наизусть стихи А. Пушкина, В. Маяковского, М. Лермон-
това, А. Блока, Я. Коласа, Я. Купалы, П. Бровки, П. Панченки, М. Танка. С ними
я жила и училась, боролась, верила, любила и надеялась. Они мои друзья
на всю жизнь – прошедшую и настоящую, до самого конца. При этом хочу
поделиться с вами своей большой радостью: теперь своих любимых авторов
и их произведения, а также моих любимых героев я в любое время могу най-
ти в интернете – не надо мне идти в библиотеку!

12 февраля 2013
Сегодня была опять на заградке между тремя и четырьмя часами. На ого-
роды никто не приходил, только кошки бежали мне навстречу, и я прошла
в свою калитку по нетронутому снегу, которого было много – сорок-пять-
десят сантиметров. Вся Словакия заметена и укрыта обильным снегом. На-
кормила своих «милачиков», расчистила тропинку от калитки на «большую
дорогу», разогрелась и почувствовала себя моложе.

Бодро пришла на остановку, подошли женщины – работницы аэропорта.
Поздоровались, обменялись мнениями, новостями, больше всего о погоде:
«Так наснежило, даже на остановках снега больше, чем где, потому что его
только отгребли в стороны, и выходим из автобуса прямо в эти горы сне-
га», – жаловались и возмущались женщины.

Подошёл автобус, они уехали, а я ещё подожду немного. Наверное, зай-
ду в магазин «Kaufland», пройдусь там, что-нибудь куплю и поеду домой.
Ведь Душан сказал, что в корчму не пойдёт, может, встретимся в магазине.
И не ошиблась в своих предположениях. Душан, счастливый и радостный,
после успешного рабочего дня уже купил всё по своему усмотрению и шёл
на остановку. Ещё в магазине он увидел меня и подошёл. Мы взаимно обра-
довались, он галантно предложил подождать меня, но я ему посоветовала
поторопиться домой, там ждёт его кот Али, а я прогуляюсь, посмотрю на то-
вар, на цены, что-нибудь куплю.

В магазине «Kaufland» есть что посмотреть и купить. Я люблю пройтись
и остановиться у цветов, выбрать что-нибудь домой на кухню для настрое-
ния, для души и сердца. Говорю о растущих цветах и цветочках различных
размеров, красок и тонов. В последнее время они владеют моим сердцем.
Останавливаюсь в кондитерском отделе, выбираю вафли к чаю, орешки, вы-
бираю себе коробку конфет на акции (уценённых на 15-30 процентов). В ма-
газине я не покупаю дорогие товары, а, наоборот, смотрю и выбираю, что
подешевле и получше. Не покупаю много, лучше покупать чаще и каждый
раз свежее, чем покупать всё сразу и накапливать это дома.

Захожу в отдел для домашних любимцев, беру сухой корм для кошек
и иду на остановку. Так много снега, особенно по краям дороги, очень тяже-
ло я и другие переступаем его. Стараюсь быстрее добежать до остановки,
чтобы автобус не ушёл без меня. Кому хочется в такую пору при такой по-
годе ждать двадцать и более минут! Дома встречает и ругается на меня кот
Али (я слышу это ещё перед дверью), а Душан открывает мне. Всем приятно,
что мы вместе и дома. Обменявшись новостями, иду на кухню приготовить
ужин, заодно слушаю теленовости. Душан смотрит телевизор в зале.

Нас озадачило отречение папы Бенедикта XXVI от престола. Каждый
об этом думает и говорит сегодня, при этом вспоминает Нострадамуса.
По радио нам рассказали о нескольких таких случаях в истории церкви. Го-
ворили, что и папа Ян Павел II тоже хотел отречься, но не успел – умер.

У меня событие: Аллочка – моя дочка, была со своим мужем на экс-
курсии в Дубаи, и они решили прислать из Аммана почтой DHL мне не-
большие сувениры. Уже эта посылка в Словакии, но неизвестно, как я её
получу. Мне сказали на таможне, что я должна представить им докумен-
ты об оплате за посылку. «Но мне прислали посылку, а не документ», –
возразила я. «Пусть пришлют ещё и документ об оплате», – ответили мне.
«Будете требовать от меня ещё и деньги?» – спросила я. «Будем», – кратко
ответили мне.

А через два дня у Алки день рождения. Ей уж тридцать семь лет. Из них
шестнадцать мы не общались… А завтра пойду на почту и пошлю ей в пода-
рок деньги. Она сама решит, что ей нужно. Душан дал ей двести евро, я сто.
Заплачу за посылку тридцать два. Служба Western Union оправдывала мои
надежды и ожидания уже несколько десятков раз. Я очень рада, что есть
такая служба: завтра оформлю всё необходимое на почте, заплачу, получу
документы и могу звонить ей, чтобы шла получать свои денежки.

Алка замужем за арабом-мусульманином, живёт в Иордании, у них пя-
теро детей. Старшая Айя будет праздновать день рождения в апреле, ей уже
шестнадцать, и я её тоже поздравлю, воспользуюсь службой Western Union.

И Алкиных сыновей поздравлю с помощью этой службы. Мне нравится, что
эта служба меня никогда не подводит.
Утро всегда мудренее и завтра увидим, чего достигнем. Одно знаю точ-
но, что буду с Олегом в интернете с самого утра и будем работать (я в Брати-
славе, он в Бресте) над текстами моего сайта.

14 февраля 2013
Вчера у Алки был день рождения. Мы виделись по Skype. Была она
весёлая, улыбающаяся до ушей. Мне было приятно видеть её такой. А у нас
сегодня праздник влюблённых – День святого Валентина. Мы с Душаном
как-то мимо этого. Но ничего, это ему ничего не надо. А мне надо всё. И надо
его приучить, чтобы знал, что другому (мне) надо всё, и надо считаться
с этим. Работаем (в основном, Раед в Аммане), чтобы я получила посылку.
Увидим, что будет завтра.

15 февраля 2013
Опять меня выручают друзья в Словакии. Семья Горыновцев (Людвиг
с его женой Мариной) приехали за мной на своем авто, и мы отправились
получать эту «драгоценную» посылку. Долго и много раз мы передвигались
из одного учреждения в другое, и, наконец, посылка в моих руках. И мы,
усталые, но довольные, везём её ко мне домой.

16 февраля 2013
Летом женщины и девушки из нашего села ходили в лес собирать ягоды –
землянику, позднее чернику. Между тем, появлялись грибы – сперва жёлтые
и чистенькие лисички, потом белые, подберёзовики, подосиновики и всякие
другие, под осень – маслята, сыроежки, зелёнки, подзелёнки, грузди.

Катя брала меня в лес, и мы шли вместе с нашими близкими соседка-
ми – тёткой Сашей с Марусей, тёткой Таней, мамой нашего одноклассника
Славика, Маней, Катиной подружкой. Я и Маруся соревновались и здесь: кто
больше соберёт ягод. Ягоды собирали целый день и под руководством Ма-
русиной мамы прятали их в бывших партизанских окопах, шли домой, а ран-
ним утром, когда солнышко только пробуждалось, мы все опять собирались
у дороги, по которой бежали в лес, ещё собирали ягоды и попадавшиеся гри-
бы. А к полудню тётка Саша, Катя и Маня брали спрятанные ягоды, выхо-
дили на шоссе, останавливали попутную машину и везли приготовленные
корзины продавать в Барановичи. Не только тяжело их собирать, ещё тяже-
лее было их продать: в городе у людей не было денег, а лес не был далеко.
Тётка Таня, я и Маруся, пособирав ещё немного ягод, возвращались домой.

Несколько лет спустя я водила в этот лес свою младшую сестру и свою
подружку Иру с её младшей сестрой – ровесницей Лены, где мы также соби-
рали ягоды и грибы, прятали их, а вместе с солнцем следующего дня прихо-
дили на то же место в лесу пособирать ещё ягод, потом выходили на шоссе,
останавливали машину, платили шофёру и везли в Барановичи продавать
дары леса. Продав, заходили в магазин посмотреть товар, помечтать, что
когда-нибудь и мы там купим что-то необходимое и красивое, для радости,
для души…

Я любила лес, были у меня заветные места, и я радушно делилась ими
со своей подружкой. Вместе с солнцем мы приходили в лес, и вместе с сол-
нцем мы уходили из леса. Солнце нас согревало, освещало нам путь и по-
могало ориентироваться. Наш лес, наше в нём солнце и лесная песнь, пол-
ная таинственной тишины и загадочных, порой ужасных звуков зверюшек
и птиц, живут в моём сердце и мыслях. Почти каждое лето я приезжаю в род-
ную деревню и бегу в лес встретиться с ним, подышать его чистым воздухом
и послушать его вечную песню.

В то лето Катя с девчатами и парнями нашего села бригадой поехали
в деревню Селец косить и сгребать сено. Наша Катя была не только кра-
сивая, но умная и острая на язык. За ней ходило много парней из деревни,
но никто не имел успеха. Каждого она отгоняла от себя, критиковала или
просто убегала. А в Сельце она познакомилась с Николаем, и, наверное, их
обоих поразила взаимная влюблённость, а позже любовь. Когда все верну-
лись из Сельца, Катя каждый день с подружками только и говорила о нём,
и сказала, что он пообещал приехать в Гавеновичи.

Однажды под вечер, в субботу, я подметала наш широкий и длинный
двор. Из клуба, что находился рядом, звучала музыка – песни Руслановой,
«Подмосковные вечера», «Старый клён», «Задумчивый голос Монтаны».
Понемногу собирались девчата и парни, жители деревни, которые хотели
посмотреть фильм. Я очень любила эти песни, и, работая, напевала их вме-
сте с певцами. И вдруг я увидела, что по главной дороге идёт незнакомый
парень, высокого роста с богатыми светло-русыми волосами, зачёсанными
вверх; он был в костюме и вёл велосипед. Катя показывала подружкам и мне
его фотографию. Я узнала его, вбежала в хату и закричала Кате: «Приехал!
Он приехал на велосипеде!». Катя замерла от радости и страха, а через не-
сколько минут она собиралась на своё первое свидание.

Дома мы все переживали и волновались за Катю и парня, что отважил-
ся приехать за ней в чужую деревню. Поздним вечером они вдвоём пришли
к нам домой. Николай поздоровался с отцом, а мама подала на стол ужин
и потом вместе с Катей присела за стол. Все, а вскоре к ним присоединился
Виктор, долго и живо о чём-то разговаривали. Коля был красивый, очень
общительный, непринуждённый, легко обо всём и со всеми разговаривал…

Рано утром Коля позавтракал, простился со всеми и уехал домой. А мы
с Катей и подружками, нашими соседками тёткой Сашей и тёткой Таней,
пошли в лес за ягодами. Дорога была не близкая, и пока мы шли в лес, жен-
щины и девчата всё разговаривали, обсуждали парня из д. Селец. Всем нра-
вился Николай, и все признали, что он и Катя – красивая пара. Говорили
о том, что Катя вчера вечером выглядела красивее обычного. Восхищались,
что Коля в клубе при всех одел ей на руку свои часы; что Катя «под часами»
была обворожительна и элегантна. Мне было приятно слышать такие слова,
потому что в них была чистая правда.

Я любила свою сестру и гордилась ею: это она присматривала за мной
в лесу; она показала мне его красоту и богатство, возможности, которые
он в себе таил. Не один раз она брала меня в Барановичи и показывала, где
и за что продаются собранные нами ягоды и грибы. Катя водила меня в ма-
газины и показывала, что в них можно купить на заработанные нами не-
большие деньги.

Моя сестра научила меня мечтать о будущем, стремиться к нему. Когда
она что-то рассказывала о ком-то, всегда слышался её весёлый смех – она кри-
тиковала своих ухажёров, их слова, недостатки, обхождение. Никто из них ей
не нравился и не был настолько хорош, чтобы она допустила мысль о каком-
то сближении с кем-нибудь из них. О Николае она молчала. Он был далеко…

20 февраля 2013
Кончилось лето, наступила осень, и я начала учиться в четвёртом клас-
се. Мы всё ещё учились в деревенских домах, но новая, большая, просторная
наша настоящая школа уже строилась! Через год мы, а также дети с Доброго
Бора, Колбович и Ежон будут учиться в новой средней школе!

Учебный год пролетел быстро. Наш четвёртый класс готовился к экза-
менам, и мы их сдавали в доме тётки Обуховой. Я любила писать диктанты
и решать задачи. Первые шаги в арифметике мне помогла сделать тётка Ко-
тиха, вдова, мать двоих сыновей – ровесников Кати и Виктора. Она научи-
ла меня читать задачу, понимать её содержание и вопрос. Когда Катя была
на вербовке, мне помогала делать уроки её подружка Маня. Это у Мани я на-
писала письмо Кате, чтобы она приезжала домой. Маня помогла мне толь-
ко оформить конверт и рассказала, как зайти на почту и отправить письмо.
Когда Катя получила его, она твёрдо решила возвратиться домой.

Наша учительница Мария Александровна подготовила нас к экзаменам.
Помню, что диктант и контрольную работу по арифметике я писала с чувст-
вом волнения и ответственности, и в то же время уверенности в своих силах.
В это время в нашей семье развивались нерадостные для меня собы-
тия. Однажды серым майским утром к нам приехали трое: Николай, его
отец и мама. Отец Николая – участник и ветеран войны – получил ранение,
вследствие которого на правой руке у него остались всего два пальца – боль-
шой и мизинец; вёл он себя как герой-фронтовик, был хозяином положения.

Мама была невысокая, худенькая, разговорчивая женщина. Но и разговари-
вала, и двигалась только после мужа, и лицо её имело на себе печать испу-
га, боязливости. О том говорили и её глаза: когда она что-то хотела сказать,
сначала вопросительно-робко смотрела на мужа. Они приехали сватать мою
сестру за Николая. Сваты сели с отцом за стол и тут же навели справки: они
богаты и не имеет значения, что Катя из бедной семьи. Главное, что жених,
их единственный сын (в семье было ещё четыре дочери), не может и не хо-
чет без Кати жить.

А я смотрела на гостей и в окно, и видела, как под нашей цветущей бело-
розовым цветом яблонькой разговаривали Катя и Николай. И она сама, как
эта молодая цветущая яблонька: её зарумянившиеся щеки, голубые глаза,
прикрытые чёрными ресницами, чёрные, красиво изогнутые брови, кур-
носый нос, алые губы, и всё её лицо обрамляют чёрные блестящие волосы
и делают его ещё прекраснее.

Николай что-то ей говорит, тоже краснеет и опять говорит, а Катя скло-
няет голову, что-то отрицает, но слабо, неуверенно. Вот заходят в хату – пер-
вая Катя, а потом Николай. Мама с криком набрасывается на Катю: «Iдзi,
няма чаго галаву дурыць! У мяне яшчэ ёсць!» – и указала на меня. Катя мол-
чала, и слёзы катились по её румяным щекам.

Так бывший партизан, владелец пистолета (за что его в деревне прозвали
«пистолетом», а потом и его сына), «богатый» хозяин (дома, сада и живности)
вместе со своей женой сосватал мою сестру за своего единственного сына.

А вскоре была свадьба, и я наблюдала, как каравайницы пели песни, месили
тесто и пекли каравай. А утром начали съезжаться и приходить первые го-
сти. Одна из них была наша соседка Текля, у которой умер муж, сдохла корова,
а несколько позднее умер сын Володя. Жила она теперь с двумя старшими
сыновьями в недостроенном, без полов, доме. На двух постелях не было ма-
трацев (сенников), а лежали какие-то тряпки, а возле ведра и в ведре с водою
лежали дохлые мыши. Видимо, от голода и жажды они погибли.

И сама она, и её дети всегда ходили в рваной, одежде. Но когда она пришла
на свадьбу, её невозможно было узнать: краснолицая, черноокая с изогнуты-
ми чёрными бровями, прямым носом и сочными молодыми губами, открытой
подкупающей улыбкой и твёрдым здоровым телом, одетым в красивый зелё-
ный сарафан с белой блузкой. Её чёрные длинные волосы были гладко при-
чёсаны, сзади собраны в пучок и прикреплены золотистым гребнем, а плечи
прикрывал большой, цветастый кашемировый платок с длинными кистями.

Это была красавица, о которой все давно забыли, а сейчас она объявилась
и всех изумила, показав себя в своём настоящем виде. На мгновение она, как
луч солнца, вынырнула из тьмы и нищеты и ослепила всех своей красотой,
чистотой и здоровьем. Все говорили о ней ещё долго после свадьбы.
Приехал жених со своими друзьями и через некоторое время встретился
с невестой, которую ему так просто не отдали, и заплатил он за неё немало.
Невеста была задумчивая и бледная; длинное белое платье с длинными ру-
кавами; туфли едва виднелись из-под него, на голове белая вуаль, которая
её несказанно украшала, опускалась на землю и тянулась по ней. Невеста
придерживала её рукой, а в другой держала букетик полевых цветов, где
преобладали бело-розовые краски, перевязанные голубой лентой.

Когда поехали венчаться, я со слезами на глазах помогала маме и её «хо-
зяйкам» носить на столы, мыть посуду. А когда молодые обвенчались и вер-
нулись, их встретили родители, благословили, пожелали счастливой и креп-
кой семьи. Мама утирала слезу, а отец волновался, но не показывал вида.
С улыбкой и гостеприимным голосом он пригласил всех за стол. На свадьбе
кричали «горько!», пели песни, играла музыка, гости с молодыми уходили
в клуб, где танцевали, возвращались, снова садились за стол и так до утра.
Затем опять садились за стол, и все старались быть на своих местах, опять
пили, ели, кричали «горько!», и по команде свата и его помощника начали
дарить молодым свои скромные подарки. Отец с мамой подарили корову,
кто-то принёс курицу, а тётка Марья – маленького поросёночка.

Кто-то одарил жениха дугою, «чтобы не бегал за другою». Кто-то принёс
пятёрку и десятку рублей. Невеста одаривала всех караваем, который каж-
дый брал в чистый носовой платочек. Потом пели песни, и молодожёны уже
стояли в кузове колхозной машины возле рыжего шкафа со всеми подарка-
ми и гостями. Катя была всё такая же задумчивая и серьёзная…

У меня сжалось горло, тяжёлые слёзы сыпались из моих глаз. Когда ма-
шина отъезжала, Катя заплакала. Чувства горечи и большой потери пере-
полняли меня. Моя сестра будет жить далеко от меня, и неизвестно, когда
и как мы увидимся с ней. Может, и я, как она, поеду когда-нибудь с бригадой
в Селец на сено, и мы увидимся с ней?..

21 февраля 2013
Сегодня, как всегда по средам, я проснулась и встала с постели с чувст-
вом приятного ожидания встречи с Олегом (сыном) по Skype. Быстро умы-
лась, подкрасилась, причесалась, оделась, как всегда, получше, приготовила
себе чай и включила компьютер. Моему сыну сорок четыре года. Это вы-
сокий, довольно симпатичный и развитый мужчина. По состоянию здоро-
вья не работает. Год назад окончил Европейские корреспондентские кур-
сы по web-design, получил сертификат и охотно делится своими знаниями
с окружающими и, естественно, со мной. Это по его инициативе я веду свой
блог, но без него у меня была бы только тетрадь с моими литературными
записями и фотографиями. И мне мило и приятно, что у меня с моим сыном
есть произведение. Правда, оно небольшое, но оно растёт, т. е., мы продол-
жаем работу дальше: я пишу, сын печатает, вместе посредством интернета
работаем над текстами, он же оформляет и обновляет мой блог.

Когда мы с сыном встретились в интернете, поздоровались, обменялись
мнениями о работе над сайтом, у меня отказала мышь – перестала прини-
мать мои команды, бездействовала. Рассердившись и расстроившись, я ска-
зала Олегу, что сегодня отнесу её в магазин «Electroworld», где мы с Душаном
её купили. Позвонила на работу Душану и договорилась, что пойдём вместе.
Выполнив ряд работ по тексту (представьте, что я в Братиславе, а мой сын
в Бресте!), мы расстались. Следующая деловая встреча у нас в пятницу –
22 февраля.

Мы с Душаном встретились в автобусе, как и договорились. Он ехал с ра-
боты, а я из дома. Пересев на другой автобус, я счастливо засмеялась, увидев
Душана. В магазине рассказала о мышке продавцу и подчеркнула, что это
уже не первый раз, и батарейку уже поменяли. Продавец, ничего не объяс-
нив, ничего не предложив, сказала: «Напишем рекламацию!» Сказала и сде-
лала – дала подписать уже готовые листы, один – мне, другой – себе.
– А где мышь или деньги? – растерянно спросила я.
– Мы решим этот вопрос в течение тридцати дней, – ещё раз сказала
она. (Душан в это время прохаживался по большому залу магазина). – Отре-
монтируем или обменяем на новую.
– Это я должна ожидать тридцать дней? Такой магазин, такой автори-
тет и такое убогое решение! – возмущалась я.

В это время Душан выбирал для меня другую мышь (с хвостом! Кабель-
ную) и шел к кассе рассчитываться. Душан очень интеллигентный и чувст-
вительный человек. Он сразу не хотел с этим связываться, это я довожу все
дела до конца. А конец не всегда бывает благополучным.

Вместе с Душаном мы заехали к нашим кошкам на заградку. Они у нас
не голодают, и несколько дней не все приходят к столу – загуляли. По до-
роге домой ехали (быстро пришёл автобус), а я смотрела в окно и думала
о том, как обошлись со мной в магазине. Но ничего, жизнь покажет, а я пока
воздержусь, буду ждать. Ведь я умею ждать. День стоял морозный, светлый,
в окне направо, как раз над огородами, висели, касаясь земли, удивитель-
ные, мягкие и пушистые белые копны облаков; как манна небесная для ко-
шек, выглядели они. Впереди и всюду по сторонам ничего такого: холодное
синее чистое небо, без единого облачка. Мы подъезжали к центру, а те вкус-
ные облака оставались сзади, там, на заградках, где кошки.

22 февраля 2013
После Катиной свадьбы в сердце и дома стало пусто и печально. Насту-
пила осень. Я и мои одноклассники начали учиться в новой школе. Здесь же
учились все другие старшие и младшие школьники. У нас появились новые
предметы и учителя, классный руководитель – учительница математики
София Савельевна. Её муж Иван Григорьевич был завучем. Выше среднего
роста, мало разговорчив, строгий, он всегда ходил в костюме защитного цве-
та, напоминающем сталинский. Иван Григорьевич вёл у нас историю, и это
у него на уроках я узнала о Древней Греции и её культуре.

У Ивана Григорьевича часто дёргался левый глаз, особенно, когда он на-
чинал что-то объяснять или выражать своё недовольство. Кроме того, у него
было что-то с горлом: почти в каждом предложении и даже, когда молчал,
он старался прочистить его и издавал краткие, такие культурные, прямо
вежливые звуки. Даже многие из нас, в том числе и я, поступали так же, ког-
да вдруг пересыхало или першило в горле. Его серые глаза и высокий лоб,
прямой, средней величины нос, полные мягкие губы и редковатые волосы,
коротко подстриженные и причёсанные кверху, – словом, весь его вид сви-
детельствовал о том, что перед нами ещё молодой, старше тридцати лет че-
ловек, который не намерен с нами особо возиться или чрезмерно доверять.

От него несло холодком и желанием показать, что здесь, в школе, он – глав-
ная фигура. Я любила уроки истории и часто получала отличные оценки.
Уроки белорусского языка и литературы вела милая и симпатичная
Тамара Васильевна. Однажды к нам в класс на урок белорусского языка
пришло много учителей из других школ. На урок пришёл и наш директор
Николай Иванович. Тамара Васильевна после небольшого вступления по-
ставила вопрос и вызвала меня отвечать к доске. Я всё ответила, привела
примеры, написала их на доске. Ответила на все дополнительные вопросы.

Ведь не зря я повторяла белорусский язык, как стихи, наизусть, при этом
с полным пониманием, со своими примерами; знала автора учебника бело-
русского языка М. Евневича и чувствовала к нему большое уважение и даже
восхищение. Тогда я ещё не знала, что пройдут годы, и я встречусь с ним…
Все были довольны моим ответом, а я и сегодня помню переполненный наш
класс, весеннее солнце за окном и лучшую оценку мне за ответ в журнал
и дневник. Так прошёл наш первый открытый урок.

Уроки географии вёл шутливый и грубоватый Алексей Адамович. Я
любила географию и своего учителя. Он, как капитан корабля, прошёл
с нами Средиземное и Красное моря, заглянул и провёл нашу лодь по Бе-
рингову проливу, курсировал и дрейфовал с нами по Тихому океану, оста-
навливался у мыса Доброй Надежды. Все учащиеся нашей школы его про-
зывали «Белый»; даже в деревне говорили о нём «Белый», потому что его
волосы, и лицо, и одежда были светлые, чистые, белые. И зубы, и руки его
были белыми.

Русский язык и литературу вела очень интеллигентная, красивая и мо-
лоденькая Нина Николаевна, а её муж Николай Иванович Дегтярёв был пер-
вым директором и строил нашу школу. Нина Николаевна очень интересно
и красиво вела уроки языка и литературы. На них она развивала у нас поня-
тие о красоте, наши чувства и самосознание. И сама наша учительница была
необыкновенно милая. В деревне все очень уважали и любили эту молодую
семью.

Я любила своих учителей и предметы, которые они преподавали с ду-
шой и сердцем, стремилась учиться и получать хорошие оценки. Только
с математикой скоро начались недоразумения. Возле меня не было никого,
кто мог бы помочь мне. Когда отдалялся от меня предмет, вместе с ним от-
далялся и мой учитель.

В ту осень Виктора призвали в армию, и мне было жаль его и грустно.
Прошло несколько месяцев, и однажды зимним днём почтальон принёс
письмо треугольником, и я сразу поняла, что это от Виктора. Нетерпеливо
его раскрыла, а там, кроме листа, была ещё и фотография, где Витя был за-
снят с двумя такими же, как и он, солдатиками возле большого котла. Я чи-
тала письмо, плакала и смеялась от радости, целовала фотографию. В пись-
ме брат рассказывал: «Когда нас построили и сказали: «Кто хочет служить
на кухне, два шага вперёд!» – я вышел. А когда спросили, почему хочу слу-
жить на кухне, ответил, что часто варил дома». Так Виктор стал успешно
служить в армии. Когда пришли домой родители, я радостно прочитала им
несколько раз это письмо. Они радовались и хвалили своего сына. И, конеч-
но же, знали и верили, что он не пропадёт, по службе пойдёт хорошо!

Мама часто навещала Катю: нам всем очень её не хватало, и все мы пе-
реживали за неё. В такие дни мы с отцом управлялись по хозяйству, а так-
же в колхозном коровнике. Малая Ленка успешно начала учиться в первом
классе. Однажды отец показал мне, где будет строиться наш новый дом…

Это был кусок голого поля за деревней, через дорогу, по сторонам которой
росли молодые пышные вербы. Немного дальше на север, шагов за сто, на-
чиналось болото. Место мне не понравилось, но говорить было нечего – ни-
кто меня не спрашивал, что мне нравится или нет. Наверное, и у родителей
не было возможности выбирать. Правление колхоза или сельсовет выдели-
ли его – пожалуйста, стройтесь! Если бы выбирала я, то наш новый дом стро-
ила бы напротив, через дорогу, ближе к лесу. А ещё лучше, я построила бы
его возле нашего старого дома…

23 февраля 2013
Сегодня Душан принёс мне письмо – драгоценное! Я нашла свою одно-
классницу Людочку Кузнецову. Наверное, в ближайшее время встретим-
ся в интернете! Чувствую себя счастливой, когда могу искать и находить
дорогих и близких мне людей. Слава Всевышнему! А в следующее (первое
мартовское воскресенье) Душан принёс мне (шёл с магазина, заглянул в по-
чтовый ящик) письмо от Нади, моей двоюродной сестры, с которой когда-
то выросли в нашем старом доме, внутри перегороженном тонкой дырявой
стеной. Надя не торопилась с ответом, и я уже была готова написать сно-
ва и спросить, что случилось. Слава Богу, всё в порядке: немного заболела.

Кто не болеет в наши годы?.. Даже прислала фотографию с мужем и двумя
внучками по бокам, как с розами, – тоненькими, гибкими, красивыми… Одна
блондинка, другая брюнетка, а глаза-то Надины. А сама Надя, как королева,
со своим мужем, высоким и усатым – симпатичная пара!

Галя мне не ответила на письмо, а когда я звонила ей – никто не подхо-
дил к телефону, а потом несколько раз сказали, что нет такого номера. Я уже
звонила и по Skype, ничего не выходило. Посылаю Гале открытки, а Надя
мне вдруг сообщает, что она мне не напишет, потому что потеряла зрение.
Хорошо, что знаю, как молиться за неё. Таковы дела… Ехать к ней в Бобруй-
ский район без письма, без разговора не могу в такие годы. Скорее поеду
к Наде в Оренбургскую область.

Людочка Кузнецова меня приглашала в Самару – Волгу посмотреть. За-
манчива идея. Тем более, что из Бреста в Самару идёт прямой поезд. Время
и жизнь покажет, но тут каждому ясно, что надо поторопиться… Как сегод-
ня, вижу тебя, дорогая Надя. Ты сидела на заборе в чёрной фуфайке перед
отъездом на вербовку за лучшей и самостоятельной жизнью далеко от Ро-
дины. В свои семнадцать ты выглядела, как птица перед отлётом. И чувство-
валась тогда наша тревога, и не было ответа на немой вопрос: «Увидимся ли
мы когда-нибудь?».

С Надей мы вместе росли: ссорились, мирились, бродили по лесу в пои-
сках грибов; собирали первую землянику, а затем чернику и ездили прода-
вать её в Барановичи, чтобы получить рубль-другой. Однажды Наде сшили
розовое в мелкие, тоже розовые, чуть поярче, небольшие цветочки с зелё-
ными веточками штапельное платьице под резинку. И рукавчики платья
были коротенькие, тоже под резинку – фонариком. В нём она была очень
красивая: тёмные волосы, светло-карие глаза, прямой гордый нос, высокий
лоб, немного скрывающийся за её пышными волосами, в меру полные ро-
зоватые губы скрывали за собой белоснежные зубы. Когда она улыбалась,
всех располагала к себе и завораживала своей невинной улыбкой. В своём
розовом платье Надя выглядела как на картине. Однажды это платье Надя
дала мне одеть на торжественную линейку в школе, где я принимала рапор-
та от председателей пионерских отрядов. Причесав волосы, я заплела косы,
надела платье Нади и сверху повязала красный галстук.

Я любила свой пионерский галстук. Когда в восьмом классе нас прини-
мали в комсомол, я, пользуясь правом, всем объявила, что ещё похожу в пио-
нерах: «Некуда торопиться, – сказала я. – Надо подумать!» Почти все в классе
стали комсомольцами, а я каждый день себе повязывала свой пионерский
галстук. В тот день в платье Нади я чувствовала себя такой же красивой
и значительной, как она. С тех пор прошло полстолетия (!), а я помню то
мгновение, себя, Надю, и чувства дружбы, что наполняли нас, и милое розо-
вое платьице, которым от души поделилась со мной моя сестра.

10 марта 2013
Готовлюсь к встрече с Олегом и включаю Skype. Светится Самара! Дай-ка
наберу! И через минутку вижу Людочку – Люду Кузнецову! Боже, мы видим
друг друга впервые за пятьдесят лет. Благодарю тебя, Господи! Такое чудо
ещё год назад мне и не снилось. И за всё обязана Олегу, это он всё установил,
объяснил, потому мы с Людой так молниеносно встретились. Первые слова,
первые впечатления… Как было так и осталось, только видно, что Людочка
выросла и возмужала, и во всём, как и прежде, интеллигентная. Изменил-
ся тон – стал уверенно-командным. Моя радость неописуема: я нашла её,
как себя. И, кажется, что сейчас мы более похожи, чем тогда: и в этом тоне,
и в жизни, и во взглядах.

Представьте себе, как заурядная мысль может вам изменить ситуацию,
даже жизнь. Наполнить её новым содержанием, впечатлениями и целями,
сделает вас счастливее. Сначала я задумывалась и останавливалась на мыс-
ли, что было бы интересно встретиться с Людой. Когда приезжала к себе
в деревню, спрашивала о ней, взяла телефон её сестры Татьяны. И звонила,
но никто не брал трубку. А недавно, в конце августа прошлого года, приехав
из Беларуси в Братиславу, вдруг меня осенила мысль: «Напишу-ка я письмо
Татьяне и попрошу, чтобы она помогла мне связаться с Людой…» Написала
и ждала, верила, заглядывала в почтовый ящик месяца три. Недели две на-
зад Душан шёл из магазина, заглянул в почтовый ящик. И что вы думаете?
Он принёс мне письмо от Люды! Со всеми её адресами и краткими рассказа-
ми о себе. Таня получила моё письмо и не оставила его без внимания. Ког-
да Игорь (их старший брат) приезжал к Люде в гости, он доставил и отдал
ей моё письмо. Это был мне наилучший подарок на Восьмое марта. И в этот
день мы встретились в интернете, а Людочка пожелала «любить себя, радо-
ваться солнцу и воздуху, заботиться о своём здоровье». Спасибо, моя доро-
гая! Надеюсь, мы встретимся не только в интернете!

В этот день поздравили меня все мои дети: внучка Алиса даже похвали-
ла меня, и было тяжело выдерживать эти её слова о красоте, энергии и мо-
лодости. Я поздравила её взаимно, заметив, что она уже смотрится вполне
самостоятельной, взрослой девушкой: уверенность в разговоре, движениях
и действиях… Главное её действие сейчас – учёба и работа. И Марина (не-
вестка) подошла и поздравила, улыбнулась, и тоже назвала меня «молодой»
и «обаятельной». Даже сын не поскупился на слова и признал во мне челове-
ка «незаурядного, вполне привлекательного типа». Как только выдержать
столько добра? Если бы не было этого милого праздника, так вряд ли бы
я услышала столько правды о себе…

Только Аллочка меня не поздравила, не празднуется у них этот день,
не позволено ей было поздравить меня, даже Skype включить. И здесь про-
является нестандартная особенность в её и моей жизни.

Я очень рада, что в Беларуси это официальный праздник. Марина рас-
сказывала, что в Бресте на улицах мужчины и женщины с цветами, торти-
ками и, как положено в праздник, с улыбками. Красные тюльпаны, жёлтые
мимозы, улыбки, тёплые и милые слова, и всё это приятное оживление сви-
детельствуют о чувствах дружбы и солидарности всех людей и сердец.

Я люблю и ценю этот праздник, уважаю и помню тех, кто боролся за пра-
ва женщин. По-моему, об этом нужно знать и помнить всем, особенно мо-
лодёжи. Знать и помнить, чтобы беречь свои права и свободы, не терять их,
не забывать о них, бороться за них и приумножать их. Жаль, в Словакии нет
этого праздника уже несколько лет. Но вопрос о правах женщин живёт. И
праздник живёт, только неофициально.

Захожу в продуктовый магазин «Лидл», неподалёку от дома, и какое
приятное удивление: молодой, стройный мужчина с богатой шевелюрой
чёрных волос подносит и дарит мне розу со словами:
– V d;en MDZ! (В день МДЖ!)
– Pekne d;akujem! Ni; kraj;e je;te som neza;ila! (Большое спасибо, ничего
красивее ещё я не пережила!)

А молодой мужчина, улыбаясь, подходил к следующей женщине, девуш-
ке и дарил им красную розу в честь МДЖ. Вечером в теленовостях премьер
Роберт Фицо поздравил всех женщин с праздником 8-е Марта и сказал: «Пока
я буду и где буду, праздник МДЖ в Словакии будет. Это нужный праздник».
В магазинах и на тржнице мужчины и женщины покупали цветы, на ули-
цах и остановках предлагали первые подснежники. Так МЖД неофициально
шёл по Словакии. Для меня в этом году этот праздник был счастливее, чем
когда-нибудь. Алка вечером позвонила и поздравила меня, а я её. Через не-
сколько дней мы с Олегом открыли мой сайт.

13 марта 2013
Вчера была у зубного врача. Она мне поставила пломбу. Мы вместе с пани
докторкой стараемся сохранить как можно дольше мой оставшийся двадцать
один зуб. Мой зубной врач – высококвалифицированный специалист, а я у неё
хорошая пациентка. То, что моя стоматолог на уровне, говорят мои зубы, ко-
торых я давно могла бы не иметь. О том, что я хорошая пациентка, твердят
факты: я регулярно и вовремя прохожу превентивный контроль, лечу зубы,
и всегда без каких бы там ни было неприятных чувств, а с радостью. Ещё луч-
ше чувствую себя, когда выхожу из кабинета с вылеченными зубами, когда
могу широко и беспечно улыбаться всему свету. Хуже, конечно, когда зуб при-
ходится удалять. Но я знаю и всегда чувствую, что мой стоматолог с любой
проблемой моих зубов справится блестяще: всё сделает быстро и точно, сни-
зив до минимума неприятные ощущения. Хуже, когда начинает болеть, когда
проходит действие анестезии, но и на это есть выход: моя доктор даёт мне
на всякий случай таблетку. Так мы с ней боремся за мою красоту уже семнад-
цать лет. Я очень часто её благодарю и вспоминаю, как я бегала по коридору
поликлиники от одной двери к другой с наполовину выбитым зубом (taky
dar;ek som si dostala od manzela-slovaka). В какую дверь ни стучала, не получа-
ла помощи. Никто не желал связываться с cudzinkou-иностранкой. В это вре-
мя по коридору проходили две женщины в белых халатах, я бросилась к ним
навстречу и отчаянно просила: «Prosim Vas, pomo;te mi! Zachrant;e mi zub!»
(«Пожалуйста, помогите мне сохранить зуб!») Слёзы катились по моим ще-
кам, а руки и ноги дрожали, болела голова и сильно стучало сердце. Моя до-
кторка остановилась, выслушала меня и пригласила в свой кабинет. Это была
молодая, красивая женщина. Она пригласила меня сесть в кресло, сфотогра-
фировала мой зуб, почистила его и закрепила. С тех пор мы часто встречаемся
и расстаёмся с улыбкой и добрым словом.

И вспоминается мне, как мы (двое-трое девчат) убегали с уроков мате-
матики под предлогом, что нам болят зубы, в нашу сельскую больницу, где
был стоматологический кабинет и доктор. Я садилась на велосипед Дмухов-
ского Коли (по его разрешению), и мы все трое мчались в Ежоны. По очереди
заходили в кабинет, а молодая врач смотрела и не знала с чего начать. Когда
я ей сказала, что, видимо, надо зуб вырвать, она охотно принималась за дело,
а потом сожалела, что удалила вполне здоровый зуб, а я её утешала, что в сле-
дующий раз мы будем умнее. Ещё позднее, когда я жила в Бресте, и у меня
страшно болели зубы, мы с мужем зашли в стоматологическую поликлинику.

Вышла медсестра, а муж, видя мои мучения, попросил её: «Вырвите ей этот
зуб!» – «Как можете Вы такое говорить?! – набросилась она. – Какой Вы муж,
что хотите, чтобы ваша жена так рано осталась без зубов и преждевременно
состарилась!» – решительно поучала уже нас вдвоём медсестра.

С тех пор я внимательно следила за своими зубами и лечила их во-
время, не торопилась их удалять. Наоборот, мой первый вопрос и просьба
звучали так: «Посмотрите, пожалуйста, может его ещё можно сохранить?»
Я поняла, что зубы лучше всего лечить в начале заболевания. А вчера сво-
ей докторке похвалилась, что сегодня открываем сайт, мой сайт, который
мне помог сделать мой сын. «Сын в Бресте, а я в Братиславе, мы общаем-
ся по Skype: разговариваем, советуемся, работаем вместе над ошибками
в текстах», – рассказывала я. И она радуется за меня, я это вижу, слышу
и чувствую. Я – хорошая пациентка у всех врачей: участковой, гинеколо-
га, гепатолога, эндокринолога, уролога, дерматолога, иммунолога. Всюду
регулярно и когда нужно, иду к ним за своим здоровьем, за своей жизнью.

Спрашиваю и получаю совет, лекарство, надежду – всё это так необходимо
в мои годы. Я чувствую и знаю, что без них – моих «лечителей» и друзей,
я была бы беднее и несчастнее.
Мой стоматолог (pani doctorka mudr. Kаtarina Bartonkova) разрешила
мне сделать снимок её кабинета, куда я хожу регулярно уже целых семнад-
цать лет…

15 марта 2013
Уже открыли с Олегом мой блог – 13 марта 2013 года, а если предста-
вить, что и мои дети родились 13-го (Олег в июне, а Алла в феврале), то со-
здаётся впечатление, что это число преследует меня. Уже читают мой блог,
но в очень незначительном количестве.

Я с помощью Олега всё больше осваиваю компьютер: послали и полу-
чили письмо из Подгорной (моей родной школы). Писал его мне знакомый
незнакомый Владимир Борисович, директор школы, наш сельчанин. Он
прислал мне сразу три письма. Мне было их очень приятно читать, и то, что
появилась возможность познакомиться с таким для меня интересным чело-
веком и коллективом учителей, который он возглавляет. С каждым разом
я всё больше понимаю, как интернет сделал качественнее и лучше мою
жизнь и тех, кто со мной. Рассуждая об этом, нельзя не сказать о Душане.

Он купил ноутбук и с моей помощью освоил его. Я писала, а Душана просила
отослать тексты Олегу. Когда он пытался сказать, что делать этого не уме-
ет, отвечала ему: «Научись!» Он учился, фотографировал, посылал текcты
по e;mail. Когда оказалось, что посланные тексты тяжело читать, Душан ку-
пил сканер, и всё образовалось. Мало того, когда мы с Олегом работали над
текстами по Skype, Душан сам и по моей просьбе шёл на заградку накормить
кошек – в холод и снег, в дождь и ветер. Когда я извинялась перед ним за то,
что злоупотребляю его добротой, он скромно улыбался и говорил: «Ничего,
вы работайте, у меня времени достаточно». «Тебе было холодно», – говорила
я. – «Ведь я оделся и обулся потеплее, даже капюшон пристегнул», – говорил
он, а я хвалила его, что, наконец, он привыкнет к капюшону.

Душан невысокий, спортивной фигуры мужчина. На свои семьдесят вы-
глядит моложаво: его короткие седые волосы едва покрывают небольшую
умную голову. Он всё не может забыть свою густую шевелюру, которую по-
терял после пятидесяти. Высокий в меру лоб, небольшие, седые, как и воло-
сы, брови, голубые, как небо, глаза, небольшой нос, немного неровные пол-
ные губы и небольшие уши делают его приветливым, скромным и добрым.

Широкие плечи и грудь, небольшие руки, ровные прямые ноги. Его аккурат-
ность и чистота во всём – движениях, одежде, отношениях – делают Душана
привлекательным и неповторимым. Ну и как мне его не любить, не ценить,
не уважать?

И ещё есть человечек, который помогает мне быть такой работоспособ-
ной. Это моя дочка Аллочка. И хотя ей самой в чужой стране с пятью детьми
в большом доме, в большой семье нелегко, она подбадривает и меня, и Оле-
га, и даже Душана. Она слушает по интернету мои тексты, делится своим
мнением (не знаю, что они с Олегом говорят обо мне), спрашивает Душана,
не замучился ли он со мной. И, конечно же, подбадривает и поддерживает
Олега, чтобы имел терпение со мной. А я ей говорю, как не слушаются меня
пальцы на клавиатуре, или как быстро забываю то, чему научил меня Олег…
Только вот не знаю, как мне помочь ей, как поддержать её?!

20 марта 2013
Сегодня виделись по Skype с Олегом. Он научил меня следить за посе-
щаемостью на моём сайте. Всё-таки приятно видеть название «Cтранички»,
мой псевдоним и фотографию. Очень рада, что мы с Олегом это сделали.
Олег отправил письмо в мою школу (в Подгорную) – ответ директору.

Приготовила хороший суп из шпината, отварила рис, броковицу, сде-
лала нам с Душаном по шницелю, даже сфотографировала нашу фамилию.
Написала и отправила письмо Алле Бусик, Любови Феодосьевне и Марии
в Польшу. Всех пригласила читать мой блог. Разговаривала с Романкой, что-
бы помогла всё это грамотно перевести на словацкий; наверное, не захочет:
у неё много работы – трое маленьких деток.

Съездила и покормила кошек, забежала на почту, послала письмо, полу-
чила из «ElectroWorld» неутешающий ответ на рекламацию компьютерной
мыши и отправилась в «Kaufland».
– Neviete, kde tu Kaufland? (Не знаете, где здесь «Кауфланд»?) – спраши-
вает меня молодая девушка, когда мы вышли из автобуса.
– Viem (Знаю), – отвечаю ей и предлагаю идти вместе.
– Vy ste neslovenka? (Вы не словенка?)
52
– Nie (Нет), – отвечаю. – Som bieloruska (я – белоруска), – с гордостью
добавляю ей.
А девушка старалась успокоить ситуацию:
– И я была в Англии, меня тоже спрашивали. – И тут же добавила: – А
где лучше?
А я ей на это:
– А Вы что отвечали, когда Вам задавали такой вопрос?
Девушка ненадолго замолчала, а потом сказала:
– На это тяжело ответить. Что-то есть лучшее там, что-то у нас. А глав-
ное, лучше, что это наш дом.
Я закивала ей:
– Всюду хорошо, а дома лучше.
И тут же пожаловалась симпатичной незнакомке:
– А я отвечаю, что дома мне никто ничего не дал даром и здесь так же.
У входа в магазин на прощанье мы познакомились. Я ей сказала:
– Я – София!
А она с готовностью протянула мне руку и с улыбкой ответила:
– Габика!
– До свидания, Габика!
– До свидания, София!

В «Кауфланде» после просмотра и покупки необходимого товара ещё
раз встречаюсь с Габикой, предлагаю ей почитать что-нибудь в моём бло-
ге и прошу её написать несколько слов по электронной почте, даю ей свои
адреса. Через кассу иду на остановку, а автобус уехал без меня! Ничего
не остаётся: надо ждать целых двадцать минут.

День был тоже приятный – солнце пробилось сквозь облака и разогнало
их. Чистая синева, прозрачный воздух и небольшие редкие хлопья остав-
шихся облаков напоминали о недавней схватке зимы с весной. Во всем была
видна убедительная победа этой ещё юной, хрупкой, нежной и несмелой
весны: между землёй и небом стоит тёплый прозрачный воздух; сквозь ста-
рые листы пробивается и зеленеет травка; кучками слетаются и внезапно
разлетаются в стороны такие же серо-бурые, как листья, воробьи. На цвет-
никах и газонах пробиваются первые голубые и белые подснежники. Зацве-
тают тюльпаны. Вот-вот раскроются нарциссы. Скромно синеют, желтеют
и розовеют от стыда Анютины глазки. И эти цветы, с их неповторимыми
красками и тонами, в моих мыслях и чувствах превращаются в гимн весны,
жизни, победы.

Какие-то мысли и слова о блоге мне может послать Люда Кузнецова.
Вспоминаю, что у меня в сумке фотоаппарат и начинаю фотографировать
Малую и Большую спортивные арены, «Кауфланд», недоступные нормаль-
ному человеку новостройки на Байкальской улице. Так быстро пролетели
двадцать минут, подходит автобус, и я, усталая, довольная и молодая, иду,
шагаю, тащусь по лестнице домой. Кот Али слышит меня с первых ступенек
и начинает ругать меня, «где я хожу так долго без стыда и совести, а он про-
падает один дома. Хорошо, что Душан пришёл, а так, вообще, тоска…»

Душан открывает мне дверь и держит Али, чтобы не выбежал, а я их
двоих придерживаю, глажу рукой, здороваюсь с Душаном и «извиняюсь» пе-
ред «коцуриком», обещая угостить его вкусненькой рыбкой.

21 марта 2013
Сегодня была у своего главного доктора пана Коллера. Хожу к нему уже
четыре года, как вышла тогда из больницы. Кажется, мы подружились на ос-
новании взаимного уважения: пациент уважает доктора, а доктор пациен-
та. А рядом ещё очень симпатичная, деловая и практичная сестричка пани
Людмила (благодаря ей, многие проблемы в контакте с доктором отпада-
ют). Пани Людмила даже читает мой сайт-дневник, старается его понять
на русском языке.

«Людям мила» – такой смысл имени сестрички. И на самом деле, это
проявляется в её действиях, отношении и поведении. Всегда внимательна
и проста в общении, с улыбкой и с приятной, едва заметной задоринкой,
пани Людмила поддерживает атмосферу на приёме у пана доктора. Пан Кол-
лер молодой, но очень серьёзный и знающий своё дело специалист. Он мало
разговаривает, но много работает: гастроскопия, ультразвук, колоноскопия,
приём пациентов, работа в больнице, обучение студентов. И всё это умение,
терпение, а ещё и талант. Однажды я спросила:
– Сколько Вам лет, пан доктор?
Ничего не ответил, может, обиделся или оскорбился. А я, чтобы смяг-
чить обстановку, продолжила свой разговор:
– У меня сын примерно, как Вы. Ему уже сорок один год.
Доктор не выдержал моей наглости и ответил:
– Я немного моложе Вашего сына.
Каждый раз на приёме он меня спрашивал:
– Как себя чувствуете?
– Хорошо, пан доктор, – заверяю его. – Как мои анализы? – спрашиваю.
– Perfektne, – уважительно отвечает доктор и начинает писать мне
«справу».
– A Vy ako sa mat;e? (Как поживаете Вы?) – с вежливым интересом спра-
шиваю я.

Пани Людмила с тонкой улыбкой и долькой страха в глазах смотрит то
на меня, то на доктора. Доктор заговорил и начал рассказывать о положе-
нии в больнице и амбулатории. Я добавила, что вчера услышала по радио,
как Германия приглашает наших докторов работать и предлагает условия
и плату, не сравнимую со словацкой. Время моего приёма заканчивается,
доктор припоминает, что я должна ещё пройти ультразвук. Благодарю его
и сестричку, иду на остановку.

Несмотря на то, что зима опять атакует морозным ветром, серыми хо-
лодными облаками и не очень радужным настроением, я решила пройтись
на «тrhovisko» (рынок) и посмотреть, что там предлагают перед праздни-
ком Воскресения Христова. Прилавки не прогибаются от товара и, вообще,
их убавилось, зато прибавилось «атрактивных» мест, где можно посидеть
и часами смотреть на дно «poharika» (рюмки).

Подхожу, смотрю, покупаю цветы – посажу их на огороде: несколько
анютиных глазок, кракоски и куст красных роз. Погода не для прогулки, еду
домой, где просматриваю свои тесты (анализы), пью чай и таблетки, соби-
раюсь на заградку – кошек кормить надо! В автобусе много людей – яблоку
негде упасть, но это всего лишь две остановки. Много молодых – студентов,
школьников, которые едут к «авиону» – центру отдыха и торговли, где обе-
дают, общаются и отдыхают или работают в своих ноутбуках. А я уже выхо-
жу из автобуса, подхожу к главному входу, открываю замок, зову своих «ми-
лачиков», они уже рядом, бегут, трутся о мои ноги, ласкаются, жалуются мне
на холод и долгую зиму, что никак не уходит. Я им раскладываю на столе
еду, а потом выбираю место и сажаю свои цветочки в рыхлую и уже тёплую
землю.

Возвращаюсь домой – сегодня было достаточно походов, открываю но-
утбук – никого на связи – ни Олега, ни Людмилы, просматриваю несколько
текстов, захожу в почту. Душан приходит с работы домой, перебрасываемся
несколькими словами, и я с Али иду на кухню приготовить ужин, а Душану
к телевизору подаю, как аперитив, цералии. Я рассердилась на Душана: ка-
жется, он слишком мнит о себе, становится непонятным, чужим. Всё во мне
накипело и печалит меня. Не знаю, что и предпринять, как нам сблизиться…

21 марта 2013
В нашей деревне почти каждый человек (мужчина или женщина) имели
кроме своего имени и фамилии прозвище (мянушку). Это прозвище переда-
валось ему от рождения по наследству от отца или матери, или чем-то про-
славившегося родственника. Прозвище человек мог получить с момента его
рождения. Оно могло прирасти благодаря какому-нибудь случаю, где глав-
ную роль играл этот человек. Есть случаи, когда прозвище говорит о качест-
ве или характерной черте человека, о его профессии, способе жизни.

В нашей деревне кроме фамилий, созвучных названию зверей – Соболь,
Медведик, Козёл, были и есть такие фамилии, как Бусик, Тарасюк, Дмухов-
ский, Юреня. Иного качества и значения фамилии Гулик, Лукашик, Маляв-
ка. Чтобы узнать, определить человека в разговоре, употреблялись наряду
с фамилиями, а часто без них, прямо прозывки. Я долго уже не живу в сво-
ей деревне, но когда изредка приезжаю туда, на улице встречаясь с людьми
здороваюсь. И они мне отвечают и сразу спрашивают:
– А чья вы?
– Вайсова, – отвечаю.
И сразу становится ясно, и начинается разговор:
– А где вы сейчас живёте?
– В Словакии, – отвечаю я и объясняю, что раньше это была Чехослова-
кия. А сейчас Словакия и Чехия.
– А какие они эти словаки и чехи? – продолжается разговор дальше. –
Да вы присядьте!
– Алена, Алена хадзi сюды, Соня Вайсова прыехала! – приглашает одна
из женщин свою соседку.

Та подходит, и, прикрывая рукой глаза от солнца, смотрит на меня
и спрашивает:
– А дзе вы тут? У сваёй хаце?
– Не, – отвечаю, – у своих соседей, – и, желая ответить на первый вопрос,
начинаю рассказывать, что словаки очень похожи на нас, белорусов. И чехи
такие. Но словаки к нам ближе и языком, а чешский язык ближе к польско-
му. А вот внешностью подобны мы все: высокие, красивые, голубоглазые,
кареглазые, а главное – душой. У словаков души широкие и добрые.
– Пагэтаму ты там i жывеш? – заключают мои любопытные и милые од-
носельчанки.

А вот уже брата моего отца Павлюка прозывали как-то не совсем хо-
рошо – Хули, в то время когда у его младшего брата была прозывка Шеш-
ко. И если мои любопытные знакомые хотели узнать о моих двоюродных
сёстрах, так спрашивали:
– А дзе тыя Шэшкавы дзяўчаткi жывуць?
И я им рассказываю, как было их потеряла, но недавно нашла, пишу им
письма: Наде в Оренгбургскую область, а Гале в Бобруйский район, да вот,
жаль, она мне не отвечает…

Иду по деревне и любуюсь знакомым пейзажем: высокими домами
с весёлыми заборами, калитками, умытым дождём асфальтом и нежным
утренним солнцем. Хочу зайти к маме моей подружки Иры, подхожу к ка-
литке, а она на замке. И тут же соседка говорит, что вчера Катю «Полячку»
(Дмуховскую) забрала в Минск Аля. И здесь прозывка – «Полячка», потому
что Катя Дмуховской стала, когда вместе с Сергеем Дмуховским (Ириным
отцом) после войны приехала в освобождённую Беларусь из Германии: бе-
ларус Сергей и полячка Катя встретились на работах в Германии.

Как мне по Skype сказала Люда Кузнецова, Ирина мама умерла, я уже её
не увижу во дворе их светлого и приветливого дома. Пусть отдыхает в покое.
Я ей благодарна за её доброе сердце. Желая свидеться со своей племянни-
цей (дочерью Александра и Нади), спрашиваю:
– А Царица дома? – и направляюсь к Раиной калитке с грустными чув-
ствами и мыслями о её отце «Царе» и маме «Царице», а она уже, как «по-
следняя из могикан». У неё есть сын, который женился и ушёл на квартиру
в нашей деревне, но вряд ли прозывка «Царь» пристанет к нему.

Возвращаюсь к своему дому и захожу к соседке – Любе Аркадиковой.
Она сама маленькая, усохшая, показывает мне фотографии своих живых
сыновей, которыми хотела бы гордиться. Двоих старших и мужа – Аркади-
ка «Сэскового» (Самсоника) похоронила и плачет, рассказывая, как тяжело
было ей хоронить своих детей и мужа. А потом переходит на другую тему:
«Мне моя свекровь «Cэсчиха» говорила: «Нашто выходзiш за майго сына?
Не выходзь за яго! – папярэджвала мяне…»

И я вспоминаю, как она прибегала к нам и пряталась от своего мужа, а он
искал её по всем углам и закоулкам в нашем небольшом доме. Внешне они,
как семья, выглядели нормально, даже красиво! Большой дом и широкий,
просторный двор, роскошный сад, летняя кухня, колодец, – всё говорило
о том, что здесь живёт хороший и толковый хозяин.

Наконец, повязываю тётке Любке (я её называю так) платочек, что
привезла ей на память, фотографирую, прощаюсь и приказываю ей, чтобы
жила, дождалась меня на будущее лето. А сама иду к соседям напротив, где
я заночую, а утром Иван, муж Оксаны, отвезёт меня в Лесную на электричку,
что идёт в Брест. У моих хозяев по их маме могла быть прозывка «Ёкова»,
но, видимо, если употребляют её, то довольно редко: почти все, кого она
прямо определяла, уже не живут.

Откуда взялась и так ловко приросла прозывка к моему отцу, мне тоже
мало известно. Когда-то тётка Таня, Славикова мама, по дороге в лес рас-
сказывала, как она со своими детьми пряталась с моей мамой и её детьми
от немцев в нашем погребе, а малый Виктор, мой брат, всё время плакал,
и все его старались утишить.
– Витько, миленький, не плачь! – просила его тётка Таня и совала ему
сахар с хлебом.
Он же не унимался, ничего не хотел и кричал:
– Ср-ку вуй!
А моего отца с другими мужчинами, что были в деревне, немцы в это вре-
мя ставили к стене сарая, и, выясняя их отношение к партизанам, спрашивали
«аусвайс» (документы). Испуганные женщины услышали выстрелы, и потом
стало тихо. А через несколько минут вернулся отец, бледный и потрясённый.

Мой отец не был на фронте и в партизанах из-за своей кривой от рождения
ноги. Зато он помогал всем женщинам в селе со своим конём – посадить и оку-
чить картофель, привезти сено. Женщины и моя мама по очереди пекли хлеб
партизанам. Мне было чудно, что иногда мой отец посылал меня к Славико-
вой маме, тёте Тане, принести солёных огурцов, и она, молча, накладывала
полную миску, заливая их рассолом. Все члены их семьи имели чёрные воло-
сы и глаза, цвет кожи у них был темнее, чем у других. Может, поэтому их назы-
вали цыганами. Но весь образ жизни и поведение как родителей, так и детей,
можно было назвать образцовым. Я часто заходила к Славику, и мы вместе ре-
шали задачи, примеры: он был сильнее меня в математике. Я всем и ему помо-
гала по русскому, белорусскому, немецкому языкам выполнять упражнения,
переводить, писать литературные сочинения. В семье Славика царили мир
и спокойствие: родители уважали друг друга, дети слушались и помогали ро-
дителям. Помнится, как их старший сын Миша пытался меня дразнить: «Аус
вайс паспорт!». Может, и пристала эта прозывка «Вайс» к моему отцу с того
времени, когда у стены сарая немцы спрашивали у него документы?..

Размышляя обо всех этих загадочных прозывках, я прихожу на тржницу.
И ровно в три часа в нашей корчме мы встречаемся с Эвичкой. Как обычно
обмениваемся радостными улыбками и возгласами, даже объятиями и по-
дарками: она мне коробку конфет, а я вручаю ей традиционный чёрный
шоколад (для неё и для Ати). Атя сегодня опять не пришла: занята, у неё
тренировки, репетиции, распевки. Эвичка даже пожаловалась, что сестра
слишком деятельна и просто насильно «заражает» её своим примером. Я ей
посоветовала быть счастливой. Пусть будет и дальше так! А пан Ярош пой-
дёт на операцию бедренной кости – пока может надо помочь самому себе,
оттягивать такие дела в нашем возрасте не рекомендуется.

Душан с работы зашёл на заградку накормить кошек, а потом в магазин
«Kaufland», и с покупками – прямо домой. Мы с Эвичкой обо всём и всех на-
ших ближайших (она о Яроше, я о Душане) переговорили, рассказали о себе,
поделились опытом. В который раз мы почувствовали, как мы близки, как
понимаем друг друга. Особенно это понимание возросло, когда мы косну-
лись моего сайта и всего, о чём пишу. В который раз отметили, как мно-
го общего в наших судьбах, особенно в детские и юные годы. И в том, что
ни я, ни она не хотели бы возвратиться в прошлое. Когда я призналась, что
хотела бы ещё раз родиться, так она удивилась и сказала:
– Но не в тех обстоятельствах, что были!
– Конечно, что не в тех, ведь жизнь изменяется, – согласилась я.
Мы даже сегодня удивили одна другую. В разговоре я сказала, что всегда
знала, чего хочу и что мне надо делать.
– А я ничего такого не знала, – призналась Эвичка. – Мне сказали идти
учиться на химию, я и пошла. Хотела поступать дальше учиться, а муж Ярош
сказал, что пора обзаводиться детьми, семью строить. Так и здесь послуша-
лась, и поступила так, как желали того от меня, – искренне рассказывала
Эвичка. И тут же спросила:
– А что лучше: всё самой знать или послушаться?
– Пожалуй, лучше послушаться, если есть кого…

И обе мы засмеялись, потом опять пришли к разговору о моём сайте.
Вышли на остановку, и Эвичке тут же пришёл троллейбус. Попрощав-
шись, она живо вскочила в него, держа в одной руке сумку с покупками,
а другой помахала мне. На улице было сухо, холодно и темно. Я стояла в тол-
пе ожидающих и думала о наших жизнях, судьбах, как они похожи и различ-
ны. Подошёл автобус, и, проехав от тржницы к нашему дому, я продолжала
сидеть, как вдруг услышала:
– Приехали. Конечная!
Это водитель говорил мне, ведь в автобусе сидела только я одна. Зашеве-
лившись, я извинилась, вышла из автобуса и пошла к своему подъезду. Кот Али
и Душан открыли мне дверь. И опять мы были рады, что все вместе и дома.

29 марта 2013
Вчера исполнился год, как я отдала квартиру аэропорту. В ней я прожи-
ла целых 23 года! И что я в ней только не пережила… Спасибо тем стенам,
углам, окнам и дверям, что я выжила, победила и рассудила сама: по своей
воле отдать своё жилище в Братиславе хозяевам. Целый год я хожу на за-
градку каждый день (ведь кошки ждут, хотят есть!). Иногда посмотрю на те
окна и представлю, почувствую себя там, внутри, сегодня и тогда… Без сожа-
ления, свободной душой и телом вдыхаю воздух с ощущением справедливо-
сти своего поступка по отношению к себе и аэропорту.

У меня нет здесь квартиры – живу с Душаном и у Душана, живу, как у себя
дома. Живу с чувством, что мы нужны друг другу. Будь я сама – уехала бы
в Брест. А когда со мной Душан, единственное решение – ездить в Брест нам
вдвоём. И жить в Братиславе тоже вдвоём. Душан ещё работает, несмотря
на свои семьдесят, и ни на минуту не может оставить свою работу. Прикинь-
те, на одном месте пятьдесят лет (на Словацком телевидении)… Это его
жизнь, вся его жизнь. И я не могу его не понять. Поэтому в Брест езжу сама,
а Душана оставляю с котом Али. Душан каждый день ходит на заградку по-
лить цветы и овощи, накормить кошек. И пока я в Бресте, мы с ним общаем-
ся каждый день по Skype. Живя с Душаном, я почувствовала необходимость
писать – дневник, стихи. Я ему за это очень благодарна. А он поддерживает
меня во всём – как может, как умеет.

Сегодня пятница. У нас в Словакии праздник Pracovneho Pokoja (Тру-
дового Мира). Большинство населения Словакии католического вероисповедования.
Этот праздник более относится к историческому событию
Vskreseniа Je;i;a Kristusa (Воскресения Иисуса Христа). Завтра – Velkonocna
Sobota и Vzkresenie (всенощная и Воскресение). В этом году всё необыч-
но – десятки лет здесь не было столько снега, такой непогоды, метелей
с холодным, морозным ветром. Сегодня даже по радио не один раз отме-
тили, что сейчас «лыжовачка» гораздо лучше, чем на Рождество. Люди
шутят между собой, что не яйца покупать нужно, а солонки (специальные
конфеты на ёлку). Несмотря на заснеженные дома и деревья, дороги и мо-
сты, люди заполняют торговые центры, покупают уток, гусей, цыплят,
свежее и копчёное мясо, колбасы, сыр, овощи и фрукты, шоколад, коробки
конфет, цветы. На открытом рынке продавали ветки вербы с едва распу-
стившимися пушистыми почками – «котиками», а покупателей немного.

