Оглянуться никогда не поздно

Оглянуться никогда не поздно, или
«Любовь» -  слово женского рода

Роман










Пролог.
1
Он, лихорадочно, в ужасе, до отказа вдавил педаль тормоза в пол машины, его внедорожник взвизгнул, дернулся, завертелся на месте,  тяжелую машину занесло, но машина устояла, не перевернулась, замерла, уткнувшись носом в кочку, не единственную на этой узкой проселочной дороге. Он выдохнул, упал лбом на руль. Он, только что, реально, избежал смерти. Старуха, с косой, пролетела в ступе поблизости, не коснулась его. Он  не разбился, выжил, уцелел. Опять, в который раз. И тут же подумал, а зачем? Впервые, за последние четыре дня подумал связно, осознанно. До этого момента он думать не мог. А также не мог, есть и пить. Есть он даже не пытался, от одного вида еды его тошнило, а от глотка воды в желудке начинались жесточайшие спазмы. И, конечно же, не мог спать (двухчасовой пьяный угар, три ночи назад, нельзя назвать сном). Он мог только курить, и курил постоянно, сигарету изо рта не выпускал, затолкав окурок в переполненную пепельницу, тут же закуривал снова. И еще он мог вести машину. Вот он ее и вел. Пару раз он останавливался на заправках, заливал в машину бензин, покупал сигареты.
И теперь, едва не погибнув, он смог думать осознанно, и смог ответить на свой вопрос - он сейчас уцелел, потому что это нужно многим, в том числе ему самому.  Он должен еще что-то в жизни сделать. Вот только что? Но ведь еще неделю назад, он абсолютно точно понимал, для чего он живет, и что должен сделать.  Всего-то неделю назад!
Отсутствие возможности мыслить связно в тяжелейшие для него дни стало защитой, броней, если бы  он вдруг принялся думать, анализировать произошедшие события, прогнозировать последствия, он бы свихнулся окончательно,  угодил бы в психбольницу. А так, направо, налево, газ, тормоз, быстрее, еще быстрее, все на уровне инстинктов, на автомате, плюс мышечная память, нельзя разучиться кататься на велосипеде, нельзя разучиться плавать. Оказывается машину водить тоже нельзя разучиться!
Он выпрямился, потер  ладонями небритые щеки,  убрал со лба мокрую от пота, сальную прядь волос, передернул плечами, поудобнее устроился за рулем своего потрепанного, но такого крепкого и надежного внедорожника, погладил руль, мысленно поблагодарил машину, за то, что не подвела, вынесла сумасшедшую гонку по бездорожью.  Он поднял глаза, глянул в зеркало над приборной доской, и ужаснулся. Он не узнал своего отражения. Из зеркала на него смотрело лицо совершенно чужого человека, даже не человека, призрака,  приведения, мумии, и к тому же, черного цвета. Черные провалы глаз, черная густая щетина на ввалившихся щеках,  темные пряди волос, слипшиеся  в отвратительный колтун. И черная майка, грязная, промокшая от пота, местами порванная. Если бы его сейчас увидел кто-либо из его подчиненных, не узнал бы, однозначно. Этот человек в зеркале над приборной доской, походивший на приведение, не имел ничего общего с моложавым холеным статным мужиком, одетым  в дорогой костюм с иголочки и кипельно белую рубашку, который  неделю назад вальяжно прогуливался по одному из крупнейших московских Торговых центров, с рацией в руке. Он это был или не он? Возможно он. Но как давно это было. В его прошлой жизни или неделю назад?
И снова удивился, что может   мыслить связно. Вот вспомнил мужика из Торгового центра, в дорогом костюме, с рацией. Перевел взгляд с зеркала на часы с календарем, вмонтированные в приборную доску. Сфокусировал взгляд на календаре. Сколько он уже за рулем? Посчитал. Получалось, двое суток… А  сколько дней назад пропала Настя? Четыре. Пропала Настя, его Настя, женщина ради которой он, скорее всего, родился на этот свет, перенес страшные потери, сумасшедшие страдания.  Он жил ради нее, дышал ради нее, просыпался ночью, прижимал ее к себе и думал о свалившемся на него невероятном, незаслуженном  счастье.  Понимал, эта женщина не для него, с ним она временно. Но  звезды так сложились, они с Настей оказались вместе, ненадолго, но вместе... Он всегда будет помнить, что в его жизни была настоящая любовь, он был счастлив. Эти воспоминания дорогого стоят…А может быть, Настя решит, что ей в ее нелегкой жизни нужен именно такой мужик как он, с широкой спиной и умелыми руками, который защитит,  спасет, будет оберегать ее сон, и самое главное, будет ее любить, до гробовой доски. Он думал так  четыре дня назад, всего лишь четыре дня!
 
 Он пытался удержать Настю от необдуманных действий, просил не спешить, обещал все вопросы уладить, урегулировать... Возможно, он специально тормозил, надеялся, что она поверит ему на слово, пересидит, одумается, но не учел ее своевольный характер,  страстную натуру. Будь на ее месте другая женщина, ничего бы страшного не произошло, не случилось… Но, рядом с ним, на его счастье (или на беду) оказалась Настя. Его Настя. Самая прекрасная женщина в мире…Любила ли она его? Ему кажется, что да, любила. Но из-за своего страшно упертого характера не признала очевидного. Сказала ему в сердцах, что их отношения не всерьез, они расстанутся, при первой возможности, у нее своя жизнь, у него своя, и не хотела понимать – жизни без друг друга у них просто быть не может! Но ведь еще у нее была и своя, как она говорила, ЦЕЛЬ в жизни (с его точки зрения – безумная, ненужная ей совершенно)! Но упертая Настя истово к этой ЦЕЛИ стремилась.
 Теперь она в беде. Не послушала его, шагнула прямым ходом в западню. В этом вся она, ей все нужно по полной программе – любовь до гроба, за справедливость – на баррикады, нуждающемуся – последнюю рубашку. А тут просто ужасающаяся ситуация сложилась, а  он, супермен хренов, все это допустил, не предвидел, не осознал!   
Он повернул ключ зажигания, тронулся с места, поехал на небольшой скорости. Он хорошо водил машину, просто отлично. Один из его друзей, водитель-экстремал, как-то решил дать ему пару уроков вождения, но после первого урока сказал, что уроки ему не нужны, он сам может уроки экстремального вождения давать! И только благодаря этому своему умению, на уровне инстинктов, вот сейчас он выдержал сумасшедшую езду по бездорожью на скорости более ста километров в час. Тронулся с места, и тут же все вспомнил.
Вспомнил, что его лучший друг, Серега Пирогов, не прав, назвав психом. Так сказал: «Сашка Доронин, ты писх! Я всегда это знал!».  Оказался не прав Серега! А прав он, Александр Доронин (вот он и имя свое он вспомнил)!
Когда загорелся тот дом в Подмосковье, и выяснилось, что в доме находится Настя, он сразу ринулся на помощь. Оказался на месте пожара через полчаса (что совершенно невероятно!). Рвался тушить пожар, спасать Настю. Но дом пылал как свечка! Его не пускали, с трудом удерживали четверо здоровых спецназовцев. Пожар потушили, на  пепелище нашли сумку Насти, с ее паспортом, ее белую куртку, в кармане которой чудом сохранилась визитная карточка Александра Доронина. В подвале сгоревшего дома обнаружили четыре обугленных трупа, три женских, один мужской… Ему твердили, Настя погибла, ее труп нашли там, в подвале, один из трех. Труп Насти он не опознал, был уверен, нет ее среди погибших. Серега Пирогов позже признался, что в тот страшный вечер он посчитал, что Доронин обезумел от горя, не видит очевидного. А Доронин настолько любил Настю, что не мог не узнать ее, узнал, если бы ее распылили на атомы, по одному атому бы узнал!
В тот страшный вечер, его друзья решили помочь  ему, побоялись за его рассудок, побоялись, что в трезвом виде он  наложит на себя руки. И друзья  не придумали ничего лучшего, как напоить его, в усмерть.  Напрасно боялись, он и не думал кончать жизнь самоубийством, он просто не верил, что Насти больше нет…Он повторял, Настя жива, Настя не умерла, его друзья услышав его слова, пугались, отворачивались, украдкой смахивали слезы. А он не понимал, почему они его не понимают! И он оказался прав. Через несколько часов после ее якобы гибели раздался телефонный звонок, от Насти. А он ждал ее звонка, хоть и спал в пьяном угаре. Он проснулся, принялся искать телефон, нашел в кармане пиджака, в котором он спал, включил, телефон тут же зазвонил!  Настя сказала всего несколько слов, что жива, в порядке, и тут же пошли короткие гудки, пропала связь. Он много раз набирал номер, с которого звонила Настя, номер был недоступен. В то, что Доронину звонила Настя, Серега Пирогов также не поверил, именно тогда обозвал своего лучшего друга Александра Доронина психом! Но, когда Серега пробил номер, с которого звонили,  определил, что звонили со спутникового телефона. И, именно этот спутниковый телефон находится в розыске, украден с  военной базы, Пирогов  сменил гнев на милость. На свой страх и риск, пользуясь служебным положением, и еще тем, что он все-таки был генералом (хоть и в отставке), да еще Героем России, позвонил своим друзьям, в ФСБ, попросил уточнить, откуда был тот звонок. При этом он постоянно приговаривал, что из-за Доронина, его, Серегу Пирогова, посадят, и будет Герой России зону топтать! Но  боевым друзьям повезло, хоть и сильно заинтересовались украденным телефоном товарищи из ФСБ, и даже в офис Сереги серьезные мужики приехали выяснять, что про украденный телефон тот знает, но координаты, откуда звонила Настя, Доронину назвали. И как только он увидел эти координаты, тут же понял, где   Настю искать. Совершенно точно понял,  куда ему  необходимо ехать - в небольшую деревеньку, в Белоруссии,… 
Он отправился в путь, повторяя про себя, что если с головы Насти упадет хоть один волос, навредившего ей, он убьет. Реально убьет. Оружие у него имелось. Недаром он больше двадцати лет в армии прослужил, в спецназе. Подполковник в отставке. Не Герой России, не генерал, как Серега Пирогов, но тоже не лыком шит, военный опыт и  боевые навыки  имеются. И еще его чувства  - сумасшедшая  любовь к Насте, сильная и страстная, плюс  ярость, злость и отчаяние… Любовь, ярость, злость и отчаяние двигали его вперед с неимоверной силой…
2
Машина буксовала, вязла в жидкой весенней грязи, дороги еще не просохли, кое-где в лесу, под деревьями лежал снег, было достаточно холодно, градусов двенадцать тепла. Апрель. Но Доронина холод не волновал (в прочем, жара тоже), он холода просто не ощущал. Его волновала дорога, кочки, ухабы, жидкая грязь, они не позволяли ему двигаться с нужной скоростью. Но вот, на его счастье грязь закончилась, он выехал из леса, на широкую проселочную дорогу, тянувшуюся мимо еще не засеянного, но очистившегося от снега, поля. И эта дорога успела просохнуть, была достаточно твердой, устойчивой. Он сверился с навигатором, убедился, едет в правильном направлении, и через часов пять-шесть будет на месте… И тут же задумался – через часов пять-шесть будет ночь, день или утро? А сейчас что? Вроде на улице светло. Он взглянул на часы, они показывали без пяти шесть. Утра или вечера? По его ощущениям утра. Значит, на месте он будет днем. Отлично…Он увеличил скорость до ста километров в час. Многострадальный внедорожник взревел, потом застонал, но справился, помчал своего хозяина вперед, к цели. Газ, тормоз, вправо, влево…
Теперь, вспомнив, все что произошло четыре дня назад, он задуматься о том страшном, что может произойти (или уже произошло) он  просто боялся…И он начал молиться: «Господи, если ты есть, а я уверен, что ты есть, ни минуты в этом не сомневался, даже тогда, когда пионером был, в красном галстуке бегал.  Нас, детей, стращали какими-то сектами, которых в природе-то нет, лично я не одного сектанта в жизни не встречал, а живу я уже давно, твердили, кто на крестный ход, на Пасху, пойдет, аттестаты не выдадут, двойки по поведению влепят, на учет, в детской комнате милиции поставят. Бред… Наши коммунистические вожди пытались отнять у людей самое святое, отнять Веру. Это чудовищно, нам пытались запретить верить! Верить в чудо, в добро, надеяться на счастье… Мой отец в конце жизни, переехав с Севера, пришел к Вере, и страдал страшно, что в молодости над верующими смеялся и поддерживал тех, кто церкви рушил. Господи, какое чудовищное преступление разрушить храм Божий, украсть оттуда иконы, церковную утварь, неужели те, кто это делал, не понимали, что воруют у святых? Не понимали, какое их ждет наказание? И на этом свете и на том. А встречал я многих верующих, и православных и католиков, мусульман (не фанатиков, людей светских) все они, как один, были людьми праведными и хорошими. Меня самого лишь Вера в Бога и спасла, когда я к койке прикованный в госпитале валялся, не рукой не ногой пошевелить не мог. А мог лишь думать и молиться…Может быть, сейчас, я молюсь не правильно, не верно, но я делаю это искренне, и ты, Господи, слышишь меня. Я точно также молился в госпитале, и ты меня услышал, поднял на ноги, дал второй шанс на полноценную жизнь. Я благодарен безмерно, стараюсь в церкви бывать, но бываю там неоправданно мало, и постоянно ругаю, корю себя. Господи, я знаю, что грешен, я готов ответить за грехи свои, хоть сейчас… Но Настя, она не в чем не виновата, она безгрешна, она светлый человек, кристально чистый и честный, она не должна страдать. Помоги мне, умоляю, помоги мне ее спасти… Она должна жить… Если ее не будет, не будет меня, возможно не будет прекрасной женщины, ее матери, она не переживет Настиной смерти, и маленький мальчик, как две капли воды похожий на Настю, Санька, мой тезка, останется сиротой. Господи, не допусти этого! Я должен ей помочь… Пусть мы будем не вместе оставшуюся жизнь, пусть мы пойдем разными дорогами, но не дай ей страдать… Господи, я умоляю тебя…». Он повторил эту странную, придуманную им молитву многократно, еще припомнил все настоящие молитвы, что знал наизусть, вспомнил даже те, что не знал, слышал пару раз, на службах, в Храме…
И не заметил, как прошли четыре часа, и он, вот так вот, с Божьей помощью, почти добрался до места назначения… Остановился на обочине дороги, сверился с картой в навигаторе, понял – он на месте. Вот и нужная ему деревня. Он проехал по деревне, выглядывая припаркованный рядом с деревенскими домами  микроавтобус. Не увидел. Но на отшибе, примерно в полукилометре,  стоял еще один дом, с большим приусадебным участком, огороженным редким, покосившимся, посеревшим от времени забором. Скорее всего, это был так называемый, хутор. И именно за  покосившимся серым забором он заметил микроавтобус, понял - он не ошибся в своих расчетах, он там, где  должен быть именно сейчас. Он оставил  свою машину неподалеку от хутора, спрятал за деревьями в небольшом перелеске, дальше пошел пешком. Его приближения на хуторе не заметили, уже смеркалось, и человек в темной одежде был неприметен. Он затаился, присел на корточки у забора, выжидал удобную минуту, что бы начать действовать…
Удобная минута наступила…И Господь Бог услышал его молитвы…

Глава первая. Александр Доронин. Зима.
1
Подполковник в отставке, Александр Иванович Доронин, страшно не любил зиму. Зима раздражала его, бесила, доводила до исступления. И все эти негативные эмоции вызывали у него совершенно не капризы погоды, обычные для этого времени года, включая снег, гололед и лютый мороз, он не терпел праздников, коими богата зима. Доронин искренне считал, что праздники должны быть не по календарю, а по настроению, и не понимал, почему его вынуждают праздновать праздники, которые ему совершенно не по душе – например «День милиции»?
Хоть и не зимний праздник «День милиции», а осенний, но для Доронина он начинал бесконечную череду зимних праздников. Накануне так называемого праздника, «Дня милиции», по всем  телевизионным каналам  круглые сутки демонстрировались сериалы про якобы милиционеров, правда теперь они назывались полицейскими, хороших, не очень хороших и совершенно отвратительных, честных и нечестных, вообще-то не важно, каких, лишь бы про милиционеров (полицейских). Если судить по сериалам, у этих якобы милиционеров (полицейских) шла какая-то своя, отдельная от жизни простых людей жизнь. Профессией своей милиционеры не занимались, существовали  в  своем, параллельном мире, вели свои, ментовские войны, ездили на шикарных машинах, жили в богатых квартирах, ужинали в дорогих ресторанах, среди них были даже менты в законе,  менты на улицах разбитых фонарей, «дикие» и не очень, и даже «глухари». Появлялись эти так называемые милиционеры (полицейские)  в реальном мире только чтобы срубить деньжат с обычных людей. Некоторые сериалы демонстрировали не по одному разу,  и даже Доронин, смотревший телевизор раз в год по обещанию, включая «ящик» в эти дни, вдруг с удивлением обнаруживал, показываемый фильм он видел, не однократно. В команде Доронина отставных милиционеров служило не мало, половина, если не больше, праздновать свой профессиональный праздник они начинали загодя, примерно за неделю, и остановить, прекратить эту праздничную вакханалию, было невозможно. Не помогало ничего. Даже авторитет Доронина в этих случаях не действовал. А авторитет у него перед его ребятами был огромным. Они  понимали  его с полуслова, с полувзгляда,  ему достаточно было  повести бровью, его распоряжения выполнялись беспрекословно. Ребята знали, что все, что Александр Иванович приказал, должно быть исполнено, он зря словами сотрясать воздух не будет, он вообще говорил мало, и ничего никогда не забывал. Но стоило кому-либо из команды провиниться, на горизонте реально маячило увольнение, халатности Доронин не прощал. Увольнения члены команды боялись смертельно, понимали, что подобную работу, оплачиваемую также прилично, с таким отличным начальником, умным и справедливым, готовым,  при необходимости, защитить, прикрыть своих подчиненных, не найти. А уж если начальник хвалил, у ребят вырастали за спиной крылья, похвала Александра Ивановича стоила многотысячной премии! Доронин и его команда трудились в Службе безопасности одного из многочисленных в Москве Торговых центров, притулившихся у московской кольцевой дороги. Доронин был начальником Службы безопасности, состоял в должности заместителя директора Торгового центра…Но сам Доронин к занимаемой им должности относился философски, считал ее промежуточным этапом. Он больше двадцати лет прослужил в армии, в спецназе, не один год воевал в горячих точках, прошел все чеченские компании, в афганскую, правда, повоевать не успел (по возрасту),  имел множество наград, и в  военной части, где он когда-то служил, о нем с восторгом вспоминали по сей день. И вот демобилизованного из армии по ранению,  Доронина разыскал  бывший однополчанин, Сергей Пирогов, владелец крутого охранного агентства, предложил место начальника Службы безопасности   Торгового центра. Доронин, уже вполне здоровый, несколько месяцев  маявшийся без дела, согласился сразу,  но поставил условие – команду охранников он набирает самостоятельно. На его условия согласились. И вот теперь, уже больше года, когда пять, а иногда и шесть дней в неделю он проводил в Торговом центре, где благодаря  усилиям его и его команды, серьезных происшествий практически не было. В его обязанности входило еще общение со всяческими контролирующими органами, что у него получалось отлично. Но в душе он тосковал, чувствовал, чувствовал, что готов горы свернуть, а его заставляют копаться совочком в песочнице…
Вернемся к зимним праздникам. После удушающего «Дня милиции» наступала небольшая передышка перед празднованием Нового года, которое начиналось практически за месяц до самого праздника, в начале декабря.  Именно с начала декабря истеричный призыв «Праздник к нам приходит!» начинал звучать отовсюду, вплоть до утюга, город увешивался совершенно безвкусными безобразными бумажными гирляндами, украшался чудовищными пластмассовыми елками,  пластмассовыми, не натуральными столетними красавицами, погубленными, потехи ради. Доронин, не страдающий сентиментальностью, не мог видеть елочных базаров, набитых мертвыми  красавицами-елями...А город сходил с ума! Коллективное, массовое помешательство. Нескончаемые, не рассасывающиеся не днем не ночью автомобильные пробки. В торговых центрах, в супермаркетах, на рынках цены взвивались в разы, а сошедший с ума народ, превратившийся в безмозглое стадо, влет расхватывал  подорожавшие товары. Народ метался по городу в поисках никому не нужных ерундовых подарков, скупал якобы символы наступающего года, в виде разнообразных уродливых пластмассовых или керамических фигурок.  Также скупались вазочки, тарелочки, полотенца и майки, украшенные новогодними символами. Все это торжественно преподносилось в подарок коллегам по работе, начальству, партнерам по бизнесу, друзьям, однокашникам. Получившие в подарок эту ерунду, тут же ее передаривали (если успевали), а если не успевали, откладывали в дальний ящик, и об этом подарке забывали на год, до следующего новогоднего праздника.  Получить в подарок коробку конфет или бутылку шампанского, притом не в новогоднем, а в классическом оформлении считалось великой удачей.  Ведь именно эти подарки можно, во-первых, использовать по назначению, во-вторых, отложить, и подарить кому-либо на очередной праздник, мужской (23 февраля) или женский (8 марта), которые после Нового года наступали очень скоро.  У Доронина, в ящике его  рабочего стола  новогодних фигурок скопилось великое множество, и они все прибывали и прибывали,  куда их девать, он не представлял, выбросить  жалко, люди старались, покупали. Подаренные ему лично коробки конфет и бутылки со спиртным он всегда отдавал своим ребятам, передаривать это добро кому-либо считал не этичным, он зарабатывал достаточно, что бы купить коробку конфет в подарок специалисту налоговой инспекции или санитарной службы (женского пола), или бутылку коньяка пожарнику.       
Новогодние праздники – десять дней! Безумие… В эти десять дней Торговом центре толклись праздношатающиеся посетители, которые уже ничего не покупали (все деньги потрачены перед Новым годом), глазели на товары, покупали только продукты и спиртное в супермаркете, расположенном в подвальном помещении. В кафешках на верхнем этаже круглые сутки тусовалась молодежь, доставляющая Доронину неприятности, за ними нужен был глаз да глаз, не дай бог выпьют лишнего  и передерутся. Молодые люди также возлежали на мягких диванах в холлах с раскрытыми ноутбуками на коленях, там был бесплатный выход в Интернет. В Новогоднюю ночь Доронин всегда работал, дежурил, встречал Новый год со случайными людьми, дежурившими вместе с ним в эту ночь, и считавшими, в отличие от Доронина, что им страшно не повезло. С горем пополам проходили десятидневные новогодние каникулы, наступал Старый новый год, суррогатный Новый год  для тех, кто не успел его отметить вовремя, проспал в сугробе, или лицом в тазике с традиционным салатом «оливье». Для празднования этого странного праздника в обязательном порядке, также готовился  тазик легендарного салата, открывалось шампанское, спрятанное рачительной хозяйкой в настоящую Новогоднюю ночь, специально для Старого нового года. Этот праздник сопровождался «дежавю», повтором новогодних телевизионных программ, которые были актуальны в настоящую Новогоднюю ночь, а спустя две недели были, мягко говоря, неуместны. Вторичность праздника подтверждала еще и полуоблезлая новогодняя елка, все еще стоящая в квартире, и встречающая свою смерть в канун  Старого нового года, незаслуженно выслушивая проклятия хозяйки,  ежедневно выгребающей из-под елки горы сухих иголок.  Отметили Старый новый год, чуток передохнули, вперед, ко Дню Святого Валентина, Дню всех влюбленных. Еще один непонятный праздник. Вообще-то, если люди влюблены, праздники для них каждый день, никакого особого, специального праздника назначать влюбленным не нужно. Но День Святого Валентина прижился в России, и отмечался несколько лет подряд всесторонне. Новогодний антураж из шаров и сосулек сменяется розовыми сердечками, заполоняющими все вокруг.  Открытки-сердечки, воздушные шарики-сердечки, плакаты с сердечками, и тоже майки, полотенца, кружки - с сердечками, мягкие игрушки с сердечками в пушистых лапах. Обалдевшие молодые люди скупали все эти псевдопрелести, что бы преподнести своим возлюбленным, и те, получив эту ерунду в подарок, совершенно искренне радовались… И вот, наступал самый ненавистный  Дорониным праздник – 23 февраля, День Российской Армии.  С утра пораньше  его кабинет атаковали подчиненные, коллеги, друзья, однополчане и даже начальство. Телефоны, и городской и все мобильные (их у него было три штуки), разрывались. Он улыбался, принимал поздравления, шутил. И не мог никому признаться, что ему  поздравления  категорически не нужны, лучше бы все забыли, что он служил в армии. Именно армия лишила его всего – семьи, работы,  жилья, здоровья, убила его отца, и, армия фактически убила его самого. Он с превеликим удовольствием закрылся бы в этот день в четырех стенах, задраил окна, двери, вырубил телефон, с единственным желанием, чтобы страшный день поскорее закончился.
И вот весна! Как не странно, весенние праздники не вызывали у Доронина такой ненависти, как зимние. Международный женский день вызывал у него даже умиление. Ему нравилось наблюдать, как радуются милые женщины, в этот день  нарядные и красивые, скромным подаркам, весенним цветам. Не лишать же милых женщин праздника, единственного в году. В этот весенний день обычно светило яркое солнце, начинал таять снег, бежали ручьи, в душе поселялись  умиротворение и надежда. Может быть что-то и получится, наладится…
 2
Он ехал на службу, размышлял о прошедших новогодних  праздниках, о сегодняшнем дне, на который как раз пришелся непонятный праздник, День Святого Валентина.  И еще размышлял о том, что бывшая супруга, носившая прекрасное имя  Кристина, в очередной раз не разрешила ему поздравить с днем рождения дочь, Ксению, Сеньку, родившуюся в день Ксении Петербургской, 6 февраля.  Жена истерически кричала в трубку телефона, что его дети уже не его дети, они забыли его, травмировать детскую психику она не даст! Трубку у бывшей жены выхватил Стас Чагин, ее нынешний муж, тоже выкрикнувший, чтобы Доронин отстал, забыл этот номер телефона, а то он, Чагин напишет письмецо куда следует, Доронин не только работы лишиться, но и свободы! Доронин положил трубку, не дослушал монолог Чагина, вспомнил, что тот никогда глубоким умом не отличался, и всегда мелко плавал, и еще он всегда страшно завидовал Александру Доронину, мечтал занять его место возле Кристины, и вот его заветная мечта сбылась.
   Доронин крутил руль не слишком нового, потрепанного, и совершенно не престижного, но надежного джипа «Гранд Чероки». Не смотря на потрепанность и непрестижность, эту машину он обожал, она была его вторым домом, он даже за хлебом на машине ездил, на полном серьезе. Машина, как живая, чувствовала своего хозяина, повиновалась любому его прикосновению. Доронин, не найдя работы после госпиталя всерьез подумывал заняться извозом, машину он водил великолепно, и пробки на дорогах его совершенно не волновали. В машине Доронин слушал музыку, глубоко им уважаемого и обожаемого Александра Розенбаума, подпевал великому барду. Он вообще очень хорошо пел, у него были прекрасные слух  и голос. Он еще и на гитаре играл, чем в свое время покорил будущую (теперь уже бывшую) жену, но после госпиталя гитару он в руки не брал, петь ему совершенно не хотелось, да и не для кого, а гитара вообще осталась в квартире бывшей жены. 
Торговый центр открывался в девять утра. Но начальник Службы безопасности приезжал на службу раньше восьми. В это утро было все как обычно, без пяти восемь Александр Доронин остановил свой джип перед дверью подземного гаража Торгового центра, еще наглухо закрытой. Доронин посигналил, дверь гаража тут же поползла вверх, пропустив его машину вовнутрь. Он припарковал машину на привычном месте, поднялся на лифте на технический этаж, где располагалась администрация Торгового центра, вошел в свой кабинет. Там его уже ждали сотрудники охраны, те, которые дежурили ночью, и заступающие на дежурство в это утро. Доронин всегда принимал дежурство сам. Соглашаясь возглавить Службу Безопасности Торгового центра, он дал себе четкую установку – на самотек он работу не пустит, Александр Доронин - это гарантия безопасности. Приняв дежурство, выслушав доклады сотрудников, отсмотрев записи с камер видеонаблюдения, Доронин отправился на обход территории, прилегающий к Торговому центру, он делал это сам ежедневно. 
Обойдя территорию, и убедившись, что все в порядке, прошел к конечной остановке автобусов и маршруток, расположенной неподалеку. Подходя к остановке, он улыбался, представлял, какие лица будут у его подчиненных, когда они узнают, зачем их начальник ходит каждый день  к остановке, ему там абсолютно нечего делать, территория Торгового центра туда не распространялась. А ходил туда Доронин лишь за тем, что бы проведать, даже не проведать, а просто посмотреть, на месте ли двое нищих-инвалидов, мужчина и женщина. Эти двое были для него как бы талисманом, и он должен был убедиться, что они на месте, с ними ничего не случилось. Ему было достаточно просто бросить на них взгляд, и он понимал, день у него сегодня будет удачным. С этими нищими была связана определенная история. Когда Доронин впервые приехал к Торговому центру устраиваться на работу, увидел неприглядную картину. Дюжие молодцы избивали двух бомжей-инвалидов, те якобы, прося милостыню, заняли чужие места. Доронин с дюжими молодцами обращаться умел, ему не понадобилось применять   крепкие кулаки, хватило одних крепких слов. Нищих он отбил, обеспечил им постоянное место работы, каждый день проверял, на месте ли его подопечные. Митрич и Маруся, его подопечные, были инвалидами-колясочниками, бездомными, лишившимися жилья и документов, опустившимися на самое дно из-за пристрастия к алкоголю. Но теперь, оказавшись изгоями, оба уже пили умеренно, понимали, что если будут пить так же много, как раньше, просто расстанутся с жизнью. Оба нищих выглядели примерно одинаково, почти стариками, на шестьдесят лет с хвостиком, но на самом деле и Марусе и Митричу было чуть больше сорока,  как и самому Доронину. И Доронин ассоциировал себя с ними, он мог вот так же, если бы он не оклемался после ранения, если бы не усилия  его друзей, и,  конечно же, врачей, спиться и просить милостыню в инвалидной коляске в подземном переходе. И еще совершенно случайно так сложилось, что последние полтора года,  соседями по квартире Александра были не князья и графья, а люди  низшего сословия,  оказавшиеся на поверку, замечательными, честнейшими людьми, с огромными сердцами, именно они фактически вернули  его к жизни.
  Митрич был бывшим интеллигентом, москвичом, в прошлом, сотрудником какого-то НИИ. Лишился работы, запил, потерял документы, восстанавливать поленился, пьяным заснул в сугробе, лишился ног, и домой из больницы возвращаться не стал, не захотел обременять собой жену и детей. Маруся, скорее всего, была уроженкой одной из южных областей России, может быть и Незалежной Украины,  о месте рождения она не распространялась, а  документов у нее не было. Инвалидность она,  как и Митрич получила по пьянке, объясняла – приехала в Москву на заработки, торговала на рынке, на улице, зимой, грелась спиртным, вот и спилась, ее сильно избили собутыльники, она угодила в больницу. Выйдя из больницы, инвалидом, домой, на родину, не поехала,  прибилась к Митричу, прикипела к нему. И со стороны, казалось, оба были полностью довольны жизнью. По крайней мере, от предложений Доронина помочь им восстановить документы и отправиться жить в Дом инвалидов, они наотрез отказывались. Ночевали в одном из вентиляционных коробов Торгового центра, а днем просили милостыню на автобусной остановке.
Доронин подошел к автобусной остановке, поздороваться со своим подопечным, перебросился с ними парой слов, протянул пачку сигарет Митричу, а Марусе бросил в глиняную мисочку для милостыни сто рублей, те рассыпались в благодарностях. Доронин кивнул им, глянул на часы, пошел обратно к Торговому центру, вот-вот открытие, а ему еще нужно успеть обойти все торговые помещения внутри здания, проверить все ли в порядке. По пути его то и дело обгоняли веселые стайки молоденьких продавщиц, бегущих от автобусной остановки на работу.         
 3
Митрич  проводил взглядом мощную спину Доронина, обтянутую черной кожаной курткой с меховым воротником, их с Марусей благодетеля, ткнул локтем в бок задумавшуюся, замечтавшуюся  подругу, произнес:
- Ой, хороший мужик Александр Иванович, умный, серьезный, настоящий красавец внешне, не добавить, не убавить!
Митрич был прав. Александра Доронина природа наградила броской внешностью - высоким ростом, интересным лицом со светло карими глазами, прямым носом и упрямым подбородком, густыми темно-русыми волосами. Благодаря военной службе и регулярным занятиям спортом он приобрел  атлетическую, подтянутую фигуру, накаченные, стальные мышцы, идеально-прямую спину. Его движения были точными и выверенными, походка упругой и быстрой. А еще он носил дорогие костюмы, кипельнобелые рубашки и модные галстуки. И костюмы, и рубашки, и фирменные галстуки, и осеннее кашемировое пальто, и зимняя кожаная куртка на меховой подстежке, остроносые ботинки, еще «брендовые» солнцезащитные очки, швейцарские часы, крутой мобильный телефон, а также модная короткая стрижка, у Доронина были  «статусными», необходимыми ему по работе. Но и зарплата у него была не маленькой, купить дорогие вещи он мог, легко. Заместитель директора по безопасности должен выглядеть соответствующим образом. Но вот машину он сменить наотрез отказался, сказал, что будет ездить только на своей машине старой машине, не нравится  - пусть увольняют! Его оставили в покое – могут быть у человека странности. А сам Доронин в одежде предпочел бы джинсы, свитер и китайский пуховик, а еще  лучше, военную форму, которую он носил большую часть своей жизни, именно в военной форме он чувствовал себя свободней всего. Может быть, благодаря ну уж очень серьезному виду, небольшой седине в густых  волосах,  морщинкам у глаз и жестким складкам у плотно сжатых губ, он выглядел чуть старше своих лет, в принципе, на сколько лет он выглядит, ему было совершенно все равно. 
- Да, замечательный! Настоящий! - Маруся кивнула, - Не играет, не изображает ничего из себя. Почему он одинокий? Почему с женой развелся? Куда молодые девки смотрят? Было бы мне лет на двадцать поменьше, он бы одиноким не ходил, я  его в миг охомутала! Знаешь, какая я  молодухой была?
Митрич ответил:
- Да знаю, знаю! Рассказывала ты, и не раз! А ты  знаешь, что Доронин воевал, тяжело ранен был, выжил чудом?
Доронин как-то обмолвился своим подопечным, на их просьбу, передать привет и поклон жене и детишкам, что давно в разводе, и свою биографию вкратце изложил, о том, что воевал, и ранен был. Маруся  возразила Митричу:
- Ну и что? Он же сейчас здоров! Посмотри, как шикарно он выглядит! Работает  на высокой должности, уважают его!
- Выглядит он отлично! - подтвердил Митрич, - Брутальный!
- Какой? Ты словами то нехорошими не бросайся!
 -То, что брутальным нашего дорогого Александра Ивановича назвал не обидно совсем, это хорошее слово! Брутальный – серьезный, молчаливый, крутой парень…- блеснул эрудицией Митрич, - Да, внешне он отлично выглядит, а что у него внутри! Глаза его видела?
- А что у него с глазами? У него красивые глаза, очень выразительные, карие! – спорила Маруся.
- Глаза может и красивые, но не живые! Выжжено у него  внутри, пустота, по глазам заметно. Трудно с ним бабам! Не всякая справится!
Митрич шутливо толкнул свою подружку в бок, ущипнул ее, та тоже в шутку ударила его по руке, Митрич говорил:
- Девочки продавщицы рассказывали, я подслушал, они у киоска табачного разговаривали, я как раз там работал, про Александра Ивановича говорили, мол, молчит все время, хоть добрый, щедрый. Сложный он человек, не понимают его, скучный говорят!
Маруся присвистнула:
- Скучный!!! Да на то  баба и нужна, что бы мужика веселить! Да баба должна в мужском характере разбираться, силы душевные на него тратить! И психологом баба должна быть, понять, что мужика гложет! Первопричину найти! И устранить эту первопричину. Мужик должен домой стремиться, на крыльях лететь, потому что его дома ждет красавица-прелестница, с которой хочется все свободное время проводить, и которая его понимает с полуслова. Поэтому и хранительницей очага баба зовется. Мужик сегодня хилый пошел, нервный, его беречь нужно. Вот так загонит себе мужик в душу тоску, сопьется и помрет, если все в себе переваривать будет.  Ой, как жалко, что мне не двадцать пять лет! Я бы и в  характере сложном Александра Ивановича разобралась, веселила бы, если бы захотел, стриптиз для него танцевала, пылинки бы с него сдувала. Как с тебя!
Митрич хмыкнул:
- Сдуваешь с меня пылинки! Видишь, сложно все с Дорониным.
- Да, сложно…
- Забыл сказать, девчонки  говорили, хозяйке Салона Красоты, что в Торговом центре расположен, Доронин  нравится, она клинья под него подбивает. Они машину  вместе в автосалон ездил покупать, она просила.
-Может сладится у них что? Она красивая женщина… – Маруся произнесла это с надеждой. Митрич пожал плечами. Он сомневался:
 - Нет. Она красивая женщина, но не пара они. Ему не такая нужна!
 - А какая? Митрич, ты же умный мужик, скажи, какая женщина ему нужна? – кокетничала Маруся.
 - Самая красивая! – безаппеляционно произнес Митрич.
4
А Доронин как раз в это время, в сопровождении одного из своих сотрудников, Виктора, проходил мимо Салона Красоты. К нему навстречу вышла хозяйка, ухоженная, тщательно накрашенная,  затейливо причесанная красотка, в сильно облегающем ее аппетитную фигурку форменном халатике. Она преградила Доронину дорогу, вынудила притормозить, заговорить. Красотка улыбнулась:
- Здравствуйте, Александр  Иванович!
Доронину пришлось поздороваться:
- Здравствуйте, Светлана Юрьевна!
Он попытался пройти дальше, решил разговор со Светланой не продолжать. А Светлана Юрьевна удержала его за рукав, она хотела поговорить, Доронин ей действительно очень нравился, и не только нравился, он подходил ей, на роль очередного мужа. Светлане было далеко за тридцать, она была хороша собой, материально не нуждалась, но она была совершенно одинока, личная жизнь ее рассыпалась окончательно, ребенка она не родила, ей все казалось, что она еще не готова стать матерью, успеет. Ее бывшие мужья были ей вместо детей.  Она выходила замуж трижды, и трижды разводилась, ее бывшие мужья предпочли ей других девушек, на взгляд Светланы ничуть не лучше ее. Почему? У нее ответа не было. А ее бывшие мужья говорили, что  с ней  они задыхались, тонули в ее заботе, им нужна свобода, свежий воздух, личное пространство, а Светлана, как она считала, просто отдавала своим мужьям часть своего душевного тепла. Но то, что она постоянно проверяла мобильные телефоны своих мужей, выясняла, кто им звонил, перезванивала по неизвестным  номерам, прислушивалась к телефонным разговорам, читала смс- сообщения и электронную почту, лазала по карманам  костюмов и курток, по сто раз в день звонила им на работу. Спрашивала, как дела, во сколько придет благоверный домой. Мужчины такой прессинг не выдерживали. Арендовав в новом Торговом центре помещение, и открыв Салон Красоты (она была талантливым парикмахером), Светлана начала искать себе нового мужа. В отделе кадров она узнала, что Заместитель директора по безопасности, Александр Иванович, бывший военный, очень привлекательный мужчина, не женат. Но вот не задача, он Светлану просто не замечал. Ей пришлось проявлять инициативу самой. Она придумала сменить машину, и обратилась к Доронину с просьбой съездить с ней в автосалон. Объяснила, она слабая женщина, ее могут с легкостью обмануть, ей нужна защита, а он сильный мужчина! Доронин, конечно, согласился, во-первых, он не мог отказать в просьбе женщине (любой!), а во-вторых, посчитал ее просьбу уместной.  Выполнив просьбу Светланы, Доронин опять от нее отстранился, но она фактически его преследовала, приглашала, то в гости, то в ресторан, или просто на прогулку. Доронин стойко отказывался, был непробиваем. Заводить интрижку со Светланой он не хотел. Вообще-то, в молодости, он никогда не был обделен женским вниманием. Но тяжелое ранение, и все последующие за ранением события  изменили его характер кардинальным образом, превратили веселого общительного человека в замкнутого бирюка. Еще он понял, ему совершенно не нужны легкомысленные, не к чему не обязывающие отношения с женщинами. Если он надеется построить свою разрушенную жизнь заново, отношения с женщинами он должен пересмотреть.
И вот   Светлана опять настойчиво приглашала Доронина:
- Александр Иванович, зашли бы как-нибудь ко мне, в Салон…
Доронин пожал плечами:
- Считаете, мне нужно зайти в Салон? Мне необходимо постричься?
- Нет, что Вы! – она возразила, - Стрижка у Вас в идеальном порядке. Я приглашаю не стричься, мы можем просто  выпить кофе, поговорить о жизни. Давайте сейчас, Торговый центр еще не открыт!
- Светлана Юрьевна,  у меня совсем нет времени! - сказал Доронин, но увидев, как изменилось  ее лицо, понял, не отстанет, продолжил, - Может быть, как-нибудь вечером, когда буду посвободней…
Светлана принялась рассыпаться в благодарностях, Доронин кивнул в ответ,  поспешил ретироваться прочь, и очень быстро, Виктор бежал за ним. Во время диалога начальника со Светланой, Виктор молчал, как партизан на допросе в гестапо, сопел у Доронина за спиной, только отойдя от Салона Красоты на порядочное расстояние, с облегчением выдохнул. Доронин остановился на лестничной площадке, где было место для курения, достал пачку сигарет из кармана пиджака, вытащил из нее сигарету, протянул пачку Виктору, стоящему рядом, предложил закурить. Виктор поблагодарил, отказался, помотал головой, он не курил. Доронин опять пожал плечами, щелкнул зажигалкой. Вообще-то ему врачи рекомендовали не курить, Доронин решил  рекомендации игнорировать, ему много чего было нельзя, если будет выполнять  рекомендации врачей, радостей в жизни у него не останется совсем. Виктор решился спросить:
- Александр Иванович, а Вы заметили, что Светлана Юрьевна, хозяйка Салона красоты, Вас откровенно клеила?
Доронин снова пожал плечами, затянулся сигаретой. Он старался говорить поменьше, на глупые вопросы  отвечать не считал нужным. Виктор продолжал:
-Александр Иванович, красивая женщина Светлана Юрьевна, правда? Вы не теряйтесь!
Тут Доронин ответил, уже с раздражением:
- Витя, учись держать язык за зубами, не задавать глупых вопросов, за умного сойдешь!  Не обязательно  констатировать очевидные факты, тем более что эти факты заметили другие. Светлана Юрьевна красивая женщина – это очевидный факт, то, что она почему-то считает, что я ей нравлюсь, тоже факт. И как мне в этой ситуации  быть, я решу  сам. Запомни – прежде чем давать кому-либо, неважно кому, старше или младше он тебя по званию, какой-либо совет, подумай, нужен твой совет, или нет. Извини, что говорю резко, разговор неприятный. Пошли дальше!
Он затолкал окурок сигареты в высокую пепельницу на ножке, стоящую тут же на лестничной площадке, поспешил по ступенькам вниз, Виктор припустился за ним.
5
День шел по накатанной. Торговый центр открылся вовремя, без всяких происшествий.  Доронин у себя в кабинете разбирал документы, поглядывая на экран компьютера, куда транслировалось изображение с камер видеонаблюдения, расположенных и в торговых залах, и на улице. Вдруг его внимание привлекло изображение с камеры, расположенной над главным входом в Торговый центр. Он увидел, что на площади перед входом появились плечистые парни в камуфляже, которые деловито начали расчехлять музыкальные инструменты, устанавливать усилители, скорее всего, собирались петь военные песни. Этих парней Доронин видел впервые, они показались ему подозрительными. Он решил подойти к парням, лично пообщаться, понять, насколько они опасны, и опасны ли вообще. Он накинул куртку, поспешил на площадь, подходил к парням под грохот (через усилители) жалостливой песни про Кандагар, Афган, и душманов. Доронин остановился неподалеку, немного послушал этот самопальный шансон, убедился – парни в камуфляже понятия не имеют, о чем поют, не какие они не воины-афганцы, самозванцы, в Афганистан они не могли по возрасту попасть, а ветеранов-чеченцев, своих собратьев, он, Доронин, каким-то седьмым чувством чувствовал, эти парни Чечню и не нюхали. И еще, парни, когда пели, страшно фальшивили, чем у Доронина, имеющего идеальный музыкальный слух, сразу вызывали головную боль и звон в ушах. Парни закончили петь, тут же из-за их спин вынырнул невысокий мужичок средних лет, тоже в камуфляже, с бейсболкой в руках,  принялся методично обходить народ, спешивший в Торговый центр, но остановившийся  послушать пение самозванцев-афганцев. Мужичок тараторил – подайте на лечение, на протезы, инвалидам работы не найти, детишки голодают, и все в том же духе. За каждый брошенный в бейсболку рубль по сто раз благодарил, здоровья желал, счастья, удачи, и обязательно добавлял шутку-прибаутку на гране фола. Деньги в бейсболку лились рекой, и подавали скорее не за пение, оно было совершенно никаким, а за шутки-прибаутки. Доронин достал из внутреннего кармана куртки портмоне, оттуда извлек пятьдесят рублей, зажал в кулаке, поджидая, когда к нему подойдут за податью. Вот мужичок оказался перед ним, заговорил:
- Господин хороший,  слышал, как парни классно пели! Заплатить бы, сколько не жалко! Денег у тебя много, не убудет! И прибудет тебе счастье,  на благое дело денежки пойдут, на лечение ребят, здоровье бесценно!
Доронин прислушался, голос мужичка был ему удивительно знаком, он внимательно вгляделся в его лицо, и обалдел – перед ним был его бывший однополчанин, Алексей Лисицын. Но тот изменился до неузнаваемости! И если бы не голос, Доронин его бы никогда не узнал! Сейчас Лисицын совершенно не походил на бравого военного, не смотря на то, что одет в камуфляжные штаны и камуфляжный же ватник, было заметно, что он давно махнул на себя рукой, долго и много пьет, и выглядел почти так же, как подопечные Доронина, бомжи Маруся и Митрич. Доронин  только собирался позвать  Лисицына, обратиться к нему по имени, но бывший однополчанин оторопело прошептал:
- Саша? Доронин? Ты, майор?
Доронин улыбнулся:
- Я, Леша, собственный персоной.
- Господи, ты живой? – не верил своим глазам Лисицын, - Ты же погиб! Мы с ребятами плакали, за упокой твоей души пили. Я, может быть, из армии уволился, потому что с твоей смертью смириться никак не мог. Да и многие ребята тоже. Господи, Саша, это правда, ты? Что с тобой случилось, почему объявили, что ты погиб? Почему, когда оклемался, даже не позвонил, не сообщил, что живой?
Доронин понял, если он сейчас будет подробно объяснять Лешке, что с ним случилось, почему он оказался живым, когда некоторые его бывшие  однополчане, включая самого Лисицына, считали, что он погиб, тот просто ничего не поймет. Придется объяснять еще подробней,  они увязнут в никому  ненужных деталях. Он просто сказал Лисицыну:
-В госпитале перепутали! - это было частично правдой, - Я  ранен был, как видишь, теперь ничего себя чувствую, практически здоров!
Лисицын восхищенно смотрел на Доронина:
- Да ты просто красавец! Видно преуспел в жизни…
Доронин хмыкнул, что он не очень преуспел в жизни, вернее совсем не преуспел, объяснять не стал, потому что Леша Лисицын, судя по тому, как он выглядел, чем занимался, преуспел еще меньше. Лисицын говорил:
- Извини, Сашка, что я тебя барином назвал, у тебя вон прикид какой, барский, на куртке бобровый воротник…
- Это енот… - уточнил Доронин.
- Да какая, собственно разница! Обуржуазился ты, брат! Ты чего здесь делаешь? За покупками приехал? Супруге, ко Дню всех влюбленных, подарочек прикупить? Сегодня  праздник! Как супруга, кстати, как детишки?
- Никак! – отрезал Доронин, - Мы развелись три года назад.
- Как развелись? Да ты что? Почему…
-Леш, не хочу об этом говорить. Я здесь работаю в Торговом центре, начальником Службы безопасности. Давай о тебе, что здесь делаешь?
- Я с ребятами работаю, помогаю им…- Лисицын кивнул на  поющих «ребят» в камуфляже. Тут «ребята» закончили петь очередную песню, про Афган, Кандагар и душманов,  принялись напряженно вглядываться, где же помощник, почему деньги за «классное пение»  не собирает, а то народ, их слушавший начал рассасываться. Лисицын извинился, шмыгнул в изрядно поредевшую толпу слушателей, принялся усиленно собирать дань. Доронин не мог отпустить Лисицына вот именно сейчас, когда они только встретились. Он должен был выяснить, почему Лисицын оказался на самом дне жизни, и может ли он, Доронин, помочь, у Леши же семья, двое детей, также как у него, Доронина, сын и дочь. Доронин поймал пробегающего мимо Лисицына за рукав, спросил:
- Леш, когда заканчиваете? До вечера здесь будете? Если до вечера, то ни капли спиртного. Замечу, что пьяные, вызову ОМОН.
- Да нет, только пару часов попоем, холодно на улице, не май месяц! Не переживай, все будет хорошо! Мы сейчас денежек наберем, и на точку двинем, где тусуемся…- заверил Лисицын.
- Я прошу, Леша, не уходи, не поговорив со мной. Не виделись же столько лет! Мы с тобой местечко найдем, посидим, в Торговом центре кафешек полно.
- Да ты что, Саша, не пустят меня туда! – Лисицын махнул рукой в сторону главного входа в Торговый центр, сверкающего на утреннем солнце зеркальными стеклами.
- Со мной  везде пустят! – заверил Доронин.         
6
Через пару часов, Доронин, вместе с Лисицыным, сидел на верхнем этаже Торгового центра, в кафешке под названием «Теремок». Эту кафешку выбрал сам Лисицын. Когда он, дико озираясь на помпезные интерьеры Торгового центра, украшенные мрамором, хрусталем, сусальным золотом, фонтанами и живыми цветами, силком ведомый Дорониным под руку, на стеклянном прозрачном лифте поднялся на верхний этаж, и увидел россыпь сетевых ресторанов - японских, итальянских, китайских, мексиканских, то сразу же замотал головой, затрясся, как припадочный, безапелляционно потребовал убираться прочь. Но Доронин провел его дальше, мимо пафосных ресторанов,  в просторный холл, где находились кафешки фастфуда, резонно решив, фастфуд Леше подойдет больше. Доронин коротко бросил Лисицыну:
- Выбирай!
Лисицын обернулся кругом. Начал выбирать:
- Так, что у нас тут есть, «Сбарро» - итальяшки нам не подойдут, их резиновую пиццу с пустыми макаронами жевать не буду, нам бы макарошки с мясцом, да еще с сырком и кетчупом, лепота! Япошки тоже пошли на фиг, их суши, сырую рыбу с недоваренным рисом палочками клевать, издевательство. Америкашки с их «Макдональдсом» тоже не подойдут, ужас, гадость, какая, наркотик они в эти гамбургеры добавляют? Видел по телевизору - они все в Штатах безумно жирные, от гамбургеров что ли, которые постоянно жрут? Нет, мы с тобой гамбургеры не будем, вредно.   Так, что тут у нас еще есть? Вот, «Теремок», это, скорее всего русская кухня будет, для нашего, неизбалованного желудка приятная, вот туда и пойдет. Там борщ есть?
Доронин, по привычке, пожал плечами, он не знал, есть в «Теремке» борщ, потянув за собой Лисицына, как строгий дядюшка нерадивого племянника, направился в выбранное Лешкой кафе. Они уселись за столик, тут же румяный хлопец в белой вышитой косоворотке  притащил два меню в кожаных папках, с поклоном подал Доронину, которого назвал по имени отчеству, и его гостю, внешний вид которого официанта совершенно не смутил. Лисицын внимательно вчитывался  меню, присвистывал:
- Ну, цены! Грабеж! Как порция борща может стоить 300 рублей? Да за такие деньги можно кастрюлю борща сварить! Саш, пошли отсюда!
Доронин утихомирил друга:
- Лешка, прекращай! Деньги у меня есть, за обед заплатить мне по силам! Пить, что будешь? Я пас, я за рулем.
-Не покупай мне спиртного, ни в коем случае… - признался Алексей, - Мне пить нельзя. Сейчас я в завязке, но проблемы у меня от него, от треклятого. Татьяна моя уже на грани, вот-вот выгонит из квартиры. Предупредила – пьяного меня терпеть больше будет. После твоей гибели, то есть когда нам сообщили, что ты погиб, я забухал. И все… Из армии уволился, с выслугой у меня проблема, пенсию не дали. И вот неприятности у меня начались, в запой ушел. Не могу с собой справиться. Зашивался, кодировался, иглоукалыванием лечился. Танька на меня огромные тыщи угрохала. Не помогает ничего. Полечусь, два месяца не пью, потом все по новой. Из дома все ценное продал, пропил. Танька бьется на трех работах, на меня орет, дети крысятся, а я деньги у нее из кошелька ворую, и из дома бегу. Вот на улицу вышел, куда идти? К друзьям. Друзья где – в пивной.
- Ты на работу не пробовал устроиться? – спросил Доронин.
- Пробовал…- равнодушно ответил  Лисицын, - Не получается. Пару недель поработаю, и забухаю… Увольняют.
- С этими псевдоафганцами, где познакомился?
-Так в пивной. Пару месяцев с ними. Денег дают, пятьсот рублей в день, тысячу. Нормально. Танька хоть не орет. Да еще проблемы с детьми. Маленькие детки – маленькие бедки, взрослые дети – большие.
Тут к их столику опять подошел официант, спросил, выбрали ли уважаемые гости, что будут кушать. Кушать решили борщ и пельмени. Пить – кофе. Официант, записав заказ, величественно удалился. И тут же появился с подносом, на котором стояли два горшочка с борщом и корзиночки с мягким свежим хлебом, поставил горшочки и корзиночки перед Дорониным и Лисицыным, положил рядом  ложки, завернутые  в белые крахмальные салфетки, пожелал приятного аппетита. Лисицын схватил ложку, развернул ее, принялся хлебать борщ с невероятным аппетитом. Доронин есть не хотел. Он вообще ел один раз в день, вечером. Привык так. Никогда не завтракал, утром пил только сладкий кофе, в течение дня его рацион составлял тоже кофе, и вечером плотный обед-ужин, иногда в десять часов вечера. Когда он служил в армии, в горячих  точках, о трехразовом питании думать не приходилось, чаще всего поесть удавалось именно вечером. И вот теперь он лениво мешал наваристый борщ в горшочке, поглядывал на Лисицына, который  жадно поглощал борщ, нахваливал. Вот он выдохнул, отодвинул от себя пустой горшочек, с тоской глянул на свою корзиночку, хлеб из которой уже умял. Доронин  придвинул ему свою.  Лисицын спросил:
- Не будешь, да?
И не дождавшись ответа, принялся поглощать и этот хлеб, намазывая горчицей. Появился официант, забрал пустой горшочек Лисицына, почти полный Доронина. Лисицын опять спросил:
- Ты, есть, что ли не хочешь? Так мне бы борщ отдал, я бы доел, не брезгливый. Давно такой вкуснотищи не ел.
- А что, Татьяна не готовит? – поинтересовался Доронин.
- Детям готовит, мне – нет. От питания отлучила. Требует, что я пить бросил и на нормальную работу устроился.
Доронин заговорил с менторскими интонациями:
-Леша, тебе нужно с собой справиться, себя перебороть, нельзя быть таким страшным эгоистом, думать только о своем удовольствии. Ты что считаешь, выпил водки, забыл все, проблемы твои якобы исчезли. Не исчезли проблемы, ты их водярой залил. И о жене подумай, о детях, страдают они невыносимо, их отец и муж человеческий образ теряет. А ведут себя агрессивно, потому что защитная реакция у них такая, на горе которое они переживают. Ты подумай, что дальше будет? Ты помрешь примерно через год, замерзнешь в сугробе, или убьют тебя в драке. Этого хочешь?  Леш, давай, бери себя в руки, мы с тобой подумаем, чем тебе заняться. Серегу Пирогова помнишь?
Лисицын закивал. Тут официант принес пельмени, тоже в горшочках, аппетитные, сочащиеся ароматным соком, сваренные со специями и лавровым листом, аккуратно расставил и эти горшочки перед гостями, разложил вилки и ножи, также как и ложки, завернутые в салфетки. Лисицын тут же потребовал еще хлеба, и корзиночки с хлебом появились буквально через мгновение.  Леша поглощал пельмени, Доронин крошил кусочек мягкого хлеба, скатывал из хлебного мякиша шарики. Лисицын съел свои пельмени, Доронин пододвинул ему свой горшочек, к которому он так и не притронулся, и Лисицын съел вторую порцию, икнул, вытер вспотевший лоб рукавом, констатировал:
- Обожрался…
Доронин продолжил  свою лекцию:
- Леш, давай о тебе. Опять спрашиваю, почему с ребятами не общаешься, с однополчанами? С какими-то бомжами тусуешься.  Серега Пирогов теперь руководит охранным агентством, крутым,  общественную организацию ветеранов нашего полка возглавляет. Если бы ты с бывшими однополчанами общался, то знал, что я не погиб…
Сказав это, Доронин вдруг переменился в лице, задумался. Леша заметил, с Александром что-то неладное происходит, спросил:
- Саш, ты что? Что с тобой?
Доронин сглотнул комок в горле, спросил, наконец, о том, о чем  мучительно думал уже несколько лет, о том, с чем он жил, да нет, не жил, влачил жалкое существование:
- Алексей, ответь мне, только честно. Ты сегодня утром  обмолвился, что  вы с ребятами плакал, когда узнал, что я погиб, это правда, или ты придумал, от  радости, что меня встретил?
Лисицын не понимал, о чем говорит Александр, бормотал:
- Сашка, ты мне не веришь? Я  от  всего сердца,  искренне…
Но Доронин не слушал оправданий Алексея, продолжал:
- И никто не осудил меня? Я виноват, из-за меня люди погибли, трое солдат-контрактников, молоденький лейтенант Игнатьев с ними, четвертый. Четверо парней!  В своем ранении я сам виноват, мог его предотвратить. А самое главное, меня же потом за это орденом наградили, Президент вручал. Коле Игнатьеву Звезду Героя, посмертно, вот это правильно, что Звезду правильно, не то, что посмертно.  Я тогда, у Президента, мать его видел, до сих пор глаза ее забыть не могу.
- Сашка, ты что!– до Лисицына дошло, о чем говорит Доронин, - Господи, не сомневайся, ты герой!  Все это знают, о тебе легенды ходят! Детям о тебе рассказывают. Как ты мог предотвратить теракт? Ты же пытался всех спасти!
- Пытался, но не спас, и погиб не я, а Игнатьев. Должен был я.
-Саша, акстись! Тебя никто не осуждает! Наоборот! Не смей себя больше грызть! Ты, что об этом все время думаешь? Прекрати! Ты с Пироговым общаешься, вот он что говорит? Я Серегу отлично знаю, если бы ты виноват был, Серега бы к тебе ни на шаг не подошел! Он мужик крутой. Сашка, ты мне вот чего объясни, почему вы с Криской разбежались? Ведь такая дружная семья была, детишек  двое!
Доронин понял, Лешка от него с вопросами не отстанет, хоть на один из его вопросов нужно ответить, произнес:
- Да, вот так! Она решила, что я не подхожу ей, как муж, ей другой нужен! И события всякие, разные произошли…
- Так это она решила, а ты что решил? Почему  у нее на поводу пошел? Вмазал  бы ей разочек, поучил бы глупую бабу…
- Не мог этого сделать, физически, в госпитале лежал, в реанимации!
- Господи! - глаза у Лисицына округлились, Лешка слушал друга, не верил своим ушам. Сам Доронин, когда узнал, как его «верная» жена поступила, тоже не поверил, объяснений потребовал, на свою голову.
- Все, Леш. То, что я рассказал, устраивает? – Доронин хотел побыстрее закончить неприятный разговор, но Лешка не унимался:
- Теперь, где твоя жена?
- Замужем. За Стасом Чагиным…
- Она Чагина предпочла? Этого козла? Эту мелочь пузатую? Слушай, она идиотка, точно. Да пошла она  куда подальше,  забудь ее. У тебя девушка сейчас есть? Если нет, мы тебе  лучшую найдем. Кристина будет локти кусать. А Чагина я бы проучил.
Доронин усмехнулся:
-Я уже это сделал. А по поводу того, что она Чагина мне предпочла, на тот момент мы с ним в неравных категориях были. Он здоров, счастлив, бодр, весел, бизнесом занимался, супругу мою  утешал, я в  госпитале, к койке прикован был. Перспектив, что я выкарабкаюсь, один шанс из ста.
- Вот тварь, а? Вот тварь какая, твоя  Криска… Кто бы мог подумать…- причитал Лисицын.
- Не тварь она, просто глупая женщина,  не любила меня, наверное. Простил ее давно. Жизнь, она такая, Леша, не всегда к тебе лицом, иногда и задом поворачивается!
Доронин вздохнул, достал сигарету, решил перекурить, что бы немного подумать о словах Алексея, поискал глазами пепельницу, но на столе пепельницы не было, да еще табличка стояла «Не курить». Но Доронин все равно закурил, и тут, же на столе перед ним оказалась пепельница, официанты побоялись сделать замечание Начальнику службы безопасности. Унесли пустые горшочки из-под пельменей, принесли кофе. Вот от кофе Доронин не отказался, выпил с удовольствием, тем более что кофе оказался   отличным. И отодвинув от себя, пустую чашку, Александр  снова обратился к Лисицыну, который вертелся на стуле, нетерпеливо поглядывать на дверь:
- Леш, давай так решим. Ты мне  номер телефона сейчас продиктуешь! - Доронин достал из кармана свой навороченный телефон, приготовился забить в его память номер Лисицына,- Я посоветуюсь с Пироговым, подыщем тебе нормальную работу, вопрос решим, почему пенсию не получаешь, выслуги у тебя достаточно. А вот решение проблемы с алкоголем за тобой. Сегодня вечером с тобой созвонимся, завтра встретимся, будем действовать!
- Саш, погоди, не так быстро, я так не могу, дай подумать…
- О чем ты хочешь думать? Ты уже три года думал, сопли жевал! Достаточно! – Доронин был непримирим. Лисицын признался:
- Сашка, прости! Поверь на слово, не время сейчас мне работу новую, серьезную искать! Вот как раз сейчас я не могу…
- Не можешь? Работать не можешь? Пить можешь?–голос Доронина набирал обороты, звенел. Это был прежний Доронин, Лисицын узнавал его, понимал, что теперь Сашку Доронина унять будет очень трудно. Алексей  положил свою руку с грязными закорузненными ногтями на рукав дорогого пиджака Доронина, сказал, как будто извиняясь:
- Саш, пойми, у меня с детьми проблемы очень большие, мне сейчас с ними дома нужно побыть…
- А что у тебя с ребятами? – озабоченно спросил Доронин, - Они болеют? Может, лекарства, какие нужны?
- Да нет, здоровы они.
- Тогда что?
- Понимаешь, моя дочка, Юлечка, она в одиннадцатом классе, в этом году школу заканчивает…
-На два года старше Сеньки, моей дочке четырнадцать!- сказал Доронин, он внимательно, сведя брови на переносице, слушал Алексея, тот продолжал:
- В общем, она в секту попала …
- Чего? – на секунду Лисицыну показалось, что Доронин не понял его, и вообще, посчитал за идиота, и Лисицын повторил:
- В секту. Похоже на то…
-Это как?– Доронин щелкнул зажигалкой, закурил очередную сигарету, подтолкнул пачку сигарет Лисицыну, тот тоже закурил, крепко зажав дорогую сигарету большим и указательным пальцами, как цигарку, тяжело вздохнул, продолжил рассказывать:
- Я так думаю, и, скорее всего я прав, Саша. Расскажу тебе вот что.  Мы же на окраине города живем, в Бирюлево. Так вот, неподалеку от нашего дома заброшенный Дом культуры какого-то завода находится. Он долгое время закрытым стоял, окна выбиты, крыша прохудилась, бомжи там обитали да бродячие собаки, завод этот давно разорился, все имущество пораспродал, или в аренду сдал,  а на эту вот недвижимость все покупателя не находилось, помещение не жилое, что в  Доме культуры можно открыть? Салон красоты? Фитнес-центр? Так у нас рабочий район, желающих Салоны красоты посещать мало, а фитнесом вообще никто не занимается.  А тут смотрю, в этом Доме культуры ремонт начали делать, стекла в окна вставили, крышу латают, стены штукатурят, двери поменяли. И открыли какой-то «Центр здоровья и благополучия», так на вывески написали. Я еще смеялся – они в этом центре за деньги лечить собираются? У нас поликлиника рядом, бесплатная! А тут, в центре курсы всякие разнообразные пооткрывались, и английского языка, делового этикета, еще самопознания. Юлька моя на  курсы записалась. Подружка уговорила…Курсы недорогие…
- А при чем  секта? – не понимал Доронин.
- Вот слушай. Мы сначала порадовались, ребенок пристроен, без дела не болтается. Думали, она на английский язык  записалась, или там на домоводство. А, она на самопознание записалась, и пропадать на этих курсах начала, дневать и ночевать. Сначала недорого эти курсы стоили, а когда вроде бы начальный курс  изучили, принялись углубленный изучать, потом еще более углубленный. И все дороже и дороже. А как ты понимаешь, мы люди не богатые, по десять тысяч рублей в месяц платить за изучение доченькой самопознания не можем. А она требует! Она на эти курсы, как на наркотик подсела! Мы с Татьяной возражать стали, дошло до нас, что-то с этими курсами не то. А дочь рыдает! Ни меня, ни мать слушать не хочет, кричит, требует деньги на курсы, которые уже не десять тысяч, а пятьдесят стали стоить! Я пошел в этот Дом культуры вместе с дочерью, но меня не пустили, я нелегально проник, удивился, там охрана оказалась о-го-го, на курсах по самопознанию – охранники-супермены, зачем? Но, я,  спецназовец бывший, мастерство, как известно не пропьешь! Проник. Послушал из-за двери одну лекцию, понял никакое это не самопознание, это секта настоящая.  Человек пятьдесят девчонок, почти детишек, на ковриках в позе лотоса сидят, а какой-то гуру в белом балахоне им о скором конце света вещает, и о том, как до этого конца света дожить с пользой для себя любимого! Муть страшная. А детишки, у них души неокрепшие, этому бреду внимают, в глаза гуру заглядывают, вопросы задают. Гуру заявляет, что, мол, вот еще один курс надо пройти, и тогда он расскажет, как перед концом света душу очистить, от скверны. И стоит этот дополнительный курс уже сто тысяч рублей. Дальше дослушать не дали, охранники меня заметили, оттащили, на улицу вышвырнули. Я, доченьку дождался, вижу, она с гуру выходит, тот уже в цивильное платье одет, и невзрачный такой мужичок, старше меня даже, хилый, а когда он лекцию читал, то почти богом казался, красавцем. Гипнозом он, что ли обладает? Не разобрался я в этом еще. Так вот, слышу, доченька этого гуру просит разрешить ей  на следующее занятие придти, а он говорит, что, мол, она за предыдущее еще не заплатила, и на следующее он ее не пустит, пусть деньги, где хочет, там и ищет. Дочка в слезы, деньги, мол, взять не откуда, а он с такой иронией говорит – почку продай. Сел в машину, уехал. Юлька стоит посреди дороги, рыдает. Я подошел, стал утешать ее, и брякнул, что все эти лекции бред, чушь собачья. Она еще больше разрыдалась, накричала на меня, что без этих лекций жить не может, умрет и все прочее. Убежала. Я домой пошел, но не дошел, с мужиками у гаражей водки нажрался, что потом было, не помню. Утром у себя дома, на кухне проснулся. Не дочки, не жены дома не было. Ну, вот так!
- Это когда было? – прервал рассказ Лисицына Доронин.
-Так вчера, я сегодня хотел поехать с этим гуру поговорить, порасспрашивать его, как какие-то дурацкие лекции могут сто тысяч рублей стоить? Я  когда вчера у Дома культуры стоял, дочку ждал, объявление увидел, что на эти лекции еще группы набирают, на начальный курс. Успехом курсы самопознания пользуются. И ведь девчонки в основном молодые эти лекции слушают. Вот боюсь, дочка Татьяну, жену мою, туда затянет, будут на пару конца света ждать…
- А сын?
-А сын школу прогуливает. Жены дома нет, работает, я сам понимаешь что, дочка лекции по самопознанию слушает. За сынком никто не следит, вот он от рук и отбился. Директор вызывал в школу… - опять тяжело вздохнул Лисицын. Доронин погонял по столу зажигалку, чуть подумал, сказал:
- Давай так, я тебе вечером звоню, и ты мне докладываешь, как с этим гуру разобрался, если не получится у тебя, я подключусь, завтра вместе в Дом культуры поедем, думаю, дурит  «гуру» головы людям!
Лисицын кивнул. Доронин повторил:
- Номер телефона давай! И мой запиши.
Лисицын замялся:
-У меня это, денег на телефоне нет, отключен давно. Я не работаю, а мобильный телефон столько денег съедает, да и звонить мне некому, и не звонит никто. Я с ребятами-афганцами сегодня не поехал, с тобой остался, и вот не заработал ничего…
Доронин достал портмоне, выдал Лисицыну пятьсот рублей, шмякнул розовой бумажкой по лакированной поверхности стола, и чуть подумав, добавил еще и голубую бумажку,  тысячу рублей, произнес:
- Пятьсот на телефон положишь, тысяча – компенсация за то, что ты сегодня деньги у афганцев не получил, попробуй, пропей! Мало не покажется! Адрес домашний оставь, что бы найти тебя было можно.
Лисицын продиктовал номер телефона и домашний адрес, вскочил, кланяясь и повторяя: «Спасибо, Сашка, спасибо!» попятился к выходу из кафе, нырнул за дверь, бросился прочь из Торгового центра. Доронин расплатился за обед, отправился в свой  кабинет. Пару минут, сидя за своим рабочим столом, он думал о том, что  ему только что рассказал Лисицын, в органайзере своего крутого телефона поставил пометку «позвонить Сереге Пирогову в 21-00, рассказать о Лешке», и, увлекшись работой, об Алексее позабыл. Вспомнил только в 21-00, когда его телефон пискнул, напомнил о звонке Пирогову. Доронин набрал номер старого друга, поведал тому о непростой ситуации, сложившийся у боевого товарища Леши Лисицына, мол не работает, пьет, пенсию не получает, Пирогов, конечно же обещал Алексею помочь. Чуть позже Доронин набрал тот номер телефона, что дал ему Лисицын, но безрезультатно. Телефон отозвался противным зуммером и  механическим голосом проговорил, что данный номер в сети временно не обслуживается. Доронин, в сердцах бросил свой телефон на стол, подумал - неисправим Лешка, вот баран упертый, не подействовали на него уговоры старшего по званию,  не нужно было давать ему денег, бухает, наверное, где-то, придется завтра к нему домой ехать, дальше воспитательную работу проводить, благо домашний адрес  имеется.   

               
7
День, на который пришелся странный праздник, День Святого Валентина, близился к концу. Александр Доронин собирался домой. Собирался–это сильно сказано.  Доронину собраться–надеть куртку, сложить в карманы многочисленные мобильные телефоны, сигареты, зажигалку, проверить наличие ключей от квартиры и машины. Все, вперед к выходу, даже в зеркало, висевшее у двери кабинета не взглянув. А зачем ему смотреться в зеркало, на себя любоваться, он не красная девица, итак знает, как выглядит. Он в зеркало один раз в день смотрелся, когда брился и галстук завязывал. Как обычно, перед закрытием Торгового центра, он проверил все этажи (Салон красоты обошел стороной), проинспектировал запасные выходы, спустился на лифте в гараж.  Как только его машина выехала из подземного гаража, дверь автоматически опустилась, наглухо закрыв въезд. Машина Доронина покидала гараж одной из последних. Поколесив немного по улицам, Доронин выехал на Третье кольцо, направился к себе домой, в центр города, на Таганку.
Домой – это тоже сильно сказано. Дома, в прямом смысле этого слова, да и в переносном тоже, у него не было уже три года. После ранения, на долгие два года его домом стала больница, а после выписки – комната в коммунальной квартире, в старом доме, на Таганке. Почему комната в коммунальной квартире? А ему, в той ситуации, в которой он оказался после выписки из больницы, в принципе было все равно где жить. А тут комната подвернулась. Доронин даже ее смотреть не стал, согласился на покупку, и комната стоила очень дешево. А когда переехал, обустроился, как ему было удобно, то комната ему даже понравилась. Когда он служил в армии, жил в худших условиях, в полуразвалившемся бараке, в казарме на сто человек, в  брезентовой палатке (не один месяц, зимой). Комната ему была нужна только для ночлега, он ее фактически как гостиничный номер воспринимал, только удобства общие, на этаже. Доронин купил комнату у отчаявшегося студента, которому комната досталась от умершей двоюродной бабки. И комнату тот не мог продать уже несколько лет, не то, что продать, он  комнату  внаем сдать не мог, там нормальные люди жить бесплатно отказывались, не то, что за деньги! Комната располагалась в четырехкомнатной квартире, а квартира в старом, не в старинном, а именно в старом, полуразвалившемся доме, который собирались сносить уже много лет, по непонятным причинам не сносили. В этом четырехэтажном доме были очень примечательные деревянные лестницы и деревянные перекрытия (перекрытия были видны на лестничных клетках, сквозь облупившуюся с потолков краску), в квартирах, в ванных комнатах газовые колонки, и большие черные дисковые телефоны в коридорах, прикрученные к стенам. Капитальный ремонт в доме не делали никогда. Дому было лет сто. Квартиры в этом доме были сплошь коммунальными, и абсолютно  все жильцы дома стояли в очереди на получение комфортабельного жилья. На очереди жильцы стояли по  многу лет, практически все имели льготы, кто-то был коренным москвичом, кто-то ветераном труда, а кто-то и малолетним узником сталинского режима. Но по горькой иронии в новую квартиру из этого дома не выехал еще не один жилец. Жильцы выбывали только на кладбище. Дом был просто заколдован. Жильцы попадали в этот дом разными путями, но исключительно не по собственной воле.  У кого-то комнату получали  родители, давно, еще до Великой Отечественной Войны, или бабушка с дедушкой, сразу после революции, а кто-то получал комнату, как служебную, переводил из служебной в муниципальную, приватизировал, с надеждой, что дом сломают. Не ломали!  Большинство жильцов в этом доме родились, выросли, женились, сами родили детей, состарились со всеми вытекающими отсюда последствиями, в доме сменилось  несколько поколений, люди рождались, стоя в очереди на квартиру, и умирали, квартиры  так и не дождавшись. Единственным человеком, который смог продать комнату в этом доме, был тот самый студент  (следует учесть, что студент был не коренным жильцом дома), что продал комнату Доронину. А единственным человеком, который купил в этом доме комнату добровольно, был сам Александр Доронин.

Доронин ехал домой. Так как был уже поздний вечер, машин на улицах, явно не приспособленных для передвижения личного автотранспорта москвичей и гостей столицы, количество которых (и москвичей, и гостей столицы и владельцев личного автотранспорта) множилось в геометрической прогрессии, значительно поубавилось,  но начался снегопад, как всегда зимой, неожиданно. Дорога до дома в этот вечер у Александра заняла полтора часа, хотя обычно он добирался минут за сорок. Всегда стойко переносящий московские пробки, в этот вечер он не смог сдержаться, ругался сквозь зубы  на нерасторопных коллег по несчастью, стоящих рядом с ним в пробке, колотил кулаком по рулю, гудел со всеми в унисон. Наконец, после полуторачасового мучения, вырулил на вожделенную Таганскую площадь. Остановился ненадолго у  грузинского ресторанчика, расположенного у метро «Марксистская», в котором был постоянным посетителем, прикупил себе на ужин порцию шашлыка, хачапури с сыром и зеленью, немного свежих овощей на гарнир, бутылку хорошего красного вина. Хозяин ресторана, его старый знакомый, тщательно упаковал заказ, завернул шашлык и хачапури в фольгу, все положил в пакет. Доронин, пока упаковывали его заказ,  перекинулся парой слов с официантами, и швейцаром, который к несчастью (или счастью)  был его соседом по дому, жил этажом ниже, забрал свой ужин, и, проплутав на машине пару минут по переулкам, оказался у своего злополучного дома.  Но машину у дома он оставлять не стал, это было опасно, хоть дом и располагался в центре города, машина, без постоянного присмотра, легко могла остаться к утру без колес, если вообще остаться на том самом месте, где ее оставили вечером. Доронин ставил машину на платную стоянку в двухстах метрах от дома. С пакетом в руках, он прошел от стоянки к своему злополучному дому,  поднялся по скрипучей лестнице на третий этаж. Распахнул дверь квартиры, которая оказалась незапертой, вошел в темную прихожую (лампочки в квартире перегорали часто из-за скачков напряжения, соседи лампочку не ввернули, скорее всего, весь вечер выясняли отношения, чья очередь вворачивать). Соседи у него были примечательными. Во-первых, Василий Семенович Иванов, или просто дед Вася, тихий алкоголик-пенсионер, несчастный одинокий старик, давно потерявший единственного сына, убитого еще на Афганской войне, и не так давно старушку-жену. Дед Вася был удивительной доброты человеком, и из-за своей доброты страдающим. Во-вторых, тетка Гала, или просто Гала, или Галина Осипянц, дама постбальзаковского возраста и невероятных размеров,  была идейной сталинисткой, одинокой старой девой, подкармливала всех бродячих кошек в округе (свою собственную кошку ей завести не разрешал сосед, о котором будет рассказано ниже), она трудилась где-то уборщицей, но все свое свободное время пропадала на всяческих митингах, собраниях, пикетах и семинарах, постоянно ругалась с дедом Васей, который, несмотря на свой преклонный возраст, исповедовал демократические убеждения, распевала по утрам революционные песни и курила «Беломор». Но Доронин был уверен, эти двое, прожившие бок о бок целую жизнь, без друг друга просто существовать не смогут. Дед Вася и Гала занимали небольшие, десятиметровые комнаты, а вот самым примечательными жильцами квартиры, занимающим большую комнату, просто огромную (Доронина жил в комнате все-таки  поменьше) был конечно, Магомед, невзрачный, бритый наголо мужичонка лет сорока и его большущее семейство (именно он не разрешал Гале завести кошку, был категорически против животных в доме). Магомед, представитель одной из кавказских народностей являл из себя занимательное зрелище. Как рассказали Доронину дед Василий и Гала, Магомед появился в их квартире сравнительно недавно, года три назад. Занял  большую, тридцатиметровую, комнату, освободившуюся после смерти одинокой профессорши, эта профессорша комнату свою не догадалась приватизировать, или не посчитала нужным, комната после ее смерти отошла государству. Эту комнату Магомед получил как служебную, числился где-то в муниципалитете дворником, и тут же перевез из горного аула свое огромное семейство, жен и детей. Жен во множественном числе, потому что их было несколько, четыре или пять, детишек же - семь-восемь. Сосчитать количество детей было трудно, их по очереди отправляли в родной аул подышать свежим воздухом, попить козьего молока и покушать натуральной пищи. А у жен Магомеда появлялись все новые и новые дети. Как только очередной жене Магомеда приходил срок рожать, она тоже уезжала в аул, и возвращалась через годик-полтора. Иногда Доронину казалось, что женщины менялись, уезжала одна, а приезжала другая, жены были все на одно лицо. На вопросы о семейном положении, Магомед твердил, что эти женщины вовсе не его жены, жена у него одна, проживает в ауле с родителями, а эти женщины его сестры, но шило в мешке не утаишь, детишки-то у этих «сестер» появлялись на свет реальные. И потом, как только Доронин вселился в свою комнату, Магомед, в симпатичном здоровом мужике сразу увидел  соперника, запретил тому разгуливать по квартире в нательной майке-алкоголичке без рукавов, сверкать голыми плечами и накаченными бицепсами. И сам Доронин, находясь на кухне или  в коридоре квартиры,  иногда замечал брошенный на него искоса взгляд из-под плотно завязанного платка очередной «сестры» Магомеда, пробегающей мимо. Но Доронину «сестры» Магомеда были совершенно не интересны, вызывали лишь тяжелые, негативные воспоминания, для него встреча однажды вот с такой вот «сестрой» закончилась очень  плохо…  Доронин удивлялся, как огромное семейство помещалось в одной комнате, хоть и тридцатиметровой. Он ради любопытства, которым  вообще-то не страдал, но тут утерпеть не смог, заглянул без приглашения в комнату Магомеда, и не увидел там вообще ничего. Комната Магомеда была пустой, без мебели совершенно, даже стулья отсутствовали. В углу  большой, двуспальный матрас (для хозяина), в другом углу холодильник (холодильниу в комнате из-за боязни, что дед Вася утянет продукты если холодильниу будет ему доступен), у окна – домашний кинотеатр. Пол в комнате был застелен коврами, на которых, скорее всего и спало огромное семейство (вповалку). Вещи семейства хранились в больших коробках, из-под холодильника и стиральной машины. Стояли  коробки в коридоре, возле комнаты. «Цыганский табор!» - резонно подумал, увидев такую неприглядную картину, Александр.  На какие деньги жило это огромное семейство, тоже было совершенно не ясно, но Доронин догадывался, что Магомед ведет какие-то темные делишки, криминальный бизнес.  Вселившись в эту «нехорошую» квартиру Доронин строго предупредил Магомеда, что криминалом тому заниматься не даст, и если заметит что-то подозрительное, Магомеду мало не покажется. Магомед грозного соседа  испугался, сильно струхнул, в квартиру никого постороннего не приводил.
Три года назад, Магомед вселялся в служебную комнату, с прицелом прописаться, утвердится в Москве, получить отдельную квартиру. И как говорится, попал… Квартира ему светила очень и очень не скоро. Дом   даже ветхим не признавали (хотя дом рассыпался), льготная очередь Магомеда не двигалась. Стенания Магомеда о том, как он попал, раздавались денно и нощно. Доронин, в те редкие часы, когда бывал дома, заслышав причитания Магомеда, всегда думал, что и он, Доронин, тоже попал. Он честно признавался, хоть и  убеждал себя, что ему все равно, где жить, но покупал он  эту комнату тоже с прицелом, что дом рано или поздно снесут, и он,  как и Магомед,  получит отдельное жилье.
Почему Доронин до сих пор не переехал на съемную квартиру из этого «вертепа»?  Ему просто было лень искать съемное жилье, но себя он оправдывал, что сильно занят на работе, хотя несколько часов посвятить поискам съемного жилья он, конечно мог.  Он размышлял - если снять отдельную квартиру, то сразу встанет вопрос, как быть с этой комнатой, бросить ее, забыть, что она есть, или поискать хоть каких-то жильцов? Но дед Вася, за рюмкой чая, рассказывал, что студент, живший в комнате до Доронина,  пытался ее сдавать. Снять комнату, увидев семейство Магомеда - кучу малолетних детишек и женщин в хиджабах, самого деда Васю, после очередной пьянки, спавшего в коридоре, грозную Галу необъятных размеров в цветастом халате,  боялись даже нищие гасторбайтеры.  В гости Доронин приглашал только боевых друзей, таких же как  он, прошедших огонь, воду  и медные трубы, лишь они могли отнестись философски  к  странным соседям Александра, и вообще,  обстановке в доме, в котором тот жил, и понять, почему он все еще здесь живет.  Женщины, включая его родную сестру Инну, в его комнате не бывали, он предпочитал посещать их сам.   Почему он не хотел жить как все нормальные люди, в комфортабельной квартире? И сам же  себе отвечал – а он не живет, он прячется, забился в уютную (вообще-то не очень), но очень глубокую норку, и вылезать оттуда не хочет. Ему вот так вот проще, удобней, он общается со своими бесхитростными соседями, командует ими. Ему, с его соседями, просто и легко, они камня за пазухой не держат, им от него ничего не нужно, как впрочем, и ему, от них. Лишь бы чистоту в квартире соблюдали и за свет во время платили. Когда он въехал в эту квартиру генеральной уборки там не делали года два, с того самого дня как не стало жены деда Васи, она при жизни кое-как чистоту в квартире поддерживала. Доронин, как истинный военный, чистоту ценил и уважал,  стены и пол в коридоре, на кухне, в туалете и ванной комнате, покрытые слоем грязи в несколько сантиметров терпеть не стал. Побеседовал с соседями, и через пару дней квартира сияла чистотой, сантехника белизной, плита на кухне была стерильной, стекла в окнах  прозрачными, как слеза, а на стене в коридоре висел  график уборки… Доронин предупредил – грязи в квартире не потерпит, убирать за собой должны все, по очереди, в зависимости от количества жильцов, так что больше всех досталось Магомеду с его многочисленным семейством, тот пытался возражать, но у Доронина, как говориться, не забалуешь, жены Магомеда убирали квартиру, как миленькие, а вот за Доронина и деда Васю взялась убирать Гала. Дронин ей за это приплачивал и за себя и за деда. Гала и дед Вася, наверное, были единственными в доме, кто в отдельном жилье не нуждался. Гала по идейным соображениям, а деду Васе отдельное жилье просто было не нужно, его все устраивало, в отдельном жилье он почти сразу  умер  бы от горя и тоски. У Доронина с дедом Васей и Галой сложились отличные отношения, они сразу увидели в нем защитника, вожака стаи. А вот с Магомедом Доронин был, как говорится, в контрах. Тот в новом соседе распознал соперника, и к тому же явного лидера. Магомед старался держать нейтралитет, понимая, что сосед представляет для его благополучия реальную опасность.

Доронин, войдя в темную прихожую, тут же крикнул:
- Добрый вечер, инвалидная команда! Почему опять света в прихожей нет? Просил, как лампочка перегорит, сразу вворачивать, ящик лампочек купил специально! И дверь входную, почему не запираете? Не в горном ауле мы живем, в Москве!
- Сейчас, сейчас, Саша, ты не ругайся!  Сейчас все будет… – раздался из дальнего угла голос деда Васи, скрип передвигаемой табуретки, и тут же вспыхнул свет, дед вкрутил лампочку.
- Ну вот, другое дело!- примирительно произнес Доронин, - Весь вечер, небось, спорили, кому лампочку вворачивать!
 - Что, ты, Саша, не спорили мы вовсе…- ответил дед Вася за всех, шаркая тапочками, прошмыгнул к входной двери, запер на замок, даже цепочку накинул. Магомед, в пижаме, Гала в цветастом халате,  вышли из своих комнат, молча, наблюдали за действиями деда. Доронин, стоя у двери своей комнаты, в расстегнутой куртке, с пакетом в руках, продолжал поучать нерадивых соседей:
- Магомед, скажи мне, тебе свет в коридоре,  не нужен? Ты в сортир не ходишь? Жены твои тоже? Святые они? В сортир им не нужно? Детишки в сортир не бегают? Ведь в темноте упадут, расшибутся!
Магомед, почесывая живот, произнес:
- Сколько раз говорить тебе, Саша, это не жены, а сестры мои…И они правоверные мусульманки…
- Сестры, говоришь, правоверные мусульманки? А чего они тогда детишек то рожают? От кого? С кем они спят, если не с тобой? Со мной? Нет, это я точно знаю. С дедом? Так он не сможет детишек сделать, даже если очень захочет. Тогда твои сестры точно - святые!               
- Саша, прекрати… - Магомед обиделся.
- Ладно, все хорошо, пошутил. Не особый поборник нравственности я, нравится тебе так жить, живи. Не судья! - Доронин улыбнулся.
В разговор вступила Гала:
- Сашенька, ты ужинал? Я голубцы приготовила, давай угощу?
-Спасибо!–поблагодарил Доронин,-Я у Георгия шашлык взял,  хачапури.
- Вай, что Георгий! Он хорошо готовит? Вот я хорошо готовлю!
 Готовила Гала действительно очень хорошо, и если бы не пропадала целыми днями на собраниях и митингах, проявила хоть толику желания, то могла бы открыть отличный ресторан. Но эта женщина видела свое призвание в другом… Доронин предложил:
- Гала, ты деда накорми голубцами, он, небсь, пенсию уже пропил, голодает, куски клянчит, или объедки собирает…
  Дед начал отнекиваться:
- Сашенька, я сыт!
 Но Доронин знал - это неправда. Дед, как только получал пенсию, пропивал ее сразу, в один день, потом, целый месяц побирался, выклянчивая в окрестных кафешках и ресторанчиках остатки еды. Его подкармливали из жалости. Доронин, когда ездил за продуктами, всегда покупал немного съестного и для деда, зная, что тот почти голодает. Деньги давать деду было бесполезно, пропивал влет! Он и комнату  продал бы, деньги пропил, если бы на комнату нашлись покупатели, а так деду, считай, повезло. Свободное время, которое было у деда постоянно, он посвящал сбору пустых бутылок и алюминиевых банок, сдавал в пункт приема вторсырья, полученные гроши пропивал. Дед тараторил:
 - Послушай, Сашенька, сыт я, честно, не заставляй Галу меня подкармливать, у нее у самой ничего нет, отдаст она мне голубцы, а ей завтра есть будет нечего!
Доронин подумал, кивнул, согласился, полез в свой аппетитно пахнущий пакет, достал оттуда лепешку хачапури, протянул деду, тот долго отнекивался, Александр просто всучил ему лепешку силком, и дед тут же вцепился в нее железными зубами, откусил большой кусок, он точно был очень голоден, прожевал, принялся истово благодарить:
- Спасибо, Саша, Бог послал соседа  замечательного! Спасибо тебе!
- Саша, ты святой…- вторила деду Васе Гала.
Доронин не ответил соседям, опять коротко кивнул. Да его соседи и не ждали ответа,  потому как такой вот спектакль повторялся практически ежевечерне. Доронин порылся в карманах, извлек ключ, отомкнул дверь, вошел, плотно закрыл дверь за собой. Щелкнул выключателем, зажег свет, бросил ключи и пакет с ужином на тумбочку возле входной двери.
После переезда в комнату он постарался обставить свое жилище по возможности комфортно, насколько позволял метраж,  хоть и очень не хотел  покупать что-либо, а хотел спать, как его сосед Магомед, на полу. А что, милое дело, никаких физических усилий и денежных затрат! Но резонно подумал, что несолидно бравому военному, подполковнику в отставке, и Начальнику службы безопасности Торгового центра, валяться как бомжу, он бы себя уважать перестал.  Поехал в мебельный,  купил раскладное  кресло (для гостей), тумбочку с зеркалом и пару кухонных тумбочек и шкафчиков. Купил еще большой раскладной диван (для себя), трехстворчатый шкаф,  пристроил его поперек комнаты, отгородив небольшой отсек у входной двери, где оборудовал кухонный уголок,  оснащенный по последнему слову техники,  холодильником, кофемашиной, микроволновкой, чайником, на общей кухне Доронин готовил крайне редко, хоть и был хорошим поваром, мог в готовке посоревноваться с Галой (армия учит всему!).  С другой стороны у входной двери, он обустроил своеобразную прихожую, с вешалкой для одежды, тумбочкой с большим зеркалом, у которого он причесывался, брился и завязывал галстук по утрам. 
Доронин снял ботинки, скинул куртку. Вешая куртку, думал о том, что бы сказали его маргинальные соседи, если бы узнали, сколько стоят его куртка, ботинки, мобильный телефон, часы? Если бы он озвучил им цену своих вещей, они бы не за что в  сказанное не поверили. И хорошо, что они цену его вещей не знали, в фирмах и лейблах не разбирались! Тут же  подумал, что за то время, что он жил в этой квартире, у него не пропал даже носовой платок! Его  соседи  отличались кристальной честностью!
  Стирал Доронин свои вещи всегда сам, раз в неделю, по субботам. Специально купил стиральную машину, установил в ванной комнате, рядом со стиральной машиной Магомеда, но разрешил в этой машине стирать Гале и деду Васе. Гладил Доронин сам, и гладил прекрасно! Научился гладить еще юным лейтенантом, когда жил один, без родителей, в казарме. И потом, когда уже женился, то все равно продолжил  сам гладить себе рубашки и брюки, виртуозно пришивать погоны (опять подтверждение – армия учит всему!). Его жена не гладить, не шить не умела. Единственное, что она для него делала – стирала, да и то, не сама стирала, в стиральной машине, жена только засовывала в машину вещи, вынимала постиранные и развешивала. Доронин не обременял ее глажкой. Зачем? Он это сделает быстрее и лучше, и так, как ему удобно.
Доронин переоделся в спортивные штаны и  футболку, накинув на шею полотенце, отправился в ванную комнату, принимать душ. После душа, перед ужином, да и после ужина, он методично набирал номер телефона Леши Лисицына, но абонент продолжал оставаться недоступным, и в одиннадцать часов вечера, и в двенадцать. Доронин улегся спать, но ему категорически не спалось, в его голове крутились и роились мысли, он был полностью уверен, что не запил Лешка, с ним что-то случилось. Что-то нехорошее…    

Глава вторая. Настя Кораблева. Зима.
 1
- Кораблева,  к главному редактору! Немедленно!  Кораблева, Вы, что не слышите? Немедленно все бросайте, и бегите к главному редактору! Игорь Владимирович  ждет! – кричала Вероника Притульская. «Господи, какой у нее визгливый голос!» - думала Настя Кораблева, корреспондент одной из крупнейших и популярнейших московских газет с миллионным тиражом, она прекрасно слышала, что ей говорила Вероника Валерьевна Притульская, начальник отдела специальных расследований, в котором трудилась Настя, но не обращая внимания на слова Притульской, она с невероятной скоростью печатала на компьютере, не глядя на клавиатуру, смотрела только на экран. Так профессионально печатала в отделе она одна единственная, у нее, на зависть всем, кроме диплома МГУ имелся диплом и машинистки–стенографистки. Настя заканчивала важную статью, для завтрашнего номера, и решила на крики своей начальницы не реагировать, тем более  что она уже почти допечатала. Вероника не унималась, она поднялась из-за своего стола, величественно, покачиваясь на высоченных каблуках, прошествовала по кабинету, остановилась у стола Насти, потребовала:
- Кораблева, немедленно встаньте, отправляйтесь к Игорю Владимировичу! Вы не слышите меня?
Настя,продолжая печатать,подняла глаза на Веронику, коротко ответила:
- Слышу.
- Тогда, почему Вы не выполняете моих распоряжений?    
- Я как раз  Ваше распоряжение выполняю, переделываю статью, что Вы дали утром, распорядились ее подредактировать! - Настя театрально пожала плечами.
- Кораблева, почему грубите? Набиваетесь на увольнение? – Вероника побелела от злости. Разговоры об увольнении Насти Кораблевой Вероника вела практически ежедневно, и даже ежечасно, прекрасно понимая, Настю никто никогда не уволит. Во-первых, Настя была классной, великолепной журналисткой, способной написать статью практически на любую тему в кратчайшие сроки, и, во-вторых, Настя Кораблева училась на одном курсе, в одной группе с главным редактором их газеты, Игорем Владимировичем Коротковым. Сама Вероника писала очень плохо, и осознавала, что без Насти работа возглавляемого ею отдела, остановиться, переделывать за нее тексты никто не будет (сейчас это делала Настя, но у той был особый статус). Вероника с работой реально не справлялась. На первый взгляд было удивительно, что именно Вероника, а не Настя, возглавляла отдел, но бросив на эту ситуацию второй взгляд, все становилось предельно ясно. Вероника была близкой подругой жены владельца издательского дома, выпускающего газету, и поговаривали, что близкой подругой не только жены издателя, но и самого издателя, и на  должность, что она занимала, ее назначили «по блату». Коротков против ее назначения возражал категорически, но Вероника считала себя журналисткой от бога, страдала манией величия, на должности начальника отдела настояла именно она. Издатель вздохнул, похлопал Короткова по плечу, пробормотал: «Ничего не поделаешь, Игорь, смирись…», и Веронику начальником назначил.  Вероника, обосновавшись в редакции,  замучила сотрудников скандалами, выяснением отношений, требовала безоговорочного поклонения и восхищения. Отдел лихорадило, Коротков хватался за голову, рвал остатки волос, выслушивал жалобы сотрудников, сам переделывал ужасающие статьи Вероники, но справиться с ней мирным путем не мог, а ругаться не хотел. Отдел стабильно заработал только тогда, когда на работу, теперь уже по настоянию Короткова (баш на баш),  пришла Настя. Игорь случайно встретил Настю на одной из пресс-конференций, она представляла скандальную «желтую» газету, но мечтала о серьезной работе в крупной газете. Имя Короткова уже гремело по всей Москве, и очень многие, знакомые и совсем не знакомые обрывали у Короткова телефон, просились к нему на работу. Все, кроме Насти, хотя отношения у нее с Коротковым во время учебы в МГУ были прекрасные, и после окончания учебы они по-дружески общались, но позвонить Короткову, попроситься к нему в газету, не смотря на свой настырный, упорный характер, Настя стеснялась. Да и резюме у Насти было не блестящим, хоть она имела огромный опыт работы и имя в журналистском мире, но официально, в крупных газетах практически не работала. Коротков, увидев Настю, сразу сообразил, именно она ему нужна, она его спасет, сможет урезонить Веронику. Настя будто уловила его мысли, попросилась к нему на работу. Он  взял ее с испытательным сроком, с условием, что она будет делать все, что скажут,  и терпеть неадекватную начальницу. Настя терпела, работала как проклятая, за себя и за нее, и за того парня. А у нее выхода другого не было, у нее на руках был двенадцатилетний сын, не было мужа, не было алиментов на сына,  собственной квартиры (с сыном жила на съемной). Но у нее была ЦЕЛЬ...Настя, и Вероника прекрасно понимали – между ними идет бой не на жизнь, на смерть. Вероника наступала, Настя отступала, что бы потом зайти и ударить с флангов. Вероника чувствовала, что если именно сейчас сдаться, уволиться, ее гламурная тусовка сразу поймет, что никакая она не журналистка, а так обычная бездарность (кем она и была), и не могла допустить победы обычной провинциальной плебейки, замарашки-золушки, хоть в гламурной тусовке поговаривали,  ребенок у этой замарашки от очень известного человека. Настя имя отца ребенка тщательно скрывала, упросила Короткова, который его имя знал прекрасно, никому не  рассказывать. Тот поклялся страшной клятвой, слово держал.
  Настя звонко ударила по клавише компьютера, поставила  последнюю точку, двинула мышкой, вывела рукопись на печать, со словами:
- Получайте, Вероника Валерьевна! – с грохотом отодвинула стул, и, хлопнув дверью, направилась в кабинет главного редактора.

2
В приемной Короткова, секретарь, на вопрос Насти вызывал ли ее Игорь Владимирович, только закивала, подбородком указала на дверь, секретарь была занята важной работой, делала себе французский маникюр, высунув  язык, тщательно выводила на кончиках длинных ногтей белые полоски. Коротков, не смотря на гениальность, был начальником никаким, сам работал с утра до ночи, считал, что не барское дело сотрудников заставлять работать, все взрослые люди, должны понимать, что зарплату платят не за сидение в офисе, за работу.  Понимали далеко не все.
Настя толкнула дверь кабинета Короткова, тот сидел, по уши зарывшись в бумагах, коих в его кабинете были горы, да не какие-нибудь там Альпы или Татры, а Гималаи, или Тибет. Горы бумаг были везде, на двух столах и под столами, в трех шкафах и на шкафах, на стульях, на полу. И Коротков в этих горах бумаг прекрасно ориентировался. Настя сняла с одного из стульев стопку бумаг, пристроила на стол, поверх других, тут же услышала:
- Когда будешь уходить, не забудь положить эти бумаги на место, не путай меня! – Коротков выглянул из-за стопок бумаг, как черт из табакерки, сверкнув стеклами очков. Настя спросила:
- Игорь, ты зачем меня вызывал?
- Ты статью закончила, для завтрашнего номера?
- Закончила. Вообще-то это не моя статья, а Притульской.
- Да знаю! – Коротков двумя руками растрепал буйную шевелюру, от которой осталось жалкое воспоминание. Настя улыбнулась – с редкими рыжими всклокоченными длинными волосами, в круглых металлических очках он напоминал безумного клоуна. Коротков продолжал оправдываться:
- Настюх, но не могу я ее выгнать, ты знаешь, чья она протеже!
- Знаю! - Настя кивнула, попросила, - Игорек, умоляю, если я  нужна, на мобильный звони. Вот сейчас на городской позвонил, так Притульская из этого звонка целый спектакль разыграла!
- Мобильный у тебя не отвечал, я пытался позвонить. Проверь!
- Извини, я печатала, не слышала…
-Много переделывать пришлось? Очень плохо? – спросил он участливо.
- Не плохо, очень плохо, не переделывать - переписывать!
- Извини, родная! Вероника Притульская наш общий крест. Как говориться, неси свой крест, и веруй. Мы с тобой обречены  стерву терпеть. Когда ей надоест из себя журналистку корчить, когда она угомониться?
- Игорек, ты меня о Веронике поговорить вызвал? Я не хочу говорить о ней, лучше пойду, работы непочатый край…- Настя попыталась встать.
- Погоди! - остановил Настю Коротков, - Не о Веронике говорить хотел, задание дать, интересное. Сам бы занялся, не могу, именно сейчас. Просто кроме тебя с  этим заданием никто не справиться! Раскрутишь дело, серию статей выдашь, сверхурочные заплачу, премию выпишу. Очень прошу, Настя!   
Настя вся обратилась вслух, похоже, назревало что-то интересное, а интересные случаи она ой как любила! Да еще и денег обещают дополнительно заплатить. Красота! Коротков говорил:
- На юге Москвы, в Бирюлево, с крыши пятнадцатиэтажки сбросилась семнадцатилетняя школьница, примерная ученица, любимица родителей… Тихая, скромная девочка. Девочка погибла.
- Ты хочешь, что бы я подростковых самоубийствах написала? Так писали уже… Опять эту тему поднимать?
- Да нет! Девочка записку оставила, похоже, она в какую-то секту попала! Так полиция считает. Мне знакомый с Петровки звонил. Ты давай, поезжай туда, мы первые будет, об этом еще никто не знает. Про секту будешь писать. С родителями поговори, узнай, что за секта, если ты туда сможешь проникнуть, с сектантами поговорить, с руководителями, прекрасно будет. Ой, какая хорошая тема! - Коротков мечтательно поднял к грязному потолку глаза. Он, как и Настя, интересные случаи обожал. А Насте задание не понравилась:
- Игорь, у меня ребенок, ты забыл? Если со мной что произойдет, ты моего ребенка поднимать будешь? Или Вероника?
- Настюх, не отказывайся! Просто знакомый с Петровки говорил, что в секте этой одни девушки состояли, мужчин не было, а кого из девушек я туда пошлю? Нет у меня талантливых девушек, ты самая талантливая! И не случится ничего, ты до критической точки не доводи, как почувствуешь, что жареным пахнет, сразу мне звони, я прибегу… – Коротков Настю умасливал, - Вот напишешь серию статей, их под нос Веронике ткнем, может тогда оставит она нас в покое. Настюх, а?
Настя сдержанно кивнула. Ей страшно не хотелось никуда ехать. За последние дни она очень устала, и физически и морально, так получалось, что она всю предыдущую неделю работала без выходных, постоянно моталась по Москве, собирала материал для статей, приезжала в редакцию ближе к вечеру, и до поздней ночи  работала над собранными материалами. Ее сына забирала из группы продленного дня соседка (добрая душа, она понимала, как Насте трудно, помогала ей, но вообще то, не бескорыстно) вместе со своим сыном, Санькиным одноклассником, кормила ужином, проверяла у мальчишек уроки. Настя частенько заявлялась к соседке за своим ребенком ближе к полуночи, мальчика приходилось будить, и сонного вести домой. Сын очень на Настю обижался, часто повторял, что его самая заветная мечта – провести вместе с матерью   каникулы, всего лишь неделю, только вдвоем! Неделю! Настя не могла себе этого позволить. Ночью она рыдала в подушку от стыда перед собственным сыном, понимала – она, наверное, самая плохая  мать в мире,  ребенок практически ее не видит, уроки у него проверяет чужая тетка! Мать Насти постоянно просила дочь отправить мальчика жить к ней, чтобы она, бабушка,  заботилась о внуке, у нее гораздо больше свободного времени, чем у дочери. Тем более, бабушка работала директором школы, и мальчик мог бы учиться в ее школе, и такое уже было, мальчик пошел в первый класс именно в бабушкиной школе.  Настя осознавала – часто ездить в другой город, к матери и сыну она не сможет. Мать Насти жила в Великом Новгороде, десять часов на поезде, а на автобусе все двенадцать.