Неожиданность, которую преподнесла нам зима, подействовала на людей,
настроение и на весь этот праздник. Не чувствуется особого воскресенья
(пробуждения). Заметим, что сегодня ещё только пятница. Может, ещё
рано делать выводы, потому что научилась нас удивлять природа неожи-
данностями в последнее время довольно часто. И нам надо учиться быть
флексибильными во всём.

Опять в эти дни мне приходят на память праздники Пасхи из моего
детства и ранней юности. Во-первых, они (праздники) не афишировались,
а праздновались украдкой, как и все другие проявления отношения к вере,
религии (крестины, свадьбы, похороны). И посмотрите, как всё вдруг обер-
нулось: все вокруг изменились, все стали не только лояльными, но и при-
мерными почитателями религии и церкви. Вот это флексибильность…

У нас в семье никто не проявлял отрицания или утверждения. Когда
женщины, празднично одетые, в платках и с вербами в руках, шли мимо на-
шего дома в церковь, мой отец шутливо и всерьёз замечал маме:
– Усе бабы ў цэркаў iдуць, а ты нiколi!
– Бо трэба iм прайсцiся, праветрыцца! А я кожны дзень у кароўнiк i з ка-
роўнiка бягу. I работы колькi там? А яшчэ дома, бо ты мне мала паможаш! –
победоносно заканчивала разговор мама.

Взяв в руку кусочек хлеба, она бежала на свою каторжную работу.
А я мыла, прибирала и украшала наш новый дом, подметала двор, вместе
с отцом управлялись по хозяйству. Потом отец шёл на огород выкопать
ещё молодой хрен, чистил его, мыл и строгал на тёрке. При этом подавал
команды: «Принеси сметану, варёную свёклу, чистые банки». А потом шла
за мамой помочь ей подоить коров, отнести и измерить, записать молоко,
вымыть вёдра. Рядом была подружка Ира, она тоже помогала своей маме,
и мы с ней вместе шли домой через клуб. Там посидим на крылечке, запоем
песню-другую. К нам подходили соседские парни, девчата, наши однокласс-
ники. Домой шли в разные стороны: Ира шла в сторону школы, а я в сторону
рыбхоза, где жила наша одноклассница Люда Кузнецова.

А на другую неделю, в субботу, мама пекла пироги, варила и красила
яйца, запекала в тесте кусок мяса, припрятанный с зимы, отваривала кол-
басу и опять бежала в коровник. А мой отец собирался в церковь. Сначала
надо было собрать сумку или красивую с цветочками новую корзинку. Я по-
могала ему: он давал команды, а я застилала корзинку чистым полотенцем,
клала в неё пирожок, на котором мама выпекла буквы Х и B (Христос Вос-
крес). Отец отрезал кусок запечённого мяса, а я клала его в меньшую миску
и ставила в корзинку, ставила баночку соли и масла, добавляла крашеные
яйца и прикрывала всё это другим концом полотенца. Отец умывался, брил-
ся, одевался, причёсывался – словом, собирался в церковь на всенощную,
а я бежала по болоту за мамой на коровник помочь ей подоить, отнести, по-
мерять, записать молоко. И опять через клуб возвращалась домой.

В клубе по субботам (а в эту тем более) показывали фильм. Денег не было
заплатить за такое удовольствие, да и наши учителя почему-то на нас про-
сто охотились – разгоняли по домам. Я ухитрялась стать под окно, где были
женщины и дети, что жили по соседству, а кто-то внутри приоткрывал нам
немного штору, и мы полтора-два часа смотрели фильм. И там нас находили
наши «заботливые» учителя…

Дома ещё просматривала и делала домашние задания, что-то записыва-
ла в свой дневник, мама кричала зловещим шёпотом: «Туши свет! Ложись
спать!» И только задремала, как приходил отец со всенощной и громким
голосом запевал на всю хату «Христос Воскрес! Христос Воскрес! Христос
Воскрес!» Я, Лена и мама вставали. Отец снимал пальто или пиджак, мама
ставила на стол всё, что было в корзине, а затем шла в кладовку и приносила
оттуда пол-литра самогона, ставила рюмки перед всеми, а отец наливал ей
и себе, и в честь такого Великого и Радостного праздника капал нам с Леной
по две-три капли и хотел, чтобы все мы чокнулись за Воскресение Христо-
во и закусили (разговелися) первым делом очищенным посветёным яйцом
с солью. Точно так отец поступал, когда мы жили в старом доме, и за стол
садилась вся наша семья из шести человек. Но сейчас Катя со своей семьёй
жила в Сельце, а Витя уехал после армии на целину и там приженился.

Прошли годы, а этот праздник живёт в моём сердце и душе таким, как
я его описала. И каждый раз я вспоминаю нашу семью за пасхальным столом
в старом доме (где было нас шесть человек) и в новом, где нас было четверо,
а позднее двое – отец и мама; ещё позже – только мама. А сейчас там никто
не живёт. Да и осталось нас двое – я и сестра Лена. И наш дом стоит, как си-
рота, и умирает медленной смертью.

Когда я приезжаю в родную деревню, с сожалением в сердце издалека
смотрю на него. И заболят вдруг все мои нервы и сосуды, и с затаённой печа-
лью я иду к нашим соседям, где переночую две-три ночи. От них рано утром
я бегу на кладбище поклониться отцу и матери и сказать им, что тяжело мне
ночевать у чужих людей и спать в чужой постели. А утром ходить по чужому
двору и издали смотреть на наш дом. И как хочется летом приехать и прямо
с автобуса прийти в свой дом и ночевать не две-три ночи, а два-три месяца.

С нашего дома зайти к ним на кладбище и побежать в лес, поискать ягоды
и грибы; зайти в старый наш сад, что мы с отцом садили, сорвать росное
яблоко и ощутить его неповторимый вкус. И стыдно мне и обидно, что стоит
мой дом, такой покинутый… заброшенный, и я не могу ему помочь…

31 марта 2013
Вчера ночью шёл обильный дождь, днём – густой снег, а вечером снег
с дождём. Я испекла пирожки, подготовила на завтра запечь утку, и много
времени ушло на встречи в интернете с Аллочкой, Мироновной и Олегом.
Очень рада была видеть Мироновну. Дай ей Бог здоровья, душевного
равновесия. Её мучает бессонница – я хорошо знаю, что это такое. Миронов-
не уже, наверное, восемьдесят семь лет, и она ещё полна внутренних сил,
хочет жить, но имеет ряд проблем со здоровьем. Видимо, потому и не может
спать, что не смирилась и не может принять эту действительность челове-
ческой судьбы. Люди доживают до разных возрастов, и всё-таки надо надеяться
на каждый новый день, на ночь и утро.

Валентина Мироновна – моя соседка в Бресте. Она часть истории моей
жизни за последние двадцать три года. Она для меня как мама, хочется по-
мочь ей так, как она помогла и помогает мне. Мало кто в нашем двенадцати-
этажном доме не нуждался в её помощи. И Мироновна оказала свою поддер-
жку каждому, кто нуждался в ней, словом и делом, добрым советом, куском
хлеба, бутылкой спиртного и крышей над головой.

Несколько лет она готовила моим детям еду, приходила к ним, разгова-
ривала с ними, когда я вышла замуж в Чехословакию. Моя мама не хотела
из деревни ехать в Брест.

6 апреля 2013
Сегодня день рождения у моей второй внучки Айи (Алкиной дочки). Ей уже
пятнадцать, а живёт она в Аммане – главном городе Иордании. Уже расцвела,
как роза, милая и красивая, очень способная: пишет статьи в школьную газету
и собирает их в свою тетрадь. Поёт и точно подражает голосу их лучшей певи-
цы. Знает на память почти весь Коран. Только вот русский язык у неё украли
из уст! В мусульманской семье мужа запретили Алке говорить с Айей по-русски,
и она забыла наш язык (не говоря о младших её четверых братьях)…

Когда я приезжала к ним в Украину, она свободно владела русским. Она
выражала своё недовольство:
– Дед Жора, ты меня заколебал!
Она угрожала маме:
– Алька, я тебя убью!
Она признавалась мне:
– Бабушка, какие у тебя добрые руки!
Она обещала своему «сыночку»:
– Анас, я схожу на базар, куплю тебе мороженого!
Собиралась и спрашивала:
– Где мои туфли?

В её маленьком чемоданчике были русские буквы, которые понемногу
она начинала складывать в слова и читать. Тогда ей было три года, её при-
везли в Амман. Сейчас Айя может со мной разговаривать глазами, мими-
кой и жестами, или заранее подготовит несколько слов. Она ещё не осоз-
нает, что над ней совершили насилие. Это далеко не всё… Вот он, особый
случай, нестандартный. Сегодня мы встретились по Skype, и я пожелала ей
идти за своей мечтой, не сдаваться – писать и петь, стать хорошим журна-
листом или артисткой.

8 апреля 2013
Уже улучшилась погода, начало греть солнышко. Сегодня светло и тепло
обласкало меня. И кошки на заградке, съев простую еду, что я принесла им,
сидели возле своего травяного, уже зелёного, стола все вместе и тщательно
умывались.

Вечером сообщили в новостях, что умерла «железная леди» – Марга-
рет Тэтчер в 87-летнем возрасте. Что сказать? Когда я впервые увидела её
на экране телевизора, она произвела на меня огромное впечатление, свя-
занное с удивлением и даже восхищением. Её простота и резкость в обраще-
нии, умение вести политическую работу и при этом оставаться обаятельной
и прекрасной, поразили меня. Всегда с интересом и вниманием я следила
за ней, присматривалась к манере её поведения.

Помню, в 90-е годы во время её визита в Россию российский журналист
на брифинге спросил её о чем-то из личной жизни, и мне было стыдно за его
нетактичность и даже грубость. А она с улыбкой, полная внутренней силы
и красоты, ему просто и внятно ответила. Я никогда не была близка к поли-
тике, ни к политикам, но леди Тэтчер я глубоко уважала и уважаю. Именно
её прекрасный образ, умение себя держать, не говоря об умении властво-
вать (об этом я не судила и не могла судить), порождали во мне глубокое
уважение к ней.

Вечный покой Вам, леди Тэтчер.

18 апреля 2013
Мысленно заглядывая в мою школу спустя почти половину столетия,
я высоко оцениваю все возможности, которые она предоставила нам, дере-
венским детишкам. Общение между собой в классе и школе вообще, обще-
ние с учителями и весь процесс познания совершили своё благородное дело,
воздействовали на наши мысли, характеры и поведение. Всё это развивало
наш взгляд на жизнь в целом и в частности, на личную жизнь, на своё место
в семье, классе, деревне и в будущем.

Мы любили уроки физкультуры, труда, пения. Эти предметы развива-
ли наше тело, мысли и чувства. Довольно часто по своей инициативе мы
собирались на школьной спортивной площадке, где подтягивались на тур-
нике. Держась руками за него, раскачивали, поднимали и перебрасывали
своё тело через руки над головой. Как мартышки, старались залезть выше
по канату и по шесту. И девчонки, и мальчишки играли в волейбол. Я очень
любила подавать подачи и стремилась как можно дольше удержать мяч
в игре!

Уроки физкультуры вёл молодой, невысокого роста, рыжеволосый учи-
тель. У него был мягкий, дружелюбный характер. При нём мы разговари-
вали обо всём, а он нас никогда не предавал, не жаловался на нас. Как-то
на ходу, по-быстрому, он научил нас играть в шашки и шахматы, а потом
организовал несколько команд (в одной из них была я). Позже мы ездили
на районные соревнования по шашкам и шахматам. Под руководством на-
шего учителя мы играли и выступали в соревнованиях по баскетболу, бегу,
прыжкам в высоту (это было моё хобби), длину. Зимой ходили на лыжах,
стреляли из пневматической винтовки.

Значительное время мы посвящали подготовке к концертам и участию
в них. Я часто вела концерты. Навсегда мне запомнился случай, когда я объ-
явила:
– Следующий номер нашей программы – манжет!
Мне подсказывали из зала:
– Монтаж!
Но я только посмотрела на зрителей и опять (на этот раз твёрже и уве-
ренней) повторила:
– Манжет!
И все притихли – никто не хотел спорить со мною. Все хотели смотреть
и слушать монтаж…

На уроках труда мы все вместе (девчонки и мальчишки) занимались
вышивкой, работой с деревом, трудились на земле. Наш учитель Василий
Иванович научил нас вырезать различные фигурки, рамки, отрезать доски
и фуговать их. Мы должны были знать, для чего используются, как назы-
ваются эти гэблики, рубанки, фуганки и т. д. Мы учились работать с ними,
и при этом свободно обо всем разговаривали. Однажды мы обсуждали ка-
кую-то моральную тему. Я, желая что-то утвердить, сказала:
– Клянусь своей честью!..

На уроках литературы в пятых-шестых классах нам хорошо раскрыли
понятие слова «честь». Употребляя слово «честь» в своей речи, я знала, о чем
говорила. Но тут Василий Иванович засмеялся и скоро завизжал от возму-
щения и негодования:
– О какой чести ты говоришь? – спросил он с издёвкой.
Мне было тринадцать-четырнадцать лет, я растерялась и замолчала,
не зная, что делать: молчать или визжать, как он, или расплакаться, защи-
щая себя. Я уступила и промолчала, а сегодня жалею, что не попыталась за-
щитить себя.

Василий Иванович был неплохим учителем: с его уроков мы уходили
с тем, что он нам дал на всю жизнь: весной он показывал нам как прищепить
дерево, как посадить кусты малины, земляники и размножить их. Он научил
нас сажать картофель и помидоры, фасоль и огурцы. Василий Иванович жил
неподалёку от нашего старого дома (через три-четыре хаты) и был прекрас-
ным садоводом. Вместе с соседскими мальчишками, а то и одноклассниками,
мы ловко лазили к нему в сад и срывали там вкусные и ароматные яблоки.

Я одна тёмным вечером, в непогоду и дождь, когда гремел гром и сверка-
ли молнии, а ветер пригибал ветви яблонь с их плодами к земле, кралась,
как голодный волчонок, стараясь сорвать у него в саду несколько яблок.
А на утро, когда помогала маме доить коров, я угощала её этими яблоками.

У нас при старом доме не было никакого сада, только перед окном ро-
сла дичка, которая каждую весну расцветала густым бело-розовым цветом.
Но яблоки на ней росли кислые, и мама использовала их, когда варила борщ.
Я часто влезала на дичку и посередине, где расходились её сильные моло-
дые ветви, садилась, как в седло. Оттуда я наблюдала за клубом и сельсо-
ветом. Захватив с собой книгу и устроившись поудобнее, я читала, учила
и рассказывала наизусть стихи, пела песни, частушки. И сидела там, пока
не прогоняла меня мама со словами:
– Чаго ты залезла на яблыньку? Злазь! Не можна дзеўчыне лезцi на дрэ-
ва! Вон адтуль! Хутчэй!

Мне было десять-тринадцать лет, и я мало обращала внимания на крик
моей матери. Уже и потому, что она всегда на меня кричала… Свою агрессию
она выбивала на мне руками или вилами, или поленом. В последнее вре-
мя ей нравился резиновый жгут, толщиной в сантиметра два. Настал час,
и я вырвала у неё этот жгут, когда однажды по воле матери он опять завис
надо мной… В те дни, месяцы и годы я долго думала, как и чем погасить её
агрессию, как уберечься от побоев, которыми она довольно часто угощала
меня. Всё, что приходило мне в голову, я отвергала, так как по моему тогдаш-
нему мнению моих возможностей было недостаточно, наоборот, мне бы ста-
ло ещё горше. Среди учителей никого не было, кому можно было доверить-
ся. Однажды я отняла у своей мамы жгут, схватила топор и на пороге нашего
старого дома рассекла жгут на мелкие куски. С тех пор моя мама стала более
спокойной, а мне стало немного легче дышать. Но чувство, что я не на месте,
чувство тревоги, чувство дороги заселилось во мне и не покидало меня.

19 апреля 2013
Свои стихи я начала писать в пятом-шестом классе. Мне как-то ударили
мысли в рифму, и я начала писать о Родине, о школе, о природе. Я писала,
читала и переписывала, а потом записывала в тетрадь. Как-то на уроке гео-
графии я выложила тетрадку со стихами на парту, а мой любимый учитель,
увидев это, зло приказал:
– Принеси-ка это мне на стол! – и хищно посмотрел на свою добычу
(он уже, вероятно, слышал, что я пишу какие-то стишки). Я послушно прине-
сла и положила перед ним свою тетрадь – с твёрдой верой, что он заглянет
в неё и отдаст. Но он перед всем классом начал рыться в тетради, посмеи-
ваться и критиковать некоторые выражения и слова. Когда прозвенел зво-
нок, Алексей Адамович ушёл в учительскую с моими стихами и записками,
багровый от гнева и неприступный.

Не знаю, какие эксперименты проводил там с моей тетрадкой, может,
он читал всем учителям мои ещё незрелые первые стихи! Мне было обид-
но и стыдно за моего любимого учителя, ведь он так бессовестно поступил
со мной. В тетради ничего особенного не было: всего несколько неокон-
ченных и оконченных стихов, несколько выдержек о такте и красоте души,
и начало рассказа «На полянке вокруг речки». За слово «вокруг» он раскри-
тиковал меня перед всем классом. Слава Богу, что всем было всё понятно,
и никто из класса не был на его стороне, хотя, конечно, учитель был прав.

Я не понимала случившегося: Алексей Адамович меня часто вызывал к кар-
те, я ему и классу отвечала на вопросы из домашнего задания, а он мне чаще
всего ставил отличные оценки. В то время Алексей Адамович переживал
психологическую травму: его жена, наш сельский врач, открыто ему изме-
нила. Все в деревне только и говорили о большой любви её и Петра Антоно-
вича. Тетрадку со стихами вернула мне через неделю;другую наша классная
София Савельевна и предупредила меня за нарушение дисциплины.

Время шло, мы росли и учились, переходя из класса в класс. Ничего
не стояло на месте. Менялись и добавлялись предметы, а с ними и учителя.
Через год в нашей школе не было Тамары Васильевны, милой Нины Никола-
евны и нашего директора Николая Ивановича. Не знаю, сколько бы я печа-
лилась и грустила, если бы к нам в школу не приехали работать муж и жена
Гринчики – Иван Антонович и Антонина Антоновна. Антонина Антоновна
удачно заменила Нину Николаевну на уроках русского языка и литературы.

Иван Антонович стал новым директором школы и продолжил дело
Тамары Васильевны – вёл белорусский язык и литературу. Это была тоже
молодая и очень симпатичная семья. Иван Антонович стал хорошей заме-
ной Николаю Ивановичу (бывшему директору и строителю нашей школы).
Он был высокий, стройный, энергичный и подтянутый. Его густые чёрные
волосы были всегда аккуратно зачёсаны вверх. Высокий лоб, прямой нос
средних размеров, живые чёрные глаза, полные всяких тонов и оттенков,
прикрытые чёрными ресницами и такого же цвета густыми широкими бро-
вями; белоснежные ровные зубы, которые скрывались за розовыми, нем-
ного жёсткими губами, красивый овальный подбородок с ямочкой. Одетый
в мундир защитного цвета с жёлтыми пуговицами, в начищенных до бле-
ска высоких хромовых сапогах и защитного цвета галифе, он был интерес-
ный, привлекательный и строгий. Чувствовалось, что у него горячее сердце,
острый ум и добрая душа, что он к вам всегда придёт на помощь.

Антонина Антоновна была выше среднего роста, худенькая с блестящи-
ми голубыми глазами, в которых отражалось беспокойство и доброта; с пу-
шистыми светло-русыми волосами, уложенными просто и красиво, без всяких
хитростей. Её серебристый голос свободно выходил из её красивых полных
уст, сердито журчал и приятно пел, когда она вела свои уроки. Ослепительная
улыбка освещала и делала её прекрасной, доступной и привлекательной. Весь
её образ тесно переплетался с образами литературных героинь, о которых мы
всегда подробно и с интересом рассуждали на уроках. Антонина Антоновна
зажгла наши сердца любовью к литературе, поэзии, научила нас выпускать
литературную газету. Под её руководством мы подготовили два спектакля:
«Паўлiнка» Я. Купалы и «Пяюць жаўранкi» К. Крапивы.

Всё это повысило наше и лично моё самосознание и открыло новые
горизонты
в будущем.

20 апреля 2013
Была весна, учебный год заканчивался, а впереди у меня был вечер во-
просов и ответов, постановка пьесы Я. Купалы «Паўлiнка», где я играла роль
интересной белорусской селянки Агаты, у которой был муж с философским
характером – Пранцысь. Его роль играл Дмуховский Коля. На вечер я под-
готовила вопрос: «Как послать в редакцию стихи, когда их уже больше, чем
тетрадь?» Все вопросы были анонимные. Мой вопрос последним прочитал
директор школы и выразил радость и уважение к школьному творчеству
(поэзии, литературе) и сказал, что охотно поможет автору:
– У меня есть книги о поэзии и словарь литературных терминов. Пожа-
луйста, подходите ко мне или Антонине Антоновне. Буду рад познакомиться
с творчеством наших ученика или ученицы.

Мне казалось (а это было очень близко к правде), что все прекрасно по-
няли, кто задал этот нетрадиционный и глупый вопрос… Спустя неделю-две
после урока литературы я попросила всех выйти из класса и оставить меня
наедине с моей любимой учительницей. Когда мы остались только вдвоём,
я, краснея и белея, вкратце ей сказала, что это я хочу послать стихи в редак-
цию, и хотела бы, чтобы Иван Антонович их прочитал и сделал бы мне за-
мечания. Антонина Антоновна взяла тетрадь и пообещала, что обязательно
передаст Ивану Антоновичу. Прошло некоторое время, и Иван Антонович
в конце урока пригласил меня к себе в кабинет. Он искренне улыбался и хму-
рился, когда говорил мне о моём творчестве, и объяснил мне, что в названии
рассказа у меня ошибка.
– Не может быть «вокруг речки». Речка прямая или извилистая, «во-
круг» может быть возле озера…

Иван Антонович мне немного рассказал о поэзии, литературных при-
ёмах и терминах. Он же мне одолжил небольшую книжечку литературных
терминов. Я её читала, конспектировала и старалась использовать неко-
торые приёмы в своём творчестве. Я очень благодарна своим учителям
литературы и языка Антонине Антоновне и Ивану Антоновичу. Их любовь
к предмету входила в меня, наполняла меня и насыщала лучшими чертами,
которые они в себе несли, лучшими стремлениями, о которых они говорили
с нами на уроках. Мне повезло с учителями. Их образы остались в моей па-
мяти на всю жизнь.

Когда я послала стихи в редакцию (адрес я нашла в одном из сборни-
ков поэзии), ответил мне поэт Сергей Граховский. Он сообщил, что мои
стихи напечатать редакция не сможет. В них много ритмических ошибок,
собственно, они несовершенны и негодны для печати. И показал мне это
на примерах нескольких строф из моих стихов. Никакого совета, поддержки
я не получила. Мне было стыдно за свои стихи, обидно за себя. Вся моя ра-
дость от творчества прошла, и я старалась меньше об этом думать, а больше
работать как в школе, так и дома.

Под руководством Антонины Антоновны мы поставили наш первый,
наверное, во всей истории школы спектакль, где главную роль (Паўлiнку)
играла ученица старшего класса Рудман Нина. Нина была очень красивая,
умная и острая на язык. Эта роль была как для неё написана. Антонина
Антоновна умела увидеть у своих учащихся то, что другим было не дано!

Постановка пьесы имела большой успех как в школе, так и в нашем и в До-
броборском сельских клубах. Чтобы съездить в Добрый Бор со спектаклем,
нужна была машина. Наша труппа отправила меня к председателю колхоза
договариваться о транспорте. Анатолий Степанович Ланцев понимал такие
мероприятия и поддерживал их. Договориться о машине не было сложно.
С первых слов председатель всё понял и согласился поддержать нас колхоз-
ным транспортом.

Так в школе в раннем детстве начиналось моё будущее. Я уже тогда по-
чувствовала и поняла, что оно будет сложное, непростое. В седьмом-восьмом
классах у меня началась бурная общественная школьная жизнь. Участие
в концертах, литературных вечерах, в постановках пьес принесло мне по-
пулярность не только в школе, но и на колхозной сцене. Я продолжала пи-
сать стихи на русском и белорусском языках, а учащиеся школы читали их
на страницах школьной газеты. Меня уважали мои одноклассники, ученики
школы, мои любимые учителя. И люди в деревне уважительно относились
ко мне. Они меня часто видели на сцене, где я читала для них наизусть стихи
и прозу Пушкина, Лермонтова, маяковского, Горького, вела концертные про-
граммы. Я полюбила сцену, зрительный зал, аплодисменты. Всюду я читала
наизусть, пела. Пела в лесу, в колхозной аборе, когда помогала доить коров
своей маме, когда управлялась дома по хозяйству, стирала, готовила ужин.

Однажды я возвращалась из Доброго Бора и пела во весь голос песню
«Называют меня некрасивою…». За мной шёл и следил от самого хутора
дядька Серёжа, полуслепой брат нашей соседки Титовой Кати. Он поравнял-
ся со мной, поздоровался. Он узнал меня и спросил:
– Как ты учишься?
– Хорошо, – ответила я (хотя математика уже сильно отравляла мою
душу).
– А кем хочешь быть? – спросил меня дядька Сергей.
– Артисткой, – ответила я. И, помолчав, добавила: – Может, учительни-
цей, может, председателем колхоза…
– Гм… – усмехнулся он.
– Пробуй! – сказал и пошёл своей дорогой, а я свернула к нашему дому.

Как-то учительница географии рассказала нам о кукольном театре. Про-
читала нам сценарий, показала реквизит и объяснила, как мы будем ставить
спектакль. Заодно предложила каждому, кто желал участвовать в постанов-
ке, сказать несколько слов или предложений не своим голосом, чтобы зри-
тели думали, что это говорит кукла. Конечно, я приняла участие в конкурсе
и… победила! Учительница дала мне главную роль Незнайки, который, кро-
ме своего главного недостатка, отличался ещё и лживым характером:

Я, во-первых, болел корью;
Во-вторых, я зуб лечил;
В-третьих, умер я, ребята;
А в-четвёртых, вру не я:
У меня во рту запрятан

Аппаратик для вранья!
Я не врать бы очень рад –
Врёт фальшивый аппарат!

Наш спектакль с куклами имел большой успех в школе и в колхозном
клубе. Этот успех был и моим успехом, моей радостью. Ещё с большим
успехом я сыграла Настю (невесту колхозного бригадира Миколы Вераса).

Роль бригадира (жениха) играл Дмуховский Коля. Наверное, в процессе ре-
петиций и обсуждений я влюбилась, размечталась, ждала и боялась с ним
встреч. А Коля молчал, и неизвестно, что у него было на сердце. Но однажды
он сказал мне:
– Мой велосипед бери, когда хочешь. Только ты.
Я поняла это, как особое отношение ко мне. Не зря, когда мы выступали
в школе и в нашем клубе, все говорили, какая я красивая невеста, какая мы
вдвоём красивая пара! В моей душе и голове поселились интересные мысли
и мечты…

23 апреля 2013
Олег позвонил сегодня в восемь утра, и его первые слова были:
– Неприятное сообщение… Лена умерла.

«В этой жизни помереть не трудно», – сказал В. Маяковский. Умерла моя
младшая сестра Лена. Всё, что могла, выяснила, но на похороны попасть
не смогу – слишком малый срок. Сегодня сообщили – завтра хоронят. А мне
через три границы прорываться… Это поездом. Приеду только к вечеру, а там
всё окончится в два часа дня. И самолётом мне не выходит в такой спешке.
Нет времени организоваться. И путь: добираться из Братиславы в аэропорт
Вены, самолётом в Минск, а из Минска в Брест, из Бреста в Збироги.

Жалко и печально, что не смогу тебя уже никогда увидеть, попрощать-
ся с тобой. Сразу стало так пусто и узко, и померкла тихая мечта о радости
встречи с тобой. Представляю, как проходит твоя последняя ночь в твоём
доме. Мне искренне жаль, что ты, моя дорогая Лена, уходишь навсегда так
скоро и неожиданно. Пусть земля тебе будет пухом, и Господь да упокоит
твою душу. Царствие небесное тебе и вечный покой…

«Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоей, идеже несть болезнь,
ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная» (Кондак).

24 апреля 2013
С утра думаю о тебе и собираюсь здесь, в Братиславе, как будто в Брес-
те, на последнее свидание с тобой, моей дорогой и любимой сестрой. Ещё
позвонила Олегу (как раз успела – уже с Мариной выходили к машине Анд-
рея), чтобы сделали несколько фотографий. Для представления, для памя-
ти… Позвонила Алка (она об этом ещё не знала) и рассказала, какой сон она
видела зимой: всё в доме и около дома сестры – деревья, дом, огород – было
пусто и мертво – один песок.

К двенадцати часам я зажгла свечу, поставила одну из твоих фотогра-
фий, открыла в галерее Skype (я сфотографировала тебя полтора месяца
назад, когда мы неудачно, как всегда, разговаривали). Смотрю на тебя и ду-
маю, насколько эта фотография удачная и… нет – немного пересвечена.

Такая элегантная блондинка, стройная, возвышенная, строгая… Красивая,
но с внезапно постаревшим лицом. Устремлённый взгляд полуприкрытых
ресницами глаз; приподнятые и без того высокие брови; прямой, устрем-
лённый вперёд нос; свежие, с четкими линиями уста, и эти напряжённые
большие на шее сухожилия в глубоком декольте сине-розового полувера…
Пушистые волосы, слегка зачёсанные вверх, обрамляют верхнюю часть
лица и голову, делают тебя представительной и красивой дамой. По вре-
мени предполагаю, что тебя, Леночка, уже нет на земле. Ты глубоко в ней
навечно.

«Сам Един еси бессмертный, сотворивый человек земний ибо от земли
создахомся, и в землю туюжде пойдём, якоже повелел еси, создаваемый тя
и рекий ти: яко земля еси и в землю отъидеши, а може вси человецы пойдём,
надгробное рыдание творяще песнь: аллилуя, аллилуя, аллилуя».

Собиралась тебя, как всегда, поздравить с днём рождения. В этом году
не выйдет. Уже мне некого поздравлять, встречать у детского городка, когда
ты приезжала на встречу со мной. И мне некому выбирать подарки, да ещё
смотреть, чтобы меня за них не отругали. Жаль, что между нами всегда воз-
никала стена, и мы не могли от сердца порадоваться своими успехами, поде-
литься горестями. Хорошо, что свиделись, когда я приезжала из Братисла-
вы, а ты ко мне в Брест. Очень редко мы звонили друг другу, и даже тогда
успевали поругаться. А в этом году мы разругались по Skype: я не могла тебе
простить, а ты не могла смириться, считала, что ничего особенного не слу-
чилось, всё правильно, что мои две сестры (ты и Катя) оставили меня без
родительского дома. Для тебя всё это закончилось, а я еще буду чувствовать
свои горести и переживания, свою боль.

Опустела без тебя земля, моя сестрёнка, я еще не осознаю этого. Отды-
хай спокойно, ведь все встречаются там, в другом мире. И мы когда-нибудь
встретимся.

Очень хочу жить, и всё сделаю для этого. Пусть Господь мне поможет…
Почему так случилось? Я не была близко. Но могла тебе позвонить, а не по-
звонила. Мы мало и плохо общались. Но однажды, лет тридцать назад, я смо-
гла тебе помочь в твоей жизни. И тоже была от тебя не совсем близко…
Это было, когда ты со всей семьёй переехала жить и работать в Збироги.

Однажды при встрече ты мне доверилась, что у тебя задержка с менструаци-
ей, а сельская медсестра поставила тебе катетер. Как-то проходя мимо теле-
фона-автомата, я позвонила тебе, чтобы узнать, как дела. Кажется, подошёл
к телефону Слава и сказал, что у тебя сильное кровотечение, что ты лежишь.

Тогда я в Бресте позвонила в «Скорую помощь», и сказала, что в Збирогах
у меня сестра, и что у неё открылось сильное кровотечение, и ей нужна их
помощь. Отдаю честь работникам Брестской скорой помощи, которые съе-
здили в Збироги, разыскали дом, как я им сказала, увидели тебя и медсестру
при тебе, и убедились, с ваших слов, что всё в порядке. Когда я позвонила
опять к вам домой, твой муж возмущённо проговорил:
– Ты всех только зря беспокоишь, ведь всё у Лены в порядке.
– Как всё в порядке? – спросила я и попросила позвать тебя к телефо-
ну. – Иначе не поверю, что всё в порядке, – пригрозила я.
И он позвал тебя к телефону, а ты подошла, сказала мне слово-два и упа-
ла со звуком «Ой-й!». И опять я позвонила в «Скорую», а они мне сказали всё
то же, что я слышала от твоего мужа. Но я им возразила и сказала:
– Если медсестра и моя сестра сказали, что всё в порядке, то это ложь.

Медсестра боится, чтобы не узнали, что она поставила катетер. А почему ей
сейчас при разговоре со мной по телефону стало плохо?!
И тут же попросила:
– Пожалуйста, отвезите её в больницу! Ей нужно делать чистку!

Ещё раз я звонила Коржику, и он, расстроенный, сказал, что Лену забра-
ли в больницу. А через неделю-полторы мы с тобой вместе добирались в де-
ревню. Была зима. У тебя было ещё опухшее и позеленевшее лицо (от удара
при падении тогда).

Наша мама лежала в больнице. И уже мы вместе спасали её: просили
у председателя колхоза машину, чтобы отвезти её в Брест; устраивали в об-
ластную больницу, и нам помогала тогда твоя Леокадия Константиновна.
Навещали её и подбадривали. Наша мама тогда вылечилась, и через месяц-
полтора вернулась домой.

«Самое дорогое у человека – жизнь… И надо спешить жить: ведь нелепая
болезнь или какая-нибудь случайность могут прервать её» (Н. Островский).

25 апреля 2013
Тем временем (ещё в нашем старом доме) мы жили вчетвером: родите-
ли, я и Лена. Катя жила в Сельце, и все мы знали, что ей было нелегко. Витя
в армии не прослужил и года, как его отправили домой – у него было что-то
с горлом. Немного подлечившись (Пётр Антонович отправил его в Барано-
вичи, а оттуда доктор послал Виктора к своему другу, тоже доктору, в Сло-
ним, где ему успешно сделали операцию), Виктор поступил на курсы меха-
низаторов. Выучившись на тракториста и бульдозериста, брат вскоре уехал
на целину, где его ожидала девушка Лиза. Спустя некоторое время брат же-
нился на ней и прожил на целине в Кокчетавской области свыше тридца-
ти лет. Каждый месяц Виктор посылал родителям на строительство дома
20 рублей. Все силы моих родителей, все деньги, которых неоткуда было
взять, уходили на строительство нового дома, и я не осмелилась попросить
их купить мне ленту в волосы, новое платьице.

Я жила одной надеждой – она росла вместе со мной – быстрей окончить
школу, пойти учиться или работать, чтобы быть самостоятельной, иметь
все своё. У моих подружек – Иры и Маруси – было совсем иное положение.

Родители Иры были молоды, а она была их первая дочь. Ей покупали краси-
вые вещи, одежду и даже часы. У них был новый, недавно построенный дом,
возле которого рос молодой сад. Всего через один дом слева жил со своей
семьёй её дядя (брат отца и сын Игната) Василий. Ира могла общаться с его
детьми – Людой и Славиком. Кроме Иры, в семье были ещё две сестры Аля
и Геня. Аля на года полтора была моложе Иры, а Геня была ровесницей Лены
(моей младшей сестры).

Маруся жила в большом доме через боковую дорогу, напротив нашего.
Я часто к ним заходила, когда шла в школу и со школы. С Марусей мы писали
диктанты, меняя роли: один раз она была учительницей, другой раз я. С Ма-
русей мы играли в классы, скакалку, лазили в соседский сад, ели морковь
и кочерыжки, когда её мама, тётка Саша, резала капусту.

С Марусей мы ходили в лес, когда у нас ещё жила наша Катя, и ревни-
во следили, кто больше наберёт ягод или грибов. Однажды мы с ней были
в Добром Боре у нашей тётки Лизы. Помню, как вместе мы не могли удер-
жаться от смеха, когда тётка Лиза вынимала нам из печи чугунок с горячим
крупником. Мы давили этот смех из ничего и не могли его удержать. Тётка
Лиза видела это, а мы ей признавались, что сами не знаем, почему нам так
смешно. Тётя Лиза (Лизавета Романовна, как любила себя называть…) нас
поняла, ничего не сказала, а просто подождала, пока мы не выпустили его
из себя. В тот день мы с Марусей сфотографировались. У Ивана Ивановича –
старшего сына тётки Лизы – был фотоаппарат. А через пару дней он подарил
нам с Марусей по фотографии. С Марусей мы часто вместе ходили в школу.

Почти каждый день я заходила за ней к ним домой и поджидала её, пока
мама расчёсывала её длинные, ниже пояса, волосы и заплетала две тугие
чёрные косы. У них было дома радио, и пока Маруся собиралась, я с инте-
ресом слушала литературные передачи. В их доме, кроме Маруси, было ещё
трое сыновей. Старший Виктор был очень похож на свою маму (тётку Сашу).

Средний Коля был очень схож с Марусей: и высоким ростом, и волосами,
и лицом с коричневыми глазами, и движениями. Они двое были очень по-
хожи на своего отца – дядьку Антося, высокого немногословного и строгого.
Меньший сын Ваня отличался от всех своей тихостью, невысоким ростом
и нежным красивым лицом с мечтательными большими голубыми глазами.

В семье царили порядок и послушание: каждый выполнял свои обязан-
ности, а когда кто-нибудь повышал голос, дядька Антось тут же категорично
успокаивал его. Тётка Саша всегда увихалась по хозяйству: варила, наливала
и подавала своей семье на стол, где Маруся среди своих богатырей-брать-
ев сидела, как принцесса. Во всём главное слово имел хозяин, а тётка Саша
сновала между ними с какой-то печатью вины и печали. Поговаривали, что
Ваня не был сыном дядьки Антося. Всем в деревне было известно о трагиче-
ской смерти матери тётки Саши (Марусиной бабушки), которую задавили,
затоптали в очереди за хлебом в магазине в Ежонах. Но нас всё это как бы
не касалось, и этими разговорами мы с Марусей никогда не занимались.
У нас была своя жизнь, свои интересы и даже цели.

26 апреля 2013
Моя мама не думала, что я пойду учиться в девятый класс. Но у меня
на счёт этого сомнений не было. Мама мне категорически сказала, что «ни-
каких мне денег на учебники не даст!», и что «нечего тебе сидеть в школе!
Работать надо! В колхозе доярок не хватает, свинарки нужны!» При том, что
в каждом доме в деревне жили женщины, которым лучше бы подошла такая
работа как по годам, так и по их положению…

Каждый день, пока мы жили ещё в нашем старом доме, я ходила мимо
окон правления колхоза помогать маме доить коров. И каждое утро там
в своём кабинете сидел председатель Анатолий Степанович Ланцев. Его
жена Ольга Христофоровна в нашей школе вела русский язык и литературу.
У них было двое детей (мальчики Саня и Игорь). Все они жили одной семьёй
с мамой Анатолия Степановича – очень симпатичной и сговорчивой женщи-
ной. Зная, что мама давно представляла меня дояркой, я верила, что денег
мне на учебники не даст, и не ждала долго. Однажды утром, никому ничего
не сказав и ни с кем не посоветовавшись, я зашла в правление колхоза, спро-
сила Анатолия Степановича и постучала к нему в дверь.
– Войдите! – услышала я.

Вошла в кабинет, поздоровалась. Он, не скрывая своего удивления, спросил:
– Что привело тебя ко мне?
И я начала свой краткий рассказ:
– Моя мама доит в колхозе коров (конечно, я назвала фамилию, имя,
отчество). Я ей помогаю утром и вечером. А она не хочет мне дать деньги
на учебники для девятого класса. Не хочет, чтобы я училась. Кричит, что
«хватит тебе восьмилетки!» Пожалуйста, помогите, дайте мне эти деньги
из её зарплаты – ведь все знают, что я каждый день ей помогаю, – дрожащим
от обиды голосом закончила я.
– Хорошо, посмотрим, – ответил Анатолий Степанович.
– Спасибо Вам, – поблагодарила я председателя, а сама пошла помогать
маме.

В оборе и дома я никому ничего не сказала: ни отцу, ни Ленке, которая
уже училась в третьем классе. Через некоторое время во дворе около дома
раздался крик – это возвращалась домой мама.
– Ты глянь толькi, да чаго яна дадумалася! – со злостью и восхищением
кричала мама. – Гэта ж трэба, пашла да прадсядацеля грошы пытаць ад мяне
на кнiжкi!
«Ты бачыш яе! – рассказывала она отцу, – гэта ж мусiм ёй даць дваццаць
рублёў! Хату трэба дастрайваць, а ёй дваццаць рублёў!»– гневно жаловалась
мама отцу и самой себе.

А на другой день после привычных работ я тщательно умылась, приче-
салась, одела чистое платье и пошла в магазин покупать учебники для де-
вятого класса. В руке у меня были зажаты две стёртые, пропитанные потом,
десятирублёвки. На душе у меня было радостно и светло – я пойду в школу;
я успешно преодолела мамину преграду. А новые учебники приятно пахли
свежей бумагой и типографской краской. Они возбуждали во мне интерес
и любопытство. В свободное время за домом, где никто меня не беспокоил,
я просмотрела и прочитала учебники по белорусской и русской литературе,
по языку, истории, географии; с прохладцей пролистала учебники по матема-
тике, физике и химии, с интересом ознакомилась с учебником по астрономии.

Ещё до школы я примерно знала их содержание. Конечно же, вся матема-
тика, физика и даже химия не вызывали у меня радостных чувств, но я была
настроена всё выучить, преодолеть, и с радостью готовилась к школе.

Этим летом мы всей нашей семьёй (отец, мама, Лена и я) на повозке пе-
ревезли своё богатство в наш новый дом. Мама купила и повесила на окна
в горнице новый тюль, у стены поставили две старые кровати – одну же-
лезную, ещё от деда, другую деревянную, сделанную на заказ, когда роди-
тели поженились, а вверху, в главном углу повесила иконку Божьей Мате-
ри с младенцем на руках, которую хранила от венчания. Там же поставили
небольшой, средних размеров, деревянный стол, тоже сделанный на заказ
совсем недавно. Кое-как обставили кухню: родители купили шкафчик и по-
ставили его у окна возле печи; повесили полочку на стене напротив и там же
поставили лавку для ведра с водой и кружкой. Несколько позднее мы с ма-
мой принесли из нашего сельмага четыре деревянных стула и поставили
их: три – в горнице, а один на кухне – для гостей. Дом был небольшой, ещё
без сеней, кладовки и склепа (все это строилось в другом интервале). Ещё
не улеглись в нем плотно бревна, и мы с мамой несколько дней подряд за-
крывали мхом щели, утепляли его.

Все было ново: и двор, и дорога, и соседи, которые тоже только что по-
строились и недавно заселились. В ту осень мы с отцом посадили наш соб-
ственный настоящий сад: несколько саженцев белого налива, несколько
красных яблонь, антоновку, цыганку. Отец копал ямки, я ложила в них навоз,
поливала водой, отец ставил туда саженцы, придерживал руками, а я сыпа-
ла две-три лопаты земли, закрепляла руками, тесно сжимая землю возле
ствола. Отец засыпал саженцы землёй и сверху придавливал её лопатой,
а я опять поливала.

Так мы посадили шесть яблонь в нашем саду. Позже мама посадила у са-
мого колодца вишню – исполнила свою заветную мечту… А ещё позднее при
заборе, у самой дороги, несколько слив, а в самом углу яблоньку, которая с го-
дами выросла всем на удивление – высокая, стройная и кучерявая, и каждый
год по сей день приносит вкусные, красно-белые осенние яблоки. Я по всему
двору, у забора, что отделял нас от тётки Павлины, осенью посадила мальвы,
которые выросли и зацвели яркими красками следующим летом…

Наш дом строился долгих мучительных пять-шесть лет. Он строился
и после того, как мы в него вселились, строился все мои детские, юные и мо-
лодые годы. Я помогала родителям, как умела и могла (по-другому не шло):
подбирала за строителями пахучие смоляные трески и относила их на ме-
сто, убирала за ними на нашем новом дворе. Вместе с отцом ранней весной
мы ходили в лес и чистили там участок, что предложил нам лесничий: соби-
рали, сносили сухие и гнилые сучья, деревья, кусты; отец их рубил и палил,
я подносила, бросала их в огонь. Домой возвращались голодные и усталые,
пропахшие дымом и смолой. Несколько дней и недель мы так работали.

За это лесничий дал отцу разрешение, по которому можно было купить
по минимальной цене несколько кубометров леса на строительство дома.
Каждый год у нашей коровы рождался телёнок, каждую весну родители
покупали на лето две-три свиньи, а по двору бегали куры, цыплята. Телёнка
надо было напасти, и привести домой (отыскать, если затерялся), напоить;
свиней накормить, обеспечить их зельем, вычистить корыта; дать есть ку-
рам, цыплятам, пособирать яйца, пропустить отстоявшееся молоко. Глубо-
кой осенью телёнка продавали или за деньги сдавали в колхоз, чуть позже
продавали свиней (одного поросёнка кололи для себя). Деньги нужны были
на строительство дома. Не только нужно было строить наш дом: в Сельце
Катя нуждалась в помощи – они тоже строили себе дом. Мои родители тя-
жело, но упорно шли к своей цели: «Чтобы дом был, как у людей, и порядок
у детей».

Я сознавала это их положение, и денег, вещей у них не просила. Все, что
мне надо было купить, я покупала сама за собранные и проданные мной яго-
ды, грибы. Лес был моим домом, гостеприимным хозяином, другом. До этого
времени учебники и резиновые сапоги на зиму мне покупала мама…

27 апреля 2013
С большим старанием и охотой я бежала в лес, чтобы насобирать ягод
и грибов, отвезти их в Барановичи и продать. Когда я приходила из леса до-
мой, соседи меня встречали со словами:
– Ужэ Соня ўсе грыбы пазбiрала!

Никто меня не будил, не гнал – я сама рано утром вставала, брала с со-
бой кусочек хлеба, вырывала зелёный лук с грядки и шла в лес с собакой
в любую погоду. Часто ходила в Маргач, Казённое (названия лесных угодий),
а вместе с подружкой Ирой и нашими младшими сёстрами мы ходили даль-
ше, «пад сошу», где было меньше людей, зато больше грибов. За любовь
к лесу и умение в нём ориентироваться меня уважали не только наши сосе-
ди, но и другие односельчане. Босыми ногами я шла по лесу, как по богато-
му ковру, только выше поднимала их и легче ступала, чтобы не пораниться
о сучок или шишку, не споткнуться о старый засохший корень или обломок
сгнившего дерева. Ужи и змеи проползали возле меня, и, так уж Бог дал,
не трогали меня, не ранили…

Я тщательно готовилась к школе, и однажды воскресным днём поеха-
ла в Слоним. Когда-то, может, ещё до школы, помнится, мы были в Слони-
ме вместе с отцом. После всего, что надо было сделать, отец зашёл со мной
в столовую, где было много людей, шумно и полно дыма от сигарет. Все си-
дели, кушали суп, картофельное пюре с котлетой, пили пиво. Кое-кто потя-
гивал сигарету. Отец заказал нам по порции пюре и купил себе бокал пива
с воблой. Немного посидев и отдохнув, мы с отцом заторопились домой.

И вот, спустя годы, я решила посетить и увидеть Слоним, узнать и прой-
тись по тем местам, где мы были с отцом. Когда я подъехала попутной маши-
ной к воротам города, я вспомнила, что мы здесь проходили. А когда я пошла
по базарной площади, то увидела тот самый рынок, что и тогда. Но в этот раз
он не был таким большим и оживлённым: сидели женщины по кругу со сво-
им нехитрым товаром. Кто-то продавал яйца и курицу, некто придерживал
в мешке парочку молодых поросят. Ближе к центру продавали домашнее ма-
сло, творог, овощи и фрукты, лесные ягоды, грибы. В дальнем углу справа
и слева предлагали ношеные вещи. А прямо напротив – мужчины продавали
мел для побелки, берёзовые веники, бочонки, корыта, плетёные корзины
и корзинки, лукошки. Базар был небольшой, но живой и насыщенный.

У меня было с собой рублей двадцать пять и мне хотелось купить за них
что-то необыкновенно красивое и нужное. Я крепко держала их под платьем
за пазухой, и не торопилась с ними разлучаться. Тут же за торговыми ряда-
ми были будки с материалом, шитыми и вязаными вещами. Моё внимание
привлекло сине-голубое платье с длинными рукавами, белыми манжетами
и воротничком. Я уже раньше слышала, что будет новая школьная форма,
не коричневая, а синяя. И у меня мелькнула мысль:
– А что если купить это платье? У меня никогда не было формы, а это
всё-таки девятый класс!

Подойдя поближе, я спросила продавца про это платье, и она подтвер-
дила мои мысли. Действительно, это была новая форма. Как заметила про-
давец, это мой размер и стоит всего восемнадцать рублей. Прикинув, что
у меня есть белые теннисные тапочки, а ещё куплю белые ленты в косы,
я представила себя в нём в школе и решила его купить. Когда примеряла,
продавец сияла довольной улыбкой – платье было как сшитое на меня. За-
платив восемнадцать рублей, я забрала платье, завёрнутое в бумагу, поло-
жила его в свою сетку (авоську) и пошла дальше смотреть. В другой или
третьей будке я увидела очень симпатичный, фабричной вязки свитер,
сделанный гольфом, свекольного цвета с белыми полосочками по краям
рукав и на поясе. Свитер был тоже моего размера, и я подумала, что он
будет годиться мне и к платью, и к юбке. Заплатив около семи рублей, я ку-
пила его.

В то лето я купила себе для книг чемоданчик, осенний платочек, при-
мерно такого цвета с золотистой каймой, и чёрные кирзовые сапоги, пото-
му что в резиновых сапогах мне было невозможно ходить: они были очень
холодные зимой и быстро рвались. Ещё мне нужно было купить пальто,
но ресурсы мои иссякли. Я страшно переживала, что мне не будет что одеть
зимой к этой моей красивой одежде. В раздумьях я попросила в письме тётю
Елену Романовну из Челябинска одолжить мне тридцать-сорок рублей. Мы
с ней уже долгое время переписывались, её письма мне помогали и поддер-
живали во мне всё хорошее, мою волю, стремление учиться, желание быть
красивой и умной. Я очень нетерпеливо ожидала от неё ответа, и он пришёл.
Но тётя Лена написала, что не сможет прислать мне денег.

Несмотря на это, я торжественно и красиво пошла в школу, в девятый
класс. Когда я шла по деревне, все смотрели на меня, оборачивались и не уз-
навали. Как же иначе, ведь я шла в своём новом сине-голубом платье, с бе-
лыми манжетами и воротничком, в белых тапочках, а в косах у меня были
белые банты. В руке я несла свой чемоданчик с книжками и тетрадками.

За мной оказался на велосипеде Дмуховский Коля. Проехав немного вперёд,
он остановился, поздоровался, удивился, похвалил меня, сказав:
– Как ты красиво снарядилась. Этот твой чемоданчик! Я просто не уз-
нал тебя. Думал, что какая-то учительница новая!

Коля ехал с Доброго Бора в школу, в десятый класс. Подойдя к школе,
я увидела, как учителя прямо прилипли к стёклам окон в учительской,
а я знала, что смотрели на меня и узнавали меня. Никто из них и не пред-
ставлял, что это я, скорее всего они испугались и думали, что к ним приехал
кто-то из РОНО! Меня не удивило их пристальное внимание ко мне: никто
из учащихся школы не имел новой формы (потому что её не было за что по-
купать). Одна Люда Кузнецова – дочь директора рыбхоза – постоянно ходи-
ла в коричневом платье с белым воротничком и чёрным фартуком. А я, дочь
доярки, пришла в школу в новой сине-голубой форме, жаль, не было фар-
тука. В этом платье меня было видно с одного конца деревни в другом. Так
начался мой учебный год в девятом классе.

29 апреля 2013
Маруся в школу не пришла, и нигде её не было видно. В школе и в клас-
сах добавились новые ученики с Ежон, Колбович. Пришла учиться из Гати
Тихончик Нина. Мы с ней познакомились и сели вместе за парту. В этом году
приехал новый директор – Комаров. Он вёл историю и обществоведение.

Добавились и поменялись учителя: математику у нас вёл уже Фёдор Ники-
форович, физику – Александр Михайлович, он же стал нашим классным ру-
ководителем. Приехала новая учительница географии Тамара Павловна Ме-
леж. Уроки литературы преподавала София Николаевна, а её муж Василий
Антонович, уроженец Доброго Бора, преподавал химию. Больше я никогда
не виделась и не встречалась с Антониной Антоновной и Иваном Антонови-
чем. Зато на всю жизнь они поселились в моём сердце и разделяют со мной
мои радости и проблемы, комментируют и одобряют мои поступки.

Наш завуч Иван Григорьевич ходил по школе серьёзный и важный, даже
строгий: ведь на нём «вся школа держалась!» Учителя приходили и уходили,
директора приезжали и уезжали, а он здесь был долгосрочным хозяином. Все
ученики заметили новое качество в его характере и поведении: когда изредка
кто-нибудь из учащихся выходил в середине урока из класса, его часто видели
стоящим у дверей какого-либо класса – он прислушивался или, точнее, под-
слушивал, что происходит в том или ином кабинете. Это новое качество Ива-
на Григорьевича никому из нас, старшеклассников, не понравилось.

Был сентябрь, и после школы, поев немного, я бежала на поле помочь
маме копать картофель. Мама мне не могла простить мою победу, и с издёв-
кой в голосе как-то проговорила:

– Ну што думаеш, будзе красiва табе пад галубую сукенку фуфайку чор-
ную адзець? Я табе не змагу нiчога другога даць!
Её слова я не всегда воспринимала как должное. А в таких делах и подав-
но. Опираясь на мотычку, я встала прямо перед ней и сказала прямо, глядя
в глаза:
– А ты хочешь, чтобы я опять пошла к Ланцеву? Наверное, он не оста-
вит меня без пальто, и ты всё равно заплатишь! Мало тебе работы я всякой
делаю: и картошку копаю, свиней кормлю, коров тебе помогаю доить, под-
метаю, убираю, смотрю за телёнком, а ты мне пальто в школу не купишь?!

И, взяв мотычку, я пошла домой – мне надо было делать уроки и писать
свой дневник, о себе и о жизни…

Прошло несколько дней, и раз на поле мама сказала, что завтра пой-
дём в магазин покупать мне пальто. Этот магазин в нашей деревне был
тоже своеобразным культурным объектом. Туда я заходила изредка что-
нибудь купить, посмотреть, а из него уходила задумчивая, но счастливая.
Хотя в нём не было много товара, но всегда находилось нечто, что радова-
ло глаз или зарождало мечту. В нем работали муж и жена из нашего села.

Так как зимой в магазине было очень холодно, Иван (так звали продавца)
забегал в соседний дом согреться, посидеть немного в тепле. Ведь поку-
пателей было мало, а тут холод такой! Однажды в такую холодную пору
мы с мамой пришли купить мне на блузку материал в полосочку (я долго
упрашивала и уговаривала маму). Магазин был закрыт, а продавец сидел
у Матея и смотрел на нас в окно. Мы стояли и ожидали, когда, наконец, он
придёт. Стояли достаточно долго, и уже замёрзли у нас руки и ноги в ху-
дой обуви, а он всё сидел у окна, смотрел на нас и о чём-то разговаривал.

Я, не выдержав, сказала маме:
– Пачакай! – и отправилась в дом, в котором у окна, как кот на солнце,
грелся продавец. А магазин был закрыт. Зайдя в хату, я поздоровалась со все-
ми громким голосом и обратилась к Ивану:
– Это что вы тут сидите? Вы же видите, что в магазин пришли люди!

Ваша работа за прилавком сидеть, а не у окна дядьки Матея! Эгоист, – про-
должала я, – моя мама должна идти на работу, сколько Вас ещё можно ждать!
Всё это я ему высказала прямо в глаза при всех, кто там был, и ушла. А он
вышел за мной и открыл магазин. Но разговора и покупок не было. Позднее Ма-
теева Соня, встретив меня (она была тогда дома), начала кричать и смеяться:
– Как это ты на Ивана Делявого (прозывка) сказала: «эгоист»?

И по всему селу разнесла, как «Вайсова Соня обругала Дэля» и назвала
его эгоистом. Не всем было понятно это слово, и многие спрашивали меня,
что оно обозначает. В деревне кто меня осуждал, кто восхищался словом
«эгоист» и вообще поступком.
– Видишь, какая! – говорили все.

И каждый знал, что это было продавцу по заслугам. Моя мама, хотя
не слышала (я ей не рассказывала, как я разговаривала с продавцом в Матее-
вой хате), при каждом удобном и неудобном случае упрекала меня и корила.
– Ты бы ещё долго там стояла, если бы не я, – отвечала я маме.

Однажды мы с Ирой зашли в наш сельмаг, чтобы купить там конфет. У
Иры иногда бывали деньги (она их украдкой и незаметно брала у своей
мамы). В магазине была небольшая очередь, мы решили подождать. Одна,
приехавшая к нам работать в аптеку, девушка покупала ситец. А Ира, стояв-
шая за тёткой Атруцкой, сказала: «Какой некрасивый покупает материал!»
Тётка Атруцкая повернулась к нам и заметила: «Красивому человеку – всё
красиво!»

Я никогда не забуду эту фразу и тётку Атруцкую. Очень часто в своей
жизни, когда речь заходила обо мне или о ком-то другом, я с улыбкой, шутя
и всерьёз, говорила: «Красивому человеку всё красиво». Я понимала, что
речь не только о внешности. Кто знает, сколько ещё раз мне представится
возможность сказать эти простые и мудрые слова, за которыми видится
образ тётки Атруцкой, тот весенний ласковый день и нежные тона ткани,
что породили наш разговор.

И вот мы с мамой пришли в магазин покупать мне пальто. Как правило,
на выбор ничего не было, а висело там одно пальто, примерно бордового цве-
та, с чёрным воротником. И стоило оно многовато – восемьдесят рублей. Про-
давец (Надежда Михайловна – жена Ивана Николаевича) дала мне его приме-
рить. Оно было моего размера! Как ожидало меня! Мама заплатила деньги,
а я, счастливая, шла со своим пальто домой. И в этот раз я праздновала победу!
Вспоминая и рассказывая об этом, я сознаю, как на меня воздействовала
школа, мои любимые учителя, моя семья, деревня, её жители. Ну, и, конечно,
книги. Я благодарна судьбе, что она раскрыла передо мной дорогу, по кото-
рой я радостно и упорно шла с попутчиками, которых себе сама выбирала,
которые мне были и остались примером на всю жизнь.

3 мая 2013
В ушах у меня звучат твои слова: «Я хоронить тебя буду!» Много раз я их
слышала, а однажды у нас на кухне прямо сказала тебе: «Откуда ты знаешь,
что будешь хоронить меня? Я не хочу, чтобы ты была возле, не то чтобы ещё
и хоронила меня. Я тебя хоронить не хочу!» И сколько раз я тебе повторяла,
что не хочу ничего исключительного для себя: как мы пришли, так пусть
и отойдём. А ты рассказывала нам всем свой сон, по которому предполагала,
что доживёшь до семидесяти. А я ещё спросила тебя: «Почему так мало?»
Больно мне, моя Лена, что я не позвонила тебе, не спросила, как ты до-
ехала тогда из Бреста домой. Не хотела ругаться ещё больше, ждала твоего
дня рождения. И думала, что ты не одна, Оля с тобой рядом, можете звонить,
разговаривать. И Олегу могла ты позвонить, если нуждалась в чем-то. Как
это ты обманулась, переоценила собственные силы? Жаль, что рядом с то-
бой никого не было в твои последние минуты. О чём ты думала, что хотела
ещё сказать или исполнить – неизвестно.

Ещё старше я стала, и глубокая грусть пришла и заполнила мои мысли
и чувства, а также сознание того, что всё это ненадолго, хотя, как в жизни,
особенного желания встречи с кем-либо из вас нет.

8 мая 2013
В Словакии вспоминают по радио и телевидению День Победы и призна-
ют, что советские войска освободили их от фашистов. Без эмоций и чувств.
Я же привыкла вспоминать и отмечать День Победы 9 мая с песней «День
Победы», которая несёт в себе не только чувства, но мысли и запах Великого
дня.

Я вспоминаю наше детство, юность и всю жизнь, моя дорогая сестрёнка.
Уже ты подросла и училась в четвёртом-пятом классе, а летом вместе с Ирой
и её сестрой Геней (твоей одноклассницей) мы ходили в лес, собирали гри-
бы, ягоды, продавали их или сдавали за небольшие денежки на сборном
пункте. В лесу ты слушалась и повиновалась, но дома мы с тобой часто ру-
гались: ты была меньшая, дерзкая и ленивая, а за тобой всегда горой стояла
наша мама.

Однажды случилась такая ситуация между нами: я наливала суп из чу-
гунка, а ты хотела его первая налить для себя, и так это между нами про-
изошло, что я вылила из своей миски суп на твои светло-русые волосы.
Во всем ты хотела быть первой, лучшей, чем я, перед нашими родителями.

Даже в том, что в зимние, трескучие от мороза дни вы соглашались с мамой,
что в школу сегодня ходить не обязательно, лучше этот день просидеть
на печи дома. В пятом классе Геню школа и родители отправили в шко-
лу;интернат. Я очень о том задумалась и правильно определила все выгоды,
которые Геня там получила. А их было немало: почти бесплатное питание,
одежда и обувь, учебники, школьные принадлежности, преимущество при
поступлении. У Гениных молодых родителей было уже пятеро детей, а у нас
был отец инвалид. Обо всём этом я подумала и решила подождать, а потом,
возможно, если представится случай, буду действовать.

Случай не представился, но когда я начала учиться в Брестском педин-
ституте, мне пришла в первые месяцы (сентябрь;октябрь) мысль сходить
в областной отдел народного образования на приём к заведующему. И од-
нажды к концу занятий я выбралась в облисполком, зашла и спросила, как
пройти к заведующему облоно. Когда я прошла по ступенькам на нужный
этаж, двери мне открыл сам заведующий – высокий, седой, сухощавый муж-
чина, по всему было видно, доброжелательный человек. В первых словах
я объяснила ему, что учусь на первом курсе пединститута, а родители колхоз-
ники, отец – инвалид, живут в деревне Гавеновичи Барановичского района.

– Вы хотите перевестись на заочное? – спросил он меня.
– Нет, – ответила я. – Я хочу Вас попросить, чтобы мою младшую сестру
взяли в школу-интернат. Родители не смогут её воспитать, она даже школу
там не окончит.
– Почему? – поинтересовался он.
– Родители неграмотны, мама – доярка, она мне не разрешала идти в де-
вятый класс. Заведующий записал твой адрес в тетрадь, что лежала у него
на столе, и обнадёжил меня словами:
– Мы это рассмотрим и решим в ближайшие дни.

А через месяц ты уже училась в Юголинской школе-интернате. Дирек-
тором этой школы был Случановский… Эта школа располагалась в посёл-
ке Юголин Ивацевичского района, недалеко от деревни Селец, где жила
замужем наша Катя, и ты могла в субботу и в воскресенье приходить к ней
и общаться. Когда я была на втором-третьем курсе, а ты училась уже в седь-
мом-восьмом классах, я написала твоему директору письмо (уже была зна-
кома с ним лично) и попросила отпустить тебя домой на выходные, чтобы
помочь маме выкопать картофель, и добавила, что я приеду тоже. Когда
я была уже дома, тебя там ещё не было. А на другой день, часов в девять,
возле нашего дома остановилась грузовая машина. Ты со своими одно-
классниками и учителем физкультуры, со своими «драпками» пошли прямо
на поле за домом копать картофель. А наша добрая соседка бабка Тося с дву-
мя девочками варила у нас дома для вас обед из продуктов, которые прислал
предусмотрительный директор.