Настя взяла у Короткова листочек с адресом погибшей девушки,  почитала адрес, подумала: «Господи, как далеко! Сколько же мне туда тащиться придется!». Вернувшись в отдел (огромный зал, разделенный на небольшие отсеки), распахнула стенной шкаф для верхней одежды (сотрудники отдела, традиционно, не раздевались в гардеробе)  достала пальто, в котором сегодня заявилась на работу, очень модное, красивое, но тонкое, осеннее. В пальто ходить было еще рано, зима в самом разгаре, холод – минус десять, скорую весну синоптики не обещали. Но Настя вчера выбросила старую шубу, по причинам весьма уважительным. Недорогая шуба из серого козлика, купленная еще ее б.м. (бывшим мужчиной, а не бывшим мужем),  выдержала долгие девять зим, на десятую зиму шуба порыжела, разлезлась по швам. А вчера утром Настя вместе с Коротковым ездила в крупную газодобывающую компанию, на интервью с генеральным директором. Надо сказать, что Коротков часто возил Настю с собой на ответственные мероприятия, она обладала бесценными для журналистки качествами, хорошей памятью, наблюдательностью и отличной реакцией. Коротков задавал вопросы, Настя все записывала на диктофон, параллельно делала заметки в блокноте, быстро интервью расшифровывала (с едкими, точными комментариями), готовила материал к печати. Но автором этих совместных материалов всегда был Коротков, фамилия Насти не упоминалась. Настя не обижалась– Коротков с ней делился гонораром, отдавал ровно половину. Честно говоря, Коротков от ее б.м. мало чем отличался, за б.м. она писала статьи в течении пяти лет, тот ее способности использовал на полную катушку, не брезговал, это сейчас б.м. статьи писать не нужно, он себе имя уже сделал, в его талантах теперь  никто не сомневается. Но вернемся к шубе. Настя с Коротковым приехали на интервью. Их провели в приемную перед кабинетом генерального директора, предложили раздеться, секретарь, девица модельной внешности лет двадцати пяти, взяла шубу Насти, распахнула шкаф для верхней одежды, и повесила облезлую шубу рядом с шубой из серебристой норки, по всей вероятности, своей.  Настя заметила, как неприлично выглядит шуба известной журналистки, по сравнению с приличной шубой обычной секретарши! И тут же твердо решила –  шубу больше не оденет, никогда! Вечером, приехав домой, она запихала шубу в большой пластиковый пакет, вынесла на помойку. Но утром встал вопрос – в чем идти на работу – в коротком пуховичке, в котором Настя гуляла с Санькой и ездила к матери в Великий Новгород, или в осеннем пальто. Но  пуховик хорошо смотрелся только с джинсами и мягкими сапожками-уггами. В джинсах и уггах она на работу пойти не могла. Она и так одевалась очень скромно–в простенькие брюки и свитер, по сравнению с вычурно одетой Вероникой. В сапожках без каблуков и джинсах рядом с модницей-Вероникой она выглядела бы вообще жалко. Настя вырядилась в осеннее пальто. Пальто она купила  сразу после Нового года, у коллеги, которая еще осенью привезла  пальто из Милана. Пальто было бежевым, двубортным, из верблюжьей шерсти, длиной по колено, из последней коллекции «МаксМара» (может быть и подделкой под фирму, но очень качественной). Коллеге пальто было маловато, а Насте подошло. В московском магазине такое пальто стоило  тысяч пятьдесят,  коллега просила всего-то двадцать. Но двадцать тысяч для Насти были огромными деньгами, она считала каждую копейку, и двадцать тысяч на себя потратить не могла. На Саньку – да, на себя нет. Себе Настя  покупала только необходимое и дешевое, лицо мазала детским кремом, мылась детским шампунем, декоративной  косметикой не пользовалась. Но наступающей весной надеть ей было нечего, все равно пришлось бы что-то покупать. Помог Коротков, выписал Насте внеурочную премию на Новый год, и Настя сделал себе подарок. В этом пальто, в сапогах на высоких каблуках, подарок  матери на ее тридцатилетний юбилей, два года назад, Настя отправилась в то злополучное утро на работу, и вот теперь  должна была тащиться в Бирюлево! Хорошо еще, что у нее был единый проездной билет, ей газета проезд в городском транспорте оплачивала. Учитывая, сколько Настя ездила, оплачивая постоянно проезд, она бы разорилась окончательно. Каждый раз, прикладывая билет к валидатору в общественном транспорте, она мысленно благодарила Короткова, так удачно появившегося на ее пути.
3
И вот Настя тряслась в вагоне метро,  пригрелась в уголке, жалела себя, и до того себя запилила, что почти плакала. Почему у нее все не так?  Почему ей так страшно не везет в жизни? Почему всем кругом везет, а ей нет? Она молодая, умная, талантливая, симпатичная. Она заботливая, хорошая хозяйка. Она очень любила б.м., родила ему сына, помогала ему во всем. И, только  благодаря ей, он добился известности. Вот бы его поклонники, а еще больше, спонсоры, удивились, узнав, что он бросил свою первую жену с ребенком. Оставил на улице, без средств к существованию.
Настя мысленно рассуждала. Вот взять хотя бы Веронику.  Красавица, любовник богатый, работа приличная, с хорошей зарплатой, и на работе она не перетруждается, за нее такие дурочки, как  Настя, вкалывают! Настя прекрасно понимала, что Веронике просто завидует, и что зависть мерзкое, отвратительное чувство, и тут же оправдывала себя - она простая, обычная женщина, совершает ошибку за ошибкой, на ней все кому не лень ездят,  б.м., Коротков, особенно Вероника. Она, Настя, «бедная золушка», завидовать кому-то спокойно  может, ей позволительно. Иногда Насте хотелось стать Вероникой. С такой же отличной фигурой, длинными ногами, в дорогих, без затяжек, тонких колготках (Настя обладала способностью рвать новые колготки буквально сразу же, как надевала),  носить туфли на высоченных каблуках круглые сутки, и,  ни разу, не пожаловаться, что ноги устали, горят и гудят. Мечтала иметь такие же густые светлые  волосы, всегда идеально прокрашенные, гладкие и блестящие,  чистые и стильно уложенные, в любое время суток. И макияж у Вероники тоже всегда был в идеальном порядке, не осыпался, не размазывался, не днем не ночью. Вероника хлопала сильно накрашенными ресницами (нарощенными?), уверяла всех, что это ее настоящие ресницы, они от природы у нее очень длинные, поэтому она не может пользоваться удлиняющей тушью, если она накрасит ресницы такой тушью, они будут задевать за ее брови. Настя, слушая эту чушь, покатывалась со смеху, но тихонько, про себя, вслух засмеяться она не могла, Вероника все-таки была ее начальницей.  Но все равно, не смотря на глупость Вероники,  Настя удивлялась огромной силе воле, которой та обладала. Она, же практически ничего не ела. Отказывалась от сладкого и мучного,  пила  целыми днями только зеленый чай без сахара, не участвовала в общих застольях, приглашения  отметить чей-либо день рождения, игнорировала, удалялась из офиса с гордо поднятой головой. На удивленные вопросы сотрудников, как же она живет без еды, Вероника отвечала, что приедет вечером домой, салатик  из руколлы и фазилиса с лимонным соком поест, без соли, и, конечно же, без масла. Настя  никогда от праздников в офисе не отказывалась, это была ее единственная возможность плотно поесть, деликатесов, да еще Саньке вкусненького прихватить. Обычно рацион Насти составлял крепкий сладкий черный растворимый кофе, печенье или сушки, и сигареты, больше пачки в день, а на ужин пельмени (если ужинала она одна, сын уже спал) или сосиски с макаронами или картофельным пюре, если ужинала с Санькой (сын обожал сосиски). На диетах Настя никогда не сидела, она от природы была худенькой, да к тому же моталась целыми днями по всей Москве, физические и моральные силы расходовала. И еще Вероника никогда не болела, вернее никогда не жаловалась не на головную, не на зубную боль. Никогда не простужалась, круглый год ходила в коротких  платьях без рукавов, пиджака поверх платья не надевала, даже зимой. Зимой, на летнее платье надевала шубу, а на ноги обувала  высокие сапоги из  тонкой кожи, на шпильках. Вероника же на машине с шофером передвигалась.
Снимая почти  год квартиру в четырех трамвайных остановках от станции метро «Преображенская площадь», Настя убедилась, что трамвай самый ненадежный вид транспорта. Трамваи постоянно ломались, или легковые машины преграждали рельсы, образовывая пробку, и трамваи вставали,  выстраиваясь длинной вереницей. Садясь в трамвай, Настя понимала, что в пятидесяти случаях из ста, трамвай, ее до дома не довезет, ей придется идти пешком как минимум полпути. Можно было, конечно, сесть на маршрутку, и гарантированно доехать до дома, но стоила маршрутка двадцать пять рублей. Двадцать пять рублей Насте было страшно жалко,  можно купить Саньке лишнее мороженое! И еще Насте  рано утром, приходилось провожать сына в школу, они вдвоем бежали по обледенелым тротуарам, лезли по сугробам, для такого марафона сапоги на каблуках не обуешь, перелом ноги гарантирован, тут сапожки-угги нужны, и короткий пуховик.
Вообще-то Настя подозревала, что волосы у Вероники наращенные, и обладай она, Настя  достаточной суммой денег,  ее волосы были бы в таком же идеальном состоянии и без наращивания. И длинные ногти Вероники были тоже искусственного происхождения и не малых денег стоили. А сияющая кожа без единой морщинки, хоть Вероника была старше Насти лет на пять (у Насти морщинки уже появились, у глаз, и на лбу, она на полном серьезе подумывала о ботоксе) чудо пластической  хирургии, и утиные губы - хирургический шедевр. Так же, чудом пластической хирургии являлись и отдельные части тела Вероники,  ее грудь, точно. Что касается подтянутых рук и ног, упругой попы и плоского живота, то это, скорее всего результат ежедневных физических упражнений. Настя поражалась – у Вероники хватало силы воли ежедневно ходить на фитнес! Она сама о фитнесе даже не помышляла, во-первых, у нее не было на фитнес денег, во-вторых, она семь дней в неделю работала, и сил ей хватало только до дома  добраться, а дома у нее Санька, на которого  силы нужны, в первую очередь. Иногда, вечерами, она так уставала, что с Санькой даже поговорить не могла, убеждала, сына, что слышит все, что он рассказывает, хотя это было совершенно не так. У Вероники на фитнес денег и сил хватало (с учетом, что она по ее словам, практически ничего не ела, неизвестно,  можно ли считать за еду траву, которую она щипала на ужин).  Детей у нее не было, она работала намного меньше Насти, вернее  вообще не работала, только красовалась, комплименты от прихлебателей выслушивала. Каждый из прихлебателей должен был сказать по комплименту в час, то есть каждые десять минут Вероника получала по комплименту, это поддерживало ее завышенную самооценку. Настя в количество прихлебателей не входила, комплименты говорить от нее не  требовалось, поэтому отношение Вероники к Насте было соответствующее, то есть плохое. Вероника вообще не любила людей, успешных, более, чем она. Не важно, в чем. В личной  жизни, в творчестве, внешне более привлекательных. Если  мужчина или женщина в чем-то превосходили Веронику, то сразу же подвергались с ее стороны сумасшедшей обструкции. Вот и Настя, более талантливая, чем Вероника, коммуникабельная, обожаемая коллегами и начальством, пусть и одинокая, но мать замечательного сына, вызывала у Вероники ненависть. Она при виде Насти от ненависти просто захлебывалась. Временами Настя боялась, что Вероника, ругая нерадивую сотрудницу, реально захлебнется ядом, или надуется, как воздушный шарик, нет, не  шарик, скорее как надувная резиновая кукла, и лопнет. По офису полетят ошметки ее золотистой загорелой кожи, красных губ, светлых длинных (нейлоновых) волос, глаз с торчащими  загнутыми (проволочными) ресницами, нарядного, плотно сидящего на ее  стройной  фигуре, шелкового платья. Ужас... Представив себе лопнувшую надувную куклу-Веронику, Настя заулыбалась. Ее плохое настроение чуть улучшилось, она вдруг поняла, что совсем себя запилила, и  продолжила думать о себе в другом, позитивном направлении. Она, Настя, выглядит ничуть не хуже Вероники. Да, она не пользуется косметикой и одевается много скромнее, но фигура у нее хорошая, она высокая и худенькая,  и волосы у нее длинные светлые (свои!). И если она чуть-чуть отдохнет, хотя бы недельку, то и синяки у нее под глазами уйдут, бледная кожа засияет, естественный румянец появится.  И от мужчин у нее до сих пор нет отбоя, с ней на улице знакомятся мужчины, всех возрастов, и замуж предлагают выйти, и это с учетом, что у нее ребенок двенадцати лет.  Абсолютно все мужчины обращают внимание  на ее голубые глаза, яркие губы, чуть вздернутый носик. Один из местных газетных плейбоев, пытаясь ухаживать за Настей, говорил - она похожа на голливудскую звезду, вот только Настя не запомнила, то ли Шерон Стоун, то ли Шарлиз Терон.
4
Настя допехала, наконец, до станции метро «Варшавская», с двумя пересадками, шлепала на высоких каблуках по длиннющим заплеванным переходам, поднималась и спускалась на эскалаторах, толкалась в толпе агрессивных, уставших пассажиров. Она вышла на улицу, достала  из кармана пальто листочек с адресом, посмотрела название улицы и номер автобуса, на котором до нужной  улицы  необходимо было доехать, принялась искать остановку автобуса. Остановка никак не находилась, и все кого она не спрашивала, где может быть остановка, показывали ей на остановку маршрутного такси. Пробродив более получаса, страшно замерзнув в легком пальто, так и не найдя нужного автобуса, Настя решила ехать на маршрутке. Она уселась в маршрутку, на удобное место, рядом с водителем, улыбнулась замерзшими губами, отдала двадцать пять рублей, почти оторвала от сердца, спросила, когда будет нужная ей улица, водитель (молодой кавказец) улыбнулся Насте в ответ, пообещал остановиться, заверил, ехать им долго. Настя кивнула, скинула с головы шарф, а кисти рук наоборот засунула в рукава пальто, что бы согреть, поежилась, и погрузилась в свои невеселые мысли. Но теперь не о Веронике Притульской, а о предстоящем тяжелом разговоре с родителями погибшей девушки, Юли Лисицыной. Как с ними говорить, как подобрать слова?  Настя выстраивала в голове план разговора, и понимала, что вот так вот, нахрапом, как предлагал Коротков, решить вопрос не удастся. Ей, скорее всего, придется говорить с родителями Юли Лисицыной не один раз.  Она была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как маршрутка остановилась, и водителю  пришлось несколько раз повторить, что они уже приехали, и необходимая ей улица справа от дороги. Настя кивнула, поблагодарила, выбралась из маршрутки, накинула на голову шарф, семеня по снеговому накату на высоких каблуках, поспешила к высотным домам, стоящим в отдалении. Надо отметить, с противоположной стороны дороги, напротив домов был обширный пустырь, чуть дальше  заброшенное строительство, а еще  дальше дымили трубы теплоэлектростанции. И опять Настя всех встречных и поперечных расспрашивала о нужном ей доме. К удивлению Насти, людей на улице было немного.  Она кидалась к редким прохожим,  спрашивала, спрашивала. Ей нужен был пятый корпус девятнадцатого дома, но именно пятый корпус она найти не могла. И все корпуса – и первый, и третий и восьмой, были абсолютно одинаковыми, братьями-близнецами. Наконец, она заметила на стоящем в отдалении  корпусе, абсолютно таком же, как и все предыдущие, большую цифру пять, подумала, что  проходила мимо  неоднократно, но почему то номера пять на корпусе не разглядела. Настя с облегчением выдохнула,   бросилась к вожделенному дому. Остановилась на углу, чуть отдышалась, поправила на голове сбившийся шарф, завязала  потуже,  и, не спеша, засунув руки в карманы пальто, пошла вдоль дома к первому подъезду. У нее на листочке с адресом было записано - дом девятнадцать, корпус пять, первый подъезд, тридцать шестая квартира.   
 Настя остановилась у двери первого подъезда пятого корпуса девятнадцатого дома, протянула руку, что бы нажать на кнопку вызова домофона, но сделать этого не успела. Дверь подъезда  резко распахнулась, и ей на встречу шагнул мужчина в черной кожаной куртке. Настя оторопела, замерла от неожиданной встречи, а мужчина одной рукой придержал входную дверь, а другой галантно указал девушке на темное нутро подъезда, свет в подъезде не горел.  Настя в темный подъезд зайти не решалась, стояла у двери, разглядывала мужчину, находящегося перед ней. Заметила – мужчина высокий, крепкий,   широкоплечий, с густыми короткими темно-русыми волосами, правильными чертами лица, серьезными карими глазами. Симпатичный. Уверенный в себе. Увидев его, Настя  подумала,  наверное, хорошо иметь такого мужика начальником, сразу видно за ним, как за каменной стеной. Такой, напраслину, как Вероника, громоздить не будет,  на ответственное задание сам поедет, а не девчонку пошлет, не в пример Короткову. Настя понимала, пауза затянулась, нужно идти в темный подъезд, но  с места не сдвинулась, спросила стоящего перед ней мужчину:
-  Скажите, а тридцать шестая квартира   на каком этаже?
Тот откровенно вопросу удивился, передернул плечами, ответил:
- На девятом…- и в свою очередь спросил, - А зачем Вы идете к Лисицыным? Что Вам от них нужно?
- Я, мне? - Настя мучительно подыскивала слова, оправдывающие ее. Понимала, именно сейчас идти к Лисицыным не нужно, но она, на свою голову, обещала Короткову сенсацию, тот от ожидания эксклюзивного материала слюной исходит, в своем кабинете, заваленном бумагой, на кресле подпрыгивает. Она сказала правду:
- Я журналистка, из газеты, хочу поговорить с родителями покойной Юли Лисицыной. Хочу написать статью.
Мужчина поднял одну бровь:
- Статью в газету о смерти девочки? Боже, какой цинизм! У Вас хватит совести вот сейчас идти и расспрашивать горем убитую мать, выяснять, что она чувствует после смерти дочери? Журналисты! Акулы пера, однозначно. Папарацци гребаные, стервятники…
Он говорил резко, откровенно грубо. Насте пришлось защищаться:
- Я хочу написать не о смерти девочки, я хочу написать об обстоятельствах ее смерти, что бы другие дети и их родители прочитали и поняли, что произошло, и почему это произошло…
- Да, конечно. Флаг Вам в руки… - мужчина кивнул. И улыбнулся. Улыбнулся необычно, просто потрясающе, такой улыбки Настя никогда не у кого не видела, и была его улыбкой заворожена. Мужчина улыбнулся только глазами, уголки его губ чуть поднялись вверх, а в глазах заиграли смешинки. Улыбка продлилась не больше секунды, но этой секунды Насте хватило, что бы запомнить мужчину надолго, если не навсегда. Она категорически не хотела его отпускать, хотела поговорить, объяснить, что она не стервятник и не акула, но опять не смогла сформулировать свои мысли, и опять попала впросак. Она спросила чушь, и на эту чушь получила соответствующий ответ.  Она спросила:
- Вы что знакомый Лисицыных? Или их родственник?
Мужчина, иронично усмехнулся, ответил:
- Я, нет… Что Вы…
-Откуда Вы знаете, что я иду к Лисицыным? Вы в этом доме живете?
-Вы спросили про тридцать шестую квартиру, я знаю, что в тридцать шестой  живут Лисицыны, у них погибла дочь. Подробностей ее смерти  не знаю, и вообще, я совершенно в другом месте живу. Извините, спешу!
Мужчина отпустил дверь. Насте, чтобы дверь не закрылась, пришлось ее перехватить. Она так и стояла, придерживая дверь рукой, наблюдала за мужчиной. Тот отошел на несколько шагов от подъезда, остановился рядом с машиной, большим джипом «Гранд Чероки», припаркованным чуть в отдалении. Из кармана достал ключи, щелкнул сигнализацией, уселся в машину, и тут же тронулся с места,  скрылся из глаз. Настя подумала, что вот эта машина идеально подходит мужчине, у него должна быть только такая машина, и не какая другая. Внушительная, немного потрепанная, но  серьезная и  надежная. Как и он сам.   Настя тяжело вздохнула, шагнула в темноту подъезда…
5
Пока ждала лифт, поднималась в кабине лифта, исписанной матерными словечками на девятый этаж, Настя думала о мужчине, только что оказавшемся на ее пути. Кто он, что здесь делал, почему знает о трагедии в семьи Лисицыных? И тут ее осенило. Этот мужик - полицейский, какой-то большой чин, или он из прокуратуры, а скорее всего, из  ФСБ. Точно из ФСБ, Джеймса Бонда из себя изображает! Да пошел он куда подальше, учить он ее будет, ученая, до мозга и костей, сама кого хочешь, научит! Настя крайне не любила представителей выше перечисленных силовых структур, общение с ними никогда не доставляло ей удовольствия. Раньше она общалась лишь с низшими чинами, а вот теперь ей попался начальник, хоть и очень симпатичный, но…
Настя вышла из лифта, остановилась напротив  тридцать шестой квартиры, выдохнула, нажала на кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась, на пороге появилась женщина неопределенного возраста, страшно уставшая, почерневшая, растрепанная, кутающаяся в байковый халат. Она явно ожидала увидеть кого-то другого, и, увидев Настю, просто отшатнулась. Произнесла:
- Что Вам нужно, девушка?
Настя заговорила:
- Простите Бога ради, я понимаю, у Вас такое горе, но мне очень нужно поговорить с Вами…
Женщина тяжело оперлась о дверной косяк, прислонилась лбом к двери, и, как будто собираясь с силами, спросила:
- Вы из милиции, то есть из полиции?
- Да нет, я из газеты, журналистка… - ответила Настя.
-Вы хотите писать о смерти Юленьки? Зачем? – женщина недоверчиво смотрела на Настю. Настя подумала, ее сегодня уже спрашивал, зачем она хочет писать о смерти девочки, тот мужчина на улице. Она замотала головой:
- Нет, что Вы, я хочу писать абсолютно о другом! Я знаю, Ваша дочь попала в секту…
- В секту? Да, нет, не было никакой секты…
- Давайте поговорим об этом, можно я войду?
Женщина посторонилась, пропустила Настю в квартиру. Настя сняла пальто, повесила на крючок в прихожей, там же пристроила шарф, принялась стягивать сапоги, но женщина махнула рукой, мол, не нужно, скрылась в глубине квартиры. Настя осталась одна в полутемной прихожей, оглянулась вокруг, поняла – перед ней неприкрытая бедность, почти нищета. А что она хотела увидеть в доме, расположенном на выселках, у кольцевой дороги, окна, которого выходят на пустырь, заброшенную стройку и дымящую теплоэлектростанцию, в доме, где темный подъезд, и лифт исписан матерными словами? Настя прошла в комнату, присела на обшарпанный диван, окинула взглядом комнату. Скорее всего – гостиная – выцветшие до белизны бумажные обои, старая мебель: фанерная стенка, диван, два кресла, огромный, старый телевизор,  новым этот телевизор был лет десять назад. Таких телевизоров Настя не видела уже давно, в Москве не видела, у нее на родине, в Великом Новгороде, такие телевизоры еще остались. В мебельной стенке, за стеклянными дверьми, стояли фотографии, и притягивали Настю как магнитом. Настя встала с дивана, подошла поближе, пригляделась к фотографиям, и тут же поняла, почему ее так к ним тянуло. На нескольких фотографиях она увидела того самого мужчину, с которым разговаривала у подъезда. Но на фотографиях он был на десять лет моложе, в военной форме, с майорскими погонами на широких плечах, ему очень шла военная форма, и он улыбался, и не глазами, как только что при  разговоре с Настей, а белоснежной улыбкой во все тридцать два зуба. Настя разглядывала фотографии, не заметила, как хозяйка квартиры подошла, встала у нее за спиной, спросила:
- Что Вас так привлекло?
Настя обернулась, показала пальцем на одну из фотографий, где был изображенный ее недавний знакомый (или незнакомый?):
- Я видела только что этого мужчину, на улице. Кто это?
-А, это боевой товарищ моего мужа, Саша Доронин. Представляете, мы все думали, Саша погиб в Чечне, в очередной командировке, три года назад. Он вместе с моим мужем служил. Мой муж тоже военный. Так вот, мы думали, что Саша погиб, я плакала, а муж-то как переживал! Сашку все любили,  про него даже легенды ходили, он воевал как бог, любое задание  Саша выполнял на «отлично», начальство на него молилось. Да Вы же его видели, заметили - красавец мужик, ведь он еще на гитаре играет, и поет великолепно! Девушки  вешались на Сашу гроздьями, да что там говорить, я тоже в него влюблена была. Но у него жена красавица, почти фотомодель, вроде не плохо они жили, по крайней мере, детишек двоих родили, его детишки чуть моложе наших с Лешкой оболтусов. Леша – мой муж. Вот он! - женщина указала на симпатичного белобрысого мужчину лет тридцати, сфотографированного рядом с красавцем-майором. Глядя на фотографию, Настя сделала вывод, что муж женщины чуть моложе майора, которого она видела только что, и сейчас, на вид ему было около сорока, значит  женщине, что стояла перед Настей и ее мужу лет по тридцать пять, выглядела женщина  на семьдесят. Женщина рассказывала дальше, тихим монотонным голосом:
  - Так вот, после того как мы узнали, что Сашка погиб, Лешка запил, и уже три года пить не прекращает. Молила его,  ругала, где только не лечила, бесполезно. Он документы какие-то потерял, его из армии турнули, пенсию по выслуге не назначили. Армия, в которой Лешка служил почти двадцать лет, оставила нам только эту квартиру. Так вот,  он вчера прибегает, веселый, счастливый, говорит, Сашка живой! Он его где-то в городе встретил, тот обещал Лешке помочь, и с работой и с пенсией. Денег дал, Лешка гоголем ходит, твердит, все у нас теперь наладится теперь!
Женщина замолчала, Настя переводила взгляд с фотографий за стеклом, на женщину, не могла поверить, что  женщина, стоящая перед ней, почти старуха, могла быть влюблена в красавца-майора. Настя спросила:
- А где сейчас Ваш муж?
Женщина пожала плечами:
- Как с Юленькой это случилось, Лешка подхватился, убежал, сказал, выяснять пойдет, кто дочку до самоубийства довел…
- А когда  он ушел?
- Вчера вечером. Телефон у него как всегда не работает. Не понимает, что мы можем волноваться, хоть бы сообщил, где он ходит. Чумовой мужик, чумовым в молодости был, таким остался. Сегодня утром Саша пришел, Лешку разыскивает. Не изменился Саша совсем, такой же, как был. А вот я, вот Леша… И Юля погибла…
Женщина зарыдала. Настя усадила ее на диван, сбегала на кухню, там налила в чистую кружку, которую нашла с трудом,  в кухонной раковине скопилась гора грязной посуды,  воды из чайника, принесла женщине, та припала пересохшими губами к кружке, кивком поблагодарила. Настя присела рядом. Она пыталась сообразить, как ей говорить с этой женщиной, о чем? И что она расскажет Короткову, тот ждет от нее материал. Настя, собралась с силами, спросила:
- Не могли бы рассказать, что произошло с Вашей дочерью? Про секту?
Женщина вздрогнула, зло посмотрела на Настю, но потом смягчилась:
- Какая секта! Лешка все твердил – секта, секта! Побежал выяснять отношения с руководителем  семинара, что Юля посещала…
- А что за семинар? – задала очередной вопрос Настя.
- По самопознанию… - выдохнула женщина.
- Какой семинар? – не поняла Настя.
- По самопознанию. Девочка им увлекалась, ей было интересно.
- Понимаю, интересно. Что именно она  изучала, не рассказывала?
- Да нет, только денег просила, за лекции заплатить. Дорого эти лекции стоили. А у нас нет денег. Все, что я зарабатываю, на коммунальные платежи, да на еду уходит. Без еды нельзя.
-Не спрашивали, что за лекции Юля слушала?–не отставала Настя.
- Зачем? Девочка дома была или на лекциях, не гуляла, не красилась, пиво не пила, уроки делала, читала. Вот современные девчонки, размалеванные, с пивом, с парнями шляются. У Юленьки в классе девчонки аборты делают,  рожают в пятнадцать, а наша девочка с парнями не ходила… 
Настя подумала: «В тихом омуте черти водятся!». И тут сообразила, она до сих пор не спросила женщину, как ту зовут. Исправила положение:
- Вы бога ради извините, не спросила, как Вас зовут. Меня Настей.
-Таня… - прошептала женщина серыми губами, Настя еле разобрала ее имя. Женщина продолжила:
 -У Вас все? Мне нужно что-то делать, сейчас сын из школы придет!
  - Ваш младший сын, брат Юли?
  - Да. Вы закончили с Вашими вопросами?
  - Можно я посмотрю комнату Насти?
  - Да, конечно. Саша тоже просил посмотреть.
Настя прошла в комнату девочки, маленькую, не больше девяти метров, но изолированную. Узкая девичья кровать, письменный стол, плакаты на стене, с рок-звездами,  книжные полки, маленький шкафчик, одежды, по всей видимости, у девочки было немного, зеркало в дверце шкафа завешано темной тканью. На письменном столе какие-то книжки, брошюры. Настя принялась брошюры перелистывать, поняла – вот оно, самопознание, в этих брошюрах. Ей просто необходимо их взять. Она отобрала несколько брошюр, отложила в сторону. Среди брошюр она заметила красочную программу, приглашающую на углубленный курс лекций по самопознанию, раскрыла, прочила – лектор Трофимов Валентин Викторович, кандидат медицинских наук, указан и адрес, где будут проходить лекции, недалеко от дома Лисицыных, на той же улице. Настя запомнила фамилию лектора. С брошюрами в руках вышла, к безучастно сидевшей на диване женщине, попросила:
       -Можно возьму брошюры? Мне необходимо изучить, для статьи. Я верну!
       Женщина  пожала плечами:
       -Да берите, Саша тоже взял несколько, и какую-то программу. Можете не возвращать, я все равно читать это не буду, муж мой тем более. Я пыталась читать – не понимаю ничего.      
Настя задала давно волнующий ее вопрос:
 -Друг вашего мужа, Александр, не сказал, где работает, чем занимается?
 -Да нет. Не рассказывал! - женщина пожала плечами,- Я не спрашивала. Служит где-то!
- Он в полиции служит или в прокуратуре?
- Не знаю. Может быть.
- А может быть в ФСБ?
- Может быть и ФСБ. А Вам, зачем это знать?
- Я поговорить с ним хочу, он визитку не оставил, с телефоном? Он брошюры взял, и программу тоже, видимо  решил сектой заняться.
Женщина замотала головой:
- Нет, не оставил. Я номер его телефона в коридоре, на обоях записала, мы все телефоны там записываем…
Настя для себя решила обязательно посмотреть в прихожей на обоях номер телефона этого Александра Доронина. Девушка, собралась было, спросить у женщины что-то еще, но тут хлопнула входная дверь, и в комнате появился взъерошенный подросток лет пятнадцати. Белобрысый, не высокого роста, очень похожий на своего отца, такого, каким тот был изображен на фотографии, рядом с красавцем-майором.  Настя поняла, это  младший брат Юли. Подросток потребовал:
- Мать, я есть хочу. Жрать давай!
Мать подняла на подростка глаза, вздрогнула, но с места не сдвинулась, а Настя возмутилась:
- Ты как разговариваешь с матерью, почему ты кричишь! У тебя же сестра вчера умерла!
Подросток затараторил:
-Ты кто такая, что  указываешь? Юлька подохла, а мне фиолетово. Хорошо, что она подохла, воздух чище будет, в квартире свободней!
Женщина закрыла лицо руками, плечи ее ходили ходуном, создавалось ощущение, ее бьют по плечам ремнем. Настя поняла, парень распоясался окончательно, нужно брать ситуацию в свои руки, сказала резко:
- Заткнись немедленно! Ты, что не видишь, твоя мать переживает! Ты хочешь вместе с сестрой еще и мать потерять?
- Да пусть тоже сдохнет!  Не нужна мне такая мать, и отец такой не нужен, алкаш непросыхающий! Прежде чем детей рожать, подумали бы, как им нормальную жизнь обеспечить. У всех айподы, айфоны, планшетники, у меня только ничего нет. Жрем всякую бурду, даже пиво купить нет денег. Папаша деньги пропивает, сестра на лекции тратит. Пусть все сдохнут, я один в квартире останусь!
- Ты не останешься один в квартире, тебя в детский дом сдадут, ты несовершеннолетний, там планшетников и айфонов нет, уверяю,  бурду жрать придется похуже, чем дома! – Настя в  гневе была неукротима.
 -Ты кто такая? Что здесь раскомандовалась? – подросток недоумевал.
 - Я из газеты, журналист…
 - Из газеты? Вот прикольно! В газетах про нас напишут? А по телеку показывать будут? У Малахова?
- По телеку? У Малахова?
- Ну да, в « Пусть говорят…». Я бы по телеку выступил.
- И что бы ты рассказал по телеку?
- Про Юльку, что она с крыши скинулась, ей отец с матерью денег на лекции не дали! Правильно, что скинулась, чего их издевки терпеть!
- Чьи издевки? – спросила Настя.
- Да родителей. Нищих родителей. На фига такие родители!
- Антон, что ты  говоришь! – мать попыталась возразить сыну.
- Правду говорю, мать! - метал сын громы и молнии.
Настя закричала, не выдержала:
-Заткнись немедленно! Сам-то что из себя представляешь?  Почему родители должны для тебя что-то делать? Ты отличник, вундеркинд, на олимпиаде по химии победил, стихи пишешь, их в журналах печатают? Если хочешь в телевизор, в передаче «Умники и умницы» участвуй, на худой конец «Самый умный». Твоя сестра умерла по-настоящему, ты ее никогда не увидишь. Понимаешь, никогда? Знаешь смысл этого слова? Не завтра, не послезавтра, не через год, то есть никогда в жизни!
Парень поутих, начал соображать, казалось, слышно, как у него в мозгу, со скрипом, как шестеренки, ворочаются мысли, он тихо произнес:
- А отец где? Что так и не приходил, со вчерашнего вечера?
Мать кивнула, схватилась за сердце, побледнела, то есть ее совершенно серое лицо стало совершенно белым, откинулась на спинку дивана. Настя бросилась к ней, тут же поняла, Татьяна без сознания, потребовала у парня:
- Антон, у вас аптечка есть?
Мальчик испуганно мотал головой, он не на шутку испугался, хотя минуту назад желал, что бы  его семья умерла, и он остался совершенно один в квартире, и теперь такая  перспектива, реально маячившая у него на горизонте, его не радовала, это было заметно. Настя спрашивала:
- Валидол, валерьянка, капли успокоительные  в доме есть?
Антон продолжал мотать головой. Настя распоряжалась:
- Воды холодной принеси из кухни, телефон дай, «Скорую»вызвать!
Мальчик кивнул, побежал на кухню за водой, потом притащил  свой мобильный телефон. Настя пыталась привести Татьяну в чувство, она хлопала ее по щекам, брызгала ей в лицо водой. Минут через пять та открыла  глаза, но видно было, ей совсем плохо, она прошептала:
- С Лешкой что-то случилось, точно  случилось, знаю,  чувствую…
Настя, преодолев сопротивление Татьяны, вызвала «Скорую помощь», и пока не приехали врачи, сидела рядом с женщиной, держала ее руку, успокаивала. Антона отправила на кухню мыть посуду. Тот пошел на кухню совершенно без возражений, но мыл посуду, скорее всего, первый раз в жизни! Приехала «Скорая», у Татьяны диагностировали предынфарктное состояние, предлагали забрать в больницу, она отказалась наотрез, врачи сделали несколько уколов, поставили капельницу, посидели  у постели около часа, и когда больной стало чуть лучше, уехали. Настя и Антон остались у постели Татьяны вдвоем. Алексей, муж Татьяны, отец Антона и Юли, так и не появился. Татьяна дремала. Настя и Антон из спальни перешли на кухню,  Настя приготовила чай. Чай они  пили несладкий, но с бутербродами из засохшего черного хлеба с также засохшим сыром, в холодильнике нашлось засахаренное варенье, совсем немного, на дне банки. На варенье положил глаз Антон, Настя дипломатично отказалась. Антон прихлебывал чай, смотрел во все глаза на Настю, выспрашивал:
- Что делать-то? Как быть? Отец пропал, мать помирает, Юлька уже померла, как быть? А?
Настя понимала, для этого пацана, она, Настя, сейчас - спасательный круг, единственный взрослый человек в его жизни, и она должна принять какое-то адекватное решение. Вот только какое? Настя глянула на часы. Десятый час вечера. Саньку забрала из школы соседка, и скорее всего, уже накормила ужином, и теперь проверяет уроки, чужая тетка проверяет у ее сына уроки, а она, Настя, не мать, а ехидна, шляется неизвестно где… Вообще-то известно, она с мальчиком потерявшим сестру, мать которого лежит с сердечным приступом, а отец пропал! И сейчас она ему, наверное, нужнее, чем собственному сыну. Но она не может здесь остаться! Ей необходимо ехать домой. Настя потерла виски руками, немного подумала, решительно поднялась из-за кухонного стола, прошла в прихожую, там просто прилипла к  стене с замызганными обоям,  внимательно изучила все записанные на обоях телефонные номера, нашла нацарапанный простым карандашом  номер, возле которого было написано: «Саша Доронин», набрала на своем телефоне этот номер, вышла на лестницу, где с удовольствием закурила (в квартире она курить стеснялась, хоть понимала, что хозяин квартиры курил, на кухне она видела пепельницу с окурками), с силой нажала на кнопку вызова.  Вызываемый абонент отозвался сразу:
- Да, алло, кто это?
Настя вдруг сообразила, что не знает отчества этого человека, решила, ладно, можно без отчества, сказала:
- Извините, Александр, меня зовут Настя, я журналистка, мы виделись с Вами сегодня днем возле дома, где живут Лисицыны…
И услышала в ответ:
- Да, я помню. Что Вам нужно?
-Нужно?– Настя захлебнулась от возмущения, это что ли ее друг-однополчанин попал в беду? Почему она  разгребает беды совершенно  чужих людей? Почему она опять крайняя, впрочем, как всегда? Здесь Доронин сейчас должен быть! Но тут же сообразила, он  не знает, что Алексей пропал и у Татьяны сердечный приступ, произнесла на тон ниже:
-Александр, помогите, я сейчас в квартире Лисицыных, Алексей ушел вчера вечером, не вернулся, Татьяна подозревает, с ним что-то произошло, я так же думаю. У нее сердечный приступ, была «Скорая». Я не могу остаться ночевать, мне нужно домой, у меня маленький ребенок. Вы бы не могли приехать, побыть с Антоном и Татьяной. Мне просто не к кому обратиться!
- Хорошо, я приеду…
Вот и весь разговор.
Настя вернулась в квартиру, решила дождаться Доронина. Татьяна все еще спала, Антон делал вид, что играет на стареньком компьютере, делал вид, потому что Настя видела, что он плачет, вся его агрессия куда-то испарилась. Настя понимала,  то ужасное, что он наговорил, просто глупая бравада малолетки. А сама Настя читала брошюры по самопознанию. Мало что понимала из прочитанного, но у нее складывалось мнение, что то, что напечатано в брошюрах и что на лекциях слушала Юля, чушь страшная, но на неокрепшие умы, наверное, производит неизгладимое впечатление. Смысл прочитанного  сводился к тому, что ты исключительная личность, остальные плебеи, чернь, ты уникум, тебе все должны. Настя грешным делом подумала, Антон, младший брат Юли, не читал ли этих брошюр?   
Через час в дверь позвонил  Доронин, вошел в квартиру, даже не поздоровался, коротко сказал Насте, распахнувшей перед ним дверь:
- Переночую сегодня здесь, завтра утром приедут ребята, наши однополчане, деньги на похороны привезут, за Таней с Антоном присмотрят. Собирайтесь, домой езжайте. Спасибо. Статью будете писать?
Настя кивнула:
- Буду. Немного о другом. Об отношениях родителей и детей. 
Она принялась натягивать пальто, потом сообразила – как она поедет, ночь на дворе, маршрутки вероятно  не ходят. Спросила:
- Как Вы думаете, ходят ли еще маршрутки, или лучше такси заказать? И сколько отсюда до улицы Просторной такси стоит?
Доронин задумался, почесал затылок, спросил в свою очередь:
-   Улица Просторная, это где?
- Недалеко от станции метро «Преображенская площадь».
- Думаю  две-три тысячи, учитывая время суток.
Настя в изнеможении сползла по стене в прихожей, у нее не было трех тысяч рублей, да если бы были, она не могла их потратить на такси. А Доронин уже названивал кому-то по своему мобильному телефону. Закончив короткий разговор, обратился к Насте, безучастно сидевшей на корточках в прихожей:
- Сейчас за Вами приедут, и домой отвезут. Это ничего Вам стоить не будет. Мой коллега приедет.
Протянул руку, помог Насте подняться, помог снять пальто, повесил ее пальто обратно на крючок, туда же пристроил свою куртку, и проводил Настю на кухню. Там он вскипятил чайник, заварил свежий чай, а к чаю еще шоколадку  достал из кармана пиджака. Предложил Насте поужинать, но ужинать оказалось можно только яичницей. Настя отказалась. Ей было достаточно бутербродов с сыром, которые она ела вместе с Антоном. Доронин сказал безапелляционно:
- Я с Вашего разрешения поем, я сегодня без ужина, да и без завтрака с обедом тоже, последний раз ровно сутки назад ел.
Он быстренько сварганил  яичницу, пошел звать ужинать Антона, но тот уже заснул, свернувшись калачиком на узкой кровати в комнате сестры. Настя, молча, пила чай с шоколадкой, принесенной Дорониным, наблюдала, как ее визави с аппетитом поглощает яичницу, помогая себе кусочком черствого хлеба.  Вот он поел, встал, сбросил грязную тарелку в раковину, где уже громоздилась грязная сковородка, налил себе чаю, и с кружкой в руках вернулся на свое место за кухонным столом, напротив Насти. Он был уже без пиджака и галстука (с пиджаком и галстуком он расстался еще до приготовления яичницы), ворот его рубашки был расстегнут, рукава засучены. Настя внимательно разглядывала сидевшего перед ней мужчину, и все больше убеждалась, ее визави действительно очень похож на Джеймса Бонда, в его классическом исполнении, Пирсом Броснаном (этот актер в роли Джеймса Бонда нравился ей даже больше Шона Коннери). Последние фильмы о Джеймсе Бонде, с более молодым актером, шатеном с мощными челюстями, она не видела, только фотографии со съемок, в интернете. Она вообще, за последние двенадцать лет смотрела мало взрослых фильмов, в основном мультфильмы, вместе с сыном, и удивлялась, что среди мультфильмов попадались очень даже интересные, и совершенно не детские. И еще она смотрела с сыном сказки, которые теперь называли красивым словом «фэнтэзи». Вот эти самые «фэнтэзи» она просто обожала, тащила сына в кинотеатр, только выходил новый фильм. На «Властелина колец» они с сыном просто подсели, смотрели раз по двадцать, если не больше, в кинотеатре, на дисках, и по телевизору. Для романтичной Насти, «фэнтэзи» были бальзамом для ее израненной души, и  главное, абсолютно во всех «фэнтэзи» был хороший конец, добро побеждало зло, принц женился на принцессе. Когда заканчивался фильм, Настя всегда плакала, от жалости к себе, ведь принца она так и не дождалась.

Ее   визави вдруг спросил, прервав ее мысли:
   - Вы устали? Все время молчите. Когда ехали сюда, не ожидали, что вот так все обернется?
   Он, из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, достал пачку сигарет. Настя, глазами, проследила за его действиями, он оправдался:
- Я думаю, можно курить, вон на столе пепельница.
- А как же мальчик? – переспросила его Настя.
- А мальчик, скорее всего, сам курит, и потом мы форточку откроем, я без сигарет не могу, уж извините. И Вы тоже курите, хотите же курить, это заметно. Так что давайте покурим.
Он предложил ей сигарету, дал прикурить,  она  поблагодарила.  Курили у открытого окна. Настя  молчать устала,  произнесла :
- Простите, я Вас выдернула, оторвала от семьи, мне просто не  кому было позвонить, попросить о помощи, про Вас мне Татьяна рассказывала, о том, какой Вы герой. Телефон Ваш на стенке в прихожей записан.
- Значит, мою историю знаете, рассказывать ничего не нужно. А вот статьи о моем героическом прошлом я Вам строчить не разрешаю. И говорить о нем тоже не буду. Не время сейчас, да и не место. Давайте о Вас поговорим. Как давно Вы занимаетесь журналистикой?
- Почти пятнадцать лет… - ответила Настя.
- Если младшие школьные годы считать? Я серьезно спрашиваю.
- А я серьезно и отвечаю. Пятнадцать лет назад я поступила на факультет журналистики в МГУ.      
- Вы вундеркинд? Во сколько лет Вы поступили на факультет журналистики, в десять, в одиннадцать?
- В семнадцать, как окончила школу, и вундеркиндом никогда не была, как раз наоборот…
- Настя, простите за нескромный вопрос, сколько же Вам лет?
- Прощаю. Тридцать два.
- Как? Не может быть…
- А Вы сколько думали?
- Двадцать пять. Вы сказали у Вас маленький ребенок…
- Вы думали, грудной? Я немного сгустила краски, извините, моему сыну скоро двенадцать лет…
- Совершенно не сгустили, даже двенадцатилетний мальчишка не должен сидеть один дома до полуночи, это я по собственному опыту знаю… Ничего, скоро будете домой... 
Действительно, вскоре в дверь квартиры Лисицыных  позвонили. На пороге появился деловой паренек, в похожей на доронинскую, кожаной куртке. Он забрал Настю, усадил в новенькую иномарку представительского класса, и минут за сорок они домчались  сквозь ночную Москву, на Просторную улицу, где Настя с  Санькой жили на съемной квартире.

Глава третья. Александр Доронин. Зима.
1
Доронин провел ночь на узком диванчике в квартире семьи  Лисицыных. Ночь он действительно провел, в прямом смысле слова,  спал не больше получаса. Он вертелся на  неудобном диванчике, по сто раз перекладывал диванные подушки, что лежали у него под головой, то укрывался тканевым покрывалом, ему было холодно, и, укрывшись, тут же скидывал покрывало, становилось жарко. Он вставал, шел на кухню, курил, пил теплую воду из носика чайника, возвращался обратно в комнату, ложился на узкий жесткий диван, и, вперив глаза в темный потолок, думал.
Он думал  о прошедшем дне. Этот день был странным,  каким-то бестолковым, крайне насыщенным. Доронин, накануне, не дозвонившись Лисицыну, собирался поехать к нему прямо с утра,  приняв  ночное дежурство у своих сотрудников, и распределив обязанности на день. Но с утра, сразу по приезду, он  вляпался в чрезвычайное происшествие, крайне редко случающееся у него на службе. Прибыв к месту службы,  в углу гаража заметил столпившихся сотрудников охраны, о чем-то громко споривших. Доронин  подошел, раздвинул толпу плечом, увидел прижавшегося в углу мальчика, который затравленно озирался на окруживших его людей. Доронин  спросил:
- Что произошло? Откуда мальчик?
Охранники затараторили:
- Вот, Александр Иванович, мальчишка прибился. Мы гараж утром открыли,  он выскользнуть захотел, бежать собрался. Он всю ночь тут провел. Кто, откуда, не говорит!
- Кто вчера вечером дежурил? Как допустили, что ребенок проник в гараж? – голос Доронина был сух и грозен.
-Александр Иванович, не досмотрели!- охранники оправдывались.  Доронин двинул бровью, двое из охранников, опустив головы, отошли от толпы, понимали, сейчас начнется разбор полетов, начальник три шкуры спустит. Александр присел на корточки напротив мальчика, заговорил:
- Как тебя зовут? Почему ты здесь?
Мальчик молчал, продолжал затравленно  озираться, заметно, он  готовится к побегу, ищет удобный момент. Вот мальчику показалось, что он сможет убежать,  он вскочил, и рванул мимо Доронина. Убежать ему не удалось, у Доронина оказалась реакция намного лучше, чем у него, ловким движением руки он схватил  мальчика за шкирку. Держа  мальчика на весу, легко поднялся на ноги, поставил ребенка на бетонный пол,  констатировал:
- Вот видишь, убежать тебе прямо сейчас не удастся, нам придется поговорить. Во-первых, скажи, как тебя зовут, и, во-вторых, почему ты решил заночевать в гараже?  Ты есть хочешь? Можем пойти, поговорить в кафешке, я тебя завтраком покормлю… В «МакДональдсе»…
-А, пойдемте! Ты вроде здесь начальник, серьезный человек, сразу видно! - впервые произнес мальчик, прореагировал на многочисленные вопросы, что задавали ему и  Доронин, и его подчиненные. Доронин, обняв мальчика за плечи, повел его в «МакДональдс», расположенный на верхнем этаже, и пока шел туда с мальчиком, вспоминал, как вчера обедал с Лешей Лисицыным, тот критиковал «МакДональдс». «МакДональдс» еще не был открыт, но ради начальника службы безопасности его открыли раньше, мальчику принесли пару бутербродов, жареную картошку, большой молочный коктейль. Доронину – только кофе, официанты знали его вкусы. Мальчик наворачивал бутерброд, сосал из трубочки коктейль, и молчал. Доронин не торопил его, пил горький, противный кофе. Вот, наконец, мальчик поел, он съел только один бутерброд и картошку, второй бутерброд спрятал в карман куртки, и выжидающе глянул на Доронина, тот заговорил:
- Поел, теперь рассказывай, как в гараже оказался!
- Я заблудился…
- Подробней говори, у меня времени нет клещами из тебя ответы вытягивать. Я тебя сейчас в полицию сдам, тебя в приемник определят!
-Все равно, в приемник, так в приемник, я  в детском доме живу!
- Тебя как зовут? – опять спросил Доронин.
- Петькой… - ответил мальчик.
- Фамилия как твоя? Из какого ты детдома? Сколько лет тебе? – не отставал Доронин.
- Горохов моя фамилия, детдом – в Рязани. А лет мне тринадцать.
«Тринадцать!-подумал Доронин,-Совсем малыш, Сеньке четырнадцать, Пашке десять. Я с ума сошел, если бы мои дети ночь провели в гараже!», вслух спросил:
- Как в Рязани? А что ты в Москве делал? Погулять приехал?
- Зачем гулять? Я приехал в Москву, чтобы сестренок своих увидеть, близняшек, они тут в Москве, в детдоме…
- Сестренки твои тоже в детдоме, а почему вас разлучили, есть же распоряжение, что родных братьев и сестер разлучать нельзя…
Мальчик пожал плечами:
 - Не знаю. Так получилось.
 -Почему ты с сестрами в детдоме? Если не хочешь не рассказывай!
Петя Горохов покрутил   стакан из-под молочного коктейля, поболтал в стакане трубочкой, взял трубочку в рот, пососал,  попытался извлечь из  почти пустого стакана  оставшиеся там капли молочного коктейля. Трубочка громко чавкнула, коктейля в стакане не осталось. Мальчик с тяжелым вздохом отодвинул пустой стакан, произнес:
- Я с бабкой и с матерью в Рязани жил, там родился. Вернее с бабкой жил, мать к нам только приезжала, из Москвы, раз в год где-то. Потом вообще перестала приезжать. Бабка заболела, ее в больницу забрали, вернее не болела она, пила сильно, ну меня в детдом отдали. Потом вроде бы бабка выздоровела, меня даже навещала, но я все равно в детдоме остался. Я когда у бабки жил, и не ел толком, одежды у меня не было, теплой. Бабка не покупала, денег, говорила, нет. Когда мать приезжала, ругалась, твердила, что она бабке деньги оставляет.  А потом мать приехала, и сестренок моих привезла, они с бабкой остались. Теперь я уже приходил к ним, из детдома. Играл с сестренками, кормил их кашей, гулял с ними.  Но бабка опять заболела, потом померла. Сестренки одни  остались, им по три годика всего, вернее я с ними остался, мне тогда десять лет было. Мы несколько месяцев жили одни, на вокзале милостыню просили. Но сестренок все равно забрали, увезли в Москву, вроде бы к отцу, а меня вернули в детдом.
Доронин слушал мальчика внимательно, понимал, перед ним не ребенок, маленький взрослый, очень много переживший, и к тому, что он говорит, нужно относиться  серьезно. И Александру показалось, что этот маленький взрослый, за свою коротенькую жизнь, пережил много больше несчастья, чем иные взрослые за семьдесят лет. Доронин переспросил:
-Ты говоришь, сестер в Москву к отцу отправили, почему они, как и ты в детдоме, куда ваша мать подевалась? Как узнал, что они в детдоме?
- У нас в детдоме один воспитатель есть, он хорошо к детям относится, его дети любят, я попросил его узнать адрес, где сестренки живут, он узнал, и рассказал мне, что они в детдоме.
- Почему?
-От них родной отец отказался, не нужные они ему. Воспитатель сказал, их отец больной, я точно не понял, вроде он наркоман.
Доронин поморщился, кивнул, про наркотики и наркоманов  он знал очень хорошо, лично с этим страшным явлением сталкивался, ему самому увлечения наркотиками удалось избежать, но его семью это горе не миновало. Александр    переспросил мальчика еще раз:
- Петя, а мама ваша где?
Мальчик всхлипнул, впервые с начала разговора, выдавил из себя:
- Она пропала. Уже давно. Я просил того воспитателя про нее разузнать, но ему не удалось.
- Хочешь, я попробую узнать?
- Вы сможете? – мальчик спросил это с надеждой.
-Я постараюсь. Вот мой телефон, здесь на визитке…-Доронин протянул мальчику визитную карточку, - Позвони через пару дней…
Мальчик спрятал визитную карточку в карман, туда же, к бутерброду, аккуратно сложил руки, прямо перед собой, как в школе, на пластмассовой поверхности стола, Доронин понял, разговор окончен. Он сказал мальчику:
- Я отвезу тебя на вокзал, посажу на электричку до Рязани, только сначала дай мне телефон твоего детского дома, или адрес скажи, или хотя бы номер, я телефон могу в интернете посмотреть. Необходимо туда позвонить, сказать, чтобы тебя не искали больше. Извини, я буду вынужден тебя в линейное отделение внутренних дел, что электропоезда охраняют, передать, тебя до Рязани проводят, сотрудники детдома в Рязани встретят.
- Все правильно. Я знал, что так будет! - мальчик пожал плечами. 
По дороге на вокзал Доронин расспрашивал мальчика, как  он попал в подземном гараже, как заблудился? Мальчик рассказывал, что навестив своих сестричек в детском доме, который находился на окраине Москвы, он просто сел не на тот  автобус, оказался вообще не понятно где,  ошибся автобусом во второй раз, а потом заблудился еще и в метро. Он там очень плохо ориентировался, потом у него кончились деньги, наступил поздний вечер. Так мальчик оказался у Торгового центра, и решил там заночевать. Доронин передал мальчика с рук на руки сотрудникам полиции, получил от мальчика заверения, что он не убежит, а от полицейских, что доставят мальчика в целости и сохранности, выдохнул с облегчением. Мальчик пристроен, теперь он может со спокойной совестью поехать к Леше Лисицыну. Сев в машину, он позвонил Сереге Пирогову, попросил узнать информацию о родителях мальчика по имени Петя Горохов, тринадцати лет, родом из Рязани, там живет в детдоме. Тот пообещал, и Доронин не сомневался, что Серега узнает, он всегда выполнял обещанное.
Но продвигаясь к дому Лисицыных с черепашьей скоростью, стоя в бесконечных пробках, он вспоминал встреченного им несколько лет назад совершенно случайно, другого маленького мальчика, ровесника тому, с которым он общался сегодня утром. Встреча с этим, вторым мальчиком, вернее с первым, произошла на Курском вокзале. Несколько лет назад тогда еще майор Доронин прибыл на Курский вокзал, на поезде, из Ростова-на-Дону, возвращался из очередной своей опасной командировки. Поезд по расписанию приходил в Москву рано, около четырех часов утром, что было чрезвычайно неудобно, общественный транспорт еще не ходил, до дома только на такси добраться можно было, если тебя родственники с друзьями на машине не встречали. Доронина не встречали, жена с маленькими детьми ждала его дома, никого из друзей в Москве не оказалось. Всю дорогу до Москвы он  переживал, он вез с собой большую сумму денег, и на такси, ночью, с неизвестным водителем, ехать не хотел, и на вокзале, больше двух часов, ждать открытия метро тоже было не безопасно. Молодому, веселому красавцу-майору  посочувствовали не менее молодые и веселые проводницы, за то, что развлекал их  песнями под гитару, и не стали его будить по прибытии поезда, в четыре утра, разрешили поспать до шести.  Но когда проводницы  разбудили Доронина, поезд уже отогнали в тупик, майору пришлось идти в темноте, до здания вокзала, по железнодорожным путям, мимо бесконечных пассажирских и грузовых составов. Стояла ранняя весна, было холодно, железнодорожные пути обледенели, и Доронин пару раз чуть не пропахал по ним носом. Он шел по путям, страшно чертыхался, думал – вот на свою голову согласился поспать подольше, открытия метро в тепле дождаться, что бы свою жизнь опасности не подвергать, теперь вот бредет в темноте по железнодорожным путям, что, может быть, еще более опасно, чем на такси домой ехать. К счастью все обошлось, до здания вокзала он добрался без приключений. А там и метро совсем рядом, и уже открыто. Когда он подошел ко входу в метро, заметил в тамбуре, между дверьми вестибюля мальчика-подростка. Тот грелся у вентиляционной решетки. Видно мальчик сильно замерз, всю ночь провел на улице,  дождался открытия метро, и теперь  грелся, совсем как бродячая собака, прислоняя к теплой решетке то один бок, то другой. Мальчик был явно не бомж, чистенький, светленький, в хорошей одежде. Доронин понял, мальчик потерялся, или отстал от поезда, тут же принялся его расспрашивать, кто он, откуда, что здесь делает, чем ему можно помочь. Но замерший, напуганный мальчик, вопросы Доронина не воспринимал, и так и не ответив не на один вопрос, мальчик бросился бежать со всех ног от дядьки в военной форме. Александр тут же разыскал милицейский патруль, принялся рассказывать милиционерам про мальчика, говорил – мальчик не беспризорник, наверное, он потерялся. Но стражи порядка только посмеялись, обвинили майора в смертных грехах, рекомендовали убираться подальше, подобру-поздорову, иначе задержат по подозрению, мол, интересно, почему он, герой-вояка малолетками интересуется. Взбешенный Доронин поехал домой. И дома принялся рассказывать жене о только что встреченном им мальчике, рвался обратно на вокзал, мальчика искать. Но жена его даже не дослушала, на вокзал и подавно, не пустила, силком оставила благоверного дома, мотивировала, у него двое детей, а он рвется какого беспризорника искать.  Доронин смирился (о чем потом часто, слишком часто жалел). Его жене был не интересен какой-то чужой мальчик, ей была интересна новая квартира, старая ее не устраивала, и новая машина, и об этом были все ее разговоры, не о чем другом она говорить не могла. Но денег, что получил Доронин за ту командировку, явно, на удовлетворение потребностей жены не хватило. Хватило купить машину Доронину, и отложить на покупку новой квартиры. Доронин поклялся, что в ближайшее время он снова поедет в командировку, и еще денег заработает. И поехал меньше чем через месяц, и эта командировка стала для него последней. По злой иронии судьбы, новый муж его жены, Стас Чагин, квартиру ей так и не купил, они жили в той же квартире, что так не нравилась Кристине, полученной  именно Дорониным за боевые заслуги. И машину Стас ей тоже не купил, пешком бывшая супруга до сих пор ходит.  Доронин иногда думал, а Стаса его бывшая также пилит, как его, Доронина, требуя машину и квартиру, или ее теперь все устраивает?         
2
Вот с такими невеселыми мыслями Доронин добрался до Бирюлево, скопища безликих безобразных облезлых многоэтажек, в одной из которых и проживала семья Лисицыных. В этом районе Доронин был впервые,  и ему долго пришлось кружить в поисках нужного ему дома. Он искал нужный дом, тихо ругался сквозь зубы, на Леху, который оказался в такой дыре, как будто сам в царских хоромах обитал, а не в коммуналке, с маргинальными соседями. Вот он заметил нужный дом, припарковался поблизости, вошел в обшарпанный подъезд, в котором к тому же еще и не горел свет, поднялся на девятый этаж, позвонил во входную  дверь нужной ему квартиры,  дверь тут же распахнулась, без нудных расспросов, кто за дверью, да зачем пришел. На пороге стояла жена Леши Лисицына, Татьяна. Чрезвычайно бледная, зареванная, опухшая. Доронин понял – произошло что-то страшное, и скорее всего с Лешей, недаром тот на звонки не отвечал. Но страшное произошло не с Лешей, а с дочерью Леши и Татьяны, Юлей, об этом Доронин узнал ровно через пять минут. Открыв дверь, Татьяна бросила на Доронина ничего не выражающий, мертвый, холодный взгляд. Произнесла:
- Здравствуй, Саша. Проходи.
Как будто они расстались только вчера, а не три года назад,   и эти три года  Леша с Татьяной Доронина не оплакивали, считали, что тот жив-здоров. Доронин удивился такой встрече, вроде бы Татьяна ждала, что он  сегодня придет. Он тут же спросил:
- Таня, что-то случилось с Лешей?
-А ты не знаешь? Я думала, ты уже в курсе, поэтому и пришел. Лешка тебе позвонил…- Татьяна говорила чуть слышно. Она повернулась к Доронину спиной, и медленно пошла вглубь квартиры. Доронин захлопнул дверь, шагнул в обшарпанную, замызганную квартиру, уборкой которой, по всей видимости, никто не занимался. Не грязно, и ладно. Он  пошел вслед за хозяйкой в гостиную, она сидела на диване, обхватив себя за плечи, покачиваясь как маятник. Доронин остановился в дверях, потребовал:
- Таня, что произошло?
Та подняла на него глаза:
-Я рада, что ты жив, Саша, это так хорошо, так замечательно.  Леша, вчера вечером прибежал, рассказал - ты  жив, он тебя видел, разговаривал с тобой, и ты не изменился ни капельки, я такая счастливая вчера была!
- Танюш, что у вас  произошло? – не отставал Доронин.
- Что произошло? Юля вчера вечером умерла.
- Юля умерла? – Доронин замер на месте, то, что сказала Таня, оказалось для него шоком. 
-Умерла…-прошелестела Таня, - Лешка веселый вчера пришел, о тебе рассказывал, потом Юля домой вернулась, завела разговор, мол, денег дайте на лекции! Опять деньги, все время деньги. А где их взять, деньги то эти?
- А днем, она, где была, в школе? – спросил Доронин.
- Уж не знаю где, в школе или на лекциях. Не знаю… - отвечала Татьяна, - Так вот, Юля деньги стала требовать, Лешка ей грубо ответил - хватит деньги с родителей тянуть, сама зарабатывай, родители тебе ничего не должны. А Юлька деньги все требовала и требовала, твердила, что раз мы ее для своего удовольствия родили, то должны и обеспечивать. Лешка  завелся, крикнул–не нужна ты нам, своим умом живи. Юлька  сказала, раз не нужна, я тогда умру! Мы не поверили, думали так, на жалость давит. А она не шутила. В свою комнату ушла, потом слышу, дверь входная  хлопнула. И не почувствовала я совершенно ничего! - Татьяна глухо зарыдала, Доронин сел рядом с ней, прижал женщину к себе, успокаивал, укачивал, похлопывал по спине, хотя прекрасно понимал, то, что он сейчас делает, бесполезно. Но на Таню его телодвижения произвели эффект, она немного успокоилась, и даже смогла рассказывать дальше:
- Мы с Лешкой ужинать собрались, он все про тебя говорил, деньги мне показывал, что ты дал, про обещания твои тоже порассказал, и в первый раз за многие дни трезвый он был. Тут соседи в дверь звонят, кричат из-за двери, ваша дочка убилась! Мы выбежали на улицу, увидели – Юлька лежит на снегу. Она, оказывается с пятнадцатого этажа… Потом полиция приехала, «Скорая». Юлька записку оставила, ее полиция забрала, но мне читать эту записку давали, не помню, что там написано, в общем, она с собой покончила, так захотела. И написала еще – родители виноваты.      
Татьяна замолчала, говорить больше не могла,  Доронин понимал – не нужно ее заставлять, и так женщина рассказала уже много. Он встал с дивана, прошелся по квартире – три небольшие комнатки, гостиная, спальня, комната девочки, сын, скорее всего, спал в гостиной, на диване, на котором сидели Татьяна и Доронин. В комнате девочки, на столе он увидел стопку каких-то брошюр и красочную программу. Полистал брошюры, понял, те самые, по самопознанию, и красочная программа, приглашающая на дополнительные курсы. Он вернулся в комнату, с брошюрами в руках,  попросил разрешения у Татьяны взять их и программу. Та кивнула. Доронин  спросил:
-Танюш, а где Лешка? Я просил его за телефон заплатить, и звонка моего ждать. Он не заплатил, как я понял…
Татьяна опять кивнула, но смогла ответить:

- Он как Юльку мертвую увидел, сразу побежал к Дому культуры. Сказал – разбираться! Но его нет до сих пор,  он вечером ушел, а уже следующий день. Саша, мне похороны, поминки нужно организовывать, я ничего не могу, даже хожу с трудом. Где взять денег? Саша, у тебя нет взаймы? Но не понимаю, сколько мне  нужно денег, много, наверное.
Она  опять заплакала, он женщину успокаивал, хлопал  по руке:
- О деньгах не беспокойся. Я попрошу, завтра утром приедут наши с Лешкой друзья, привезут деньги, и все организуют. Не волнуйся не о чем. Лешка, думаю, скоро найдется. Я, пойду, хорошо?
 Доронин вышел, тихонько закрыл за собой дверь. Только в лифте, спускаясь с девятого этажа, дал себе волю, от досады, кулаком стучал по пластиковым стенкам кабины, исписанным матерными словечками…
3
А выйдя из дома Леши Лисицына, Доронин встретил Настю. Как она ему не понравилась! Подумал – молоденькая фифочка в дорогом пальто, на каблуках! Пальто осеннее, холодное, каблуки у сапог высокие, на таких зимой по Москве не побегаешь. На машине фифочка прикатила, женщина за рулем - обезьяна с гранатой! Доронин видел  похожие пальто у себя в Торговом центре, знал, сколько оно стоит. Журналисточка! Сенсацию нашла – смерть молоденькой девочки, бедной и несчастной. Девочка умерла, родители в истерике, а эта хочет статьи строчить! Он был зол как черт, у него руки чесались журналистке тумаков надавать. В его жизни был негативный опыт общения с журналистами. Когда Доронин лежал в госпитале, немного оклемался,  ему уже вручил награду Президент, к нему похожая на Настю журналисточка приходила, в миниюбке и на таких же высоких каблуках, все говорила ему, очаровывала: «Ах, Александр, Вы герой! Я напишу о Вас, только расскажите мне все, как было! Как Вы совершили подвиг?». Александр рассказывал ей все подробно, и какое счастье, что потребовал дать прочитать написанную статью. И, прочитав опус, был готов рвать и метать, звонил главному редактору газеты, своим боевым друзьям, те также звонили главному редактору. Девушку уволили. После увольнения она несколько раз  приходила к нему в госпиталь, выясняла, за что он на нее взъелся. Она все правильно написала, ему же добра желала, а ее уволил! А Доронин терпеливо объяснял – она написала все не правильно, переврала, ничего из того, что он рассказывал, не запомнила, половину из написанного - придумала. Девушка говорила, мол,  какая  кому разница, что точно произошло с Дорониным, она написала  красиво. Красиво, мать твою! И эта, встреченная им у дома Лехи Лисицына журналисточка, скорее всего, тоже красиво напишет, присочинит, переврет, лишь бы сенсация получилась! А потом в экран телевизора влезет, в ток-шоу, будет там свои байки рассказывать и советы давать, имя себе делать…
Журналистка, стуча высокими каблуками, после нелицеприятного с ним разговора, побежала в подъезд, сам  Доронин поехал искать Дом культуры, в котором Юля Лисицына слушала лекции.  Благо тот недалеко был.
В Доме культуры его ждал полный облом. Единственное, что удалось сделать Доронину, это побеседовать с двумя словоохотливыми уборщицами, дамами бальзаковского возраста, он встретил их, когда те выносили мусор из здания, тащили огромный мешок. Он помог женщинам с мусором, поговорил с ними об их работе, о лекциях, что проводятся в здании Дома культуры. Ему сообщили – лекций господина Трофимова в ближайшее время не будет. Лектор заболел, обещал продолжить лекции, как поправится, когда – вопрос. Чем заболел господин Трофимов – неизвестно. И вообще странно, он заболел, его жена, Варвара, в этом Доме культуры работает, она - целительница, знахарка, почему его не вылечит? Вообще женщины думали, что господин Трофимов просто перетрусил, ведь одна из девушек, что слушала его лекции, покончила с собой. Дамы кокетничали с Дорониным, все спрашивали – зачем молодому человеку нужна информация о Трофимове? Доронин ответил – он из полиции, как раз расследует гибель девушки. Дамы поверили, даже документов собеседника не спросили, как видно Доронин все еще нравился женщинам, внушал им доверие (в принципе, так было всегда). Александр поблагодарил женщин, отправился в администрацию Дома культуры. Но абсолютно все кабинеты в администрации - бухгалтерия,  канцелярия, кабинет директора,  были закрыты. В  вестибюле толпилась стайка женщин, а в углу вестибюля, за небольшим столиком с табличкой «Администратор» сидела испуганная молодая девушка, как попугай повторяющая единственную фразу:
- Валентин Викторович болен, лекции продолжаться примерно через месяц, звоните, будет дополнительная информация.      
Доронин протолкнулся к столику, тоже спросил про Трофимова, и услышал в ответ ту же фразу:
-Валентин Викторович болен, лекции продолжаться  через месяц.      
Но Александр продолжил задавать вопросы:
- А целительницу Варвару, где можно найти?
-В «Медицинском центре», вход со двора…- заученной фразой ответила девушка. Но Доронин не отставал:
- Я хочу знать о «Медицинском центре» подробности, какие болезни там лечат, с какими вопросами можно туда обратиться?
- Вход со двора… - повторила девушка.
Доронин понял – ему, наверное, действительно, нужен «вход со двора».  Он вышел из здания Дома культуры, обошел, нашел вход со двора, заметил небольшую дверь с табличкой «Медицинский центр», и даже вошел в эту дверь, попал в импровизированную регистратуру, имеющую стеклянную стойку с небольшими окошками, у окошек были прикреплены листочки с объявлениями, к каким врачам в этих окошечках запись. Все окошки были закрыты. Доронин покрутился в этой регистратуре, решил пройти дальше, по коридору, к кабинетам, но его остановил дюжий охранник. Доронин попытался задавать вопросы, охранник на его вопросы не отвечал,  пригородил дорогу, принялся выталкивать несостоявшегося пациента в шею, приговаривая: «Мужик, иди отсюда, здоровый ты, лечиться тебе не нужно!». К счастью, Доронин, когда обследовал регистратуру, незаметно от охранника сфотографировал камерой своего телефона какие-то лицензии, сертификаты, дипломы, свидетельства, развешанные по стенам. На стенах также были фотографии с подписями, якобы от благодарных пациентов.
Доронин не стал сопротивляться, резонно подумал, сейчас лучше с охранником не ругаться, «Медицинский центр» покинуть, и подумать, как проще и безопаснее туда  снова проникнуть. С Серегой Пироговым решил посоветоваться, тот частным детективом когда-то подрабатывал, опыт у него имелся. Доронин вышел из здания, отошел на пару шагов, и тут заметил припаркованную у «Медицинского центра» неприметную белую «Ладу-Приору», новехонькую. Увидев эту машину, про себя подумал, что купил эту машину или фанат отечественного автопрома, или неразумный человек. Стоит машина как среднего класса иномарка, а вот по ходовым качествам несравнима. Доронин, когда в автосалоне, вместе с парикмахершей Светланой выбирал ей новую машину, разговорился с менеджерами автосалона, те были страшно недовольны «Ладой-Приорой», мол, ужасные машины, не покупают их практически, сколько по телевизору не рекламируй. И вот Доронин воочию увидел,  «Ладу-Приору» кто-то купил, на ней  ездит!  Он, отметив про себя это чудо отечественного автопрома, недоуменно хмыкнул, уселся в свой внедорожник, позвонил Сереге Пирогову, рассказал,  как обстоят дела у Лисицыных, что Татьяне необходима помощь, и моральная и материальная. Закончил рассказывать, переслал фотографии, сделанные в «Медицинском центре», попросил извлечь из фотографий максимум информации.
4
Вечером того же дня Доронину опять поехал  к Лисицыным. Когда он, распланировав завтрашний день, взяв, впервые со дня поступления на службу в Торговый центр, отгул, собирался  домой, ему позвонила   журналистка, которую он встретил у подъезда Лисицыных,  та самая, в модном пальто, на каблуках, Настя. Он говорил с ней, и недоумевал -  она звонила ему  из квартиры совершенно чужих для нее людей. Не упорхнула оттуда, скоренько выяснив обстоятельства смерти Юленьки, статью кропать. Как понял Доронин,  журналистка  находилась в квартире Лисицыных весь день, и не материал для статьи собирала, а утешала несчастную мать умершей девочки, помогала ей и Антохе, младшему Лисицыну. Переговорив по телефону с Настей, Доронин отругал себя за недомыслие, почему не догадался с Татьяной остаться, дождаться Лешку? Настя оказалась много прозорливей его, взрослого, и как он сам себя считал, и многоопытного. Настя сказала ему по телефону, что Алексей так и не появился, и она думает, что дела у Алексея плохи. Доронин тоже подумал, что Алексей, скорее всего, попал в беду, но отогнал от себя эту мысль. Да, нет, пьет Алексей где-то! И тут же сообразил, как пьет, он уже сутки отсутствует! Сутки пьет? Не похоже на Алексея, он хоть и раздолбай, но жену и детей любит, и вот так  не бросит никогда! Доронин, выслушав Настю, не минуты не раздумывая, опять поехал к Лисицыным. И уже в их квартире, когда Настя открыла ему дверь, разглядев ее, убедился, никакая она ни фифочка на каблуках, как он про себя ее называл, а простая и скромная девушка, мать-одиночка, или разведенка. Они пили чай на кухне у Лисицыных, Доронин наблюдал за сидевшей перед ним девушкой. Заметил все. И старенький, в катушках, самовзанный свитер, потертые брючки, полное отсутствие макияжа, изящные руки, с короткими ногтями, без маникюра. И конечно то, что девушка была  совершенной красавицей, высокой, с ладной фигуркой, с приятными округлостями, именно там, где  нужно, красавицей, несмотря на нездоровую бледность, темные круги под глазами, не слишком ухоженные длинные светлые волосы, небрежно засунутые под воротник  свитера. У нее были классические черты лица, высокие скулы, яркие голубые широко расставленные глаза, чуть вздернутый носик, пухлые губы. Девушка  отдаленно напоминала ему одну из голливудских актрис, только фамилии  актрисы Доронин не помнил. Он смотрел на Настю, и сочинял ее биографию. Она явно не москвичка, это понятно сразу. Коренная москвичка так фанатично своей работе не предана, воспитание не то, все на блюдечке москвичке приносят, все от рождения дано, а провинциалочка, такая как Настя, зубами в Москву вгрызается, что бы успеха достичь. Вот москвичка никогда бы не поперлась на другой конец Москвы на общественном транспорте, зимой, в легком пальто и на высоких каблуках. Не было у Насти личной машины, она действительно, по настоящему  расстроилась, когда узнала, что доехать на такси до ее дома (в рабочем, не престижном, районе) стоит три тысячи рублей, у нее реально денег не было. А ее дорогое пальто? Скорее всего, пальто  ей подарили, а может быть, сама купила, по случаю, задешево, пожалел ее кто-то, продал хорошее пальто. Красивое пальто, Насте оно очень подходило, вот только не по сезону, но вероятно, у нее ничего больше из верхней одежды нет. Они сидели на кухне, пили чай, с шоколадкой, что он принес, было заметно, девушка смертельно устала,  вымотана, у нее был потухший взгляд, на его вопросы отвечала почти равнодушно, негромким голосом.  Но как она ему отвечала! Она была  не только красавицей, но и умницей. Университет, факультет журналистики окончила, это вам не фунт изюма! Доронин, когда она это рассказала, удивился, поразился, но сдержался, виду не подал, выдержка у него была железной, войска спецназа прошел,  тоже не фунт изюма. Когда Настя уехала, за ней, на машине по  просьбе Доронина, прибыл один из его подчиненных, Доронин  продолжал думать о ней.
Замечательная девушка! Целеустремленная, правильно, в хорошей семье воспитанная. У нее ребенок? Ей тридцать два, мальчику двенадцать, родила в двадцать, когда училась в Университете? Скороспелый студенческий брак? Скорее всего, любовь-морковь, с кем не бывает. Одна ребенка воспитывает, помощи не у кого не просит.
И лежа на узком неудобном диване в квартире Лисицыных, он вдруг понял, что на такой девушке, как Настя, он бы женился. И сразу одернул себя, а ей-то он нужен? Мужик, старше сорока, разведенный, с изломанной психикой, трудным характером, сложным  прошлым, после тяжелого ранения, это в пассиве, а в активе у него не слишком престижная работа и комната в коммунальной квартире с маргинальными соседями. Не мужик, подарок! А у нее? Тяжелая работа, съемная квартира, сын-подросток. И зачем он ей нужен? На ее хрупкие плечи?
Доронин ночью практически не спал, думал свои горькие думы, и ждал, что вот сейчас откроется входная дверь, на пороге квартиры появиться нетрезвый Алексей, тогда Доронин ему вмажет, как следует. Дверь не открылась, Алексей не вернулся.
5
Рано утром, с тяжелой головой и больной спиной Доронин, кряхтя, сполз с дивана в квартире Лисицыных, пополз в ванную, там, согнувшись в три погибели перед неудобной, низкой раковиной, сунул голову под кран, открыл холодную воду, и только тогда немного пришел в себя. Голова у него перестала гудеть, глаза открылись. Вытирая мокрые волосы несвежим полотенцем, он глянул на себя в зеркало над раковиной, понял – ему нужно ехать домой, в свою коммуналку, и там принять душ, почистить зубы, побриться, и самое главное – переодеться, в мятой, грязной мокрой рубашке ходить невозможно. Хорошо, что ему на работу не нужно, он отгул взял. Решил – сейчас поднимет Антона, накормит завтраком, отправит в школу, потом немного поговорит с Татьяной, попытается накормить завтраком и ее, дождется ребят, которых обещал прислать Серега Пирогов, и поедет домой. Так он и сделал. За исключением того, что Татьяна наотрез отказалась завтракать, накормить ее не удалось. И еще она все время спрашивала про Лешу, что с ним, где он может быть? У Доронина ответа на этот вопрос не было. Он и сам хотел бы  знать…Ребята, которых прислал Пирогов, появились ровно в восемь утра. Доронин передал им с рук на руки Татьяну, и рванул домой…
Из Бирюлево выбирался тяжело и трудно, стоял в бесконечных пробках, но Третье кольцо, по которому он решил ехать, было свободно,  до Таганки домчал относительно быстро. И, уже  дома, после душа, с чашкой кофе, о котором мечтал в машине, по дороге домой, томясь по пробкам, уселся за столом, вытянул ноги, и припомнил то, что вчера рассказывал ему Пирогов о «Медицинском центр». Отчет Пирогова основывался на фотографиях, которые Доронин  переслал. Серега, рассказывая о «Медицинском центре», долго хмыкал, требовал ящик коньяка, или, на худой конец, бутылку, говорил, что убил на Доронина целый вечер. Но информацию выдал, бесценную.  По господину Трофимову, что читал лекции покойной Юле, и по его супруге, целительнице Варваре, тюрьма плакала. И почему они все еще были на свободе, лекции читали,  людей врачевали, было совершенно не ясно. Сергей рассказывал, что против этой сладкой парочки  возбуждали уголовные дела в разных городах России, они много где засветилась. Но уголовные дела, возбужденные против сладкой парочки, к великому сожалению, были закрыты. Пара промышляла интересным бизнесом. Трофимов с супругой являлись учредителями некой организации, вернее сразу нескольких организаций, но одного профиля деятельности - оздоровления, и на все эти организации у них был полный пакет документов, и учредительных, и разрешительных, то есть все необходимые лицензии и сертификаты. Супруги гастролировали по различным городам. Приезжая в очередной город они извлекали на свет документы очередной организации, и открывали «Оздоровительный центр», муж читал лекции, жена – врачевала. Набрав определенное (немалое) количество денег сладкая парочка из города сваливала, что бы оказаться в другом городе и заняться той же деятельностью. А уголовные дела, что против них возбуждались, были связаны с тем, что лекции, которые читал господин Трофимов, стоили чрезвычайно дорого,  их посещали, в основном женщины,  подсаживались на эти лекции, как на наркотик. Несчастные женщины часто продавали все из дома, да и сами дома, только что бы слушать лекции. Были даже случаи самоубийств. Родственники жертв жаловались в правоохранительные органы, возбуждалось уголовное дело, но тут же закрывалось, жертвы, же отдавали деньги добровольно и так же добровольно уходили из жизни.
Трофимов Трофимовым, лекции лекциями, тут было все почти ясно, скорее всего, лектор обладал гипнотическим внушением, воздействовал на несчастных, одиноких, впечатлительных женщин, вот они и несли ему денежки.  У Доронина намного больше вопросов вызвала деятельность его супруги – Варвары, якобы знахарки, целительницы. Если Трофимов имел медицинское образование, даже был кандидатом наук, специализировался по психиатрии, то его супруга Варвара имела диплом только медучилища, но в отличии от своего супруга, лечила абсолютно все болезни. Пирогов нашел в интернете газетную статью, примерно трехгодичной давности. В статье описывалось, что в городе Новосибирске практиковала целительница Варвара, лечила  инфаркты, инсульты,  даже рак, чем лечила – неясно, вроде бы, заговоренной водой, несколько человек после ее лечения погибли. И в этом случае против целительницы возбудили уголовное дело. И опять дело закрыли. Варвара показала расписки пациентов, в которых те писали, что предупреждены, что могут умереть, на лечение целительницей Варварой соглашаются добровольно, от официальной медицины отказываются. И в этом случае дело закрыли. Доронин листал брошюры, что взял в комнате Юли. В одной брошюре прочитал, сладкая парочка, Трофимов с Варварой организуют где-то в лесах  поселок, так называемое, Экопоселение.  Что бы попасть в поселок, нужно было заплатить огромный взнос, но всем проживающим в этом поселке гарантировано абсолютно чистое, без химии, питание, лечение целительницей Варварой, лекции ее мужа, в общем, рай, а не жизнь. Доронин думал – вот разводилово, а? Парочка любыми способами деньги из народа тянет, а скольких они угробили, на тот свет загнали? И наказания им никакого! Доронин твердо решил, из кожи вылезет, а эту парочку на свободе не оставит! Хватит, допрыгались. Всех на ноги поднимет, но людей гробить больше им не даст! Сейчас интересующая его парочка проживала в ближнем Подмосковье, в престижном коттеджном поселке. Дом с большим участком они приобрели в собственность несколько месяцев назад за немалые деньги.
6
Доронин переоделся в джинсы, свитер, любимый  китайский пуховик, отправился на поиски четы Трофимовых. Поселок он нашел быстро. Вернее это был даже не поселок, пригород одного из Подмосковных городов, с развитой инфраструктурой, банками, супермаркетами, и железнодорожной станцией.   Поселок то он нашел, и дом Трофимовых нашел, но произошло примерно тоже, что и в Доме культуры, в Бирюлево. Доронин мог сколько угодно стучать в ворота, ходить вокруг двухметрового забора, огораживающего участок. Все без толку.  Калитку ему никто не открыл, признаков жизни за двухметровым забором не наблюдалось. К тому же сильно похолодало, до минуса двадцати, и Доронин сто раз пожалел, что не взял с собой хоть что-то мало-мальски напоминающее головной убор, шапку или кепку, у него на куртке не было капюшона, у него даже шарфа не было, а то мог бы уши замотать. Походив вокруг имения Трофимовых, полазив по сугробам, он решил вернуться в машину, выждать время, понаблюдать за домом. И не зря. Он только  от злополучного дома отъехал, припарковался в переулке, неподалеку,  начал наблюдать за интересующим его объектом, как увидел вчерашнюю журналистку Настю. Она бодро шла от железнодорожной станции к дому Трофимовых. Одета была в белой короткой курточке с капюшоном, украшенном пушистым мехом, джинсах, мягких сапожках-уггах, с небольшим кожаным рюкзачком за спиной (этот рюкзачок был с ней  вчера, Доронин хорошо его запомнил). Настя показалась чрезвычайно молоденькой, хорошенькой, розовощекой, от мороза. Он  подумал – вот сейчас она  также как и он, до посинения будет стучать в ворота, потом походит кругами вдоль забора, и когда вконец потеряет терпение,  направится к станции, тут он появится, они объединят свои усилия в борьбе с лжецелителями. Нужен ему такой вот очаровательный союзник? Очень. Доронин усмехнулся. Все произошло, так как он  думал. Настя стучала в ворота, ходила вокруг дома, но бесполезно. Примерно через час она сдалась, плюнула, поправила свой рюкзачок на плече, по небольшой тропинке между сугробами, вышла на трассу, зашагала обратно к станции. Доронин выехал из своего укрытия, двинулся вслед, поравнялся, посигналил. Она услышала сигнал, вздрогнула, обернулась, остановилась, узнала его машину, улыбнулась, он тут же сказал:
- Вот и увиделись с Вами, Настя, добрый день, садитесь быстренько, в машину, Вы замерзли, а Саньке Вы здоровая нужны. Садитесь, у меня в машине тепло, межу прочем, подогрев сидений работает…
Настя закивала, распахнула дверь его машины, забралась внутрь, повертелась на сидении, устроилась поудобнее, скинула с головы капюшон, разместила  рюкзачок у себя в ногах, принялась благодарить:
- Спасибо огромное, я замерзла ужасно, шла сейчас по дороге, думала, что ноги совсем не идут, до станции не дойду, сейчас упаду вот прямо здесь на дороге, и умру в сугробе, на обочине. От холода.
- Уже не умрете. Отогреетесь. Я Вас спас… - он улыбался, и Насте показалось, что он с ней кокетничает. Часть пути ехали молча. Настя отогревалась, растирала замершие пальцы рук, оттаивала, приходила в себя, отдыхала. А Доронин крутил руль машины, и соображал, как лучше начать разговор, предложить ей сотрудничество, так, что бы она сразу не отказалась, девушка же она с характером. Он произнес:
- Настя, послушайте, скорее всего, мы с Вами занимаемся одним делом, расследуем одно преступление, давайте обменяемся информацией, которой владеем, дальше будем действовать сообща. Вот моя визитка! - он протянул ей визитную карточку, которую достал из бардачка машины. Настя взяла карточку, прочитала: «Доронин Александр Иванович, Начальник Службы безопасности Торгового центра…», сунула в карман куртки, кивнула в ответ, визитной карточки у нее не было,   представилась:
-Кораблева, Настя…- и замолчала, Доронин понял, вести диалог придется ему, Настя растеряла боевой задор. Он продолжал:
-Очень приятно, Настя. Расскажите, что Вас привело в этот поселок?
- То же, что и Вас… - Настя пожала плечами.
-А меня привела смерть девочки Юли, и странные лекции, что она слушала, а еще более - странные люди, что эти лекции читали, и что отец девочки дома не появляется. Вторые сутки отсутствует…Не представляю, где он может так долго быть…
 - Алексей не пришел домой? – Настя мгновенно сконцентрировалась, ее расслабленность как рукой сняло, она  выпрямилась, напряглась, сказала:
 - Послушайте, Александр Иванович (Настя порадовалась, наконец-то узнала его отчество, ей неудобно было к нему обращаться по имени), если мы  нашли поселок, дом, где живет лектор, так может и Алексей  нашел, был здесь? Давайте вернемся, соседей поспрашиваем?
Доронин кивнул, согласился, Настя права, она  сообразительней его. Он и не подумал об этом. Спросил, разворачивая машину:
-  А как он мог узнать адрес лекторов?
- Спросил в Доме культуры…
- Я спрашивал, мне ничего не рассказали, взашей из Дома культуры вытолкали! – Доронин был категоричен.
- Вы не у тех спрашивали. Алексей мог спросить у сторожа, у  охранника, рассказать им о смерти дочери. Те могли перепугаться, адрес выдать! - Настя, с ее буйной фантазией, строила предположения,- Вот, Вы у кого спрашивали?
- В администрации…- буркнул Доронин.
-Думаю, Алексей в администрацию не ходил. Когда он был в Доме культуры, стоял поздний вечер, администрация, скорее всего, была закрыта, а вот сторож был…
- Вы правы.  Только мы не соседей будем спрашивать, мы камеры видеонаблюдения посмотрим…
Они возвращались к усадьбе Трофимовых, в ворота которой не так давно  без толку стучали. Доронин на подъезде к усадьбе притормозил, приоткрыл окно машины, чуть высунулся, внимательно огляделся, ища взглядом видеокамеры, тут же заметил видеокамеру над дверью отделения коммерческого банка, расположенного почти напротив злосчастной усадьбы. Доронин припарковался у банка, спрыгнул из машины на утоптанный снег, помог выйти  Насте. Они направились к отделению банка.
Переговоры с охраной банка заняли чуть более получаса, искомая запись на диске была в кармане у Доронина. Помогли документы, подтверждающие, что он ветеран спецназа, подполковник в отставке, то есть серьезный человек (охранники тоже были людьми военными, в прошлом), денежная бумажка, номиналом пять тысяч рублей. И все удовольствие.  Насте с Дорониным удалось посмотреть драгоценную запись. Они очень четко увидели Лешу Лисицына, наблюдали, как он пришел со стороны станции, стучал в ворота усадьбы, ходил вокруг забора, возвращался к воротам, опять стучал, вот он сел на снег у ворот, зарыдал от отчаяния, потом встал, направился в сторону станции. И что Доронина очень сильно напрягло, он  разглядел на видеозаписи, как за Лисицыным, когда тот отошел от ворот усадьбы, двинулась вслед белая «Лада-Приора», точно такая же (или та же самая?), что стояла у Дома культуры вчера. 
Когда Доронин с Настей вышли из банка на улицу, он бросил взгляд на усадьбу Трофимовых. Ворота усадьбы оказались распахнутыми, в них как раз въезжала белая «Лада-Приора» (опять)! Доронину нестерпимо захотелось рвануть с места, добежать до ворот (всего-то несколько метров), забежать туда вслед за машиной. Но он остался на месте, резонно подумав, а что будет, когда он окажется на территории усадьбы? Скорее всего, там охрана. Если охранников двое или трое, он с ними легко справится, а если пятеро или больше? И потом, вот он справиться с охранниками, пойдет в дом, для переговоров с хозяевами? Те тут же вызовут полицию, мол, незнакомец в дом ворвался! Полиция приедет, его заберут, на пятнадцать суток посадят! И диск, что у него в кармане куртки, отберут. Доронин мотнул головой, сказал Насте:
- Обратили внимание, что за машина заезжала в ворота?
- Отечественная. Я плохо разбираюсь в марках машин, а что?
- Это «Лада-Приора». Точно такая была на видеозаписи,  ехала вслед за Алексеем. Дома посмотрю запись, постараюсь увеличить изображение машины, разглядеть ее номер. Но, я уверен это та же машина. Поехали, глянем, есть ли еще видеокамеры  по пути к станции, может, удастся проследить путь Алексея.
Они ехали к станции, ища по пути, видеокамеры.  Но к их глубокому огорчению видеокамер на шоссе не было, не шагнула еще цивилизация в этот подмосковный городок, дорога до станции шла по улицам, застроенным одно- и двухэтажными деревенскими домиками, по мосту через небольшую подмосковную речушку. Были видеокамеры только на станции, но записи с этих камер посмотреть не удалось. Станцию охраняли сотрудники внутренних дел, они посмотреть записи не дали. Даже за деньги. Требовали заявить в полицию о пропаже человека, утверждали - когда будет заведено розыскное дело, в рамках розыска они записи с камер предоставят. Доронин спорить не стал. Решил – Татьяна заявит в полицию,  дело заведут, тут он и подключится, тогда записи и посмотрит.
7
Огорченные, Настя и Доронин, опять погрузились в машину, двинули в сторону Москвы. Настя совсем пришла в себя, освоилась, не смущалась, командовала, комментировала, подсказывала, давала советы. Доронин снисходительно отвечал на ее вопросы, не спорил, соглашался (в мелочах), прекрасно понимал – последнее слово все равно будет за ним,  сносил ее придирки, подколы. Настя болтала безумолку:
- Вот здорово, что я сегодня проспала. Не проспала бы,  встала  рано, мы бы не встретились…
Она действительно проспала. Всю ночь просидела за компьютером, в интернете, искала информацию о Трофимовых. И к утру нарыла много интересной информации, даже больше, чем передал Пирогов Доронину, и адрес их подмосковной усадьбы нашла. Утром, глотнув кофе, растолкала спящего крепко Саньку, потащила в школу, по дороге клялась и божилась, что сегодня заберет его с продленки, непременно!  Отвела сына в школу, вернулась домой, позвонила Короткову, поставила того перед фактом, ее сегодня не будет, едет в Подмосковье, к главарю секты (Коротков маниакально продолжал требовать сюжет про секту), принялась собираться в дорогу. И поняла, сил, куда-либо ехать, у нее просто нет! Она прилегла на кровать, решила полежать полчасика, и крепко-накрепко заснула. Спала больше двух часов. Проснулась бодрая и веселая, могла горы свернуть. На электричке доехала до нужного городка, нашла дом, где жили Трофимовы, встретила Александра Доронина, на свое счастье. Настя продолжала:
- Давайте так сделаем, сейчас в Доме культуры нет  лекций, пробьемся на прием целительнице Варваре. Попытаемся ее расколоть!
- Как намериваетесь это сделать? Прикинетесь больной? Стоит  игра свеч? Меня туда на порог  не пустили!- недоверчиво бросил Доронин.
- Нужно придумать как, необязательно самому болеть, можно рассказать, что болеет кто-то другой…- предложила Настя.
- Муж! Я думаю, рассказывать, что болеет сын или родители не нужно, примета плохая, вот про мужа рассказать можно, его у Вас нет!– Доронина разговор начал веселить, он добродушно огрызался на Настю. Настя не поддержала шутливый тон, наоборот поскучнела: 
- Наверное, я бы  очень хотела сказать, что у меня болеет муж, но не могу этого сделать. У нас с моим б.м., бывшим мужчиной, отцом Саньки, мировое соглашение. По этому соглашению  мы забыли о существовании друг друга, мы якобы даже не были знакомы. Я не даю интервью, не рассказываю, что когда-то была его женщиной, у меня от него ребенок, а он за это  оставляет меня в покое, не пытается отобрать у меня Саньку.
- Ваш б.м. пытался отобрать ребенка? Вы алкоголичка, наркоманка, бомжиха? Вы известная журналистка! – для Доронина ее рассказ звучал дико, Настя пожала плечами, произнесла почти равнодушно:
- А что бы больнее было, что бы поняла – кто я, а кто он! Он бог всемогущий, а я так, грязь из-под ногтей. Меня можно унижать в свое удовольствие, можно  обманывать, использовать втемную, от меня можно требовать полного подчинения, и меня, в конце концов, можно ограбить, и выкинуть на улицу, как шелудивую кошку…
-Я затеял разговор не со зла, честное слово!–Доронин оправдывался, он был не рад, что завел этот странный разговор.  Настя попыталась улыбнуться:
- Все в порядке, Вы же не знали моей печальной  биографии.
- Он Вам с Санькой совсем не помогает?
- Не морально, не материально, не физически! Мне его помощь не нужна. Я   пробьюсь сама! Он пожалеет, что меня бросил. Я карьеру сделаю без чьей либо помощи, и Саньку воспитаю. Он еще у нас с сыном в ногах валяться будет, назад проситься. Я себе установку дала, и сейчас все для этого делаю, не перед чем не остановлюсь, если нужно по головам пойду, глотки грызть буду…
Настя говорила очень убедительно, и Доронин понял – будет грызть глотки, и пойдет по головам, не шутит! В разговоре наступила пауза. Доронин не отвечал Насте, переваривал услышанное. Настя поняла,   наговорила лишнего, про глотки и про головы. Нужно было промолчать, о ее отношениях с б.м. никому знать совершенно не обязательно. Она   разглядывала  четкий профиль находящегося рядом с ней мужчины, красивый профиль,  тут спорить бесполезно, и думала, что его жене несказанно повезло. Вот этот мужчина никогда  ни ее, ни  детей не бросит, до последней капли крови будет защищать. Ей вдруг захотелось прижаться к этому чужому мужчине, положить голову ему на плечо, немножко отдохнуть, погреться. Потом, в благодарность за каплю подаренной этим мужчиной (нет, украденной ею у другой женщины!) нежности, поцеловать  его в теплую гладковыбритую, пахнущую дорогим одеколоном щеку,  взъерошить его тщательно приглаженную шевелюру, еще раз поцеловать,  теперь в аккуратно  подстриженный висок. Но ничего этого она не сделала, только смотрела на мужчину, который сейчас оказался рядом с ней, и твердила про себя: «Господи, как я ей завидую!». «Ей» – это его жене! Она завидовала его жене и черной и белой завистью одновременно, завистью полосатой, как зебра. И понимала – ей, Насте, вот такое вот простое счастье, с простым мужиком, работающим всего лишь Начальником службы безопасности Торгового центра, не доступно…
Хорошо, у нее сейчас есть Цель, но потом, когда она Цель достигнет, что она будет делать? Искать себе в мужья олигарха, или принца Уэльского? А если после достижения Цели пройдет много лет, сможет ли она насладиться простым женским счастьем? Может быть, да ну ее, эту Цель? Выйти замуж вот за такого вот замечательного, простого мужика, красивого, умного, надежного как скала, и жить счастливо? Прислониться к нему, перестать быть сильной, осознать, что вот теперь этот человек будет заботиться о ней, оберегать ее.  Да, у него много недостатков, он упертый, как все бывшие военные. Он не закончил факультета журналистики, только военное училище, он звезд с неба не хватает, но именно с ним она будет счастлива. Он заработает денег, его семья с голоду не умрет. И умен он от природы, у него большой опыт, жизненный и житейский, если бы был дураком, подполковником не стал бы!  Он будет ее учить, воспитывать, как новобранца, она не будет его слушать, спорить, они будут страшно ругаться, она будет уходить от него раз в месяц, к маме. Он будет возвращать ее, просить прощения. Прощение будет просить именно он, а не она, хотя в их размолвках будет виновата именно она. Но он никогда не предаст и не обманет ее. И он будет ее ЛЮБИТЬ (именно так, большими буквами)!  А она, возможно и она, и  скорее всего, да нет, не скорее всего, а точно, будет ЛЮБИТЬ его! Настя тяжело вздохнула, с четкого профиля Доронина перевела взгляд на его руки, уверенно лежащие на руле машины,  с крепкими крупными ладонями,  длинными пальцами с коротко обрезанными ногтями, никогда не видевшими маникюра. И опять подумала – эти руки, наверное, не слишком хорошо обращаются с компьютером, зато все остальное умеют очень хорошо, автомашину починят, газовую плиту, и готовить умеют, вкусно и сытно, стирают и убирают. И еще они обнимают женщину, сильно, страстно, так, что у женщины кости трещат, и именно об этом сейчас мечтала Настя. Она мечтала, что бы Доронин вот таким образом обнял ее. Она вздохнула еще тяжелее, глубже, почти застонала от отчаяния. Он заметил ее совершенно подавленное состояние, предположил:
- Настя, своими разговорами я Вас расстроил. Не нужно было говорить о Вашем бывшем муже, у Вас плохие воспоминания!
- Все нормально, я не об этом  думаю! - Настя мотнула головой, отогнала эротические фантазии о Доронине (будь они не ладны!).
 - О чем, если не секрет? – спросил Доронин. Настя лихорадочно начала соображать, о чем она может сейчас думать, если не о любви? Что ей ему сказать? Придумала, сказала:
- Я думаю, что мне нужно сдавать статью, а я ее еще и не начала писать. Главный требует статью про секту, но про секту я писать определенно не буду. Напишу, как  хотела, об отношениях родителей и детей. Напишу, как  думаю, почему несчастная Юля Лисицына, оказалась на этих странных лекциях, и почему она умерла…
- Почему, объясните… - поинтересовался Доронин. Настя чуть подумала, вздохнула, собралась с мыслями, принялась объяснять:
- Как не странно, все беды идут из нашего, советского прошлого. Вот Вас, да и меня тоже, наши родители воспитывали совершенно не так, как мы сейчас воспитываем наших детей. Поясню. Вы, и я, воспитывались в период тотального дефицита, но мы от этого совершенно не страдали, потому что были как все. У нас дефицитного ничего не было, не было и у других детей в нашем классе. Я помню, что у одной из девочек в классе, у единственной появилась кукла Барби, так я эту девочку считала самой счастливой в мире. Но у меня и голове не было, просить у родителей купить мне Барби. Я понимала, что купить такую куклу не реально,  возможно только за границей, стоит она очень дорого. И одета я была практически, как все. В школу ходила в школьной форме. Но вот народ стал жить лучше, социализм закончился, начался капитализм, естественно, расслоение общества. Все как у классиков марксизма-ленинизма. Товар-деньги-товар. В одном классе оказались дети лавочников и дети продавцов в этих лавках. У детей лавочников появились мобильники, фирменные шмотки, и куклы Барби в неограниченном количестве, у детей продавцов всего этого не было. Вот как то так. Дети продавцов  стали устраивать скандалы своим родителям, они тоже хотят фирменные шмотки и кукол Барби, ведь у  других это есть. У новых русских детей! Почему  русские - новые, никогда не задумывались? Потому что они раньше были старыми русскими, бедными, и тут в одночасье разбогатели, и стали новыми. Продавцы лавок тоже хотят стать лавочниками, потому что у лавочников – машины, квартиры, Канары, красивые женщины, часы «Тиссот», телефоны «Верту», то есть приятные атрибуты жизни, по значимости, как кукла Барби для их детей. И им тоже нужны прелести жизни, они не имели их в детстве.   И продавцы лавок начинают себе эти атрибуты сладкой жизни добывать. То есть, или работают, как проклятые, или идут криминальным путем. И дети забыты, времени на их воспитание нет, есть только  работа. Дети, в качестве компенсации внимания получают модные шмотки, кукол Барби, навороченные телефоны, компьютеры, планшетники. Родителям кажется, что их дети счастливы, они всем обеспечены, дети же у них это все просили! И  родителям невдомек, что дети-то просили у них эти игрушки, что бы обратить на себя внимание! Не нужны им планшетники и Барби, им нужно внимание родителей, им нужно чтобы родители сели с ними рядышком, поговорили, как с взрослыми! А родителям некогда, они не только детям хотят материальные блага заработать, но и себе. Они же лавочники и продавцы в этих лавках! Если бы они чуть больше понимали! Если бы понимали, что счастье не в планшетниках и Барби, счастье – жить со своей совестью в ладу, понимать, что ты на своем месте, делаешь нужное дело, самое главное счастье – любить, не за планшетники и Барби, просто любить, не за что! Попала Юля Лисицына на непонятные лекции от недостатка родительской любви, недостатка внимания. А на этих  лекциях она во внимании просто купалась! Детские самоубийства происходят, потому что дети хотят обратить на себя внимание, они не понимают, что смерть – это навсегда, что их больше не будет на этом свете… 
Доронин посерьезнел, внимательно выслушал Настю, вдруг спросил:
- Настя, а Вы счастливы?
Настя честно ответила:
- Нет. А Вы, Александр Иванович?
Он ответил, тоже очень честно:
- Нет. Я не нахожусь в мире с самим собой. То, что Вы рассказали – страшно. И я очень хорошо знаю, что такое смерть. Настя, Вы, наверное, много времени проводите с сыном?
- Преступно мало. Рыдаю ночами от бессилия, очень хочу проводить с ним больше времени. Вы знаете, за последние двенадцать лет я почти не смотрела взрослых фильмов, исключительно детские. Я полюбила детские фильмы. Они очень правильные. Добро всегда побеждает зло.
- В жизни такое редкость… – философски заметил Доронин, перевел разговор на другую тему, - У нас тяжелый разговор. Давайте закроем тему. Не умею я вести диалог с молодыми умными журналистками.  Мы уже почти в Москве, куда Вас отвести? Домой? На Просторную улицу?
Они действительно уже въезжали в Москву. Настя ответила:
- Да, домой. Я сегодня свободна, буду дома статью писать.
И тут Доронин понял, что не может  расставаться с Настей. Ему даже стало страшно от того, что она сейчас выйдет из машины, и он ее потеряет. За тот час, что они провели вместе в маленьком пространстве его машины, они стали очень близки. Он  кожей чувствовал какую-то невероятную, неведомую энергию, исходившую от нее. Позитивную, положительную энергию. Ему рядом с ней было тепло, комфортно, легко. Ему нравилось, как она, при разговоре отводит от лица пряди длинных волос, как  жестикулирует. Она хороша собой. Она умна, очень умна, она грамотно, убежденно излагает правильные мысли. Она далеко пойдет, сделает карьеру, добьется известности. Она взрослая, самодостаточная женщина. И она безумно нравилась ему, привлекала, именно как женщина. Он понимал, что он ее никогда не получит, это не его женщина. Это женщина известного писателя, художника, или, что звучало совершенно банально, олигарха. Не охранника из Торгового центра. И вот уже он тяжело вздохнул, собрался с силами,  предложил:
- Если  Вы свободны сегодня, можно пригласить Вас на ужин?
- Я клятвенно обещала сыну, забрать его  из школы! Вы  женаты, у Вас будут неприятности!- начала возражать Настя. Доронин улыбнулся:
- Уверяю, моя жена, против того, что я поужинаю с коллегой по работе, возражать не будет. Или Вы принципиально не ужинаете с женатыми мужчинами? И, также как Вы своему сыну, клятвенно обещаю, что ужинать мы будем недолго, за сыном Вы успеете.
И не поверил своим ушам, Настя согласилась на его предложение:
-Хорошо. Я очень хочу с Вами поужинать. Правда! Только, если можно, до ужина заедем ненадолго по одному адресу…
-Отлично! – Доронин несказанно обрадовался, и Настя, впервые увидела его настоящую улыбку, во все тридцать два зуба, - Говорите адрес, куда ехать. Если не секрет,  зачем мы туда едем?
- Не секрет, квартиру смотреть. У меня огромный геморрой–съемные квартиры. Мне нужна дешевая квартира в районе Преображенки. Сын множество школ сменил, тяжело привыкает к новой. Сейчас  учится в отличной школе, уже год, привык, хочу, что бы там продолжал учиться. Возить сына с другого конца Москвы в школу я  не в состоянии, один ездить он не может, маленький. И  у нас в семье живет котэ.
- Котэ? – удивился Доронин.
- Кот! «Котэ» кота зовет Санька. А с животными квартиру сдают неохотно. Санька своего котэ обожает, жить без него не может. Вот и ищем квартиру, куда с животными пускают.
Доронин опять широко улыбнулся. Он представил белобрысого Саньку, а рядом толстого рыжего пушистого кота. Почем рыжего? Он себе этого объяснить не смог. Но уточнил:
- Котэ – рыжий? Большой и толстый?
- Откуда Вы знаете? Почему Вы знаете? – Настя удивилась.
- Подумал. Кот должен быть определенно рыжим! Котэ–рыжий?
-Рыжий, бесстыжий!–засмеялась Настя,- Не могу ребенка единственного друга лишать…
Настя назвала адрес квартиры, которую предполагала снять. Спросила, знает ли Доронин, где это. Доронин кивнул, он знал куда ехать. Настя позвонила хозяевам квартиры, предупредила, что подъедет квартиру смотреть, принялась рассказывать Доронину, что два дня назад позвонила квартирная хозяйка, потребовала освободить квартиру до конца месяца, а лучше, если раньше, хозяйка собирается квартиру продавать. Искать  новую квартиру Настя не могла, физически, она позвонила знакомой риэлтерше, та обещала в нужном Насте районе квартиру подыскать. Сегодня утром риэлтерша адрес сообщила. Вроде и район и цена подходят. И с котэ жить в квартире разрешили. Доронин, было, решил рассказать девушке о своей коммуналке, но промолчал. Не нужно Насте знать, что подполковник в отставке живет непонятно где. И если рассказывать о коммуналке, то придется рассказывать и все остальное, про ранение и про развод. Не время это рассказывать. Они покружили по узким улочкам Преображенки, нашли нужный дом, он оказался чудовищным.Хуже дома  Доронина. Барак под снос!
8
Настя от отчаяния почти плакала, кусала губы. Она стояла у  барака в нерешительности, дверь барака то и дело хлопала, кодового замка на двери не было, туда-сюда сновали деловые гасторбайтеры всех мастей, коренные обитатели. Доронин стоящий рядом  с Настей положил руку ей на плечо, потребовал:
- Пойдем отсюда! Вы здесь не можете жить, тем более с ребенком. А, Санькиного котэ, через пару дней, местные жители украдут,  на ужин зажарят. Поехали к тому дому, где Вы сейчас живете, мы поищем квартиру поблизости, и без всяких риэлторов.
Настя не возражала, повернулась, пошла к машине. У  нее не было другого выхода, помощь  от Доронина она приняла просто по умолчанию.   Через пару минут они оказались у ее дома. А еще через двадцать минут Доронин нашел ей новую квартиру. Она увидела подполковника Доронина в действии. Поняла, почему Татьяна говорила о Доронине с придыханием! И почему в него  были влюблены  абсолютно все знакомые с ним женщины. И сама Настя в него уже почти влюбилась. В поисках квартиры Доронин руководствовался простым дедовским способом – опрашивал местное население. В основном старушек, сидевших на лавочках. Старушки верили ему беспрекословно. Он внушал безоговорочное доверие.  Начиная разговор со старушками, он тут же спрашивал имя-отчество бабушки, как здоровье, не беспокоят ли соседи, и уже потом говорил, что ищет квартиру для мамы с сынком. Мама – известная журналистка. И кивал на стоящую рядом Настю. Настя, сама  коммуникабельная и разговорчивая (журналистский хлеб) темпераменту своего нового знакомого просто поражалась. Вот это мужик! А поначалу казался замкнутым и закомплексованным. Доронин с Настей шли от старушки к старушке, от адреса к адресу, и нашли свободную квартиру, которую им сдали с превеликим удовольствием. Хозяйка квартиры уехала к дочери, в Питер, ключи оставила соседке, что бы та сдала квартиру приличным людям. Жильцы не находились,  все, кто хотел снять квартиру, квартиросдатчице казались неприличными. Все, кроме Доронина. Если бы Настя пришла снимать квартиру одна, без него,  она бы ее не получила. Настя с восхищением, приоткрыв рот, слушала, как Доронин заливался соловьем, уговаривал вредную старушку сдать Насте квартиру. Ему хватило десяти минут, и ключи были у него в руке. Квартира оказалась очень даже неплохой. Большая комната, семиметровая кухня, все удобства,  мебель, в ванной стиральная машина. И даже разрешили поселить в квартире  кота!  Настя рассказала, что в той квартире, в которой  она сейчас жила, мебели практически не было, телевизора тоже (пришлось покупать), а вещи стирала она у соседки, той самой, которая иногда забирала Саньку из школы. Настя, получив вожделенные ключи, заплатив задаток (заплатил за нее Доронин, она клятвенно обещала ему долг вернуть, но на возврате долга он особо и не настаивал!), выдохнула с облегчением. Они отправилась обедать.
Есть Настя хотела страшно, но искать ресторан поприличней, она Доронину не разрешила, потащила в ближайшую пиццерию, оказавшуюся вполне культурным заведением. С уютными столиками на двоих, официантами в бабочках, и обширным меню. Настя с трудом дождалась заказанной пиццы, с удовольствием смолотила ее полностью, и на душе у нее стало тепло и спокойно. Она пила кофе, и внимательно смотрела на сидевшего напротив Доронина. Тот все больше молчал, курил и почти ничего не ел.
А Доронину было перед Настей стыдно. Он ругал себя  - хвост перед девчонкой распустил как павлин, якобы квартиру помог ей искать. Да не квартиру он искал, себя во всей красе показывал, клоун несчастный. Он таким вот подобным образом  вел себя раньше, до ранения, был  штатным тамадой, на танцах самбу с румбой плясал, песни под гитару пел! Одно слово клоун. Солидный же мужик! Серьезный! Взял и имидж солидного мужика перед девушкой испортил. Что бы его соседи по коммуналке  сказали, если бы увидели, что он по старушкам бегает, и зубные протезы им заговаривает, что бы на девушку впечатление произвести. И, кажется, впечатление он произвел, Настя его очень искренне благодарила, волшебником назвала.
В карманчике рюкзачка  Насти завибрировал телефон, она тут же его достала, почти выхватила, как показалось Доронину, с облегчением. То ли молчание Доронина, то ли его присутствие, как ему самому показалось, начало ее тяготить. Звонил Санька, напоминал, что Настя обещала забрать его из школы, мол, уже пора, всех забирают. Настя вскочила, принялась натягивать куртку. Доронин вызвался отвезти Настю до школы.
У школы они были через пять минут. Настя поблагодарила Доронина, они договорились встретиться в субботу вечером. То есть через три дня, обменяться информацией, которую добудут за эти дни, и Настя обещала показать Доронину черновик ее статьи. Она уже скрылась за воротами школы, а Доронин не уезжал,  медлил. Он только отъехал немного в сторону, встал под деревьями. Ему хотелось еще раз увидеть Настю. Вот она, обнимая за плечи худощавого подростка, вышла из ворот школы. Мать с сыном направились к жилым домам. Доронин, не отдавая себе отчета, зачем он это делает, поехал следом. По пути домой Настя с сыном, о чем-то весело переговариваясь, зашли в магазин с зеленой вывеской «Магнолия», за продуктами. Вот они вышли, неся тяжелые пакеты.  Дальше Доронин следить за ними не стал. Он в один момент принял серьезное решение, развернул машину, поехал на Енисейскую улицу, к дому, где, когда-то счастливо жил с семьей, и где сейчас, все еще счастливо жила его бывшая жена с новым мужем и его, Доронина, детьми.
9
Доронин припарковался у бывшего подъезда, достал телефон, набрал городской номер бывшей квартиры, резонно решив, что по мобильному телефону Кристина может и не ответить, но он  был уверен, что к городскому телефону подойдут или Кристина или Чагин, дети не подойдут. Они, скорее всего, сидят в своей комнате за компьютерами.  Так и случилось, трубку сняла Кристина. Он, не давая ей опомниться, заговорил:
- Кристина, послушай, я говорю серьезно, хватит от меня бегать! Я хочу поговорить с тобой. Не бойся, в драку не полезу, хоть тумаков ты заслужила, и прекрасно понимаешь это. Я хочу поговорить о наших детях. Так дальше продолжаться не может, я не видел детей  около трех лет. Ладно, два года я в госпитале провалялся, сейчас здоров, хочу увидеть детей, это мои дети!
- Саша, дорогой, пожалуйста, пойми! - Кристина, как обычно, начала нудить и всхлипывать. Серьезных аргументов, почему она не дает Доронину увидеть детей, не было. Она давила на жалость, он резко прервал ее нытье:
- Прекращай всхлипывать! Ты заводишь эту песню все время. Если сию минуту не выйдешь, и мы не поговорим, я поднимусь, сломаю дверь, войду, и увижу детей. Не знаю, почему вы с Чагиным от меня их скрываете! Можешь вызывать полицию, милицию, ОМОН, не боюсь. Уже проходил…
- Сашенька, я не могу  позволить травмировать их психику!
- Это я тоже уже слышал! Это не аргумент!
- Саша, дети не знают, что ты жив! Я сказала им, что ты умер…
-Что?! – Доронин был вне себя от ярости. Кристина, услышав  короткое емкое «Что?!», не на шутку перепугалась. Холодное, резкое «Что?!» больно ударило, она поняла – он не отступит,  оправдывалась:
- Командование сообщило, что ты погиб, сообщило твоему отцу с сестрой, и мне с детьми. Я детям рассказала, что их папка героически погиб. Потом через два месяца перезвонили, извинились, сообщили новую информацию, что перепутали, ты жив, только тяжело ранен. Я побоялась детям сказать, вдруг ты бы умер, детей опять травмировать пришлось. Вот я  не сказала. А потом Чагин появился, я решила – у них новый папка будет…
 - Я, к твоему сожалению, не умер. Сейчас ты выйдешь, мы решим, как сказать детям правду. Как разгребать ложь, что ты нагромоздила!
 Кристина согласилась выйти.  Но ее Доронин не дождался. Через пару минут дверь его машины распахнул Чагин, его злейший друг, бывший враг. Плюхнулся на сидение с самодовольной улыбкой, брякнул:
  - Не лезь в нашу жизнь! Тебе в ней места нет, твое дело десятое!
  - Ты, уверен, Чагин, что мое дело десятое? А, по-моему, первое. И в вашу жизнь я не лезу, моя бывшая жена мне не нужна, пользуйся на здоровье. Ты же об этом мечтал. А вот с детьми я видеться буду обязательно. Это мои дети, ограждать их от встреч со мной вы не имеете права! Иначе  вопрос через суд будет решаться! – Доронин был очень резок, Чагин хохотнул:
  - Ты в суд подашь? Ты же псих, Доронин! Кто тебе поверит! Кто тебе детей доверит, урод! Сиди тише воды, ниже травы, молчи в тряпочку, а то все о твоем диагнозе узнают,  с работы тебя попрут, в дурдом упрячут. Вот  посмеюсь тогда над тобой. Один раз тебя пожалел, дурака, на поводу у Криски пошел, она рыдала в три ручья, просила не губить любимого Сашу. Я согласился. Теперь, если будешь стоять  на моем пути, не пожалею!
- Я-то псих, Чагин, а ты – падаль и мразь! Я не знаю, кем лучше быть честным психом, или отвратительной вонючей падалью. Пошел вон, сиденья в машине не пачкай, чистить после тебя придется!  Убирайся!
      Чагин, нехотя, вылез из машины, не закрывая двери, засунув голову в салон, пробурчал:
-Успокойся, Доронин, не нервничай, нервные клетки не восстанавливаются, а тебе при твоем диагнозе,  вредно нервные клетки терять. Сиди тише воды ниже травы, может какая баба на тебя и клюнет, ты мужик красивый, видный, только не рассказывай бабе, что ты псих. А от нашей семьи отстань, себе дороже будет! С работы турнут, и сопьешься вместе со своим соседом-бухариком! Детишек хочешь видеть? Не получишь, родительских прав лишим, ты им столько лет не помогал!
Доронин закричал:
- Вон пошел, гаденыш! Спокойная жизнь у Вас с Кристинкой закончилась! В суде встретимся! Меня родительских прав никто не лишит, у меня доказательства есть, я детям помогал,  переводы посылал, и не маленькие, на имя Кристины, и она эти деньги регулярно получала.
 Чагин с силой долбанул дверью машины, скрылся в подъезде.          Доронин поехал домой.
 10
Кристина, бывшая жена Доронина, стояла  у кухонного окна, курила, и наблюдала, как ее второй муж, Станислав Чагин, вышел из подъезда, как сел в потрепанный внедорожник ее первого мужа, Александра Доронина.  Доронин требовал на разговор ее, Кристину, и она уже собралась выйти, но Чагин ей запретил, пошел сам. Кристина видела, как  Доронин и Чагин разговаривая, резко жестикулируют (третий этаж, и стекла у машины не тонированные). Разговор продлился недолго. Чагин выскочил из машины, резко хлопнул дверью, и злой как черт,  побежал к подъезду. Ворвался в квартиру, бросился на кухню, вырывал из рук Кристины сигарету, смял в пепельнице, завопил:
- Сколько раз тебя просил, не кури! Ты мне обещала!
Кристина вздохнула:
- Прости, я просто сильно перенервничала. Я больше не буду!
- Больше не будешь? – выл Чагин, - И врать больше не будешь? Во что ты меня втравила! Он судиться хочет. Ты все это затеяла…
- Я затеяла? – возмущению Кристины не было предела, - Ты предлагал детям ничего не рассказывать, мол, помер их отец и все. А если про могилу спросят, то сказать,  в Чечне могила, он там погиб…
- Это ты говорила, что со дня на день твой муж помрет! Не помер…
- Я думала, что если он не помрет, то инвалидом останется, и тогда объяснила бы ему, что отец-инвалид детям не нужен. У них теперь другой отец, здоровый. Думала,  если он инвалидом останется, сам поймет, дети его стыдиться будут. Он, правда, в суд хочет идти? Или ты меня пугаешь?
- Правда! – орал Чагин, - И как ты думаешь, если его отродье в суде спросят, с кем они хотят жить, что они ответят? С ним конечно! Воспитала ты детишек на свою голову, малолетних преступников…
- Ты моих детей называешь отродьем?  Как ты смеешь! – Кристина залепила пощечину мужу, тому тумаки от жены было получать не в первой, он перехватил ее руку, ответную пощечину залепил. Она заплакала, отвернулась, опять нервно закурила, эту сигарету Чагин вырывать у нее не стал, решил, покурит, успокоиться. Она докурила, подняла на него глаза,  красивые, темно-синие (брюнетка с синими глазами,  классика жанра), спросила:
- Стас, что мы теперь делать будем? У него характер решительный, он будет судиться…И своего добьется…
- Будет! Мы его утопим. У нас весомый аргумент – он псих! – твердо стоял на своем Чагин. Кристина возражала:
- Он друзей приведет, новую справку получит, что он нормальный, если уже такую справку не получил…
- Заварила ты кашу, Крис! - тяжело выдохнул Чагин, - Объяснила бы детям, что их папка жив и здоров, но он плохой человек, и теперь у них другой папка, хороший…
 - Они мне не поверят! Сенька в особенности, она отца  боготворит. Да и друзья его у нас собирались, дед с теткой приезжали, дифирамбы Саше Доронину пели, ты сам и пел, и вдруг он в одночасье плохим стал! Дети не дураки. До сих пор мы им твердим, что их папка герой. И потом, ты говоришь, что их папка был плохим, а теперь у них есть хороший. Это ты хороший? Ты три года с нами живешь, и не хорошим и не плохим папкой  не стал. Ты никакой! Ты даже не отчим, ты никто! Сосед! Ты с ними не разговариваешь! Для тебя их нет… - Кристина нервно крутила в руках пачку сигарет, старалась не курить, но не выдержала, закурила снова. Чагин недовольно хмыкнул, он не курил, и всячески с вредной привычкой жены боролся, но жена на его хмыканье не прореагировала, нервно курила, ждала, что скажет муж, а он выдал такой перл:
- Так они со мной не общаются! Не хотят! А твоя дочь, та вообще волком смотрит, и брата против меня настраивает!
- Чагин, они маленькие, они дети! Им сказали, у них погиб отец, которого они обожали. Пришел другой дядька, им говорят - это теперь ваш отец, любите его. А этот новый отец, на контакт с ними не идет. Дети  хоть маленькие, но живые, они по команде любить не умеют. Ты, Чагин, умеешь любить по команде? – жена была  убедительна, Чагин взмолился:
- Поговори с ними, Крис, объясни им про Доронина!
- Они меня не поймут! И так меня не слушают, теперь вообще  возненавидят! Не знаю, что делать, но делать что-то надо!
Супруги помолчали минуту, Кристина курила, Станислав зло на нее зыркал. Потом Кристина вдруг спросила:
- А как он выглядит? Он изменился?
Чагин пожал плечами:
 -Нет. Такой, как был. Не изменился, абсолютно, если ты имеешь в виду, внешность, да и внутренне тоже не изменился. Хорошо выглядит, просто отлично, не постарел совершенно, красивый мужик. Всегда красивым был, этого у него не отнять! И ты на его красоту в свое время купилась!
- Боюсь, он дров наломает, может детей украсть!- вздохнула жена.
-Твои дети – здоровые лбы, их украсть невозможно, к бабушке в деревню тоже отправить нельзя, сбегут, и в школу они ходят. Украсть – чушь, он их отец, общаться с ними имеет право. Ты  прекрасно знаешь это. Решать что-то надо. Денег предложить? Вообще он сам тебе деньги присылал, он  сказал это. Правда? Да и откуда мы деньги возьмем, нет у нас с тобой лишних денег, и не лишних тоже нет!
-Правда. Без его денег с голоду помрем, ты ничего не зарабатываешь. Детям  так много надо! Предлагать ему деньги? У нас нет денег – это раз, и два – он не возьмет! Буду тянуть, вдруг он в суд не пойдет, или что-нибудь еще  случится, может быть, он сам осознает, что он в нашей семье лишний!
 - Да, либо шах умрет или ишак сдохнет… - усмехнулся муж, и сказал миролюбиво, - Дура ты, Криска…
 Про себя Чагин подумал, его жена своего бывшего мужа  все еще любит, а с лишним в семье  вопрос  легко решается, лишний он, Чагин.