Однажды в эти годы я ехала поездом из Бреста в Барановичи, а потом
в деревню к родителям. В купе был мужчина, с которым мы разговорились,
и я рассказала ему о себе, родителях и тебе, о том, что устроила тебя в шко-
лу;интернат. Он меня выслушал внимательно и сказал: «Не надо было Вам
это делать для сестры. Она этого никогда не поймёт, не оценит. Надо, чтобы
она сама всё делала для себя, а не вы для неё».

Прошло много лет, а я не забыла этих слов, потому что часто, желая это-
го или нет, я вспоминала этого человека. И всегда осозновала, как он был
прав. Мама меня часто упрекала, что я «отдала Ленку в интернат», что «я
без неё, как без рук!» А я следила за твоей учёбой и жизнью: навещала тебя
в Юголине, познакомилась с директором, классным руководителем и не-
которыми учителями, посетила несколько уроков в твоём классе. Ты меня
тогда слушалась, и когда я посоветовала тебе окончить десять классов, ты
согласилась. И с директором об этом я договорилась. В итоге тебя отпра-
вили учиться в девятый класс в Пружанскую школу-интернат. Чтобы тебя
поддержать на уровне и придать тебе имидж, мы с Георгием однажды вес-
ной приехали к тебе в эту школу. Мы разговаривали с твоим директором
и классным руководителем, присутствовали у тебя на уроке, а учительница
вызвала тебя отвечать к доске и потом поставила тебе оценку.

Всем было интересно, какая у тебя сестра-студентка, и все знали, что ты
тоже готовишься стать студенткой.

9 мая 2013
Вчера, 8.05.2013, в Словакии отмечался День Победы над фашистами.
По радио кто-то сведущий сказал, что за победу над фашистами мы должны
советским войскам. А сегодня, 9.05.2013, у нас и в других странах Евросоюза
праздновали День Европы, и как сказали по радио, дарили красные розы.

13 мая 2013
В то лето, как всегда, ты приехала домой на каникулы, я тоже была
уже в деревне. Несколько раз мы ходили с тобой в лес. Это было накануне
моей свадьбы с Георгием. Однажды в Барановичах я хотела купить дрожжи
на свадьбу. Обошла я тогда все магазины, где можно было их увидеть и ку-
пить, но ни в одном из них дрожжей не продавали. Когда я, усталая и расстро-
енная, уже хотела идти на автобусную станцию, вдруг увидела фургончик,
из которого водитель выгружал и носил в магазин хлеб, булочки и всякие
другие пекарские изделия. Я решилась и спросила у него:
– Откуда вы всё это привезли?
– А зачем Вам это знать? – спросил он в свою очередь и с любопытством
посмотрел на меня.

И я ему рассказала, что у меня скоро свадьба, а дрожжей негде купить.
– Подумала я спросить, где пекут хлеб. Скажите мне, пожалуйста!
Шофёр был молодой, но понятливый и сердечный. Он даже предложил
меня подвезти туда. Когда он окончил с разгрузкой, я уселась в машину ря-
дом с ним, и минут через десять была у пекарни. А на проходной попросила
позвать заведующую. Она, удивлённая, пришла, я поздоровалась с ней, изви-
нилась и рассказала о своей беде:
– Не могу дрожжи нигде найти на свадьбу! Помогите мне! Я Вам запла-
чу, что полагается, продайте килограмм, пожалуйста!

Заведующая была молода, красива, и, очевидно, хорошая женщина. Вы-
слушав меня, она предложила:
– Подождите немного здесь, я схожу посмотреть…
А через пять-семь минут она вернулась из цеха и принесла мне кило-
грамм заветных дрожжей. Никаких денег она не взяла у меня, и я не знала,
как её благодарить.
– Я вам грибов привезу, – пообещала.
Приехав домой, я всё тебе рассказала и попросила вместе сходить в лес
насобирать грибов.
– А потом ты их отвезёшь в Барановичи. Часть продашь (для себя),
а часть отнесёшь заведующей пекарней, затем заедешь на Полесский во-
кзал, пройдёшься по залу, посмотришь на всех и найдёшь Георгия. Подой-
дёшь к нему и скажешь, что ты Лена, а потом вместе приедете домой.

Сейчас я удивляюсь этому смелому, довольно громоздкому и опасному
плану! Но тогда думалось проще, и ты блестяще выполнила всё, что я от тебя
ожидала. Потом ты с довольной улыбкой рассказывала, как продавала гри-
бы, сколько оставила, и как нашла пекарню и вручила заведующей грибы.
А она смеялась и благодарила:
– Какие вы милые! Очень приятно. Желаю счастья Вашей сестре!

А потом на вокзале ты сразу увидела Георгия и узнала его, подошла, по-
здоровалась с ним. Я тогда очень волновалась за тебя, но Бог дал, всё прош-
ло благополучно, и вы вместе ранним утром приехали автобусом домой.
Ты была тогда такая милая и хорошенькая, было видно, что учёба
и жизнь в школе-интернате тебе пошли на пользу. Я и Георгий тебе были
очень благодарны. По-моему, он всегда любил тебя и уважал, как свою се-
стру. У меня была свадьба, а у тебя последний год учёбы в школе, а впереди
поступление в институт. И, конечно же, в Брестский педагогический!

Время летело быстро, и я, уже замужем, училась на четвёртом курсе,
когда ты, такая родная, хорошенькая и смелая, приехала весной поступать
и остановилась у нас с Жорой (Георгием). До этого ты приезжала в Брест
и заходила ко мне в общежитие. Тогда мы сфотографировались с тобой,
а мама увеличила эту фотографию. Во время твоего поступления я следи-
ла за тобой и помогала тебе словом и делом. Но вдруг опять мы поругали-
сь с тобой, и ты победоносно ушла в общежитие. Тебя было невозможно
уговорить, остановить, и я уступила, хотя мучительно переживала за тебя
и за твои экзамены.

Однажды я проходила около базара и увидела, как ты шла с какой-то
девчонкой и плакала. В белой рубашке и чёрной юбке, с пушистой светло-
русой косой на груди и слезами на щеках ты для меня была такая родная
и близкая… Моё сердце заколотилось от плохого предчувствия, я закричала,
позвала тебя, подбежала к тебе на другую сторону улицы и начала тебя уте-
шать, звала, хватала за руку и влекла тебя к нам домой. Увидев тебя, я узна-
ла причину твоих слёз, ты сдала последний экзамен на тройку, да и преды-
дущие не были сданы на «хорошо». Я утешала тебя, говорила, что поедешь
домой, отдохнёшь, а я прослежу за решением приёмной комиссии и сообщу
тебе. Никогда ещё я не видела тебя такой расстроенной и агрессивной.

На другой день ты написала письмо в газету «Заря», что наш сельский
клуб бывает чаще закрыт, чем открыт. Я тебе это не разрешала делать, но ты
не послушала меня. Одна мысль тебя съедала: «Они позанимали все лучшие
места в деревне, а нам нужно искать их неизвестно где!» Я не верила, что ты
пошлёшь это письмо.
– Ты же в клуб и не ходила, что тебе нашло в твою голову?! – ругалась
я на тебя.

А ты послала его, а потом показывала мне статью, где был отрывок
из твоего письма. Много раз в своей жизни и сегодня я жалела, что не вырва-
ла у тебя из рук это письмо, не накричала на тебя, не порвала его. Дома, как
ты позднее мне рассказывала, ты едва выжила, повеситься хотелось, когда
тебе вернули документы, сообщив, что ты не прошла по конкурсу. Но вместе
с этим ты получила письмо от меня, в котором я тебе написала: «Леночка,
ты не поступила, но не расстраивайся, и не теряй время, езжай в Пружан-
ский районный отдел народного образования. Там зайдёшь к заведующему
и покажешь ему документы об окончании Пружанской школы-интерната.
Скажешь о родителях. Попросишь работу в школе. И пойдёшь туда, куда
тебя пошлют». Мне удивительно теперь, когда я всё это рассказываю, что
ты меня послушала и в этот раз, и всё сделала так, как я тебе посоветовала.

Однажды глубокой осенью я приехала в деревню Бакуны-2 Пружанского
района, разыскала твою школу и тебя, остановилась у твоих хозяев на ночь.
Ты мне рассказала, как тогда съездила к заведующему отделом, показала
мне пионерскую комнату, как пионервожатая школы, рассказала о жизни
и себе. Мы с тобой тогда наметили планы и задачи на будущий год: «Ты при-
едешь поступать уже на заочное отделение, со стажем и опытом работы».

Зима и весна пробежали незаметно. Уже было в полном разгаре лето,
когда ты, повзрослевшая, самостоятельная, приехала поступать во второй
раз. В том году было сорокалетие Белорусской ССР, и я тебе правильно под-
сказала, что одной из тем сочинений будет тема Родины (тэма Радзiмы), под-
готовила тебя по ней, обеспечила произведениями поэзии и прозы. Я тебя
предупредила, чтобы ты обязательно употребила строки из стихотворения
Кастуся Киреенки:

Не завiце маю Рэспублiку
Краiнай цёмных лясоў!
Паглядзiце, над ёю свецяцца
Агнi завадскiх карпусоў!

Как мы были счастливы, когда единственная из всех поступающих
на факультет, ты получила высшую оценку! Твой успех был и моим успе-
хом, твоя радость была моей радостью. Во время экзаменов я старалась
заглянуть к тебе в аудиторию и как-то обратить внимание преподавателя
на тебя, на то, что ты моя сестра, что я за тебя переживаю, болею. Тогда ты
мне в подарок привезла ситцевое бело-зелёное платьице, довольно широ-
кое, как раз для меня, для моей пополневшей фигуры – мы с Георгием ожи-
дали ребёночка. В нём я чувствовала себя свободно и приятно, и всякое об-
щение мне в нем удавалось.

Все свои знания, духовные ресурсы и умение я вложила тогда на твоё
поступление (между прочим, в том году я окончила пединститут), а тебя за-
числили студенткой факультета белорусского языка и литературы заочного
отделения Брестского пединститута!

14 мая 2013
Работа учительницей и учёба на заочном отделении воспитали в тебе
лучшие качества: ты повзрослела, стала красивее, самостоятельнее. У тебя
всегда были деньги (а у меня их никогда не было). Ты приезжала к нам
и жила во время сессий, а я всегда была рядом и в любой момент была гото-
ва прийти к тебе на помощь.

У нас с Георгием уже рос сын, я окончила институт и не могла предста-
вить себя дома с малым ребёнком в городской квартире на одну зарплату.
Ты познакомила нас с твоей лучшей подругой по институту – Коржик Аней.

Она часто заходила к нам вместе с тобой. Было видно, что Аня – хорошая
девушка и отличная подруга. Однажды в субботу (или воскресенье) мы с Ге-
оргием на велосипеде поехали в лес на восемнадцатый километр по Ковель-
скому шоссе. Когда вернулись, ты нас удивила и озадачила:
– Я выхожу замуж за брестского парня, – сообщила ты и показала нам
какие-то бумаги из ЗАГСа.

А вечером он пришёл к нам познакомиться. Это был высокий и грузный
парень с широким лицом и большой головой. В его лице скрывался какой-то
недостаток, который было тяжело определить на первый взгляд. Но в це-
лом, он смотрелся неплохо. Нельзя было назвать его красивым или симпа-
тичным, как и нельзя было сразу определить его умственные способности.
Но было ясно, что это не красавец и не самый умный молодой человек.

Я не имела опыта в таких делах, но знала, что в таких случаях хорошо
о человеке поспрашивать там, где он живёт. В следующее воскресенье, наря-
дившись в своё немного перешитое свадебное платье и гипюровую шляпку,
я выбралась на Пушкинскую улицу, отыскала дом, в котором он жил, зашла
во двор и неприятно удивилась: нигде не было ни души. Мне было жаль всей
моей подготовки, моральной и косметической. Просто так, без ничего мне
не хотелось уходить. Ещё более вдохновясь (ведь мне было 23 года), я за-
шла в подъезд, поднялась на нужный этаж и позвонила в квартиру, надеясь,
что мне откроют знакомые лица. Но ожидаемый ход событий часто бывает
противоположным нашим желаниям: дверь открылась, и показался немоло-
дой мужчина невысокого роста, а я (деваться мне было некуда) уточнила –
здесь ли живёт Слава и представилась:
– Я – старшая сестра Лены. Вот зашла познакомиться, посмотреть на Вас,
Вашу семью, – говорила я. – Они так внезапно подали заявление в ЗАГС…
Мужчина пригласил меня войти и присесть, а я, воспользовавшись го-
степриимством, начала его расспрашивать:
– А где Ваши все? Почему Вы один дома? – и, не дожидаясь ответа, про-
должила: – Как Вы смотрите на свадьбу сына?
Мужчина охотно разговаривал со мной:
– Слава, видимо, побежал к Лене, ведь он недавно из тюрьмы вернул-
ся, – рассказывал он. – А жена на кладбище поехала – у нас дочь Людмила
недавно умерла в двадцать четыре года…
– Что Вы скажете о своём сыне? – спрашивала я дальше.
– Да ничего, только вот у него болезнь, точно не помню какая, вроде
какая-то неврологическая на алкогольной почве.

В те годы я ещё не знала этого слова «алкоголь» («алкоголик»). Пом-
нила, что у нас в деревне говорили это слово про бухгалтера колхоза и все
жалели его жену Валентину, которая мне всегда шила платья. Это слово
не было мне знакомо, но я чувствовала, что когда этим словом называют
человека, то у него не всё в порядке, он имеет какой-то недостаток, возмож-
но, болезнь. Как бы там ни было, я посчитала, что информации уже собрано
достаточно, и я должна всё рассказать тебе, моя Лена. Простившись с хозяи-
ном, я поскорее ушла, чтобы не встретиться с его женой – матерью жениха.

Когда ты пришла домой после свидания, я рассказала тебе о своём походе,
а ты, заплакав, начала мне рассказывать:
– Он мне сказал сегодня, что три года сидел в тюрьме. И я подумала:
«Неужели мне не найдётся кто-то нормальный?!»
Я тебя не принуждала разойтись, только подчеркнула:
– Хорошо всё узнать, а потом принять решение.

Спустя годы, совсем недавно, ты жаловалась мне, что я не помогла тебе
заиметь «городскую квартирку»! Там, в Збирогах, тебе было просторно,
но холодно и неуютно. Там, только пережив эту холодную зиму, с метеля-
ми и морозами, с ветром и снегом в апреле, ты умерла, ещё такая молодая,
красивая и светлая, полная сил и энергии. А тогда, сразу на следующий ве-
чер, ты встретилась с женихом, всё ему сказала, о чём думала всю бессонную
ночь. Утром ты написала его родителям письмо, извинилась и сообщила,
что свадьбы не будет.

15 мая 2013
Мы все тебя любили и радостно встречали в Бресте. Георгий носил тебе
сумку и покупал билеты, провожал тебя к автобусу. Однажды ты купила ка-
кую-то дешёвую хну и покрасила у нас свои волосы, а они у тебя вместо же-
лаемого цвета получились зелёными. Было смешно и неприятно – ведь за-
втра ты должна была уезжать в свой любимый Белый Лесок. Георгий сходил
в магазин и купил тебе другую, нормальную краску. И перекрасив волосы,
ты уехала со спокойным сердцем.

С тобой любил ходить за покупками наш маленький, трёхлетний сын
Олежка. Однажды вы зашли в магазин «Дары природы», где случайно оказа-
лась и я. Он держался то за твою руку, то за твоё белое вязаное платье, что так
красиво сидело на тебе и подходило к твоим пышным белым волосам.

Ты покупала яблоки и помидоры и клала их в ведёрко, а Олежка, вцепив-
шись за твоё красивое платье, во весь голос повторял:
– Мама! Мама! Мама!

Ты любила моих детей, и они тебя тоже. Раз в Бресте, как обычно,
ни с чего, мы с тобой поссорились, ты что-то оскорбительное мне сказала,
а я в сердцах схватила твою туфлю и ударила тебя ей по голове. У тебя пош-
ла кровь, и я не знала, что делать. А ты кричала на весь дом и двор, чтобы
вызвали милицию. И тогда я тебе сказала уйти от меня.

Любовь и ответственность за тебя и твою судьбу привели меня к тебе
в Белый Лесок, и я познакомилась с твоими хозяйками – Ниной Данилов-
ной и Петровной, её мамой. У Нины Даниловны был сын Валерий (тогда ему
было лет десять), и вы все вместе жили. Я убедилась тогда, что тебе повезло
с ними: уж очень хорошие и сердечные были люди! В Белом Леске у тебя
был ухажёр, который не один раз заходил к нам в своей милицейской форме.

Сестра Георгия Надя, увидев его, испугалась, а я успокоила её, сказав, что это
твой кавалер. Вскоре вы с ним разошлись, а перед этим он рассказал тебе,
как Надя нас очерняла перед ним… Коржик Аня (не была бы это твоя наи-
лучшая подруга!) познакомила тебя со своим двоюродным братом Яросла-
вом. Вы с ним иногда встречались и переписывались. В одном из писем он
написал тебе, что у вас будет свадьба, когда расцветут вишни. Мы смеялись
с тобой, ожидали весну.

Весна пришла с цветущими вишнями и свадьбой. В доме через дорогу
(у наших лучших соседей) тебя наряжали, готовили к встрече с женихом.
Мама с женщинами хлопотала возле столов с гостями, а я сходила на разго-
вор с заведующим клубом и уточнила, когда будет открыт клуб для гостей.
Ведь это о нём ты когда-то писала в редакцию!

Все взволнованно ожидали приезда жениха. И немало всяких мыслей
пронеслось, промчалось и проползло в головах собравшихся. Дорога к неве-
сте была неблизкая, и всякое могло случиться. Поговаривали, что в соседней
деревне был случай, когда жених в последнюю минуту раздумал жениться,
а невеста и гости, и всё приготовление было напрасно. Но вот раздалась му-
зыка, возбуждённые молодые голоса и радостный смех. Свадебное движе-
ние заполнило дорогу, двор, крыльцо, на котором уже стояла мама с отцом
и сватом, радостно встречая дорогих гостей. А ты в это время, счастливая
невеста, высматривала из окна соседского дома. Когда гости привели себя
в порядок с дороги, вы – невеста и жених – встретились, обнялись, поцело-
вались, и все шумной толпой пошли в сельский Совет, чтобы навсегда скре-
пить свою судьбу.

Я всё время была рядом, следила за тобой, угощала любопытных, разго-
варивала с ними. Возле меня топтался Олежка, и Георгий далеко не отходил
от нас. Когда-то мне и другим ты рассказывала свой сон:
– Я иду за Соней след в след по глубокому снегу, а потом Соня поверну-
лась ко мне, разломила линейку на две половины, и одну дала мне.

– Выходит, я с тобой поделилась, – отвечала я тебе.
Мне всегда нелегко было жить, и никто мне не помог ни словом, ни де-
лом. Однажды, уставшая от невзгод и болезней моего сына, от работы,
я отправила Георгия с маленьким Олегом в деревню, а сама собиралась
постирать, убрать, привести себя в порядок. Тогда мы с ним работали,
а Олежку смотрели посменно, и я начала замечать, что Георгий стал за-
держиваться где-то, не торопился домой и подозрительно часто «терялся»
(скорее всего, убегал от нас), когда мы всей нашей небольшой семейкой
выходили на прогулку. И вдруг в разгаре всех дел мне принёс почтальон
телеграмму: «Соня, приедь. Лене плохо. Слава». Всё это, конечно, не входи-
ло в мои планы, но не долго думая, я всё бросила, захватила с собой новое
платье, что недавно купила себе, и побежала на автовокзал. Когда я при-
ехала в Дивин (вы там со Славой работали в школе-интернате), ты меня
встретила со слезами и плачем, завела в комнату и подала мне кипу писем
со словами:
– Ты только читай!
– Я очень жду тебя и вспоминаю, как было нам хорошо. Кончай свои
дела, приезжай, будем вместе, – писала Славе какая-то учительница физ-
культуры. Судя по количеству и содержанию писем, у них была уже долгая
связь. Я ничего не могла переделать и изменить. Единственно, я говорила
тебе слова утешения, подарила тебе своё новое платье и сказала:
– Всё ещё, может, устроится, ведь ты скоро родишь ему сына!

А когда родился твой сын, ты не знала, как его назвать. Тебе очень нра-
вилось имя Олежка. Но я по телефону сказала тебе:
– Не надо двух одинаковых имён, назови своего сына Алексеем, Алёш-
кой. Почти как Олежка.

Ты согласилась, а я с гордостью замечаю, что и ты, и Алёша, и твой Кор-
жик – все довольны этим именем. Даже во Франции, в Париже, это имя помо-
гает ему: все твоего сына приветствуют и охотно зовут его именем, уважая
Патриарха всея Руси Алексия Второго. Марина мне рассказывала, как он хо-
дил все время возле батюшки на твоих похоронах…
Видишь, он успел – он раньше узнал о случившемся, потому и приехал,
смог приехать – прилетел!..

16 мая 2013
Наша мама, Катя и ты вместе с вашими мужьями задумали против меня
тёмное дело. Я чувствовала его проявление, но не поверила, что это так
далеко зайдёт. Все вместе вы решили разделить наш новый дом (который
строился на моём желудке и теле) для тебя и для Кати. Мама боялась за вас
и ваши семьи, за вашу жизнь с мужьями и помогала вам как могла.

Так ты с Коржиком и малым Алёшей приехала работать в Подгорнен-
скую школу. Даже я посоветовала тебе, чтобы мама обратитилась в Барано-
вичский роно и попросила, чтобы вам предоставили возможность работать
в родной деревне. Я тогда работала в Бресте, у меня уже было двое детей,
и на глазах разрушалась моя жизнь с мужем. Алкоголь и безответственное
отношение к семье, увлечение лёгким способом жизни, ссоры и причита-
ния, частые побои… Всё это приводило меня к мысли изменить жизнь свою
и детей. Однажды, когда я сказала родителям, что буду разводиться, мама
закричала:
– И не подумай! Ко мне даже не приезжай! Я не хочу тебя знать!

Так всегда было в тяжелейшие моменты моей жизни. О какой помощи
и поддержке мне было мечтать? Мало того, спустя несколько минут, мама
в сердцах призналась:
– Лена тебя ненавидит! Недаром сказала: «Если бы Соня стояла на краю
скалы, я бы ей руку не подала, а столкнула бы её! И Коржик тоже».
– А ты? – спросила я.
Ответ уже висел в воздухе: рукомойник, что в гневе мама сорвала с пло-
та, оказался в её руках над моей головой… Не знаю, что ещё вы представляли
со мной сотворить, но дом начали потихоньку делить. Родители тебе купили
дом в Подгорной, а Катя вас начала обеспечивать бычками и овцами.

Было приятно и красиво осознавать, что вы работаете в нашей дерев-
не. Скоро родилась Олечка, а в школе, несмотря на это, тебе предложили ра-
ботать исполняющей обязанности директора. Ты и мама не поколебались
в своём решении: ты пошла работать директором, а мама – смотреть Олечку.

Но триумф долго не продолжался – на следующую осень ты опять осталась
учительницей, а в школу был назначен настоящий директор. Несчастная,
оскорблённая и обманутая, ты не знала, что делать. А тут ещё и Слава загля-
делся на местную красавицу без правил и совести. Я предложила тебе всей
семьёй приехать в Брест ко мне, мол, поместимся. С Георгием мы уже были
разведены. Я в сентябре готовилась поступать в аспирантуру в Минск, Олег
шёл в девятый, а Алла в первый класс.
– Поживёшь в городе, увидишь, работу тебе найду, – сказала я тогда.
Наверное, так тебе было плохо, что ты приняла моё предложение, приехала
ко мне в Брест, и я нашла тебе рядом с домом работу воспитательницы
в детском саду. Оставила вас под присмотром Георгия, а сама уехала в Минск.
Остановившись у Розы и Пети, начала сдавать экзамены в аспирантуру.

Когда я приехала из Минска, ты была веселее: в садике тебе посоветовали
обратиться в Брестский роно, и там тебе дали работу директора школы;сада
в Збирогах. Коржику там работы не было, и он, нехотя, через силу, стал бри-
гадиром в колхозе, поэтому вас и поселили в доме бригадира с просторным
двором, огородом и садом. Желать лучшего не надо было!

А через несколько дней я ехала с тобой уже колхозной машиной из Зби-
рогов в Подгорную, помогала вам собирать и грузить ваши вещи из твоего,
уже проданного дома. Видела, как пришёл новый хозяин и отдал тебе тыся-
чу рублей за него. А через зиму у Коржика прибавилось овец, появился ещё
один бычок. Так Катя выплачивала тебе твою часть дома. Моей части мне
никто не выплатил, её не было у меня, как меня не было у вас. Я помню, как
отец мне что-то говорил о том, но я тогда не допускала такого положения
вещей. Я любила вас и верила, что ещё все образуется, как положено. Ведь
ты у меня Учительница!

Всё у вас наладилось (только работа бригадиром Коржику не нрави-
лась), и вы смотрелись, как счастливая семья. Однажды мы с Петром Семёно-
вичем помогали вам целый день копать картофель. А когда уезжали домой,
вы с Коржиком предложили нам взять немного картошки. Когда я выбра-
ла килограмм пять, ты начала плакать, о чём-то кричать… И я догадалась:
высыпала всё опять в мешок, и мы поехали с Петром Семёновичем домой
ни с чем, даже без настроения. Когда к тебе приезжала Валя или ты к ней, ты
дарила ей целую корзину отборных яиц от собственных кур. Всё у вас было:
телята, поросята, овцы; масло, сметана, мясо. Когда я попросила тебя одна-
жды одолжить десять рублей, ты высокомерно мне ответила:
– Надо свои деньги иметь!

У меня никогда не было достаточно денег: жить в городе с двумя детьми
без мужа, работать в школе… Алименты на детей приходили нерегулярно…
Чем тут похвалиться? Иногда у меня не было, что дать детям на завтрак.
С опущенной головой и слезами на глазах я шла к Анне Григорьевне (матери
одноклассника Олега) и не могла промолвить слова. А она тихо спрашивала:
– Сколько Вам одолжить? Двадцать?
– Нет. Тридцать, – отвечала я, – и горькие слёзы катились по моим щекам.
Никто из родных не помог мне. Но Бог был ко мне милосердным: Наташа
(племянница Анны Григорьевны) и Валя – её родственница и подруга – всег-
да были около меня и помогали мне, как могли. И сейчас я им благодарна
и ценю их, люблю и глубоко уважаю. Бог дал мне счастье, что вижусь с Ната-
шей, и она по-прежнему мне верна и готова помочь. Валя переживает лич-
ную драму: человек, с которым она думала провести остаток жизни, украл
у неё последнее, что имела и чем дорожила – квартиру. От горя и стыда она
скрывается от Наташи и меня, не выходит с нами на контакт… А мы хотим
ей помочь.

17 мая 2013
Прошли годы – пять, семь, десять… Подросла Алла, Олег отслужил в ар-
мии, я вышла замуж в Чехословакию. Коржик с тобой развёлся, а ты оста-
лась работать директором, Олечка подрастала и училась в твоей школе,
а Алёша учился в спортивной школе в Могилёве. Дважды Алёша приезжал
ко мне в Словакию. Эти приезды запомнились мне неповторимым содер-
жанием. Чувствовалось, что он начал задумываться о своей дальнейшей
жизни. Как-то он меня убедил, что я должна показать его лучшему трене-
ру по бегу. Меня долго просить не было нужно: мы с ним собрались и на-
правились в братиславскую «Mladu Halu», где спросили «лучшего тренера
по бегу». Спустя некоторое время к нам подошёл высокий мужчина и ска-
зал, что он нас слушает. И тогда Алёша и я рассказали, какой он успеш-
ный в Беларуси бегун и как он хотел бы тренироваться здесь, в Словакии!
Тренер был сдержанным, немногословным, но предложил Алёше принять
участие в завтрашнем кроссе.

У нас с Алёшей было хорошее настроение: как успешно мы переговори-
ли с тренером, какой он был милый! Наступил следующий день, и Алёша
ранним утром поехал на стадион. Какое разочарование овладело мной, ког-
да Алёша как-то быстро пришёл домой и рассказал: «Когда начали бежать,
у меня вдруг разболелся живот, и я сошёл с дорожки. Потом тренер привёз
меня к вашему дому».

В другой раз было заметно, как Алёше не было безразлично, как он вы-
глядит. Несколько раз он меня спросил: «Тётя Соня, разве я некрасив?» Мой
ответ, как крылатое слово, облетел полсвета – из Словакии в Беларусь, от-
туда в Голландию, а потом в Париж. Я сказала тогда ему: «Ты, Алёша, совсем
некрасив, как гадкий утёнок… Но ты ещё растёшь. Не расстраивайся: ведь
из гадкого утёнка вырастает прекрасный белый лебедь!» Эти слова сопро-
вождали его и встречали всюду, где он побывал. И кто знает, куда ещё приле-
тят они, куда ещё заведёт его судьба!

Как-то однажды мне пришлось тебе заметить, что Лёше хватит бегать
по могилёвским спортивным дорожкам (Лёша уже два года больше нужного
и положенного оставался в школе) – пора в армию, потому что в старшие
годы будет тяжело ему и неприятно служить с более молодыми. Ты послу-
шалась меня и устроила Алешу служить в недалёкий Брестский гарнизон.

Когда я приезжала домой, ты бранила меня по телефону: «Как ты воспита-
ла своего сына?!» Я не выдерживала слушать тебя и клала трубку. А потом
просила Олега или Марину, чтобы позвонили тебе и как-то нас примирили.
Наконец, звонила тебе сама (кого тут упросишь!) и говорила, чтобы ты при-
ехала к нам – «ты же тётка всё-таки!». А ты мне отвечала:
– Их тётки – Наташа и Валя!

Даже Раиса Владимировна (моя однокурсница), выслушав мой печаль-
ный рассказ о наших отношениях, взялась позвонить тебе, чтобы прими-
рить нас перед моим отъездом. Я разрешила ей это попробовать. Когда
через день-два мы снова встретились с ней, она заболела после разговора
с тобой. Так глупо, дерзко и бескомпромиссно ты разговаривала с ней.

18 мая 2013
Несколько лет мы с тобой не встречались. Но однажды, приехав из Сло-
вакии, я позвонила тебе и сказала, что могу приехать с Олегом в Збироги.
Ты выразила радость и согласие, а мы с Олегом приехали к тебе на такси.

Ты работала уже учительницей, а не директором. Обстоятельства тебя вы-
нудили отказаться от этой должности. У тебя был друг Николай, довольно
интересный человек, у которого в Бресте страдала и мучилась его жена,
мать его детей, как он с презрением говорил о ней, «татарка!» Несмотря
ни на что, ты вместе с ним уже заходила туда, так сильно мечтая жить
в «городской квартирке». Опять назрела ситуация, когда я хотела уйти
и уже выходила из дома, а ты меня остановила и предложила остаться,
поговорить. В ту весну у тебя произошло событие: твой Алёша вернулся
из Голландии, где хотел работать и жить. Однажды ты приехала ко мне
в Брест и с плачем рассказала нам всем, как Алёша размахивал перед тобой
и Ольгой кулаками, а потом истерически потребовал, чтобы вы обе стали
перед ним на колени.
– И вы стали? – спросила я.
– Видела бы ты его, – ответила ты.

Заплакав, добавила:
– Что мне дальше делать? Наверное, отделю его, пусть ищет работу!
И я тебя поддержала в этом:
– Не надо бояться своего г.., надо найти решение. Пожалуй, отделиться –
это правильная мысль. Это первый шаг, чтобы начал думать, как будет жить.

В результате ты шумно и громко с ним разделилась и отдала ему лучшую
часть дома со всеми удобствами, а себе и Ольге оставила другую. Немного
позже Алёша поехал во Францию, там женился и живёт в Париже. А через
несколько лет ты уже упрекнула меня, что я первая пришла к тебе. А я тебе
рассказала:
– Да, пришла. И хотела с тобой съездить вместе к Кате. Но ты помнишь,
как вернулась с дороги домой?

А мне снился часто сон, в котором я видела Катю с отцом и мамой на дру-
гой стороне с ребёночком на руках (когда-то у Кати умер месячный сыночек
Тарасик). Я хотела тогда поговорить с вами и рассказать вам свой сон.

Прошло немногим больше года – Катя умерла… Тогда я была у тебя и чув-
ствовала себя так плохо, что мы обе думали, что я умру. Но в пятницу вечером
позвонил наш племянник (сын Кати) и сообщил о случившемся. С утра, ещё
засветло, мы вместе с тобой поехали в Селец на похороны нашей сестры. Вёз
нас на своей машине твой Николай, которого ты разыскала и попросила помочь
нам, а я заплатила ему за бензин. Возвращаясь домой, мы взяли у нашей сестры
по куску сала, немного картофеля. А одна из моих знакомых (я когда-то часто
бывала у Кати) угостила меня сушёными дичками. Мне эти грушки вовсе были
не нужны, но моя знакомая хотела сделать мне что-нибудь приятное, и я взяла
их у неё с благодарностью. По дороге мы с тобой сильно ругались. Был февраль,
я попросила Ольгу остановить машину: дальше продолжать ещё неблизкий
путь с тобой у меня не хватало сил. Но ты не разрешила своей дочери остано-
виться. А когда, наконец, приехали в Збироги, ты всё – и моё и твоё – забрала
себе, а грушки рассыпала на морозную землю. Я собирала эти грушки по одной
с земли, и слёзы застилали мне глаза: мне было жаль ту женщину, что отдала
мне последнее, что у неё было, и стыдно за тебя… Вроде бы мелочи, но из них
сложились наши отношения, которые нормальными нельзя было назвать. Пе-
редо мной лежал ещё путь в Брест, потому что к тебе я не могла уже заходить.

После смерти Кати наши отношения лучше не стали. Спустя год, после
тяжёлой болезни и операции, я приехала с Душаном домой, и как всегда,
первым делом позвонила тебе. Уже мы договаривались, что встретимся,
и я сказала:
– В среду Олег будет на работе, приезжай к нам.
Уже перед звонком к тебе мне Олег рассказал, как ты его обвинила за ка-
кое-то недоразумение.
– А ты как воспитала своего сына? – кричащим голосом снова спросила
ты меня.
Я тебе в сердцах ответила:
– Пошла ты.., – и положила трубку.

В тот приезд мы не встретились, а это могла быть наша первая встреча
после того, когда я собирала с земли рассыпанные тобой грушки… Прошло
много лет и зим, когда мы могли бы с тобой встречаться, но не встречались.
Когда Олег лежал в больнице, в реанимации, ты позвонила мне и приказала:
– Собирайся в Брест. Олег в реанимации.

Мне не рассказать, с какими чувствами и мыслями я на другой день,
как только смогла, выехала в Брест. Ты навещала Олега в больнице,
и однажды мы разминулись с тобой. Но ты пришла к нам домой со сво-
им замечательным Степаненко. Вы сидели за столом на кухне, я пришла
из больницы, увидела вас, и на душе мне сразу стало легче и светлее. А ты
не спускала глаз с моего платья. Позже я привезла тебе это платье и от-
дала его со словами:
– Пока я живу, возьми его, ведь оно тебе нравится.

А ещё позднее ты приезжала ко мне на встречу в этом платье, и все мы
в один голос сказали тебе, какая ты в нём красивая!
Сейчас ты в этом платье там, перед Богом (тебе одели его в твой послед-
ний путь). И моё сердце в час глубокой печали и горя согревает мысль, что
и там я тебя поддержу, благодаря этому бело-синему нежному платью. Пусть
тебе поможет наш Господь! А это платье пусть согреет твою душу и чувства,
придаст тебе необходимую энергию. Счастливо тебе, моя дорогая и непов-
торимая Елена Прекрасная…

25 мая 2013
Когда тебе было шестьдесят, я, как всегда, поздравила тебя по телефону
и пожелала всего наилучшего. А ты мне восхищённо рассказывала: «Коля,
Алла и Володя со своим аккордеоном приехали с музыкой и песнями. По-
здравляли меня!»

Так было тебе приятно и незабываемо. И я радовалась за тебя. В том году
мне было шестьдесят пять, и я была в Бресте. И ты приехала к нам, чтобы
поздравить меня. Олег нас обслуживал, старался, как мужчина и самый
близкий родственник и сын, скрасить своим вниманием и присутствием это
время. Наш, сначала тихий разговор, набирал тона – чем дальше, тем выше.

У тебя проявился ко мне необычайный интерес. Ты захотела разобрать мою
сущность по следующим аспектам:
– Ты и Олег?!
– Ты и Алла?!
Наконец:
– Ты и государство?!
А тут ещё пришла в голову тебе ясная мысль, которую тут же мне и оз-
вучила:
– Чего ты лезла в мою жизнь! Кто тебя просил?! Я бы министром была,
если бы ты не вторглась в мою жизнь!

Это в мой день рождения было слишком… Я, не зная как сделать твой
голос тише, на какую кнопку нажать, открыла перед тобой дверь и резко
предложила:
– Уходи!

Конечно, ты этого не ожидала, и я не желала такого исхода, но другого
решения на тот момент у меня не оказалось. Олег ушёл от нас в другую ком-
нату и работал на компьютере.

Ещё до моего отъезда я позвонила тебе, и мы с тобой по моей инициа-
тиве помирились. Не доведи, Господи, если бы тогда что-нибудь случилось
с тобой, я бы никогда этого не простила себе… Прошлым летом мы встре-
тились, когда я приехала в Брест и позвонила тебе. Как всегда, в последнее
время (года три-четыре), я вышла тебя встретить к детскому городку. Была
прекрасная погода, ты уже шла мне навстречу, а я думала: «Когда не будет
меня, вспомнит, как я её встречала…»

Я зашла ещё в магазин, предложив тебе подождать меня на улице.
А за это время, пока я была в магазине, подошёл Олег, и мы все втроем (Олег
взял у нас сумки) весело шли к нашему дому. Дома, как всегда, мы сидели
на кухне, разговаривали, ели и пили, фотографировались, а потом я тебе
сказала, чтобы ты шла в другую комнату за своими скромными подарками,
которые я привезла тебе из Словакии.
– Оденься и приди, мы оценим, – добавила я.

А когда ты умылась и переоделась, мы все были рады, что всё тебе было
впору. В тот день я провожала тебя на остановку. Ты ещё заезжала к своей
знакомой, а потом домой. Звонила тебе я, и ты мне звонила, сообщив, что
все твои путешествия окончились благополучно. Потом я уезжала из Бреста
в посёлок Энергетиков, оттуда в Минск, затем из Энергетиков в деревню.

Всегда болела и болит у меня душа по родному дому, моему лесу, хочется
увидеть соседей, зайти на кладбище. Наш дом, опущенный и запущенный;
зарастает двор бурьяном в рост человека; поваленный забор; сломанная ве-
тром или молнией яблоня в саду – не возбудили во мне радостных чувств,
а лишь печаль, гнев и проклятия… Это вы с Катей приготовили ему такую
судьбу, разделив его между собой, без меня, моего участия и доли. Чтобы
я не добралась к нему, вы подговорили маму подарить его правнукам (Ка-
тиным внукам)…

Я всегда чувствовала в нашей семье чужое отношение к себе. Однажды,
когда мы с мамой были только вдвоём в лесу, она пыталась говорить со мной
о какой-то тайне. Я её подбадривала открыть эту тайну, избавиться от неё.
Наконец, я ей сказала:
– Нет у тебя никакой тайны. Ведь я давно знаю, что я не твоя дочь (тог-
да мне было лет тридцать пять). Ты всегда так себя ведёшь, как моя мачеха,
а не мама.

Мама отрицательно покачала головой. Разделив дом между собой (тебе
достались деньги, а дом внукам Кати), каждый из вас (ты, мама, Катя, и даже
Виктор) сказали мне в разное время одну и ту же фразу: «Твоя Родина – Че-
хословакия!». Но и этого было мало, когда однажды я приехала к Кате, чтобы
увидеть маму (в то время, будучи уже без левой ноги, мама пробовала жить
у неё), Катя занесла топор над моей головой:
– Я порешу тебя за эту хату, ты её никогда не будешь иметь! – истерич-
но кричала моя сестра. Я отступила в сторону, а в это время кто-то из одно-
сельчан постучался в калитку, и сестра, бросив топор на землю, пошла разо-
браться, в чём дело.

С тех пор, когда я приезжала в Брест и заезжала в Селец к Кате, чтобы
увидеть маму (мама в основном жила в нашем доме, но зимой вы забирали
её к себе), я никогда не ночевала в доме своей сестры, а ходила к Томе – млад-
шей сестре Коли, мужа Кати. Ни Коля, ни Катя не разговаривали с ней – тоже
из-за отцовского дома, который Тома получила в подарок от матери. Всё это
время и сейчас я не понимаю, как это вы трое – две сестры и мама – смо-
гли так со мной поступить… Когда я прошлым летом вернулась из деревни
в Брест, я заболела от моего больного дома и израненного сада. И сказала
тебе об этом по телефону. В ответ ты как обычно закричала:
– А какое тебе дело до этого дома, до этого сада?! Дом и сад тебя не ка-
саются!
– Как ты можешь так говорить, – в сердцах отвечала я. – Кто его строил,
кто этот сад садил? А кого всё давили этим домом?

Кому объясняли: «Дом надо достроить!» (отец и мама уже достраивали
вторую половину так называемого дома на два конца). А кому строить, кому
достраивать – не спросила я. Как всегда, я приезжала и уезжала, когда были
каникулы, рассчитывая только на себя, на свою двадцатидвухрублёвую сти-
пендию. Стипендию получала от начала и до конца учебы в институте. Зря
в душе я надеялась, что мама с отцом положат мне рубль-два на дорогу…
– Дом строится, – вздыхала мама.
– Денег нет, – твердил отец.

Я до сих пор не смогла стать выше этого дома, преодолеть и подавить
в себе эту острую боль. До сих пор (а прошло уже более полстолетия) ощу-
щаю запах тёсаного дерева и щепок, которые я подбирала за строителями;
мои загрубевшие пальцы от смолы и песка; и всю эту атмосферу весёлых
звуков топора, рубанка и скобли; деловых разговоров и команд строителей,
горячего солнца и пота, свежего летнего ветра. Этот дом у меня перед глаза-
ми всюду, где живу, хожу или еду. Я не могу вычеркнуть его из моей жизни.

Не могу забыть дом, в котором я так мало жила (два года…) и в котором так
хотела бы пожить как в своём или нашем, который так нуждается в помощи,
просто кричит! А я не могу ему помочь…

Поэтому, наверное, при нашей последней встрече по Skype (всегда, как
только разговор касался дома, был вопрос, а ответа не было) мы с тобой
классически разошлись: у меня не было желания ссориться по интернету,
ты не пожелала что-либо объяснить или извиниться, или найти какое-ни-
будь подходящее решение…

Мне очень жаль, моя дорогая сестрёнка, что мы с тобой в этой жизни так
и не примирились, а ты так нагло и неожиданно ушла. Если бы я знала, всё бы
оставила и бежала, ехала и летела через все границы, чтобы помочь тебе, спа-
сти тебя, постоять или посидеть у твоей постели, услышать твои последние
слова, прочитать молитву, попросить у тебя и нашего Господа прощения…

Если бы я знала, что тебе так плохо, я бы вызвала «Скорую помощь»
из Братиславы в Бресте, и ты бы не умерла, я спасла бы тебя. И я хочу тебе
сказать, что никто тебя не любил так, как я…

23 июля 2013
Уже сутки я дома, в родном Бресте. Вспоминаю и рассказываю всем
о своём элегантном путешествии из Братиславы до Бреста, жаль, не до са-
мого вокзала. Как и в прошлом году, туда поезду не пройти из-за строитель-
но-отделочных работ. Если бы не чужой мужчина и его руки, я не смогла бы
вылезти из уютного поезда на голое каменисто-песчаное поле. Видя его рав-
нодушие и желание поскорее отделаться, я взмолилась: «Пожалуйста, при-
держите меня, мне без Вас не сойти!»

Мужчина нехотя повернулся ко мне, протянул навстречу руку, я вце-
пилась за неё и плечо мужчины и соскочила с последней ступеньки ваго-
на на сухую и рыжую землю, преодолевая так метровый барьер. «Спасибо
Вам», – благодарила я его, смущённо и виновато улыбаясь, а он поторопился
со своими вещами в автобус, который довезёт нас до вокзала. А я стою воз-
ле своих двух сумок и чемодана, усиленно всматриваюсь вдаль, так горячо
и страстно желая увидеть сына и другие родные или знакомые лица, что,
возможно, пришли меня встретить. Но нигде никого.

А тем временем все проходят, с носильщиком и без, мимо меня и про-
падают в небольшом рыжем автобусе. Я сама начинаю искать носильщика.
Поезд и мой вагон всё ещё на месте, а передо мной стоят молодые мужчины
в голубых рубашках и чёрных брюках. Один из них спросил меня:
– А Вы что стоите?
– Должны встречать меня, но, видимо, не дошли ещё по этому полю,
а я не могу сдвинуться, – и показала на свой скромный, но тяжёлый и неу-
добный багаж.
– Давай заберём, – сказал один из троих. И приблизившись ко мне, взяли
в руки мои сумки, а чемодан с колёсиками забрала я, сказав им обрадованно:
– Это уже смогу я сама, спасибо Вам!
Мужчина отошёл в сторону, а я побежала с чемоданом за своими сумка-
ми. Кто-то из оставшихся крикнул мне вслед:
– Чтобы Вы знали, Вам несёт сумки сам начальник станции!
– Спасибо, – отвечаю я на бегу, об этом я обязательно напишу в своём
интернет-блоге!

И в самом деле, было приятно и немного не по себе, что заслужила такую
честь… Вот мы у автобуса. Начальник прошёл внутрь и ближе к водителю,
к самому рулю поставил мои сумки. В салоне было полно сумок, чемоданов,
людей. А тут женщина за мной пробилась вперёд, а я прошу её:
– Подождите, пожалуйста, я подам ещё чемодан, пусть его поставят вме-
сте с моими сумками.

А начальник, как будто бы не понимает ситуации, не видит, не слышит
меня (наверное, устал от тяжелой ноши).
– Пожалуйста, ещё это, прошу Вас!
Он повернулся к женщине и молча стал брать её багаж, ставить их, зава-
ливая мои сумки. Я стояла и страдала, и не знала, как мне влезть в автобус
с этим багажом. Женщина вошла внутрь за своими вещами, начальник вы-
шел, не глядя на меня, а я, собрав все силы, подняла чемодан на одну сту-
пеньку и сама вскарабкалась на неё. Мои сумки были от меня далеко, а здесь
мужчина хотел ещё как-то протолкнуться в автобус ко мне на ступеньку.

Опять мне пришлось поднимать чемодан ещё на одну ступеньку выше. Муж-
чина втиснулся в автобус, и мы с ним практически стояли на одной ноге.
Двери закрылись, автобус тронулся, и все пассажиры, серьёзные и тихие,
поехали к железнодорожному вокзалу.

Смотрю в окно, выглядывая знакомые лица среди редких прохожих (кто
будет ходить вечером по вокзальным окраинам!) И вдруг вижу: идёт впере-
ди слева от нас молодой мужчина в чёрном, даже в чёрных очках. «Олег!» –
мелькнула мысль. Метаюсь, вглядываюсь то в передние, то в боковые стё-
кла, и, наконец, уверенно кричу:
– Мой сын! Олег!
– Мужчина, постучите в окошко, чтобы он понял, что я в автобусе!

Других слов мне не пришло в голову. Мужчина заметался вместе со мной,
все возле меня невольно шевельнулись, а водитель остановил автобус и от-
крыл дверь. Я пролезла ещё выше, мужчина стал на моё место, а сын как-то
ещё пристроился на нижнюю ступеньку, и мы счастливо приехали на при-
вокзальную площадь прямо в тёплые руки таксистов. Я счастливо вытаски-
вала свой багаж из автобуса.
– Ещё две сумки! Возле руля, подайте, пожалуйста, мне, – просила
я, не зная, кого тут надо просить. И водитель, сидя за рулём, подал мне пра-
вой рукой одну сумку за другой, а я из последних сил вытянула их наружу.

Олег подошёл к одному из таксистов, молодому и симпатичному, и через
пару минут мы ехали к нам домой. Погода была скверная: не только серые об-
лака, но и довольно неприятный порывистый ветер всё это время помогали на-
шему настроению. Но мы не поддавались, а я, как всегда, с любовью и нежными
чувствами, сидя рядом с водителем, смотрела на похорошевшие родные улицы,
парки и аллеи. Ехали по улице Ленина, мимо площади, возле моего студенче-
ского общежития, где когда-то я выглядывала из окна на втором этаже, что вы-
ходит на улицу, и видела, как ожидал меня на свидание молодой и элегантный
Жора. А рядом школа № 18, где учились мои дети – Олег и Алла, а я подрабаты-
вала там учительницей языка, литературы и этики. Затем водитель свернул
на Московскую улицу, где проходила почти вся моя жизнь в Бресте. Институт
усовершенствования, заочная школа, мой двор, а направо – торговый центр,
здание телекоммуникации, улица Карбышева, куда ходили дети в садик, буль-
вары Космонавтов и Шевченко, улица МОПРа, строительный институт, Парти-
занский проспект и, наконец, Гаврилова – улица, которую я ненавидела и кото-
рую полюбила вдали от Родины.

25 июля 2013
Одна радость – разговаривать по скайпу с Душаном.
Ремонт зала как бы закончился, но все вещи, в том числе большой шкаф,
столы, столики, кресла ещё не на местах, не говоря о книгах. Не нравится
мне всё это, но как здесь помочь им, моим дорогим и любимым, как помочь
себе, не знаю. И думаю, что если до сих пор не удалось решить эту задачу, так
сейчас я полностью её решить не смогу…

И приходят на ум всякие замечания, которые только на первый взгляд
покажутся не такими серьёзными… Если вы нормальный человек, не богач
и не миллионер, а перед собой видите красивую женщину или девушку, пре-
жде, чем предпринять решительный шаг, постарайтесь посмотреть на неё
внимательно не только на улице, в кино, театре, ресторане и в постели. А по-
смотрите на неё на кухне, как она оттуда выходит, в каком виде и где она
оставит чашку, кастрюлю, корзинку с овощами и фруктами и даже мусор-
ное ведёрко. Загляните в холодильник и запомните, какие чувства вас ох-
ватят. Одним взглядом проведите и заметьте, где и как она оставляет свою
одежду, расчёску и прочее, спеша на работу или выходя в магазин. Обратите
внимание, когда и как она стирает и гладит свои вещи и постельное бельё;
когда и как готовит еду, чистит ли плиту, моет ли посуду и как её хранит. Эти
несколько замечаний вам помогут сделать правильный выбор на всю жизнь.

Недаром в старину, когда шли свататься, впереди бежала нанятая сватья, ко-
торая заглядывала в доме невесты во все углы и делала громкое имя невес-
ты – чистюли или неряхи.
– Я – неряха, ну и что? – с таким вызовом я бы не согласилась никогда.
Вчера ездила на рынок, купила помидоров, мороженой скумбрии и про-
сто поинтересовалась ценами. Спрашиваю у женщины, сколько стоят поми-
доры – красные, малиновые, жёлтые? Помидоры красивые, свежие, в меру
большие, возбуждающие аппетит. Подходит ещё женщина (хороший товар
притягивает покупателя):
– Сколько стоят? – спрашивает.
– Сорок, тридцать, пятнадцать!

Женщина, как ошпаренная, отскочила от тех помидоров, а я узнала
в продавце старую знакомую. И мне она так же ответила. Я не смогла понять
почему так дорого стоят помидоры в Бресте – ведь август на пороге! И когда
я её переспросила, она членораздельно, с расстановкой мне повторила:
– Сорок тысяч, тридцать тысяч, пятнадцать тысяч.

Тогда до меня дошло и стало ясно, что здесь помидоры стоят 4 евро,
3 евро, полтора евро за килограмм. Совсем другое дело – черника. Литровую
банку здесь предлагали за двадцать-двадцать две тысячи. Это за два евро.
С грибами тоже такая приятная история. Беларусь славится своими богаты-
ми лесами. Но всё равно это очень дёшево, пусть простят мне мои земляки,
что сравниваю цены с братиславскими в Словакии. Люди в Беларуси ценят
трудовую копейку и ощущают её дефицит, а также и то, что здесь не с кого
спрашивать больше. А продать-то надо. Так было и в мои юные годы.

Люблю проходить среди товарных рядов и не раз отмечаю про себя, каков
рынок: богатый, дорогой, чистый, культурный, оживлённый, доброжелатель-
ный, угрюмый, уступчивый, жёсткий, праздничный, весёлый… И в каждом
случае родное белорусское слово, как бальзам на сердце. И весь этот фоль-
клор торговцев и покупателей, их весёлые и грустные, порой угрюмые и вы-
тянутые лица; боевые и ловкие, красивые и привлекательные женщины, с их
шутками и улыбками, яркими одеждами и привлекательным товаром. Чело-
век, который хочет купить, не к каждой из них подойдёт, а подумает и решит,
выберет, с кем будет ему лучше и приятнее общаться и у кого легче покупать.

Жемчужиной этого дня была прогулка по улице Советской, богатой
на всевозможные архитектурные конструкции домов, домиков и зданий.
Широкая и привольная, с многочисленными милыми глазу кафе, ресто-
ранчиками и ресторанами, уютными павильонами и местами для отдыха,
ожидания встречи, размышления – скамейками и лавочками, пушкинскими
фонарями, памятниками, яркими зазывающими рекламами. На улице Совет-
ской собрались и перемешались эпохи и поколения, и сама она представляет
прекрасный и чистый образ будущих людей города и всей страны. Всё это
проявляется в движении, различных звуках и разговорах влюблённых в эту
улицу, свой город и страну симпатичных и красивых, молодых и постарше,
и совсем ещё маленьких белорусов. Всё здесь перемешалось, слилось вое-
дино: и время, и люди, и звуки, и краски. И всё здесь живо, полно движения
и сил. Вспоминаю слова поэта Я. Купалы:

А хто там iдзе, а хто там iдзе?
У агромнiстай такой грамадзе?
– Беларусы.

Белорусы много пережили и одержали много всяких побед, но кто знает,
сколько ещё им предстоит пройти, чтобы заживить раны прошедшей вой-
ны и перестройки, чтобы их плечи выпрямились и стали сильнее, а руки
перестали кровоточить, и на их ногах была сшита современная обувь свои-
ми мастерами. В любом случае, и сердце, и мысль, и душа твердят воедино:
«Счастья тебе, Беларусь!»

30 июля 2013
Сегодня успешно начались мои процедуры в поликлинике. Ранним
утром на 8.00 я бежала на ИКВ, массаж на 8.30, контроль дыхательных путей
на 8.50, «экстрасенс» на 9.00.

Ведь это прекрасно, верю и надеюсь, что мне станет лучше. Это раннее утро
в моих глазах: пассажиры автобуса выходят, переходят проезжую часть и боль-
шой группой идут в поликлинику: в регистратуру, к врачу, на процедуры. Все
такие красивые и милые, хотя каждый со своим недугом. И я вместе с ними, чув-
ствую уже лучше себя от этой приветливой атмосферы. Мне приятно сознавать,
что в государстве, в городе, и в самой поликлинике заботятся о людях, об их
здоровье и самочувствии. Нельзя при этом забывать, что человек, в первую
очередь, должен сам позаботиться о себе.

31 июля 2013
У меня всё идёт своим чередом: встаю в шесть, умываюсь, одеваюсь, де-
лаю свои физкультурные упражнения, причёсываюсь, побыстрее делаю ми-
ни-макияж, выпиваю чашку чая с бутербродом – на одну из процедур нуж-
но прийти, немного перекусив. А что тут хитрить с едой? Убираю за собой
(показываю всем пример, но уже двадцать четыре года всё без внимания…)
и бегу на остановку, как в молодые годы.

А сегодня ещё внучка встала сразу за мной и проделала всё то же, что
и я, за исключением зарядки. Даже я заметила:
– Как приятно, что мы вместе собираемся в такую рань! (Хотя на самом
деле мы мешали одна другой).

Но надо как-то укреплять хорошие отношения, склеивать их по крупин-
ке, что у меня далеко не всегда получается. А внучка тут же ответила:
– Только жаль, что ты в одну сторону, а я в другую.
– Ни о чём не жалей, – отвечаю я. – Между нами пятьдесят лет, так что
каждому своё…

Она у меня чувствительная, попросила:
– Не говори так, бабушка!
И в лифте мы вместе, только во дворе она побежала на остановку на-
лево, а я умеренным шагом пошла на свою остановку – направо. При этом
подбодрила Алису:
– Если пойдёт дождь, тебя спасут твои длинные волосы!
Как чёрные змеи, они покрывали её плечи, обвивали тонкую талию
и тянулись ниже пояса.

Всё вчера изучив, я прямо пошла на ИКВ. Мне указали кабинку, я зашла
и расстелила свою простынь, разделась до пояса, а медсестра что-то уложила
мне между лопатками, что согревало меня, если учесть приятные, ласковые
движения и тон медсестры. Как только процедура закончилась, быстро под-
хватываюсь, одеваюсь, складываю простынь, сыплю на стол несколько караме-
лек, благодарю и бегу на массаж. Хорошо, что всё рядом, в одном секторе. Там
ещё поджидаю немного, через минут пять-семь приглашают заходить. И опять
расстилаю свою простынь, раздеваюсь до пояса, при помощи маленькой под-
ставки влезаю на стол, ложусь головой в специальное отверстие, а ноги на ва-
лик, и медсестра уже готова со мной поделиться своей энергией, прикоснове-
нием пальцев рук. Стараюсь молчать и только всячески гримасничаю от силы
и от характера этих массажных движений и трюков, исполняю редкие коман-
ды, реагирую на предупреждения, отвечаю на информационные вопросы. Чув-
ствую себя с каждой минутой расслабленной и утомлённой, но свежее и силь-
нее. И третья процедура – «экстрасенс». Доктор-физиотерапевт пообещал, что
это, наряду с первыми двумя, поможет мне бороться со всеми проявлениями
хронического бронхита. Я верю, стараюсь верить и боюсь…

Опять проделываю все те же движения (складываю простынь, одева-
юсь) и со всеми вещами прибегаю назад в сектор электропроцедур, преду-
преждаю, что у меня на 9.00 «экстрасенс», прохожу в девятую кабину, и де-
вушка-медсестра прикладывает мне на левую руку (вчера была правая)
трубочку, похожую на телефонную, из головки которой пробиваются крас-
ные лучи (на них нельзя смотреть!) и десять минут меня лечат лазером.
– Когда перестанет щёлкать, – отложите это в сторону, – учит меня
сестричка, а сама идёт к другой пациентке. Когда звуки прекратились,
я не только отложила эту трубочку, но и поставила её в гнездо на пульте,
откуда взяла её сестра.

На этот раз мне не надо было раздеваться, и я, сложив простынь и нем-
ного поправив свои волосы, одела на себя летний жакет, взяла сумку и от-
правилась на автобусную остановку.

Автобуса ещё не было, а на скамейке, где сидела женщина, лежал боль-
шой серый кот, и ещё было место присесть между ними.
– Хорошо, не надо стоять, да и кота приласкаю, – подумала я и уселась.
Когда я его гладила, приговаривая, кот вывернулся и улёгся на спинку,
принимая мои прикосновения. Вспомнила, что ношу с собой фотоаппарат,
достала, навела, сфотографировала. Пришёл автобус. Ещё раз щёлкнула фо-
тоаппаратом и успела вскочить в автобус, где спросила женщину:
– А как он идёт?
Женщина задумалась, автобус тронулся, а я услышала:
– Идёт по Орловской!

Это мне ответила женщина на мой неожиданный вопрос. А я, спрятав
фотоаппарат, улыбнулась ей, поблагодарила и сказала: «Прекрасно, это то,
что нужно!»
Дома, отдохнув от всех этих приятных моментов, я решила сходить ещё
в социальную защиту Московского района. Увидеться, поговорить, побла-
годарить за внимание и помощь в нужные моменты. Туда я захожу и зво-
ню. Нам нужно быть в контакте. В прошлом году после поездки в Брест
спустя месяц;два я вдруг обнаружила, что у меня оканчивается срок дого-
вора;счёта. По телефону я связалась с отделом социального обеспечения,
а именно с Юлией Николаевной (я её не знала), рассказала ей о своей беде,
что мне неприятно ехать снова, да ещё с пересадкой и такими дискомфорт-
ными условиями на вокзале в Бресте… Попросила помочь мне без моего
присутствия продолжить мой пенсионный счёт. Сказала, что меня у них зна-
ет Елена Анатольевна и другие.

Было очень мило и приятно, что мне помогли и защитили на самом деле.
Спасибо Вам, Юлия Николаевна! Благодарю Вас, Елена Анатольевна! День
был насыщенный приятными событиями. Люблю такие дни.

1 августа 2013
Сегодня по моему предложению зашли к нам дети моей сестры Лены
Оля и Алёша. Лена часто подчёркивала: «Они хорошие дети!». Глядя на них,
я мысленно с ней соглашалась, но не стала их хвалить, чтобы не напустить
порчу. В Алёше уже внутренне живёт француз, но белорус только подвинул-
ся – места хватает!

Причёска французcкая, речь из уважения к нам – русско-белорусская,
свободная, умная, в меру шутливая, весёлая. Старается вести себя без аф-
фектов и жалоб. Похвалился, что у него уже есть разрешение на французcкое
гражданство. И белорусское хочется оставить. Этот вопрос гложет всех, кто
остался в чужой стране.

Вспомнился его приезд ко мне в Братиславу, как мы расшифровали слова:
– Тётя Соня, как расшифровать «Братислава»?
Не задумываясь, я тогда ему ответила:
– Брат и Слава!

Помню, как ему это понравилось: ведь его отец Слава – Ярослав!
А я и сейчас улыбаюсь, вспоминая этот момент и теперешнюю нашу встре-
чу. А в другой приезд любопытство тоже не оставило Алёшу. В этот раз он
спросил меня:
– А как расшифровывается слово «летиско» (аэропорт)?
– Лети, скот! – сказала я ему без запинки. И опять мы с ним тогда долго
и весело смеялись. Можете мне верить: и сейчас я смеюсь или просто улыба-
юсь. Чтобы Алёшу поддержать морально, я не утаила, а сказала, что видела:
– В этот раз я вижу в тебе белого лебедя (о котором мы говорили в его вто-
рой приезд в Братиславу). Только крыльев ещё нет у него. Вот когда доведёшь
до конца детали, тогда ты превратишься в белого лебедя окончательно.
Моя сестра, а его мама, отец и все родные и близкие хотели бы его ви-
деть со своими детьми. Годы проходят, не ожидают. Алёша согласился, по-
нимает. В этот раз я ему запустила ещё одну фразу, которая, надеюсь, будет
поддерживать его в жизни:
– Большому кораблю – большое плавание! – перечислив его поиски сво-
его места дома и за границей, сказала ему.