Глава четвертая. Александр Доронин, много лет назад.
1               
Доронин,  лежа в госпитале, после ранения,  начал анализировать свою жизнь. Почему он это делал? А больше ничего делать он не мог, только думать. Вот он и думал. И, когда выздоровел, выписался из госпиталя, анализировать свою жизнь продолжил. Почему его жизнь сложилась именно так, а не иначе. Почему он стал военным, а не, например, рок-музыкантом или спортивным тренером? И почему его семейная жизнь рухнула, хотя он всегда считал свою семью надежным и крепким тылом?  Он думал об этом, и понял вот что...
Саша Доронин, уроженец небольшого городка Белово, что в Кемеровской области, никогда звезд с неба не хватал, учился средне, на «тройки»», редко получал «четверки». Занимался спортом, серьезным, мужским - легкоатлетическим десятиборьем, занимался профессионально, имел взрослый разряд, был  чемпионом области среди юниоров, его  даже посылали на чемпионат Союза. Когда он учился в школе, Союз еще не развалился. Но как не странно, спорт он не любил.  А любил играть на гитаре и сочинять песни. Мог целыми днями перебирать струны, петь, подражая рок-звездам, в основном зарубежным, российский рок был в глубоком подполье, в зачаточном состоянии. В маленьком  шахтерском городке Белово, где в семидесятом году прошлого века родился Доронин, в конце восьмидесятых (тоже прошлого века)  о русской рок- музыке и русских рок-группах, слыхом не слыхивали. Вот если бы Доронин поехал учиться в институт, хотя бы в Кемерово, слава рок-звезды его бы поймала, но… Но если бы не его лень, и «тройки» из которых он не вылезал. К своей жизни Саша Доронин относился очень легкомысленно, совершенно не задумывался, что он  будет делать, когда закончит школу. Да то же, что и все. Высшее образование ему не грозило, так что он собирался в горный техникум, находящийся в его родном городке, а по окончании  техникума, на работу, в шахту, где уже много лет трудился его отец. В этом городке на шахте трудились практически все мужчины, за редким исключением. Не трудились в шахте только работники в милиции, водители автобусов и сотрудники городской администрации. В Белово шахте принадлежало абсолютно все - школа, техникум, больница, поликлиника, жилые дома и магазины! Отец Саши Доронина тоже родился в Белово, но он окончил в Кемерово горный институт, вернулся в родной город трудиться на шахте, как и его отец, дед Саши, как и все его братья и дядья... Даже мать Саши работала на шахте, вернее в шахтоуправлении, в техническом отделе.
Отец Саши, Иван Николаевич, познакомился с матерью Саши, красавицей Любой, Любовью Генриховной, в Кемеровском горном институте. Люба приехала учиться из очень отдаленного поселка, по национальности она была русской немкой. В поселке, где она родилась, жили в основном репрессированные немцы, попавшие туда в начале Великой Отечественной Войны, с берегов Волги. Люба, в своем поселке, должна была окончить школу с «золотой медалью», но медаль не получила, конечно же из-за своей национальности и социального положения, ее дед сгинул в сталинском лагере, как враг народа. Но как все немцы, она была чрезвычайно трудолюбива, усидчива и терпелива. В аттестате у нее были одни «пятерки», знания отличные, она смело поехала в Кемерово поступать в институт, и поступила. Все пять лет в институте она проучилась на одни «пятерки», получала повышенную стипендию, но  вышла замуж за лентяя и оболтуса, Ваню Доронина, в которого влюбилась по уши, дотащила своего молодого мужа до получения диплома. В результате ее титанических усилий, и еще в какой-то мере, направления от руководства шахты, благодаря которому  Иван поступил в институт вне конкурса.  Дипломы им вручали в один день, ей «красный», с «пятерками», ему обычный «синий», с «тройками». Люба и Иван вернулись в родной городок Ивана, устроились на работу, на шахту. Иван не мог не вернуться, как бы ему не хотелось остаться в большом городе.
В семидесятых годах прошлого века зарплату  шахтерам  платили очень высокую. Когда Иван, после окончания института, появился в родном шахтоуправлении, ему на выбор предложили два места работы – на земле и под землей. На земле – инженером, с зарплатой в сто двадцать рублей, и под землей, обычным рабочим, шахтером, с зарплатой в четыреста рублей. Иван был человеком не гордым, образованием не кичился, отправился под землю. В шахте Иван трудился самоотверженно, ленивым он оказался только в учебе.  Инженерную должность, что предлагали ему, получила его молодая жена, руководство шахты чрезвычайно радовалась тому, что к ним приехала на работу выпускница с «красным» дипломом. Но к трудовым свершениям, в отличии от мужа, Люба была не готова. Через год ушла в декрет, родила дочь Инну, свою полную копию. Иван и Люба, долгие месяцы, прошедшие со дня их приезда из Кемерово, проживавшие вместе с родителями Ивана, их братьями и сестрами (и их женами (мужьями) и детишками), в маленьком домике, получили от руководства шахты небольшую двухкомнатную квартиру в новой пятиэтажке. Жизнь молодой семьи налаживалась. Иван зарабатывал денежки, Люба сидела дома с ребенком, и с немецким трудолюбием обустраивала быт. Шила занавески, вязала кружевные салфетки,  свитера мужу и  шапочки дочери, стирала, гладила, убирала, готовила. Иван с работы возвращался в сверкающую чистотой уютную квартиру, к вкусному ужину, радовался ухоженному ребеночку, похожему на ангелочка в белоснежных пеленках.
Иван был настоящим русским мужиком, любящим выпить, посидеть в теплой мужской компании, погулять ночи напролет, а Люба была истинно немецкой женщиной, заточенной на дом и семью. Но она смогла воспитать  мужа, вымуштровать, он ее слушался беспрекословно. Как только на горизонте вольготно расположившегося на берегу речки Ивана, распивающего с друзьями пиво, появлялась Люба, слышался ее негромкий голосок, требовательно произносящий: «Ванечка, пойдем домой…», Иван сразу же поднимался, следовал за Любой. Друзья Ивана смеялись до упаду, наблюдая, как здоровый двухметровый темноволосый Иван семенил за своей невысокой блондиночкой супругой. Лед и пламень. Лед, спокойная, уравновешенная, «вещь в себе», Люба. Пламень, Иван,  яркий, открытый, веселый. Они были совершенно разными, но жили душа в душу. Иван за двадцать с лишним лет, что прожил вместе с Любой, не взглянул не на одну женщину. Родив первую дочку, через шесть лет Люба родила близнецов, мальчика и девочку, Сашу и Олю. Если старшая дочь, Инна была вылитой копией матери, невысокой голубоглазой блондинкой, то близнецы родились копией отца. Темнорусые, темноглазые. И по характеру дети были совершенно разными, и соответствовали характеру того родителя, на которого походили. У Инны характер матери – упертый, настырный, она была умница и отличница, школу окончила с «золотой» медалью, уехала в Москву, поступила в Педагогический университет, вышла замуж за отличного парня из хорошей семьи, поселилась в дорогом коттеджном поселке в Подмосковье, все в ее жизни сложилось удачно. А вот с Сашей и Олей всегда были проблемы, они, как и отец учиться совершенно не хотели. Саша, как уже говорилось выше, обожал играть на гитаре, а вот Оля – была удивительной модницей, с тринадцати-четырнадцати лет  наряжалась, красилась, делала модные прически, форсила на высоких каблуках. Даже мать, с ее железобетонным характером и силой воли, повлиять на нее была не в силах.  Саша с Олей были истинными близнецами, но особенной связи, о которой говорят, что она бывает  у близнецов, между ними  не было, может быть только в  раннем детстве. А когда дети пошли в школу, в первый класс, начали отдаляться друг от друга. И у Саши и у Оли появились отдельные друзья, между собой они практически перестали общаться. Вместе дети завтракали, выходили из дому, шли в школу, доходили до школы, и все. Хоть учились в одном классе, между собой не разговаривали, вообще…Сидели в разных концах класса… Почему?  Взрослый Саша Доронин, лежа в госпитале, думал и об этом. Понял вот что. Дети всегда стремятся противостоять авторитарной воли родителей. Дети, даже учась в младших классах, считают, что уже могут сами принимать решения, понимают все лучше родителей, дети–страшные эгоисты, диктат родителей не приемлют, даже не осознают, что родители хотят им только добра, дети считают–родители ущемляют, унижают их специально, дискриминируют, в силу их маленького возраста. Например, заставляют мыть посуду! Родители заставляют – дети противятся. Следует учитывать и характер матери Оли и Саши, истинной немки, давящий, диктаторский. Оля и Саша в детстве были вместе двадцать четыре часа в сутки, спали в одной кроватке и ездили гулять в одной коляске. Когда дети чуть подросли, начали ходить, потом бегать, на улицу они попадали только с матерью, которая крепко держала детей за руки. И мать и отец всегда говорили о Саше и Оле во множественном числе – близнецы, и близнецы получали все в двойном экземпляре, например, два мороженых, не важно, что один из детей мороженого не хотел. И вот дети пошли в школу, и решили для себя – дома они вместе, после школы, вечером, вместе, в школе они будут врозь. Так и поступали. Потом детей записали в спортивную секцию, заниматься легкой атлетикой, но хорошие результаты в спорте показывал один Саша, Оля, может быть  специально, занималась из рук вон плохо. В итоге, родители разрешили Оле в спортивную секцию не посещать, в секцию продолжил ходить один Саша. И добился отличных успехов. А  Оля гордилась тем, что избавилась от спорта, записалась в театральную студию. Так, что брат с сестрой, уходили утром в школу, но возвращались домой поздно вечером. А потом в жизни Саши появились спортивные сборы, и он практически перестал бывать дома. Чему был несказанно рад. Потому что, как только Саша вырос из детской кроватки, в его жизнь вошли раскладушки. В маленькой квартирке из двух смежных комнат семье с тремя детьми разместиться проблематично. Саша спал на раскладушке в комнате вместе с родителями, Оля переселилась в одиннадцатиметровую  комнату старшей сестры, куда с трудом втиснули диван-малютку. Уезжая на спортивные сборы, Саша радовался тому, что сможет выспаться на нормальной кровати. Отец с матерью, вдвоем трудясь на шахте, попытались встать в очередь на получение новой квартиры, улучшить жилищные условия,  им отказали. Руководство шахты поставило семью Дорониных перед фактом – квартиру им уже давали, и в том, что у них многодетная семья, виноваты только они сами, никто не заставлял их столько детей рожать! Копите деньги, улучшайте жилищные условия самостоятельно. Но вот забрезжил свет в конце туннеля, старшая сестра Инна, окончив школу, уехала учиться  в Москву. Саша переехал в комнату к сестре, устроился на кровати старшей сестры, Оля продолжала ютиться на диванчике-малютке. Но ночевал Саша в родном доме редко, спортивные сборы становились все дольше и чаще, спортивные успехи у Саши все выше. Он уже планировал связать со спортом дальнейшую жизнь, но как говориться, человек предполагает… В семье Дорониных произошла страшная трагедия, дружная, надежная большая семья, бывшая примером для окружающих, просто рассыпалась…               
2
Приехав в очередной раз со спортивных сборов, пятнадцатилетний Саша, отсутствующий всего-то несколько месяцев, застал в родном доме   смертельно бледную, с серыми губами, исхудавшую, внезапно поседевшую мать. Седые волосы у матери были заметны даже с учетом того, что та была натуральной блондинкой. Мать постоянно плакала, пила сердечные капли. Сестра  Оля, за эти же несколько месяцев, потеряла весь свой лоск, перестала пользоваться косметикой, одета была кое-как, на голове у нее вместо стильной прически наблюдалась нечесанная мочалка. Сестра  постоянно рвалась уйти  из дома, как сама говорила, гулять, воздухом дышать, мать не пускала. Сестра, разговаривая с братом-близнецом, постоянно вертелась на стуле, казалось, не может усидеть на месте.  Когда она в очередной раз сорвалась с места, и уже подбежала к входной двери, мать преградила ей дорогу. Оля разрыдалась, потребовала выпустить ее, мать встала перед ней на колени, умоляла не уходить. Ольга отворачивалась, вытирала слезы, по ее глазам Саша понял – сестра  не слышит мать, вот сейчас оттолкнет, переступит через нее, уйдет. Мать обернулась к Саше, который с ужасом взирал на душераздирающую картину, начала умолять пойти гулять вместе с сестрой. Саша не на шутку испугался, принялся лихорадочно кивать, идти с сестрой, конечно же, согласился. Саша и Оля вышли из дома вместе, вместе, молча, дошли до перекрестка, там Оля сказала:
 - Все, Сашка, тебе направо, мне налево, пока…
 Брат возразил:
  - Оля, что происходит? Что с тобой, что с матерью?
  - Отстань! Отвяжись! Нет, погоди, у тебя деньги есть?–требовала Оля. Сашка робко вытащил из кармана синенькую бумажку, пять рублей, больше у него не было.  Оля вырвала у него из рук деньги, очень резво бросилась бежать вдоль по улице, стремясь побыстрее скрыться от Саши. Но она, скорее всего, забыла, что ее брат профессиональный спортсмен. Он в течении нескольких секунд догнал ее, схватил за руку, потребовал ответа. Рукав ее вязаной кофты завернулся, Саша заметил на руке сестры следы от уколов, и все понял. Брат начал уговаривать сестру, убеждать – она вредит собственному здоровью, на спортивных сборах он видел парней-наркоманов, видел, что с ними происходило, их ломку, эти парни плохо кончили,  Ольга же скоро погибнет. Та отвечала, что все, что она делает, ее личное дело, а не собачье дело ее брата! Она свободный человек, и никто  не смеет ее удерживать, ни мать, ни отец, и ни брат. Если Сашке нравится прыгать и бегать по свистку, пусть прыгает и бегает, а она Ольга не за что не будет. И тут же говорила, что она задыхается в этом гребанном городке, где нет ничего, и делать тоже нечего, мечтает уехать. Дома она жить не может, не может терпеть  родителей-уродов, особенно мать, заявила родителям, что хочет поступать в театральный. Они накричали на нее, обозвали идиоткой, требовали, что бы поступала в пединститут или в мединститут. Она не хочет не в пед или  мед, она хочет свободы! Брат понял, с сестрой говорить бесполезно. Ольга ушла на свою прогулку, Саша вернулся домой, и когда мать увидела его одного, без сестры, ей стало совсем плохо, пришлось вызывать «Скорую». Вернулся с работы отец, застал сына в упадническом настроении, сидящем на кухне, на табурете, сгорбившись, подперев подбородок рукой, понял - сыну все происходящее в их доме, известно. Уселся за кухонный стол, напротив сына, произнес:
- Вот сынок, такие у нас дома дела…
- Папа, но может быть ее можно вылечить? – спросил сын.
-Вылечить можно человека, который хочет лечиться, Ольга не хочет. Думаешь, не пытались ей помочь? Уговаривали, умоляли, по врачам водили, запирали в квартире. Бесполезно. Она не хочет лечиться. На Конституцию ссылается, мы не имеем права  ограничивать ее свободу, принимать наркотики она имеет право. Уже из дома уходила, месяц отсутствовала, мать, вон, посидела, болезнь сердце заработала. Не знаю, как быть! И самое главное, никому не расскажешь,  не признаешься, что с дочерью происходят такие страшные неприятности, а ведь мы с матерью всегда детьми гордились. И тут такое! Посоветоваться не с кем!
Саша был еще мал, ответить, а тем более посоветовать, отцу ничего не смог. Ольга в тот вечер домой не вернулась, не вернулась и на следующий. Заявление о пропаже человека, несовершеннолетней девушки, в милиции от убитых горем родителей не приняли. Сказали – вернется, а не вернется, через три дня проходите, примем заявление, будем искать вашу дочь. Родители откровенно признались, дочь наркоманка. А милиционеры тоже откровенно сказали – это беда не их одних, наркотики бич  городка, каждый второй подросток наркоман, а каждый третий наркотиками торгует, каждый четвертый за наркотики в тюрьме сидит. Саша, через две недели с тяжелым сердцем уехал на спортивные сборы. Оля так и не появилась. Те две недели, что Саша провел дома, он провел вовсе не  дома, а на улицах родного городка, где они с отцом искали сестру. И где они только не были! Не официальным путем они получили в отделении милиции адреса, где могли собираться наркоманы, обходили эти, так называемые притоны, каждый день, с утра до вечера, стремясь найти Ольгу. Не нашли.  С потухшими глазами отец и сын возвращались в некогда уютную квартиру, где теперь поселились глухая тишина, боль, одиночество и запах сердечных капель. Мать, с отчаянной надеждой, в глазах, держась за косяк, каждый раз встречала мужа и сына у двери, и, не увидев рядом с ними дочери, молча, поворачивалась спиной, пошатываясь, уходила вглубь квартиры, ложилась на кровать. Отворачивалась к стенке. Саше казалось, что он как сын, для матери перестал существовать, и сейчас для нее существует только Ольга. В тот раз он  уехал на сборы, не поговорив, не пообщавшись с матерью, зато вдоволь наобщался с отцом, выслушав его жалобы и стеная на неудавшуюся, не сложившуюся жизнь. Отец позвонил Саше через неделю,  рассказал, что Ольга нашлась в  поселковой больнице в двадцати километрах от города, в тяжелом состоянии. Как она туда попала, что две недели делала, где была, девочка не помнила. Ольга вскоре поправилась, вернулась к родителям, и тяжелая обстановка в семье Дорониных немного успокоилась. Ольга ходила в школу, после школы возвращалась домой, мать начала улыбаться. Саша, приезжая домой, тихо радовался, ему казалось, что жизнь налаживается. Но  это только казалось. Через полгода Ольга сорвалась. И ад, что недавно царил в семье Дорониных, пошел на второй круг. Ольга пропадала из дома, мать пила сердечные капли, отец бегал по притонам в поисках дочери. Если находил, силой волок домой. Дома мать плакала, умоляла Ольгу одуматься, стояла перед ней на коленях, отец, в свою очередь, на дочь орал,  пытался  лупить. Бесполезно! Саше видеть  это было настолько тяжело, что он практически перестал бывать дома, уговаривал тренеров не отпускать его со сборов. Весь девятый класс он практически пропустил, но ему поставили тройки, перевели в десятый. Занятия в десятом классе  тоже начались без Саши. Но в ноябре месяце Сашу срочно вызвали со сборов. Тренер сам отвез его на машине в город. По дороге Саша пытался узнать, что произошло, почему его так срочно вызвали. Тренер как в рот воды набрал, высадил парня у его дома, сразу уехал. Саша, волоча за собой тяжелую спортивную сумку, медленно поднялся по лестнице на площадку, где находилась  квартира Дорониных, долго звонил в звонок, ключей у него не было, наконец, дверь распахнулась, на пороге стояла мать, и по ее почерневшему лицу он сразу понял, случилось  страшное, и это страшное произошло с сестрой. И был прав. Ольга умерла. Это произошло так. Ольга в очередной раз ушла из дома, и, нагулявшись в свое удовольствие, накачавшись наркотиками, ночью возвращалась. Но до дому не дошла совсем чуть-чуть. Силы ее оставили. В тридцати метрах от дома, Ольга присела на детской площадке на лавочку, заснула, и замерзла. В ноябре месяце в Кемеровской области холодно, около двадцати градусов мороза, это днем, а ночью под тридцать. Ольга, сидя на лавочке, замерзла очень быстро, примерно за час. Если бы ее нашли, разбудили, но…Но она просидела на лавочке всю ночь. Утром соседи Дорониных вышли выгулять собаку, нашли на детской площадке холодный труп. Для матери Саши смерть дочери стала началом конца. После похорон она не оправилась. Она умирала. Саше опять казалось, что его для матери нет. Мать говорила только об умершей дочери, винила, кляла себя. Она виновата в смерти Ольги! Не удержала, не уберегла ее, она плохая мать! Саша отказался от спортивных соревнований, сборов, он боялся уехать из дома, боялся за мать. Он даже в школу ходить боялся! Уговорил отца, чтобы тот перешел работать во вторую смену. Отец сидел с матерью в первой половине дня, пока Саша был в школе, Саша - вечером. Но матери  лучше не становилось. Через месяц стало настолько плохо, что ее пришлось госпитализировать. Теперь Саша с отцом проводили дни в больничной палате, и ночевали в больнице по очереди.
В роковую ночь ночевать в больнице была очередь Саши.
3
В больнице мать поместили в двухместную палату. Но в палате она лежала одна. Вторая кровать в ее палате была свободна, и на этой кровати не было постельного белья, подушки и одеяла, один голый матрас. Но отец и сын Доронины были чрезвычайно счастливы, потому что на этой пустой кровати они могли прикорнуть ночью. Только прикорнуть. Матери было очень плохо, ночами она не спала, постоянно стонала, плакала, задыхалась. Как только у нее начинался приступ отец или  сын бежали за врачом, больной кололи успокоительное, ставили капельницы.
Роковой ночью мать, может быть впервые за несколько месяцев, заснула, Саша тоже задремал на пустой кровати, но очень быстро проснулся, его звала мать. Саша  тут же вскочил, оказался рядом с кроватью матери, засуетился, стал поправлять подушку, предлагал позвать медсестру. Мать махнула рукой, попросила Сашу присесть на край кровати, тихонько сказала:
- Саша, прости меня. Я последние месяцы была тебе плохой матерью. Но мне казалось, что все эти месяцы я твоей сестре была нужнее. С тобой было все в порядке, я тебя очень хорошо воспитала, вот Оленька… Сашенька, ты один остаешься, с отцом не ругайся, береги, Инночку, старшую сестру, слушайся, она замечательная девочка. Саша, умоляю, ты сильно не рискуй, ты парень отчаянный! Как я хочу посмотреть, как  вы с Инночкой в жизни устроитесь. Еще хотелось бы посмотреть, как бы Оленька жила, но не возможно это…
Мать тяжело вздохнула, замолчала, Саша принялся говорить:
- Мамочка, что ты такое говоришь, ты поправишься! Все будет хорошо. У нас все наладится…
Но мать не дала ему договорить, перебила:
-Сашенька, иди, медсестру поищи, мне нужно укольчик сделать!
- Какой укол? Ночь глубокая! - Саша не понимал, что хочет мать.
-Ты иди сынок, поищи медсестру…- мать настаивала. Саша поднялся, недоверчиво поглядывая на мать, вышел из палаты. Ему показалось,  что мать его перекрестила, и он очень этому удивился, и он, и его сестры были некрещеными. Отправился на пост дежурной медсестры, в конце больничного коридора. Однако на посту медсестры не было. Саша долго ходил в поисках медсестры, заглядывал в палаты, стучался в закрытые кабинеты врачей. Нашел медсестру в ординаторской, там она пила чай, к матери Саши она идти наотрез отказалась, говорила – никаких уколов больной делать не нужно, не назначено, Саша все придумала. Парень почти плакал, утверждал – его мать никогда не врет, укол ей нужен, это медсестра что-то перепутала, и в своем отчаянии был очень убедителен, медсестре пришлось направиться вместе с Сашей в палату к его матери. Войдя в палату, Саша сразу не понял, что его матери больше  нет, она умерла, ему показалось, мать спит. Он еще подумал, вот мать спит, а ей укол нужно делать, придется будить, какая жалость. Но тут же перехватил взгляд медсестры, страшно озабоченный и испуганный. Медсестра подошла к постели больной, взяла ее за руку, пощупала пульс, сразу  выбежала из палаты, побежала по коридору, к ординаторской. Саша остался в палате один, и уже осознал – произошло ужасное, но  боялся подойти к телу матери, коснуться. Он разглядывал лежащую на кровати женщину, удивлялся, что волосы у нее совершенно белые, седые, а ведь ей всего сорок пять. В его голове не укладывалось, что умершая женщина, его мать. Ему казалось, он зашел не в ту палату,  мать в другой. В этой - совершенно незнакомая ему женщина, так рано умершая. Только когда в палату, как очумелый, прибежал врач, вытолкнул  Сашу в коридор, пытался лежащую на кровати женщину реанимировать, но через несколько минут бесплодных попыток, реанимацию прекратил, вышел, к стоящему в коридоре Саше, произнес:
- Ну, вот парень, не больше твоей мамки…
Только тогда Саша понял, что его матери действительно на этом свете больше нет. Саша сдержался, не заплакал, только сглотнул горький комок в горле, свел темные брови на переносице, мотнул головой, как упрямый телок. Врач, и присоединившаяся к врачу медсестра что-то ему говорили, утешали, предлагали позвонить домой отцу, а если у них дома нет телефона, то срочно бежать домой. Саша то, что они говорили, почти не слышал. Он думал, а вот домой ему совершенно не нужно, ему  там нечего делать, он же будет дома совершенно один! Отец  работает в ночную смену, освободится только в шесть утра. Саша кивал, поддакивал врачу и медсестре, те продолжали что-то ему объяснять. Но теперь, парень, из всего сказанного, почему то, не понял ни слова,  будто бы с ним говорили на иностранном языке. На китайском или финском. Он снял висевшую на крючке в палате  куртку,  вышел на лестницу, принялся спускаться вниз (палата матери находилась на втором этаже), но пройдя совсем немного, без сил опустился на истертые ступени. И только сейчас, смог заплакать, вернее не заплакать, из его глаз водопадом полились слезы, из горла не вырвалось ни звука. Он испугался – его кто-то увидит, засмеют, он взрослый парень, а плачет как маленький. На его счастье его никто не видел. Он просидел на ступеньках долго, около часа. Его нашла санитарка, поохала, поахала,  и тоже начала уговаривала идти домой, к отцу, говорила – сидеть здесь нельзя. Саша пообещал уйти. Санитарка пожалела его, вынесла на лестницу пару пирожков и стакан сладкого крепкого чаю, предупредила, после того как поест, он должен уйти! И так врач уже спрашивал – почему посторонний парень на лестнице сидит! Саша кивнул. Он ел пироги, пил чай, а санитарка и присоединившаяся к ней пожилая медсестра из другого отделения все причитали – как парня жалко, недавно вот сестра померла, теперь мать, а парень-то до чего худой, одни кости, бледный, хоть и  симпатичный, глазастенький, вихрастый. Саша съел пироги, выпил чай (хоть не хотел ни есть, ни пить), отдал пустые стакан и тарелку санитарке, спустился вниз, на первый этаж, в вестибюль больницы. В совершенно пустом вестибюле было тихо и сумрачно, горела лишь маленькая лампочка у лестницы, и Саша сообразил, он может здесь где-нибудь спрятаться, переждать до утра. Что он и сделал, спрятался в уголке, в пустом гардеробе, огороженном невысокой стойкой, плотно заставленном металлическими вешалками с крючками. Гардероб занимал большую часть вестибюля. Саша расположился в темном углу, прижался к расположенной там же в углу  батарее, согрелся, и даже немного поспал. И еще именно этой ночью он начал курить. Раньше  не курил, так иногда, баловался, он же занимался спортом профессионально, а тут понял – спортом заниматься он больше не хочет, так что можно и покурить. За батареей, у которой он сидел, была спрятана початая пачка сигарет с коробком спичек внутри. Он  достал из этой пачки  сигарету, чиркнул спичкой, прикурил, затянулся, закашлялся. Испугался, его же сейчас услышат, найдут, отправят домой. А в холодную, страшную квартиру ему идти не хотелось до дрожи, к тому же домой ему пришлось бы идти пешком, ночью, через весь город, зимой. Но он повторил попытку затянуться сигаретой, на этот раз у него получилось, и даже в голове прояснилось, на душе стало легче. Он просидел в уголке вестибюля до шести утра, немного отдохнул, выкурил всю пачку сигарет. В шесть утра он прошел в приемный покой больницы, там был  бесплатный телефон (в вестибюле стоял телефон-автомат, который практически не работал, только глотал двухкопеечные монеты) позвонил отцу, на шахту. То есть, он позвонил дежурному диспетчеру, объяснил, что произошло, спросил, поднялась ли уже смена  отца, и попросил, как только отец появится, рассказать ему обо всем, предупредил, что ждет отца в больнице, и говорил он совершенно спокойно, ничуть не волнуясь. Диспетчер поохала, поахала, почти так же как санитарка в больнице, естественно, передать эту страшную новость отцу обещала. Через полчаса у больницы появился отец, а еще через полчаса у отца и сына на руках была справка о смерти матери…
Организацией похорон и поминок матери занимался  семнадцатилетний Саша, отец раскис окончательно, постоянно пил водку и плакал. Саша получил деньги от профкома и от месткома шахты, сам съездил и в морг и на кладбище, заказал в близлежащем к дому кафе, поминки. И даже платье сам для похорон матери выбрал. Потом, анализируя этот свой период жизни, Александр Доронин удивлялся, как смог семнадцатилетний подросток с такой нагрузкой справиться? Это нереально. Но он справился. Именно в ту ночь он перестал быть ребенком, став взрослым. И еще, просто с ужасом понял – мать знала, что уходит, и специально послала искать медсестру, придумала про мифический укол, не хотела, что бы сын видел ее последние минуты. Почему? Пожалела?
Мать похоронили в холодную мерзлую землю, что бы выкопать для нее могилу работникам кладбища пришлось предварительно жечь автомобильные покрышки на месте могилы, и после похорон едкий запах сгоревшей резины еще очень долго преследовал Сашу и его близких. И еще после похорон матери Саша возненавидел хризантемы, экзотические цветы с крупными белыми шапками, похожими на снежки. Только эти цветы можно было в тот зимний день, день похорон матери, купить на рынке городка Белово, других цветов в продаже не было, перестройка еще не началась, бизнес в бывшем СССР был только подпольным,  цветами торговали на рынке предприимчивые кавказцы. Саша с сестрой Инной купили у них все, что было, на огромную сумму, больше трехсот рублей (каждый цветок был по два рубля). Молодой кавказец, что продавал цветы, уверял – цветы высший сорт, свежие, не мороженные, в подтверждении своих слов, продавая, переворачивал каждый цветок вниз головкой, сильно стучал по срезу цветка ладонью, как бы доказывая, что цветы не осыпаются. Кавказец обманул непомнящих себя от горя несчастных покупателей, как только цветы попали в теплую квартиру, они моментально осыпались, вся квартира оказалась засыпанной мелкими белыми нежными лепестками, как будто снегом… Саша тут же побежал обратно на рынок, искать кавказца, но того и след простыл. Саше с Инной пришлось снова искать живые цветы, но в городе нигде живых срезанных цветов не продавали,  они купили в цветочном магазине цветущие растения в горшках, цикломены, срезали   яркие колокольчики, получился лишь небольшой букетик. Этот маленький букетик лег на свежую могилу вместе с искусственными цветами и венками, тут же оказался погребен под слоем свежего снега.
После  похорон матери отец Саши запил по черному, на работу не ходил, оформил отпуск… Саша вставал утром, уходил в школу, отец еще спал, возвращался  домой из школы – отца не было дома, скорее всего, пил в пивной или просто на улице, у магазина, со случайными собутыльниками. Отец возвращался домой (или его возвращали собутыльники) поздно ночью, заваливался спать. Поначалу Саша пытался образумить отца, искал его по пивным и подворотням, отец отмахивался от сына, грязно ругался, и сын бесплодные попытки забросил. Нет отца дома, и не надо! Сын, приходя из школы, варил себе макароны или кашу, трехлитровую кастрюлю (килограммы круп и макарон, литры подсолнечного масла, и самое главное – ящики тушенки в жестяных банках мать еще при жизни запасла достаточно), открывал банку тушенки,  перемешивал с кашей или макаронами, получалось очень даже вкусное блюдо. Кастрюли хватало на три дня. Саша и завтракал, обедал и ужинал этим блюдом, уходя в школу, оставлял кастрюлю на плите, возвращаясь, обнаруживал кастрюлю  ополовиненной, понимал, отец питался тем же, чем и он. В магазин Саша не ходил, денег у него не было. Все деньги были у отца, а он тратил их на водку. Саше даже нравилось, что отца практически никогда нет дома, он мог беспрепятственно не выполнять домашних заданий, посвящать все свободное время игре на гитаре. Что и проделывал. Вот двухмесячный отпуск у отца закончился, нужно было выходить на работу, на шахту. Он смог собраться с силами, бросил пить (по крайней мере, в рабочее время, по выходным все равно продолжал прикладываться к бутылке) на работу вышел. Но в жизни Саши изменений не произошло. Теперь отец был не в пивной, а на работе, сын оставался целыми днями один, и продолжал музицировать. Время близилось к весне, к выпускным экзаменам, и встал вопрос, а куда пойдет учиться Саша после школы.  Но тут на свое счастье (или несчастье), Саша, совершенно случайно, встретил своего тренера по легкой атлетике, который начал у парня выспрашивать, чем тот планирует заниматься после школы. И когда Саша ничего вразумительного ему не ответил, предложил посодействовать в получении высшего образования. Саша понял – это его шанс вырваться из страшного города, в котором он прозябал, и в котором его со стопроцентной вероятностью, ждала судьба  сестры-блезняшки. Тренер, бывший военный, мог помочь Саше поступить в высшее военное училище. Рассказал, для поступления важно хорошая спортивная форма и железное здоровье,  у Саши и то и другое в наличии, есть спортивные награды, это очень большой плюс, а то что в аттестате тройки–ерунда. Саша, выслушав тренера, тут же за его предложение ухватился. Сдал выпускные экзамены, получил аттестат, в котором, к его удивлению, кроме троек, присутствовали несколько четверок, и одна пятерка, по физкультуре. После экзаменов Саша поставил отца перед фактом – он уезжает учиться в военное училище. Отец не возражал – понимал – сыну необходимо уехать, только так удастся сохранить его здоровье, только так сын не последует вслед за дочерью, и возможно чего-нибудь добьется в жизни.  В Белово молодому человеку добиться можно было только места на кладбище. Отец проводил сына на вокзал, к московскому поезду, на прощание сказал:
- Езжай сынок, учись. Вот только, почему военным ты быть хочешь? Опасная профессия, вон в Афгане война никак не кончиться. Надеюсь, что не пошлют тебя туда, ой как надеюсь. Но эта война закончиться, другая какая начнется. Страшно мне за тебя. Ты не рискуй понапрасну, побереги себя. Я что думаю, есть же в тебе мамкины гены, она разумной женщиной была, терпеливой, старательной, многому вас, детишек научила. Вот Инка молодец, учителем стала, замуж вышла, настойчивая, трудолюбивая, до конца все дела доводит. Вылитая мать. Ты ж тоже ее сын, значит и в тебе эти качества есть, в спорте каких высот достиг! Почему спортом заниматься больше не стал, не понятно. Сейчас бы на чемпионатах мира блистал, медали получал, по телеку тебя бы показывали. Да, что говорить... Ты пиши сынок, не забывай! Вспоминай о матери, не рискуй, подумай, как бы она плакала, если с тобой, что плохое произойдет!
Саша внимательно все выслушал, ему было очень жаль отца, до слез. Сын тяжело вздохнул. Отец оставался совершенно один.  Сын обнял отца, отец похлопал сына по спине. Все, простились. Сын запрыгнул в вагон, поезд тронулся, через минуту скрылся вдали. Отец, ссутулившись, втянув голову в плечи, смоля папиросу, побрел по платформе, к своему одинокому жилищу
 Билет у Саши был в плацкартный вагон, он расположился на верхней полке, закинул свою спортивную сумку и неизменную спутницу, гитару, на третью полку, лег на спину, положил под голову хилую, истрепанную, подушку, и еще свой локоть, задумался.  Что ждет его впереди? Что ждет его отца, оставшегося в городе Белово, совсем в одиночестве? И тут же Саша подумал, что отец, скорее всего, бобылем ходить будет не долго. В городе Белово женщин было намного больше чем мужчин. Если в возрасте Саши парней с девчонками в городе жило поровну, то к  тридцати-сорока годам соотношение мужчин и женщин резко менялось.  Мужчины вымирали. Умирали от водки, если раньше не загнулись от наркотиков, погибали в шахте (аварии случались часто). И  даже  те мужчины, что не погибли от водки и наркотиков, которых не засыпало в шахте, до пенсии доживали крайне редко. Слишком тяжелая была у них работа. В городе Белово не было стариков, старухи были, стариков не было. Мужчины проживали до шестидесяти лет и больше, только если уезжали в среднюю полосу России, или в южные регионы. Саша понимал – его отец, хоть и пьющий, но ценный кадр, добрый, работящий, с хорошим характером. А самое главное – настоящий подкаблучник, и что, немало важно, с отдельной квартирой. Для одинокой женщины лет тридцати пяти-сорока просто находка. В будущем произошло все именно так, как и думал Саша. Отец бобылем не прожил и полугода, женился. Но жизнь в новой семье не сложилась. И не по вине отца. Новая жена отца, женщина, превосходная во всех отношениях, была обременена слишком большой семьей. Тремя взрослыми детьми, внуками, престарелой матерью. И замуж за Ивана вышла, честно говоря, только из-за квартиры. Переехала к Ивану, оставив свою квартиру младшей дочери с мужем и внукам. Но связь со своими детьми она поддерживала постоянно. Все вечера проводила то у одной дочери, то у другой, то у третьей, помогала им с внуками, ездила к престарелой матери, жившей в частном секторе, в пригороде. А она еще и работала, медсестрой в больнице, сутки через трое. В квартире своего нового мужа только ночевала, даже обед ему не готовила, продуктов в дом не покупала, а по магазинам  ходила лишь для того, что бы купить что-то детям   и внукам. Хорошо хоть Иван догадался ее в квартиру не прописывать. Через пару лет мытарств, Иван свою новую жену, которая превратилась  фактически в квартирантку, выставил, стал жить один, вскоре вышел на пенсию, и переехал в Подмосковье, к старшей дочери. Та приняла его с распростертыми объятиями. Отец приехал с солидными деньгами. Продал квартиру в Белово, да и скопил достаточно, зарплату не всю пропивал, часть откладывал. Отец, поселился у Инны в ее большом доме, в коттеджном поселке, занялся садом, разбил небольшой огород (сад и огород получились на загляденье, соседи приходили на полюбоваться, просили у отца семена и черенки), за внуками присматривал, по хозяйству помогал. Он нашел свою нишу, был полностью счастлив!  Умер отец скоропостижно, в одночасье. Но об этом позже…      
               
Глава пятая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Зима.            
 1
 Настя договорилась встретиться с Дорониным на автобусной остановке у станции метро «Варшавская» в субботу, в четыре часа дня. В Интернете появилось объявление – в субботу, в Доме культуры, в Бирюлево, возобновляются лекции профессора Трофимова, по самопознанию, в семнадцать часов состоится первая лекция начального курса, для новичков, в девятнадцать – продолжение курса лекций, тех, что посещала Юля Лисицына. Скорее всего, Трофимов решил – опасность миновала, можно продолжать свое черное дело, деньги с несчастных девушек срубать, деньги-то не пахнут. О том, что лекции возобновляются, Настя узнала первой, тут же позвонила Доронину, предложила – она должна непременно быть на лекциях, лично познакомиться с Трофимовым! Доронин согласился – на лекции нужно пойти, но только они пойдут вдвоем, он будет ее страховать.   
Настя выехала из дома пораньше. Она пыталась рассчитать, сколько же ей добираться на метро от станции «Преображенской площади» до «Варшавской» – час? Полтора? Решила выйти из дома за два часа, боялась опоздать. Но  ее путешествие в вагоне подземки заняло менее часа,  она приехала на станцию «Варшавская» рано, в половине четвертого. И, пока она тряслась в вагоне  метро, ей, на мобильный несколько раз звонил Доронин, было  плохо слышно, она только сумела разобрать - он задерживается, возможно, запоздает. Настя расстроилась. Мало того, что он сегодня не заехал (она надеялась, что он заедет, ей не придется ехать в ненавистном метро), но он объяснил – в субботу утром занят, освободится только к четырем, подъедет  к «Варшавской». 
Расстроенная Настя ждала Доронина на автобусной остановке,  но просидев на остановке десять минут, страшно замерзла в  своем коротком белом пуховичке, жалела, что выбросила старую шубу, ей было уже все равно, что шуба страшная и облезлая, шуба была теплой!  Конец февраля, скоро весна, а стужа на улице январская. Настя вытащила из кармашка своего кожаного рюкзачка телефон, набрала номер Доронина, хотела уточнить, когда точно он подъедет, тот ответил сразу и кратко – будет примерно в шестнадцать пятнадцать, стоит в пробке. Он так и сказал – в шестнадцать пятнадцать. Не пятнадцать минут пятого, а именно в шестнадцать пятнадцать. Военный, мать его! Настя подумала неприязненно, что у него за дела в субботу? Скорее всего, в гипермаркет, за продуктами на предстоящую неделю, с женой поехал. Не может жене отказать. Хозяйственный…Она тоже занималась домашним хозяйством, впервые в этом месяце у нее выдалось свободное субботнее утро. Готовила завтрак и обед – к завтраку сырники, на обед – борщ и тушеное мясо. Санька, когда увидел, что мать с утра дома, пожарила ему к завтраку сырники, и собирается варить борщ и тушить мясо на обед, очень обрадовался. Но когда они вместе пообедали, и после обеда Настя засобиралась уходить, обиделся, закуксился, отвернулся, уткнулся в компьютер.  Настя попыталась Саньку успокоить, переубедить, говорила, уйдет ненадолго, вечер они проведут вместе, завтра воскресенье, она будет дома, они обязательно пойдут в кино. Санька не слушал, резко ответил – он хочет переехать к бабушке, в Великий Новгород, там будет в школу ходить. У него в Великом Новгороде много друзей, он гулять с ними сможет (в Москве Настя Саньке гулять вечерами на улице не разрешала, он и не гулял, у него друзей практически не было), сидел, целыми днями упершись в экран компьютера или телевизора. И, закончил гневную речь Санька словами, он переедет в Великий Новгород, тогда мать будет чаще видеть. Она к ним  приезжать будет. Ну и что они сейчас вместе живут, он же ее практически не видит, она все время работает. Настя все равно уехала на встречу с Дорониным, Санька  не проводил ее до входной двери (хотя всегда провожал, она обнимал его, целовала в щеку, он уворачивался, твердил «телячьи нежности»). Настя-то знала, ему нравиться, когда она его целует. А сейчас он даже головы не повернул. И всю дорогу, от «Преображенской площади» до «Варшавской» Настя думала о словах сына, может быть  ему лучше уехать к бабушке?  Ведь действительно она тогда будет видеть его чаще, стремиться в Великий Новгород, скучать по сыну.
Настя, поежилась, решила – сидеть на автобусной остановке  глупо, стоит пойти куда-нибудь, погреться. Оглянулась кругом – увидела большой Торговый центр, подумала – вот наверно в таком же Торговом центре работает Доронин, охраняет. Настя направилась туда, толкнула тяжелую стеклянную дверь, оказалась на первом этаже, убедилась, этот  центр похож как близнец на такие же Торговые центры, что как грибы, расплодились в Москве, и в Центре и на окраинах.
На первом этаже она обошла несколько магазинчиков-бутиков, в одном померила дубленку, выслушала уверения продавщицы - дубленка высшего качества, сейчас небывалые скидки, зима заканчивается,  стоят дубленки всего ничего. Но купить дубленку, даже с небывалой скидкой, примерно за шестьдесят тысяч рублей, Настя позволить себе не могла, хоть дубленка ей очень понравилась, и была ей совершенно необходима. В соседнем бутике, обувном, Настя ничего мерить не стала,  просто прошла мимо полок,  плотно заставленных симпатичными весенними ботиками и сапожками (в которых Настя тоже нуждалась). Следующим бутиком на ее пути был парфюмерный. Если в первых двух бутиках народу почти не было, то в парфюмерном народ толпился и кучковался. Настя, никем не замеченная, вдоволь нанюхалась дорогих духов, выбирая себе подходящий аромат. Выбрала, украдкой подушилась,  и только. Понравившиеся духи купить не могла, дорого! Разочарованно вздохнула, опять позавидовала Веронике Притульской, вот если бы она была Вероникой, у нее навалом было бы  не только дубленок, но собольих шуб, роскошных сапожек, дорогих духов.  Вот только хочет ли она быть Вероникой? Если бы вдруг произошло чудо, она стала  Вероникой, сохранила бы она свою душу, характер, или бы она приобрела мерзкий характер Вероники? Подумав об этом, передернула плечами, решила, какое счастье, что она Вероникой никогда не станет! Устав бродить по бутикам, Настя поднялась на верхний этаж Торгового центра, решила выпить кофе, есть ей не хотелось, она плотно пообедала днем с Санькой. В так называемом «Венском кафе» она заказала кофе и пирожные, фруктовые корзиночки.  За столиком кафе, за поеданием пирожных, ее застал звонок Доронина, как оказалось, он уже подъехал, и ищет ее. Настя рассказала, где она, и буквально через пять минут Доронин уже усаживался напротив нее за столик. Он улыбнулся, она улыбнулась в ответ. И тут же поняла, как она сильно по нему скучала, ей очень хотелось видеть его, и когда они договорились встретиться сегодня, в субботу, она этой субботы еле дождалась.
Он сказал:
- А Вы знаете, Настя, я скучал.  Мне хотелось Вас увидеть, поговорить, обсудить кое-чего…
- Вы могли бы мне позвонить, мы бы встретились, поговорили… Я тоже без Вас скучала…
-У Вас работа, сын, домашние дела, и я со своими проблемами. Не слишком важными!
- Вот позвонили, рассказали, я бы решила, важные это проблемы или нет! - Настя опять улыбнулась, и тут же решила говорить о другом, а то они, сейчас договорятся, и он ей  свидание назначит, а она отказать ему не сможет, продолжила: - Давайте о другом. О Лисицыных. Вы были на похоронах Юли?
Доронин кивнул, произнес:
- Был. Алексей так и не вернулся. Таня подала заявление в полицию, там записи с видеокамер запросили, в общем, та запись, что мы с Вами видели в банке, последняя. На станции он не был. Куда он подевался, трудно себе представить, может быть, от городской окраины на попутке уехал. Но куда? Что с ним случилось? Полиция его ищет,  наши с ним общие друзья, однополчане, ищут. Надеюсь, найдем.
Настя промолчала, она подумала, что Алексея не найдут. Да и Доронин, убеждая ее, что Алексея найдут, тоже был уверен – Алексея, скорее всего, нет в живых. Не Настя, не Александр своих мыслей вслух не высказали. Настя доедала  пирожные, запивала кофе, Доронин терпеливо ждал, когда она доест. Вот она поставила на столик пустую чашку, вытерла губы салфеткой, с сожалением взглянула па пустое блюдечко, на котором только что находились вкуснейшие пирожные. Настя решила непременно купить таких же пирожных Саньке, ее сын был страшным сластеной, весь в нее, она сладкое просто обожала. Но только она заикнулась о покупке пирожных, Доронин тут же проявил инициативу, и коробочка с пирожными мгновенно появилась перед Настей на столе. Она даже куртку не успела натянуть.
 
Как только Доронин вырулил со стоянки у Торгового центра, он принялся инструктировать Настю, как себя вести, что делать во время ответственного, как он выразился, задания, на которое они направлялись. Настя слушала его в полуха, и думала, а после «ответственного задания»,  он назначит ей свидание или нет? И как поведет себя она? Согласиться же! Не устоит. Он ей очень нравился. Не просто очень, а очень-очень. И опять, как и пару дней назад, Настя думала: «Как я ей завидую!» (его жене). Доронин прервал ее  мысли:
- Вы не слушаете меня, Настя, о чем Вы думаете?
 - Я слушаю очень внимательно…
-  Что я только что говорил?
- Вы меня экзаменуете?
- Да нет, Вы просто меня не слышите…
- Простите… - Настя выдавила слово прощения из себя, ей стало стыдно, она его действительно не слушала. Доронин принялся повторять, то, что он только что говорил – ни в коем случае не подходить к Трофимову, с ним не разговаривать, только наблюдать, и держать под рукой мобильный телефон. То есть мобильный телефон должен быть у нее в кармане, на телефоне должен быть набран номер Доронина, и ее палец на кнопке вызова, в момент опасности она просто нажмет на кнопку, и даже если она ничего не сможет сказать, он сразу поймет,  что-то произошло, прибежит немедленно. Настя кивала, она соглашалась, он прав, но  думала  другое,  он перестраховывается. Вот они подъехали к Дому культуры. Настя, под чутким присмотром Доронина набрала на своем телефоне его номер, положила телефон в карман, так что бы удобно было нажать кнопку вызова. Они посовещались еще немного, решили – ему лучше отъехать чуть подальше, чтобы его машину не было видно, Доронин возражал, слишком далеко уезжать не хотел, боялся не успеть Насте на помощь. Настя опять подумала – перестраховывается, с ней ничего плохого не случиться. Александр заставил Настю повторить его инструкции два раза, только тогда отпустил в Дом культуры, остался ждать, ерзая на  мягком  сиденье машины, как на иголках…

2
Доронин курил сигарету за сигаретой,  ждал Настю, нервничал, ругал себя. Он пошел у нее на поводу, она очень хотела посетить лекцию Трофимова, Доронин ее не отговорил. Почему? Зачем? Он внимательно наблюдал за входом в  Дом культуры, у которого толпились стайки женщин и молодых девушек. Только девушки и женщины, из мужчин – охранники, которые пропускали женщин в здание строго по одной, проверяли содержание их сумок, а их самих – металлоискателем. Доронин думал – трусит господин Трофимов, боится – кого? Мать Юли Лисицыной? Думает, что Татьяна придет мстить за дочь? И тут Доронин заметил, что к зданию подкатила белая «Лада-Приора», которую он видел уже неоднократно, и здесь у Дома культуры, и в подмосковном поселке, и даже на видеозаписи, которую они с Настей получили в отделении банка. Из «Лады-Приоры» вышли трое мужчин, разного возраста, одетых в офисные костюмы и дорогие куртки. Одному из мужчин, невысокому, седоватому и лысоватому, по прикидкам Доронина было быть около пятидесяти, второй мужчина, славянской внешности, коротко стриженый блондин крепкого сложения,  был, скорее всего, ровесником Доронина,  третьему на вид было около тридцати пяти, у него было простоватое лицо, аккуратно прилизанные  русые волосы. Этого третьего Доронин определил как шофера, на кандидата медицинских наук, врача-психиатора этот третий явно не тянул. Мужчины направились к боковой невзрачной двери, с табличкой «служебный  вход», шофер отомкнул дверь ключом, который достал из кармана куртки, распахнул, пропустил вперед старших товарищей, следом зашел сам, тщательно затворив за собой дверь. Тем временем стайки женщин у главного входа в Дом культуры почти рассеялась, на улице остались  только охранники. Доронин  выдохнул, опять закурил, терпеливо принялся ожидать окончания лекции.
Он сидел в машине, вспоминал сегодняшний  субботний день. Первая половина этого дня ничем не отличалась от других субботних дней. Все субботы Доронин вот уже на протяжении двух лет проводил одинаково. Вставал,  как и в рабочие дни, в шесть часов утра, но по субботам  Доронин завтракал (что не делал в рабочие дни), одевался в куртку и джинсы (или футболку и джинсы, или свитер и джинсы, по погоде), отправлялся  заниматься спортом. Ему занятия эти были  просто необходимы, он отдавал себе отчет, что если  не будет поддерживать спортивную форму, не сможет ходить, в прямом смысле этого слова, его ждет инвалидное кресло. Выписывая Доронина из госпиталя, два года назад, его лечащий врач, известный военный хирург, профессор, так  прямо и сказал – ему необходимы тренировки, как минимум раз в неделю, и интенсивные – иначе инвалидное кресло. Посоветовал  определенный спортивный центр, где работали его хорошие знакомые, замечательные профессионалы, тренер и массажист, сам позвонил, договорился, и передал им с рук на руки  своего бывшего пациента.  И только благодаря опытным рукам тренера и массажиста Доронин был в  отличной форме, хоть сейчас мог обратно идти служить, по контракту, в спецназ. Вот только в армию его не возьмут, с армейской медкомиссией скорее будет проблема, как только врачи его медицинскую карту откроют,  диагнозы прочитают. А так он кросс бежать сможет, быстрее профессиональных спортсменов,  подтягивается на турнике побольше  некоторых, отжимается  лучше многих.
Так вот, каждую субботу, с утра, он, как на работу приезжал в спортивный центр, занимался несколько часов на тренажерах, плавал в бассейне (интенсивно, более двух часов). Парился в бане, потом по графику у него шел  массаж, специальный, для его больной спины. Спортивный центр был закрытым, очень дорогим, с улицы, посторонние туда записаться не могли, клубные карты продавали только избранным. У Доронина была клубная карта, подаренная ему друзьями-однополчанами при выписке из госпиталя, так что деньги в этом спортивном центре он тратил по минимуму – на кофе, питьевую воду, свежевыжитый сок.
 В результате, в спортивном центре он проводил время с восьми утра до пяти-шести часов вечера. После занятий спортом и массажа, приняв душ, он обычно ехал обедать, в небольшой ресторанчик, куда по субботам также обедать приезжали его друзья-однополчане. О встречах они никогда не договаривались (только если происходило что-то экстраординарное), приезжали, кто мог именно в эту субботу. Но случались и субботы, когда Доронин обедал в полном одиночестве.  После обеда, прикупив что-нибудь на ужин (если он не засиживался с друзьями до позднего вечера), Доронин отправлялся домой, в свою коммуналку, заниматься домашним хозяйством…И, вспоминая сегодняшнюю субботу, Доронин думал о завтрашнем воскресении, о том, куда хотел в это воскресенье съездить. А съездить он хотел в очень примечательное место. Съездить он хотел к своему давешнему другу, однополчанину, Владимиру Коркину. Вернее к отцу Владимиру.  Бывший военный, майор в отставке стал священником, служил в отдаленном приходе, аж в Тверской области. В принципе, не в таком уж и отдаленном, на машине часа два с половиной (в один конец). Владимир обосновался там, в Тверской области, крепко и надолго, практически восстановил полуразрушенную церковь, в основном, на пожертвования и бескорыстную помощь, друзья-однополчане Володе помогали и материально и физически, Доронин, выписавшись из госпиталя, тоже помогал, бревна и кирпичи таскать не мог, не по силам ему тогда было, так он стены белил, двери красил, прожил тогда у Володи больше месяца. Отец Владимир и приусадебным хозяйством обзавелся, разбил огород.  Но самое главное, он женился на прекрасной женщине, и за пять лет  тремя детишками обзавелся. И был всегда рад навестившим его товарищам, даже если товарищи приезжали большой компанией и, во внеурочное время. У Доронина навестить старого друга получалось не часто. То работа, то какие другие дела, последний раз был он у Володи на Рождество. Но тогда, на Рождество, вместе с Дорониным у Володи гостили еще семь человек однополчан, и поговорить по душам у Александра с Владимиром не получилось. Завтра, в воскресенье, Доронин хотел поехать туда именно за разговором, хотел поговорить о бывшей жене Кристине, бывшем друге Чагине. Еще до госпиталя, Доронин часто ездил к Володе, вместе с Кристиной и детьми, иногда к семейству Дорониных примазывался и Чагин. Но после развода с Александром (когда тот еще лежал в госпитале), Кристина вдруг заявилась к Володе вместе с Чагиным на какой-то праздник, да еще потребовала – они с Чагиным хотят венчаться, и отец Владимир должен их повенчать. Владимир, не смотря на свой сан,  выпроводил Кристину, сказал очень резко– с Сашей он  ее бы обвенчал, но не с Чагиным, вообще, без Саши он ее видеть не хочет, пусть даже на глаза не появляется! Саша его друг, а Чагин и Кристина приложения к Саше! Свидетели этой сцены (двое друзей Доронина, они ему эту историю и поведали) были просто в восторге, рассказывали, что Чагин с Кристиной уходили как побитые собак. Кристина еще что-то пыталась ответить, про смирение и благословение, но Владимир ее быстро заткнул, произнес – он сам разберется со своим  смирением. Александр после происшествия был благодарен Володе по гроб жизни. И сейчас, вспомнив давнюю историю, он понимал, у него есть настоящие друзья, с большой буквы. Доронин мечтал – было бы отлично поехать к Володе сегодня вечером, приехать к ужину, попариться в баньке, даже в прорубь можно было бы нырнуть (из друзей в проруби зимой купался один Доронин, и еще друзей подначивал, мол, трусы они, холода бояться). Потом выпить хорошенько, водочки, и поговорить по душам, до утра. Не получиться сегодня уехать, может завтра? Но тогда придется обойтись без бани, без проруби, и без водки! Сегодня, в спортивном центре, ему пришлось сократить свои занятия, он спешил на встречу с Настей. Спешил, и одновременно убеждал себя – ничего личного, только деловая встреча. Он оттягивал время встречи, и одновременно торопился, ругал, клял, ненавидел себя – он, старый дурак отчаянно влюбился в женщину, совершенно ему не подходящую. Если он будет с этой женщиной, он свяжет ее по рукам и ногам, и тут же думал – а почему нет? Почему нет?
 В спортивном центре, торопясь на встречу с Настей, на сегодня он отменил плавание и баню, оставил только тренажеры и массаж, его тренер сокращенными занятиями был недоволен, Доронин клятвенно пообещал,  в следующую субботу он будет заниматься в усиленном режиме, и только, услышав подобные клятвы, тренер его отпустил. Доронин, после спортивных занятий, принял душ, оделся, и вдруг понял,  времени до встрече с Настей у него вагон и маленькая тележка. Он так торопился, что закончил заниматься намного раньше запланированного. В баре, расположенном в  вестибюле, выпил кофе, глянул на часы, по его прикидкам, до встречи с Настей у него было полтора часа. Он принялся считать - ехать до «Варшавской», с запасом, час, остаются лишние полчаса. Он  заглянул в парикмахерскую, расположенную тут же, вспомнил, его «поклонница», хозяйка Салона красоты, Светлана что-то говорила про  его стрижку, решил стрижку обновить, резонно подумав, что в двадцать минут парикмахер уложиться. Не тут-то было.  Он попал в руки гламурного, манерного молодого человека, который мнил себя великим эстетом, он стриг Александра целых  сорок минут!   Закончив стрижку, принялся  укладывать волосы клиента  феном. Да еще жаждал похвалы за свой нелегкий труд! У раздосадованного потерянным временем Доронина хвалить парня не было сил, спешил он очень, поэтому хмуро бросив «все нормально», вырвавших из цепких лап парикмахера, рванул к выходу. Доронину, плюс к потерянному времени в парикмахерской пришлось потерять время еще и на поиски аптеки, ему нужны были таблетки от  головной боли.  У него смертельно разболелась голова. Аптеку то он нашел, но никак не мог припарковаться, свободного места рядом с аптекой совершенно не было. Он оставил машину  далеко от аптеки, да еще объехав несколько раз квартал по периметру, и это загибаясь от головной боли.  От машины до аптеки он бежал бегом, быстро купил таблетки, и бегом назад. В машине, давясь, не запивая водой, проглотил сразу две таблетки, и сидел  неподвижно, ждал, когда утихнет головная боль, пульсирующая в висках. И как только ему стало чуть лучше, принялся названивать Насте, оправдываться, что  запоздает, она  отвечала ему, но ехала в метро, и слышала ли, что он говорит  или нет, он не понял. Но как позже оказалось, она его слышала, через полчаса, перезвонила, сказала, что ждет  в Торговом центре поблизости от метро «Варшавская». Он страшно спешил, и доехал за сорок минут, хотя рассчитывал добираться туда более часа, сэкономленным двадцати минутам был рад несказанно. Он нашел Настю на верхнем этаже Торгового центра, в кафе, сразу заметил, она обрадовалась ему, у нее заблестели глаза, по  губам заскользила улыбка, и она сказала, что соскучилась. Он, услышав эти слова, испугался, за нее, не за себя…
3
Как оказалось, Доронин нервничал напрасно.  Через час  томительного ожидания двери Дома культуры распахнулись, на улицу высыпала ватага женщин, возбужденно что-то обсуждающих. Доронин напрягся, загасил очередную сигарету (за час он выкурил почти пачку), выпрямился, и тут же заметил Настю, бегущую к его машине. Вот она резво распахнула дверь,  уселась в машину, чуть слышно, сквозь зубы выругалась. Он тут же спросил:
- Что там случилось? Лекции не было? Трофимов не приехал?
- Не было. Не приехал. Время только потратили, зла  не хватает, урод  этот Трофимов. Думаю, он просто испугался. Я Саньку бросила, он обиделся на меня, плакал. Такое сказал, я тоже заплакала…- расстроенная Настя вытащила из  пачки Доронина сигарету, он щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить, принялся успокаивать:
- Не переживайте, Настя, может быть  лучше, что не было лекции. Сейчас домой поедите, еще совсем не поздно, Саньку обрадуете. Я думаю, он  простит. Если не секрет, что такого страшного сказал сын?
- Попросился к бабушке, в Великий Новгород, сказал, если будет жить у бабушки, меня чаще видеть будет. И он ведь прав! Сейчас он меня действительно почти не видит, я утром его бужу, тащу в школу, днем он на продленке,  я его вечером только вижу, спать укладываю. Мы практически не общаемся. А если к бабушке переедет, я буду стремиться его увидеть, выкраивать отгулы, приезжать на праздники, и мы действительно больше времени будем вместе. И питаться он будет регулярно, не в школьной столовой, или  полуфабрикатами, а нормальной домашней пищей. И денег я буду меньше тратить, по крайней мере, мне не придется сдавать деньги в Санькиной школе на охрану, на дополнительные занятия, на ремонт класса, моя мама – директор школы, Санька мог бы учиться в ее школе.
- Настя, простите меня, если, то, что я сейчас скажу, покажется крамолой, возможно, Вашему сыну лучше жить у бабушки? Вы таскаете его по съемным квартирам, переживаете, что его из школы забирает соседка. Действительно, если Санька будет у бабушки, Вы его чаще будете видеть, переживать меньше.
Настя шмыгнула носом, утерла нос вязаной цветной варежкой, пробормотала:
- Такие все умные стали…
Отвернулась, уткнулась носом в окошко машины. Доронин, машинально пожав плечами, спросил у Насти:
- Я Вас обидел?
Она обернулась к нему, попыталась улыбнуться, ответила:
- Вы правы, озвучили то, что и сама прекрасно знаю. Но просто шесть лет назад, когда я рассталась с отцом Саньки, дала себе слово, что с сыном никогда не расстанусь, что бы мне это не стоило. Теперь, получается, не справилась. Даже ребенок это признает. От этого мне плохо, я осознаю, что ужасная мать. Себя неполноценной ощущаю. Как же другие справляются? Я подумаю над Санькиными и над Вашими словами, Александр Иванович. Довезете меня до метро?
- Нет, я довезу Вас до дома. По дороге расскажите, что произошло в Доме культуры. А по поводу тех, кто справляется с воспитанием детей лучше, даже не заморачивайтесь. Все справляются точно так же, как Вы. По себе знаю. И если у кого-то справляться лучше получается, у них просто помощь есть. Бабушки, дедушки, которые не работают, мужья, которые деньги зарабатывают, а если есть деньги, есть няни и гувернантки. Моя жена никогда в жизни не работала, и то с воспитанием детей не справлялась. Дети на лето и на каникулы к тестю с тещей уезжали, на Юге у них большой дом, сад, там овощи, фрукты, молоко парное, воздух свежий. А до того как квартиру в Москве получили, жена у родителей жила, по гарнизонам со мной не моталась.
Что жена с ним по гарнизонам не ездила, Настю удивило, она спросила:
- Почему жена не ездила с Вами?
- От родителей не хотела уезжать, домашним хозяйством не умела заниматься, готовить не любила. Давайте не будем обо мне. На вопросы о личной жизни больше не отвечаю, что было, то прошло. Я жену не осуждаю. Кому-то  от природы дан талант семейное гнездо вить, кому-то нет, заставить человека делать то, что он просто физически не может, нельзя. Не всем дано бежать стометровку за девять секунд, или штангу в двести кг поднимать, музыку сочинять, на коньках пируэты выписывать. Есть примерные семьянины, им нравиться ухаживать, воспитывать, готовить, уют создавать, а есть такие, что не могут этого делать, по определению. Я, скорее всего, примерным семьянином мог стать, если бы мне попалась женщина, подходящая по типу личности, у нас была бы идеальная семья. Но такая женщина мне не попалась. Все, обо мне больше не говорим, не хочу. Давайте о нашем общем деле…
Настя вздохнула, она думала, вить семейное гнездо, ей не дано, или дано? Просто она не пробовала? Но ведь пробовала же, с отцом Саньки, у нее вообще-то получалось, только ему было не нужно. А Доронину нужно. Вот и еще одно подтверждение, что вот сидящий сейчас рядом с ней мужчина, был бы ей идеальным мужем. Но это невозможно! У нее совершенно другая цель в жизни, вить семейное гнездышко ей некогда. Настя решила разговор, затеянный ею, неприятный ему, прекратить, и рассказать, что произошло:
- В Доме культуры полный зал женщин набился, все хотели лекцию слушать, хотя вообще не бесплатно, тысяча рублей с человека. Вот  представьте, больше пятисот женщин на лекцию пришло, зал в этом Доме культуры большой, за аренду зала  отдать нужно, думаю, двадцать-тридцать тысяч, полмиллиона чистой прибыли в карман Трофимову, и он не явился! Деньги всем обещали вернуть, но забрать деньги назад  захотели единицы. Объявили, билеты действительны на лекцию, которая состоится  в другое время, когда Трофимов выздоровеет. Женщины в зале говорили, чудеса его лекции творят, сознание женщин просто перерождается, я думаю, он женщин зомбирует, гипнотизирует, он же с женщинами преимущественно работает, женщины гипнозу лучше поддаются. Так вот, мы сидели в зале, терпеливо ждали, я потихоньку женщин выспрашивала, они мне рассказали, что к Трофимову попали от Варвары, к ней за лечением обращались. И она  от смертельных болезней лечит, от рака даже!
- Я об этом слышал…- прервал ее рассказ Доронин, - Но думаю, здесь что-то другое. Обман чистой воды…
- Так женщины рассказывали, что реально от ее сеансов легче становиться! – возразила Настя.
- Эффект плацебо. Внушение и самовнушение. Человеку чуть лучше становиться, он в чудеса, творимые этой парочкой начинает верить, и от одной аферистки в лапы другого попадает. Или наоборот. А про экопоселение ничего не рассказывали?
  - Нет… Это что такое?
  -Один из  способов отъема денег у народа, махинации с квартирами.
Экопоселением Настя заинтересовалась страшно. Принялась выспрашивать подробности. Подробностей Доронин не знал, поведал все, что узнал от Пирогова. И рассказывая это Насте, ругал себя страшно, зачем рассказывает! Сейчас Настя туда непременно сунется! Прямым ходом в Медицинский центр, к Варваре! Они подъехали к дому Насти, и прежде чем ее высадить, Доронин потребовал  дать ему слово, что она не пойдет в Медицинский центр, узнавать про чудодейственное лечение и экопосление. Он пообещал – официальным путем, через знакомых в полиции и в прокуратуре, все узнает,  возбуждения дела против мошенников от медицины добьется, Настю в курсе держать будет. Она кивала, соглашалась, но Доронину казалось, она что-то задумала. Он понял – Настю нужно постоянно держать в узде, глаз не спускать. Только как? Вдруг его осенило, скоро праздник,23 февраля, плюс к празднику два выходных, можно Настю с сыном вывезти за город. Вот здорово!  Он говорил:
- Настя, думаю, что охрана Трофимова нас с Вами запомнила. Видели мою машину, и меня тоже видели, я вертелся вокруг Медицинского центра, ездил к резиденции господ целителей, Вы там тоже были. И вот сейчас, они нас опять увидели, поэтому  лекцию отменили. Вы понимаете, как опасно туда соваться?
   Настя кивала,а он с ужасом осознавал, она его не слышит! Он убеждал:
- Я очень прошу, обо всех Ваших  действиях мне докладывать! Настя, я очень Вас не только прошу, я умоляю…
Опять кивнула. Он заговорил совершенно об ином, решил пригласить Настю на отдых, за город:
-Настя, что Вы делаете в праздники, 23 февраля? Три дня выходных… Я бы хотел пригласить Вас с сыном поехать за город…
Настя удивилась его вопросу:
- Почему Вы спрашиваете? Еще не думала, но надеюсь, работать не буду, и с Санькой поедем к маме…
- В Великий Новгород?
- Да, туда.
- А как вы  поедите, на поезде? Вы купили билеты?
- Не купили. На поезде, даже в плацкартном вагоне дорого, а у нас  кот, с котом на поезд неохотно сажают, пассажиры возражают. Поедем на автобусе.
- А хотите я Вас с сыном в Великий Новгород отвезу? На машине. Поверьте, я машину очень люблю водить и хорошо вожу, в прежней жизни, наверное, был дальнобойщиком…
- Александр Иванович, Вы, в праздник, 23 февраля, отправитесь на машине в Великий Новгород, это далеко, ехать более пятисот километров!  Не будет отмечать праздник? Вы же бывший военный…- возражала Настя, но Доронин ее успокоил:
-Повторяю, я люблю водить машину, а праздники по календарю, не люблю, для меня праздник является настоящим праздником, если он по настроению. В Великом Новгороде я никогда не был, с удовольствием город посмотрю, надеюсь, Вы мне его покажите. Поверьте, для меня пятьсот километров не проблема, доедем часов за шесть.
Насте, под его напором, пришлось согласиться. Договорились, что он заедет в пятницу, в праздничный день, в восемь утра, они отправятся в Великий Новгород, обратно поедут в воскресенье, после обеда, вернуться в Москву к вечеру. Настя пыталась еще что-то сказать про его жену, мол, та будет возражать, муж в праздник уедет, на что услышала железобетонное, что его жена на то, что он поедет в Великий Новгород возражать совершенно  не будет. И Насте пришлось смириться.
4
В восемь утра, 23 февраля, Доронин звонил в дверь квартиры Насти. А Настя в это время металась по квартире, собирала вещи, они с Санькой проспали, потому что вчера, весь вечер смотрели новый фильм, «фэнтэзи» (диск купила Настя, в подарок на 23 февраля сыну). Мало того, что они проспали, так еще сын поставил Насте ультиматум, сказал за завтраком -  вот сейчас они уедут к бабушке, и обратно он не поедет, останется там жить, и кот останется, он без кота никуда. Настя возражать сыну не стала, отвернулась, шмыгнула носом, коротко бросила:
- Хорошо, собирай свои вещи, бери все, что тебе нужно. Не забудь учебники и тетради…
А сама принялась складывать в большие сумки одежду, обувь сына, зимнюю и летнюю, понимала сын до лета в Москву, не вернется. На звонок Доронина, дверь ему распахнул Санька. Доронин вошел, протянул мальчику руку, как взрослому, представился:
- Александр Иванович…
Мальчик ничуть не смутился, он был коммуникабельным, таким же, как его мать, ответил:
- Александр Кораблев… Санька…
Доронин улыбнулся:
- Тезка, значит мой…
В коридор вышла Настя, начала извиняться, у них с сыном вещи не все собраны, подождать немного придется, на что Доронин ее успокоил:
-Не страшно, не по расписанию уезжаем, можем  и задержаться!
И тут же предложил те сумки, что уже собраны, отнести в машину. Настя кивнула на две большие сумки, Доронин подхватил их, понес к выходу, за ним поспешил Санька, со своим рюкзаком и связкой книг. Настя крикнула им вслед, что бы они в квартиру не возвращались, не мешали, без них она быстрее оставшиеся вещи соберет. Доронин с мальчиком вышли на улицу, погрузили вещи в машину, Александр, захлопнув багажник, спросил у Саньки, хочет ли тот в Великий Новгород, соскучился ли по бабушке, мальчик ответил:
- Конечно, хочу, конечно, соскучился. Последний раз ездили к бабушке на Новый год.
И пока Доронин соображал, что бы еще спросить у мальчика, тот задал ему вопрос в лоб:
- А Вы хотите жениться на моей маме?
Доронин был вопросом ошарашен, но ответил честно:
- Хочу, очень… А ты возражаешь?
- Я Вас не знаю! - мальчик, в свою очередь, был ошарашен ответом Доронина, - Вы, вроде неплохой человек. Мне бы такого отца хотелось.
- А, что, было много желающих на твоей маме жениться?
-  Да, нет, двое или трое, но мама им сразу отказала.
- Саня, ты отца совсем не помнишь?–поинтересовался Доронин.
- Совсем…- ответил мальчик, и загрустил. Доронин, что бы отвлечь мальчика, предложил сыграть в футбол (или в хоккей) с учетом, что зима на дворе, и они оба, как два пацаненка, принялись гонять кусок льда среднего размера, азартно пиная и перекидывая  друг другу. За этим занятием их застала Настя, вышедшая к машине с большой сумкой в одной руке, корзинкой с котом в другой, да еще на плече у нее висела большая спортивная сумка, с Санькиными вещами, и ее небольшая сумочка-рюкзачок за спиной. Настя поставила на снег сумки, с минуту понаблюдала за игрой мужчины и мальчика, подумала, с тоской, вот и еще одно из подтверждений, что Александр Иванович Доронин – ее мужчина, он сразу нашел общий язык с Санькой, что вообще-то, не  просто, удавалось далеко не всем, учитывая сложный характер мальчика. Настя  вздохнула, мотнула головой, позвала:
- Мужики, заканчивайте ваш хоккей, поехали!
Доронин с Санькой игру тут же закончили. Доронин уложил в багажник машины сумки, что принесла Настя, корзинку с котом поставили на заднее сиденье, следом туда сиденье забрался  Санька, Настя села вперед, пристроила свою сумку-рюкзачок у себя в ногах. Доронин уселся на место водителя, оглянулся назад, спросил у Саньки, удобно ли ему, тот закивал, Доронин повернулся к Насте, предложил:
- Ну что, едем?
- Да, конечно, договорились же… - ответила Настя.
-Заедем куда-либо, перекусим? Вы завтракали?– спросил Доронин.
- Заедем, кончено, в «Макдональдс»!–потребовал Санька. Мать бросила суровый взгляд на сына, проговорила тоном, не терпящим возражений:
 - Нет, Саня, никакого «Макдональдса», пиццы, чебуреков. Этого  мы есть не будем. Мы завтракали. Я сделала бутерброды, и кофе заварила, в термосе. По дороге перекусим!
Доронин возражать не стал, подумал, раз нельзя в «Макдональдс», то можно в «Шоколадницу», блинчиков поесть, но Настя не хочет, боится, что он свои деньги будет на нее и на сына тратить, переживает. Поддакнул Насте:
- Бутерброды – хорошо, кофеек тоже. Через пару часов перекусим.
Пару часов ехали молча. Настя дремала, Санька на заднем сиденье сначала играл на мобильном телефоне, потом задремал, кот, который, привык к переездам, тоже никого не беспокоил. Доронин радовался, что машин на улицах в этот ранний час, в праздничный день практически не было, спокойно крутил руль, слушал негромко играющее радио.
5
До Великого Новгорода они доехали не за шесть часов, как говорил Доронин, а за пять с половиной, это с учетом, что по пути останавливались, пили кофе, ели бутерброды, заботливо приготовленные Настей, заправляли машину на бензоколонке. Доронин сказав, что водит машину хорошо, просто поскромничал, он водил машину очень хорошо, просто отлично, великолепно. Настя, сидевшая рядом с водителем, скашивала глаза на спидометр, удивлялась, стрелка спидометра не опускалась ниже ста километров в час, а скорости она вообще не чувствовала, только видела в окошко, что их машина обгоняет абсолютно все, едущие с ними в одном направлении.  Спросила:
 - Александр Иванович, где Вы так научились машину водить?
    Доронин усмехнулся:
  - Честно – нигде. Нет, вру, мой приятель, инструктор по вождению, дал пару уроков, и сказал – его уроки мне не нужны. Я не хвастаюсь, констатирую, у меня хорошо развита интуиция, наблюдательность, отличная реакция. Издержки профессии – офицера спецназа, в запасе.
Настя охнула:
- И Вы были на войне? Убивали?
- Был. Воевал. Самое страшное – ничего больше не умею, только умею воевать. Научили на совесть. Да, убивал. Работа такая. Как говориться – не мы такие, жизнь такая… Теперь, на гражданке, охранник, самое место для подполковника в отставке.  По ранению комиссовали…
Настя еще что-то хотела спросить, но Доронин больше ей не отвечал, замкнулся в себе, видно разговор про боевое прошлое задел его за живое. Настя потыкала пальчиком по кнопкам радиоприемника, прошлась по радиостанциям, ее заинтересовало «Русское радио», и всю оставшуюся дорогу Доронин и Настя слушали российских эстрадных исполнителей, Санька не слушал, он сладко дрых на заднем сиденье в обнимку с рыжим котом. Настя очень удивилась, когда увидела в окошко машины знакомые пейзажи пригорода  Великого Новгорода, поняла – Доронин абсолютно прав в своем утверждении, что он водит машину просто гениально. Так быстро до своего родного города она никогда не добиралась. Машина кружила по улочкам старинного города, Настя подсказывала Доронину, куда ехать.  И вот уже указала Доронину на очень симпатичный двухэтажный дом, бревенчатый, с резными наличниками, коваными воротами, и мощеным плитками двориком. Настя попросила остановиться, коротко сказала:
- Приехали. Погудите, Александр Иванович, мама выйдет, удивиться! Она нас рано не ждет, я позвонила из Москвы, предупредила, что выезжаем.
И принялась будить расталкивать Саньку, тот просыпаться не хотел, тер глаза, бурчал себе что-то под нос, пытался рассказать, что ему  снилось. Настя сына не слушала, уговаривала -  потом расскажет. К машине уже спешила высокая, худощавая  женщина, мать Насти. Доронин пригляделся – Настя со своей матерью были похожи как близнецы, светловолосые, голубоглазые, ну просто красавицы. Но он ничуть не удивился, мать Насти он представлял себе именно такой, похожей на Настю, только лет на двадцать постарше, и дом, в котором жила Настя таким же – крепким, добротным, и твердо знал, что  должен быть именно дом, а не квартира в многоквартирном доме. Мать подбежала к машине, начались объятия, поцелуи, охи, ахи. Обнимались Настя с матерью,  бабушка с внуком, втроем, бабушка, мама и сын. Потом Санька таскал в бабушкин дом сумки, вытаскивая их из багажника машины, перетаскав все сумки, потащил в дом и корзинку с котом. А Настя знакомила Доронина со своей матерью, Ниной Федоровной. Нина Федоровна пристально приглядывалась к гостю, расспрашивала, кто, откуда, Доронин коротко, по военному, отвечал. Мать Насти, видимо удовлетворенная ответами гостя, принялась приглашать его в дом, отдохнуть, поужинать. Доронин начал отнекиваться, утверждал, что  не устал, не голоден, поедет, попробует найти место в гостинице, не хочет напрягать хозяев своей персоной. И сказав это, тут же понял, что перегнул палку, потому что Нина Федоровна, поджала губы, произнесла, сакраментальную фразу, мол, она думала, что хорошо разбирается в людях, а тут такое! С виду вроде  приличный, серьезный мужчина, на поверку оказывается барахлом! Человека,  искренне, в дом приглашают, а он фейс, т.е. лицо (морду), воротит. Хозяев не уважает. Отвернулась, с гордым видом, абсолютно прямой спиной. Доронин поразился – вот характер, вот темперамент, и у Насти материн характер.  Александр стал извиняться, оправдываться, твердить, что не хотел хозяев стеснять. Услышал от Нины Федоровны, что если он не хочет идти в дом, стеснять хозяев, она накроет обед прямо здесь, на капоте его машины. Он понял – выхода у него нет, ему придется остановиться в родном доме Насти, тем более это было видно невооруженным взглядом, дом был большим и удобным, для Доронина там место найдется. Выхода у Доронина не было, ультиматум поставлен совершенно ясный.  Доронин кивнул, пожал плечами, резонно пояснил – гостиницу не ищет, остается у Нины Федоровны и Насти. Настя с Санькой, во время разговора Доронина с Ниной Федоровной, стояли в сторонке, они облегченно вздохнули, захлопали в ладоши. Санька побежал открывать ворота, чтобы Доронин загнал машину во двор. Настя, вместе с матерью, отправилась на кухню, готовить ранний ужин (поздний обед).
6
Обедали в большой гостиной, за круглым столом с белой скатертью, сидя на мягких, но массивных стульях,  под старинной люстрой с шелковым абажуром зеленого цвета с подвесками из бисера. Нина Федоровна накрыла стол как в лучших домах, положила крахмальные салфетки, поставила тарелки, скорее всего фамильные, чудом сохранившиеся, с гербами, из тяжелого белого фарфора. Ели серебряными ложками и вилками, а суп Нина Федоровна внесла в большой супнице, из которой торчал массивный половник с витой ручкой. Но Доронину вся эта чопорность совершенно не претила, ему казалось, что он уже бывал в этом доме, видел этот абажур, ел из этих тарелок с гербами серебряной ложкой замечательный, наваристый борщ, вел неспешные разговоры с хозяйками дома. Сначала он решил отказаться от еды, потом сообразил, нельзя, невозможно, он уже и так провинился тем, что решил в гостиницу поехать, а если он сейчас еще начнет от еды отказываться, вообще врагом на всю жизнь семейству Кораблевых станет. Вот и пришлось ему обедать, и неважно, что он не есть в это время дня. И он ел, нахваливал борщ (искренне), потом нахваливал котлеты с картошкой (тоже искренне), от спиртного он отказался (наотрез). А потом, поев, вместе с хозяевами пил чай, настоящий, индийский, со слоном, заваренный в  фарфоровом заварном чайничке, белом, в красный горошек, и заварка заливалась кипятком из алюминиевого чайника. Вода была налита в чайник из специального графина, в котором плавала серебряная ложка, и доведена до кипения на газовой плите, от этих нехитрых манипуляций чай получился восхитительным. Сладким, даже без сахара. В этой семье не признавались пластмассовые электрические чайники (вода в них до кипения не доходит, и пластмассой пахнет), и чайную заварку в пакетиках (мусор в этих пакетиках, а не чай). Доронин смаковал чай. Сначала он попросил кофе, за что подвергся ужасающей обструкции со стороны Нины Федоровны, та признавала кофе только по утрам, кивнула на медную турку, висевшую на гвоздике, сказала, что в ней она сварит Доронину кофе, только утром, вечером нужно пить только чай. Доронин думал, хоть и строгие правила в этой семье, но он готов подчиняться, и ежедневно обедать за этим вот круглым столом, пить вкуснейший чай, заваренный водой из алюминиевого чайника. И с чаем слизывать с ложки домашнее вишневое варенье, словами не описать, какое вкусное. Доронин наслаждался царившем в этом доме покоем, и расспрашивал Нину Федоровну об истории семьи Кораблевых. Как он и думал, Кораблевы жили в Великом Новгороде  всегда, и всегда учительствовали. Этот дом принадлежал еще бабушке и дедушке Нины Федоровны (прадедушке и прабабушке Насти). Дедушка Нины Федоровны (прадедушка Насти) был директором лучшей гимназии в городе, а после революции директором лучшей школы. Умер он в начале тридцатых, но жил и работал бы намного дальше, если бы один из его бывших учеников не написал  на него донос, якобы директор школы – троцкист, прадедушку арестовали, привезли на допрос, и допрашивал его, уже сильно немолодого человека, бывший ученик, допрашивал с пристрастием. Пожилой директор не выдержал, прямо во время допроса умер. Как оказалось, он был не в чем виноват, прабабушку с детьми не тронули, она служила в школе еще очень долго. Потом   в школе служили  дед и бабка Насти, вот теперь мать Насти, также как дед и прадед в этой же школе директорствует. Только вот Настя династию не поддержала, работает в газете в Москве, у бабушки вся надежда на Саньку, может быть он пойдет по ее стопам. Санька пожимал плечами, Настя, опустив глаза, разглядывала вышитый белой гладью на белой скатерти узор, Доронин улыбался своей голливудской улыбкой, так ему нравилось в этом доме, за этим столом, под этим абажуром. Он, в своей жизни такого вот умиротворения домашним теплом и уютом не испытывал никогда. Мать Насти рассказывала, что не так давно дом она чуть не потеряла, но живут на свете еще добрые и хорошие люди, они и помогли. Ей нужна была крупная сумма денег, она взяла кредит, под залог дома, вроде бы все выплатила, так ей в банке сказали, но оказалось не все,  осталось заплатить всего ничего, но ее ввели  в заблуждение, платеж она просрочила. Пришли судебные приставы, дом описывать, среди них, как и в случае с ее дедом, оказался бывший ученик, но в отличие от случая с дедом, ученик Нины Федоровны дом описывать не стал, отсрочил платеж, помог скостить проценты,  она  погасила кредит. Этот вечер в прекрасном доме омрачил неработающий телевизор. Нина Федоровна рассказала – телевизор давно не работает, она мастера вызывала, тот сказал, телевизору пришел конец, но она не расстроилась, хотела новый телевизор купить к Международному женскому дню,   на премию к празднику, она, же не знала, что Настя с внуком приедут раньше. Доронин понял – ему пора вмешаться. Он вызвал Саньку посекретничать, на кухню, принялся у мальчика выспрашивать, где здесь поблизости магазин электроники. Мальчик сказал – есть магазин совсем недалеко, вот только как проехать, объяснить он не мог, обещал показать. Пришлось Доронину взять мальчика с собой. И они отправились в магазин, покупать бабушке  телевизор. Доронин понимал, семейство Кораблевых, будет возражать, покупку телевизора в штыки воспримет. Щепетильность этой семьи по отношению к деньгам он уже понял, но решил телевизор купить, оправдаться – подарок Насте и ее маме к  Восьмому марта (которое еще не скоро), сказать – Восьмого он лично поздравить Нину Федоровну не сможет, вот подарок заранее купил.
Доронин с Санькой еле успели в магазин, тот работал до восьми вечера (это вам не Москва, где магазины работают до десяти часов вечера, а иногда круглосуточно). Выбрали телевизор, не  большой, но и не  маленький. Единственное требование к телевизору - простота в эксплуатации, без наворотов. Бабушка с инструкцией разбираться не будет, ей нужно телевизор включить, выключить, программы переключить. Такой и купили.

 А Настя с мамой, проводив Доронина с Санькой в магазин, принялись убирать со стола, мыть посуду, Нина Федоровна мыла посуду, Настя вытирала. И еще они разговаривали, очень эмоционально, обсуждали гостя. Мать выговаривала Насте:
- Настя, порадовала меня! Мужик высшего сорта! Молодец, отличный выбор. Серьезный, надежный. Где взяла такого замечательного?
Настя отнекивалась:
-Мам, что ты такое говоришь, мы с Александром Ивановичем практически не знакомы. Виделись несколько раз, и то по делу. И женат он, детишек двое…
- Как не знакомы? И что, практически незнакомый мужик, женатый, предложил  отвезти тебя с сыном из Москвы в Великий Новгород, запросто пятьсот километров отмахать? Как говорил Станиславский: «Не верю!». Я вижу, как он на тебя смотрит, с придыханием. И не женат он вовсе! Какая нормальная женщина отпустит такого красавца в другой город  в компании  молодой женщины. Если женат, его брак на ладан дышит, на днях он разведется. Не живет он с женой, а если живет в одной квартире, то, как сосед. Поверь, у меня опыт жизненный огромный, о любви много знаю, этот мужчина–твоя судьба, любит он тебя! И к Саньке хорошо относиться…
- Мама, что ты о любви знаешь? Ты физику преподаешь, не литературу. И любила всего раз, отца, а он умер двадцать пять лет назад. Я думаю, Александр Иванович меня не сколечко не любит. Зачем ему меня любить, кто я? Бедная журналистка, мать одиночка со съемной квартирой. Если он, как ты утверждаешь, не женат, в чем я сомневаюсь, ему совершенно другая нужна. Мы не подходим друг другу, не пара.
- А этот твой, как его, Санькин отец, он, что тебе парой был? Вы  к друг другу подходили? Не подходили вовсе, и это я тебе говорила и не раз, ты не послушала меня, и что теперь? Где этот твой?
-Мама!!!–негодовала Настя так сильно, что чуть не выронила эксклюзивную материнскую тарелку, которую вытирала, мать вовремя тарелку у нее из рук выхватила, Настя, красная от возмущения, вещала:
- Мама, ты ничего не понимаешь, мне не нужна никакая любовь, тем более Александра Ивановича Доронина, у меня другая Цель…
-Знаю я твою Цель - известной стать, этого твоего вернуть, Санькиного отца. Так, он давно на другой женат. На дочке олигарха, я в журнале читала.
- Поменьше журналов читай! - пробурчала Настя,  продолжила: - Не нужен мне Санькин отец, пусть живет, как хочет, но обо мне он услышит, и пожалеет, что меня бросил, я вот этого хочу…
- А потом, когда ты известной станешь, за тобой принц на белом коне прискачет. Долго ему скакать придется, с другой планеты, из другой галактики! - парировала Нина Федоровна, за словом она в карман никогда не лезла, так же как и Настя, говорила дальше, -Ты к гостю нашему приглядись, поверь, если ты его упустишь, его сразу подхватят, ты будешь самой последней дурой себя чувствовать, жалеть, страдать, что возможность упустила.  Будешь локти ты кусать, а не этот твой, как его…
- Мама, прекрати…- взмолилась Настя, она понимала , мать права, права во всем, но так просто Настя решила не сдаваться, - Не нужен мне никакой принц…И Доронин вовсе не принц…
- Конечно, не принц… - вдруг согласилась Нина Федоровна, и своим согласием, и последующим утверждением совершенно вогнала Настю в ступор, Нина Федоровна сказала, - Конечно, не принц, он король, самый настоящий король, и ты очень скоро это поймешь. Моя дочь ненормальная, ей короли в мужья не нужны. А кого тебе нужно? Олигарха Михаила Прохорова или режиссера Федора Бондарчука? А может князя Монако?
- Мама, прекращай! Сейчас Доронин с Санькой вернуться, на них свою энергию направь. Я уверена, сейчас Доронин новый телевизор притащит, ругайся с ним. Мне отдохнуть дай…- Настя отступила и уступила, в споре ее мать всегда побеждала, впрочем, это Настя давала ей победить, она считала – для нее, для Насти проще, что бы мать победила, в споре, на деле Настя все равно сделает по-своему.
- Хорошо, оставим этот разговор…- миролюбиво произнесла мать, перевела разговор в другое русло, - Я смотрю, вы с Санькой все его вещи привезли, Санька у меня останется?
Мать произнесла это с таким теплом и надеждой, что Насте  захотелось заплакать, она даже чуть всхлипнула, принялась тереть глаза, закивала головой, выдавила из себя:
- Он сам захотел, все твердил, если у тебя будет жить, чаще меня видеть будет, я приезжать буду. Я совсем обнаглела,  дома практически не бываю, на работе все время, когда я дома, тоже на работе, за компьютером!
Мать прижала к себе дочь, обняла, гладила ее волосы, говорила:
- Все правильно, так и нужно. Не дури, дочка,  вернись ко мне насовсем? Всех денег не заработаешь. Здесь работу хорошую найдем…
Настя вырвала из объятий матери, затараторила:
-Даже не предлагай такого, мама! Это невозможно, я должна довести до конца свой план. Я дала себе слово, ты, что считаешь, что твоя дочь – легкомысленная дурочка? Нет, я справлюсь…
- Конечно, справишься… - пожала плечами мать, повернулась, пошла из кухни, где они мыли посуду, в комнаты, в дверях обернулась, произнесла, - Ведь ты же моя дочь!               
7 
Доронин с Санькой привезли телевизор. Втащили в комнату, распаковали. Доронин принялся телевизор устанавливать, к антенне подключать, а Настя в это время изучала инструкцию к телевизору. С работой по установке и подключению телевизора Доронин справился, и даже изображение на экране у нового телевизора появилось хорошего качества, а вот порядок программ в телевизоре был нарушен, первая программа не соответствовала первой кнопке на пульте, а была, почему то на шестой, а вторая программа  вообще на девятнадцатой! Доронин долго бился, но ничего исправить не смог. Расстроился!  Нина Федоровна его успокаивала, говорила – ее все устраивает, ну и что, что программы не по порядку, у нее память на цифры хорошая, она физику преподает, и быстро расположение программ запомнит. Положение исправила Настя, изучив внимательно инструкцию, очень быстро, с помощью пульта, все программы расставила по местам. Доронин был смущен провалом, расстроился еще сильнее, распсиховался, ушел на кухню, курил там сигарету за сигаретой, он не мог себе и представить, что женщина его обставила по всем статьям. Но Настя абсолютно не гордилась своей победой, подошла, присела рядом с ним, вытащила у него из пачки сигарету, закурила, тихо произнесла:
- Если маму мою заметите раньше меня, сигнал подайте, она не знает, что я курю, а у Вас реакция лучше, я могу и лохануться…
Он кивнул в ответ, а она продолжила:
-Спасибо, Вы мне, Саньке и маме праздник устроили, вон у парня сколько положительных эмоций, на машине к бабушке ехал, телевизор с Вами выбирал. И, у мамы положительные эмоции, ей сто лет никто таких дорогих подарков не делал. Действительно, сто лет! Я даже не припомню, когда, скорее всего, никогда. Мы всегда в деньгах нуждались. Папа долго болел, умер, у мамы на руках я маленькая осталась. Бабушка, правда, еще работала, но вскоре на пенсию вышла. Вот и оказалось – у нас только мамина зарплата да бабушкина пенсия. Это сейчас учителя стали прилично зарабатывать, а десять-двадцать лет назад, немного учителям платили. Для нас банка кофе растворимого праздником была. Дом большой, отопление дорого стоит, а льгот по коммуналке почему-то никаких. Отец мой был ликвидатором чернобыльской аварии, но льготы не успел получить. Представляете, моя мать через три года после его смерти льготы начала получать. Пенсию его ей выплатили, но это копейки, крышу у дома хватило подлатать. Дом в хорошем месте, у матери  продать дом просят, она упорствует. Действительно, как продашь, родовое гнездо. А содержать средств не хватает. А квартира бы была, даже трехкомнатная, расходов намного меньше…
- Расходов может быть и меньше! - ответил Насте Доронин, - Только свой дом с квартирой не сравниться. Я всегда о доме собственном мечтал, наверное, потому что в тесноте всю жизнь прожил. С родителями и сестрами в малогабаритной двушке, потом с женой и детьми в не слишком большой трешке. Дом хочется, участок чтобы был  большой, сад, и без соседей поблизости, а дом на берегу моря.
- На берегу моря? В Сочи? В Болгарии?–спрашивала Настя.
-А почему море обязательно должно быть Черным? Это может быть и какое-нибудь другое море, или вообще океан…
- Океан? Атлантический?
-Может быть Тихий…- улыбнулся Доронин, - Или Индийский…
- Домик на Гоа? В Индии?
- Можно и там… Правда я там не был, но говорят там очень хорошо, тепло, и все удивительно дешево, фрукты копейки стоят…
- Я тоже не была. Я за границей никогда не была, а на море только совсем маленькой, с родителями…
- Вы с мужем, то есть, с отцом Саньки на море не ездили?
- Санька на море никогда не был! - произнесла Настя, сникла, сжалась в комок, Доронину ее стало жаль, просто нестерпимо, он пообещал ей:
- Он поедет, обязательно! У него  есть загранпаспорт? А у Вас?
-У меня есть, я делала, должна была в Болгарию ехать, на форум молодых журналистов, не срослось, Санька заболел, я не поехала…
- Настя, делайте паспорт сыну. Как только паспорт будет готов, я подарю Вам с Санькой путевки в Египет…
- А Вы? Вы поедете с нами?
- Я не поеду, я не могу ехать, по многим причинам…
- Не можете ехать за границу? По многим причинам? По каким?
Доронин понял – нужно объясниться. Причин действительно было много, важных и не очень, объяснять их все не было смысла, да и  очень долго объяснять было бы, он ответил коротко:
- Будем считать, я знаю страшную военную тайну…
- Смеетесь… - произнесла Настя разочаровано.
- Нет, наоборот, я абсолютно серьезен…- ответил Доронин.
-Александр Иванович, я не приму от Вас больше  подарков, тем более дорогих путевок. Хватит, телевизор уже подарили…
- А это не Вам путевки в подарок, это Саньке…
- Саньке такие подарки не нужны, у него есть мать, которая делает ему подарки… - Настя гордо вскинула подбородок, отвернулась.
Теперь уже Доронину пришлось ее успокаивать, и клясться страшной клятвой, что он больше никаких подарков семье Кораблевых делать не будет. На это и порешили. Пошли спать.
Доронину отвели комнату на втором этаже. Проводив его на второй этаж, показав комнату, Настя сказала – это ее комната, здесь она жила в детстве и юности. И это была действительно ее комната, совершенно ее. Доронин восхищенно разглядывал обшитые вагонкой стены с пришпиленными рисунками (Настя пояснила – это ее рисунки, в детстве она ходила в художественную школу), скошенный потолок, небольшое круглое окошко. В комнате был минимум мебели, небольшой шкаф для одежды с выдвижными ящиками и огромный книжный (сплошь русская классика, а еще Дюма, Жюль Верн, и Стивенсон, книги не новые, по многу раз читанные), удобный большой письменный стол, и также большой мягкий диван с цветными вышитыми подушками. На книжном шкафу ждали хозяйку нарядные куклы, в шкафу, рядом с книгами разместились симпатичные фигурки сказочных зверушек и птиц, а на диване сидели плюшевые мишки, числом пять. Убирая медведей, Настя каждого зверушку назвала по имени. Одноглазый белый мишка с красной ленточкой на шее звался Степаном, а коричневый в клетчатых штанишках - Ваней, вообще-то все медведи звались человеческими именами, были еще Володя, Миша и Ганс. Настя с любовью разговаривала с мишками, гладила их, поправляла на них одежки, Александр опять (в который за вечер) улыбнулся своей голливудской улыбкой. Он поблагодарил Настю, спросил, а где же будет спать она, Настя? Она ответила – вместе с Санькой и мамой, на первом этаже, там места достаточно. И тут же стала извиняться, что здесь, на втором этаже холодно. На втором этаже холодно не было, просто прохладно. Настя включила дополнительное отопление, электрокамин. Из  ящика достала постельное белье, принялась стелить Доронину постель, а он помогал ей. Вдвоем они быстро управились. Настя рассказала, где туалет и ванная, у двери на крючок повесила махровое полотенце,  пожелал ему спокойной ночи, и ушла. Доронин  спустился на первый этаж, где  стояла тишина, и свет был выключен, хозяйки и мальчик улеглись спать, в коридоре  нашел свою сумку, попутно  заглянул в ванную комнату, умылся, со своей сумкой поднялся на второй этаж.
Доронин опять оглядел комнату, и опять поймал себя на мысли – ему невероятно комфортно в этом доме, и эту комнату, где основными жильцами были книги и игрушки, он, по его ощущениям, видел неоднократно, а может быть жил в этой комнате в детстве. Доронин спать не очень хотел, но разделся, устроился на удобном мягком диване, включил торшер, стоящий поблизости, решил почитать перед сном. На тумбочке у кровати лежала книга, с закладкой посередине, томик Булгакова. Доронин, прежде чем взять книгу в руки, не зная, что за книга, подумал – Булгаков. Действительно – оказался Булгаков. Почитав немного уже не раз прочитанную книгу, выключил свет, попытался заснуть. Тут дверь в его комнату скрипнула, чуть приоткрылась, Доронин приподнялся на локте, вгляделся, и опять широко улыбнулся, уже в темноте. В его комнату вальяжно вошел большой рыжий кот, котэ, как называл кота Санька. Кот покрутился по комнате, запрыгнул на диван, и уютно устроился подмышкой у Доронина, свернулся клубком и громко заурчал. Александр гладил густую, но удивительно  нежную и мягкую кошачью шерсть, чесал кота за ушком и по шейке, кот терся лбом о его руку, и лбом же эту руку толкал, как будто бодал. По всей видимости, кот решил, что гость нуждается в его заботе и ласке, вот и  навестил его этой ночью.  Доронин, после ранения и контузии, спал очень плохо, тем более в душной и шумной Москве, а как засыпал, то тут же просыпался, ему снились отвратительные, ужасающие сны, и просыпался он от собственного крика. Если спал ночью подряд два часа, без сновидений, для него это было праздником.  Доктор в госпитале выписал ему снотворное, но Доронин старался снотворное не принимать, по утрам, после приема таблеток, он очень плохо себя чувствовал, его тошнило, мутило, в голове клубился туман. Так что лучше без таблеток. Но здесь, в этом городе, воздух был чистым и свежим,  настроение у Доронина было отличным,  на душе удивительно спокойно и  устал он за сегодняшний день сильно, по настоящему, устал, а под ухом у него урчал кот, и Доронин заснул. Проспал как убитый, без сновидений до позднего утра, то есть больше восьми часов. Проснулся бодрым, опять в отличном настроении, и опять, оглядывая комнату, думал – он жил в этой удивительно уютной комнате, может быть, в прошлой жизни. Кот, без задних ног, дрых у него под боком... Доронин разбудил, растолкал ленивца. Тот, спрыгнув с кровати,  недовольно мявкнув, удалился прочь из комнаты, на кухню, где  был встречен Ниной Федоровной, которая кота заругала, мол, тот, негодник, пошел спать к гостю, и мешал ему. Доронин быстро натянул свитер и джинсы, спустился со второго этажа, прошел на кухню. Он поздоровался с хозяйкой, готовившей завтрак, принялся ее убеждать, что кот совершенно ему не помешал, наоборот, дал отлично выспаться! Нина Федоровна спросила гостя, что тот будет – яичницу, блины или творог? Доронин выбрал яичницу, и отправился умываться и бриться. И когда, он, умывшийся и посвежевший, появился на кухне, его уже ждала большая тарелка с яичницей с ветчиной, луком и помидорами, и кружка кофе, обещанного ему хозяйкой вчера вечером. Доронин завтракал в обществе Нины Федоровны, которая пила кофе, и кота, который вылизывал свою уже опустевшую миску, Настя и Санька спали. Нина Федоровна принялась расспрашивать гостя, кто он, откуда. Тот рассказывал коротко, скупо, с явной неохотой. Но Нине Федоровне удалось выведать у Александра именно то, что ее так интересовало – семейное положение – в разводе, но есть двое детей, почему развелся – не рассказал, прокомментировал – так получилось. Еще хозяйку интересовало его материальное положение, он ответил – стабильное, и наличие жилья, гость доложил - собственное. Что собственное жилье – комната в коммуналке, не сказал, резонно подумал, сегодня комната, завтра будет квартира. Нина Федоровна его ответами осталась довольна, и принялась планировать для него, Саньки и Насти сегодняшний день. По ее плану, вот сейчас, позавтракав, они втроем должны поехать в центр города, там проводились народные гуляния, всяческие развлечения, вплоть до катания на лошадях, выставка снежных скульптур, то есть, все тридцать три удовольствия, и, нагулявшись вдоволь, они должны были вернуться на обед, к которому хозяйка намеревалась испечь пироги. Доронину ее планы понравились, загвоздка состояла лишь в том, что он уже позавтракал, а Настя и Санька еще спали. Он предложил хозяйке разбудить дочь и внука, а сам пошел на улицу, и что бы размяться, принялся чистить дорожки и крыльцо от снега, нападавшего за ночь.  Потрудился на славу.         
8          
 Планы Нины Федоровны воплотились в полном объеме. Доронин с Настей и Санькой действительно отправились в центр города, где нагулялись, до упаду. Были на ярмарке, на выставке снежных скульптур, даже попытались покататься на коньках на большом катке, празднично освещенном, где играла веселая музыка. Катание на коньках сильной стороной Доронина не было, в детстве, в младших классах, он пытался играть в хоккей, на этом его знакомство с коньками и льдом, закончилось. На коньках он мог стоять, и все. Настя с Санькой выписывали вокруг него пируэты, подбадривали, подначивали, пару кругов он смог проехать, потом уселся на лавочке, и наблюдал, как катаются Настя с Санькой. После катка отправились в кафешку, лакомиться блинами, проголодались как волки. Съели по огромной порции блинов со сметаной, запили сбитнем, и пока ели блины решили еще прокатиться на санях, запряженных тройкой лошадей. Ради Саньки, он очень хотел. Настя возражала, Доронин тратил и тратил на нее с сыном деньги, и деньги, по ее меркам, большие, только в кафе на блины и сбитень пятьсот рублей выложил, и на прокат коньков почти тысячу (на троих). Но она увидела, как горят у сына глаза, скрипя сердцем, на катание на тройке согласилась. Домой вернулись лишь вечером, и то после звонков бабушки,  настойчивых, она ждала их к обеду. Доронин думал, что после огромной порции блинов, обедать не станет, не захочет. Еще как захотел! В охотку смолотил огромную тарелку супа, с пирогами, пятью или шестью, да еще и второе – картофельную запеканку, и чаем все запил. Ел и думал, что если он будет так питаться еще день, другой – ему придется обновить гардероб, он растолстеет! После обеда он учил Настю с Санькой играть в нарды. Санька предложил ему поиграть в шахматы, но в шахматах Доронин оказался настолько слаб, что проиграл Саньке, пять партий подряд. Застыдившись своего неумения, принялся спрашивать у мальчика, какие еще игры в доме имеются, Санька сказал, что есть нарды и домино. Только вот в нарды он играть не умеет, умеет мама, но плохо, хорошо играет бабушка, но она играть не любит. Доронин играл в нарды отлично, если бы проводился чемпионат по нардам, он бы был чемпионом мира, поднатарел в армии, в его части служил пожилой хозяйственник, великий мастер игры в нарды, а Александр был его любимым учеником. Во время отдыха с супругой на южных берегах он этим своим умением отдыхающих удивлял, авторитет себе зарабатывал, и ему приятно было, и жена им гордилась. Тогда Доронин собой был доволен, потом понял - достижения сомнительные – мастер по игре в нарды, чушь! Но сейчас своим мастерством решил блеснуть. И блеснул! Мальчик восхищенно, раскрыв рот, удивлялся его мастерству, Настя поддакивала сыну. Бабушка, вязавшая в уголке комнаты носки, поглядывала на дочь и внука, поверх очков, и вздыхала, ей такое положение дел тоже нравилось. Она искренне хотела, что бы у Насти с Дорониным случился роман. Дочь заслужила счастье, и Доронин, по мнению Нины Федоровны, это счастье мог ей дать. Вот только дочь не хотела счастья, или была просто не готова это счастье получить? Не остыла от прошлых отношений? Наигравшись вдоволь, гость и хозяева пошли спать. И укладываясь спать в уютной комнате на втором этаже, Доронин снова подумал, что последний раз он ложился спать в десять часов вечера, учась в классе, наверное, пятом, и что он в такое детское время не заснет! Заснул, как миленький, и опять спал очень хорошо. На  следующее утро Доронин с Настей и Санькой пошли кататься на санках с горы. Вернее, Настя и Доронин решили сопровождать Саньку, сами кататься не собирались. Но видя, как заразительно  смеется, катаясь на санках мальчик, увлеклись! И катались вместе с ним с удовольствием, извалялись в снегу, кидались снежками, и смеялись. У Доронина даже заболели щеки от постоянной улыбки! Он столько не улыбался и не смеялся года четыре, последний раз он вот так вот веселился в новогодние праздники, за полгода до его трагического ранения! Он тогда вот так же играл со своими детьми, катался с ними с горки, а Кристина стояла поодаль, кутаясь в длинную норковую шубу, как всегда с сигаретой, и наблюдала за мужем с детьми, как тогда показалось Доронину, с иронией, прокатиться, как не приглашали ее муж и дети, она не согласилась. Накатавшись, насмеявшись, вывалившись в снегу, пришли домой,  голодные, но счастливые. Бабушка накормила их обедом, который они смолотили с удовольствием, а после обеда Настя увела Саньку на кухню, что бы поговорить с мальчиком наедине. Она попыталась убедить его вернуться вместе с ней в Москву, не хотела оставлять сына с бабушкой. Но Санька уперся – в Москву не поедет. Настя заплакала, мальчик шмыгал носом. В Москву Настя поехала без Саньки, вдвоем с Дорониным. Кот тоже остался в доме у бабушки. Настя практически всю дорогу до Москвы промолчала. Сидя рядом с Дорониным в машине, тыкала пальцем в кнопки радиоприемника, или играла на телефоне, или просто смотрела в окно. Доронин ее молчание не прерывал, не хочет говорить – не нужно!
Прервали молчание только когда, Доронин затормозил у дома Насти. Она опять принялась благодарить его, за то, что он подарил и ей, сыну и бабушке праздник. Он отнекивался, мол, не стоит благодарности, предложил пойти куда-нибудь поужинать, на что получил от Насти гневный отпор:
- Александр Иванович, вот это лишнее! Езжайте домой, Вас жена и дети ждут, столько дней не виделись! Они скучают!
Доронин решил с Настей объясниться, и ответил,  резко:
-Меня никто дома не ждет. Мы с женой в разводе больше трех лет, она давно замужем за другим. Так что я совершенно  свободен!
Настя осеклась, но через секунду также воинственно произнесла:
 - Это не меняет сути дела! Езжайте домой!
Доронин смутился, сказал негромко:
- Хорошо, не меняет, значит, не меняет. Насильно мил не будешь. И я, действительно поеду. Только умоляю, о нашем опасном деле - ничего без меня не предпринимайте, не суйтесь в Медицинский центр, не нужно этого! Помните, Вы мне дали обещание этого не делать. Давайте завтра созвонимся, подумаем, как туда проникнуть?
Настя скупо кивнула (Доронин почувствовал, она  приняла решение,  это решение противоречит всему тому, что он втолковывал), попрощалась, развернулась, и ушла. Скрылась в подъезде. Он поехал домой. На Настю он не обиделся, думал про себя – вот и все, а может быть, так даже лучше, для нее, не для него. Но, почему-то, на душе у него скребли кошки. И даже не кошки, а более крупные хищники.  Тигры, львы, пантеры, ягуары, барсы и рыси (все вместе взятые).  Когти у хищников были очень мощными и острыми, и скребли ой, как больно!

Глава шестая. Настя Кораблева. Много лет назад.
1
Настя вернулась в свою одинокую совершенно пустую съемную квартиру. Она бросила в коридоре дорожную сумку, корзинку с провизией, что собрала для нее мама, скинула куртку, прошла в комнату, упала на небольшой диванчик, где  спал Санька. На душе у нее было практически также плохо и муторно, как и у Доронина, скребли такие хищники, и скребли так же больно. Настя, не снимая сапожек-уггов, улеглась на диванчик, уткнулась лицом в подушку, все еще хранящую запах ее сына, такой знакомый и родной, и заплакала. Плакала и думала, что совершенно некому ее пожалеть, даже кот остался с Санькой в Великом Новгороде…И еще она думала, что совершила самую великую глупость в своей жизни, отказалась от мужчины, предназначенного ей судьбой, ради совершенно идиотской идеи – прославиться, добиться расположения другого мужчины, которому она на фиг не нужна (именно так он сказал шесть лет назад). Она могла бы жить совершенно спокойно, с надежным мужиком, который ее любил не за то, что она богата и знаменита, и что-то из себя представляет, а за то, что она такая, какая она есть, со всеми своими заморочками и выкрутасами. Она бы родила ему ребенка, и они были  совершенно счастливы вместе, гуляли бы по выходным в парке, катались на санках с горки, почти также как катались в Великом Новгороде, ездили бы летом за грибами и на рыбалку. И квартира у них была бы своя, не съемная, и за сына она бы не переживала, он был бы в крепких отцовских руках. И ей не нужно было бы биться как рыба об лед, зарабатывать деньги, экономить каждую копейку. У нее была бы новая дубленка, и духи, именно те, что ей нравятся. И, возвращаясь  домой,  она бы не окуналась в гулкую пустоту квартиры, ее встречали бы дети, и еще у них обязательно была бы собака, золотистый ретривер или лайка-хаски, а может быть две собаки, и ретривер и хаски (у них была бы большая квартира, две собаки  бы поместились), и рыжий кот, Санькин любимец,  и еще кошечка, русская голубая, или пятнистая, экзот, как в рекламе кошачьего корма, то есть полный дом животных, Настя очень нравились животные, и была уверена, что Доронину  тоже нравились, по крайней мере, рыжего кота он гладил и тискал. А по ночам они бы с мужем любили друг друга. По настоящему, по взрослому, так, чтобы искры из глаз, и кровать ремонтировать раз в неделю. Так, чтобы даже не закрадывалась в голову мысль посмотреть на другого мужчину, всех других мужчин сразу сравниваешь со своим, и они реально проигрывают! И она просыпалась каждое утро рядом  с любимым мужем, и думала – она счастлива, несмотря не на что – счастлива!
А что в ее жизни есть сейчас? Полное безденежье, съемная квартира, уродина Вероника, терзающая ее ежедневно. Сын, отказался с ней жить, решил, у бабушки ему будет лучше, кота с собой забрал. Полное фиаско!   Настя, не смотря на свои тридцать два года и наличие ребенка, полноценного опыта семейной жизни не имела (ее семейная жизнь была странной, отцу Саньки, б.м., она была нужна постольку поскольку, а семейной жизни родителей  она не помнила,  отец умер когда Насте было девять, мать после смерти отца больше замуж не выходила, так что брать пример Насте было не с кого). Настя представляла идеальную семью как в рекламе йогурта, майонеза или бульонных кубиков - чистенькую кухню с современной мебелью - большой стол, за столом двое очаровательных детишек, мальчик и девочка, родители: мама с внешностью фотомодели, мужественный красавец - папа, под столом собака и кошка. Все счастливы, все улыбаются.  Настя плакала, всхлипывала, размазывала слезы по щекам, как маленький ребенок, причитала. Чуть успокоилась, встала, пошла на кухню, выпила теплой кипяченой воды, прямо из носика чайника. И опять подумала о Доронине, ее мать была совершенно права – он не женат! И еще вспомнила, что говорила мать – такие мужики одинокими долго не будут, быстро женятся, желающих одиноких дамочек ой как много! Настя тряхнула головой –пусть! Не доступно ей простое женское счастье, она станет богатой и знаменитой, мужчины будут у ее ног валяться, она будет выбирать, а не ее! Именно так будет!
           2               
Настя Кораблева родилась в прекраснейшей семье, и лет до шести была самой счастливой девочкой мире, росла в любви и ласке, несмотря на то, что ее родители не владели собственной квартирой, у них не было высокооплачиваемой работы, модных нарядов и золотых украшений. Маленькая Настя носила самосшитые платья и самовязанные кофточки, ела на завтрак кашу, на обед - борщ, а на ужин - картошку с котлетами, мороженое или торт были для нее праздником, мандарины – только на Новый год, а так – яблоки из собственного бабушкиного сада, и клубника с грядки. Настя родилась  в Питере (тогда еще Ленинграде), ее родители снимали комнату  в старинном доме,  в одной из знаменитых питерских коммуналок (на двадцать семей). Ее отец работал в НИИ, был ученым физиком, кандидатом наук, защитился в двадцать пять, готовил докторскую, мать трудилась в том же институте инженером, помогала отцу. Познакомились родители там же, в НИИ. Мать Насти, Ниночка, оканчивая институт, попала туда на практику, и пропала! Увидела молодого аспиранта Диму Кораблева, замученного бледного ботаника, маленького, худенького, в очках, но такого умного и разумного, скорее всего, будущего Нобелевского лауреата. Юная студентка влюбилась по уши! Да и ботаник тоже оказался малым не промах, вовремя разглядел умницу и красавицу, влюбившуюся в него с первого взгляда, влюбился в нее (со второго взгляда), и женился. Так и оказались двое приезжих – аспирант Дима и студентка Нина в питерской коммуналке. Дима Кораблев был детдомовцем, родившимся в глуши ленинградской области. Но детдомовцем, гениальным от природы. В забытой богом глухой деревне, у него имелся свой дом. Только в этом доме жить было невозможно, не было там крыши, да и стены на ладан дышали. Жил аспирант в общежитии, когда женился на студенточке, они вдвоем сняли комнату, финансово им помогали родители молодой супруги, аспирант на аренду комнаты не зарабатывал, а то, что зарабатывал – тратил на книги и препараты для своих опытов, питались и одевались они исключительно на зарплату юной Ниночки. Но они были счастливы, как не одна семейная пара в мире, счастливы безмерно! И совершенно естественно, через год на свет появилась Настя, плод их сумасшедшей любви! Маленькая Настя купалась в любви, ее обожали все – и родители, и бабушка с дедушкой, и даже соседи. Настя в детский сад не ходила, хотя ее мать вышла на работу, как только девочке исполнилось  полтора годика, молодой семье нужны были деньги. Но сразу нашлись желающие остаться с девочкой днем. В коммуналке жила еще одна молодая семья, в которой было трое детишек (мал-мала меньше), их мама не работала, и резонно сказала Ниночке, мол, не парься, иди, работай, ей, соседке, все равно со сколькими детками сидеть дома – с тремя или четырьмя. Так Настя обрела лучшую подругу, Катю, среднюю дочь соседки. Девочки были почти ровесницами, Катя на полгода старше. Все время девочки проводили вместе. Играли в куклы, строили кукольные домики из книжек Настиного отца (домиков для кукол Барби в продаже еще не было). Любили сидеть на широком подоконнике в комнате Насти, окна которой выходили на Литейный проспект (третий этаж, высокие, четырехметровые потолки, все отлично видно), наблюдали за праздношатающимися толпами зевак, за синими троллейбусами, со звоном проносившимися под окнами. Когда девочки чуть подросли, любимой игрой их стала игра «в зонтики». Когда шел дождь, (как известно, в Питере, в теплое время года, дожди идут ежедневно) девочки сидели на любимом подоконнике, свесившись головами вниз. Их целью были не люди,  проходившие под окнами, а их зонтики. Зонтики делились на четыре категории: яркие цветные - «девушка», чуть поскромнее - «женщина», тусклые, неинтересные-«старушка», простые, черные-«старик». Завидев вдалеке зонтик, девочки наперебой кричали, что идет «девушка» или «женщина», или «старушка», были совершенно  разочарованы, если шел «старик». Девочки очень любили яркие, цветные зонтики, от них поднималось настроение, становилось веселей на душе. Летом, в отпуск, семья Кораблевых всегда ездила в родной город Нины, Великий Новгород. Там ходили на озеро, купаться, и на рыбалку, в лес за грибами и ягодами, места в окрестностях города были в то время на редкость грибными. Один раз молодой семье выделили льготную профсоюзную семейную путевку в Крым, и семья, подзатянув пояса, подзаняв денег, махнула на море, и Дима и Нина, как и их дочь, Настя, ехали на море в первый раз в жизни. Настя почти ничего не запомнила из той поездки, только длинный, пыльный поезд, как ей казалось, очень медленно тащившийся к вожделенному морю, плацкартный вагон, набитый потными людьми, которые уж очень часто менялись, как в калейдоскопе. Стоило Насте познакомиться с каким-то соседом по вагону, как сосед уже выходил, и на его место садился другой человек. До конечной станции доехали не многие. В городе Евпатория, где разместилась семья Кораблевых, было жарко, душно, многолюдно. Море Насте не понравилось: теплое, соленое, оно волновалось, девочка боялась войти в воду, и еще ей очень не понравился каменистый пляж, ее маленьким ножкам было больно наступать на камни…   
Жизнь счастливой семьи была разрушена в одночасье. В конце апреле 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции прогремел взрыв. Отец Насти, известный ученый физик, буквально через пару дней после взрыва был мобилизован ликвидировать чернобыльскую аварию. Дмитрий прекрасно представлял себе, куда он едет, какая опасность ему грозит, но ехал на ликвидацию аварии с превеликим удовольствием, ему было интересно своими глазами увидеть, что там произошло, оценить масштаб катастрофы. И попав в Чернобыль, увидев развалины станции, понял, домой, к семье, он вряд ли вернется. Но он вернулся через полгода, пробыв на ликвидации аварии больше месяца,  и пять месяцев в госпитале, вернулся совершенно больным. Вернулся, выписавшись из госпиталя, где его абсолютно не лечили, врачи просто не знали, от чего лечить. От той болезни, какой болел Дмитрий, лекарств не было. Дмитрий лежал дома, то есть, в питерской коммуналке, за ним ухаживала Нина. А дома, как известно и стены помогают. Ему стало немного лучше, и маленькая семья, то есть муж и жена (маленькая дочка не в счет, она права голоса еще не имела), приняли решение ехать на родину Нины, в Великий Новгород, где у родителей Нины был большой дом. Переехали в Великий Новгород, устроились в родительском доме. Нина поступила на работу, в школу (в которой преподавала целая династия учителей, родственников Нины, начиная с прапрадеда), учителем физики, в ту же  школу, в тот же год, в первый класс пошла Настя. И даже Дмитрий попытался работать, преподавал в техникум, физику и математику. Но проработав полгода, уволился, болезнь начала прогрессировать. Принялся оформлять инвалидность. Проходил многочисленные медицинские комиссии. Оформил инвалидность с трудом, вторую группы, с мизерной пенсией, и то на один год. Он говорил врачам - неужели они не видят, что ему лучше не станет, его болезнь неизлечима, или они, врачи, думают, за год у него отрастут новые, здоровые внутренние органы, по новым, не облученным сумасшедшей радиацией венам и артериям, побежит новая кровь? Врачи называли Дмитрия хулиганом, выдали ему справку, назначили пенсию, отправили восвояси, государственного закона о льготах инвалидам-чернобыльцам еще не было, да и когда закон появился, нужно было доказывать, что ты действительно инвалид-чернобылец, ликвидировал аварию. Дмитрий, к его несчастью, переехал в другой город, и должен был отправиться в Питер, взять справку в институте, пославшим его в смертельную командировку, оформлять пенсию в Питере, и потом эту пенсию  перевели бы по его новому месту жительства. Здоровому человеку это было не под силу, а тут смертельно больной!   Но Дмитрий, не смотря на вид абсолютного ботаника, был мужественным человеком, и справился с поставленной задачей. Оформил пенсию, перевел  получение в Великий Новгород. Но эта пенсия, полностью уходила на покупку лекарств для Дмитрия, на усиленное  питание для него же, и оплату консультаций известных врачей. И надо сказать, что когда через год, Дмитрий пришел продлевать инвалидность, врачебная комиссия очень удивилась, что он жив, врачи похоронили его, посчитали, что больше месяца он не протянет. Маленькая Настя практически не помнила отца здоровым, только больным. Сидящим на лавочке во дворе их большого дома, бледным, почти серым, лысым, страшно худым, даже летом кутающимся в шерстяной свитер, шапку и шарф. Маленькие дети  жестоки, в силу своего возраста и недопонимания жизненной ситуации. Вот сейчас, став взрослой, Настя думала, что чудовищно мало времени проводила с отцом, а будучи маленькой, она просто стыдилась его. У других детей отцы были молодыми, здоровыми, веселыми, а ее отец с трудом мог спуститься с крыльца (держась двумя руками за перила), усесться на лавочку. Когда отец совсем слег, то часто просил дочь посидеть рядом с ним, взять за руку. Настя стеснялась, ей было неприятно сидеть рядом с больным человеком,  присев на пару минут, она убегала играть с другими детьми. Отец умер во сне, рано утром, весной. Он мечтал пережить зиму, дожить до весны, когда станет тепло, можно выйти на улицу, погреться на солнышке. До весны он дожил, на солнышке погреться не успел. Ему было всего тридцать пять.
После смерти отца мать Насти, замуж больше не вышла, она полностью погрузилась в дела школы, вскоре стала завучем, а потом и директором. Работала, как проклятая, взваливала на себя все, что только можно взвалить. Это сейчас, взрослая Настя понимала, мать так много работала, чтобы не думать о смерти мужа, заполнить, забить  голову ерундой, мелочами, вечерами еле доползать до дома, падать на кровать, и засыпать камнем. И не думать, только не думать о том, что можно было бы все исправить, изменить! Можно было бы не пустить мужа в смертельную командировку, лечь у порога, и кричать «Не пущу!». Он интеллигентный человек, через жену бы не переступил. Можно было бы плакать,  просить, умолять, он бы послушал, не поехал. А она собирала ему чемодан, провожала на вокзал, на поезд до Киева, просила привезти киевский торт. Какой ужас! Нужно было клещами в мужа вцепиться, домой тащить, а не просить привезти торт! И вот теперь Настя видела мать лишь  в школе (мать приходила домой, когда Настя уже спала, а уходила, когда дочь еще спала), строгую, с поджатыми губами, в деловом костюме, с гладко зачесанными в пучок волосами, но красивую до умопомрачения. Даже в деловом костюме было видно ее отличную фигуру, гладкая прическа лишь подчеркивала красоту ее лица, особенно ярких голубых глаз.
Настю воспитывала бабушка, в школе бабушка работала на полставки, преподавала историю древнего мира, в пятых-шестых классах, занятий у нее было немного, и бабушка за руку с Настей покидала школу в первой половине дня. Они шли пешком домой, заходили в магазин, на рынок, покупали продукты, вместе готовили обед, обедали, Настя садилась за уроки  (с которыми у девочки проблем не было, училась она отлично), и ждали возвращения из школы матери (она приходила в десять-одиннадцать часов вечера). Став постарше, Настя, как и ее мать, пропадала в школе, просто-напросто стала ее лидером, писала статьи в стенгазету (очень едкие и умные), организовывала различные мероприятия, концерты, дискотеки. Как-то в школу приехал корреспондент городской газеты, написать о школьном музее, также организованном Настей, корреспондент написал о девочке статью, потом Настя выступила по местному радио и по местному телевидению, ее пригласили вести колонку в газете, которую она вела три года, с восьмого по одиннадцатый класс. И естественно такой активной девчонке захотелось учиться в Москве, на факультете журналистики, в МГУ (Настя была о себе очень высокого мнения, считала себя сверхталантливой). По окончании школы (с золотой медалью), Настя, не слушая советов бабушки и матери, которые хотели, что бы девочка училась в их городе, благо у них в городе тоже имелся Университет. Настя хотела только в Москву, только в МГУ. Она поступила (всем утерла нос) на дневной, на журналистику, сдала единственный экзамен с отличием, и творческий конкурс прошла,  статьи помогли, она была единственной из поступающих, которая три года вела колонку в ежедневной газете! Настя прыгала от радости, а бабушка и мать ужасались, понимали, как трудно придется девочке, ее  ждет  общежитие, безденежье, и самое страшное испытание – Москва, с ее соблазнами - дорогими магазинами, и москвичами, не терпящими провинциалов. Так все и получилось. Общежитие, пустые макароны на обед, потому что стипендия потрачена на модную кофточку, а денежный перевод, поступивший от родителей, на модные джинсы, неистребимое желание подработать, все равно кем, хоть уборщицей, а лучше по специальности. И первая любовь – конечно, с парнем-москвичом!    Настя прекрасно знала историю любви своей матери. Мать часто рассказывала об отце, Настя внимательно слушала, и понимала – ей хочется рассказать, поделиться своими воспоминаниями, ведь у нее не осталось от любимого мужа ничего, кроме воспоминаний, и,  рассказывая, мать переживала вновь встречу с Дмитрием, свадьбу, совместную поездку к морю. Только вот о смерти отца мать  никогда не рассказывала, боялась не выдержать, разрыдаться. Дочь мечтала встретить такого замечательного человека, каким был ее отец. Встретила, на свою голову!   
 3
Настя влюбилась в молодого преподавателя. Александр Борисович Клюев (имя Александр, скорее всего, было для Насти кармическим, практически всех мужчин в ее жизни звали Александрами, включая сына)  вел  у группы, в которой училась Настя, практические занятия. Увидев импозантного молодого мужчину, с длинными волосами, затянутыми на затылке в хвостик,  в твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях, в потертых джинсах, в общем, сугубо творческую личность, не от мира сего, умно рассуждающего о высоких материях, Настя влюбилась без памяти.  Для Насти ее любовь вылилась в сущий кошмар! В присутствии Клюева Настя не могла проронить не слова, ее будто бы разбивал паралич, руки отнимались, ноги подкашивались, язык прилипал к небу. Так она  просуществовала целый семестр. На семинарах присутствовала, реферат сдала, а на вопросы преподавателя ответить была не в силах. Ей грозил реальный незачет! Когда преподаватель задавал вопрос, она вставала, но ничего вразумительного ответить не могла, получала твердую двойку,  подошла к зачету, с одними двойками. Но зачет сдавать нужно было кровь из носу! До экзаменов не допустят! Когда группа сдавала зачет, Настя дотянула до последнего. И вот все зачет сдали, в аудитории  остались двое – Настя и Клюев. Настя сидела напротив Клюева и молчала, а тот вещал:
- Я Вас не понимаю, Кораблева. Что с Вами? У Вас одни двойки,  реферат написали отлично! Я пытался спрашивать в течении семестра, Вы не ответили не на один мой вопрос, с Вами вообще все нормально? И сейчас молчите. В зачетке у Вас одни пятерки, как Вы их получили? Ответьте хоть что-то! Вы вообще нормальная, с головой  в порядке?
Настя потупилась, чуть не плакала от умиления, но на Клюева боялась смотреть, она впервые видела его близко. Но тот задавал и задавал вопросы:
- Почему молчите? Что  происходит? Вы больны? Врача вызвать?
Настя выдавила из себя:
- Не нужно врача…
- Тогда, что с Вами? – не унимался Клюев.
-  Я Вас люблю… - прошептала Настя.
- Вы меня что…? – не понял Клюев.
- Я Вас люблю!! – уже громко сказала Настя.
Клюев потянул к себе зачетку, размашисто расписался, поставил Насте зачет (оценки он ставил неофициально, что бы понять, кто в течении семестра хорошо отвечал, кто плохо), протянул зачетку Насте, со словами:
- Идите, Кораблева, Бог с Вами…
Настя встала, не жива, не мертва вышла. Она не осознавала, понял он ее или нет, правильно она сделала или нет, что призналась ему в любви? Или он ее за идиотку посчитал? Но зачет поставил, и ладно…Оказалось, он ее прекрасно понял, и прекрасно запомнил. Специально пришел на студенческий новогодний вечер, нашел Настю, подпирающую стенку, пригласил танцевать. Пришел, потому что Настя ему понравилась, показалась неординарной девчонкой. Ему было двадцать шесть, преподавал он три года, и за три года Настя была единственной студенткой, признавшейся ему в любви. И еще, она была просто  красавицей – высокой голубоглазой блондиночкой с длинной косой, с отличной спортивной фигуркой! А когда она открыла рот (а она его все-таки открыла, и болтала целый вечер безумолку), он понял, что она еще невероятно умна! После новогоднего вечера Клюев пригласил Настю к себе домой (у него была своя собственная однокомнатная квартира, доставшаяся в наследство от бабушки), и с того дня они  не расставались (он оказался ее первым мужчиной, что невероятно подняло его самооценку). Новый год встречали вместе, в постели, с французским шампанским и черной икрой (Клюев раскошелился). «Как встретишь Новый год, так его и проведешь…», сказал тогда Клюев, и весь  следующий год он хотел провести в постели с Настей. И даже на каникулы Настя к себе в родной город не поехала. Она переехала жить к Клюеву, думала навсегда, оказалось, что вовсе нет… 
С Настей Клюеву было очень комфортно, интересно, весело, каждый день она его чем-то удивляла, потрясала. Готовила ему на ужин вкуснейшие блюда, обыгрывала, как подать их на стол, придумывала целые спектакли. После занятий у вечерников он ехал домой, и мечтал о прекрасной девочке, думал, а что она ему сегодня преподнесет! А Настя была на седьмом небе от счастья! У нее в ее жизни настоящая, взрослая любовь, как в книгах и фильмах. Она, не смотря на свои серьезные занятия, такие как написание статей в газетах, почти до окончания школы играла в куклы. У ее кукол была совершенно человеческая взрослая жизнь, взрослые семейные отношения (фантазия у Насти было бурной, она придумывала и разыгрывала с куклами целые спектакли, многоактовые драмы).  Куклы были мужского и женского полу (куклой мальчиком была кукла девочка, но в мужской одежде (сшитой самой Настей) и с коротко обстриженными волосами), у кукольных семей были дети (маленькие пупсы), жили они в обустроенных из книг квартирах с самодельной мебелью. Куклы жили насыщенной  жизнью, ходили на работу, учились в школе (писали диктанты и контрольные работы, у каждой куклы была тетрадь, где диктанты и контрольные записывались, и дневники, где выставлялись оценки). У взрослых кукол были паспорта с фотографиями (от руки нарисованными портретами), медицинские карты с диагнозами (куклы болели, им давали таблетки, ставили уколы и капельницы, делали операции, все назначения и последствия  операций подробно записывались в медицинские карты). Куклы заводили романы, любили друг друга, женились (даже спали вместе), разводились.  Куклам шилась одежда, у каждой  был полный гардероб, включая шубу, шапку, пальто, и даже выходные платья.  И вот, сразу от кукольных отношений, Настя перешла к реальным.
В жизни молодых людей была бы сплошная тишь да гладь, любовь-морковь, если бы не мамаша Александра, Зоя Германовна. Она контролировала все и вся, не важно, что  физически в квартире молодой пары не присутствовала. Звонила по пять-шесть раз за вечер, ей было интересно все, что делает для ее сыночка Шурочки Настя, какие продукты покупает, что готовит, на каком масле жарит, а также  каким порошком стирает постельное белье и рубашки ее сыночка, а еще, во сколько молодые укладываются спать, и во сколько встают (сколько раз за ночь любовью занимаются  мамаша не спрашивала, но, скорее всего, хотела бы спросить). И помимо разговора с Настей, часами говорила с сыночком Шурочкой (когда тот был дома). И как только она начинала причитать, что он попал в плохие руки, Настя слушала, мать Клюева говорила  громко, в однокомнатной квартире от ее пронзительного голоса спрятаться было некуда, невольно приходилось подслушивать. А Клюев не слушал, клал трубку рядом с телефонным аппаратом, уходил в туалет. Его мамаша вещала не ему в ухо, а в пространство квартиры. В выходные сыночек Шурочка с ненавистной его матери девушкой Настей обязан был посетить мать, по семейной традиции прибыть на воскресный обед.  Настя думала – Клюев, скорее всего, был счастлив неимоверно, когда получил в наследство квартиру, и съехал от матери, от ее постоянного тоталитарного контроля, и представляла себе, каких усилий ему это стоило. На обед, кроме Александра с Настей приходили еще и старшая сестра Александра, Анна, с недотепой-мужем и сыном-подростком, надутым индюком, не расстающимся с электронной игрушкой, издающей противные резкие звуки. Он постоянно получал от матери окрики и подзатыльники, мать требовала, что бы сын немедленно выключил игрушку, иначе она ее выбросит. Мать Клюева заняла очень интересную позицию. Когда сын с девушкой навещали ее, с девушкой она  не разговаривала, на нее внимания не обращала. Она говорила иносказательно, общалась через переводчика (сына). Например, она говорила примерно так:
- Я и не думала, что сегодняшние молодые девушки не умеют держать в руках столовые приборы, интересно, в какой семье нужно родиться, в какой глухомани, что бы этого не уметь?
Настя, выслушав такое, готова была бежать из-за стола,  выскочить на улицу, но, втянув голову в плечи, оставалась на месте. Клюев ей строго настрого приказал – с матерью его не спорить и не ссориться, во всем соглашаться. Соглашаться - да, но не делать того, что она хочет,  делать все можно по своему, мать же проверять не будет. Настя стоически издевательства будущей свекрови  терпела. Мать Клюева в Насте не устраивало ничего. Внешний вид - одеваться, причесываться, краситься не умеет. Провинциалка!  Происхождение?  Ее мама сельская учительница! Образование? Она, определенно окончила сельскую школу, ну и что, что с «золотой» медалью, на селе получить медаль гораздо проще, чем в Москве, она в  сельской школе, наверное, были единственной ученицей, вот медаль и дали! Слова Насти, что родилась она не в селе, а в большом старинном городе, областном центре, Великом Новгороде и то, что ее мать не сельская учительница, а директор лучшей школы в городе, и директор не в первом поколении, мать Клюева не захотела услышать. И то, что Настя поступила в МГУ, сама, без протекции, и учится там только на отлично, мамашу Клюева совершенно не впечатляло.  Настя иногда думала, если бы она была дочерью олигарха Потанина или президента Путина, мать Клюева это тоже не устроило, она бы утверждала, что женой ее сына должна быть только особа только королевских кровей? А будь Настя королевских кровей, что тогда от нее требовала будущая свекровь?
4
Клюев защитил кандидатскую диссертацию, решил, что преподавать в Университете ему уже не по чину, он достоин большего. Он ринулся в журналистику. Благо знакомых в газетах и журналах у него было  много. Еще, будучи преподавателем, он писал аналитические статьи в крупные газеты и популярные журналы, эти статьи проходили на «ура», многим нравились, он даже в паре телевизионных программ засветился, выступал как эксперт, рассказывал о политике и экономике. И вот он решил заняться журналистикой всерьез. Настя его поддерживала, но понимала, работая журналистом, он много получать не будет, придется ограничить траты. Ограничить траты для нее проблемой не было, тратить и так было нечего. Денег ей Клюев давал минимально,  даже на питание не хватало, а еще ведь и коммунальные платежи нужно оплачивать, интернет и мобильный телефон. На хозяйственные нужды уходили деньги, что присылала ее мать и стипендия Насти. Из одежды Настя покупала минимум, когда носить то, что у нее было, оказывалось совсем неприлично, дорогостоящие вещи (сапоги, пальто, куртку) обычно покупала ей мать, дарила на день рождения или Новый год, видела, что дочь одевается как оборванка, хоть и с мужчиной живет. Зато Клюев как сыр в масле катался, и все, что зарабатывал, на себя тратил, ни в чем себе не отказывал. Раскатывал на дорогой машине (говорил, что подарила машину мать), носил дорогие костюмы, золотые часы.  А сферу деятельности решил сменить, из преподавателей уйти еще и потому, что копать под него начали, подозревать, что взятки со студентов берет. Взятки он действительно брал, просто сообразил – можно благополучие повысить таким нехитрым образом, и желающие эти взятки дать имеются. Студенты сами предлагали преподавателю деньги за то, что отвечать не будут, и Клюев соглашался, почему бы не согласиться! А чуть позже сам стал предлагать студентам – пятерка столько-то стоит, четверка столько-то, а тройка столько-то, платите, если сдавать экзамен не хотите. Эта информация дошло до ректора, тот вызвал доцента Клюева на ковер, предложил уволиться. Клюев уволился. Как не странно, именно увольнение стало для него волшебным пендалем, его карьера пошла в гору…
Клюев сосредоточился на написании статей для газет и журналов. И тут его незаменимой помощницей стала Настя. В один прекрасный день, она, вернувшись из Университета, застала своего возлюбленного за компьютером, он лихорадочно что-то печатал, по уши зарывшегося в бумаги, на ее вопросы не отвечал, только буркнул – занят, нужно сдавать завтра сразу три статьи, такой вот геморрой! Настя вызвалась ему помочь, хотя бы отредактировать то, что он уже написал. Клюев знал, она пишет очень неплохо, перекинул со своего компьютера  на ее ноутбук  ( ноутбук подарили Насте мать и бабушка, заплатили за техническую новинку сумасшедшие деньги, ноутбуки пятнадцать лет назад были редкостью, мать  заказала ноутбук  одному из своих бывших учеников, тот возил компьютерную технику из Германии, у Насти  единственной на курсе был ноутбук, она страшно им гордилась,  никогда  не расставалась, он служил ей верой и правдой почти десять лет). Клюев доверил Насте отредактировать статью, и она справилась на «отлично». Тут же перекинул ей материалы для другой статьи, и на тему, отличную от темы предыдущей. Настя проанализировала собранные Клюевым материалы, быстро ухватила основную суть. Написала. В итоге, еще до полуночи они с Клюевым написали заказанные три статьи, притом две написала Настя, Клюев - одну (с учетом, что и ее отредактировала Настя). С того дня Настя стала постоянным соавтором Клюева, не только соавтором, иногда и единоличным автором. А он был спокоен – со статьями в газетах и журналах вопрос решен, они  написаны всегда вовремя и в срок. И то, что писала Настя, Клюев  даже не читал – в мастерстве Насти он был уверен. Просто подкидывал ей тему, Настя материал сама собирала (чаще по библиотекам, с Интернетом  десять лет назад было туговато, а пятнадцать вообще швах), писала самостоятельно, а вот деньги Клюев получал (говорил, все в дом, все в дом...). А он еще и интервью брал, у знаменитостей. Брал-то он брал, на диктофон записывал, а расшифровывала Настя, и согласовывать текст тоже ездила Настя, Клюев своим интервьюированным говорил, мол, как текст интервью подготовлю, моя помощница подъедет, на подпись текст привезет. Не жена, не любовница, не подруга, а помощница! И за эту помощь Настя не имела ни копейки. Иногда Настя у Клюева спрашивала, почему они так много работают, и ничего за это не получают? Тот менторским тоном отвечал, нужно сначала в журналистике себе имя сделать, потом денежки пойдут. Но денежки все не шли и не шли, вернее, шли, но только в карман Клюеву. Настя ходила оборванкой, ездила по Москве на метро, покупала минимум продуктов, отдавала лучшие куски Клюеву, сама питалась впроголодь. А ведь она училась в МГУ, на дневном, и училась отлично! По окончанию занятий, бежала домой, писать статьи, или в редакции, статьи сдавать, или в библиотеки, материал для статей собирать, моталась по всему городу, встречалась с разнообразными людьми, ездила к героям интервью Клюева, тексты подписывать. А еще в ее обязанности входило - быть идеальной хозяйкой: готовить, стирать, убирать и ублажать повелителя (в постели)!  Что она и делала замечательно! Не хуже чем писала статьи…
Клюев сделал-таки себе имя (благодаря Насте!), но какие-никакие мозги у него были, по крайней мере, говорил он превосходно, мог абсолютно на любую тему вещать часами. Он  сосредоточился на конкретных проектах, мог теперь выбирать из того, что ему предлагали. А ему предлагали, например, участие во множестве телевизионных программ, он с удовольствием приходил (покрасоваться, эрудицией блеснуть, денежку получить). Несколько  лет скитаний его по телевизионным каналам, участия в различных ток-шоу, были вознаграждено. Он осел на одном из федеральных, в качестве ведущего аналитической программы!  Это был небывалый успех, ведь Александру не исполнилось еще и тридцати!  Клюев полностью сменил имидж. Из богемного длинноволосого эстета, в рваных джинсах и пиджаке с кожаными заплатами, превратился, в импозантного денди, со стильной короткой стрижкой, в идеально сидящем дорогом костюме, в модных очках в тонкой золотой оправе.  И теперь у него самого брали интервью (почему-то в основном журналистки), в которых он рассказывал, что не женат, ищет свою половинку,  благодарен своей маме за прекрасное воспитание и образование. Брали интервью и у его мамы, которая твердила – она ждет не дождется внуков, мечтает познакомиться с избранницей сына. Настя, когда это прочитала, обмерла, кинулась с вопросами к Клюеву. Тот уговорил ее, уверил, его заставили сказать неправду продюсеры, специально придумали такую легенду, мол, он не женат, в поиске, что бы привлечь к нему женское внимание  - аналитическую программу в основном смотрят мужчины, а телевизор вообще – женщины, так вот, продюсеры захотели, что бы их программу смотрели женщины. Настя поверила. На тусовки Клюев ходил в гордом одиночестве, но в журналах и газетах появлялись его фотографии с разнообразными девушками, а в телепередаче «Пока все дома» он снимался вдвоем с мамой. О Насте в прессу не просочилось не слова…   
Так вот, Настя оказалась беременна…Уж очень не вовремя и неожиданно это получилось. Она сначала не поняла, что с ней произошло, девчонки, учившиеся с ней в группе, подсказали. Настя во время лекций  постоянно в туалет выбегала, ее, то тошнило, то мутило, то вдруг так в туалет хотелось, что она до конца лекции досидеть не могла. Настя ничего не ела, ее тошнило практически от всего. От запаха табачного дыма в обморок падала, а ведь  курила с десятого класса, по серьезному, по взрослому, пачку сигарет в день. Вот тут девчонки подсказали, произнесли сакраментальное, мол, Настюх, ты не  беременна ли? Настя отрицательно замотала головой, а сама задумалась, подсчитала дни, и прослезилась. Все складывалось не в ее пользу. Купила тест в аптеке, естественно тест показал положительный результат. Вечером того же дня,  Настя еле дождалась Клюева. Тот явился как всегда поздно, слушать ее не хотел, требовал ужин. Потом требовал материалы, что велел собрать для его аналитической программы. Настя придумывала для его программ сюжеты, собирала предварительные материалы, составляла вопросы, по ее наметкам корреспонденты программы, которую вел Клюев, снимали сюжеты, брали интервью. Клюев выдавал Настины наработки за свои. И в тот вечер, его, прежде всего, интересовали собранные материалы, а потом уже сама Настя, ее самочувствие. Настя настояла - им надо поговорить, у нее неприятности. Тут до Клюева дошло, что-то случилось с Настей, он спросил в лоб:
- Настя, ты чем-то больна? Заразным? Если заразным, уйду жить к маме! – Клюев был очень брезглив, страшно боялся чем-либо заразиться, отравиться, перегреться на солнце, замерзнуть на морозе, промочить ноги, в общем, о своем здоровье пекся страшно. Настя  успокоила:
- Я не больна, я беременна…
Клюев не понял:
- Ты, что?
- Беременна, у нас будет ребенок…
- Зачем нам ребенок, Настя? Я не готов стать отцом,  здесь нет места для ребенка! Ты говоришь глупости, ребенок мне не нужен!
- Однако он уже есть… Ты предлагаешь его убить?
-Это твои женские проблемы! Делай что хочешь, ребенок мне не нужен!
- Но я же не от святого духа беременна. У меня мужчин кроме тебя  не было! – Настю трясло от возмущения. Но Клюев был непреклонен – ребенка он не хочет,  ребенок не нужен, ребенок  будет мешать, и что бы Настя о ребенке больше не заикалась! Настя проплакала всю ночь, утром пошла в «Женскую консультацию», где ее просто огорошили – у нее беременность четыре месяца, о чем она раньше думала! Аборт? Какой аборт, ребенок через неделю шевелиться будет, ей не один врач аборт не сделает, даже за большие деньги, аборт в ее случае – убийство (и матери и ребенка), и самоубийство (врача). Настя, оглушенная неприятным известием, поплелась домой. Понимала – Клюев, скорее всего, ее, выгонит из дома, она останется на улице бомжевать, на четвертом месяце беременности. О том, что бы вернуться в Великий Новгород, она и думать не хотела, хотя знала, если сейчас наберет телефон матери, расскажет о том, что с ней произошло, мать тут же примчится, и увезет ее домой, где тепло,  уютно, сытно, где нет Клюева с его мамашей, его статьями и телепередачами. Настю, будут холить и лилеять, пылинки с нее сдувать, она не будет голодать и носить обноски, и родит здорового ребенка, которого вся ее семья будет обожать. Но, вернуться домой означало капитулировать перед Клюевым с его мамашей. Уедет она, он на другой жениться, про нее, Настю, думать забудет! С глаз долой из сердца вон!  А она его любит! Любит до безумия! Настя пришла домой, застала Клюева дома (что было редкостью). Тот валялся на диване в ботинках, и грыз семечки (он их просто обожал, но его мамаша семечки ненавидела, постоянно Настю предупреждала – не давать ее сыночку Шурочке семечек, они желудок засоряют и зубы от них портятся). Настя отобрала у Клюева мешок с семечками, выбросила в мусоропровод, тот поерепенился, но с потерей семечек смирился (помнил наставления своей мамы). Настя поняла, если она родит ребенка, у нее на руках будет двое детей, один взрослый, другой маленький, и она, скорее всего, физически просто не справится. Клюев тут же потребовал отчет – как поживает ее ребенок, когда она идет на аборт, и сколько это стоит, пусть ищет клинику подешевле, у него как всегда не было денег. Ответ Насти, что аборт делать поздно, привел его в шоковое состояние, помолчав пару минут, он заорал как шакал, которому прищемили хвост, орал непрерывно два часа. Настя, заткнув уши, сидела на кухне, и пока он орал, думала – когда он ее выкинет из дома, дадут ли ей общежитие, доучиться семестр нужно (март месяц на дворе, учиться  еще два месяца, и сессию сдавать). Клюев, прооравшись, принялся названивать своей мамаше, рыдал в телефонную трубку, обвинял во всех смертных грехах Настю, потом притащил телефон на кухню, всучил трубку Насте. Теперь Настя выслушивала истерику его мамаши. Мать Клюева кричала, что, она, Настя - подлая дрянь, вознамерилась повесить на шею честнейшего и благороднейшего человека, ее сыночка, своего ублюдка. Она необразованная убогая лимитчица, ей нужна только московская квартира сыночка Шурочки, и чтобы она немедленно убиралась в свою Тмутаракань, оставила ее замечательного сыночка в покое. Настя, минут десять послушав истерику Зои Германовны, просто положила трубку телефона на кухонный стол, полезла на антресоли, достала чемодан, начала собирать вещи, книги, посуду, только то, что она сама покупала. Набила чемодан вещами, попрощалась с Клюевым, таща за собой чемодан, зажав ноутбук под мышкой,  направилась к выходу. Клюев бросился следом, вырвал  чемодан, выхватил ноутбук, затолкал Настю в комнату, усадил на диван, потребовал объяснений:
-  И куда ты направилась? Куда ты пойдешь?
Настя пожала плечами:
- В общагу. Сессию сдам, потом может быть, академку возьму, а может быть, в Великий Новгород переведусь, в местный университет.
- Значит, ты твердо решила родить? – он был не приклонен.
- Саша, у меня нет другого выхода, аборт делать поздно, до тебя, что еще не дошло? Если очень захочу сделать аборт, мне его ни один врач не сделает,  даже за большие деньги!
- Ты решила уйти в общагу, родить ребенка, выставить меня подлецом. Мол, известный телеведущий бросил беременную подружку! Та вынуждена жить в общаге! Алименты с меня требовать будешь, отцовство заставишь признать. Вы провинциалки одинаковые, в Москву лезете, любыми путями закрепиться хотите! - он цедил ужасные слова сквозь зубы, выглядел просто омерзительно. И тут Настя поняла – он боится! Боится, что его личная жизнь выплывет наружу. Все узнают, что ни какой он не одинокий рыцарь, ждущий свою даму. Он мелкий пакостник, с убогой душонкой,  сделавший девчонке, с которой сожительствовал два года, которой пользовался, как домработницей,  любовницей, «литературным негром», ребенка, и которую  выбросил на помойку. И будущего ребенка признавать и содержать не хочет!  И еще он боится, что она интервью будет направо и налево раздавать, и расскажет, что она за него статьи писала, сюжеты для телепередач придумывала. Настя попыталась встать, уйти прочь, настолько он был ей противен. Тут Клюев опустился перед ней на колени, принялся целовать ее руки, умолять не уходить, не бросать его, он без нее жить не сможет! Настя осталась с Клюевым, о чем потом страшно пожалела.