Разговор был приятный, и это всем облегчило встречу. Олег что-то по-
ставил на стол, Алёша и Оля есть не хотели, они принесли торт и шампан-
ское. Мы не виделись более десяти лет и были рады нашей встрече. Между
тем я с Ольгой пошла в спальню и заставила её выбрать подарки: приме-
рить, сходить на кухню на обзор и за мнением.
– Буду уже тебе привозить подарки, а ты будешь заезжать ко мне в Брест
за ними, – сказала я Оле, обнимая и жалея.
Оля – скромная, хорошенькая и очень вежливая молоденькая женщи-
на, замужем, живёт в Минске с мужем Сергеем и сыном Ильюшей. Ильюше
четыре года. Вместе с мужем окончили строительный институт, работают,
получили квартиру. В Минске живут родители Сергея. Я ей припоминаю, как
хорошо было, что послушалась почти во всём маму; кто и что мама для них
и для неё лично; а сейчас пусть покажет папа, какой он хороший. Уже нет
за кого прятаться…
– Пусть своим детям будет отцом и помогает им, – в заключение говорю
ей. Оля сквозь слёзы улыбается, она немного ошарашена моими скромны-
ми подарками, а я ей объясняю: – Я и раньше тебе привозила что-то. Но ты
не приезжала к нам, а я передавать не хотела и автобусом развозить не буду…

Присели за стол, пришла Алиса. Съели по кусочку торта, вспомнили,
как внезапно умерла Лена, и слёзы пробили себе путь у каждого из нас. Ни-
кто о таком не думал и не гадал, никто такого не желал. Но уж этого у нас
не спросили… Сделали несколько совместных снимков.
– А ты замуж собираешься? – спросил Алёша Алису, посмотрев на неё
с ног до головы.
– Нет, – скромно ответила Алиса, глядя на стол. Они с Алисой, наверное,
только познакомились, и было видно, что понравились друг другу. Алиса
продолжала: – Сперва машина, потом квартира, тогда замуж…

Все замолчали, а я и говорю:
– Да и университет надо окончить.
– А сколько ещё осталось? – спросила Оля.
– Год, – ответила Алиса.
Ну, а бабушка, сердце горячее, спросила:
– А когда это у тебя (у вас) квартира и машина будут? Как поседеешь?
Ни Олегу, ни Алисе мой вопрос не понравился.
– Бабушка меня замуж выдаёт, а я не тороплюсь, – окончила разговор
с достоинством Алиса.
На прощанье дала им денежку – по триста тысяч. Оля и Алёша покрасне-
ли, не хотели брать.
– Мне не надо, тётя Соня, у меня хорошая зарплата, уже работаю тренером.

А Ольга совала молча мне их назад.
– Мне очень приятно, что вы такие самостоятельные и успешные, но уж
возьмите – это немного. Кто знает, что дальше, а это как память…
Наконец, всё было так, как задумано, а я Алёше подчеркнула:
– Всё-таки тебе эти могилёвские дорожки помогли, я рада.

Дети (Алёше 38 лет, Ольге 29) поторопились к отцу, к своему дому,
да и на кладбище надо зайти. А Ольга в Минск после обеда уезжает. На дру-
гой день мне позвонила Ольга и виновато сказала:
– Тётя Соня! Я забыла у вас в прихожей пакет с подарками. Алёша при-
дёт забрать и пошлёт их почтой.
– Подожди, Олечка! Я посмотрю!

На самом деле, среди других отложенных вещей, наверху лежал пакет
Оли.
– Олечка, ты мне скажи свой адрес, я сейчас же пойду на почту и пере-
шлю тебе, – сказала я ей.

Этим, как мне показалось, я обрадовала немного племянницу, и, записав
её адрес, пошла на почту (рядом, почти во дворе) и послала ей пакет. Я это бы-
стро оформила и послала, но подарки Оля долго не могла получить – больше
десяти дней. Позвонила мне, а я ей сказала номер квитанции и посоветовала
позвонить в их минское почтовое отделение, узнать в чём дело, ведь всякое
бывает… На другой день Олечка радостно выдохнула мне в телефон:
– Спасибо, тётя Соня! Уведомление о посылке пришло!

С Олей общаюсь по скайпу и в одноклассниках, передаю приветы Алёше,
и хочу, чтобы они чувствовали во мне что-то родное, что осталось, возмож-
но, от их мамы.

2 августа 2013
Как будто в той сказке, что повествует, как приехали гости к своим друзьям
или родственникам: на первый день угощали их едой и приятными разговора-
ми; на второй атмосфера изменилась: вместо приличной беседы между хозяе-
вами перед гостями начали вспыхивать ссоры одна за другой. На третий – они
начали биться между собой, да так, что и гостям попало. Нечего было делать,
и гостям пришлось убегать, не солоно хлебавши, чтобы спасти свою шкуру.

А я-то и в гостях, и нет – я у себя дома, в своей квартире. Когда приезжаю
в Брест, меня встречают на вокзале и дома за накрытым столом; раздаю по-
дарки, обмениваемся мнениями; мне всегда приятны минуты, когда я вижу,
что я угадала вкусы и желания своих взрослых детей – сына, невестки, внуч-
ки, даже Мироновне всегда знаю что привезти из Словакии. Я счастлива,
что они улыбаются, довольны, благодарны, и никогда не пропускаю такие
прекрасные мгновения. А на другой день замечаю пыль и немытую посуду
и другие нерадостные и неприятные детали.
– Да, София Ивановна, я – неряха, ну и что? – заявляет мне иронически
невестка.

Марина Николаевна прямо из кухни идёт по своим делам или на работу.
Молодая и красивая, причёсанная и накрашенная, со вкусом одетая, бросает
мне на ходу слова:
– Приезжает сюда, как королева, а я ей за прописку плачу!

Свою трёхкомнатную квартиру в Барановичах невестка сдаёт, а в моей
в Бресте живёт с моим сыном и их дочерью Алисой. Алисе уже двадцать
и у неё хорошие планы и дела. Только не знаю, каковы её мечты, и, вообще,
мечтает ли она? С малого мы с ней вместе: проводила её в первый класс, сле-
дила за её успехами и старалась пробудить в ней мечту. Всё, чего достигла
Алиса (учёба и работа), меня радует, и я думаю и верю, что так будет дальше.
Пусть поможет нам Бог.

Собираюсь ехать в родную деревню, спешу увидеться со всеми, кто мне
дорог и близок. Не могу найти свои летние белые модные туфли к новому
платью, что надену, когда пойду в церковь. Это же надо! Когда приехала, по-
казывала их Алисе, когда разбирали подарки, а сейчас нигде не вижу, не при-
думаю, в которой моей сумке, мешочке они могли быть, если всё уже я про-
верила по всем возможным местам. Где они спрятались от меня? Взваливаю
сумку на плечо и выхожу из дома, так и не найдя свои туфли.

На остановке стояли две женщины и пристально смотрели на меня, ког-
да я переходила дорогу. Скорее всего, их внимание привлекла эта моя боль-
шая чёрно-рыжая сумка, в которой было несколько моих вещей, чтобы пере-
одеться, подарки для маленькой Полинки, её маме, Оксане, Ивану и всем, кто
окажется при мне. Когда я перешла дорогу и пришла на остановку, я узнала
Лиду и её дочь Настеньку. Ещё в прошлом году Лида и её мама рассказывали
мне, какая Настя трудолюбивая, и стремится учиться, как быстро и хорошо
овладела английским языком и нашла себе интересную работу по своему
профилю. Я Настеньку видела маленькой – лет семи, когда мы ехали в трол-
лейбусе из центра города на Восток. Сейчас мы вместе поедем в троллейбу-
се до центра, а Насте уже немногим более двадцати лет. Мне приятно в ней
видеть и представлять образ маленькой черноглазой девочки с пышными
тёмными волосами, которая так внимательно прислушивалась тогда к на-
шему разговору с её мамой. Я узнала в ней ту девочку и спросила её:
– А ты меня помнишь?
– Да, – ответила Настя, – помню.

Подошёл троллейбус, женщины помогли мне войти с моей сумкой, из-
винились и оставили меня. За руку Лида держала двухлетнего сынишку
от второго брака (это символ счастья, о котором я тогда Лиде горячо гово-
рила и внушала ей надежду и веру в будущее) – брата Насти.

На их место ко мне продвинулся высокий, симпатичный мужчина и на-
чал со мной разговаривать, а я его слушала и соглашалась, стараясь больше
молчать. Вдруг перед остановкой МОПРа из передней части салона троллей-
буса к средним дверям подошла женщина.
– Раиса Владимировна! Раиса Владимировна! – громко позвала я её.
Женщина, не торопясь, оглянулась на мой голос, посмотрела вопроси-
тельно на меня, и вдруг вся засветилась улыбкой изумления и радости: бро-
ви её поднялись ещё выше, а из карих серьёзных глаз высыпались искорки
радостной улыбки и счастья неожиданной встречи.

Раиса Владимировна – моя однокурсница по литературному факульте-
ту в Брестском пединституте. Мы с ней никогда не были близки ни в учёбе,
ни в дружбе, ни в идеалах. Но когда я однажды, уже будучи в Словакии,
обратилась к ней за помощью, она не отказала, а сделала всё возможное,
что было в её силах. Уже более десяти лет мы с ней не встречались – она
ушла с работы на пенсию, а её домашнего адреса я не знала. В университе-
те я узнала её нынешнюю фамилию, но мне всегда было достаточно деви-
чьей.

Раису Владимировну я интенсивно разыскивала последние три года.
Богу было угодно, чтобы мы опять сошлись и увиделись, обменялись новы-
ми адресами и телефонными номерами. Раиса Владимировна – одна третья
часть истории моей жизни с детьми, когда я уехала в Словакию. Отдаю свои
долги, стараясь добрым словом вспомнить эти тревожные, неспокойные
дни, месяцы и годы.

Раиса Владимировна уже вышла из троллейбуса, попрощавшись
со мной, а я, подъехав ещё две остановки до конечной, выхожу из троллей-
буса, перехожу дорогу, иду по мосту, карабкаюсь, тащусь, задыхаясь, вверх
по ступенькам, чтобы пройти к билетным кассам, а потом и к поезду. В кассе
покупаю льготный билет по пенсионной книжке, прохожу большой отрезок
пути по перрону, затем через тоннель выхожу на третий путь.

Чувство одиночества только охватит меня, так сразу же и отпустит. На
перроне спрашиваю мужчин, чтобы уточнить, не ошибиться:
– Ожидаете на Минск?
– Да, на Минск, – отвечают мне хором и с любопытством посматривают
то на меня, то на мою сумку.
– Я тоже, – говорю им, широко и радостно улыбаясь.

Дорога, как хорошая знакомая, гладит меня и успокаивает, снимая пе-
чаль, как бы старается мне сказать, что всё будет хорошо, как у людей.

А я смотрю в окно и думаю, что сейчас меня одолевают совсем неподходя-
щие мысли. И как бы я ни хотела, они не отступают от меня: живу в Слова-
кии, квартиру имею в Бресте, а в ней живёт мой сын с женой и дочкой, моей
внучкой. И мне там места, как будто нет. Родной дом в родной деревне стоит
обиженный и недоступный, печальный и заброшенный. А я одна осталась
из нашей семьи, как последний из могикан. И мне не хочется умирать в чу-
жой стране, хочу вернуться домой, на свою родину…

Проезжаю Ивацевичи, и свои мысли обращаю на мельчайшие детали, ко-
торые уже передо мной, совсем близко: «Наверное, Ваня уже из деревни едет
за мной на станцию Лесная! Как мы встретимся? Где остановится поезд?»
Я знаю, что Ивану не будет трудно меня узнать: моя шляпка сразу засиг-
налит ему. А я его узнаю в тысячной толпе.

Высокий и рослый, могучий Иван, с чёрной и пышной шевелюрой, пока-
зался мне на немноголюдном перроне за метров триста-пятьсот. Мы вдвоём
торопимся друг другу навстречу, обнимаемся, даже целуемся в щёчку. Он
берёт мою сумку, и мы с радостными улыбками и оживлённым разговором
идём к его авто, загружаемся и едем в Подгорную к нему, где живёт теперь
Иван с Оксаной – хозяйкой, а время от времени приезжают к ним их уже
взрослые дочери из Минска.

Смотрю на знакомый лесной пейзаж, обнимаю глазами стройные сосны
и белые, нарядные берёзы, зовущую вперёд дорогу и со щемящими чувства-
ми горечи и любви готовлюсь к встрече со своим домом, соседями и друзьями.
Непривычно мне сейчас заехать в деревню и сказать всем или просто чувст-
вовать, что из всей нашей семьи я осталась одна: непривычное и неприятное
чувство этого фатального одиночества охватило и не покидает меня.

И вот мы в гостеприимном дворе. Встречает нас Оксана, их дочь Катя,
маленькая внучка Полинка (у бабушки Оксаны на руках), вся сонная, ро-
зовощёкая. Её мама в Минске сдаёт вступительные экзамены в медицин-
ский институт. Мы все уже, как родные. Я всегда знаю и чувствую, что у них
и с ними я могу быть сама собой и что нас объединяет не только уважение,
но и любовь, родство душ.
– На минутку пройдусь, – говорю им, а сама, поставив сумку в доме и взяв
с собой фотоаппарат, иду через дорогу к своему дому, останавливаюсь у ка-
литки, смотрю на него, здороваюсь с ним. С трудом открываю калитку, вхожу
на свежескошенный двор (Ваня к моему приезду скосил бурьян), заглядываю
в каждое из окон со двора, ступаю на крылечко, как бы заходя внутрь, загля-
дываю, открыв калитку, в сад, в летнюю кухню, которая едва стоит, вот-вот
упадёт. Иду дальше к хлеву и маленькому сарайчику, выхожу за пределы дво-
ра, окидываю взглядом заросшее бурьяном картофельное поле, в начале ко-
торого у куриного домика стоит открытый настеж, как-бы приглашая зайти,
туалет. Подхожу, заглядываю, закрываю, фотографирую. «Возвращаться к со-
седям пора (домой!)», – говорю сама себе, обращаясь к моему дому.
Справа у забора, что отделяет соседский двор, небольшая скамейка. Сто-
ит, как всегда, как бывало. И, кажется, что сейчас на неё присядет отец и за-
курит свою папиросу, а к нему на несколько минут подсядет мама, и, улыба-
ясь, спросят меня:
– Ну, как там живёшь в Словакии? Не пора ли домой возвратиться? Дом-
то пустой, без хозяина, хиреет…

Постояв у скамейки, я им отвечаю:
– Что написано пером, не вырубишь топором…
А из соседнего дома, через огород, пробивается ко мне молодой мужчи-
на, так похожий на моего одноклассника Федю. Поздоровались.
– Спасибо, что подошли ко мне. Так всегда ко мне подходила тётка Пав-
лина, – говорю я ему, – ваша бабушка, как могу догадаться?
– Да, – отвечает, – я Федин сын.

У нас завязался разговор, тем было предостаточно, но надо было идти
к хозяевам, и я его спросила:
– Можно Вас сфотографировать?
Молодой муж замялся, а я, увидев это, нажала на него:
– На память…

Его лицо смягчилось и прояснилось улыбкой, и он разрешил мне сде-
лать фотографию. Сейчас жалею: как это у меня не блеснула мысль, чтобы
он сфотографировал меня на фоне родного дома! Какая простая, но необхо-
димая мысль, а вовремя не пришла! Жаль. В будущем будем мудрее, если Бог
позволит…

Попрощавшись, я пошла в хозяйский дом под шум, как тихий плач,
яблоньки и сливы у самой дороги, что когда-то ещё посадила мама, закрыв
калитку, которая упрямилась и не закрывалась, как будто уговаривала
не уходить, а остаться и навести здесь порядок, вдохнуть жизнь в эти окна
и двери, в этот двор и сад, в этот дом.

У своих хозяев привожу себя в порядок с дороги, разбираю и раздаю
скромные подарки Ивану, Кате, Оксане и маленькой Полинке. Она у нас
сейчас выглядит, как принцесса. Вместе пообедали, обменялись новостями,
замечаниями, рассказами о проблемах, и, как всегда в день приезда, пошла
на кладбище – поклониться родителям, посмотреть на родной деревенский
пейзаж. Зашла к Любе Аркадиковой, поздоровались, угостила её сладостями
из Бреста, посидели вместе, поговорили о себе, о жизни.
– Держитесь, Любка! К кому же я зайду? – на прощанье сказала я ей
и пошла на кладбище.

Шла и фотографировала дома и дворы в цветах и подсолнухах, гнездо
аиста, которое в прошлом году как-то не зафиксировала, а на скамейке уви-
дела женщин, остановилась, поздоровалась с ними, поговорили… Вышло
это у нас без особого труда. Я их узнала и вспомнила, ну, а они ещё не забыли
Соню Вайсову… Поторопилась навестить могилки, а женщины пригласили
меня прийти завтра в церковь.

На кладбище быстрее, чем в прошлом году, нашла могилки родителей
с оградкой, постояла, помолилась и призналась: тяжело мне быть одной;
один Бог у меня защитник, и, верю, что поможет мне в жизни и в смерти.

Зашла и поклонилась могилкам тётки Марьи и дядьки Александра, дядьки
Павлюка и тётки Любы, Кати-Полячки – Ириной, моей подруги, маме. Ещё
мне надо навестить и поздороваться с Катей Ековой. «Она меня уже из дома
не выпустит. Нужно отметиться у хозяев», – решила я. Катя, как и в прошлом
году, вцепилась в меня глазами, словами и руками. За чаем, что вместе при-
готовили, рассказывала о себе, что начала видеть ещё хуже и как ей тяже-
ло сносить эти, уже старческие годы. О своей поездке в Америку, куда после
войны попала её сестра Фаня. Показывала фотографии с Фаней и её мужем,
а я восхищалась её умом, смелостью и красотой. Как и в прошлом году, она
опять (дай ей Бог здоровья!) застилала себе и мне постели, а я ей говорила,
как переживаю за неё и молюсь. Утром я ей сказала, что есть не буду – пойду
в церковь. С её одобрения, я поторопилась к своим хозяевам, чтобы переодеться
и собраться.
– Пошли за мной Оксану! Я тоже пойду в церковь! – сказала мне моя до-
брая и милая соседка.

3 августа 2013
Ещё вечером от Кати я позвонила директору школы Владимиру Борисо-
вичу, сообщила что я в Подгорной и мы можем встретиться, увидеться и по-
знакомиться. Владимир Борисович – мой первый читатель и, можно сказать,
ценитель, мог бы быть и критиком моих страничек из дневника. Он сказал
мне по телефону, что завтра, в воскресенье, не сможет, так как будет в цер-
кви (исполнилось десять лет со дня смерти его мамы), и нашу встречу мы
наметили на понедельник, на день моего отъезда.

Когда зашла в церковь, сразу же у двери меня встретили вчерашние
соседки-собеседницы, и мне это было приятно и мило. Они показали, где
я смогу купить свечи и заказать панихиду. На пути за свечками я здорова-
лась и раскланивалась со всеми, хотя многих уже не узнавала. Нет сомнения,
что многие узнавали меня. Я сразу узнала директора школы, хотя он пред-
ставляет третье поколение большой и почётной семьи Сэсков. Вся его фигу-
ра, голова и особенно глаза говорили, что это родственник Павлика, Насти
и Аркадика. Как и договорились по телефону, мы только тихо поздорова-
лись, и мне было вдвойне приятно, что мы увиделись и узнали друг друга.

Нет сомнений, что я до конца своей жизни буду вспоминать и благословлять
своё решение прийти тогда в церковь. Я покупала и ставила свечки, зака-
зывала панихиду. Ко мне подходили мои подруги, знакомые и друзья моей
юности. Мы узнавали друг друга, жали руки, обнимались.

Вдруг ко мне подошла средних лет женщина. Её лицо мне показалось
знакомым, но я не могла вспомнить, откуда.
– Кто Вы? – спросила я.
– Сестра Дмуховского, – ответила женщина, и здесь я поняла, откуда она
мне такая с виду знакомая. Это сестра Дмуховского Коли, и, хотя я её никогда
в жизни не видела и не разговаривала с ней, она показалась мне знакомой,
потому что сильно была похожа на брата…
– Николая Васильевича, с Доброго Бора?
– Да, – немногословно, глядя на меня с какой-то чудной улыбкой, – ска-
зала она.
– Это моя первая любовь, – сказала я.
– Да, – подтвердила женщина.
– А он где живёт? – спросила я.
– В Жлобине.
– Передайте ему большой от меня привет, – попросила. – Вы не уходите
просто так, оставьте мне его адрес, телефон.
– Пожалуйста! – с улыбкой и изумлением, а также радостью и счастьем
ещё раз попросила я.

Думаю, если Бог поможет, мы с Николаем встретимся. Мне хочется ещё
раз посмотреть в его голубые глаза, пожать руку и сказать ему нежное:
«Прости…» Мне хочется увидеть в нём нашу юность, прикоснуться и ощу-
тить нашу современность. Сестра Коли оставила мне адрес и телефон, и мне
уже ничего не остаётся, как поздравить его с Новым годом и установить
между нами контакт. Ко мне подходили многие женщины, которых я всегда
любила и помнила, а в церкви узнала не всех. Конечно, годы нас изменили
и было трудно мне, глядя на симпатичную чернобровую женщину, чуть по-
моложе меня, узнать мою Надю Гончарук, в юности с которой я так любила
поговорить о школе и других делах.
– А Вы кто? – спрашиваю я женщину, и своим вопросом уже ей говорю,
что я не узнала её. Прости меня, Надя. Я очень рада, что мы встретились
и так напомнили друг другу о себе.
– Ты меня узнаёшь, Соня? – спрашивает меня высокая, светловолосая,
спокойная, красивая моложавая женщина.

Смотрю на неё, на шаль, покрывающую светлые волосы, смотрю в её
чёрные глаза, полные внимания и интереса, и кратко отвечаю:
– Нет, а кто Вы? – виновато улыбаясь, спрашиваю её.
– Таня Кузнецова! – отвечает. – Таня! Ой, Танечка, спасибо тебе, что по-
дошла, спасибо. Какое счастье, что я тебя вижу! Я тебе позвоню, мы должны
встретиться, что ты на это скажешь? – спрашиваю Таню, и она соглашается:
– Конечно, обязательно!

Тогда в церкви я увидела многих дорогих моему сердцу друзей и подруг,
знакомых, соседей. Проходя возле них, здоровалась с ними, жала их руки,
обнимала их, целовала и многим говорила:
– Как я счастлива, что Вас вижу, что Вы живёте!
– Сонечка, ты так змянiлася, – сказала мне Женя Войтеховская, а я ей
не успела сказать, как она похорошела, совсем молодая и румянец из-под
кремовой шали так молодит и украшает её.
– А Вы кто? – спрашиваю следующую, немного согнувшуюся, женщину
с палочкой, которая также подошла ко мне. Если бы я внимательнее посмо-
трела, я узнала бы в ней Настю, с которой уже здоровалась.
– Настя, – отвечает, – ты же со мной здоровалась, – с укором смотрит
на меня и говорит мне Настя, та самая Настя из большой родни директора.
– Настенька, прости меня, – обнимаю её, – спасибо тебе.

Когда все расходились, я не могла быть с ними – осталась вместе с ди-
ректором, Настей: мы заказывали панихиду, и ещё более часа стояли в цер-
кви со свечами в руках и вместе с батюшкой молились за наших дорогих
усопших. Когда всё закончилось и в церкви никого не осталось, я набралась
отваги, подошла к батюшке и попросила позволения сфотографировать
церковь изнутри. Батюшка был молодой и современный, он не делал ника-
ких проблем по поводу моей просьбы, а когда я не могла открыть камеру,
опять подошла к нему с просьбой помочь. Мне было немножко неудобно,
но интересно: «Поможет или нет?» На службе говорил, чтобы все друг другу
помогали и к тому, кто нуждается, чтобы не были равнодушными, не прохо-
дили мимо… Конечно, моя просьба о помощи имела совсем не тот характер,
о которой в своей проповеди говорил батюшка, и я это вполне осознавала.

Какая радость меня наполнила, когда батюшка, выслушав меня, настроил
мне фотоаппарат и я, поблагодарив его, смогла сделать несколько снимков.
Если Бог даст, у меня есть план, батюшка, наверное, поможет мне в тре-
тий раз.

4 августа 2013
По дороге из церкви домой я остановилась у кирпично-красного дома
с таким же тёмно-красным забором, отделяющим дом и двор, заполненный
красными циниями и гладиолусами, а также высокими жёлтыми цветами,
от дороги, возле самого забора, как при многих домах, стояла скамейка та-
кого же тёмно-красного цвета.

На скамейке сидела женщина пожилого возраста в сиреневом свитере
и голубой косынке, а из неё пробивались на невысокий загоревший лоб чёр-
ные, с густой сединой волосы, которые ещё больше подчёркивали голубиз-
ну и чистоту глаз женщины. Я поздоровалась с ней и спросила:
– Как Вы поживаете?
Женщина не спросила у меня, кто я, может, уже знала, что приехала Соня
Вайсова, сказав мне:
– Добра. Ды Вы прысядзьце на хвiльку, – и продолжила: – Жыву са сваiмi
дзеткамi ў дзярэўнi. Кожны на сваiм. I мяне даглядаюць. Усе прыходзяць
да мяне: i свае, i чужыя. Во, паглядзi на тую хату! Ніхто там не ходзiць. Адзiн
жыве. Да мяне iдуць вады набраць, лапату папросяць, серп цi сякеру. А ён: «Вя-
дро разаб’юць, лапату не прынясуць!» А я ўсё даю. Бярыце, бярыце, гавару, што
трэба. I бяруць, i прыносяць, i дзякуюць мне. З усяго сяла да мяне людзi iдуць.
Я не удивляюсь и понимаю, что тётка Люба (Маланка) говорит правду.

Напротив её дома кладбище, и многим, кто туда зайдёт, всегда что-нибудь
понадобится. Понимаю, с какими чувствами они приходят и уходят с этого
просторного двора.
– Бог усiм людзям ваду дараваў, хай бяруць, i вёдра няхай б’юцца. Абы
да мяне людзi хадзiлi. I бяруць, i прыносяць, i на места паставяць, а я iм: бя-
рыце, бярыце, усё, што трэба, бярыце. Як карабель па вадзе плыве, так абы
да мяне людзi хадзiлi.

Тётка Люба (Маланка) вздохнула, улыбнулась и снова указала мне
на хату слева:
– Паглядзi, там усё травой зарасло i прайсцi там няможна. Жыве сабе
адзiн i нiкога яму не трэба, а вады не дасць набраць са студнi… Вядзёрка
разаб’юць! – гаворыць.
– А яшчэ табе скажу, як цяжка нам у лесе жылося: дзеткi маленькiя –
трое, чацвёрты на руках i я з мужыком. А тут пераязджаць, кажуць, у дзярэў-
ню, дом строiць. А з чаго? Адзiн прыехаў, паглядзеў, гаворыць: «Вы сама па-
едзьце ў райвыканкам з дзецьмi». А што? I паехала. З калыскай за плячамi.

Там мяне ваенны запынiў, пазванiў начальнiку, прапусцiлi мяне. Пра ўсю
сям’ю распытаў i сказаў: «Выпiсаць ёй талон на дзерава». А было ў нас тры
каровы, прадалi iх i ўсе грошы на гэты дом аддалi. Так i пабудавалiся. Мужык
памёр, дзяцей вырасцiла. Добрыя ў мяне дзецi, ласкавыя да мяне. Ванька i
яго жонка-вучыцелька – залатыя. Да мяне прыдуць, парадкi мне паробяць,
паўмываюць, есцi навараць. А як я зайду да iх, так не ведаюць дзе мяне па-
садзiць, чым пагасцiць. Нiколі слова дрэннага не пачула – калi разам жылi i
яны будавалiся. Старэйшыя таксама дамы паставiлi…
– Я немного знаю Ваших детей, – поддерживаю разговор с тёткой Ма-
ланкой. – Вот Ваша дочь, что напротив нашего дома живёт, очень вежливая
и милая.

И рассказываю ей, как в прошлом году, под вечер, я возвращалась к сво-
им хозяевам, а на скамейке, возле кирпичного дома у дороги, сидели две
женщины, с которыми я поздоровалась, и одна из них меня спросила:
– А кто Вы?
– Ваша соседка, – ответила я.

Женщины удивлённо рассуждали вслух: из какого дома я здесь по сосед-
ству? Я им дала простор для фантазии. Молоденькая, с короткой причёской
быстро перечислила и поименовала рядом и напротив стоящие дома и по-
дошла к нашему (моему). Тогда я им сказала:
– Да, я – Вайсова Соня.
Молодая подбежала ко мне, обняла и спросила:
– А где Вы остановились?
– У Оксаны с Ваней, – ответила я им.
– Это была Ваша дочь, – говорю я тётке Маланчихе.
– Яна бедная. Мужык яе памёр, а дзяцей трэба расцiць. Сама, як былiнка
ў полi, – вздохнула тётка Маланка.

Ещё мне рано идти к моему гостиному двору и в дом, смотрю на тётку
Любу и спрашиваю:
– А как детей-то растили, денег не было?
– Грошай не было ў нiкога, – говорит тётка Люба. – Вунь, Каця Сакатуна-
ва гаворыць мне раз: «Мой усё п’е i прапiвае. Хлеба няма за што купiць!». Я ёй
на гэта: «А ты тваражок прыпраў, сама ёй клiнчыкi такiя малыя дала, якраз
на руку (показывает ладонь, выставивши пальцы вперёд), сырчыкi парабi,
ражанку прыпраў, у саганкi налiй, яйкi дзясятак-два назбiрай. Паедзем, па-
прадаем у Слонiме. «I раз сабралiся, пайшлi. Яна хустку з галавы зняла, раз-
лажыла на яе гэтыя сырчыкi, саганкi з ражанкай паставiла. А я стары абрус
разрэзала на такiя квадратныя паўмятровыя кавалкi, абрубiла iх, прамыла
ў вадзе i высушыла, а ў Слонiме паклала на iх свае сырчыкi з маслам, яйкi
кучкамi паўкладала, а на другi – саганкi з ражанкай паставiла. Людзi iдуць i
ўсё мiма Кацi, а ў мяне той неча купiў, другi прыпынiўся. За нейкую гадзiну-
паўтары – няма тавару! «Маланка, дык Маланка», – гавораць мне падружкi.

А я ўжо да дзяцей лячу, булку, хлеб iм купляю, нясу! – говорит мне с улыбкой
тётка Люба.
– Вы уже старались оправдать эту прозывку – «Маланка» и перед собой,
и перед другими? – спрашиваю и утверждаю я.

Тётка Люба соглашается со мной, её голубые глаза блестят и отражают
спокойствие и мудрость.
– А сколько Вам лет? – спрашиваю.
– Многа, ой многа. Ужо за восемдзесят…
– Вы хорошо сохранились, радуйтесь…
– Ах, Божачка! Што тут казаць: ужо два гады, як я сама засталася з усёй
нашай сям’i. Два гады назад прышла да брата ў бальнiцу, прысела каля яго
на стульчыку. Гаварылi мы аб усiм патроху. I ўжо хацела iсцi дадому, а ён ска-
заў: «Яшчэ сядзь трошку ля мяне. Ужо ты сама застаешся, сястрычка мая».
Сказаў i галава ўтапiлася ў падушку! Памёр. Паглядзi, хацеў пры мне памерцi,
не дазволiў мне адысцi. Мой браток залаты, я ўжо сама засталася.., – сухо
заплакала тётка Маланка.
– И я одна осталась, – трогаю её рукой.

Люди проходят, здороваются с нами, задерживаются ненадолго Коров
погнали с пастбища по дворам. В церкви готовятся к венчанию, и женщины
приглашают меня прийти ещё раз: «Будет больше встреч», – обещают, зная,
что я хочу видеть своих земляков.

5 августа 2013
Попрощавшись с тёткой Маланкой, тороплюсь домой и думаю, что ка-
ждое её слово, как золото. Не зря у нас в деревне говорят: захочешь собаку
ударить – палку найдёшь! А я скажу: «Захочешь жить – способ найдёшь!»
Когда придёт к вам мечта и прочно осядет в вашем уме, вы будете думать,
выдумывать и делать все возможное на пути к её достижению. И только так
можно идти вперёд по жизни. Дома (у моих хозяев) ожидал меня Иван, и как
только я пришла, обратился ко мне со словами:
– Хоть и барахлит мотор, но в Добрый Бор рискну Вас отвезти, а в Селец
не смогу.
Я утешала его словами:
– Селец может подождать до следующего воскресенья. Буду в Энергети-
ках, может, племянник отвезёт.

Немного поев, я собралась и вышла к Ивановой машине, и мы поехали
в Добрый Бор. Все мои действия и мысли, в первую очередь, привели нас
к Вадиму (родственнику), но с ним так и не увиделись: Иван позвонил ему
на мобильный, оказалось, что Вадим на работе в Подгорной. В другой раз
буду умнее – для чего мобильные телефоны?!

Подъехали к магазину. Здесь можно навести справки о Рае Пытель, моей
однокласснице. Всё здесь мало изменилось, выглядит как и тридцать-сорок
лет назад. Только дома некоторые состарились, а другие, наоборот, помоло-
дели и похорошели. И дом, как человек: его внешний вид вам многое расска-
жет о себе. Возле одного знакомого и постаревшего дома на скамье сидит
женщина. Подхожу к ней, здороваюсь и спрашиваю, кто теперь живёт в этом
доме, где хозяева, дети.

Меня интересует Рая. Но женщина не разговорчива, да и память, как го-
ворит, ей уже не служит. Сказала только, что хозяев нет, а дети иногда приез-
жают. Посоветовала мне зайти в жёлто-зелёный дом напротив, там молодые,
они больше знают. Я угощаю её конфетами, а сама иду к Ивану, мол, поедем
в Старое Село. Но он, чувствуя свою какую-то ответственность за происхо-
дящее, настаивает, чтобы я зашла туда. И я послушалась, не торопясь, иду
по дорожке, по ступенькам – дом на пригорке. Какая-то совсем молоденькая
девушка с голубыми, с поволокой, глазами встречает незваную гостью, ко-
торая и сама не знает, что хочет.
– Хотела бы узнать что-нибудь о Саванцах Николае, Иване, Пытель Рае,
Саванец Елене, – поздоровавшись с ней, говорю я.

Она меня мило приглашает следовать за ней выше, где сидят человек
пять молодых женщин и мужчин, которые, по всему видно, отдыхают здесь
за круглым зелёным столом и такими же стульями, загорают и просто все
вместе приятно проводят время. И смотрятся, как семья, свои. Среди них де-
вочка, как я угадала, – дочь молодой женщины, что привела меня к ним, Нас-
тенька. Женщина сказала, что в доме есть Иван, «он немного старше Вас».
– Я – его зять, – сказал молодой мужчина и улыбнулся.
– Так Вы – его дочь, – сказала я, обратившись к женщине. – У Вас глаза,
как у него, есенинские, – добавила.

Все радостно приняли мои слова, засмеялись, зашумели, а меня пригла-
сили присесть.
– А я – Настя, его внучка, – сказала девочка и посмотрела прямо на меня
своими чистыми голубыми глазами.
Было видно, что мой приход их оживил, они начали мне предлагать всё,
что имели и пригласили подождать:
– Он сейчас придёт с женой из леса, мы ему уже позвонили.

Я вышла на дорогу посмотреть, как там Ваня всё терпит. Оказывается, он
с кем-то заинтересованно разговаривал и внушительно разрешил мне подо-
ждать. Я вернулась к молодым, они уже принесли мне телефон Раи. Прошло
пять, десять, пятнадцать минут, и мы увидели двух людей, что шли со сторо-
ны леса. Все замолчали, притихли, как будто ожидали чего-то невероятного.

А мы с Иваном смотрели друг на друга – и не узнавали один другого. Я всем
сказала: «Он мог быть тем Иваном, с которым мы встречались в Бресте, пока
я не уехала со студенческим отрядом на целину…»
Вспомнила фотографию, где с ним сфотографирована и так уж там
страшно улыбаюсь… А он вдруг сказал:
– Я и сейчас её храню…

Все облегчённо и радостно вздохнули, заулыбались.
– Уже настала пора обняться и поцеловаться, – подбадривали нас, –
с юностью. Ведь уже лет пятьдесят прошло!
Мы обнялись и поцеловались на радость молодым, у меня был фотоап-
парат, и хотя батарея была на исходе, у нас получилось несколько снимков.

Я такого счастья и удачи не ожидала, в этот раз, благодаря Ивану, я получила
столько информации и пережила такую милую встречу. Мне даже интерес-
но, что всё так происходит в моей жизни: моё сердце и мой ум зовут меня
встретиться, увидеться и поговорить с людьми, которые когда-то оставили
в моей душе добрый след, были мне близки, симпатичны. Всё оценить и по-
благодарить Бога за радость встреч и судьбу, за силы, которые помогли мне
и помогают идти по жизни. И хоть нелегка моя дорога, я люблю её и желаю,
чтобы она была, как можно длиннее…

Дальше наш путь с Иваном был недалёк – мы отправились в Малое Село
Доброго Бора. Всегда хочется зайти на тихое, на пригорке у реки, кладбище, над
которым с утра до вечера летом светит и греет солнце, раздаётся клёкот аиста,
а внизу шумит и бежит река. Хочется поклониться своим дорогим и милым сер-
дцу тётке Лизе и Ивану Венедиктовичу, сказать им, что помню их. И как хочется
мне зайти во двор их уютного дома и пройти вниз к реке, опустить руки и ноги
в её воды, умыть лицо, увидеть, как она сузилась и заросла, как будто постаре-
ла… Из машины плохо увидела и не так зашла на кладбище, и как ни пыталась
пройти к могилкам, ничего не получилось. Была вынуждена спуститься по кру-
тому склону на дорогу, где стояла машина. Уже не много времени оставалолсь
до вечера, и я, попросив Ваню потерпеть, пошла вперёд, рассчитывая все-таки
зайти на кладбище. По дороге решила посмотреть на их дом, что скрывался
в густой неухоженной зелени. Хотела пройти во двор или около – невозможно –
всё заколочено, загорожено какой-то металлической сеткой.

Подхожу к соседскому дому. Однажды его новый хозяин (из дачников)
пускал меня по двору пройти к реке, а там и дом тётки Лизы хорошо ви-
ден. Навстречу мне показался мужчина, лет шестидесяти, и я узнала в нём
того же симпатичного хозяина, с которым мы были знакомы. Поздорова-
лась, и мне показалось, что он сегодня какой-то не в духе, да и люди по двору
ходят, наверное, гости – не одни они с женой здесь.
– Здравствуйте! Могла бы я пройти по Вашему двору к реке? – спраши-
ваю я его вежливо.
– А что Вам там делать?
– Да дом хочу увидеть моих дяди и тёти Елизаветы Романовны. Вы
уже раз пускали меня. А жена Ваша приглашала заходить, если здесь буду.
Я из Словакии приехала.

Мужчина не обратил внимания на мои слова, но зацепился за выраже-
ние «моя тётя Елизавета Романовна здесь жила».
– Какая тётя и какая Елизавета Романовна?! – возмущался он.
– Да вот у меня по двору ходит хозяин этого дома, – продолжал он резко
критиковать меня.
– Какой хозяин? – голосом, не допускающим ни капли доверия (все хо-
зяева умерли) словам мужчины, спросила я.
– Да вот этот, – и он мне указал на полураздетого мужика, тоже лет ше-
стидесяти, широкоплечего, полного, лысого, со сверкающими голубыми
глазами.
– Позвать его? Чтобы Вы убедились? – спросил мужчина. Сегодня он
был чрезвычайно неприятный: всё в нём всё отрицало и не показывало ни-
каких признаков доверия, интереса или сочувствия.
– Зовите! – решительно сказала ему, – разберёмся, какого Вы здесь хо-
зяина имеете.
– Коля! Подойди сюда! – зычно и уверенно позвал мой неприятель му-
жика с голубыми глазами.

Ещё всего не поняла и не осознала, только услышала это имя «Коля», как
острая мысль охватила и пронзила меня сверху донизу физически и психи-
чески, и застряла у меня в голове и на языке. Мужчина приблизился, я спро-
сила его:
– Ты Коля?
– Да, – ответил он.
– Корпик Коля?!
– Да, Корпик Коля.

Не сказав больше ни слова, я набросилась на него со своими объятиями
и поцелуями, гладила его щёки и голые плечи, а он меня придерживал и смо-
трел на меня удивлёнными глазами. Мой собеседник не промолвил ни сло-
ва, стоял, как оглушённый.
– Колька, Колечка, я Соня, ты помнишь меня?

Я думаю, что он меня никогда не забывал, как и я его, наши встречи, игры
у его бабушки, а моей тётки Лизы… Хозяин был прав в одном: Коля в доме
моей тётки родился. Когда его отец женился, они все трое жили в этом до-
рогом для нас и незабываемом доме, пока не построили неподалёку свой.
– Колечка, я так боялась, что мы уже никогда не увидимся! – плакала
и смеялась я одновременно.

Все смотрели на нас (в этот день одни чудеса открывались мне).
Кажется, Коля быстро сообразил, кто здесь такой концерт закатил. Он
узнал меня, и сказал моему собеседнику:
– Это моя тётя! – и повёл меня ко всем остальным, кто были во дворе,
и начал нас знакомить: – Это моя жена Людмила. Это моя дочь Оля. Это внуч-
ка Анечка. А это внук Иван. А вот другая наша дочь – Мария.

Не только я, но и он быстро сосчитал годы, что мы не виделись, и всем
радостно говорил, что более пятидесяти лет мы не встречались, что вме-
сте росли, ходили в сад, к реке, что мы просто дружили, а между нами раз-
ница в 4-5 лет. И ещё раз мы проверили, кто мы друг другу: его отец Иван
Иванович был старшим сыном моих тётки и дядьки. Я Иванова двоюрод-
ная сестра. А Коля (Николай Иванович) – мой племянник. Времени у меня
не было – Ваня ожидал в машине, завтра уезжать, да ещё зайти в школу
и к Насте. Посидели немного в беседке, пили чай с вареньем, разговарива-
ли, вспоминали; немного лучше познакомились, и я в нём, в его детях и вну-
ках узнавала дорогих и любимых, которых нежно любила. Пришёл за мной
Ваня. Оказывается, он всех их знает.
– Полковник милиции в Москве, – рассказывал мне по дороге домой
о моём племяннике. – Мы с ним давно познакомились: на просёлочной доро-
ге, когда у него случилась проблема с машиной. Вся семья в машине сидела.
Срочно нужна была помощь. Хорошо, что я был на своей.
– Да, Иван, видишь, как далеко ты достаёшь: и в Москву, и в Брест, и в Минск,
и в Словакию. Хороший ты человек, – говорю ему, ошарашенная этой чудесной
встречей.

Когда прощалась с Николаем и его семьёй, попросила:
– Зайди на кладбище, поклонись и скажи им «спасибо», что помогли
нам свидеться…

Эта великолепная встреча в Малом Селе уже принесла, и, верю, принесёт
ещё много различных хороших чувств, воспоминаний и контактов. Такую
встречу просто так человеку нельзя организовать без телефона или пись-
ма, без договорённости, без желания, без адреса, без плана. О такой встрече
я не могла и мечтать. Только в душе жило чувство протеста и несогласия:
неужели мы никогда не увидимся с Колей? Как это? Я искала его следы в До-
бром Боре, в Минске и в интернете, но безуспешно.

Встреча произошла, и наши связи возобновились – мы сможем увидеть-
ся, когда пожелаем. И нельзя не верить, что на всё есть воля Божия…

6 августа 2013
Такого насыщенного дня, тем более, воскресенья, у меня давно не было.
Невероятно. Как будто кто-то раздвинул леса и горы, звёзды и облака,
сдвинул их и сотворил в этом Малом Селе Доброго Бора так, что на краткое
мгновение мы увиделись с Николаем и его семьёй. Наверное, мы оба так
сильно желали этой встречи, и Бог подслушал обоюдное движение наших
душ и сердец.

Чувствую себя необычайно спокойной, счастливой и богатой, щедрой.
И всё это поддерживает во мне радость того, что мы не потерялись, а встре-
тились и навсегда останемся в контакте.
Общаюсь с дочерями и женой Ивана, восторгаясь, рассказываю им
о своих волшебных встречах с моим детством и юностью. Девочки смотрят
на меня и, наверное, думают:
– Совсем из ума выжила! Надо ей это!

Может я и ошибаюсь, всегда навожу на себя критику, чтобы быть по-
скромнее, хотя бы перед собой, потому что каждый говорит мне в Белару-
си и в Словакии: «Ты, Соня, от скромности не умрёшь!» Сначала меня это
даже огорчало: как это? Я уже так в этой жизни терплю, тружусь, забочусь
и делюсь, а все, как договорились, в одно слово твердят всё то же: «Ty od
skromnosti Son;a nezomrie;!»

В последнее время я решила отбросить хотя бы тридцать-пятьдесят
процентов этой скромности и жить нормально: хотеть, добиваться желае-
мого. Мне это понравилось. Для окружающих ничего не изменилось, а для
меня много: я начала писать, читать, пользоваться интернетом, больше за-
ниматься и интересоваться собой, уплотнять свои права, потому что уже
столько в моей жизни этих обязанностей на мне и во мне, что моим правам
места и времени не осталось, даже в моём сердце и мыслях, не то что в сер-
дцах и мыслях моих ближних и отдалённых.

Я вполне убеждена, что скромность – это хорошее качество, но она так-
же мало (скромно) помогает мне в жизни, не только мне, но и каждому. Если
человек слаб, чувствует себя несчастным или счастливым, нельзя об этом
молчать или скрывать это. С радостью и с бедой хорошо поделиться. Радость
станет ещё большей, а горе сожмётся, уменьшится, и вы на него посмотри-
те с другой стороны, точки зрения деловой: как, например, с ним бороться,
одолеть его?

Шутя и рассказывая им немного о себе, слушая их, радуюсь их успехам,
играю с Полинкой – нашей маленькой принцессой, которая, как мне показа-
лось, в этом году капризнее. Оказывается, зубки у неё растут один за другим.
А здесь и папу давно не видела, скучает: ребёнку требуется тепло и забота
обоих родителей…

7 августа 2013
Живу деревней и знаю, что буду долго вспоминать встречи, разговоры,
солнце и разнообразные цветы во дворах и огородах (целыми загонами),
что притягивают взгляд, приветливо качаясь от лёгкого ветерка, как бы
зазывая в гости. Сочетание самых необычных тонов и оттенков, чистота
и свежесть пробуждает у вас чувство радости, удивления и восхищения. Иду
по улице вдоль деревни, и понимаю, как мне эти обновлённые, чистые до-
мики, как небольшие дворцы, знакомы и дороги.

Влажная асфальтовая дорога, в которой отражается солнце, люди, что
с любопытством и достоинством отвечают на моё «Здравствуйте!» Иногда
останавливаюсь и фотографирую утопающие в цветах дворики и дома, как
сказочные небольшие замки. При этом удивляюсь и фантазирую, что, навер-
ное, все договорились или получили команду посадить и посеять эти вели-
колепные цветы, поставить и покрасить весёлые заборы, напоминающие
цветочные горшки и говорящие о своих хозяевах, об их характерах.

Как прекрасно и романтично было наше свидание с Таней Кузнецовой!
Встретились совсем под вечер, уже начинало темнеть, у самой церкви. Пе-
реговорили о многом, главное, о любви к родному дому, деревне, людям.
И хотя Таня маленькой девочкой с родителями, братьями и старшей сестрой
Людой приехала из России, было по всему видно, что вся душа её заполне-
на любовью и самыми нежными чувствами к своему дому, что строили всей
семьей в рыбхозе; к селу, где каждого узнала и помнила, к лесу и звёздному
небу над ним.

Опять собираюсь идти ночевать у Кати – она одна, места хватает, а за-
втра мне уезжать, но перед тем ещё надо зайти и посмотреть школу, навес-
тить Настю. Позвонила ей и извинилась, что в церкви не смогла поговорить.
– Не хочу так уезжать, рада была бы к тебе зайти, – сказала ей по телефону.
– Заходи, я дома, – ответила мне сердечно она.

Катя меня уже давно ожидала, переживала, где и с кем хожу. На кухне
за чаем я рассказала ей о своих встречах и впечатлениях, а она опять пере-
живала, чтобы я не голодала у неё, на что я ей шутливо и всерьёз отвечала:
– Посмотри на меня, мне ведь худеть надо!
А Катя опять переживала и горевала, и уже тяжело, безрадостно гово-
рила:
– Не только ноги, да и ручки мои бедные болят (когда-то на колхозной
работе поранила кисть руки, как трепали лён), ещё и глаза почти перестали
видеть…

Я обнимаю её и так стараюсь облегчить её боль и горе, говорю ей слова
благодарности и любви, искреннего признания:
– Катенька, моя милая, ты мне как сестра… Не волнуйся обо мне, не ста-
райся так, ты и так постаралась вместо меня при моей маме. Пусть Бог тебе,
Катька, поможет. И мне пусть поможет отблагодарить тебя, моя ты милая,
хорошая, моя ты родная…

Признаюсь, что всегда видела в ней свою старшую сестру и что очень её
любила и уважала.
– И, вообще, я уважала всю Вашу семью: твою маму (бабку Тосю), Ольгу
(сестру), твоего брата Володю, и Полю, и Нюшу, – заканчиваю я и обнимаю
свою дорогую хозяйку и соседку.
– Дай Бог тебе, Катька, здоровья, дай Боже нам увидеться на будущий год!

8 августа 2013
Ночь прошла опять, как и не было, и рано утром спешу присоединиться
к Оксане. Кате обещаю перед отъездом забежать на минутку – проститься.
Переодеваюсь, собираюсь на встречу с моей школой и её директором – пер-
вым читателем моего Дневника. Волнуюсь, как школьница.

И вот я иду по деревне: ноги у меня болят после операций галуксов,
обувь малоподходящая, зато дорога после дождя приятная – асфальт бле-
стит на солнце и как бы подбадривает меня идти вперёд. Иду, здороваюсь
со встречными людьми, с трактористом, что обгоняет меня. Машу ему ру-
кой, думая, что это Федя, мой одноклассник. Уж очень он мне улыбался и ма-
хал рукой. А, может, это Ваня, его сын, мой сосед по дому. Они очень похожи.

Скорее всего, это Ваня. Не может уже Федя ездить на тракторе в 68 лет…
А дальше муж с женой красят забор:
– Помогай вам Бог, – говорю, а они смотрят и не знают, откуда им Божья
помощь является и в чьём лице.
– Спасибо, – отвечают, а я иду дальше и с горечью отмечаю, что на месте
Марусиного дома уже пусто. Ирин стоит, как всегда, приветливый и моло-
дой, хотя его хозяйка (Катя Полячка – мама Иры) уже оставила этот свет…
Машин дом я как бы узнаю и нет (он мне снился несколько раз и берёзы
во дворе). Нет времени пройти во двор и спросить, Иван приказал:
– Где бы Вы ни ходили и с кем – в половине первого Вы должны быть
на месте, здесь!

Тороплюсь и с бьющимся сердцем вижу свою школу и окна учительской,
из которых мои учителя смотрели на меня, когда я шла в девятый класс…
Ориентируюсь размышляя: пойду, как тогда – слева… Несколько шагов
прошла и поняла, что надо идти справа: здесь закрытый двор. Возвращаюсь,
иду с правой стороны, и, ступив на незнакомое мне крыльцо, захожу внутрь,
прохожу по узкому коридору (это всё мне незнакомо). И было бы неплохо,
если бы кто-нибудь встретил меня… Но как всегда, иду, иду вперёд по до-
вольно длинному, узкому коридору и подхожу к главной, старой части моей
школы. Сейчас это как вестибюль. Впереди стоят и сидят несколько чело-
век, среди них узнаю директора, здороваюсь, рассматриваю всё, узнаю все
рабочие и торжественные места: где строилась линейка; проходили вечера,
учительскую, классные комнаты. Директор сам взялся показать мне школу.
– Классы, – попросила я. – А учительскую – первым долгом, – добавляю.

Сердце стучит, как тогда, когда приходилось туда заходить не по своему же-
ланию.

Кажется, что откроется сейчас дверь, и увижу я их в полном составе:
и Ивана Григорьевича, и Софию Савельевну, и Фёдора Никифоровича, Ва-
силия Антоновича, Софью Николаевну, Александра Михайловича, Тамару
Павловну и других. Но всё уже не так. Ещё только начался август, и школа,
чувствуется, готовится к новому учебному году. Пахнет свежей краской. Это
только что покрасили кабинеты и учительскую, которая не на том самом
месте, а неподалёку – справа. Директор открывает мне дверь, чтобы я уви-
дела, как она выглядит сейчас. По-моему, немного уютнее, не бросается сра-
зу в глаза, как контрольно-пропускной пункт. Теперь даже становится по-
нятно, почему я не смогла с дороги по старой школьной тропе слева пройти
в школу. Среди классов обращает на себя внимание кабинет информатики.
Кажется, что всё на уровне – учащиеся имеют возможность жить в мире со-
бытий и взаимосвязей.

Владимир Борисович предлагает заглянуть в его кабинет. Это неболь-
шое прямоугольное помещение, чуть шире и длиннее одного школьного
окна, в котором стоят два стола – один побольше, видимо, директорский,
а другой поменьше (для посетителей) и два стула. Слева от кабинета дирек-
тора до ступенек (с них начинается новодостроенная часть школы) ещё два
класса – и мой взгляд привлекли ученические столы, вместо наших старых
школьных парт со спинками и поднимающимися настольными половинка-
ми. На этом месте за партой я сидела много лет, а в девятом классе со мной
здесь сидела Тихончик Нина, иногда Дейко Коля. Когда кому надо было, мы
могли поменяться местами в рамках школьной демократии. Смотрю на до-
ску – сейчас хорошая, грифельная, вполне новая. Мы любили дежурить
по классу и следить за порядком, за доской. На уроки географии приносили
карту, возле которой мы толпились целые переменки, а на уроках биологии,
когда начиналась тема, здесь долгими временами у окна стоял человеческий
скелет. И в том же окне часто задерживался взгляд с мечтой выйти из этих
стен, чтобы заняться любимым делом и утвердиться в жизни. Столов в клас-
се было немного, шесть-восемь плюс учительский. И столько лет спустя, за-
держав дыхание, я глазами остановилась там, где сидели Тарасюк Мария,
Дмуховская Ира, Кузнецова Люда, Юрени – Евгений и Александр, Юрени Яни
(две), Пытель Рая, Саванец Лена, Саванец Николай («Егорович» – называли
его мы), Дейко Николай, Клеменя Ростислав (Чёрный). Их лица, взгляды,
слова и дружеские отношения – всё в одно мгновение ожило во мне.

Потом директор предложил посмотреть мне школьный музей, и мы
по ступенькам прошли наверх. Я больше там фотографировала, чем смотре-
ла, потому что материал музея богатый и содержательный, и сейчас я боль-
шую часть его имею, благодаря фотографиям. Очень ценная и нужная ра-
бота – школьный музей в моей родной деревне. Он собирает по крупинкам
историю села и его жителей, чтобы люди помнили и знали, кто они и откуда.

Директор скромно заметил, что к осени заканчивают в школе строительст-
во внутреннего санузла и удручённо пожаловался, что в школе ежегодно
уменьшается число учащихся, потому что молодые семьи уезжают в город.
Я же знаю, что такова ситуация не только в Подгорной и в Беларуси, она
в целой Европе.

Ещё раз осматриваю вестибюль школы, где был вход, мастерские, спортзал.
И в глазах всплывает картина: все учителя, а впереди Иван Григорьевич
и Софья Николаевна стоят у учительской, смотрят на построенные напро-
тив ряды классов и в гнетущей тишине ожидают от меня слова извинения
за «сорванный вечер»… Мне приятно было увидеть, а теперь сознавать
и вспоминать мою школу на таком уровне – оснащённой, просторной и об-
новлённой, молодой, полной заботы о растущем человеке…

На прощанье делаю несколько снимков, и с незабываемым чувством
состоявшегося свидания, помолодевшая от нахлынувших, будто оживших,
воспоминаний иду к Насте, стараясь узнать её дом. Предполагая, что я уже
у цели, для верности, спрашиваю соседа:
– Настя в этом доме живёт?
– Не знаю, – неохотно ответил молодой мужчина. – Я приезжий.

9 августа 2013
Наверное, более тридцати лет назад я заходила к Насте по настоятель-
ной инициативе её мужа Григория. И уже иду, не спрашивая никого, по дво-
ру, ступаю на крылечко, захожу в сени, в кухню, а из неё в горницу – нигде
никого, но по фотографиям знаю, что я там, где нужно. Выхожу из дома, иду
налево – там, за зелёными шапками деревьев и кустов, виднеется летняя
кухня. Дверь открыта.
– Так вот где ты спряталась! – радостно и шутя говорю, здороваюсь с хо-
зяйкой, а Настя тянет меня в хату.
– Я уже там побывала, не торопись, дай рассмотреть твой двор.

Она берёт чайник с плиты и приглашает:
– Идём, чаю по чашке выпьем, поговорим.
И мы вместе заходим, я помогаю ей с чайником, а она накрывает стол ещё
одной, «очень знаменитой», по её словам, скатертью, устраиваемся поудобнее
и начинаем вспоминать, когда это я к ним заходила и сидели мы с Гришей – её
мужем, моим милым приятелем. Сейчас Настя живёт здесь одна – дети живут
со своими семьями в Барановичах, в Минске, а Гриши нет уже между нами двад-
цать лет. Говорю ей, что хочу спросить её о людях из деревни, ведь всю свою
жизнь в сельском Совете работала, вот, например, о самой деревне Гавеновичи.

– Что за название такое?
– Видишь, – отвечает, – Гавеновичи, от слова «говеть», но сравни: Жиро-
вичи (Слонимский район) – богатые.
– Кто знает, сколько нашей деревне лет? – спрашиваю задумчиво я Нас-
тю. А Настя мне сразу представляет такие данные:
– Наша церковь построена в 1817 году, а двадцать шестого июня
2017 года ей будет двести лет. Представь, что церковь строилась не на пу-
стом месте. Здесь уже люди жили…
– Конечно, – соглашаюсь я.

А Настя продолжает:
– Церковь реставрировать надо. На ней была надпись: храм Антония
Печерского. А в алтаре голубой потолок и белые звёздочки. Это Алесь Ра-
венко побелил потолок и всё закрыл.
– Да, Настя, ведь я тоже помню этот голубой потолок и звёздочки бе-
лые. Мне в церкви чего-то не хватало, а я не могла понять, чего, – с горечью
и пониманием говорю я своей собеседнице.
Как-то невзначай коснулись моих родителей, конкретно, отца.
– Откуда это имя в деревне – Карп (мой отец – Иван Карпович)? Доволь-
но редкое.

И вдруг Настя опять заговорила:
– Да, имя Карп – редкое… Твоего отца мать – родная сестра Бесарабцев:
Василя Ивановича, Гаврилы Ивановича и Ивана Ивановича, а в Слониме ещё
две сестры – Ксеня и Евгения, потом Катя Винничева.

Я удивлённо смотрела на Настю:
– Никогда об этом ни от кого не слышала. Впервые слышу… Почему
об этом никто никогда слова не говорил?
Моим вопросам и удивлению нет объяснений.
– Как это так? Почему все молчали? Потому, что мы такие бедные были?
Но работящие и старательные…

И Настя не знала, что сказать мне на это… Я должна в этом разобраться –
одно ясно. Пусть Господь поможет мне. Можете себе представить, человек про-
жил более пятидесяти лет сознательной жизни, а ничего о себе не знал. Как-то
дома у нас никто особо не вспоминал и не рассказывал о родителях отца. Сам
отец о них никогда и словом не обмолвился, только мама говорила, что све-
кровь её любила. А я только копнула без цели и умысла и получила такие неве-
роятные сведения! Как представлю Василия Ивановича и не самые приятные
воспоминания о нём… И как подумаю о Гавриле Ивановиче, его жене, их доме,
таком для меня значительном и важном учреждении, как почта…

Сколько раз я там ходила, спрашивала совета, просила помощи и всегда
получала их. Самый приятный человек для меня в моей жизни был Гаври-
ил Иванович – интеллигентный, всегда уравновешенный, внимательный
и добрый. А рядом с ним его жена Антонина. Они, их дом, почта, на которой
они служили деревне и околице всю свою жизнь скромно и с достоинством,
были для меня, как космическая станция, которую я использовала для связи
с миром с самого раннего возраста. Боже, как я им благодарна! Но ничего
о каких-то родственных связях я от них никогда не слышала. Об Иване Ива-
новиче я мало что знаю, изредка видела его, встречаясь по соседству. В одно
время он работал заведующим фермой, где моя мама работала дояркой.

У Ивана Ивановича жена Соня рано умерла, а у Василия Ивановича жена
Тося повесилась, когда я была ещё в пятом классе. Каждый из братьев име-
ли только по одному потомку, а о сёстрах ничего не знаю, кроме Винниче-
вой Кати. Как помню, мама несколько раз говорила дома:
– Катя позвала меня и отрезала хлеб, намазав маслом с мёдом, ешьте, –
давала нам мама по кусочку, – это вам от неё угощение.

У Кати две дочери – Тамара и Мирка. Постараюсь встретиться с Тамарой
и поговорить на эту довольно неожиданную и интересную тему, что подки-
нула мне при нашей встрече Настя.

Заканчивая рассказ о Насте, я понимаю, что это далеко не всё, что можно
ещё написать, сказать о ней. Я в своём дневнике только вспоминаю нашу
встречу, а факты говорят за меня и за Настю. На прощанье я попросила у неё
несколько фотографий – её и наших земляков в Канаде. За очень короткое
время, что мы посидели за чаем, Настя рассказала мне историю одной дере-
венской девушки, которую вместе с другими девчатами и парнями из наше-
го села гитлеровцы увезли в Германию. Когда война окончилась, некоторые
вернулись на Родину, но Мария осталась. Всё время, работая в коровнике
или в свинарнике, она не могла знать, что всех депортируют домой, а когда
хозяева сказали ей об этом, было поздно: все по её направлению уже уеха-
ли. Стремясь попасть на Родину, Мария примкнула к чужим людям, что тоже
уезжали домой. Но они направлялись в другую сторону. На счастье, Мария
в этой неразберихе и страхе встретилась с белорусским парнем. На Родину
они добраться не смогли, и судьба им уготовила путь в Канаду.

Прошли годы. Мария и Миша жили в Канаде одной семьёй, и у них выро-
сла дочь Кристина. Настя мне рассказывала, как она была очевидцем, когда
мама Марии нетерпеливо ожидала свою дочь и всех, кто приезжал домой,
спрашивала о ней. Однажды старенькая соседка Насти получила письмо
из Канады. В письме её дочь сообщила о себе, своей семье и попросила маму
прислать ей вызов. Они с мужем и дочерью приедут в родную деревню, в ро-
дительский дом. Они встретятся! В сельском Совете сначала царило долгое
молчание, а потом решили:
– Вызов не дадим! Эта женщина не сможет принять гостей из Канады
по своим, более чем скромным условиям жизни.

Насте было жаль несчастную женщину: ведь она была свидетелем ма-
теринского горя от разлуки с дочерью. Она видела, как женщина просветле-
ла от счастья в надежде увидеть свою дочь. Она увидела, как потемнело её
лицо, а на глазах показались скупые слёзы и ещё больше осунулись её плечи,
когда дрожащим старческим голосом выдавила из себя:
– Бог судья. Бог вам судья…

А у Насти созрел план, о нём она поделилась с председателем:
– А что, если вызову её я? Давайте, поможем им встретиться!

Учитывая то время и обстановку, и всякие другие обстоятельства, нуж-
но отдать честь участникам, благодаря которым Настина соседка через не-
сколько месяцев встретилась со своей дочерью и её семьёй из Канады в Под-
горной. Настя указала мне на скатерть, которой при мне накрывала стол:
– Это мне подарок знаменитый из Канады.

Вынула из серванта стопку писем и фотографий нашей подгорненской
канадки. Среди них фотографии семьи Марии, дочери Кристины с внучкой
Евгенией. Все письма и фотографии написаны и подписаны на родном, пря-
мо подгорненском языке. Стоит поклониться нашим канадкам за память
белорусского слова, за его жизнь там, в Канаде, за то, что оно у них живёт,
что успешно летит из Канады в Беларусь и обратно. И несёт в себе чувства
и тепло, пожелание «добрага здароўя, добрага беларускага жыцця!».
И как не сказать тебе, Анастасия, «Спасибо! За эту тонкую нить, что ты
протянула из Подгорной в Канаду!»

Настя – тётка директора школы, былая сельская красавица и певунья.
Второй Зыкиной называли её не только в деревне и её околице, но и в Мо-
скве, куда она с некоторыми родственниками приезжала на свадьбу. Расска-
зывая об этой ситуации, она удивлялась и смущалась, всегда вспоминала,
что среди москвичей им пришлось не солоно. Никто с ними (чужими) не раз-
говаривал, никто не притронулся к их грибочкам, которые они из Подгор-
ной привезли на свадебный стол. И так одиноко стало им… Но тут появился
какой-то гость – полковник милиции (не мой ли племянник?) и, мгновенно
разобравшись в ситуации, предложил:
– А ну-ка, давайте попробуем белорусских грибков!

И с таким аппетитом и восхищением он смаковал один гриб за другим,
похваливая белорусов, что всем вдруг захотелось отведать этих необыкно-
венно вкусно приготовленных хрустящих грибочков! Все потянулись к та-
релкам. С этой исключительно хорошей закуской тоже начали нахваливать
да приговаривать, как белорусы хорошо готовят грибы и грибные солянки,
и другие деликатесы! И наши гости зашевелились, заговорили, заулыбались
и просто расслабились за свадебным столом. И чувства дружбы и уважения
наполнили их речи и движения. А когда начали петь, Настя решила показать
москвичам, «где раки зимуют…». И как запела она песню, все сразу узнали
в ней Людмилу Зыкину. Свадьба продолжалась, всем было приятно и хоро-
шо, и все здесь чувствовали себя, как дома, в родной деревне.

Настя рассказала мне много интересного. Не знаю почему, вдруг объяс-
нила, что её дед, когда был малый, в каждом слове «сыкал», где только воз-
можно говорил «с», отсюда Сэско, видимо, как у моего дядьки Саши – Шешко.
Он право же «шикал», здесь в слове подобие звуков – «с» и «ш». Наши люди
внимательные: они всё видят, слышат и даже оценивают или прикрепляют
ярлык…

От Насти едва ушла, её рассказы, письма и фотографии, которые не толь-
ко показала, но и дала с собой, взволновали меня, вызвали огромный инте-
рес. Я пообещала ей и себе, что, если Бог даст, встретимся будущим летом.

А стихотворение, что мне сказала на дорогу, попробую получить от неё как-
нибудь раньше, может, по телефону, по Skype.
– Пойду, не могу задержаться, надо ехать. До свидания, дорогая Настя!

Иду по деревне опять, делаю снимки. Весёлые разноцветные калитки,
заборы и дома так и просят, чтобы их сфотографировала. Впереди идёт ма-
шина, как пожарная, оказывается, это всего лишь мусор убирают. У останов-
ки автобуса остановилась, а из неё вышел наш сельчанин, подмёл, мусор
собрал, высыпал в машину, сел в кабину рядом с шофёром, поехали к следу-
ющей остановке. А тут Ваня с машиной подъезжает за мной:
– Ивановна, садитесь, надо поторапливаться, – говорит. – Вас поезд
ожидать не будет…

11 августа 2013
Со станции Лесная я вскоре приехала в Брест, полна впечатлений
от встреч и свидания с родной деревней, полна размышлений от наших раз-
говоров с Настей. Мне было жаль и теперь всё ещё переживаю, что не смогла
записать себе стихотворение, которое Настя хотела мне подарить. И только
утешает меня мысль, что это стихотворение я постараюсь получить от неё
до Нового года. И знаю, что об этом надо позаботиться самой.

В Бресте меня никто не встречал и не ожидал, а я была настроена всё
пережить, преодолеть и начать решать ситуацию. Каждый день со вторни-
ка я вставала в шесть часов, делала зарядку, умывалась, причёсывалась, со-
биралась, бежала на автобус, чтобы попасть в поликлинику в восемь утра
на процедуры. Между тем, встретилась с Наташей. Как хорошо мне было
с ней поделиться своими радостями и переживаниями!

Сходила к адвокату и написала письма своим детям. Так пробежала не-
деля, а в пятницу после процедуры я поторопилась опять в дорогу той же
электричкой до Баранович и в посёлок Энергетиков. Помог мне добраться
и добежать до электрички Олег, но оттуда выскочил, как ошпаренный, когда
сказала, что всем им троим я написала письма.

До посёлка Энергетиков я ехала и переживала все свои впечатления
из Бреста и деревни, и уже тогда я знала, что по дороге обратно в Брест
я остановлюсь в Барановичах: мне нужно зайти к адвокату и нотариусу
по поводу родительского дома в Подгорной. В этот мой приезд из Слова-
кии, кроме встреч по велению сердца, у меня интенсивно начались деловые
встречи. Все они были ещё впереди и впечатления тоже, а я с настроением,
достойно и с Божьей помощью приближалась к посёлку Энергетиков. До-
рога не близкая, но не прошла, а пролетела. Ко мне обратилась с вопросом
женщина лет пятидесяти, и у нас завязался разговор. Женщина работала
учительницей в деревенской школе. На меня посматривала со скрытым лю-
бопытством: всё на мне, я сама и мои замечания к её словам, и утвержде-
ниям (я видела это на её лице) было ново, несколько необычно и для неё
удивительно. Женщина рассказала о себе, своей семье и работе, и как-то ей
пришлось с гордостью отметить:
– Надо брать пример с политиков.
– Это с каких? – спросила я.

Женщина опять удивилась, но сказала:
– С Путина, например.
– Если Вы такая семейная, любящая мать, так могли бы знать, что Пу-
тин разводится, – говорю я ей. – И вообще, что значит брать пример с по-
литиков? Вы собираетесь стать политиком или детей своих готовите стать
ими? – спрашиваю я. Женщина смущается, отрицает моё утверждение, а я ей
внушаю дальше: – По-моему, надо брать пример с людей, с которыми Вы
живёте, общаетесь или работаете. Ведь что Вам известно о жизни полити-
ков и их поступках? – заканчиваю я только начавшуюся тему.

А женщина смотрит на меня и рассказывает мне историю о семье, где
было двое детей.
– Все видели, какая это была красивая семья: и соседи, и школа. Но од-
нажды муж и отец не пришёл домой и на следующий день не пришёл. Как
стало известно, он заночевал у одной дамы и остался там навсегда… Удиви-
тельно, не правда ли? Как могут мужи-отцы просто так, ни с чего не встре-
чаться со своими детьми, не прийти домой? Каким зельем опоили этого не-
счастного?

Я слушала рассказ женщины с печалью и грустью. А она продолжала:
– В школе увидели все, что дети изменились, стали замкнутыми и не-
весёлыми, задумчивыми. Было видно, что дома что-то неладное творится.
А когда узнали – ахнули: такая была образцовая семья, а тут на тебе!
– Но ничего не поделаешь, жизнь продолжается, – дальше рассказывала
женщина. – А через некоторое время, Вы знаете что? Эта покинутая женщи-
на отдаёт детей отцу, в его новую семью… И что Вы думаете, уезжает куда-то
в Чехию на заработки! Я бы никогда так не сделала! – с уверенным преиму-
ществом говорит учительница.
– Вы никогда не были в такой ситуации, – отвечаю я ей.
– Как она могла? – с осуждением спрашивает женщина.
– А как мог он? – спрашиваю я и продолжаю: – А что с ними теперь?
– Вернулась через лет пять-семь, привезла немного денег, обновила
свой дом, вышла на работу и забрала к себе уже почти взрослых детей, – со-
общает мне спутница.
– Вот это женщина! – говорю я ей. – Думаю, что хуже его жены не выгля-
дит, судя по Вашему рассказу?
– Нет, нет, что Вы! Красивее стала ещё, смелая…
– Ну, вот видите, а что, было бы лучше, если бы всё время гнулась с дву-
мя детьми? Кто бы её уважал за это? А так, по крайней мере, проучила своего
бывшего мужа и его семью.
– Наверное, много они раздумывали и слов немало там упало обо всём
происшествии, – вслух догадываюсь я. – Хорошо, что есть такой характер, –
говорю ей на прощанье, а сама уже продвигаюсь со своей чёрно-рыжей сум-
кой к выходу.

На перроне, умытом дождём и залитом солнцем, меня встречал с ве-
лосипедом Ваня, мой двоюродный внук, наследник родительского дома.
Он всегда встречает меня. Выше среднего роста, до тридцати, стройный,
спортивной фигуры, Ваня добрый и внимательный, разговорчив. Всю свою
жизнь, с детства, провёл в поездках в Москву на операции по пересадке кожи
и по офтальмологии. В детстве он обварился горячей водой, а в ранней мо-
лодости после автокатастрофы едва выжил, но остался без глаза. И теперь
научился жить и работать с искусственным. Но Ваня не сдаётся, он мечтает,
строит, общается. Каждое утро ездит с бригадой строителей в Минск на ра-
боту. У него хорошо развито чувство юмора и необходимость повышать свой
уровень. На следующую весну Ваня хочет поступить на заочное отделение
строительного института.

Дома меня встречает невестка Кати Света. Мы любим общаться. Мне
нравится, что Света такая прямая и умная, внимательная. Она замечатель-
ная и чистоплотная хозяйка. Я люблю с ней общаться на кухне, где так чисто,
уютно и всё на своих местах. Люблю ей читать свои стихи и тексты и очень
ценю её замечания и критику. Со Светой я разговариваю обо всём по душам.

Её муж, а мой племянник, Николай Николаевич (как привычно все его на-
зывают, кроме меня) всегда в стороне, как будто бы в чём-то виноватый
или ещё что… Я его не беспокою понапрасну: ведь он председатель, и дел
у него по работе всегда много. Хотя и на этот счёт у меня свои объяснения,
но пока их я не услышала от него. Когда-то в его ранней юности мы были
очень близки. А сейчас, может, заважничал или обиделся, или, действитель-
но, его что-то угнетает… Думаю, что чувствует свою ответственность за дом
в Подгорной. Я не трогаю его лишний раз. Не может – пусть соберётся с си-
лами и сможет. Я тоже умею молчать. Но время идёт, а диалог нам помог бы
расставить всё на свои места, пока ещё есть какое-то время…

В этот приезд я, как и прошлым летом, съездила из Энергетиков в Минск
и встретилась со своими землячками – Аллой Круглик и Аллой Бусик. Я их
уважаю и люблю. В них я вижу связь как с Подгорной, так и с Минском. Мне
всегда хотелось обновить с ними бывшие связи и отношения. Алла Круг-
лик – моя соседка в деревне, старшая сестра Оксаны. Она встретила меня
на вокзале, и мы поехали к ней домой.
– Я тебе сделаю экскурсию по своему району в Минске, – пообещала мне
она и показывала в окне дома и парки. Все в автобусе вдруг повернулись
направо, а Алла с улыбкой указала мне на резиденцию Лукашенко А. Г. Все
тоже улыбались, а я сказала:
– Это очень солидно и хорошо, что у белорусского президента есть до-
стойное место для работы, жизни и приёма гостей. Мне это нравится, и я это
одобряю.

Через несколько минут все опять зашевелились и посмотрели в окно.
И опять на их лицах играла улыбка, а Алла мне тоже с улыбкой сказала:
– Смотри внимательно, – и показала мне в окно направо, – здесь только
что отстроили площадь Государственного Флага Республики Беларусь!

Я смотрела в окно. На широкой большой круглой площади, в её центре,
высоко над всеми строениями воздвигся белорусский флаг и свободно реял
в голубом просторе. Невольная улыбка отразилась на моем лице и состоя-
нии души, и я сразу поняла значение этого монумента, внимание к нему. Это
было скромным выражением государственного и национального достоин-
ства белорусов, их свободной воли.

Зашли в один из супермаркетов, я подождала её в большом и простор-
ном холле. Алла позвонила нашей общей приятельнице, сделала покупки,
мы вышли из магазина и перешли на другую сторону улицы. Через не-
сколько минут увидели нашу Аллу Клавдиевну, которая быстрыми шагами
переходила дорогу, чтобы, наконец, встретиться с нами. Эта встреча, как
прекрасная музыка и цветы, всё ещё живёт в моей душе и стоит в глазах.

Я очень благодарна своим милым подругам, что они приняли меня, и на не-
сколько мгновений я заглянула в Минск, увидела его площади и дворцы,
почувствовала ритм его жизни и слилась воедино с людьми этого молодого
и прекрасного города. Была бы рада им ответить тем же: встретить и по-
казать, рассказать и познакомить с Братиславой. А пока Мухаммед не идёт
к горе, гора идёт к Мухаммеду… Думаю, что будущим летом нам Бог помо-
жет, и все мы встретимся в посёлке Энергетиков, а я провожу их до самого
Минска, чтобы свидеться с Розой Петровной. В этом году у нас с ней встреча
не состоялась, зато был долгий разговор по телефону.

На другой день с Энергетиков на полустанок меня проводила Света, хотя
тогда у неё болела нога. Ваня рано утром уехал в Минск на работу. Света от-
правляла меня прямо в Барановичи, где я должна буду выяснить у нотари-
уса и адвоката, что можно и нужно предпринять, чтобы, наконец, справед-
ливо разобраться с моим родительским домом. Как всегда, Света была мила
и доброжелательна. В Барановичах, после длительного ожидания у дверей
государственных учреждений, я получила у адвоката Езерского неутеши-
тельный ответ: «Уже поздно Вам этим делом заниматься, есть там наслед-
ники (мои двоюродные внуки) – вот они пусть сначала этот дом оформят
на себя, а потом могут дарить и продавать его кому захотят, например, Вам!»
В Бресте меня ожидала суровая атмосфера военного положения. Впервые
за двадцать четыре года в сложившейся ситуации я сказала своим детям:
– Не хочу спать с внучкой. Мне нужна отдельная комната (в моей квар-
тире…). – Всеми это было принято в штыки, и мои дети получили от меня
письма от адвоката.

Дома никого не было, и я догадалась, что Олег поехал в Минск Аллу
встречать. Как всегда – непорядок, неприятный вид… Хоть засучи рукава
да начни убираться. Ведь дочь приезжает, да и сама не снесу этого безобра-
зия. Что там обида, что унижение? Надо с этим как-то кончать. Все ресурсы
имеются, чтобы всем было нормально жить, только надо это понять и захо-
теть. Как приезжаю, все мои вещи в мешочках, чемодане, частично в моём
шкафу.
– Твоя квартира, – говорит мой сын. – Но ты в Словакии живёшь, – окан-
чивает разговор. А что мне плохо и неудобно и даже неприятно в моей квар-
тире, ему наплевать.
– Налаживай отношения с невесткой сама, – говорит мне сын.
– Я буду налаживать отношения? – возмущаюсь я. – Мне её и даже твои
налаженные отношения не нужны, – говорю я.

Пришла Марина, а за ней Алиса. Может, убирать начнут, пылесосить бу-
дут? Вышла из дома, пусть делают, что хотят. Алла приехала с Олегом утром
в шесть часов. Я знаю, что Олег с ней разговаривал всю дорогу, тем более, си-
дели, не спали. Встретились, но радость встречи омрачала начатая мною до-
машняя война. Попили вместе чай, и я побежала на процедуры, Алла и Олег
могли поспать. Как только могла, я поддерживала отношения: по желанию
Аллы мы трое – Алла, Марина и я – прошлись по Гаврилова, заглянули в бу-
феты и киоски, зашли в магазин – купила им, кто что хотел:
– Я сегодня плачу, выбирайте что хотите! – сказала я им.

Желания были скромными, и я сама покупала им, что потом приго-
дится. Много фотографировались. Все смотрели на нас, а больше на Аллу
и её мусульманские одежды. Долгие годы жизни в мусульманской семье
в Иордании сделали своё: Алла изменилась и внутренне, и внешне. Мне
очень жаль её, но я и горжусь ею: для меня удивительно и непостижимо,
как она вырастила пятерых детей. Не совсем вырастила, но дети уже само-
стоятельные: Айе уже через несколько месяцев будет шестнадцать, а само-
му младшему Гади – шесть лет. Дети все такие красивые и ухоженные. Это
мои внуки. Я ещё ни разу не прикоснулась к ним и не обняла их. Видимся
только по интернету, но мы не понимаем друг друга: они не знают русский
язык, а я не знаю арабский.

В эти дни ко мне зашла Наташа, а Марина (невестка) собиралась в по-
ездку к морю. Я заплатила ей за телефон, дала ей несколько евро на такси.
Оставив свой паспорт на тахте, я пошла проводить Наташу и о нём забыла.
А на другой день, после процедур, в магазине мне надо было взять в паспор-
те, который я всегда ношу при себе, деньги. Но паспорта в сумке не было.
Я всё просмотрела, но нигде не нашла его.

Мои дети Олег и Алла были вместе в зале. Я пришла им сказать:
– Мой паспорт пропал. Всё просмотрела: и в сумке, и в шкафу – нигде
его не нашла.
Я видела, что они меня сторонятся, и мне было понятно почему. Это всё
потому, что я поставила вопрос об отдельной комнате для себя.
– Посмотри лучше, – сказал мне сын и замолчал. Алла тоже молчала.
– Ведь никогда ещё такого не было за двадцать три года. Я всегда его
ношу с собой или вместе с билетами прячу в шкаф…

Ответом было молчание. Никто из моих детей не поднялся с места
и не помог мне искать паспорт. Что искать? Ведь я знаю, где он у меня нахо-
дится… Опять я пересмотрела каждую бумажку в сумке, а в шкафу не только
заглянула в папку с билетами, но все вещи свои и своих детей выбросила
по одной и заново сложила, но паспорта так и не нашла. И опять я подошла
к комнате, где закрылись мои взрослые дети, и снова им сказала:
– Нет паспорта…
Я была несчастной из-за того, что произошло… Мой сын на второй зов
о помощи ответил:
– Вызывай милицию.

И не шевельнулся с места. Я знала, что без паспорта у меня возникнут
проблемы с отъездом. И мои дети знали о том. Олегу всегда говорила, чтобы
документы хранил в одном месте, а Алле приказала хранить свой русский па-
спорт в Иордании как зеницу ока. Если я не найду паспорт, я не смогу уехать.

Ещё раз я зашла в комнату, и моё внимание притянула какая-то знакомая бу-
мажка на телевизоре. Одно мгновение, и я ушла бы – не знаю куда – в ОВИР
Московского района города Бреста – один путь. Ведь я на телевизор свой па-
спорт никогда бы не положила. Но я решила проверить все «подозрительные
места». И каково было моё удивление, что в этой бумажке на телевизоре был
мой паспорт! Как будто его туда с деньгами кто-то подложил! Я опять подо-
шла к комнате, где были мои дети, и сказала неуверенным голосом:
– Паспорт нашла на телевизоре, но я его туда не клала.
Надо было видеть и слышать реакцию моих детей. Если Олег молчал, то
Алла в мгновение ока прибежала ко мне и закричала нехорошим, угрожаю-
щим тоном:
– Что ты делаешь с моим братом?!

Не знаю, чем бы это окончилось, если бы Олег не оттянул Аллу назад
к себе в комнату. Так продолжалась встреча с моими самыми дорогими этим
летом… А через день-два у меня день рождения и встреча с сестрой и пле-
мянницами отца моих детей.

Когда Олег открыл мою страничку в «Одноклассниках», ко мне в гости
(на страничку) пришли племянницы Жоры – сначала Ирина, потом Лена, за-
тем Люда отозвалась, а так же Валентина. Мне это было очень приятно. Мы
общались, и договорились встретиться, когда я приеду в Брест. Сразу, в пер-
вые дни в Бресте, я позвонила им и сказала:
– Я уже здесь. Когда встретимся? Решайте. Через неделю-другую Алла
приедет, может, тогда? – Все согласились, а я пообещала им: – Я Вам позвоню.

И вот наступил момент приглашать. Ещё по Skype я рассказала Алле
об её и Олеговых двоюродных сёстрах. Обстановка в доме не самая прият-
ная. Здесь скорее не видели бы меня, не только моих гостей. Но приглашать
надо и встретить надо. А здесь – как на войне…

Пришла Алиса. Я лежала на нашей тахте, несмотря на то, что день был в са-
мом разгаре – так мне было плохо со всего пережитого. Алиса вскоре уселась
за столом у своего ноутбука, а тут позвонил телефон. Это была Наташа. Ещё тог-
да, как я её проводила, я попросила её и приказала, чтобы она мне позвонила
за несколько дней перед днём рождения, сказав, что мне будет нужна её помощь.
Наташа спросила:
– Как дела? Что нового, хорошего?
– Новое есть, да нехорошее, – ответила я ей и рассказала о ситуации
с паспортом. Разговаривая с Наташей, мне пришло в голову тут же спросить
Алису, чтобы слышала и Наташа:
– Алиса, ты ничего вчера на постели не находила, например, мой па-
спорт? – спросила я свою двадцатилетнюю внучку.
– Нашла какие-то бумажки, я не смотрела, что там было.
– А куда ты это положила, – спрашиваю далее, – или выбросила?
– Нет, не выбросила, положила их на телевизор.
– Ну, видишь, – говорю я и внучке, и Наташе, – как дела развивались.

А что если бы тогда поднялись и пришли мне на помощь мои дети. Наверное,
сразу бы нашли мой драгоценный документ. И не было бы этого напряже-
ния, – говорю я в телефон Наташе и внучке. И тут же прошу Наташу: – Ты же
приди ко мне в воскресенье к десяти утра, поможешь мне всё сделать, по-
дать на стол. Чтобы я тебя не ждала и не переживала! – приказываю своей
подружке. Советуюсь с ней, что купить из холодных закусок, а что я приго-
товлю на горячее.

Наташа – подруга испытанная, добросердечная и всегда найдёт возмож-
ность мне помочь. Не забуду, как когда-то, лет двадцать пять назад, когда
Олег ещё служил в армии, я попросила её по телефону купить мне туфли-ло-
дочки, если найдёт, да ещё за её же деньги. Мне тогда нужно было приодеть-
ся к началу учебного года в школе, на линейку. Уже тогда мы с Аллой жили
на Гаврилова и только приехали из пионерского лагеря. Надо было её соби-
рать в школу, а на себя уже не хватало ни времени, ни денег. В этих туфлях,
что купила мне Наташа, я ходила в Братиславе со своим мужем-словаком.
В этот раз Наташа наказала мне:
– Не волнуйся, всё будет, как надо. Я приду вовремя.

Сразу у меня полегчало на сердце, и я начала заниматься своими приго-
товлениями, а Алису, что была свидетельницей и участницей моего разго-
вора, попросила:
– Ты, Алиска, расскажи им в комнате, как это произошло с моим паспор-
том, потому что я не могу им это объяснить.

Среди всех приготовлений на первом месте была задача всех обзвонить,
пригласить и договориться о времени встречи. Не откладывая, я принялась
за это не совсем простое дело. Долго не могла связаться с Леной и Надей,
Ирину и Валентину нашла быстро; с Людмилой по телефону разговари-
вала впервые за сорок лет, и были мы счастливы, что слышим друг друга.
И со старшей сестрой Жоры – Марией. Боже, все эти звонки и разговоры, как
живая вода, исцеляли мои раненые сердце и душу! Все хотели прийти и по-
обещали, что будут в воскресенье с двенадцати до трёх у меня. Мой милый
друг и сын возмутился:
– Как это ты созываешь пятнадцать человек, ничего не сказав?
– Сказав… – ответила я. – Ты давно знал, что я их хочу видеть. И твоя
задача посадить их! – решительно, без обсуждений ответила я. – А вообще,
ты можешь здесь не присутствовать…

18 августа 2013
И вот наступил солнечный и светлый день моего рождения. Я встала
раньше шести, запекла с вечера приготовленные фаршированные перцы.
Ещё вчера занесла Мироновне цыплёнка и попросила его запечь к двум ча-
сам. Сама сварила картофель в «мундирах», сходила в ближайший магазин,
купила несколько бутылок шампанского и торт. Сходила в парикмахерскую,
постригла и покрасила волосы – решила не маяться самой с причёской.
«Хоть отдохну немного, пока придут мои молодые, красивые гости. Я долж-
на быть на уровне!» – сказала и сделала.

Когда я с покупками пришла домой, было десять часов утра. Мои дети
принесли мне цветы – розовые прекрасные гладиолусы. В последние три-
четыре года Олег каждый раз покупает их мне у одной и той же женщины
и всегда они одинаково свежи и прекрасны. И в этот раз он купил такие же
цветы у той же женщины, такие же прекрасные и свежие, как и в прошлые
годы. Мне очень хотелось их взять в руки, но так и не смогла, как в сам день
рождения, так и в день отъезда. Было так много негативного, что эти цветы
были бессильны нам помочь…

Было немногим больше десяти утра, как раздался продолжительный
звонок и голос за дверями:
– Гости! С днём рождения! Открывайте!

Я бежала к дверям, открыла их, а на пороге с цветами и розовым пакетом
стояла моя милая Наташа. В одно мгновение она начала меня обнимать, це-
ловать, поздравлять с праздником. Прекрасные розы и хорошее настроение
Наташи начали проникать в меня, как солнечные лучики, которые согрева-
ли моё сердце и душу. Я подала ей все свои заготовки: красную рыбу, сыр,
салями, помидоры, огурцы, брынзу. Попросив Алису встречать моих гостей
и знакомиться с ними, я пошла в магазин купить что-нибудь покрепче и не-
сколько коробок зефира для мужа Нади Алексеевича. Наташа весело расска-
зывала нам, как она ошиблась дверями и позвонила в другую квартиру. Че-
рез минут двадцать я вернулась домой: в доме был уже порядок, посередине
комнаты около дивана стоял раздвинутый стол, стулья вокруг.

Решила одеть своё новое платье, хотя белые туфли к нему я так и не на-
шла. Несомненно, что этот факт не добавил мне настроения. А гости насту-
пают полным фронтом: сперва Людочка – дочь Марии, с цветами и тортом,
с улыбкой и открытым сердцем. Потом Надя с Алексеевичем, и я с огромным
желанием и радостью встречаю их.

Когда я вышла замуж за её брата (Георгия) за пять лет жизни в одной
квартире произошло много событий, которые не сблизили нас, а разъеди-
нили, да так, что кто бы сказал, что мы захотим когда-нибудь встретиться!
Но время делает своё: изменились мы сами, я почувствовала её родной, сво-
ей. Знаю, что этому помогли два обстоятельства: её дочери (Ирина и Еле-
на) нашли меня в «Одноклассниках» и Вера, её сестра, что умерла немно-
гим более двух лет назад… И сейчас мне хочется видеть, сколько Бог даст,
и Надю, и Марию, и Николая – среднего брата моего мужа. Жизнь не только
прекрасна, но и удивительна, как сказал поэт – я убеждаюсь часто в этом.

Восхищаюсь и благодарю жизнь за предоставленный случай. Опять звонок
в двери – Мироновна с курицей на блюде приходит к нам, с поздравлениями
и подарком – пятьдесят тысяч!
– Боже, Мироновна, зачем Вы так? – обнимаю свою соседку – мою
крепость…

Наташа с улыбкой и радостью старается на кухне, носит на стол, ей по-
могают Алиса и Алла. Олег заходит на кухню и в зал. Оживлённый разговор.
Молодые знакомятся с Аллой. Они ещё не видели её взрослой, не знают её.
Опять звонок – бегу сама открыть и встретить. Пришли две Елены – одна
дочь Нади, другая Коли. Ирина не пришла: вчера она хоронила подругу.
Ирочка при мне росла, была всегда очень мила, приветлива и красива.

Спустя несколько лет у Нади родилась Алёнка. Я их всегда вспоминаю
с улыбкой. Они ко мне чувствовали какое-то притяжение. Колина Лена мне
всегда очень нравилась, я даже была у неё на свадьбе. Как-то мы повстре-
чались с ней давным-давно, лет тридцать назад, в Бресте, обменялись при-
ветствиями поговорили о жизни, о себе. Она мне сказала:
– Тётя Соня, Вы ещё выйдете замуж…

Прошли годы, и эти слова надежды, что вселяла в меня тогда ещё
очень молоденькая женщина, я не забыла. Позже, перед моим отъездом
в Чехословакию, Ирина тоже сказала мне слова признания, веры и над-
ежды. Алёнка приходила к нам в гости, когда они переехали на новую
квартиру. Моя радость была велика: я их видела, я их так любила! И мне
было ясно, что эти две Ленки также полны ко мне своих лучших чувств.
Принесли мне замечательные красные розы и такие же исключительные
конфеты «Для Вас».
– Зачем ещё конфеты? – огорчалась я. – Эти розы так прекрасны, как
вы, – нежно говорила им, обнимая их и целуя.
– Это сколько лет мы не виделись, посчитайте! – предложила я.
– Выходит, около тридцати, – согласились мы все, и я из кухни повела
их к столу.

Молодые женщины пробудили во мне чувство любви, и мне показалось,
что оно было у нас всегда. Алёнка попросила:
– Покажите какие-нибудь фотографии!
– Хорошо, я как раз их здесь перебирала, смотри, – сказала я ей и прине-
сла капроновый мешочек с фотографиями. Подала меньший и сказала: – Все
должны быть в этом же мешочке. Потом другой достанем.

Мне было приятно, как обрадовалась она, когда нашла фотографию, где
были Олег, она и Дима. Оказывается, у неё такой фотографии нет. Лена рас-
сматривала все мои фотографии и передавала дальше, и каждый высказал
своё мнение о лицах и о времени на них. Девочки признались:
– Вы были всегда такая красивая и интересная! То с книгами, то с каки-
ми-то папками бумаг ходили.

Наташа уже принесла на стол, что приготовила, налили шампанского,
и Олег проговорил слова поздравления с днём рождения, а за ним я сказала
слова благодарности.
– А почему Вы не сказали, что у Вас день рождения? – спрашивали
и тихо возмущались девчата.
– Не сказала, потому что не хотела, чтобы вы начали выдумывать
что-то. Я хотела, чтобы вы пришли без подарков. Цветы, что вы принесли, –
это прекрасно в мой день рождения. Но ещё прекраснее, что здесь вы и что
я вас вижу. Это наилучший подарок за всю и на всю мою оставшуюся жизнь…
Спасибо вам, мои дорогие, любимые, родные!
– С днём рождения! – все подняли ещё раз шампанское.
Девочки и женщины активно общались, а я всем представила:
– Это Валентина Мироновна, моя соседка. Она готовила еду моим детям,
когда я уехала, присматривала за ними. А сейчас ещё крепче дружит с ними.
Валентина Мироновна добавила:
– Алка всегда ко мне заходила или просила, чтобы я зашла. А сначала
не хотели, чтобы я готовила им.
– А мне сказали, – опять вступила в разговор я. – Валентина Мироновна
готовит лучше, чем ты. Так мне было спокойнее на душе.

Надя смотрела на Мироновну и удивлялась:
– Как это Вы так сумели?
– Да так: дома наварю, а им принесу, на плиту поставлю горячее к при-
ходу Алки со школы. Олег придёт с работы, подогреет себе. А вечером приду
к ним, спрошу, как дела, что ели, понравилось им или нет. Спрошу, что завтра
или попозже им приготовить.
– А я приезжала, рассчитывалась с Мироновной. Алла давала деньги
на питание с алиментов, что получала от отца, а Олег с зарплаты. Определи-
ли сумму, – дополнила я свою спасительницу.
– Потом Марина пришла, уже не хотели, чтобы я варила, – говорит опять
Мироновна. – Но Аллочка всегда приходила ко мне.

И Алла здесь, подходит к ней, обнимает:
– Что сказать? Как идиллия какая! Но за всем этим много всего. Слава
Богу, что всё хорошо. Спасибо Вам, моя дорогая Мироновна!

Представляю гостям свою подружку:
– Посмотрите на эту красивую женщину: Наталья – моя лучшая подруга.

Мы с ней дружим более тридцати лет. Она меня никогда ни в чём не оставля-
ла: и деньги мне одолживала, и Алку смотрела, когда я поехала на экскурсию
в Чехословакию, словом, всегда со мной. Вот и сегодня помогает мне встре-
титься с вами.

Наташа, конечно же, была здесь и, как всегда, мило улыбалась.
– Спасибо тебе, моя милая подруга, за твоё доброе сердце, за то, что ты
всегда и сегодня со мной…

Так все познакомились, и я попросила Олега включить Skype – должен
из Братиславы выйти на связь с нами Душан. Пока связь устанавливалась, я рас-
сказывала своим гостям, как встретилась и живу с Душаном, как он ко мне добр
и отзывчив, в чём похож на Георгия. И что часто окликаю его «Жора» вместо «Ду-
шан», сама не желая того. Вот уже Душан на связи, и я говорю своим дорогим:
– Вчера попросила Душана, чтобы он познакомился с вами, не стеснял-
ся. И вы не стесняйтесь, подойдите, познакомьтесь с ним.
Все согласились. Я первая подошла к монитору, поздоровалась с ним,
а Душан начал поздравлять меня с днём рождения, хотя, как говорит, он
не привык к таким «спростостям» – глупостям, но я своим примером учу его
быть галантным.
– Ты же помнишь, как тебе было приятно, когда мы с Олегом поздравля-
ли тебя с твоей «семидесяткой» (семидесятилетием)! Мои гости хотят уви-
деть тебя и познакомиться. Им же интересно, из-за кого это я не возвращаюсь
домой! – так уговаривала я Душана. Все мои гости, в том числе и Алексеевич,
подошли к нему, поздоровались, представились ему. И мне было приятно:
– Пусть видит Душан, какая у меня красивая и молодая родня от перво-
го брака. Детей моих он уже давно знает. Так что недаром я была замужем
за Георгием. Его уже нет, но живут наши дети и могут общаться между собой.

Жаль, что уже нет Веры, его средней сестры, она тоже сегодня пришла бы
к нам. Жаль, умерла Лена, моя сестра, может, она не пришла бы, но удиви-
лась бы, как это случилось, что все мы собрались спустя столько лет. А ты,
Коля (средний брат Георгия), извини меня, не осмелилась тебя потревожить
встречей, но на будущее лето, Бог даст, мы обязательно встретимся с тобой
и Марией. Я очень хочу увидеться с вами…

Когда гости уходили, мы расставались до будущего лета. По-моему, все
мы были приятно возбуждены и настроены. Молодые договорились встре-
титься во вторник – съездят на кладбище, а потом Алла их угостит араб-
скими кушаньями. Я же завтра уезжаю в Словакию. Наташу попросила про-
водить меня. Жемчужиной моего дня рождения была Валя. Она позвонила,
что едет. Едет из Дрогичинского района, совсем недавно в этот мой приезд
мы её с Наташей там нашли. Проводив своих милых и дорогих, я с Наташей
вышла на улицу встретить Валю. Вдруг показалась машина, что неуверенно
направлялась к нашему дому. Мы сразу поняли:
– Это Валя! Это она!

Замахали руками, засмеялись, подбежали к ней и помогли нашей под-
ружке выбраться из машины со всеми её помидорами, яйцами, свёклой, кар-
тошкой и цветами. Ещё долго мы сидели за уже убранным столом. Наташа
угощала Валю: принесла из кухни горячую еду, наливала шампанское. Алла
носила на стол орехи и финики, конфеты, всё что привезла. Потом Наташа
резала торт. Позвонила Мироновне, чтобы ещё пришла к нам.

Наша Валя пела и плясала, рассказывала всем нам о себе. И даже Олег загля-
делся и заслушался. Не знаю, какие у него пробегали мысли, но был настроен
миролюбиво, а Алка фотографировала и записывала Валю на свой мобильный
телефон. Я тоже сделала несколько фотографий. Разошлись поздно. Наташа
забрала Валю с собой. Валя сняла в мой день рождения боль и тревогу с моей
души. Когда она пела и плясала, все мы влюблённо и с восхищением смотрели
на неё, а я впивала в себя её энергию и радость от жизни и встречи. Этот день
рождения был необычным в моей жизни. Ещё с утра мне сказала Наташа:
– Это твой день рождения! Будь весела и счастлива! Это твоя победа!
Твой праздник!

Нелегко, но праздник получился, хотя не был это День Победы, но то,
что мы все так красиво и по обоюдному желанию встретились, была Победа
Молодости, Жизни, Времени и Добра. Я счастлива, что живу, общаюсь, вни-
маю и следую…

19 августа 2013
Назавтра, девятнадцатого августа, я с утра пораньше собиралась на вокзал
уезжать в Словакию. Дома все ходили надутые и молчали, а я остановила
на ходу Олега и спросила:
– Можешь купить Душану бальзам, дам деньги?

Согласился, а я его так долго ждала, что была не рада, что возложила
на него эту задачу. Искала, но так и не нашла свои туфли и решила всё оста-
вить как есть. Дала Алке денег – всего четыреста евро, когда, наконец, при-
шёл Олег, дала ему всего пятьдесят евро и четыреста рублей. Больше у меня
не было. Спросила его при этом:
– Ты меня проводишь на вокзал? Потому что из этих твоих денег нужно
заплатить за такси и оплатить носильщика, – добавила я.

Вещей много не было. Подарки раздала, осталось всё, что брала себе,
и несколько бутылок белорусского бальзама для Душана. Это то лучшее, что
я могу привезти из Беларуси в Словакию. Олег ответил кратко:
– Провожу.

Пришла Мироновна и смотрела, как я укладываю вещи. Меня будет про-
вожать моя Наташа. Валя сказала, что придёт. Я же посоветовала ей:
– Ты, Валечка, езжай: у тебя дорога неблизкая, с пересадкой, мама дома
в постели больная. Я очень благодарна тебе и буду благодарна до конца сво-
их дней за твой приезд ко мне в Брест, за твои песни и доброе сердце.

На вокзале меня ожидала Наташа. Олег пошёл за носильщиком, а в это
время с поезда позвонила Валя, извиняясь, что поехала, не проводив меня.
– А что бы ты делала со мной, Валечка? Тебе домой надо. Езжай счастли-
во. И мне будет приятно и спокойно, что ты на месте скоро будешь. Со мной
Наташа и Олег.
– Сонечка, счастливого тебе пути! Передай привет Душану, может, когда-
нибудь встретимся! – сквозь шум и гул вокзала кричала в телефон мне Валя.
– Валечка, спасибо, держись там при маме, пусть тебе поможет Бог! –
кричала ей в ответ я.

Подошёл носильщик, и мы начали продвигаться в таможенный зал. Про-
стились быстро, по-деловому, со всеми скопившимися чувствами, которые
каждый из нас держал в узде. Я с носильщиком подошла к поезду, к моему
вагону в самом хвосте, до которого надо пройти почти всю длину вокзала,
и я без посторонней помощи не имею шанса попасть в свой вагон, на своё
место. Носильщик, очень приятный, деловой и вежливый, сделал всё, чтобы
на душе у меня было спокойно: отнёс в вагон мои вещи, вернулся за мной
и, почти на руках перекинул меня с перрона в поезд, завёл в купе и спросил:
– Что с вещами? Может, забросим наверх?
– Нет, нет, спасибо Вам, Вы очень милый, – глажу его сильные плечи
и целую в щёчку. – Слава Богу, что есть такие люди, как Вы! – говорю ему
на прощанье.

А он, немного смущённый, но довольный, идёт отнести багаж другой
женщине. В поезде из Бреста до Брецлава ехала прекрасно – одна в купе.
Проводник принёс постель и чай. Я попросила его принести ещё два чая
и сразу же заплатила ему пять евро, сказав:
– Это Вам за то, что поможете мне в Брецлаве перейти в другой вагон
в этом же составе, только в самом конце, если будете так добры? – с прось-
бой окончила я.

Проводник был очень милый, и утром в четыре часа, отдав мне билеты
и взяв мои вещи, отнёс и поставил в вагон, который пойдёт в обновлённом
составе до Братиславы. Самой мне почти невозможно было сделать этот пе-
реход. В вагоне было так много людей, что часть их стояла, сидела на полу
в коридоре. Я осталась стоять со своими вещами в тамбуре у окна. Там на-
ходились мужчина с женой и ребёнком. По их вещам и поведению я угадала,
что они направляются в Братиславский аэропорт и полетят на самолёте ку-
да-то к морю. Их сын, лет шести, сидел на средних размеров сумке и играл
в какую-то игру. Всю дорогу от Брецлава до Братиславы мы стояли, а в кон-
це пути я обратилась к мужчине:
– Может Вы поможете мне выйти? – мужчина в знак согласия кивнул
головой.

На вокзале в Братиславе он выгрузил сначала свои вещи, а потом вер-
нулся и снял из вагона на перрон мой чемодан и сумку. Я поблагодарила всех
троих и пожелала им счастливого пути.
В толпе я увидела серебряную, как месяц, голову Душана и закричала:
– Душан! Я здесь!

Все вокруг оглянулись, а Душан увидел меня и поторопился навстре-
чу, широко улыбаясь. Поздоровались. Без слов Душан забрал мои тяжёлые
вещи, и мы, не спеша, останавливаясь и отдыхая, пошли к автобусу. В авто-
бусе уже сидели мои попутчики, и я сейчас точно знала, что шестьдесят пер-
вым номером они едут в аэропорт. Когда мы с Душаном выходили, чтобы
перейти в другой автобус, я пожелала им:
– Stastnu dovolenu!

И вот уже я дома. Душан, не задерживаясь, поторопился на работу. Уста-
лость одолевает меня. Пока не разберу свои вещи, не положу, не поставлю
их на место, не прилягу и не присяду. Окончив с чемоданом и сумкой, убрала
за собой, протёрла на кухне полы, приняла душ, переоделась, причесалась,
и вся моя усталость прошла. Подумала: «Надо открыть Skype. Может, они
уже все дома, вдруг кто-нибудь захочет видеть меня, а мне интересно, как
они съездили на могилу к Георгию – их отцу и дяде, моему первому мужу.

Вскоре они мне позвонили, и я увидела их всех на экране, и мы немного по-
говорили. Я рассказала, как доехала в Братиславу, а они мне рассказывали,
что были не только на могиле Георгия, но и его мамы, Веры и её детей, Ива-
на, Павла и мужа Нади – всех родственников, похороненных на городском
кладбище. А за всё благодарны Лене (дочери Коли) и её мужу. Это они завез-
ли и показали все могилки и памятники.

Все теперь были у нас дома. Алла заранее приготовила свои кушанья
и носила их к столу. Пришла и Наташа, принесла луковицы тюльпанов и гла-
диолусов.

Алёша ещё не уехал в Париж и пришёл повидаться с Аллой. Все подходи-
ли к экрану, и я со всеми переговорила, а потом выключила ноутбук:
– Пусть уже общаются сами!
На душе было горько и радостно от всего пережитого. Я сознавала, что
в эти последние дни я заложила новые традиции, которые, если молодые за-
хотят, будут поддерживать в своей жизни. Сколько радости и счастья почувст-
вуют и переживут они от того, что будут вместе, будут поддерживать и помо-
гать друг другу. Возможно, придут те радостные дни, что и их дети продолжат
традицию встреч, хороших отношений, будут знать и помнить о себе, своём
происхождении. Мне хочется, чтобы их родственная связь росла и крепла.

10 сентября 2013
Прошло лето, и завершён мой путь из Братиславы в Брест и обратно.
Жизнь не даёт останавливаться на месте. Новые события и вопросы, встре-
чи и впечатления наполняют её, делают стремительной и разнообразной.
Я заметила, что всё это разнообразие и устремлённость жизни зависит от са-
мой меня. Не представляю, какой она была бы, если бы я не заехала в Минск,
в посёлок Энергетиков, в свою деревню, не зашла в свою школу.
Все эти действия всколыхнули во мне воспоминания. Сейчас наступило
время рассказать вам о моей жизни, учёбе, мыслях, поступках и действиях,
о моём окружении и всех вопросах, что стояли передо мной в девятом-деся-
том классах.

Пишу, вспоминаю, плачу и смеюсь, благодарю Душана, что освободил
меня от всех обязанностей, и я свободно предаюсь воспоминаниям и встре-
чам в моём девятом классе. И ещё раз чувствую, понимаю, какой это был для
меня упорный и тяжёлый год, какой значительный он был для всей моей
жизни…

Кроме основных общеобразовательных предметов в девятом классе по-
явились предметы по производству, и в нашу школу к нам на уроки прихо-
дили колхозные специалисты – агроном и зоотехник. Нина Ивановна нам
что-то читала и рассказывала, в основном, о коровах и молоке. Сельский аг-
роном отличался незаурядными знаниями не только устройства трактора
и проведении посевной или уборки урожая. От него и от его слов о земле
и других простых вещах веяло новизной и даже фантастикой. Сам он был не-
обычный: высокий, почти блондин, разговорчивый и доступный, он носил
в себе идею, в которую мало кто верил, особенно я. Прищурив свой косой
глаз (а он у него всегда был прищуренный), он улыбался и говорил:
– Увидишь, Соня, этих болот не будет. Это прошлое. Я их осушу. А там,
где они были, посеем пшеницу, посадим огурцы и помидоры.
– А куда болото пропадёт? – спрашивала недоверчиво я.
– Потечёт это по пути, который я ему укажу, – утвердительно и серьёзно
отвечал агроном.
– А какой это будет путь? – спрашивала я. – Где он будет?
– Будет на болоте канал, по которому вода пойдёт, куда прикажу.
– Например? – настойчиво спрашивала я.
– В водохранилища. А в них рыба будет плавать! – победно завершил
агроном.
– Совсем как в сказке, не верю, – с ухмылкой ответила я.
– Увидишь…

Однажды мы шли вместе с ним в школу. Было весеннее утро, и солнце
ласкало и грело, светило в глаза. Опять говорили о том же, а он добавил:
– Ты так выросла! И вся, как спичка, можешь мгновенно зажечь всё
и всех.

Я не расспрашивала у него значение этого высказывания, но чувствова-
ла, что его слова намекали на мой прямой и открытый характер. А тут и шко-
ла. Не было времени расспрашивать и выяснять значение сказанного.
В классе у нас были дружеские и тоже прямые отношения, все мы ува-
жали слова «честь», «честный». Когда мы писали диктант или сочинение,
ко мне ближе садились Коля Дейко, Славик Клеменя, Юреня Александр.

Когда же писали контрольные работы по математике, я спрашивала, кто
из них сядет ближе ко мне и поможет мне справиться с задачами и приме-
рами или к кому могу присесть я. У нас были дружеские отношения с Мари-
ей Тарасюк, Голубец Яней, Юренями, Кузнецовой Людой, Тихончик Ниной.
Но самой близкой и верной моей подругой была Дмуховская Ира, с кото-
рой мы встречались в коровнике и возле клуба, и у неё, а также у меня
дома. Летом мы вместе собирали ягоды и грибы, ходили в рыбхоз, навеща-
ли Люду.

Пешком мы сходили с ней несколько раз в Гать навестить Тихончик
Нину. Наш класс владел большими возможностями в плане организации
вечеров отдыха, концертных программ. У нас были свои певцы, чтецы, му-
зыканты, редакторы настенных газет. Интересно было то, что всем нам нра-
вились такие мероприятия, и в этом нам очень много помогли наш новый
классный руководитель Александр Михайлович Олехнович и учительница
географии Тамара Павловна Мележ.

Однажды Дмуховский Коля (он учился в десятом классе) написал к сво-
ему сочинению по русской литературе эпиграфом слова из моего стихот-
ворения «Родина». Это разнеслось по всей школе. Все восхищались его по-
ступком и моим стихотворением. Конечно, об этом узнали и учителя. Все
ученики и учителя ожидали, что с этого будет. Но ничего не было, никто
Дмуховскому Коле не сделал замечания по поводу его зачисления меня в по-
эты. А я ходила среди учащихся гордая и счастливая: мои слова и авторитет
выросли в одно мгновенье.

Но уроки математики, как я ни старалась, не вызывали у меня ни вос-
хищений, ни радости, ни удовольствия. Я прекрасно понимала, что во всём
виновата сама: так запустила алгебру, а оттуда всё остальное – геометрия,
тригонометрия – не шло на ум. Даже физика с химией при решении задач!
Сколько я не возвращалась назад к понятному материалу, надеялась разо-
браться и искоренить недостаток знаний, чтобы идти вперёд к актуальному
материалу, ничего у меня не получалось. В этом усилии было всё: борьба
за знания по предметам, борьба за лучший аттестат в будущем и борьба
за себя и свою честь: «Ведь не такая я глупая, чтобы не одолеть школьную
программу по математике!»

Учитель математики Фёдор Никифорович предлагал свою помощь всем
в классе, но кто из нас тогда его помощи хотел?! Мы были рады, что уроки
кончились, а он идёт домой. После его старательных и чётких объяснений
алгебра ни в какую не хотела входить в мою голову. Никто в классе не мог
похвалиться нормальным отношением к математике, я очень переживала
по этому поводу. Мне хотелось взять и штурмом выучить физику, разобрать-
ся во всех её формулах, выучить взаимодействия и реакции по химии. Но не
тут-то было! Один в поле не воин. Наступила ситуация, когда нужно было
смириться с оценкой «три» и не только смириться, но ещё и за неё бороться
всеми возможными средствами.

И только литература раскрывала мне какие-то возможности, будила
мои мысли и мечту и позволяла строить планы на будущее. И хотя я тяже-
ло и мучительно переживала потерю своих учителей Антонины Антоновны
и Ивана Антоновича, наша новая учительница литературы София Никола-
евна удержала во мне интерес и любовь к литературе, личному творчеству.

Из литературы девятого-десятого классов, несомненно, и из примеров жиз-
ни, кино, я поняла тогда, какой и кем я могу и хочу стать в жизни: как я буду
выглядеть, какие черты характера у меня будут ведущими. И я представ-
ляла себя молодой, конечно, красивой учительницей или писательницей,
приятной в общении, элегантно одетой в зелёный свитер и розовую блузку,
а на голове шляпка, тёмная или светлая юбка, туфли ей в тон, а в руке обяза-
тельно книга. Я в жизни имела всякую одежду, юбки и туфли разных цветов,
но вместе зелёного свитера с розовой блузкой у меня не было. А сейчас я уже
немного постарела на такие яркие краски, но посмотрю, что можно приду-
мать, чтобы осуществить эту мою мечту…

«В этот раз я не заслужила оценку «пять», а «четыре», – самокритично,
с достоинством и укором не однажды я сказала своей учительнице. В шко-
ле продолжались традиции выпускать настенную литературную газету; раз
в месяц устраивались вечера, готовились и проводились концерты художе-
ственной самодеятельности.

Однажды, кажется, осенью, мы сидели в школьном дворе на скамейках,
на одной из которых стояли бачок и ведро с водой и кружкой. Была переме-
на, ребята затеяли вокруг нас беготню, а девчата то подбрасывали им ка-
кие-то слова, то, набрав в уста воды, брызгали, чтобы охладить их. Я, набрав
воды, пустила её изо рта на пробегавшего мимо Дейка Колю. Видимо, как раз
угодила, потому что Коля на мгновение остановился рядом, схватил ведро
и всю воду из него вылил на меня. Я вся была мокрая, одежда прилипла к мо-
ему телу. Плакать и жаловаться я не привыкла. Решала: куда идти? Домой?
Через всё село? Или в класс, где все будут смотреть на меня в промокшей
одежде? И я решила, что в таком виде через всё село мне не будет нормально
идти со школы домой. Я должна идти в свой класс! Немного отжав волосы
и концы платья, я вошла в свой класс и села на своё место за партой. Кто-то
из учащихся ещё позднее зашёл на урок и сказал:
– Иван Григорьевич за дверями стоит. Подслушивает! Тебя, наверное,
Соня!

Урок вёл наш колхозный агроном, и я попросилась выйти из класса.
Когда подошла к двери, я сильно толкнула её вперёд. Думаю, завуч понял,
почему я тогда вышла. После урока объявили, что будет комсомольское со-
брание. Я почувствовала, что собрание созывают из-за случившегося, из-за
меня, что я мокрая пришла на урок.
«Но куда я ещё могла идти? В учительскую?»

Все остались, а я, сказав, что мне надо переодеться, пошла домой, добавив:
– Ведь я ещё не комсомолка, всё ещё хожу в пионерском галстуке.
Не менее интересный случай произошёл, когда наш класс с концертом
поехал в Добрый Бор. В ту субботу у нас был вечер в школе, и мне София
Николаевна дала выучить наизусть небольшую поэму о несчастной любви.
Я эту поэму прочитала на концерте в Добром Бору, где вела программу. Наш
классный руководитель Александр Михайлович был с нами. Мне было не-
легко решить для себя вопрос, где быть: с классом в Добром Бору или самой
на вечере в школе. Я не устраивала два мероприятия в один вечер. И выбрала
свой класс, романтическую поездку с концертом в соседнюю деревню. В по-
недельник Александр Михайлович мне объявил, что я должна попросить
у Софии Николаевны прощения, так как я якобы «сорвала вечер в школе».

Так как у меня, когда нужно, была мгновенная связь и дружеские отношения
со всеми учащимися в каждом классе, я прошлась по классам и спросила:
– Были на вечере в школе в субботу?
– Да, были, – получила ответ. – А мне сказали, что вечер был сорван,
не было вечера…
– Нет, неправда, вечер был.
– Нормальный был вечер, – твердили мне все.

Сегодня я думаю, кто его сорвал? Ведь я не заказывала машину в кол-
хозе, чтобы ехать в Добрый Бор. А моё желание быть с классом – тоже нор-
мальное.
И тогда в классах я попросила учащихся:
– Помогите мне! Я вас спрошу, был вечер или нет в субботу, а вы все
хором ответите мне правду.

Через урок-два построилась линейка. Учителя напротив в центре. Завуч
вышел вперёд и сказал, что Козел Соня имеет слово. Завуч морщился и кря-
кал, его левый глаз дёргался, брови хмурились. София Николаевна стояла
скромно по его боку, чуть отставив назад своего мужа – учителя химии. На-
шего Александра Михайловича нигде не было видно.
– Ну, пожалуйста, Козел, – вежливо промолвил директор Комаров.

Обстановка спустя секунду-две накалилась донельзя, и я, выступив шаг
вперёд, приступила к делу. Всем корпусом повернулась влево, потом вправо,
при этом спрашивая:
– Пятые, шестые, седьмые, восьмой класс, десятый! Был в субботу вечер
в школе?!
– Бы-ы-ы-ыл!
– А мне сказали, что я его сорвала…
– Не-е-е-ет!

Я стала на своё место, а от классных поступила команда разойтись всем
по классам. Через несколько минут прозвенел звонок на урок. Все шло в этот
и последующие дни, как будто ничего особенного не случилось. Учителя
вели свои уроки, мы жили своей жизнью: оценками, тревогами, встречами
и мечтами. Конечно, я опять прошла по классам, и сказала всем учащим-
ся школы, как здорово они меня поддержали в борьбе за справедливость,
за правду.
– Спасибо вам, – благодарила их, – я всегда буду отстаивать добро
и справедливость, – искренне обещала я им.

Иногда Дмуховский Коля передавал мне записки, которые укрепля-
ли во мне чувство достоинства и самостоятельности. Несколько раз брала
велосипед по его разрешению, и вместе с девчонками (Ирой и Яней) ехали
в Ежоны, где была сельская больница и зубной кабинет, и там брали справки
о состоянии здоровья, надумав поступать после девятого класса, сознавая
своё бедственное положение на уроках математики.

Мне нравились уроки истории и обществоведения, на которых изучали
Конституцию БССР. Их вёл новый директор школы Комаров Максим Алексан-
дрович. Эти предметы мне были близки и понятны, а статьи из Конституции
запоминались прямо наизусть целыми абзацами. Я часто спорила со своим
учителем на темы кодекса строителей коммунизма и никогда не соглашалась
с лозунгом: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» Мне
тогда уже было ясно, что у каждого способности не могут быть одинаковыми,
и потребности могут превышать способности человека и его отдачу обществу.
– Где же тогда справедливость? – задавала я один и тот же вопрос свое-
му учителю.

Всё шло своим чередом, медленно и серо. Мне не было покоя ни в шко-
ле, ни дома. В школе мучило сознание своей беспомощности в математике,
дома – беспросветная нужда и работа. Никакой радости, никакого светлого
момента. Чтобы как-нибудь оживить это понимание, изменить свои ощуще-
ния и мысли, я часто в субботу или воскресенье навещала свою тётю и Ива-
на Венедиктовича в Добром Бору. Там я находила понимание, чувствовала
тепло и уют. Я любила реку, и не только летними днями, когда на ней раз-
давались голоса, всплески вёсел и плыли плоты с весёлыми и загоревшими
плотогонами, что каждую минуту были настороже и багром в руках направ-
ляли бревна на середину реки, заставляя их плыть по течению. Я любила
смотреть на них и думать о их жизнях, полных поворотов и неожиданно-
стей, представляла, где они окончат свой путь или остановятся отдохнуть.

Я любила реку, когда она становилась холодной, а воды рябили от осенне-
го порывистого ветра и мчались, свободные, вперёд, но с каждым днём замед-
ляли своё движение, потихоньку застывая и затягиваясь тонкими пластин-
ками льда. И, наконец, прибежав к ней, обнаруживала, что моя река замёрзла,
а через несколько дней надолго покрылась белым одеялом из холодного и бе-
лого снега, что блестел и синел на солнце. И всё тогда казалось странно и тихо,
просто чудно, как в другом мире. Эта тишина и голубой снег, ночное, прямо
космическое, тёмно-синее небо, яркие звёзды на нём; большие и маленькие,
едва заметные, но удивительно живые, мирные небольшие домики у самой
реки и на пригорке на другой стороне дороги, у самого кладбища под столет-
ними соснами, в ветвях которых повисла серебристая луна.

В такие вечера я мечтала встретиться с Дмуховским, мучилась, что те-
перь нахожусь в его деревне, но не вижу его. Иногда мы с тётей шли в клуб,
а по пути она мне рассказывала о прочитанных книгах.
– А ты прочитала роман Тургенева «Накануне»? – спрашивала она.
– Да, как раз в школе проходим, – отвечала я.
– Я бы хотела, чтобы у тебя была жизнь, похожая на жизнь Елены, – ис-
кренне доверилась мне тётя.
Я не продолжала с ней разговор о Елене, мои мысли были в Добром Бору,
около Дмуховского. Я не искала с ним встреч, мне было достаточно того, что
виделись в школе, интересовались друг другом, иногда передавали записки.

Мечтая стать учительницей или писательницей, я уже тогда представ-
ляла, как мы с ним встретимся, а я буду в розовой блузке под зелёным свите-
ром, в тёмной или светлой юбке, а в тон ей туфли на каблучке, обязательно
буду в шляпке и с книжкой в руке. Уже тогда у меня пробуждалось чувство
тяготения к определённому образу жизни. Откуда это было или приходило,
я не знаю и сейчас. Но этот образ, представление себя, видение себя остаётся
неизменным. Я думаю и удивляюсь: как прекрасен этот образ! Я не проме-
няю его ни на какой другой! Никогда…

– Откуда это? – спрашиваю. И отвечаю себе: – Из книг, из школы, из моей
семьи, моей деревни… Из того, что взяла сама для себя по своему желанию,
по своей воле. Оттуда что-то коснулось моей души и задело струну, что
дремала во мне, а потом пробудилось, заговорило и запело, потребовало,
подтолкнуло и повело. А я ей пробивала дорогу, давала простор, все свои
возможности, всё, что могла. Берегла её в себе, поддерживала, хранила и за-
щищала. И так до сих пор…
По-моему, здорово! Не правда ли?

21 сентября 2013
После линейки Александр Михайлович сказал мне на переменке, чтобы
я домой после уроков не уходила – придёт в школу моя мама.
– А чего придёт?
– Вызвали её, – ответил мне мой классный руководитель.
– Как вызвали? Почему? А кто коров доить будет? – с сознанием чего-то
страшно неприятного спросила я.
– Подоят сегодня за неё, – ответил Александр Михайлович.

Делать было нечего, уроки кончались, оставалось ждать маму. Собрав
все свои силы, пообещала сама себе:
– Не буду унижаться и плакать. Всё выдержу!

Прозвенел звонок, все разошлись, а меня позвали в учительскую, где
у входной двери сидела моя мама. Мне было жаль её, ведь она оказалась
в совсем чужой, незнакомой ей среде, среди учителей (а не среди коров,
где чувствовала себя хозяйкой). И неизвестно, что это будет. Мне позволи-
ли стать возле нее. Больше всех говорил Иван Григорьевич. Рассказал, как
я не осталась на комсомольском собрании; что не извинилась перед Софи-
ей Николаевной за «сорванный вечер в школе». Другие учителя рассказали
моей маме о моих успехах и неудачах на их уроках, о моём поведении. Моя
мама плакала навзрыд, я стояла возле неё и прикасалась к ней рукой, уте-
шая её словами:
– Не плачь, мама. Прошу тебя, не плачь! Я не виновата, не плачь, – время
от времени повторяла я, дотрагиваясь до нее рукой.
– Я не пушчала яе ў дзявяты клас, магла бы даяркай рабiць! Дык яна
пашла да прадсядацеля грошы ў мяне на кнiжкi патрэбаваць! – с рыданиями
пыталась рассказать обо мне всю правду мама. София Савельевна, наверное,
сжалилась надо мной, громко и внятно проговорив:
– Ничего, Соня, не переживай. За одного битого – десять небитых дают!
Я стояла возле мамы, как солдат, молчала и стойко переносила всё. А Со-
фия Савельевна опять повторила, чтобы слышала только я, стараясь меня,
наверное, поддержать:
– За одного битого – десять небитых дают. Всё-таки была моей классной
четыре года… Но мне страшно не хотелось, чтобы меня линчевали сегодня
за моё лучшее завтра. Ни одной слезы не капнуло из моих глаз, и гордость
наполняла меня, что я такая стойкая…
– Только жалко маму, – думала я, представляя, как ей тяжело было так
неожиданно прийти в школу, не доить, как обычно, коров, а слушать всё, что
так великодушно ей преподнесли мои учителя. С этого момента и до конца
школы у меня не было любимых учителей. Никто из них, кто сидел тогда
в учительской, не сравнился в моём понимании с Марией Александровной,
Ниной Николаевной, Тамарой Васильевной, Антониной Антоновной или
Иваном Антоновичем.

Александр Михайлович и Тамара Павловна были начинающими моло-
дыми педагогами, они отличались от всех других наших учителей своей
молодостью, красотой и эрудицией, нестандартным мышлением. В коллек-
тиве учителей они были ещё слабы, и защитить меня, как-то повлиять на со-
бытия ни с одной, ни с другой стороны они не могли. В своём последнем
слове Иван Григорьевич сказал маме:
– Ещё одно замечание – и мы Соню исключим из школы.

Мама плакала, я её утешала. И сейчас недоумеваю, как это там, при учите-
лях, она на меня не ругалась? Да и дома в те дни и потом я не услышала от неё
ни слова по этому поводу. Может, у неё было понимание моей невиновности,
ведь она каждый день видела, как я готовилась и бежала в школу, как прихо-
дила домой, сама показывала ей свой дневник и хвалилась или удручалась
своими оценками. Собственно, все мои действия ей были известны и знакомы,
и они не выходили за рамки установленного неписаного закона. Может, и она,
как я, прониклась чувством, что меня не хотели видеть в этой школе, не могли
смириться с тем, что я хочу учиться? В то время у нас уже были исключения.
Не помню за что. А если не помню за что, так какие же это были исключения?..

В общем, вопреки моему торжественному походу в девятый класс, для меня
наступило смутное время. Главное, что я это очень сильно чувствовала и пе-
реживала. Как бы там ни было, я знала, что мне делать. Мысль и чувства мои
работали так усердно, что быстро привели меня к незаурядному решению.

На другой-третий день я попросила у мамы десять копеек (она мне их
безотказно дала) и пошла в школу. На уроке истории я написала на листке
из тетради в клетку небольшое заявление – письмо в роно г. Барановичи.
Я попросила в роно защиты от директора и завуча и рассказала о последних
событиях – комсомольском собрании, линейке и о вызове мамы в учитель-
скую. В нём я подчеркнула, что ещё не комсомолка и что у нас в школе часты
случаи исключения учеников.
– Я хочу поступить в институт. Помогите мне, пожалуйста! – окончила
своё письмо, написала дату и расписалась, указав в скобочках свои полные
данные.

Прошло несколько дней, может, неделя. Однажды на уроке наш дирек-
тор Комаров стал перед классом, как обычно, но как никогда, несколько раз
повторял одни и те же слова:
– Ах, Козел, Козел… Ах, Козел…

Никто из моих одноклассников ничего не понял, зато я поняла, в чём
было дело. «Наверное, получили известие из роно», – подумала я и сделала
вид, что его стоны и это недвусмысленное движение головой меня не каса-
ются. Об этом никто со мной в школе не разговаривал, все вели себя так, как
будто ничего не произошло, и я себя держала так же. Из роно мне никакого
ответа не прислали. Но с этих пор все учителя, главное – завуч, перестали
на меня смотреть в упор, переглядываться, перешёптываться при моём по-
явлении. Никто не придирался ко мне за каждое слово, перестали контролировать
мой каждый шаг. Наверное, у них появилась новая тема, что по-
лучили из роно. Огромная тяжесть свалилась с меня, и я ходила на уроки,
спрашивая себя:
– Что мне эта школа даст? Где я буду после неё? Почему я так борюсь
за неё?