Глава седьмая. Настя Кораблева. Зима-Весна.
1
В съемной квартире, той самой, которую нашел Доронин, и в которую она переехала на днях, Настя  сидела за компьютером, печатала очередную статью. Ее пальцы с неимоверной скоростью летали по клавишам. Настя писала статью о пресловутом Медицинском центре, о лекторе Трофимове и целительнице Варваре. Это была уже ее вторая статья на эту тему. Статью о Юле Лисицыной, о  ее смерти, о лекциях господина Трофимова, которые косвенно послужили причиной смерти девочки, Настя уже написала, статья была напечатана, имела высочайший резонанс, газету забросали письмами, требовали предложения затронутой темы. Вот Настя и продолжала…Как только была написана первая статья, Настя сразу же позвонила Доронину, он же хотел статью прочитать, решить можно ли ее публиковать, все ли  написано корректно. Они встретились вечером, в ближайшую  субботу, в пиццерии, той самой, где впервые ужинали. Доронин внимательно прочитал статью, и одобрил весь текст до единой буквы. Они пили кофе, обсуждали написанную статью. Он спросил – будет ли продолжение? Настя замялась. Вспомнила их с Дорониным разговоры, его просьбы не раскручивать ситуацию с Медицинским центром, подождать, поверить ему, Доронину, на слово, он не оставит чету Трофимовых в покое. Поэтому она сказала – писать дальше не будет, пока ситуация не проясниться…Он поверил. И тут же рассказал историю о мальчике Пете Горохове, из рязанского детского дома, о его сестренках, находящихся в московском детском доме, попросил написать вот об этих детях. И еще добавил – мальчик просил разыскать его мать, и по просьбе Доронина ее нашли, только вот Пете рассказать, что мать нашли, Александр не может. Мать этих детей нашли в турецкой тюрьме, она осуждена пожизненно, за торговлю наркотиками. В Турции очень строгое законодательство, за торговлю наркотиками можно заработать и смертную казнь. Мать Пети Горохова еще пожалели, дали пожизненное. Настя слушала историю мальчика очень внимательно, кивала, закусив губу, почти плакала. Написать о детях, конечно же обещала. Они поговорили о статьях в газетах, о мальчике Пете и его сестренках, о природе, о погоде, и о Саньке с Ниной Федоровной… Чисто деловой разговор. О свиданиях, расставаниях ни слова. Ничего личного. И о том, что он скучал, он не сказал (видимо, не скучал), и она не сказала, хотя скучала очень сильно.  Он предложил ей помочь переехать на другую квартиру, на дворе первое Марта, переезжать необходимо, ей для переезда потребуется грубая мужская сила, и потом, у него машина. Она согласилась. Он подвез ее до  дома, она поблагодарила за прекрасный вечер, к себе не пригласила, попрощалась у подъезда. Он не напрашивался, кивнул в ответ, развернулся, пошел к машине, она смотрела ему вслед. Ничего личного!  Он приехал на следующий день, помог собрать, упаковать вещи (их было не так много – маленький телевизор, компьютер, два тюка с пастельным бельем, одеялами и подушками, и несколько клетчатых больших сумок с личными вещами, пара связок книг и надувной матрас, который постоянно путешествовал с ней), погрузил вещи в машину.  Все удалось перевезти за один раз. На уютной кухне, в новой съемной квартире они пили чай.  И опять говорили о какой-то ерунде, о чем-то несерьезном. Он шутил, она смеялась, она острила, он тоже смеялся. Посидев немного, раскланялся, она его не удержала… После его ухода дала себе слово – не будет звонить ему, он не будет приходить к ней гости, и в гости к Нине Федоровне они никогда не поедут. Они не пара, не подходят  друг другу. Но он именно тот хороший парень, которого рекомендовала найти ее мать! Но он намного лучше ее, а она хочет ему только счастья! С ней он счастлив не будет, а счастья он достоин. И потом у нее же есть ЦЕЛЬ! А он решил для себя – насильно мил не будешь, не нравится он Насте, не хочет она его – не нужно. И потом, у нее же есть ЦЕЛЬ, и что бы ее достичь она пойдет по головам, глотки будет грызть, она предупреждала…  А он помеха…
И он, и она вели себя как малые дети, вбили себе в голову какую-то ерунду, надели на глаза шоры, заковали себя в кандалы. И невдомек  им, глупым, что созданы они друг для друга… А это же такая редкая редкость - люди, что созданы друг для друга  встречаются в этой жизни, и понимают, их ждет сказочное, невероятное счастье.  И для того, чтобы быть счастливыми,  нужно просто себе это  позволить. Просто позволить. Скинуть шоры, расковать кандалы, выбить из головы всяческую блажь и муть, и просто позволить себе сказать другому человек «Я тебя люблю…». Так просто… 
 2
Пальцы Насти летали по клавиатуре. Она описывала свои приключения в Медицинском центре. Настя ослушалась Доронина, не отреагировала на его мольбы, и проникла в Медицинский центр под видом пациентки. Специально для этих целей тайком взяла у матери старую, потертую длинную юбку (мать в этой юбке летом в огороде копалась, она принципиально не носила брюк) и старую куртку, облачилась в эти странные вещи, повязала платок, и изменилась до неузнаваемости, из молоденькой девчонки превратилась в усталую женщину средних лет. Этого и добивалась, она страшно боялась, что охранники Медицинского центра ее хорошо запомнили по белой куртке,  белым сапожкам-уггам, распущенным светлым волосам. А так своим вот таким странным внешним видом она их собьет с толку. Настя придумала легенду – она расскажет, что больна ее мать, ей требуется дорогостоящее лечение, надеялась, что может быть, ей удастся попасть к самой целительнице Варваре, поговорить. Настя заранее взяла у Короткова портативную видеокамеру, спрятала в сумку, туда же положила диктофон (для надежности), отправилась в Бирюлево.
 Охранники ее не узнали, по крайней мере, не узнали сразу, в здание она проникла без проблем. Побродила по коридорам, прислушиваясь к разговорам пациентов, которых в Медицинском центре оказалось не мало. У каждого из кабинетов сидело человека по три-четыре. Настя, боясь быть застигнутой «на месте преступления», о самой Варваре напрямую не расспрашивала.
Она заметила маленькую, сморщенную, но очень бойкую старушку, и эта старушка разыскивала именно Варвару. Настя пристроилась в хвост за старушкой,  принялась за ней наблюдать. Старушка целеустремленно искала кабинет Варвары, просила и охранников в темных костюмах, и медперсонал в белых халатах, показать, где ее кабинет. На вопросы  охранников и медперсонала, зачем старушке нужна именно Варвара, та отвечала, что хочет убедиться, что в Экопоселение, куда предложили ей переехать, будет приезжать Варвара, лечить проживающих там пациентов, и пока она, старушка это не узнает, договор на проживание в Экопоселении подписывать не будет. Ни с кем другим, кроме Варвары, старушка говорить не хотела. В итоге, кто-то из медперсонала указал старушке на кабинет Варвары. Кабинет располагался в дальнем конце здания, был отгорожен несколькими дверями,  возле кабинета, за большим, но девственно чистым столом,  сидела секретарь, женщина средних лет… Деловая старушка принялась выспрашивать у секретаря, как попасть на прием к Варваре, мол у нее очень много вопросов, и она, старушка никак не может принять решение, продавать ей квартиру, переезжать ли в экопоселение? Хорошо ли там будет? Как будут кормить? Лечить? Секретарь выслушивала старушку, изобразив на лице пристальное внимание, только изобразив, секретарю было невыносимо скучно (Настя заметила–секретарь возводила глаза к потолку, вертела в руках шариковую ручку), и когда старушка закончила свою тираду, произнесла:
- А Вы говорили с нашим юристом? У нас очень хороший юрист… Гриневич Артур Ильич…
Старушка замотала головой:
- Нет, мне нужна только Варвара, вот пусть она мне пообещает, что в Экопоселении со мной ничего плохого не произойдет, я не заболею, и питания будет достаточно, вот тогда я туда поеду. Знаю я Ваших юристов, вокруг пальца сразу обведут, и как липку оберут…
Тут секретарь заметила стоящую в отдалении Настю, и свое внимание переключила на нее:
- А Вам, что нужно, девушка? Тоже Варвару?
- Да. Я бы хотела поговорить с Варварой… Моя мама у нее лечиться… Но раз Варвары нет на месте, я подожду…
У кабинета Варвары стояло несколько пустых стульев, Настя присела на краешек одного из них. Любопытная старушка тут же уселась рядом, и принялась Настю выспрашивать, что случилось с Настенной матерью, чем она больна, от чего ее Варвара лечит?  Настя, в свою очередь, стала задавать вопросы старушке, что с той произошло, почему она в Экопоселение хочет поехать? Старушка, с превеликим удовольствием рассказала – она одинока, но слава богу, не больна, на своих ногах ходит, ухода ей не требуется. А рекламу Экопоселения она увидела у  своей соседки, тоже одинокой бабушки. У соседки никого из родных нет, ухаживать некому, и соседка решила квартиру продать, в Экопоселение переехать, ее Варвара уговорила. Рекламный буклет всучила, а так картинки просто загляденье – домики со всеми удобствами, да в лесу. Воздух свежий, питание натуральное, уход, лечение. Настя выслушивала старушку,  думала про себя - тут  явно что-то тут не чисто. И пока Настя со старушкой вели неспешные беседы, секретарша целительницы  названивала по мобильному, кого-то негромко убеждала в трубку… И скорее всего, ее уговоры возымели успех, у кабинета Варвары материализовался  коротко стриженый блондин лет сорока среднего роста (если бы Настю и на этот раз сопровождал Доронин, он бы узнал одного из трех мужчин, что приехали в «Ладе-Приоре» к Дому культуры, в тот день, когда отменили лекцию Трофимова). Вновь появившийся представился – Гриневич Артур Ильич, юрист, улыбнулся белозубой улыбкой, пообещал – он ответит на все вопросы, что возникли у многоуважаемых пациентов многоуважаемой Варвары. Мужчина был сама учтивость и вежливость, и старушка, сидевшая рядом с Настей, растаяла, с удовольствием приняла приглашение пройти в кабинет юриста. Старушка поднялась, Настя тоже встала, решила – не удалось увидеть Варвару, поговорит с юристом, может быть и лучше, что Варвару она не увидела, из юриста больше информации удастся вытянуть. Юрист пропустил вперед Настю и любопытную старушку, сам пошел следом, Настя обернулась, заметила, как юрист показал секретарше кулак, скорчил гримасу, секретарша потупила глаза. Настя поняла, с ним нужно быть осторожной, не такой уж он белый и пушистый, вот сейчас дал понять секретарше, что та не справилась со своей работой, не смогла нейтрализовать  посетителей. Настя, с  не отступающей  от нее не шаг старушкой, оказались в кабинете юриста, шикарном, с белым ковром, полированной мебелью, широким кожаным диваном, мягкими креслами. Юрист показа рукой на диван,  сам уселся в кресло, закинув ногу на ногу, выставив на обозрение своих посетительниц черный шелковый носок и дорогущий ботинок. Настя еще больше убедилась – юрист не так прост, да что там, прост, акула этот юрист, проглотит, не подавится. А старушке юрист нравился! Она выспрашивала об Экопоселении, юрист показывал проспекты, фотографии, рассказывал, какая в этом поселении будет райская жизнь… Настя помалкивала, но в сумке включила диктофон. Тут юрист удивился, почему девушка молчит, почему вопросы не задает? Настя спросила:
- А где находится Экопоселении, в каком районе, удобно ли туда добираться? Каким транспортом?
- А почему интересуетесь транспортом? Всех отвозят на машине…
- Но как же навещать родственников, живущих в Экопоселении, им же там одиноко, скучно…- Настя поняла, она на верном пути, сейчас она про Экопоселение выведает все нюансы, Юрист замялся:
- Понимаете, девушка, в Экопоселение мы берем только одиноких, пожилых пенсионеров, их навещать некому!
-Но у них есть друзья!–удивилась Настя,- Друзья захотят  навестить.
- Не захотят! Переезжая в наше Экопоселение, пожилые люди должны понимать, за комфорт, уют, и медицинскую помощь, которые они получат, должны чем-то пожертвовать. Экопоселение не проходной двор! Туда посторонних не пускают! Еще заразу занесут…
Старушка сникла, тот факт, что в Экопоселение никого посторонних не пускают, ее напряг. А Настя продолжала тянуть за ниточку, разматывать клубок вранья, накрученный супругами Трофимовыми и этим  юристом:
- Скажите, все таки, по какой дороге можно доехать ?
-Туда отвозят на машине!– юрист начал закипать. Он уже не улыбался, и даже ногу в дорогущем ботинке опустил, сидел выпрямив спину и сведя колени, а руки у него непроизвольно сжались в кулаки. Настя не отставала:
- Но адрес у Экопоселения должен же быть! Письма туда писать  наверное можно, ведь даже в колонию, заключенным можно письма писать! А номер телефона какой там? Позвонить, с жителями поговорить, узнать нравиться там им жить или нет?
Юрист закипел окончательно:
- Девушка, почему интересуетесь Экопоселением? Вас туда  не возьмут! Там возможно поселиться только одиноким пенсионерам, совершенно одиноким, без друзей и родственников! Мы на буклете напечатали, видите слоган : «Если ты совсем один на белом свете, обрети новую семью!». Вы - не одинокий пенсионер! Телефона там нет, адрес Вам знать не обязательно!
- Но я хочу отправить туда свою маму, у нее больные легкие, пусть воздухом подышит!
- Это невозможно… Ваша мама тоже не одинокий пенсионер… А что бы она воздухом дышала, путевку ей купите в санаторий!
Старушка, инициатор этой встречи, с удивлением переводила взгляд с юриста на Настю, не выдержала, задала свой вопрос:
- Но как же там нет телефона? Телефон есть везде!
- Там нет!–отрезал юрист, - Кому Вы хотите звонить оттуда? Зачем?
- «Скорую» вызвать, вдруг, кто заболеет, все таки пенсионеры…
- Там есть врачи!
Настя выдала перл:
- Друзьям позвонить, что бы забрали оттуда, если не понравиться…
         -Забрали?Куда?В Экопоселение можно попасть, только продав квартиру. Я уже говорил, оттуда не возвращаются. Там все счастливы и довольны!
Настя подумала – вот и  классный заголовок для статьи: «Оттуда не возвращаются…». Она вдруг осознала, что Экопоселения никакого нет, у стариков  отбирают квартиры и деньги, увозят куда-то в неизвестном направлении, или просто убивают. Выбирают именно таких, у которых нет родных и друзей, совсем беспомощных… Настя пошла ва-банк:
- Вы не могли бы назвать фамилии пенсионеров, что счастливы и довольны, живут в Экопоселении?
И проиграла, юрист заорал:
- Ты кто такая, что тебе нужно!? Фамилии ей скажи? Еще и паспорта показать? Вон пошла отсюда!
Настя вскочила, бросилась к выходу, но старушка ее опередила, прошмыгнула вперед, побежала по коридору, быстро скрылась из глаз. А юрист орал что есть мочи:
- Охрана! Охрана! Задержите девчонку, вон ту в длинной юбке!
Настя бежала очень быстро, но на выходе охранник ее все таки тормознул, схватил за руку, выхватил сумку. Тут же материализовался юрист, протянул руку за Настиной сумкой. Насте удалось вывернуться из цепких лап охранника, и даже вырвать у него свою сумку, которую она крепко, почти намертво, прижала к себе, она страшно боялась, что сейчас обнаружат в ее сумке диктофон и видеокамеру. Юристу  не терпелось узнать, кто она и откуда, он засыпал ее вопросами:
- Кто ты? Откуда? Что тебе здесь нужно? Кто тебя подослал?
Настя оказалась хорошей артисткой, она справилась с волнением, отвечала на вопросы твердо, уверенно:
- Никто меня не подсылал! Я пришла для мамы узнать про Экопоселение! Я не в чем не виновата!
-Ты  журналистка! Точно, журналистка! Тут одна вертелась, блондинка!
Настя поняла – она на волоске от гибели, ее сейчас тоже отправят в так называемое «Экопоселение», к несчастным старичкам, и никто ее не найдет, она же никому не сказала, куда едет. Тут же вспомнила просьбу Доронина, никуда не соваться без него, и данное ему слово – дома сидеть, результатов расследования ждать, не послушала, вот и итог!  Она не добежала до входной двери совсем немного, пару метров, все так же прижимая к себе двумя руками сумку, попятилась назад, решила, была не была, авось прорвется, выбежит на улицу, там же люди, если она будет кричать, например «Грабят! Убивают!», услышат, а ее враги испугаются, отпустят. Но, продвигаясь к входной двери,  она  твердила:
- Не журналистка я! С чего вы взяли, что я журналистка! Я простая девчонка, я, что на журналистку похожа? Отпустите…
Ей удалось заговорить им зубы, ей даже не пришлось кричать, что ее грабят и убивают, они потеряли бдительность, выпустили ее наружу…
 Очутившись на улице, она рванула к шоссе, на ее счастье мимо проезжала маршрутка, Настя тормознула ее… И только оказавшись в спасительном салоне, поняла, маршрутка едет в другую сторону, противоположную  метро… И пока она ехала в маршрутке до конечной остановки, пока ждала, когда маршрутка наполниться пассажирами, желавшими ехать до метро, и пока ехала обратно, обдумывала, как ей теперь быть, что делать. Придумала. Завтра она вернутся в Бирюлево, походит по домам, расположенным рядом с Медицинским центром, постарается узнать, кто из одиноких стариков и старушек согласился поехать в Экопоселение, разыщет их родственников, и если родственники подтвердят, что якобы уехавшие старики и старушки после отъезда с ними не связывались,   заставит их написать заявление в полицию. Разговор с юристом убедил ее, с Экопоселением дело не чисто!
3
А юрист, Гриневич Артур Ильич, вернулся в свой кабинет, после инцидента с Настей и старушкой, и тоже анализировал только что произошедший разговор, понимал – старушка, что приходила к нему, искренне хотела поехать в Экопоселение, а вот девчонка… Девчонка явно подставная! Какие каверзные вопросы задавала, и ведь сумку из рук не выпускала! Она постоянно держала в руках сумку. Может быть, она и есть журналистка, хоть и утверждала обратное, и убедила ее отпустить. Но не похожа она на журналистку, одета бедно, вела себя достаточно скромно, без гонору и нахрапистости, мол, я всех умней, все знаю, все умею.   Гриневич решил найти фотографию журналистки, что ошивалась вокруг дома Трофимовых, ее засняли видеокамеры, с видеозаписи напечатали фотографии, охранникам раздали, и у юриста фотография Насти на столе завалялась. Он пошарил по столу, заваленному бумагами, нашел фотографию девушки. Его  как током ударило! Это была она! Он узнал ее. Фотография была нечеткой, смазанной, девушка на фотографии снята в полный рост, джинсах и куртке, с распущенными длинными волосами, а вот приходившая к нему сегодня девушка была в длинной юбке, голова ее была туго замотана платком. Но не смотря на юбку и платок, это точно была она! Гриневич, всегда считавший себя опытным и мудрым человеком, хорошим психологом, проиграв молоденькой девчонке, чувствовал просто страшное разочарование. Он, можно сказать, огни и воды прошел, и тюрьму и суму (в полном смысле этих слов), проиграл журналисточке.  Ему необходимо было обдумать, как о своем провале рассказать Трофимову и Варваре. Варвару он боялся больше. Трофимов был управляем, его можно было убедить, что-то ему доказать. Варваре нельзя. Эта дамочка - кремень, гранит, алмаз! Если что сказала, выполнять нужно немедленно. Она даже слушать не станет отговорок. Распорядилась журналисточку на порог не пускать, строго следить, что бы не ее, не ее мужика на черном джипе близко не было. А, он, Гриневич, не уследил, журналисточку проворонил, а в сумке у нее явно диктафон был, она их беседу записала…Гриневич отправился каяться к Варваре и Трофимову.
Сладкая парочка целителей, Валентин Викторович и Варвара Петровна (она просила называть себя просто Варварой), расположилась как раз за той дверью, охраняемой секретаршей, возле которой час назад вознамерились ждать Настя Кораблева вместе с юркой любознательной старушкой. Варвара восседала за дубовым старинным  письменным столом, ее супруг, напротив нее, в кресле для посетителей. Варвара была полной массивной женщиной, примерно пятидесяти лет, с классическими чертами овального лица, с темными бровями (татуаж). Лицо ее было удивительно гладким (без единой морщинки, ботокс). Ее густые каштановые волосы (без единого седого волоса, чудо парикмахерского искусства) были разделены четким, прямым пробором, идеально ровным, полукружьями охватывали ее уши, на затылке свернуты в затейливый пучок. На шее поблескивало бриллиантовое колье, на запястье не уступали блеску колье часы (инкрустированные бриллиантами), пальцы украшали полдюжины перстней. Она курила тонкую сигарету в мундштуке, прихлебывала густой ароматный кофе из тонкой фарфоровой чашки, зябко куталась в соболью накидку. Вдовствующая императрица, не дать не взять. Больных, она конечно, в таком вот виде не принимала, выходя к больным, она снимала все украшения, соболью накидку заменяло серое, до пола, платье, на голову повязывался такой же серый платок, с лица смывался толстый слой косметики, и перед сирыми и убогими стояла такая же сирая и убогая целительница.  Трофимов, наоборот, был мужичком хилым, мелким, лысоватым, потрепанным, потасканным. Рядом с массивной Варварой смотрелся вообще жалко, а тут еще он сидел в низком кресле, и едва доставал своей макушкой до крышки стола Варвары. Вошедшему в кабинет Гриневичу, сладкая парочка целителей показалась очень потешной, напомнила комическую парочку из старого, черно-белого фильма «Мистер Икс», ту, что говорила про поросеночка, что поросеночек рос-рос, и превратился… Он невольно прыснул в кулак, но тут же, под тяжелым взглядом Варвары смех прекратил.  Варвара махнула Гриневичу рукой, указала на кресло напротив ее мужа. Гриневичу пришлось сесть в такое же низкое кресло, и, разговаривая с Варварой, что бы быть с ней на равных, вытягивать шею и выпрямлять спину. Гриневич знал этот старый  психологический трюк–посадить посетителя ниже себя, тогда, автоматически, тот становится  зависимым, а ты на высоте.
Так вот, на беду Гриневича, Варвара с ее мужем обсуждали проблему злодейки-журналистки, что накатала статью в популярной газете. Мол, что с журналисткой делать, какие меры принимать? Подать на нее в суд, написать заявление в полицию, или просто найти бандитов, и отделать журналистку по первое число? Гриневич присоединился к их разговору. Суд и полицию отмели сразу - долго, муторно, дорого. Бандиты? Можно подумать, но журналистка, если выживет, сразу укажет на заказчиков, у нее кроме супругов Трофимовых врагов нет. Тогда что? И Варвара и Трофимов вопросительно посмотрели на Гриневича, мол, думай юрист, думай! А тот вдруг произнес:
- Я, по-моему, видел сегодня эту журналистку, она вертелась, здесь, в «Медицинском центре»!
Варвара вскипела, хлопнула по столу ладонью:
- Я же приказала ее не пускать! Как она прошла?
Гриневич оправдывался:
-Так может не она это была, Варвара Петровна, просто девица какая-то, похожая! Я сказал, мне показалось…
- Кто ее еще видел? – кричала Варвара.
- Охранник, Василий, мы вдвоем ее выпроваживали.
Варвара тут же набрала на своем мобильном номер телефона старшего смены охраны. Нужно  сказать,  свой телефон она достала то ли из-за пазухи, то ли из обширного бюстгальтера, у нее на одежде не было карманов, и дамской сумки тоже не наблюдалось. Не любила Варвара что-то носить в руках, при ней всегда был муж, он таскал с собой портфель, где находились вещи Варвары. А личные вещи – телефон, носовой платок Варвара совала за пазуху. 
Охранник Василий тут же материализовался пред ясными очами Варвары. А та метала гром и молнии, как грозная Афина Паллада, Трофимов и Гриневич в своих низких креслицах совсем поникли, опустили головы, в разговор не вмешивались. Варвара вещала:
- Подойди сюда, Василий!
Василий не подошел, подполз. Весь персонал «Медицинского центра», так же как и Гриневич (хоть и был тот приближен к хозяйскому  столу) страшно боялись Варвары, на полном серьезе, считали ее ведьмой.  Вот Василий  робко остановился у стола Варвары. Та, тыкала, ему в нос фотографию журналистки, требовала немедленно сказать – эта девушка была сегодня в «Медицинском центре» или нет! Василий со страху Настю не узнал, только пробормотал:
- Вроде эта, а вроде нет, не знаю!
- Почему ты пропустил ее? – рычала грозная Варвара.
- Так я, это… - мялся Василий, - Я не понял, что это она, и не она это вовсе была, не похожа совсем…
Василий был с позором выдворен из кабинета грозной начальницей, и Варвара начала допрос Гриневича.   Тот выворачивался, как мог, вертелся, ужом на раскаленной сковородке. Но Варвара не была бы Варварой, не достигла бы таких высот в мошенничестве, не заработала бы таких огромных денег, если бы не обладала совершенно сумасшедшими бойцовскими качествами, и какой-то особой магией. Ее абсолютно все слушались беспрекословно. Ее желания выполнялись молниеносно.  Вот и Гриневич не вывернулся. Ему было приказано найти журналистку, допросить с пристрастием, если ей  удалось записать разговор с Гриневичем, запись изъять. И на все про все ему давался один день. В помощь – несчастный охранник  Василий и шофер Трофимовых, Володя (обладатель знаменитой белой «Лады-Приоры»)…

Глава восьмая. Супруги Трофимовы. Много лет назад.
1
- Пусечка, ну не нервничай! Опять давление поднимется, таблетки пить будешь!  Пу-усечка! – Трофимов уговаривал свою супругу,  понимал – в гневе она страшна, и лучше будет, если он сейчас заговорит ей зубы, она успокоиться, забудет о журналистке, а потом он сам как-нибудь, с Гриневичем все разрулит, журналистку нейтрализует. Главное – чтобы в газетах об их сладкой парочке больше статей не было. Заплатить что ли журналистке денег, интересно, сколько она возьмет? Сто тысяч, двести, полмиллиона? Полмиллиона он, пожалуй, заплатить сможет. Честно говоря,  Трофимову журналистка очень нравилась - талантливая, пробивная, и девушка очень даже симпатичная. В его вкусе. Варвара, его супруга, убить эту девчонку мечтает, так и говорит – хорошая журналистка – мертвая журналистка. Она вообще, чрезвычайно кровожадна, для нее человеческая жизнь ничего не стоит. Медики, по натуре своей, вообще циничны и  жестоки. Варвара медицинское училище закончила, фельдшер по образованию, в больнице работала, старшей медицинской сестрой. Экопоселение она придумала. Старушка одна ей заявила, что готова квартиру продать, что бы где-нибудь на природе, в лесу поселиться. Скольких несчастных стариков Варвара сагитировала в экопоселение ехать, двадцать, тридцать? И где сейчас эти старики? Деньги за их квартиры у Варвары на банковском счете, в Швейцарском банке. Трофимов не хотел  даже думать о судьбе несчастных стариков. Он вообще немного думал о насущных проблемах. Для этого у него была жена. А он думал о высоком, лекции читал. Она говорила, где и когда должна быть лекция, он читал…

Они познакомились более двадцати лет назад, в небольшом белорусском городке. Варвара работала медицинской сестрой в местной больнице, а Трофимов…Трофимов трудился врачом в другой  больнице, психиатрической, параллельно вел свой небольшой бизнес, кодировал от алкоголизма, и между прочем, весьма успешно, и брал недорого. Он обладал гипнотическими способностями, но пользовался своим талантом постольку поскольку, и только в лечебных целях, больным внушал, чтобы не пили. В один прекрасный день, вернее в одну прекрасную ночь, в местную больницу, во время дежурства Варвары привезли пациента, в сильном алкогольном опьянении, в невменяемом состоянии, потребовалась консультация психиатора. Из местной психиатрической больницы был вызван доктор Трофимов, и два одиночества встретились.
Вообще-то Валентин Викторович Трофимов от одиночества совершенно не страдал, хоть и проживал один, в общежитии, и по понятиям  жителей того белорусского городка, был одинок. Соседи по общежитию, вернее соседки-медички, его постоянно с кем-то знакомили, пытались женить, считали, что негоже мужику, хоть маленькому и невзрачному, нелюдимому, жить  бобылем, пара должна найтись и такому вот мрачному типу… Но Трофимов совершенно не хотел жениться! В своем одиночестве он был полностью счастлив! В еде был неприхотлив, питался исключительно в больничной столовой, завтракал, обедал и ужинал. Спасибо местной поварихе, она одинокому доктору лучшие куски отдавала. В одежде тоже сильно не нуждался (ходил в белом халате, доктор же), в отпуск ездил в свое родное село, где проживали его многочисленные родственники - мать, родные тетки и дядья, двоюродные братья и сестры, троюродные племянники.  Целое село родственников! Но вот у своей матери, местной знаменитости, знахарки и ворожеи Марфы, он был единственным сыном, в котором она души не чаяла! Она сына обожала, боготворила, тряслась над ним, и даже отпускать в город учиться не хотела!  И если бы он, хоть раз не приехал в родное село на каникулы, выходные или праздники, мать подняла бы всю родню на ноги, и в тот городок, где Трофимов трудился,  отправилась бы целая делегация.
Отца своего Трофимов не знал, мать об отце ничего никогда не рассказывала (о том, кто его отец  никто в селе тоже не знал  (став постарше Трофимов этим вопросом интересовался, безуспешно) но то, что он сын своей матери, подтверждали все, видели как он родился, местная акушерка роды принимала, и Валентином Викторовичем в сельсовете он был записан просто так, нравилось его матери такое вот сочетание имени и отчества). Его мать вообще мало говорила, больше слушала, что ей говорят… А говорили ей очень много! Со всей Белоруссии приезжали лечиться,  не только Белоруссии, и из близлежащих республик, благо границ в семидесятых, восьмидесятых годах прошлого века между республиками не существовало. Мальчик видел, как к дому (дом стоял на отшибе, вернее это был даже не дом, а целый хутор, принадлежащий ранее его бабке и пробабке, которых уже не было в живых) приезжали машины, из которых выходили заплаканные женщины (чаще всего). Мать, как только приезжали клиенты, отправляла сына из дому, он бежал или на речку, купаться (если было лето), или играть с друзьями. Но друзей у мальчика с каждым годом становилось все меньше и меньше, и именно из уст своих так называемых друзей он услышал страшное слово «колдунья», слово относилось к его матери, произнесено было  двоюродными - троюродными братьями-сестрами, ближайшими родственниками.
Мать Вали Трофимова, хоть и была она известной личностью, в селе не любили, просто-напросто боялись. То, что мать действительно обладает недюженным талантом, может лечить людей, Валя Трофимов прочувствовал, кода ему было уже лет пятнадцать, учился он в классе восьмом.  Он практически никогда не болел, хоть и был от рождения пацаненком мелким и хилым (как он потом понял, не болел он только благодаря матери), а тут перекупался в речке, и свалился со страшной ангиной, с высочайшей температурой. Его мать уехала всего-то на пару дней, и он вырвался из-под ее опеки (купаться в холодной речке она бы ему не разрешила). Так вот, вернувшись, мать застала сына лежащим пластом, под двумя ватными одеялами (в летнюю жару), практически в бреду. Сын кашлял и задыхался, температура у него зашкаливала за 40 градусов. Мать тут же кинулась сына лечить. Сутки поила отварами, ночью, при ярком свете полной  луны, шептала заклинания, заговаривала его болезнь. Через сутки сын поднялся на ноги, живым и здоровым, от болезни не осталось и следа. А ведь умирал практически! Сын тогда свято поверил в могущество матери. Стал  прислушиваться к тому, что она говорит и как говорит, когда больных принимает. К десятому классу он был твердо уверен, что пойдет по стопам матери, только вот не знахарем будет, а поступит в медицинский, и станет обычным врачом… И где-то в глубине души он понимал, что врачом хочет стать еще и потому что, хочет понять, КАК его мать лечит, КАК она это делает!  Он окончил школу с отличием, собрался ехать в город поступать в медицинский. Мать  боялась отпускать сына. Но он уговорил ее, но она сама понимала, ведь была не глупой женщиной – ее сыну в деревне не место, не сможет он, вот так вот, как она ворожить, нет у него дара, если бы был, мать давно бы его к своим магическим ритуалам подключила…
Но, как оказалось позже, дар у Вали Трофимова  был. Он обладал гипнозом. Почувствовал он этот дар сразу при поступлении в институт. Он сильно волновался, ему нужно было сдать один единственный экзамен, биологию, сдать на «пять», и поступление и повышенная стипендия и место в общежитии были бы у него в кармане. Но биологию он знал не важно. В сельской школе он был первым учеником, но не в школе  республиканской столице. Там уровень преподавания был значительно выше. До экзамена, на консультации, он пообщался с абитуриентами, поступающими вместе с ним, и понял, уровень его знаний на тройку с минусом! В аудитории, при сдаче экзамена, он сидел ни жив ни мертв. И вдруг, прямо там, в аудитории, он понял, что экзамен сдаст,  сможет внушить преподавателю, что все знает, и тот поставит ему «пять»! Он принялся вспоминать заклинания своей матери, практически ввел себя в транс, вспомнил все заклинания, и которые знал, и даже те, что не знал, один-единственный раз слышал. И когда шел к столу преподавателя, мысленно внушал тому, что абитуриент Трофимов – отличник и умница, знает все на зубок. Преподаватель поставил Трофимову «пятерку»! Комнату в общежитии ему дали самую лучшую, отношения со студентами, а особенно со студентками, у него были отличными! Ему помогал его дар… Вот так вот, совершенно невзрачный деревенский парнишка стал лидером курса, получал на экзаменах одни пятерки, курсовые и рефераты сдавал вовремя и в лучшем виде (однокашники помогали). А еще он увлекся психологией и психиатрией, даже на психиатрии решил специализироваться. И увлекся по серьезному.  Он все еще хотел разобраться, как его мать лечит, и к этому желанию прибавилось еще и желание разобраться в своем даре.
Психиатр из Вали Трофимова получился неважный. Он был ленив,  амбициозен и тщеславен. Знаниями глубокими он не обладал, хоть и защитил кандидатскую диссертацию, именно по психиатрии. В своем даре и даре своей матери не разобрался. Сразу разобраться не получилось, а глубоко копать не захотел (хлопотно, муторно, он привык сливки слизывать, почивал на лаврах)… Но вот с диссертацией у него получилось  все отлично. Ему попался очень талантливый и увлеченный руководитель, сотрудник одного из НИИ. Этот НИИ долгое время был закрытым заведением, там «лечили» определенный контингент больных, не довольных тем, что происходит в Советском Союзе. Но во время оттепели, правления Никиты Хрущева посчитали, что НИИ можно рассекретить, больных выписали, институт стал изучать  поведение  человеческой психики в экстремальных ситуациях. Научный руководитель Вали Трофимова, старейший работник НИИ, божий одуванчик, снабдил аспиранта научной литературой, отчетами о проведенных  экспериментах,   своими собственными научными статьями, которые так никогда и не были напечатаны, то есть предоставил ему практически весь материал для диссертации. Трофимову нужно было только материал систематизировать. Но он даже этого не сделал! За него систематизировал материал его научный руководитель (время поджимало, работу нужно было сдавать, а у Трофимова ничего не сделано, его руководитель просто устал шпынять нерадивого аспиранта, сам за него написал). Трофимов, пробездельничав два года, якобы учась в очной аспирантуре, с готовой диссертацией появился на кафедре (его руководитель был не слишком здоровым человеком, просто-напросто, перетрудившись, слег), защитился с отличием. Диссертацию отметили, как лучшую за последние десять лет. Сразу же предложили место работы в столичной клинике, поступление в докторантуру. Трофимов поступил, и вроде бы начал в докторантуре учиться. Такая же лафа, что  при подготовке и защите кандидатской диссертации, с докторской, ему не светила. Научным руководителем ему назначили сурового мужика, который сдирал с Валентина три шкуры, практически ежедневно требовал предоставлять собственноручно написанные докторантом страницы диссертации. И работа в клинике у молодого доктора не заладилась. Больные его раздражали, дежурство ночами тоже. Как уже говорилось выше, Валя Трофимов был гипертрофически ленив, и себя любил больше всего на свете. Мама так воспитала. От отчаяния, что ничего у него не получается, ни с диссертацией, ни с работой, Валя Трофимов сделал, может быть самый ответственный, самый важный в своей жизни шаг. Решил поискать работу в провинции, подальше, желательно, с общежитием. Его мытарства с поиском работы практически никто не понял - кандидат наук, с блеском защитившийся, бросает престижную работу, едет в провинцию! Но Валентин понимал – уехать его единственный выход, он разом избавиться от всех раздражителей – диссертации и ответственной работы, никто больше ему не скажет – дорогой, ты подавал такие надежды, что ж ты  облажался? 
Работу он нашел быстро, в дальней провинции, мало оплачиваемую, но, как и хотел, с общежитием. Уехал с радостью. Бросил опостылевшую   диссертацию, ненавистную работу. В провинции он обосновался с комфортом. Ему дали прекрасную комнату, даже не комнату – отдельную квартиру, с ванной, туалетом и маленькой кухонькой с электрической плиткой и холодильником (которые, впрочем, ему были ни к чему, как уже говорилось выше, он ничего не готовил, питался в больнице). В комнате имелся так же полный комплект мебели, включая кровать, диван, кресла, трехстворчатый шкаф с зеркалом и телевизор.  Не хватало, правда, стиральной машины, но без нее Валентин прекрасно обходился, носил стирать свои вещи в больницу, их стирали и гладили санитарки, а постельное белье и полотенца у него были казенными, их регулярно меняли горничные, убирающие его комнату. Комната находилась в так называемом «гостевом доме» администрации города.  Трофимов в своей больнице скоренько стал заместителем главного врача,  как сыр в масле катался, не перерабатывал, прекрасно питался, спал после обеда, и даже частной практикой обзавелся. Ради развлечения, от скуки, и чтобы дар не потерять, принялся лечить гипнозом  запойного алкоголика, попавшего в больницу с неутешительным диагнозом «белочка», и вылечил! Потом еще одного, и еще. И тут о нем пошла слава, народ валом повалил, алкоголиками в городе была примерно половина жителей, и мужского и женского пола. Его лечение помогало не всем, но три четверти вылечивалось, хороший процент.
Он был полностью счастлив, его жизнь потихоньку налаживается. Работа не пыльная, денежка капает, на полном пансионе живет, его любят, уважают, холят и лилеят, и не нужно писать опостылевшую докторскую диссертацию. Но его сладкая жизнь через пару лет закончилась. На его горизонте появилась  Варвара…
2
Детство и юность Варвары были не такими упоительно счастливыми, как у ее будущего мужа, Вали Трофимова. Детство и юность она провела в детском доме. Родителей своих не знала вообще.  Ее подкинули в детский дом в недельном возрасте, грязную, голодную, в рваных пеленках, с запиской, что, мол, ребенок ничей, и ребенка зовут Варварой Ивановой. Действительно ли девочку звали Варварой Ивановой, или это было вымышленным именем, история умалчивает, но девочку зарегистрировали именно Варварой Петровной Ивановой. От Вари Ивановой стонал весь детдом, и воспитанники и воспитатели. Она была строптива, трудновоспитуема, упряма, с тяжелым, неуживчивым характером. И еще она врала. Заинтересовать ее чем-либо было страшно трудно. Учиться она не любила, в игрушки не играла, и постоянно конфликтовала со всеми, из-за всего! И только к классу пятому стало понятно, что из Вари Ивановой что-то да получиться. Как оказалось, у нее просто невероятные организаторские способности! Она могла организовать абсолютно любой коллектив, и этот коллектив мог горы свернуть, но только в том случае, если ее приказы и распоряжения коллективом выполнялись беспрекословно! Варя вскоре стала председателем Совета пионерской дружины, потом комсоргом детдома (в восьмидесятых годах прошлого века были еще и пионеры и комсомольцы). И с прекрасной характеристикой отправилась после восьмого класса учиться в медицинское училище, в Минск. Училище она окончила с отличием, но так как у нее не было столичной прописки, и все годы учебы она прожила в общежитии, ее направили по распределению работать в больницу, небольшой районный городок. Ей предлагали работу  в Минске, в райкоме комсомола (в училище она также проявляла активность, по комсомольской линии), но только с условием, что она поступить учиться в институт (не важно, в какой), в райком без высшего образования на работу не брали, для Вари делали исключение. Но Варвара резонно рассудила – учиться еще шесть лет, а в медицинском все семь – мрак! Замуж она выйдет, дети пойдут, а тут еще эта учеба, не хочет она учиться. Да и комсомол на ладан дышал, в стране начиналась перестройка. Варя отказала комсомольским деятелям,  резонно сказала, она очень молода, не достойна такой чести, вот поработает она годика три, учиться поступит, вот тогда и будет работать в комсомоле, упорхнула в провинцию, в больницу. И там, в больнице, в провинции, она проявила свои организаторские способности на полную катушку. Через год уже старшей медсестрой была, и это в двадцать лет! Она решила дальше не учиться, врачом быть не хотела, понимала – ответственность колоссальная! А вот медсестра, тем более старшая – просто отлично. И зарплата не маленькая (можно несколько ставок занимать, без нарекания), почет, уважение, денежка в карман течет (за уколы с капельницами,  за лекарства, которые реализовать на сторону можно). Коммерсантом Варвара оказалась отличным – продать могла все что угодно, ненужное могла впарить.  Варвара понимала – больница не ее место, не для ее кипучей натуры, ей, с ее организаторским талантом и коммерческой жилкой, нужно руководить крупной фирмой, большим магазином. Только где взять магазин или фирму в маленьком городке? Она уже начала жалеть, что отказалась работать в райкоме, все ее бывшие коллеги - комсомольские лидеры заделались коммерсантами, ее с ними не было! Но как сложилось, так сложилось. Она работала в больнице, вела свой маленький бизнес, потихоньку собирала стартовый капитал, что бы упорхнуть в столицу, организовать бизнес там, и вот на ее горизонте появился  недотепа, доктор Трофимов...Судьбе было угодно, что бы они встретились.
Варвара, познакомившись с   доктором Трофимовым, проговорила с ним до утра. Он запал ей в душу, она принялась собирать о нем информацию. Собирала с прицелом – из доктора Трофимова для нее получился бы неплохой спутник в жизни. Он управляем, деньги неплохие зарабатывает, не пьет, воспитан, интеллигентен, с ним она сможет делать, что захочет, он ее никогда не в чем не упрекнет. И еще, если она бизнесом решила заняться, ей статус замужней, просто необходим.   И где, в той глухомани, где она живет, найти приличного непьющего парня? Нашла Трофимова. А  разузнав про его таланты, сразу поняла, что вместе они сила! Она – руководит и направляет, он – умен и талантлив. Как говориться, ее бы энергию, да в мирных целях. Но цели у нее были вовсе не мирными,  кипучая энергия вела ее по ухабам и косогорам, все дальше и дальше от светлого будущего…      
3
Они встретились, начали общаться. Варвара окружила своего избранника заботой, вниманием, сдувала с него пылинки, кормила разносолами (не сравнимыми с больничными), ублажала всячески. Чуть ли не эротические танцы для него танцевала.  А ему это все нравилось, он не знал подобного отношения, его мать, любящая его до безумия, была замкнутой, суровой женщиной, свою любовь на показ не выставляла. А Варвара, во первых, была очень даже привлекательной женщиной, а во вторых она, помимо отличной готовки и поддержания невероятной чистоты и уюта в доме, еще и постоянно восхищалась своим избранником, мол, он самый умный, самый красивый, самый, самый, самый. В итоге, она стала для него всем, без нее он не мог и шага шагнуть. И естественно, он не мог  не сделать ей предложения руки и сердца…
Сделал. Поженились…И тут оказалось, что Варвара совершенно не белая и пушистая.  Она железная леди, с несгибаемым стержнем, и совершенно не терпящая возражений, не важно, любимый муж ей возражает, или кто-то еще… А по поводу любимого мужа, это еще вилами по воде писано, не любила она его вовсе, так, терпела, он просто был ей нужен…А Трофимов? А что Трофимов, что сделано, то сделано… Трофимов работал, как проклятый, вел сразу несколько групп, лечил и от наркотиков, курения, алкоголизма, ожирения, принимал страждущих индивидуально и группами, и еще в больнице своей трудился. Варвара стала его администратором, секретарем, помощником, из своей больницы она ушла на вольные хлеба. Вела первичный прием, записывала  на занятия. И конечно денежки собирала. Не малые.  Сначала Трофимов возражал против такой вот занятости, практически двадцать четыре часа в сутки, а потом втянулся, уж очень ему нравилось, когда супруга Варвара демонстрировала вечерами сумки, набитые деньгами, которые она собрала за лекции и консультации Трофимова за день. Вечерами они их подсчитывали, складывали в кучки, перетягивали резиночками, а утром Варвара часть денег относила в банк, часть раздавала помощникам и ассистентам, которые у сладкой парочки уже появились,  часть оставляла себе на хозяйство, как она говорила на булавки (с бриллиантовыми головками)…
Варвара решила, что негоже такому умному-разумному Трофимову прозябать в маленьком городке. Слава бежала впереди него, на прием приезжали из Минска, попадались клиенты и из Москвы. Сладкая парочка покинула городок, приютивший их на долгие годы, подалась в Минск. Уж там они развернулись! Плакатами с именем Трофимова был оклеен весь город! «Единственный в мире врач, кандидат наук, который лечит гипнозом!», и список болезней от которых лечит, обширный. Трофимов лечил, по крайней мере, старался. Совсем безнадежные случаи не брал, побаивался…
А вот Варвара страшно завидовала славе мужа, убедила себя, что она совершенно не хуже его. Муж гипнотизер, а она станет целительницей. Тем более, в один из визитов к матери Трофимова, настоящей целительнице, Марфе, Варвара сперла у нее толстую тетрадь, с рецептами целительных настоек, облегчающих различные болезни. Варвара посчитала, что Марфе нужно поделиться с семьей сына своими знаниями. Но если Марфа действительно обладала природным даром, понимала, какие настойки можно принимать, и в каких количествах тому или иному больному, то Варвара этого всего не хотела знать! Она решила действовать наобум. Поначалу получалось, новичкам везет, настойки Марфы, изготовленные строго по рецепту, облегчали страдания и действительно помогали. К Варваре потянулся народ, разуверившийся в официальной медицине.
Но вскоре начались первые проблемы. Варвара, которая брала за лечение очень большие деньги, загубила нескольких больных, правда безнадежных, с раком четвертой степени, вылечить которых было невозможно. Но она обещала вылечить, взяла большие деньги, больные, в надежде на облегчение страданий, продали дома и квартиры. Варвара  не смогла им помочь. Хоть и взяла она у больных расписки, что лечит их по их собственной воле, претензий к ней они не имеют, но с прокуратурой по этому вопросу ей встретиться пришлось. Возбудили уголовное дело, но вскоре закрыли (помогли расписки и кое-какая мзда, которую Варвара дала на лапу). Родственников погибших больных такое положение не устроило, они принялись строчить письма везде, в газеты, журналы, прорвались на телевидение и радио. К Варваре потянулись проверяющие, но встречались они, это еще скромно сказано, хлебом-солью. Но бурную деятельность Варваре с ее мужем пришлось свернуть. Новых больных они лечить боялись, да и поток их иссяк, а накопленные денежки таяли. А тут еще и родственники больных, видя, что все их усилия по дискредитации Варвары с мужем напрасны, решили действовать иными методами. Они сожгли  машину Трофимовых, поджигали дверь их квартиры, добрались даже до   загородного дома, который сгорел как спичка. Милиция дело о поджоге замяла, слишком уж скандальная ситуация, а Трофимовы получили на руки документы, что загородный дом сгорел от неисправной электропроводки.   Варвара с мужем решили уехать, в другой город, начать новую жизнь. Уехали в Киев, но и там все повторилось с поразительной точностью,  финал, через пару лет, деятельности супругов, был таким же. Прокуратура, милиция, уголовное дело, проверяющие, взятки, откаты… И переезд в следующий город…Трофимов  пытался утихомирить жену, объяснял – то, что они делают, опасно, страшно, они губят людей, но постоянно слышал в ответ, что кругом не люди, а богатенькие лохи, и разводить их на денежки одно удовольствие, а от ментов они отмажутся, менты тоже лохи, а Трофимову стоило бы помолчать. Без  Варвары он ноль без палочки, прозябал в своей психбольнице в захолустье, а с ней он в человека превратился. Трофимов решил помалкивать, возражать Варваре было бесполезно… 
В одном из крупных северных городов они познакомились с бывшим адвокатом, отсидевшим срок, Артуром Гриневичем. Гриневич, почувствовав, что у этой сладкой парочки водятся денежки, у них можно подкормиться, сам предложил свои услуги. Супруги согласились, так как давно подыскивали себе юриста, но, разузнав о нем поподробнее, взяли Гриневича на работу с испытательным сроком. Гриневич испытательный срок выдержал блестяще. Был он, в общем-то, неплохим юристом, но слишком любил деньги, в мирной жизни попался на огромной взятке, заглотил кусок, который не смог проживать, получил срок, отмотал. Домой, в родной город он решил не возвращаться. Сидел он долго, десять лет, его родители скончались, друзьям он был не нужен, они высоко поднялись, прекрасно зарабатывали. Супруга развелась с ним, все его имущество было на нее записано. Он остался гол как сокол,  обосновался в том городе, неподалеку от которого мотал срок, и надумал помогать своим бывшим друзьям по несчастью, находящимся по ту сторону решетки. А тут в его город, на гастроли как раз и приехали супруги Трофимовы, и пройдошливый юрист понял, что нашел золотую жилу. Потрудившись на сладкую парочку несколько лет, Гриневич, как только в очередной раз запахло жареным, переехал вместе со своими хозяевами в очередной город, потом в следующий… И вот теперь они все трое обосновались в Москве.
Денег у них было много. Купили отличную усадьбу в Подмосковье, а также решили попробовать помимо традиционного лечения и психологических тренингов, прочитать новый курс лекций, по самопознанию, совместную разработку Трофимова с Варварой. Случился грандиозный успех. На лекции по самопознанию народ валом валил. Трофимов настрочил несколько брошюр, их издали тысячным тиражом, брошюры слушатели лекций расхватали как горячие пирожки, хоть продавали брошюры задорого. На лекции ходили в основном женщины, одинокие, неустроенные, не имеющие денег, но мечтающие о прекрасном, светлом будущем, живущие надеждой. И Трофимов им эту надежду давал! Рассказывал, что все будет прекрасно и удивительно, и что именно те женщины, что пришли на его лекции, исключительны, хороши и умны, и недостойны того окружения, что имеют. В общем, хорошие правильные слова, но произносил он их неправильным тоном, еще гипноз использовал. Он и раньше, на тренингах использовал гипноз, но умеренно. Сейчас развернулся по полной программе. И прекрасно понимал, что подсадил несчастных женщин на свои лекции, как на наркотик, и, посоветовавшись с супругой, с Варварой, стал еще и драть за лекции бешеные деньги. Женщины, находящиеся с гипнотическом угаре, несли и несли Трофимову деньги, рвались на его лекции. На эту удочку попала и несчастная Юля Лисицына. А ее отец начал нервы целителям портить. После смерти девочки супруги струхнули. Решили деятельность приостановить, тем более что прокуратура с полицией к ним зачастили. Прокурор начал вести разговоры о том, что хорошо бы лекции Трофимова на предмет экстремизма проверить, и что вроде бы он, Трофимов образовательной деятельностью занимается, без лицензии, получив на лапу, вроде бы успокоился. И, полиция отстала (хорошо подмазанная), девочка записку оставила, что сама себя убила, никто не виноват. Но появилась журналисточка, Настя Кораблева! Принялась материалы собирать, статьи строчить, по подругам Юли ходила, о Трофимове выспрашивала. На лекцию его прорвалась! Пришлось лекцию отменить. Трофимовы понимали - зло от журналисточки! С ней точно нужно что-то решать. Но, по хорошему, она ему очень нравилась, и он отдавал себе отчет, что вот именно о такой девушке он долгие годы мечтал, и такую не встретил, а встретил ненавистную Варвару…

Глава девятая. Настя Кораблева и Катя Филимонова. Весна.
1
Катя Филимонова, питерская подруга детства Насти Кораблевой, пребывала на седьмом небе от счастья. Она была невероятно, сказочно счастлива. Счастлива впервые, за тридцать два года своей жизни. Она не была такой счастливой даже на  двух своих свадьбах, и даже при рождении  троих своих детей. Вообще-то Катю Филимонову  жизнь никогда не радовала, в основном била, и все больше по голове. Родившись в многодетной семье, она никогда всласть не ела и не пила, носила обноски своих старших сестер, кстати, после нее эти обноски переходили младшим сестрам Кати, те были еще несчастней (что было правдой, им доставалось еще меньше жизненных благ). В семье Филимоновых всего было семеро детей, пять сестер и два брата. Две сестры старше Кати, две младше, старший брат, самый первый ребенок в семье, и еще один брат, родившийся сразу после Кати, после него родились еще две девочки. Семья занимала две комнаты в убогой питерской коммуналке (в двадцать комнат), в центре города, на Литейном. Вернее, семье принадлежало три комнаты, одну они сдавали, и именно семье Кораблевых (правда, когда  Кораблевы снимала комнату, в многодетной семье  Филимоновых было «всего» пятеро детей). Маленькая Катя сразу же подружилась со своей ровесницей, Настей Кораблевой. Девочки проводили вместе все свободное время, расставались только, когда спали. Вместе играли, гуляли, обедали, в свои игры не младших, не старших сестер и братьев Кати не принимали. Девочки расстались,  когда обоим исполнилось по шесть лет. И так судьбе было угодно, что встретились они став уже взрослыми, им было по двадцать лет, и у Кати было  двое детей, у Насти родился сын. Но все время, что девушки не общались лично, они переписывались, каждую неделю писали друг другу, сначала  о школьных проблемах, о первой любви, и потом, сразу после первой любви, о мужьях-негодниках, о детских болезнях, и об отсутствии всего - денег, дешевых продуктов, и конечно же, счастья…
Катя выходила замуж дважды, оба раза по залету, и разводилась тоже дважды,  ее мужья (похожие как братья-близнецы, хотя они вовсе не были братьями), пили как сапожники, допивались до «белочки», никогда нигде не работали, ничего не умели, лишь плодили детей. Первого ребенка Катя родила в восемнадцать, за месяц до родов будущие молодые родители расписались. Только расписались, свадьбы как таковой не было, а молоденькой девушке ой как хочется и белое платье, и множество гостей с подарками, многоярусный торт, и букет, за который дрались бы ее подружки, и вальс, с молодым любимым мужем. Всего этого у Кати не было. А была страшная усталость, муж, которого Катя ни минуты не любила, не просыхающий от пьянства, убогая коммуналка, где ее родственники сидели друг у друга на головах, и грелись надеждой на скорое расселение квартиры. И вот коммуналку расселили… Кате, которая родила уже двоих детей (ей было всего двадцать), с мужем и детьми дали отдельную, трехкомнатную квартиру. Но эта долгожданная отдельная квартира сразу же превратилась в коммуналку. К ней переехали родители, сдавшие в наем свою новенькую однокомнатную квартиру. Огромное семейство, при расселении коммуналки получило восемь квартир, семь квартир на  семерых детей, с семьями, двух-трех комнатные, и однокомнатную квартиру для родителей. Сдали свои квартиры не только родители, братья и сестры Кати тоже съехались, из восьми квартир внаем сдали четыре. Взрослые члены семейства Филимоновых работать не привыкли, и не хотели, жили на пособия по безработице, по уходу за детьми, и вот государство предоставило им просто бесценную помощь – в виде отдельных квартир. 
Катя развелась с мужем через пять лет после свадьбы, с трудом, и с трудом же выписала его из квартиры. О разводе совершенно не жалела. Но после развода, она все-таки попыталась найти работу, но юную мамашу с двумя малолетними детьми, не имеющую никакого образования и стажа (у нее не было трудовой книжки),  не брали никуда, даже уборщицей… Потыкавшись в пару мест, Катя успокоилась – ее никуда не берут, зачем рваться-то?   Так вот, разведясь с первым мужем, и родив двух детей, и не сделав  для себя никаких выводов, Катя Филимонова вышла замуж во второй раз, за абсолютную копию своего первого мужа, сильно пьющего и безработного, и опять на последнем месяце беременности (в третий раз!), и опять без всякой свадьбы. И опять прописала второго мужа в своей квартире. Родила третьего ребенка. Родители продолжали сдавать квартиру, на эти деньги, да на пенсию родителей и пособие на детей существовала большая семья (включая мужа Кати), старшие дети уже в школу ходили…
Через пару лет Катя развелась во второй раз. Но на этот раз бывшего мужа выписать из квартиры не удалось. Так и существовали все вместе – Катя с тремя детьми в одной комнате, ее родители в другой, а бывший муж – в третьей. Бывший муж пил, водил дружков, женщин, шумел, буянил. Катя писала на него заявления в милицию, его забирали на пятнадцать суток, отправляли лечить от алкоголизма, бесполезно. Бывший муж возвращался на круги своя снова и снова - пил, буянил, водил женщин… Кате казалось – она живет в аду, и из этого ада нет выхода, ее жизнь закончилась, не начавшись, в восемнадцать лет.  И в ее жизни никогда не будет праздника…
2
Но праздник в ее жизни все-таки наступил! Бывший первый муж Кати вдруг получил небольшое наследство,  решил поступить благородно. Помочь своим детям, которым никогда не помогал, даже не платил алиментов. Он привез Кате с детьми целых пятьдесят тысяч рублей. И по его примеру, тоже благородно, получив эти деньги, может быть и не очень большие, но для Катиного семейства просто гигантские, решила поступить Катя. Она спросила старших детей, что они больше всего хотят, она им постарается купить… Дети пожелали поехать на море! В Египет. Катя согласилась (на свою голову!). Потом, позже, думала, что вообще-то на эти деньги можно было купить стиральную машину и холодильник (семья нуждалась в новых холодильнике и стиральной машине), или сделать косметический ремонт в квартире (что тоже не мешало бы). Но она с детьми отправилась в Египет! Катя знала, что ее соседка из соседней квартиры работает в турагенстве, поинтересовалась у нее, не поможет ли та  оформить путевки на нее и детей? Соседка, добрая душа, помогла Кате оформить паспорта ей и детям, и тур в Египет, на неделю, в четырехзвездочный отель, в Хургаду… И как раз, оформление паспортов и приобретение путевок, обошлось в пятьдесят тысяч.  Катя Филимонова со старшими детьми улетела в Египет!
И это был настоящий праздник! Чистейшее море, отличный пляж, прекрасный номер в отеле, кормежка от пуза, со множеством сладостей и фруктов. Семья, которая перебивалась с хлеба на воду, о таком отличном питании и мечтать не могла. Сервис поразительный, каждый день постельное белье и полотенца меняли! В общем, дети, пацаны, двенадцати и четырнадцати лет (у Кати было трое пацанов), наслаждались отдыхом, они впервые были на море, и из воды было их не вытащить. Сама Катя, миловидная фигуристая брюнетка, в ярко красном купальнике и в красном же парео (где наша не пропадала!), накануне поездки покрасившая рано посидевшие волосы в красивый темный цвет,  сделавшая модную короткую стрижку,  прогуливалась по пляжу, в кромке прибоя. Считала дни сказочного отдыха, и больше всего на свете хотела, чтобы отдых продлился.  И вот так, прогуливаясь в кромке прибоя, Катя встретила прекрасного принца. Принц работал в соседнем отеле, пятизвездочном, катал туристов на яхте. Принц, конечно же был местным, египтянином, накаченным красавцем двадцати восьми лет. Но Катя, видевшая подобных красавцев только в кино, влюбилась с первого взгляда. И принц ответил ей взаимностью! Катя сначала не поверила, как так! Она, может быть внешне привлекательная женщина, но бедная, как церковная мышь, и произвела впечатление на такого красавца. А красавцу, скорее всего, было все равно с кем встречаться, лишь бы он мог заработать лишние денежки! Но Катя ему, наверное, все-таки понравилась, с ней он проводил время бесплатно! Катал ее и детей на яхте, и вечерами, когда его яхта была свободна, стояла на приколе (он жила прямо там) встречался с Катей. И именно там, на яхте, Катя, может быть впервые  в своей такой нелепой жизни, занималась любовью с мужчиной, с удовольствием, совершенно не задумываясь, что имеет дело с профессионалом.
Вскоре Катя улетела в свой родной город, Санкт-Петербург, промозглый и холодный. Но ей было не холодно, ее согревали воспоминания об отдыхе, и смски, что ей слал прекрасный принц из Египта. И ее не напрягало, что принц просил прислать ему немного денег, оплатить мобильный телефон и интернет, мол, задерживают зарплату. Принц неплохо говорил по-русски, а еще лучше писал.  И Кате было невдомек, что абсолютно все местные (египетские) прекрасные принцы  шлют своим дамам в Россию совершенно одинаковые  смски, передирая тексты, друг у друга. Эти смски забиты у них в телефонах раз и навсегда. Тут главное не перепутать, Тане сегодня вот такая смска, а завтра будет другая, а та, что вчера была Тане, полетит Наташе, и т.д. Но Катя Филимонова не вдавалась в тонкости, не разбиралась в хитросплетениях, она просто любила, впервые в жизни. И вот, выпросив у родителей деньги (плату за съемную квартиру за очередной месяц), купила опять тур в Египет, но сейчас она выбрала самый дешевый отель, для нее главным было то, что бы он был неподалеку от отеля ее принца. Полетела, одна, без детей. Принц обрадовался, увидев ее (как не странно, видно запала ему в душу эта питерская простушка). И опять были ночи страстной любви, и дни безмятежного, вольного отдыха…И по возвращении Кати опять пошли смски, продолжилась  переписка по электронной почте…
И вот принц написал, что ему предложили работу в России, он должен лететь в Москву, только денег у него на билет не хватает. Катя снова унижалась, просила деньги, умоляла родителей, клятвенно обещала отдать, врала, что ее принцу предложили отличную работу в России, и очень скоро они будут вместе, и у них будет много денег! Родители ссудили ей денег, но попросили расписку, Катя естественно расписку написала. Ей так нужны были деньги, что она готова была подписать что угодно, хоть смертный приговор. А чуть позже она убедила своего бывшего второго мужа взять в банке кредит. Тот устроился на работу, в автосервис (надо сказать, что проработал лишь пару месяцев, но по справке из автосервиса кредит ему дали, под сумасшедший процент, взяв пятьдесят тысяч, через полгода он должен был отдать сто, но его это мало волновало, кредит обещала выплачивать Катя). Принц написал, что прилетает в начале марта, указал дату, номер рейса, время прилета самолета. Катя решила его непременно встретить! Но для этого нужно было ехать в Москву. Катя купила билет на самолет. Можно было бы поехать на поезде, но Катя хотела встретить принца во всеоружии, с макияжем, с прической. Проведя ночь в поезде, она бы совершенно не отдохнула, и утром  выглядела  помятой, к тому же поезде невозможно   хорошо накраситься и причесаться. И еще, принц прилетал рано утром, поезда из Питера приходили в Москву тоже рано утром, Катя боялась опоздать. Ей нужно было появиться в Москве вечером, ночью хорошо выспаться, и утром, приведя себя в порядок ехать в аэропорт. Встречать принца. И еще у Кати с собой были деньги (тот самый, полученный ее бывшим мужем кредит), заветные сорок тысяч рублей (десять Катя истратила на обновление гардероба и улучшение своей внешности), и она страшно боялась, что в поезде эти деньги украдут. Тут очень кстати оказалась ее московская знакомая Настя Кораблева. Катя позвонила Насте утром, в день вылета самолета, телефон Насти был недоступен. Катя звонила и звонила – без толку. Тогда Катя позвонила матери Насти, в Великий Новгород. Та пояснила Настя дома, никуда вроде бы не собиралась, а телефон у нее не отвечает, так, она, скорее всего работает, вот и отключила. И еще рассказала, Настя переехала на другую квартиру, неподалеку от ее прежней, новый адрес Кате дала. Катя, так и не дозвонившись Насте, решила все равно ехать. Заверила же мать Насти, что с самой Настей ничего не случилось, она дома работает. Самолет Кати опоздал.  Он должен был вылететь в четыре часа по полудню, и около семи часов вечера Катя должна была быть дома у Насти,  чаи распивать. Но самолет вылетел только в семь вечера. Из аэропорта Шереметьево Катя добиралась на маршрутке (дешевле), маршрутка попала в страшную пробку, тащилась до станции метро «Речной вокзал» почти два часа. И от метро «Преображенская площадь», Катя до дома Насти тоже пилила около часа (на трамвае). У Настиного дома Катя оказалась в двенадцатом часу ночи…
В самолете Катя выключила телефон, и, прилетев в Москву, в суматохе, забыла включить, и смску от прекрасного принца,  сообщающую, что он, ну никак не может прилететь в Москву, заболела его мама, срочно нужна операция, а на операцию нужны деньги, не получила. Нужно сказать, что еще двенадцать женщин в России получали от этого принца смски, и о скорой работе в Москве, с просьбой выслать деньги на билет, и о болезни мамы, о срочной операции, ей необходимой. Некоторые из женщин тут же кинулись искать деньги для его мамы, что бы выслать прекрасному принцу, его  же маме была нужна  операция…       
3
Поздним московским мартовским вечером, в съемной квартире, Настя Кораблева писала очередную статью. Ее пальцы летали над клавиатурой компьютера с невероятной скоростью, но все равно не поспевали за мыслями, не успевали складывать их в слова, а слова облекать в стройные фразы. Напечатав страницу, Настя останавливалась, прочитывала написанное, принималась исправлять. Те фразы, что казались ей при написании умными-разумными, при прочтении требовали замены, корректировки. Остроумные словечки оказывались вовсе не остроумными, а тупыми, и вообще, весь текст хотелось стереть и написать заново. И такое с ней случалось постоянно, не удовлетворена она была написанным никогда! Остановившись, задумавшись в очередной раз над текстом, Настя услышала, за дверью квартиры какой-то шорох. Она встала, на цыпочках подкралась к двери, приложила ухо, прислушалась, да еще умудрилась заглянуть в глазок. Точно, за дверью, она разглядела двух мужчин (это были юрист Гриневич и охранник Василий). Они  жестикулировали, тихо переговаривались между собой, слов она не разобрала. Но по жестам поняла – мужчины хотят проникнуть в ее квартиру, договариваются каким образом это лучше сделать. Настя решение приняла сразу – бежать, немедленно! Она стянула с вешалки, расположенной у двери, куртку, сунула ноги в валяющиеся там же у двери, сапожки, прихватила весящую на вешалке сумку, и ринулась к балконной двери. Попутно схватила лежащий на компьютерном столике мобильный телефон, запихала в карман куртки. Но тут ее взгляд упал на светящийся голубой экран компьютера. Настя, лихорадочно прислушиваясь к шуму за дверью, принялась переписывать недописанную статью из компьютера на флэшку, это заняло у нее несколько секунд. Флэшку тут же выдернула из компьютера, спрятала в сумку. Порадовалась, на свою безалаберность, она как обычно не вытащила флэшку из процессора, та торчала там с утра.   Файл с недописанной статьей стерла. Сбросила файл в «корзину», и еще и «корзину» очистила, двинув мышкой, нажав определенные опции. Когда с тихим звоном содержимое компьютерной «корзины» испарилось, в дверь квартиры раздался  громкий и настойчивый звонок, прозвучавший для Насти как приговор. Она поняла – медлить нельзя не секунды. Она выбралась на балкон, захлопнула за собой балконную дверь. Но оказавшись на балконе, сообразила – здесь спрятаться негде, вошедшие в квартиру сразу поймут, где укрылась беглянка. Настя лихорадочно оглянулась, заметила - балкон соседней квартиры не застеклен, к ее великому счастью. И в соседней квартире не горел свет, там никого не было! Настя, недолго думая, перелезла на соседний балкон, перелезать было не страшно, квартиры  находились на втором этаже. Она затаилась на соседнем балконе, присев, скорчившись. Ее трясло, не от холода, от страха, она боялась выдать себя каким либо звуком или неловким движением. Она слышала, как в ее квартире надрывается дверной звонок. Потом, ее посетителям, скорее всего, наскучило звонить, они сообразили, что никто им дверь открывать не собирается, они ее просто-напросто взломали. Подсунули какую-ту железку, дверь отжали. Дверь была хлипкой, замок дешевым. Настя слышала, как ее враги ходят по ее квартире, негромко переговариваются. Вот они вышли на балкон (это Настя уже увидела), перегибаются вниз, высматривают, не спрыгнула ли их жертва с балкона, есть ли  следы на снегу под окном.  Минут пять непрошенные визитеры провели на балконе, негромко обсуждая, куда делась Настя, и что им теперь делать. Решили – вернуться в комнату, и ждать хозяйку, сколько потребуется, столько и ждать. Настя услышала, как стукнула дверь балкона, ее враги прошли в комнату, заперев за собой балконную дверь. Настя выдохнула (пока ее враги были на балконе, она боялась дышать), пошевелилась, размяла затекшие руки и ноги. Она понимала, сидеть здесь, на соседском балконе – не выход. Нужно что-то предпринять. Вот только что? Настя встала, выпрямилась, перегнулась через край балкона, поняла, высота небольшая, второй этаж, прыгнуть не страшно. Настя перелезла через невысокое ограждение, и спрыгнула!


4
Оказавшись на земле,  в большом сугробе, она тут же вскочила, бросилась бежать. Ее ноги проваливались в снег почти по колено, зима заканчивалась, днем светило яркое солнце, снег уже подтаял,  образовался наст, куски его попадали Насте в сапожки, их края больно резали голые ноги. В спешке Настя натянула сапожки на босые ноги, забыв надеть носки. Настя, проваливалась в снег, петляя как заяц, бежала к оживленной улице. Она не заметила, что при ее отчаянном прыжке, из кармана  куртки выпал мобильный телефон, провалился в рыхлый сугроб.
Ее преследователи, конечно же, увидели, что с соседнего балкона кто-то спрыгнул вниз, поняли, что спрыгнула Настя. Один из них (Василий) страшно и грязно ругаясь, ринулся на балкон, спрыгнул  вслед за Настей, другой (Гриневич), ломанулся вниз более цивилизованным способом, по лестнице. У Настиного подъезда, в белой «Ладе-Приоре», ждал шофер Володя, увидев бегущего Гриневича, он тут же распахнул пассажирскую дверь, Гриневич плюхнулся на сидение, машина развернулась, на «бешеной» скорости (на которую только была способна «Лада-Приора»), помчалась вслед за Настей. Гриневич видел бегущую Настю, трудно было не заметить на темной улице ее белую куртку, указывал на нее шоферу пальцем, Володя кивал, крутил баранку, жал на газ. Машина мчалась по мостовой, а  по тротуару вслед за бегущей Настей бежал охранник Василий. Настя, обогнув дом, выбежала на оживленную улицу, оглядывалась, видела гнавшегося за ней здорового мужика, и белую машину, мчавшуюся по мостовой, тоже видела, и поняла – машина преследует ее. Им не удалось догнать Настю. Удача была на ее стороне. Страх утроил, учетверил ее силы. Она, пробежав до остановки, прыгнула в подошедший трамвай. Охранник Василий в трамвай запрыгнуть не успел, перед его носом двери трамвая захлопнулись, и ему только и оставалось лупить кулаком по закрывшимся дверям.  Водитель трамвая оказался принципиальным, посчитал громилу, лупившего кулаком по  дверям его транспортного средства, хулиганом. Трамвай тронулся с места, Василий бежал следом, посылая в адрес  и водителя и Насти, проклятия. Настя, в салоне трамвая, вжалась в сидение, не дышала, с ужасом ждала, что сейчас, водитель откроет двери, и преследующий ее громила ворвется в трамвай. Не ворвался. Настя, в окно трамвая, увидела, как громила сел на заднее сиденье затормозившей белой машины, и машина неотступно последовала за трамваем. Но на одном из светофоров, трамвай проскочил красный свет, а белой машине пришлось остановиться. Настя, увидев, что преследователи отстали, выскочила из трамвая на ближайшей остановке, и тут же пересела в следом подошедший автобус, даже не поинтересовавшись его номером, и куда тот идет. Она забилась в уголок, в хвосте салона, засунула руки в рукава куртки (перчаток у нее не было), и, тут силы ее окончательно оставили, она прислонилась головой к автобусному стеклу, и  задремала…
5
Настю разбудили резкие тычки в бок, она приоткрыла глаза, глянула в окно, автобус стоял в каком-то темном месте, она перевела взгляд на того, кто ее потревожил, скорее всего, водителя автобуса, невзрачного мужичка восточной национальности. Он толкал девушку в бок, приговаривал:
- Давай, просыпайся, чего расселась, конечная остановка…
Настя протерла глаза, переспросила:
- Как конечная? Где конечная? Куда мы приехали?
- В парке мы, в автобусном…- нехотя отвечал водитель, - Выметайся из автобуса… Моя смена закончилась!
- Как смена закончилась? - недоумевала Настя, - Назад когда поедите?
- Утром поеду!
-А кто поедет? Автобусы еще ходят?–с надеждой спрашивала Настя.
-Ходят автобусы! Вон остановка! -водитель махнул рукой куда-то в темноту, - Иди туда, жди, напарник приедет, назад поедет!
Настя, с сожалением, выбралась из теплого уютного автобуса, в темную холодную ночь, потащилась к остановке, которая действительно оказалась  чуть в отдалении, у ворот автобусного парка. Она присела на стылую металлическую лавку, поежилась, передернула плечами, поняла, долго она на этой лавке не высидит, замерзнет, превратиться в ледышку. Из дома она сбежала в тонком бархатном спортивном костюме, под костюмом не было ничего, не колготок не майки, сверху короткая куртка-пуховик, на ногах сапожки на босу ногу. На ней не было и шарфа, и шапки, частично спасал капюшон, но только частично.  Настя принялась соображать, кому она может позвонить, попросить помощи – Короткову, Доронину? Да, наверное, нужно позвонить Короткову, он же обещал, как только запахнет жареным, приехать, спасти ее. Доронину звонить было стыдно. Она открыла свою сумку, порылась в ней, телефона не нашла. Все было на месте – паспорт, кошелек, ключи, и даже компьютерная флэшка, на которую она переписала информацию из  своего компьютера, то есть разговор Насти с Гриневичем, в Медицинском центре, бесценную информацию. Она выдохнула, сосредоточилась, еще раз перерыла все в сумке. Телефона не было! Она догадалась, телефон выпал из кармана, когда она прыгала с балкона.  Такого поворота событий она не ожидала. И, что ей теперь делать, где ночевать?  Можно поехать в гостиницу, снять номер, там, скорее всего, окажется  телефон, можно будет позвонить Короткову. Только вот номер его мобильного придется долго вспоминать, в крайнем случае, можно позвонить и утром, на служебный телефон (этот номер она помнила отлично). Только вот, где искать гостиницу и где искать такси, которое отвезет ее в гостиницу?
  Очередные неприятности не заставили себя ждать! Рядом, с сидящей на автобусной остановке, Настей остановились потрепанные «Жигули», из машины вышли трое угрожающего вида кавказцев,  прямым ходом направились к Насте. Один присел на металлическую лавку рядом с ней, двое других остановились поблизости. Кавказец, севший рядом с Настей, протянул руку, погладил девушку по светлым длинным волосам, взял ее лицо  за подбородок, повернул к себе, внимательно посмотрел ей в глаза, и, от удовольствия пощелкал языком.  Настя оттолкнула его руку, так, по хозяйски, лапающую ее лицо, отодвинулась от него, пересела на конец лавки. Кавказцу это не понравилось, он грозно произнес:
- Быстро встала, и пошла в машину!
Настя не прореагировала, как будто его не слышала. Он повторил:
- Пошла в машину, краля! Глухая, что ли?
Настя сверкнула на него голубыми глазами, сказала, как отрезала:
- Не подумаю, а вам лучше ехать по своим делам, вы же куда-то ехали? Я полицию сейчас позову, отойдите от меня, немедленно!
Кавказец ответить не соизволил, он просто-напросто схватил девушку за руку, силком поднял с металлической лавки, потом перехватил  поперек туловища, и поволок к машине. Настя отбивалась руками и ногами, пыталась кусаться. И вот ей удалось извернуться, ударить ретивого кавказца между ног коленом, тот, то ли от шока, то ли от боли, ослабил хватку, Настя вырвалась из его рук, и опять, как и несколько часов назад, помчалась по улице, со скоростью, близкой к сверхзвуковой. И опять у нее была фора. Кавказцы грузились в машине, заводили мотор, на это у них ушло минут пять-шесть, Настя успела пробежать достаточно…
Она бежала, одна-одинешенька, вдоль забора, огораживающего какую-то стройку. Забор был бесконечно длинным и глухим, не одна досточка не отходила, не единой щелочки не было… Настины силы были на исходе, ей не хватало дыхания, адреналин в крови уже не бурлил так сильно, она оборачивалась назад, видела свет фар машины, настигающей  ее, понимала, долго она не продержится, уроды-кавказцы ее скоро достанут… И, вот, на ее счастье, она, увидела, что от бесконечного забора отъезжает грузовик, скорее всего, там ворота, есть возможность попасть на стройку, спрятаться, укрыться! Настя прибавила ходу, действительно добежала до  ворот, которые уже закрывались. Она влетела в ворота, за ее спиной кляцнул засов.
6
Оказавшись на территории стройки, Настя оглянулась вокруг… Темнота, остов недостроенного здания, у ворот небольшая бытовка, в которой горит свет,  звучат людские голоса. Настя направилась к бытовке, в надежде, что там есть телефон, и строители (она молила бога, что бы не было строителей-кавказцев) помогут ей вызвать полицию…Но, к бытовке она подойти не успела…Раздался страшный грохот. В закрытые металлические ворота, со всей дури, ломились несколько человек. Настя поняла – преследователи-кавказцы ее настигли! Она даже спрятаться никуда не успела, стояла перед дверями бытовки. Из бытовки посыпались молодые полуодетые мужики (строители), тут же ее заметили. Окружили, стали задавать вопросы:
- Ты откуда взялась?
- Вот это да, смотрите кто у нас!
- Девушка, ты как к нам попала?
Настя делала умоляющие жесты, показывала рукой на ворота, из-за которых послышались крики:
- Открывай! Девчонка сюда забежала! Открывайте, отдайте девчонку!
Один из строителей (скорее всего, бригадир, не кавказец), лет сорока, коротко стриженный, в майке-тельняшке и камуфляжных штанах спросил Настю напрямик:
- За тобой эти уроды гонятся?
Настя закивала, сложила руки, как для молитвы, прошептала:
- Не выдавайте меня, не выдавайте…
Бригадир оказался правильным мужиком, пожалел девушку. Он махнул рукой высыпавшим на улицу строителям,  галдевшим и шумевшим, мол, заткнитесь, те замолчали, а он сам направился к воротам. Приказал, командирским тоном (Настя подумала, он бывший военный, точно, такие же начальственные нотки она иногда слышала в голосе Доронина):
-Не хулиганьте! Валите отсюда, пока по-хорошему разговариваю!
- Мужик, брат! Девчонку отдай, и мы уйдем! Это наша девчонка, она на стройку забежала, мы видели! Отдай, она наша!
- Нет тут никакой девчонки, никто к нам не забегал! Валите, иначе полицию вызываем, это частное строительство, вам проблемы нужны?
Кавказцы за воротами о чем-то посовещались, потом выдали:
- Сколько за девчонку хочешь?         
 -Вон пошли, уроды! – гаркнул бригадир, - Сказал, нет здесь никого!
Похоже, кавказцы поверили, затихли. Настя принялась благодарить бригадира, тот мотнул головой, мол, не за что, спросил, в свою очередь:
- Как ты попала в такой переплет, девушка?
- Я на автобусе ехала, заснула, до конечной доехала. Я на остановке сидела, другой автобус ждала, назад ехать, они и пристали…   
- Представляю, блондинка ночью на остановке, ты смелая, однако…
- Да нет… Просто таких уродов никогда не видела…
Коллеги бригадира были не такими благородными, как он, они окружили Настю, тянули к ней руки. Бригадир прикрикнул:
-Убрать руки! Не видите, девушка в беде оказалась,  смелая какая, убежать от уродов смогла…И мы, что теперь, как  уроды с ней поступим?
- Альтруист, ты, Пашка, мало на гражданке тебя бабы обижали! – сказал один из подчиненных  бригадира Пашки. Бригадир на его замечание не прореагировал, коротко бросил Насте:
- Пошли в бытовку, замерзла ты совсем, там поговорим…
Настя пошла за бригадиром в бытовку, не на шаг не отступая,  решила держаться рядом, посчитал, так безопасней. В бытовке было тепло, сильно накурено. Настя закашляла, но быстро привыкла. Бригадир спросил:
- А чего ты на остановке сидела, позвонить никому не могла, что б за тобой приехали, забрали?
- Я телефон потеряла… - ответила Настя.
- Эти отобрали?
- Нет, я его раньше потеряла, еще днем! - Настя решила в подробности не вдаваться. Бригадир протянул ей навороченный смартфон, предложил:
- На, звони…
Настя стояла перед бригадиром, засунув руки в карманы куртки, и в одном из карманов пальцами поглаживала маленький кусочек картона, визитную карточку, что дал ей Доронин в первые часы их знакомства, карточка лежала у нее в кармане с тех пор. И то, что карточка лежала у нее в кармане, развеяло все сомнения, кому она должна позвонить. Она   взяла  из рук бригадира телефон, достала из кармана карточку, и, глядя на карточку, принялась набирать номер… Бригадир, со словами:
- Ну и кто сейчас за тобой приедет? Выкуп что ли попросить… - взял у нее из рук карточку, прочитал имя и фамилию Настиного знакомого, переменился в лице, резюмировал:
-Выкуп просить не будем! Если это тот, кого знаю, правильные у тебя знакомые. Доронин Александр Иванович, военный?
- Подполковник, в отставке! - ответила Настя, сунула карточку, которую вернул ей бригадир обратно в карман, нажала на кнопку соединения на телефоне. Доронин ответил сразу:
-Кто это?–услышав ее голос, разволновался, - Настя, что случилось?
-Александр Иванович, можете за мной приехать? – попросила Настя.
- Настя, где Вы? Что случилось? Чей это телефон?
- Я не знаю где я… У меня неприятности…
Бригадир отобрал у Насти телефон, сам принялся объяснять, что случилось с Настей:
- У девчонки действительно неприятности, подтверждаю, и тебе, друг, стоит приехать! Сейчас объясню, как нас найти…
Объяснил кратко, точно, по военному, выключил телефон, произнес:
- Через полчаса будет…


7
Те полчаса, что Настя ждала Доронина, бригадир отгонял от нее своих коллег. Она сидела в уголке бытовки, сжавшись в комочек, смолила сигарету за сигаретой, из пачки, на ее счастье оказавшейся у нее в сумке. Строители курили какой-то непонятный самосад, а  бригадира сигареты «Прима», без фильтра. Настя  с ужасом слушала сальности, отпускаемые в ее адрес. Она думала, что бы было, если бы бригадиром строителей оказался не мужик по имени Павел, а какой-нибудь Казбек или Абдулла? Ее бы сами строители оприходовали, или продали преследовавшим  кавказцам? И что будет, если Доронин не приедет. Как она поедет домой? А что ее ждет дома? Или кто?
Ее опасения были напрасными, Доронин приехал. Ровно через полчаса. За воротами раздался автомобильный гудок, строители пошли открывать ворота. Настя услышала, шум двигателя, и через минуту на пороге бытовки возникла мощная фигура ее спасителя, Доронина. Настя встала, сделала к нему шаг, но ее опередил бригадир, Павел. Он бросился к Доронину обниматься. Мужики хлопали друг друга по спинам кулаками, смеялись. Настя не ожидала такого проявления эмоций от сдержанного Доронина. А Павел просто светился от счастья, теребил Доронина за рукав куртки, кричал:
- Здорово, командир, давно не виделись! Я как на визитке прочитал твою фамилию, должность - начальник Службы безопасности, сразу понял, это ты! Рад, что работу приличную нашел, и со здоровьем у тебя все в порядке!
 Доронину, наконец, удалось вставить несколько слов в монолог Павла:
        -Привет,Паша! Где пропадаешь? Виделись последний раз года три назад?
-Два, в Кремле виделись, когда награды нам вручали. Ордена тебе и мне,  Сереге Пирогову Звезду Героя, Коле Игнатьеву, посмертно, тоже Звезду, мать его получала. Помнишь?- ответил Павел. Доронин посерьезнел, произнес:
-Еще бы не помнить! Почему на встречи однополчан не приходишь?
- Да я был пару раз, тебя не было, вот и не встретились, кстати. Работу ребята-однополчане помогли найти. Я не местный, из Брянска. Вахтовым методом работаю, Москва-Брянск, отдыхать некогда. За подчиненными глаз да глаз нужен,что б,не уперли ничего,работали хорошо.Кнут хороший нужен!
- Не боишься, что темную тебе подчиненные устроят, за тотальный контроль? – улыбнулся Доронин.
- Не боюсь, Саша. Наша бригада на стройке лучшая, у нас выше всех заработки. Если бы рабочих не подгонял, копейки бы получали, а так, тысячи получают, и приличные…
Доронин перевел взгляд на Настю, стоящую за спиной бригадира, и спросил не у Насти, у бригадира:
- Как она здесь оказалась?
Бригадир усмехнулся:
- Вот так и оказалась, совершенно не понятным образом…Ты когда подъезжал, случайно не видел у ворот какую-нибудь машину?
Доронин кивнул:
- Стоит убитая «Шестерка»…
Тут Настя встряла в разговор, ей надело, что в ее присутствии о ней говорят в третьем лице, как будто она неодушевленный предмет, сказала:
- Александр Иванович, по дороге расскажу. Давайте поскорей поедем!
- «Шестерка» Вас караулит? – не отставал Доронин.
- Меня… - кивнула Настя.          
- Почему?
- Я же обещала, расскажу по дороге!
Настя обогнула массивную фигуру бригадира Пашки,  еще более массивную фигуру Доронина, вышла из бытовки, направилась к машине Александра. А тот опять обнялся с Пашкой, похлопал того по плечу, пожал руку, заспешил вслед за Настей. Пашка пошел следом, открывать ворота…
8
Машина Доронина выехала с территории стройки. Настя, сидя на переднем сиденье, пригнулась, не хотела, что бы ее увидели сидящие в «Шестерке» кавказцы. Их машина стояла четко напротив ворот, они все еще не угомонились, караулили, и скорее всего, они Настю в машине не разглядели, ее маневр удался. Доронин заметил эти ее телодвижения, строго спросил:
- Рассказывайте, что произошло…
Настя выложила Доронину усеченную правду, ровно столько, сколько она рассказала строителям - потеряла телефон, заснула в автобусе, преследовали кавказцы. Ему, того что она рассказала, оказалось мало. Скорее всего, он мысли ее читал, понимал, она откровенно врет. И сделав вид, что выслушал ее очень внимательно, сказал, безапелляционно:
- А теперь еще раз, с самого начала, и правду!
Настя вздохнула, принялась рассказывать. Опять не всю правду, часть правды, малую часть. Но пока она рассказывала эту малую часть, чего только от него не наслушалась! «Да разве так можно!», «Как не разумно!», «Как легкомысленно!», и конечно «Я просил!», «Я  предупреждал!». Настя закончила рассказывать, замолчала, сникла. Она очень устала, и ругань Доронина всерьез не воспринимала, думала, побурчит и успокоиться, только коротко произнесла:
- Вы прямо как моя мама!
Доронин хмыкнул, замолчал, крутил руль. Настя тоже помолчала, через несколько минут поинтересовалась:
- А куда мы собственно едем?
- Ко мне домой, Вам в свою квартиру возвращаться опасно…
- А где Вы живете?
- В центре, на Таганке. Не удивляйтесь, у меня всего лишь комната в коммунальной квартире.
- Не удивляюсь… - Настя пожала плечами.
- Хорошо.
- Хорошо… - Настя кивнула, вообще-то, ей было все равно куда ехать, хотелось побыстрее приехать, хоть куда-то…

Дом, в который он ее привез, Настю поразил до глубины души. Она совершенно не ожидала, что в центре города может быть дом с коммунальными квартирами, и полуразвалившийся. Они поднимались по деревянной лестнице, на третий этаж, она заметила в прорехах штукатурки деревянные перекрытия. На третьем этаже Доронин, достав из кармана связку ключей, одним из ключей отомкнул простую деревянную дверь, пропустил Настю вперед, вошел следом, остановился у одной из дверей, выходящих в темный коридор, принялся открывать эту дверь. Тут, из-за другой двери (всего дверей было четыре), чуть поодаль, послышался старческий голос:
- Ты, Сашенька?
- Я, дед, я…- отозвался Доронин, - Спи спокойно…
Из-за следующей двери раздался женский голос:
- Сашуля, почему так поздно, почти два часа ночи! Случилось чего?
Доронин успокоил и невидимую женщину:
- Галочка, все в порядке! Дела серьезные были! Спите все!
Из-за третьей двери, кто пришел, не поинтересовались, там захныкал ребенок, женский голос принялся ребенка баюкать, как показалось Насте, женщина за той дверью говорила на каком-то восточном языке. 
Соседи угомонились. Доронин, открыл, наконец, свою дверь, втолкнул Настю в комнату, дверь захлопнул, зажег свет. Настя оглянулась – комната была просторной, обставлена вполне приличной, современной мебелью, у входной двери стоял фирменный холодильник, а на стене, напротив широкого дивана, размещался  плоский телевизор, у окна – большое, уютное кресло. Настя разделась, повесила куртку на вешалку, чуть подумав, сняла сапоги, и босиком прошлепала через всю комнату, уселась в кресло, поджав голые, замершие ступни, принялась наблюдать за Дорониным. Вот он повесил свою куртку, рядом с Настиной. Аккуратно снял ботинки, поставил под вешалкой. Один параллельно другому. Рядом поставил Настины сапожки,  которые она небрежно бросила. Прошел вслед за Настей, уселся напротив нее, на диване, упершись локтями в колени, потер ладонями лицо, тяжело вздохнул. Настя заметила, он очень бледен, под глазами темные круги, на щеках проступила легкая небритость… Он сказал:
-Настя, будете спать на диване, я лягу на раскладном кресле. Вставайте, кресло разложим, я чистое белье дам.
Настя возразила:
- На раскладном кресле спать буду я. Я прекрасно знаю, что такое раскладное кресло – оно узкое и короткое, Вы не поместитесь. И потом, Вы хозяин квартиры, устали и Вам завтра на работу, выспаться не мешает… Я и так все Ваши планы нарушила…
Он кивнул, возражать не стал, спорить не хотел. Он действительно очень устал. Сегодняшний день у него выдался нервным, суматошным, противным. Пришлось ругаться, кричать, выяснять отношения, доказывать, бегать с этажа на этаж, быть сразу же в десяти местах. А он страшно не любил выяснять отношения! И ругаться пришлось не только с сотрудниками, но и с посетителями Торгового центра и с продавцами! У посетительницы украли кошелек, сотрудник Службы безопасности покинул свой пост никого не предупредив, а одна из продавщиц оказалась нечиста на руку – это только три эпизода из произошедших за  день, а их было больше десятка! Звонок Насти, в первом часу ночи, застал его на работе, он как раз разбирался с продавщицей, уговаривал вернуть  украденное, расстаться по хорошему, полицию не впутывать… А тут еще с Настей неприятности! Точно не его день! Он стянул пиджак, бросил на диван (такое редко случалось, он был патологически аккуратен), сорвал галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ему казалось, что в комнате душно (хотя было совершенно не так), помассировал затылок, как назло, у него началась головная боль. Он попытался сообразить есть ли у него таблетки от головной боли, но не смог сосредоточиться. И тут Настя, пристально наблюдающая за ним,  спросила именно то, что должна была спросить:
- Александр Иванович, у Вас голова болит?
Он кивнул, понял, отказываться бессмысленно, то, что у него голова болит, заметно. Настя порылась в своей сумке-рюкзачке, с которой не расставалась, протянула ему пластинку с таблетками, предложила:
- Возьмите, это хорошее лекарство, две сразу выпейте, поможет…
Доронин поблагодарил Настю, взял таблетки, выдавил из пластинки сразу две, собрался их проглотить, подумав, что не мешало бы запить таблетки водой, как Настя уже поднесла ему полный стакан воды. Она увидела белый пластмассовый чайник, на небольшой тумбочке, расположенной у двери, рядом с чайником стоял пустой стакан. Доронин запил таблетки водой. Настя отнесла стакан на место, заметила пиджак Доронина, валяющийся на диване, повесила пиджак на спинку стула, присела рядом с Александром, все еще трущим затылок, сказала негромко:
- У меня мама постоянно головными болями мается, работа у нее нервная, ученики-оболтусы доводят. Так вот, моя бабушка всегда, когда у мамы голова болела, массаж ей делала, меня научила. Хотите, Вам сделаю? Мама говорит, ей хорошо мой массаж помогает!
Доронин хотел отказаться, наотрез, но почему-то согласился! Настя, встав на коленки  за его спиной, принялась делать ему массаж головы, нежно нажимая на какие-то определенные точки на висках, затылке, надо лбом. Его головная боль прошла, почти сразу, как она закончила массаж (или ее волшебные таблетки помогли?). Настя, на массаже головы не остановилась, приложив определенные усилия, массировала его шею и  напряженные, уставшие плечи (за что он был ей страшно благодарен). Массировала минут пятнадцать, закончив, спросила:
- Вам легче? – и заглянув в лицо, вынырнув из-за его спины, констатировала, - Вижу, легче, цвет лица поменялся, и губы не такие серые.
- А, что у меня были серые губы? – поинтересовался Доронин.
- Еще, какие серые!  И лицо бледное, краше в гроб кладут… - она опять расположилась рядом с ним, начала оправдываться, - Вы меня простите,  головная боль у Вас из-за меня… Я завтра утром уеду домой…
- Во-первых, планов у меня особо никаких не было…- ответил Доронин, - Ехать домой, спать – вот единственный мой план, и, во-вторых, Вы никуда утром не уедете. Я поеду утром к Вам домой, и все разузнаю. Если будет безопасно, Вы туда вернетесь. А, сейчас давайте ложиться спать. Нет, нужно поужинать! - он хлопнул себя по лбу, - Старый дурак, поесть Вам не предложил. Но, у меня только одни пельмени… Будете? Любите пельмени?
- Нет, спасибо, я не голодна…- принялась отказываться Настя, - А Вы поешьте, ведь не ели ничего за целый день, я помню, Вы говорили, что один раз в день едите, вечером…
- Если честно, действительно не ел сегодня, не хочу совершенно!- признался Доронин, и предложил, - Мы с Вами чаю выпьем, у меня сгущенка есть и печенье, отличное дополнение к чаю. Вы какой чай любите? У меня, к сожалению, черный, в пакетиках. Пьете в пакетиках? Или зеленый любите?
- Я пью чай в пакетиках, терпеть не могу зеленый, просто обожаю сгущенку с печеньем!–произнося это, Настя улыбалась, - Сахар у Вас есть?
- Конечно, есть! Чай без сахара это не чай!
Они уселись пить чай с сахаром, печеньем и сгущенкой. Намазывали сладкое лакомство на печенье, старались побыстрее отправить печенье в рот, пока сгущенка не стекла по пальцам, и дальше на стол. Они смеялись, как дети, облизывали сгущенку со своих липких сладких пальцев. Настя спрашивала:
- Неужели Вы любите сгущенку? Вы,  серьезный суровый мужчина? Вы должны любить острое, соленое, любить мясо с кровью!
- Вот такой вот парадокс…- отвечал Доронин с улыбкой, - Люблю ее, подлую, для меня в детстве лучше лакомства не было! Я в детстве спортом занимался, на сборы спортивные ездил, там,  на диете всех держали, правильное питание проповедовали, мучное и сладкое не давали, а когда домой приезжал, отрывался! Сгущенку банками лопал! А мясо я люблю, но только хорошо прожаренное, по поводу острого и соленого, нет, не люблю, точно не люблю не острое, не соленое…
- Я тоже очень сгущенку люблю. Мы не богато жили, а сгущенка, не дорогая, бабушка с матерью ее часто мне покупали, бабушка говорила, что сгущенка полезней конфет, она банку открывала, себе в кофе пару ложечек добавляла, остальное мне доставалось! Я из банки сгущенку выливала на блюдце, туда хлебушек крошила, вот это  лакомство!
Наконец, чай был выпит, сгущенка с печеньем съедены, Доронин с Настей улеглись спать. Он выдал ей пастельное белье, одеяло, подушку и даже небольшой матрасик (все это у него оказалось в наличии), помог разложить кресло, постелить постель. И даже выдал ей свою фланелевую рубашку, между прочем, фирменную, страшно дорогую (вместо ночной). А шерстяные носки (вместо тапочек) он выдал ей раньше, еще до чая. Выдал чистое полотенце, проводил умыться, в коммунальную ванную комнату, где разжег газовую колонку, и терпеливо ждал, пока она умоется.
9
Настя долго не могла заснуть, ворочалась  на действительно неудобном раскладном кресле, вспоминала все то, что пережила за сегодняшний день (на целый год ее сегодняшних переживаний хватит), слушала, как тихонько похрапывает на широком диване ее замечательный сосед по комнате. Ей показалось, что он как лег, сразу же заснул (это было правдой, Доронин, ложась спать, думал, что не заснет вовсе, но заснул, как только его голова коснулась подушки, то ли он слишком сильно устал сегодня, то ли помог Настин массаж, то ли чай со сгущенкой и задушевные разговоры).
Настя думала о Доронине – почему он одинок, это не правильно! Такой мужик - красавец, умница! Он занудлив? У каждого есть недостатки, у Доронина недостатки -  занудливость и патологическая аккуратность, как чай выпили, он тут же чашки побежал мыть, и когда он шкаф открыл, у него все вещи там по полочкам оказались разложенными, постельное белье отглажено, у него даже ботинки аккуратно стоят, параллельно друг другу! Смогла бы она с ним ужиться? Да не вопрос! Она тоже не грязнуля, аккуратность ценит, но до абсурда не доводит. Кто кого бы перевоспитал? Он ее, как новобранца, или она его, как женщина? Скорее всего, была бы ничья. Он бы забыл об аккуратности, а она о разгильдяйстве.  Так все же, почему он не женат? Застегнут на все пуговицы, замкнут, молчит, именно этим женщин отталкивает, они считают его угрюмым бирюком, а он это мнение поддерживает. Его обидели, несправедливо, наверное, любимая женщина. А он очень сильный человек.  Сильные, обиду страшно тяжело переживают, до дурки, до самоубийства доходят.  Доронин,  молодец, держится, сопротивляется, борется. С этими мыслями она заснула…
Проснулась от звука будильника в мобильном телефоне Доронина. Покрутилась на своем кресле, села, сладко зевнула. Она жутко не выспалась на неудобном ложе. Бросила взгляд на Доронина, тот проснулся, спустил длинные ноги с дивана, покашливал спросонья (сигареты виноваты, курить нужно меньше!), бурчал что-то себе под нос. Заметил, что Настя проснулась, коротко сказал ей:
- Спите, еще очень рано!
Но Настя не могла спать, если приютивший ее хозяин комнаты  бодрствовал. Она вскочила, полная решимости приготовить ему завтрак. Он быстро осадил ее пыл – он никогда не завтракает! Тогда она предложила сварить кофе, от кофе он не отказался. Настя направилась к тумбочке у холодильника, где находилась кофеварка, последнее слово современной техники. Как она работает, Настя разобралась сразу же (Доронин осваивал кофеварку неделю), и Доронина, вернувшегося из ванной, посвежевшего, чисто выбритого, она встретила  чашкой кофе…
Затем наблюдала, как он облачался в белую рубашку, натягивал черный костюм, выбирал галстук из обширной коллекции галстуков (она бы выбрала другой, поярче), тщательно причесывался у зеркала, висевшего у входной двери,  приглаживал влажные густые волосы расческой с мелкими зубцами. С точки зрения Насти, бесполезное занятие, потому что легкая небрежность, не только в прическе, но и во всем остальном, ему бы не помешала. Насте очень хотелось растрепать его шевелюру, стянуть скучный, официальный галстук, расстегнуть пару пуговиц на рубашке…
Пока он одевался, она заметила и оценила все достоинства его отличной фигуры! Видно было, он занимался спортом, серьезно. В одежде было не заметно, в какой он хорошей физической форме, наоборот, в одежде он казался массивным, создавалось впечатление, что ему не мешает сбросить несколько лишних килограмм. И вот она убедилась - нет у него лишнего веса ни грамма, сплошные мышцы!  Офисный костюм,  хоть и дорогой, срывал его очевидные достоинства. Не нужен ему этот дурацкий костюм, ему нужны джинсы, футболка,  спортивная  короткая кожаная куртка.   
А он, перед уходом, начал поучать Настю - она может выйти из комнаты, только по крайней нужде! Захочет есть, в холодильнике лежат сыр и колбаса, и пусть пьет чай или кофе, на кухню – не ногой, захочет курить (она же курит!), он оставляет ей пачку сигарет и зажигалку, курить она может в комнате.  Он просто не хочет конфликтов с соседями, приедет с работы, с соседями ее познакомит, он постарается вернуться не поздно, и, конечно же, разузнает, что произошло в Настиной квартире. По-хорошему, Настя большую часть его тирады пропустила мимо ушей, она думала о его галстуке, рубашке и прическе, как ей все хочется изменить, и еще о его роскошных накаченных мускулах! Перед его уходом, она написала на бумажке телефон Короткова, попросила позвонить, предупредить, что она заболела, придет через несколько дней, Доронин, конечно же, пообещал, а раз пообещал,  сделает, она была в этом уверена. Когда он ушел, она сложила кресло, убрала пастельное белье, подушку и одеяло именно туда, откуда доставал Доронин, и улеглась спать на его широкий диван, более удобный и мягкий, чем пресловутое кресло. Она уютно завернулась в теплое одеяло, подушка приятно пахла дорогим одеколоном Доронина, и перед тем, как заснуть, подумала, что следующую ночь, как бы крамольно это не звучало, они проведут вместе, все к тому идет…