Уверенность в том, что я поступила правильно, подтверждалась с ка-
ждым днём контактами с моими учителями. Я освободила свою душу от тя-
жести и страха, неуверенности и, облегчённая, продолжала идти за своей
мечтой, уже зная, что осуществить её мне будет нелегко. «Настойчивость!» –
это слово овладело моими мыслями и поступками.

22 сентября 2013
Уже так, может, было начертано на карте моей судьбы, что почта с ран-
него детства и юности, всей моей последующей жизни играла очень важную
роль.

Потом, когда я подросла, стала общаться при помощи почты со своей тё-
тей Еленой Романовной, которая после войны осталась жить в Челябинске.
Её письма поддерживали во мне и развивали мои лучшие качества, стремле-
ние учиться. Ещё и сегодня среди фотографий, что прислала мне тётя, я хра-
ню её мини-портрет, на обратной стороне которого написано её рукой: «От
тётушки Елены Романовны дорогой и умной Сонечке!» Я всегда дорожила
её мнением и старалась оправдать её доверие ко мне. Второе письмо, как
и первое, появилось в период тяжёлых раздумий и переживаний и пошло
в роно города Барановичи. В нём я просила защитить меня перед моими
учителями.
– Я хочу окончить десять классов, – написала я.

Небольшой светлый дом на два конца, с голубыми зарешёченными ок-
нами и синим почтовым ящиком на заборе у самой дороги. От калитки бе-
жала тропинка к небольшому крылечку, а с него через сени дверь налево от-
крывала половину дома, что служила почтой, в другой местности – направо
жили хозяева Гавриил Иванович, его жена Антонина и сын Виктор. Интел-
лигентный, всегда внимательный, готовый прийти на помощь хозяин, он же
начальник почтового отделения связи.

Когда я заходила на почту, старалась быть опрятной, чистой и разгова-
ривать так вежливо и красиво, как это всегда видела и слышала, общаясь
с работниками этого важного и необходимого в моей жизни учреждения.
Я была во всём самостоятельной, выбирала себе примеры для жизни, насто-
ящей и будущей.

Другим таким интересным для меня человеком, которого я очень уважа-
ла и старалась снискать его понимание и поддержку, был Иван Венедикто-
вич, который угощал меня яблоками из своего небольшого, но богатого сада,
и ложкой мёда. Иван Венедиктович нёс на себе заботу о больной жене (тётя
Лиза больше пяти лет не поднималась с постели после падения с лестницы),
о доме, огороде, пчёлах, картофельном поле. Я никогда не слышала, чтобы они
ругались. Очень уважала и любила своих весёлых старших двоюродных бра-
тьев Ивана Ивановича, Александра Ивановича, Петра Ивановича. Все трое –
один красивее и умнее другого. Прибежав к ним, я мыла полы, окна, столы,
лавки. Приносила воды столько, сколько было надо, и собрав чугунки и дру-
гую посуду, бежала к реке, чистила их и мыла, сушила на солнце.

Я любила свою тётю, ласковую и тихую, мечтательницу и читательни-
цу библиотечных книг. А Иван Венедиктович носил и обменивал книги для
тёти в сельскую библиотеку в нашей деревне. Часто заходил к своим одно-
сельчанам, а потом в нашей деревне задерживался в сельском совете или
в правлении колхоза. А по дороге мне рассказывал, как он вдохновлён мате-
риалами двадцать четвёртого съезда КПСС, радовался новой жизни. Поку-
пал, читал и давал мне газеты с материалами съезда и всегда подчёркивал:
«Как это хорошо и правильно служить людям! Служишь другим – послужишь
и себе». Все жители Доброго Бора и нашей деревни знали Ивана Венедикто-
вича, уважали его и часто благодарили за помощь. А когда нуждался в помо-
щи он, все помогали ему, как будто сговорившись. Только спрашивали:
– Когда будете копать картофель, Иван Венедиктович?
Он отвечал сразу или обещал:
– Я Вам дам знать.

Из дневника: 1961-1962

День выдался горячим… Копали всего двенадцать доброборок. Вечером
домой шла с Раей – Колиной соседкой.
– Любит он тебя! – сказала она.

27 сентября 2013

Вчера был прекрасный осенний день. Как всегда в субботу, люблю прой-
тись на «Мелитичку» (открытый рынок в Братиславе), потоптаться среди
людей, словить их улыбку или слово, посмотреть на товар, поприветство-
вать знакомых продавцов, купить перец (непременно острый!), цветную
капусту, сливы и виноград. Посмотреть, сколько грибов в лесу. Видимо, мно-
го – на рынке их горы. Привозят их молодые цыганки, красивые, добросер-
дечные, несчастные, что без работы. А эти грибы – белые и красные, лисич-
ки, маслята, моховики – ожидания и надежда цыган на удачу, на небольшой
и нелёгкий заработок.

И глядя на них, вспоминаю, как это было в мои детские и юные годы,
когда я с подружкой и нашими младшими сёстрами ранним утром, когда ещё
только вставало солнце, бежали в лес, собирали там грибы и ягоды, а потом,
часто прямо из леса, везли продавать их в Барановичи на попутной машине.
Продавали за бесценок, а потом за эти небольшие денежки покупали себе
ситцевые платьица или лёгкую обувь, хлеб и крупу. Останавливаюсь около
двух молодых девчат, прицениваюсь к их чистым и здоровым грибам, беру
в руки и откладываю – куплю немного, сделаю приятное им и себе.

Домой прихожу – пора обедать, пить чай, таблетки, а потом пойдём с Душа-
ном на огород покормить кошек и котят, а Душан настроен перекопать всё, что
надо. Я в прошлую субботу всё там почистила, убрала, сорвала последние поми-
доры, перцы, выдернула корневища цветов. И Душан разошёлся: копал и копал,
только иногда поглядывал на меня и кошек, которые, поев, дружно умывались.
Я относила корневища, складывала сучья, сгребала листья и сухую траву, наво-
дила порядок на огороде. Погода стояла тихая, светлая, осенняя.

Дома опять берусь за свой ново-старый дневник и опять, как в интер-
нете, вхожу в эту напряжённую весну в девятом классе, размышляю над
неподдающейся математикой со всеми её союзниками – физикой и химией.
Невольно вспоминаю своего бывшего коллегу – директора вечерней школы
в Бресте, который восхищался своим предметом и приговаривал:
– Математика – это сама поэзия.
Хотя я математику не выучила надлежащим образом, вполне согласна
с его словами, и понимаю, что математика предполагает в себе необыкно-
венно обширные возможности. Я бы сказала, что математика не только по-
эзия, это сама жизнь…

Боясь математики и переживая за своё будущее, переговорив с одной
одноклассницей, я решила вместе с ней поступать в культпросветучилище
в Витебске.
– Что нам делать ещё целый год в школе с математикой? – разговари-
вали мы, и эта мысль запала мне в голову. Спустя время, Яна переспросила
меня:
– Ты поедешь со мной?
– Поеду, – ответила я.

Когда был конец учебного года, я уже твёрдо решила ехать попробовать
поступить в культпросветучилище. Для этого я находила в себе данные:
читала выразительно наизусть, писала стихи, умела выпустить настенную
газету, играла роли в постановках. Только вот играть на музыкальных ин-
струментах не умела. А Яна играла на цимбалах.

Тогда мне казалось, что это нормальный выход – избежать математики.
А если не поступлю – буду продолжать учиться в десятом классе. Так я дума-
ла о себе и о своей судьбе. Одно мне не нравилось: после училища я не буду
иметь высшего образования. Но и на это мне был известен рецепт: после
училища я смогу поступить в вуз, даже на заочное отделение! И кто знает,
как бы сложилась моя жизнь, если бы в один летний день не зашла к нам
в дом соседка Аркадикова Люба. Вместе с моей мамой она начала меня отго-
варивать от поездки в Витебск:
– Уже окончишь десятый класс и сможешь поступать и в училище,
и в институт! – говорила она, ласково глядя мне в глаза, желая уберечь меня
от ошибки.

Я знала, что мама хотела, чтобы ещё хотя бы год я помогла ей доить коров.
Где я буду жить после училища, в какой деревне? Может, буду играть
на сцене, или работать заведующей в сельском клубе, или библиотекарем? –
пыталась я представить себя после училища. А какую зарплату я получу
со средним образованием? – и этот вопрос не был последним в ряде других.
И ещё – где я денег возьму, чтобы поехать и попробовать? Мне надо сра-
зу и навсегда.

Не предупредив Яну, я не послала свои документы и не поехала по-
ступать в культпросветучилище. Немного позднее, в первые дни занятий
в десятом классе, я съездила в Слоним. У меня было несколько своих ру-
блей, и этим летом мне Витя прислал двадцать рублей – наверное, я по-
просила у него на поступление. Я шла по базарной площади, примерно всё
зная, заглядывалась на товар по сторонам и в торговых будках, но ничего
для себя нужного и очень красивого за свои деньги не нашла. Так я оказа-
лась на площадке, где продавали домашних животных. Представьте себе:
девушка, шестнадцати лет, в белом с красными горошинками платье ходит
среди повозок, мешков и ящиков, смотрит да ещё спрашивает и прицени-
вается:
– Сколько стоит поросёнок? А кто это, он или она?
– Покупайте, – ласково говорят две женщины, что придерживают по-
росёнка в мешке, поглаживая его.
– А кто это? – спрашиваю, – свинка?
– Да ты посмотри, какая она высокая и живая! Мы поросёнка уже продали.
– А сколько стоит?
– Двадцать три, да, двадцать два рубля, кивает головой и всё пригова-
ривает старшая из них.
– Не могу, – говорю им.
– Так мы дешевле его отдадим!
– За сколько? – спрашиваю.
– Ну, за двадцать один, – говорит женщина постарше.
– Нет, – говорю, – у меня мешка с собой нет.
– Мы тебе продадим его с мешком, – говорят наперебой женщины.
Сама себе думаю: надо же было мне зайти сюда, смотреть, да ещё прице-
ниваться… Теперь от меня не отстанут! Видят, что молодая, обмануть хотят!

Чтобы выйти из положения, я им уверенно предлагаю:
– Семнадцать рублей – и с мешком!
А сама думаю:
– Так я от них уйду, а если согласятся, так куплю себе, за год вырастет,
поступлю в институт, отец продаст, деньги будут на учёбу, на одежду подхо-
дящую!

На моё удивление, женщины посовещались и, вспомнив Бога, согласились.
– Хорошо, – сказала самая активная. – Бери за семнадцать…
– Пусть тебе будет на удачу, – взяв деньги из моих рук и подав мешок
с поросёнком мне на плечи, на это белое в красные горошинки, совсем ещё
новое платьице, – пожелала она.

Как молодая волчица, я потащила свою добычу за ворота базарной
площади, перешла на другую сторону и начала ожидать попутную маши-
ну, чтобы быстрее добраться домой. Первая машина, что показалась из-за
поворота, остановилась, шофёр помог мне с поросёнком забраться в кузов
и высадил меня, спустя минут сорок у поворота на лесной дороге, что ведёт
домой в деревню. Было ещё часов двенадцать, солнце грело, поросёнок хрю-
кал за плечами, видимо, мучаясь от жары и жажды. Мокрая от пота и усталая
от тяжёлой, не под силу, ноши, время от времени останавливалась, отдыха-
ла, намечала себе цель – пройти до того, еле виднеющегося дерева, подбра-
сывала мешок с поросёнком и терпеливо продолжала свой путь. Уже вблизи
села, немного стороной, ехал на велосипеде в лес дядька Алексейко. Дядьку
все знали и уважали за его мягкий характер и быстрый ум, а также считали
его лучшим грибником в деревне. Он жил со своей женой, и мы часто встре-
чались в лесу.

Несмотря на расстояние, что нас разделяло, дядька Алексейко остано-
вился, подошёл ко мне ближе (я же использовала этот момент для отдыха),
узнал меня, мы поздоровались, как хорошие знакомые, а он спросил меня:
– Что это ты, Соня, несёшь?
– Ой, дядька Алексейко! И не спрашивайте: поросёнка купила, да ещё
свинку! Ох и будет ругать меня мама! Да и отец по голове не погладит!
– Ну, покажи, что ты купила? – спросил дядька Алексейко, а я осторож-
но раскрываю мешок. Он смотрит на мою покупку и утешает меня: – Смо-
трится хорошо: высокая, не худая. Будет есть с аппетитом – быстро выра-
стет. Сколько ты за неё отдала?
И я ему рассказываю, как всё было, и почему я решила купить свинку.
За семнадцать рублей… с мешком.
– Ну, и молодец ты, Соня, хорошо придумала! Пусть тебе Бог поможет, –
сказал, помогая мне забросить на плечо мою живую ношу, и поехал в лес
по свои грибки.

Что говорить, тяжёлая это была ноша, живая, неспокойная, грязная
и вонючая. Что бы я делала, если бы мешок разорвался или свинка его про-
грызла? Убежала бы от меня, а я её не словила бы, не смогла бы в дырявом
мешке её донести домой и пройти путь более семи километров?! Но Бог был
со мной, и всё завершилось благополучно. Подойдя к калитке нашего дво-
ра, я выпустила поросёнка из мешка, и он стремительно побежал по двору
к крыльцу, где сидел отец и курил папиросу. Когда увидел поросёнка, засме-
ялся, а мама застыла на месте и закричала:
– Что ты выдумала? Куда это ты принесла? Чем я его кормить буду?
– Сколько я тебе телят и свиней вырастила? Эту себе буду растить.

На будущий год поступлю – одежду себе куплю да обувь, пальто.
Отец спросил:
– А чего ты свинку купила? Как это? Ты ни о чём таком не говорила?
А я в это время уже подавала есть и пить своей путешественнице, при-
села рядом с отцом и рассказала ему всё, как было. Свинка проголодалась
и начала громко чавкать и есть так, что только уши у неё дёргались.
– Молодец, хорошую свинку купила, – похвалил меня отец. – Маруся, по-
смотри, какая свинка голодная, здоровая, значит!

Мама искоса смотрела то на меня, то на свинку, и уже жаловалась сама
себе:
– От неё всего дождёшься! Придумала мне на зиму лишний рот!

Я и сама понимала, что немного поздновато получилась у меня эта по-
купка. Но денежки мои, что брат прислал, будут расти вместе с ней. И я буду
чувствовать себя среди других студенток достойно, когда приоденусь как
следует. Несколько рублей есть у меня на руках, что остались после горячего
и полного раздумий и терзаний лета…

Когда я приняла решение продолжать учёбу в десятом классе, эта покуп-
ка для меня показалась самой правильной и необходимой на моём нелёг-
ком пути к поступлению. «Поступить, – как я понимала тогда, – подняться
на ступеньку выше своей среды». Тогда я просто хотела доказать себе и всем,
что я чего-то стою; что никто со мной не будет обращаться, как угодно; что
я готова жить лучшей жизнью, быть лучше, чем кто-то хотел меня видеть…

28 сентября 2013
Незадолго до этого я встретила, как договорились, Колю с Егоровичем
и проводила его на учёбу в Минск, в техникум. И в настроении, что жизнь идёт
дальше и не как-нибудь, а по верному пути, мы с Егоровичем провожали Нико-
лая, а он с достоинством переносил горечь разлуки с родным домом, друзьями.

Шёл к неизвестному, я ему завидовала, что уже окончил школу и входит в свою
самостоятельную жизнь. И кто знает, встретимся ли мы ещё когда-нибудь или
нет, захочет ли он написать мне письмо. Всех чувств и мыслей мне вспоминать
не надо, так как передо мной мой дневник, а в нём всё о том и даже больше, чем
можно предположить! Сколько думалось, переживалось и писалось!

Впереди у меня был нелёгкий учебный год. Этот год, вся моя жизнь
в этом году, я знала, откроет или закроет передо мной моё светлое будущее.
А я за него буду сражаться: сама с собой, с непонятными примерами и за-
дачами, с нежеланием слушать и читать, да ещё стараться запомнить эту
физику, химию с её формулами и реакциями и всеми другими моментами,
которые отравляли и так мою нелёгкую жизнь.

И слышится эхо любимого действия нашего директора: «А ещё будут
исключать тех, кто практику не отработал!». А человек этой практики при
колхозных коровах да на работе в поле имел предостаточно!
Хоть бы на тракторе научили ездить или машине! А то трактор и маши-
ну изучаем по картинкам в учебнике, да и тот – один на весь класс… Наш
оптимистичный агроном хотел нас порадовать, но в колхозе и так машин
недоставало. Так и не получилось ему оживить свои лекции звуком мотора.

Зато на болоте незаметно, но успешно проходили работы по осушению. Кол-
хоз готовился на образовавшихся торфяниках (после того, как канал вывел
всю болотную воду подальше за деревню, где были подготовлены корыта
для водохранилищ) посадить морковь, огурцы, помидоры, посеять кукурузу.

Весть о том, что Коля вернулся из Минска, не обрадовала меня – наобо-
рот, огорчила. Я ждала от него письмо, а получилось всё иначе. Оказывается,
что у него не было пятидесяти рублей на прописку в Минске. А где ему было
их взять? Без отца, жил только с мамой, сестра замужем. Он таких денег
не держал в руках. Он – парень, не мог собирать ягоды и грибы, возить их
продавать, как я. Да и кому продавать, куда возить? В Слониме не продать,
а в Барановичи из Доброго Бора далеко, нереально. Рыбку словит в реке, как
раз на завтрак. Дома ни коровы, ни телёнка, не знаю, как насчёт кабанчика
какого… Такая жизнь была у всех, особенно у пожилых да одиноких людей.
А человеку без денег – никуда!

29 сентября 2013
Написала и отправила письма всем друзьям в «Одноклассниках» и опять
мысленно возвращаюсь в свой десятый, полный тревог и ожиданий, реши-
мости и даже борьбы за будущее, за жизнь, о которой я мечтала и хотела
жить, которую чётко представляла и от которой (уже тогда я это понимала)
можно ожидать всего: и хорошего и плохого. Я чувствовала и даже знала, что
моя жизнь не будет простой и лёгкой.

Большое место в то время в моей душе, сердце и мыслях занимала мечта
о счастье, дружбе и любви. И всё это происходило на фоне деревенской дей-
ствительности. С большой любовью и благодарностью в сердце я вспоми-
наю всех своих одноклассников и друзей, что помогли мне честным и прав-
дивым словом, действием или своим присутствием.

Из дневника: 1.09.1961
«Внезапно подошёл ко мне Саванец Коля и протянул лист, сложенный
треугольником. «Письмо от него!» – мелькнула у меня мысль. «Спасибо тебе,
Коля!» – серьёзно сказала я и взяла письмо. Развернула. Письмо было напи-
сано азбукой Морзе. «Чего же он писал азбукой Морзе? – спросила я свое-
го почтальона. – Когда же я прочту его?» Хотелось прочесть в школе, но ни
у кого не было с собой азбуки Морзе. Дома я её нашла и начала читать.

«Здравствуй Соня! С приветом к тебе Коля. Может, ты будешь удивле-
на этим письмом, но я решил тебе кое-что сообщить. За последнее время
наша дружба пошатнулась, это факт, но я решил всё-таки с тобой погово-
рить и спросить тебя. А если нет, то жизнь переменится, и жизнь пойдёт сов-
сем по-другому. Соня, если ты согласна на уступки, то укажи, в какое время
к тебе приехать или лучше ты приходи к своей тёте на Октябрьские…»

Что мне делать? Я собиралась к тёте, но что это за «уступки»? Хотелось
ему ответить и указать на ошибки в его письме и даже отвергнуть его друж-
бу. На следующий день Коля и Лена передали от него привет. Лена сказа-
ла, что Коля в воскресенье приехать не сможет! «Значит, он хочет, чтобы
я пришла в Добрый Бор! – догадалась я. – Так не выйдет! Чтобы у него были
доказательства, что я бегаю за ним. Нет!» И я решила написать ему ответ:
«Здравствуй, Коля! С приветом к тебе Соня (Козел). Сообщаю, что письмо
твоё я получила и прочитала, хотя с большими трудностями. Эту записку
я пишу тебе для того, чтобы ты как-нибудь мне дал какие-то пояснения
по поводу «уступков». Мне не совсем понятно, на какие «уступки» я должна
идти, потому требую немедленных объяснений. Как хочешь давай мне их,
но если я не буду знать, то ничего, наверное, не выйдет. Как я могу на что-то
соглашаться, не зная вовсе сути этих «уступков»? Надеюсь, тебе ясно, что
мне надо, поэтому заканчиваю. Всё. А в Добрый Бор ходила до тебя.
Отдала Саванцу Коле, чтобы передал Дмуховскому».

30 сентября 2013

Из дневника: 4.11.1961
На уроке немецкого языка я получила от Саванца Николая какой-то па-
кет. «Неужели письмо? – подумала я. – Фотография!» – молнией блеснула до-
гадка. Да, это была моя фотография. Холодок заполнил моё сердце. Передо
мной моя фотография. Переживаю. Дрожащими руками раскрываю газету.
Слово «Николаю» там зачёркнуто и замазано чернилами, а на моём письме,
на чистой стороне, небрежно, с высокомерием написано: «Итак, мадам, пош-
ла ты подальше со своими записками. Больше я до тебя ни… не маю. Фото
твоё я передал Коле, оно мне не нужно».

В конце уроков все в нашем классе знали обо всём. Иссарь Георгий даже
меня упрекнул дружбой с Колей, другие, наоборот, вступились за меня.
Шура, взяв фотографию, ни за что не хотел мне её отдавать…
– Пусть мне, Соня, на память останется. Когда-нибудь посмотрю
и вспомню о тебе, серьёзной девушке, подруге школьных лет.
Это были искренние слова, от сердца, и мне как-то легче становилось
от них. А в понедельник я была у своей тёти в Добром Боре. В клубе был кон-
церт, она меня звала идти вдвоём, но я твёрдо решила в клуб не идти. Скоро
в клуб пошёл и Иван Венедиктович.
– Что будешь делать одна дома? – участливо спросил он меня.
– Буду читать книгу, – ответила я.

Тяжело и печально самой, не идёт мне учить на память «Песнь о Соко-
ле» Максима Горького. Взяла свою фотографию, рассматриваю, затем чи-
таю своё письмо. А за окном шумит и ругается ветер. Темно и неуютно, как
в моём сердце…

Вдруг постучали. Открываю двери, выхожу: смех, голоса. В дом заходят
Тарасюк Мария, Рая Пытель, Лена Саванец, Соня, Маша…
– Собирайся, Соня, пойдём в клуб! Только быстрее!
– Когда я пойду, будет думать, что за ним пришла?!

Но девочки были настойчивы, и я оценила их милый поступок (больше
километра шли за мной) и не стала перед ними ломаться, а быстро собра-
лась, и мы весёлой толпой отправились в клуб. А по дороге наперебой они
рассказывали:
– Если бы ты знала, как изменился Коля и каким противным стал! Водку
пьёт, песни горланит возле клуба, бьётся, костюм порвал, ходит в фуфайке…

В клубе ко мне подошёл Антон, и мы с ним долго разговаривали: у нас
всегда с ним находился общий язык. Антона знали не только в Добром Бору,
но и во всей околице. Это был парень, старше меня лет на десять: высокий,
золотоволосый, всегда опрятный, а в клубе был одет в элегантном тёмно-
синем костюме с белой рубашкой. Его голубые холодные глаза пронизывали
насквозь, а его длинные и мудрые речи не всем были по вкусу. Ну, а мне было
интересно с ним разговаривать. Меня интересовало, почему он уделяет мне
столько внимания (и, конечно, я спрашивала его об этом молча). Говорили,
что у него дома, в шкафу, три костюма, и все посмеивались, что «пока придёт
время ему жениться, их будет пять и больше…»

У Антона был дядя в Америке, которого Антон собирается навестить
и привезёт мне подарок. Антон жил вместе со своим отцом в доме через
дорогу, напротив реки, в самом начале Малого Села Доброго Бора. Это был
высокий, худощавый, внимательный и работящий, хозяйственный моло-
дой человек. У самой реки, совсем рядом с большим кладбищем, он строил,
а позднее выстроил дом, большой, просторный и красивый, с голубыми, как
небо, окнами. Все ожидали, когда и на ком Антон женится и начнёт жить
своей семьёй в новом доме.

Не одна девушка была готова связать с ним свою судьбу. Но шли годы,
Антон мужал и старел, а дом стоял пустой и нетронутый. Антон не женился.
Когда я приходила в Малое Село, как по заказу, мы встречались и подолгу
разговаривали с ним, но о женитьбе он не промолвил никогда и слова. А вот
в Америку съездил. Об этой его поездке я хочу спросить ещё Настю, а пока,
заглянув в конец семидесятых годов, я опишу Вам своё изумление и радость,
что охватили меня, когда однажды летним днём Антон объявился у раскры-
той двери моей квартиры в Бресте на Московской улице. Он нашёл меня,
взяв адрес у моих родителей, а может, у Ивана Венедиктовича (тёти тогда
уже не было).
– Я еду в Америку! – радостно сообщил он мне, широко улыбаясь. Я вскрик-
нула от удивления, обняла его и поцеловала, пригласила зайти в квартиру, при-
сесть и отдохнуть с дороги. Это было ещё только начало его большой дороги
в Америку. Наверное, я была первой и последней, кто его провожал и благо-
словлял в этот далёкий и неизвестный путь. И сейчас стоит в глазах этот лет-
ний и солнечный день, моя плачущая дочь, Антон с улыбкой и внимательным
ласковым взглядом и я, собранная идти на приём к начальнику Брестского
городского жилищного управления по квартирному вопросу. Я предложила
Антону остаться у меня отдохнуть до вечера, но он не согласился:
– И я пойду, тебя провожу, пройдусь с тобой, посмотрю Брест, а там
на таможню! – с улыбкой и охлаждённым взглядом сказал Антон, и мы вме-
сте прошлись до улицы Левоневского, рядом с которой находился вокзал.

На прощанье мне Антон сказал:
– Не бойся за меня! Когда будешь дома, зайди в Добрый Бор и прямо
ко мне, я привезу тебе подарок.
Я была взволнована и счастлива, что сбылась великая мечта Антона,
и он едет, можно сказать, от меня в Америку!

Спустя год или немногим больше я со своим десятилетним сыном Оле-
гом отправилась из Подгорной навестить Ивана Венедиктовича. Когда во-
шли в Старое Село, как будто договорившись, мы встретились с Антоном.
Поздоровались, даже обнялись.
– Ну как же ты тогда съездил в Америку? – спросила я. – Подарок мне
привёз?
– Конечно! Пойдёмте в хату! – с улыбкой пригласил нас Антон.
Мы поднялись во двор (эта сторона села была бугристой) и зашли в про-
сторный чистый дом, где жили двое мужчин – один старый, другой молодой.

Антон проводил нас в горницу и пригласил присесть на длинной дубовой
лавке у стены с окнами на дорогу. Напротив, у стены, что разделяла горницу
с кухней, стоял большой платяной шкаф, который подходил по цвету к сто-
лу, лавке и деревянной кровати, что стояла у глухой стены слева. Солнечные
лучи заполняли комнату сквозь окна с дороги и со двора. Всюду было чисто
и светло.
– Подойди к шкафу и открой дверь слева, – сказал мне вскоре Антон. –
Открой шуфлик, третий снизу, и всё, что там есть, возьми и положи на стол, –
предложил он.

Пришёл высокий, как гора, его отец. Я с ним поздоровалась и подумала,
что он чем-то недоволен. А Антон настаивал:
– Ну, иди, возьми всё из шуфлика, – опять повторил он.
Полная отваги и решимости, я сделала всё, как велел мне молодой хозя-
ин, а старый к нам никак не присоединился и молча вышел. Когда я открыла
в шкафу заветный шуфлик, то достала из него две-три цепочки с кулончи-
ками и серьги к ним. Всё было жёлто-белого цвета. Чёрные бусы, как ягоды
рябины, притянули на несколько секунд мой взгляд. А Антон сказал:
– Это всё тебе. Примеряй.
– Ну что ты, Антон! Я возьму на память вот эту цепочку с крестиком,
остальное пусть остаётся, может, случай представится, подаришь кому-нибудь.
– Я это тебе оставил, а кому было надо подарить, так подарил. Забирай
всё! – решительно приказал Антон.
– А сколько это будет стоить? – спросила я.
– Ничего не будет стоить, бери себе всё это! – великодушно и с улыбкой
говорил Антон, а его холодные синие глаза внимательно следили за мной.

Наконец, я выбрала цепочку с крестиком, чёрные бусы, как ягоды рябины,
и серёжки к ним.
– Это я беру от тебя, Антон, на память. Спасибо тебе, что ты обо мне
думал и сохранил эти милые подарки. Я никогда этого не забуду, – сказала
я ему. – А сейчас нам время идти к Ивану Венедиктовичу.
Антон проводил нас на улицу.
– До свидания, – обняла я Антона, и мы с Олегом пошли по селу дальше
к дому, что стоял у самой реки, напротив которого, на кладбище, уже года
три отдыхала моя тётя Елизавета Романовна.

Прошло много лет, и мы ещё несколько раз встречались с Антоном. Как
и предполагали все, кто его знал и кому он был интересен, Антон не женил-
ся, его отец умер, и Антон остался один. Время никого не молодит, и оба мы
постарели, а Антон всегда был старше меня лет на десять. И примерно уже
столько времени нет Антона. Когда я приезжаю в Добрый Бор, мне хочется
пешком пройти по Малому Селу и остановиться, увидеть один и другой дом
Антона, постоять у кладбища у самой реки и совсем рядом с его домами –
старым, где он жил, и новым, который только построил. И представить, что
здесь я вижу его, здороваюсь с ним, как бывало. Хочется ему сказать, что
я помню его и ценю, благодарю его за чистую дружбу со мной. И обязатель-
но признаться, что восхищаюсь его желанием и отвагой съездить в Америку,
одолеть этот большой и легендарный путь.

Тогда с Олегом мы вскоре пришли к дому Ивана Венедиктовича. Он
встретил нас радушно, как всегда, как когда-то с тётей Лизой. Но уже не тётя
ставила на стол душистый мёд и резала свежие зелёные огурцы и вяленое
мясо. А мне было неловко, что он так старается и, как обычно, я бросилась
ему помогать. Я познакомила Ивана Венедиктовича со своим сыном, расска-
зала о своей маленькой дочке, что родилась спустя два месяца после тёти-
ной смерти, рассказала ему, что буду разводиться с мужем. Так мы откровен-
ничали с ним долго. Иван Венедиктович не жаловался на судьбу, и по всему
было видно, что он о плохом не думает:
– Раз мне приснилась, разбудила меня: «Иван! Иван! Вставай!» – так яв-
ственно я слышал её голос, – рассказывал он мне о тёте. А незадолго спросил
меня:
– Что ты скажешь мне на то, что когда-то мне очень нравилась одна див-
чина. Так очень хочется на неё посмотреть сейчас! – с ожиданием окончил
Иван Венедиктович. У меня в голове пролетели все годы жизни их в Добром
Боре, в этом доме напротив кладбища, у самой реки, и, немного промолчав,
я ответила моему учителю и советчику:
– А зачем? По-моему, не стоит, – сказала я.
– Мне так хочется хоть раз увидеть её! – настаивал Иван Венедикто-
вич. Я представила ту его девушку старой и больной женщиной и опять ему
ответила:
– И всё-таки не надо, – думая о его уже немолодых детях и внуках с прав-
нуками.

А сейчас укоряю себя и считаю, что я не имела права быть такой жёсткой
и уверенной в своём суждении. Пусть бы я оставила ему самому право выбо-
ра, как поступить, пусть бы я сказала ему:
– Конечно, езжайте, найдите её, узнайте о ней, посмотрите и поговорите.
Но это сегодня, а тогда я отняла у него и зачеркнула его великое челове-
ческое желание увидеться со своей первой любовью, уничтожила надежду,
энергию, радость и разочарование. Может, этим ответом я поменяла его соб-
ственный взгляд, его суждение, даже его судьбу…

Теперь Вы увидели на моём примере, как может человек со временем
измениться. И думаю сейчас, что нельзя ни в себе, ни в ком другом душить
и уничтожать росток хорошего, а, наоборот, надо его всегда поддержать. Мо-
жет, я была так скептически настроена, потому что сама стояла со многими
вопросами перед разводом, и было мне очень тяжело. Многое в жизни я ви-
дела тогда в тёмных и печальных тонах, что отразилось в моём совете, кото-
рый я преподнесла моему великому Другу и Учителю Ивану Венедиктовичу.
Прошли годы, и в последний раз я со своей сестрой Леной пришла наве-
стить Ивана Венедиктовича в больнице. Печаль и угрызения совести тер-
зают меня, что я не постаралась организоваться в своей жизни тогда так,
чтобы посидеть несколько дней у его смертной постели.
– Девчата, молитесь, чтобы я скорее умер! – сказал он нам потом на про-
щание.

Я не забуду этой его просьбы никогда и всегда, когда приезжаю в родные
места и ненадолго останавливаюсь в Добром Бору, молюсь за Вас, дорогой
Иван Венедиктович, и за Вашу – супругу мою тётю Елизавету Романовну,
и прошу у Вас прощения, что не смогла быть при Вас в Ваш последний час…

1 октября 2013

Из дневника: 16.11.1961
«Жигалова Мария передала мне привет от Коли, а потом в своём классе
рассказала мне: «Коля вчера был у нас, и у него была азбука Морзе».
– А ты можешь ею пользоваться? – спросили у него девчата.
– Я написал своей девушке письмо. Добрая, справедливая дивчина Соня.
Но я вернул ей фото. Это Лена напала: «Отдай, отдай!» – выдумали они, что
я хожу с Соней Карасёвой. А всё это – ложь.
– А почему ты не встретился с ней на Октябрьские праздники?
– Она была в клубе?
– Была, неужели ты её не видел?
– Ах, девчата, мне просто боязно к ней подступать! После всего, что
между нами произошло, я боюсь…
– Тогда приезжай, Коля, на вечер в школу в субботу, – пригласили его
девчата.
– Хорошо, постараюсь приехать, передайте ей привет!
В заключение девушки меня заверили, что наша дружба с Колей опять
восстановится».

Из дневника: 18.12.1961
«Посмотрела на Саванца (Егоровича) и увидела, что он достаёт из ком-
сомольского билета лист, свёрнутый вчетверо. Подошёл, протянул его мне.
– Спасибо, – тихо сказала я и спрятала письмо в тетрадку.
«Как же его прочесть, чтобы директор не забрал? Не буду читать на уро-
ке», – решила я. Но не выдержала и, положив лист в открытую тетрадь, на-
чала читать:
«Соня, здравствуй!!! С горячим, как и прежде, приветом к тебе Коля!
Соня, может, моя записка теперь тебе не нужна. Но всё-таки, я решил на-
писать тебе письмо и спросить тебя, можно ли приехать в субботу к тебе
на вечер. Когда я приеду, то тебе расскажу, что произошло за последнее вре-
мя. Кое-кто мне и тебе помешал в нашей дружбе. Это всё произошло из-за
твоих подруг. Если ты меня поймёшь, всё будет хорошо. Если ты не нужда-
ешься в моём приезде, то я всё равно приеду и могу кое-чего плохого на-
творить. Конечно, это касается нас двоих. Я даже решился кое-куда попасть,
но своё я докажу. Ну, больше писать нечего. До свидания. Жду ответа. Писал
16.11.61 г. Коля».

Целый этот день я провела в радости и грусти. Как-то мне не верилось,
что он приедет, хотя и послала ответ на его письмо:
«Здравствуй Коля! С горячим приветом к тебе Соня. Сообщаю, что
письмо твоё получила, за которое сердечно благодарю. Дальше мне ниче-
го не остаётся делать, как пригласить тебя на вечер. Приезжай, пожалуйста,
мне тоже надо с тобой кое о чём переговорить».
Отдала Егоровичу.

Ну вот, я на вечере в школе. Постоянно вертится мысль: «Приедет или
нет? Зачем я послала ему эту записку?» После литературного монтажа был
десятиминутный перерыв, который использовали для танца. Я не танцева-
ла, стояла и смотрела перед собой. И вдруг мой взгляд остановился на Жига-
ловой Марии. Она подмигнула мне и засмеялась.

Подошёл Славик и с улыбкой сказал:
– Эм, Коза! Он здесь! (Этим «Эм» он всегда старался подчеркнуть своё
уважение ко мне.)
– Здесь?

Долго не размышляя, я зашла в класс, оделась и вышла во двор школы,
а затем на улицу. Было пусто и тихо. С востока дул холодный ветер. Чувст-
вовался морозец. По серому облачному небу плыл серебристый месяц. Вне-
запно возле продуктового магазина я увидела Колю с Никоноровым Петей.
Подошла к ним, поздоровалась. Не могла не подойти: Петя был моим еди-
номышленником и добрым приятелем. Мы очень уважали друг друга, а ка-
ждое наше слово всегда оправдывало действие.
– Добрый вечер! – поздоровалась и остановилась около них.
– Добрый вечер! – ответил Петя.
– Здравствуй, Соня, – сказал Коля.
Потом все молчали, мне было не по себе, и я спросила:
– Может, я вам мешаю?
– Ну что ты! – возмутились ребята.

Вскоре Петя ушёл, а мы остались с Николаем один на один. Потихоньку
идём к нашему дому. Коля настаивает, чтобы я задавала вопросы:
– Спрашивай всё, что тебя интересует, – говорит он.
Я молчу. И без его разрешения мне хочется расспросить его обо всём,
но не знаю, с чего начать, столько насобиралось «тёмной и неясной инфор-
мации».
– Почему ты мне написал письмо? – спрашиваю я.

Он долго не отвечает, а мне становится ясно, что он хотел меня испы-
тать.
– И что же заставило тебя давать читать мой ответ Лене Саванец и другим?
– А другим я не давал его читать. Лена – твоя подружка, вот я и дал его
прочитать ей, – оправдывался он. – Честное слово, я правду тебе сказал.
Я смотрю на него, он на меня.
– Ну, так как дружба наша? – спрашивает он.
Молчу. Как-то не хочется ничего говорить. Потом начинаю:
– Если ты уверен, что мы будем с тобой хорошими друзьями, я хоте-
ла бы продолжать нашу дружбу. И хочу, чтобы у нас дружба была сильная,
чистая и бескорыстная.
Коля был согласен.
– Значит, ты вернёшь, должна вернуть мне свою фотографию, – говорит он.
– Фотография та в дневнике моей жизни помещена, там написано, где
и когда фотографировалась, когда тебе дарила и когда она возвратилась
в мои руки, – отвечаю я.
– Что же это за дневник твоей жизни? Когда он попадёт мне в руки? –
спрашивает Николай.

Я ему серьёзно, с холодком отвечаю:
– Когда мне будет сорок, придёшь когда-нибудь или встретимся где-то,
тогда я тебе покажу его.
– До тридцати лет я его прочитаю, – снова говорит он, – тогда ты бу-
дешь моя! А дневник будем читать вместе.

Я молчу. Смешно… Но и холод напоминает о себе. Ветерок шумит, воет
в придорожных вербах. По серо-голубому небу плывёт и улыбается ясный
месяц, как будто хочет сказать:
– До тридцати ещё надо дожить и столько всего-всего преодолеть!

Искрятся, светятся звёзды и совсем маленькие звёздочки, и своим бес-
счётным множеством намекают, сколько всего ещё в жизни до этих тридца-
ти переменится, сколько надежд возродится и погибнет. Время от времени
я смотрю на месяц, стучу нога о ногу. Холодно. Коля стоит. Жаль его. Ему
тоже ведь холодно. Быстро прошли с вечера девчата. Пошёл с Людой и Та-
ней Кузнецовыми Чёрный (Славик Клеменя). Прошла под руки с ребятами,
Дейком Николаем и Антоном Ровенко Рая – моя соседка. Проехали Василий
Антонович и София Николаевна. Точно, видели меня! Ну и пусть. Мы ещё
долго стояли, обо всём говорили, но всего так и не переговорили.
– А Муравьёв Володя давно с тобой переписывается? – спрашивает
у меня Коля.

Я молчу. Думаю, что Ирина пропаганда даром не прошла и задела за жи-
вое моего дружка.
– А что, разве нельзя? – спрашиваю я с улыбкой. Мне не хочется ему рас-
крываться, что это всё выдумка.
– А мне твоё письмо понравилось, – говорит Николай. – Ты в нём хоро-
шо написала о дружбе.

Вскоре мы с ним расстались. Он поехал на велосипеде домой, а я пошла
в хату.
– Буду стараться приехать к тебе в следующее воскресенье, – сказал мне
Коля на прощанье».

3 октября 2013

Из дневника: 19.11.1961
«Воскресенье. Встала рано, запалила в печи, поставила чугуны и выш-
ла набрать воды. Вскоре пришла из коровника мама. Убрав постели, вышла
во двор. Уже рассвело. Кругом тихо. Ветра нет. Спокойно и важно стоят ши-
рокие вербы. Вдали на юго-западе синеет и чернеет высокий лес. В приро-
де чувствуется что-то приятное, ласковое. Вдыхаю морозный воздух, вспо-
минаю вчерашний вечер. Беспокойные мысли и мечты заполнили меня,
и я не могу от них избавиться ни днём, ни ночью.

Уроки просмотрела, поучила днём, а вечером затопила печку. Сидела
около неё, смотрела на огонь, и мои мысли кружили возле него, школы…

Когда легла спать, не могла уснуть до часов двух. Когда уснула, мне приснил-
ся сон:
«Как будто я в доме вечером. Стоят здесь какие-то люди, в том чи-
сле, и мама. Смотрю в окно – вижу тёмно-синее, прямо космическое небо,
а по нему до земли, прямо к нам, протянулась какая-то розовая полоска.
И вдруг появляется на ней прекрасная, вся в розовом, девушка. Она прихо-
дит к нам. О ней говорят, что девушка отвечает на все вопросы. Спрашивают
её, а она отвечает.
– А сейчас я спрошу, – говорю, обращаясь ко всем.
– Но только к ней не притрагивайся! – предупреждает меня кто-то.

Я прошу девушку, чтобы она шла за мной. Она идёт. Нагибаюсь к ней
и шёпотом спрашиваю:
– Любит он меня?
– Нет, – отвечает девушка.
– А я его люблю?
– Нет, – отвечает она.
– А школу я успешно окончу?
– Да, – отвечает.
– И поступлю, куда хочу? – спрашиваю опять.
– Да, – отвечает девушка. И вижу, что кто-то вдруг коснулся её, и её лицо
начало белеть, и вся она пропала, растворилась. А на голове у меня была
розовая косынка…»

4 октября 2013

Из дневника: 21.11.1961
«Кислый, неприветливый, ветреный день. Провела его в мыслях… Уроки
прошли быстро. Никто никого ни по чём не вызывал. Думала о своём сне,
о Коле…»

Из дневника: 22.11.1961
«Все спят. Тихо в хате. Я выхожу на улицу. Сегодня здесь чрезвычайно
спокойно и тепло. Если бы это была весна! Но до весны ещё очень далеко!
Много горя ещё придётся хлебнуть, пока придёт долгожданная. Какая она
будет, неизвестно, радостная или печальная?

Если бы сбылись мои мечты! Две первые – сдать успешно государствен-
ные экзамены и поступить, куда так хочу! Последние две касаются сердеч-
ных дел…

Такая весна была бы счастливой и радостной во всей моей жизни! Та-
кая весна, на самом деле, не повторяется: «Не повторяется, не повторяется,
не повторяется такое никогда!»

И я стремилась к своей весне, бежала к ней навстречу, зная, что от неё
зависит моё будущее, вся моя жизнь.

Читая страницы из моего дневника и переводя их на русский язык, про-
пускаю повторяющиеся кое-где слова и выражения, замечаю, что я совсем
не постарела и не изменилась, потому что и сейчас я точно так пережива-
ла бы, может, ещё интенсивнее действовала бы, чтобы прийти к заветной
мечте. Очевидно, что мои мечты, желания и стремления были тогда, в де-
сятом классе, так сильны и велики, что мне и приснился этот прекрасный
и вещий сон. А пока были суровые будни…

Из дневника: 24.11.1961
«Этот день прошёл особенно нерадостно. Директор вызывал по исто-
рии. Но материал был довольно большой, ничего конкретного, и я его как-
то не усвоила.

Просто не хватило терпения сидеть над ним. И всему виной книга «Фа-
раон». Зачиталась исторической книгой, а урок истории не выучила. Силы
воли не хватило!
Плохо готовимся!..»

5 октября 2013

Из дневника: 24.11.1961
«Этот день прошёл особенно горько. Впервые сегодня мы поругались
с Ирой (я поругалась). Всё-таки временами она становится плохим челове-
ком: чувство боязни за свою шкуру ей затмевают ум. А дни такие чудесные,
ясные, тихие. И только тонкий морозец пронзает вас на сухой гладкой улице.
Люблю наблюдать за природой звёздным вечером: иду, остановлюсь,
смотрю далеко за горизонт, где земля прикасается к небу, и думаю, мечтаю,
как успешно окончить школу и поступить в вуз! И не только мне, но и всем
в классе.
И две другие мечты…» Я летела бы птицей в небо, прошла бы моря и горы,
шла бы навстречу ветрам и снегам, только бы дойти до заветной мечты».

Когда сейчас перечитываю эти строки, понимаю, что тогда я довольно
ясно представляла, что все мои мечты и цели нелегки, и я их так быстро
не добуду. И если я тогда не допускала никакой мысли о своей нескромно-
сти, то сейчас мне немного смешно с грустинкой, что была тогда такой жад-
ной и захватнической, что всё хотела иметь в своих руках за один раз.

Умудрённая жизненным опытом, я могу позволить себе этот добрый
смех и немного себя оправдать: в ту свою раннюю пору я не имела особого
понятия и представления о времени и жизни. Со своими проблемами и меч-
тами была сама, одна. Некому было меня поучить, посоветовать, рассказать,
как пример, какой-нибудь случай из жизни…

6 октября 2013

Из дневника: 25.11.1961
«Суббота. Как хорошо, в воскресенье Коля приедет! Но всё изменилось,
когда я прочитала записку от Егоровича:
«Соня, Коля говорил, что он к тебе в воскресенье не приедет, как вы до-
говорились. Он сказал, чтобы ты его простила. Он на работе в Слониме. Он
мне сказал, чтобы я тебе объяснил, чтобы ты ничего не подумала. Всё».

Было интересно: на какой он работе? Написала Егоровичу записку, спро-
сила. Ответ не получила. Настроение пропало. Не порадовала меня и пятёр-
ка по немецкому языку. Долго вечером не могла уснуть, представляла, что
Коля уже не захочет, не сможет со мной встречаться, подружится с другой,
богатой и красивой. Но мне не хочется, чтобы так вышло. Воскресенье –
грустный и туманный день. Вечером опять думала о Коле и решила:
«Встреча не состоялась. Да что толку от этих встреч! Если я ему дорога
сейчас, то и наша дружба будет жить, где бы мы ни были, какой бы долгой
ни оказалась наша разлука!»
…Нет времени заглянуть в дневник. Вчера Егорович передал «горячий
привет»!

Из дневника: 6.12.1961
«Времени в обрез. Работы всей никогда, наверное, не переделать. Уро-
ков много. Трудно приходится с ними! Особенно немецкая грамматика.
Между тем, в понедельник, 5.12.1961 передали от Коли привет: шла
я в фуфайке, платке, сапогах, а возле правления стоял автобус, где сидели
доброборцы. Внезапно кто-то постучал в окно. Я оглянулась, подошла к ав-
тобусу, а молодой красивый парень мне в окошко сказал:
– Тебе привет!
– От кого? – спросила я.
– От Николая Васильевича из Слонима, – ответил он, улыбаясь.
– Ему также, – сказала я, и, забыв от радости поблагодарить парня, на-
правилась к оборе помочь маме привязать коров, которые скоро придут
с водопоя…»

Переписываю свой дневник в десятом классе, и ко мне приходят сомне-
ния: «Зачем я это делаю, спустя пятьдесят лет? Что здесь такого интересно-
го? Пора закругляться…» Переворачиваю следующую страничку из дневни-
ка и убеждаюсь, говорю сама себе: «Надо писать дальше. Кому-то, возможно,
будет интересно прочитать, чем жила я и мои сверстники в те годы. Не было
у нас тогда мобильных телефонов, но вполне нас устраивали записки, на-
писанные на клочке бумаги или тетрадного листа. Кому-то выпало меньше
тревог и терзаний, кому-то больше. Кто-то ставил перед собой цель, а кто-то
нет. У кого-то эти цели были большие, а у кого-то меньшие, легко достижи-
мые. Кто-то имел поддержку и опору от родителей, а кто-то, как я, ничего
не имел – ни поддержки, ни опоры, только мечты и цели.

Мне даже приятно сейчас прочитать о себе в собственном дневнике, ка-
кая я была целеустремлённая в свои шестнадцать лет, какие вопросы меня
терзали и мучили в нашей скромной деревне Гавеновичи Барановичского
района. Я осознаю и отдаю дань благодарности своим учителям, школе,
роно и высшей системе народного образования. Именно в школе, именно
любимые учителя и все ситуации, что переживала я тогда, научили меня
стремиться и мечтать, бороться и даже побеждать, не сдаваться. Школа рас-
крепостила мою личность, научила меня общению на всех уровнях. А даль-
ше эту науку преподносила мне сама жизнь.

7 октября 2013
Продолжаю переписывать странички из своего дневника за десятый
класс и смотрю на даты, считаю годы. Их нетрудно мне считать: автомати-
чески в уме и сердце не единицами и десятками, а сразу берусь за половину
столетия и прибавляю или отнимаю годы, месяцы, дни…

Уверена, Богу угодно, что дожила я до такого прекрасного времени
и пришла к такому неординарному занятию, и с такой охотой и желанием
рассказываю о себе, о своих друзьях, обо всех, кто меня окружал тогда и те-
перь, о времени, наших мыслях, мечтах и планах, о нашей каждодневной
жизни и стремлении жить по-своему, содержательнее, лучше и красивее.
Ни сегодня, ни тогда я не была одна, и все, с кем я училась в школе, институ-
те, позднее работала, были объединены подобными желаниями и мечтами,
планами. Нас неразрывно объединяли тогда и позднее наша юность и моло-
дость, наше время.

Ещё раз переживаю события моей юности, осмысливаю их и оцениваю
с точки зрения настоящего. Невольно сравниваю и понимаю, что невоз-
можно сравнить несравнимое. Но всё-таки сравниваю себя и всех, о ком вы
уже знаете, тогда и сегодня, сравниваю несравнимые возможности сегодня
и тогда. Здорово!

С нежной улыбкой и сочувствием, глубоким пониманием я встречаюсь
и провожу вместе часы и дни с этой так мне знакомой, серьёзной и дерзкой,
мечтательной и целеустремленной, деревенской девчонкой Соней.

Из дневника: 17.01.1962
«Вчера ездили в Барановичи в райком комсомола, вступать в ряды
ВЛКСМ следующие: Дмуховская Ирина, Козел София, Пытель Раиса, Савчук
Виктор, Козел Георгий, Пытель Анатолий, Панасеня Николай, Козел Лидия,
Рудман Любовь, Тарасюк Виктор.

Всех приняли, кроме Панасени. На следующий день, в среду, я получила
письмо от Дмуховского. Он извинялся, что не написал раньше, пообещал, что
приедет в следующее воскресенье. Просил быстрее ответить. Ещё в тот день
я написала, отнесла на почту, и моё письмо пошло по адресу. В нём я немного
сообщила о себе, о жизни и просила написать, действительно, ли он прие-
дет. Однако ответа я не получила, не приехал и Коля. Что же за причина?

Сейчас вечер, воскресенье. Думаю, вспоминаю собрание в школе. На по-
вестке дня стоял вопрос о дружбе советских юношей и девушек. Это сила
была! Выступила с докладом. Говорила о поведении и отношениях учащихся
на уроках, на переменах, за пределами школы. О скромности. Здесь доста-
лось и юношам и девушкам. Ученики обменивались репликами, ядовитыми
словами и замечаниями. Особенно старались Иссарь Георгий и Юреня Алек-
сандр».

8 октября 2013

Из дневника: 24.11.1961
«Как я люблю наблюдать ночной порой за природой, за звёздами в небе.
Смотрю далеко вдаль и думаю, мечтаю, чтобы успешно окончить школу
и сдать экзамены, и не только мне, но и всем ученикам класса. Это главные
мечты в моей жизни, а ещё поступить в Белорусский государственный уни-
верситет или в Брестский пединститут. И, наконец, две другие мечты… О,
как бы было радостно, если бы они исполнились! Я летела бы в небо, шла
через горы, через реки и моря, шла бы навстречу ветрам и снегам, чтобы
прийти к своей мечте…»

О своём решении поступать в Белорусский государственный универси-
тет я поделилась со своей одноклассницей Саванец Еленой. Она была на-
строена поступать в Брестский пединститут на факультет географии. Мы
с ней подружились на основании моих отношений с Дмуховским, а также
нашей устремлённости поступить в вуз. Всё время до окончания школы
я думала и мечтала поступать в Московский университет им. Ломоносова,
но оставила эту великую идею из-за понимания своей очень малой возмож-
ности не только туда поступить, но и просто добраться до Москвы. За какие
деньги, как там и за что я буду жить? Этот вопрос стоял у меня на первом
месте перед всеми вузами, о которых я могла позволить себе мечтать или
просто подумать.

Мечтая поступить в Московский университет на литературный факуль-
тет, я видела себя в скором будущем литературоведом или писателем, по-
тому что твёрдо верила, что там я займусь интересным, понятным и люби-
мым делом. Не только я так думала, но и некоторые учителя мне говорили
это вслух. Сейчас я даже сомневаюсь в их искренности. Да, может, и тогда
я почувствовала в их словах неискренность, но эти слова подействовали
на меня, и я серьёзно размышляла о Москве.

Кто знает, чем бы это окончилось, если бы меня в таких тревогах, вопро-
сах и заботах могли поддержать родители? В своё время я им пообещала:
«Я от вас никакой помощи не буду требовать, только дайте мне окончить
школу!» Я им сказала это твёрдо, но ещё твёрже были мои родители и су-
ровая действительность, с которой я в свои шестнадцать-семнадцать лет
сразилась один на один за своё будущее, за свою жизнь…

9 октября 2013

Из дневника: 13.01.1962
«После долгого перерыва пришла минута, что мне так захотелось пого-
ворить самой с собой, с моей душой. Праздники все прошли в одном и том же
духе и настроении. Счастья и радости не ощутила, наоборот, новые разоча-
рования в своих ближайших подругах и друзьях. Об измене, лести и подло-
сти своего бывшего дружка я теперь уверена навсегда. Постараюсь никогда
с ним в своей жизни не встречаться.

Жизнь моя красивая, ярко цветущая и такая интересная, что нет време-
ни думать о нём и его поступках. А может, это решение окажется неверным?
Может быть. Всякое бывает. Нелегко понять, даже пожилому человеку, труд-
но порой разобраться в жизни.

Тяжёлые, горькие периоды, дни, часы и минуты бывают в ней с боль-
шей частотой, чем радостные и светлые. Почему именно это так? Почему все
люди не могут жить между собой, как родные, оберегать друг друга от неу-
дач и ошибок?

Почему есть счастливчики и неудачники? Почему не у всех так радостно
и счастливо проходит жизнь?»

Задумываясь над такими серьёзными вопросами в свои шестнадцать
лет, я готовила себя к жизни. До сих пор сожалею, что не имела возможности
научиться танцевать, петь, играть на музыкальном инструменте, вести себя
в обществе, за столом.

Всё это пробегало мимо, потому что не могла себе позволить или надо
было хватать на лету… и всю свою жизнь учиться на своих ошибках, о чем
каждый знает, как это нелегко. Сама по себе, от людей, что мне нравились,
от своих учителей и знакомых, из книг, от окружающих меня я собирала всё
по крупице, что будет мне необходимо для жизни.

10 октября 2013
Наша первая почта, моя почта работала каждый день и безукоризненно.
Когда не было денег на конверт с маркой, хватило одного свежего яйца, что-
бы заплатить за отправленное письмо. К тому же всегда приятно было зай-
ти и поздороваться с интеллигентным, всегда уравновешенным, скромным
и умным Гавриилом Ивановичем или его женой Тоней. Уважительно и друже-
ски я относилась к нашему почтальону Марии (Мане), которая всегда между
тринадцатью и четырнадцатью часами ехала на велосипеде через всю де-
ревню с большой сумкой, полной писем и газет. Каждый день я ожидала её
с нетерпением, надеясь получить письмо или купить газету, где было больше
опубликовано объявлений об условиях поступления в вузы и их адреса.

В своё время именно на нашей почте я купила «Справочник для по-
ступающих в вузы СССР», в котором были не только адреса и условия,
но и примерный программный материал по предметам, которыми дол-
жен был владеть абитуриент. Наша почта была местом, которое связыва-
ло меня с миром. Благодаря ей, я получала драгоценные письма от своей
тёти Елены Романовны с Челябинска. С почты я посылала свои стихи в ре-
дакцию, на конкурс в Брест, прочитав в газете «Заря» объявление о кон-
курсе авторских стихов на тему Родины среди учащихся старших классов.

Прошло время, и однажды на нашей почте я получила посылку и письмо
из Бреста. За участие и победу в конкурсе мне прислали роман И. П. Меле-
жа «Мiнскi напрамак». Счастливая, я несла домой две книги и представля-
ла, как похвалюсь ими своей учительнице географии Тамаре Павловне –
сестре известного писателя. Это были первые мои собственные книги.
Весной, незадолго до выпускных экзаменов, она принесла и предложила
мне прочесть роман «Людзi на балоце», который впоследствии стал моей
любимой книгой на всю жизнь.

Наша почта – это небольшой белый домик с голубыми зарешёченными
окнами и голубым почтовым ящиком на заборе у самой дороги. Она меня
приобщила к миру, его жизни, расширила мои связи и подарила мне возмож-
ность общаться, знакомиться и познавать мир. Уже в юности она для меня
стала необходимостью.

Из дневника: 13.01.1962
«Никогда не думайте, что вы уже всё знаете. И как бы высоко ни оце-
нивали себя, всегда имейте мужество сказать себе: «Я – невежда». (Павлов)

«Не давайте гордыне овладеть вами. Из-за неё вы откажетесь от полезно-
го совета и дружеской помощи, из-за неё вы утратите меру объективности».

«Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей.
Всё тихо, просто было в ней.
И что ей душу не смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился прежний тон,
Был также тих её поклон.
Ей-ей! Не то, чтоб содрогнулась,
Иль стала вдруг бледна, красна,
У ней и бровь не шевельнулась,
Не сжала даже губ она».
(А. С. Пушкин).

«Личные переживания и заботы не надо делать достоянием других».

«Тактичность. Такт – это чувство меры. Быть тактичным – это значит
уметь чувствовать настроение другого человека, учитывать особенности
его характера, считаться со свойствами натуры его, и в зависимости от ин-
дивидуальности каждого человека находить соответствующую форму обра-
щения к нему».

«Разве не бывает так, что человек, желая помочь другому, не делает
успеха, только потому, что не умеет подойти к нему?»

«Быть вежливым – значит, считаться не только со своими личными вы-
годами и удобствами, но и принять во внимание удобства и интересы дру-
гих людей».

«Что понимаем мы под манерами? Манеры – это способ что-нибудь де-
лать, держать себя в обществе».

«Культура речи – это умение выражать свои мысли точно, грамматиче-
ски правильно, без лишних слов, в вежливой форме, в надлежащем тоне».

«Я на внешность обращаю первейшее внимание. Внешность имеет боль-
шое значение в жизни человека. Трудно представить себе человека грязного,
неряшливого, чтобы он мог следить за своими поступками» (А. C. Макаренко).

«Ласковое слово, что весенний день. Воспитанные люди уважают че-
ловеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы,
уступчивы».

«В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа,
и мысли» (А. П. Чехов).

Из дневника: 8.02.1962
«Я написала Дмуховскому последнее письмо, в котором предложила за-
быть «всё, что было между нами на протяжении целого года».

«Не думай, что моя мечта – стать литератором. Нет, настоящим человеком
я хочу стать в будущем», – написала я ему. И ещё призналась, «по чувству дол-
га», что ни с кем никогда я не переписывалась. В конце написала «Прощай»:

Прощайте мечты
И надежды неясные,
Прощайте навек,
На всю жизнь.
Пусть чувства любви
И стремленья прекрасные
Потухли и вновь не зажглись.
Не вижу счастья и веселья,
А вижу только горе, тьму.
О, Боже мой, что же мне делать?
Как жить мне дальше, не пойму…
Мои мечты не совершатся
Вся жизнь моя идёт ко дну.
Увы, мне надобно спасаться,
Или же в горе потону!
«И вот оно началось, будущее…»

Из дневника: 12.02.62
«Был в субботу вечер. Участвовала в монтаже. Рассказывала «Осень»
А. С. Пушкина; отрывок из поэмы «Цыгане», свой стих «Я люблю» и читала
свой рассказ «Разговор на реке». Кажется, прошло это с успехом. В воскресе-
нье и понедельник никуда не ходила. Недавно плакала.

Шумит, бушует за окном вьюга. Холодно. Раскачиваются старые вербы.
Стонет, гремит металлический указатель, подвешенный на проволоке. Ве-
тер то затихает, немного отбежав, то опять зашумит, бешено свистя и стуча
в окно.
– Когда всё-таки придёт весна? Что она принесёт мне? С какими успеха-
ми в учёбе я её встречу? Скорей бы. Сдам ли их? – эти вопросы мучают мою
душу и сердце. А жить становится хуже. Математика убивает моё настрое-
ние и жизнь.

Порой заволнуется сердце, как эта вьюга во дворе забушует. А порой
грусть, тоска раздирают его. Не знаю, что со мной происходит. Скорее бы
определить себе место в жизни!»

Из дневника: 21.02.1962
«Сейчас я одна-одинёшенька. Тяжёлые мысли витают в моей голове. По-
чему мне приходится жить в таких тяжёлых обстоятельствах? Меня никто
не понимает. … Все подруги мои беззаботны. Жизнь идёт у них на лад. Часы
золочёные, платья шерстяные, кофты – для них обычны, а для меня недо-
стижимое. Тяжело. Но я им не завидую. Потому что завидовать, значит, ста-
вить себя ниже кого-то. Но мне кажется, что я нисколько не хуже Иры или
Маши. Что же будет дальше? Как пойдёт она, жизнь?

Получила от него письмо. Даже испугалась, потому что не ждала. Дала
ответ. Всё рассказала: «Я тебя ждала, когда ты не появлялся, думала, беспо-
коилась лишь об одном тебе», – написала ему». Но сейчас 12.03.1962 всё кон-
чено. Написала большими буквами: Л- (любовь) К- (кончена) П- (прощай)
К- (Колечка) = Л. К. П. К.» Написала, положила небольшой плоский камень,
сделанный из медной проволоки крестик и, позаимствовав пример из сюже-
та в учебнике немецкого языка, завернула всё в пятнадцать бумаг, передала
Саванец Леной Дмуховскому».

15 октября 2013

Из дневника: 17.03.1962
«Не надеялась получить от него письмо. Но получила. Он всячески об-
зывает меня, говорит, что все смеются надо мной. Но я не верю. Ну, а если
и да, то и что же?

Отписала ему:
«Больше мне с тобой разговаривать не о чем. Кстати, твоих угроз
я не боюсь. Прошу, не мешай мне своими письмами. Прощай. Желаю всего
хорошего».
Вот так. Отослала Скоморох Катей. Передала. Он взял».

В своём дневнике в тот вечер я написала, что никаких записей о нём здесь
не появится. «Всё кончено. Полностью и окончательно ясно – я ошиблась».
И слово своё сдержала.