Глава десятая. Александр Доронин. Весна.
1
Что интересно, именно о том же самом думал и Доронин по пути на работу.   Он представлял Настю, заспанную, с всклокоченными волосами, в его фланелевой рубашке, чрезвычайно сексуальную,  возбуждающую, манящую. Вчера меду ними ничего не случилось, только благодаря (или вопреки) его головной боли. Но когда она делала ему массаж, он чуть с ума не сошел, с трудом сдержался. Ему до  умопомрачения хотелось схватить девушку в охапку, усадить к себе на колени, запустить руку под  бархатную куртку ее спортивного костюма, прикоснуться кончиками пальцев к ее атласной коже… Эротические фантазии, в которых Доронин представлял Настю, ему удалось стряхнуть только на подъезде к его Торговому центру. И что интересно, именно сегодня он ехал на работу на полчаса дольше обычного, тормозил на каждом встреченном светофоре, создавал пробки на дороге, трогался с места  только после неоднократного понукания следующих за ним машин, выражавшегося в оглушительных гудках и сигналах. Услышав безобразную какофонию звуков,  двигался с места, чтобы затормозить на очередном светофоре,  мечтательно задуматься, и опять создать пробку. Добравшись до Торгового центра, с горем пополам, Доронин поставил машину в гараж, приступил к своим прямым обязанностям (не забыв, однако, о Митриче с Марусей). Приняв дежурство, распланировав своим сотрудникам работу на день, и позвонив Настиному начальник, Короткову, он из Торгового центра уехал. Отправился к дому Насти, разузнать что произошло, так ли все плохо, как она рассказывала. Все оказалось хуже, чем можно было предполагать, много хуже…
Когда он подъехал к дому Насти, именно у первого подъезда, где располагалась ее квартира, заметил толпу обеспокоенных жильцов, среди которых конечно присутствовали и несколько любопытных старушек, с которыми Доронин был знаком. Но вот именно сейчас он решил на глаза старушкам не попадаться. (И правильно решил, но это стало ясно чуть позже). Он поставил машину подальше от дома Насти, к дому пошел пешком. Он поднял воротник кожаной куртки, глубоко засунул руки в карманы, проскользнул незамеченным, мимо любопытных старушек, вошел в подъезд. Но подняться сразу к квартире, которую снимала Настя, ему не удалось, прямо на него, по лестнице, да так, что ему даже пришлось чуть посторониться, двигалась скорбная процессия,  состоящая, скорее всего, из служителей закона,  которые несли   носилки со страшным грузом, затянутым в черный мешок. Четверо,  несшие носилки, вышли из подъезда. Двое, шедшие следом, затормозили, закурили. Они негромко переговаривались, Доронин прислушался. Один из затормозивших, постарше, говорил:
   - Надо же, совсем молоденькая, и вот, погибла… Убили…
Другой, помоложе, спрашивал:
- Как думаешь, за что? Говорят, известная журналистка, может быть, за ее статьи? Сейчас многие журналисты в криминал вляпываются, журналистские расследования ведут…
- Да нет, не она это! Я с соседкой поговорил. Журналистка – высокая блондинка, с длинными волосами, а эта невысокая брюнетка, с короткой стрижкой. Может быть перепутали, одну вместо другой убили, а может быть журналистка подругу грохнула, не поделили, мужика, например. И что интересно, документов никаких в квартире не нашли, личность убитой установить не удалось, и документов журналистки в квартире не обнаружено, но на ограбление не похоже, только компьютер разбит. Может журналистка деньги большие в квартире прятала. Кто этих журналисток разберет. Заказные статьи пишут!
- А соседка видела кого вчера вечером?
-Нет, не видела, рассказывает, что спать рано легла, около десяти, но сквозь сон слышала, в соседскую дверь кто-то настойчиво звонил…
Тут служители закона заметили Доронина, жавшегося в углу подъезда, заорали на него в два голоса:
- Ты что здесь делаешь, мужик? Кто такой?  Кто тебя пустил? Здесь чужим нельзя, в подъезде убийство! 
Доронин решил свалять дурака, авось прокатит, мужики ему поверят (существует же мужская солидарность), сделал лицо попроще, загундосил:
- Ребятки, так у меня это, свиданка! Меня баба ждет, она на четвертом этаже живет. Я с работы отпросился, моя баба тоже, муж у нее в командировке. Пропустите ребята, меня баба ждет!
Мужики оглядели Доронина с ног  до головы, кивнули (поверили, значит, он убедительно сыграл!):
- Ладно, иди, Бог с тобой!
  Доронин просто взлетел на второй этаж, оказался около квартиры Насти, но дверь квартиры была опечатана. Он выдохнул, почесал затылок, решая, что теперь делать, как понять, что произошло в Настиной квартире, кого там убили (что убили, это свершившийся факт, и он сам видел, как выносили тело). И Настя – это она кого-то убила, или убили вместо нее, если вместо нее? Вопросы, вопросы, вопросы! Настя рассказывала совершенно иное…Что же произошло на самом деле? Он поднялся на один пролет, остановился у окна, и опять ему несказанно повезло, окно оказалось приоткрытым! Видно кто-то из жильцов приоткрыл, в подъезде пахло не слишком приятно, да что там пахло, воняло! Мусоропровод забит под завязку. Так вот, Доронин прислушался к голосам, раздававшимся с улицы, разговаривали соседка Насти, та, что сдала ей квартиру и один из служителей закона.  Он услышал все с первого до последнего слова. Соседка говорила:
- Машина стояла у подъезда, белая машина, по-моему, я в окно видела, там мужчины сидели, трое, лет тридцати-сорока, особых примет я не разглядела, один из них вроде бы светловолосый. Вот еще, я уже рассказывала, что слышала, в квартиру соседнюю звонили, долго звонили, а потом крики какие-то были, мужики ругались…
- Женских криков не было?
- Нет, не было…
- А к журналистке кто-то приходил? Навещал ее?  Вчера, например?
- Нет, вчера никто не приходил, так она на работе все время! А так, навещал, конечно! Мужчина навещал, высокий, темноволосый, симпатичный, лет сорока, такой серьезный, суровый. Скорее всего, Ваш коллега!
Служитель закона, внимавший словам соседки Насти, напрягся, переспросил:
- Наш коллега? С чего Вы взяли?
- Так, он выглядел соответствующим образом! И разговаривал как человек, обладающий властью, привыкший командовать…
- Звали его как? Мужика того?
- Александром Ивановичем, может Васильевичем, не помню, он один раз представился, когда квартиру снимал для журналистки этой…
- Понятно, фоторобот сможете составить?
- Смогу, конечно!
- Вызовем Вас, ждите…
Доронин с облегчением вздохнул, соседка не стала описывать его собственную внешность, яркую и приметную, прямо сейчас, а то служители закона, вспомнили бы, что видели этого самого мужчину минуту назад, он прошмыгнул в подъезд. Но любопытная соседка выдала совершенно бесценную информацию – у подъезда стояла белая машина! Можно будет посмотреть камеры видеонаблюдения за вчерашний вечер, увидеть номер машины, но Доронин не сомневался, каким будет этот номер…
 Доронин дождался, когда толпа у подъезда разойдется, но ждать ему пришлось довольно долго, больше двух часов,  кумушки-соседки никак не могли разойтись, перетирали случившиеся. Доронин ждал на пятом этаже, у чердачного окошка. Он курил украдкой, в окошко, даже телефоном боялся воспользоваться, лишь послал смс своему другу Сереге Пирогову, с просьбой узнать, что произошло в квартире Насти. У Пирогова везде были знакомые, а уж в московской полиции на всех уровнях! Пирогов через час прислал ответное смс, мол, кое-что узнал. Доронин ответил - позвонит, как только сможет…И вот толпа у подъезда рассосалась, Доронин, на цыпочках, оглядываясь и озираясь, практически не дыша, покинул подъезд (и в который раз ему повезло, он никого из соседей не встретил). Но, оказавшись на улице, он не преминул проверить, правду ли ему говорила Настя о том, что потеряла телефон под окном квартиры. Он обогнул дом, и принялся шарить в снегу, под окном квартиры Насти, и нашел ее телефон, вернее его останки. Телефон был разбит. Доронин   добежал до своей машины, уселся в нее, и лишь тогда смог выдохнуть, тут же достал свой телефон, принялся названивать Пирогову. Серега опять ворчал, как старый дед, причитал, что Доронин постоянно подбрасывает ему работку, и все пыльную, не пыльной от Доронина не дождешься, а ящик коньяку, или хотя бы бутылку он ждет уже целую вечность. Доронин прекрасно знал, у  Сереги такая манера общения, говорит он эти все гадости не со зла, он очень хорошо относится к своему боевому другу, ведь именно Серега вез раненого Александра Доронина в госпиталь, гнал старенький УАЗик по горам, как сумасшедший. И потом в госпитале, орал на медиков, грозил пистолетом, требовал, чтобы раненого оперировали немедленно. Это Доронину потом рассказали, уже в московском госпитале, сам Пирогов никогда о том случае не говорил, на благодарность Доронина, коротко бросил: «Что было, то было, быльем поросло, ты бы Сашка, на моем месте точно также бы поступил…».
И вот что, Пирогов рассказал об убийстве в Настиной квартире.  В восемь утра, сегодня, в полицию позвонила Настина соседка, рассказала – в соседней квартире открыта дверь, она туда заглянула, обнаружила труп неизвестной девушки, в квартире было все перевернуто, что-то искали. Приехала полиция, установила - убийство совершено из огнестрельного оружия, личность девушки не известна… Все! Нет, еще вот что, дело забирают на Петровку, будет МУР расследовать, все таки в деле известная журналистка замешана, то ли подозреваемая, то ли свидетель, и завтра Пирогов узнает, кто это дело будет расследовать, у него на Петровке дружбан хороший, до завтра пусть Сашка ждет. И еще, если он, Сашка знает, где Настя Кораблева, ну та журналистка, то пусть передаст ей, что сегодня лучше в квартире не появляться, огребет по полной программе, пусть переждет, когда все устаканится. Доронин, как всегда поблагодарил своего верного друга, решил, не заезжая на работу, ехать домой, разбираться с Настей, выпытывать из нее всю правду.
И по дороге домой, крутя руль своей машины, он рассуждал сам с собой о произошедшем, ругал Настю почем зря. Ведь не послушала она его, мерзавка такая, поперлась в Медицинский центр, и там, скорее всего, ее видели. Многоуважаемый лектор Трофимов со своей женушкой, целительницей Варварой прислали к ней домой братков, разбираться. Только вот откуда взялась убитая девушка?  Была с братками? А кто ее убил? Братки или Настя? Настя, защищаясь от братков, убила девушку, и сбежала? И об убийстве ему побоялась рассказать?   Нет, тут что-то не стыкуется. Откуда у Насти пистолет? Отобрала у братков? Соседка сказала, что в белой машине, что стояла у дома, сидело три мужика, Настя с тремя бы не справилась, хотя вполне вероятно, у одного из них мог быть пистолет… А девушка убитая как в эту схему вписывается? И еще что странно, соседка слышала крики мужиков, женских криков она не слышала, так, что же получается, Настя дралась с мужиками, и не проронила ни звука? И девушка, которую убили, тоже молчала? И еще вот что. На лице и теле у Насти (он видел своими собственными глазами!) нет ни синяков, ни ссадин (следов драки), вот такое, как возможно?
      2
Дома его ждали очередные неприятности. Уже на подходе к своей квартире он услышал крики, а войдя, увидел картину, достойную великих классиков, кисти Босха и пера Шекспира. Настя, скорее всего, уже успела поссориться с его «милыми» соседями, и теперь они выясняли с ней отношения, все сразу, и дед Вася, маленький, сгорбленный, размахивающий тощими ручками-веточками, выговаривающий Насте угрозы совершенно не страшной скороговоркой, огромная Гала, в неизменном ярком шелковом цветастом халате, ругаясь, мешала армянские слова с русскими, и Магомед со своими женами (в полном составе), стоящий, вроде бы с равнодушным, безразличным лицом, что не соответствовало действительности, безразличное выражение его лица было всего лишь маской, иногда  бросающий в сторону Насти грозные взгляды и короткие ругательства, а вот его жены напоминали разъяренных фурий. Настя, полуголая, в одной  фланелевой рубашке, забилась, в коридоре, в угол между туалетом и ванной комнатой, а соседи наступали на нее, с криками и руганью, а она шипела, огрызалась в ответ. Дед Вася причитал:
- Ты кто такая, откуда взялась, что ты здесь делаешь?
Гала басила:
-Ты взяла мою кастрюльку, ты не имела права без спросу брать чужое! Ты сыпала в кастрюльку мою соль и мои специи! Ты взяла  их без спроса!
Магомед чеканил слова, его жены визгливо ему вторили:
- Ты стирала свое белье в моей стиральной машине, ты стирала свое белье моим порошком, ты безответственная, безнравственная женщина!
Александр, понаблюдав пару минут, решил эту комедию абсурда прекратить, гаркнул:
- А ну замолчите все!
Его соседи, все сразу, повернулись к нему, заговорили одновременно:
- Кто она такая, как попала в нашу квартиру!
- Она взяла мою кастрюльку, она варила пельмени в моей кастрюльке, и сыпала в кастрюльку мою соль и мои специи!
- Она стирала свое белье в моей стиральной машине и моим стиральным порошком! Я не разрешал ей этого!
- Нашим порошком!
- В нашей   машине!
- Мы не разрешали!
Доронин почувствовал себя Генеральным секретарем ООН, приехавшим в лагерь палестинских беженцев, соседи скакали перед ним, тараторили все одновременно. Александр гаркнул еще громче:
- Замолчите, кому сказал!!
Соседи замолчали, замерли, а Доронин плечом раздвинул их толпу, и, взяв Настю за руку, поволок в свою комнату. Он хотел всыпать ей по первое число еще там, в коридоре, в углу между туалетом и ванной комнатой, но ему было стыдно перед соседями. За Дорониным засеменил дед Вася, он побоялся ссориться с ним:
- Сашенька, так это твоя женщина? Ты привел? Почему она сразу не сказала, что она твоя? Мы бы не орали на нее!
- Моя, моя, дед! Я привел… - коротко ответил Доронин, обернулся к остальным соседям, все еще молчащим, извинился за Настю:
-Прошу простить, дорогие соседи, я не объяснил моей женщине правила поведения в нашей квартире. Гала, с меня коробка конфет, к сожалению, твою соль и твои специи я восполнить не смогу. Магомед, с меня пачка стирального порошка, и если хочешь, можешь стирать в моей машине, я не против, и перед женами твоими я тоже извиняюсь…
 Он затолкал Настю в комнату, пихнул в кресло, сам выдвинул из-за обеденного стола стул на середину комнаты, перевернул спинкой вперед, сел на стул верхом. Настя, вжалась глубоко в кресло, поджала голые ноги, бросала на Доронина испепеляющие взгляды, уж слишком грозно он выглядел сидящий напротив нее верхом на стуле в расстегнутой кожаной куртке с меховым воротником. Он начал ей выговаривать:
- Настя, я же просил не выходить из комнаты, не ссорить меня с соседями! Я просил! Вы специально так поступаете, мне на зло? Зачем Вы взяли чужие вещи, все, что нужно для хозяйства у меня есть, вот тут в тумбочках, и стиральный порошок, и соль и специи и кастрюльки, почему Вам понадобилось брать чужие? И еще, я же просил Вас не ездить в Медицинский центр, Вы поехали! И Вы все время мне врете!
- Александр Иванович, я не виновата…- это были первые слова, что произнесла Настя в свое оправдание.
- Вы не виноваты? – Доронин был возмущен не на шутку, - Вы не ездили в Медицинский центр? Вы сказали правду,  что к Вам в квартиру вломились неизвестные, но это очень сомнительно!
- Правда, вломились, я не вру…- пробормотала Настя.
-Почему они к Вам вломились, что Вы сделали такого? Опять скажите, что не знаете? Только не врать!
- Я, правда, была в Медицинском центре, и я помню, что Вы просили меня этого не делать, и меня там узнали, но мне удалось уйти…
-Боже! – Доронин схватился за голову, - Но я уверен, что это еще не все… Вы сказали, что Вас узнали, кто узнал?
- Охрана…
- Дальше! В квартиру вломились неизвестные, и оказывается, Вы знаете, кто вломился и почему. Тогда может быть, расскажите, как в Вашей квартире оказалась мертвая девушка?
Глаза Насти округлились, она охнула, закрыла рот руками, потом отняла руки ото рта, прошептала:
-Вы о чем, Александр Иванович, какая мертвая девушка? Шутите?
- Так какие шутки! Я похож на шутника?
- Не очень… - выдавила из себя Настя.
- Вот именно, не очень…- резюмировал он. Скорее всего, ему стало жарко, он скинул свою кожаную куртку, отбросил в сторону, потом скинул и пиджак,  расстегнул ворот рубашки, оттянул вниз узел галстука, но грозный вид, оставшись в одной белой рубашке, не растерял.  Наоборот, он придвинулся, вместе со стулом, еще ближе к Насте, и теперь сбежать у нее не было вообще никакой возможности. Он продолжил:
- О главном. Я приехал сегодня утром к Вашему дому и узнал вот что. В  квартире действительно нашли труп девушки. Соседка нашла. Дверь в квартиру  была открыта…
- Ворвались двое мужчин, девушки никакой с ними не было. Машина была, белая. Я бежала по улице, краем глаза видела, что за мной едет машина, в  машине было трое, двое те, что ворвались в мою квартиру и шофер, девушки точно не было…- Настя мотала головой.
- Потом о девушке. О Вашем посещении Медицинского центра. Говорите честно, кто Вас там узнал!? Честно!! – рявкнул Доронин.
  Настя вздохнула:
- Юрист меня видел, Гриневич. Я решила об Экопоселении выведать, я не думала, что меня узнают.  Я записала разговор на диктофон…
- Где запись? – потребовал Александр.
- У меня в сумке, на флэшке…
- Позже послушаем. Похоже, именно запись бандюки искали. Дело об убийстве девушки в Вашей квартире забрали на Петровку, завтра я буду знать, кто ведет следствие, и детали расследования…Точно не знаете убитую девушку? Правду говорите?
- Мамой клянусь, и сыном, не видела я не какой девушки, не в машине не на улице, не в квартире…
Вдруг Настя сообразила, если люди Трофимова смогли найти ее, значит, очень скоро они найдут ее мать и сына. Нина Федоровна и Санька в опасности! Настя вскочила с кресла, и тут сообразила, что одета всего лишь в рубашку Доронина, свою одежду она неосмотрительно выстирала (в стиральной машине и порошком Магомеда). Настя чуть не заплакала от отчаяния. Что ей делать? Ей нужно, просто необходимо, немедленно уехать в Великий Новгород, ей нужно спасать свою семью! Ничего, она справится, не из таких ситуаций выпутывалась. Она вздохнула, выпрямилась, вскинула подбородок, потребовала:
-Александр Иванович, мне нужно немедленно уехать, к маме и сыну!
- Настя, Вам не нельзя никуда ехать. Вас ищет полиция, и лучше, если полиция не сегодня, не завтра Вас не найдет… - Доронин был спокоен и не пробиваем как танк.
- Вы не понимаете, что моя семья в опасности!
-Понимаю, но чем Вы можете им помочь? Как Вы можете их спасти?
- Я буду вместе с ними, у них нет защиты кроме меня! Если с ними что-то случиться, я не прощу себе никогда, я жить не смогу! – Настя уже кричала, и громко, Доронин попытался ее успокоить:
-Настя, тише, прошу. Вы не можете никуда ехать, поймите! Выйдите из дома, Вас  арестуют,  отправят в СИЗО, по подозрению в убийстве!
- Каком убийстве? Кто меня ищет, кроме преступников?
- Полиция Вас ищет…- Доронин был неумолим, - Вы не понимаете, Вам лучше остаться здесь!
- Тебе легко говорить, твои дети опасности не подвергаются! – орала Настя, бросала ему в лицо обидные слова, - Дети твои с мамашей своей в тепле и уюте. Мой ребенок в опасности, я его спасу! Меня ты не удержишь! Тебя жена бросила, это еще нужно понять почему! Почему ты с детьми не видишься, с бывшей женой у тебя конфликты, говорить о ней не хочешь. Достал, видно своим занудством, вот она тебя знать не хочет!
- Заткнись, дура! Что ты обо мне знаешь? Ты ничего обо мне не знаешь! И еще – завтра тебе стыдно будет… - Доронин цедил эти слова сквозь зубы, весь белый от злости. Настя его уже не слышала,  пыталась прорваться к выходу, Доронину пришлось ее скрутить. Она царапалась, кусалась, но на Доронина ее сопротивление действовало не сильнее комариных укусов, ее кулаки отскакивали от его спины, как от боксерской груши, и он был сильнее ее раз в сто.  Он крепко удерживал ее, боролся с маниакальным желанием надавать ей пощечин, как можно быть такой тупой, неразумной, себя не любить, и еще своих родных и близких подставлять, и все ради чего? Ради дешевой сенсации! Газетной статейки! Вот она перестала его лупить, он разжал руки, толкнул ее в кресло, но она не просидела в кресле и секунды, тут же вскочила, но замерла, как кролик перед удавом, потому что увидела его лицо, смертельно бледное, а вот глаза его сверкали каким-то особенным, но не добрым блеском. Он вздохнул, начал говорить, негромко, но в голосе у него звучал металл:
- Настя, послушай, я помогу Нине Федоровне и Саньке, с ними ничего не случится, они будут в безопасности, гарантирую. Я очень прошу, останься здесь. Если попадешь в СИЗО, скоро не смогу тебя  вытащить. Серега Пирогов предупреждал об этом, а он напраслину городить не станет, завтра все выясним, я поговорю со следователем, может быть ты  сможешь уехать в матери и сыну. Дай мне пару минут, я позвоню кое-кому…
Настя поверила, кивнула, уселась в кресло, натянула на голые коленки его фланелевую рубашку, отвернулась, ей уже было стыдно за свои слова, она вела себя, как стерва, а он всего лишь хочет ей помочь, искренне. И еще, она испугалась своих ощущений, потому что, когда  Доронин схватил ее в охапку, и скрутил, ей безумно хотелось, что бы он ее не отпускал, держал как можно дольше и как можно крепче, а еще ей очень хотелось, что бы он ее поцеловал, она была уверена – он классно целуется. И все эти эмоции она испытала именно в тот момент, когда они поругались, вусмерть!  Он, зажав в руке телефон, вышел в коридор, вернулся через пять минут, и выражение лица у него было уже спокойным, уселся за стол, а не на стул напротив нее, так же, как вчера вечером потер лицо руками, произнес:
- Все  в порядке, Настя, буквально в течении часа, за Вашей мамой и сыном приедут, увезут, и спрячут в надежном месте…
-Кто приедет, Александр Иванович, куда  увезут? – спросила Настя.
- Приедут мои друзья, а увезут на военную базу, где расквартирован отряд спецназа Северо-Западного военного округа. Не волнуйтесь, туда и мышь не проскочит, не то, что наши друзья из Медицинского центра…
- Дайте телефон, пожалуйста, я позвоню маме, ее нужно предупредить. Нет, лучше Вы позвоните, Александр Иванович, она Вас послушает, меня нет.
- Хорошо, я позвоню Вашей маме, скажите мне ее городской номер, так будет лучше,   отследить звонок сложнее…
Он достал мобильный телефон из кармана куртки. Как Настя поняла, это был запасной телефон, дешевый, кнопочный, набрал номер, продиктованный Настей, любезно поговорил с Ниной Федоровной, объяснил, почему они с Санькой должны уехать, и насколько. Как предполагала Настя, с Дорониным ее мама спорить не стала, только спросила, можно ли взять кота, без кота Санька не поедет. Доронин разрешил (резонно подумав, кот на военной базе помехой не будет, тем более кот привык путешествовать). Поговорив с Дорониным, Настина мама попросила переговорить с дочерью, он передал трубку Насте.  Та внимательно слушала, что говорит ее мама, коротко отвечала «хорошо», «конечно», «обязательно», поблагодарила, нажала на телефоне на кнопку отбоя, и замерла с телефоном в руке. Доронин что-то спрашивал, она не слышала. Он разжал ее пальцы, вынул из руки телефон, принялся тормошить, трясти, она не реагировала, тогда он влепил ей пощечину. Она охнула, закрыла лицо руками и зарыдала, горько, страшно.  Она билась в истерике, Доронин успокаивал ее, не понимал, что  произошло, из-за чего она так страшно рыдает, что сказала ей мать, умер, что ли кто-то. Он спрашивал:
- Что случилось, кто-то умер? Да скажи хоть слово!
И вот Настя это слово, даже не одно, а два смогла вымолвить:
- Убитая девушка…
- Что, что ты сказала? – Доронин недоумевал.
-Я знаю девушку, убитую в моей квартире! - проговорила Настя
Он усадил ее в кресло, сам присел на корточки рядом, держал ее руки, гладил ее пальцы, и все переспрашивал:
- Ты знаешь девушку, убитую в твоей квартире?
Настя высвободила свои пальцы из его руки, обхватила его за шею, уткнулась носом в плечо, и ему не оставалось ничего другого, как обнять ее, прижать к себе. И что он при этом испытал! Лучше бы она этого не делала, не обнимала его! Еще немного, и он может перестать себя контролировать! Вот Настя разжала руки, отодвинулась от него (он мысленно поблагодарил ее за это), глубоко вздохнула, и вроде бы  успокоилась. Он опять спросил:
 - Ты знаешь девушку, убитую в твоей квартире?
  -Да, знаю. Это моя подруга детства, Катя Филимонова, мы в одной квартире жили, в Питере. Мы уехали из Питера, когда мне шесть лет было, Кате столько же. Катя в Питере осталась. Мы все это время переписывались, сначала письма писали, потом по электронной почте. У нее жизнь не складывалась, любовь она все искала. Вроде бы нашла в Москве. Мама говорит, она мне дозвониться пыталась, сказать, что едет ко мне, не дозвонилась. Если честно, я телефон вечером отключила, статью писала, а потом и вовсе потеряла, А она мне звонила. И вот приехала, а меня нет, и скорее всего, ее эти уроды убили, подумали это я… Господи, это из-за меня…
Она опять попыталась расплакаться, Доронин не дал, теперь уже он прижал ее к себе, гладил ее спину, и даже, как ей показалось, целовал ее волосы. Она отстранилась от него, подняла на него глаза, сказала строго:
-Пожалуйста, Александр Иванович, не смейте меня не бить! Меня никто никогда не бил! Никто! Даже б.м., отец Саньки, хоть он и подлец!
- Настя прости, я не знал, как тебя успокоить, у тебя такая страшная истерика была, вот-вот обморок бы случился…
- Не случился же… Александр Иванович, я так виновата… Сколько же глупостей я наделала, и какие страшные последствия…
- Настя, мы попробуем завтра во всем разобраться, вопросы порешать, может быть это и не твоя подруга, может быть кто-то другой…
- Только бы это была не Катя! Вы видели ее? Как она выглядела?
- Не видел. Сказали, брюнетка, с короткой стрижкой, не высокая…
- Это Катя…- Настя опять заплакала, Доронин ее успокаивал, приводил в чувство, в течении двух часов, его рубашка вымокла насквозь от ее слез.
3
Он настолько вымотался, что сил ехать на работу у него не было,  позвонил на службу, договорился со своими сотрудниками, они обещали не подвести его, перед закрытием Торгового центра все тщательно проверить. И еще ему позвонил Пирогов, он нашел следователя с Петровки, назначенного расследовать убийство неизвестной девушки в квартире Насти, и он уже договорился о встрече Доронина со следователем. Следователя друзья Пирогова характеризовали хорошо, мол, вдумчевый, талантливый, молодой, но перспективный, и что главное, этот следователь, фамилия была его Бойко, всегда имел свое собственное мнение, не под кого не подстраивался. Доронин вздохнул с облегчением, если следователь так хорош, значит, будет объективное расследование.

Чуть позже он спросил у своей непрошенной гостьи, все также, поджав ноги сидящей в кресле, но уже переставшей горько и страшно рыдать:
- Настя, зачем ты практически поссорила меня с соседями, зачем понадобилось брать их кастрюльки, соль, специи, стиральный порошок?
Она ответила прямо, без утайки:
- Ну, во-первых, я не знала, что то, что находится на кухне, нельзя брать. Порошок в ванной комнате, решила, что общий. Я думала, здесь как в общаге, что в комнатах – личное, а в ванной комнате и на кухне – общее. А во-вторых, еще раз простите, я сейчас пойду перед соседями извинюсь. Если хочешь, если хотите…- Настя сбилась, и спросила прямо, - Александр Иванович, я же Ваша женщина, Вы сами так сказали!
Доронин потер затылок, выпрямился, хрустнув суставами (он сидел рядом с Настиным креслом, на диване)  улыбнулся, с ее точки зрения, немного загадочно, произнес:
- Ну, во-первых,  позориться перед соседями я тебе не дам, я  за тебя извинился, во-вторых, по поводу моей женщины, я сказал это в сердцах…
- Я не понимаю, ты, что не хочешь, что бы я была твоей женщиной? – Настя потребовала от него конкретного ответа, и он, к ее удовольствию, конкретно ответил: 
- Хочу, до сумасшествия…
Он даже на ноги поднялся, от полноты чувств, видно хотел сбежать от нее куда подальше.  Настя ему не дала сбежать. Вскочила с кресла вслед за ним, обняла за шею, прижалась к нему, она и раньше обнимала его, но по-дружески, ища у него защиты, поддержки, теперь она обнимала его, как женщина обнимает мужчину, в надежде на любовь и ласку. И получила эти любовь и ласку в полной мере! Он обхватил ее, сгреб в охапку, прижал к себе со всей своей недюжинной силой, запустил руку под фланелевую рубашку, с нежностью  (на которую он оказывается  способен!) провел рукой по ее обнаженной спине...А она, встав на цыпочки, прижалась губами к его губам, поцеловала, первая поцеловала, он ответил на ее поцелуй, и он действительно целовался прекрасно, она не ошибалась! И еще она поняла (ее как молнией прошило, с головы до ног) – они созданы друг для друга, они подходят друг другу идеально - рост, вес, длина рук,  изгибы   тел, выпуклости и впадины, все соответствовало! Они просто влипали друг в друга, как элементы детского конструктора «Лего». Они были двумя половинками одного яблока, когда-то небрежно, неровно разрезанного, а теперь соединенного воедино.
А потом он подхватил ее на руки, легко, как пушинку, и бросил на диван, попутно сорвав с нее свою рубашку, дернув с такой силой, что по комнате полетел фейерверк пуговиц. Она помогала ему, стягивала с него рубашку, брюки, простую белую майку-алкоголичку, и под майкой, на его мощной груди, с левой стороны, увидела длинный глубокий шрам, уже сглаженный, растянутый, было заметно, что этому шраму много лет… Она провела по шраму кончиком пальца, спросила:
-Откуда это? Если скажешь, что бандитские пули, я на тебя обижусь!
- Ранение… - он ответил очень коротко.
- Есть еще шрамы?
- Да, на правом бедре…-он показал на шрам на бедре, - Сустав был раздроблен полностью, в Германии делали операцию, сустав заменили, и на спине, но там еще и шрам от операции, осколком был перебит позвоночник…
- Ты был столько раз ранен?
- Один раз… Я был ранен один раз за почти двадцать лет пребывания на войне, но этот один раз стоил десяти или даже двадцати ранений. Сейчас все в порядке, я практически здоров, марафон могу бегать. Прости, не готов тебе сейчас о ранении рассказывать, не хочу…
Но Настя настаивала:
- Просто ответь, очень больно было?
- Не знаю… - он мотнул головой.
-  Ну, по шкале от одного до десяти?
- Пятьдесят…
Она вздохнула, дальше расспрашивать его о ранении не решилась,  и    некогда ей было расспрашивать, они были заняты совершенно другим,  нужным и важным, вечным, как мироздание…

А позже она осознала, что и в постели, они идеальные партнеры (за час, проведенный в постели с Дорониным она получила больше эмоций, чем за несколько лет совместной жизни с Клюевым), посланы друг другу проведением,  и то, что они встретились в этой жизни – совершеннейшее чудо. Вот только зачем оно, это чудо, они все равно не смогут быть вместе. И тут же отогнала от себя дурацкие мысли – потом, она подумает об этом потом, сейчас у нее другие заботы. Она с потрясающим мужчиной, который чувствует ее, понимает, читает ее мысли, с которым она слилась в единое целое. Почти об этом думал и Доронин – о совершеннейшем чуде, о провидении, о том, что Настя действительно его женщина, по всем параметрам и канонам!  И еще о том, как отец ее ребенка мог бросить такую великолепнейшую женщину, лучшую на земле. Есть женщины красивее, есть богаче,  есть умнее, но есть ли на свете женщины ЛУЧШЕ Насти, это вопрос!
4
Настя, повернулась на правый бок, поуютнее устроилась рядом с Дорониным, лежащим на животе, ткнулась носом в его упругое плечо, поцеловала в висок. Потом протянула руку, с чувством провела рукой по его мощной спине, снизу вверх, ее рука замерла у него на шее, потом переместилась выше, на затылок. Пальцы Насти  зарылись в густой короткий ежик его волос, с удовольствием потрепали этот ежик, погладили против роста волос, переместились выше, на его макушку. Там волосы были  чуть длиннее,  и Настя с удовольствием ерошила их,  пропускала сквозь пальцы. Поняла, ей очень нравятся мужчины с густыми волосами. Доронин повернулся, удержал ее руку, треплющую его волосы, произнес:
- Настя, прости, я, наверное, был груб с тобой…
В ответ Настя задала вопрос, удививший его:
- Саша, сколько тебе лет?
Он пожал плечами, ответил:
- Сорок… Нет, уже сорок один…
- И в сорок один год у тебя еще остались комплексы? У тебя не должно быть не одного комплекса! Ты невероятный мужчина! Ты великолепный, потрясающий, ты супермужчина! Ты не должен комплексовать! Должен понимать – ты идеал! Женщины при виде тебя должны в обморок падать и штабелями укладывать, а ты можешь любую из них подобрать!    
- Такого от женщины, с которой только что  переспал, я еще никогда не слышал!
- Мне не нравиться слово «переспал»…
- Тогда занимался сексом…Устраивает?
- Так мне тоже не нравиться…
- Тогда скажи, как нужно назвать то, что мы с тобой сейчас делали?
- Занимались любовью. Такое прекрасное слово Любовь, между прочим, слово женского рода. А секс мужское слово, грубое, некрасивое. Вот когда мы говорим Любовь, мы себе представляем речку, лес, море. Красивый  пейзаж! А секс  что-то животное, грубое. Есть женские слова, есть мужские.  Например, свадьба  женское слово, веселое, радостное, а брак – мужское, и хорошее дело браком не назовут. Женские слова – Вера, Надежда,  жизнь…
- Очень спорно! – возразил Доронин, - Женского рода слова война, беда, боль, мужского – Мир и Бог. Вот такие пироги! И давай  философский спор продолжим в другое время, а не в постели, во время занятия любовью… - он подчеркнул «любовью».
Она тихонько засмеялась, прижалась к его плечу, еще раз потрепала его волосы, поцеловала в щеку. Он, обняв ее, произнес:
- Мне действительно никто таких замечательных слов не говорил. Говорили, что  я супер, я мачо…
- Я вот что хочу сказать, я не вру, это честное слово,   мужчины, подобного тебе, такого шикарного,  в моей жизни никогда не было. Ты лучший! Только вот, в следующий раз, когда будем любовью заниматься, побрейся, щетина твоя очень  царапается…
- Прямо сейчас?! – он был не на шутку возмущен, да что там возмущен, взбешен! В сердцах стукнул кулаком по подушке. Она поцеловала его в небритую щеку,  на ухо прошептала:
- Я пошутила, зачем ты так? Я обожаю небритых мужчин…
- Я не понимаю шуток, в серьезный, ответственный момент. Не время и не место для шуток… - он обиделся. Но она принялась просить прощения, целовала, и он размяк, простил.  Они опять занимались любовью, и она опять говорила ему комплименты, а он опять удивлялся, откуда она знает такие замечательные слова, и тому, как она произносит эти слова.   Она даже читала ему стихи, ее любимые, она не читала стихов даже Клюеву (была уверена, он не оценит, будет над ней смеяться).  Доронин оценил (в своем роде):
- Какие замечательные стихи! Ты сама сочинила?
За что получил тычок в бок:
- Это классика! Я закончила факультет журналистики, поэтому знаю много стихов наизусть, не удивляйся, но сама стихов не пишу…
- Я не удивляюсь, я много чего не знаю, читал мало, соглашаюсь…
А потом он варил пельмени (ночью!), потому что она захотела есть, но он и сам проголодался, за весь день выпил рано утром чашку кофе, и все… Пельмени хотела сварить она, но он не дал, варил сам (нечего ей шляться на кухню, ночью, и так соседи уже крысятся), заправил сливочным маслом и уксусом… Они ели пельмени прямо из кастрюли, одной вилкой, передавая вилку друг другу. Пельмени запили крепким, сладким чаем, и улеглись спать. Он повернулся  к ней спиной, она предложила сама:
- Ты ложись так, как тебе удобней…
Удобней ему было лечь на правый бок, что он сделал, она оказалась у него за спиной, прижалась к его спине, произнесла:
- У тебя самая красивая спина в мире…Реально….
Но он уже не слышал ее, он заснул моментально, как убитый, успев только подумать, что вторую ночь подряд спит как сурок, и последний раз он спал хорошо в Великом Новгороде, у Насти в гостях. А Настя, повозившись немного, прижалась к его «красивой» спине, тоже заснула камнем. Проснулась от звука будильника в его телефоне (подумала –  телефон  запрограммирован, будильник играет в шесть утра, ежедневно). Доронин заворочался, сел, потер лицо руками. Настя тоже поднялась, села, обняла его, поцеловала в затылок, прошептала:
- Спасибо тебе, это была самая прекрасная ночь в моей жизни…
Он  проворчал:
- Впервые меня женщина благодарит, после того, как я ее трахнул!
А Настя взвилась:
- Вот что, Доронин, ты тоже знай, место и время, когда шутить! Я сейчас, за эти слова, расцарапаю твою холеную физиономию, как дикая кошка, и мне все равно, что ты сделаешь со мной после, потому что я  удовольствие получу, царапая тебя, ничуть не меньшее, чем, ночью…
Она кулаком ударила его в плечо, а он перетянул ее к себе на колени, поцеловал, примирительно произнес:
- Прости старого дурака, сболтнул не подумав…
Настя вырвалась, встала, подняла с полу фланелевую рубашку без пуговиц, накинула на себя, запахнула, направилась варить ему кофе, а Доронин, одевшись в спортивный костюм, накинув на шею полотенце – в ванную комнату. Одно и тоже каждое утро. День сурка… Вернувшись из ванной, он предложил ей:
- Настюш, ты напиши список того, что тебе нужно, я  куплю. Размеры не забудь указать. Ты останешься здесь на несколько дней, тебе же одежда нужна, косметика…Флэшку мне отдай, на которую ты разговор в Медицинском центре записала, я на работе послушаю…
Настя пожала плечами:
- Да мне особенно ничего не нужно…Флэшку отдам, конечно…
- Ты в костюме спортивном  ходить будешь? Или в моей рубашке?
Она кивнула, согласилась, ей действительно нужна была одежда, и шампунь, и зубная щетка. Она написала список, коротенький, всего из нескольких позиций, потом порылась в своей сумке, нашла флэшку, протянула ему. Но перед его уходом, она сделала то, что хотела еще вчера, растрепала его аккуратную прилизанную прическу, заставила сменить галстук, выбрала из его обширной коллекции яркий и броский…
5
Он ушел, а она, как и вчера, улеглась спать, на его подушке, завернувшись в его одеяло. И, перед тем, как заснуть, задумалась, о нем… Ей нужно решать, как жить дальше, с Дорониным или без?  И тут же ответила сама себе – конечно без! Она давно решила, что не нужна ему, она испортит ему жизнь. Ему нужна добрая и внимательная девушка, которая будет смотреть ему в рот, не спорить с ним. Вечером он вернется, и она все ему объяснит, и надеется, он поймет. И еще подумала, что вот она со спокойной совестью может спать дальше, а Доронин, должен ехать на службу, вкалывать, а еще расследовать, что произошло в ее квартире. Вспомнив о том, что произошло, она похолодела, но отогнала от себя страшные мысли, он обещал разобраться, значит разберется. Заснула со спокойной совестью.
  Проснувшись, она встала, и нашла для себя лучшего занятия. чем усесться в кресле, поджав ноги, с удовольствием закурить,  и подумать, о  вчерашнем дне…Вчера, проснувшись также поздно, как и сегодня,  но зато, выспавшись,  она долго пила кофе, курила,  размышляла о той странной ситуации, в которой оказалась. Вот не хотела она обращаться за помощью к Доронину, но пришлось, и теперь из этой нелепой ситуации приходится выпутываться! Потом она решила осмотреть жилище, принадлежащее приютившему ее мужчину. Открыла его шкаф, и уже во второй раз (в первый – вчера вечером) умилилась, на полках в шкафу все сложено чрезвычайно аккуратно. В другом отделении шкафа висели черные костюмы, пять или шесть штук («Люди в черном!» подумала). Она сдвинула костюмы, заметив в глубине шкафа еще один костюм, только в плотном чехле. Она расстегнула молнию на чехле,  обнаружила парадную военную форму, с множеством наград (резюмировала «Не фига себе!»). Внизу, под костюмами, громоздились коробки с обувью, начищенной до блеска, а коробки были еще и подписаны «ботинки летние», «ботинки зимние», «кроссовки белые», здесь она уже от комментариев воздержалась, это было за гранью ее понимания, даже ее мама такого не делала.  Настя закрыла шкаф, оглянулась кругом – не пылинки нигде, не соринки, как ему удается быть таким маниакальным чистюлей! И неужели у него нет никаких слабостей! Оказалось – есть! Книг в его квартире было немного, военные справочники, потрепанные детективы, но в наличии были разнообразные сонники, и книги по магии и колдовству(!), Настя пробормотала: «Ой, парень, ты, оказывается, совсем запутался, так нельзя! Нужно немедленно выбросить все эти дурацкие сонники! Мракобесие!». А вот  православные иконы в его комнате ее порадовали. Икон было не очень много, стояли они в укромном месте, и заметно, что иконы эти в комнате неслучайно, перед ними лампадка, евангелие, читанное не один раз, с закладками (Настя оценила, здорово, что он верующий, и верующий осознанно,  евангелие читал и перечитывал). Настя продолжила свои изыски дальше. Теперь она перебирала его диски, с записью музыки, у него был вполне приличный музыкальный центр, и огромное количество дисков, но в основном старый добрый рок, «Наутилус», «Би 2», «Алиса», барды, шансон, поп-музыки не было совсем. Несколько дисков были в простых коробках, без подписи, на свой страх и риск она вставила один из дисков в музыкальный центр, и то, что она услышала, потрясло ее много больше, чем огромное количество сонников, военная форма с орденами, засунутая в дальний угол шкафа, и маниакальное стремление Доронина к чистоте. Она услышала, как поет Александр Доронин! Голос у него невероятный… Если бы он окончил в консерваторию, и  пел бы в Большом театре, великий баритон Дмитрий Хворостовский плакал бы от зависти в темном уголке. Однако, в  комнате Александра Доронина, она не увидела гитары, или какого-либо иного музыкального инструмента. Скорее всего, записи, что она слушала, были достаточно старыми, сейчас он не пел, он читал сонники, и убирался у себя в комнате… Господи, какая же беда должна произойти у человека, какая страшная душевная драма случиться, что бы он фактически перестал был человеком, превратился биоробота, вычищенного, выглаженного, застегнутого на все пуговицы, с очень редкими проявлениями человеческих качеств, как например, во время поездки в Великий Новгород…Она включила его ноутбук, не самую последнюю модель, ноутбук, скорее всего, был нужен ему постольку поскольку, серьезных компьютерных программ она в ноутбуке не обнаружила, поняла – еще и интернет не подключен, тогда зачем ему ноутбук? Или у него есть модем? Тогда где он? Она порылась в ящиках письменного стола, где тоже все было сложено по баночкам, коробочкам и стопочкам, модема не нашла.  Поняла – модем у него в кармане, куртки или пиджака, он специально его с собой забрал, чтобы она не смогла воспользоваться компьютером. И что  получается? У нее нет телефона, нет интернета. Повздыхав, она решила вечером выяснить у него про интернет и телефон, а пока выстирать свои вещи, и приготовить поесть, пельмени… И столкнулась с «милыми» соседями Доронина…
    6
    Доронин, растрепанную Настей шевелюру пригладил еще в машине, по пути на работу, тогда же он стянул с шеи петушиный галстук, неизвестно, как оказавшийся  в его коллекции галстуков. О проведенной вместе с Настей ночи он старался не думать, но не думать не мог. Невероятное, совершеннейшее чудо, подаренное ему за его страдания и терзания, вернее не подаренное, а лишь данное ему на время, подержать, попользоваться, и дать понять, вот какие бывают женщины у достойных мужчин, а он, скорее всего, не достоин, своей жены Кристины достоин, и та его бросила…По дороге на работу его настиг звонок Сереги Пирогова, тот предупредил – встреча со следователем по делу Насти в одиннадцать, в небольшом кафе, на Пушкинской площади, пусть Доронин не перепутает и не опаздывает…Доронин, перед поездкой к следователю, решил послушать запись, сделанную Настей в Медицинском центре. И пока слушал, матерился сквозь зубы, не переставая, ругал и Настю, и себя, что не уследил за ней, и теперь она влипла в историю, и, конечно же ругал уродов из Медицинского центра, супругов Трофимовых вместе с их юристом, которые народ губят и грабят, безнаказанно! Он переписал файлы с флэшки в рабочий компьютер, и скопировал на другую флэшку, которую решил передать следователю.   
Он не перепутал и не опоздал. У входа в кафе его ждали двое, Пирогов и неизвестный Доронину молодой мужик. Александр подумал – неужели это следователь по делу Насти, во так номер! Да он же свой, воевал конечно же, свой своего за версту чувствует…Но этот мужик оказался не следователем, а всего лишь коллегой следователя, и это он составил протекцию Доронину для встречи со следователем. Но Доронин не ошибся вот в чем, коллега следователя (он представился Петром) действительно был бывшим военным, прошел горячие точки, теперь вот на гражданке, трудился следователем в уголовном розыске и, он, оказывается, знал Доронина заочно, и очень уважал.  Мужики обнялись, похлопали друг друга по плечам. Смотрелись трое высоких, статных, красивых мужиков очень колоритно, проходящие мимо женщины головы сворачивали (вот он, генофонд нации!). Абсолютно седой (хоть моложе Доронина на пару лет), стриженный коротким ежиком Сергей Пирогов, в дорогом черном кожаном плаще, сам Доронин, темноволосый в неизменной кожаной куртке с меховым воротником, и голубоглазый блондин в летном бомбере, Петр, вылитый Бред Питт, в фильме с прекрасной Анжелиной Джолли «Мистер и миссис Смит». Петр, по хозяйски, провел мужиков в кафе, знакомить с расположившимся  там следователем.
 Следователь Доронину не понравился категорически! Он сразу пожалел, что это не Петр, с ним бы Доронин договорился. А этот следователь имел вид совершеннейшего ботаника. Да, он был достаточно молод, не старше тридцати, но это абсолютно никакой роли не играло! Вид у этого следователя был страшно недовольный, можно сказать угрюмый. Петр представил Доронина следователю, попытался пошутить про войну и разведку, но следователь-ботаник его сразу остановил, буркнул:
- Ты иди, Петя, я все понял, мы здесь без тебя разберемся!
Петр отошел, направился к ожидающему неподалеку Пирогову, они вдвоем с Серегой  уселись за столик у окна, заказали кофе, и не только кофе, еще и по сотке коньячку, за встречу. Доронин пожалел, что не сидит сейчас за столиком вместе со своими друзьями, а пытается разговорить угрюмого следователя, вызывающего страшную антипатию. Следователь вызывал антипатию не только своим угрюмым настроением, но и внешним видом (особенно), он напоминал младенца, неимоверно распухшего, до размеров взрослого мужика. И этого распухшего младенца с трудом втиснули в дешевый офисный костюм (пуговицы на пиджаке  застегнули с трудом). У распухшего младенца, как и предназначено природой, было круглое младенческое лицо (только очень большое), с круглыми голубыми глазами с белесыми ресницами, курносым носом, и нежной розовой кожей, без какого либо признака растительности на щеках. Большая круглая голова этого псевдомладенца была увенчана светлыми кудряшками, не густыми, местами уже потертыми (на затылке особенно).  Следователь, сидел, уткнувшись носом в чашку с зеленым чаем, пухлыми пальцами крошил на блюдце, стоящим рядом с чашкой, кекс. Доронин, глядя на странное явление природы, сидевшее перед ним, размышлял, как такой явный ботаник, смог поступить на службу в полицию, а ведь он медкомиссию как-то прошел и спортивные нормы сдал? Наконец, после пятиминутного молчания, следователь заговорил, обращаясь к Доронину:
- Зачем Вы хотели меня видеть? Что Вам от меня нужно?
Доронин начал:
- Послушай, брат…
Следователь его осадил:
- Я Вам не родственник, и мы  на брудершафт  не пили, меня зовут Бойко Олег Анатольевич, и давайте, говорите короче, работы полно…
- Если у Вас полно работы, спешите, давайте встретимся, когда  будете посвободней… - говорил Доронин, но Бойко опять грубил в ответ:
- Меня просил встретиться с Вами Петр, сказал, что это сверхважно, у Вас информация по делу Анастасии Кораблевой, я выбрал время, а Вы его тянете, воруете у меня!
Доронин вскипел, понял, с этим грубияном по-хорошему разговор не получится, нужно разговаривать по-плохому, в его манере. Доронин выпрямился, вскинул подбородок, мысленно выругался, заговорил:
- Я тоже не в бирюльки играю, и тоже занятой человек, с Вами просил о встрече, потому что обладаю информацией, важной для следствия, и не считаю нужным эту информацию утаивать! Решайте, разговариваем мы или нет, или я иду выше, к Вашему начальству, и пишу рапорт, что следователь Бойко со мной разговаривать отказался?
- Если Вы свидетель по делу Кораблевой, почему хотите говорить со мной неофициально?
- Я хочу, что бы Вы решили, та информация, коей я обладаю, нужна в деле или нет, или лучше, что бы ее только Вы знали, и я...
- Кто Вы, Вы не представились… - Бойко, наконец, сменил гнев на милость, Доронин мысленно себе поаплодировал, представился:
- Доронин, Александр Иванович, подполковник в отставке, Начальник службы безопасности Торгового центра…
- Слушаю, Вас, Александр Иванович!
Доронин кратко рассказал все что знал, о Насте Кораблевой, о ее работе в газете, о Медицинском центре, о супругах Трофимовых, о том, что в квартиру Насти вломились неизвестные, девушка в квартире, скорее всего была убита по ошибке, ее приняли за Настю. Доронин даже о  смерти Юли Лисицыной рассказал. Бойко слушал, кивал головой, потом выдал перл:
- Это Ваша версия произошедшего. Скорее всего, состоите в близких отношениях с подозреваемой, поэтому защищаете ее! - пробубнил Бойко.
- Настя Кораблева не подозреваемая, она свидетель, и даже, может быть, потерпевшая…Вы читали ее статьи?
- Нет, не читал, а, что стоит прочитать?
- Просто необходимо!- перебил его Доронин, но Бойко не сдавался:
-А, может быть, Вы убили ту девушку, теперь тут огороды городите!
- Я, в день убийства с утра до половины первого ночи не отлучался из Торгового центра, меня тысячи человек видели… Насколько я знаю, девушку убили вечером или ночью…
- Около двенадцати ночи…
- Так вот, около двенадцати ночи я был в Торговом центре, это точно, можете спросить у сотрудников и охранников…
- Не зачем мне спрашивать, Вы вообще никто, по данному делу не проходите даже как свидетель. Но я читал показания соседки Кораблевой, которая говорит, что несколько раз к Анастасии заходил высокий, серьезный темноволосый мужик средних лет, с военной выправкой, в кожанке, это Вы?
- Да, я.
- Вот, я и говорю, Вы с Кораблевой в близких отношениях состоите, поэтому ее и выгораживаете…
- Состою, и выгораживаю, не отрицаю, только  вот как быть с белой «Ладой-Приорой», что стояла возле Настиного дома? Я неоднократно видел «Ладу-Приору», у Медицинского центра, и у дома, где живут Трофимовы.
-Вы и там побывали? У Вас, что личные счеты с этими Трофимовыми?
- Не только у меня. У многих… Почитайте статьи Насти! И вот, у меня есть запись разговора в Медицинском центре, Настя записала. Вы послушайте, Вам полезно будет, так для общего развитии, что бы понять, что такое хорошо, а что такое плохо… - Доронин протянул следователю компьютерную флэшку.
- Хорошо, принимаю, что Вы рассказали, за версию, прочту статьи, разузнаю о Медицинском центре. И послушаю, что на Вашей флэшке записано. Флэшку верну. У меня вопрос, Вы знаете, где Кораблева?
- Знаю…- спокойно ответил Доронин.
- А личность убитой девушки можете опознать?
- Я – нет, Настя, думаю, сможет.
- Вы сможете привезти ее на опознание? Я должен ее допросить…
- С одним условием – Настя свидетель, и после допроса Вы отпускаете ее под подписку о невыезде!
- Принимается! – легко согласился Бойко, Доронин недоумевал:
- Почему Вы так легко согласились?
- Да потому что знаю, что если  задержу ее, Вы будете отстреливаться, и Ваши дружки (он кивнул на мирно беседующих Серегу с Петром), придут Вам на помощь. Мне мордобоя и кровопролития не нужно. И если честно, я сомневаюсь в виновности Кораблевой, вернее, я в нее не верю, и девушку в квартире Кораблевой, действительно убили по ошибке, спутав с Настей. Вот только кто? Те люди, что, как Вы утверждаете, ворвались в квартиру Насти и сотрудники Медицинского центра. Это  одни и те же люди?
- Думаю, да…- согласился Доронин.
- Проверим…-кивнул Бойко, - Договоримся так. Вы привозите Кораблеву на опознание, к четырем часам успеете?
- Успею…
Бойко подробно рассказал, куда нужно привезти Настю, поднялся, и ушел. Доронин перебазировался за столик к друзьям, с наслаждением закурил (при разговоре с Бойко сдерживался, не курил,  они сидели в зоне для некурящих), заказал кофе, от коньяка, которым его друзья уже основательно подкрепились, отказался, он за рулем, ему Настю везти на опознание. Друзья спросили, нужна ли помощь, Доронин отказался, но попросил Пирогова, что бы его люди проследили за резиденцией Трофимовых и Медицинским центром. Пирогов обнадежил – его люди давно там, на посту, только вот движения никакого нет, Трофимовы затаились. Варвара даже в Медицинском центре не появляется (Пирогов узнавал). В экопоселение притормозили людей отправлять, а желающие есть (бедняги). Доронин распрощался с друзьями,    поехал домой, попутно заехав в  магазин, расположенный рядом с его домом, купить вещи для Насти (в своем Торговом центре он ничего покупать не стал, если честно, не хотел лишних расспросов, для кого эти вещи, и зачем)…      
     7
А Настя, вспомнив про вчерашнюю стычку с соседями Доронина, решила с ними помириться, хоть Доронин и извинился за нее, но она переживала, что ему пришлось извиняться. Переживала напрасно. И громкая Гала и сухонький старичок, дед Вася, пившие на кухне кофе, встретили Настю, как родную, усадили с собой за стол. Гала тут же из своей комнаты принесла тонкую фарфоровую чашку,  принялась варить Насте кофе, особый, по армянскому рецепту, угощать пирожками и печеньем собственного приготовления. Настя, было, начала отказываться, но дед осадил ее:
- Не отказывайся, дочка, мы от чистого сердца! Знаешь, сколько мы ждали, пока Сашка кого-либо приведет! И вот он тебя привел, значит, выбрал тебя. А это уже говорит о многом, ты особенная!
-Да, деточка…- вторила деду Гала, подвигая Насте чашку с ароматным кофе, - Столько Саша натерпелся, столько пережил. Ты знаешь о его ранении?
Настя кивнула, распространятся о ранении Доронина, о котором тот сказал вскользь, она не стала. Гала продолжала:
- Так вот, ранение. Не многие такое смогли бы пережить, спились бы сразу, он пережил, на ноги встал, руки не опустил, на работу престижную устроился. Мы с дедом молились, что бы он женщину приличную нашел, вот он тебя привел…
Настя попыталась извиниться за вчерашнее, и дед и Гала замахали на нее руками, мол замолчи, все нормально, вон, кофе пей! А тут еще и одна из жен Магомеда, пробежала мимо Насти, бросила на нее взгляд из-под хиджаба, коротко произнесла:
- Привет!
То есть, Настя поняла, то, что ее привел Доронин, это особая метка, и ее приняли в стаю. Пока она пила кофе, дед и Гала наперебой спрашивали, не нужно ли ей чего, может, помощь какая?  Настя спросила у них про телефон, и получила ответ, что городской телефон в квартире не работает, за него никто не платит, мобильный есть у Доронина, есть у Магомеда. У деда с Галой мобильных нет. Гала – идейная, мобильных не признает, считает – лично общаться нужно, а не по телефону, а деду мобильный не нужен, с неба, где все его родные, ему не позвонят,  а на земле все его знакомые рядом, в одной квартире с ним живут, зачем ему им звонить? Настя пожала плечами, ну нет, так нет. И тут Гала предложила:
- А давай я тебе погадаю?
Настя встрепенулась, в гадание, как всякая просвещенная девушка, воспитанная просвещенной матерью, директором школы, она не верила, но разочаровывать Галлу не стала, спросила:
- Как Вы мне погадаете?
- На кофейной гуще. Ты кофе допевай, но не до конца, пару капель в чашке оставь…
Настя допила кофе, как и просила Гала, не до конца, протянула чашку Гале, та энергично перевернула чашку на блюдце, потом сняла чашку с блюдца, и принялась изучать разводы, оставленные кофейной гущей на блюдце, на дне и стенках чашки, заговорила:
-Вот что скажу девушка, зазвездишь ты скоро, ой как зазвездишь! Знаменитой станешь. Что богатой, не скажу, но знаменитой точно!
Настя поперхнулась воздухом, пытаясь возразить, но время осеклась, возражать не стала, решила лучше послушать, что Гала скажет дальше. Про то, что она, Настя хочет прославится, Гала могла и догадаться (но вот только как, Гала же про нее, Настю, вообще ничего не знала, ни ее биографии, ни кем она работает!). А Гала продолжила говорить, еще более удивительные вещи:
- Да, зазвездишь, но вскоре поймешь, не твое это, не нужно тебе ни славы, ни богатства…
- А что нужно? – выдавила из себя Настя.
-Любовь нужна…-спокойно ответила Гала, - Влюбишься ты сильно, и на всю жизнь, замуж выйдешь, ребенка родишь…Счастлива будешь…
- Ребенка? А как Вы это увидели?
- А вон смотри…Видишь? Вон ребенок, в кулечке…- Гала, концом мизинца, показывала Насте на разводы на стенке чашки, где якобы был силуэт запеленатого ребенка, и Насте даже показалось, что этот силуэт она разглядела, а Гала вдохновенно вещала:
- Жизнь у тебя спокойная и счастливая будет, двое сыновей, муж, дом, полная чаша…
- А дом где Вы разглядели? – спрашивала Настя.
- А вот, видишь, треугольная крыша…- и действительно, Настя видела треугольную крышу.
- А замуж я за кого выйду, кто мой избранник?
- Ну, вот это совсем легкий вопрос! Конечно же, Саша.
- Саша? Доронин?
- А кто же? Ты за кого другого можешь выйти замуж?
- Точно он?
- Точно! Смотри, видишь, буковка «А», и пагон офицерский! Видишь?
Настя увидела и буковку «А», и офицерский пагон, и тут же поняла - это же точно, ловушка, подстава! Доронин, скорее всего, уговорил Галу  повесить на уши Насти лапшу. Настя хмыкнула, недоверчиво.  Гала, уловив сомнение в ее взгляде, сказала:
- Не веришь? Не верь. Но я  тебя сегодня во второй раз вижу, ничего о тебе не знаю. Думаешь, Сашка мне о тебе рассказал? Так не общались мы давно. Я ему гадать предлагала, он отказался. А гадать я могу только человеку лично, он сам должен кофе выпить. Вот скажи, у тебя же есть ребенок, мальчик? - Настя кивнула, Гала продолжила, - Так вот он, видишь силуэт мальчика?
- А то, что я работу брошу, и замуж выйду, как Вы узнали? Может быть, я и замужем звездить продолжу?
- Не может. Звезды только по ободку чашки, ближе ко дну звезд нет, там ребенок, дом, и муж, с погонами…
Настя вздохнула, Гале конечно же не поверила, но призадумалась, сидя за кухонным столом, сметая пирожок за пирожком… Но думать долго ей не пришлось, на пороге кухни появился Доронин, приказал:
- Нам нужно ехать, Настя!
Настя сразу вскочила, побежала вслед за Дорониным, в его комнату. Уже в комнате, она доложила ему:
- Твоя соседка, Гала, только что гадала мне…
- И на чем же? На картах? – раздраженно спросил он.
- Нет, на кофейной гуще?
- И что же показала кофейная гуща?
- Я стану звездой, но все брошу, выйду за тебя замуж, рожу ребенка.
- Сомнительно. Ты поверила? – Настя взглянула ему в глаза, поняла – он хочет, что она сейчас сказала, что поверила, и что все так и будет! Но она сказала другое:
-Не поверила! Твоя соседка тебя любит, по матерински,  хочет тебе счастья! Вот и сватает. Саша, послушай, давай расставим точки над «и». То, что произошло ночью между нами, произошло по обоюдному согласию!
Она пристально наблюдала за его реакцией. Вот он кивнул, лишь потому, что она этого хотела, в глазах у него было непонимание,  смятение, она все равно  продолжала:
- Саша, пожалуйста, давай условимся, мы вместе пока оба этого хотим, вот сейчас мы этого хотим (он опять кивнул), но ты должен понимать – у меня и у тебя совершенно разная жизнь, цели в этой жизни тоже разные,  мы не можем быть вместе, не можем пожениться, как бы не хотела этого твоя соседка Гала…
- Да, конечно, предсказания на кофейной гуще – какая глупость. Ты права, у нас нет общего будущего, мы вместе временно. Расстанемся, как только захочешь, я не буду удерживать, обещаю! - он произнес это очень уверенно, но опять,  лишь по тому, что она так хотела! И она поддакнула:
- Хорошо, что ты понял…
Но после этого разговора и у нее, и у него было на душе страшно муторно, и ей и ему казалось, что сейчас они совершили что-то подлое, гадкое, грязное, обманули ребенка или выбросили на улицу маленького щенка, и нужно немедленно дать ребенку конфетку, и бежать на улицу за щенком. Но не, не она с места  не сдвинулись. Вернее, он протянул ей пакет с вещами, который все это время держал в руках, произнес:
- Настя, переоденься, нам нужно ехать…
Настя, принимая у него пакет, спросила:
- Куда мы поедем?
- В морг, опознавать твою подругу, я следователю обещал. Но не бойся, он тебя тут же отпустит под подписку о невыезде…
Теперь уже Настя кивнула, тяжело вздохнула, быстро переоделась в то что купил Доронин, джинсы и свитер, они подошли ей идеально, натянула сапоги, куртку. В морг, так в морг…
8
В морге Настя спокойно опознала свою подругу Катю Филимонову. Но выйдя на из помещения морга, тут же потеряла сознание, Доронин еле успел ее подхватить. Странный следователь Бойко долго ворчал, что Настя Кораблева оказалась такой неженкой, и обычная процедура опознания ее, видите ли, расстроила до потери сознания. Доронин, сидел на ступеньках лестницы, ведущей в помещение морга,  обнимая  сидевшую рядом с ним Настю, утешал ее. Поил  водой из пластиковой бутылки, принесенной Бойко. Сам следователь Бойко мерил шагами лестничную площадку, зло поглядывал на парочку, постоянно переспрашивал, готова ли Настя давать показания. Доронин цыкал на Бойко, успокаивал Настю, он был уверен, она ничего рассказать не сможет. Но он все таки, минут через двадцать спросил ее:
- Ты как? Сможешь поговорить со следователем?
Настя кивнула, Доронин выпустил ее руку, она кивнула Бойко, тот подошел к парочке, достав из папки, что зажимал под мышкой, чистые листы бумаги, пристроился вместе с Настей, так же на ступеньках лестницы,   принялся расспрашивать девушку. Доронин весь извелся, ему не разрешили подойти близко, прогнали со ступенек лестницы, он не слышал, что Настя рассказывала Бойко. Их разговор длился около двух часов, Доронин выкурил пачку сигарет, допил воду из бутылки, из которой поил Настю. Наконец Бойко, как и обещал, дал расписаться Насте на небольшой бумажке, подписке о невыезде, она также расписалась в протоколе допроса (там, в протоколе, было написано–допрос свидетеля, не подозреваемой!), отпустил ее. Доронин тут же схватил Настю в охапку, прижал себе, повел к машине. Бойко шел следом. У машины Бойко попросил подкинуть его на Петровку, Доронин, конечно же, согласился.
До Петровки ехали молча. Выйдя из машины, Бойко скупо попрощался, сказал, что у него есть номер телефона Доронина, если будет нужно, он позвонит, Доронин кивнул в ответ. Все.
Доронин повез Настю домой, он не разрешил ей возвращаться в ее квартиру. Но она сама туда не рвалась. Она боялась, на полном серьезе. Понимала – ее реально могут убить, так же как Катю…
А дома, Александр подозвал деда, ошивающегося в коридоре, дал ему денег, попросил сгонять за водкой. Гала, кашеварящая на  кухне, заметила, что Доронин посылает деда в магазин, тут же спросила, что случилось, тот объяснил, погибла  подруга Насти, они ездили в морг на опознание, и теперь вот помянуть покойную нужно. Гала натащила в комнату Доронина нехитрых закусок, солений, горячих котлет. Доронин силком всучил ей пятьсот рублей, знал, что бесхитростная добрая Гала, готовая накормить весь свет нуждается в деньгах. Она отказывалась брать, Доронину пришлось аргументировать, на эти деньги она купит продукты,  приготовит, ему, Доронину, что-нибудь вкусное, завтра, и только тогда она взяла деньги. Посидели  вчетвером, Гала, дед, Доронин и Настя. Дед с Галой через  час ушли,  Доронин с Настей остались вдвоем, помолчали, выпили еще  по рюмке водки, не чокаясь. И тогда Настя попросила:
- Саша, расскажи о себе! Я практически ничего о тебе не знаю. Вернее, знаю, много второстепенных деталей, не знаю главного. Знаю что у тебя есть замечательные друзья, знаю, что тебя твои соседи просто боготворят, знаю, что ты великолепно поешь, извини, я немного послушала твои записи, еще знаю, что ты засунул военную форму далеко в шкаф, как говориться, с глаз долой. Ты аккуратист, застегнут на все пуговицы, причесан волосок к волоску. Знаю, что ты веришь в Бога, это хорошо, это правильно, но ты хранишь, почему то, сонники и книги о магии и колдовстве. Зачем тебе они, я не поняла…
- Зачем мне сонники и книжки о колдовстве?  Расскажу.  Я после ранения выписался из больницы, переехал в эту комнату, и, оставшись один,  испытывал колоссальное чувство вины, за то, что со мной случилось. За то, что не уберег себя,  ради жены и детей не уберег, погибли мои подчиненные, и погиб замечательный парень, молоденький лейтенант, из-за меня… В результате получилось то, что получилось. Я потерял все – жену, детей, мой отец скоропостижно умер, из-за меня погибли отличные ребята, именно так  я  тогда думал, и самое главное, я потерял себя, совсем, полностью. Не понимал, зачем я живу, для чего и главное, для кого.  Я даже стал подумывать, что меня сглазили, и хотел сходить к колдунам, попросить: «Помогите мне, товарищи колдуны, заколдуйте меня, или наоборот, расколдуйте!». Страшная, черная тоска. И от этой страшной, черной тоски я не знал куда деться. Начав работать, немного успокоился, одумался, но сонники, однако, не выбрасывал. Я ездил на кладбище, где были похоронены мои ребята, ходил в церковь, беседовал с одним из своих друзей, Володей, он стал православным батюшкой, вот он говорил примерно так: «Души всех умерших смотрят на нас сверху, и места себе  не находят, когда кто-то на земле о них плачет! Им там должно быть спокойно за нас. И еще, нужно научиться прощать. Это безумно сложно. Некоторые этого не могут вообще. Но если ты научишься, будешь самым счастливым человеком в мире…». И только тогда я пришел в себя, одумался, будто очнулся. И учусь прощать. Жену и ее нового мужа, моего бывшего друга уже простил. Теперь стараюсь простить себя. Только вот петь я больше не могу, не получается, да и не хочу, не до песен…

Глава одиннадцатая. Александр Доронин. Много лет назад.
1
Александр Доронин поступил в военное училище.
Учеба в военном училище, кстати, одном из самых известных в России, расположенном в старинном городке в ста километрах от столицы, давалась Саше очень легко. Поступил он в училище без проблем, вопросы на вступительных экзаменах оказались не сложными, но экзамены были делом десятым, главным делом были состояние здоровья и спортивная подготовка абитуриентов. У Саши Доронина здоровье было железным, а отличная спортивная подготовка подтверждалась медалями, кубками и грамотами. Обстановка  казармы военного училища совершенно не тяготила Сашу, он провел долгое время на спортивных сборах, в почти казарменной обстановке, привык к режиму, к дедовщине, так что двухъярусные кровати в огромных спальнях,  отсутствие личного пространства, его не пугала. Именно в казарме Саша Доронин познакомился со Станиславом Чагиным, их кровати оказались рядом. В отличии от Саши, Стас Чагин кадровым военным мечтал стать с детства, увлекался военной историей, знал наизусть биографии великих маршалов, даты известных сражений. Стас тщательно готовился к поступлению в училище, был в школе отличником, старательно занимался спортом, закалялся. Родители Стаса, его бабушки и дедушки были коренными москвичами, интеллигентами, к военной службе никакого отношения не имели, и несказанно удивились выбору сына и внука. Стас был упорным парнем, и рвался к намеченной цели.
Медкомиссию Стас все-таки прошел с трудом, у него было не слишком хорошее зрение, ему пришлось просто умолять врачей, рассказывать, как он хочет быть военным, врачи снизошли, в справке написали – зрение у Чагина удовлетворительное. Но ботанику Чагину, никогда не жившему в казарме, даже в лагерь пионерский не ездившему, проводившему лето на даче под опекой бабушки и дедушки, ой как трудно пришлось! Абсолютно все ребята, поступившие учиться вместе со Стасом, оказались здоровее, сильнее физически, проще и наглее. Следует  также учесть, что Стас носил очки, что вообще явилось для него практически смертельным приговором. За очки он подвергался обструкции ежеминутно. И тут за Стаса вступился Саша Доронин. Они подружились. Вернее с Дорониным подружился Чагин, потому что был умным парнем, понимал, пока рядом  Доронин, «любимые» однокашники его не тронут. А Сашку Доронина однокашники боялись. Тот спуску никому не давал. Он вообще был лидером и заводилой. А как Саша пел! Зажигал на всех вечеринках, всех концертах с верной спутницей-гитарой. Саша Доронин Стаса Чагина просто терпел. Понимал – парень слабак, ему нужна защита, еще чуть-чуть и парня покалечат или  убьют, просто так, со скуки. Саша был хорошо воспитан, не понимал, как можно унижать, избивать человека,  потому что он слабее, глупее или носит очки. Сказал ребятам пару ласковых, дал кое-кому поддых, Чагина отбил, авторитет себе заработал. И потом, чертовски приятно, когда твой ровесник тебя беспрекословно слушает, за старшего считает. Широкой души Саши Доронина   хватало на всех.
Так прошли годы учебы. Не хватавший звезд с неба в школьные годы, Саша военное училище окончил с отличием. Учиться ему понравилось. Трудно? Да, трудно, но трудиться и терпеть он мог сколько угодно, как и рассчитывал его отец, гены матери-немки сыграли свою роль. Когда он учился в школе, от него, парня, занимавшегося профессионально спортом, успехов в учебе никто не требовал, даже посещать школу не заставляли, он и так был местной знаменитостью. А вот в военном училище он хотел показать высший класс. Зубрил то, что пропустил в школе, память у него была хорошая, усидчивость тоже, желание – огромным. И он преуспел, и еще как. Ботаника Чагина обошел, хотя Чагин, был в школе круглым отличником.  Именно тогда, Чагин затаил на своего как бы друга Доронина, зуб. Он завидовал Доронину страшной, черной, подлой завистью. Он завидовал ему во всем. Доронин учился лучше, внешне был интересен, спортсмен отличный, да еще и на гитаре играл! Чагин, мелкий, страшненький, в очках, успехом у девушек не пользовался абсолютно. Главной причиной зависти было то, что Доронин как-то обмолвился – военным быть не хотел никогда, поступил в военное училище практически случайно, Чагин военным делом просто бредил. Такая несправедливость!
2
По окончанию училища Чагин и Доронин уехали служить вместе, на Юг России. И именно здесь их конкуренция обострилась до предела. Проявилась мелкая, подлая душонка Чагина. Он жаловался, писал рапорты на Доронина постоянно. Доронин сделал то, Доронин не сделал это. Командиры сначала пытались разобраться, что такое сделал и не сделал Доронин, но потом махнули рукой, решили на жалобы Чагина не реагировать, до того они были незначительными и пустыми. Было видно невооруженным взглядом насколько велика, масштабна натура Доронина, и насколько мелкая -  Чагина. Командиры оказались умными людьми, поняли, Доронин перспективный парень, Чагин в армии  человек временный, и очень скоро стройные ряды кадровых военных покинет. В первой командировке, в район боевых действий, Чагин с ужасом понял – военное дело не для него. Он оказался страшным трусом, а Доронин, наоборот – отчаянно смелым. Чагин в той командировке чуть с ума не сошел от страха, еще больше похудел и даже посидел, в двадцать два года! По окончании командировки, Стас сразу  написал рапорт, он хотел перевестись в штаб, на канцелярскую работу, или обратно, в училище, на преподавательскую, ему отказали. Слишком был велик конкурс на штабные и преподавательские должности, здесь нужен был блат, а блата у Чагина не было. И Чагину пришлось воевать, то есть делать именно то, что он мечтал делать всю жизнь, и на что он оказался неспособен, да еще наблюдать – как преуспевает Доронин, как его злейший друг набирает популярность, становится любимцем командиров. Чагин с  ужасом понимал, что перестает быть Стасом Чагиным, а становится «другом Сашки Доронина», мальчиком на побегушках. И абсолютно  все девушки, что  нравились ему, просили его познакомить с другом Сашей, Стас, как личность их не интересовал. Именно так произошло с Кристиной, бывшей женой Доронина, а нынешней Чагина.
Они познакомились на танцах в офицерском Доме культуры. Саше Доронину было уже двадцать шесть, он был старшим лейтенантом, орденоносцем, героем. На высокого темноволосого красавца девушки вешались гроздьями. А он воспринимал девчачью любовь философски, немного легкомысленно. Сегодня – одна, завтра другая, он еще молодой парень, не нагулялся. Своей единственной, той, чтобы сразила наповал, украла его сердце, он не еще встретил. А вот Чагин встретил – это была Кристина. Юная, очаровательная брюнетка с точеной фигуркой и огромными синими глазами. А Кристина сохла по Доронину! И встречалась со Стасом только затем, что бы поговорить о Саше, разузнать поподробней, что тот поделывает, за кем сейчас ухаживает. С Дорониным Кристина была не знакома, она стеснялась познакомиться с ним, а Чагин их не знакомил! Специально. Но, как говориться, шила в мешке не утаишь. Доронин и Кристина познакомились! И Доронин оценил ее синие глаза, точеную фигурку, роскошные густые волнистые волосы. Саша принялся ухаживать за девушкой, Стас пытался возражать, даже полез с кулаками на Доронина, но не тут-то было. Может быть именно назло Стасу, Доронин закрутил с Кристиной роман, вылившейся в громкую свадьбу. Хотела ли Кристина замуж за Доронина – конечно хотела! Красавец офицер, цветы ей дарит,  комплименты говорит, именно для нее поет песни под гитару, обнимает, целует. Потом до больших вольностей  дошло, а потом в постели голубки оказались, и как следствие интересное положение Кристины. И об этом узнали родители девушки! Доронину не отвертеться! Кристине оказалось всего восемнадцать, он был ее первым парнем, а отец Кристины – большим чиновником в администрации городка, поблизости которого стояла часть, где служил Доронин. Сыграли свадьбу, Чагина позвали свидетелем…На свадьбе Александра с Кристиной, Чагин   напился вусмерть, а потом реально, крокодильими слезами прорыдал три дня. Написал рапорт, уволился из армии, уехал в Москву, под крылышко к родителям, решил заняться бизнесом, или политикой, чем получиться. Сказал – не получилось в армии, получиться на гражданке, о нем узнают,  заговорят. Но амбиции остались амбициями. Не было у него таланта не к бизнесу, не к политике…
3
Александр Доронин воевал. Воевал во всех горячих точках, что случались в наше неспокойное время. Во всех Чеченских компаниях, в Югославии, в Средней Азии, в Абхазии. Он больше ничего не умел делать, и если честно, воевать ему понравилось, вернее, понравилось побеждать!  Война оказалась намного интереснее  спорта, она захватывала, поглощала. Ему нравилось переиграть противника тактически, предугадать его действия, напасть внезапно, разбить, разметать в клочья, в его кровь выплескивался такой  невероятный адреналин, покруче, чем от спортивной победы! В спорте  муторно, монотонно, бегаешь, прыгаешь, тренируешься, каждый день одно и тоже. 
В положенный срок Кристина родила дочку, Сенечку, Ксению. Она так и  не съехала от родителей, жила под их опекой  в большом доме на окраине южного городка,  переезжать к мужу даже не собиралась. Отец ее зарабатывал прилично, мать  не работала, сидела с ее ребенком. Кристина была ничем не обременена, палец о палец не ударяла. С горем пополам окончила медицинское училище, единственное, находящееся в ее родном городке среднее учебное заведение, училась вместо трех лет шесть, брала академические отпуска.  По  гарнизонам  Кристина с  Дорониным  мотаться отказалась. Съездила пару раз к Доронину, пожила с ним  в офицерском общежитии, в маленькой комнатке без удобств, попыталась готовить на общей кухне (готовить она не умела вообще, себе и мужу покупала полуфабрикаты), послушала нравоучения других офицерских жен. И пострадав несколько месяцев,  уехала обратно к папе с мамой, и это еще дочку она с собой не брала, дома оставила. Да и не слишком нужна была жена Доронину в гарнизоне. Одному ему было намного проще, поесть приготовить он и сам мог, стирал и убирал тоже сам,  и потом – на одной Кристине свет клином не сошелся, красивых женщин на свете ой как много.  Доронин чувствовал себя «мужем на час» и «воскресным папой» одновременно, он приезжал к жене,  проводил отпуск вместе с ней, детьми и ее родителями, а если отпуск случался летом, то они с Кристиной, только вдвоем, без детей, ехали на Черное море, в Сочи или Крым. И там зажигали, отрывались по полной программе. Денег у Доронина хватало, наглости тоже, они жили в хороших гостиницах,  популярные курортные рестораны и бары, были ими оккупированы, не одного вечера супруги Доронины дома не сидели. Юная прелестница Кристина прекрасно танцевала, Доронин от нее не отставал. Они были красивой парой, окружающие завидовали. Может быть сглазили…Доронин потом анализировал, почему, зачем они это делали? Зачем тусовались, таскались по барам, ресторанам, почему не занимались с детьми, которых у них было двое. Отвечал себе так – ему нужно было выплеснуть адреналин, бурливший у него в крови, и другого способа, как отрываться на курорте, он не знал, а Кристина была еще очень молода и неопытна, семейной жизни не обучена, поэтому тянулась за ним, более взрослым. Она и сейчас не взрослая, своим умом жить так и не научилась, а ей почти  тридцать пять, от родителей, юной девочкой перешла к мужу, который за нее думал, принимал решения, а как муж оказался в больнице, перешла к другому мужчине, Чагину, который думать за нее продолжил.  А дети… Рождение детей, почему то прошло мимо Доронина. Женившись на беременной Кристине, через пару месяцев он уехал в очередную свою опасную командировку, а когда вернулся, его дочери было уже два месяца. Примерно так же произошло и четыре года спустя с сыном, Пашкой.  После очередного отпуска, в теплом Крыму, Доронин вернулся на службу, и спустя полгода вырвался в краткосрочный отпуск, застал жену опять беременной (о чем она, почему то ему не сказала по телефону, он же регулярно ей звонил), но совершенно расклеенной, ноющей, жалующейся. Кристине было постоянно плохо, то тошнило, то мутило, ее мать порхала вокруг нее, на приехавшего в отпуск законного супруга дочери  и будущего отца, не жена, не ее родители внимания не обратили. Супруг и будущий отец провел в такой вот, как ему показалось, тяжелой обстановке, пару дней, уехал к сестре, в Подмосковье, где до Москвы было рукой подать. Он оторвался в Москве, на пару с как бы другом Чагиным (Чагин не постеснялся тусить вместе с Дорониным, хоть он начал заниматься бизнесом, кое-чего заработал, считал себя крутым и умным, но гулял они на деньги Доронина). Известие о рождении сына Доронин получил в своей очередной командировке. Потом, несколько лет спустя, уже в госпитале, Доронину за этот случай было безумно стыдно. Насколько черствым и эгоистичным он был! Но понимание, осознание жизни, так называемый жизненный опыт, приходит только с годами. У молодых людей, естественно, жизненного опыта нет, нет опыта построения семьи, молодые люди учатся исключительно на примерах своих родителей. А если у родителей  семейная жизнь не сложилась? Или построена неверно, не на взаимном уважении и терпении, а на унижении и подавлении одного родителя другим? Тогда, какой это пример? В семье Саши Доронина диктатором была мать, отец ей просто подчинялся, считал так легче, проще, безопаснее. А вот у Кристины – главой семьи был отец, и держал он всю семью просто в черном теле. Все крутилось вокруг него, все его прихоти выполнялись. Мать Кристины перед мужем просто стелилась. В молодой семье Саши и Кристины главой естественно был Саша, как более опытный и старший по возрасту. И он повел себя именно так, как посчитал нужным, другого отношения он не знал, не видел он других, положительных примеров. Ему хотелось тусоваться, Кристина шла у него на поводу. Может быть, подсознательно, он считал, что ему еще рано иметь детей, поэтому он старался от них оградиться. И ему никто не объяснил, не рассказал, как нужно жить правильно, а положительных, наглядных примеров у него не было. Нет, он, конечно, видел, в гарнизоне, коллег офицеров сопровождали жены с детьми, ютились в маленьких комнатках, иногда в палатках, терпели вместе с мужьями лишения, не под каким видом,  жены не хотели оставлять своих мужей в одиночестве. Но жены его коллег были простыми, неизбалованными девушками, и они любили своих мужей.  Доронин не любил свою жену, она не любила его, на тот момент именно такое положение дел их устраивало, вроде женаты, а вроде  нет.   
Если бы ему удалось вернуться в прошлое, прожить какие-то годы заново, он бы никогда не поступал так, как поступал тогда. Вернее, он убедил бы Кристину жить по-другому, отдельно от ее родителей. Снять квартиру, забрать к себе детей, в отпуск ездить не вдвоем, а большой дружной семьей. Может быть, он ушел, как Чагин, из армии, ну и пусть, что ему нравилось воевать, можно прожить и без войны, вернее определенно нужно так жить, без войны. Война – это зло. И жизнь у него с Кристиной сложилась бы иначе, и не произошло многого из того, что произошло. И сейчас у него была бы крепкая семья, детишек не двое, а может быть трое или четверо. И не было бы того страшного ранения, и его дети, его замечательные дети, сын и дочь, не считали бы, что их отец умер. Но это все Доронин понял уже много позже, в госпитале, прикованным к койке, когда ничего назад вернуть уже было нельзя, Кристина развелась с ним, резонно решив строить новую, более счастливую жизнь, а не ухаживать за мужем-инвалидом. И даже из московской квартиры его выписала (интересно, сама решила, или Чагин подсказал?). Из московской квартиры, которую Доронин получил за боевые заслуги, в большом новом доме, правда, в достаточно отдаленном районе, у станции метро «Бабушкинская», но трехкомнатную. Доронину эта квартира казалась хоромами, еще бы, в Белово квартира его родителей была в хрущевке, чуть больше тридцати метров, со смежными комнатами и кухней в четыре метра, здесь больше семидесяти метров, три комнаты, девятиметровая кухня. Кристину с детьми уговорить переехать в Москву ему удалось с трудом. Она сопротивлялась стойко. И только когда Доронин пригрозил разводом, она, скрепя сердцем, согласилась. Ой как трудно ей пришлось! Она же ничего никогда не делала, элементарно не умела  заваривать чай! А ей нужно было старшую дочь устраивать в школу, сына в детский сад, обустраивать пустую квартиру, где не было даже посуды, ухаживать за мужем и детьми, готовить, стирать, убирать. Ее неокрепшая душа этого могла не вынести, если бы в Москву не приехала ее мать, принявшаяся обучать великовозрастную дочь премудростям семейной жизни.   Но мать  с дочерью долго в Москве находиться не смогла, отец Кристины ежедневно требовал жену домой, и шефство над молодой женой брата взяла его старшая сестра Инна. Именно Инна научила Кристину готовить вкусные блюда, те, что любил ее брат, ухаживать за детьми, лечить, если дети заболевали, рассказала, как говорить с врачами, учителями, воспитателями, какие презенты нужно преподносить, что бы к детям лучше относились. И именно Инна привила Кристине (на свою голову и голову младшего брата) любовь к столичной жизни. Благодаря Инне у Кристины появились подруги, и так как время свободное у нее имелось в неограниченном количестве, и еще имелась няня, которую порекомендовала тоже Инна. Няня забирала вечером дочь из школы, а сына из детского сада, у Кристины началась совершенно иная, столичная жизнь. Саша Доронин воевал, Кристина не работала, вольготно жила с детьми  в Москве, тут же на ее горизонте материализовался  Чагин…               
 4
Это была замечательная командировка! Спокойная. Первая спокойная командировка за последние лет десять. За два месяца не одного происшествия! Все отлично! Александр Доронин думал именно так вплоть до последнего дня той командировки, сложившейся, по его мнению, так удачно. Он отоспался, отъелся, загорел, в общем, хорошо отдохнул. За окнами бушевала весна, и та же жаркая весна цвела пышным цветом в душе у Доронина. Он завел роман с местной медсестричкой, легкий, несерьезный. Прекрасно понимал – у этой девушки он очередной, до него были сотни мужчин, и после него, как только он уедет, будут еще сотни. А сегодня  его и ее все устраивало.  Его команда так же наслаждалась отдыхом, радовалась тишине и спокойствию. Вплоть до последнего дня…Все страшное произошло в последний день!
Их было четверо. Две пары. Молодые. Одна пара чуть старше, вторая моложе.  Одна из пар примерно тридцати лет, возраст второй пары  не старше восемнадцати, нет, девушке в этой паре, скорее всего, едва исполнилось шестнадцать. Парни, несмотря на жару, были в черных шерстяных пиджаках и черных же шляпах, а девушки с ног до головы укутаны в хиджабы. Та, что постарше, в темно-синий с неярким узором, молоденькая девушка – в угольно-черный, и если старшая из девушек была ярко накрашена, с подведенными глазами и перламутровыми губами, младшая девушка была смертельно бледной, без грамма косметики. Они подъехали рано утром к блокпосту, что охраняла команда Доронина,  на старой «семерке», которую оставили в нескольких метрах от блокпоста. К блокпосту подошли пешком, остановились у металлических ворот, принялись наблюдать, как суетятся солдаты, упаковывают вещи, готовятся к отъезду, их командировка сегодня заканчивалась. Лейтенант Николай Игнатьев командовал солдатами, бегал вокруг грузовика, показывал, что и куда укладывать, а Доронин стоял поодаль, курил, взирал на происходящее с философским видом, ему очень хотелось, что бы солдаты побыстрее все упаковали, ему не терпелось уехать. И Доронин, и Игнатьев заметили странную четверку, наблюдавшую за ними из-за ворот. Доронин даже сделал шаг в сторону четверки, минуту понаблюдал за ними. Старшая из девушек, заметив его движение, улыбнулась. Его тогда совершенно не насторожил тот факт, что ему, русскому офицеру, врагу, улыбается мусульманка…А она скорее всего, хотела отвлечь, притупить его бдительность, показать красивому майору, что он ей интересен. И Доронин отвлекся! Переглядываясь со старшей девушкой, он не заметил, как от этой странной четверки отделилась молодая девушка, вошла в ворота, и направилась к солдатам, грузившим в машину военный скарб… Доронин лоханулся! Великий Доронин лоханулся, не понял, что молоденькая девушка в черном хиджабе – смертница. Мирная спокойная командировка ослабила его бдительность, тем более на смену уже двигался отряд Сереги Пирогова, с минуты на минуту должен был появиться… Пост сдан – пост принят…Не лоханулся Коля Игнатьев, понял, что за девушка направляется к ним. Заорал как резанный:
- Саша, это смертница! В укрытие, Саша!! Ребята, отходим! От машины отходим! В укрытие!
Коля Игнатьев в первый и единственный раз назвал Доронина Сашей, всегда говорил – «командир», или «товарищ майор», и то, что он назвал Доронина Сашей, последнего сразу отрезвило, он сразу оценил обстановку, и теперь уже командовал, во весь свой командирский голос:
- Ребята, назад!! Игнатьев, назад!!
И все в таком роде…Игнатьев не послушал своего командира, и тем самым спас большинство солдат, спас своего командира. Если бы не он, возможно, погиб бы весь отряд. Игнатьев метнулся, в мгновение ока оказался возле смертницы, повалил на землю, прикрыл своим телом. А вот Доронин не успел! Он бросился к Игнатьеву, хотел того оттолкнуть, но не успел! Прогремел взрыв! Игнатьев погиб на месте, так же погибло несколько солдат-контрактников, находившихся поблизости, Доронин был тяжело ранен. Его сначала посчитали мертвым, не хотели везти в госпиталь. Но во время появился Сергей Пирогов, понял – Доронин не погиб, он жив, но вот-вот умрет, истекает кровью! Остановил истерику медсестрички, она же всего два часа назад занималась любовью с красивым офицером, и вот его уже нет в живых, практически разорван на куски! Пирогов заставил медсестричку перевязать раны Доронина,   на котором  практически не было живого места, и сам повез в госпиталь. Гнал как угорелый, выжимал из машины все соки, пару раз чуть не слетел в пропасть с горной дороги. Но в госпиталь доставил Доронина еще живого. Еще…
А трое, сопровождающие смертницу погибли через пять минут после ее смерти. После прозвучавшего взрыва, они едва успели сесть в свою «семерку» и проехать пару метров. «Семерка» взлетела на воздух. Неведомый режиссер ужасающей по своему содержанию постановки, решил не оставлять этих троих в живых, посчитал, что они выполнили свою работу плохо, и жить недостойны.
 5
В госпитале, осмотрев раненого, хирург безапелляционно заявил – раненому не помочь, он умер, в морг! И даже свидетельство о смерти выписал, командованию отрапортовал - погиб Александр Доронин смертью храбрых. А командование жене Доронина поторопилось сообщить, мол, погиб Ваш муж-герой…Кристина услышав страшное известие, зашлась истерикой, вернее она знала, что нужно рыдать, услышав такое, вот и зарыдала. По-хорошему, смерть мужа ее сильно не тронула, его и так никогда не было дома, ему была адекватная замена. Кристина не понимала, насколько у ее мужа тяжелая и опасная работа, и что он может умереть в любой момент. И еще страшнее – ее муж мог быть тяжело ранен, остаться до конца жизни инвалидом, требующим постоянного ухода. Кристина, получив печальное известие, порыдав пару часов, решила, что страдать одной недосуг, позвонила сестре Доронина, Инне, сообщила ей страшную весть. Инна, услышав жуткое, среагировала адекватно. Охнула, закричала, заплакала. Она разговаривала по телефону с Кристиной в холле первого этажа большого дома. Отец Доронина, услышав ее крики, поспешил в холл, испугался такой реакции дочери на телефонный звонок. И сразу догадался, что случилось.  Увидев смертельно бледную дочь, с дрожащими губами, застывшую с телефонной трубкой в руке, спросил в лоб:
- Инка, что Сашка погиб?
Инна судорожно закивала. Отец Инны и Саши, осознав произошедшую трагедию, тут же потерял сознание,  упал, умер на месте, в ту же секунду, у него, от горя разорвалось сердце. Приехавшие врачи «Скорой помощи» лишь  констатировали смерть…
Но Доронин не погиб. Вернее ему не дал погибнуть Сергей Пирогов. Когда тело якобы погибшего Доронина врачи распорядились отправить в морг, Доронин пришел в себя, шевельнулся, Пирогов заметил это, и ярость его просто захлестнула. Живого человека, героя, отправлять в морг! Пирогов достал пистолет, выстрелил в воздух, потребовал отправить тяжелораненого друга в операционную. Врачи отказывались, считали, что раненый не перенесет операции, не перенесет наркоза, и вообще он уже умрет через несколько минут. Но через несколько минут Доронин не умер, не умер и во время операции, которую врачи делали под дулом пистолета Пирогова. Сергея не испугало даже то, что в госпиталь испуганные врачи вызвали отряд спецназа, чтобы угомонить разъяренного офицера. Спецназ приехал, но когда бойцы спецназа узнали, чего добивается нарушитель спокойствия, они поддержали его! Доронин  не умер и после операции…
После операции Доронин впал в кому. Врачи разводили руками – раненый в коме, так и должно было произойти, учитывая его тяжелое состояние! Они предупреждали – больной не выживет, умрет, днем раньше, днем позже, вопрос времени. Врачи даже упросили не сообщать родственникам Доронина, что он пока жив, ведь может умереть в любой момент, сейчас сообщат, что он жив, он возьми и умри тут же.
Он не умер! Два месяца пролежал в полевом военном госпитале, и когда ему стало чуть лучше, его решили перевезти в Москву. И только тогда родным Доронина, ожидающим уже два месяца, когда в Москву доставят его тело, сообщили, что он вообще-то жив, но в тяжелом состоянии, и его скоро привезут…Привезли. Кристина встречала самолет на военном аэродроме, бежала, спотыкаясь, на высоких каблуках, по летному полю, на встречу к раненому мужу. На встречу с мужем она оделась нарядно, сделала прическу, макияж, обула дорогие туфли. Она не знала, в каком состоянии муж, они давно не виделись, Кристина  хотела, что бы он оценил ее неземную красоту. Оценить он не смог, был все еще в коме, в Москву привезли практически бездыханное тело. Кристина была в шоке. Что ей делать, как жить? Она впервые в своей жизни столкнулась с трудностями, да еще с какими. Муж в госпитале, в коме!
Доронин пролежал в коме несколько месяцев, на его счастье. На несколько месяцев меньше осознанного страдания. Потому что, когда он вышел из комы, не сразу, постепенно, он осознал, что с ним произошло. У него был перебит позвоночник, его парализовало, полностью, плюс еще разорвано одно легкое, его пришлось удалить, сильно повреждена нога, ее не ампутировали, потому что врачи посчитали, что больной не выживет, ходить не будет, ногу можно оставить…И вот Доронин начал выходить из комы, по чуть-чуть, но  каждый день. И каждый день, по чуть-чуть,  усиливалось его боль. Вообще то, он очнулся, вышел из комы только из-за чувства боли. Именно боль вытолкнула его из небытия, и вот теперь эта боль усиливалась с каждым днем. У него болело все, каждая клеточка его организма. Он никому не мог рассказать о ней, просто потому, что не мог говорить, и не только говорить, он не мог пошевелиться, не мог подать знак, он вообще ничего мог.
И с первой секунды, как очнулся, он пожалел, что очнулся, а с каждой последующей секундой он все больше убеждался, что хочет умереть, и как можно скорее. Но смерть не забирала его. Скорее всего, в книге судеб, там, на небесах, день его смерти был указан позже, Александр Доронин должен был умереть не сегодня и не завтра. А сегодня он должен страдать. И он страдал… Спал около получаса в сутки, только после обезболивающего укола.  Засыпал, когда лекарство начинало действовать, ему снилась боль, просыпался, боль  захлестывала его снова. 
6
Через полгода он смог говорить. И первое слово, которое он произнес, было «больно»… Врачи решились на операцию. Предупредили – операция поможет лишь частично. Он сможет сидеть и чуть-чуть двигать руками. И вероятность, что он перенесет операцию пятьдесят процентов, успех операции тоже пятьдесят процентов, то есть всего двадцать процентов из ста, что операция принесет облегчение. Но он согласился сразу, даже с учетом того, что он умрет в пятидесяти процентах из ста! Операцию он перенес, и она помогла. Но после выхода из наркоза у Доронина началось очередное осложнение, закончившееся пневмонией и отеком его единственного легкого.
А после того, как врачи справились пневмонией и отеком, у него, в результате приема огромного количества антибиотиков, началась страшнейшая аллергия. У него лоскутами слезала кожа, сползали ногти, выпали брови и ресницы, у него выпали бы и волосы, если бы они у него были, но всех тяжелых больных в госпитале стригли под машинку. Но тренированный организм бывшего спортсмена и бравого вояки извести невозможно. Тем более ему было ради чего стремиться выздороветь. Ради своей семьи. Кристина, его жена, не отходила от его постели, и, выходя, из комы он видел ее заплаканные глаза, понимал, она переживает.
Он сначала ощущал, потом начал осознавать, что должен выздороветь, встать на ноги, чтобы не видеть ее слез. Но выдержки Кристины хватило ненадолго. Когда у Доронина, после операции начались осложнения, она сдалась. Начала приходить в больницу все реже, потом и вовсе пропала. Она не видела перспектив, ей казалось, ее муж никогда не поднимется, и она просто погибнет в этой страшной больнице, среди стонущих, кашляющих инвалидов, и таким же был и ее муж, когда-то невероятный красавец, вызывающий неприкрытую зависть окружающих женщин всех возрастов!  В силу своей недалекости, необразованности и просто тупости, она безумно страдала, считала себя самой несчастной  на свете, требовала поддержки, не понимая, что сейчас, в этот тяжелейший момент, именно она должна дать поддержку и сострадание близкому человеку. И вот эти поддержку и сострадания Кристине дал Стас Чагин, он уговорил ее не гробить себя, махнуть на умирающего мужа рукой, мол, он все равно умрет, а ей еще жить и у нее дети. А она решила не говорить детям, что их отец жив. Зачем? А если он не дай Бог умрет, придется потом объяснять (еще раз), что он умер, а  если инвалидом останется, она надеялась   на его внутреннюю интеллигентность, по ее мнению, он должен был остаться в больнице навсегда, дети не должны знать, что их отец жив, но он инвалид. И ее, не должен уходом за собой, нагружать. По ее мнению…И еще, у Кристины закончились деньги. Их в ее семье зарабатывал муж. Она никогда не работала, денег не зарабатывала, она просто их имела. И теперь все ее деньги растаяли в одно мгновение. И их требовалось все больше и больше. Она попыталась продать машину Доронина (все равно без дела тачка стоит!). Но оказалось, что это невозможно. У нее не было доверенности от Доронина, ведь он был еще жив, и машина, формально, принадлежала ему. А если продавать машину на черном рынке, без доверенности, то за машину такого класса давали треть ее стоимости. Был риск нарваться на бандитов, и не только все деньги потерять, но и жизнь. Но Кристина хотела продать машину, тормознул Чагин. Как всегда испугался, когда-то войны, сейчас бандитов…
7
 Кристина убедилась, нет в России бесплатной медицины, особенно для таких тяжелых больных, как Доронин. Конечно, Кристине материально помогали, и сестра Доронина, Инна, и его друзья. Но денег все равно не хватало. Инна выложила ту заначку, что у нее была, влезла в кредиты. Нужно было платить медсестрам, врачам-массажистам, врачам-физиотерапевтам, покупать сильнодействующие лекарства (в больнице нужных лекарств не было, либо были дешевые заменители, на которые у Доронина уже была аллергия), и еще покупать обезболивающие. Тех обезболивающих, что давали ему в больнице, катастрофически не хватало. Наркотики покупала Инна. В течении полугода она вычислила все аптеки, где нелегально можно было купить наркотические препараты, стала там постоянным покупателем. Озираясь, чаще всего поздним вечером, она подходила к нужной аптеке, провизор выносил(а) запечатанную специальными печатями упаковку с лекарством, совал(а) ей в сумку, выхватывал(а) конверт с немалыми деньгами, и быстро убегал(а). Инна, все также озираясь, несла упаковку с лекарствами домой, а утром везла в больницу. Но, распечатав  упаковку в больнице, Инна убеждалась, в запечатанной, опломбированной упаковке не хватает ампул с лекарством. Она плакала от отчаяния, от жалости, но не к себе, и ей не было жалко денег, отданных за полную упаковку, ей было жалко брата. Он погибал на ее глазах. Вместо веселого, полного сил мужика, Инна видела умирающего, истощенного, похудевшего до шестидесяти килограмм (при его-то росте!), практически без волос, бровей, ресниц,  ногтей,  узника Освенцима.  Все его тело было покрыто страшной экземой,  он почти ничего не ел и практически не спал. Он никого не хотел видеть, ни с кем не хотел  разговаривать. Гнал прочь сестру и друзей, и даже врачей и медсестер, а жена к нему ходить перестала. Впрочем, врачи редко посещали его палату, они ничем не могли помочь этому больному, просто ждали его смерти. А когда ему становилось хуже, вытаскивали его, и удивлялись, насколько он живуч, как сильно борется  за жизнь, жаль, что он не выживет! А сам Доронин давно понял, что на врачей  надежды нет, и если он хочет выжить, то должен сделать это сам, с Божьей помощью. Его друг Володя, ставший православным священником, по его просьбе, привез ему несколько книг и икон. Научил молиться. Но сначала окрестил его. Доронин, как и Инна, были не крещенными. В детстве их родители не окрестили (в Белово и церкви-то не было). А будучи уже взрослым, Доронин как-то не задумывался о вечном, не до вечного ему было, одним днем жил…
Доронин, лежа в одноместной палате, в полном одиночестве, думал о своей жизни, анализировал ее, и делал неутешительные выводы, понимал, если он выживет, нужно будет эту жизнь изменить…Только вот какой будет его жизнь, практически парализованного инвалида, висящего камнем на шее у несчастной супруги? И он твердо уверовал – парализованным инвалидом не будет, выздоровеет, всем покажет - невозможное возможно!      
   Кристина   объяснила Инне, что больше не может пропадать в больнице, она устала, у нее дети, и нужно устраивать свою жизнь… Инна была в шоке – как устраивать свою жизнь, а Саша? На что Кристина ответила, что Саша инвалид, пожизненно! Больше Кристина с Инной не общалась, на телефонные звонки не отвечала, дверь квартиры, когда Инна пришла поговорить, не открыла, в больнице не появлялась, а если Инна дожидалась ее у подъезда, Кристина проходила мимо, даже не повернув голову в сторону золовки. Инна же бросила работу, и посвятила себя брату. Обивала кабинеты и Министерства обороны и Министерства здравоохранения, требовала отправить брата на лечение в Израиль или в Германию. Она прошерстила сайты клиник Германии, нашла подходящие, созвонилась, отправила факсом в клиники историю болезни брата,  немецкий она знала прекрасно.  Но лечение ее брата, при его травмах, стоило сумасшедших денег, такую сумму Инне и друзьям Доронина пришлось бы  собирать до конца жизни.
   8
Но, скорее всего, там, на Небесах, посчитали, что страданий Доронин перенес достаточно, он должен быть вознагражден.  На руководство госпиталя, где «лечился» Доронин, вышла клиника из Германии, с предложением, принять Доронина на лечение. Причем, бесплатно. Звонки Инны в различные клиники возымели действие, история болезни ее брата попала в нужное место. Это предложение главврач госпиталя передали сестре Доронина, и вот почему.  Клиника, предложившая свои услуги, оказалось новой, только что созданной для лечения спортсменов, получивших тяжелые спортивные травмы. Методика лечения предлагалась экспериментальная, требовались добровольцы. Но клинику возглавлял известнейший профессор-травматолог. Инна порылась на медицинских форумах, задала пару вопросов о новой клинике, о личности профессора, руководителя клиники. Получила восторженные отзывы. Рассказала обо всем брату. Тот, конечно же, лечиться в этой клинике согласился, он согласился бы и без положительных рекомендаций, добытых Инной. Сразу как услышал про  клинику, понял – это его единственный шанс обрести здоровье. Перед отправкой Доронина в Германию, его основательно «подлечили».  Врачам госпиталя, стало стыдно за свою «работу», и больному залечили страшную кожную экзему, пролежни, немного откормили (практически насильно), и не отпускали из госпиталя, пока у него не отрасли волосы и ногти.
Лечить больного хотели в Германии бесплатно, но его нужно было туда транспортировать, доставить специальным самолетом. С Дорониным в Германию ехала Инна, он немецкого языка вообще не знал, она взялась ему помочь.  Ей необходимо было снять квартиру рядом с клиникой, и хоть как-то минимально питаться. Друзья Доронина помогли с самолетом, и обещали переводить Инне деньги на жизнь по мере необходимости. В Германию она летела с минимальной суммой  денег, но с огромной надеждой на скорое выздоровление брата.  Выздоровление брата продлилось долгие шесть месяцев. Шесть месяцев Инна ежедневно, в семь утра приходила в клинику, помогала брату умыться, позавтракать, сопровождала на процедуры, после операции, сидела рядом с постелью брата в реанимации. И огромное желание Доронина выздороветь, усилия врачей, плюс помощь Инны сделали свое дело, через полгода он вернулся в Москву на своих ногах, правда, на костылях. Но это был огромный прорыв! Никто из московских врачей не верил, что он когда-либо будет стоять, не то, что ходить. Прежде, чем сделать операцию на позвоночнике, ему восстановили тазобедренный сустав, полностью раздробленный. И вот он спускался по трапу самолета самостоятельно, без посторонней помощи. Из аэропорта Доронина перевезли в другую московскую клинику, где тоже лечили спортивную травму. Эту клинику уже посоветовал немецкий профессор, лечивший Доронина в Германии,  возглавлял московскую клинику его старый приятель. И этот немецкий профессор договорился со своим русским приятелем о том, что Доронина на лечение туда примут, но конечно же, не бесплатно. И опять встал вопрос об оплате, и опять друзья Доронина собирали деньги. И опять денег не хватало! Инна заложила дом. Но на этот раз помогло Министерство обороны, выделило деньги на лечение, все таки, как никак Доронин был героем, и за него очень многие высокопоставленные лица ходатайствовали, и еще, должны же были они для человека, который ради своей Родины потерял здоровье, сделать. Хоть минимально… Доронин шел на поправку семимильными шагами. Он уже ходил без костылей, только опираясь на палочку. Инна нарадоваться не могла. На ее брата опять обращали внимание женщины, весь женский персонал клиники с ним кокетничал. Его повысили в звании, присвоили звание подполковника, вручили орден, в Кремле.
На награждение в Кремле он мог бы пойти на своих ногах, но Сергей Пирогов, которому тоже вручали в тот день награду, Звезду Героя России, за сложнейшую военную операцию, он практически в одиночку поймал крупнейшего террориста, уговорил Доронина этого не делать. Резонно сказал, неизвестно, сколько придется ждать награждения, можно ли там будет присесть, лучше не рисковать. Отправились в Кремль таким образом – Доронин в инвалидном кресле, в военной форме с новенькими погонами подполковника, кресло катил Сергей Пирогов тоже в форме, но с новенькими генеральскими погонами. Пирогов вышел в отставку. Не смог сработаться с новым Министром обороны, пришлось ему уйти, о чем, кстати, он совершенно не жалел. И Доронин понимал, что после выздоровления и его ждет отставка, он был к ней готов…
На приеме, в Кремле, Доронин встретился с матерью своего спасителя, Николая Игнатьева, она получала награду за своего сына, и тоже Звезду Героя России. Доронин опасался этой встречи, и не напрасно. Мать погибшего Героя не ответила на его приветствие, не посмотрела в его сторону. Отстраненная, вся в черном, получила награду, поблагодарила, и ушла,  не оставшись на банкет… Доронин хотел перехватить ее на выходе, поговорить, требовал у Пирогова, что бы он подвез его к двери, но Сергей коротко ответил: «Сашка, не нужно. Я пытался с ней говорить, не хочет ничего слушать, всех винит кругом, нас с тобой в основном. А мы с тобой не виноваты, это теракт был, его нельзя было предотвратить.  Я легко мог на твоем месте оказаться, погибнуть мог как Николай. Прости, я простил!». Доронин вспомнил, о чем несколько месяцев назад говорил другой друг, Володя, священник, и тоже простил…   
 9   
 Но те, женщины, что с Дорониным кокетничали, его не интересовали. Его интересовали только его жена и его дети. Для Инны наступили черные дни. Ей предстояло объяснить брату, где его жена. Почему она его не навещает. Когда он находился в своей первой больнице, в реанимации, еще до поездки в Германию, сестра объясняла, что в реанимацию родственников больных не пускают, и как только его из реанимации переведут в обычную палату, Кристина к нему придет. Но вот его перевели в обычную палату, но Кристина так и не появилась. Доронин, уже способный говорить, требовал у сестры телефон, что бы жене позвонить, сестра выкрутилась, телефон не давала. Но заставила Кристину звонить мужу, хотя бы раз в неделю, поясняла, он очень болен, с ним сейчас серьезно разговаривать нельзя… И до поездки в Германию, говорить с братом не разрешила. В Германии было легче, там она объясняла брату, что Кристине звонить в Германию дорого, она присылает смски, показывала их ему (эти смски присылала старшая дочь Инны, по ее просьбе).  Но когда они вернулись в Москву, врать Инне стало очень трудно. А потом практически невозможно…Она съездила в бывшую квартиру брата, поговорить, но Кристину не застала, та с детьми была у ее родителей. От соседей Инна узнала, что Кристина полгода замужем за другим, с Дорониным развелась, и тем более, Доронин в своей квартире не прописан, Кристина умудрилась его выписать, и прописала нового мужа. То есть, Александр Доронин, подполковник, орденоносец, фактически бомж. Когда он выпишется из больницы, жить ему будет негде. А он все ждал звонка Кристины (пытался звонить сам, но к городскому телефону она не подходила, а номер мобильного сменила). Он также попытался звонить бывшему другу, Стасу  Чагину, но и тот сменил номер телефона…
И кто мог подумать, что Доронин сможет сбежать из больницы? Уболтать охрану, занять у других больных денег на дорогу, у одного из медбратьев одолжить гражданскую одежду, и поехать к себе домой. То есть к своей бывшей семье. А он именно так и сделал…Приехал на такси к  дому, поднялся на свой этаж. У него даже оказались ключи от его квартиры (они всегда лежали у него в кармане, и когда, сразу после ранения, он попал в полевой госпиталь, все его вещи и документы, что не были повреждены взрывом, сложили в пластиковый пакет, и передавали вместе с больным из больницы в больницу). Вот именно этими ключами он открыл дверь  бывшей квартиры.  Его супруга была уверена в своей безнаказанности, не сменила замок в квартире. Он застал  супругу (бывшую) в своей  спальне (тоже бывшей), на кровати, им купленной, в объятьях своего друга Станислава Чагина (бывшего!), теперь мужа Кристина (о чем Доронин не знал).
И он разобрался с Чагиным по-мужски…Приехавшая милиция (вызвали соседи, услыхав дикие крики Кристины), застала такую картину. В квартире выла обезумевшая Кристина, она сидела на полу, в углу, у балкона, а Стас Чагин тоже выл, только уже на улице, под балконом квартиры, от боли, он сломал обе ноги. Доронин выкинул его с балкона. Но так как квартира находилась на третьем этаже, Чагину несказанно повезло, он легко отделался. Сам Доронин тоже сидел на полу, напротив Кристины, тупо покачиваясь как маятник. Он не произносил ни слова, его глаза ничего не выражали. Казалось, он не понимал, где он находится, с кем, и что наделал. Милиционеры вызвали «Скорую помощь», а приехавшие врачи, забрав Чагина, в свою очередь, вызвали психиаторов для Доронина…
 
Доронин пропал. Инне не могли сказать, где ее брат, сказали – пропал. Она обзвонила  все московские больницы, морги, милицию (вдруг его забрали за какое-то правонарушение). Бесполезно, брата она не нашла. Она подразумевала, что брат мог отправиться к  Кристине, разбираться с ней, откуда-то узнал о ее ненадлежащем поведении, но та как обычно не подходила к телефону. Домой к Кристине поехал Сергей Пирогов. Ему Кристина тоже дверь не хотела открывать, требовала, что бы он убирался. Но тот убираться не собирался. Наоборот, он пригрозил  выбить дверь, и он совершенно не боялся милиции, которой пригрозила ему неверная жена его друга. Кристина пожалела дверь. Открыла. Но решила говорить с Сергеем в коридоре, в квартиру пускать не хотела. Вошедший Пирогов, мгновенно отстранил ее плечом, прошел в квартиру. И тут же понял, почему Кристина не хотела его пускать. В гостиной на диване Сергей нашел Чагина, в гипсе, в синяках. А тот, увидев пришедшего Пирогова, заголосил, затрясся от страха:
- Сережа, не трогай меня, я уже инвалид!!! Твой дружок постарался!!!
Пирогов подумал, какой же его друг молодец. А, Чагин верещал:
- Псих твой друг, в психбольнице он! А как подправит здоровье, в тюрьму пойдет, за членовредительство…Я всегда знал, что он псих, и ты псих, Сережа!
- Я тоже? Почему? – Пирогов иронизировал, но  Чагин отвечал ему совершенно серьезно:
-Воюешь. Убиваешь себе подобных. Это только психи могут делать!
- Поэтому ты в армию так рвался? Ты же убивать хотел!
- Я не смог!  А вы убивали, психи!
Через полчаса, после воспитательной беседы, Чагин пообещал Пирогову забрать заявление о членовредительстве из милиции, написать, что он не имеет к Доронину претензий. Кристина написала такое же заявление, пошла с Пироговым в милицию заявления отдавать... Но Пирогов от Кристины на этом не отстал. Вернулся обратно в бывшую квартиру Доронина, и вытянул из нее, что Доронин уже не прописан своей квартире, фактически бомж. И настоял, что Александру сладкая парочка купит жилье, то которое он сам захочет. Чагин стонал, что  денег у них нет. Сам Чагин долгое время не работал, теперь вообще неизвестно когда сможет, а Кристина вообще никогда не работала, и потом у них же дети. Пирогов хмыкнул, и в свою очередь поинтересовался, а где жил Чагин до того как поселился у Кристины? Чагин ответил – у родителей. То есть, почти к сорока годам, Чагин не заработал ничего и сидел на шее у родителей, а теперь вот поселился в квартире бывшего мужа своей жены. Но он клятвенно пообещал жилье Доронину купить.  Пирогов проконтролировал. Так Доронин получил свою знаменитую комнату в коммуналке на Таганке. Он хотел побыстрее получить жилье, выписаться из больницы (из психбольницы Пирогов  забрал друга в тот же день, как узнал у Кристины, где тот находится). Когда Пирогов приехал в психбольницу, то нашел своего друга действительно в плохом состоянии. Он не разговаривал, никого не узнавал, почти не двигался, сидел в уголке большой больничной палаты, смотрел в одну точку. Врачи объяснили–состояние кататонии, последствие стресса. Но Пирогова Доронин сразу узнал, вспомнил, что он наделал.  Пирогов увез друга назад, в его больницу, и уже там, вместе с Инной, рассказал Александру, что произошло в его семье, о скоропостижной смерти отца, и о том, что Кристина развелась с ним еще полтора года назад, и вышла замуж за Стаса Чагина, и о том, что он лишился квартиры. Доронин все выслушал молча, коротко бросил:
- Ну и рассказали бы вовремя, не скрывали,  не умер бы…
И попросил на эту тему с ним больше не говорить. Пирогов с Инной этого делать не собирались. Вот как-то так…

Вселившись в комнату, познакомившись с соседями, Доронин начал новую жизнь. И именно тогда появились в его комнате сонники, и начались визиты к колдунам, которых он просил заколдовать его (или расколдовать). Интересно, что при встрече с Александром, дед Вася высказал  очень правильное суждение:
- Жив остался, руки-ноги целы, Бога благодари, значит, не все еще в этой жизни  сделал, что-то еще сделаешь. А, что жена тебя бросила, тоже плюс, не нужна она тебе. Другую найдешь, ты парень видный, рукастый, найдешь! Один не останешься. Вот моего сына не вернешь, погиб, внуков нет, не успел сын детишек народить. Совершенно один я на белом свете, и вот Галка тоже одна. Вот это горе…
Именно тогда, Доронин, выписавшись из больницы, поехал к своему другу, Володе, приходскому священнику. Прожил там, на природе, несколько месяцев, практически все лето. Помогал другу ремонтировать церковь, кошеварил, даже урожай на приусадебном участке собирал.
Вернувшись от Володи, в Москве надолго не задержался, поехал в свой родной город, Белово. Полетел на самолете, до Кемерово. Из Кемерово в Белово ехал на такси, больше двух часов, сто тридцать километров, все таки. Всю дорогу, от Кемерово до Белово, он вспоминал свое детство, редкие поездки в Кемерово, которые казались тогда невероятными приключениями, родителей, сестру Ольгу. Добравшись до Белово, сразу, на том же такси, поехал на кладбище, где на могилы матери и сестры высыпал землю, взятую с могилы отца. Он прожил в Белово три дня, остановился в гостинице, ходил по знакомому городу, удивлялся. Город, в котором он не был двадцать лет, совершенно не изменился, даже продавщицы в молочном магазине, рядом с их бывшим домом, те же. Эти продавщицы, одна чуть старше, другая моложе, были всегда. Вернее, были столько, сколько помнил себя Саша Доронин, то есть они трудились в этом магазине лет тридцать пять. И сейчас, в чудом сохранившемся, молочном магазинчике, торгующим теперь кроме молока еще другими продуктами, начиная от колбасы, и заканчивая крупой и сахаром, трудились те же продавщицы. Он узнавал родной город, но город не узнавал его. Близких родственников у него в городе не осталось, друзей тоже.  Даже его одноклассники все разъехались. Те, кого он расспрашивал о судьбе своих бывших друзей и родственников, на него странно косились, не понимали, зачем ему это нужно. Не верили, что он когда-то жил в этом городе, считали, что он или из милиции, или представитель криминального мира, собирает  информацию, для чего-то или для кого-то. Уезжая, опять на такси, которое нашел с трудом, таксисты обнаглели, просили двойной счетчик, пять тысяч рублей (примерно столько стоил билет на самолет от Кемерово до Москвы),  понимал, что больше не вернется. Это не его город…
      
  Настя, лежа рядом с совершенно неподвижным, замороженным Дорониным, старалась не шевелиться. Она напряженно думала о его страшной истории. Пока он рассказывал, она не перебивала, не задавала вопросов, не просила уточнить, просто слушала. Он за это был ей благодарен. Если бы она его перебивала, он бы не смог рассказывать.
Так вот,  Настя, со своей эмоциональностью и бурным воображением, выслушав его рассказ, физически ощущала боль, что он испытал, переживала вместе с ним его душевные терзания. Она реально представляла болезненно-бледную девушку, в черном, идущую на смерть, ощущала ужас молоденького лейтенанта,  понимающего, что жить ему осталось считанные секунды, видела страшный взрыв, причинивший невыносимую боль Доронину. Настя переживала и эмоции  Кристины, бывшей жены Доронина, ждущей на летном поле самолет, который должен привезти ее раненого мужа. Вернее она была самой Кристиной, бегущей по летному полю в нарядном платье, на высоких каблуках, к самолету. Видела Доронина, изможденного, прикованного к больничной койке, раздавленного болью и пониманием того, что  оставшуюся жизнь  (к счастью недолгую), он проведет вот так вот, без движения, бревном, овощем. И на ее глазах он постепенно приходил в себя, выздоравливал, вот он перенес операцию и послеоперационные осложнения. Вот уехал в Германию, с надеждой на выздоровление, и неимоверными усилиями, своими собственными и немецких врачей, восстановился. Но зачем? Для чего? Оказывается, что выздоравливать ему было не для чего и не для кого, он никому не нужен был в России.
 Настя поцеловала его в щеку, потерлась о его плечо, обняла, прошептала:
- Прости меня…
Он, совершенно без эмоций, холодно, произнес:
- За что?
-За те глупости, что я наговорила тебе…
- Пустое. Теперь со мной все в порядке. Теперь я умею прощать…