Когда мы начинали с Колей дружить, задумываться над каждым сло-
вом, взглядом, поступком, реагировать друг на друга, – всё это приносило
мне новизну и радость. Новые чувства овладевали мной. Постепенно и на-
долго, на всю жизнь меня охватили и заполонили чувства веры, надежды
и позднее – любви. Эти чувства всегда помогали мне и помогают решить
ситуацию, сделать шаг назад или навстречу. По-моему, создавать легче,
чем разрушать. Потому что всякая разруха и всякий конец долго болят
и тяжело умирают.

Ещё долго, после длительного перерыва, мы писали друг другу. Почти
всю его армию, будучи студенткой Брестского пединститута, я поддержи-
вала его настроение хорошими и доброжелательными письмами. Для меня
был праздником день, когда я получала письмо от него, такое же сердечное
и дружеское. Мы как будто оба почувствовали, что уже поднялись на сту-
пеньку выше в нашей жизни, откуда начинается старт в будущее. Наши
письма были полны дружеского внимания и моральной взаимопомощи.

Однажды, примерно на третьем курсе, летом мы ехали студенческим
отрядом через Минск на целину. Было нас человек пятнадцать, а в Минске
нужно было ожидать почти десять часов. Времени было достаточно, и, по-
просив командира, я отлучилась, съездила в Уручье и навестила Колю. Хо-
тела его увидеть, поздороваться с ним. На контрольно-пропускном пункте
я ожидала пока нашли, где он у них служит, доложили его командиру и ска-
зали, что его ожидает подруга школьных лет. Собирался долго, наконец, мы
увиделись, и вместе автобусом, а потом пешком, отправились по улицам
Минска к железнодорожному вокзалу. Мы шли и разговаривали, смотрели
один на одного, украдкой изучали друг друга. Коле военная форма подхо-
дила, и выглядел он довольно симпатично. На мне был белый жакет и та-
кая же юбка, светлые туфли и довольно неплохая высокая причёска. Коля
старался быть галантным и купил мне коробку конфет, а потом мы с ним
сфотографировались. Жаль, я эту фотографию не сохранила, а уничтожила
её вместе со всеми его письмами, которых было, может, сто или более. Тогда
Коля проводил меня к поезду, а я своим товарищам из отряда и команди-
ру представила его как школьного товарища и друга. Мы уехали, Коля ещё
долго мне махал рукой. Всё время он писал мне, как всегда, свои дружеские
и красивые письма. Мне было радостно их получать от него почти каждую
неделю. Я тоже отвечала ему такими же дружескими, хорошими письма-
ми. Ни у него, ни у меня в письмах мы не употребили слова «любовь» или
«люблю». В центре внимания и самым популярным словом в наших пись-
мах были слова «дружить», «дружба». Я верю, мы понимали и видели себя
в жизни свободными и независимыми. Мне ещё долго нужно было учиться,
а ему после армии необходимо было устроиться на работу.

С целины мы вернулись в начале августа, и я приехала на каникулы в де-
ревню к родителям. Съездила в Добрый Бор и в Малом Селе навестила свою
тётю и Ивана Венедиктовича, пообщалась с ними, искупалась в реке, помо-
гла тёте с домашними работами. Как всегда, я отдыхала у них и сердцем,
и душой. Было мне у них хорошо и привольно, пока я не повстречалась с со-
седкой Коли Раей, которая уже вышла замуж в нашу деревню. Мы всегда
с ней радостно встречались и подолгу разговаривали.

– Сонечка, если бы ты слышала, как Коля хвастал, какая ты красивая
приехала к нему в часть, как вы гуляли по Минску, а ты хотела идти с ним
в ЗАГС!
– Как в ЗАГС?! Я же на целину тогда уезжала? – удивлённо спросила
я Раю.
– Он сказал, что еле отвязался от тебя, – продолжала Рая.
– Я не могу тебе что-нибудь сказать, Рая, – сказала я ей на прощанье.

А себе заметила: «Дружба – дружбой, любовь – любовью, а это что? Пора по-
ставить точку». Мыслями и чувствами всё это переживая, я сознаю, что все
наши письма и встречи, наши разговоры, голоса и суждения, взгляды, – всё
смешалось и погибло.

В самом конце службы Коля написал мне, что не знает, куда ему подать-
ся, мол, к матери не пойдёт. В своём письме я настоятельно посоветовала
ему помириться с мамой и первым делом навестить её. Одновременно я со-
общила ему, что это письмо последнее, я переписку с ним прекращаю, так
как после его отпуска в Добром Боре «многие восхищались и удивлялись,
представляя, как я тащу тебя в Минске в ЗАГС».

Больше ни Коля, ни я писем не писали друг другу. Когда приезжаю к себе
в деревню, часто встречаю Раю и спрашиваю её:
– Коля приезжает?

С её слов я узнавала, что приезжает с женой и двумя детьми. А в этом
году, когда я пришла в церковь и здоровалась со всеми, ко мне подошла сред-
них лет женщина.
– Кто Вы? – спросила я её.
– Сестра Дмуховского.
– Николая Васильевича? – спросила я у неё.
– Да, – ответила.
– Так это моя первая любовь, – проговорила я, с улыбкой глядя на женщину.
– Да, – подтвердила она.
– А он где живет?
– В Жлобине.
– Передайте ему большой привет от меня. И, пожалуйста, оставьте его
адрес и телефон.

Пока я заказывала панихиду и ставила свечки, женщина мне написала
адрес, телефон. Я поблагодарила её, а в мою душу пришла радость, что Коля
жив, и мы даже сможем увидеться, сесть, поговорить о времени и о себе,
а я ему скажу, где найти мой дневник. И здесь я вспоминаю Ивана Венедик-
товича, которому так хотелось разыскать и увидеться с девушкой, которую
любил в юности. Нашёл тогда у кого спрашивать совета. Если бы он спро-
сил у меня сегодня, то я, не задумываясь, сказала бы: «Спешите, сходите или
съездите
к ней. Если надо, я помогу вам в пути!»

Приложение
Все дни с конца старого, декабрь 2013 года, и январь-февраль 2014 года
я отдала на написание третьей части своего дневника. Не просто, но нашла
время, и вместе с традиционными поздравительными открытками посла-
ла две по совершенно новым адресам: одну в Москву – своему племяннику,
с которым так чудесно встретилась прошлым летом в Малом Селе Доброго
Бора, спустя более половины столетия; другую – Дмуховскому Николаю –
моему школьному товарищу, с которым не виделась, не разговаривала
и не встречалась ровно пятьдесят долгих и прекрасных, тяжёлых и радост-
ных лет. Не могла не послать, имея его адрес, что, как на то была Божья воля,
дала мне, по моей просьбе, в нашей деревенской церкви его сестра, когда
подошла между всеми поздороваться со мной. Сегодня, когда прогуливалась
на рынке, дыша свежим и довольно приятным, тёплым воздухом, я вдыхала
свою Весну, которая заглянула ко мне из Беларуси в Словакию и вошла в мои
сердце и мысли в виде открытки и письма от Николая. Душан, возвращаясь
из магазина, заглянул в почтовый ящик, и принёс это, скажу, историческое
письмо! Оно объяло меня радостью и печалью и вселило улыбку изумления
и благодарности.

Мой школьный друг рассказал о себе и своей судьбе, а я – на очереди.
Как чудно и здорово получилось: мне не надо ломать голову – с чего на-
чать, о чем сказать… Ответ готов – это три части моего дневника. Сбылась
мечта нашей далёкой и невозвратной юности. И только не через тридцать
и сорок, а, спустя ровно пятьдесят лет, – половину столетия! – я предлагаю
прочитать свой дневник всей общественности, а в первую очередь ему, кто
был моим товарищем и другом, моей первой и чистой любовью, с которым
я дружила и боролась, как умела, и которого, по-моему мнению, победила…
А, может, это победило Время?..

17 октября 2013
Сегодня прекрасный осенний день. Сходила в магазин, купила, что надо,
и кошкам на огород корм. По дороге вынула фотоаппарат и попросила де-
вушку сфотографировать меня. Заглянула в последние странички своего
дневника в десятом классе, читаю, вспоминаю, как тогда свирепствовала
зима.

Из дневника: 1962 год
«Зима подходит к концу, и ей не хочется ещё сдавать свои позиции.
Но весна чувствуется всё больше с каждым днём. Дни стали длиннее, боль-
ше задерживается солнышко на голубом небосклоне. Становятся короче
ночи. Всё же зима закончится. И тогда начнутся школьные дела…
Заканчиваю свой дневник, и загляну в него где-то тридцатого мая или
после экзаменов…

Прощай, дневник и человек,
Когда-то бывший другом,
Любовь пройдёт, тоска уснёт
С суровой зимней вьюгой.
Запрячу я тебя – и крышка,
Не буду ничего писать
И никаких свиданий больше
Уже не буду я искать».

Напряжённо боролась весна с зимой, напряжённо наш класс ждал кон-
ца третьей четверти, когда станет ясно, кто допущен к экзаменам, а кто
нет. Ещё мы провели вечер-два в школе и даже съездили в Добрый Бор
с концертом. Всюду с нами был наш классный руководитель и учительница
географии Тамара Павловна. Мы более сплотились, и чувствовалось, что от-
личаемся от всех учащихся.

Во-первых, мы были почти взрослые. Во-вторых, мы знали, что перед
нами экзамены и самостоятельный жизненный путь. В-третьих, Александр
Михайлович и Тамара Павловна всегда были с нами и своим примером, сло-
вом и жестом воздействовали на наше поведение, отношения в классе, к учи-
телям и предметам. Они были молоды, независимы и красивы и не были по-
хожи на других учителей. Они несли в себе современный взгляд на жизнь,
эстетику и культуру. Кроме того, они были незаурядными преподавателя-
ми. С ними наш класс был коллективом, который олицетворял молодость,
правду, будущее. Мы все любили Фёдора Никифоровича, но ещё больше боя-
лись его математики. Вся наша судьба, а моя на все сто процентов, зависела
от высокого, спортивного телосложения, улыбчивого и серьёзного, с холод-
ными голубыми глазами под немного приподнятыми бровями, что-то объ-
ясняющими или с поджатыми устами и короткими серебристыми волосами
человека, лет тридцати. Когда Фёдор Никифорович улыбался, эта улыбка
нас не расслабляла и не притягивала, а, наоборот, пугала. Каждый знал, что
наш учитель точно высчитал и знает, кто чего стоит по его предмету: еди-
ницу, двойку или тройку. Все были рады, когда его уроки закончились. Когда
он предлагал свою помощь, никто не хотел её принять. Я не помню ника-
ких конфликтов с Фёдором Никифоровичем. Никто из нас за ним не ходил
и ни о чём не просил, а Фёдор Никифорович никому ни в чём не навредил.

Такой он был особенный, очень интересный и опасный. Сама его фамилия
содержала в себе все его качества – Мороз.
Наступил долгожданный день, когда нам объявили, что все в классе до-
пущены к экзаменам, и что дело теперь за нами – доказать, что мы здесь
не зря учились десять лет. Даже предложили на время экзаменов желающим
жить в интернате – бывшем здании старой школы. Я и Ира пришли в ин-
тернат, чтобы избежать бесконечной домашней работы, а из ребят Славик
Клеменя, колбовские Юрени и Тихончик Нина из Гати. Нам было всё ново
и интересно – словом, мы стояли на пороге своего будущего. Мне никог-
да не забыть, как мы однажды на рассвете (я, Клеменя Слава, Ира и Дейко
Коля) поехали на велосипедах в ближайший лесок, чтобы нарвать ланды-
шей на первый экзамен. Ещё только начинало светать, и мы были полу-
сонные, а цветы были спрятаны под широкими зелёными листами. Но вот
показался один, второй и уже их много, куда ни глянь. Мы срывали цветы,
собирая их в букет, и какая-то прекрасная, дружеская связь возникала меж-
ду нами. Очень скоро наши букеты из росистых и пахучих ландышей были
готовы, и все мы отправились прямо в интернат – сегодня мы сдавали са-
мый первый наш экзамен – сочинение.

В дни экзаменов в нашем классе произошёл курьёзный случай. В тот
день был праздник или просто это было воскресенье. Нам всем нужно было
идти домой, но мы хотели остаться, чтобы не ходить туда-сюда с учебника-
ми и не прерывать свою подготовку к следующему экзамену.

Ребята сходили к директору и по его совету съездили к Нине Ивановне, что-
бы она нам выделила продукты на этот день: «Мы сами наварим!» – убеждали
они её. Вернулись назад без результата, а все были полны решимости остаться.

Парни посовещались, нашли кладовку, где были продукты, и решили открыть
её сами, чтобы взять картошку, крупу, свёклу для приготовления обеда. Конеч-
но, учёбы уже никакой не было. Все загорелись идеей, и когда продукты были
в кухне на столе, мы, девчонки, начали готовить обед: красный борщ, карто-
фельное пюре, компот. Когда накрыли стол и все уселись, кто-то из ребят налил
в пустые стаканы красного вина и предложил тост:
– За успешную сдачу экзаменов!
– За успешную сдачу экзаменов!

Вина было немного, всего одна бутылка, и только мы его выпили, как
вошёл директор Комаров, а я принялась всем разливать компот.
– А тебе ещё налить компот? – спрашивала я каждого и передавала чай-
ник с компотом.

Бутылка из-под вина была под столом, и все мы боялись, чтобы дирек-
тор не попросил нас встать и не принялся искать компрометирующие нас
доказательства. Но директор поздоровался с нами, и как был у порога, там
и остался, только крутил головой:
– Как вы открыли? – спросил он всех.
– Открыли, – ответили мы хором.

На следующий день нас вызывали по одному в кабинет директора.
– Чем вы открыли? – спросил директор меня.
– Пальцем, – ответила я. – Откуда я могу знать, ведь я не открывала
и там не была?.. Ребята открывали, мы готовили.

На этом допрос окончился, и мы продолжали жить в интернате, гото-
виться и сдавать экзамены. Между тем, из белой ткани, что нам обеим ку-
пила Ирина мама к выпускному вечеру, мне уже сшила довольно красивое
платье Мандрикова Валя. Но вопрос о вечере никто не поднимал, хотя все
были уверены, что он состоится.

Последний экзамен был по истории. На нём присутствовал представи-
тель из роно. Я знала, что директор ожидал от меня блестящего ответа. Во-
просы в билете были поставлены так, что ничего из них, никакого намёка
на ответ нельзя было вытянуть. Ничего там не было и в программе, которой
можно было пользоваться и узнать, о чём говорить по вопросам в билете.
Итак, я очень плохо отвечала, не могла развить мысль, несмотря на усилия
директора. Получила тройку, и до сих пор мне за неё стыдно и больно…

Пошла домой с испорченным настроением, никто о вечере не говорил.
Думала, что кто-нибудь зайдёт за мной или заедет на велосипеде. Но никто
не заехал и не зашёл… Оказывается, вечера не было, что-то на экзамене слу-
чилось, а что – мне до сих пор неизвестно. Произошло что-то с Ирой Дмухов-
ской, как мне рассказала в этом, представьте, в 2013 году летом, Люда Куз-
нецова по скайпу, когда я приехала из Бреста в Братиславу. До этого времени
я ничего не знала – был вечер, не был?.. И недоумевала все годы: «Почему
тогда за мной никто не зашёл?»

Во вторник я пошла в школу и забрала свой аттестат зрелости. В учитель-
ской были двое – Александр Михайлович и Василий Антонович. Немного подо-
ждала, пока они мне выписывали аттестат, допустили в нём и исправили ошиб-
ку, а потому поставили ещё одну печать со словами: «исправленному верить».
А я им сказала:
– Мой аттестат особенный, значит, я поступлю.

18 октября 2013
Большой радостью и счастьем наполняла меня дружба с моей одно-
классницей Ириной, которую я всегда очень любила и уважала. Всегда це-
нила её дружбу. Я уверена, что мои чувства к ней остались неизменны и те-
перь, спустя половину столетия.

И опять прихожу к выводу, что так дружить, как мы дружили, научила
нас не только жизнь и среда, но и школа: уроки литературы, наши учителя.

Из дневника: 1962 год
«Внезапно слышу: кто-то бежит по двору. Наверное, Ира! Странно,
мы как будто не разговариваем. Точно, он здесь! Иначе она не пришла бы
за мной в двенадцать часов ночи. Смотрю на Иру с обидой. Почему-то было
одновременно обидно и радостно.
– Со-о-ня, Ко-о-ля здесь, – едва проговорила Ира, давясь от смеха.
Попросив Иру завесить окна, а самой идти к нему, я начала быстренько
собираться, и через несколько минут, выйдя на улицу, увидела Колю…»

Когда Ирина мама съездила в Барановичи и купила нам одинаковую бе-
лую ткань на выпускные платья, и я с ней рассчитывалась, она мне предло-
жила:
– Соня, поступай вместе с Ирой на зоотехника. Я вам помогу, будете вме-
сте учиться.

Я промолчала, а тётя Катя, как бы не ожидая ответа, сказала:
– Подумай!

Всё для меня было неожиданно: эта белая одинаковая ткань нам на пла-
тья, а сейчас такое предложение…

Мы с Ирой очень подружились после восьмого класса. Она была в семье
старшей дочерью, а после неё были четыре младшие девочки. Её мама была
молодая и красивая женщина, но к детям она была очень строга. Ирин отец
имел проблемы с законом и скрывался от милиции. В этом плане ему послу-
жил их серый, большой и очень злой пёс Шарик, что бегал на цепи от самого
порога дома, по всему двору, к забору. Поэтому к ним часто было невозмож-
но зайти в дом. Изредка пёс был привязан так, что не доставал порога. Толь-
ко тогда мне было можно навестить свою подругу. Ирина мама, как и моя,
в те годы работала на колхозной ферме дояркой. В оборе её группа коров
стояла напротив маминой.

Мы с Ирой встречались не только в школе, но и в коровнике. Когда я при-
ходила к ним домой, мы решали вместе задачи, писали сочинения, ходили
навестить Люду Кузнецову в рыбхоз, ходили в Гать к Тихончик Нине. По до-
роге мы всегда много разговаривали, делились своими мнениями о наших
родителях, резко их критиковали и всегда соглашались, что мы будем жить
лучше и красивее, не будем кричать и устраивать ссоры. От нашей критики
не ушли учителя и ученики. Мы делились нашими первыми секретами. Од-
нажды мы купили себе бюстгальтеры и хотели их примерить, чтобы никто
не видел. Более подходящего места, как у меня дома, мы не нашли. Пройдя
кухню, где хозяйничала мама, затворив за собой дверь, мы остались в горни-
це и начали раздеваться, чтобы впервые примерить бюстгальтеры. И только
начали их одевать, как за дверями громко засмеялась моя мама со словами:
– Ага, вы уже лифчики примеряете?! Вот оно что!
Оказывается, ей показалось подозрительным, что мы прошли из кухни
в комнату и закрылись, и она решила подсмотреть, что это мы там делаем.
Взяв маленькую табуретку, она поставила её у закрытой двери и на цыпоч-
ках заглянула в верхние окошечки, которыми оканчивалась дверь. Оттуда ей
было всё видно. Ира растерялась, а я очень рассердилась:
– А ты чего подсматриваешь? И чего ты смеёшься? Что тут смешного
или стыдного? Мы уже выросли!

С тех пор мы без боязни носили необходимые нам вещи. Мы помогали
своим матерям в оборе: чистили, отбрасывали навоз, посыпали опилками
место, где стояли коровы, накладывали им подкормку, сдабривая её солью,
доили, носили измерять и записывать молоко. Домашние работы – убрать,
помыть полы, растопить печь, нарвать щавеля, принести зелья и травы для
домашней живности и покормить её вовремя, а также забота о младших
в наших семьях – всё это объединяло нас и давало возможность быть подо-
лгу вместе, делиться своими взглядами, мнениями, переживаниями и даже
едой и лакомствами.

Летом мы часто ходили в лес и возили продавать ягоды и грибы в Бара-
новичи, чтобы заработать себе на платье или обувь. Навсегда в памяти с тех
дней нашей дружбы с Ирой запомнился момент, как однажды в Барановичах
мы зашли в магазин. Прямо с корзинами на плечах, босые и не совсем к ме-
сту одетые, мы начали смотреть, что в нём можно было подходящее купить.

Кроме заработанных в этот день денег, я имела при себе всё, что у меня на-
копилось до этого. Мне было приятно, что у меня есть какой-то капитал,
и объяв глазами товар, я остановилась на тёмно-синем женском костюме.
Прямо такой, как висел, поверх всех других, и с каждой стороны его можно
было хорошо разглядеть…

Ира смотрела что-то по мелочам, типа лёгкого ситцевого платьица для
себя или сестры. Я уже давно думала, что буду носить, когда стану студен-
ткой? Подойдя к продавцу, я смело спросила её:
– Можно мне посмотреть этот костюм?

Продавец недоверчиво на меня взглянула и не торопилась подать мне
костюм. Я же посмотрела на неё и, подняв платье немного выше колена,
показала ей из-под резинки своих розовых трусов кончик носового платка,
в котором я носила все свои деньги. Это возымело действие, и продавец до-
стала мне костюм. Посмотрев на него со всех сторон, мы с продавцом при-
шли к мнению, что этот костюм великоват для меня и, повесив его на место,
мы начали смотреть другой, на размер меньше. Продавец предложила при-
мерить мне его, но я её остановила, сказав:
– Я вижу, что будет как раз. Давайте, я заплачу!

Продавец начала упаковывать костюм, а я пошла платить. Вынув все
свои деньги (по моим прикидкам их было достаточно, даже должно было
ещё что-то остаться) я начала их отсчитывать. Это были ещё старые день-
ги. Считала, считала и уже все положила кассиру, но их было очень мало –
четыреста сорок пять рублей, а требовалось тысяча четыреста сорок пять
рублей! Меня обдало горячим потом, и слёзы посыпались из глаз, когда про-
давец сняла с костюма большой ценник и пальцем мне указала на эти, не до-
сягаемые для меня, цифры. От стыда и жалости, я не знала, как и какими
словами мне извиняться перед продавцом и кассиром.
– Ничего не случилось, – утешали они меня, – не переживай.
– Я не увидела все цифры, – оправдывалась я.

Прошло время, и я себе купила тёмно-синий жакет, примерно за двад-
цать семь рублей. Я представляла, как я буду одевать его с белой блузкой
и серой юбкой в институт.
Однажды в Барановичах, когда мы продавали чернику в неположенном
месте на улице Советской, перед нами остановились две очень хорошень-
кие юные девушки, одетые в серые, широкие, очень красиво сшитые юбки
и белые блузки. А на ногах у них были белые спортивные тапочки. Девушки
были красивые, весёлые и добрые. Они купили у нас немного ягод, а я спро-
сила у них:
– Где бы мы могли купить такие юбки и тапочки? Уж очень они красиво
смотрятся на вас!

Девушки не посмотрели, что мы из деревни, и подробно нам рассказали,
как зайти в спортивный магазин по улице Ленина и спросить там тапочки
и даже сказали их цену:
– Стоят они почти два рубля, один рубль восемьдесят пять копеек.
А юбку готовую не купите – мы их сшили.
– А где вы купили материал на них? – спросила я опять.
– На Комсомольской улице. Здесь рядом есть магазин промышленных
товаров.

Девушки были очень приятны и общительны. Они нам посоветовали:
– На юбку хватит вам взять материала шестьдесят погонных сантиме-
тров, он широкий – метр сорок.

Мы поблагодарили девушек, а сами твёрдо решили стать такими же кра-
сивыми, как они. Продав ягоды, мы направились в магазин на улице Ленина,
чтобы купить тапочки. Оказалось, что тапочек там уже не было.
– Придите на следующей неделе в четверг или в пятницу, – посоветова-
ла нам продавец.

Прямо из спортивного магазина мы отправились в промтоварный
на улице Комсомольской. Всюду шли пешком. Когда пришли в магазин, вни-
мательно всё осмотрели, а потом спросили серый материал на юбки. Прода-
вец нам указала на него.
– А какая ширина этого материала? – спросили мы продавца.
– Один метр сорок сантиметров.

Уточнили цену. И цена нам подходила.
– А сколько на юбку надо взять?
– Сантиметров шестьдесят, – ответила продавец.
Посовещавшись, мы решили себе купить по шестьдесят сантиметров
этой ткани. Когда оплачивали покупку, продавец отметила:
– Это очень хороший и качественный материал. С каждого отреза, что
вы купили, сможете сшить не только юбку, но даже платье-кимоно.

Мы были довольны своей покупкой и, немного поев в столовой горо-
хового супа, отправились за город, чтобы остановить попутную машину
и подъехать к нашему лесу, а оттуда пешком прийти домой. В ближайшие
дни я зашла к Мандриковой Вале и попросила её сшить юбку так, как это
было у девушек из Баранович: с широким поясом и такими же встречны-
ми складками. Вскоре юбка была готова, а на следующей неделе мы с Ирой
опять зашли в магазин спортивных товаров и купили белые спортивные та-
почки. Ира юбку не сшила. Её мама, увидев материал, обругала её, забрала
его и показала учительнице, что жила по соседству. Учительнице материал
понравился, но они обе решили, что Ире он не по возрасту и положению. Не-
довольство и возмущение Ириной мамы было так велико, что она, пользу-
ясь случаем, продала отрез учительнице.

Моя юбка мне очень нравилась, и я носила её с белой ситцевой блузкой.
Правда, этот крой мне не очень подходил, так как многочисленные широкие
складки делали меня в ней шире, чем я этого желала. Но отступать было
некуда, и я берегла, выглаживала свою юбку утюгом, и делала всё, чтобы она
мне придавала настроение и чувство уважения к себе.

Очень часто Ира делилась со мной всем, что было у них: угощала хо-
лодным мёрзлым салом с ломтём хлеба, когда я задерживалась по вечерам
у них дома, а их родители отсутствовали. Однажды зимой, ещё в старой хате,
я лежала на печи, а Ира пришла ко мне и принесла, наверное, килограмм
барбарисов.
– Спрячь и ешь себе, я купила их в магазине. Взяла у мамы немного де-
нег (пять рублей). Дома не могу оставить и сёстрам не могу дать. Ты при-
дёшь к нам и принесёшь немного, как бы от себя, – попросила меня Ира.
Я всё исполнила, как мне приказала моя подружка. Не раз она приносила
мне баночку варенья или повидла, вкусные, посыпанные сахаром «пампуш-
ки», что пекла её мама.

Мы очень красиво, честно и бескорыстно дружили, помогая друг другу
словом и делом. Мы всегда говорили друг другу правду и стремились быть
одна для другой зеркалом. Часто, подоив коров, мы с ней бежали к водоёму,
где купались. Прямо с коровника, по уже осушенному болоту, мы торопи-
лись к своему облюбованному месту. И только вслед нам кричала моя мама:
– Куда бежишь! Топиться? Вернись!
А мы, смеясь, продолжали свой путь, и ласковый ветер трепал нам воло-
сы, целовал наши щеки и груди. Однажды, когда мы искупались, Ира сказала:
– Соня, давай будем вместе поступать на зоотехника!

Я немного помолчала, повернулась к ней и, глядя ей в глаза, ответила:
– Нет, Ира, я буду поступать на учительницу. Думаю, что ещё немного
подготовлюсь и там сдам экзамены лучше, чем в школе…

20 октября 2013
Погода исключительная и неповторимая: тёплая, светлая, приятная,
с небольшой грустинкой. Сегодня занималась собой, прошлась на педикюр
и вспомнила вчерашние фотографии. Уже редко когда мне нравятся мои
фото, а Душана похвалила, чтобы у него пропало отрицательное отношение
к фотографированию.
– Ты прямо таки красавец! – говорила я ему, когда мы просматривали
фотографии на компьютере.
– Фраер! – продолжала я нахваливать Душана. – А пейзаж какой осен-
ний! Как в сказке!
– Пейзаж красивый, – соглашался Душан, – но ты ведь знаешь, что
я не фотогеничен…

Сразу после окончания школы со всей тяжестью встал передо мной во-
прос о поступлении. С Ирой мы разобрались окончательно с нашей дружбой
и судьбой. И она, и я, понимали, что наши пути расходятся, и приняли это
как нормальное явление. У нас с ней было ещё одно общее мероприятие –
получить паспорта. Для этого нужна была справка о поступлении на учёбу,
справка с места жительства и трудно добываемая справка от председателя
колхоза, что он не возражает против выезда из деревни.

Летнее время – это самый ответственный рабочий период каждого
председателя: не успел закончиться сенокос, как начиналась жатва. Для се-
нокоса и для жатвы необходимо было подготовить машины и людей, и орга-
низовать всё так, чтобы усилия колхозников не пропали даром.

В то время у нас в колхозе уже был председателем Якубец Николай Заха-
рович. Ланцев Анатолий Степанович ушёл на пенсию. Чтобы застать в прав-
лении нового председателя, надо было подойти туда к шести часам утра.
Мы с Ирой договорились рано утром встретиться около правления колхоза
и вместе попросить справки от председателя. Ира не пришла. Как позднее
она мне призналась, справка уже была у неё на руках. Зоотехник, что жила
у них, постаралась получить для неё справку от председателя. К моему удив-
лению, председатель не принуждал меня остаться в колхозе и пообещал вы-
дать мне этот необходимый документ «сегодня после обеда». Видимо, ожи-
дал секретаря-машинистку, чтобы напечатать.

Когда все справки у меня были уже собраны, мы вместе с Ирой съездили
в Барановичи, сфотографировались на паспорт, и, заполнив бланки, сдали
их в районный отдел милиции. Через месяц мы приехали опять в районный
отдел милиции и получили свои паспорта. Это было последнее наше сов-
местное мероприятие, наш последний общий путь. Встречались в нашей
деревне, когда приезжали на каникулы. Однажды весной я получила от неё
приглашение на свадьбу.
– Ты обязательно должна у меня быть. Если не приедешь – обижусь на-
всегда, – написала мне моя подружка.

Я не могла оставить свою лучшую подругу в день её свадьбы. Прошли годы.
Много лет – сорок-сорок пять. Мы увиделись с ней снова. Мне не было трудно
разыскать её по телефону из Братиславы в своей деревне и соседних Ежонах,
где её сестра дала мне очень точный адрес моей подружки… Она стояла на кры-
лечке своего большого дома. Невысокая, тонкая, с короткой причёской золотых
волос, а из её голубых, всё ещё прекрасных глаз, по щекам бежали слёзы.
– Я очень изменилась? – сразу спросила она у меня.
– Нет, совсем не изменилась, только несколько морщинок появилось, –
говорю, улыбаясь, обнимаю её и целую.
– Ты мне такой снилась.

И я рассказываю ей свой сон, в котором она такая же, невысокого ро-
ста, в знакомом серо-голубом ситцевом платьице с рукавами фонариком,
собирается со мной в лес, а я переживаю, чтобы не вмешалась здесь её мама:
не дай, боже, ещё не пустит со мной. И так я её люблю, так хочется с ней идти
и разговаривать обо всём, как бывало… «Этот сон мне приснился несколько
раз подряд, и я решила тебя непременно найти и увидеть…» – признаюсь.

Обнявшись, слышим дыхание друг друга и стук наших сердец. Ира ведёт
меня в свой дом и скромно показывает, где спят, где готовят, где комната для
детей, горница. Пришёл Виктор – её муж, он помнит меня со свадьбы. Мы
долго сидели и разговаривали. Ира и Виктор угощали меня всем, что было.

Рассказывали о себе, своих детях, родителях, сестрах, учителях.
– А куда тогда пропала Маруся? – спросила я её.
– Маруся после восьмого класса вышла замуж в Слоним. У неё был очень
хороший муж, – ответила мне Ира. – Умерла год назад, – добавила…
Мне очень жаль Марусю, жаль, что мы никогда после восьмого класса
с ней не виделись, не встретились и даже не написали друг другу письмо или
открытку. Всё вокруг неё было покрыто мраком молчания, а потом и я уже
перестала о ней спрашивать. Потому что всегда на вопрос: «Маруся дома?»
был один и тот же краткий ответ: «Нет». Ничего не оставалось делать, как
уйти ни с чем от её родителей – тётки Саши и дядьки Антося.

Несколько лет назад, по совету врача, я начала делать каждое утро физ-
культурно-оздоровительные упражнения, среди которых есть упражнение
со скакалкой. При этом всегда вспоминаю тебя, Маруся, как часто мы играли
вместе со скакалкой и в классы, а ты делилась со мной всеми секретами и но-
винками в достижении лучшего результата. Как мне рассказала Ёкова Катя,
Марусина мама после смерти дочери ушла в Жировичский монастырь…
– А ты книгу написала? – спросила меня Ира.
– Нет, – ответила ей, – не написала. Но ты не грусти, может, ещё напишу,
если мне Бог поможет, – утешила свою подружку я на прощанье.

21 октября 2013
После страшного разочарования на государственных экзаменах
и долгих, тяжёлых раздумий о своей будущей жизни, я согласилась с Ле-
ной Саванец поступать вместе с ней в Брестский педагогический инсти-
тут на литературный факультет по специальностям широкого профиля:
учитель русского, белорусского языков и литературы. Меня устраивал
факультет с широким профилем. Лена уговаривала меня, приводя всяче-
ские доводы:
– Мы будем вместе. (За этим я не стояла.)
– Будем ближе к дому… (И за это мне нечего было держаться.)
– Я в Минский государственный университет не поступлю, – говорила
она, – а в Брестский пединститут, может, да.

Я её слушала и думала, что и мне надо бы выбрать и решиться на что-
то поскромнее, учитывая мои результаты на госэкзаменах. Так проходила
во мне борьба за решение – куда поступать, и победила скромная мысль:
попробую в Брест, чего уж там в столицу…

Так много времени ушло – полвека, а я жалею, что не пошла своим путём.
Не то, что так жалею, но в сердце что-то щемит и протестует, напоминая мне,
что я тогда пошла против себя, учитывая не только вышеописанные обсто-
ятельства, но и то, что там и люди будут другие, поважнее, и мне труднее
будет жить и учиться без помощи, без поддержки.

Будь как будет – я отправляю вместе с Леной документы в Брестский пе-
динститут. Вместе поедем, а если поступим, будем общаться и дружить уже как
студентки! Решение принято, документы посланы, вскоре и вызов придёт.
Все эти дни и недели мы с Ирой и нашими сёстрами ходили в лес, соби-
рали ягоды, грибы, возили их продавать в Барановичи. Усталые, приходи-
ли домой, где было полно работы не только по хозяйству, но и в коровнике.
Одна мысль подбадривала нас, что всё скоро переменится, что совсем рядом
перед нами стоит наша новая жизнь, и она будет лучше и красивее той, ко-
торой мы живём. И, конечно, мы знали, что сделаем всё возможное и невоз-
можное для нашего успеха!

Мне не давало покоя сознание, что нужно лучше подготовиться к всту-
пительным экзаменам, чтобы совсем не опозориться: столько лет в школу
ходить – и не поступить! Меня мама загрызла бы, отец тоже мог бы упрек-
нуть, но вот другие люди в деревне – те уже и пальцем показывать будут! Об-
становка была горячая, напряжённая и ответственная. В хлеве ходила моя
большая свинья, которую я купила прошлой осенью на базаре в Слониме.

Это уже так и так моя свинья, мои деньги. Пусть походит ещё, а мне нужно
рукава засучить, да за голову взяться – учить надо программный материал
для поступающих в вузы. Справочник для абитуриентов купила, «Зарю» раз
в неделю (в пятницу) покупаю и читаю в ней всё для поступающих. Ещё бы
место спокойное для учёбы найти… Ленка уже подросла, пусть начинает она
помогать маме дома и в коровнике, а я должна готовиться.

Подумав так несколько дней, я остановилась на мысли, что чердак в моей
ситуации – самое подходящее убежище. Обдумав детали, я оборудовала на на-
шем совсем ещё новом чердаке, который был устлан свежими, пахнущими смо-
лой опилками, комнату: прямо над кухней поставила большой квадратный
ящик из фанеры, который будет мне служить столом. Покрыла его клеёнкой,
а из кладовки принесла почти новую керосиновую лампу со стеклом, положила
спички. Рядом на доске разложила свои учебники и справочники. Слева посте-
лила старую фуфайку, положила небольшую подушку и старое летнее одеяло.

Это послужит мне постелью. С кухни принесла миску, где был кусок хлеба, огу-
рец, яблоко или морковка. Сказала своим родителям:
– Не переживайте за меня. Я буду ночевать дома, но на чердаке –
надо же мне готовиться к экзаменам! Буду вам помогать во всём, но на
первом месте у меня экзамены и подготовка к ним, – окончила я разговор.
Они видели, что я не шучу, да и сказать им было нечего. А я по лестнице
на сенцы, а из сенец на чердак, зажгла лампу, когда стемнело. Одна, никто
мне не мешает, на нервы никто не действует и не отвлекает. Могу читать
про себя, могу вслух, могу отвечать, могу задавать вопросы. Только месяц
и звёзды тихо внимают мне, а синий, прямо космический небосвод стоит
у двери и караулит мою рабочую тишину. А ранним утром стук и гром подо
мной. Сначала не поняла, а когда услышала крик:
– Вылазь, вады прынясi! Печ не падпалiла, картофлi свiням не намыла! Iдзi
ў хату! – поняла, что это мама пришла из коровника и кочергой стучит в пото-
лок, чтобы разбудить меня и всех в доме, потому что работа стояла.
Я быстро выскочила из своего убежища; отец и Ленка поднялись с посте-
лей и принялись за свои обычные дела и обязанности, а за завтраком догово-
рились:
– Картофель свиньям и печь подготовить с вечера, а утром только за-
жечь в печи, воду принести и состряпать завтрак.
А я всем заметила:
– Привыкайте все дела решать без меня.
Мама искоса на меня посмотрела и сказала:
– Хату не падпалi!
– Не бойся ты толькi! – сказала я ей в ответ, взяла ломоть хлеба и пошла
на чердак.

Вечером, когда подметала дорогу, мне Стась, наш сосед, рассказал:
– Вчера мы, как всегда, поздно вечером смотрели телевизор. Аркадик
был у нас, потом Макаревич зашёл на несколько минут. Смотрит, а у вас окно
на чердаке светится.
– Что это у Вайса в окне за свет такой на чердаке? Не горит ли что? –
спросил он с тревогой и страхом.
– И уже все мы не телевизор смотрели, а в ваше окно, – говорил Стась,
улыбаясь, и, как всегда, щурясь, смотрел мне прямо в глаза.

Я слушала и не знала, как ему сказать об этом. Но он продолжал, не оста-
навливаясь:
– Тут подошла Олина мама и Оля, смотрели, смотрели, а потом Оля и го-
ворит: «Это Соня учится, поедет поступать ведь».
Постояли, посмотрели и все согласились с этим.
Я засмеялась и сказала:
– Вы всё правильно поняли. Чтобы мне никто не мешал, пошла с книж-
ками и лампой на чердак. А то: «Воды принеси! Молоко процеди! Миски по-
мой!». Без конца меня гоняют, а мне же готовиться надо! Я не то что бы ниче-
го не делаю, хочу выделить время для подготовки, – старалась я объяснить
ситуацию нашему симпатичному и довольно любопытному соседу. К вечеру
уже все в деревне знали, что Вайсова Соня готовится ночами на чердаке по-
ступать в институт.

22 октября 2013
Возвращаясь назад в своё прошлое, сравнивая его и себя с настоящим,
мне хочется подчеркнуть, как я любила профессию учительницы. Я думаю,
что этой теме, с помощью Божией, я открою ещё много страниц, моменталь-
но сейчас вспомнила, как Душан мне однажды сказал:
– Ну, что же! Ты учительница!

В его словах и тоне мне послышалось нечто снисходительное, всеобъ-
единяющее, и, мне показалось, оскорбительное. Я очень резко остановила
его «высокую речь» и сказала:
— Да, я учительница! И хотя сейчас не работаю, как учительница, всю
свою жизнь и везде чувствовала и чувствую, что я учительница. Мне это
помогало пережить и прожить, оставаясь на уровне. А ты со мной не раз-
говаривай таким тоном, чтобы унизить или оскорбить учительницу вооб-
ще и во мне. Запомни: никогда не позволяй такой тон при мне! Я за свою
учительницу твёрдо сражалась, я свою учительницу и учительницу вообще
глубоко уважаю и ценю. И никому не позволю подобный тон и смысл в слове
«учительница»! Я горжусь, что это слово ко мне причастно!

Душан – человек интеллигентный и понятливый. Больше на эту тему
нам не приходилось разговаривать…

В те июльские дни в лес ходили мы всё реже и реже, и вот, наконец, при-
шёл вызов: буду сдавать вступительные экзамены с десятого по двадцатое
августа во втором потоке. Мы с Леной решили ехать в Брест попутной маши-
ной. Лена во всём соглашалась со мной. Назначили день, когда отправимся
нашим автобусом до остановки Берёзовка, а там остановим машину, кото-
рая будет идти в Брест. За ночь мы доедем, а утром устроим все дела в инсти-
туте. Ещё перед отъездом сходила в продуктовый магазин. В этот день в ма-
газине работала одна Оля и было несколько женщин, которые совершали
свои нехитрые покупки: хлеб да соль, спички, кто-то просил взвесить двес-
ти грамм печенья или подушечек. Среди них была моя старшая сестра Катя,
которая тогда всей семьёй (с мужем и двумя детьми) жила в нашем старом
доме, пока в Сельце строили свой. Все в деревне уже знали, что я получила
вызов и еду в Брест поступать в пединститут. Все сгорали от любопытства:
что из этого выйдет? Я понимала сложность своей ситуации и не представ-
ляла, как это будет, если, не дай Бог, я не поступлю. Будут радоваться и сме-
яться, да ещё пальцем указывать. Куда уже мне тогда податься?

С нашего класса поступали: мы с Леной в Брест, Кузнецова Люда в Ле-
нинград, а Ира в Смиловичский зоотехникум. Со всеми другими однокласс-
никами все связи вдруг пропали. Мобильных телефонов тогда не было
и впомине, даже обыкновенный телефон был лишь на почте, в сельсовете,
в правлении колхоза да в школе. Не каждый имел его и в городе. Катя спро-
сила, когда и как я еду. Я ей с уверенностью отвечала:
– Поедем попутной машиной, и если я там останусь долго: неделю, де-
сять дней, значит, сдаю экзамены – не провалилась. А когда приеду домой,
буду ждать из института письмо. Если в течение десяти дней мне придёт
тонкое письмо, значит я поступила и получила вызов на учёбу. Если письмо
придёт толстое – беда – не прошла по конкурсу!

Всё это я знала из своих рассуждений и суждений, из газет и справочни-
ка для поступающих.
– Пусть тебе повезёт, – сказала Катя, выходя из магазина.
Не помню, что я там покупала: денег не было не только у меня или се-
стры – ни у кого их не было. Даже хлеба не было на что купить, и Ольга дава-
ла всем «на повер», записав в толстую тетрадь своего очередного должника.

Брать хлеб взаймы от имени моей семьи всегда было моей обязанностью.
– На повер четыре буханки хлеба, – говорила я продавцу.
Она строго смотрела на меня, молча брала тетрадь и ручку, записывала фа-
милию, имя и отчество отца или мамы и давала мне эти четыре буханки с чёр-
ной коркой свежеиспечённого душистого хлеба. Прямо в носу щекотало от его
кисловатого запаха, и кружилась голова от желания отломить кусочек и про-
глотить его.
– А ещё две селёдки просила мама, – говорила я продавцу, глядя ей пря-
мо в глаза.

Ольга, немного замявшись, доставала из бочонка две крупные селёдки,
взвешивала их, дописывала к хлебу, называла общую сумму долга, заворачи-
вала рыбу в газету или бумагу, что имелась в магазине для упаковки продук-
тов, давала мне со словами:
– До конца месяца надо заплатить!
– Хорошо, – отвечала я, и, тесно прижав хлеб с селёдкой к груди, торо-
пилась домой.

Когда положила дома покупку на стол, отец отрезал сантиметровые лу-
сты и на каждую клал кусочек селёдки. Так было, когда мы жили ещё в ста-
ром доме, так бывало, когда перешли жить в новый.

Думаю и представляю, как было тогда нелегко Ольге работать в мага-
зине: ведь не только я просила дать хлеб «на повер»! Были там и другие,
поважнее меня и моей семьи. Говоря об этом, не могу не обмолвиться сло-
вом о моём находчивом и трудолюбивом отце. Не раз зимой он договари-
вался с дядькой Сашей, и они вдвоём, а иногда втроём (Павлюк иногда хо-
дил с ними) шли в Слоним, взяв с собой топоры и пилу. Уходили на неделю,
две, три.

Мы ожидали его и в старом, и в новом доме. И не раз мама сквозь слёзы
молилась, чтобы ничего не случилось:
– Зима, ветер, мороз, может, шли домой, да примёрзли.

Я выглядывала их, выбежав из хаты, в чём стояла. И какое счастье было
объявить всем:
– Татко iдзе!

Мама начинала завихаться возле печи, мы с Леной старались убрать
стол, постель. А отец приходил и весёлым, трескучим от мороза голосом
кричал:
– Ну что, заждались меня?! Или ты думала, что я приженился где? – спра-
шивал маму и весело смеялся, при этом снимал с себя фуфайку (и в старой,
и в новой хате было всегда холодно), умывал руки, садился за стол, а мама
наливала ему миску кислых щей или красного борща.
– Поешь с дороги, согрейся, – говорила ему и спрашивала: – Что так дол-
го волочились по Слониму? Видно, не было тебе плохо?!
– Ты, Маруся, не волнуйся, Ванька дорогу найдёт! – говорил отец. Лицо
его сияло от улыбки, голубые глаза блестели, по лицу разглаживались мор-
щинки, а с длинного носа свисала надоедливая капелька влаги.
– Налей мне сто грамм, – говорил отец, протягивая маме маленькую че-
кушку, в которой была уже только половинка мутноватой водки, а сам на-
чинал развязывать торбы, вынимая оттуда чёрный и белый хлеб, запах ко-
торого наполнял наш дом; маргарин, селёдку. Оттуда же вынул свой острый
складной ножик и начал нарезать сантиметровые лусты хлеба, ложил на его
маргарин, растирая тоненьким слоем. У нас с Леной от всего этого текли
слюнки, так хотелось вкусить этого душистого с морозца хлеба! Отец дал
нам с Леной наши порции, сделал такие же себе и маме. Чарка с налитой
по Марусин поясок водкой стояла на столе, а отец принялся рассказывать
маме, как было в Слониме:
– Одна такая хорошая хозяйка пригласила нас к себе ночевать. Суп горя-
чий налила и чаем горячим угостила с белым хлебом и повидлом. А я ей го-
ворю, что «у меня жонка умерла» и что «рад посмотреть на такую хорошую
женщину, как Вы!»

А сам смеётся, заливается, весёлый такой. А мама сначала улыбается,
не веря ему, все его откровения не принимает всерьёз.
– А та хозяйка отвечает мне, – рассказывает отец. – А вы, говорит, нем-
ного поживите у меня, здесь Вам работа ещё найдётся!
– Ворона дурная! – без злости говорит ему мама, – Кто бы уже тебя тако-
го приглашал там? Кто бы тебя такого кривого да носатого хотел? – возму-
щалась, смеялась и злилась мама. А отец, выпив рюмку, запел ей:
– Ты, Маруся, не волнуйся, Ванька дорогу найдёт!
С этой его песней из нескольких слов я и выросла, а сейчас думаю:
– О чём она? О верности? О любви? Что он твердил этой своей песней
моей маме?

23 октября 2013
Наступил день нашего отъезда, и мы, как договорились с Леной, встре-
тились в автобусе: она ехала из Доброго Бора, а я вошла в автобус в Гаве-
новичах. На остановке «Берёзовка» мы вышли, а наш автобус последовал
своим маршрутом в Барановичи. Кассир спросила нас, куда мы едем, и мы
поделились с ней своими планами. Она же посоветовала нам обратиться
к милиционеру в голубой будке, что стояла на развилке дорог, которые вели
в Брест, в Слоним и в Барановичи.
– Он вам поможет остановить нужную машину, – сказала молодая, очень
красивая и, видимо, такая же добрая девушка.

Мы её поблагодарили, а сами перешли дорогу и расположились на пра-
вой стороне по направлению на Брест. Вскоре к нам подошёл сам милиционер,
расспросил нас о маршруте и его целях, и вместе с Галей (так звали симпатич-
ную девушку-кассира) загорелся желанием нам помочь с транспортом, ска-
зав, чтобы мы не бегали за каждой машиной, не останавливали сами.
– Я вам остановлю машину и договорюсь с водителем, – серьёзно и вну-
шительно сказал он нам.

Он тоже был молод и красив, и было заметно, какими влюблёнными гла-
зами он посматривал на Галю. Было уже после трёх часов дня. Солнце свети-
ло и грело, даже припекало, машины как бы перестали проезжать мимо нас. Я
и Лена, наш симпатичный и заботливый милиционер и Галя начинали поти-
хоньку волноваться. Я немного старалась всех их успокоить, в том числе и себя:
– Нам будет лучше, если приедем в Брест утром.
Прошло время. Не все машины, что показывались нам вдали, шли
на Брест. Но вот показалась следующая, и я всем сказала:
– Это будет наша!

Капитан милиции занял положенное место, поднял жезл и указал води-
телю свернуть на обочину и остановиться. Шофёр сделал всё, как было ве-
лено, открыл дверцу кабины, готовый выполнить распоряжение. Капитан
подошёл к нему, поздоровался и спросил:
– Откуда едете? Машина в порядке?
– Да, – ответил шофёр. – Еду из Барановичей в Брест.
– Гм, – ухмыльнулся милиционер. – Вот у меня здесь две пассажирки
до Бреста едут поступать в институт. Возьмёте их?

Шофёру нечего было делать: отказать капитану милиции было неловко,
даже просто невозможно:
– Ясно, – согласился он без лишних слов.

Шофёр и милиционер помогли нам забросить в кузов наши чемоданы:
у меня был деревянный, который Катя когда-то привезла с вербовки. Он
был небольшой, покрашенный зелёной краской. Учебники, справочники,
немного белья и платье, чтобы переодеться, полотенце, расчёска, зубной
порошок и мыло – всё, что наполняло его. Хлеб, огурцы, кусочек сала лежали
в сетке, и я взяла её с собой в кабину. Усевшись с Леной рядом с водителем,
мы поблагодарили капитана милиции и Галю и отправились в путь за своим
счастьем, за своей будущей жизнью, которая должна коренным образом от-
личаться от той, что мы уже прожили…

Дорога была долгая, солнце клонилось к закату, мы ехали и немного раз-
говаривали с шофёром. О чём же мы тогда говорили, сегодня сказать нелег-
ко. Одно ясно, что темой разговора были мы сами, вся наша жизнь, жизнь
наших родителей и наши стремления. Как будем жить дальше и с чего.
– Я со стипендии, другого у меня ничего не будет, – призналась я води-
телю. – Отец – инвалид, мама дояркой в колхозе работает, младшая сестра
в школе учится, да и дом всё ещё строится. – И рассказала ему, как мучитель-
но долго строился этот наш дом, и ещё его надо достраивать – сени, кладов-
ку, погреб. И старшей сестре родители хотят помочь построить свой дом –
уже двое детей на руках, а с чего его строить?

Шофёр сочувственно молчал или поддакивал. Лена задремала и похра-
пывала, машина двигалась вперёд по уже тёмным улицам Ивацевич, Берёзы.
Было уже около двух часов ночи, как что-то вдруг сильно хлопнуло, как буд-
то взорвалось. Шофёр остановил машину, вышел, мы с Леной тоже вышли.
Шофёр осматривал колёса, а мы за ним ходили, как утята за уткой. Было тем-
но, и при свете от спички было тяжело что-либо разглядеть, найти дефект.
– Резина лопнула, колесо надо менять, – наконец сказал он, – привал.
А через мгновение вдруг обнаружил, что его ключи упали куда-то в траву:
– Без них завал! – горевал водитель.

Боже, с каким желанием, мысленно обращаясь к тебе и звёздам, я моли-
лась, чтобы найти эти ключи! Шофёр зажигал одну за другой спички, чтобы
разжечь небольшой костёр из сухих ветвей, которые мы собрали с Леной.
– Давайте, я попробую, может получится, – сказала я шофёру и взяла
из его рук коробку со спичками. Черкнув головкой спички по коричневой
полоске на коробке, я на мгновение зажгла её и осветила место, где вдруг
увидела ключи.
– Вот они! – закричала я радостно и подала ключи шофёру.

Настроение у всех улучшилось: шофёр осветил фарами место нашего
вынужденного привала, взял из кабины домкрат, поднял машину, снял ко-
лесо, достал запасное, поставил его вместо повреждённого и начал крепко
закручивать гайки. Мы с Леной помогали ему, с готовностью выполняя его
команды. Мы работали втроём, как настоящая бригада механиков со ста-
жем. И вот уже колесо было на месте, повреждённое мы с шофёром поло-
жили в кузов. Немного перекусив хлебом с огурцами и салом, мы с шофёром
продолжили наш путь.
– Будем медленней ехать, чтобы позже приехать в Брест, так вам будет
лучше! – сказал водитель. – Стоять холодно, – добавил.

Так, не торопясь, мы продолжали ехать в Брест. По дороге особо не раз-
говаривали: было такое время, что каждому хотелось спать. Но мне было
не до сна – тревожили мысли:
– Что принесёт этот день?
Этот вопрос овладевал мной всё больше и больше. Вот показался Брест. И
мы уже едем по улице Московской в город, подъезжаем к улице Советской,
а за ней шофёр поворачивает на широкую каменную площадь и останавли-
вает свою машину.
– Приехали! – говорит с улыбкой.
– Спасибо тебе, ты мне помогла, – добавляет, обращаясь ко мне.
Выгрузил наши чемоданы и пожелал нам поступить.
– Особенно желаю поступить тебе, Соня!

24 октября 2013
Это я сегодня так хорошо представляю и понимаю наше движение
по Бресту, когда могу сказать, что в нём прожила полстолетия… А тогда всё
было незнакомо и неизвестно, даже названия улиц. Спустя несколько лет
я вышла замуж в Бресте и большую часть своей жизни провела именно
в этом районе, куда привёз нас шофёр. Он высадил нас на площади, а напро-
тив, по улице Московской, стояли дома, в одном из которых я жила со своим
мужем и детьми более двадцати лет. Мало того, пройдя с площади, на ко-
торую привёз нас водитель и пустил на Божию волю, по улице Московской
на запад, перейдя улицу Ленина, можно зайти в Брестскую крепость, куда
мы приезжали со школы на экскурсию в десятом классе.

Со временем я вспомнила все детали этой экскурсии, остановку у про-
дуктового магазина на углу улиц Ленина и Московской, где мы позволили
себе что-то купить из еды и питья. Тут же недалеко, на улице Ленина, на-
ходилось студенческое общежитие, где я жила со своими однокурсницами
несколько лет и оттуда позднее вышла замуж. Сюда, под окно на втором эта-
же, приходил ко мне утром и вечером на свидание Георгий – мой муж и отец
моих детей. Возле общежития, ближе к улице Московской и сейчас находит-
ся и работает школа № 18, где учились мои дети, а я работала учительницей.

Совсем рядом, за углом по Московской, был институт усовершенствова-
ния учителей с библиотекой и читальным залом, куда я часто заходила сту-
денткой и когда работала учительницей. Ближе к дому № 38, в котором я жила
замужем, была заочная школа, где свыше десяти лет я работала учительни-
цей. А рядом с ней – главпочтамт и телеграф, напротив которых на противо-
положной стороне располагается церковь. Чуть дальше вперёд, если перейти
улицу Советских пограничников, можно было войти во двор дома № 38, где
я жила, родила своих детей и разошлась со своим мужем. Минуя улицу Совет-
скую и следуя дальше по Московской, слева по улице Карбышева, находится
садик, куда я водила своих детей, пока они не пошли в школу. В самом нача-
ле улицы Советской располагается старинное здание института имени А. С.
Пушкина. Можно представить, сколько я ходила по этой улице в своей жизни!
В дождь и снег, в прекрасную солнечную погоду, по воскресеньям и в буднич-
ные дни мои движения были здесь, на этой улице.

Второе студенческое общежитие находилось на улице Будённого, кото-
рая пересекает Советскую, где позднее напротив построили кинотеатр «Бе-
ларусь». Тут же, на другой стороне Советской, – кафе «Молодёжное», где мы,
студентки, ухитрялись купить булочку подешевле или котлетку с горчицей,
иногда 100 граммов постного, твёрдого холодца…

Пройдя метров триста от Московской по Советской улице в южную
сторону, совсем в городе, в его центре – река Мухавец, где позднее с семьёй
мы купались, отдыхали и загорали. Сейчас от той площади нет ни следа,
ни камня. А стоит там торговый центр, за ним – другой, построены мага-
зины, павильоны, универмаг, предприятия по оказанию различных услуг.
Ни одной машины, только люди снуют туда-сюда, весёлые и серьёзные,
разговорчивые и молчаливые; дети, нарядно одетые, с мамами и папами.
Все деловые, шумные, идут с покупками или за ними… Вот где высадил нас
с Леной шофёр, прямо бросив меня в водоворот всей моей жизни. Не ка-
жется ли вам, что это более или менее удивительно? Что это судьба, ко-
торую, как я тогда понимала, делаю сама? В тот момент мне, конечно, ни-
чего такого в голову не пришло, не увиделось и не представилось, во сне
не приснилось…

Лена пошла на улицу Советскую № 8, на свой географический факуль-
тет, а я отправилась искать улицу Карла Маркса, 60 – там находился второй
корпус института. Оказывается, эта улица была недалеко от каменной пло-
щади, и я, пройдя метров двести от неё по Московской, прочитала назва-
ние пересекающей её улицы, быстро пошла вперёд, надеясь найти там дом
№ 60. Вдруг я осознала и вспомнила, что в машине я забыла мамин свитер,
который одолжила у неё на время поездки, чтобы в случае дождя не замёрз-
нуть и не промокнуть. Долго не раздумывая, я побежала назад, через улицу
Московскую на площадь, пока ещё, возможно, стоит там та машина… Прош-
ло менее получаса, как мы оставили её, но когда я прибежала на площадь,
машины и шофёра там не было. Жгучее чувство вины и недовольства со-
бой я старалась подавить в себе и сосредоточилась на одной мысли – зайти
во второй корпус на улицу Карла Маркса, всё узнать, выяснить, устроиться
в общежитие и приступить к экзаменам. Зелёные, большие ветви многочи-
сленных каштанов веяли прохладой, создавали тень и немного успокоили
меня. Вскоре показалось здание, которое, по-моему, могло быть вторым кор-
пусом пединститута. Подошла к нему, оставив чемодан на месте, прошлась
вдоль его и увидела табличку с надписью: «К. Маркса, 60».

В секретариате мне дали направление в общежитие по улице Ленина,
которое было совсем близко. Это меня немного обрадовало. На доске объяв-
лений прочитала всю нужную информацию и отправилась в общежитие, где
нашла комендантшу (так мне посоветовали в институте). Она, взяв моё на-
правление, дала мне ключ и матрац. Сперва отнесла в комнату на втором эта-
же чемодан, а затем матрац. В комнате было четыре кровати. На одну из них,
у окна, я положила свой матрац, а рядом поставила чемодан. Около каждой
постели стояли тумбочки, а посередине стоял квадратный стол и два стула.

Направо по коридору слева были умывальники и туалеты. Умывшись и при-
чесавшись, я переоделась, перекусила немного, съев хлеб и огурец, закрыла
комнату со своими вещами на ключ и спустилась вниз. Комендантша пока-
зала, где находится столовая и объяснила, что хлеб там бесплатный. Это её
объяснение было для меня драгоценным на всю мою жизнь в институте.

Я сразу решила проверить, так ли это? Зашла внутрь, посмотрела на цены
супа горохового, щей из капусты, борща из красной свёклы. В столовой мож-
но было купить одну или две котлеты, а к ним гарнир из вермишели, риса
или картофельного пюре. Отдельно были выписаны блюда: овощное рагу,
зразы. На витрине стояли стаканы со сметаной, тарелочки с творогом. Ку-
пив себе стакан чая за две копейки, я присела за стол, где стояла большая
тарелка с белым и чёрным хлебом.
– А за хлеб сколько платить? – спросила я работницу столовой.
– Кушайте себе на здоровье, хлеб бесплатный, – ответила она мне.

Поблагодарив её, я выпила чай, съев при этом 3;4 кусочка хлеба. По до-
роге в комнату из столовой слева был буфет. Он мне запомнился на всю
жизнь. После обеда все заходили туда, чтобы полакомиться консервиро-
ванным огурцом, помидором или чем-нибудь из печенья, конфет. Я в бу-
фет никогда не заходила, хотя всегда мне очень хотелось чем-то вкусным
дополнить мой скудный обед. Математика была проста: у меня не хватало
денег дожить до стипендии. А чтобы хватило, я вынуждена была занимать
их у своих сокурсниц, а позже каждый месяц сдавала кровь на станции пе-
реливания крови до восемнадцати лет – 250 граммов, а после полную дозу –
500 граммов. Из дома я не получала никакой помощи. И тогда, впервые поо-
бедав в студенческой столовой, я выпила свой чай и отправилась в комнату,
где начала готовиться к сочинению. «Темы будут неизвестно какие, это уже
буду знать и выбирать завтра, а сейчас нужно быть готовой ко всему», – ду-
мала я. В комнате уже были заняты все постели: девочки, как и я, впервые
поступали на литературный факультет. И вот наступил экзамен по сочине-
нию. Среди тем была свободная: «Дорогу в космос прокладывают коммуни-
сты!». О Юрии Гагарине было не так уж и много сведений в этом плане. Тему
я начала издалека, хорошо, что ещё окончила её. Написала много, желая вло-
жить туда и свои литературные познания.

На следующий день был диктант по белорусскому языку. Потом после-
довали русская литература, история, немецкий язык. В первом и во втором
потоках конкурс на факультете был большой: 4-5 человек на место. Было
маловероятно, что меня зачислят из тех 4-5 человек, но я была полна отва-
ги и решимости бороться до конца, до последнего патрона. Преимущества
при поступлении имели абитуриенты со стажем, дети инвалидов Великой
Отечественной войны. У меня никаких преимуществ не было. Некоторые
девушки уезжали домой, провалившись на том или ином экзамене.

Я часто выходила из общежития в сквер и садилась там на скамейку
в дальнем углу справа, а мимо меня проходили женщины, девушки, мужчи-
ны, парни, молодые мамы с детьми. Боже, как я им завидовала, что они здесь
дома, как мне хотелось быть такими же, как они, сосредоточенными и важ-
ными. Так мне хотелось знать, куда здесь идти и что делать, где жить. «Боже,
если бы я поступила! Как часто смогла бы здесь, в этом тенистом и простор-
ном сквере, готовиться к лекциям и практическим занятиям, совсем рядом
с общежитием, где могла бы жить!» – так думала и мечтала тогда я.

И вот экзамены подошли к концу. У меня были незавидные результа-
ты: сочинение я сдала на 4/3, русскую литературу, белорусский диктант
на «четыре» историю и немецкий на «три». В комнате нас осталось трое:
я, Ира и Зина. У Зины был ещё экзамен по иностранному, и она попросила
у меня справочник по немецкому языку. Я не могла его ей не дать, хотя
это был не мой справочник, а нашей учительницы Ольги Викентьевны,
которая дала его мне на время поступления. Когда Зина вернулась, она
извинилась и подала мне справочник, только не мой, а чужой. Оказывает-
ся, случилось так, что девочка перед Зиной ушла с экзамена с моим спра-
вочником. Расстроенная результатом, она схватила не свой, а Зине ничего
не оставалось, как взять и вернуть мне чужой справочник. Но если бы это
мне! Ведь я должна вернуть справочник Ольге Викентьевне! Как тут по-
ступить? Я понимала Зину, и хоть мне было очень неприятно, я не укоряла
её, а только сказала:
– Ольга Викентьевна должна будет это понять, как и я.

И сейчас мне этот момент не нравится, но, как и тогда, я другого выхода
не нахожу. Не знаю, поняла всё это моя учительница или нет, простила ли
меня. После приезда я вернула ей чужой справочник вместо привычного,
но ничем не хуже того, первого. Так я ей и сказала:
– Простите, Ольга Викентьевна! Простите, так получилось. Но этот, по-
моему, не хуже Вашего!