Глава двенадцатая. Олег Бойко. Весна.
1
 Олег Бойко сидел в своем кабинете в глубокой задумчивости, запустив в лысеющую шевелюру обе руки. Он только что закончил читать статьи Насти Кораблевой о секте, организованной супругами Трофимовыми. Он прослушал разговор Насти с человеком, называющим себя Гриневичем Артуром Ильичом, юристом, записанный на флэшке, полученной от Доронина. И поражался, почему никто даже не пытается  супругов Трофимовых остановить, неужели всем все равно? И даже смерть несчастной девочки Юли Лисицыной никого не напрягла, погибла девочка, ну и пусть. Записку  оставила, что сама так решила, все, самоубийство. Дело уголовное возбуждать не стали. А то, что это реальное доведение до самоубийства, и реальные люди имеются, что девочки довели? Почему родители в прокуратуру не обратились? И только два человека пытаются достучаться до истины – Настя Кораблева и Александр Доронин.
До  изучения статей   Насти, Бойко поинтересовался, кто же такие супруги Трофимовы. Лучше бы этого не делал! Бойко был потрясен размахом деяний этой парочки, его даже тошнить начало от омерзения. Вот это да, мастера своего дела, и сказать даже нечего. Восемь уголовных дел против них возбуждалось,  закрыты. А сколько не возбуждалось, как в случае с Юлей Лисицыной?  Бойко перепроверил информацию Доронина о белой машине, что стояла у дома Насти, просмотрел записи видеокамер. Машина действительно была, но стояла не у подъезда Насти, чуть дальше. Видеокамера над подъездом Насти, как назло, не работала. Но Бойко увидел, как из белой машины, именно «Лады Приоры», как и утверждал Доронин, вышли двое мужчин, третий остался в машине, но пошли ли эти двое к подъезду Насти, не понятно. Но было ясно видно, как через полчаса, один из этих двоих, вернулся, бегом, запрыгнул в машину, и машина сорвалась с места. Машина вернулась минут через двадцать, остановилась на прежнем месте, и из нее опять вышли двое, те же самые, что и примерно час назад, и пошли, между прочим, в направлении подъезда Насти. Опять!  Бойко проверил записи видеокамер на проспекте, на остановке трамвая,  увидел Настю, запрыгивающую в трамвай, и громилу, бегущего за трамваем. Рассказ Насти подтверждался. Бойко  отыскал записи с видеокамер в автобусном парке (какое счастье, что именно там видеокамеры работали!), и смог наблюдать Настю, сидящую на автобусной  остановке, кавказцев, пристающих к ней. Больше записей видеокамер он не нашел. Но на момент убийства девушки  у Насти было железобетонное алиби, ее не было дома! Машина «Лада-Приора» покинула наблюдательный пост у подъезда после полуночи, когда двое ее пассажиров вернулись, опять бегом. Машина принадлежала Полевому Владимиру Михайловичу, официально числящемуся шофером в «Медицинском центре», возглавляемом супругами Трофимовыми. Мозаика сложилась! Если бы Бойко курил, он бы, когда сложил всю эту мозаику, расписал присутствие Насти в тех или иных местах (по минутам), выкурил бы целую пачку сигарет, а если бы пил, уговорил бы бутылку водки... И еще, Бойко постоянно думал о Доронине и Насте Кораблевой. Ему очень не понравился Доронин. Не понравился потому что, он был именно таким, каким хотел быть сам Бойко. И сумасшедшие комплексы Олега Бойко, не покидающие его с детства (и по поводу внешности, и по поводу характера) при встрече с Дорониным, взыграли с неимоверной силой! Бойко не мог простить Доронину накаченных мышц, подтянутой фигуры, бесспорно полученных в спортзале, сам Олег ходить в спортзал ленился. Еще Доронин умел многозначительно молчать, иронично поднимать брови, когда Олег говорил гадости (специально), совершенно не реагировал, не один мускул на его красивом лице не дрогнул. Лишь иронично хмыкал, Бойко так не умел…
 Раньше, до знакомства с Дорониным, таким вот недостижимым идеалом для Бойко был его коллега, Петр. Но Петр, нереальный красавец, покоритель женских сердец, был всего лишь красавцем и покорителем женских сердец, он был глуп, ленив, и к тому же любил выпить лишнего. Да, он нравился девушкам, они на нем висли гроздями. Но лишь висли…В общем, брутальный, харизматичный Доронин явился для Бойко недостижимым идеалом…  Доронин, ко всему прочему, был еще умен и наблюдателен! И осмелился его, Бойко, страдающего синдромом отличника и манией величия, учить работать! Простой охранник - его следователя, с отличием окончившего Юридическую Академию! К великому разочарованию Бойко Доронин оказался прав, то, что он рассказал, со счетов сбрасывать нельзя было. Бойко, в пику всем его недостаткам, отличался кристальной честностью и удивительной работоспособностью, понял, нужно разрабатывать именно версию Доронина – Насте мстят шарлатаны Трофимовы…
Бойко не понравился Доронин, но ему очень, да не просто очень, а до дрожи в коленках, до головокружения, практически до помутнения рассудка понравилась Настя! Красивая, умная, смелая, принципиальная… Он все свои тридцать лет искал именно такую женщину…  При виде ее у него язык прилип к небу, стали мокрыми ладони и запотели круглые очки! Но Доронин держал Настю за руку, а она прижималась к его плечу, привставала на цыпочки, заглядывала в глаза. Все было ясно, Насте нравился Доронин, а тот обожал Настю, боготворил, как тигр в клетке, метался по лестничной площадке, когда Бойко ее допрашивал, если бы заметил, что ей грозит хоть малейшая опасность, кинулся на следователя, и глотку бы тому перегрыз… Глядя на эту парочку Бойко думал, что наверное, ему несказанно повезло, он реально видит НАСТОЯЩУЮ ЛЮБОВЬ (вот именно так, большими буквами)…
2
Бойко вызвал на допрос водителя Владимира Полевого. Выяснить, что делала его машина в вечер убийства Екатерины Филимоновой у дома Анастасии Кораблевой. Тот явился, сразу же, с порога, заявил, что «Ладу-Приору» у него угнали тем злополучным вечером или ночью. Приехав с работы, он оставил машину у подъезда, а утром машины не обнаружил. Он  уже заявление об угоне написал в полицию и в страховую компанию. А то, что он дома в тот вечер был, могут жена и дети подтвердить, и еще теща! Бойко Полевого отпустил. Пожалел, что Настя, людей, ворвавшихся в ее квартиру, плохо разглядела. Но она показала, что  вроде бы один из них был светловолосым, среднего роста, а второй двухметровым громилой. Водитель Полевой светловолосым не был, и по габаритам (чуть выше среднего роста, нормального телосложения) на второго из вломившихся в квартиру не походил.  Но то, что он врет, что не был на месте преступления, было ясно, как белый день, скорее всего, именно он сидел в машине, стоящей у дома Кораблевой. А пока Бойко попал в тупик. Он распечатал фотографии пассажиров белой машины, правда, очень не четкие, поехал в Медицинский центр, к супругам Трофимовым. Уж очень хотелось ему с этими деятелями от медицины повидаться… Повидаться с Трофимовыми не удалось. Не Варвары Петровны, не Валентина Викторовича в Медицинском центре не было. Охранники ответила – супруги давно в Центре не появлялись, они дома, в Подмосковье. Бойко записал адрес супругов Трофимовых (давать адрес охранники не хотели, Бойко им пригрозил, потряс своим удостоверением, и только тогда адрес получил). Показал охранникам фотографии предполагаемых преступников, те никого не опознали. Но Бойко был не так прост. Он понял, что охранники врут, по их глазам понял, слишком уж у них глаза бегали, когда он им фотографии показывал.  Он вышел из здания Медицинского центра, обошел его кругом, занял пост наблюдения у служебного входа, неподалеку от мусорных баков (именно так когда-то поступил Доронин, но Бойко этого не знал). Ждать ему пришлось недолго.  Вышла уборщица, вынесла огромный мешок мусора. Бойка сразу же направился к ней, с раскрытым удостоверением и фотографиями. Уборщица узнала охранника по имени Василий и юриста, Артура. Это было уже что-то.
Бойко поехал к супругам Трофимовых, в подмосковную усадьбу. Но в усадьбу он просто не попал. Ему даже не открыли дверь. Он стучал в ворота в течении часа. Вызвал участкового, но и того не пустили. Хоть ворота ломай, или ОМОН вызывай! Бойко настрочил повестку, бросил в щель в воротах, якобы в почтовый ящик. Он замерз, устал, ездил он в Подмосковье на электричке, своей машины у него не было, казенной не пользовался принципиально, и поехал домой, к маме, которая ждала его с горячим сытным ужином…После ужина засел за компьютер. Утром следующего дня он уже знал всю подноготную Артура Гриневича (блондина, того самого, что беседовал с Настей в Медицинском центре, его голос был на аудиозаписи!) и Василия Рябчикова (громилы). А  ближе к вечеру, Бойко вызвали к его непосредственному начальнику, генералу. Бойко не удивился, подвоха не почувствовал. Но разговор с генералом у Олега получился просто ужасным. Генерал сразу начал на Бойко орать:
- Олег, почему ты отпустил Кораблеву под подписку о невыезде!!?
- У меня не было оснований ее задерживать. Она свидетель…
- Какой свидетель! Я требую, чтобы ты предъявил ей обвинение!
-Товарищ генерал, я проверил алиби Кораблевой, она не в чем не виновата, ее алиби полностью подтвердилось…
- Какое алиби!  Немедленно предъявляешь обвинение, и отправляешь эту девку в СИЗО…
- Товарищ генерал, нет оснований…
- Я тебя предупредил! Не сделаешь, уволю…Ты у меня уже в печенках сидишь! Ты у нас работаешь, только потому, что ты сын Толи Бойко, героя опера, погибшего от рук бандитов, и мать твоя в ногах у меня валялась, ползала здесь, слезами обливалась, просила на работу ее сыночка взять, ботаника, оболтуса. Где бы ты работал? Тебя куда взяли бы? Копейки бы зарабатывал. Так вот, я тебе сказал, предъявляешь обвинение в убийстве Кораблевой, и все…
- Но послушайте, это абсурд, у Кораблевой нет мотива убивать Филимонову, они подруги с детства.
- По пьянке убила!
- Вскрытие показало, что Филимонова не употребляла алкоголя…
- Значит, употребляла Кораблева!
- Но Филимонова жила в Санкт-Петербурге, а Кораблева в Москве, они не виделись много лет, за что Кораблевой убивать Филимонову?
- Вот посадишь ее в СИЗО, и там выясним, почему она ее убила! Может быть из ревности!
- Товарищ генерал, это не правильно! Прочитайте статьи Кораблевой, поймите, ей нужно верить. У меня есть аудиозапись ее разговора с юристом Гриневичем. Там, в этом Медицинском центре жуткие дела творятся!  Вот у супругов Трофимовых есть мотив для убийства. Я считаю, что Филимонову убили по ошибке, вместо Кораблевой. И потом, есть улики, свидетели видели как в квартиру Кораблевой ломились какие-то отморозки…Стояла машина Полевого у дома Кораблевой, длительное время…
-  Улики косвенные! Ну и что, что стояла машина. Полевой ясно показал, машина в угоне. Кто-то может  опознать, как ты говоришь, отморозков, которые ломились в квартиру Кораблевой? Фотороботы составить? Ведь нет?
- Я установил двух людей, что приехали на машине Полевого, это сотрудники Трофимовых! Юрист Гриневич, между прочим судимый за мошенничество, десять лет отсидел, и Василий Рябчиков, охранник. Я уверен, что это они ломились в квартиру Кораблевой…
- Ну и что? Кораблева не запомнила тех людей, которые ломились в ее квартиру, по ее словам, я читал ее показания!
- А зачем они приехали к дому Кораблевой?
-Могли приехать…Это не значит, что они убили! И вообще, не доказано, что это именно они приехали! Их кто-то опознал? И не значит, что они приехали именно к Кораблевой, может домом ошиблись.
- Да, три раза!
- Где записи с камер? Я хочу лично посмотреть, что ты там  разглядел. Предоставь записи!  И я приказываю, арестуй Кораблеву, отправь в СИЗО,  добейся признания. Иначе уволю, все мне скажут спасибо! Ты достал  своим занудством, ты не умеешь работать! Не понимаешь, что иногда нужно решить вопрос не так как ты считаешь правильным, а так как будет правильно политически! Вот сейчас правильно, политически, чтобы Кораблева оказалась, в СИЗО и призналась в убийстве!
- Я думаю…
- Не думай, делай! 
Бойко вышел от генерала в смятении, это мало сказано, он был в шоке! Он должен арестовать Настю! Нет, это невозможно, неправильно, это противоречит законам, и юридическим, да и справедливости тоже. Он, Бойко, не будет этого делать…Пусть уволят…Олег спустился в Бюро пропусков,  там работала хорошая знакомая семьи Бойко (то есть Олега и его матери), пожилая женщина. Олега интересовал только один вопрос, кто приходил сегодня к его начальнику, генералу, кому выписывались пропуска? Сотрудница Бюро пропусков полистала  корешки выписанных пропусков, нашла интересующий Олега пропуск, прочитала имя, отчество и фамилию визитера – Трофимов Валентин Викторович. Бойко тяжело вздохнул, он почему-то совершенно не удивился.
3
Визиту Трофимова к генералу предшествовали определенные события. Как Трофимов не хотел идти на Петровку! Как сопротивлялся! Но его супруга, Варвара резонно произнесла (в конце гневного, и это еще мало сказано, убийственного монолога):
- Ты, что миленький, - произнесла она с иронией, - Ты добиваешься, что бы твои косяки баба разруливала? Ты мужик или кто? Я думаю, не мужик!
- Пусенька, почему же мои косяки?
- А чьи, миленький? Я давно говорила, что с этой журналисточкой нужно разобраться, еще, когда она только первую статью настрочила! И теперь вот такого вот геморроя не было бы! Так что, давай, разруливай!
Трофимов бросился за помощью к Гриневичу, все таки, тот  человек с опытом. И именно Гриневич предложил найти подход к начальнику того следователя, что расследует убийство, и как он выразился «забашлять» его. Трофимов охнул, он никогда этого не делал, всегда с силовыми структурами договаривалась Варвара. Но она самоустранилась, как он посчитал… Но это было не так. Варвара страшно испугалась произошедшего, испугалась, что если полиция действительно начнет копать, расследовать их с мужем деятельность (опять, в который раз!), то докопается до Экопоселения, этого она допустить не могла! И она уже знала, как будет действовать, если все пойдет не так, как ей нужно…Варвара была уверена, когда посылала Гриневича и Василия к журналистке, что мужики справятся, с Анастасией Кораблевой будет покончено! Нет, журналистка оказалось прыткой. И это еще не все! Гриневич умудрился убить в квартире журналистки какую-то чужую девку! Он валялся в ногах у Варвары, плакал, бился головой об пол,  клялся, что все произошло совершенно случайно, он не думал, что в квартиру журналистки может кто-то заявится…
Гриневич с Василием ждали сбежавшую журналистку, они резонно решили, что журналистка долго по улицам бегать не будет, домой вернется. Решили ждать до утра, а утром отправиться к ней в редакцию. Попутно, ожидая журналистку, перерыли все в ее квартире, искали запись, которую она сделала в Медицинском центре… Не нашли. И журналистку не дождались. Вместо нее пришла какая-то чужая девка, принялась трезвонить в дверь, когда дверь не открыли, уселась на сумку рядом с дверью. Гриневич решил ее впустить, чтобы сильно за дверью не шумела, не стучала. Девка, увидев незнакомых мужиков,  начала верещать. Тогда Гриневич пригрозил ей пистолетом (травматическим, но переделанным под боевой)… В общем, как объяснял Гриневич, он одной рукой пытался заткнуть ей рот, чтобы она не орала, другой угрожал пистолетом, но девица сопротивлялась уж слишком активно, и даже Гриневича укусила, тогда его пистолет непроизвольно выстрелил. Гриневич с Василием схватили  ее сумку с документами, и дали деру… Сумку сожгли в ближайшем лесопарке… Зачем? Ответа на этот вопрос Гриневич с Василием не смогли дать, типа, испугались. Ко всему прочему, они отправились к журналистке на «Ладе-Приоре», закрепленной за Медицинским центром. Варвара поинтересовалась, как в их тупых головах могло такое возникнуть? Владимир Полевой, шофер, пожав плечами, спокойно ответил – а на какой машине они должны были поехать на задание Варвары Петровны, не на личной же его, Полевого? У Гриневича и Василия машин собственных не было. Варвара схватилась за голову. Театр абсурда! Но, перепоручить кому-то другому, ликвидировать журналистку, теперь уже было невозможно…Шофера Полевого сразу же вызвали на Петровку, расспрашивали про машину, а потом следователь приперся домой к Трофимовым (его не пустили).
Варвара решила, пусть муженек-недотепа свои косяки разруливает… Он попытался разрулить… Через пятые руки, на его счастье, нашел выход на генерала, начальника того самого странного следователя, что приезжал к дому Трофимовых. Помог Гриневич, за взятку, нашел номер мобильного телефона одного из мелких начальников (решалы) с Петровки, и тот, тоже за взятку, помог Трофимову сконтактировать с генералом, назвал сумму (установленную таксу), сколько будет стоить, чтобы уголовное дело было расследовано, так как нужно кому-либо. Сумму на взгляд Трофимова умопомрачительную (равную стоимости усадьбы в Подмосковье). Но Варвара сказала – заплатим!   Трофимов поехал на встречу с генералом. Трясся как осиновый лист. Но все прошло на удивление легко и гладко, генерал улыбался, поил Трофимова кофе со сливками. Передал листочек с текстом, что деньги нужно оставить в банковской ячейке определенного банка, и кому передать ключ от ячейки. Трофимову даже показалось, что тот текст, что передал ему генерал, он передает не ему одному, это уже опробированный метод получения дополнительных денег. Трофимов рассказал, что ему нужно, вернее не рассказал, передал генералу свои требования также в письменном виде, и аккуратно убрал переданный генералом листок. Допил кофе, поинтересовался, будут ли теперь вызывать его людей к следователю, и не лучше ли его людям уехать? Но генерал, все также с доброй и милой улыбкой произнес, как только будет выполнена договоренность, его люди могут быть спокойны. Когда Трофимов вернулся домой, Варвара уже подготовила деньги для передачи.   
Владимир Полевой купил новую машину, теперь уже не «Ладу-Приору» (которую в тот же день, нашли в дальнем Подмосковье, сожженную), а недорогой «Форд». Трофимов не любил дорогих, броских машин, привлекающих излишнее внимание, вот почему ездил на «Ладе-Приоре».  Вместо пропавший «Лады» просил купить машину похожего класса. Трофимов, вместе с Гриневич и Полевым в качестве шофера повезли деньги в указанный генералом банк.  Арендовал ячейку, оставил деньги, передали кому нужно ключ от ячейки, и с легким сердцем поехал домой. К вечеру ему позвонил на мобильный неизвестный (кто позвонил, он так и не понял, неизвестный сказал, что говорит по просьбе генерала), что его (Трофимова) вопрос решен положительно. Трофимов улегся спать, и спал спокойно…
Но Трофимов не знал, что дело об убийстве Екатерины Филимоновой все еще расследует неутомимый следователь Бойко. Не снял его генерал с этого дела, понадеялся, что  воспитательные меры, проведенные с нерадивым следователем, будут достаточными (раньше на Бойко угрозы генерала действовали). Но генерал просчитался, Олег Бойко влюбился в первый раз жизни, и за свою любовь был готов бороться до последнего…
4
Бойко позвонил Доронину, предложил встретиться, срочно.  Доронин, в своей обычной манере, на путанные объяснения Бойко, ответил коротко:  «Да, хорошо…». Договорились где. В том же кафе, где встречались впервые. Бойко приехал первым. Когда Доронин появился, тот сидел, нахохлившись, над чашкой с чаем, как и при их первой встрече. Но в отличии от их первой встрече, разговор  начал Бойко. Буркнул себе под нос:
- Все плохо, Доронин!
- Что плохо, поясни?
- Чего, пояснять то? Меня уволят, если я не арестую Настю Кораблеву!
- И, что?
- Ты не понял, я должен выписать ордер на арест Насти!
- Понял, не кричи.  Что ты предлагаешь?
- Где Настя? Надеюсь, она не живет в своей квартире?
- Конечно.
- А где она живет?
- А какое тебе дело? Ищи!
- Мое большое дело. Я не верю в вину Насти, и продолжу поиски убийцы.  Вернее, я уже нашел. Это или Василий Рябчиков или Артур Гриневич. Оба сотрудники Трофимова. А приказ арестовать Настю я получил от генерала, после того как его посетил небезызвестный нам с  тобой Трофимов. И еще, я прочел все статьи Насти и изучил подноготную супругов Трофимовых. Послушал разговор, записанный на флэшке, что ты дал. И полностью согласен, Доронин, Трофимовы редкостные гады.
- Как ты будешь искать Настю?
- Я не собираюсь ее искать… Пока я работаю, еще не уволен, искать ее я не буду, но обязан объявить в розыск. Твоя задача, что бы ее не нашел кто-то кроме меня…О тебе в деле ничего нет. Есть показания соседки, что Настя встречалась с каким-то взрослым мужиком, по внешнему виду, начальником, и все. Не имени, не фамилии этого мужика никто-то не знает. На ее работе тоже об этом мужике слыхом не слыхивали.  Я был у нее в редакции, там вообще какая-то отмороженная девица, со мной разговаривать не стала (Доронин подумал – Вероника, Настя про нее рассказывала), а ее шеф, Игорь Коротков, хоть и хорошо знает Настю, но тоже о тебе не слышал.    Алиби ее я пробил, не виновата она не в чем. И пока я работаю, буду жалобы во все инстанции писать, ареста Трофимовых требовать. Сколько сил хватит…
- Понял… Не боись, Настю я никому не отдам, пока я жив, она будет в безопасности… Пойду перекурю…
Доронин встал, Бойко в который раз восхитился точностью и слаженностью его движений. Когда вставал, он не облокотился о стол, Бойко так не мог, вставал тяжело и натужно. И походка у Доронина была твердой и упругой, а Бойко когда ходил, постоянно шаркал ногами.  Через пять минут Доронин вернулся, сказал, что заказал двести пятьдесят коньяка, кофе и нехитрую закуску, что была в кафе - лимон и пирожные. Бойко тут же возразил, мол, он не пьет, а Доронин за рулем, зачем коньяк? И кофе Бойко тоже  не пьет… Доронин  пожал плечами, ну и что, что за рулем, он все равно выпьет, ему нужно, а Бойко пусть делает, что хочет, может домой ехать! Но Бойко остался, и когда принесли коньяк, кофе и закуску, выпил и коньяк и кофе. В итоге  Бойко уговорил больше половины графина коньяка, потом сам заказ еще столько же, только уже без закуски. И напился в стельку! Для бравого вояки Доронина двести грамм коньяка было ничто, а ботаник Бойко не выдержал. Вообще-то, в мужской компании он пил в ресторане впервые, друзей у него не было, а коллеги в ресторан его не приглашали, в силу его отвратительного, скучного, брюзжащего характера. Он сидел, подперев голову рукой, плакал, жаловался на свою несчастную жизнь:
- Тебе повезло Доронин, ты красивый мужик!   Красивым легче жить. И характер у тебя хороший, ты добрый. Воспитали тебя хорошо. В армии не последним человеком был, ты кто – полковник, подполковник? Везунчик ты Доронин! Бабы тебя любят, друзья у тебя вон какие крутые,  тот седой мужик, Петька сказал, генерал, Герой России! А я кто? Никто! С детства меня ребята в школе унижали, в Юридическую академию поступил только потому, что  папа у меня герой, по блату, можно сказать… На работу тоже по блату. Мать унижалась, просила, что бы меня взяли. Но я работаю, стараюсь, у меня реально хорошо получается, скорее всего, это мое призвание…  Только вот начальство меня презирает, за то что я урод, и за то что якобы чужое место занимаю! А какое чужое, я хорошо работаю! Я хоть на бюджет по блату поступил, но окончил академию с «красным» дипломом! А ты, Доронин, наверное, учился на «тройки»?  А вот зачем я на «пятерки» учился? Девушкам этого не нужно… И зачем я только родился? Меня все шпыняют, я все не так делаю, я не такой как все, урод. Меня просто необходимо шпынять! Мать моя требует, что бы я женился, а на ком? У меня, что девушка когда-то была? Девушкам, такие как ты нужны! Начальство шпыняет, уволить хочет, требует беспрекословного подчинения, а я не могу против правды идти… И не буду прогибаться! Отец мой, герой опер с Петровки, а я его почти не помню, хотя он и погиб, когда мне двенадцать лет было. Он на работе все время был, и днем и ночью, когда приходил домой, то спал. Мы же с ним никогда не разговаривали, и никуда не ходили, не в зоопарк, не в цирк. Ему всегда некогда было, или он устал. Хоть бы раз на дачу с нами поехал! Квартиру после его смерти нам дали трехкомнатную, зачем? Бетонная коробка вместо живого отца? Друзья его к нам приходили, когда он живой был, на праздники, мать с моей бабкой жрать готовили, пироги пекли, а отец  с его дружками напивались, и песни орали… По словам его друзей, они до сих пор на службе, хоть и восемнадцать лет со дня его гибели прошло, он был хорошим парнем… Нас сравнивают все время.  Зачем? Я другой! А меня мать с бабкой воспитали, не отец… Вот таким вот какой я есть воспитали…
Доронин, слушая Бойко, думал, что операм с Петровки, не нужно иметь семьи, как и офицерам спецназа. Вполне возможно, если бы он, Доронин, погиб, его сын также его не помнил, и о нем вот таким вот пренебрежительным образом отзывался. А что, все правильно, он своих детей практически не воспитывал, не общался с ними. А Бойко Доронин ответил:
- Знаешь, Олег, мне тебя совершенно не жалко. Ты, скорее всего в Москве родился, в приличной школе учился. После школы домой, в теплую квартирку, к маме с бабушкой под бок, горячим обедом они тебя кормили, холил, ублажали, ты, вон Академию закончил.  Отец его не воспитывал! Погиб не вовремя, и виноват в этом.  Девушки его не любят! А за что тебя любить, что  ты из себя представляешь? Трепло и тряпка! Внешности моей завидуешь… Спортом займись, похудей, костюм этот дурацкий сними. Подстригись нормально… Да не во внешности дело, вот ты сказал, что я добрый. Может быть я добрый, но ты, же злой и закомплексованный, поэтому  никому не нравишься. Друзьям моим завидуешь? А, ты знаешь, за что Серега Пирогов генеральский чин получил и Звезду Героя? Он Хасана взял, слышал о таком ? (Бойко кивнул) Так вот, под сумасшедшим огнем  прошел, и взял, живым! И жив остался! Три года некто это сделать не мог, а он сделал!
Тут Бойко выдавил из себя:
- А ты где в это время был, когда он Хасана брал?
- Я в госпитале лежал, меня по кускам собирали. Когда меня ранило, меня Серега в госпиталь отвез, все думали, помер я, ан нет, жив был, Серега под дулом пистолета операцию мне заставил сделать.  Я Сереге и сестре своей, Инке, свечи каждую неделю в церкви ставлю. Именно она меня на ноги подняла, от меня все врачи отказались, я инвалидом мог до конца жизни остаться. Она одна да друзья в меня верили. Даже жена бросила… А ты говоришь красота! Не помогла мне моя красота, совершенно. Я, если бы спортом по шесть часов в неделю не занимался, не ходил бы вообще, в инвалидной коляске ездил…
- Ты ранен был? Тяжело? – Бойко начал трезветь.
- Очень. О ранении моем все. Ты знаешь, где я родился? В городе Белово, слышал о таком? (Бойко замотал головой). Этот город в Кемеровской области. А в этом городе ничего нет. Только шахта. И все работают на шахте. А в свободное время колются наркотиками или пьют. Больше делать там нечего. В этом городе нет стариков, одни старухи. Женщины дольше живут. Мужики до шестидесяти не доживают. И меня ждала такая же учесть. Если бы не умер от наркотиков в тридцать, то от выпивки бы в сорок, или от туберкулеза в пятьдесят, а может быть, меня бы в шахте завалило, в двадцать лет! Моя сестра умерла от наркотиков в шестнадцать, мать не пережила ее смерти, умерла в сорок пять, отец запил… Я наркоманом не стал только потому что спортом серьезно занимался, в спортшколе учился. Я отцу не нужен был, меня тренер, добрая душа, разыскал, пожалел, в  военное училище мне предложил поступить. Слава Богу, мне удалось из этого города вырваться. Так, что не смей скулить! Жизнь у тебя тяжелая! Ты не знаешь, что такое тяжелая жизнь. Вот живи не во лжи, поступай по совести, и все тебя увидят, поймут, что ты личность! Как говориться, будь проще, и люди к тебе потянуться…
- Так Настя Кораблева, она же с тобой!
- Вот к чему весь этот разговор, ты на Настю запал! Так такую девушку покорить нужно, завоевать!
- А как?
- Я объяснил - человеком будь! Ладно, Бойко, домой тебе пора, к маме.            
  Доронин вызвал для Бойко такси, а сам потихонечку, страшно боясь, что его остановит полиция, поехал домой. Доехал без проблем. Дома, сразу, с порога, извинился перед Настей:
- Настюш, прости, так получилось, выпил лишнего, с Бойко встречался… Пришлось пить с ним…
А Настя даже и не думала его ругать. Выпил и выпил, не на бровях же пришел, а лишь немного подшофе, Клюева она и не таким видала. А то, что Доронин не пьет, это было видно не вооруженным глазом. Да, в его доме был дорогой, элитный алкоголь, но бутылки с этим алкоголем стояли нераспечатанными. И при ней он не пил никогда (и ей не предлагал выпить), и когда с работы приходил, спиртным от него не пахло. Сегодня, чуть навеселе, пришел впервые. Она помогла ему раздеться, аккуратно, как он любил, повесила его одежду. От ужина он отказался. В домашней одежде, спортивных штанах и майке уселся в кресле, Настя примостилась у него на коленях, обняла за шею. Тихонько спросила:
- Так зачем ты встречался с Бойко?
Доронин вздохнул, как бы ему не хотелось рассказывать о том, что ему выдал Бойко, все равно пришлось рассказать:
- Настя, Трофимов проплатил, отмазал своих людей, и сдал тебя…
- Я не поняла? – Настя свела брови на переносице, она так всегда делала, когда слышала что-то неприятное.
- Трофимов заплатил начальству Бойко, он хочет, чтобы тебя обвинили в убийстве той девушки…Бойко установил, кто ломился в твою квартиру, это люди Трофимова, есть их имена и фамилии, скорее всего, они убили твою подругу. У тебя стопроцентное алиби…
- Что? И что же теперь делать? – она хотела вскочить с его колен, он удержал ее силой, успокоил:
- Бойко клятвенно обещал, тебя у меня никто искать не будет. А он постарается все сделать, что бы Трофимова посадить, да и я не сижу сложа руки, и Серега Пирогов помогает. Так что будь спокойна. Вот только задержаться тебе у меня придется…
 Она на удивление легко согласилась:
- Ладно, хорошо. Только к Короткову съезди, поговори. По телефону не нужно, его телефон слушать могут. И статью ему передай, вторую, о Трофимовых, я дописала. Пусть делает с ней что хочет, печатает или нет, мне без разницы. Я о Петьке Горохове еще написала, ты мне про него рассказывал…Вот эту статью пусть напечатает…
Доронин кивнул:
- Завтра съезжу.
И только сейчас, она, прижавшись к нему, попросила:
- Саша, я умоляю, не езди больше пьяным за рулем. Во-первых, опасно, во вторых прав тебя могут лишить, и надолго. Я понимаю, твои друзья тебя отмажут, но я буду нервничать, и ты тоже… Лучше, если выпил, на такси… 
А Доронин подумал, что такую женщину, как Настя не любить невозможно, она идеальна! И очень даже можно понять Бойко, что он в Настю влюбился! А потом мысленно повторил клятву, данную Бойко, что пока он  жив, с головы Насти не упадет не один волос…
5
Отец Олега Бойко действительно был опером с Петровки, и действительно героически погиб, не дожив до тридцати пяти лет. К моменту гибели он прослужил в милиции пятнадцать лет. На службу поступил в двадцать, сразу же после демобилизации из армии. Начал с постового, потом был участковым, потом работал на Петровке. Поступил на службу рядовым, погиб в чине капитана. Он погиб по вине его руководства, и руководство это признавало. Вдову опера Бойко осыпали всяческими благами, дали хорошую отдельную квартиру (до этого семья, состоящая из самого опера, его жены, тещи и сына жила в одной комнате, в коммуналке), назначили пенсию сыну, потерявшему кормильца, предоставляли каждый год всяческие путевки, и в детский лагерь, и в санаторий. Но молодая вдова на этих благах совершенно не настаивала. Казалось, после гибели мужа, она освободилась от чего-то тяжелого, что тащила с трудом. Так оно и было. Муж этой совершенно простой женщины, нянечки в детском саду, был ее тяжелой ношей. У него был несносный характер, он сильно пил, вскакивал по ночам (если ночевал дома,   что случалось крайне редко), водил в дом друзей, таких же психов, как и он. Но таким он стал не сразу. Постепенно. Работа накладывает отпечаток на характер человека. Временами, когда муж допивался до «белочки», начинал крушить все, что попадалось под руку, она хватала сына, убегала из комнаты, так как муж мог пришибить ее и ребенка в пьяном угаре. И погиб он по собственной дури, и из-за попустительства начальства, именно оно дало добро на то что бы опер Бойко отправился в одиночку допрашивать свидетеля и не куда-нибудь, а в бандитскую «малину». И опер и его начальство прекрасно знали, что там будет засада. Но начальство не проинтуичило, а оперу было все по фигу, море по колено. Он погиб. Его жена вздохнула с облегчением. И принялась пестовать своего отпрыска. Толстого надутого подростка.  Лечить его несуществующие болячки, пичкать деликатесами, ограждать от любых трудностей. От физкультуры он был освобожден, и в школу и из школы ходил за руку с бабушкой или мамой до пятнадцати лет. Друзей он не имел. У толстого, надутого подростка, к тому же с плохим характером (отцовским), друзей быть не может… Но его угораздило влюбиться в самую красивую девочку в классе, и вот, когда он осмелился ей признаться, то услышал то самое страшное слово «урод». Оно плотно засело в мозгу, ему оставалось только плакать в подушку, боясь, что его услышит мать или бабушка. Но к счастью они не слышали, семья жила в трехкомнатной квартире, у Олега  была своя комната.
Когда он поступил в Юридическую академию, нет, не по блату как он говорил, в академии просто была квота на поступление детей погибших сотрудников правоохранительных органов. Бойко поступил бы и без квоты, он хорошо учился в школе. Но если есть преимущество, почему бы им не воспользоваться? Преимущество было у детей чернобыльцев,  у победителей всяческих олимпиад, у спортсменов. И в Академии он действительно учился на одни пятерки. Но вот после окончания Академии у Бойко возникли проблемы. На престижную работу его действительно не брали, он отправлял резюме, его приглашали на собеседование, и не брали!   Скорее всего, из-за непрезентабельной внешности. И из-за его внешности у него, конечно же, были проблемы с девушками! Все девушки без исключения, желающие проводить с Олегом время, были иногородними. От Олега им было нужно только одно – его жилплощадь. Об этом постоянно твердила его мама, после непродолжительных бесед с потенциальными невестами сына. Он не верил, не хотел верить. Пока однажды не услышал в коридоре Академии, как его очередная подружка в открытую смеялась над лохом Бойко, и рассказывала, как она его обведет вокруг пальца и женит на себе, а потом оттяпает себе жилплощадь в Москве. Олег понял, он действительно никому не нужный урод! Работу нашла для него его мама. Она пошла к генералу, сослуживцу покойного мужа, бросилась ему в ноги. И генерал  внял мольбам несчастной женщины, вспомнил боевые заслуги ее мужа, его страшную гибель, и обещал помочь его сыночку. Генерал  пожалел вдову и недотепу-сына. Взял Бойко на работу, тем более что он и Академию с отличием закончил. Генерал походатайствовал перед своим начальством, а начальство было только «за», решило – вот показательный пример – место убитого отца занял его сын.
 Бойко уже 8 лет служил на Петровке.  За восемь лет друзей себе на Петровке он все еще не нашел. Бойко не пил не курил, не занимался спортом, не водил машину, не имел отношений с женщинами, о чем с ним было разговаривать? Коллектив на Петровке был чисто мужской. Коллеги считали его тяжелым человеком. Но все как один подтверждали – Олег Бойко честный и неподкупный, а еще умный и талантливый следователь. Начальство его хвалило (иногда, в глаза), но за глаза называли болваном и лохом, и мечтало, что бы этот противный жирный Бойко сгинул куда-то, что бы его вообще не было в природе!

Дело об убийстве неизвестной девушки в квартире известной журналистки, Анастасии Кораблевой попало к Бойко практически случайно. Начальство опять не проинтуичило, что дело может быть резонансным, а может и быть скандальным, неприятным муторным. Было совершенно ясно, что журналистка Кораблева не убивала свою подругу, и дело превращалось в тяжеленный висяк. Вот и решили поручить его Бойко. И тут же появился господин Трофимов со своими денежками, а отбирать дело у Бойко значило бы нарваться на скандал со стороны уже Бойко. Мол, по какому праву дело отбираете! И еще он наверх жаловаться побежит! Начальство решило на Бойко наехать, угрожать увольнением. В принципе, Бойко побаивался, что его могут уволить. Да запросто! Подкинуть наркотики, взятку, взять с поличным, и уволить с позором. Бойко старался быть осмотрительным, и когда было возможно, начальству уступал. И вот нашла коса на камень. Бойко заартачился, встал на дыбы, решил бороться за Настю всеми дозволенными и недозволенными способами…             
6
На следующий день генерал опять вызвал Бойко. Олег, поплелся к генералу, страдая от страшного похмелья, опухший, мечтающий о холодной минералке, набив рот мятной жвачкой. Генерал не заметил похмельного вида своего сотрудника, Бойко почти всегда выглядел не должным образом. Олег уселся напротив начальника, упершись взглядом в лакированную поверхность  его абсолютно пустого стола. Смотреть в глаза начальнику он не мог, у него голова  страшно кружилась. А генерал опять начал наседать:
- Докладывайте, Бойко, Вы нашли Анастасию Кораблеву?
Бойко помотал головой. Говорить он тоже не мог, его язык прилипал к небу. Но генерал требовал ответа:
- Отвечайте, Бойко, почему?
- Я объявил ее в розыск… - выдавил из себя Бойко.
- И что розыск?
- Пока ничего…
- Установили ее мужика, любовника?
- Пока нет…
- Почему? Номер его машины хотя бы установили? Есть же записи с видеокамер…
- У подъезда Кораблевой видеокамера не работает…
- Посмотрите записи с других камер. Я читал показания свидетелей. У ее мужика большой потрепанный черный джип…
- Вы предлагаете установить всех владельцев больших черных джипов проезжающих мимо дома, где жила Кораблева? За какой период? За месяц, за два, за год?
- Можете посмотреть с первого Марта, Кораблева переехала в тот дом именно тогда. Не нужно ерничать, Бойко! Кораблева может прятаться у него!
Бойко кивнул. Про себя подумал – нужно срочно предупредить Доронина, тот же обещал защищать Настю до последней капли крови!  Так он и сделал, выйдя от генерала, тут же позвонил Доронину, порадовался, что у Александра три телефона, два из них куплены без регистрации, отследить звонки будет сложно. Доронин Бойко успокоил – найдут его, Доронина, пусть найдут. Настю он не выдаст, если уж очень опасно будет – увезет ее из города. И в тот же вечер предупредил своих соседей –  будет полиция разыскивать  Настю, они должны говорить - не видели ее никогда, не знают кто это. Соседи - дед Вася, Магомед и Гала, вот надежные ребята, в один голос заверили – конечно же, они Настю никогда не видели, ничего о ней не знают! Даже под пытками не признаются! И в квартиру никого чужого не пустят!
Доронина вызвали на допрос на Петровку на следующий же день. Допрашивал его не Бойко, а молоденький, совсем зеленый опер. Доронин ничего не отрицал - он знаком с Настей, они встречались. Но не видел ее уже давно, телефон ее не отвечает, где она, он не знает. На вечер убийства у него стопроцентное железобетонное алиби…
Настю спасло нерадивое отношение к работе участкового, отвечающего за тот участок, где находился дом Доронина, плюс его неумеренная жадность. Участковый получил ориентировку на Настю, указание проверить коммунальную квартиру, где проживал Доронин с соседями. Но ему очень хорошо платил Магомед (каждый месяц приличную сумму отстегивал, за то, что участковый его с женами и детишками не тревожил), и поэтому участковый не пошел  в требуемую квартиру, побоялся – Магомед может обидеться, за очередной месяц мзды не заплатить... Участковый отписал наверх – квартиру проверил, Кораблеву Анастасию не обнаружил…    
 7
Доронина вычислили не только полицейские. Его вычислили и люди Трофимова. Случайно. Он, по просьбе Насти поехал в редакцию газеты, поговорить с Коротковым, передать написанную Настей вторую статью о художествах Трофимовых, и еще одну статью, о мальчике Пете Горохове и его сестренках. Настя написала о Пете Горохове, даже не статью, рассказ,  посвятила рассказ мальчику из детского дома, тоскующему о своих сестренках, находящихся в другом детском доме.
Александр появился в редакции ее газеты седьмого Марта, накануне праздника, Международного женского дня. Предыдущим вечером созвонился с Коротковым, договорился, когда подъедет. И следующим утром, входя в здание редакции, он предъявил охране свой паспорт (пропуск ему заказал Коротков заранее). Это его и сгубило! Люди Трофимова (небезызвестные нам Василий Рябчиков и Артур Гриневич)  разыскивали мужчину, с которым неоднократно видели Настю, у них имелся его словесный портрет, и особая примета – черный джип.  Они караулили целыми днями у редакции газеты. Сам Трофимов, кстати, им это подсказал – в ближайшее время мужчина Насти Кораблевой обязательно появится в ее редакции, и через этого мужчину удастся выйти на Настю. Он появился. Василий с юристом Гриневичем (расхлебывающие свои косяки) его сразу узнали. А как не узнать. Внешность у Доронина была приметной! Настины соседки его очень хорошо запомнили. Гриневич с Василием весь ее дом  обошли, про мужчину, что ходил к Насте расспрашивали…
Когда Доронин вошел в здание редакции, Гриневич тут же метнулся к охране, и через пять минут знал фамилию, имя, отчество посетителя, и даже его паспортные данные… Тут же пробил эти данные по компьютеру – и охнул – разыскиваемый мужчина - подполковник спецназа в отставке, орденоносец, герой. И как с таким тягаться?
Но через час люди Трофимова уже знали его домашний адрес, направились прямо туда…А там их ждал облом! В квартиру их не пустил дед Вася, не под каким видом, хоть и уверяли посетители, что из домоуправления, счетчики пришли проверять. Тут дед Вася стоял насмерть! Повторял как попугай:«Не пущу! Из домоуправления всех знаю, сто лет здесь живу! Чужих в квартире никого нет!». В паспортном столе Гриневич узнал, что в квартире кроме Доронина и деда проживают еще Галина Осипянц и Магомед Магомедов. Сидя у подъезда Василий с Артуром дождались Галину ( ее очень красочно описали в паспортном столе). Но Галина разговаривать с ними не стала, голову даже в их сторону не повернули. Настаивать на разговоре с ней Артур с Василием побоялись, слишком грозно выглядела соседка Доронина. Дождались Магомеда, но и тот разговаривать не стал, пробормотал, что не понимает по-русски (даже за деньги), никакую Анастасию Кораблеву в глаза не видел, у соседа Александра никто не проживает.  Люди Трофимова уехали ни с чем.  А до посещения квартиры Доронина Василием Рябчиковым с Гриневичем, двое других   охранников Трофимова смотались в Великий Новгород, к матери Насти  (не ближний свет!) Но им пришлось поцеловать замки на двери ее доме. Мать Насти с внуком Санькой ( и в придачу даже с рыжим котом!), по словам соседей, уехала в неизвестном направлении, несколько дней назад, на машине. Охранники направились в школу, где мать Насти была директором, там сообщили – взяла отпуск за свой счет…

А визит Доронина к Игорю Короткову сложился весьма примечательно, и, рассказывая об этом визите Насте, он с удовольствием наблюдал, как она расплывается в улыбке. Когда он закончил рассказывать, она попросила повторить рассказ, уточнить подробности. Уж очень рассказ ей понравился!
 Рассказывал Доронин вот что. Он поднялся на третий этаж, именно там находился кабинет главного редактора, вошел в приемную перед кабинетом. И войдя, услышал просто сумасшедшие крики, которые раздавались как раз  из кабинета главного редактора.   Доронин, с удивлением покосился на секретаря Короткова, милую девушку, с невозмутимым видом подкрашивающую ресницы. Девушка на его взгляд не прореагировала, продолжала красить ресницы. Доронин спросил:
-Что там происходит? Может быть помощь нужна? Полицию вызвать?
-Да, нет! - равнодушно ответила девушка, - Все в порядке, такое у нас каждый день. Вероника Притульская выясняет отношения с Игорем Владимировичем.
- Выясняет отношения? Причины есть выяснять?–недоумевал Доронин.
- Есть.  Заболела Настя Кораблева, а Вероника без Насти пустое место, работать не может, или не хочет. Все задания завалила. Раньше Настя за нее все переделывала, а Коротков отказывается за нее работать, вот Вероника и  беситься.
Тут дверь кабинета распахнулась, и Доронина, стоящего подле двери, чуть не сбила с ног тощая, жилистая, широкоплечая «девица» (глубоко за тридцать!), с непропорционально, для ее тощей фигуры, большим бюстом,  еле передвигающаяся на огромных каблуках. Она оказалась высоченной, много выше Доронина, а тот был мужиком не мелким и не хилым (под два метра ростом), загорелой до черноты, одетой в коротком летнем шелковом платье в обтяжку без рукавов. «Девица»  бросила на Доронина уничтожающий взгляд из-под наклеенных «коровьих» ресниц, фыркнула, скривив похожие на пельмени, накаченные силикном,  ярко намазанные губы, мотнула  длинными синтетическими волосами, скорее напоминающими мочалку для бани, бросилась бежать (то есть быстро поковыляла) прочь по коридору, стуча каблуками, как копытами. Доронин посмотрел ей вслед, подумал, интересно, почему Настя уверяла, что Вероника сущая красавица, она же просто кикимора болотная, страшнее атомной войны,  пожал плечами, вошел в кабинет Короткова. Тот сидел, схватившись за голову, посетителя не заметил. Доронин вежливо покашлял. Коротков поднял голову, увидел Доронина, простонал:
- Вы от Насти? Когда она появится? Я не знаю, что делать, как быть! Притульская требует, что бы я уволил Настю, к ней приходили из полиции, расспрашивали о Насте, и вот она считает, что Настя преступница! Ну и что, ко мне тоже приходили, и тоже расспрашивали. О Вас, кстати, расспрашивали! О высоком, темноволосом, серьезном мужчине лет сорока, друге Насти.  Я сказал, что ничего не знаю. Но я действительно ничего не знаю! Когда она выйдет на работу? Если в ближайшее время не появиться, я сойду с ума… Вернее меня с ума сведет Притульская…
- И я не знаю, когда вернется к вам Настя. С Притульской сами разбирайтесь, теперь Ваша очередь…- Доронин невозмутимо поднял одну бровь, как только умел один он.
-Почему не знаете? Ее в чем-то подозревают? Мне говорили полицейские. Просили еще, что бы в газеты информация не просочилась, огласки бояться…
- Подозревают. Но она не в чем не виновата. На работу выйдет,  когда подозревать перестанут! Она статью передала, о Трофимовых. И еще одну, о мальчике из детдома. Сказала, если хотите печатайте, а можете и не печатать…Вам решать…
Доронин передал Короткову флэшку со статьями Насти. Коротков тут же вставил флэшку в свой компьютер, открыл записанные на ней файлы, принялся просматривать написанные Настей статьи. Доронин терпеливо ждал. Коротков, от удовольствия прищелкивал языком, приговаривал:
-Гениально! Фантастически! Сенсация! Нужно немедленно печатать!
-Учтите, если Вы напечатаете ее статью о Трофимовых, у Вас могут возникнуть неприятности, Настя находится в розыске…О мальчике можете напечатать. Скажите, что эта статья давно написана, вы ее по каким-то там причинам в печать не пускали…
- Как в розыске, кто ее разыскивает?
- Полиция…- Доронин опять невозмутимо поднял одну бровь.    
- А найдут? – Коротков хитро усмехнулся.
- Думаю, что нет…- в ответ усмехнулся Доронин.
 Мужчины поняли друг друга. Пожали друг другу руки.
   Доронину с Настей  их соседи по квартире о непрошенных визитерах, разыскивающих, скорее всего, Настю, ничего не рассказали. Зачем тревожить хороших людей понапрасну! Пусть те будут счастливы!

 Глава тринадцатая. Настя Кораблева. Сейчас и много лет назад.
1
Седьмого Марта Доронин дежурил в ночь. Специально на эту дату записался еще  в январе, когда составляли графики дежурств. Перед Настей он страшно извинялся, объяснял – ничего изменить не может, но ровно в восемь утра, Восьмого Марта, он будет дома, но ночевать, ей придется без него. Настя убедила Доронина – она не расстроилась ничуть, спокойно переночует одна, в этом нет ничего страшного, совершенно. Но,  честно говоря, она обиделась, думала, что он  мог бы ради праздника и сменами с кем-нибудь поменяться…Все таки он начальник…
Доронин начал готовиться к празднику заранее, в кафе-кондитерской заказал праздничный торт, купил в винном бутике дорогое французское шампанское. И цветы купил, огромный букет тюльпанов. Договорился в цветочном магазине, расположенном в его Торговом центре,  для него специально букет собрали.  Вечером седьмого Марта он забрал в магазине цветы, в кондитерской торт, отнес в свою машину, в гараже было достаточно холодно, и он решил – цветы не завянут и торт не испортиться. Шампанское он отнес в машину сразу после покупки. Настя  седьмое Марта провела вместе с Галой и дедом.  Вообще она очень подружились с ними. Гала учила ее готовить, дед вроде бы помогал им, но больше крутился под ногами, и, якобы дегустировал (ему все нравилось) приготовленные Настей блюда.  Доронин покупал ежедневно продукты по заранее составленному Настей списку, согласованному с Галой, и ежевечерне, получал прекраснейший ужин, по ресторанам он ходить перестал. Так вот, Настя с Галой приготовили долму (правда, вместо виноградных листьев использовали капустные), поужинали, пригласили деда на ужин, тот притащил полбутылки водки, с предложением отметить наступающий праздник. Гала с Настей, лишь после настоятельных его уговоров согласились пригубить, по маленькой рюмочке, оставшееся содержимое бутылки выпил дед, и отправился на улицу, добавлять. Гала, после ужина, тоже ушла, ее пригласили в гости соседи, а Настя удалилась к себе в комнату (то есть в комнату Доронина), читать, смотреть телевизор ( к которому она в последнее время сильно пристрастилась, обнаружив, что днем показывают много интересных передач, но не по главным, федеральным каналам. На федеральных каналах шли в основном ток-шоу на различные темы, в которых участвовали одни и те же медийные лица, бодро рассуждающие как о ремонте велосипедных колес, так и о полировке старинной бронзы, либо тупые сериалы, без начала и без конца, либо еще более тупые инсценировки судебных процессов (по всем каналам!). Настя смотрела  канал «Культура», или кабельные каналы (там, в основном, ее привлекало документальное кино). И параллельно, поглядывая в телевизор, она читала. Попросила Доронина купить ей «Властелина колец», подумала, что наконец-то у нее появилось время прочитать то, что она давно хотела. Доронин принес ей три толстых тома, переспросил, действительно ли она хотела книги, может быть, она перепутала (или он), и он  должен был купить диски с фильмами? Она его успокоила - хотела именно книги, давно мечтала прочитать, фильмы она смотрела, по многу раз, и с удовольствием погрузилась в чтение,  в волшебный мир Средиземья.
К десяти часам вечера «нехорошая» квартира затихла. Дед вернулся с улицы, пьяненький, улегся спать, Гала тоже вернулась из гостей, и тоже улеглась спать, она рано ложилась, была «жаворонком», жены Магомеда уложили спать детей (сам Магомед где-то прогуливался), Доронин дежурил в Торговом центре. Настя, посмотрев старую советскую комедию, выключила телевизор, повздыхала, поворчала на отсутствующего Доронина, постелила постель, почитала немного,  и в одиннадцать часов вечера заснула сном праведника. Но в первом часу ночи проснулась, от неясного шума за дверью, в коридоре. Она встала, на цыпочках прошла к  двери, прислушалась. Тут в дверь тихонько постучали, и из-за двери раздался голос Доронина:
- Настюш, открой, это я!
Настя повернула ключ, дверь распахнула. На пороге действительно стоял Доронин с букетом тюльпанов и большим пакетом с логотипом дорогой кондитерской. Настя, не веря своим глазам, сделала шаг назад, Доронин вошел, тщательно запер дверь, и только сейчас объяснил:
- Не смог усидеть на дежурстве, в Торговом центре. Очень хотел тебя  с праздником поздравить, ведь уже Восьмое Марта! Поздравляю!
Он протянул ей букет цветов, она машинально приняла, но все равно оторопело смотрела на него, лишь смогла вымолвить:
- Спасибо… Большое…
А Доронин снял куртку, ботинки, пронес в комнату, поставил на стол пакет с тортом, в котором еще и предательски звякнули бутылки, Настя последовала за Дорониным, с букетом,   задала вопрос:
- Что там, в пакете?
- Торт и шампанское…- ответил Доронин.
Настя кивнула, и нерешительно, теребя праздничную упаковку букета, спросила (уж очень ее этот вопрос интересовал):
- Ты совсем вернулся или сейчас уедешь обратно на службу?
Он, резко повернулся к ней, обнял за плечи, прижал к себе, вместе с букетом, тихо сказал:
- Совсем… Никуда не поеду… Не хочу…
Она, вырвавшись из его объятий, отвернулась, смутилась, засуетилась, принялась искать вазу для цветов, не нашла, придумала поставить букет в пятилитровую канистру из-под питьевой воды, которую нашла в одной из кухонных тумбочек, достала из ящика нож, начала обрезать верх у канистры. Он, молча, отобрал у нее канистру, за минуту, одним движением обрезал, сходил на кухню, принес в обрезанной канистре воды, и теперь уже она отобрала у него канистру, поставила в воду букет, а импровизированную вазу пристроила в центре стола. Обернулась, к наблюдающему за ней с едва заметной улыбкой Доронину, произнесла:
-Вот и хорошо, что ты дома. Сейчас ужин разогрею, будем кушать…
И двинулась в сторону кухни, он удержал ее за руку, опять притянул к себе, мотнул головой:
-Не хочу есть. На работе праздник отметили. Но чисто символически. По бокалу шампанского, легкие закуски, но аппетит перебили…
Но она все еще порывалась что-то делать, пыталась освободить руку из его железных пальцев, спорила с ним:
- Не хочешь кушать, тогда сейчас кофе будем пить, я сварю, или чай, или шампанское, с тортом… Только я постель застелю…
- Настя, я не хочу не кофе, не чая, не шампанского. И постель не нужно застилать…- произнес он, очень тихо. Она, наконец-то, тоже улыбнулась, заглянула ему в глаза, кивнула, прижалась к его широкой груди. Все было понятно, без слов… 
 2
Что было потом, Настя помнила смутно, пыталась восстановить в памяти происходящее, но смогла сделать это только частями, по эпизодам… Целиком восстановить не смогла. Если кратко – они с Дорониным занималась любовью больше суток. С небольшим перерывом – на сон, полчаса, не больше. И вспоминая об этом ей ничуть не было стыдно (учитывая, что она считала себя хорошей девочкой). Наоборот, она вспоминала происходившее с превеликим удовольствием.   И именно тогда она убедилась – мужчина рядом с ней любит ее, любит очень сильно, ведь не может быть вот именно таких отношений, нежных, страстных, но полыхающих таким ярким пламенем, без любви. Клюев ее не любил, совершенно. Использовал. А Доронин для нее живет! И она, она тоже любит Доронин, но боится своих чувств, и не хочет признаваться в них, даже себе! Не он, и не она тогда в любви друг другу так и не признались! Испугались. Оба.   Но она опять говорила ему, как он прекрасен, удивителен, что он самый-самый-самый на всем белом свете. И он опять поражался, откуда она знает такие чудесные слова, и сам пытался сказать ей что-то подобное, но не смог, запутался, извинился (ну не оратор он!). Она смеялась, подбадривала его – не в словах он силен, в другом, вот в другом, ему нет равных! И призналась ему, что ей, впервые, рядом с мужчиной совершенно не страшно, и что она доверяет ему, безоговорочно, на сто процентов. Он был тронут, мало сказать тронут – потрясен! Понимал – если они расстанутся, то другой такой женщины у него не будет, и нужно все сделать, костьми лечь, что бы ее удержать…
От его прикосновений у нее темнело в глазах, от его поцелуев она почти теряла сознание, она обнимала его, боялась хоть на мгновение разжать руки, отпустить, хотела насладиться, напитаться его силой, потому что понимала, что очень скоро они расстанутся, вместе они не будут, вместе они только сейчас, нет у них общего будущего… 
Потом они ели эксклюзивный торт, принесенный Дорониным, и пили шампанское. Кормили друг друга этим тортом. Она сидела в кресле, он на полу, у ее ног, торт, в коробке, стоял у нее на коленях, и они, по очереди, столовыми ложками, зачерпывали торт, угощали друг друга. Сладкий торт запивали сухим французским шампанским. Он французское шампанское пил впервые, и удивлялся, что оно такое не вкусное,   кислое. Он купил не правильное шампанское? Она успокоила – французское шампанское бывает только сухим, вот таким вот кислым, что скулы сводит, в общем, на любителя. Он вздохнул с облегчением, признался – лучше бы он купил хорошее вино. Она опять его успокоила – она  любит сухое шампанское! Он смирился, пил это кислое шампанское вместе с ней, нахваливал. Она спросила, может быть, случайно, он привез какой-нибудь другой еды помимо торта, например колбаски, еды в его холодильнике, кроме  насмерть замерших пельменей в морозилке да пары-тройки яиц в самом холодильнике не было, правда, на кухне, на плите, осталась кастрюлька с долмой, но так это на кухне, туда нужно было идти. Колбаски не оказалось, но Доронин клятвенно обещал съездить за колбаской, когда будет посвободнее. Сейчас никак не может, занят сильно, отмечает праздник, Восьмое Марта, с девушкой, вдвоем…   
А, Восьмого Марта, в полдень, в дверь его комнаты начали колотиться соседи. Он, тихонько матерясь, сполз с кровати (как раз в это время он целовал Настю) натянул спортивные штаны и майку, отправился открывать.  За дверью стояли все соседи, в полном составе, включая жен Магомеда, и все с букетиками тюльпанов. Удивились, когда увидели Доронина, они думали, что Настя одна дома. Сказали – пришли поздравить Настю с праздником. Настя, тоже в наспех натянутом спортивном костюме, приглаживая спутанные волосы, шагнула из-за спины Доронина, поблагодарила соседей, приняла от них их скромные букетики. А Доронин извлек откуда-то заранее припасенные коробки конфет, для Галы и жен Магомеда. Соседи, получив подарки, помялись немного на пороге комнаты, поняли, что их не приглашают, праздник Доронин с Настей отмечать не собираются, раскланялись, и ушли.
Доронин с Настей вернулись к своим занятиям...И уже под утро, девятого Марта, Настя, пристроившись на широком плече мирно спящего Доронина, думала о том, как прекрасно быть за ним замужем, именно ЗА МУЖЕМ. Понимать, что вот именно он решит все проблемы, спасет, защитит, поможет во всем разобраться, посоветуем как быть и что делать, и возьмет на себя ответственность, за быть может, не правильные, не верные решения, рядом с ним можно быть слабой, и даже глупой, потому что он твой МУЖ, ты ЗА ним. И именно тогда ее посетили крамольные мысли, плюнуть на свою великую ЦЕЛЬ, выйти замуж за этого замечательно мужика, и впервые понять, что такое ЗА  МУЖЕМ.
И тут же она вспомнила свой первый, негативный опыт, как бы, замужества (так и не состоявшегося)…    
   3
Беременная Настя осталась жить с Клюевым, но ничего в ее жизни  не поменялось. Она, по-прежнему, целыми днями, моталась по его заданиям, тащила из магазина тяжеленные сумки, отдавала Клюеву лучшие куски, убирала, стирала, готовила, и еще успевала отлично учиться. И еще она бесконечно сносила нападки своей так называемой будущей свекрови. У той была одна и та же песня – Настя поганая тварь, лимита, специально забеременела, что бы женить на себе ее драгоценного сыночка, захапать московскую квартиру, от сладкого пирога кусок урвать.  Мать Клюева звонила Насте ежедневно, говорила гадости, но Настя научилась абстрагироваться, слушала обидные слова от матери, как она считала, своего любимого, повторяла про себя: «Она сумасшедшая, сумасшедшая, она, конечно же, сумасшедшая…». 
Ничего не поменялось и в жизни Клюева.  Он с успехом работал на телевидении, вел светский образ жизни, приходил домой далеко заполночь,  его всегда ждал вкусный ужин, идеально убранная квартира, приветливая подруга, никогда  не спрашивающая, где же шлялся ее благоверный. У него были отлично выстиранные и выглаженные рубашки, костюм с иголочки, галстук в тон, прическа волосок к волоску. Это тоже было заслугой его подруги. И материалы, необходимые ему для телепередач были собраны точно в срок. Но они никогда нигде не появлялись вместе.
Пришло лето, Настя окончила третий курс МГУ, прекрасно сдала сессию. Но она загнала себя окончательно, несколько раз попадала в больницу, на сохранение, теряла сознание на лекциях и просто на улице, она плохо питалась, много работала, постоянно нервничала,  с трудом переносила летнюю жару.   Ее мать, не дозвонившись в очередной раз дочери, позвонила мужчине, с которым ее дочь жила, тот рассказал – Настя в больнице. Нужно сказать, Настя о своем бедственном положении матери не рассказывала, даже о беременности не говорила. Настя знала, ее мать ненавидит объект обожания дочери. Не сошлись они характерами, совершенно. Нина Федоровна сразу раскусила подлую душонку Клюева. Мать, когда приезжала в Москву, встречалась с дочерью на нейтральной территории, а господин Клюев (как называла мать мужчину, с которым жила ее дочь) в Великий Новгород вместе с Настей не ездил. Настя приезжала к матери одна, на пару дней, в таком растерзанном виде, что даже говорить  у нее сил не было, и практически все время, что  находилась дома,  спала. Так вот, Нина Федоровна, сразу же примчалась в Москву (благо в школе начались летние каникулы), нашла дочь в больнице, в крайней степени истощения, на седьмом месяце беременности. Мать силой, увезла Настю домой, дочь упиралась – ее любимый без нее не сможет существовать на этом свете.  Мать  уговорила – сейчас дочь Клюеву ничем не поможет, она плохо себя чувствует, скоро совсем свалиться или вообще умрет, и тогда Клюеву совершенно не нужна будет, зачем она ему мертвая? Настя сопротивлялась. Договорились – Настя поживет дома немножко, окрепнет, родит ребенка, и осенью вернется в Москву. Мать также уговорила дочь взять в Университете академический отпуск (надеялась – дочь останется с ней, видела – Клюев дочь использует, а ребенок ему совершенно не нужен, он же разговаривал с потенциальной тещей о ребенке сквозь зубы, а о том, что Настя лежит в больнице, с досадой). Надо сказать, что когда Нина Федоровна забирала Настю в Великий Новгород, Клюев возражал, и Настя приняла все им сказанное на свой счет, мол, он ее любит. А вот Нина Федоровна поняла – Клюев боится потерять  бесплатную рабочую силу, ему придется теперь искать ту, что будет его обслуживать, и, дополнительно еще и ту, что  будет за него на работе вкалывать, такую же талантливую, как Настя, а такую, попробуй, найди. Клюев с отъездом Насти смирился, чувствовал,  она действительно больна, беременна, ей отдохнуть просто необходимо! Настя, очутившись в родном доме, сразу  успокоилась, и два месяца, что предшествовали появлению на свет ее ребенка, как показало УЗИ, мальчика,  отсыпалась, отъедалась, дышала свежим воздухом, читала книги (только легкие, позитивные, другие книги мать ей не давала читать), и вообще не смотрела телевизор. Мать вызвала техника, что бы тот отключил от телевизора антенну. Техник удивился, но за хорошую плату антенну отключил. Против отключения телевизора пыталась возражать бабушка, но Нина Федоровна объяснила – телевизор отключили для блага Насти, временно! Бабушка смирилась, любимые сериалы ходила смотреть к соседке. В положенный срок Настя без проблем родила здорового крепкого мальчика. Ей отдых пошел на пользу, никаких осложнений (какими пугали ее врачи всю беременность) у нее не было. Через три дня Настя выписалась домой, в теплые объятья матери и бабушки. Клюев встречать из роддома Настю не приехал, ограничился телефонным звонком. Он, вообще, за месяцы, что Настя провела в родном городе, ее ни разу не навестил, а звонил примерно раз в неделю. Каникулы в школе закончились, Нина Федоровна вышла на работу, Настя оставалась дома с малышом и бабушкой на подхвате, но они вдвоем с бабушкой совершенно спокойно справлялась. Ребенок оказался очень тихим и смышленым, себе на уме. Не плакал, хорошо кушал, маму не беспокоил. Идеальный ребенок! И Настя стала подумывать вернуться в Москву, к отцу ребенка. Клюев обрывал  телефон, твердил, мол, устал, соскучился, без нее жить не может, любит до умопомрачения! У него вообще с любовными признаниями было все в порядке, мог признаваться в любви кому угодно и сколько угодно! Если для дела нужно, хоть черту в любви признается! Но мать энтузиазм Насти пресекла на корню, прикрикнула – пока грудью кормишь, в Москву не поедешь! Или поедешь, но с бабушкой. Перспектива оказаться в однокомнатной квартире вчетвером, со старым и малым, Настю не прельщала. Она осталась дома. В Москву вернулась только когда Саньке (сына назвали в честь папы – Александром) исполнилось четыре месяца, и то после того, как сам Клюев приехал в Великий Новгород за своей благоверной, лично просил Нину Федоровну Настю с ним отпустить! Нина Федоровна дочь отпустила, но тайком от Клюева всучила Насте деньги, предупредила, ей необходимо    нормально питаться и ребенка нормально кормить, на себе не экономить, а то полгода назад она живой труп, узницу Освенцима вместо дочери получила, вскоре приедет, проверит, как Настя живет! Настя мать побаивалась, питаться нормально обещала. А бабушка подарила внучке два кольца, с крупными бриллиантами, с наставлениями – продать кольца, если станет  трудно…
4
Настя  с Клюевым отправились  в Москву. И пока ехали в машине до Москвы (дорога у них заняла около восьми часов, водитель Клюев был аховый, это вам не Доронин!), Настя выслушала в свой адрес столько ругательств и оскорблений, что у нее уши завяли, свернулись в трубочки,  и она грешным делом подумывала, вернуться назад к матери. У Клюева были такие аргументы – она, Настя, его не любит, променяла на ребенка, ей ребенок важнее любимого мужчины, она бросила его, любимого, на полгода, он голодал, холодал, ему рубашку никто погладить не мог… Сидела на заднем сиденье, прижав к себе Саньку, мечтала, как было бы здорово, если бы Клюев, за эти полгода, что прожил в Москве без Насти, нашел бы себе другую рабыню, та ему рубашки гладила, борщ варила и тексты писала, а ее, Настю, оставил в покое! Обозвав Настю  всеми бранными словами, имеющимися в словарях Даля, Ушакова и Ожегова вместе взятых, Клюев понял, перегнул палку, принялся объясняться Насте в любви, что было уже намного приятней.
А прибыв в московскую квартиру, Настя с ужасом поняла, что Клюев беспардонно врал! В квартире все эти месяцы он обитал не один, а в компании с разнообразными девицами. Настя, появившись в квартире, заросшей грязью почти по потолок (за полгода Клюев не удосужился   убраться в квартире ни разу, он даже не обратился к кому-либо за помощью в этом не легком для себя деле)  принялась за уборку. Она находила в разных углах предметы женского туалета, всевозможных форм и размеров, от сорок второго до пятьдесят второго, ей, Насте никогда не принадлежащие, горы косметики – помаду разных оттенков, пудру, тушь (Настя косметикой не пользовалась), открытые флаконы  духов (Настя духами не душилась). На городской телефон постоянно названивали девицы, называющие себя различными именами – Надя, Лариса, Зина и даже Джульетта! Настя всех этих девиц посылала куда подальше, говорила, что она жена Клюева, но девицы ей, очевидно, не верили, считали себе подобной, нагло заявляли, мол, попользовалась парнем, пора и честь знать, другим место уступи,  звонки не прекращались круглые сутки. К вечеру перового дня  пребывания в Москве, Настя, одурев от телефонных звонков и «сюрпризов», найденных в квартире, потребовала объяснений у Клюева. Тот не моргнув глазом, принялся объяснять – он давал ключи от квартиры друзьям, сам ночевал у мамы! Это его друзья виноваты, не проследили за своими подругами, и те забывали в чужой квартире вещи и косметику, а звонки, так это же звонки, это его поклонницы названивают, откуда-то телефон его узнали, он же не с поклонницами сейчас, а с ней, с Настей… Должна ценить.
А чуть позже ее жизнь превратилась в ад! Ребенок требовал внимания двадцать четыре часа в сутки, но и Клюев этого же внимания требовал, и тоже двадцать четыре часа в сутки! Насте оставалось только разорваться! Вместо прогулок с ребенком ей опять приходилось мотаться по заданиям Клюева, а еще в магазин за продуктами, в библиотеку… Стоило Саньке чихнуть, его папаша собирал манатки, отваливал к матери (страшно боялся заболеть), Настя оставалась с больным ребенком одна. Но обязанности по предоставлению для Клюева материалов для передач с нее никто не снимал… В начале лета приехала мать Насти, и волевым решением забрала ребенка в Великий Новгород (у нее отпуск, а внук уже подрос, они с бабушкой с ним легко справятся), потребовала, чтобы и дочь ехала с ней, отдохнула от работы. Настя наотрез отказалась. Мать настрого предупредила Настю, опять превратившуюся в тень, узницу Освенцима, что если она не пересмотрит свои взгляды на жизнь, то ребенка ей мать не вернет, она, мать, не может спокойно смотреть, как ее дочь губит себя и ребенка.  Но самое смешное было то, что и Клюев засобирался в отпуск, и Настю он с собой брать не намеревался. Так и заявил – он устал смертельно, Настя с ребенком  все его нервы измотали, он едет отдыхать на море, в Грецию, с мамой. Услышав такое, Настя онемела от возмущения, а Клюев, с улыбочкой надавал ей кучу заданий, махнул рукой, и укатил отдыхать. Настя даже домой уехать не смогла, с ребенком пообщаться, целое лето просидела за компьютером, выполняя работу для Клюева. А  осенью встал вопрос о продолжении Настей  учебы, академический отпуск у нее закончился. И так получилось, что ребенка от матери она вынуждена была забрать, ее бабушка тяжело заболела… Именно тогда Настя вспомнила, что бабушка подарила ей два дорогих кольцо Она продала одно кольцо, выручила за него приличную сумму (даже не ожидала, что кольцо стоит так дорого), и устроила сынишку в платные ясли (оплатила целый год пребывания). Клюеву она ничего про платные ясли рассказывать не стала, проинформировала, что устроила Саньку в государственные ясли, бесплатно.  Чуть раньше, она уже  обращалась к нему с просьбой нанять для ребенка няню, хоть на полдня, а он, узнав, во сколько это обойдется, орал как резаный, визжал -  он столько не зарабатывает, ребенок и так ему в копеечку влетает, постоянно ему что-то надо. Сколько он зарабатывает, Настя не знала, и ей временами казалось, что он вообще ничего не получает (денег у него не было постоянно, на все ее просьбы он отвечал - денег нет). Когда Саньке исполнилось три года, Настя продала второе кольцо,  устроила сына в детский садик. Детский садик был государственным, но нужно было заплатить приличную сумму директору, что бы ребенка взяли в садик без очереди. Встал вопрос о прописке мальчика, Клюев не удосужился своего сына прописать, у Насти и ребенка была временная регистрация в его квартире. Ребенка в детский садик взяли, на отсутствие постоянной прописки глаза закрыли (за дополнительную сумму, плюс к той, что пришлось за место без очереди). Настя, было, заикнулась о постоянной прописке, Клюев согласился, но Настю и Саньку так постоянно в квартире и не прописал. Воспротивилась мама Клюева, возмущалась очень агрессивно, чуть до инфаркта себя не довела, сыночку пришлось мчаться, «Скорую» вызывать. Настя о прописке говорить перестала, решила, ребенок в школу пойдет, тогда вопрос и решиться…
5
Вопрос о прописке не решился вообще. Настя окончила учебу, получила «красный» диплом. Но появление диплома факультета журналистики МГУ в ее жизни ничего не поменяло, совершенно. Она также работала на Клюева, моталась по всей Москве, и даже по Московской области,  недоедала, не досыпала, носила обноски. А Клюев красовался, приезжал домой за полночь, и все также говорил в интервью, что ищет прекрасную принцессу себе в жены (о Насте в СМИ не просочилось ни слово), ездил отдыхать  летом на море, зимой кататься на горных лыжах (один). Настя не ездила никуда, безвылазно сидела в Москве, только Саньку на лето отправляла к своей матери, которая осталась совершенно одна, Настина бабушка умерла. И вдруг Клюев, в один прекрасный день, заявил, что хочет сменить квартиру. Он узнал, можно купить приличную квартиру в еще не сданной, но практически достроенной новостройке, совсем не дорого. Многие из его знакомых там квартиры купили. Нужны только деньги на первый взнос, потом можно будет оформить рассрочку. Вещал - они заплатят первый взнос, и сразу переедут, а квартиру, в которой сейчас живут, продадут, долг погасят  раньше срока. Настя за это предложение ухватилась, квартира побольше, была, конечно же, нужна, сын подрастал. Клюев предложил занять денег у Настиной матери, говорил -  есть же у нее деньги, зарплата  приличная, и занять она денег для них сможет, в своем городе человек известный. Настя занимать денег у матери не хотела, чувствовала – не нужно этого делать. Сумма была на взгляд Насти, нужна была огромная, матери пришлось бы брать кредит в банке. Клюев на Настю наседал, требовал с матерью переговорить. Настя тормозила. Тогда он сделал ход конем – предложил Насте руку и сердце, впервые за семь лет их гражданского брака, встал на одно колено, даже кольцо подарил. Настя раскисла, на радостях принялась названивать матери, рассказала про свадьбу, про квартиру. И мать пообещала Насте свадебный подарок – деньги на первый взнос, она взяла кредит в банке, под залог своего дома. И вскоре приехала в Москву с деньгами, отдала деньги будущему зятю.
Больше не Настя, не тем более ее мать этих денег не видели.  Не увидели они и новой квартиры. В течении полугода Настя спрашивала, как скоро они переедут, Клюев отвечал однозначно – дом не сдан, когда будет сдан, неизвестно. А на вопрос Насти, можно ли посмотреть квартиру, хоть недостроенную, Александр отвечал – ни в коем случае нельзя, технически невозможно, на стройку посторонним вход воспрещен. Со свадьбой тоже все было не ясно. Предложение ей Клюев сделал, кольцо подарил, а вот в ЗАГС заявление они не подали. Про ЗАГС Настя тоже иногда спрашивала, предлагала заявление все-таки подать, и Клюев не отказывался! Предлагал, пойти, например в среду. Но, как оказывалось, в среду он пойти не может, работает, не может и в четверг, в пятницу, и тем более, не может в субботу! И так почти полгода!   
А  потом Клюев ушел от Насти. В один прекрасный вечер он не явился ночевать, даже не позвонил. Настя звонила ему раз сто – его телефон был отключен. Настя, изнемогая от страха и отчаяния, обзвонив все московские (даже подмосковные) больницы и морги (безрезультатно),  на следующее утро позвонила его матери. И услышала новость, которая  убила ее наповал. Мать Клюева произнесла сакраментальное – ее замечательный сыночек Шурочка женится на не менее замечательной девушке, Насте не чета, дочери высокопоставленного чиновника. Именно для этой девушки Шурочка купил квартиру, они вместе  квартиру обставляли, и она, мать, надеется, что эта девушка подарит ей долгожданных внуков. Настя только и смогла вымолвить:
 - Долгожданных внуков? Санька не Ваш внук? Не сын Александра?
 - О чем ты говоришь? – возразила добрая «бабушка», - Ты кто такая? Откуда взялась? Ты никто, и звать тебя никак! А твой ублюдок разве сын Шурочки? В паспорте моего сына есть запись, подтверждающая у него наличие детей? Вообще советую тебе как можно скорее освободить квартиру. Или мы выселим тебя по суду…
- Как выселите из квартиры? А деньги? Деньги, что дала моя мать, Саша вернет?– у Насти еще теплилась надежда в порядочность Александра, но тщетно… Она услышала в ответ:
- Какие деньги? Ты бредишь! Ты в жизни палец о палец не ударила, столько лет на шее у моего сыночка сидела, и своего ублюдка ему на шею повесила. Мой сыночек на тебя горбатился, ты как сыр в масле каталась!
Настя положила трубку, не стала уточнять у матери своего бывшего «любимого мужчины», кто катался в этой жизни как сыр в масле, она или ее «сыночек Шурочка». И о деньгах, огромной сумме, что отдала Александру Нина Федоровна, решила выяснить у него самого. Вообще, у нее к Александру накопилась масса вопросов. И самый главный из этих вопросов был – почему он с ней так обошелся, в чем она провинилась, чем такое жуткое наказание заслужила? Она же практически положила на него свою жизнь! Вытянула со дна, из грязи, терпела его ужасающую мать, смирилась, что у их сына Саньки в свидетельстве о рождении стоит прочерк,  сын записан Александром Дмитриевичем, не Александром Александровичем!  Клюев не пожелал приехать в Великий Новгород регистрировать сына, сказал – приедешь в Москву, ребенка зарегистрируем, но так случилось, что ребенок приболел, потребовался врач, а врач в Великом Новгороде не принимал без страхового полиса, а страховой полис ребенку не давали без свидетельства о рождении! Настя звонила Клюеву, умоляла приехать, тот отказался! Насте пришлось регистрировать ребенка одной, как матери-одиночке. В Москве Клюев  не удосужился перерегистрировать ребенка, хоть Настя и просила.
  Настя думала - Клюев   жил с ней, пользовался ею, ему было  удобно и комфортно, а потом просто ушел, посчитал ненужным как-то объяснить свой уход…И был еще один нюанс, о котором прекрасно знал Александр - Настя была беременна вторым ребенком. Надо сказать, что близкие отношения Насти и Клюева прекращались лишь только тогда, когда кто-то из них дома отсутствовал. Настя к близким отношениям с Клюевым относилась прохладно, это еще мягко сказано... Она очень сильно уставала за день, для нее было праздником до подушки к часу ночи добраться.
Поняв, что беременна во второй раз, Настя сразу сказала об этом Клюеву, а тот прореагировал на известие очень странно, он произнес:
- Поступай, как знаешь…
На эту тему они больше не разговаривали. Настя восприняла его слова, как знак согласия, он хочет, что бы она родила второго ребенка, тем более, у них скоро будет большая квартира, и свадьба не за горами…
В общем, Клюев пропал из жизни Насти, без объяснения причин. За своими вещами  прислал шофера. Предварительно Насте позвонила  мать Клюева, с требованием собрать вещи сына. А из газет Настя узнала, что известный ведущий аналитической программы Александр Клюев женился на дочери какого-то там олигарха и  назначен генеральным продюсером того телевизионного канала, на котором вел свою программу. То есть, вести телевизионную программу он больше не будет, только руководить. Получалось, что в услугах Насти он не нуждался. Настя, было, порадовалась, она же много лет мечтала избавиться от него, ей казалось, она его совершенно не любит, но поняла, скорее всего, заблуждается, она его любит очень сильно. Это даже не любовь, а какая-то психологическая зависимость, стокгольмский синдром, жертва влюблена в своего палача…
Настя слегла. Она не могла есть, пить и спать. Ей только хватало сил отвести Саньку в детский сад утром, вечером забрать его.  Все остальное время она в прострации, лежала на их когда общей с Клюевым кровати, вспоминала их прежнюю, как ей казалось, счастливую жизнь. Так она пролежала почти неделю. Клюев пропал в понедельник,  а в субботу Насте стало плохо, началось сильное кровотечение, с угрозой выкидыша (у нее шел пятый месяц беременности). Настя испугалась, не за себя, за Саньку. Понимала, если кровотечение не прекратится, ее госпитализируют, и Санька останется в квартире совершенно один, а он шестилетний пацан! Без «Скорой помощи» не обошлось, и естественно,  приехавшие врачи настояли на госпитализации. Настя была в ужасе – ее забирают в больницу! Она пыталась звонить Клюеву, хотела умолить  взять Саньку на пару дней, его телефон был отключен, Настя догадалась позвонить шоферу Клюева, тому, что забирал его вещи. Она знала его номер телефона. Шофер оказался вполне приличным человеком, посочувствовал, дал ей новый номер телефона Клюева. Настя позвонила по этому номеру. Клюев ответил на звонок, сначала даже не понял, кто  ему звонит, потом, когда понял, удивился, стал выяснять, откуда Настя знает его номер. А Настя выяснять с ним отношения совершенно не хотела, физически не могла, попросила побыть с Санькой пару дней, коротко сказала – ее забирают в больницу, мальчик остается один. Клюев ей обещал!
Настю увезли  врачи «Скорой помощи», маленький Санька, округлившимися от ужаса глаза следил, как его мать уносят на носилках, она, улыбаясь через силу, подбадривала, мол, ничего страшного с ней не произошло, сейчас приедет папа! Настю, в больнице, тут же отправили на операцию, которая прошла с осложнениями, операцию делали под общим наркозом, а организм пациентки  был сильно ослаблен.  Настю долго не могли вывести из наркоза, она потеряла много крови, резко упало давление, случилась остановка сердца. Ребенка она потеряла…Когда она, через сутки, пришла в себя, в отделении реанимации, первым делом потребовала телефон, была так настойчива, так сильно волновалась, что врачи резонно решили  телефон ей дать! Она позвонила Клюеву, она должна была  узнать, как Санька. Понимала, малыш сильно испугался, и она клятвенно обещала врачам «Скорой», за мальчиком приедет отец, врачи хотели отправить ребенка в детприемник. Настя дрожавшими пальцами набрала номер телефона Клюева, ей сразу ответили. Но не Клюев! Насте ответила женщина (законная жена Клюева). Настя услышала страшное:
- Слушай подруга, кончай названивать моему мужику! Он ушел от тебя, на мне женился, не на тебе же. Квартиру нам купил. Вот сиди, и помалкивай в тряпочку, тварь неблагодарная! Пожила  с мужиком, он ушел от тебя, и успокойся, утрись! Не смей сюда звонить, никогда! Это мой мужчина, слышишь мой! – женщина дико кричала, Настя пыталась объяснить:
- У нас с Сашей ребенок, я в больнице, позвонила с просьбой взять мальчика на время…Когда меня выпишут сразу ребенка назад заберу… Как Санька? Как он себя чувствует?
- Какой ребенок! Ты с дуба рухнула, у моего мужа нет никакого ребенка, никогда не было. Он вчера объяснил, что какая-то сумасшедшая утверждает, что у нее от него ребенок, но это не правда. Вот что, полоумная, если еще раз позвонишь, заявление на тебя накатаем, в прокуратуру, под суд  отдадим…
Настя не понимала, что говорит странная женщина в телефоне - какая прокуратура, какой суд, ей ничего от Клюева не нужно, она хочет знать, как себя чувствует мальчик! Насте удалось прервать монолог, как ей показалось, не совсем вменяемой собеседницы, она чуть повысила голос,  потребовала:
- Скажите, мой мальчик у вас? Как он себя чувствует?
Собеседница грубо ответила:
- Мальчик? Нет у нас никакого мальчика!
- Где, где мой мальчик? – Настя не выдержала, разрыдалась, а жена Клюева ей ответила:
- Мальчик там, где  ты его оставила. У нас никакого ребенка нет!
- Александр не забрал его? Мальчик остался в квартире? Он там один больше суток? – Настя была в ужасе, а собеседница отвечала уже  спокойно:
- Конечно, не забрал. Я запретила ему ехать за ребенком какой-то ненормальной….
Послышались короткие гудки, собеседница отсоединилась. Настя несколько раз пыталась набрать номер Клюева, но его телефон уже был выключен. В отчаянии, понимая, что мальчик больше суток сидит один в квартире, без еды, она набрала номер матери Клюева, второй раз в жизни (в первый раз Настя звонила ей, когда Клюев пропал). Зоя Германовна ответила также сразу. Настя взмолилась - она в больнице, ей сделали операцию, выпишут примерно через неделю, а Санька остался один в квартире,  перед операцией она позвонила Александру, но тот мальчика не забрал, его новая жена запретила, а Санька голодный, холодный, может быть, он уже умер!  У матери Клюева сердце оказалось не каменным, или новая жена «сыночка Шурочки» ее тоже достала, ведь характер у Зои Германовны был не сахар, тут два характера схлестнулись. Мать Клюева пообещала съездить на квартиру сына, за Санькой, взять его на время. Чуть позже перезвонила, подтвердила – мальчика забрала, с ним  все порядке, потребовала - не ей, не Александру Борисовичу (уже не Шурочке), больше не звонить, они для Насти умерли!
6
Настю выписали из больницы через две недели. Встречал ее в холле больницы тот самый шофер, что дал ей номер телефона Клюева, не произнеся не слова по дороге, отвез домой. Как только она оказалась в квартире, шофер уехал, через час привез Саньку. Сразу же после приезда Саньки, раздался телефонный звонок, звонила мать Клюева. Она убедилась, что ребенок воссоединился с матерью, и повторила – не она, Зоя Германовна, не Александр Борисович для Насти больше не существуют, пусть она живет своей жизнью, в чужую не лезет! А то взяла моду, чужих людей в своих интересах использовать! И Настя опять осталась вдвоем с Санькой. Чувствовала себя очень плохо, вставала с постели с трудом, не могла даже  за сыном ухаживать, в детский сад его водить! Утром, с трудом встав, заваривала сыну кашу-овсянку из пакетика, наливала чай, и опять ложилась. В обед также давала сыну кашу, когда мальчик спрашивал что-то другое, отвечала односложно:
- Сынок, сам поищи чего-нибудь…
Искать было негде, да и нечего. Настя есть перестала совсем. Примерно через неделю такого существования она настолько обессилила, что не смогла встать с постели, что бы покормить ребенка, она тупо, реально умирала. По-настоящему. У нее была крайняя степень истощения, плюс малокровие после серьезной операции,  нервный срыв, от общения с Клюевым и его матерью, и полное отсутствие желания жить дальше… Ее спас Санька. Он догадался ответить на телефонный звонок (Настя на звонки телефона уже не реагировала, она говорить-то с трудом могла). Звонила мать Насти, бабушка Саньки. Маленький мальчик взял в руки трезвонящий телефон, сообразил нажать на кнопку вызова, и ответить бабушке. Он сказал, что мама заболела, не ест, не пьет, на улицу не выходит. Сказал, что, он, Санька, очень боится, вдруг мама умрет, она в больнице уже лежала… А когда ее в больницу положили, за ним папа должен был приехать, но не приехал, хотя он, Санька, очень долго его ждал. Целую ночь! Ему было плохо и страшно. Потом его бабушка забрала.  Но бабушка не разрешала ему бегать, играть, шуметь, и он две недели просидел на диване, в уголке, боялся пошевелиться. Через восемь часов Нина Федоровна уже дубасила в дверь квартиры, в которой жила ее дочь. Настя не смогла открыть дверь, не смогла встать. Санька и тут пришел на помощь. Открыл дверь бабушке. Увидев дочь в жутком состоянии, мать тут же вызвала «Скорую помощь»… Приехавшие врачи констатировали – ровно через сутки  Настя умерла бы от остановки сердца, ее организм был сильно ослаблен, обезвожен, сердце просто не справилось бы.  Насте немедленно поставили капельницу с глюкозой, забрали ее в больницу. Теперь уже надолго. Кормили в больнице через зонд (Настя сопротивлялась, есть не хотела). Ее спасли. Молодой сильный организм, к тому же женский, извести очень трудно. Женщине самой природой предназначено бороться за жизнь (инстинкт самосохранения), растить детей, кормить их, заботиться. Выписали Настю через месяц. И она опять вернулась в ту же квартиру, принадлежащую Клюеву. Нина Федоровна, все это время ухаживающая за ней и внуком, умоляла после выписки уехать с ней, плюнуть на  гребаную Москву, потому что нет здесь, в Москве, для Насти места! Где дочь в этой Москве будет жить? Что делать? У нее ребенок, она об этом подумала? Настя уверяла – жить будет в этой квартире, Клюев ее на улицу не выкинет, он же большие деньги у семьи Кораблевых на покупку квартиры взял, в жилье не нуждается, и должен теперь своего сына  жильем обеспечить, раз другую женщину себе нашел, с  матерью своего сына расстался! Мать уехала, Настя с сыном остались в Москве. Решила найти работу, и доказать Клюеву, что она не пустое место, не барахло, что-то из себя представляет, как личность, как журналист. Именно тогда она  поставила перед собой ЦЕЛЬ.
7
Настя осталась в Москве. Отвела сына в детский сад (он почти два месяца в детский сад не ходил, справки, что он болел не было, за то, что бы его приняли обратно пришлось отдать почти  все деньги, что ей оставила мать). Насте денег было не жалко, она, почему то решила, что деньги легко заработает, и много. Не тут-то было. Устроиться на приличную работу оказалось сложно. Настя обращалась ко всем кого знала -  однокурсникам, бывшим работодателям Клюева (которых знала лично, им она сдавала его (свои) статьи). Бывшие работодатели Клюева, все как один  говорили: «Вы сами, что из себя представляете? Вы были только помощницей Клюева!».
В одно прекрасное утро Настя собирала Саньку в детский сад, а сама готовилась к пробежке по Москве, у нее было намечено на тот день три собеседования (она все-таки рассчитывала получить место в приличном издании), в дверь квартиры позвонили. Настя дверь распахнула. На пороге стояли судебные приставы, мужчина и женщина (оба в форме), с ними участковый милиционер. Пристав-мужчина предъявил испуганной Насте решение суда, листок бумаги с убористым текстом. Настя, дрожащими пальцами листок взяла, страшно нервничая, прочитать написанное смогла с трудом, строчки перед ее глазами расплывались, буквы прыгали. Но, смысл прочитанного, она сразу поняла. Александр Борисович Клюев, владелец  квартиры, требовал выселить из его владения временно зарегистрированную там Кораблеву Анастасию Дмитриевну с сыном Александром. И суд постановил – Анастасию с сыном выселить! То, что сын Анастасии Кораблевой, является также сыном Александра Борисовича Клюева, в решении суда сказано не было. А сказано было, что Анастасия Кораблева на суд, который состоялся именно тогда, когда она лежала в больнице в первый раз (Клюев это прекрасно знал), не явилась, суд состоялся без нее. Настя спорить с приставами  не стала, ответила утвердительно, съедет с квартиры, завтра. Пусть участковый к ней завтра вечером зайдет, она ему ключи отдаст. Приставы с участковым потоптались на месте, ушли восвояси, на прощание участковый обещал зайти завтра в шесть. Настя, естественно сына в детский сад не повела, отправила смотреть телевизор в комнату, сама уселась на кухне. Там она закурила, и задумалась, как ей теперь быть? 
Настя понимала – у нее только один выход, уехать в Великий Новгород, там раздобыть немного денег, вернуться в Москву, снять квартиру, и искать работу.  И именно тогда, на кухне в квартире Клюева она впервые называла его б.м. (бывший мужчина, настоящим мужчиной он быть перестал). Настя затолкала окурок в пепельницу, вздохнула, поднялась с кухонного табурета, и направилась в комнату, собирать свои и Санькины вещи.
Вечером того же дня Настя, превозмогая себя, решила все-таки позвонить матери б.м., высказать что она думает о семействе Клюевых, и еще спросить, почему это странное семейство, считающее себя суперинтеллигенцией, совершенно спокойно, нагло, ограбило Настину семью. Она услышала именно то, что и ожидала услышать – оскорбления, унижения, не понимание. Мать Клюева заявила:
- Я предупреждала тебя, провинциальная шлюха, забудь нашу семью, не звони никогда! – лексикон у мамаши б.м., кстати, кандидата технических наук и преподавателя ВУЗа  был потрясающим, обширным, бранные слова с ее языка слетали молниеносно, Настя, общаясь с ней, постоянно думала, где эта солидная женщина таким страшным словам научилась? К слову сказать, ее сыночек так же не стеснялся в выражениях, и матерными словами обозвать свою мать и мать своего ребенка мог легко. Настя таких страшных слов за те восемь лет, что прожила рядом с семейством Клюевых, за свою предыдущую жизнь не слышала, в ее родном доме таким вот образом никогда не разговаривали. Настю в очередной раз покоробили бранные слова, произнесенные взрослой женщиной, но она стоически дождалась конца ее тирады, задала мучивший ее вопрос:
- Скажите, как мог Ваш сын отказаться своего ребенка, да еще и на улицу его выбросить, как паршивого щенка?
Зоя Германовна задыхалась от возмущения:
- Мой сын честный человек, он никого не выбрасывал на улицу! Он поступил правильно! Чужая женщина с ребенком живет в его квартире, и квартплату не платит! Мой сын решил квартиру продать! Имеет право. Вот тебя по суду и выбросили!
- Но ребенок этой, как Вы говорите, чужой женщины – это ребенок Вашего сына, Ваш внук!
- Прекрати чушь молоть! Какой внук? Нагуляла, не пойми где ребенка, залетела от какого-то маргинала, что в твоей Тмутаракани проживают!
-Хорошо, нагуляла! - Настю разговор уже начал бесить, ее трясло, но она хотела все-таки выяснить для себя все окончательно, - Почему тогда Ваш сын жил со мной? Из благородных побуждений? Он альтруист?
- Именно!– Зоя Германовна ради сохранения чести, как она считала, сына несла чушь (вообще-то чести у него не было, сохранять было нечего), - На улицу тебя нужно было выгнать, считаешь? Вот и пригрел…
- Пригрел? Мы жили как муж и жена! Я родила от него ребенка, и второй раз была беременна. У меня выкидыш случился на нервной почве, когда меня Ваш сын бросил… Он убил нашего ребенка!
- Это твои слова! Мой сын рассказывает, что все было иначе!
- Зоя Германовна, Вы себя слышите? Взрослый мужик живет много лет  в однокомнатной квартире с чужой женщиной и ее ребенком…И еще жениться на ней хочет! Кольцо обручальное подарил! И деньги у матери этой женщины взял на покупку квартиры, как он говорил, для нее и своего, именно своего, сына!
- Какое предложение, какое кольцо! Бред! О каких деньгах ты говоришь, у тебя шизофрения! Мой сын не брал не у тебя не у твоей матери  денег!
-А где, по-вашему, он взял деньги на покупку новой квартиры? – поинтересовалась Настя.
- Заработал! Он хорошо зарабатывает!
- Может и хорошо зарабатывает, только тратить заработанное не спешит. Ладно, я понимаю, совести не у Вас не у Вашего сына нет,  и никогда не было. Я уверена, то, что Вы сотворили с Вашим сыночком, просто так с рук не сойдет. Прощайте, надеюсь, к моему счастью, мы больше не увидимся и не услышимся.
Зоя Германовна пыталась что-то Насте ответить, но та положила трубку, что она хотела – узнала. Ее  б.м. – вор и мошенник, тупой, жадный и жестокий человек. И как она могла любить его? А ведь не разлюбила еще. Хочет вернуть назад! Но кольцо, что подарил б.м. при «помолвке», она оставила в его квартире, коробочку с кольцом положила на видном месте, на кухонном столе. С Зоей Германовной Настя, к своему счастью, больше не встретилась, а вот с Клюевым увиделась, примерно через год…
До железнодорожного вокзала ей помог добраться участковый. Он зашел ровно в шесть за ключами, к дому приехал на машине, предложил отвезти Настю на вокзал, помог погрузить в вагон вещи, да еще заигрывал с ней, телефончик просил. Говорил, что за время работы участковым впервые встретил ответчицу (он так и сказал, ответчицу), которая добровольно, без скандала согласилась съехать с квартиры. Подъезжая к Великому Новгороду, Настя позвонила матери, коротко сказала – она возвращается…
8
Настя провела дома ровно месяц. И в течении этого месяца порывалась уехать в Москву ежедневно. Она мечтала вернуться, грезила во сне и наяву, как она возвращается,  завоевывает Москву, во второй раз. Мать убеждала – дочь хочет войти в одну и ту же реку во второй раз, этого не нужно делать, не получится у нее ничего. Но дочь была непримирима – она должна уехать, она перестанет себя уважать, если останется в теплом местечке, у мамкиной юбки. Мать устала бороться, приняла решение – дочь отпустить, пусть едет! Нина Федоровна в который раз заняла для дочери денег, на первое время, заплатить за съемную квартиру. Саньку она с дочерью не отпустила, и дочь, прорыдав сутки, согласилась сына оставить. Купили билеты, дочь сгорала от нетерпения, так хотела уехать, и не замечала, как расстроены ее мать и сын. Мать чувствовала – ничего хорошего  дочь в Москве не ждет, а сын просто боялся разлуки с матерью.
И вот, в день отъезда мать и сын проводили Настю на вокзале, посадили в поезд, поезд тронулся, тут Санька сорвался с места, бросился вслед за поездом, бежал по платформе, кричал:
- Мамочка, родненькая, не уезжай!!!
Настя слышала крики сына, была готова дернуть стоп кран, выскочить из поезда… Всю дорогу до Москвы Настя прорыдала в тамбуре, ее сердце разрывалось от слез сына, и еще она вспоминала, как ее мать рассказывала, что когда дочь лежала в больнице во второй раз, сын неделю, не переставая, плакал и причитал: «Где же моя мамочка, что с моей мамочкой? Когда она вернется?», и еще переспрашивал – не умрет ли его мамочка? А мамочка, ничуть не сожалея, умчалась покорять Москву.
В Москве Настя пару дней прожила в гостинице, искала квартиру. Ей хотелось найти жилье подешевле, денег у нее было немного. В итоге она нашла квартиру на окраине, убитую, без мебели, но, действительно, очень дешевую. И  поздно, вечером, оказавшись одна-одинешенька   в  убогой дыре -  без друзей, без семьи, без денег, без работы, пережив сумасшедшее предательство мужчины и потерю по его вине ребенка, Настя впала в совершеннейшее отчаяние. Она ненавидела себя всеми фибрами своей души. И  глядя в темное оконное стекло, вместо зеркала (на окне не было штор), тупыми ножницами отхряпала свою длинную  светлую косу. Еле дождавшись утра, побежала в парикмахерскую, приводить себя в порядок.. В общем, в парикмахерской, мастерица  сделала Насте отличную стрижку - модное короткое, по ухо, каре с рваной челкой. Короткая стрижка очень Насте подходила, выглядела она с этой стрижкой  просто королевой, и совершенно спокойно  могла бы Москву покорять (и покорила бы!). Но  Насте стрижка  категорически не нравилась! Не ассоциировала она себя с этой стрижкой! 
И пошло-поехало! Настя меняла имидж практически каждый месяц. Она была платиновой блондинкой, с кудряшками, копией Мэрлин Монро, в летящем шелковом платье, сексапильной школьной учительницей в белой блузке с бантом у ворота, с аккуратным каштановым каре, и женщиной-вамп, брюнеткой, с геометричной стрижкой, в облегающей узкой юбке, с красной помадой на губах, панкующей девицей с разноцветным рок-н-роллом на голове, в рваных джинсах. Под стать образам Насти, была и ее работа. Кем только Настя не работала! Преподавала в школе, вела детские кружки (от литературного до танцев), продавала в бутике модную одежду, пыталась заниматься бизнесом (потерпела фиаско, не создана она для бизнеса), работала массовиком-затейником (темперамента ей было не занимать!), организовывала различные праздники, корпоративы, и даже свадьбы,  распространяла косметику, была страховым агентом, и параллельно со всеми этими работами, она, конечно же писала статьи, и их с удовольствием брали в различные солидные издания (говорили – отличная работа!), но на постоянную работу устроиться в газету или журнал она не могла, свободных вакансий в известных изданиях не было, в мелкие, тем более бульварные газетенки она устраиваться боялась… И надо сказать, что в этот год ее жизни в Москве отбоя от поклонников у Насти не было. С ней знакомились в метро, просто на улице, про офисы, где она появлялась, и говорить не стоит. За этот год в Москве Настя увидела столько, сколько не видела за предыдущие десять лет жизни в столице. Она зажигала на дискотеках в ночных клубах, тусовалась на вернисажах и презентациях. В силу своей профессии и круга общения ей удалось посетить почти все премьеры в известных театрах и побывать на концертах популярных артистов. Казалось – вот она настоящая жизнь, и любовь можно найти, тоже настоящую. Но Настя понимала – нет, это не настоящая жизнь, все наносное, и поклонники что вертятся вокруг нее – несерьезные. Им всем что-то от нее нужно – денег, протекции, нужно, что бы она сделала то или иное, а они бы (мужики) выдали бы ее работу за свою. А абсолютно все женщины, что работали вместе с Настей в том или ином офисе, удивлялись ее успеху у мужиков, считали, она привередничает, слишком разборчива, и ей нужен только олигарх. Мол не там Настя себе мужика ищет, тот мужик, что ей нужен по улицам просто так не ходит, на «Мерседесе» разъезжает…Не понимали, глупые, что не нужен Насте мужик, замуж она не хочет, у нее другая ЦЕЛЬ.
А через год в жизни Насти в Москве проявился Клюев, выскочил, как черт из табакерки, напомнил о себе. Настя получила повестку в суд. В суд ее вызывал б.м. Ответчиком. Истцом выступал он сам, подал иск о лишении Насти родительских прав, решил отобрать у нее ребенка. Мол, она не справляется с воспитанием, сын живет у бабушки, а она, Настя ведет аморальный образ жизни, постоянного места работы не имеет. Повестку принесли прямо накануне судебного заседания, у Насти было мало времени, что бы подготовиться. Но она мобилизовалась, сконцентрировалась, и явилась в суд во всеоружии. Клюева ждал Настю у здания  суда. Они не виделись около года, и за этот вроде бы недолгий период, он изменился разительно. Настя узнала его с трудом. Да, одет он был, как обычно, прекрасно. Его костюм стоил не менее десяти тысячи долларов, галстук и рубашка тянули еще на пару тысяч, а булавка для галстука и запонки вообще стоили тысяч сто долларов (они были из платины и с бриллиантами, черными, крупными). Но он, во-первых,  прибавил в весе килограммов двадцать, как-то распух, обрюзг, под глазами появились некрасивые мешки, в общем, потерял спортивную форму. А во-вторых, он катастрофически полысел. Буйная шевелюра, так нравившаяся Насте, превратилась в короткий седой ежик с обширной проплешиной на макушке. Работа в эфире Клюева дисциплинировала, оказавшись за кадром, он распустился, и скорее всего, начал попивать. Видно, не весело ему было с молодой женой, на административной работе. Не интересно. Если бы он остался телевизионным ведущим, у него, возможно, не было бы запонок с черными бриллиантами, но он бы остался в хорошей физической форме, и с волосы попытался бы спасти всеми возможными способами. А не ушел бы он от Насти, то именно она не позволила бы ему толстеть, а тем более лысеть.
Если Настя узнала Клюева с трудом, то сам Клюев Настю вообще не узнал. И, страшно удивился, что встреченная им у здания суда симпатичная,   худенькая блондинка, с модной стрижкой,   уверенная в своей нетразимости, смачно курящая у входа, одетая  в рваные джинсы и джинсовую курточку с художественными заплатками, и есть его бывшая подружка.  На этот раз Настя   предстала в образе солистки популярной немецкой группы «Роксетт», волосы ее были сильно осветлены, до белизны,  острижены под мальчика. Светло-голубые джинсы и куртку она накануне купила на распродаже, и сама тщательно разорвала джинсы на коленях, а на куртку пришила заплатки. 
В зале суда б.м. вещал:
-Посмотрите, как ответчица выглядит, на чучело похожа! Кто так одевается? Кто так стрижется? Только психи! Она же ненормальная! Вот я…
Тут судья (на счастье Насти, вполне приличная и адекватная женщина, но скорее всего, обиженная мужем, как и Настя, потому как вид самодовольно болвана Клюева, а его слова в особенности, раздражали ее неимоверно) не выдержала, совершенно резонно прервала его:
- А почему Вы считаете себя нормальным, а Вашу бывшую любовницу – нет? Из каких критериев Вы исходите?
- Да Вы посмотрите, Ваша честь, как она выглядит! Отправьте ее психиатрическую экспертизу…
Судья, имеющая почти такую же короткую стрижку, как у Насти, пожала плечами:
 - На мой взгляд, гражданка Кораблева, выглядит абсолютно нормально!
 Настя решила вступить в беседу б.м. с судьей. Она захватила с собой кое-какие документы, среди этих документов оказалась и справка из психдиспансера, справка об отсутствии судимости, она получила эти справки для работы преподавателем школе, плюс характеристики из школы и Дома культуры, где она вела различные кружки. Настя обратилась к судье:
- На мой взгляд, господин Клюев выглядит неадекватно. На нем шмоток на несколько десятков тысяч долларов! Кто так одевается! Ваша честь, я бы хотела, что бы он прошел психиатрическую экспертизу. А у меня есть справка, что я нормальная, я хочу, чтобы эту справку приобщили к делу…
Она передала справку судье. Та внимательно ее изучила, присовокупила к материалам судебного дела. Спросила б.м., есть ли ему что добавить. Тот ответил, что все изложил в исковом заявлении. Аналогичный вопрос судья задала Насте, и та также как Клюев разразилась гневной тирадой, что она прожила с б.м. более восьми лет, всячески помогла ему, вела домашнее хозяйство, родила и воспитывала ребенка, и что б.м., ее с ребенком бросил без средств к существованию, а потом еще и из квартиры выселил, в течении последнего года  материально не помогал. Клюев вмешался, что вот теперь он хочет помогать своему сыну, поэтому забирает его от матери-«ехидны»… Настя возразила, что категорически отказывается отдать сына Клюеву, не понимает,  почему она должна это сделать, в чем она провинилась? За шесть лет жизни Саньки  отец вообще им не занимался, даже не разговаривал с ребенком! Клюев говорил – он деньги зарабатывал на Настю и сына, Настя не работала! Судья внимательно вслушивалась в перепалку. Когда истец и ответчик замолчали, судья спросила, почему Настя не работала? Та ответила – она училась в МГУ, но все время, пока училась, помогала б.м. в работе,  а как закончила учебу, помогала с еще большими усилиями. Можно спросить членов съемочной группы Клюева, они подтвердят, что Настя все это время сложа руки не сидела, к ней по всем вопросам обращались, она первым помощником Клюева была. Судья кивнула, и задала вопрос Клюеву, почему он все  время, что жил с Настей и сыном, не занимался воспитанием сына? Клюев опять произнес, что он работал! Судья переспросила – он тогда работал, ребенком не занимался, а что, сейчас он не работает? Клюев ответил – конечно, работает. Тогда судья возразила – если он  сейчас работает, у него будет время заниматься с ребенком? Б.м. выдал перл – ребенком будет заниматься его новая жена. Настя встряла – Санька не знаком с этой женщиной, он сейчас с бабушкой, с которой проводил время с рождения, и бабушка Саньки – заслуженный учитель России! И когда судья спросила у Клюева, почему он считает, что гражданка Тищенко, его новая жена, окончившая финансовый институт по специальности «бухгалтерский учет и аудит», не когда не имевшая детей, справится лучше с воспитанием ребенка, чем заслуженный учитель России с тридцатилетним стажем, Настя поняла, судья на ее стороне. Клюеву ребенка получить не удастся. Клюев не выдержал, повысил голос, закричал – он не разрешит воспитывать своего ребенка грязной шлюхе! Судья с удивлением подняла брови, попыталась сделать Клюеву замечание, но заговорила Настя, и судья дала ей высказаться:
-Почему ты считаешь, что Санька твой сын?–произнесла Настя.       
- Как, а чей? – удивился Клюев.
-Твоя мама утверждает - я родила ребенка, от маргинала из моей Тмутаракани…Я же грязная шлюха!- сказала Настя.
Клюев взревел:
- Мать постоянно болтает чушь! Ее нельзя воспринимать всерьез!
-Не знаю! Я склонна слушать, что говорят взрослые уважаемые люди! – Настя пожала плечами, улыбнулась в предвкушении реакции Клюева, на  слова, что она собиралась произнести, и произнесла роковое, - Твоя мама права, Санька не твой сын…
Клюева чуть не хватил удар, он уже не ревел, он визжал, как хряк, которого ведут на бойню:
- Я требую, требую генетическую экспертизу!
- Я возражаю…- спокойно ответила Настя.
Клюев апеллировал к судье, а судья откровенно веселилась, она понимала, Настя провоцирует б.м., издевается над ним, и хоть и должна была судья соблюдать нейтралитет, она была явно на стороне Насти, но на стороне Насти, к слову, были и законы.  Судья резюмировала:
-Имеет право. Заставить ее никто не может! В Вашем, господин Клюев, паспорте, нет отметки, что у Вас есть сын, а у ребенка госпожи Кораблевой в свидетельстве о рождении стоит прочерк, именно Вы захотели, что бы было так. Отрицать это Вы не можете. Если бы Вы хотели воспитывать ребенка, Вы бы сразу же, после его рождения воспитанием занялись, а не шесть лет спустя вспомнили, что у Вас вроде бы есть сын! 
В результате продолжительной перепалки в  судебном заседании объявили перерыв. Следующее заседание назначили через неделю.  Клюев и Настя вышли из здания суда одновременно. На улице Настя решила прошмыгнуть вперед Клюева, сбежать, но он поймал ее за руку, закричал:
- Зачем ты поливала меня грязью, дрянь?
-Отпусти! – Настя вырвала руку, потребовала, - Что ты от меня хочешь? Зачем тебе Санька?
-У жены не может быть детей! Мне нужен наследник!–ответил Клюев.
- И ты решил отобрать моего сына? Повторяю – моего! Ты никогда его не признавал, не считал своим сыном. Сторонился! Да ты вообще не хотел его! – Настя пылала гневом.
- Я требую экспертизу! Я заявил об  этом…
-Не будет экспертизы!- отрезала Настя, продолжила, - Запомни, если ты не откажешься от своей затеи, продолжишь требовать у меня Саньку, я дам интервью всем желтым газетам сразу, расскажу, что представляет из себя господин Клюев, примерный семьянин. Расскажу  не только о том, что он выгнал свою бывшую женщину с ребенком на улицу, но и обобрал ее. О взятках расскажу, которые он  в институте брал. А ты думал, я не знала, почему тебя поперли из преподов? Расскажу, как ты отказался приехать регистрировать ребенка, да ты даже прописать в квартире нас с Санькой отказался… А теперь его себе хочешь отсудить!
 Клюев отпустил ее руку, даже не возразил, рысью побежал к припаркованной неподалеку машине, между прочем, «Порше». Тут же взвизгнули покрышки, машина сорвалась с места, на бешеной скорости умчалась. Через пару дней с Настей связался адвокат Клюева, доложил – Александр Борисович Клюев предлагает мировое соглашение. Он отказывается от претензий на ребенка, а она в свою очередь должна отказываться от интервью, рассказов о совместной жизни с Александром Борисовичем. В общем, они никогда не были знакомы, не жили вместе, и никогда не имели общих детей, и денег никаких Клюев у матери Насти не брал. Иначе… Иначе суд, адвокаты, компромат, и в результате Настя остается без сына. Клюев зарабатывает прилично, денег на то, чтобы, уничтожить Настю не пожалеет. У нее, Насти есть деньги на адвокатов? Денег на адвокатов у Насти не было. Она согласилась подписать мировое соглашение. Клюев мировое соглашение соблюдал, но  с небольшими исключениями – Насте перекрыли все ходы на телевидение. Она не могла устроиться туда даже курьером!   
Через пару недель, приехав в Великий Новгород навестить мать и сына, Настя в красках живописала Нине Федоровне встречу с Клюевым в суде. Мать, внимательно все выслушав, сказала:
- А ведь он в чем-то прав!
Настя с возмущением возразила:
- Почему? Ты тоже считаешь, что я сумасшедшая?
Нина Федоровна спокойно ответила:       
- Тебе нужно успокоиться, привести свою жизнь в порядок. Посмотри, что ты с собой делаешь! Как ты живешь? Ты должна решить, что тебе нужно - достичь, как ты говоришь, великой цели, но для этого тебе необходимо устроиться на нормальную работу, и двигаться к этой цели. Ты  ничего для этого не делаешь! Ни-че-го! Ты перебиваешься случайными заработками. А твоя внешность? Мне уже надоели вопросы соседей, что за девушки ко мне приезжают. Когда я отвечаю, что это моя дочь, мне никто не верит, говорят - моя дочь выглядит иначе. Ты как то определись, как ты хочешь выглядеть. А вообще, я считаю, найди нормального парня, который будет хорошим отцом Саньке, выходи за него замуж, рожай еще детей. Не нужно тебе в этой Москве рваться. Домой возвращайся, в школу устройся. Зарплату хорошую теперь платят, жить есть где. С сыном все время рядом будешь!
- Нет, мама, я достигну поставленной Цели. Я хочу этого…- Настя была тверда в своих убеждениях. Мать только покачала головой. Дочь была всегда упорной, переубедить ее было практически невозможно…
Вернувшись в Москву, Настя сделала к своей цели первый шаг. Освободилось место корреспондента в одной из желтых газет. Настя использовала все свои связи, перешагнула через себя, и это место получила. Потом была другая желтая газета (в первой было уж очень мерзко работать), потом третья… А потом на одной из пресс-конференций она встретила своего более успешного однокашника Короткова, и через месяц уже работала у него. И, как и просила ее мать, она определилась и со своим внешним видом, вернее она вернулась к своему прежнему внешнему виду, прекратила эксперименты с прическами и нарядами, перестала пользоваться косметикой. Теперь она носила джинсы, футболки, свитера, туфли-балетки или сапожки-угги, волосы ее быстро отрасли,  и через год это была прежняя Настя, и соседи Нины Федоровны больше не спрашивали, что за девушка у нее гостит…  Настя, вспомнив все это, тяжело вздохнула, шевельнулась, и разбудила Доронина! Тот, проснувшись, зевнул, потянулся, спросил:
- Почему не спишь?
- Думаю…- коротко ответила Настя.
- О чем? Расскажи…
-О жизни… - опять коротко резюмировала Настя, нездоровое любопытство Доронина начало ее раздражать, но он не отставал:
- И что ты о жизни думаешь? Что все плохо, или все хорошо?
- Нормально все, жизнь идет…
- Бьет ключом! Вот что я тебе скажу о жизни - если тебе жизнь кажется невыносимой, ужасной, ничего  путного в жизни не выходит, значит, ты просто что-то не так делаешь. Или не нужно этого делать вовсе. Сядь, проанализируй, все поймешь.
Настя сообразила, он намекает на ее великую ЦЕЛЬ, осадила его:
- У меня все получается…
- Значит, все правильно делаешь!
- Прости еще раз, тебе вставать завтра рано, я тебя разбудила.
- Да нет… У меня выходной завтра, я же  в ночь дежурил! – он хитро улыбнулся, Настя заметив его улыбку даже в темноте, крепко обняла за шею, прошептала на ухо : «Я рада…».

Глава четырнадцатая. Настя Кораблева и Алена Ковальчук. Весна.
1.
Поначалу, оказавшись в коммунальной квартире, где проживал Доронин, без телефона и интернета, Настя страшно расстроилась. Как всякая современная девушка, она не представляла себе жизни без этих благ цивилизации (или зла?). Но прожив пару дней без телефона и интернета, поняла жить можно и совершенно спокойно. А прожив таким образом неделю, осознала всю прелесть отсутствия этих внешних раздражителей (телефона и интернета). А кому ей было звонить? Ее матери и сыну звонил Доронин, регулярно, через день, по вечерам. Он звонил своему другу, друг передавал трубку Нине Федоровне и Саньке. Те с воодушевлением докладывали, как поживают, и как казалось Насте, все трое были полностью счастливы (включая кота). И интернет ей был не нужен. Новости по телевизору узнать можно, да что эти новости, каждый день одно и тоже, убийства, грабежи, аварии, катастрофы, и газеты ей регулярно притаскивал дед Вася, ее газету в том числе… А интернет, социальные сети – без них спокойней, ее так называемые друзья по переписке, по всяческим там ЖЖ подождут, и вообще социальные сети – имитация человеческой жизни, все происходящее там – иллюзия, не по-настоящему это происходит. Без интернета у нее появилась масса свободного времени – выспаться, собой заняться. Настя думала – как полезно, постоянно бегая как белка в колесе, получить вот такую передышку, что бы понять бежать ли тебе опять по кругу, или выбрать другой путь, и бежать в другом направлении, может быть к светлому будущему, или стоит вообще остановиться? Настя читала, смотрела телевизор, спала, сколько вздумается, полюбила готовить (просто кулинарные таланты в себе открыла), писала на компьютере небольшие рассказики-эссе (давно мечтала начать писать художественную прозу). И даже не выходя на улицу, отоспавшись и отъевшись, стала выглядеть просто необыкновенной красавицей. Ее кожа засияла, волосы заблестели,  с  учетом, что никакими специальными шампунями она не пользовалась, голову мыла детским шампунем, по привычке. Попросила Доронина купить ей именно детский шампунь, тот купил, не спорил, понимал, что могут быть у людей странности, Настя пользуется детским шампунем, а вот, например, Гала моется только хозяйственным мылом, считаем его самым полезным. Ногти Насти, всегда короткие, длинными они никогда не отрастали, обламывались, теперь отрасли довольно прилично, и Насте ее длинные натуральные ногти очень даже нравились (у ее врагини, Вероники, ногти были искусственными). Она понимала, все ее преображения произошли благодаря позитивным эмоциям, а позитивных эмоций в этот период ее жизни у нее было хоть отбавляй. Ее любил невероятный мужчина, на руках носил, пылинки сдувал, баловал, выполнял вес ее прихоти! И она любила его, заботилась о нем, готовила ему ужин, стирала и гладила его вещи, видя, что он вернулся не в духе, с глупыми расспросами не приставала, переживала, если он задерживался, хоть на полчаса! Приучила его звонить, если он задерживался, звонить Магомеду, у того, единственного в квартире (кроме Доронина) был телефон. Ведь Доронин раньше этого никогда не делал. В принципе, его раньше дома никто не ждал. Когда он был женат, то постоянно пропадал в командировках, а когда начал жить один, отчитываться ему было не перед кем. А тут он задержался, на два часа, Настю не предупредил, и, приехав домой застал ее в слезах, с телефоном Магомеда в руке, сидящей на табуретке в коридоре. Вокруг нее суетились соседи, утешали, уговаривали, мол, Доронин часто задерживался, при его работе всякое может случиться. Но Настя себя настолько накрутила, ожидая его, что усидеть на месте не смогла. Выпросила у Магомеда телефон, и принялась звонить в бюро несчастных случаев! Дозвонилась. Но в этом самом бюро ей никакой информации получить не удалось. Ей сообщили - человек с такими именем и фамилией в больницы города не поступал, информация о поступивших в больницы без документов, по особым приметам, накануне, в бюро будет только утром.   Доронин не знал  смеяться ему или плакать, но пришлось весь вечер Настю успокаивать, уговаривать – он огонь и воду прошел, и медные трубы в придачу, с ним ничего  случиться не может, все плохое уже было, лимит исчерпан!  Чуть позже задумался,   впервые за его сорок с лишним лет женщина искренне переживала, что он вовремя не пришел домой, задержался, даже его законная жена никогда не беспокоилась, где он, что с ним, а он не в офисе сидел, в «горячих точках» воевал! Но Настя понимала (понимала также, что и Доронин  понимал), она долго не сможет вот так вот прятаться, от всего – от жизни, от проблем, может быть, в какой-то мере, и от себя самой, ей придется выйти на улицу.  Жить дальше, именно той жизнью, что она жила, и Доронина не будет с ней рядом. Но сейчас она была совершенно спокойна, наслаждалась мирной жизнью, лишь иногда спрашивала Доронина, как там дела, с расследованием. Доронин всегда отвечал – дела идут, контора пишет, все нормально, прорвемся…
Дела шли из рук вон плохо! Доронин Насте об этом не говорил, переживал молча, не показывая вида. А Настя все замечала, но тоже не показывала вида,  думала, что если начнет высказывать Доронину претензии, он будет нервничать, если наступят позитивные сдвиги в расследовании – сам расскажет.  Позитивных сдвигов в расследовании не было! Бойко бился как рыба об лед,  тянул с розыском Насти, махал перед начальством бумажкой, полученной от участкового, сообщающей, что Насти в квартире Доронина не обнаружено, собирал свидетельские показания против Трофимова с супругой. Он раздобыл в администрации Дома культуры список слушательниц лекций Трофимова, обошел почти всех, и многие из слушательниц дали показания – Трофимов довел Юлю Лисицыну до самоубийства, требовал от нее больших денег, а семья Лисицыных страшно нуждалась… Он также нашел свидетелей (влюбленную парочку), которые видели, как в квартиру Насти Кораблевой, в роковую ночь, ломились двое мужчин. И эта же парочка видела, как к дому подходила Катя Филимонова (брюнетка, с большой сумкой). Он установил, почему соседи не слышали выстрел, ставший смертельным для Кати. Оказалось, что этажом выше Насти обитал очень чистоплотный жилец, и ежедневно, с одиннадцати до двенадцати вечера он намывался, а ванна в его ванной комнате была алюминиевой. К шуму воды в его квартире все соседи уже привыкли, внимания  не обращали, и именно в грохоте воды из крана в алюминиевую ванну и потонул выстрел, убивший Катю. Но этих доказательств было мало. Нужны были чистосердечные признания подозреваемых в убийстве. Но признания у Бойко не было. У него и подозреваемых-то не было. Хоть и были у Бойко свидетели, и эти свидетели видели многое, могли опознать мужчин ломившихся в квартиру Насти.   Бойко провести опознание просто не разрешили.   Гриневич и Василий Рябчиков (которых Бойко хотел опознавать) даже не числились свидетелями по делу об убийстве Екатерины Филимоновой (труп Кати кроме Насти Кораблевой опознала также и мать убитой). Да, проезжали Гриневич и Рябчиков на машине в нужное время в нужном месте, и все. Много машин там в это время проезжало. Записи с видеокамер, изобличающие преступников, что нашел в свое время Бойко,  и передал  своему руководству, пропали. В материалах дела эти записи значились. Но их, этих записей, просто не стало. Утратили записи, потеряли, кто – непонятно.  Взятка, что дал Трофимов начальнику Бойко, оказалась очень весомой, все перевесила. Круг замкнулся. И разрешить эту неразрешимую проблему могло только чудо, но, как известно,  чудес не бывает. Но Бойко и Доронин почему-то верили в благополучный исход их безнадежного дела.  Что-то должно было произойти, их интуиция это подсказывала. И это что-то произошло, и очень скоро. И лучше бы это что-то не происходило, и благополучный исход событий был еще  очень и очень далеко…


2
Перед тем как это что-то произошло, в жизни Насти и Доронина случился ряд чрезвычайных событий.  И об этих событиях  просто необходимо рассказать подробнее.  Началось с того, что дед Вася, поздно вечером, именно в праздник Восьмого Марта, привел в квартиру новую жиличку, молоденькую девушку, попавшую в беду. Дед обнаружил ее совершенно случайно, и вот как.

На лестнице, между вторым и третьим этажом перегорела лампочка, что, в общем, было в порядке вещей, лампочки в доме перегорали постоянно, из-за скачков напряжения. Магомед,   возвращаясь домой, бурно отметив праздник, в мужской компании, на лестнице, между вторым и третьим этажом, споткнулся в темноте, чуть не разбив голову. Ругаясь себе  под нос, он добрался до квартиры, открыл дверь (в темноте это было трудновато), растолкал уже крепко спящего деда, послал того вворачивать на лестнице новую лампочку. Дед не спорил (а зачем?), подхватив табуретку, лампочку (коих Доронин закупил целый ящик) отправился на лестницу. Когда свет на лестнице загорелся, у батареи, между вторым и третьим этажом, дед увидел   совершенно замершую девочку. Девочка сидела, прижавшись к батарее, дрожала, грелась, напоминала замершую маленькую собачку. Как девочка там оказалась, этот вопрос деда не волновал. Увидев несчастную, замершую, голодную девочку, дед тут же понял – ее нужно спасать, растолкал ее, повел в квартиру. Девочка не протестовала, спокойно пошла за дедом, никакой опасности не ожидала. Да и какая опасность могла исходить от маленького сухонького старичка, говорящего хорошие, нежные слова тихим голосом. Дед привел ее в большую квартиру, устроил в своей комнате, на полу, на матрасе, лежащем в углу (по всей видимости – для гостей-собутыльников деда), выдал лоскутное ватное теплое одеяло, а предварительно напоил горячем чаем с большим куском холодной пиццы. И, хоть пицца по вкусу напоминала картон, а чай был жидким и несладким, девочка почувствовала себя в раю. Она заснула сразу, даже не доев пиццу и недопив чай.   Девочка вообще в этот вечер уже попрощалась с жизнью. Она провела на улице двое суток, и именно двое суток назад ее выписали из больницы, где она пролежала больше двух месяцев. Она была счастлива, что попала в больницу, и именно перед Новым годом, зимой. Но у нее оказалось сильнейшее воспаление легких (не попади она в больницу, погибла бы, точно). Ей даже удалось скрыть, что  у нее нет российского гражданства (если бы об этом узнали врачи, выбросили бы из больницы в два счета), она сказала, что ее ограбили, назвалась вымышленным именем, паспорт гражданки Украины был зашит в подкладку ее дешевой куртки из искусственного меха. Врачам она сказала, что приехала из Краснодарского края. И благодарила Бога, что полицейские, которых вызвали врачи, записав ее показания, не стали ничего проверять, писать запросы, отложили протокол ее допроса в долгий ящик, поняв, что перед ними очередной висяк. Больничная палата, на восемь коек, казалась ей пятизвездочным отелем, а вкуснее больничной еды она давно ничего не ела. Даже с учетом, что в больничной палате она была самой молоденькой, у нее было неудобное место, у зашторенной стеклянной перегородки, как раз напротив поста медицинской сестры, где ночь напролет горел свет. Но все хорошее имеет тенденцию заканчиваться, и ее выписали, немного подлечив. Идти ей было совершенно некуда. Туда, где она жила прежде, вернуться она не могла. Не ждали ее там, были счастливы, что она пропала на долгие два месяца. И вот, проблуждав двое суток по темным, холодным улицам в центре города, без еды, без денег, без зимней одежды, в тонких джинсах и короткой куртке из искусственного меха, и осенних полусапожках на каблуках, только что выкарабкавшись из тяжелого воспаления легких,  промерзнув до костей, она с трудом нашла не запертый подъезд, поднялась по скрипящей лестнице, устроилась погреться у чуть теплой батареи. Грелась и думала, что может быть она дотянет до утра, а завтра, если не найдет еды и ночлега, она умрет, это сто процентов. 
 Все то, что она пережила за последние два года в огромной безумной Москве, хватило бы на десять жизней. А семнадцать лет, прожитые ею в небольшом украинском селе, она вообще не вспоминала, как будто и не было в ее жизни невысоких беленьких мазанок, под соломенными крышами, пирамидальных тополей, цветущих пышным цветом вишен, и такого беззаботного детства.   
3
Аленка Ковальчук родилась, как было уже сказано выше, на Украине, в небольшом селе, девятнадцать лет назад. И семнадцать из них она там и прожила, никуда не выезжая, училась в школе, по окончанию которой, как и все ее одноклассники мечтала уехать учиться дальше, в районный центр или даже в столицу. И как у почти всех одноклассников, ее родители пили, и пили по-черному, работы в селе практически никакой не было. Все кто хотел, и кто мог – уехали в город, остались либо старушки с малыми детьми, либо сильно пьющие мужики и бабы, не желающие работать. Кроме города можно было устроиться работать на сельхозработы, у фермеров, что еще копошились на земле, пытаясь что-то вырастить. Но фермеры сильно пьющих на работу старались не брать. 
Когда Аленке было десять лет, ее отца посадили, за драку с поножовщиной, он убил в пьяной драке своего приятеля. Ему дали десять лет. Мать Аленки, которая с ее отцом хорошо-то никогда не жила, пилила его, и получала взамен тычки и тумаки, рыдала  по нему несколько месяцев, но затем успокоилась, и, уехала в город, якобы искать работу, и пропала на долгие семь лет. Аленка осталась в родном селе с бабушкой, матерью отца, с которой и проживала почти с рождения. Бабушка тянула Аленку на свою пенсию, мать девочки, будучи в городе, не копейки на содержание дочери не прислала, да и раньше, живя в селе, родители свою дочь подарками не баловали. Наоборот, отец Аленки из своей матери все соки выжимал, как только та пенсию получала, сын тут же появлялся, и из матери деньги выколачивал.  Аленка с ее бабушкой практически смирились с отсутствием родителей девочки, и не ждали их возвращения. Но родители вернулись, через семь лет отсутствия. Сначала отец,  окончательно опустившийся до скотского состояния, переставший понимать, что такое хорошо, а что плохо, ставший на зоне настоящим зэком, в сорок лет выглядевший стариком, тощим, лысым, морщинистым. За ним появилась мать, тоже не в лучшем состоянии, что уже она делала в городе, кем работала было совершенно не понятно, но прожила она эти семь лет в свое удовольствие.  В тридцать пять лет мать Аленки выглядела тоже на все шестьдесят, без зубов, с седыми волосами, наполовину вылезшими волосами, остриженными странными неровными клочками (седые волосы она даже не думала красить). В общем, мать была полностью под стать своему мужу, хоть и не сидела семи лет в колонии строгого режима. И принялась бухать с ним наравне. В один прекрасный весенний день (да не прекрасный, ужасный!), Аленка, уже заканчивающая школу, пришла домой, к бабушке, и застала там невменяемого отца, требующего у бабушки деньги на пропой. У бабушки денег не было, что она отцу и пыталась объяснить. Тот не понимал, тряс старушку, как осиновый лист, потом швырнул на пол, принялся избивать ногами, вконец озверев. Аленка бросилась на отца, попыталась защитить бабушку. Куда там! Досталось и Аленке. И когда бабушка уже не подавала признаков жизни, отец принялся за Аленку, в страхе сжавшуюся в углу. Он сильно избил ее, и тут же попытался изнасиловать, не понимая, что перед ним родная дочь. А Аленка смогла себя защитить. Схватив большой кухонный нож (дело происходило на кухне), она изо всех сил пырнула насильника в бок…Тот отпустил ее, осел кулем на пол. В ужасе девочка выбежала на улицу, стала звать на помощь. Прибежали односельчане, приехали «Скорая» и милиция. Но  врачи уже никому не могли помочь, и бабушка и отец умерли. Бабушка от побоев, а отец от потери крови, Аленка, ударив его ножом задела печень. Милиция арестовала девочку, до выяснения обстоятельств, ведь она убила родного отца! И что странно, мать девочки, дочь совершенно не жалела, наоборот, называла ее убийцей, проклинала, кричала, что она родила дьявольское отродье, убившее родного отца, самого лучшего человека на земле!  И милиция решила, что девочке лучше посидеть под замком, чем попасть под горячую руку своей сумасшедшей мамаши, и так в селе два трупа, еще и третий может случиться.
Алена просидела в тюрьме, в предварительном заключении, почти полгода, до суда. Ее навещал только адвокат, назначенный для ее защиты государством. Денег на частного адвоката у нее естественно не было.  Но  адвокату было безумно жаль ни в чем не повинную девчонку. Он приносил ей вещи и продукты, родная мать так о ней не заботилась ( у адвоката было двое малолетних детей). Родная мать Аленки спилась окончательно, и каждый вечер, приняв на грудь, продолжала орать на все село, что ее доченьке лучше на ее глаза не появляться, она отомстит за смерть горячо любимого мужа! Но «отомстить» ей так и не удалось. Мать Аленки сгорела вместе с собственным домом, заснув в пьяном виде с сигаретой за неделю до суда над дочерью. А суд Аленку оправдал. Совершенно резонно решил, что девочка убила отца в состоянии аффекта. К тому же, на суде выступили свидетели, сотрудники поселковой милиции, подтвердившие аморальное поведение отца Аленки, и односельчане, вторившие милиционерам.    Свидетели слышали крики бабушки Аленки, доносившиеся из ее дома, когда ее избивал собственный сын, и крики самой девочки, защищавшей бабушку, а потом, уже  защищавшейся от убийцы.
4
Аленку выпустили на свободу из зала суда. Только вот идти ей было  совершенно не куда. В родное село она вернуться не могла. Родители ее умерли, их дом сгорел, бабушка тоже умерла, а дом покойной бабушки заняли прямые наследники, родная тетка Аленки, сестра ее отца, многодетная мать восьмерых детей. За дело взялись органы опеки (девочке не было восемнадцати лет), предложили ей в районном центре поступить в профтехучилище, вот только аттестата об окончании школы она не получила, не доучилась совсем немного, и ей пришлось поступать в это самое профтехучилище на базе неполного среднего образования. То есть, вся ее группа была моложе ее на два года. Но выхода у нее не было, пришлось поступить и учиться на швею-мотористку. Тем более, органы опеки за ней строго следили, все таки, девчонку судили, хоть и оправдали. И на счастье девочки, в училище было вполне благоустроенное общежитие, платили стипендию, ей, как сироте, было положено бесплатное питание (выдавали талоны на обед в столовой училища), и можно было подработать на практике, в мастерских. Но Аленке в училище было невыносимо скучно! Она едва дождалась своего восемнадцатилетия, и  из училища сбежала, но не одна, подговорила бежать вместе с ней соседку по комнате, Надю, ее ровесницу. Девочки естественно рванули в Москву, Аленка нашла в Интернете объявление, что в центре Москвы открывается элитный ресторан, требуются официантки, гарантирована высокая зарплата и предварительное обучение.
  Алена и Надя приехали в Москву безумно уставшие. Они добирались  на перекладных, прямого поезда из их города до Москвы не было, ехали несколько часов на электричке, до крупного районного центра, потом почти сутки ждали поезд в нужном направлении. В поезде ехали на боковых местах в плацкартном вагоне, шумном, переполненном, пьяном, не спящем ночами. Поезд был не скорым, останавливался у каждого столба, к тому же у пассажиров проверяли на границах  несколько раз документы. Выйдя на Киевском вокзале, в Москве, в пять часов утра, провинциальные девчонки, никогда не выезжающие дальше небольшого районного городка, оказались в огромном мегаполисе, со своими, особенными принципами и устоями жизни. В этом городе до тебя никому не никакого дела, плохо тебе, больно – никто не поможет, если спросишь дорогу, никто не объяснит, молча пожмут плечами. Водитель прямо перед твоим носом закроет двери автобуса, а в метро никто не уступит место, как бы плохо ты себя не чувствовал (даже если ты женщина на последнем месяце беременности), молча закроют глаза, надвинут капюшоны, заткнут уши наушниками гаджетов.
И вот Аленка с Надей оказались одни в большом городе. Дождались открытия метро, страшно труся, спустились на эскалаторе под землю, с горем пополам, проплутав, сделав множество ненужных пересадок, добрались до места, указанного в объявлении, принялись искать ресторан.  В ресторан на работу их, конечно же, никто не взял, на месте ресторана оказался бордель, и в этот бордель требовались работницы, Аленке с Надей с трудом удалось оттуда сбежать. Они приехали опять на Киевский вокзал, у бабули, что предлагала в аренду комнаты прямо на вокзале, сняли комнату в большой коммунальной квартире, на несколько дней, у них практически не было денег, снять комнату на более длительный срок они были не в состоянии. Эти несколько дней они посвятили поиску работы, обязательно с общежитием. Ходили преимущественно пешком, удивлялись огромным расстояниям, странным расположением улиц, нелогичным номерам домов, город казался монстром, врагом, строящим козни именно им, неразумным девчонкам.
Им повезло, они нашли работу в Подмосковье, на заводе по переработке рыбы, с общежитием. Ехали в Подмосковье девушки в радостном возбуждении, но и здесь их ждало разочарование. Да, работа была действительно по переработке рыбы, и общежитие было. Но зарплата, на деле, оказалась ровно в половину меньше обещанной, и Надя с Аленкой были единственными европейками среди рыбопереработчиц, все остальные были вьетнамками. Но девчонки, за неимением ничего лучшего принялись за работу с азартом. Ровно через неделю они  эту работу возненавидели. Они насквозь провоняли рыбой, рыбий запах невозможно было отмыть самым душистым мылом, перебить стойкими духами, въелся намертво (Аленка перестала есть рыбу, и скорее всего, до конца жизни). В помещениях по разделке рыбы было очень холодно, рыба была перемороженной, девчонки кашляли, заработали хронический бронхит, их руки (хоть они и работали в перчатках), покрылись струпьями и болячками от бесконечных уколов и царапин (даже через перчатки) рыбьими костями и чешуей, и попадания в эти травмы грязи. На рыбопереработке они проработали около трех месяцев, с радостью сбежали оттуда, найдя работу почище, устроились официантками, но не в ресторан, а в придорожное кафе, потом сменили еще с десяток мест ( в основном работали официантками), не удавалось им основательно закрепиться. В одном из ресторанов, в Москве, они проработали почти полгода, жили при этом не в подсобке, а сняли вполне приличную квартиру, только из-за того, что Надя закрутила роман с хозяином, колоритным итальянцем. И естественно роман кончился беременностью Нади, а итальянец, пообещав жениться, девушку бросил, выставил на улицу вместе с подругой.  Надя, будучи на шестом месяце беременности отправилась к домой на Украину, ни соли нахлебавшись, а Аленка принялась искать счастье дальше в Москве, ей ехать было некуда. 
5
После увольнения из итальянского ресторана, Аленку выгнали из арендованной квартиры (задолжала оплату), и она  ночевала пару ночей на вокзале, и там, на вокзале, свела случайное знакомство с молодым человеком, приятным, обходительным, воспитанным. Аленке даже показалось, что она ему искренне понравилась, как девушка. Святая простота! Парень оказался банальным сутенером! В Аленке он увидел подходящую кандидатуру в свой отряд девушек по вызову. Она благородно отказалась от его предложений,  убежала, кипя от возмущения, а он с улыбочкой пожелал ей вслед удачи, и то, что он надеется на скорую встречу. И действительно, еще через пару месяцев, голодная и холодная Аленка отправилась на вокзал искать этого парня. Работы за эти два месяца она не наша, жить было негде, наступала зима. Парня-сутенера она разыскала, на работу, страшную, грязную, даже хуже переработки рыбы, согласилась. И все что бы как-то перекантоваться зиму, пожить немного в тепле и уюте. Но свой паспорт Аленка сутенеру не отдала, крепко зашила в подкладку короткой шубы из искусственного меха, купленной еще от щедрот итальянца, ухажора Нади. Работая на вокзале, Аленка жила на съемной квартире, в скромной однушке, вместе с шестью девчонками разных национальностей, приехавшими со всех концов бывшего СССР.  Девчонки спали как в казарме, на двухэтажных кроватях, и еще платили за такое странное жилье почти по двести долларов в месяц. Двести долларов за то, что бы поспать пару часов, принять душ, навести марафет, выпить стакан чая – и на работу. Тех денег, что зарабатывала Аленка на вокзале (тех, что оставалось лично ей, за минусом «оплаты» работы ментов и сутенеров), хватало только на оплату места в квартире, минимум одежды, и дешевую косметику, не хватало даже на еду. Если клиент покормит – отлично, но случалось сутками ничего не есть.  Но не для гордой своенравной Аленки была  работа на панели. Она постоянно качала права перед хозяином, защищала обиженных, обделенных девчонок, понимала – хозяин их всех просто обдирает как липку. А девчонки, вместо того чтобы отблагодарить заступницу, крепко ее невзлюбили! И когда она в очередной раз переругалась с сутенером, а тот завинтил гайки по отношению ко всем девчонкам еще крепче, они просто напросто решили от Аленки избавиться, конкуренткой меньше, проблем меньше, спокойней всем.
Девчонки сильно избили Аленку, и бросили умирать зимой, в мороз, на пустыре за вокзалом. Но видно девочка родилась под счастливой звездой. Ее нашли, и не бомжи, а приличные, адекватные люди, семейная пара, ищущая потерянную собаку, сразу же вызвали «Скорую помощь», и Аленку увезли в больницу, диагностировали двухстороннее воспаление легких, сильные ушибы, перелом ключицы. Откуда выписали через два месяца, подлечив, поставив на ноги.
Оказавшись на улице, Аленка побрела, куда глаза глядят. Денег у нее не было, вещей никаких тоже. Вернуться на вокзал она не могла. Сутки бродила по городу, грелась в метро (проникла зайцем), подбирала брошенные пассажирами газеты, искала объявления о работе, с проживанием, но, к сожалению, никаких подходящих предложений о работе в газетах не было, не нужны были рабочие руки, даже на переработку рыбы.  Ночевала там же, в метро (заснула в вагоне, на ее счастье ее не выгнали, скорее всего, не заметили, загнали состав в тупик, и она имела возможность поспать до шести утра, до открытия метро). Утром вышла из метро на улицу, побрела дальше. Куда? Неизвестно…
6   
В тот день, Девятого Марта, Настя и Доронин проснулись поздно. И проснулись лишь из-за того, что оба страшно хотели есть. Проснулись, лежали обнявшись, понимали, что нужно вставать, но вставать не хотели. Доронин, наконец, произнес негромко:
- Настюш, нужно вставать, поесть нужно, и тебе и мне, кофе выпить, силы прибавятся… Умыться, наконец… А мне побриться, ты же не любишь небритых мужчин…
Настя шевельнулась, потерлась лбом о его плечо, проворчала:
- Не хочу…
- Давай так, я встану, умоюсь, побреюсь, быстренько что-то поесть сварганю, кофе сделаю, и тебе в постель принесу… Идет?
Он принялся вставать, она его удерживала, но он, чмокнув ее в нос, все таки, поднялся, натянул спортивные штаны и майку, накинул полотенце на шею, отправился в ванную комнату. Настя, сладко потянувшись, привстала, оглядела комнату, где был полнейший кавардак и разгром, решила тоже подниматься. Поняла, сейчас вернется Доронин, и весь вот этот вот кавардак увидит, расстроится, примется убирать. С его маниакальным стремлением к чистоте, он все вот это вот не потерпит – на столе пустые бутылки из-под шампанского, на полу пробки, и пустая коробка из-под торта, крышка от коробки на кресле, и весь пол к тому же усыпан крошками. На полу, вперемешку валялась одежда, его и ее. Настя, облачилась в спортивный костюм, и к появлению умытого и посвежевшего Доронина успела почти все убрать, подмести пол. Ему оставалось только перестелить кровать, что он тут же и сделал, и через пять минут выдвинулся на кухню – жарить яичницу с луком и кусочками хлеба (Настя вспомнила – ее бабушка такую яичницу, почему то называла «бедный рыцарь»), а Настя, быстренько умывшись, включила кофеварку, сварить кофе…

В комнате деда Васи,  проснулась Аленка, проснулась уже во второй раз, в первый раз ее разбудил сам дед, он собирался уходить на свой промысел по сбору бутылок, хотел выйти пораньше, что бы успеть собрать бутылки, которых в праздник всегда появлялось много. Аленка проснулась, поняла, что раннее утро,  подумала – дед ее выпроваживает, и со слова: «Сейчас, я сейчас уйду…», попыталась встать. Однако дед ее остановил, коротко бросил:
- Спи, девка! Отдыхай до вечера. Вот Саша вечером придет, будем решать, что с тобой делать, может у него какая работа для тебя есть…
Дед ушел, Аленка повернулась на другой бок, заснула сладко. Она вообще, так хорошо как в эту ночь у деда, не спала уже несколько лет…Но голод, как говориться, не тетка… Маленький кусочек пиццы, съеденный ею вчера вечером (ее единственная еда за два дня) в счет не шел. Алена решила выйти из комнаты и попросить поесть у соседей доброго деда, приютившего ее, может быть в этой квартире все жильцы такие же добрые и хорошие? Она встала, обула свои легкие полусапожки на каблуках, спала она в одежде, одеваться ей не нужно было, но причесаться не мешало бы. У Аленки были роскошные волосы, длинные, густые, ее гордость. Но сейчас ее волосы были не в лучшем состоянии, в больнице ей удавалось мыть голову раз в неделю, обычным мылом для рук, поэтому последние два месяца волосы она заплетала в тугую косу, кончик которой перехватывала обычной резинкой. Расчески у нее не было, она забыла ее в больнице, ей пришлось  кое-как, пальцами, расчесать длинные волосы, заплести в косу. Причесавшись, она глянула на себя в зеркало, маленькое, мутное, висевшее у входной двери в комнате деда. Не увидев в этом маленьком зеркальце ничего хорошего, она махнула рукой, и пошла на кухню…Из кухни тянулись  запахи еды, дразнили, щекотали ноздри. Аленка, втянула носом этот прекраснейший из запахом, вздохнула полной грудью, и чуть не потеряла от голода сознание. Она робко остановилась у входа на кухню. Увидела высокого, широкоплечего темноволосого мужчину, в белой футболке и спортивных штанах, увлеченно жарящего аппетитную яичницу. Аленка деликатно покашляла. Мужчина, стоящий к ней спиной, резко обернулся, удивленно поднял брови, произнес:
- Вот это да! И откуда ты такая красивая?
Аленка уверено ответила:
- Я  ночевала в комнате у дедушки.
-У деда Васи? А к деду как попала?–мужчина продолжил расспросы.
- Мне ночевать было негде…- Аленка оправдывалась, а суровый, грозный, сильный мужчина говорил  с ней вроде бы серьезно, но в глазах у него плясали смешинки. Мужчина не унимался:
- Как тебя зовут? Я, к твоему сведению, Александр Иванович, фамилия моя Доронин.
- Вы здесь главный? Дедушка, у которого я ночевала, сегодня утром сказал, что вечером он с Сашей поговорит, и тот решит, что со мной делать, это с Вами, наверное?
-Со мной, наверное… Только ты ошибаешься, главных в этой квартире нет, все равны!  - Доронин рассмеялся, перестал сдерживаться. Его очень смешила эта девчушка, совсем молоденькая, цыпленок, лет семнадцати, не больше, изображавшая взрослую, опытную женщину. Девчушка была чуть выше среднего роста, худенькой, почти анориксичной,  но одета  в облегающие джинсы, короткую кофточку с большим декольте, сапожки на высоких каблуках. Ее одежда выдавала  девушку определенной профессии, но причесана она была скромно, длинные волосы заплетены в косу, перекинутую на грудь, через плечо, и на ее бледном (но нужно сказать, очаровательном) личике не было не грамма косметики.
- И все-таки, как тебя зовут? Откуда ты? – Доронин в силу своей профессии должен был знать о новой жиличке все. Алена пробормотала:
- Я Алена, фамилия Ковальчук.
- И документы у тебя есть?
- Конечно, есть.
Аленка метнулась в комнату деда, схватила свою шубу из искусственного меха, и вместе с шубой появилась на кухне. На кухне нашла острый нож, принялась отпарывать у шубы подкладку. Доронин с удивлением наблюдал за ней. Вот она отпорола подкладку, запустила под подкладку руку, извлекла свой паспорт, протянула Доронину. Тот, увидев синий, с трезубцем, украинский паспорт, засмеялся уже от души. Алена не понимала, почему этот суровый мужчина так радостно хохочет, переспрашивал:
- Почему Вы  смеетесь?
Доронин, отсмеявшись, наконец проговорил:
- Что-то подобное я и ожидал…
- Вы, что считаете, я не человек, раз у меня паспорт украинский? У меня хвост, уши волосатые, когти?
- Да, нет!! Ничего подобного я не думаю, с чего ты взяла… Просто от деда Васи что-то подобное ожидал! Привести к себе ночевать малолетнюю ночную бабочку с украинским паспортом…И потом, я думал, что ты еще несовершеннолетняя, а тебе уже девятнадцать…
Алена все равно страшно обиделась, а ведь этот взрослый мужчина ей очень понравился, но он был явно не ее клиентом. Такие мужчины за любовь деньги не платят, услугами девушек по вызову не пользуются, женщины на таких мужиках сами гроздями виснут, а мужики выбирают лучших, а женятся по очень большой любви, и скорее всего, взаимной…
Мужчина обернулся обратно к плите, выключил газ под сковородной, поставил на разделочный стол две тарелки, принялся перекладывать на тарелки готовую яичницу. Аленка неотрывно следила за его движениями, сглатывала слюну.  Мужчина это заметил, спросил:
- Ты есть, что ли хочешь?
Она закивала головой:
- Да, да, очень!
Доронин успел положить яичницу на одну из тарелок, секунду подумав, переложил остатки яичницу на ту же тарелку, из кухонного ящика достал вилку, коротко бросил:
- Иди, садись, ешь!
Аленку не нужно было приглашать второй раз. Она выхватила у него тарелку, вилку, уселась за соседний стол. На кухне кроме нее и Доронина никого не было, все столы были свободными. Аленка очень быстро заработала вилкой, глотала, не жуя. Доронин предложил:
- Ты бы жевала, подавишься.
Аленка мотала головой, и продолжала есть.
На кухню вошла Настя, с двумя чашками кофе в руках. Она приготовила кофе, накрыла на стол для завтрака, порезала хлеб, и ждала Доронина, с яичницей. Она слышала, что он с кем-то разговаривает на кухне, смеется, и разговаривает явно с женщиной. Голоса его собеседницы она не узнавала. Ее стало страшно интересно, с кем это разговаривает ее мужчина, и почему смеется. Она отправилась на кухню, прихватив с собой кофе.  Увидела занятную картину – худенькую, бледненькую девчушку с косой, заглатывающую их с Дорониной яичницу, как голодный волчонок, и Александра, взирающего на  эту занятную картинку с ироничной улыбкой.  Настя поставила чашки с кофе на стол Доронина, сама встала рядом с Александром, обняла за талию, он обнял ее за плечи, поцеловал в макушку, она в ответ крепче прижалась к нему, показывая незнакомке, хоть и очень молоденькой и худенькой – руки прочь, это мой мужчина. И что бы, явно  показать незнакомке, кто в доме хозяин, Настя спросила у Доронина:
- Саша, кто это? И почему она ест наш завтрак?
Доронин ответил, все так же улыбаясь:
- Это Алена, с Украины. Дед Вася ее привел. Девочке жить негде, она на лестнице у нас в подъезде спала.
Девочка услышала его слова, оторвалась от еды, с набитым ртом произнесла:
- Не спала, а только грелась!
- Ну, хорошо, грелась. А на лестницу как ты попала? – попросил уточнить Доронин. Алена замялась. Понимала – она должна объясниться, эта парочка (суровый мужик и его красавица-блондинка жена, именно жена, эта женщина, что стояла сейчас с ним рядом могла быть только его женой), в покое не оставят. И если ей нужно (говоря честно, необходимо), немного пожить в этой странной квартире, придется выложить все как на духу. Алена вздохнула, отложила вилку, вкуснейшая яичница закончилась, сказала:
- Я в больнице лежала, с воспалением легких, два месяца, меня выписали, а идти мне некуда, работу я потеряла…
- Работала ты где, до больницы? У тебя на прежнем месте друзей не осталось? А родственников у тебя нет, что ли, совсем? – спрашивала Настя. А Доронин вспоминал мальчика, Петю Горохового, из детского дома в Рязани, эта вот девчонка чуть постарше Пети, и вполне могла тоже быть детдомовской. Аленка рассказывала:
- На вокзале я работала…С девочками на съемной квартире жила…А родственников у меня нет, умерли…
- Что так? В Москве другой работы нет? – интересовалась Настя.
Тут Аленка вскипела:
- Вам легко говорить! Вы вот умная, образованная, это сразу видно, в нормальной семье воспитывались…Красивая вон какая…
- Ну, я тоже не москвичка, когда в Универе училась, в общежитии жила, потом по съемным квартирам, приличную работу в Москве найти сложно, но можно, собой торговать – это  последнее, что можно придумать…
- А я до этой последней черты и дошла. Только не ужилась я там, на вокзале, месяца не продержалась, унижаться не могу, и в больницу попала…
Аленка закашляла, сильно, надрывно. Из больницы ее выписали, как только ей стало немного лучше, не долечив до конца, и двухдневное блуждание по холодным улицам тоже сделали свое дело. Настя протянула ей кружку с горячим кофе,  хлопала ее по спине, Аленка выпила кофе большими глотками, кашлять прекратила. Доронин во время разговора Аленки с Настей молчал, ему этот разговор казался совершеннейшим дежавю. Абсолютно такой же разговор состоялся у него совсем недавно с Олегом Бойко. Бойко также обвинял его, Доронина, что жить ему на свете проще, потому что он, Доронин, красивый и умный, и вот сейчас Доронин думал, что очень просто сказать про себя, я дурак, не образован, родился в глубинке, ну не повезло мне, а вот всем другим повезло, они родились в интеллигентной семье, в Москве (Питере, Самаре и т.д.)… И еще, Доронину не нравилось, как с девочкой Аленой разговаривает Настя, тоном воспитателя в школе для умственно отсталых. Тут не воспитывать нужно, а объяснять, что все в твоих руках, и только ты за себя в ответе, да, может не повезти с местом рождения, с социальной средой, но если человек сам хочет выбраться из грязи, не оставаться быдлом, это очень легко сделать - нужно просто захотеть! И еще он понял, что должен помочь этой девочке. Обязан. Он поможет девочке, а кто-нибудь другой не оставит в беде его дочь (не дай Бог этой беде случиться!). И опять он вспомнил Петьку Горохова, из Рязани, брошенного родителями, и его сестренок…Петьке он помочь не может не чем, а Аленке с Украины поможет, и прямо сейчас.  Доронин сказал резко:
- Решим так. Ты, Аленка, остаешься здесь, с дедом я поговорю, у него будешь жить. Тебе нужно здоровьем своим заняться. Вот Настя тебе в этом поможет. Как поправишься, я помогу тебе на работу устроиться. Подыщем чего-нибудь. Можно продавцом, а можно в Салон красоты, только курсы нужно закончить. Ты подумай, что ты сама хочешь, я постараюсь помочь…
 Настя хотела возразить, но осеклась на полуслове, Доронин прервал ее:
-Я потом объясню, Настюша, почему я это делаю. А сейчас неси из холодильника пельмени, хлеб, масло, завтракать будем. Аленка, ты ешь пельмени?
Аленка огрызнулась:
- Я их пью!
-Отожмем…- резюмировала Настя, она, как известно, за словом в карман никогда не лезла,  отправилась в комнату за пельменями, хлебом и маслом.      
7
После сытного завтрака, состоящего из пельменей со сливочным маслом, хлеба, остатков праздничного торта и кофе, причем Аленка, кроме съеденной двойной порции яичницы смолотила еще и порцию пельменей,   Доронин констатировал, что здоровье у нее идет на поправку, раз такой аппетит у нее хороший,  они, втроем перемыли посуду. Настя мыла, Аленка вытирала, а Доронин расставлял тарелки и кастрюльки по своим местам.  Затем Доронин, переодевшись в джинсы и свитер, засобирался в магазин, за продуктами, принялся спрашивать девушек, что им купить.  Настя пожелала креветок (которые обожала) и сыр с плесенью. На что получила от Доронина его обычное шуточное замечание, что кроме нее этот сыр никто не есть, как его можно любить, и скорее всего у нее в организме чего-то не хватает, раз она есть этот сыр в таких количествах, может быть плесени? После этой шуточной перепалки был составлен список покупок (обширный), куда были включены и позиции, касающиеся Аленки (ей же нужны были личные вещи, зубная щетка, например), и лекарства, от кашля, для нее же.   
Аленка и Настя остались вдвоем, в комнате Доронина (здесь были удобные диван и кресло, и хороший телевизор). Аленка спросила:
- Он и правда поможет мне? Не гонит?
- Не гонит…- ответила Настя, продолжила, - Александр Иванович всегда выполняет все что обещает. И не бойся, тебе за его доброту расплачиваться не придется…Он помогает бесплатно.
- И Вы не бойтесь…- начала говорить Аленка, но Настя ее перебила:
- Давай на «ты», так удобней!
- Хорошо, на «ты»…- продолжила Аленка, - Ты не бойся, я у тебя мужика не отобью, у него в каждом глазу по голубоглазой блондинке, он  только тебя видит, никого кругом не замечает. Бесполезняк его охмурять.
- Ты преувеличиваешь…- попыталась возразить Настя, но Аленка не дала ей договорить, с жаром принялась убеждать:
- Ничего не преувеличиваю, я мужиков хорошо изучила, жизнь заставила, и понимаю, какой мой клиент, а какой никогда моим клиентом не будет. Вот твой мужик, муж, то есть, никогда любовь покупать не будет, ему настоящие чувства нужны, не суррогат…
- Ты права, Алена, ему настоящие чувства нужны…- ответила Настя, - Только он не мой мужик, и не муж вовсе… Мы вместе временно…
Аленка была ошарашена, она не могла так вот ошибиться, принялась убеждать Настю, с пеной у рта:
- Ты что! Вы идеальная пара, точно! Он любит тебя! Очень любит!
- Мы не будем говорить о том, кто кого любит, я не готова это обсуждать, тем более с тобой…Любовь странная штука… Может быть Александр Иванович меня и любит, только вот почему и зачем? И не пара мы вовсе…Ты очень скоро поймешь, через пару лет, что не всегда сильная любовь людней соединяет, и не всегда она на пользу…
Аленка Насте не поверила, и сделал для себя вывод – Настя тоже любит Доронина, только вот зачем то внушила себе, что все не так… И еще Аленка была уверена – они поженятся (Настя и Александр Иванович), точно поженятся, предсказала это, даже без кофейной гущи…
   Так Аленка поселилась в этой странной квартире, со странными соседями, со всеми перезнакомилась, подружилась с Галой. Настя вместе с Галой, по ее же рецептам, и между прочем, очень действенным, принялись лечить Аленку от кашля. И вылечили, быстро, хоть Аленка считала их методы лечения садистскими (например, они заставляли ее дышать над горячим паром, пить барсучий жир с молоком, и еще Гала ставила Аленке банки). Девочка пыталась апеллировать к Александру Ивановичу, что было абсолютно бесполезным, он методы лечения Галы считал верными, его самого так лечили в детстве. Аленку устроили спать в комнату деда (тот рад был до потери пульса), Настя выделила для девочки постельное белье, подушку одеяло и даже матрас. Доронин купил для Аленки одежду, косметику (ей непременно нужна была косметика), записал на курсы маникюра рядом с домом, которые девочка усердно посещала,  и делала успехи (было на ком тренироваться – на Насте!). К тому же для Аленки были приобретены качественные инструменты и расходные материалы. Настя думала – а если бы Аленка пошла на курсы парикмахеров, то тоже бы на своей старшей подружке тренировалась, она бы Настя, осталась бы, скорее всего без волос!
Спокойной жизнью эта небольшая «нехорошая квартира», «воронья слободка» прожила месяц. Через месяц, в начале апреля произошло то, что так ждали и Доронин и Бойко, лед тронулся, в прямом и переносном смысле этих слов…

Глава пятнадцатая. Александр Доронин и Настя Кораблева. Весна.
1
 Стас Чагин, новый муж бывшей жены Доронина, и также бывший его друг был вынужден сдать в автосервис, на ремонт свою машину, старую, изношенную, на новую машину у семьи Чагиных денег не было (как всегда). Благо в одном из  автосервисов у него работал хороший товарищ, бывший сокурсник по военному училищу, ремонтировал он машину Чагина с большой скидкой, иногда вообще в кредит, понимал Стасу платить за ремонт машины нечем, а ездить надо. Но этот же однокурсник был и однокурсником Доронина, и Доронин свой внедорожник ремонтировал у него же. И вот, в начале апреля, Чагин привез в очередной раз в ремонт свою машину, и  разговорился с  однокурсником. Они вспомнили годы учебы,  преподавателей и друзей по училищу, и речь зашла о Доронине, что мол, был недавно он в автосервисе. Однокурсник Чагина прекрасно знал, что тот женат на бывшей жене Доронина, ну уж очень ему хотелось поделиться интересной новостью со знакомым. Вот что он рассказал Чагину– к нему заезжал Доронин, поменять масло у своего железного коня, и был Доронин необыкновенно счастлив, улыбался во все свои тридцать два зуба, выглядел прекрасно, и потолстел даже немного. Видно все хорошо у него в жизни, и еще видно, что он влюблен, по уши. Однокурсник спросил, мол, как Сашка у тебя на личном фронте, а тот ответил – все тип топ. Чагин от такой информации чуть не поседел – Доронин, инвалид, и психически ненормальный, влюблен и счастлив? Да не может быть! Интересно, а в кого?
Дома Чагин рассказал эту занятную историю Кристине, рассказывал, смеялся, мол, псих, инвалид Доронин влюбился, наверное, а такую же как он инвалидку, и будет у них скоро счастливая семья инвалидов. Но Кристина, бывшая жена Доронина, ерничество Чагина восприняла в штыки. Не понимала она, что в том, что Доронин, ее бывший муж влюбился и собирается жениться, смешного. А чуть позже, осознала – она страшно ревнует Доронина к этой, неизвестной женщине, в которую он, по словам Чагина, влюбился. И что же получается, что Доронин, ее, Кристину, такую красавицу-раскрасавицу разлюбил, не страдает по ней больше, и теперь у него другая женщина! Кристина, все время, что была замужем за Чагиным, была уверена, что Доронин, которого она совершенно беззастенчиво бросила, все еще в нее влюблен. Она решила - ей необходимо увидеть ту, на кого ее променял Доронин, (разлучницу). Она хочет понять, чем та, новая женщина Доронина, лучше ее, Кристины. Ведь лучше, ее, Кристины, женщины быть не может! И все, абсолютно все мужчины, должны быть у ее ног!
Кристина долго думала, как ей узнать, где работает Доронин (она не удосужилась узнать об этом в течении двух лет!), решила съездить к нему на работу, посмотреть на него – действительно ли он перестал страдать (она была уверена – Доронин страдает по ней, по сей день), и по уверениям Чагина, бодр, здоров и весел? У Стаса, который определенно знал, где трудится Доронин, она спросить не могла. У нее не было иного выхода, как позвонить Сергею Пирогову, номер его телефона на визитной карточке, у нее имелся (Сергей дал ей эту карточку еще несколько лет назад, и Кристина молила бога, что бы телефон у него не поменялся). Не поменялся. Она дозвонилась, и Сергей, ничего не подозревая, выложил ей адрес Торгового центра, где трудился Доронин (она наплела Петухову, что ей необходимо поговорить с Дорониным о детях, срочно, очень!).
Она направилась в Торговый центр (за Кольцевой дорогой). Ехала туда долго, от Енисейской улице, на Северо-Востоке Москвы,  ехала на Юго-Восток, почти час на метро, и еще более получаса на маршрутке. И вот она доехала до Торгового центра, помпезно сияющего зеркальными стеклами, вошла в здание по мраморной лестнице, остановилась в раздумье – где ей искать Александра, в этом огромном здании, полном  людей, снующих как в муравейнике. Она догадалась спросить у прогуливающегося у входа  сурового охранника, в строгом костюме, напоминающего похоронного агента, где ей найти Александра Ивановича, его начальника? Тот, ничуть не удивившись, коротко ответил – Александр Иванович только что направился в подземный гараж, и туда можно спуститься на лифте, нажав в кабине кнопку  с буквой «П», а лифт расположен прямо рядом с выходом. Кристина  обрадовалась, что ей не придется бегать по огромному зданию, искать Доронина, ей точно сказали, где он.
Она спустилась на лифте, как ей и подсказал охранник, оказалась в огромном ангаре, забитом машинами, и радость ее тут же улетучилась – и где ей здесь искать Доронина? И ей улыбнулась удача – она увидела Доронина! Он укладывал в багажник своей потрепанной машины разноцветные пакеты с логотипами крупных сетевых магазинов одежды (он купил кое-какие вещички Насте и Аленке), а у его ног стоял еще и большой пакет с продуктами. Кристина подошла ближе, окликнула, он выпрямился и, заметив ее, удивленно поднял брови. Кристина сделал еще шаг к нему, пригляделась, убедилась – ее бывший муж действительно  ничуть не изменился, Чагин оказался прав. Но было видно, что за ее бывшим мужем ухаживает любящая женщина. Строгий костюм и рубашка тщательно отглажены (в принципе, гладил он всегда отлично сам), но к   костюму удачно подобран модный яркий галстук, в тон цвета  его глаз (зеленовато-оливковый). Такой галстук могла подобрать мужчине только женщина. Кристина давно не видела своего бывшего мужа (последний раз в больнице, в критическом состоянии), и уже начала забывать, какой он. Когда они были с Александром женаты, все ее подруги уши ей прожужжали, что ее Сашка писаный красавец. И теперь, разглядывая его, поняла, подруги жужжали недаром. Ее бывший муж действительно красавец. Но особенно поражали  глаза Доронина – они блестели, и уголки губ были приподняты, все женщины мира на такого мужчину шеи посворачивали бы, однозначно. И если бы он не был ее бывшим мужем, она была бы готова закрутить с таким мужчиной роман прямо сейчас, забыв, что давно и прочно замужем за другим.   
Вот ее бывший муж пригладил пятерней чуть растрепавшуюся густую шевелюру, засунул руки в карманы брюк, и так и не дождавшись от Кристины (превратившейся в соляной столб) каких-либо вопросов,задал вопрос первым:
- Что ты здесь делаешь, Кристина?
Кристина ожила, выдавила из себя:
- Тебя захотела увидеть…
- Увидела? – с иронией спросил Александр, Кристине захотелось заплакать от обиды, но она сдержалась, глубоко вздохнула, произнесла:
- Да, увидела. Хорошо выглядишь…
- Ты тоже неплохо…          
Он лукавил. Кристина выглядела плохо, хоть сегодня ярко накрасилась и попыталась приодеться, из дальнего угла шкафа достала норковый пиджак, который берегла как зеницу ока, это была ее единственная нарядная вещь. В салоне красоты, куда раньше она ходила как на работу, она не была уже давно, сама красила волосы (седых волос в последнее время появилось у нее уж очень много, красить волосы приходилось часто) и сама же подстригала кончики волос (раз в год), еще делала маски для лица, но крайне редко. Одежду не покупала уже года два, носила что есть (еще Доронин все ее наряды покупал, Чагин не купил ей ничего). И выглядела на свои тридцать пять лет, учитывая ее потухший взгляд и обреченно опущенные плечи.
Доронин озабочено спросил:
-Ты приехала сюда, что бы меня увидеть, зачем? Что-то с детьми?
Кристина выдохнула:
- Дети в порядке…
-  Тогда что случилось?
Кристина молчала. Доронин захлопнул багажник машины, предварительно убрав туда пакет с продуктами, проговорил:
-Пойдем, провожу тебя наверх, нечего тебе в гараже делать!
 Она покорно пошла за ним. Они поднялись на лифте, он стоял совсем рядом, она ощущала привычный запах его одеколона (он его не сменил). Ей страстно хотелось протянуть руку и погладить его по щеке. Выйдя из лифта, Кристина пошла к выходу, Доронин окликнул ее:
- Ты зачем приезжала? Зачем-то ведь приезжала? Купить что-то?
Она помотала головой, ответила:
- Мне ничего не нужно, да и денег у меня нет, я домой поеду.
- Давай отправлю тебя домой на такси, у нас есть дежурные машины,  отвезут, за счет Торгового центра…- предложил он, она отказалась, наотрез, она лучше поедет на маршрутке. Он пожал плечами, мол, как хочешь…
В маршрутке она дала волю слезам, осознавая, что натворила. Рассталась с мужчиной, вышла за которого по залету, что бы доказать своим подружкам, что смогла захомутать самого лучшего в округе парня.  Но ей несказанно повезло,  он был хорош собой, с ним было интересно и весело. И еще он прекрасно управлялся с домашним хозяйством, отлично готовил,  посуду за собой мыл! Но самое главное вовсе не его внешности или характер, самое главное - этот мужчина, может быть не сильно ее любил, но обожал детей, которых она ему родила, и за ним она была как за каменной стеной. А, что у нее есть сейчас? Практически ничего, не считая квартиры (полученной ее бывшим мужем) и детей (его же). И как теперь жить? Пассажиры маршрутки участливо спрашивали, почему она плачет, что-то потеряла? Кристина отвечала – да, потеряла, потеряла… Мысленно добавляла – себя потеряла…   
      2
Доехав на маршрутке до ближайшей станции метро,  Кристина пару минут постояла у входа в метро, стараясь осознать, что ей  именно сейчас нужно сделать, что предпринять. И поняла - она хочет увидеть ту фифу, что заняла сердце Доронина, сделал его счастливым, заставила улыбаться. Увидеть ее и определить, что такого есть у нее, чего нет у нее, Кристины. Адрес  нового местожительств Доронина она знала.
Она поехала на Таганку.
Долго искала дом, в котором сейчас жил Доронин, и, найдя, удивилась, насколько этот дом непрезентабельного вида. Она вошла в обшарпанный подъезд, поднялась на третий этаж, у двери квартиры, в которой  должен был жить Доронин, столкнулась с маленьким сухоньким дедком. Кристина смело оттолкнула дедка, распахнула входную дверь, и ворвалась в квартиру. Дед пытался удержать ее, не смог, не справился.
Кристина, влетев в нужную ей квартиру, остановилась в нерешительности. Перед ней был большой квадратный холл, в который выходило четыре двери, две с которых были открыты, из холла шел небольшой коридорчик, куда также выходило несколько дверей (ванная комната, туалет, кладовка), судя по всему, коридорчик вел на кухню (Кристина поняла это по звону посуды, раздававшемуся оттуда).  Она заглянула в одну из комнат (дверь в которую была открыта), и поняла, что попала именно туда, куда нужно. Это комната Доронина, точно его – идеальный порядок, все разложено по полочкам, все функционально и разумно. Новая мебель, новая техника, и не пылинки, не соринки. В комнате она увидела двух девушек, сидящих на большом, мягком диване, молодую блондинку с сером бархатном спортивном костюме  и совсем юную девушку, с длинной русой косой, в джинсах, с вышивкой стразами, короткой вязаной кофточке. Молоденькая старательно красила ногти своей старшей подруге. Кристина соображала со скрипом – вот эта блондинка - точно девушка Доронина, ему блондинки всегда нравились (и вызывали ярую ревность со стороны его законной жены, Кристины, жгучей брюнетки), а вторая девушка – кто?  Он завел гарем?  Или это мать и дочь? Не похоже, разница в возрасте этих девушек лет десять, не больше, не могут они быть матерью и дочерью. Тогда кто младшая? Тут старшая девушка (Настя) заметила вошедшую Кристину, спросила:
- Вы кого-то ищете? Вы к кому?
- К тебе! – резко ответила Кристина, Настя немного опешила, но сообразила, что если эта женщина имеет к ней какие-то претензии, эти претензии связаны, скорее всего, с Дорониным, никто же не знает, что она, Настя, живет у него. Она решила выпроводить Аленку, негоже при ребенке (а она считала Аленку ребенком, ровесницей ее сына Саньки) выяснять отношения с этой странной женщиной, коротко сказала:
- Алена, иди к себе… - и обратилась к Кристине, показав рукой на стул у стола, - А Вы присаживайтесь, поговорим…
Но Кристина осталась стоять в дверях, и Аленке, что бы выйти из комнаты, пришлось протискиваться между ее спиной и дверью. Аленка, естественно далеко не ушла, наблюдала происходящее из коридора. Кристина молчала, разглядывала Настю, ее синие глаза сверкали, Настя тоже выдерживала паузу, думала – кто же эта странная брюнетка, и что она от нее, от Насти хочет. Но первой сдалась Настя, задала вопрос:
- Кто Вы, что Вы хотите от меня?
-Я Кристина…- ответила брюнетка, - Жена Александра Ивановича…
Настя тут же добавила к ее ответу:
- Бывшая!
- У нас с ним двое детей…
- Я в курсе… Только Вы детей от него скрываете, и детям сказали, что их отец погиб…Он детей три года не видел…
- Он тебе это рассказал? – Кристина была удивлена, не на шутку, пыталась придумать, что еще сказать этой ненавистной блондинке, голубоглазой, явно моложе ее, Кристины, и много образованнее и умнее. Кристина решила не сдаваться, идти на пролом, потребовала:
- Уйди от него! Мы были счастливы вместе, любили друг друга!
И Настя решила не сдаваться:
- Так счастливы, что бросили его в трудную минуту, когда он болел тяжело, когда Ваша помощь ему требовалась? Но он поправился, без Вашей помощи! А Вы знаете, что когда мы вместе жить начали, он спать совсем не мог?  Я помогла ему, он теперь спит хорошо. А то, что он к колдунам и магам ходил, от отчаяния, считал, что сглазил его кто-то. Он хотел, чтобы его заколдовали, или наоборот, расколдовали? Он в угрюмого бирюка превратился по Вашей милости, Вы  душу из него вытрясли, вывернули, наплевали в нее, и выбросили. Вы за другого замуж вышли, квартиры его лишили, а это его квартира была, а теперь вдруг он Вам понадобился? Что, новый муж не хорош стал, подавай старого?
Кристина пошла ва-банк:
- А ты знаешь, что он в психбольнице лечился? Он псих!
-  Знаю…- коротко ответила Настя.
- И ты с психом согласна жить? Вдруг он на тебя кинется, с ножом? На меня кидался!
- Его вылечили, у нас хорошая медицина. И не какой он, не псих, никогда психом не был. И не кидался он на Вас с ножом, на Вашего нового мужа кидался, но без ножа, и отделал его, за дело! – Настя говорила очень спокойно (научилась у своей мамы-педагога), и это выводило Кристину из себя, и вывело окончательно. Она не совладала с собой, завизжала, и бросилась на Настю, вцепилась ей в волосы. Настя такого от бывшей жены Доронина, матери семейства, не ожидала, немного спасовала, но быстро пришла в себя, принялась отдирать руки Кристины от своих волос, используя длинные острые ногти. Но тут у ее противницы в ход пошли ноги, обутые в сапоги на шпильках, она топтала острыми шпильками ноги Насти, обутые в домашние тапочки. Настя пихнула Кристину коленом, та ослабила хватку, отпустила волосы соперницы, выдрав большой клок, Настя, естественно, отпустила руки Кристины, оттолкнула ее от себя, драться с Кристиной она больше не собиралась. А Кристина не думала сдаваться, и опять кинулась на Настю, теперь уже с кулаками. Насте пришлось защищаться, она уворачивалась от кулаков Кристины, пинала ее ногами, схватила за рукав мехового пиджака, рукав треснул, разошелся шов, и вот ей удалось тоже вцепиться в волосы Кристины, опешившей от того, что соперница разорвала ее дорогой меховой пиджак. В это время, в коридоре к Аленке присоединилась дружная компания – Гала, дед Вася, жены Магомеда, привлеченные визгом и криками, раздававшимися из комнаты Доронина. Им очень нравилось происходивший там, спектакль, практически Художественный театр,  они подначивали Настю, улюлюкали. Дед пробормотал:
- Вот здорово! Повезло мужику, бабы  за него в драку! Блондинка и брюнетка. У меня такого никогда не было!
А Гала констатировала (подражая актрисе Нине Дорошиной) :
- Сучка крашеная…
 Аленка не поняла этого высказывания, по молодости лет она не смотрела великий фильм «Любовь и голуби», и не знала, что здесь нужно ответить, вторя неподражаемой Людмиле Гурченко: «Почему же крашеная, это мой натуральный цвет!». Положение спас внезапно появившийся главный герой этого спектакля, Доронин. После ухода из Торгового центра Кристинины, он резонно подумал – она приходила к нему ни спроста, что-то ей было нужно. Она отказалась ехать домой на такси, значит, направлялась не домой, и возможно, появится  в его квартире. Он поехал домой раньше обычного.  И не прогадал, успел вовремя, увидел весь спектакль, в подробностях – и веселящихся соседей в коридоре, и дерущихся у него в комнате двух диких кошек. Настя с Кристиной превратились именно в диких кошек, отвоевывающих друг у друга кота, Доронина.  Он бросил принесенные им пакеты в угол комнаты, принялся разнимать соперниц. Мощным рывком оторвал Настю от Кристины (в кулаке у Насти остался пучок волос Кристины), толкнул на диван, а саму Кристину потащил прочь из квартиры, на лестницу. Кристина сопротивлялась, хваталась то за косяк двери, то за перила лестницы. Лишь на улице, хорошенько встряхнув ее, он заговорил:
- Ты что творишь, идиотка? Ты, что меня позоришь? Что тебе от меня нужно? Все уже выяснили, все решили! Единственное, что я от тебя хотел, и продолжаю хотеть, это видится с детьми!
Кристина хлюпала носом, размазывала по щекам растекшуюся косметику, приглаживала растрепанные волосы, сильно пострадавшие от рук Насти, Доронин продолжал ее отчитывать:
- Что ты молчишь? Что вы с Чагиным задумали, какую пакость?
-Ничего не задумали… Увидеть тебя просто хотела, соскучилась..
- Не верю! Правду говори! – Доронин был не примирим.
-Саша, я люблю тебя! – произнесла,  наконец, Кристина, - Возвращайся ко мне, давай будем жить вместе, у нас дети…
- Кристина, ты сбрендила? Ты замужем за другим, много лет!
- Я разведусь…
- Какой ужас! – Доронин был в шоке, - Кристина, запомни на всю свою оставшуюся жизнь, думаю достаточно длинную, запомни - если население земного шара вдруг вымрет от неизвестной болезни, и на земле останемся только мы вдвоем с тобой, человечество, как вид исчезнет. Я в одной комнате не могу с тобой находится, не то, что жить с тобой… Я тебя презираю, Кристина вместе с твоим разлюбезным Чагиным! Ты предала меня, ты, что это не понимаешь? За такое предательство расстрел полагается!
-Саша,прости…-Кристина рыдала,тянула к нему руки, он был неумолим:
- Бросай дешевый театр, Кристина, езжай домой, запомни, мы видимся с тобой, общаемся  с тобой только на тему детей. Все!
- Завел себе гарем баб, живешь как султан! Не стыдно тебе?
Доронин смог улыбнуться, только теперь:
- Ой, дура!  Мои отношения с Настей, это мои отношения, тебе знать о них ничего не нужно. В своем, как ты говоришь, гареме, сам разберусь. Кроме Насти, к твоему разочарованию, у меня никого больше нет. Настя замечательная девушка, я сам себе завидую, что она со мной!
- Ты женишься на ней? Она любит тебя! Защищала в полную силу, вон, полбошки волос у меня вырвала! – ныла Кристина.
- Если согласиться, женюсь. Езжай домой, Кристина, такси тебе сейчас остановлю…
Он остановил для нее  такси, заплатил таксисту, отправил ее домой. Кристина не возражала, но понимала, появиться дома, в таком вот расхристанном виде, в порванном меховом пиджаке, с размазанной косметикой, и колтуном на голове, стыдно. В такси она уже не плакала. Сидя на заднем сидении, глядя в маленькое зеркальце пудреницы, пыталась привести в порядок лицо и прическу. Она, как никак, ехала домой к своему мужу, единственному и неповторимому, и другого, у нее, по все видимости, уже не будет.
3
А Доронин направился домой, утешать Настю (как он думал). Но когда поднимался по лестнице, на свой третий этаж, подал сигнал его мобильный телефон. Он машинально ответил, в трубке раздался незнакомый голос, сообщивший Доронину страшную весть. В принципе, услышать  что-то подобное рано или поздно он ожидал, но вообще-то  надеялся на лучшее, надежда же, как известно, умирает последней, и вот именно тогда, когда он говорил по телефону, его надежда на чудо, умерла. Случилось, так как случилось, и именно то, что должно было случиться. Звонивший представился сотрудником подмосковной полиции, он сообщил, что вблизи небольшого подмосковного городка (именно того, где проживала чета Трофимовых, и куда ездили Доронин с Настей  искать Лешу Лисицына), под мостом, у железнодорожной станции, найден труп неизвестного мужчины, в зимней камуфляжной форме. Труп, скорее всего, пролежал под мостом с зимы, был засыпан снегом,  и с моста его видно не было, а  сейчас, в разгар весны, начался ледоход, и труп выплыл на отколовшейся льдине из-под моста. На вид погибшему около сорока, но он, по всей видимости, бомжевал, или злоупотреблял спиртным, это видно по состоянию его одежды, она сильно потрепана и порвана, пропитана алкоголем. Документов и денег у погибшего не обнаружено, мобильного телефона тоже, но в подкладку его камуфляжного ватника провалилась визитная карточка, и чудом сохранилась, на карточке значилось имя Александра Ивановича Доронина, поэтому ему звонят из полиции, и может ли он, Доронин Александр Иванович предположить, чей это труп? Доронин однозначно ответил – да, может. Его спросили – а опознать тело сможет? Он ответил, что прямо сейчас подъедет, опознает…Доронин выключил телефон, сунул в карман кожаной курки, поднялся в квартиру, влетел в комнату, коротко бросил ничего не понимающей Насте, что должен немедленно уехать, схватил ключи от машины, побежал к выходу. Настя догнала его, удержала за рукав, повернула к себе, спросила прямо:
- Саша, что случилось?
- Вроде бы нашли Лешу Лисицына…- сухо ответил Доронин.
- Живого? – задала вопрос Настя, и Доронин, опять же сухо ответил:
- Нет.
Настя закрыла рот левой рукой, чтобы не закричать от ужаса, но правой она все еще удерживала Доронина за рукав куртки. Он на секунду прижал ее к себе, взъерошил ее длинные, спутанные (после драки с Кристиной) волосы, поцеловал в макушку (он часто это делал). Она подняла голову, посмотрела ему в глаза долгим взглядом, будто бы пыталась что-то там прочитать, и по видимости прочитала, потому что кивнула, потерлась лбом о его плечо, и только потом отпустила его рукав. Он тяжело вздохнул, шагнул за порог, но Настя окликнула:
- Саша, ты поздно вернешься?
Доронин мотнул головой, пожал плечами. Настя попросила:
-Пожалуйста,не пей за рулем! Приедешь, вместе выпьем, Лешу помянем.
Доронин ответил:
- Не буду. Приеду часа через три-четыре, то есть, наверное, поздно.
Настя опять кивнула ему в ответ, пошла в комнату, за ее спиной Доронин захлопнул входную дверь, она, почему то вздрогнула от этого хлопка. Через пару минут к ней в комнату забежала Аленка, ей не терпелось обсудить сцену с Кристиной, но увидев скорбное лицо Насти, от разговоров воздержалась, только спросила, то же, что пару минут назад Настя спросила у Доронина:
- Настя, что случилось?
- Погиб хороший друг Александра Ивановича, он поехал опознавать тело…-ответила Настя.
- Боже мой! – Аленка прореагировала на слова Насти вполне адекватно, расспрашивать, что за друг и как он погиб не стала, обладала врожденным тактом. Присела рядом с Настей на диван, взяла ее руку, намочив ватный диск из маленькой бутылочки с ацетоном, принялась стирать смазавшийся свежий лак с ее ногтей, Аленка, идя к Насте, захватила с собой коробку с маникюрными принадлежностями. Маникюр, что она только что сделала Насте, после странного визита Кристины, пострадал капитально. Настя  не сопротивлялась, молчала, напряженно думала о несчастной семье Лисицыных - погибшей Юле, и скорее всего, пережившим ее ненадолго, Алексее, о Татьяне, потерявшей в короткий срок двух близких людей, и о том, что смерть никогда не приходит одна (есть такая жуткая примета). Она оглядывала комнату Доронина, как будто видела ее впервые. Вот ее взгляд остановился на тумбочке у двери. Что-то там не так. Обычно крышка тумбочка была пустой,  а вот сейчас там лежала кожаная барсетка Доронина, с деньгами и документами. Он забыл ее в суматохе, взял только ключи от машины. Уехал без денег и документов!  Аленка закончила стирать лак и теперь подпиливала обломанные Настины ногти. Настю присутствие Аленки начало тяготить, ей просто нестерпимо захотелось остаться в одиночестве. Почему, она еще не осознавала. Она выдворила Аленку, отправила на кухню, помогать Гале готовить ужин,  попросила не тревожить ее, час или два. Аленка обиделась, насупилась, ушла, в обнимку со своей коробкой. Настя закрыла за ней дверь, и даже заперла на ключ.   И только теперь осознала, почему ей так не терпелось остаться одной. Ей нужно было заглянуть в барсетку Доронина! Она стянула ее с крышки тумбочки за кожаную петельку, понесла к дивану. Удобно расположившись на диване, расстегнула молнию на барсетке, высыпала ее содержимое на диван. Ничего особенного она не увидела – портмоне с деньгами (крупной суммой) и банковскими карточками, кожаная корочка с правами и документами на машину, паспорт Доронина, коробочка с его визитными карточками, пластмассовый пропуск в Торговый центр, на службу, с его фотографией. Настя даже испытала разочарование, неужели того, что она искала, в барсетке нет? Но вот на самом дне она нащупала именно то, что ей было нужно. Она, с улыбкой, вытащила это из барсетки, подкинула на ладони. Это был компьютерный модем для подключения мобильного интернета. Настя, про себя, молила бога, что бы модем работал, что бы была хорошая зона покрытия, и на счету оказались деньги. Она включила компьютер, вставила модем. Модем работал! Настя вошла в интернет.  Быстро пробежала по своим страницам в социальных сетях – ничего интересного не обнаружила, ее как-бы друзья по социальным сетям сначала писали ей, но так как она им не отвечала, буквально через пару дней  про нее забыли. Зашла на сайт своей газеты, просмотрела последние номера, она знала, что Коротков напечатал обе статьи, написанные ей в  последнее время (Доронин принес ей газеты с ее статьями, шутливо попросил оставить автограф), ее интересовали отзывы читателей. Отзывов оказалось потрясающе много, и все отзывы положительные. Затем она в поисковике набрала фамилию, имя, отчество – Трофимов Валентин Викторович, в ответ получила огромное количество информации, отсортировала эту информацию по дате.  Как оказалось, по горячим следам, еще несколько крупных газет написали статьи  о якобы целителе Трофимове и его супруге. В каких-то газетах он назывался шарлатаном (с такими газетами он судился), а вот в каких-то – какой он белый и пушистый. Настя поняла – хвалебные статьи им проплачены, но всем газетам Трофимов глотку заткнуть не смог. Он судился также с ее газетой (Настя представила реакцию Вероники, получившую повестку в суд,  наверное, она по потолку бегала!). Но Трофимов занимался не только судами, он и деньги зарабатывал!  На сайте его центра Настя обнаружила информацию – он открывает новый цикл курсов, в эту субботу! Обнаглел совсем, видно деньги у него подошли к концу, еще денег понадобилось от журналюг  и ментов отмазываться. Да еще эта буча, в газетах создала ему дополнительный пиар, и теперь на его курсы по самопознанию очередь выстроиться из желающих! И тут же Настя поняла, что ей нужно делать! Она поедет на его лекцию, скорее всего, ее все уже позабыли, больше месяца прошло с ее последнего появления в Центре Трофимова. Она возьмет с собой диктофон, и при большом скоплении народа (целый зал будет в свидетелях), задаст ему несколько вопросов, в том числе и о Юле Лисицыной и ее отце. И вот интересно, что он ответит! Вопросы задавать она умеет, это ее журналистский хлеб. И плевать ей, что ее разыскивают за убийство, она никого не убивала, а про убийство Кати Филимоновой она тоже у Трофимова спросит, и еще про то, кто ее, Настю Кораблеву подставляет! И что, при полном зале свидетелей, он будет врать? Юлить? Настя была полностью уверена в успехе своего дела, и считала его совершенно не безнадежным, и почему-то вообще не думала о Доронине. А ведь он просил, умолял ее ничего не предпринимать, обещал сам все решить – но не решил же до сих пор, а она, Настя, не может больше ждать, сидеть здесь в четырех стенах, и грезить о большой и чистой любви! Она отдохнула  достаточно! Пора за дело приниматься.
Ее арестуют, отправят в СИЗО? Возможно, но она одинокая мать, это, во-первых, у нее отличная репутация – это во вторых, а в-третьих, все улики против нее косвенные  (это она так думала, она не знала о взятке, что занес на Петровку Трофимов). Настя погасила в блюдце, стоящим рядом с компьютером очередную сигарету (просматривая сайты в интернете она выкурила сигарет пять или шесть, в течении часа, так нервничала), а до этого она гордилась своими успехами – она практически бросила эту вредную привычку, курила от силы полпачки сигарет в день!  Она повеселела, выключила компьютер, убрала в барсетку компьютерный модем, с улыбкой отправилась на кухню к Гале и Аленке, помогать готовить ужин. О визите Кристины она забыла сразу же после ее ухода, так, мелочи, ерунда, заявилась к ней какая-то сумасшедшая…
4 
Доронин обещал Насте  вернуться поздно, но не сдержал своего обещания. Он вернулся очень поздно, в два часа ночи. Настя уже уснула на не разложенном диване, положив под голову локоть, и укрыв ноги концом пледа. Проснулась от звука открываемой двери и шагов Доронина. Потом скрипнуло кресло, и все стихло. Настя откинула плед, села, свесив с дивана ноги, прислушалась. Вот раздался шорох, Доронин потянул из кармана кожаной куртки пачку сигарет, еще шорох, он достал сигарету из пачки, вот раздался щелчок и  вспыхнул огонек его зажигалки, осветил на секунду его лицо, неимоверно бледное, огонек сконцентрировался на конце его сигареты. Огонек сигареты описал небольшую дугу, это Доронин стряхнул пепел все в то же блюдце, стоящее у компьютера. Настя встала, обула тапки, подошла к Доронину, остановилась рядом, потерлась о его плечо. Он, молча, протянул руку, притянул ее к себе, усадил на колени, она обняла его за шею, уткнулась носом в меховой воротник его куртки. Он докурил, затолкал окурок все в тоже блюдце, полное окурков (он не обратил внимания на эти окурки, а Настя забыла их выбросить, хотя знала, заметив окурки, он будет ее за чрезмерное курение ругать). Она не разговаривала с ним, понимала – сейчас слов не нужно, они не важны, а важен вот такой вот контакт, вроде бы телесный, а на самом деле душевный (духовный): «Я с тобой, я рядом, можешь рассчитывать на меня, я пожалею тебя…», и еще, может самое главное и верное: «Если тебе понадобиться моя жизнь, то приди  и возьми ее…»…
Он прикрыл глаза, вспоминая пережитое за этот страшный вечер. Такие вот, безумные страдания, что он пережил в этот вечер, он уже переживал на войне, когда  убивали его друзей. Но это на войне! А вот сейчас, в мирное время, его хорошего друга, веселого, но непутевого парня, Лешку Лисицына убили подонки. В уме такое не укладывается! И тут же он вспомнил обрывистый берег реки, тропинку, тянущуюся вниз по этому обрыву, раскисшую от весенней грязи. Там было все в этой жирной весенней грязи, черно-серой, по консистенции напоминающей высокосортную сметану, на тропинку страшно было ступить, ноги моментально скользили вниз. Да еще Доронин был одет не для лазанья по грязи – в дорогих ботинках на тонкой подошве, офисном костюме, кожаной фирменной куртке с мехом. Но он наплевал на дорогие шмотки, полез вниз, скользя в непролазной грязи, испачкался по уши. Внизу, на берегу реки, рядом с телом, прикрытым брезентом, его поджидали такие же, как он, грязные полицейские.  И здесь возникла проблема – у Доронина не оказалось с собой паспорта! Во внутреннем кармане его пиджака был единственный документ – удостоверение участника боевых действий, остальные документы он забыл дома. Дежурившие у трупа полицейские пропустили его, по поводу того, что он забыл документы, посочувствовали, и порадовались, что он помнит номер своего паспорта наизусть. Удостоверение участника боевых действий их вполне устроило, сами оказались ветеранами второй чеченской. Протокол опознания заполнили быстро, Лешу Лисицына Доронин опознал сразу, и адрес домашний семьи Лисицыных сказал, и телефон (у него их номер был в мобильном телефоне забит). 
Время Доронин потерял, давая показания приехавшему чуть позже молоденькому прокурору, сначала на месте преступления, потом в районной прокуратуре. Рассказал все, что знал. Про смерть дочери Лисицына, про то, что сам Лисицын рассказывал о конфликте с целителями Трофимовыми, и про то, как Лисицын оказался в этом районе Подмосковья, и почему он был убит на мосту, и что именно на этом мосту в последний раз его засняли видеокамеры. И про белый автомобиль не забыл рассказать, что ехал вслед за Лисицыным, и про то, кому этот автомобиль принадлежал.  Прокурор все тщательно записывал, переспрашивал. В итоге, потратил на допрос Доронина три часа. А до допроса, в туалете прокуратуры, Доронин час отмывался от липкой грязи, холодной водой и хозяйственным мылом, дешевой серой туалетной бумагой вместо мочалки. Кое-как отмылся, но костюму и куртке все равно требовалась химическая чистка, а ботинкам, промокшим насквозь, радикальная сушка, и еще, неизвестно, выдержат ли его ботинки эту сушку. Выезжая из прокуратуры, в первом часу ночи,  Доронин позвонил Сергею Пирогову, разбудил его, рассказал все как есть, поставил перед фактом – предстоят еще одни похороны, теперь Алексея Лисицына. Сергей резонно спросил – а надеялся Доронин, что Леша жив? Доронин честно ответил – нет, не надеялся, но очень страшно, что Лешка погиб вот так, от рук убийц своей дочери, за ее смерть, так и не отомстив. До дома он добрался почти в два часа ночи (с учетом, что ему вставать в шесть утра, а еще не факт, что ему удастся заснуть!). Но дома его ждала Настя…
Настя предложила ему раздеться, на что он кивнул, коротко ответил: «Сейчас…», и продолжал сидеть не двигаясь. Насте пришлось поднять его силой, стянуть с него куртку, пиджак, дальше он уже раздевался сам, она лишь расстегнула пуговицы. Раздев, отправила его в ванную, мыться, пошла за ним, помогала мыться, намыливала мочалку гелем для душа, а после душа помогала вытираться. Чуть позже, практически силком, заставила выпить  сладкого чаю, уложила в постель,  сама легла рядом, крепко обняла, прижалась всем телом. И только тогда тихонько попросила:
- Саша, если можешь, расскажи, что произошло…
Доронин скупо ответил:
- Что произошло? Произошло… Не могу говорить…- и тяжело вздохнул, понял, что не сможет пережить произошедшую сегодняшним вечером трагедию в третий раз (во второй раз он все пережил, как только вернулся домой, сидя в кресле, в обнимку с Настей). Но Настя не настаивала на разговоре с ним, только спросила:   
- Не  нужно, не говори… Но почему ты так поздно?
-Долго в прокуратуре допрашивали. Я все рассказал, что знал. О Трофимовых, о белой машине, что преследовала Лешку. Записали, может быть, теперь дело сдвинется. Спи, малыш, уже поздно… Я приехал, ты уже спала, я разбудил тебя…
- Ты спи, тебе вставать рано…- попросила Настя.
И пока не заснули, напряженно думали, оба. Она – о том, что решила сделать завтра, и о том, что она правильно поступает, урода Трофимова нужно к стенке поставить и расстрелять. А Доронин о том, какая у него умная и понимающая девушка, и еще о том что убийство Лешки Лисицына, может быть станет толчком к расследованию деяний Трофимовых. По крайней мере,  ему очень этого бы хотелось…
5
Утром, после ухода Доронина на работу, Настя заснула, проспала около трех часов. Проснулась с больной головой, с трудом встала, и уже подумывала не ходить не куда, остаться дома, настолько была разбита. Но вспомнив все, что произошло вчера, взяла себя в руки, принялась собираться.
Отправилась в ванную, умылась, приняла душ, тщательно вымыла голову, вернувшись в комнату, сварила кофе, выпила большую чашку сладкого кофе, выкурила  сигарету, почувствовала себя лучше, бодрее. Она высушила волосы, облачилась в майку и джинсы, сверху она собиралась надеть свой белый пуховичок, и резонно подумав, что на улице очень тепло, в теплой куртке она изжариться, от куртки отстегнула капюшон с мехом, но на ноги ей пришлось обуть все те же сапожки-угги. Захватив свою сумку-рюкзачок направилась к выходу. Собираясь, она было порадовалась, что дома никого нет, никто не узнает, что она ушла.  Радовалась рано. На лестничной площадке столкнулась с Аленкой, возвращающейся с курсов маникюра. Аленка прицепилась к Насте, как банный лист, изъявила желание, идти с ней. Настя согласилась. Всю дорогу, до Дома Культуры, где должна была состояться лекция Трофимова, Настя рассказывала Аленке, кто такой Трофимов, что он такого ужасного наворотил, о смерти Юли Лисицыной и ее отца. Аленка внимательно слушала, ахала и охала. Когда они подъехали в Дому культуры, их встретила толпа страждущих услышать лекцию Трофимова, женщин. По их разговорам, Настя поняла, что лекция, скорее всего, состоится.
Лекция-то состоялась, только Настя с Аленкой эту лекцию так и не услышали. Их не пустили в зал. Охранники действовали очень грамотно, не Настя не Аленка даже не успели пискнуть. Девушек запихали в маленькое подсобное помещение, связали, заткнули им рты. И вот в таком вот связанном виде они просидели до окончания лекции Трофимова. Поздно вечером, когда Дом культуры полностью опустел, чуть ослабив веревки, их вывели  из подсобки охранники с оружием (серьезным, автоматами Калашникова),   посадили в грузовую «Газель», без окон, и повезли, как догадывалась Настя, в резиденцию Трофимовых. А куда еще их могли везти? В лес, убивать? Возможно, повезут и в лес, но чуть позже, после допроса. Настя страшно ругала себя за наивность и безалаберность, опять она вляпалась в проблемы, и если ей все-таки удастся выбраться, влетит от Доронина, по первое число! В очередной раз его не послушала!
Как она и думала, их привезли в резиденцию Трофимовых, «Газель» заехала в ворота, оказалась во дворе. Охранники с оружием вывели девушек, пинками погнали в дом. Девушки, подгоняемые охранниками, поднялись на большое крыльцо, вошли в распашные двери, оказались в большом холле, где их обыскали, отобрали сумки, прошманали и сумки, из Настиной вытащили диктофон. И тут Настя увидела своих противников, Трофимова с супругой, они вышли в холле. Трофимов, поправив очки в золотой оправе, произнес, с улыбкой:
- Вот и встретились, красавица! Сейчас побеседуем
Монументальная Варвара, в длинной юбке (до пола) и собольей накидке, тщательно накрашенная и причесанная, брезгливо передернула плечами, коротко бросила:
-Что  беседовать, понятно! Давай ее в подвал, вторую девчонку туда же!
Настя возразила:
- Вы не имеете право меня удерживать! Это похищение человека!
Варвара усмехнулась:
- А кто видел, что ты здесь? Никто не видел! Ты в розыске, понимаешь? Разыскивают тебя! Может быть, и найдут, когда-нибудь!
Настя похолодела, хоть до этого ей было страшно жарко, она скинула свою белую куртку, попыталась положить на стул в прихожей, но куртка  соскользнула на пол. Вообще-то, до этой самой минуты она воспринимала  происходящее, как шутку, игру, думала – еще немного и ей удастся убежать, все кончиться хорошо, ведь убежала же она из Медицинского центра и из своей квартиры, когда туда вломились неизвестные. Но вот сейчас она испугалась – ее подталкивали охранники с автоматами, напротив нее стояла Варвара, и усмехалась очень нехорошо, злорадно. Настю вдруг осенило, что Варвара ненормальная, больная психически, а ее супруг, Трофимов, он же психиатор, кандидат наук, он, что этого не замечает?  Настя обернулась на входную дверь – закрыта на замок, да еще охранник с автоматом на страже. Трофимов прервал молчание, обратился к супруге:
- Пусечка, разреши я с ней побеседую, а потом в подвал…
Варвара кивнула, Трофимов спросил Настю:
- Вот интересно, а зачем ты пришла на мою лекцию, и уже во второй раз. Тебе, что так интересно о чем лекции, ты хочешь повысить самооценку?
- Нет, самооценка у меня на высоте, я хотела некоторые вопросы Вам задать… – Настя вскинула подбородок, выпрямилась, что бы казаться выше, значительней.
- Задавай, у тебя появилась блестящая возможность! – Трофимов захихикал, что уж его развеселило, непонятно. Настя промолчала. Ее вопросы сейчас были просто бесполезны. А Трофимов продолжал изгаляться:
- Молчишь? Страшно стало? – обратился к жене, - Ты права, пусечка, в подвал их, пусть посидят там, подумают!
Охранники пинками и толчками погнали девушек в дальний угол холла, где была лестница в подвал. Трофимов со своей монументальной супругой двинулись из холла в гостиную роскошного дома.

Трофимову очень нравился этот дом, было жалко его терять, но то, что потерять придется, являлось почти свершившимся фактом, супругам Трофимовым предстоял скорый отъезд, слишком много они наворотили в Москве. Им удалось отмазаться от полиции, само по себе это невероятное чудо. Но, как говориться, с огнем играть нельзя, и именно с огнем они заигрались. И журналистка, сидящая сейчас в подвале, была как раз из той оперы. Супруги  уселись в кресла напротив камина. Варвара спросила:
- Что теперь? Что делать? Куда девать журналистку? А с ней еще девчонка, куда девать двоих?   
Но Трофимов был весел, не на шутку, отвечал очень легкомысленно:
- Поживем, увидим! Пусть в подвале посидят. Сидели же у нас там твои клиенты, и часто…
- Ты хочешь, что бы девчонки сидели там, так же как  предыдущие клиенты? – Варвара была удивлена отчаянной смелостью мужа, обычно он был не так категоричен, но Трофимов опять отвечал, почти не подумав:
- Почему нет? Чем они отличатся от наших предыдущих клиентов?
- Тем, что их буду искать! Искать уже сегодня, и к нам в дом придут с обыском, спустятся в подвал, и найдут там много чего интересного! – Варвара почти орала на мужа, но тот ее волнения не разделил, улыбнулся:
- Вот когда придут с ордером на обыск, тогда и пустим в наш дом полицию, а пока следы нужно заметать, сейчас растопим камин, и документы кое-какие спалим… Не волнуйся, милая, я чувствую, все будет хорошо!
Он подкинул полешко в пылающий камин, поднялся, насвистывая пересек гостиную, скрылся в кабинете, через минуту вернулся с огромной коробкой, полной бумаг. Эту коробку, и еще несколько подобных, они вывезли сегодня из Медицинского центра. В коробках были истории болезней пациентов Варвары, договоры на покупку квартир от будущих жителей Экопоселения, финансовые документы. Трофимов вывернул принесенную коробку в пылающий камин, запахло горелой бумагой, но буквально через пять минут от документов ничего не осталось, одна зола…
    6
 На телефон Доронина, во второй половине дня, позвонил один из сотрудников Сергея Пирогова. Коротко представился, мол, Геннадий, сотрудник Сергея Васильевича, телефон Доронина ему дал Пирогов, для экстренных случаев, сейчас такой вот экстренный случай. Доронин удивился, спросил, какой такой экстренный случай, каждый день у него, у Доронина, экстренные случаи, у него скоро инфаркт от этих экстренных случаев случится. Геннадий стоически выслушал бурчание Доронина, и произнес всего три страшных слова:
- Произошел захват заложников!
Тут Доронин заорал как резанный:
-Что тянешь кота за хвост!Быстро говори,что за заложники, и где захват?    
Геннадий отвечал на редкость слаженно и четко, монотонным голосом, и даже успокаивал не на шутку разволновавшегося Доронина:
- Я с ребятами, по распоряжению Сергея Васильевича наблюдал за домом супругов Трофимовых. Нам удалось установить видеокамеры по другую сторону их забора, и мы видим, что происходит во дворе.  Час назад приехали супруги Трофимовы, на «Форде», заехали во двор, выгрузились, привезли несколько коробок с бумагами, и буквально следом за ними приехала грузовая «Газель», из этой машины вооруженные охранники вывели двух девушек. Высокую блондинку лет тридцати, с длинными волосами, в белой куртке и девушку ростом поменьше, русую, с длинной косой,  совсем молоденькую…Вы девушек этих знаете?
Доронин ахнул:
- Как, почему? Как они там появились?!
- Так Вы знаете этих девушек?
- Конечно, знаю!
-Скажите, как быть? Сергей Васильевич говорил, если ему не дозвонимся Вам звонить! А его телефон не доступен, он на заседании ГосДумы, и освободиться только к вечеру.
-Спасибо,Гена, я все решу, если обстоятельства изменяться, звони сразу!
Доронин метнулся к руководству, предупредил – у него дома ЧП, нужно срочно уехать, и скорее всего, сегодня его не будет. Доронина, конечно же, отпустили, заметив его расстроенное  лицо.
Александр Доронин, выезжая из подземного гаража на своем верном и надежном коне, названивал Олегу Бойко, что бы рассказать, что случилось. Что Настя Кораблева, вот неразумное существо, сбежала из надежного укрытия, попала прямо в логово зверя, на подвиги ее, видишь ли, потянуло, и прихватила с собой соседку, малолетнюю, тоже умом и сообразительностью не отличающуюся. Нужно ли говорить, что получив подобное известие, Бойко разнервничался не меньше Доронина, но не растерялся, коротко приказал Доронину за ним заехать, сориентировался, где подхватить Бойко по дороге.
 Когда Доронин подъехал к условленному месту, Бойко его уже ждал, сидел на автобусной остановке,  усталый, замерший. Доронин позвал Бойко, тот встрепенулся, махнул руками, как крыльями, запрыгнул машину. Александр сорвался с места…Бойко, устроившись на переднем сидении, принялся рассказывать, что он сделал за то время, что не виделся с Дорониным, и чем он сможет прижучить Трофимовых. Как, оказалось, Бойко проделал грандиозную работу.  Выявил семнадцать одиноких пенсионеров, пропавших из своих квартир, якобы переехавших в Экопоселение. Квартиры этих пенсионеров оказались проданными, деньги за проданные квартиры исчезли. Но из этих семнадцати пенсионеров, лишь трое были совсем одинокими, у пятнадцати нашлись родственники (Бойко их разыскал), и родственники дали показания, мол, пенсионеры рассказывали, что куда собираются переехать, и что организует их переезд сама целительница Варвара. Родственники написали заявления в полицию о пропаже пенсионеров, у Бойко пятнадцать заявлений имеется. Из заявлений можно сделать вывод, что пенсионеров в последний раз видели отбывающими в Экопоселение. Пенсионеры показывали проспекты родственникам, у кое-кого из родственников проспекты сохранились. Вот Бойко хочет припереть Трофимовых к стенке, пусть расскажут и покажут, что за Экопоселение, и где пропавшие пенсионеры. Уже уголовное дело  по факту исчезновения такого количества пенсионеров возбудили, запись, что сделала Настя в Медицинском центре, фактически основную роль сыграла.  Доронин кивал, он слушал Бойко вполуха, хотя и понимал, тот говорит дело, толковый оказался парень, хоть жирдяй и нытик. Бойко вещал – они сейчас приедут к Трофимовым (у Бойко был ордер на обыск их дома, в рамках расследования уголовного дела об исчезновении пенсионеров, Трофимовы были по этом уделу подозреваемыми), найдут там Настю, и все их злоключения закончатся. Доронин резонно спросил – пенсионеры пенсионерами, а как быть с убийством Кати Филимоновой, в котором обвиняли Настю, он, Бойко, что отдаст Настю в тюрьму, ведь она в розыске? Бойко пожал плечами, коротко ответил: «Решим!». И принялся рассказывать, что дело Насти Кораблевой и дело об исчезновении пенсионеров объединили – фигуранты там одни и те же, пресловутые Трофимовы, ведет  оба дела, он, Бойко. Доронин спросил – за что Олегу такая честь? Бойко засмеялся, мол, начальство отстранили от работы, жалко, что временно, проверку проводят, начальство свое честное имя замарало, во взятке его начальство подозревают. Кто-то еще более высокому начальству позвонил, и рассказал, что вот такой-то взятки берет, звонок, правда, анонимный был, но проверочку организовали, и генерала временно от работы отстранили. Даже если честный он, генерал, и ничего никто не найдет, у него, у Бойко, временно руки развязаны, дело Насти Кораблевой он закроет, ее из статуса подозреваемых в свидетели переведет, и настоящих убийц закроет, ведь известны убийцы-то. Бойко не сказал, что это он лично по поводу генерала звонил, с левой сим-карты, купленной в подземном переходе, достал его до печенок генерал своими придирками и наездами, работать мешал, и честную девушку Настю Кораблеву в убийцы записал, и все, потому что денег ему за это заплатили (это Бойко знал точно).   
  7
Благими намерениями, как говориться, вымощена дорога в ад. В дом Трофимовых Бойко с Дорониным не попали. Ворота были наглухо закрыты, замурованы. После бесплодных попыток проникнуть в дом, Бойко вызвал спецназ. Доронин метался, как лев в клетке. Кидался на железные ворота, разбил в кровь кулаки, и все бесполезно. Сотрудники Сергея Пирогова, наблюдающие за домом Трофимовых,  ничем помочь им не могли. Их камеры были установлены только во дворе, но во двор в течении длительного времени, то есть после приезда четы Трофимовых, и доставки туда девушек, никто не выходил. Двор Трофимовых покинула только синяя «Газель». Но она выехала оттуда абсолютно пустой. Сотрудники Пирогова на свой страх и риск ее тормознули и проверили, в машине никого кроме водителя, не было.  Бойко, вызвав подкрепление, отошел к машине Доронина, уселся в кабине, подпер кулаком подбородок, принялся ждать.  Его веселое, жизнерадостное настроение стало менее жизнерадостным. Он понимал – все идет не так,  как он запланировал, все значительно хуже… Через час прибыл спецназ, окружил дом, в мегафон предложил Трофимовым добровольно открыть ворота, выйти, сдастся. Без толку. В окнах осажденного дома зажегся свет, но из дома никто не вышел, на громогласные призывы в мегафон не отозвался…
А чуть позже вообще начался кошмар! Из окон осажденного спецназовцами дома  повалил густой черный дым, дом подожгли. Но, въездные ворота дома были, по прежнему, замурованы, и из дома никто не выходил! Доронин почти обезумел, рвался к своей машине, хотел таранить ворота. К счастью подъехала еще она машина спецназовцев, которые привезли  автоматическую пилу (Бойко позвонил), и ворота через пять минут были вскрыты. Спецназовцы ворвались в дом, двери которого оказались не запертыми, но дальше прихожей пройти не смогли, их встретила стена огня – гостиная пылала, это явно был поджог – огромный костер посреди гостиной! В прихожей, около двери, Доронин заметил белую куртку Насти и ее сумку-рюкзачек. Он схватил эти вещи, прижал к себе, и только теперь он осознал, Настя где-то в доме, она в смертельной опасности. Время, от рокового звонка сотрудника Пирогова, сообщившего, что Настя в заложниках у Трофимовых, до данной минуты, он участливо соглашался - Настя да, в опасности, но по-хорошему, он не верил в это. Где-то в глубине души у него теплилась надежда – все происходящее ошибка, в заложниках у Трофимовых какая-то другая девушка, похожая на Настю, но не она. И вот, теперь, увидев ее вещи, понял – она в доме! Он попытался прорваться сквозь стену огня в гостиную, спецназовцы не пустили, вызвали пожарных. Доронин, вырвался из крепко держащих его рук, метнулся на улицу, побежал вокруг дома, бил крепкие пластиковые стекла, пытался проникнуть в дом через окна. Но и это было не возможно, дом подожгли очень грамотно, огонь бушевал практически у всех окон на первом этаже, и проникнуть в дом можно было, только потушив пожар...
 Пожар потушили через три часа, дом выгорел почти до фундамента (был построен из новомодных синтетических, но горючих материалов). Еще час пожарные проливали развалины, что бы можно было разобрать завалы, и понять, сколько же человек погибло в этом страшном пожаре, ведь дом никто не покидал! Доронин, весь черный от копоти и страха, сидел в отдалении, и напряженно ждал, вот только что? Увидеть мертвую Настю, или понять, что Насти в этом страшном месте не было? А как же ее вещи? В доме были точно ее вещи, он их опознал! Бойко притащил пятилитровую канистру воды,  уговаривал Доронина умыться, вымыть руки, он же такой грязный, Александр  отнекивался, отталкивал Бойко. Он прекрасно видел, что его костюм и пальто в страшной грязи. Вчера он также изгваздал костюм и кожаную куртку, в которых лазал к реке, опознавать труп Леши Лисицына, но совершенно не переживал, вещи он отчистит, вещи – ерунда, сейчас главное – Настя!
     Вот пожарные пролили пепелище дома, пригнали строительную технику, чуть расчистили руины, появилась возможность пройти в подвал, закрытый массивной, но деревянной дверью, прогоревшей полностью (на эту дверь, скорее всего, плеснули каким-то горючим веществом), в подвал вела крутая лестница (каменная, совершенно не пострадавшая). Но внутри подвала все было в черной копоти, огонь бушевал и там, и со сто процентной вероятностью можно было сказать – поджег! В подвале были сложены дрова (для камина), старая мебель, какие-то тюки с вещами, и  заметно, что это  барахло  поливали горючим веществом и специально поджигали. А иначе как мог так сильно прогореть подвал, с каменными стенами, пожар же бушевал наверху, подвал от первого этажа отделяли бетонные перекрытия?  Но именно в подвале нашли первые четыре обгоревших трупа. Погибшие, по всей вероятности, были заперты в одной из нескольких кладовок (на которые был разделен подвал), и когда начался пожар, дверь в кладовку прогорела,  обуглились и трупы, находящиеся там. Почему люди в кладовке не смогли спастись, погибли? Да потому что, те, кто находился в этой кладовке, задохнулись в дыму, к их великому счастью. Трупов было всего четыре, но людей в доме, по подсчетам сотрудников Сергея Пирогова было значительно больше! Охранники (не менее четырех человек), супруги Трофимовы, Настя с Аленкой – уже шесть! Бойко командовал разбирать завалы дальше, искать погибших…
Приехал Серега Пирогов (на черном «Мерседесе», с охраной), на помощь Доронину, и тут же ринулся в развалины дома. Найденные четыре тела в это время грузили в «Скорую помощь», везти в морг. И тут Бойко (будь он не ладен!), потребовал, что бы Доронин опознал кого-либо из погибших, ведь среди трупов должны быть Настя и Аленка! И один из трупов (женских) вроде похож, по росту на Настю… И Бойко принялся всех уверять, что это и есть Настя! Доронин, мельком взглянув на труп, замотал головой, нет, не она. А Бойко продолжал уверять, что перед ними труп Настя,  сцепился из-за этого с Дорониным. Серега Пирогов, непонятно почему, объединился в Бойко,  уверял Доронина, что Саша, просто ослеп от горя, и Настя погибла. Доронин отрицательно мотал головой, он был полностью уверен, что перед  ними не труп Насти, Бойко видел ее один раз, а Доронин прожил с ней бок о бок больше месяца… В общем, странная, абсурдная ситуация – в подвале четыре трупа – один из трупов вроде бы Настин, а где же тогда труп Аленки, он должен быть рядом с трупом Насти? По росту и телосложению (Аленка была среднего роста и очень худенькой) не один из оставшихся двух трупов (женских) не подходил. Также не один из оставшихся женских трупов не мог принадлежать целительнице Варваре, та была высокой и очень полной…
Но Бойко все настаивал – перед ними мертвая Настя (скорее всего это он ослеп от горя, а не Доронин)! Даже в протоколе это записал, он мол  опознал труп Анастасии Кораблевой… Пирогов распорядился привезти ящик водки, всем необходимо было выпить, хоть как-то расслабиться, трезвыми, после пережитого оставаться было слишком тяжко. В первую очередь, Пирогов хотел напоить Доронина, боялся, что тот наложит на себя руки. Доронин и сам хотел напиться, не думать, умерла Настя или нет, ее ли труп он видел, а может быть не ее. Себе Доронин дал установку – труп не ее!
И когда невеселая пирушка была в самом разгаре (пили на улице, разложив нехитрую закуску на капотах машин, из пластиковых стаканчиков, а бутылки со спиртным так и остались в ящиках, в которых их привезли), грянул колокольный звон. Доронин вспомнил, конечно же, сегодня Пасха, Светлое Христово Воскресение (в этом году Пасха была ранней)…И никто из присутствующих не обратил внимания на информацию, потонувшую  в реке алкоголя, залившей страшное горе, что ту голубую «Газель», заезжавшую и выезжавшую из ворот дома Трофимовых, видели в соседнем переулке, и позже эта резвая «Газель» на большой скорости удалялась из городка, и не в сторону Москвы, а в противоположную…
  8
Домой, в его квартиру на Таганке, полумертвого Доронина привезли Пирогов и Бойко, чуть менее пьяные. В кармане пальто Доронина отыскали ключ,  открыли его комнату, разложили диван, и уложили Доронина спать, прямо в одежде, сняв с него только пальто. Бойко остался с Дорониным. Так распорядился Пирогов, мол, вдруг Доронин проснется, и от горя захочет наложить на себя руки, тогда он, Бойко, должен будет его остановить. Полупьяный Бойко не понимал, как он сможет остановить Доронина, чисто теоретически, но ночевать остался. Прикорнул на краешке дивана, рядом с Дорониным (другого спального места в комнате он не нашел).
Когда Пирогов, уложив Доронина и Бойко, вышел в коридор, его окружили соседи Доронина, опять в полном составе – дед Вася, Гала и Магомед (правда, без жен), с требованиями рассказать, что произошло с Настей и Аленкой. Сергей кратко рассказал. У Галы тут же случился  сердечный приступ, соседи напоили ее лекарствами, уложили в кровать в ее комнате, а Сергей Пирогов, генерал в отставке, Герой России, до утра квасил водку в обществе алкоголика-пенсионера и кавказского мафиози, и чувствовал себя в этой компании вполне комфортно. Дед дважды бегал за добавкой в ночной магазин по соседству, а Серега с Магомедом разговаривали за жизнь, обсуждали тяжелейшую судьбу Александра Доронина, и страшную участь Насти и Аленки. И что интересно, выпивая, они закусывали крашенными к Пасхе яйцами и куличом, освещенными в церкви. Гала, каждый год, к празднику Пасхи пекла куличи и красила яйца (раньше. для себя и деда, потом к ним присоединился Доронин).

Доронин вынырнул из пьяного забытья рано утром. То, что он дома, понял сразу, только вот как он попал домой, и почему на краешке его дивана похрапывает ни кто иной, как Бойко, он вспомнить не смог. Доронин оглядел себя, удивился, что он спит в одежде, даже в ботинках, испачканных в весенней грязи, и сам он был невыносимо грязным, прокопченным. Он аккуратно, стараясь не разбудить Бойко, встал с дивана, принялся стягивать с себя одежду, намереваясь пойти в ванную, принять душ, но сняв до половины пиджак, остановился, на него нахлынули страшные воспоминания о вчерашнем дне. Заложники, пожар, гибель Насти и Аленки… Так Настя погибла или нет? А что если да? Доронин скорчился в три погибели, и застонал, тяжко, протяжно… Нет, нет, нет! Нет и еще раз нет! Настя жива, он точно знает…Он стянул, сбросил на пол пиджак, мешавший ему. Пиджак, упав на пол, издал  странный стук, в кармане пиджака оказался один из его телефонов. Доронин поднял пиджак с пола, извлек телефон из кармана, телефон оказался выключен. Он нервно тыкал кнопки, старался включить телефон, чисто машинально, никуда звонить он не собирался, да и куда можно было звонить в такую рань? Телефон зазвонил сам, через пару минут после того, как Доронин его включил, звонок в утренней тишине прозвучал чрезвычайно громко и резко. Доронин отошел к окну, что бы лучше рассмотреть на экране телефона, кто звонит, в комнате царил полумрак, и взглянул на экран телефона, страшно удивился, номер с которого ему звонили, был неизвестен, состоял из множества цифр, не соответствовал не одну из известных сотовых операторов. Доронин ответил на звонок, нажал на кнопку вызова, и услышал в динамике голос Насти, его родной, любимой, его самой дорогой на свете женщины. Настя быстро говорила ему:
- Сашенька, это я, Настя!
- Настя, ты можешь сказать, где ты, что с тобой? – он требовал конкретного ответа.
- Сашенька, я не знаю! Нас с Аленкой куда-то везут, на микроавтобусе, синего цвета, номер я не запомнила…
- Трофимовы везут? О чем они говорят? Называют названия каких-либо населенных пунктов?
- Да, Трофимовы.  Они говорят, что хотят уехать в Польшу, на машине, но для этого им нужно приобрести новые документы… - Настя говорила торопливо, было ясно она стремиться дать Александру побольше информации, времени у нее мало. Доронин спросил:
- Что за телефон, с которого ты звонишь?
- Не знаю…Но он больше обычного мобильного телефона, похож на телефон старой модели. Мы остановились на заправке, все вышли воздухом подышать, а нам с Аленкой дали какие-то препараты, мы всю дорогу спали, то есть Аленка спала, я давно уже проснулась, претворялась, что сплю. Так вот, они вышли, я решила встать, посмотреть в лобовое стекло, где мы находимся, и увидела телефон…
Связь прервалась, Доронин услышал короткие гудки. На мгновение ему показалось, что он сошел с ума, и звонок Насти ему померещился, но существовало реальное доказательство – длинный, непонятный номер, отображенный на экране его телефона. И было ясно, что это входящий звонок, и разговор с абонентом, звонившим ему, длился более двух минут…         
Доронин вышел в коридор, направлялся в ванную, ему необходимо был умыться, смыть слой грязи и копоти, и тут же заметил, что дверь в комнату деда Васи чуть приоткрыта, Доронин заглянул туда. Дед спал на своем продавленном тюфяке в углу, но во сне он всхлипывал, его плечи вздрагивали. Доронин прошел на кухню, свет не стал зажигать, в утреннем сумраке, на ощупь открыл  кран над кухонной раковиной, чуть слил воду, что бы из крана текла вода похолоднее, нагнулся и принялся жадно пить… На кухню, шаркая тапочками, вышла Гала, она из своей комнаты услышала шаги Доронина. Гала остановилась в дверях, терпеливо ждала, пока Доронин утолит жажду, Вот он напился, выпрямился, заметил Галу, коротко сказал ей:
- С добрым утром!
- Какое же оно доброе, Саша, это утро…- ответила Гала, Доронин вопросительно на нее посмотрел, а она продолжала:
- Расскажи, если сможешь, как девчонки погибли. Вчера твой приятель, когда тебя бесчувственного привез, два слова всего сказал, что мол, Аленка и Настя погибли, а от чего, как, не сказал. Может и рассказывал что-то, только я когда страшную весть услышала, сразу слегла…
Доронин удивился:
- Кто сказал, что девчонки погибли? Никто не погиб! Живы они!
- Так приятель твой сказа, высокий такой, седой…
- Сергей?
- Вот именно, Серегой представился…
- Он ошибся, не знал деталей. Настя и Аленка живы. Мне Настя только что звонила, жива она и Аленка тоже жива, в заложниках они… Я к Сереге сейчас поеду, у него аппаратура специальная имеется, он поможет определить, откуда звонок был…
Гала смотрела на Доронина с жалостью и тревогой, ей показалось, что Доронин просто сошел с ума, выдает желаемой за действительное. Но он говорил так убедительно, что Гала ему почти поверила.
Метнулась в свою комнату, спешила, что при ее габаритах было проблематично, и из ее комнаты послышался грохот и звон разбитого стекла,  через минуту Гала появилась на кухне с маленькой фарфоровой чашечкой с блюдцем, банкой кофе и медной туркой для варки кофе. Сосредоточенно, молча принялась варить кофе, что удивило Доронина, заливала кофе в турке  она холодной водой. Когда кофе, наконец, закипел, Гала с серьезным, просто каменным лицом, вылила кофе в чашку, пододвинула чашку Доронину, который тоже молча, сидел за кухонным столом, и ждал, чем все эти манипуляции Галы закончатся. Гала коротко произнесла:
-Пей и думай о ней, не возражай! Оставь на дне чашки пару глоткой!
Доронин не возражал, сделал как просила Гала, выпил кофе, думая о Насте, оставил на дне чашки пару глотков, протянул чашку соседке. Та энергично перевернула чашку на блюдце, затем перевернула обратно, и принялась рассматривать  разводы кофейной гущи на стенках чашки и на блюдце. Увиденное на дне чашки, ее полностью удовлетворило, она поставила чашку вместе с блюдцем на стол, вздохнула, кивнула, и принялась смотреть в окно, где рассветало. Доронин, в нетерпении, спросил:
-  Что, что там?
Гала пожала плечами, ответила с полуулыбкой:
- Вы поженитесь, ребенок у вас родиться, все будет хорошо, дом большой купите, заживете, как люди…
- Это ты все там увидела?
- Там, там. Я как-то Насте гадала, то же самое получилось, только она мне не поверила…
- Она рассказывала…- сказал Доронин.
Гала встала, подошла к раковине, открыла кран, под сильной струей воды ополоснула турку и чашку с блюдцем, и опять принялась варить кофе. Доронин удивился, она, что же, не поверила в только что получившийся результат, и хочет гадать по новой? Так и случилось, она опять пододвинула полную  чашку с кофе Доронину, потребовала:
- Пей, только теперь о себе думай! В первый раз я Насте гадала, теперь тебе. Если результат совпадет, значит прав ты, и действительно, живы наши Настена с непутевой Аленкой!
Доронин залпом выпил обжигающий кофе, не забыв оставить пару глотков на дне чашки. Гала повторила манипуляции с чашкой, внимательно изучила разводы кофейной гущи, констатировала:
- Все сходится! Вы поженитесь! Обе чашки как под копирку! Ты давай, иди, умойся, а то грязный как трубочист, а я завтрак приготовлю, тебе поесть нужно, ел, наверное, в последний раз вчера днем?
- Позавчера  вечером. На двоих приготовь завтрак, у меня в комнате мой товарищ спит.
9
Но завтракать Доронин не смог, при виде вполне аппетитного, старательно приготовленного Галой, омлета с сосисками и горошком, его затошнило, кусок не пошел в горло, и желудок предательски сжался, а плескавшийся там крепкий кофе, выпитый полчаса назад, предательски захотел вылиться наружу. Доронин повозил вилкой по тарелке, сделал вид, что ест, и, когда Гала отвернулась, сумел выбросить часть омлета в мусорное ведро. Вроде бы поев, и, пока Гала готовила вторую порцию омлета,  варила еще кофе,  Доронин отправился будить Бойко. Нашел того все там же, на краешке диван, и все  в той же позе (тот спал, сладко посапывая, положив руку под щеку). Доронин потряс Бойко за плечо, тот даже не пошевелился, тогда Доронин толкнул Бойко коленом в бок, Бойко что-то пробормотал, типа мол сейчас он проснется, повернулся на другой бок, и засопел еще сильнее. Доронин схватил Бойко за плечо и сильно потряс, как грушу. Бойко проснулся, сел на диване, пробормотал:
- Ну, ты что? Я сейчас встану! Я не сплю!
Доронин потребовал:
- Немедленно вставай, умывайся, нам ехать нужно!
-Куда ехать, с ума сошел! Зачем ехать? Я домой хочу, у меня  трудный день был, мне отдохнуть нужно! Отгул за вчерашний день положен!
- Да какие отгулы! Промедление смерти подобно, и не твоей или моей! Девчонки в беде!
- Какие девчонки, Саша? – Бойко смотрел на Доронина, странно прищурившись, и скорее всего, думал, что перед ним умалишенный. Доронин сунул под нос Бойко свой телефон, проговорил:
- Вот смотри, мне звонок поступил!   С этого номера мне Настя звонила, час назад!
Бойко взял из рук Доронина телефон, а с пола подобрал очки, нацепил на нос, внимательно вгляделся в экран телефона, покачал головой:
- Ты знаешь, что это за номер?
- Не представляю…- Доронин мотнул головой, - Хочу поехать к Сергею Пирогову, пусть номер этот пробьет…
- Может быть и пробьет, может быть и справится… - пробурчал Бойко, - Ты, как военный человек, должен в этом деле разбираться, вообще-то. Это номер спутникового телефона. Думаю, армейские снабженцы дорогой аппарат свистнули, продали на сторону…
- Спутниковый телефон, говоришь? И как Настя на мой номер дозвонилась со спутникового телефона?
-  Ты никогда со спутникового телефона не звонил? (Доронин отрицательно помотал головой) С этого телефона можно звонить на любые номера. Но я считаю, что ей повезло, что она до тебя дозвонилась, таким телефон вообще-то не сложно пользоваться,  но инструкция нужна.
- Настя в технике хорошо сечет. Она понятливая…- резюмировал Доронин. Бойко продолжал допытываться:
- Ты уверен, что это она звонила тебе?            
Доронин ответил, как отрезал:
- Если ты опять будешь утверждать, что она погибла, я просто напросто вышибу тебе мозги! Ты в принципе не мог ее опознать, ты видел ее один раз! Тот труп не был трупом Насти! Понял? Я ее узнаю в любом виде, запомни это! Это была не она! И если это был труп Насти,  где тогда труп Аленки, они были вместе! А Настя по телефону мне сказала, что Аленка рядом с ней в машине!
Бойко примирительно закивал:
- Хорошо, хорошо! Не кипятись, тогда скажи, а как им удалось выбраться из такого страшного пожара?
- Вот это мы сейчас поедем выяснять! Вставай, соседка завтрак приготовила, поешь, и поедем к месту пожара, костьми ляжем, но узнаем, как смогли выбраться из пожара и злодеи и их заложники!
 Пока Бойко умывался и завтракал, Доронин приготовил ему одежду, спортивные штаны и свитер. Костюм Бойко, как и костюм Доронина, пришел в негодность, был местами порван, заляпан сажей и грязью.
Сытый и довольный Бойко вернулся в комнату Доронина, принялся примерять приготовленную ему одежду. Свитер подошел идеально, но толстые спортивные штаны пришлось подвернуть снизу, они были Бойко длинны. Доронин подумал, что у Боко такой же, как и у него пятьдесят четвертый размер, только рост на двадцать сантиметров меньше. Костюмы и Доронина и Бойко, а также пальто   Доронина и куртку Бойко забрала Гала, обещала отчистить и заштопать. Сам Доронин поверх фланелевой толстовки натянул стеганую, армейскую жилетку (чистая верхняя одежда у него закончилась, потому что черный зимний пуховик он отдал напрокат Бойко, тот ныл, что замерзнет на улице без  куртки, требовал еще шапку, свою он где-то потерял). Вдвоем они представляли потешную картину. Звезда Голливуда и Иванушка дурачок из детской сказки! Но Доронин уже давно убедился, внешность Бойко обманчива. Да, он ипохондрик и нытик, но в работе он асс, бульдог, и еще проныра, начальника своего в раз подставил, на обед скушал, и даже не подавился! Доронин думал – Бойко на Петровке долго не засидится, начальству такой умник не нужен, двинут его скоро по карьерной лестнице, еще и в Госдуме будет наш Бойко заседать, законы умные принимать!

В машине  Доронина Бойко опять зудел и нудел, куда они в такую рань прутся, всего семь утра, что они на пепелище делать будут, там вчера все исследовали! Доронину пришлось на него прикрикнуть, мол, думать не дает, говорит и говорит! Бойко на минуту замолчал, потом опять заговорил:
- Хорошая у тебя квартира Доронин, в центре, много комнат, и домработница имеется! А дед тот, он все под ногами крутился, когда мы вчера к тебе  приехали, родственник твой?
- Сосед! И Гала никакая не домработница, а тоже соседка. Это не моя квартира, у меня там одна комната. Квартира коммунальная!
- Коммуналки еще остались? В центре Москвы? А вы все на очереди стоите на квартиру? – допытывался Бойко.
- Все стоят, кроме меня…- скупо отвечал Доронин.
- А ты почему не стоишь?
- Я купил эту комнату, мне нужно было где-то жить! После развода квартиру жене оставил…
- Ну, ты даешь, Доронин! Я, то думал, ты, счастливо живешь в центре Москвы, а ты ютишься в коммуналке!
-Меня все устраивает! - опять коротко ответил Доронин…Через два часа, около девяти утра, они уже были на вчерашнем пепелище. Место пожара все еще было огорожено специальной лентой, и рядом маялся молоденький сержантик, типа, охранял место преступления. Деловой Бойко показал свои корочки, вместе с Дорониным они пролезли под лентой, оказались во дворе некогда шикарного особняка Трофимовых. Бойко поежился, засунул руки в карманы доронинского пуховика, сказал:
- Ну, смотри, Саша, не понимаю, что ты здесь потерял…
Доронин принялся обходить развалины по периметру… Остановился у забора, разделяющего участок Трофимова и соседний участок. Забор, как уже говорилось раньше, был внушительным. Даже привстав на цыпочки,  высокий Доронин не мог разглядеть, что там, на соседнем участке, он подпрыгнул ухватился за край забора, подтянулся и только тогда смог взглянуть, что там за забором. Да практически ничего интересного, небольшой домик, почти развалюха в окружении одичавшего сада ... Он спрыгнул на землю, направился к выходу с участка Трофимовых. Он вынырнул за ленту, вышел на улицу, отправился вдоль забора соседнего участка, соседний участок был большим, даже больше трофимовского, и участок угловой. Доронин шел вдоль забора, и так как участок был угловым, Доронин повернул на соседнюю улицу, и тут заметил в этом монументальном заборе небольшую калиточку. Из этой калиточки легко можно было попасть на соседнюю улицу. Он даже разглядел у калиточки следы, оставленные шинами большой машины. Доронин, стоя у калиточки позвонил Бойко, попросил того подойти. Бойко тут же оказался рядом, Доронин показал ему на калиточку:
- Ты спрашивал, как они выбрались из пожара? Элементарно. Через соседний участок, вышли из этой калитки, и уехали. Тут машина стояла, уверен – синяя «Газель».
Бойко почесал кудрявый лысоватый затылок, произнес:
- Ну, в качестве бреда эту версию можно принять! Ты видел проход из дома Трофимовых на этот участок?
- Пока нет, нужно внимательно осмотреть забор …Но второй выход в доме точно был, я тебе его покажу, он конечно разрушен, но понять, что это второй выход, сразу можно… Сейчас пойду, осмотрю забор Трофимовых, поищу выход на соседний участок…
-   Какие мои действия? – спросил Бойко тоном примерного ученика, и Доронин ответил ему тоном строго учителя:
- Ты должен узнать, кому принадлежит соседний участок, получить записи с камер видеонаблюдения на этой улице, вон как раз камера на столбе,   мы  с тобой стоим рядом, так что вызывай участкового, нам нужно попасть на соседний участок, кровь из носа, осмотреть его…
- Сделаем!      
Доронин вернулся на участок Трофимовых, и принялся внимательно, миллиметр за миллиметром изучать забор, разделяющий два участка. И он нашел калитку, ведущую на соседний участок! Она была практически незаметной, невысокой, примерно полтора метра высотой, ниже человеческих глаз, без ручки, с небольшим круглым отверстием для ключа, нестандартным, взглянув, сразу и не поймешь, что это отверстие для ключа, так, небольшая круглая дырочка. Доронин показал на калитку Бойко, вертевшемуся тут же:
- Вот, Олег, это - проход на соседний участок…
Бойко закивал, как китайский болванчик, но глаза у него горели, он уже фантонировал идеями, он уже был в теме, радовался, что работа сдвинулась с мертвой точки, что девчонки не погибли, спаслись, сто процентов, и что злодеев, скорее всего удастся задержать…И что интересно, выглядевшего как Иванушка дурачок Олега Бойко слушали абсолютно все кругом, понимали = это человек говорит и делает дело, и его распоряжения нужно выполнять. И тут на телефон Бойко позвонил местный участковый, он установил кому принадлежит соседний участок, и когда и Бойко и Доронин услышали, что хозяином соседнего участка является Гриневич Артур Ильич, они в унисон вздохнули с облегчением, их пасьянс сложился…Доронин попрощался с Бойко, который рыл носом землю на пепелище, и поехал в офис к Сереге Пирогову, тот должен был для него пробить местонахождение спутникового телефона, с которого Александру звонила Настя…   
10
 - Ты псих, Доронин! Как я могу это сделать? Как ты себе представляешь частного детектива, пробивающего местонахождение нелегально приобретенного бандитами спутникового телефона! И вообще, откуда ты взял, что тебе звонили именно со спутникового телефона? Меня лицензии лишат, в тюрьму посадят за такие дела! Вдруг этот телефон украден у военных или хуже того у ФСБ? Будет Генерал и Герой России зону топтать!  - кричал на Доронина Пирогов, а Доронин, в свою очередь, тыкал ему в нос свой мобильный  телефон, показывал номер, с которого ему звонили, и уговаривал:
- Сереж, вот именно, потому что ты, Герой России, в тюрьму тебя не посадят! Успокойся и послушай, что я тебе расскажу…
Доронин подробно, в красках, рассказывал все то, что разузнал на развалинах дома Трофимовых, про соседний участок, владельцем которого оказался юрист Гриневич, про обнаруженный скрытый проход на этот участок из владений Трофимовых, и про отпечатки шин на соседней улице, он даже чертеж начертил, для наглядности. И про то, что не Настин  труп был найден вчера, и то, что даже Бойко признал, что ошибся... Доронин умел убеждать… И Серега поддался. Коротко бросил:
- Давай свой номер, есть у меня умелец, хакер от Бога, думаю сумеет разузнать для тебя информацию… Ладно, возьму грех на душу, если ФСБ приедет, скажу, что сам номер пробивал… Вот я для тебя все делаю, Доронин, а ты для меня хоть что-то сделал?
Доронин пожал плечами, Пирогов был прав, а сам Пирогов улыбнулся, как чеширский кот из «Алисы в стране чудес», и произнес:
- Обещай мне Доронин, что я буду свидетелем на твоей свадьбе с Настей! Этой награды для меня хватит, на свадьбе твоей погулять!
Доронин кивнул, о свадьбе он даже не задумывался, какая свадьба, Настю бы живой найти…Тут в кабинет Пирогова, где сидели боевые друзья, заглянул парнишка лет шестнадцати, произнес:
- Все сделал, Сергей Васильевич!
Положил пред Пироговым листок бумаги, на котором было начерчено что-то вроде карты, с жирной линией посередине. Пирогов протянул листок Доронину. Тот повертел листок в руках, так и сяк, но быстро сообразил, что к чему. Это был маршрут передвижения нужного ему телефона! От точки, в которой телефон был включен, откуда звонили Доронину, где-то в районе Смоленска, и дальше… На данный момент телефон уже пересек границу России с Белоруссией. Тут же раздался звонок мобильного телефона Сергея Пирогова, тот отвечая на этот звонок, просто переменился в лице, говорил коротко и четко:
- Да, буду на месте. Конечно, приезжайте. Все покажу и расскажу…
Закончив разговор, медленно опустил телефон на стол, взглянул на сидевшего напротив  Доронина, сказал:
- А вот и ФСБ! Сразу засекли, что спутниковый телефон пробиваем, хоть и хакер у меня знатный, но телефончик то этот в розыске! Это чеченский телефончик, с военной базы сперли. Как в воду глядел! Вот скажи, Саша, что мне теперь делать? Как жить, Саша? Точно в тюрьму попаду!
- Расскажи все как есть. Кто предположительно пользуется краденым телефоном, и, что это я просил номер пробить. Мол, не знал, что это за номер. На меня вали! Я уже далеко буду, уеду из города. Вот, когда все закончиться, может и телефон найдется, вот тогда и буду с ФСБ объясняться…
- Ты знаешь, куда они направляются? Что это за маршрут?
 Пирогов показал на карту, которую держал в руках Доронин, тот кивнул в ответ. Он определенно знал, куда едет Трофимов,  везет своих жертв, В родное село. У Доронина была хорошая топографическая память, и он, когда изучал биографию Трофимова, посмотрел на карте, где находится  село, в котором родился Трофимов. И теперь представил себе карту, и понял что жирная линия, путь спутникового телефона, ведет именно туда! Доронин попрощался, поехал домой, ему нужно было, перед поездкой за Настей, захватить кое-что из дома. Кое-что – это оружие. Наградной пистолет с патронами к нему, несколько ножей (пистолет хранился у него в платяном шкафу, в специальном сейфе, там же хранились и ножи). Еще нужно было взять бинокль ночного видения (в его хозяйстве имелся такой), и запас сигарет. В общем все. О еде и личных вещах он даже не думал, есть он не хотел, пить тоже.
Но когда он подъезжал к дому, ему позвонил Бойко, просил дождаться, он сейчас заедет, у него есть важная информация для Доронина, и вещи свои он хотел забрать. В пуховике и спортивных штанах Доронина на Петровку он явиться не мог. Бойко приехал на служебной машине, с шофером. И пока ехал, конечно же,  попал в пробку! Доронин страшно истерил, ожидая своего друга больше часа, метался по квартире, кидался на стены (благо в квартире никого в этот момент не было, его никто не видел, а то бы непременно вызвали бы «Скорую помощь»!), ему не терпелось отправиться в путь, искать, спасать Настю.
Вот Бойко появился, вальяжно, не спеша вошел в квартиру, потребовал свои вещи, и принялся рассказывать Доронину, что ему удалось узнать за те полдня, что они не виделись. Что племянница одной из бывших клиенток Варвары, якобы отправившихся в Экопоселение, но  бесследно пропавших (заявление о пропаже от племянницы имеется), опознала свою тетю среди  погибших на  пожаре в усадьбе Трофимовых, правда только по платью и сережкам. Необходимо провести еще генетическую экспертизу… Но Бойко был уверен, все погибшие в усадьбе Трофимовых – это жертвы Варвары, заключившие договор на поездку в Экопоселение. Скорее всего, последние из тех, кто решил туда отправиться. Бойко говорил, что, по его мнению, никого не в какое Экопоселение не вывозили, банально убивали! Вот найдут черту Трофимовых, и обвинение в убийствах им предъявят, а он, Бойко, уже уголовное дело возбудил, по факту гибели всех пропавших…А пожар разгорелся в подвале еще и из-за того, что там были сложены вещи несчастных жертв, в узлах и чемоданах. Какой-то злодей на эти вещи плеснул керосин, вещи сразу же вспыхнули (эксперты установили, говорят однозначно – поджег!)… Доронин слушал в полуха, ему, конечно же, было жаль погибших одиноких стариков, но голова у него была занята другим, он думал, что если Трофимовы убили, не моргнув глазом, такое количество народу, почти двадцать человек, то жизни Насти и Аленки висят на волоске.
 Бойко проводил Доронина до машины, пожелал счастливого пути, Доронин тронулся с места. Через час он пересек границу Москвы, через два часа покинул пределы московской области… 
               
   Глава шестнадцатая. Настя Кораблева. Весна.
1.
Настя проснулась, открыла глаза. Микроавтобус, в котором ее с Аленкой везли в неизвестном направлении, стоял на мете. В микроавтобусе  было темно, но было темно и на улице, это Настя увидела, чуть приподнявшись, взглянув в ветровое стекло. В микроавтобусе никого из их с Аленкой тюремщиков не было. Но на улице, рядом с автобусом, слышались разговоры, и визгливые крики целительницы Варвары, похоже, она опять была чем-то недовольно, спорила  со своими «рабами», что-то от них требовала. Настя не могла разобрать слов, только недовольные интонации в голосе Варвары, и заискивающие – в голосах ее собеседников (всех). Настя пошевелилась, подползла к Аленке, лежащей от нее на расстоянии вытянутой руки, девочка не шевелилась, спала или была без сознания...
Вообще то, грузовой микроавтобус не был предназначен для перевозки пассажиров,  пассажирские сидения   в автобусе вмонтированы были дополнительно. За водительским сиденьем – четыре пассажирских кресла. Эти четыре кресла, и еще два места рядом с водителем были заняты четой Трофимовых, юристом Гриневичем,  охраной (в количестве трех человек). За рулем микроавтобуса сидел Василий Рябчиков (громила, что ломился в квартиру Насти, она его узнала). За пассажирскими креслами  в микроавтобусе громоздились ящики, коробки, чемоданы, узлы (домашний скарб Трофимовых), а за коробками и узлами как раз было немного места, и там разместились Настя с Аленкой. Их туда просто-напросто бросили, вытащив из подвала.
Надышавшись дымом в подвале, где бушевал пожар (от чего он начался, Настя поняла сразу – поджег, она слышала, сидя в подвале, в небольшой коморке, за ее дверью, шаги, слышала как на стены и двери в подвале плескали жидкость, даже чувствовала запах этой жидкости - керосин). Аленка, когда начался пожар, сразу потеряла сознание, Настя оказалась крепче, и сознание не потеряла. До последнего, держа на коленях голову потерявшей сознание подруги, уже сидя на полу, Настя стучала в запертую дверь каморки, где девушек закрыли их тюремщики. Их спас один из охранников, пожалел девчонок, открыл дверь, подхватил на руки легкую, как пушинка, Аленку, Насте велел  держаться за его пояс, постараться идти строго за ним, не спотыкаться, не падать, его пояс не отпускать, сказал, что вернуться за ней, в горящий дом, если она отстанет, он уже не сможет. Настя кивнула, все его распоряжения выполнила, на ногах устояла, крича от страха и ужаса, пробежала за героем-охранником через огонь, затем через соседний участок, сквозь маленькую дверцу в заборе, к машине, стоящей (как поняла Настя) на соседней улице.  И услышала от Варвары, уже сидящей в машине, полностью загруженной,  что дополнительных пассажиров они брать не планировали, и охраннику спасать кого-либо из пожара распоряжений не давали. И геройство охранник проявил по собственной воле, его никто проявлять геройство не просил. И пусть идет и возвращает девчонок обратно в подвал! И послала охранника матом! Тот обалдел – как девчонок в подвал, они же там погибнут, сгорят, пожар же! Но Варвара настаивала – в подвал девчонок, немедленно!  Обстановку разрядил Трофимов, резонно сказав,  в подвал девчонок поместить невозможно, там огонь бушует со страшной силой, и раз уж девчонок из подвала спасли, значит такова их судьба, они поедут вместе со всеми, но только в кузове, среди вещей.
Настя ели стояла на ногах, ее держал все тот же бедолага, герой-охранник,  тут же, от страшных слов Варвары, потеряла сознание, вслед за Аленкой, так и не пришедшей в сознание. Настю, как мешок с картошкой, закинули в кузов, туда же, следом, бросили Аленку, затем погрузились остальные (Трофимовы и два охранника сели в салоне машины, Гриневич и еще один охранник впереди, Василий за руль). Тронулись…
Настя пришла в себя очень скоро, но претворялась, что спит, лежала не двигаясь, слушала разговоры ее мучителей. Те в основном спорили! Спорили куда ехать, как делить заработанные (награбленные) деньги, куда девать девчонок, которых везли в кузове (может быть использовать по назначению и выбросить в лесу?)… Трофимов хотел ехать к нему домой, в Белоруссию, Варвара склонялась к Украине, Гриневич считал, что нужно ехать на восток России, в Сибирь, и там затеряться. Охранники требовали отдать им их деньги, отпустить на все четыре стороны, обещали  спрятаться, наличие денег не афишировать. Победил Трофимов (что казалось странным), решили ехать в Белоруссию, и никого на территории России из машины не выпускать. Варвара прикрикнула на пытавшихся было возражать охранников, пообещала им пожизненное заключение, если они останутся в России, на них почти два десятка убитых, при этом лексикон у нее был похлестче, чем у мамаши бывшего Настиного бойфренда, Клюева, слова «закройте свой поганый рот» были самыми мягкими, единственными печатными… Охранники заткнулись.
Пока ехали, Настя передумала обо всем (а что еще ей оставалось делать?). Более всего, ей было стыдно перед Дорониным, она предала его, а он пытался ей помочь, и он любил ее, всем сердцем. Впервые в ее нелегкой жизни, ее любил мужчина, любил больше чем самого себя, и она была смыслом его жизни! А она предала его! И как ей теперь жить? Как вообще ей жить, что с ней будет? Куда ее везут и зачем? И как сообщить Доронину, где она? Вот автобус  остановился, Настя услышала как из автобуса, кряхтя и посмеиваясь, вылезли все пассажир, размяться, кислорода дыхнуть. Настя тут же вскочила на ноги, ее слабым голосом окликнула Аленка, спросила, что с ними случилось, и правда ли, что был в том месте, где они были, вспыхнул пожар? Настя подтвердила, да был пожар, но их спасли, потом шепнула Аленки на ухо, что бы та помалкивала, и лучше притворилась спящей, так безопасней. Сама Настя начала пробираться между узлов и тюков, решила посмотреть в ветровое стекло, попытаться определить, где они остановились, и как долго им еще ехать… Но, взглянув в ветровое стекло, она ничего не поняла, микроавтобус стоял на  бензоколонке, такие бензоколонки по всей России одинаковые, и в  Подмосковье, и в Приморье… И вот она увидела на переднем сиденье, там где сидел Гриневич  мобильный телефон старой конструкции (так она подумала). Настя повертела телефон в руках, включила (передвинула рычажок на корпусе телефона), услышала гудки. Меню у телефона было не слишком сложным, Настя быстро разобралась, нажимая на соответствующие кнопки, нашла последние вызовы, поняла, как нужно набирать номер, и тут же набрала номер мобильного телефона Доронина, и вот, о чудо, она дозвонилась, Доронин ответил! Правда, поговорить им пришлось совсем недолго, но главное, что она дозвонилась, и он теперь знает, что она жива. И возможно, ему удастся найти микроавтобус! Вообще-то она была даже уверена (ничуть в этом не сомневалась), что он найдет ее, и вытащит из очередных неприятностей, куда она опять, по своей глупости, попала.
Настя, во время, заметив группу похитителей, быстро отключила телефон, бросила обратно не переднее сидение, метнулась в глубь микроавтобуса, плюхнулась на свое место. Аленка, слабым голоском. еле слышно спросила, кому позвонила Настя, Доронину? Настя, приложив палец к губам, быстро закивала…   
2
Микроавтобус двигался вперед, сотрясаясь на ухабах,   пассажиры на передних сиденьях поначалу вяло переругивающиеся между собой, вскоре затихли, устали, задремали…
Ехали весь день. Настя с Аленкой, в глубине микроавтобуса тоже спали тревожным сном, но иногда просыпались (от толчков и остановок), слишком неровной была дорога, по которой продвигалась резвая «Газель», да и технические остановки пассажирам «Газели» требовались. Один раз даже вывели пленниц, предварительно связав им руки и ноги, но не туго, так чтобы девушки смогли передвигаться (пожалели болезных). И вот, наконец, машина остановилась, надолго. Настя проснулась,   на полсекундочки растерялась, не сразу поняла, где находится, но вспомнила, сообразила – она заложница, пленница четы Трофимовых, они ее куда-то привезли, и вот именно сейчас решиться ее судьба, и не только ее, еще и Аленки, так некстати увязавшейся вслед за Настей в тот роковой день.
На улице, рядом с машиной снова началась перепалка между Варварой и ее мужем, Настя слышала все от первого до последнего слова (ее от споривших отделяла лишь тонкая металлическая стенка кузова). И Варвара снова настаивала на убийстве пленниц! Трофимов девчонок защищал. Слушая этот разговор, Настя холодела от ужаса. Она растолкала Аленку, горячо зашептала ей на ухо, что нужно приготовиться, возможно, прямо сейчас придется бежать, спасаться… Аленка коротко ответила, что все поняла, она приготовится…
Но бежать никуда не пришлось. В спор супругов вмешался третий голос, пожилой женщины, резко приказавший Варваре, что бы та не молола чуши, никого убивать она не даст, и если они привезли с собой  еще кого-то, то пусть эти кто-то проходят в дом… И тут же один из охранников появился перед девушками в салоне микроавтобуса, потребовал, что бы те немедленно поднимались, выметались из машины. Безумно уставшим от длительного переезда Насте с Аленкой другого приглашения делать не нужно было, они принялись выбираться из машины вслед за охранником…    
 