Больше мы с моей учительницей не встречались… Ещё перед отъездом
на вступительные экзамены я зашла в сельсовет и попросила секретаршу
Веру выдать мне справку о том, что мой отец – инвалид.
– Как я могу тебе выдать такую справку? – сказала она мне.
– Но ведь, что отец – инвалид все знают и видят! Почему же ты не хо-
чешь выдать мне справку? – настаивала я.
– Не знаю, – отвечала Вера.
– Не знаешь? Так спроси того, кто знает! – давила я на Веру.
– Но третьей группы, – сказала Вера, уступая мне.
– А кто сказал, что второй? – спросила я, не соглашаясь с моей упрямой
администраторшей. «Ещё какая-то родственница», – думала я.
Вера была неумолима, и я согласилась на третью группу. «Конечно, моя
мама доярка, я ей помогаю все эти сознательные годы, как Марко в пекле тру-
жусь, но нигде это не записано, только в моей душе», – нерадостно думала я.
И вот наступил день, когда я узнаю, что решила экзаменационная ко-
миссия: буду я студенткой или нет? Собеседование в том же втором корпусе.

Все поступающие на литературный факультет стояли в очереди на разго-
вор. В этом разговоре уже будет примерно ясно, прошла я по конкурсу или
нет. Учитывая результаты экзаменов, я и так понимала, что всё кончено,
даже на чудо нельзя надеяться мне при этом – ведь мне были известны оцен-
ки других, которые были намного лучше, чем мои, и они были уже в списках
поступивших… И вот подошёл мой черёд. Открыв дверь, едва переступила
порог, поздоровалась, назвала фамилию.
– У вас хорошие оценки, – сказал преподаватель средних лет. – Если вы
досдадите арифметику, можем вас перевести на факультет начальных клас-
сов. Там недостаёт студентов.
– Я хочу работать в старших классах… только в старших классах, – ут-
вердительно сказала я.

Преподаватель посмотрел на меня, но ничего не сказал.
– До свидания, – сказала я и вышла.

Когда выходила, посмотрела на очередь. Она была длинной. Человек
пятнадцать-двадцать ожидали собеседования. У меня промелькнула мысль,
что это конец моего поступления, конец моим надеждам и мечтам. Самое
главное, что этот конец сделала я сама своими руками, ногами, устами.
Я не ухватилась за соломинку, которую мне протянули, отвергнув её.
– Вы последняя? – спросила я девушку в конце очереди, и, услышав по-
ложительный ответ, сказала: – Я буду за вами.

В одно мгновение я решила ещё раз зайти на собеседование, извиниться
за свои необдуманные слова и попросить, чтобы меня, мои документы пере-
вели на факультет начальных классов. Очередь шла быстро, почти никто там
не задерживался. Когда я с бьющимся сердцем зашла в аудиторию второй раз,
преподаватель вопросительно посмотрел на меня. А я сразу ему сказала:
– Извините меня, пожалуйста. Я тогда хорошо не подумала. Для меня
главное, что я буду учительницей, и не важно, в каких классах. Если возмож-
но, пожалуйста, переведите мои документы на начфак!

Преподаватель выслушал меня, ничего не сказал, только уточнил фа-
милию и группу. «На начфак», – я увидела и угадала буквы, что он написал
на моём экзаменационном листе.
– Смотрите доску объявлений, когда будет экзамен по арифметике,
а учебник возьмите в библиотеке института, – сказал.
– Спасибо Вам, – поблагодарила я, вздохнув. – До свидания! – Дай Бог
Вам здоровья! – говорю теперь…
Я вышла. Решение было принято, на сердце полегчало, но впереди был
ещё экзамен по арифметике. Ну что же, поборемся до конца!

25 октября 2013
Сегодня у меня произошли прекрасные события. Я сама установила кон-
такт с Зиной Даньшиной, а потом мы с ней разговаривали долго и мило. Это
дочь моей двоюродной сестры Нади, что живёт в Оренбурге. Я сегодня вол-
новалась до слёз, только нет у меня слёз… Больно, когда сердце плачет от ра-
дости или горя, а слёз нет. Ещё сильнее болит… А завтра увидимся по скайпу
с Надей. Через более, чем пятьдесят лет. Можете представить и даже позави-
довать, что у меня пошли самые юбилейные встречи!

…После собеседования я сразу сходила в главный корпус в библиотеку
за учебником арифметики. Видела Лену. У неё остался ещё один экзамен
и собеседование. Договорились, что домой поедем утром на следующий
день после экзаменов. И поедем автобусом с автобусной станции. В общежи-
тии просмотрела учебник арифметики, а на следующий день к девяти часам
пошла с тяжёлым сердцем во второй корпус института на свой шестой экза-
мен. Встретила счастливо улыбающуюся до ушей Лену.
– Считайте себя студенткой! – сказали мне на собеседовании, – говори-
ла мне радостно она.
– А мне ещё нужно бороться за право быть студенткой, – сказала я ей
с грустью.

В институте нас было человек пять абитуриентов. Подождали, пока
пришли два преподавателя. Один из них разложил билеты. Мы выбрали
по одному, самому счастливому, и начали готовиться отвечать. У меня созда-
лась ситуация, что решила наполовину пример и наполовину задачу. Далее
этого ничего не шло.

Алгебраические действия мне были не по плечу. Когда отвечала, я чест-
но призналась преподавателю, что дальше не могу, это всё, что могу…
Он посмотрел на меня и спросил:
– Откуда вы?
– Из деревни Гавеновичи Барановичского района, – ответила я.
– А кто ваши родители? – спросил он, как будто по виду не мог опреде-
лить, что я не генеральская дочь.
– Колхозники. Мама – доярка, а отец в бригаде работает, да инвалид он
от рождения.
– Ну, хорошо. Идите, подождите результата.

Когда я вышла, у входа были и те, кто отвечал передо мной. Ни у кого из нас
не было победоносного вида. Ожидали ещё последних двух. Время тянулось
медленно и напряжённо. Было видно, что всем пришлось не сладко. Не разго-
варивали, молча подождали ещё более получаса, и нас позвали в аудиторию. Ко-
му-то объявили двойку, и я ожидала такую же оценку, но преподаватель сказал:
– Три.

Со своими экзаменационными листами мы опять заходили по очереди
на собеседование, и тот же самый, вчерашний преподаватель сказал мне:
– У вас хорошие оценки, можно надеяться… – и улыбнулся мне на про-
щание. Поблагодарив его, я вышла с тяжёлыми чувствами. Надеяться или
нет, всё было плохо. Не хотела я на факультет начальных классов. Да ещё
с математикой! Я в школе едва выжила из-за неё, а в институте она будет
меня тянуть к земле, погубит…

Можно было на несколько мгновений успокоиться в сложившейся ситу-
ацией, но вопросы о моей будущей жизни отравляли меня и всё возле меня.
– Как я буду учиться с этой высшей математикой? Я и низшей не знаю.
А здесь и стипендия… Какая стипендия, если у меня будет двойка или даже
тройка?! Как и за что я буду жить и учиться?

Утром мы с Леной собирались домой. Сдала коменданту матрац и ключ,
зашла в магазин, что на углу Карла Маркса и Дзержинского, рядом с обще-
житием, купила три булки ещё тёплого круглого хлеба и бутылку газиро-
ванной воды. Уложив всё в чемоданы, отправились на автовокзал, купили
билеты и, немного подождав, поехали домой. Всё же, мы не провалились,
успешно сдали все экзамены и едем домой в нормальное время, через де-
сять дней.
– Считайте себя студенткой! – восхищалась Лена.

Мне же можно надеяться, но надеяться не хотелось, горечь заполняла
мои мысли, давила тело и волю. Лена утешала меня как умела. В Берёзовке
мы вышли из автобуса, водитель подал нам наши чемоданы. Здесь ещё нуж-
но было ожидать полтора-два часа автобус в деревню. Пошла в кассу, но кас-
сира Гали, что провожала нас в Брест, не было. Не было на службе и капитан
милиции.
– А дома ты никому не говори о факультетах, – посоветовала мне вдруг
Лена.
– Дома, это дома. Там и так никто не интересуется. А в школе, что я ска-
жу? – горевала я.
– Ничего не скажешь. Поступила и всё.
– Нет, надо всё сказать, как есть. Хотя в школу я больше не пойду, мне
там нечего делать, – рассуждала я вслух.
– А я всем буду говорить, что поступили и всё, – резонно убеждала меня
Лена. – Кому какое дело на какой факультет? Уже неделя осталась, мы всё
равно уедем.

Так мы разговаривали, жевали ещё тёплый хлеб и пили газированную
воду. А я никакого счастья не видела, не слышала и не ощущала… Пришёл
автобус, мы взяли билеты и поехали в деревню.

19 ноября 2013
И сегодня я скажу, снова пережив уже с вами подробно всё, что тогда
произошло за эти десять дней в институте, что если бы опять возникла та-
кая же ситуация при таких же обстоятельствах, я бы ничего умнее и лучше
не придумала бы и поступила бы так, как и тогда. По-моему, здесь участ-
вовали не только преподаватели института и я, здесь сработали высшие
силы. Даже, примите во внимание мой сон: с Колей я перестала встречаться
и писать письма; окончила школу и получила аттестат зрелости; сдала все
вступительные экзамены в институт…

Когда ехали по деревне, я заранее попросила шофёра, чтобы он остано-
вился у дома. С Леной мы особо не прощались, потому что знали, что когда
получим вызовы, обязательно увидимся и вместе поедем учиться. Дом был
пустой, нигде никого – ни мамы с Ленкой, ни отца. Видимо, мама с Леной
в коровнике, а отец в бригаде. Я выложила хлеб, свои вещи, выстирала их
с мылом в тёплой воде и, хорошо прополоскав в холодной, повесила сушить-
ся на забор. Достала из чемодана книги и, как обычно, разложила их на лав-
ке в горнице, убрала всюду, умылась, переоделась, причесалась. С огорода
принесла два бурых помидора, помыла их, порезала на тарелку, нашла сме-
тану и положила две-три ложки на посыпанные солью помидоры. Отрезала
хлеба, поела немного. Почистила зубы, впервые одела свой светло-голубой
плащ (как раз прошёл летний дождь) и вышла из дома, собираясь пройтись
по деревне, увидеться с соседями, друзьями, одноклассниками, узнать ново-
сти, рассказать о себе.

Около калитки мы встретились с отцом. Весь мокрый и запыленный,
только глаза блестели, короткие волосы торчали ёжиком, а по щекам
и с носа стекали капельки дождя прямо на потрескавшиеся от жажды твёр-
дые, розовато-синие губы.
– Здравствуй! – сказала я ему.
205
– Здравствуй, – ответил он ровным голосом. – Поступила?
– Не знаю, – ответила я. – Экзамены все сдала, но ещё конкурс будет.

Мы тогда все, более или менее, знали это слово «конкурс». Главным его
смыслом было: выбирать лучших.
– Гм, – ухмыльнулся отец. – Хлеба привезла?
– Да, – ответила я. – На столе, в кухне, а я в деревню пойду, может, встре-
чу кого-нибудь из своих подруг, одноклассников, поговорим немного…

Тут же через дорогу мелкими шажками подошла к нам, опираясь на па-
лочку, худенькая, почти сухая, немного сгорбленная бабка Тося – мама Оль-
ги, нашего продавца в продовольственном магазине.
– Сонька, ты ўжэ прыехала? Сёння! Толькi што? – с искренним удивле-
нием и радостью восклицала она. – Ах, Сонечка, гэта ж тваёй маме сон прыс-
нiўся: «Сядзiм гэтак мы, усе даяркi, а тут прадсядацель калхоза прыходзiць i
грамату нясе, залатымi буквамi напiсаную. I дае гэту грамату мне, – расказ-
вала твая мама. – Нiкому другому, а мне! – гаварыла яна. – А яшчэ ёй далi ад-
рэзаную касу i сказалi: «Гэта будзеш у празднiкi адзяваць на голаву!» А я ёй
гэты сон разгадала так: «Гэта грамата, Маруська, толькi табе, бо толькi твая
дачка паступiць. А каса – гэта Соня будзе прыязджаць да цябе на свята».
Что можно добавить к такому комментарию? Скажу одно, что я это при-
няла тогда, как искреннее пожелание и даже благословение моих усилий,
стараний, стремлений и борьбы – всего того, что я переживала, что видели
во мне и возле меня окружающие… Прошла половина столетия, а я вижу Вас,
бабка Тося, слышу Вас и благодарю Вас за ту веру и уважение, что Вы вложи-
ли в меня, за Вашу добрую и чистую душу…

Поблагодарив свою соседку, я пошла по деревне. Всюду было пусто, ни-
кого из тех, кого бы я хотела встретить, не было видно, и я повернула назад,
домой. Вечером я не пошла помогать своей маме доить коров, а одевшись
и причесав волосы, отправилась в клуб. В клубе встретилась с Ирой, обме-
нялись новостями и представлениями о нашей жизни, дружбе. Чувствова-
лось, что то общее, которое нас связывало друг с другом, начинало понемно-
гу исчезать. Когда я пришла домой, мама с Ленкой спали, отец спал в сарае
на сене. В доме было горячо и душно.

Долго не могла уснуть. И только я задремала, как услышала из кухни ма-
мин плач и крик, стоны отца. Несколько мгновений ожидала, что всё утих-
нет, но ничего не утихало, а, наоборот, усиливалось. Натянув на себя платье,
я выбежала на кухню. Там на полу ползал и юлил от боли, стонал и выкри-
кивал мой отец. А возле него со стороны в сторону металась и беспомощно
кричала моя мама:
– Иван! Иван! Что с тобой? Ива-а-а-н! – душераздирающим голосом кри-
чала она.
– Побегу к Павлине (нашей соседке), – сказала я.

И через несколько мгновений застучала ей в окно, и голосом, полным
страха и отчаяния, закричала:
– Тётка Павлина! Тётка Павлина! Идите к нам! Отцу очень плохо!

Тётка Павлина подбежала к окну, я ей ещё раз второпях объяснила ситу-
ацию и попросила её:
– Вы идите к нам, помогите чем-нибудь, а то мама там только кричит
и метается из угла в угол. А я побегу к председателю колхоза.
– Хорошо, – согласилась тётка Павлина и быстро начала собираться,
а я побежала по деревне – метров пятьсот от нашего дома жил на кварти-
ре председатель Якубец Николай Захарович. Дом принадлежал Королёвому
Мише. Я вошла во двор, сердце моё колотилось от страха за отца. Мне было
нелегко отважиться после двух часов ночи стучать в незнакомую дверь.

Но делать было нечего, и я постучала в окно на веранде. Никто меня не слы-
шал, и я начала стучать сильнее и настойчивее. В этом стуке было всё: страх
за отца, просьба услышать и понять в этот поздний час отчаянный зов о по-
мощи. Наконец, вышла Мишина жена Маня. Видимо, она узнала меня, несмо-
тря на темноту:
– Что ты хочешь? Что случилось?
– Мне нужен председатель, чтобы дал машину отвезти отца в больницу.
Больница находилась в Ежонах, и там постоянно работал врачом Пётр
Антонович. Маня пошла в хату, а через несколько минут передо мной стоял
председатель в одних плавках, и я ему сжимающимся от горя голосом быст-
ро рассказала, что случилось с отцом.
– В больницу его надо, – окончила я.
– Хорошо, – ответил председатель. – Вы идите домой, к вам сейчас при-
едет шофёр.
– Простите меня. Спасибо вам, – сказала я председателю и побежала до-
мой с одной мыслью: «Увижу ли я отца еще живым?»

Дома было несколько спокойнее. Это Павлина утихомирила маму, а отцу
заварила какого-то чая. Вскоре пришёл шофёр, и мы втроём понесли отца
в машину, я села с ним рядом, Павлуша завёл мотор. Через несколько минут
мы были в больнице. Там медсестра Женя сделала отцу укол, после которо-
го, немного погодя, отец уснул прямо на носилках.
– Счастье, что спит, – несколько раз повторила Женя, глядя то на меня,
то на отца.

Вскоре приехал доктор и, осмотрев больного, сказал:
– Едем в Барановичи, наверняка, ему нужна операция.
Поместив отца в кабину, доктор сел рядом, а я влезла в кузов. Поехали
в Барановичи за сорок километров от деревни, и около четырёх утра мы
были в больнице. Я всюду следовала за отцом, помогала медсёстрам расстё-
гивать пуговицы, повернуть, когда требовалось, отца.
– Грязный какой, – сказала медсестра, когда отца надо было отнести
в палату.
– Какой он будет, если с поля пришёл только что? – вступилась я за отца.
– Надо его помыть в ванне! – добавила медсестра.
– Я вам помогу! – с готовностью предложила я.
Павлуша и Пётр Антонович спросили меня:
– Тебя подождать, Соня?
– Нет, не надо. Я возле него побуду, – ответила и пошла за медсестрой,
чтобы отнести отца в ванную.

Когда мы его поместили там, я помыла ему лицо, волосы, руки и ноги,
всё тело спереди и сзади. Потом медсестра осторожно ополоснула его тёплой
водой. Выпуская воду из ванны, я утирала отца полотенцем, и всё это время
молилась про себя, чтобы мой отец не умер, чтобы мой отец жил… Домой при-
ехала первым автобусом: отец спал после укола, а мне сказали, что уже моей
помощи не требуется. Немного отдохнув в постели после своих двух дорог,
я встала, убралась в доме и во дворе, а за обедом рассказала своей маме, как
всё было в Ежонах и в Барановичах. Потом сказала ей, что пойду на почту по-
звонить, чтобы узнать, жив ли наш отец.

Когда я пришла на почту, там меня встретила Тоня – жена Гавриила Ива-
новича. Эта скромная, тихая и очень тактичная женщина, услышав о нашей
беде, предложила мне подождать и сама начала звонить в больницу. Когда
окончила, мне сообщила:
– Вашему отцу сделали сегодня операцию. Навестить его можете завтра.
Я спросила Антонину:
– Сколько мне нужно заплатить?
Она посмотрела на меня и сказала:
– Ничего не надо платить!
– Как так ничего? Ведь телефон дороже письма, – недоумевала я.
– Сегодня не надо платить, – сказала мне снова Антонина. – Идите и от-
дохните, вы и так намучились. А как ваше поступление?
– Не знаю, жду вызов или документы, – ответила я. – Большое Вам спа-
сибо, не знаю, почему Вы так добры ко мне? – сказала я ей на прощанье.

Шла домой и думала: «Как мне не хочется в этот институт. Не то, что по-
лучу профессию учительницы младших классов, а то, что там высшая мате-
матика. И дома дела такие… Свинью надо бы продать или сдать, чтобы на вы-
рученные деньги купить себе подходящую одежду в институт. А здесь – кто
тебе продаст её. Я только купить смогла, да и то не в своё дело влезла. Но ни-
сколько не жалею о том. Позднее и со свиньёй разберёмся. Чтоб только отец
был жив, да здоровье его улучшилось. Завтра поеду в Барановичи, увижу всё
и буду уже знать, как он. Вот и грибы мои, и лес, и мои несчастные денежки…
С чем это я в институт соберусь? А как я буду там?» С такими мрачными мы-
слями пришла домой, рассказала маме, как было на почте, что отцу сделали
операцию, а завтра поеду в Барановичи посмотреть на него.

Когда на второй день я увидела его на постели в палате, почти не узнала
своего отца: там лежал маленький и худой человек, остриженный наголо,
с впавшими щеками и беззубым ртом. Отец лежал с закрытыми глазами,
а когда я дотронулась до него и позвала:
– Тато! – открыл глаза, через силу улыбнулся мне и протянул руку к стака-
ну с водой, где была палочка с ватой на конце. Этой палочкой с мокрой ватой он
увлажнял себе губы и полость рта, так как после операции его мучила страшная
жажда, а пить было нельзя. Я присела около него на стульчике. В палате было
4-5 кроватей, и они находились близко одна к другой. Спросила: – Как ты себя
чувствуешь? Думаю, что немного лучше, чем тогда? – и продолжала даль-
ше: – Если придёт вызов, мне ехать или не ехать?

Я была готова не ехать в институт не из-за отца, а из-за всей этой сло-
жившейся ситуации в институте, которая мне не давала покоя, мне было
некому довериться, посоветоваться…
– Ты что? – сказал отец. – Едь!
В эти дни я однажды увидела, как по дороге медленно ехал легковой
автомобиль. Я присмотрелась, автомобиль остановился. Вышла на дорогу.

В машине рядом с шофёром сидела Люда Кузнецова. Поздоровавшись, Люда
мне рассказала:
– Я из Ленинграда еду. Провалила экзамен, – улыбаясь, добавила она
мне. – А ты как?
– Не знаю. Жду вызов или документы.
– Я в магазин там зашла, купила себе вот пальто и шляпу, – похвалилась
Люда и вышла из машины.
– Как ты думаешь, это мне подходит?
– Конечно, Людочка, – ответила я.
– А как Лена Саванец? – спросила Люда.
– Ей сказали: «Считайте себя студенткой!». Ждёт вызов, – ответила я.

Люда поехала к себе домой, а я вдруг увидела почтальонку Маню. Увиде-
ла её издалека и зашла в хату специально, чтобы это письмо (я верила, что
оно придет сегодня!) она мне вручила дома, а не на улице. И, действительно,
почтальонка вошла в хату и подала мне письмо, предложив расписаться.
– Смотри, Маня! Оно тонкое – значит, там вызов, я поступила! – радова-
лась я.

Разрезав конверт, я перед ней (она не собиралась уходить, не утолив
любопытства) достала небольшой листочек, типа квитанции и прочитала:
«Сообщаем Вам, что Вы зачислены студенткой факультета языка и литера-
туры», хотя там было написано «факультета методики и педагогики началь-
ного образования»».

Итак, свершилось… Маня пошла со своей почтой дальше, и главным
известием в этот день был факт, что Соня Вайсова поступила в институт!
Лене вызов не пришёл, ей почему-то прислали документы. После приезда
из Бреста я не видела её.

В это лето я узнала, что она живёт в Жлобине, и думаю, что, возможно,
мы скоро встретимся. Я об этом позабочусь сама.
Перед отъездом в институт я съездила в Добрый Бор к своим тёте и дяде.
В тот день Иван Венедиктович сходил по грибы, а когда вернулся с полным
лукошком, смеясь, рассказал:
– О тебе, Соня, не только люди говорят. О тебе лес говорит!
– Как это?
– А так. Сел под ель перекусить немного, и вдруг слышу: «…Паглядзi,
Вайсава Соня паступiла. Каб якiя грошы малi, але нiчога… Людцы мае!»
– Я не выдержал, выскочил из-под ели и закричал им: «Грошай не мае,
але галаву добрую мае!» – засмеялся опять Иван Венедиктович и ласково по-
трепал меня по плечу.

Чуть позднее, к вечеру, Иван Иванович – их старший сын, а мой двоюрод-
ный брат, отвёз меня с десятком яиц, баночкой мёда и кусочком сала, – всем,
что собрала мне тетя в дорогу, домой.

Через день я уезжала в Брест – учиться в институте на факультете ме-
тодики и педагогики начального образования. Отец ещё лежал в больнице.
Мою свинью было продать некому: у меня не было денег на «одежду под-
ходящую» в институт. С моих запасов осталось всего пятнадцать рублей,
и я с ними выбралась в своё будущее, которое мало было похоже на то, что
было в моих представлениях. Я это видела, чувствовала и понимала, и вме-
сте с тем я верила, что все будет хорошо – ведь я об этом буду заботиться
сама, и мне никто не помешает.

20 ноября 2013
Все очень быстро развилось: из любопытства позвонила своему вра-
чу-пульмонологу:
– Dobry den;! Tu je pani Remenarova! Chcela by vedet;, ;o s mojou le;bou?
(Добрый день! Здесь пани Ременарова. Хотела бы узнать, что с моим лече-
нием?)
– Mala ste u; dostat; pozvanku, – ответила мне пани доктор, – a ked ste
ju nedostala – volajte v primaciu kancelariu v Novej Polianke. (Вы уже должны
были получить приглашение, а если не получили, звоните в приёмную кан-
целярию в Новой Полянке.)

Это был разговор три дня назад, а сегодня Душан проводил меня на по-
езд в Попрад (город на севере Словакии), а оттуда, пересев на электричку,
приеду в Новую Полянку, где буду лечить свой хронический бронхит. Прой-
ду процедуры – ингаляции, физические упражнения, ванны, массаж, буду
дышать свежим горным воздухом.

По Словакии за двадцать четыре года я мало путешествовала и никако-
го опыта не приобрела. Сижу у окна за маленьким столиком, напротив меня
двое – женщина и молоденькая девушка. На разговор или какое-нибудь
сближение никого не тянет. Постоянно слежу за ногами, чтобы не насту-
пить на встречные. Хорошо, что парень, по моей просьбе, положил чемодан
на верхнюю полку. «Как только я его оттуда достану потом?» – терзает меня
мысль, которую тут же стараюсь отогнать на часа два – ведь ехать всего три
с половиной часа! Подходит контролёр, проверяет билеты, а я решительно
и вежливо спрашиваю его:
– Mohli by ste mi povedat;, ako sa z Popradu dostanem v Novu Polianku? (Мо-
гли бы Вы сказать, как с Попраду попасть в Нову Полянку?)

Контролёр был симпатичный и приятный не только внешне. Он охотно
и с желанием объяснил мне:
– V Poprade zo stanice priamo, hore a nalavo. Vla;ek uvidite, ktery odveze
Vas do Novej Polianky. (В Попраде с вокзала прямо вверх и налево. Увидите
небольшой поезд, который отвезёт Вас в Нову Полянку.)
– Pekne Vam d;akujem! (Большое Вам спасибо!) – немного повеселев, ска-
зала я.

Через несколько остановок женщина прощается и выходит. На её место
садятся следующие пассажиры, а девушка напротив, пролистав свои журна-
лы, предлагает их посмотреть мне. Я с удивлением и радостью беру их, бла-
годарю девушку. Рассматриваю журнал, кое-что читаю в нём, но каждые пять
минут посматриваю в окно и долго задерживаю взгляд на живописных горах
и долинах. И теперь мне ясно, откуда и где родились сказки Братьев Гримм.

Если они видели подобный пейзаж (а я уверена – видели!), так их чув-
ствительные души, фантазия и язык плюс народный фольклор сотворили
эти сказки, как грустные и радостные песни, которыми я зачитывалась
в детстве, юности и во все свои зрелые годы. Смотрю в окно и восхищаюсь
седо-зелёно-голубыми горами, бело-голубым чистым небом, с повисшими
на нём серыми облаками, укутанными нежно-розовой зарёй, сквозь занавес
которой пробивается золотое солнце, отражаясь в привольных водах Вага
(реки). И сами по себе крутятся на языке и просятся наружу из уст слова для
моей сказки. Красота и величие, гордость и чувство неиссякаемой силы жиз-
ни, радушие и настороженность затаились в горах… Фантазия!

Здесь, на северо-востоке Словакии, люди и язык более схожи с нашими,
их движения и речь ближе и роднее. Благодарю девушку за журнал, объяс-
нив ей, что читать много не хочу – уж очень приятно следить за дорогой,
смотреть на пейзаж, дав волю нахлынувшим вдруг мыслям и фантазиям.

За столиком остались я и две девушки. Та, что давала мне журналы, открыла
ноутбук, другая последовала её примеру, парень у окна напротив разговари-
вал со своей спутницей.
Я сидела, смотрела в окно и на них, и мне было приятно в такой молодой
компании, хотя мы совсем не переговаривались. Мне не хотелось им мешать,
а также не хотелось, чтобы пейзаж за окном пролетел мимо, и я его не увиде-
ла. Время тоже не ждало. Наступил подходящий момент, и я спросила парня:
– Pomo;ete mi zase s kufrom? (Поможете мне опять с чемоданом?)
– Ano, my tie; vystupujeme (Да, мы тоже выходим), – ответил он.
– Tedy pomo;te mi, prosim Vas, vystupit; aj nastupit;? (Тогда помогите мне,
пожалуйста, сойти и зайти?) – попросила я и с улыбкой посмотрела на моло-
дую пару.
– My ideme na ten isty vla;ek, pomo;eme, ur;ite (Мы идём на тот же поезд,
конечно, поможем), – пообещал молодой человек.

Девушка из-за своего ноутбука посматривала на меня, улыбаясь про себя.
А я попросила ту, что уже со мной общалась, найти авторучку, на листочке на-
писала адрес своего сайта и предложила ей посмотреть его. Девушка напеча-
тала мой адрес в Google, видимо, открыла мои «Странички» и спросила:
– Это Вы?
– Да, – ответила я ей, объяснив, что пишу дневник.

Не впервые меня посетила мысль: «Эти молодые смотрят на нас, стар-
ших, свысока, открывая свои ноутбуки в автобусе, поезде, всюду. И не всег-
да их занятия в ноутбуках серьёзны и достойны какого-нибудь внимания.
Пусть знают, что я (мы) не хуже их!»
Подъезжаем на станцию в Попраде, а молодой мужчина, как и обещал,
достал потихоньку мой не очень-то лёгкий чемодан. Я поблагодарила его
и сунула ему в руки свой пакет с тетрадками и карандашами.
– A kufor zaber;em sama! On vie chodit;! (А чемодан я возьму сама! Он уме-
ет ходить!) – говорю девушке, спутнице парня, указывая на колёсики чемо-
дана.

Молодые люди помогли мне выйти из вагона, и мы все втроём подошли
спросить у дежурного:
– Ako sa dostaneme na vla;ek do Novej Polianki? (Как пройти на поезд
до Новой Полянки?)
Дежурный охотно нам показал рукой направление – направо вверх,
а там будет небольшой поезд.
– Zostava e;te p;t; minut, poponahlajte sa! (Остаётся пять минут, поторо-
питесь!) – сказал он.

Мы побежали через дорогу в здание, где была касса, и девушка ещё
успела купить себе билеты, у меня был, а парень схватил мой чемодан, стал
на эскалатор, за ним девушка и я, и мы поднялись вверх, где увидели слева
небольшой поезд, что как будто ожидал нас. Едва вошли, девушка проком-
постировала мой и свои билеты, поезд тронулся, а парень нашёл для меня
свободное место.
– Нам скоро выходить, а Вы пройдите ближе к выходу, ещё Вам ехать
пять остановок, – заботясь обо мне, сказал Мартин.
Объявили станцию – Novy Smokovec – мои приятели вышли навстречу
своему празднику, а я поеду дальше, возбуждённая приятным общением
с молодёжью. Поезд тронулся, и я начала отсчитывать остановки. На пятой
мне выходить.

Остановки одна от другой были недалеко два-три километра, и я быст-
ро доехала в Новую Полянку. Выход из вагона и все мои движения вперёд,
в приёмную санатория были нелегки. Передо мной справа и слева стояли
домишки старой конструкции и архитектуры, а над ними строго, важно
и красиво возвышались Высокие Татры, и, казалось, что внутри их тоже мо-
гут жить люди и всевозможные приятели и недруги человека. Разглядывать
было особо некогда, да и не к месту. Перейдя дорогу и ров, я зашла по ас-
фальтовой дорожке во двор этого престарелого и тихого городка. Навстречу
мне шёл мужчина, я остановилась и спросила у него:
– Dobry den;! Ako sa dostanem do primacej kancelarii? (Добрый день! Как
пройти в приемную канцелярию?)
– Doprava, rovno do konca budovy, a dolava na schody. (Направо, прямо
до конца здания и налево по лестнице.)
– Pekn;e Vam d;akujem (Большое Вам спасибо), – улыбнулась я ему
и пошла, как мне посоветовали.

Хотя мой чемодан бежал рядом, моя сумка на плече со всеми необходи-
мыми документами и бумагами, пакет с тетрадями и карандашами доволь-
но сильно затрудняли моё движение. Но, наконец, я подошла к ступенькам,
а их было немногим больше десяти. Пугаться мне было нечего, и я сперва
свою сумочку и пакет с тетрадями отнесла наверх, а потом вернулась за че-
моданом. Смотрю, а тот самый мужчина уже хватается за ручку чемодана
со словами:
– Вернулся помочь Вам. Заодно и ключ возьму.
Я удивлённо смотрела на него и слушала, а мужчина уже нёс мой чемо-
дан, а я за ним свои тетради на рецепцию. Рядом с ней находилась приёмная.
– Спасибо Вам, – сказала я мужчине. – А Вы здесь уже долго?
– Да, – ответил, – завтра уезжаю…

На рецепции сразу меня отправили в приёмную, а из приёмной к се-
стричкам. Сестра поселила меня на светлом месте рядом со своим кабине-
том. В палате стояло пять кроватей, на одной из которых расположилась
женщина – блондинка, широкая и молодая, лет пятидесяти с высоким, силь-
но развитым бюстом.
– Будете здесь вдвоём до конца, – сказала сестричка, а я приступила
к знакомству.

Уже не первый раз за эти годы, когда войду, начинаю первая рассказ
о себе:
– Приехала из Братиславы, живу там двадцать четыре года, была заму-
жем за словаком. София, – представляюсь я.
– Яна, – сказала женщина с приветливой улыбкой.
– Ako ste cestovali (Как Вы ехали)? – спросила.
– Celkom dobre: rychlikom z Bratislavy do Popradu, a z Popradu vla;ekom.
(Вполне хорошо: скорым с Братиславы до Попрада, а с Попрада маленьким
поездом).

При разборке своих вещей рассказывала своей соседке о них, зачем
и для чего их с собой привезла.
– Вещей немного, но и всего, что надо, не возьмёшь с собой, – жалова-
лась я. – Тяжело с ними в пути.

Итак, я всё повесила, разложила и поставила в два шкафа и тумбочку
возле постели. Места было достаточно и, умывшись, расположилась на по-
стели отдыхать до ужина.

Что ни говори, этот чемодан и мои несколько тетрадей давали о себе
знать. В таком возрасте такую дорогу надо организовывать иначе, было
ясно мне. Вечером немного познакомилась со своими соседями за столом.
Завтра они уезжают. Мария пригласила меня смотреть по телевизору мои
любимые турецкие сериалы «Сила» и «Жемчужина востока». «Сила» меня
притягивает целеустремлённостью и борьбой против закоренелых привы-
чек и традиций общества, которые очень часто жестоко и несправедливо
решали жизнь и судьбу девушек и женщин в Турции. Сила – главная герои-
ня фильма. Это пример и радостное чувство гордости за женщину, которая
борется не только за свою жизнь и свободу, но и за лучшую жизнь и свободу
окружающих её людей и своих детей. В Аси я вижу с самого начала себя, раз-
витие моего характера и моей судьбы. Очень переживаю за неё, радуюсь её
успехам, критикую её и хвалю.

Когда ко мне пришла Мария, в рекламных паузах мы обменивались мнени-
ями, касающимися содержания фильма, о наших героях и героинях. Так подо-
шли к разговору о себе. Мария живёт и борется уже семьдесят три года. В сем-
надцать лет выдали замуж и всё время укрепляли её семью словами:
– Выдержи, все терпят. Всё перемелется и переживётся…

Вырастила двоих сыновей, которые уже давно живут своими семьями.
Ушла из своего дома, оставив там семью сына и мужа. Ушла досмотреть свою
умирающую маму, а сейчас ухаживает за своей лежачей сестрой.
– К мужу не вернусь. Бил меня. Голову пробил на семь сантиметров,
руку мне сломал, ноги перебил, пил всегда, напивался, – скромно говорит

Мария, посмотрев на меня своими голубыми и ясными, как весеннее небо,
глазами, в которых отражается спокойствие и достоинство. Её светло-седые
волосы, что сама причесала, уста, где виднеется ряд белых здоровых зубов
и вся одежда на ней светло-голубого тона, манера вести разговор и инто-
нация производят впечатление, что перед вами дама, испытанная жизнью
и судьбой.
– Верхние зубы искусственные, не могу их носить – так болят мне дёсны.
– Вы и так выглядите прекрасно! Будьте спокойны – всё на Вас в луч-
шем порядке, – говорю я ей. – Вы – дама!

Мария слабо улыбается, а скупая слеза на щеке говорит мне о том, что
я прикоснулась к тонкой струнке, что спрятана глубоко в её душе.
– К мужу уже никогда не вернусь. Только жаль мне сына и его семью, как
он там их бузирует…
– Держитесь! – говорю я ей на прощанье.

Ведь и я много чего пережила как с первым мужем-белорусом, так
и со своим вторым – словаком. С первым развелась, ни у кого не спрашива-
ла позволения. Хотя, когда родителям заикнулась о разводе, мама мне резко
сказала:
– От меня помощи никакой не ожидай! Я знать не хочу тебя.
Но не спросила меня, почему я так решила, не посочувствовала, не под-
держала…

Поделиться с кем-то и ощутить, услышать поддержку – это много зна-
чит и для Марии, и для меня. Мария уехала в четверг, а у меня в санатории
уже пролетела неделя, и всё своё свободное время я провожу со своей ин-
тересной и многосторонней, энергичной, добросердечной соседкой Янкой.
Янка, как и я, страдает многими болезнями и с ними стойко борется. Вдруг
выяснилось, что мы – учительницы в прошлом. И каждые пять минут мы
радуемся нашим общим желаниям, чувствам и поступкам. Это видная и при-
влекательная женщина готова оказать помощь, поделиться мыслями и мне-
ниями, посоветовать, рассказать что-либо, улыбнуться. У неё отличное чув-
ство юмора.

За неделю мы с ней и нашими общими знакомыми, Ленкой и Марией,
насмеялись столько, сколько за год нам не пришлось смеяться. С ней вместе
мы ходим в столовую, на процедуры и прогулки. Поразительно, как много
общего в наших мнениях, взглядах, суждениях и стремлениях. Сейчас Яна
ведёт предпринимательскую деятельность, я сейчас на пенсии. Но учитель-
ница живёт в наших душах. Нам очень приятно, что мы повстречались в жиз-
ни, и можем так близко и открыто судить, какие мы – словачка и белоруска,
какие мы люди, учителя. И с радостью соглашаемся и отмечаем, что у нас всё
на уровне, как должно быть!

21 ноября 2013
Сегодня мы с Янкой и нашими подружками – Ленкой и Марией – подъе-
хали на машине в Татранскую Ломницу, а вчера прошлись по Старому Смо-
ковцу. Погода отличная, солнце светит и греет, а на кустарниках набухшие
почки цветов! Прямо боязно за эти цветы, что с ними будет, когда внезапно
ударят морозы?

В Братиславе (показывали по телевидению) расцвела высокая и пыш-
ная черешня! В ноябре 19-20.11.2013! Янка искала гостиницу, где будет
проходить семинар, на котором должна участвовать по рабочим вопросам.
Мы успешно, но не сразу, нашли её и изучили маршрут. Теперь наша герои-
ня в субботу будет знать, где припарковаться на машине, куда зайти и дру-
гую полезную информацию. Дышали горным воздухом, фотографировали
окрестности – гостиницы, пансионы, кафе. Жилых домов и магазинов, как
и в Новой Полянке, мы здесь не нашли.

Настроение хорошее: все мы осознаём, что в это время и на этом месте
в Высоких Татрах лечим наше здоровье и души. У нас с Янкой кредо: всё
делать друг другу только хорошее, самое лучшее. И Ленка с Марией с нами
солидарны в этом. Я счастлива, что мы так понимаем друг друга. Ленка и Ма-
рия живут вместе, а внешне, и, собственно, во всём очень различны. Ког-
да Мария осталась без мужа с тремя сыновьями в свои тридцать шесть лет
(муж умер), она всю свою жизнь решила отдать детям – замуж не вышла.
– Сыновья мои хорошие, и я им всегда помогаю в равной доле, – говорит
важная и степенная, среднего роста, широкая и полнолицая Мария. По все-
му видно, что судьба её не сломила, и в свои семьдесят она твёрдо стоит
на ногах. Ленка – дело другое. Быстрая, высокая, тонкая, прямо худая – при-
коснись к ней – одни кости, и сама, как говорит, только что ушла от костля-
вой. Живёт с мужем и двумя семейными детьми. Её пенсия, как мне сказала
Янка, двадцать девять евро, а мужа – двести евро. Никакой помощи от соци-
альной защиты не получает, только на основании болезни получила талоны
на диетическое питание. Поживи тут, как хочешь!

Янка решила ей помочь, и я поддержала её в этом. Мы хотим изучить её
возможности в смысле получения помощи от государства. Несмотря на все
свои беды и несчастья, Ленка в свои пятьдесят шутит, смеётся и делает вся-
кие движения и гримасы, особенно, когда фотографируется.
– Не делай «шаша», – строго говорю я ей.
Янка и Мария смотрят на меня, а Ленка слушается и прячет свои два
пальца, и наша прогулка продолжается. Смех и шутки не уберегли её волосы
от седины, да и улыбка-то беззубая…

22 ноября 2013
И вот он – горный Татранский пейзаж.
Бело-голубые и розоватые облака неровным зигзагом спускаются к под-
ножию гор, как бы желая укрыть и согреть низкие, просторные долины. Вид-
неющиеся внизу селения, невысокий сосновый лес и опять величественные
горы… Выше их серо-лазурное покрывало из густых облаков, которое уже
укутало и спрятало под собой эти прекрасные горы, их верхушки и гребни,
что представляются в воображении отдельными замками со своими обита-
телями, которые мирно соседствуют друг с другом. Но поминутно эти таин-
ственные замки утопают в бело-голубых перинах. Не пройдёт и часа, как все
они сгинут, тщательно укрывшись сверху и снизу белыми, голубыми и серы-
ми облаками. В это мгновение они на небосклоне, как море во время шторма,
что вот-вот утихнет. Осталось немного, и море поглотит Высокие Татры, кото-
рые, как могучий и длинный, тяжёлый корабль всё больше и больше погружа-
ется в его пучину. Никто и ничто не может спасти этот корабль. И он медленно
и неустанно продолжает погружаться в это могучее и всеобъемлющее море.

Когда небо и победившее море облаков сравняются с землёй, наступит
ночь, и тьма покроет ещё чуть виднеющиеся верхушки гор и лазурные щели
между облаками. И только луна и звёзды, возможно, встретятся на небо-
склоне и будут вести свой диалог до самого утра. А пока ещё только огни
в Попраде пробиваются сквозь густую пелену облаков и, как звёзды, тихо
мерцают вдали. Прошло время, и, как ожидалось, тьма овладела простран-
ством и покрыла горизонт. Гор, их верхушек и гребней, абсолютно не вид-
но, лишь очень сильно чувствуется не только их присутствие, но и дыхание.
В огромной вышине небес мерцают редкие звёзды. Луна ещё не показалась,
и только там, внизу, вместо мерцающих в облаках звёздочек, в полную силу
в космической темноте проявились огни города.

День выдался прекрасный уже потому, что из-за верхушек и гребней голу-
бых, покрытых рыжими пятнами гор, взошло солнце. Воздух чист и прозрачен,
и только изредка слабо повевает ветерок. Земля после ночного дождя влаж-
ная, блестит на солнце асфальт. Одинокие, тонкие и прямые, высокие сосны,
как солдаты, чётко указывают, где север и юг. А рядом с ними зеленеют и при-
тягивают взгляд своей весёлой красотой невысокие ёлочки – выбирай любую
на новогодний праздник! Потемневшие стволы и ветви молоденьких берёз
и многочисленных кустарников как будто греются на солнце и впитывают
в себя, притягивают его нежный свет и тепло. Высокие горы стоят вдалеке, как
крепости в волшебном государстве, выкрашенные в такие же зелёные, рыжие,
серые и голубые тона. А на самых верхушках уже улёгся снег. Когда смотришь
на горы, думаешь: «Как близко они к небу и к солнцу, и к этим белым облакам,
что почти касаются своими крыльями их заснеженных вершин…»

23 ноября 2013
Шесть тридцать утра.
Светло-седоватые и потемнее разбросанные облака на голубом, чуть
зеленоватом небосклоне, расположились подальше друг от друга. Чувству-
ется, что они вскоре растворятся в алой заре под ними, которая обняла и по-
крыла почти всё до горизонта, и слева направо над горами горит и сияет,
играет и переливается разными тонами и оттенками. А сами горы покрыты
белой пеной уже успокоившегося моря облаков. Внутри их виднеется и си-
неет этот большой и длинный корабль из гор, а за ним зигзагообразные вер-
шины, будто стартующие в небо, великолепно венчают пейзаж.

Утро светлое и чистое, и вот-вот из горящей зари выглянет солнце, при-
несёт с собой и щедро рассыплет множество других красок и оттенков, те-
пло и улыбки, движение и жизнь. Заря разгорается всё ярче, чувствуются
и уже достаточно видны шаги солнца, всё ещё увязнувшего в молочных об-
лаках и закрытого горами. Но не прошло и пяти минут, как вдруг показалось
золотое чело, и алая заря, растворившись, уступила ему место, туман начи-
нает исчезать. А в самом низу, у подножия гор, и по всей равнине, огромные
сосны, заросли кустарников и красавицы;ёлочки рядом с пожелтевшими
от ночного холода молодыми берёзками встречают новый день. Спустя ещё
три-четыре минуты солнце взошло и позолотило своим светом всё вокруг.
Ещё мгновение, и солнце уже у нас на балконе, его яркие лучи несут свет-
ло и тепло в палату. Повсюду разлилось светло, и белое покрывало облаков
движется, убегает высокими волнами от солнца, освобождает горы и доли-
ны от густой пелены.

Возвращаюсь с прогулки домой в свою палату и на полпути почти
вскрикнула от изумления: жёлтый и белый цветок расцвели! Как жаль, что
мой фотоаппарат отказал – разрядилась батарея, а зарядное устройство
оставила дома! Места не хватило. Душан даже уговаривал:
– Возьми его в сумочку!
А я была в панике от своего багажа… Но я выход найду. Завтра схожу
с фотоаппаратом Янки и сделаю снимок.
По радио и телевидению сказали, что с понедельника погода ухудшится.
А вечером сестричка взволнованно попросила:
– Пани Ременарова! Подпишите эту бумагу!
– А что это? – спросила я.
– Четвёртого декабря уезжаете, все уезжают – приезжают военные.
– Я зайду к Вам, как пойдём ужинать, у меня сейчас руки мокрые, – отве-
тила я и пошла в палату. Ещё не успела вытереть руки и рассказать об этом
Янке, как сестричка была в нашей палате, у нашего стола, где лежат наши
программы по процедурам.
– А что будет с процедурами? – спрашиваю. У меня четвёртого процеду-
ры – одна, вторая, третья? – и показываю сестричке свой план.
– Вам поменяют время! – говорит сестричка.
– Посмотрим, – отвечаю и подписываю бумагу, что согласна с отъе-
здом четвёртого декабря. За мной подписывает Янка. Процедур ещё много,
и ясно, что следующая неделя будет напряжённая…

25 ноября 2013
Туман не уступает, а, наоборот, поглощает всё сверху донизу: и горы,
с их заснеженными вершинами, деревья и мелкую поросль внизу. И хочет
закрыть лучи и само солнце. А солнце с ласковой улыбкой всё это терпит
и переживает, живёт в образованном кругу света и радости от бытия, веры
в победу.

9 ч. 45 мин. Туман закрыл солнце и круг, раскинулся по горам и ущельям,
поднялся выше гор и поглотил их, и целый небосклон покрылся молочной
полупрозрачной пеленой. Похолодало. Воздух и всё вокруг наполнилось
влажной грустью…

12 ч. 07 мин. Солнце не борется с туманом и мглой. Оно решило отдох-
нуть и подобрать удобный момент, чтобы овладеть небом, облаками и туч-
ками, просто поставить их на своё место и потом опять засветить, рассыпать
свои лучи, чтобы показать, какая прекрасная наша Земля и всё на ней, что
так щедро она веками отдаёт и дарит людям…

Сегодня до обеда работала над собой: помыла волосы, накрутила бигу-
ди, чтобы потом получше сделать причёску. Сделала себе маникюр и педи-
кюр, приняла душ. Позже причесала свои рыжие волосы, одела новое платье
с белым поясом, а наверх белый жакет. Платье тёмно-синего цвета и к нему
подошли мои новые черные туфли на платформе. Сегодня воскресенье,
и я ошибочно подумала, что обед будет в двенадцать. Всегда за этим следила
Янка, но она с утра уехала на семинар, предоставив меня самой себе. Люди
уже начинают возвращаться с обеда, а я только шла. Всегда, когда захожу
в столовую, – утром, днём или вечером – всех приветствую:
– Dobre rano!
– Dobry den!
– Dobry ve;er!
Желаю приятного аппетита:
– Dobru chut;!

Моя соседка по столу пани Верка уже оканчивала обедать, но многие
ещё были здесь и, не торопясь, доедали свои кушанья. Справа и слева мне
желали хорошего аппетита и спрашивали:
– A ;o tak neskoro?

Я им отвечала, что сегодня я много работала над собой: мыла волосы,
ноги, руки… Все понимающе улыбались, а одна, кстати, за всю прошедшую
неделю со мной впервые заговорила:
– Chcete byt; pekna?! (Хотите быть красивой?!)

Я улыбнулась и сказала:
– Chcela by, ale nevychadza to mi. (Хотела бы, да не получается…)
– Vychadza! (Выходит!) – сказала мне моя собеседница, а молодая де-
вушка возле неё подтвердила:
– Vychadza Vam to. Ste pekna! (Выходит Вам это. Вы красивая!)
– D;akujem! (Спасибо!) – отвечаю, немного смутившись.

Испытывая радость и удовлетворение, хотя и в скромных размерах,
я принимаюсь за обед и стараюсь не задерживать работников столовой.
Солнце так и не пробилось сквозь мглу, и я медленно переодеваюсь и оде-
ваю на себя одежду потеплее, чтобы можно было прогуляться часа полтора
на свежем воздухе. Хотелось проехать на том маленьком «vla;eku», состоящем
из двух вагонов. Купила билеты на рецепции, и всё ещё верила и ждала, что
солнце вот-вот выглянет. Когда пришла на остановку, нигде никого не было.

Туман укреплял свои позиции, и на отдалении 30;40 шагов ничего не было
видно, только в этой молочной пелене чернели высокие, тонкие сосны. По-
стояла, прочитала все объявления. Поезд придёт в 14 часов 20 минут. Уже
поздно: пока заеду в Вышние Гаги, поброжу в тумане – на рецепцию приеду
в полной темноте. Приняв во внимание и то, что я там ещё не была и ниче-
го не знаю, решительно разворачиваюсь назад, перехожу дорогу и, медленно
прогуливаясь, отправляюсь на рецепцию, а затем в палату. Прибывает поезд.
Останавливаюсь и смотрю, как из него выходит один человек, а поезд, подо-
ждав минуту, отправляется без меня через Гаги на Штрбско Плесо.

В палате сняла свою тёплую куртку, помоталась немного, наводя порядок,
поправила причёску после шапки и позвонила Душану. Как он там в Брати-
славе, ходил ли кошек накормить, сколько их на сегодня. Оказывается, что всё
в порядке. И если Душан шёл к заградке тихо и никого не звал, кошки бежа-
ли к нему навстречу, как всегда, тёрлись о его ноги, мешая ступать. А потом
съели всё, что он им принёс. «Никаким кошкам так хорошо не живётся, как
этим», – заключает свой рассказ о милосердном походе Душан.
– Завтра тебе позвоню тоже днём, – говорю я Душану на прощанье и со-
бираюсь на встречу в библиотеке с пани Марией.

Пани Мария Михвоцикова обращает на себя внимание не только своей
внушительной внешностью, где главную роль играет её спокойствие и са-
мосознание, понимание исполненного долга. Ещё одна деталь не позволяет
мне пройти мимо: пани Мария утром и вечером в библиотеке, но не просто
там проводит время, а выставляет изделия – сувениры, изготовленные сво-
ими руками и стараниями своих подруг, членов их творческого кружка.

После завтрака и ужина почти каждая из женщин заходит посмотреть
на розовых вязаных поросят – символов богатства и благополучия; на бе-
лых, будто бы летящих ангелочков; на вязаные салфетки и скатёрки, цветы,
браслеты, разрисованные яйца. Да, я не ошиблась. Например, смотрю и вы-
бираю себе среди голубых и жёлтых, синих и красных тюльпанов. Выбор пал
на красный, а пани Мария говорит:
– Видите, нигде нет ни малейшего рубца, так аккуратно цветок изго-
товлен.
– Умение! – поддерживаю я разговор.

Рассматриваю яйца, задерживаю взгляд на весёлом розовом поросёнке.
И думаю, что пора бы иметь и мне при себе символ благополучия…
– Где вы там в Кошице, пани Мария?
– Есть у нас там дневной клуб (Denny centrum), ul. Miloserdenstva, 4. Там
мы не только рукодельничаем, но и учимся танцу, пению, занимаемся спор-
том – плаванием, ходим в фитнесс-центр. А до обеда к нам приходят женщи-
ны с детьми, и мы их учим, передаём свой опыт, чтобы всё это не затерялось,
не забылось, чтобы всю эту красу наши дети и внуки умели создавать и рас-
пространяли её вокруг себя.
– Вы и здесь показываете и учите?
– Да, конечно. И Вас могу научить. Давайте покажу Вам, например, как
сделать вот эту салфетку!
– Была бы рада, – говорю я ей, – но пальцы у меня болят, пожалуй, мне
лучше что-то купить уже готовое. А вы часто приходите сюда со своей вы-
ставкой?
– На Рождество, на Пасху… Я специализируюсь на выставках: показы-
ваю наш товар, учу, как его изготовить – уже десять лет. Как и здесь, выстав-
ляю его также в Татранских Зрубах, Татранской Ломнице, Кошице. Иногда
кто-нибудь что-то купит. Я часто надеваю крой (народный фольклорный
костюм). Он у меня есть в Татранской Ломнице, в Зрубах и в Кошице. Могу
и для Вас одеться, например, завтра. Съездим в Зрубы, – предлагает мне
пани Мария.
– Вам в центре помогает какое-то учреждение из властных органов?
– Да, наш староста. Он открыл ресторан «Альпинка» и Народный выбор
«Южане». В Народном выборе – Soba;na sen; (регистрация браков). Здесь мы
тоже устраиваем выставки наших изделий.
– Вас как-то финансово поддерживает?
– Нет, мы это делаем сами, и не только это: печём медовики, пряники
для детей, стараемся для молодёжи, делаем всё, чтобы подхватили наши
традиционные ремесла. Пусть наш труд живёт, движется, идёт в люди и слу-
жит людям, несёт добро и любовь.
– И милосердие?
– Да, это так, – подтверждает пани Мария.
– И Вы испытываете какие-то чувства при этом?
– Да, мы рады, что и пожилые люди могут что-то делать и быть по-на-
стоящему активными. В прошлом году наш труд заметили, оценили. И нас
это очень обрадовало и подзадорило. Испытываю особую радость, когда
сделаю что-то новое, а если это понравится другому человеку – моя радость
двойная.
– А Вы пишете книгу? – спрашивает она меня.
– Да, пытаюсь.
– Носите с собой блокнот. Когда к Вам придёт какая-то удачная мысль,
идея, решение – запишите, чтобы не забыть. Я долгие годы так делаю и, надо
признаться, мне мой блокнот помогает.
– Покажите мне что-нибудь небольшое, я у Вас ещё что-то куплю.
Пани Мария опять показывает мне кучку весёлых розовых поросят, ко-
торые символизируют достаток и богатство.
– Пора и мне разбогатеть, – говорю ей и выбираю себе одного из них,
как тогда в Слониме…
– Сколько он стоит? – спрашиваю.
– Один евро, – отвечает пани Мария.
– Ангелочков покажите мне, пожалуйста.

И пани Мария подаёт мне всех двенадцать белых милых маленьких ан-
гелов. Выбираю троих из них, а пани Мария дополняет оставшихся, вынимая
из сумки, а я прошу её показать мне ещё тюльпаны. Выбираю красный, с мы-
слями о будущем празднике женщин, и голубой, плетёный из нитей, браслетик
с жемчужинкой на конце, что служит запонкой. Все вещицы элегантны, «без
единого рубца», как говорит пани Мария. Плачу ей пять евро, и говорю, что это
далеко не то, что надо заплатить… Они стоят намного больше. И признаюсь ей,
что по одному предмету (цветок, ангел и поросёнок) купила себе, а остальные
подарю Янке, а её дочери пошлю вот этот браслетик; второго ангелочка дам
на прощание Верке, с которой вместе завтракала, обедала и ужинала за одним
столом. Прощаюсь с пани Марией и говорю, что изделия с выставки приросли
к сердцу, и я к ним отношусь, как к чему-то живому, что содержит в себе все
свойства и символы, которыми их наделили от рождения…

3 декабря 2013
В палате уже собраны мои и Янкины вещи. Янка где-то прощалась
с друзьями, которых приобрела в Полянке. Мне же ещё надо было идти
на обед, и я ожидала там последнюю нашу встречу с Веркой. Пришла Янка
за вещами, мы с ней прощаемся, надеясь связаться по почте или Skype.
Я ей протягиваю свой подарок – небольшого белого ангелочка и брасле-
тик для Габики.
– Передай ей привет от меня, может быть, когда-нибудь увидимся.
Янка не ожидала от меня такого символического расставания, вся поро-
зовела, заулыбалась, чуть не прослезилась, обняла меня со словами:
– D;akujem ti, Sofia. Ja s nim budem jazdit;. D;akujem vel;mi pekn;e za
naramоk pre Gabiku. (Спасибо тебе, София. Я с ним буду ездить. Спасибо
за браслет для Габики. Большое спасибо!)

Я не ожидала, что она так расчувствуется и, сохранив спокойствие, сказала:
– Nu pod; u;, ;tastnu cestu! Ahoj! (Ну, иди уж, счастливого пути! Привет!)
Янка вышла в вестибюль, где её ожидала Ленка. Мы с ней уже простились.
– Stastnu cestu! Ahojte! – расстались мы ещё раз.
Когда я пришла в столовую, Верка уже обедала. Как всегда, мы мило
улыбнулись друг другу, и, чтобы не оттягивать эмоциональный момент про-
щания, протянула ей ангелочка. Верка изумилась, обрадовалась и огорчи-
лась одновременно. Но я ей сказала:
– Теперь Вы здесь кавалера себе найдёте вместо меня. Будете сидеть
с ним за столом и ходить по ступенькам в палату!
Верка не удержала нахлынувших эмоций, подошла ко мне, обняла.
– И обниматься будете с фраером, не огорчайтесь. Только хорошенько
вооружитесь, чтобы Вас, такую молодую и красивую, не пленил какой;ни-
будь заезжий генерал!

Так мы простились с тихой и задумчивой пани Веркой, присутствие
которой за столом помогало моему настроению, здоровью и внутреннему
расположению. Пани Верка – молодая женщина, немного старше сорока лет,
нежная и тонкая, но не худая, с любопытным, но скромным взглядом боль-
ших чёрных глаз, с приятными пухлыми, почти детскими губами и богатой
копной чёрных, немного вьющихся волос, что касались её плеч и были уло-
жены высокой пушистой причёской. Её в меру тонкие брови часто припод-
нимались и выражали удивление, а небольшой симпатичный носик помогал
ей проверить качество и предположить вкус продукта. Верка работает в фи-
нансовой сфере, и это быстро проявилось в наших разговорах, когда беседа
касалась бюджета и цен. Верка тоже борется с бронхитом, и я её приучила
возвращаться из столовой в палату не на лифте, а по лестнице пешком. Пани
Верка радовалась, что отдохнёт от домашней работы и мстительно пред-
ставляла, рассказывая мне о своих сыновьях и муже:
– Уже не будут ругаться за закуски в холодильнике! Некому туда их по-
ложить.

Я её утешала, смеясь:
– Выдержат. Сами положат!
Мой путь домой начался после обеда, когда мы расстались с Веркой. Ещё
на минутку забежала к врачу-физиотерапевту и медсестре. На прощание
мне врач сказал:
– Документы, что получили от нас, позволяют Вам приехать в следую-
щем году на контроль.
– Спасибо Вам, я их читала, – сказала я доктору на прощанье. – Спасибо
Вам за всё…

Как и приехав в Полянку, я шла по тому же пути к маленькой станции
через рецепцию, большой и широкий, просторный двор, перешла дорогу, по-
дождала «vla;ek» и поехала до Попрада. В Попраде через пять минут со вто-
рого пути отправлялся поезд в Братиславу. В этот раз у меня был только
чемодан, который «умеет ходить», и моя сумка со всеми документами и бу-
магами. Свои тетради и карандаши мне удалось втолкнуть в чемодан.

На вокзале спросила сперва у женщины, а несколько позднее у мужчи-
ны, который покупал кофе из автомата, где находится второй путь, и пото-
ропилась к поезду. Он был недалеко – по ступенькам вниз на платформу. Ге-
роически преодолев все ступеньки, я спросила у людей:
– А где поезд в Братиславу?
– Здесь, – получила ответ.

Успокоившись и передохнув, я вместе с другими ожидала минуты три
поезд. Когда зашла в вагон, выбрала себе место у окна, где одиноко сидел
молодой человек. Это была самая удобная позиция – свободных мест было
немного. Молодой человек забросил мой чемодан на полку, а я угостила его
конфетами и попросила его помочь выйти в Братиславе.

Боже, сколько раз мне в пути Ты посылал помощь! Мне никогда этого
не забыть… И так хочется сказать слова благодарности и признания тебе,
Господи, и всем, кто когда-то мне помог по моей просьбе или по собствен-
ной инициативе! Пожелать им здоровья, счастья, и признаться, что всегда
при этом я чувствовала себя сильнее и лучше, чувствовала себя причастной
к ним и добру. Я всегда стараюсь и хочу в настоящем и будущем делать до-
бро, вернуть свой долг…


Содержание:

Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
О себе .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 5
2 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 7
9 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 9
16 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 9
19 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  11
21 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  13
25 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  14
28 декабря 2012 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  16
3 января 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  17
10 января 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  19
18 января 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  22
25 января 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  24
30 января 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  26
4 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  28
5 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  30
10 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  33
11 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  35
12 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  36
14 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  38
15 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  38
16 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  38
20 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  40
21 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  42
22 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  44
226
23 февраля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  46
10 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47
13 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49
15 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
20 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51
21 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
21 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 54
29 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58
31 марта 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61
6 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  61
8 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  62
18 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  63
19 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  65
20 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  66
23 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  69
24 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  70
25 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  72
26 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  73
27 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  76
29 апреля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  78
3 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  80
8 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  81
9 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  83
13 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  83
14 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  86
15 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  88
16 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  90
17 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  92
18 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  93
25 мая 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  95
23 июля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  98
25 июля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  100
30 июля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  102
31 июля 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  102
1 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 104
2 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107
3 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
4 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114
5 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 116
6 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120
7 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122
8 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
9 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
11 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129
18 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137
19 августа 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 141
10 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 144
21 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 150
22 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152
27 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153
28 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 157
29 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 158
30 сентября 2013 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160
1 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  164
3 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  167
4 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  168
5 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  169
6 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  169
7 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  171
8 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  172
9 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  173
10 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  173
15 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  177
17 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  180
18 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  183
20 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  187
21 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  189
22 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  192
23 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  195
24 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  197
25 октября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  202
19 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  204
20 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  209
21 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  215
22 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  216
23 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  217
25 ноября 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  218
3 декабря 2013 .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  222

Литературно-художественное издание

Соня Вайсова
(Ременарова София Ивановна)
Странички моей жизни
Дневник

Редактор В.А. Сеньковец
Компьютерная верстка Н.С. Матвеева
Корректор Т.К. Дебиш
Подписано в печать 27.07.2015.
Формат 60;84 1/16. Бумага офсетная.
Ризография. Усл. печ. л. 13,4. Уч.-изд. л. 12,7.
Тираж 50. Заказ 1612.
Издатель и полиграфическое исполнение:
частное производственно-торговое унитарное предприятие
«Издательство “Альтернатива”».
Свидетельство о государственной регистрации издателя,
изготовителя, распространителя печатных изданий
№ 1/193 от 19.02.2014.
№ 2/47 от 20.02.2014.
Пр. Машерова, 75/1, к. 312, 224013, Брест.