Очутившись на улице, Настя с Аленкой сразу же были оттеснены от Трофимовых с их свитой крупной пожилой женщиной, почему то в валенках и в накинутом на плечах пуховом платке (на улице была весна в самом разгаре!). Женщина повела девушек в дом через неухоженный, заваленный всяческим хламом двор. Подходя к дому, в вечернем сумраке, Настя успела заметить, что дом бревенчатый,  посеревший от старости, но довольно большой, на высоком фундаменте,  двухэтажный. Когда они поднимались на крыльцо, Настя подсчитала – крыльцо из десяти ступенек (у крыльца в Настином доме, в Великом Новгороде, ступенек было всего пять). Женщина вела девушек мимо кухни, большой гостевой комнаты на первом этаже, к лестнице на второй этаж, и дальше, по лестнице, к  комнате, наверное, самой дальней, по крайней мере, идти до этой комнаты пришлось довольно долго. Толкнула дверь комнаты – жестом пригласила девушек войти, вошла следом. Настя оглянулась – комната была не жилой, грязный пол, пыль на подоконнике, мутное стекло в небольшом окошке. Женщина коротко пояснила:
- Здесь пока побудьте. Ничего не бойтесь, вас пальцем никто в моем доме не тронет, только через мой труп! Вот чего удумала – убивать! Сроду в моем  доме убийств не было…
Настя и Аленка опустились на широкую кровать, единственный предмет мебели, находящийся в комнате. Женщина присела рядом с ними, спросила:
- Каким ветром вас сюда занесло, красавицы? Звать-то вас как?
Настя попыталась объяснить:
- Я – Настя, журналистка, на лекцию к господину Трофимову пришла, вот Аленка, моя подружка, со мной… Видно не угодна была журналистка Трофимову на лекции, и нас его мордовороты схватили…
Женщина остановила ее сумбурную речь  жестом руки:
- Как я понимаю рассказ у тебя, девонька, длинный, потом поговорим, чуть попозже. Я вам скоро покушать принесу, пока отдыхайте. Да, меня бабой Марфой кличут, я мать, как ты выразилась, господина Трофимова…
Женщина ушла, просто затворив дверь, не заперев ее, как будто понимала – пленницы никуда не убегут, бежать просто некуда, да и не в чем. У Насти, например, не было верхней одежды (куртка осталась в сгоревшем доме Трофимовых), одета она была только в тонкой блузке, и у обеих девушек не было с собой личных вещей (их сумки тоже остались в доме Трофимовых). Оставшись вдвоем, девушки с облегчением выдохнули, им показалось, что на сегодня, опасность миновала. Но Аленка спросила Настю:
- Что будем делать?
- На улице ночь, дождемся утра…- отвечала Настя, - Утром решим, может быть, попытаемся сбежать…
- Как, через окно? – задавала вопросы Аленка, - Или через дверь, а потом куда? Где мы вообще находимся? Нас так долго везли…
- Думаю в Белоруссии…- высказала предположение Настя, - Через окно бежать не удастся, высоко слишком, значит через дверь, а там охрана…Ладно, решим, что делать…
Тут дверь распахнулась, на пороге показалась Марфа,  с  крынкой молока и краюхой хлеба в руках. Протянула молоко и хлеб девушкам, произнесла:
- Вот поешьте, чем Бог послал, я гостей не ждала, разносолов не готовила. И повторяю – не бойтесь, вас не тронут. И, планы побега не стройте. Как появиться возможность я вас сама выпущу…
Насте показалось, что Марфа читает их мысли, но почему то, она этой странной женщине полностью доверяла, понимала - она выпустит пленниц, однозначно. Девушки оказались настолько голодными, что хлеб с молоком умяли в две секунды. Марфа, приняв у них пустую крынку, поставила ее на подоконник, опять присела на кровать, к девушкам, протянула руку, ласково погладила сидевшую рядом с ней Аленку старческой, морщинистой рукой по голове и плечам, Аленка зевнула, захотела спать. Марфа негромко сказала:
- Спи, моя милая…
И помогла Аленке улечься на кровать, сняла с нее сапожки и куртку. Сапожки поставила рядом с кроватью, курткой укрыла девушку, которая сразу же уснула. Настя не понимала, почему Аленка так крепко уснула, они же проспали всю дорогу из Москвы до этого странного места, более двух суток! А Марфа удивление Насти восприняла как должное, резюмировала:
- Пусть поспит, ей сил нужно набираться, после болезни она. А, ты милая, как себя чувствуешь? Ты же у нас не в простом положении, ведь так?
-   В каком я положении? – не поняла Настя.
-  В самом, что не на есть женском положении, интересном…- спокойно отвечала баба Марфа, Настя, со всей присущей ей горячностью, принялась возражать:
- Этого не может быть, Вы ошибаетесь! Вы точно ошибаетесь! Как Вы можете знать! Это не правда!
-  Может и ошибаюсь. Только, я, девка, вообще-то никогда не ошибаюсь в таких делах. Но с тобой промашка может выйти, срок больно маленький…
- Чушь какая-то! – снова возразила Настя.
-Может и чушь…- примирительно согласилась с ней Марфа, и продолжила, - Отдыхай тоже. Дверь я запру, ключ только у меня будет, не сынок мой непутевый, не его женушка-ведьма, а тем более их мордовороты сюда не зайдут. Только через мой труп, повторяю. А он ой как не скоро будет. Вот это я точно знаю. С твоим положением может и ошибаюсь, если тебе так хочется, а про свою жизнь и тем более смерть, я все знаю. Так, что отдыхай, скоро тебя заберут отсюда… Подожди немножко…
Шаркая валенками, Марфа покинула комнату, Настя услышала, как щелкнул дверной замок, повернулся ключ. Оставалось только поверить хозяйке дома на слово, что она не даст девушек, неожиданно появившихся в ее доме, в обиду.  Настя сняла сапожки-угги, поставила рядом с Аленкиными сапожками,  прилегла на кровать рядом с Аленкой, мирно посапывающей во сне, и задумалась над странными словами всезнающей бабы Марфы, ведь она что-то там говорила про ее интересное положение… Она, Настя, что, по ее словам беременна? Да быть этого не может, так она всезнающей бабушке и ответила!  Но вообще-то, если рассмотреть вопрос теоретически, то все может быть. Она, же прожила с Дорониным более месяца, и не как соседка, а фактически как жена, и «сексом» ( как называл их «занятия» Доронин, Настя предпочитала слово «любовь»), так вот «сексом» они занимались практически ежедневно! И не всегда «безопасным» (взять, как пример, хотя бы тот «секс-марафон», Восьмого Марта)…А с практической точки зрения?   Настя не чувствовала никаких изменений в своем организме, тех что были  при первой ее беременности, совершенно! Она чувствовала себя просто отлично, живя у Доронина, она хорошо отдохнула, набралась сил, могла горы свернуть! Ее не тошнило, она могла курить, сколько ей вздумается. Настя мотнула головой – да чушь  странная бабушка городит, точно! Не провидица же она! И что еще бабушка сказала – ее скоро заберут отсюда? Кто заберет, Доронин? А как бабушка это узнала? Одни вопросы, и не каких ответов!
             3
В это же время, на кухне большого дома бабы Марфы продолжалась  начавшаяся еще на улице склока между Варварой и ее мужем. Варвара шипела как змея:
- Ты что себе позволяешь? Почему ты меня унижаешь перед твоей гребаной мамашей? Ты вообще кто такой, что ты без меня значишь? Ты копейку без меня заработал! Все наши неприятности из-за тебя! Ты виноват!
- Я виноват, пусечка? Да почему я-то виноват? – устало отмахивался от жены Трофимов, - Я все делал, как ты говоришь, ты хотела, что бы я все больше и больше денег требовал с моих подопечных, тех, кто мои лекции слушал, вот я и требовал. Та девочка, что погибла, с собой покончила, сама с крыши сбросилась, полиция это признала… Ко мне никаких претензий!
- Ты допустил, что бы журналистка влезла в наши дела!
- Да почему именно я допустил? Так получилось, что она узнала про самоубийство девочки, потом про  Экопоселение, стала раскручивать, что это такое, как туда попасть… А экопоселение –  твое детище, я возражал, когда ты это начала, если ты забыла!
Варвара нарезала круги по большой, но неуютной кухне в доме Марфы, чрезвычайно грязной, захламленной, Трофимов сидел за большим кухонным столом, стоящим посредине, и Варвара, нарезала свои круги практически вокруг этого стола,  Трофимову приходилось вертеть головой из стороны в сторону, что бы отвечая Варваре, не оказаться к ней спиной. Наконец, Варвара остановилась, села напротив мужа, положив руки на крышку стола, уставилась мужу в глаза, спросила:
- И что мы теперь будем делать, как жить?
- Ничего страшного, купим новые документы, и уедем. У нас счета в швейцарском банке, денег там достаточно. Счета на предъявителя…
- Как мы попадем в Швейцарию? – спрашивала Варвара.
- Да легко! Я говорю, документы новые купим. Легко попадем!
-  У тебя все легко!
- А мне странно, что ты психуешь! Ничего страшного не произошло!
- Те девки, которых ты сюда притащил, зачем они здесь? Почему нельзя было оставить их в Подмосковье? Почему ты мне не разрешил оставить их в горящем доме? Если бы их сейчас не было в живых, мне было бы спокойней! А теперь их будут искать! А так – нет человека, нет проблемы…
-Почему ты считаешь, что их будут искать здесь, в Белоруссии? Почему?
-Да потому что ОМОН, там, в Подмосковье, у нашего дома, требовал выдать заложниц. И если трупов заложниц не нашли в доме, значит, эти заложницы живы, и их будут искать! – убеждала его Варвара, а Трофимов, используя все свои профессиональные навыки, втолковывал ей:
- Кто знает, что мы уехали именно сюда? Да и не пробудем здесь долго. Завтра Гриневич будет уже в Минске, приобретет нам всем документы, и получит для нас шенгенские визы, и мы улетим первым же рейсом…
- Твоими устами бы мед пить! Почему у тебя такое благостное настроение?   Странно…
А у Трофимова, в отличие от жены, у которой уже третьи сутки не прекращалась паника и истерика, настроение действительно было отличным. Он все для себя решил. Он уедет в Швейцарию, но не с Варварой, а с Настей, уедет по тихому (он был уверен, что Настя согласиться с ним ехать, у него же денег куры не клюют!). Варвара останется здесь, в доме его матери. Он уже дал  соответствующее распоряжение Гриневичу, заплатил тому большие деньги.  Гриневич должен был купить паспорт для него и для Насти, с шенгенской визой. И счет в швейцарском банке, о котором говорил, Трофимов оформил только на себя, он знал, что у Варвары есть свой собственный счет, куда капали денежки от продажи квартир жертв Экопоселения. Она мотивировала открытие отдельного счета тем, что нельзя все яйца класть в одну корзину, и он понял, она утаивает от него деньги. И, потом все эти ее меха, бриллианты, пластические операции, солоны красоты, стилисты-визажисты, она тратила, по его мнению, на них слишком много денег, он тратил намного меньше…
Он решил, им с Варварой определенно нужно расстаться, он устал от нее. Она надоела ему хуже горькой редьки – с ее истериками, вывертами, маниями величия и преследования, с ее опасными прожектами (типа Экопоселения), и с ее  маниакальным желанием убивать. И, именно это, последнее, пугало его больше всего… 
      4
Варвара осталась сидеть за кухонным столом, Трофимов отправился в комнату матери, он решил поговорить, его мать была очень умной женщиной, и всегда советовала все правильно (вот только он ее советам не следовал, например, она категорически была против женитьбы сына на Варваре).
 Марфа сидела в своей комнате, и на большом круглом столе, находившимся прямо у окна раскладывала пасьянс. На улице стояла темная ночь, и пасьянс пожилая женщина раскладывала при свете настольной лампы.  Причем карты у нее были необычными, большими, яркими, с разноцветными рубашками, а на лицевой стороне карт были нарисованы не шестерки с семерками и не дамы с валетами, а непонятные простому человеку символы, скрещенные мечи, кресты, огнедышащие драконы, черти и так далее. Трофимов несколько секунд постоял за спиной матери, следил, как та тасует карты, раскладывает, снова тасует и снова раскладывает. Вот она заметила его, спросила:
- Ты что хочешь, Валентин?
Валентин присел за стол, рядом с матерью, выдвинув стул из-под стола, уронил голову на руки, тяжело вздохнул, произнес:
- Что мне делать, мама?
Марфа в очередной раз перетасовала карты, пожала плечами, ответила:
- Ты все уже сделал… Что ты еще хочешь?
- Как мне быть? – задал очередной вопрос сын, мать и тут не замедлила с ответом:
- Как быть? Ты же знаешь…
- Не знаю…
- Спроси у своей Варвары, зачем ты спрашиваешь у меня. Ты   ее выбрал в советчики, уже давно, почти двадцать лет назад. Тебе с ней было хорошо, почему теперь стало плохо?
- Она убийца, мама. Она убила почти двадцать человек. Хотела убить и тех девчонок, что мы привезли…
- Я не удивлена. У нее всегда были маниакальные склонности…
- Она может меня убить…
- Нет, тебя она любит! И убивает она для тебя…
- Я хочу уехать за границу, без нее…
Марфа  разложила свои странные карты, внимательно взглянула на них, смешала, произнесла:
- Не получиться.. Ты никуда не уедешь…
- Откуда ты знаешь?
- Вижу…
- Что еще ты видишь?
- Тебе нравится блондинка, та, которую вы привезли. Но это не твоя женщина, у нее есть мужчина, он ее любит, и она его любит, и от него беременна. Ты хорошо сделал, что не дал своей жене сотворить очередное зло. И  предупреждаю тебя, я отпущу эту блондинку и ее подругу, очень скоро. А ты найдешь себе другую блондинку, не сейчас, через пару лет, но найдешь…Поверь, ты еще будешь счастлив…
- А Варвара?
- Вы не будете вместе, ее не будет в твоей жизни, вот это исполниться очень скоро. И это тебе только на пользу…
- Ты это тоже видишь? Карты показывают?
- Да карты. И просто знаю, ты помнишь про мои способности? У тебя тоже были способности, и очень неплохие, но ты не стал их развивать, тебе показалось это сложным. Ты обладал гипнозом, но тоже им не занимался, и этот дар у тебя почти пропал… Что ж, это твой выбор…
     - Как мне жить? – опять спросил сын, и мать ответила ему,  спокойно, четко, разговаривала с сыном, как с больным человеком, психически:
- А что ты хочешь, сынок? Ты заварил крутую кашу, ты слушал много лет свою жену, и теперь, когда тебе разонравилось, то, что она делает, ты просишь ответа у меня… Зачем вы вообще приехали ко мне? Сбежали? Вы замешаны в криминале? Ты говоришь, что она убийца? А почему ты разрешил ей убивать? Умывал руки? Не хотел связываться? А вкусно есть хотел, сладко пить, дорогие шмотки носить, в красивых домах жить?   
- Мама! – попытался перебить мать Трофимов, но ту уже было не унять:
- Нет, дай мне сказать. Я молчала долго! Ты не послушал меня, когда женился на ней, я тебя предупреждала, ты поступил по-своему. Ты похерил свой талант, занимался черте чем… Говоришь, она убийца? А ты же тоже убил несколько человек…
Трофимов смутился, и Марфа поняла, она на верном пути, продолжила:
- Видишь, я права! Ты тоже не белый и пушистый, погубил не одну жизнь, и теперь ищешь защиты, ищешь оправдания? Только ты сам можешь все исправить! Хочешь развестись с Варварой? Иди, скажи ей об этом! Не будь таким трусом…
Но Трофимов не сдвинулся с места, он не мог заикнуться Варваре о разводе, он даже не представлял, как ей можно подобное сказать…
Для себя он только что решил, раз ему не доступна Настя (она уже стала ему не интересной, беременная от другого, скорее всего от того здоровенного мужлана, внешне  симпатичного, но с манерами и повадками  отставного прапорщика,  ездившего на потрепанном черном джипе, который постоянно сопровождал Настю, якобы охранял). И Настя, которую Трофимов считал совершенной женщиной, выбрала симпатичного отставного прапорщика, а не его, Трофимова (спрашивается, почему она должна выбирать Трофимова, он же ей никаких авансов не делал, интереса к ней не проявлял), а прапорщик был много сильней и моложе Трофимова, и как «самец» представлял больший интерес, что же, это естественный отбор ). Трофимов решил, что смоется один. Вот, только дождется паспортов, за которыми уехал Гриневич, возьмет свой, прихватит денежек побольше (слава богу, почти все деньги на банковских картах иностранных банков), и уедет. Машину он не водит, придется приглашать с собой кого-нибудь из охранников, добраться до столицы, и от охранника откупится. Его план ему очень нравился, казался таким простым и легко выполнимым.
Марфа внимательно посмотрела на сына, сказала прямо:
- Все что планируешь, ничего не исполниться, все напрасно, смирись. Иди спать, поздно уже… Ты может быть не устал, я устала очень… Стара уже стала, не девочка… Иди в свою комнату, я там вам с Варварой постелила…
Трофимов, тяжело вздохнув, опустив голову, шаркая ногами, как старик, вышел из комнаты матери. Он думал, его мать «умеет утешать добрым словом», она всегда такой была, грубой и жесткой, и всегда правду ему говорила, да не только ему, другим тоже, за это ее все соседи, в их селе не любили, боялись. Но ведь мать всегда была права! И то, что она говорила ему, и тогда, в детстве и в юности, и сейчас  все правильно!  И про него самого и про его «милую женушку»! Ответов на свои вопросы он от матери не получил, да еще мать все его планы разбила в один миг…
Трофимов поплелся спать, «в свою», как сказала его мать, комнату.
Он разделся, улегся на старую, скрипучую кровать, он спал на этой кровати в далеком детстве, но заснуть не смог, вообще, до утра. Он притворялся, что спит, не хотел, когда его дорогая супруга появиться в его комнате, с ней общаться. Надоела. Обрыдла. Но та вскоре появилась, разделась, толкнула мужа в бок, не слишком вежливо, отодвинула к стенке, улеглась рядом. Кровать была не слишком широкой, и Трофимову пришлось просто вжаться в стенку, не шевелиться, что бы, не дай бог, коснуться жены, потревожить ее покой. А его «верная супруга» вскоре заснула , в отличии от него, сном праведника, и даже захрапела…Трофимов, промучившись без сна, думал, как так получилось, что они вроде бы умные и успешные люди, докатились до того, что вынуждены бежать, петлять как зайцы, заметать следы, сжечь прекрасный дом, и оставить умирать в подвале горящего дома, несчастных стариков… Почему он разрешил своей супруге такие страшные зверства, почему махнул рукой, мол, пусть делает, что хочет, лишь бы его не доставала…
А началось все с одной, страшно одинокой, смертельно больной, но состоятельной пожилой дамы. Та воспылала любовью к Варваре, считала, что только Варвара сможет вылечить ее от болячек, в принципе не поддающихся лечению. Да и сама Варвара уверила пожилую женщину, что поможет ей, и вытягивала и вытягивала из нее деньги. И тут женщина в одном из разговоров с целительницей, обмолвилась, что готова все продать, поселиться где-нибудь в деревне, жить на природе, питаться здоровой пищей, но только, что бы в этом уединении ее лечила Варвара, круглые сутки… После этого разговора у Варвары возникла мысль об Экопоселении… Созрел безумный план… Правда, убивать она поначалу никого не хотела, хотела найти заброшенную деревню, и свозить туда желающих попасть в Экопоселение. И даже нашла такую деревню, договорилась, за небольшую мзду с ее жителями, что  к ним на короткое время приедут пожить «ее престарелые родственники», как она сказала. Она заказала в типографии красочный буклет, составленный из рекламных фотографий, надерганных из интернета, состряпала текст (что-что, а приукрашивать действительность она умела). И при очередной встрече показала этот буклет своей состоятельной пациентке. Та пришла в восторг, и принялась готовиться к переезду в сказочный поселок, который увидела на фотографиях. Она продала квартиру, дачу, передала Варваре около полумиллиона долларов…
И вот настал день ее переезда. За ней заехал на машине шофер, погрузил ее вещи в багажник, помог сесть в машину, и только в машине сказал, что сейчас отвезет ее в дом самой Варвары, там пожилая женщина поживет пару дней.  Женщина ничего не заподозрила. Она действительно оказалась в доме Варвары, была потрясена роскошью и комфортом ее жилища. Варвара напоила свою гостью чаем, и предложила пройти в отведенную ей комнату, передохнуть… Вместо комфортабельной комнаты, женщина оказалась запертой в небольшой каморке, в подвале… Женщина, как уже говорилось выше, была сильно пожилой и смертельно больной,  той же ночью она умерла, от сердечного приступа. Чему Варвара несказанно обрадовалась, не нужно никуда никого везти, и никто возражать не будет, мол, в какую дыру привезли, где комфортабельные коттеджи и обещанный уход! Вернее нужно  вывозить, но всего лишь безмолвный труп! Труп женщины охранники вывезли в дальнее Подмосковье, спрятали в лесу, забросали сухими ветками. Женщину никто не хватился, Варвара получила чистой прибыли полмиллиона долларов. Начало ей показалось просто отличным… Лиха беда начало! Тем из ее «пациентов», кто долго не умирал в подвале, скандалил, она помогала – делал успокоительные уколы…       
5 
К утру выяснилось, что сбежал один из охранников, именно тот, что спас Настю с Аленкой из пожара. Он сбежал,  прихватив с собой саквояж с драгоценностями Варвары. Спер саквояж прямо из комнаты, где спали его бывшие хозяева. Варвара, укладываясь спать, затолкала саквояж под кровать, и именно тот охранник, которого назначили сторожить сон хозяев в эту ночь, проследил, куда был спрятан заветный саквояж, и спер его.
Следует сказать, что Трофимов слышал, как кто-то вошел в комнату, (половицы предательски скрипели), и как потащил саквояж из-под кровати, и также скрепя половицами покинул комнату. Трофимов понял, что украли саквояж с драгоценностями Варвары, но его это происшествие совершенно не тронуло, он лишь подумал про себя, что его жене лучше нужно было прятать сокровища, если они ей дороги! Знал, что она утром будет орать и вопить, но и об этом равнодушно подумал – а пусть… 
Так и произошло…
Варвара, обнаружив пропажу драгоценностей, превратилась в фурию, и супруг, всегда трепетно воспринимающий ее скандалы, и переживающий, что она тратит свои нервные клетки, у нее не дай бог повыситься давление, на этот раз воспринял очередной скандал стоически. Едва она начала скандалить, пожал плечами, накинул куртку на плечи, вышел на улицу. Отправился в курятник, помогать матери кормить кур  и цыплят (у его матери было много живности - собака, несколько кошек, куры, утки, поросенок, она вообще, жила натуральным хозяйством). Варвара, потеряв единственного зрителя, скандал прекратила, принялась за оставшихся двух охранников, допытывалась у них, куда мог податься их товарищ, где его искать… Те не предполагали, куда мог сбежать провинившийся охранник, да и вообще его не знали, вроде бы был родом  откуда-то из глухой деревни. Между собой охранники  были не особенно близки, вместе в роковой день, день пожара, дежурили случайно, но в душе за своего бывшего коллегу порадовались, даже  позавидовали, сообразил парень, так обогатиться. Сами они до этого не додумались. Решали между собой, получат ли обещанные от Варвары и ее мужа деньги (она за поездку в Белоруссию обещала всем охранникам заплатить кругленькую сумму), неизвестно. Они вообще начали сомневаться, что юрист Гриневич, якобы уехавший в столицу за паспортами для хозяев, вернется…И когда Варвара, так ничего от охранников не добившись, наконец,  от отстала, они тоже вышли во двор, закурили, и принялись договариваться, каким образом им грабануть хозяев и смыться…
Василий Рябчиков оказался самым слабым из оставшийся охранять семейство Трофимовых троицы. Он слушал разговоры своих товарищей, поддакивал, но его душа сотрясалась от страха. Он до безумия боялся Варвары, и прекрасно понимал – он никогда не сможет потребовать от нее чего-либо, тем более денег, еще он был точно уверен, что Варвара ведьма, и его товарищам, если пойдут на ведьму войной, не сдобровать! Но вслух свои опасения высказывать боялся (как-то брякнул, мол, Варвара – ведьма, товарищи его засмеяли). Двое охранников, перетерев между собой,   решили идти, трясти из Варвары деньги, и свалить подальше от своих бывших хозяев, Рябчиков идти с ними категорически отказался.   

Охранники бой проиграли! Варвара победила. Хоть и были охранники настроены очень смело, бодро подкатили к своей хозяйке, потребовали выплатить им деньги, они увольняются, и хотят уехать, у них ничего не вышло. Поначалу охранники громко кричали, и даже оскорбляли свою хозяйку, обзывали «старой дурой», «толстой коровой», все без толку. Варвара кричала громче,  словарный запас у нее был богаче, и вообще, она была умнее и талантливее простых мужиков. Если бы не ее ум и талант, да еще ее пробивная сила (но заведшая ее в совершеннейший  тупик) она бы не заработала всех тех денег, что заработала. Она, в свою очередь, обозвала охранников «неблагодарными свиньями», и приказала убираться вон, пред ее ясными очами не показываться, и то, что бы они получили заработанные денежки, она еще сто раз подумает. И, здоровые мужики ушли, не соло нахлебавшись, опустив головы. Увидев своих товарищей в таком непотребном виде, Рябчиков еще больше уверовал – Варвара действительно ведьма… Мужики, с горя, пошли по деревне, в одном из дворов купили литровую бутылку самогона, у бабы Марфы взяли на закуску банку соленых огурцов и котелок вареной в мундирах картошки, и напились…
А Варвара, победив своих охранников, вкуса победы совершенно не ощутила. Она вдруг ясно поняла, что окончательно стала «старой дурой» и «толстой коровой», вот уже ей об этом в глаза говорят охранники, ее авторитет упал ниже плинтуса... После позорного ухода охранников, победы над ними, совершенно ее не порадовавшей, Варвара вдруг почувствовала, что на месте, без дела она сидеть и ждать Гриневича с документами, не может, и просто не хочет. Она с ума сойдет, если что-нибудь сейчас не предпримет. И она  ринулась к своей  свекрови, разбираться. Варваре необходимо было получить у свекрови ключ от комнаты, в которой были заперты привезенные ею девчонки. Именно эти девчонки, так она считала,  причина всех ее бед, и если их немедленно не станет, ей, Варваре, наоборот станет намного легче! В одном доме с ними она находиться больше не могла, задыхалась. Но не тут-то было. Ее свекровь оказалась крепким орешком, и много круче, чем рассчитывала Варвара. И если Варвара, женщина бальзаковского возраста, полнотелая и изнеженная, оказалась сильнее дюжих молодых мужиков-охранников, то баба Марфа, с виду дряхлая старушка, глубоко за семьдесят, с больными ногами, была много сильнее ее… И когда Варвара потребовала у Марфы ключ от комнаты девушек, Марфа коротко ответила, что ключ та  получит только через труп хозяйки. Варвара попыталась повысить голос, Марфа просто сняла со стены висевший обрез, наставила на Варвару, сопроводив свои действия словами:
- Не надейся, что у меня дрогнет рука! Выстрелю, глазом не моргну. Я не старушка божий одуванчик! За себя постоять смогу. Одна столько лет живу, и лихие люди кругом бродят. Пошла вон!! И даже не заикайся, что девчонки тебе нужны. Не получишь.  Лучше уйди, не доводи до греха…
Варвара вышла из комнаты свекрови, хлопнув дверью. В глубокой задумчивости, растерянности, ущемленная, оплеванная, уселась на кухне, за кухонный стол, и заплакала, впервые за последние тридцать лет, горько…      
  6
Гриневич не приехал и к вечеру, то есть он отсутствовал, в общей сложности, уже двое суток. Телефон его был выключен, и Трофимов, доселе, находившийся в полной уверенности, что юрист предан ему сердцем и душой, впервые подумал, что не настолько-то он ему предан, и скорее всего не вернется с паспортами и билетами для своих хозяев, он просто напросто их «кинул». Но Трофимов продолжал уверять Варвару, что Гриневич вот-вот будет, просто задерживается…А втайне от Варвары, принялся уговаривать Василия Рябчикова отвезти его на микроавтобусе до ближайшего города, где можно будет найти такси до столицы, обещая тому хорошо заплатить. Василий, находясь в сильном подпитии, а пьяному как говориться, море по колено, готов был ехать прямо сейчас, но Трофимов велел ему лечь спать, хорошо выспаться, обещал разбудить с утра пораньше. Василий, даже в пьяном виде, помнивший о Варваре, спросил Трофимова, в курсе ли хозяйка, что хозяин хочет уехать, но тот  его уверил что, хозяйка, конечно, в курсе.
Этот вечер, проведенный супругами Трофимовыми,  их охранниками и пленниками, в доме бабы Марфы, был просто отвратительным, тяжелым, нервным. Казалась, весь воздух в этом старом доме пропитан ненавистью, злобой и отчаянием.  Варвара постоянно капризничала, то кричала на мужа и охранников, то принималась плакать. Когда баба Марфа отправилась кормить своих пленниц,  поплелась за ней, она, якобы, решила повидаться с ними. Как объяснила Марфе – она хочет только переговорить, ничего плохого им не сделает. Старушка не разрешила, коротко ответила, но как будто отрезала – через ее труп, и не пойти ли дорогой невестушке вон! Варвара начала орать, топать ногами, кидаться с кулаками на свекровь, и орала так громко, что прибежал сам Трофимов вместе с охранниками, супругу от греха подальше увел. Он реально испугался, что его супруга может его матери навредить. Этого ему еще не хватало! И что же будет, когда он уедет, его супруга и мать мордобой межу собой устроят, поубивают друг друга?
Он усадил супругу на кухне, пошел разбираться с матерью, упросить мать на его супругу, больную на голову, не обижаться…Его мать и не обижалась. Сказала сыну, что согласна с ним полностью – его супруга больна на голову, но ведь с этим нужно что-то делать! Лечить ее! Если сын согласен, она полечить ее попробует, но нужно еще и согласие пациентки. Сын ответил – Варвара его крест, лечиться она, никогда, не согласиться…Трофимов вернулся к супруге на кухню, застал ту опять в слезах. Ему ничего не оставалась, как налить супруге большой стакан самогона, заставить выпить все до капли, и отправить спать, со словами – утро вечера мудренее. Уложив жену в свою кровать, сам решил спать на кухне. Пододвинул широкую лавку к стене, на лавку бросил старый ватник, под голову свернул валиком другой ватник, а укрылся старым тулупом. Заснул он сразу, намаялся за день, предварительно, на мобильном телефоне, он установил звонок будильника, на пять часов утра,  однако спать ему пришлось не долго, встал он задолго до пяти…      
Он проснулся от резкого, сильного шума. Проснулся, сел на своей неудобной лавке, сначала помотал головой, попытался осознать, где он, и почему проснулся. И когда припомнил, все, что происходило вчера, и почему он спит на кухне, стал прислушиваться, откуда исходит разбудивший его шум, и что это за шум…

Шум исходил от входной двери, там шла драка. Дрался один из охранников (наименее пьяный, взявшийся охранять покой своих хозяев у входной двери), с неизвестным мужиком, как понял Трофимов, ворвавшимся в дом бабы Марфы. Вернее, Трофимов, сначала не узнал того, с кем дрался охранник. Вот неизвестный скрутил охранника, приставил ему к его голове пистолет, хриплым голосом потребовал у вышедшего в прихожую Трофимова, выдать ему его женщину, Настю Кораблеву. Трофимов пригляделся (был близорук),  узнал – тот с кем дрался охранник никто иной, как мужик Насти, который постоянно сопровождал ее. Трофимов подумал, а как  мужик Насти их нашел, как выследил? И еще, выглядел этот мужик  просто жутким образом! Небритый, с воспаленными глазами, на губах запеклась черная корка, волосы, падающие ему на глаза, напоминали  сальную паклю, одежда  (если майку и джинсы можно было назвать одеждой), была в грязи, местами порвана…Складывалось впечатление, что он неделю шел пешком через непролазную грязь и лесную чащу, а не приехал на машине или автобусе…
Трофимов собирался уже сказать мужику, что нет проблем, сейчас он приведет его женщину, пусть забирает, и убирается на все четыре стороны, никому его женщина не нужна, но не успел. Из своих комнат на втором этаже вышли Варвара и Марфа, с обрезом в руках ( как она говорила – обрез защита от лихих людей). У Варвары в руках был нож. Трофимов подумал, он идиот, не проследил за женой, позволил ей где-то на кухне найти нож, и  припрятать, теперь неизвестно, что она с этим ножом будет делать, не дай бог поранит себя или кого-нибудь...
 Марфа опередила Трофимова, первой спросила у ворвавшегося в дом незваного гостя, совершенно спокойным голосом, казалось, она совсем не испугалась, а обрез захватила так, на всякий случай, для защиты не от ворвавшегося в дом, а от своих родственников. Так вот, Марфа спросила:
- Что тебе, мил человек?
И «мил человек» прохрипел в ответ:
- Женщину мою верните!
- Какую женщину, милый? – опять спросила Марфа, спросила не для того что бы уточнить, за какой женщиной приехал этот неизвестный, по ее виду было понятно, она прекрасно знала за кем, а для того, что бы разрядить обстановку. Неизвестный отвечал:
- Настю Кораблеву…      
-Так забирай! Что за страсти ты тут устроил! Отпусти беднягу охранника, он не в чем не виноват. Я сейчас приведу твою женщину. Звать то тебя как, милый?
- Александром… - ответил «милый».
-Саша, значит… - повторила за ним Марфа, повернулась спиной, и пошла по коридору, к дальней комнате, за Настей.
Варвара во время разговора Марфы с неизвестным, лихорадочно переводила взгляд с него на Марфу. И когда Марфа пошла за Настей, бросилась следом…            
 Дальше, как показалось Трофимову, все происходило как в замедленном кино, и продолжалось, наверное, более часа.  Но на самом деле весь инцидент длился минуты две, не больше. Трофимов стоял в прихожей, у лестницы. Со своего места он видел, как его мать, шаркая тяжело валенками, шла по коридору, к дальней комнате. Неизвестный в это время все еще держал охранника, скрутив ему руки за спиной, и к голове охранника он приставил пистолет. Он не отпустил охранника, как его просил Марфа, решил подстраховаться, вдруг старуха не приведет его женщину.
И вот произошло неожиданное. Варвара, все это время лишь молча переводившая взгляд с неизвестного на Марфу, с Марфы на неизвестного, бросилась бегом за свекровью, во всю прыть на которую была способна, учитывая ее крупные габариты. Трофимов сделал шаг в сторону, что бы лучше видеть, что произойдет дальше (то, что он должен бежать наверх, вмешаться, он не сообразил, остался сторонним наблюдателем). Он увидел, как его мать достала из кармана ключ, вставила в замочную скважину, повернула, открыла дверь, за которой были спрятаны пленницы. Вот она вошла в комнату, и тут же вышла, вывела из комнаты Настю, приговаривая:
- Пойдем, пойдем милая, приехали за тобой, я же говорила, что скоро  приедут. Сашей его зовут, хороший мужик, у вас все сложиться…
Но Марфа с Настей, которую та держала  за руку, смогли сделать всего лишь несколько шагов. Варвара, напоминающая фурию, с распущенными длинными волосами, в широком шелковом халате темно лилового цвета ( и халат и волосы развивались при малейшем ее движении),   со сверкающими глазами, взвизгнув как сумасшедшая (каковой она, в общем то, и была), кинулась с ножом на Марфу, та инстинктивно отшатнулась, отпустила руку Насти, упала, и тут же Варвара схватила Настю, приставила к ее горлу нож, потащила к лестнице. Стоя на верхней ступеньке лестницы, схватив Настю просто железной хваткой, она выкрикивала:
- Не получишь ее! Я сейчас ее убью! От нее все наши несчастья! Она во всем виновата!
Доронин (неизвестный мужчина, ворвавшийся в дом Марфы, был ни кто иной, как он), все еще удерживая охранника, громко спросил Варвару:
- Что ты хочешь за Настю? Говори! Я отпущу охранника, ты отпустишь Настю, и мы уйдем…
Варвара кричала в ответ:
- Я ничего от тебя не хочу! Только хочу убить эту поганую девку, если бы не она, мы бы сейчас жили спокойно, а не прозябали в этой дыре. Я убью, и ничего вы мне не сделаете. И ты не остановишь меня, муженек (она заметила мужа стоящего в углу, у кухонной двери), и ты разлюбезная моя свекровь (она обернулась назад, пытаясь вглядеться вглубь коридора, где Аленка, выбежавшая из комнаты вслед за Настей, пыталась помочь подняться упавшей Марфе)…Доронин уговаривал Варвару:
- Ты считаешь, что если ее убьешь, тебе станет легче? Сердце болеть перестанет, голова перестанет кружиться?
Варвара верещала в ответ:
- Заткнись!! Заткнись!!
Доронин сделал шаг вперед, произнес:
- Отпусти ее, не бери грех на душу, и вот увидишь, все наладится… Прояви благородство, если она в чем-то провинилась перед тобой, прости…Ведь она же лично  тебе ничего плохого не сделала… Отпусти ее, дай нам спокойно уйти…Мы никому не выдадим, где вы находитесь…
Но Варвара не слушала его, продолжала орать:
- Не хочу тебя слушать, я убью эту тварь…
Она дернула Настю за руку, правой рукой, попыталась перехватить поудобнее, и тут же замахнулась левой рукой, в которой у нее был зажат нож, еще немного, и она бы ударила Настю ножом, но не успела… Прогремел выстрел, один единственный в этот вечер…
Пальцы правой руки Варвары, крепко сжимающие плечо Насти разжались, нож из левой руки, со звоном упал на ступеньки лестницы, заскользил по ним вниз, сама Настя, почувствовав, наконец свободу, сбежала по лестнице, и, очутилась в мощных объятиях Доронина, который, наконец отпустил несчастного охранника, и тот со стоном повалился на пол, и затих… А Варвара, вернее это была уже не Варвара, а то что было когда-то Варварой, грузно осела на ступеньки лестницы, и, как показалось всем свидетелям этого происшествия, как будто улеглась спать, уткнувшись носом в верхнюю ступеньку, ее длинные растрепанные волосы, всколыхнулись в последний раз, разметались по лестнице, а шелковые одежды легли вокруг нее аккуратными складками.  Марфа, молча, шагнула вперед, и уселась на верхнюю ступеньку лестницы, рядом с телом своей невестки, пристроив на коленях еще теплый, от выстрела, ствол…Молчание нарушил Трофимов, он, схватившись за голову, опустился на нижнюю ступеньку лестницы, проговорил:
-  Что же ты наделала, мама! Как же теперь быть, мама!
Марфа, услышав слова сына, произнесла в ответ:
- Все будет хорошо, сынок, не переживай…
- Как, как теперь быть… - твердил Трофимов, держась за голову, он, сидя на ступеньке, раскачивался из стороны в сторону, как маятник.
- Везде люди живут, везде болеют… - отвечала Марфа сыну, с тяжелым вздохом, продолжала: - Я мир от тяжелой болезни избавила,  твоя жена опасной для этого мира стала, и я ничуть не жалею, что убила ее, ведь она уже не жила в этом мире, вернее тело еще жило, душа давно умерла. Так что я только ее тело убила. Не жалей, твоей жены уже давно в живых не было…
Но Трофимов выл как раненый зверь:
- Что ты наделал мама! Я теперь жить буду, мама!
Марфа поняла, с ее сыном сейчас разговаривать бесполезно. Она подняла голову, взглянула на Доронина с Настей, все еще крепко обнявшись стоящих, посредине прихожей. Казалось, они до сих пор не поняли, что  только что произошло, что Марфа минуту назад хладнокровно убила Варвару. И Марфа прикрикнула на Доронина с Настей:
- Что стоите, как истуканы? Уходите отсюда, уезжайте! Я сама с милицией разберусь, нечего вам вмешиваться. Затаскают вас, лучше уходите!
Отозвалась Настя:
- Я не пойду никуда без Аленки!
Марфа согласилась:
- Конечно, забирай Аленку, ей тоже здесь не место…
Аленка, тут же, аккуратно обогнув бабу Марфу, косясь на мертвую Варвару, распростертую на ступеньках,  сбежала вниз по лестнице, уцепилась за руку Доронина. Тот, кивнул с благодарностью Марфе, обняв девушек за плечи, повел их к выходу на улицу.
Но стоило только троице выйти на крыльцо, произошло нечто невероятное, чего не как не могли ожидать не Доронин, не девушки…            
               
 Глава семнадцатая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Весна.
1
 Доронин, вместе с Аленкой и Настей, которых он обнимал за плечи, появился на крыльце дома бабы Марфы, и тут же  оторопело остановились. Перед ними предстала просто фантастическая картина – огромный вертолет завис над пустырем неподалеку от дома бабы Марфы, из вертолета прыгали спецназовцы в полном обмундировании, бронежилетах, в касках, с оружием и массивными щитами. Спецназовцами командовал офицер, в таком  же полном обмундировании, каске и с оружием, от своих подчиненных он отличался только отсутствием щита и наличием переговорного устройства, посредством которого он отдавал резкие короткие  команды.
Замерших на крыльце Доронина, Настю и Аленку спецназовцы  взяли на мушку, приказали остановиться, поднять руки. Что те сразу же и сделали. Но тут из вертолета выпрыгнул никто иной, как их старый знакомый, Олег Бойко, и, пригнувшись, побежал (довольно резво) к окруженному дому. Остановился у крыльца, жестом руки остановил спецназовцев, те опустили оружие, и Бойко поднявшись на крыльцо, остановился рядом с Дорониным, коротко бросил:
- Привет, Саша! Как твои дела? Выглядишь, к твоему сведению, отвратительно…
Доронин пожал плечами, буркнул в ответ:
- Дела у прокурора…
А Бойко улыбался во все свои тридцать два зуба, настроение у него было приотличным, он был на коне, практически командовал ответственной операцией по освобождению заложников, это он и пояснил Доронину:

- А мы тут совместную операцию с белорусами проводим, по освобождению заложников. Но вижу, заложников ты уже освободил, как это произошло, все живы?
Настя попыталась пояснить Бойко, что же произошло на самом деле, и даже уже начала говорить, но Доронин остановил ее, также как Бойко спецназовцев, жестом руки. Настя замолчала, и сама себе удивилась, раньше, заставить ее замолчать было практически невозможным, она должна была обязательно встрять в любой разговор, высказать свою точку зрения, а тут она добровольно замолчала, уступила пальму первенства Доронину. Доронин, как человек военный, доложил о произошедшем кратко, без эмоций:
- Не все хорошо,  Олег. Вернее, все плохо. Варвара Трофимова убита.
- Ты ее убил? – озабоченно спросил Бойко.
- Упаси  Боже! (Доронин даже перекрестился). Ее убила хозяйка дома, из обреза, который держала в доме для острастки, грабителей отпугивать.
- Так хозяйка дома – старушка божий одуванчик! – удивился Бойко.
-Одуванчик  одуванчиком!Стреляет как снайпер! Рука у нее не дрогнула!
- Точно не ты Варвару укокошил? – допытывался Бойко, - Покажи свой пистолет, я знаю, он у тебя имеется!
Доронин вытащил  из-за ремня джинсов, пистолет, протянул пистолет Бойко. Тот молча взял у него пистолет, понюхал ствол, вернул Доронину, кивнул, понял, из этого пистолета не стреляли очень давно, поверил, что не Доронин совершил страшное  преступление. Тут в разговор вмешалась Аленка:
- Почему Вы ему не верите, товарищ полицейский?  Мы с Настей свидетели. Он не убивал никого, он даже уговаривал Варвару отпустить Настю. Она не послушала,  совершенно свихнулась! Не вооруженным глазом было видно!
- Мать Тереза! Доронин, ты точно Мать Тереза, я всегда это знал! – воскликнул Бойко. Доронин в ответ промолчал, а Бойко продолжал:
- А направляетесь куда? Линяете с места преступления?
- Баба Марфа предложила нам уехать домой, заверила, что во всем сознается сразу, как только полиция приедет…
 И тут Бойко совершил невиданное! Он вдруг сказал:
- Ладно, езжайте! Вижу что устали. Ты же, Саша, никуда не уедешь? Я тебя в Москве найду, допрошу, и тебя Настя, и Вас девушка!
Но Аленка предложила:
- Пусть они едут, я могу остаться! Вы же меня потом в Москву доставите?
- Доставлю, не вопрос! – опять легко согласился Бойко. А Насте показалось, что в его глазах, больших голубых, на выкате, засверкали искорки, видно Аленка ему приглянулась, как девушка (она была красивой девчонкой, это у нее не отнять), и Аленку заинтересовал этот странный увалень, которого слушались беспрекословно здоровенные спецназовцы.
Доронин спустился с крыльца, Настя шагнула за ним, но на последней ступеньке остановилась, в нерешительности. Доронин глянул на ее ноги, и только сейчас заметил – Настя босиком! Им предстояло вернуться в дом за ее обувью, что не он, не она сделать это не могли. Физически вернуться в  страшный дом было невозможно, не для Насти не для Доронина, не за какие коврижки. Он вышел из положения. Подхватил Настю на руки, понес к машине. Бойко с Аленкой пошли следом. Аленка, в отличии от Насти, была обута в свои полусапожки на высоких каблуках, и на ней была куртка, на Насте, помимо отсутствия обуви, была одета лишь в блузку с коротким рукавом, а на улице было прохладно. Настя ежилась. Доронин, в отличии от Насти, холода не ощущал, хоть на нем была лишь спортивная футболка. Дойдя до машины, Доронин распахнул ее дверцу, посадил Настю на переднее сидение, стал прощаться с Бойко:
- Спасибо, Олег, что отпускаешь нас!
Бойко вытащил из-за пазухи паспорт, протянул Доронину:
- Возьми, это паспорт Насти, понадобиться…
Доронин, как обычно, кивнул в знак благодарности, спрятал паспорт Насти в карман джинсов, спросил:
- Бойко, а как ты вычислил, где мы находимся? Я, понятно, я знал, что у Трофимова в этом селе мать живет, сопоставил маршрут микроавтобуса,   на котором везли девчонок, по сигналу спутникового телефона, что оказался их похитителе, и понял, что они едут именно сюда. А ты как все понял, как сообразил?
- Ты думаешь, я такой же умный, как и ты? Ничего подобного! Я на твой драндулет маячок прикрепил! Все время знал, где ты едешь, по компьютеру отслеживал. Потом, когда ты остановился, надолго, я сопоставил биографию Трофимова с той точкой, куда ты приехал, и понял, что Трофимов поехал к своей матери.  И вот эту операцию организовал, только зря все! Обидно, хотелось геройство проявить!
- Да нет, ты молодец! – заверил его Доронин, - Ты же сложнейшее дело раскрутил! Сейчас Трофимова арестуешь и его охранников. Думаю, они сразу же расколются, и расскажут, как те несчастные погибли, что в экопоселение хотели ехать. И про убийство Кати Филимоновой расскажут, там, в доме злодей, один из ее убийц, Василий Рябчиков…
И тут Настя добавила свои пять копеек:
- Адвокат Гриневич уехал покупать для четы Трофимовых новые документы, пару дней назад уехал, с тех пор не появлялся. Его нужно в розыск объявить, думаю, он за границу хочет уехать…
- Сделаем! – заверил Настю Бойко. 
Доронин опять кивнул, уселся за руль, тронулся с места, поехал в обратном направлении. А Бойко с Аленкой отправились к дому бабы Марфы, Аленка шла с нескрываемым  любопытством, а Бойко с тяжелым чувством, ему предстояла очень неприятная работа, допрос подозреваемой, свидетелей, работа не на один час, он знал, что домой он попадет очень не  скоро…
2   
Машина Доронина двигалась по направлению к Москве, сам Доронин   крутил руль,  косился на Настю. Та непривычно молчала, свернулась клубочком на переднем сиденье, поджав босые ноги. Он отдал ей свою толстовку, она с благодарностью ее натянула, укуталась, засунула кисти рук в рукава. Но проехав пару километров, Доронин остановился. У него закружилась голова, потемнело в глазах. Ехать дальше он не мог. Коротко сказал Насте:
- Не могу больше, мне плохо. Нужно немного отдохнуть. Я не спал четыре ночи… Давай подумаем, где можно остановиться. Нужно найти гостиницу поблизости…
- Тебя не пустят в гостиницу, посчитают за бандита. Сбежавшего из тюрьмы, и скитавшегося месяц по лесам… - отозвалась Настя, - Саша, тебе нужно умыться и хорошо бы побриться. И футболку поменять, эта рваная и в грязи вся.
- У меня нет другой, не захватил…- ответил Доронин.
- Возьми толстовку, что мне отдал, я могу твою жилетку надеть.
Она стянула  толстовку, протянула ему. Он пытался возражать, но она победила, всучила ему толстовку, взамен накинула жилетку, до этого валяющуюся на заднем сиденье.
Ему, все-таки пришлось тронуться с места, проехать несколько метров до ближайшего колодца, где он тщательно умылся, чистой ледяной водой. Он согласился с Настей, что его футболка действительно уж очень грязная и рваная, без сожаления снял ее, выбросил, вместо нее надел толстовку. Он даже причесал спутанные в колтун волосы, в бардачке его машины оказалась расческа. Но что бы их пустили переночевать в гостиницу, того что он умылся и сменил футболку было вообще-то маловато.  Ему точно необходимо было побриться, и она, почти силком заставила его это сделать. Пока он брился (она порадовалась, что он не забыл взять с собой бритвенный станок, он же забыл сменную майку), с его телефона вошла в интернет, решила поискать  гостиницу неподалеку. И о чудо, гостиница оказалась всего-то в двух километрах, в ближайшем городке.
 На подъезде к городку заметили красочную рекламу, гласящую, что в этом городке имеется комфортабельная гостиница, на расстоянии трехсот метров. Действительно, через триста метров, они увидели трехэтажное здание с вывеской на фасаде «Отель». Доронин оставил машину на парковке, до крыльца «Отеля», он донес босую Настю на руках. Но на крыльце, она настоятельно потребовала, что бы он ее отпустил, и в здание вошла сама (босиком).

Свободных номеров  в гостинице не оказалось, в городе проходит съезд учителей области…Не  полулюксов, не люксов. Администратор  предложила только подселение. Настю, в номер, где проживали женщины, Доронина к мужчинам. Перспектива ночевать в одной комнате с незнакомыми людьми не Настю, не Доронина не привлекала, они страшно расстроенные отошли от стойки, решили уйти, и уже обсуждали, что проведут ночь в машине, как вдруг администратор их окликнула:
- Молодые люди, если вам так уже нужен номер, у нас в гостинице есть номер для новобрачных, только он очень дорогой…
Доронин оживился, тут же оказался у стойки администратора, переспросил:
- Сколько стоит номер в сутки?
- У Вас какие деньги? – в свою очередь спросила администратор.
- Как какие? – не понял Доронин.
- Ну, российские рубли или белорусские, может быть доллары или евро?
- А, Вы какие берете?
- Мы любые берем, но только наличные, у нас в гостинице терминала по безналичной оплате нет…
- У меня наличные, российские рубли…
- Отлично! – констатировала администратор, но внимательно посмотрела на Доронина, и осеклась, смутилась, Доронин торопил ее:
- Так сколько стоит номер? – он уже лез в карман джинсов за деньгами. Но девушка друг спросила:
- Мужчина, какой у Вас рост?
- Что, от величины моего роста зависит, предоставите Вы мне номер или нет? – Доронин уже начал истерить, на помощь пришла Настя, нежно взяла его под руку, негромко спросила у девушки-администратора:
- Причем здесь, действительно, его рост?
Администраторша нервно ответила:
- В номере для новобрачных кровать круглая, два метра в диаметре, он не поместиться, ему спать будет неудобно, жалобу напишет! А зачем мне жалобы!
-   Метр восемьдесят девять у меня рост, я помещусь на вашей гребаной круглой кровати, скажите, сколько стоит проживание, и дайте поскорее ключ! – зарычал Доронин. А администраторша одобрительно кивнула (она привыкла, что постояльцы гостиницы постоянно чем-то раздражены, научилась на их грубости не реагировать), протянула ключ от номера, произнесла:
- Третий этаж! С вас шесть тысяч рублей…
Доронин, с радостью схватил ключ, заплатил девушке шесть тысяч (вообще-то он посчитал, что цена за  номер, в провинциальной гостинице завышена просто жутко), в обминку с Настей направился к лестнице (лифта в гостинице не было). Но тут, администраторша, заметив, что Настя босиком, просто истерически закричала:
- Девушка, а где ваши туфли?      
Настя обернулась, коротко произнесла:
- Сносились…
Как известно, за словом она в карман никогда не лезла.
3   
Номер, предоставленный Доронину с Настей, требует отдельного описания. Такого ужасного, просто невероятного китча, не видели никогда в жизни ни он и не она. Номер для новобрачных в провинциальной белорусской гостинице был настолько отвратителен, что даже у человека, не наделенного художественным вкусом, простого мужика, такого как Доронин, появлялась мысль, что здесь жить не возможно. Номер был абсолютно розовым. Яркого, розового, поросячьего  цвета было в номере все – стены обиты розовым плюшем, на полу розовый ковер, розовая мягкая мебель, круглая кровать покрыта розовым также плюшевым покрывалом, на окнах розовые занавески, частично плюшевые, частично из розового тюля. Санузел был облицован розовым кафелем, оснащен розовой сантехникой, и укомплектован розовыми полотенцами и халатами, там же на стеклянной полочке стояли розовые бутылочки, с шампунем и гелем для душа.
Доронин, разглядев всю эту «красоту», не понимал, плакать ему или смеяться. И еще его удивила реакция Насти на странную обстановку номера. Она быстро оглядела номер, не произнеся не слова, расположилась на диване, поджав босые ноги. Его пугало ее состояние. Она походила на зомби, лунатика, казалось, что  из нее вытекли все силы, она будто бы спала наяву. Что почти соответствовало действительности…
Но просто, она слишком долго держалась, не давала себе расслабиться, испугаться, запаниковать, поддерживала Аленку, и вот, теперь, когда  вес ее неприятности практически закончились, она сдалась, оказалась совершенно без сил, и действительно не заметила окружающей их обстановки безобразного китча. Участливая забота Доронина ее раздражала, тяготила, ей хотелось побыть одной, подумать, понять, что произошло в доме матери Трофимова, и почему это произошло. Но Доронин не отставал:
- Настя, что с тобой? Что случилось?
Настя очень тихо задала именно тот вопрос, на который хотела получить ответ именно сейчас:
- Она убила ее? Она убила ее, по-настоящему?
Он понял, она обращается к нему с вопросом, действительно ее крайне интересующим, ответил очень убедительно:
- Да, Марфа Трофимова  убила свою невестку, это точно…
- Зачем, почему? – не успокаивалась Настя.
- Я думаю, в состоянии аффекта, она защищала тебя.  Варвара хотела убить тебя! И Варвара же была убийцей, она получила по заслугам!
- Как страшно, господи, как страшно! – Настя схватилась за голову, - Я впервые увидела убийство человека, человека, которого хорошо знала… Господи, как страшно!
Чуть помолчав, Настя продолжила задавать вопросы, и Доронину ничего не оставалось, как отвечать ей. Настя спрашивала:
-Саша,считаешь,Марфа поступила правильно? Оправдываешь убийство?
- Нет, что ты! Я считаю, что Марфе не нужно было стрелять! Я бы смог спасти тебя сам! Я был готов скрутить Варвару, и обошелся бы без оружия… Но, Марфа меня опередила, выстрелила из обреза. Да, Варвара убита, но если бы осталась жива, думаю, ее бы не осудили…
- Почему?
- Отправили бы в психушку… Признали бы невменяемой…Точно…- коротко ответил Доронин.
 
Он прижал ее к себе, успокаивал, укачивал как маленького ребенка, думал, что лучше бы она рыдала, как тогда, в первый их совместный вечер в его квартире, чем молчала как каменная…
Он заставил ее принять душ, почти силком. Помог ей раздеться, отнес на руках в ванную комнату. Намыливая мочалку, аккуратно тер этой мочалкой Настю, тщательно смыл мыло душем, завернув свою драгоценную ношу в полотенце, отнес в комнату, уложил в кровать. Отправился мыться сам.   
Когда он вышел из ванной комнаты, как сам он посчитал, в идиотском виде, в розовом халате, Настя, как ему показалось, спала. Свернулась клубочком, под розовым одеялом, на краю розовой кровати, и спала. Он лег рядом с ней, захотел протянуть руку, что бы обнять ее, но не решился…
Он думал, что заснет сразу же, как окажется в горизонтальном положении, но не тут-то было, заснуть быстро он не смог, лежал, притворялся, что спит, и даже заметил, что Настя тоже притворяется. Она не спала! Глаза ее были открыты… Так и пролежали Доронин и Настя до утра, отодвинувшись друг от друга на внушительное расстояние, притворяясь, что спят (если они  спали по настоящему в эту ночь, то очень не долго), стараясь «не разбудить» друг друга, в розовом номере для новобрачных…      
                4
  Доронин проснулся первым, когда на улице только рассвело, проспав часа два, не больше. Старательно пропритворялся до восьми часов утра. В восемь он встал, не выспавшийся, злой, но и притворяться (заснуть он все равно не мог), лежать неподвижно на дурацкой круглой кровати у него не было больше сил. Встал, отправился в ванную, быстро умылся, почистил зубы находящейся там же на полочке, зубной щеткой с зубной пастой (конечно же, розовой!), вернулся в номер, принялся одеваться, натянул джинсы, толстовку, и когда он завязывал шнурки на кроссовках, Настя негромко спросила:
- Саша, ты, что встал в такую рань?
Доронин бодро ответил:
- Выспался, дольше не спиться… Пойду, до рынка прогуляюсь, поесть нам что-нибудь куплю, на завтрак. И кое-что из одежды прикупить не мешало бы купить, и тебе обувь нужна…
Настя села на круглой кровати, обхватила колени, покрытые розовым одеялом, руками. Она наблюдала, как Доронин причесывался  у зеркала, висевшего у входной двери, небольшой  расческой с мелкими зубцами, оказавшейся в заднем кармане его джинсов (сунул  туда вчера вечером, когда Настя заставила его умываться, побриться и причесаться). Но он причесывался не так тщательно, как обычно, как раньше, он лишь пару раз провел расческой по своим коротким, густым волосам, и посчитал, что достаточно. Скорее всего, решила Настя, он «забил» на свой внешний вид, ему теперь совершенно не важно, как он выглядит, этот его пунктик исчез, испарился сам собой. Просто-напросто, Доронин простил себя, перестал истязать, винить во всех смертных грехах, искать у себя несовершенства, перестал быть биороботом, превратился в обычного человека, нормального, живого мужика.  Он выглядел сейчас именно так, как хотела его видеть Настя – в старых джинсах, толстовке, с чуть растрепанными волосами, с легкой небритостью на щеках… Но глядя на него даже невооруженным глазом, было заметно – этот мужик знает себе цену, уверен в себе, все умеет, во всем разбирается. И тут Настя с удивлением поняла – человеком он стал только благодаря всему тому, что с ними вот сейчас произошло, по ее, Настиной, вине. Проехав на машине много километров,  он чудом нашел любимую девушку, выручил из беды, и уверовал в себя, в свои силы! Излечился от ужасающих комплексов…
Настя вылезла из-под одеяла, накинула розовый халат, валяющийся на полу, рядом с кроватью, прошлепала босыми ногами по полу, остановила Доронина, открывающего входную дверь, обняла за шею, поцеловала в небритую щеку, попросила:
- Возвращайся скорее…

Рынок он нашел очень быстро, ему даже не пришлось спрашивать у прохожих, он просто вышел из здания гостиницы, и пошел к центру городка, и через двести метров уткнулся в рынок.
Доронин, не торгуясь, купил у единственного продавца, продававшего мужские и женские футболки, футболку себе и Насте, на следующем прилавке приобрел нижнее белье и носки, также себе и Насте (очень низкого качества, одноразовые, но ему и ей просто необходимо было переодеться). Сложнее  пришлось с обувью. Обувь продавал также единственный продавец, и своеобразную обувь, китайского производства, что-то среднее между кедами и кроссовками. Но выбора у него не было, пришлось покупать. Он знал, что Насте нужен тридцать седьмой размер обуви,  и на глаз (а глазомер у него был отличным) купил обувь тридцать девятого размера, посчитав, что велико не мало.   
В продуктовых рядах он купил полкилограмма домашнего творога, банку домашней сметаны, лукошко свежей клубники и мягкую, еще теплую сдобную белую булку…
Увешанный кульками и пакетами он двинулся к выходу, и уже покидая территорию рынка, увидел сгорбленную старушку, которая продавала именно то, что ему было нужно – теплые вязаные кофты,  яркого синего цвета, связанные, конечно же, вручную из толстой  шерсти. Кофты были связаны плотной, выпуклой вязкой представляющей из себя переплетение кос. Доронин наскреб по кармана мелких денег чуть больше двух тысяч рублей, заплатил за кофту, перекинул через руку ( у продавца не было даже пакета упаковать кофту), удовлетворенный, довольный своими покупками направился в гостиницу…
 По дороге позвонил Сереге Пирогову, коротко сказал, что ситуация разрешилась благополучно, он едет в Москву, позвонил и своему другу, в Ленинградскую область, на военной базе которого прятались Нина Федоровна с Санькой, тоже рассказал, что опасность миновала и бабушка с внуком могут возвращаться домой…    
           5
А в гостиничном номере Настя, натянув розовый махровый халат, отправилась умываться в ванную комнату. И только сейчас заметила окружающий ее невообразимый розовый китч. Оглядывалась по сторонам, морщила свой хорошенький носик, и дивилась тому, насколько она вчера устала, что «поросячьего» антуража не заметила. Она почистила зубы розовой щеткой с розовой пастой, умылась розовым мылом, вытерлась розовым полотенцем.  Вернувшись в номер, застелила розовую круглую кровать, переоделась из розового халата в джинсы и футболку, несвежую, и даже треснувшую по шву. Улыбнулась, вспомнила грязную и рваную футболку Доронина, подумал, а интересно, где он мог ее так сильно разорвать, в лесной чаще что ли? Заметила на столике у зеркала расческу Доронина (предусмотрительно им оставленную), расчесала спутанные волосы.
Выполнив эти нехитрые манипуляции, она присела на диван, и впервые, за последние четыре дня серьезно задумалась – а что она теперь будет делать? Находясь «в плену» у Трофимовых она думала лишь о том, как им с Аленкой освободиться, как сбежать, думала об этом, когда ее везли в микроавтобусе, и потом, когда сидела под замком в доме матери Трофимова. И вот теперь она свободна, как ветер. Ее никто не преследует, она не от кого не прячется,  может написать несколько статей о своих приключениях, эти статьи, конечно-же, станут бестселлерами,  ее шеф, Коротков, от такого ажиотажа, что поднимется вокруг, из штанов от счастья выпрыгнет. Скорее всего, она и на голубом экране телевизора засветиться. И денег на своих статьях и выступлениях прилично заработает. А разве она не этого хотела?  Быть богатой и знаменитой? Она, кажется, ради славы хотела глотки грызть и по головам идти. По крайней мере, эту позицию Доронину озвучивала. И вот теперь глотки грызть не нужно, уже перегрызены.
Додумав до этого момента она поняла, что совершенно не хочет быть богатой и знаменитой… Она хочет остаться в коммуналке Доронина, за его широкой спитой, под его теплым крылом. Хочет варить ему борщ, воспитывать его детей, то есть она хочет простого женского счастья, не  знакомого ей до сих пор. И тут же встряхнула головой, отогнала радужные мысли. Она доведет дело до конца, утрет нос негодяю Клюеву! Пусть все знают, насколько талантлива и самодостаточна Настя Кораблева!  Вот выполнит намеченный план, и о простом женском счастье думать будет.
 Решила выпить чаю (электрический чайник, чашки, ложки, сахарница с сахаром, вазочка с конфетами и чайными пакетиками, находились на небольшом столике у двери). Как только чайник закипел, появился веселый Доронин, увешанный покупками. Он тут же стал показывать Насте все то, что купил для нее, заставил примерить. Все подошло идеально, даже пресловутые «слиперы». А кофта так вообще Настю превратила в королеву, ей, оказывается, очень шел синий цвет. Доронин быстро переоделся в те вещи, что купил для себя, и они сели завтракать. За завтраком разговаривали о природе, о погоде, о вещах, что купил Доронин, о вкусном хлебе и сладком чае. Чай был выпит, творог с клубникой съеден, мягкий белый хлеб тоже, Доронин с Настей засобирались в путь. Покинули розовый номер для новобрачных, оба улыбались, когда запирали его дверь,  спустились в холл гостиницы, попрощались с администратором, пошли к стоянке машин…
И только когда машина Доронина уже покидала гостеприимный белорусский городок, Настя спросила:
- Саша, а куда мы сейчас поедем?
Доронин удивился:
- Как куда, в Москву, ко мне. Вот соседи обрадуются, что все  хорошо закончилось. Сейчас пирушку закатим, Галка с дедом приготовят что-нибудь вкусненькое, посидим от души. Я еще Серегу Пирогова хочу позвать и друга нашего общего, Олега Бойко. Познакомишься с ним поближе, он отличный парень!
Настя мотнула головой, собралась с силами, произнесла:
- Саша, я не поеду к тебе. Отвези меня, пожалуйста, на Ленинградский вокзал, мы как раз к поезду успеем, он вечером, около девяти, отходит,  поеду в Великий Новгород, к маме с Санькой.
Доронин все понял. Она заметила, как изменилось его лицо, посерело. Он пытался сохранить ту веселую улыбку, что была на его лице только что, но не смог, широкая улыбка превратилась в жалкую, заискивающую. Но и эта жалкая полуулыбка пропала с его лица, он сжал зубы, на его щеках заходили желваки. Он вздохнул тяжело, помолчал пару минут, решил уточнить:
- Ты надолго в Великий Новгород?
- Не знаю…- очень тихо выдохнула Настя.
- А потом, что собираешься делать? – не унимался Доронин.
- Работать, жить…- так же тихо отвечала Настя.
С ним ли она собирается  жить, он уточнить побоялся, а она побоялась ему сказать.            
  6
На Ленинградском вокзале Доронин купил Насте билет на фирменный поезд в Великий Новгород, в вагон СВ. Других билетов просто на сегодняшний вечер не было, а супердорогие билеты в СВ никто не покупал. Когда Доронин покупал для билет (порадовавшись, что Бойко вернул Настин паспорт), словоохотливая кассирша ему доложила, что скорее всего Настя поедет одна в купе, в вагон СВ продано всего три билета.
А вот Настю билет в СВ не порадовал, она возмутилась, что слишком дорогой, Доронин якобы должен был предупредить, что билетов в плацкарт и в купе нет, она бы тогда поехала на автобусе! И так  он  много денег потратил – за гостиницу заплатил, вещи ей купил. Тут возразил Доронин, разразился гневной тирадой, что может быть хватит Насте считать его деньги это только его деньги, и сколько и куда хочет, туда он деньги и тратит!
И, так как до поезда оставался еще вагон времени, Доронин потащил Настю в Торговый центр на Площади трех вокзалов, захотел купить подарки для Нины Федоровны и Саньке, Насте кое-чего  - туалетные принадлежности и расческу, например. Настя возражать перестала, себе дороже, его все равно не переспоришь, только нервы истреплишь, и без того расстроенные, и еще, она настолько устала, что у нее просто сил не было спорить…Закупив то, что он хотел – Саньке новомодную электронную игру, Нине Федоровне красивый шелковый шарф, туалетные принадлежности для Насти, Доронин потащил ее обедать в кафе. Настя и в этом случае не возражала – есть она хотела очень сильно (с утра не ела, а день уже клонился к вечеру!). Они приземлились в небольшом, уютном кафе, заказали горячее, кофе, десерт (она не стала привередничать). И пока ожидали заказанное, на связь вдруг вышел Олег Бойко. Позвонил на мобильный Доронину, принялся рассказывать, что произошло после отъезда Александра с Настей. Рассказывал подробно, с шуточками и прибаутками. Доронин включил на телефоне громкую связь, хотел, что бы рассказ Бойко услышала Настя. Бойко рассказал вот что. Охранник Трофимовых, Василий Рябчиков, сразу после ареста раскололся, понял, что защищать его некому, хозяйки нет в живых, а хозяин находится в невменяемом состоянии, признался  в убийстве девушки в квартире Насти. Клялся, что не хотел никого убивать, просто девчонка ну очень шумела за дверью квартиры, а когда ее в квартиру впустили, то жуткий крик подняла. Василий ей пистолетом пригрозил, она еще громче кричать начала. Он зажал ей рот рукой, и, она его за эту руку укусила, тогда он выстрелил в нее, непроизвольно. Когда они с Гриневичем поняли, что девушка мертва, страшно испугались, решили из квартиры линять, сумку прихватили убитой девушки, деньги оттуда, небольшую сумму, тысяч тридцать-сорок вытащили, а сумку сожгли. В квартиру Насти они вломились, что бы журналистку запугать, и запись разговора об Экопоселении, записанный  Медицинском центре. А вот тех стариков, что до Экопоселения не доехали, он вешать на себя не стал, кричал, что они сами мерли, а он с ребятами только трупы их в лес вывозил, закапывал, больные они были, одной ногой в могиле стояли, дунешь, и рассыпяться! Бойко еще говорил, что Трофимова выдадут, он гражданин России, и судить его будут на родине, но не за убийства, а за мошенничество, если его лекции мошенничеством признают. К убийствам он не причастен, денег за квартиры стариков не получал, запрещенными методами никого не лечил…В общем во всем виновата покойница Варвара. А вот ее убийцу, старуху Трофимову, судить будут в Белоруссии, сколько уж ей там дадут, неизвестно, может быть решат, что она убила в состоянии аффекта, тогда оправдают. Охранников Варвары, за исключением Рябчикова, отпустили, они не виноваты, если только в похищении Насти и Аленки, так Аленка отказалась заявление о похищении писать (Настя закивала, Доронин понял, что и она заявление писать не будет). Ищут Гриневича, а тот как в воду канул, но скорее всего, быстро найдут, на всех вокзалах, во всех аэропортах его фотографии имеются, и на машине он границу пересечь не сможет, тотальные проверки автотранспорта, мышь не проскочит! Бойко был весел, возбужден, и крайне доволен собой. Доронин спросил, может ли Настя поехать навестить мать и сына, в Великий Новгород, у нее же подписка о невыезде, Бойко затараторил, конечно может, хочет – пусть едет, он ее дело сегодня же вечером закроет! И еще Бойко сказал, что Аленка пока поживет у него, у него трехкомнатная квартира, а у Доронина в квартире она у деда в уголке ютится! Доронин согласился, Аленка свободная девушка, может жить у кого хочет, хочет жить у Бойко, пусть живет. Аленка во время разговора Бойко с Дорониным находилась рядом с Олегом, ее голос был хорошо слышан в телефонной трубке, она говорила, что если ей можно переехать к Бойко, она, завтра забежит, заберет свои вещи. Доронин обещал деда Васю предупредить. На этом разговор с Бойко закончился.
Вскоре закончился и ужин Доронина с Настей, все было съедено и выпито. Доронин  оплатил счет, тяжело поднялся из-за столика в кафе, решил – нечего тянуть время, скоро отходит Настин поезд.
7
Они не спеша направились к Ленинградскому вокзалу.
Настин поезд уже стоял у перрона.
Они медленно продвигались вдоль поезда, к нужному вагону. И пока они шли,  Доронин напряженно  думал,   мысленно подбирал слова, сочинял речь,   обращенную к Насте:
« Настя, любимая! Не уезжай, останься! Не бросай меня! Я очень люблю тебя, очень! Я не смогу жить без тебя, по крайней мере, мне будет очень трудно, плохо, больно без тебя… Я никогда не кого не любил так сильно, как тебя, влюбился впервые, а я уже не мальчик, пятый десяток пошел… Но только теперь я осознал, что такое любить, и как прекрасно любить! Мы с тобой идеально подходим друг другу, понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда. Мы прекрасная пара, это видно сразу. Но почему ты бросаешь меня? Я же понимаю, ты сейчас уедешь, и ко мне больше не вернешься! У тебя есть цель – стать богатой и знаменитой, так добивайся, я не помешаю  тебе! Позволь мне любить тебя, помогать тебе. Позволь мне заботиться о тебе, о Саньке, о твоей маме… Не уезжай, умоляю!».
И в это же время Настя мысленно обращалась к Доронину:
«Доронин,  не дай мне уехать! Дерни стоп-кран, останови поезд! Сделай хоть что-нибудь, только не дай мне уехать! Я понимаю, ты запомнил, что я говорила тебе в первые дни нашего, что хочу стать богатой и знаменитой, и теперь ты не хочешь мешать, отпускаешь меня с миром… Но я не хочу уезжать от тебя! Не отпускай меня, Доронин, ведь я люблю тебя! По-настоящему, по серьезному, по взрослому! Мы - идеальная пара, ты, что этого не понял? Мы будем отличной семьей, заработаем на квартиру, заберем Саньку, я рожу тебе еще ребенка. Да не хочу я быть богатой и знаменитой, уже не хочу! Я хочу быть твоей женой!»
«Как переубедить тебя, Настя, не уезжать? Какие сказать тебе слова, что бы ты поняла меня? Не оратор я, это ты журналистка, властитель человеческих душ! Я заикнусь сейчас, что хочу, что бы ты осталась, и что ты ответишь? Что мы обо всем договорились, вместе мы временно, ничего друг другу не обещаем, и вместе мы до тех пор, пока один из нас не захочет уйти… Ты захотела уйти от меня, и я не имею права тебя удерживать…»
«Возрази мне, Доронин! Скажи, что я дура, ничего не понимаю в жизни, что все мои планы – утопия. Удержи меня, если хочешь свяжи, но только не отпускай от себя! Но ты не сделаешь этого. Ты  помнишь, что я тогда наболтала. И я точно дура, если сейчас я уеду, то навсегда потеряю тебя. Видит Бог, я этого не хочу делать… Я уеду, ты забудешь меня, но может быть, где-нибудь в уголке своего сердца все же  сохранишь память обо мне, будешь вспоминать иногда безолаберную журналистку, что пряталась в твоей комнате в коммуналке, и которую ты спас от смерти, проявив чудеса храбрости. Ты женишься на хорошей доброй девушке, она нарожает  детей, вы купите квартиру, и ты совсем забудешь меня, даже из уголка памяти выкинешь… Господи, почему у меня такой отвратительный характер, почему я всегда поступаю по своему, даже если это не правильно, я все равно поступаю по-своему!»
«Я никогда не забуду тебя,  Настя! Не дай Бог травму головы получу и память  потеряю, тогда забуду… Даже если в моей жизни будет другая женщина, если она будет, я не забуду тебя, Настя. Те эмоции, что я пережил с тобой, забыть невозможно. Не забывается такое. Ты – лучшее, что было в моей жизни. Для того, что бы такое пережить, стоило пройти те ужасы,, что я прошел - ранение, кому, психбольницу. Те эмоции, что я пережил с тобой, дано пережить избранным, и мы с тобой избранные… Давай попробуем начать сначала – не уезжай, Настя!»
Но ничего вышеизложенного они друг другу не сказали. Остановились у ее вагона, предъявили проводнице Настин билет и паспорт. Проводница пригласила Настю пройти в вагон, удивилась, что у той нет при себе никаких вещей, небольшой пластиковый пакет из дорого бутика и еще один пакет, побольше, с символикой магазина «Детский Мир». Настя осталась на перроне, Доронин поднялся в вагон, нашел Настино купе, оставил там ее пакеты, спустился на перрон, остановился рядом с Настей, взял ее за руку…

До отправления поезда оставалось всего несколько минут. Настя и Доронин стояли у вагона, он держал ее за руку. Он произнес:
- Настя, послушай меня…
Она не дала ему договорить, затараторила:
- Саша, прошу, ничего не говори, лучше молчи, лучше молчи, не накручивай не себя, не меня, я все равно уеду…
И тут же отругала себя – она даже не захотела его выслушать, она мечтала, что бы он удержал ее, остановил! Доронин ее услышал, замолчал, но руку Насти не отпускал. Поезд дернулся, как ретивый конь, ему не терпелось отправиться в путь, стучать колесами по стальным рельсам, считать шпалы. Нетерпеливая проводница торопила Настю:
- Девушка, если Вы едите, идите в вагон… - тут же обратилась к Доронину, - Мужчина, прощайтесь с девушкой, она уезжает. А если не хотите ее отпускать, я сейчас ее вещи принесу. Деньги за билет вряд  ли вернуть удастся, деньги большие, но любовь стоит этих денег…
Настя замотала головой:
- Нет, нет, я еду…
Вытянула руку, из крепко сжимавших ее  пальцев Доронина, взглянула ему в глаза, проговорила:
- Прощай, Саша, не поминай лихом. Женись, обязательно, на хорошей девушке, и будь счастлив…
- И тебе удачи, Настя! – выдавил из себя Доронин, - Не рискуй понапрасну, если помощь моя потребуется, звони…
- Ты придешь на помощь, как Чип и Дейл?
- Да, в одном лице…
Настя поднялась по ступенькам в вагон, оглянулась на Доронина. Тот махнул рук, попытайся улыбнуться…Поезд отошел от платформы, Доронин проводив весь состав, до последнего вагона,  направился к своей машине, уселся на водительское сиденье, постучал ладонью по рулю, тяжело вздохнул, философски подумал, что вот сейчас наступил новый этап его жизни, без Насти. Он может вернуться к своему прежнему образу жизни, но что интересно, он этого не хочет! Он изменился под влиянием Насти, разительно. Он не хочет возвращаться обратно, в свою удобную, теплую норку, он хочет активной, полноценной жизни. Хочет новых отношений, может быть, если ему очень повезет, он исполнит пожелание Насти, жениться на хорошей, доброй девушке, и все в его жизни будет на пять баллов… Но нет, хорошо не будет, Насти не будет рядом… Она не будет встречать его вечерами с улыбкой, кормить его ужином, потрясающим, приготовленным под руководством кулинарки Галы, рассказывать последние новости, и самое главное, не будет засыпать рядом с ним, уткнувшись носом в его плечо.
8
Он решил поехать на «мойку», искупать своего железного коня, запылился конь в пути, поистрепался. Домой ехать не хотел, еще было достаточно рано, соседи не спали, и ему пришлось бы рассказывать о своих приключениях, соседи не отстали бы, а рассказывать ему страшно не хотелось… Если бы он мог плакать, он бы заплакал…      
А вот Настя зарыдала. Она сидела на диване в дорогущем купе СВ поезда Москва- Великий Новгород, поджав ноги, завернувшись в подаренную Дорониным синюю кофту, и рыдала, и ей было невыносимо плохо. В купе заглянула проводница, присела рядом с Настей, погладила ее по плечу, спросила:
- Он, что женат?
Настя помотала головой, проводница продолжала:
- Тогда я ничего не понимаю, если тебе так хреново, зачем ты уехала?
Настя ответила ей вопросом на вопрос:
- Почему он не удержал меня, почему отпустил? Почему не побежал за поездом, не догнал, не дернул стоп-кран?
Проводница спросила с удивлением:
- А должен был?
- Еще как должен! – рыдала Настя, лупя кулачком по диванной мягкой подушке, украшавшей вагон СВ. Проводница опять задала вопрос:
- А он об этом знал? Ты ему намекнула?
Тут Настя впервые задумалась, а проводница, увидев ее заинтересованность, продолжала развивать свою теорию:
- Мужики, они как дети,  их всюду направлять нужно, все им подсказывать. Вот твой мужик,  с виду здоровый, умный, красивый, а ведь не догадался, что ты уезжать не хочешь, и ты же сама ему сказала, я слышала, как ты говорила, что бы он заткнулся, ты хочешь уехать!
- Это конец…- простонала Настя, - мы больше не увидимся!
- Почему не увидитесь? Он женат?
- Нет, давно в разводе.
- Ты замужем?
- Никогда не была…
- Тогда ничего не понимаю…Что мешает вам быть вместе? Ты его любишь, он тебя боготворит…
Настя замотала головой, выдавила из себя:
- Только я виновата, сказала как-то ему ерунду, он запомнил, и настолько хорошо ко мне относится, что не спорит, мои слова как истину воспринимает. А должен поспорить!
- Так я говорю же, мужики как дети, им все разжевывать нужно и в рот положить, а ты, видно, слово в простоте не скажешь… А он, хоть и здоровый, недопонимает тебя… Позвони ему, объясни что к чему…
Проводница, очень довольная тем, что ей удалось поучить уму-разуму высокообразованную пассажирку, со вздохом поднялась, ей все-таки нужно было приступить к своим обязанностям, покидая купе Насти, коротко сказала:
- Успокаивайся, я тебе сейчас чаю принесу, а ты пока позвони своему мужику, не стоит такими роскошными кадрами разбрасываться, а то, вот такие, как я подберут, что плохо лежит…
Настя кивнула проводнице, согласилась с ней, но только по поводу чая, звонить Доронину она не собиралась, да просто откровенно, физически не смогла бы ему позвонить, понимала – они расстались навсегда, и она сама во всем виновата, а просить прощения – это не про нее, никогда не у кого прощения она не просила…

Глава восемнадцатая. Александр Доронин. Весна.   
1
Доронин вернулся в свою коммуналку очень поздно, в двенадцатом часу ночи, проводив Настю на вокзале, он поехал на мойку, и пару часов потратил на мытье машины. То есть машину мыл, конечно же, не он, он сидел на улице, возле мойки, курил, и терпеливо ждал, пока  его машина будет вымыта. С места не сдвинулся. Потом, когда его машина уже сияла чистотой, поехал в ресторан, ужинать. Есть он не хотел, но нужно было как-то убить время, не маячить в квартире, перед соседями. И только в тот вечер, единственный раз за несколько лет, что  жил в коммуналке, он пожалел об этом. Пожалел, что у него нет отдельной квартиры, где он не перед кем не отчитывался бы.   В ресторане, неподалеку от его дома, долго выбирал блюда, решал, что он хочет съесть сейчас, рыбу или мясо. Выбрал рыбу, салат, и даже пива выпил (не смотря, что он был за рулем), закуски, соленья и копчености (которые, чуть ковырнул вилкой). Ел он медленно, с чувством, с толком с расстановкой. Он приехал домой ближе к полуночи, его соседи, на его счастье спали, быстро принял душ, и тоже лег спать. В отличии от прошлой ночи, когда он думал, что заснет сразу, так он тогда устал, спать в эту ночь он не рассчитывал, хоть сегодня он устал не меньше, чем вчера. Думал, не заснет вообще. Однако, скорее всего, в его организме накопилась усталость, и он заснул сном праведника, едва коснувшись головой подушки. Проснулся ровно в шесть часов утра, сработали  биологические часы,  выспался он отлично, спал без снов, крепко и глубоко. И настроение у него в это утро было совсем не плохим.
В ванной комнате, принимая душ и бреясь, он пытался припомнить, какой же нынче день недели. И только закончив со своим туалетом, переходя из ванной на кухню, он вспомнил, что вообще-то сегодня суббота, и он с легким сердцем может поехать в спортивный клуб, позаниматься от души, с двойной нагрузкой, в прошлую субботу он там не был. …
Когда он жарил к завтраку яичницу, на кухню выплыла его любимая соседка, Гала. Увидела его, разохалась, разахалась. По  лицу Доронина сразу поняла, что все его несчастья, слава Богу, миновали. И, конечно же, принялась выспрашивать, что с Настей, что с Аленкой. Доронин сразу же пыл ее любопытства охолодил. Сказал, как отрезал:
- Настя уехала в Великий Новгород, к своим родным. Погостит пока там. И вообще, жить в этой квартире она больше не будет, мы с ней расстались, она так захотела.
Галу не удивил его ответ, она лишь пожала плечами, задала следующий вопрос,  потому что именно эта тема разговора интересовала ее чрезвычайно:
- А ты, именно ты, что решил?
Доронин промолчал, Гала продолжала его пытать:
- Ты почему не остановил ее, не топнул ногой, не стукнул кулаком по столу, не приказал ей остаться?
- Я не насильник, не хочет со мной жить, не нужно!
- Ты меня может сейчас конечно послать куда подальше, и даже матом, только я вот что скажу – испытывала она тебя, любовь твою проверяла, решала для себя – если любишь – остановишь ее. А ты ее не понял!
- Галочка, дорогая моя соседушка, в первый же наш совместный вечер вот именно в этой квартире, она поставила ультиматум – мы вместе пока один из нас не захочет уйти. Она захотела уйти сейчас…
- Так ее характер упертый тоже нужно учитывать. Это она когда сказала… А после определенно передумала, пожалела, что когда-то сказала. Любит она тебя!
Доронин устал от этого разговора, ему было все еще очень больно, Гала своими вопросами бередила свежую душевную рану, он взмолился:
- Давай не будем больше о Насте. Ушла и ушла. Вернется – приму с распростертыми объятьями, не вернется, попробую научиться жить без нее!
- Вернется, обязательно вернется, и тогда ты меня вспомнишь!
Гала заварила свой фирменный кофе, он угостил ее своей фирменной яичницей, и конечно же она угостила его хачапури (вчера пекла для себя и деда),   поговорили немного об Аленке, сменившей их коммуналку на отдельную квартиру (Доронин доложил, что она прибежит сегодня за вещами, просил предупредить деда), и тут, Гала выложила ему сенсационную новость, хлопнула себя ладонью по лбу, выпалила:
- Вот я дура старая, забыла совсем рассказать! Наш же дом расселяют!
-Как расселяют? – удивился Доронин, закуривая свою первую утреннюю сигарету, под неповторимый армянский кофе.
- А вот так! На днях риэлтеры по квартирам ходили, списки жильцов составляли, расспрашивали, кто, куда хочет переехать!
- Как кто, и как куда? – недоумевал Доронин, в его представлении  переселение жильцов их дома, возможно, было только на окраину, в Южное Бутово, или,  Бирюлево, где жил покойный Леша Лисицын. И переселение почти насильственное, ордер в зубы, и вперед, на окраину, не хочешь, как хочешь, на улицу выметайся. Для себя Доронин ничего кроме малогабаритной однокомнатной квартиры на окраине, в многоэтажке не ждал, лишь хотел, что бы эта многоэтажка находилась на юге столицы, поближе к его работе и к местожительству его сестры Инны, которая с семьей обитала в Домодедово, как раз на юге. И вот теперь Гала рассказывает какие-то небылицы, что мол опрашивали жильцов, кто где хочет жить. А Гала продолжала вещать:
- Так вот, после посещения риэлтеров, я в домоуправление сгоняла. Там подтвердили, наш дом и еще соседний, тоже с коммуналками, расселяет коммерческая фирма, на этом месте что-то элитное возведут, то ли гостиницу, то ли торговый центр, а может быть жилье для богачей. У этой коммерческой фирмы деньги куры не клюют, да и  условие поставили, что жильцы расселяются  согласно их желаниям, что бы жалоб и судов избежать...
- Сказки какие-то… - недоверчиво бросил Доронин.            
- Ничего не сказки! – обиделась Гала, - У деда можешь спросить, и у Магомеда!  Вот, например, Магомед сразу заявил, что хочет квартиру побольше, у него семья многодетная, и  в ближайшем  Подмосковье, названия поселка  не могу припомнить, в общем, там его родственники какие-то живут. Риэлтеры ему тут же квартиру такую  пообещали. И сегодня должны за ним приехать, квартиру повезти его смотреть.  Ты подожди, не уходи, риэлтеры приедут, тебя в список внесут, и пожелания твои запишут…
- Нет у меня никаких пожеланий, Галочка… - возразил Доронин, - Не верю я. Скорее всего, комнаты у нас отберут, а нас всех вместе взятых, в лес вывезут, и закопают…
- Ужасы какие-то говоришь! В лесу закопают! А я вот верю, что дом расселяют, я документы видела…
- Ты в этих документах чего понимаешь?
- Я не понимаю, а вот Магомед тоже  документы видел, он понимает. И звонил своим друзьям, проверял правда ли это, те информацию пробили, сказали правда…- убеждала Гала, а Доронин  продолжал сомневаться:
- Если я действительно кому-нибудь нужен, меня найдут, и варианты переселения предложат. Я никого ждать не намерен. А вот ты сама, Галочка, куда хочешь поехать?
Гала погрустнела, тяжело вздохнула, ответила:
- Мы с дедом посовещались, и поняли, что никуда уезжать не хотим, всю жизнь здесь прожили, куда нам переезжать, только на кладбище…
Доронин поднялся из-за кухонного стола, за которым завтракал с Галой, похлопал любимую соседку по плечу, произнес:
-Не грусти, Гала, может быть все не так плохо, может действительно достойное жилье предложат, кошку тогда заведешь, свою собственную, а не бродячих подкармливать будешь…
Гала опять тяжело вздохнула:
- На старости лет ехать никуда не хочется… От друзей отрываться…
- Ну, во-первых, ты еще в самом соку, до старости тебе далеко, а во- вторых, кто тебе дружить запрещает, со мной, с дедом? Про Магомеда не говорю, он дружить с нами, после переезда, скорее всего не захочет…
Соседка отвернулась от Доронина, принялась собирать тарелки и чашки со стола, складывать посуду в мойку. И когда Доронин покидал кухню, он заметил, что у стоящей к нему спиной Галы, плечи ходят ходуном, она мыла посуду и плакала, видно уж очень не хотела никуда переезжать, и  перспектива наличия у нее в недалеком будущем собственной кошки ее не радовала …
           2
С Дорониным действительно связались риэлтеры, тем же вечером! Он было подумал, что рассказывая о расселении их дома, Гала выдает желаемое за действительное, услышала где-то звон, точного смысла которого не поняла. Ан нет!
 Теперь все по порядку.  Приехав в спортивный клуб, Доронин специально выключил телефон, не хотел отвлекаться на звонки во время тренировки, запер телефон  вместе со всеми своими вещами в личный шкафчик.  В спортивном зале он  начал тренировку с  тренажеров, на которых потел больше трех часов, да еще получил нагоняй от тренера, что занятие на прошлой неделе пропустил. Доронин объяснил, почему так случилось, но  тренер все равно остался недоволен, ворчал, что Доронину, с его-то здоровьем, пропускать занятия никак нельзя.  После тренажеров Доронин плавал в бассейне, затем парился в бане, а после бани больше часа наслаждался массажем. После  тренировки, сауны и массажа он с удовольствием выпил в баре кофе.
Он вышел из спортивного центра совершенно не чувствуя усталости,  и как ему показалось обновленным и помолодевшим. Поехал в свой любимый ресторан, пообедал, правда, в одиночестве, никого из его друзей в тот день в ресторане не было. А после обеда он решил махнуть в Сокольники, погулять в парке. Почему именно в Сокольники, он и сам не понял. Он был там всего пару раз! Но поехал, и не пожалел. Не спеша прогуливался по аллеям парка, наблюдал за весенним возрождением природы, и думал, думал… Обо всем думал, о прошлом, о будущем, о настоящем, О Насте, о себе, о Кристине и детях,  о перспективе получения новой квартиры… И, только, вернувшись домой, поздно вечером, он обнаружил, что телефон  так и не включил.
 Так вот, вернувшись домой, в десятом часу вечера, он застал на кухне, за  столом  своих соседей, Галу и деда, те ужинали. Было заметно, оба сильно расстроены, опечалены. Они сидели с совершенно перевернутыми лицами, почти плакали. Но Доронина ужинать с собой посадили, тот сильно сопротивлялся,  еще не проголодался после сытного обеда в ресторане. Доронин соседей своих уважил, сел с ними за стол, и даже рюмочку согласился выпить. И постеснялся спросить, что такого плохого произошло, побоялся отреагировать на произошедшее не должным образом, потому что у него самого настроение было неплохим.  Но Гала  о произошедшем у них с дедом, плохом, тут же пояснила, накладывая Доронину полную тарелку долмы. Она произнесла, нравоучительным тоном:
- Вот ты не поверил мне, Сашенька, а Магомед-то съехал!
 Доронин,     приняв у нее полную тарелку, переспросил:
- И куда съехал?
-Так в новую квартиру! – присоединился к рассказу Галы, дед, пьяненько хихикнув. Гала тут же  стукнула рукой по крышке стола, дед икнул, замолчал, предоставил право рассказывать соседке. Она и продолжила:
- Приехал риэлтер, утром, часов в десять, на машине, повез Магомеда квартиру смотреть. Часа через три они вернулись, Магомед велел свои бабам вещи собирать…А что им собирать, у них и вещей то нет! В «Газель» все вещи поместились, риэлторская фирма «Газель» предоставила. Посуду с кухни быстро в сумку большую покидали, коробки с вещами, что у дверей в коридоре стояли, вытащили, телевизор и холодильник отключили, вынесли, ковер скатали, и все! Уехали. Мы с дедом и глазом не успели моргнуть, а они уже прощаются. Магомед долго не раздумывал, договор сразу подписал, видно, побоялся долго недвижимость выбирать, решил, нужно брать, а то передумают…
Доронин не поверил соседям, пошел проверять, убедился, комната Магомеда была действительно девственно пуста… Тут он вспомнил про свой мобильный телефон, включил его, обнаружил несколько неотвеченных вызовов, с незнакомого номера, понял, скорее всего его домогаются риэлтеры. Вернулся за стол, к соседям, выпил с ними еще по рюмочке, под вкуснейшую долму, спросил:
- А, вы, куда переезжать надумали? Что у риэлтеров попросили?
Гала с дедом опустили глаза, дед ответил и за себя и за Галу:
- Ничего мы не просили, не хотим уезжать… Не нужно нам не коттеджей не квартир отдельных, нечего нам там делать…    
Гала добавила:
- Говорили с тобой об этом утром, Сашенька… Даже страшно подумать, с насиженного места перебираться…
Выпили еще, за удачу, потом за Магомеда, что бы ему жилось на новом месте хорошо, потом за будущее, что бы светлым оно было, а потом дед сгонял в ночной магазин, где его давно знали продавцы, и всегда продавали спиртное, не зависимо от времени суток. Бутылку, принесенную дедом, уговорили быстро. Дед заснул прямо за столом, уткнувшись лицом в тарелку с недоеденной долмой. Доронин транспортировал деда в его комнату, что делал раньше неоднократно, примерно в неделю раз...
Доронин, уложив деда, пил на кухне с Галой кофе, которое та сварила по его просьбе, и опять спросил у соседки:
- Галочка, что ты думаешь делать?
Гала ответила, с серьезным видом:
- Может быть, ты будешь осуждать меня, Сашенька, я вот что решила. Но я еще посоветуюсь с моими друзьями, с которыми вместе на митинги ходим, может быть, они, что-нибудь новенькое подскажут, но я надумала однокомнатную квартиру попросить, поближе к центру, больше одной комнаты мне  не нужно, и  квартиру новую  своей партии завещаю. Все польза будет от проклятых буржуинов простому народу.
Доронин усмехнулся, но вслух критиковать Галлу не стал, у всех свои заморочки. Гала хоть в своем выборе определилась. А он вообще ничего не надумал, понятия не имеет, что ему хочется. Вспомнил давний разговор с Настей, он тогда говорил, что хочет жить в домике у моря. Может быть, вот его шанс  этот домик получить? А где домик просить? В Сочи? В Крыму? А вот интересно, можно ли ему попросить домик на Кипре? С этими мыслями он пошел спать…   
   3
 Многострадальный дом, так долго ждавший расселения, наконец,    дождался. Его обитатели  вздохнули с облегчением, на их улицу пришел праздник. Они покидали дом с радостью, переезжали в новые долгожданные, выстраданные  квартиры. Нужно сказать, что жильцы особо не борзели, и у риэлтеров ничего сверхестественного не просили. Хоромы и особняки никому были не нужны (коммуналка в загородных особняках зашкаливает, и как из этих особняков до центра города добираться?). Люди хотели стандартные квартиры, в приличных районах и со свежим ремонтом (далеко не евро). Нужные квартиры находились быстро, дом пустел на глазах. Через месяц уехали почти все, кроме Галы, деда и Доронина.
И вот настал черед отъезда Галы. Риэлтеры, наконец, подобрали для нее достойную квартиру именно в том доме, где она хотела (в доме, где проживал ее партийный лидер, такое  было условие Галы). Доронин ездил с ней смотреть новую квартиру, очень даже неплохую, в кирпично-монолитном доме, светлую, с большой кухней, оснащенной мебелью и встроенной техникой (плитой, холодильником и посудомоечной машиной), и просто огромной комнатой, почти тридцать метров. В квартире никто никогда не жил. Квартиру купили, сделали в ней ремонт, и закрыли до лучших времен, даже не сдавали никогда. Лучшие времена не наступили, хозяевам квартиры понадобились деньги, пришлось продавать. Квартира стоила дорого, но риэлторам не терпелось расселить злополучный дом, и им пришлось купить эту квартиру для Галы, да еще и мебелишку кое-какую в качестве бонуса в квартиру прикупить, лишь бы ненавистная старуха скорее переехала.
Гала, скрепя сердцем подписала договор,  и разрыдалась. Назад дороги уже не было. В тот же день, к вечеру она наготовила всяческих вкусностей, себя превзошла. Устроила отходную.
За столом, уставленном явствами, сидели лишь трое – сама Гала и ее любимые соседи – дед Вася и Доронин, приглашали Аленку, но Бойко, по телефону, когда ему позвонил Доронин, сказал, что уехала она куда-то, чуть ли не в паломническую поездку. Насте сам Доронин звонить не разрешил.
Хозяйка вечера, за столом, вытирала невольные слезы, угощала своих гостей, сама есть не могла. И гостей страшно удивила тем, что  на неделю вперед им обед приготовила, в холодильнике у Доронина оставила…
В последний вечер Галы в ее родной квартире, соседи говорили с ней обо всем на свете, вспоминали смешные случаи из их долгой совместной жизни. О том, что Гала завтра утром уедет из квартиры, где прожила всю жизнь, старались не упоминать. Доронин заставил Галлу сосредоточиться, вспомнить номер городского телефона в ее новой квартире (там был телефон), старательно записал номер в свой телефон, адрес он и так знал, ездил вместе с ней смотреть квартиру, обещал на днях к соседке заехать. К полуночи, смертельно уставшая Гала ушла спать, за ней, в 9 утра должна была прийти машина.
Так вот, Гала ушла спать, за столом остались дед и Доронин, и только тогда дед выложил свою мечту-идею, пожелал получить одобрение от любимого соседа. Дед спросил:
- А как думаешь, Саша, если я в дом престарелых попрошусь, это возможно?  Риэлтеры  мое пребывание там оплатят?
- В дом престарелых? – удивился Доронин, - Зачем туда-то?  Не хочешь отдельную квартиру, так со мной поедем, только, чур, не пить много, а то выселю тебя!
- Так, я не в обычный дом престарелых хочу, а в элитный. Там где артисты всякие свой век доживают, писатели, художники. В культурном обществе свой век скоротать хочу, и уход, чтобы был приличный, кормили хорошо, медицина, сестрички в белых халатиках…
- А что – это идея! – одобрил Доронин, - Ты в таком доме отлично проживешь, не скучно тебе будем, навещать тебя буду, а надоест, ко мне переселишься…Только договор на проживание в доме престарелых дашь мне прочитать, и прежде чем переезжать, посмотреть нужно, оценить, что за место для тебя найдут…
Дед облегченно вздохнул, судьбу свою он решил, спросил Доронина:
- А ты, Саша, что же решил?
Доронин пожал плечами. Он до сих пор не решил ничего. Он не хотел уезжать из своего дома. Как верный пес Хатико ждал своего хозяина много лет на одном месте, так и Доронин ждал Настю в старом доме. Понимал, что глупо ждать, и что если  она захочет вернуться, приедет в этот дом, и не найдет его, у нее имеется  номер телефона Доронина, она знала, где он работал,  знала номера телефонов его друзей Сергея Пирогова и  Олега Бойко, да и сам Доронин не иголка, не потеряется в стогу сена. И потом, если она захотела вернуться, она бы вернулась. Но она  даже не звонила ему. Он звонил сам, ее матери. Первый раз позвонил  на следующее утро после ее отъезда. Поинтересовался, как Настя доехала, как себя чувствует, а Нина Федоровна, в свою очередь, поблагодарила его за подарки ей и Саньке. Через неделю Доронин позвонил еще раз, доложил, что дверь в Настиной квартире (по его просьбе и за его деньги, о чем он не сказал), отремонтировали парни Сереги Пирогова. После ремонта двери и смены замков, парни по своей инициативе, сделали в квартире генеральную уборку, а Доронин передал им Настины вещи, упакованные в большую спортивную сумку, те, что он покупал для нее, пока они жили вместе. И еще он приобрел Насте новый компьютер (ее старый был разбит бандитами). А Бойко вернул Доронину Настину сумку-рюкзачек со всем содержимым (документами и ключами, косметичкой, кошельком с деньгами(теми, что Настя вытащила из барсетки Доронина), и ее белую куртку. Доронин эти вещи также упаковал вместе со всеми Настиным скарбом, подготовленным для транспортировки в ее квартиру.    Ключи от новых замков парни оставили в соседней квартире, у той самой соседки, что сдавала квартиру,  Доронин присутствовал при этом, он к тому же заплатил арендную плату за месяц вперед (о чем тоже не сказал матери Насти). Нина Федоровна внимательно выслушала его рассказ, поблагодарила и захотела позвать к телефону Настю, но Доронин повесил трубку, с Настей он говорить был не готов.    
    4
Та весна в жизни Доронина была вообще чрезвычайно насыщенной. Помимо расселения его дома, и поиска жилья для него самого, той весной в его жизни произошло множество событий, достойных упоминания. Как по мановению волшебной палочки, Александр Доронин, долго и нудно переживающий душевную боль, находившийся несколько лет в страшной депрессии, излечившись и от душевной боли и от депрессии, изменился внешне, без всяких там пластических операций, диет и салонов красоты, и изменил свою судьбу.    
Во-первых, его друг, Сергей Пирогов, собрался в депутаты ГосДумы, вернее ему это предложили сильные мира сего, и Сергей, конечно же, согласился. От такого предложения не отказываются. И Сергею понадобился свой человек, которому он мог бы передать отлично налаженный и прибыльный охранный бизнес. И он предложил бизнес своему другу, Александру Доронину, которого хотел назначить на должность Генерального директора, собственниками бизнеса становились жена Пирогова и его старший сын, студент. Родственники Пирогова, конечно же, ничего в охранном бизнесе не понимали,  а Доронин был в этом деле спецом, и он, кстати,  отказываться не стал. Сергей был его лучшим другом, и он, Доронин был обязан ему жизнью. А то, что Доронин справиться с работой, будет работать честно, Сергей не сомневался. Ударили по рукам, Доронин уволился из Торгового Центра, но перед тем как приступить к новой работе, попросил у Сергея месяц отпуска, ему якобы на новую квартиру нужно было перебираться… Но с квартирой было все неясно. Не выбрал Доронин себе еще квартиру. Будучи в отпуске потихоньку перевозил вещи и мебель в коттедж своей сестры, складировал там в гараже. Периодически он ездил смотреть квартиры в городе и таунхаусы в пригороде, даже коттедж смотрел именно в том поселке, где жила его сестра. Но отказался он и от квартир, и от таунхаусов, и от коттеджа. Понял сразу -  не хочет он жить в этих квартирах и коттеджах. Риэлтеры тихо зверели. Они уже расселили  соседний дом полностью, а из этого злосчастного, многострадального дома съехали все, кроме Доронина… Тот кочевряжился. Сестра  Доронина тоже не понимала, почему он тянет с переездом, ведь, что хочет, может выбрать от коттеджа на Рублевки до виллы на Кипре! Доронин все тянул…Как будто ждал, что вот Настя опять появиться в его жизни, и решит, куда они переедут… 
А пока… А пока, во-вторых…
Он долго думал, и додумался вот до чего - клин выбивают клином. Забыть Настю он сможет только с помощью другой женщины. Чем черт не шутит,  и он решил жениться. На Светлане, парикмахерше. Вроде бы она не плохая женщина, и Доронин ей нравиться.  Определил для себя – он жениться на Светлане, окунется в новые заботы, и забудет Настю, навсегда. Может быть, они со Светланой еще и ребеночка общего смогут родить, и, совсем хорошо все будет. А в качестве свадебного подарка он ей квартиру подарит, ту, что за комнату в коммуналке получит. Спросит ненароком, где бы она хотела квартиру, и какую, такую он и выберет, и голову ему по поводу подарка ломать не нужно.
Решив, таким образом, взял быка за рога. В один из последних дней его работы в Торговом центре, пригласил Светлану на свидание, на ужин в ресторан. Та от такого предложения обалдела! В не себя от радости была! Конечно же, согласилась на обед в ресторане!

Доронин выбрал один из самых дорогих и пафосных ресторанов, чем сразил Светлану окончательно.
В ресторан он повез ее на такси, решил, что выпить немного спиртного ему просто необходимо, для храбрости, а если он за рулем, на своей машине поедет, и спиртного себе не позволит, то застесняется, и предложения руки и сердца Светлане сделать не сможет, и вообще, из ресторана, от потенциальной невесты, сбежит, в свою берлогу, по Насте страдать…После двух фужеров французского вина он раскрепостился, перестал думать о Насте, и предложение  руки и сердца своей спутнице сделал! Та смутилась, и на его удивление, такое соблазнительное предложение сразу не приняла, обещала подумать… После ужина, опять же  на такси, сладкая парочка, Доронин со Светланой, поехали к ней домой, на кофе с коньяком…И после кофе и коньяка, на его счастье (как он тогда подумал), Светлана согласилась выйти  за него замуж. Думала над его предложением руки и сердца  она всего-то час с небольшим - окончание ужина, по дороге от ресторана до ее дома, и выпив одну чашку кофе. После кофе, коньяка и ее согласия последовало то, что должно было последовать. И он опять вспомнил Настю, та называла такие вот отношения между мужчиной и женщиной «любовью», и спорила с Дорониным, который говорил слово «секс», Настей просто ненавистное...
 Видит Бог, он старался, очень старался, и ему даже показалось, что у него все отлично получилось. Вернее он так думал, ночью. Утром, после завтрака он так думать перестал...

 Ночью, проведенной вместе с Дорониным, не смотря на его удивительные  старания, Светлана все про него поняла. И, утром, после завтра, она разбила  его радужные мечты об их будущей совместной жизни. Они пили кофе на ее светлой кухне, за красиво накрытым столом, ели бутерброды с черной икрой, и свежие круасаны. Но настроение и у Светланы и у Доронина было далеко от праздничного. Оба напряженно думали. Он - о том, как по хитрее   выведать у нее информацию о перспективах переезда в новую квартиру. А она…Она озвучила свои мысли сразу, как только они закончили завтракать. Произнесла:
- Нам нужно серьезно поговорить с тобой, Саша!
Доронин смутился, пробурчал:
- О чем, Светлана? Что-то не так?
- В этом ты прав… - ответила Светлана, - Что-то не так! Нет, не так, не что-то, а все не так! Понимаешь, Саша, я очень долгое время думала, что у нас с тобой может что-то получиться. Ты мне очень нравился, и продолжаешь нравиться и сейчас, очень и очень. И в постели с тобой мне было невероятно комфортно.  Так вот, раньше ты был очень одиноким, потерянным… Сильный мужик с совершено отрешенным, потерянным взглядом. И этого сильного мужика хотелось пожалеть, отогреть. Но в последнее время ты сильно изменился, стал другим человеком, и этот мужчина уже не для меня…
- Так что не так? – опять буркнул Доронин, он не понимал, о чем она говорит, но чувствовал, она сейчас даст ему от ворот поворот, только почему? Она продолжала:
-  Ты великолепнейший мужчина, во всех отношениях, ты умный, благородный, ты очень добрый и щедрый, ты потрясающий красавец, даже не понятно, как при такой внешности ты не зазнался, не загордился, да и в постели ты царь и бог. А еще ты любишь детей, просил меня ребеночка родить, и про своих двоих ребят рассказывал. За тобой как за каменной стеной любая женщина будет, и я это уже ощутила. Но…Но есть одна очень серьезная проблема, и именно из-за нее мы никогда не будем вместе…
- Какая? – выдавил с трудом из себя Доронин,  Светлана говорила:
- Мы могли бы с тобой пожениться, и если бы не этот разговор, определенно поженились бы. Сыграли шикарную свадьбу, купили бы хорошую квартиру, машину, дачу, ездили бы по несколько раз в год заграницу отдыхать, на лучшие курорты, мир бы увидели. Наверное, родили бы ребеночка, а то и двух, успели бы. И со стороны казались бы счастливейшей семьей. Но только со стороны. И все бы нам завидовали. И напрасно завидовали бы… 
- Почему? – все еще недоумевал Доронин.
- Потому что ты не любишь меня. И никогда не полюбишь.
- Не полюблю?
- Ты любишь другую женщину, и почему-то не хочешь в этом себе признаться. Та, другая, бортанула тебя?
Доронин молчал, пытался сообразить, где он прокололся, и как дал возможность  Светлане заподозрить его в чувствах к другой женщине. А Светлана уже вошла в раж:
- Понимаешь, Саша, той, другой женщине страшно повезло, ты ее любишь. Я не хуже ее, ничем не хуже, и я тоже хочу любви, заслужила… Хочу нормальных человеческих отношений, не хочу вранья…
- Я не вру тебе. Я, искренне хочу на тебе жениться, хочу жить с тобой, а не с какой-то мифической другой женщиной, которую я якобы люблю…
- Ты хочешь жениться на мне, потому что по какой-то причине, не известной мне, не можешь жениться  на той, как ты говоришь, мифической, другой… Ведь я права? И я не хочу, дождавшись любимого мужа вечером с работы, наткнуться на его холодный отчужденный взгляд…
Доронин вздохнул, взъерошил свои густые волосы, которые он тщательно приглаживал после утреннего душа, двадцать минут назад, с силой потер затылок, произнес:
- Прости меня, Света, ты чудесная женщина, я желаю тебе счастья, ты действительно его заслужила. Я пойду, пожалуй…
Светлана кивнула. Доронин встал, принялся застегивать пуговицы на рубашке (за столом он сидел в брюках и расстегнутой рубашке, накинул рубашку после утреннего душа, застегивать не стал). Он хотел уйти от Светланы, ничего не объясняя, мол, не хочет она за него замуж, нафантазировала себе, бог знает что, напридумывала, пусть одна и кукует до скончания своего бабьего века, вряд ли ей попадется рыцарь, прекрасный во всех отношениях, да еще влюбленный в нее по гроб жизни, но передумал. Решил выяснить, чем он ей так не угодил. Спросил:
- Скажи мне, Света, все-таки, что со мной не так, если я тебе нравился, даже сегодня ночью еще нравился, а теперь ты меня гонишь? Что произошло?
- Ты был совершенно другим еще месяц назад, и ты изменился очень сильно, и изменился, потому что влюбился, я права? Тот мужчина, которым ты был раньше мне подходил, и меня не обманывал, я была сильнее его. Но, сейчас ты другой, и этот мужчина не для меня, он сильнее меня. Я повторюсь, я очень хочу любви, тот, прежний Саша меня мог бы полюбить, Саша, который сидит напротив меня, никогда меня не полюбит, он любит другую. Он жениться на мне, и проживет со мной долгие годы, но, что это будет за жизнь...Ты, Саша, почему-то хочешь мучить себя, всю оставшуюся свою жизнь, так мучай на здоровье! Но я мучений рядом с тобой не заслужила…
Доронин опять кивнул, и только сейчас понял, что удача все еще на его стороне, женившись на этой странной женщине он, скорее всего, через пару лет с ней развелся, не выдержал бы упреков, истерик и ревности с ее стороны. Господи, она говорит, что у него холодные глаза! От другой женщины, неделю назад, он слышал обратное, что  у него самые теплые глаза в мире!      

В Торговый центр, в свой последний рабочий день, Доронин добирался на старом помятом «Форде», который он тормазнул у дома Светланы. Сидел рядом с водителем, скрежетал зубами. Он страшно жалел, что польстился на возможность выпить вина для повышения настроения, и оставил свою машину на стоянке Торгового центра. А вот если бы не пил вина, то и предложение руки и сердца Светлане не стал бы делать, и следовательно, той безобразной сцены, что он пережил только что, не произошло бы.   
Пробравшись окольными путями в свой кабинет, Доронин за сегодняшний день во второй раз за себя порадовался, ему везет. Он хотел забрать свои вещи раньше, но не успел, оставил сбор вещей на последний день пребывания в Торговом центре. И теперь смог и побриться, хорошенько умыться, и переодеть рубашку. Он, как все военные, был хозяйственным и запасливым, на работе хранил запас чистых рубашек и бритвенных принадлежностей, а также  флакон одеколона, кусок мыла, бутылку с шампунем. Вот сейчас ему все это и понадобилось…   …
5
Так вот, Доронин, уволившись с работы, и оговорив себе месяц отпуска, якобы для переезда на новую квартиру, ее, эту квартиру, искал спустя рукава, от всех предложений риэлтеров, даже супер выгодных, отказывался. Строители, возводящие столь выгодный объект на месте старого жилого дома, этого странного, упертого, оставшегося в единственном числе, жильца просто возненавидели! Он тормозил всю стройку. Стараясь выкурить жильца силовыми методами, строители  окружили его дом строительными лесами, и потихоньку, мера за мерой, делали его жизнь невыносимой. Отключили в доме горячую воду (но этим они Доронина не проняли), потом газ, грозились отключить свет и холодную воду…
Доронин решил посоветоваться с Бойко, может быть ему взять деньги, большую сумму, и съехать, если подходящая квартира никак не находится, и могут ли его выселить насильно, без предоставления компенсации. Он позвонил Бойко на службу, был просто ошарашен услышанной от коллег Бойко новостью. Коллеги Бойко ему сказали, что Олег уволился! Доронин не поверил, переспросил, коллеги Бойко информацию о том, что тот уволился, подтвердили, и также сказали, что сами не поверили, когда тот им эту новость сообщил... Доронин принялся перезванивать Бойко на мобильный, который долго был недоступен, и, наконец, через два дня, которые Александр провел в тоске и мучениях, не понимая, что могло случиться с таким правильным полицейским, как Бойко, он же так гордился своей работой. И вот Бойко отозвался. Коротко сказал, что, да, он уволился, сейчас живет на даче, и пригласил Доронина в гости, мол, у него на даче, за бутылочкой, после баньки, они поговорят обо всем. Сбросил смс-кой название подмосковного поселка, где находилась  дача, прокомментировал, что на главной площади в поселке он Доронина встретит, и пусть Саша не пугается, дача Бойко на краю поселка, телефон там плохо работает…Александр, который, как нам известно, находился в отпуске, подтвердил, приедет на дачу Бойко прямо завтра.
. Поселок, в котором находилась дача Бойко, Доронин искал долго. На карте, что была у него, этого поселка не было. И пока Доронин крутился по подмосковному бездорожью, Бойко, ожидающий своего друга на главной площади поселка, оборвал ему телефон. На площади, где Бойко ждал Доронина, телефон работал хорошо, вот он и названивал.
Наконец, Доронин добрался, въехал на так называемую главную площадь поселка, где находились магазин, сельсовет и школа, но Бойко не увидел. Доронин разозлился, решил, что тот не дождался, ушел, и где теперь искать его дачу? У кого спрашивать, и как спрашивать, типа, не знаете ли вы, где найти дачу семейства Бойко? И, кто ему  это подскажет?
Доронин припарковался на площади, вышел из машины, с удовольствием размял ноги, решил спросить про дачу Бойко в магазине, там наверняка все про всех знают. И тут как раз из магазина вышел  парень, в джинсах и толстовке, светловолосый, стриженный  коротким ежиком. Доронин направился прямым ходом к нему, что бы спросить, где находится дача Бойко, и подойдя практически вплотную к парню, понял, что это сам Бойко и есть.
Он изменился разительно! Доронин его не узнал! Во-первых, он сильно похудел, джинсы и толстовка, в которые он был одет, точно по фигуре, сидевшие на нем как влитые, и из неуклюжего увальня  превратили его в стройного, подтянутого парня, а  во-вторых, он избавился от своих неопрятных соломенных кудрей, с изрядной проплешиной на макушке, радикальным образом, состриг кудри под машинку. Отсутствие кудрей пошло ему только на пользу. Он больше не походил на огромного пухлощекого кудрявого младенца, засунутого в офисный костюм. Он стал таким, каким должен быть, молодым, крутым, очень симпатичным парнем. И дурацкие круглые очки в металлической оправе он снял, заменил на линзы. Крутому парню, каким он теперь стал, очки не требуются. Доронин оторопело смотрел на Бойко несколько секунд, потом присвистнул, выдавил из себя:
- Ну, ты даешь! Разительные перемены…
А Бойко, как будто и не заметил реакции своего друга на его новый внешний облик, хлопнул Доронина по плечу, проговорил:
- Молодец, что приехал, хоть и долго добирался...         
- Да ты забрался в медвежий угол, даже на карте этого поселка нет…- оправдывался Доронин, и продолжил по поводу имиджа Бойко, - Ты изменился невероятно, я не узнал тебя…
- Переоделся и постригся всего лишь…
- И еще похудел и очки выбросил…
- Ну да! – согласился Бойко.
Доронин от полноты души обнял друга, потрепал рукой по стриженому затылку, спросил:
- Куда теперь? Показывай где твоя дача!
- В магазин зайдем, хлеба купим, я уже его отложил, но не расплатился, не успел, твою машину заметил…
- Давай купим…- согласился Доронин, он сам  хлеб не догадался купить, вез на дачу Бойко мясо, овощи, водку и пиво, но только не хлеб. Друзья зашли в магазин за хлебом, и вызвали нездоровый ажиотаж у двух молоденьких продавщиц, они так и велись вокруг симпатичных парней. Предлагали купить свежей колбаски, красную икру из-под прилавка, конфеты, печенье к чаю. Бойко с Дорониным отказывались изо всех сил. А продавщицы стали напрашиваться в гости, говорили, что придут сразу после закрытия магазина, и не дадут ребятам грустить. Тут Доронин из белого и пушистого превратился в настоящего подполковника, гаркнул на девиц:
- К сожалению, девушки, нам с вами не по пути!
Девицы смутились, пробормотали:
- Может быть, мы все-таки подойдем, попозже…
- Нет! Вы человеческих слов не понимаете?!
Девицы отстали.
Доронин и Бойко, со всех ног выбежали из магазина,  вырвались на свежий воздух, прочь от назойливых продавщиц. Бойко был шокирован таким вызывающим поведением девушек, а вот Доронин улыбался. Бойко возмутился:
- Ты что улыбаешься, что смешного?
-Девушки повеселили, запали на тебя очень сильно…- смеялся Доронин, Бойко не понимал:
- На меня запал? Ошибаешься!
Друзья пошли к машине Доронина. Через пару минут были уже на даче, очень симпатичном одноэтажном домике, с мансардой и большой террасой, окруженном вековыми деревьями, которые не вырубили при постройке дома. На участке никогда не разбивали грядки, не строили парников, единственное, что выращивали – это цветы, да еще вьющиеся лианы увивали новенькую беседку, расположенную неподалеку от крыльца. И конечно там была баня! Прекрасная русская баня находилась на краю участка,  откуда имелся выход к небольшому  озерцу. Разглядывая эту прекрасную дачу, Доронин думал, что семья Бойко специально взяла этот отдаленный участок под дачу, из-за вековых деревьев и озера поблизости…
Друзья вдоволь напарились в бане, нажарили шашлыков, которые замечательно пошли под ледяную водочку. Сытые, как удавы,  пьяные тоже достаточно сильно (бутылка водки на двоих, правда под обильную закуску), они сидели на берегу озерца, на широкой лавке у деревянных мостков, и беседовали. Выпитая водка развязала языки, они откровенничали друг с другом. Бойко рассказывал, почему уволился из органов. Говорил, что расследование убийства Юли Лисицыной и Кати Филимоновой стали последними каплями, не смог он больше терпеть подтасовки фактов и сокрытия улик. А еще начальство покрывало супругов Трофимовых, вместе с командой настоящих убийц, и требовало этого же от Олега. И хоть был Бойко потомственным опером, он твердо решил уволиться, вырваться на свободу, с чистой совестью. Аленка ему очень помогла, поддержала его решение из органов уйти. Доронин попросил рассказать сначала о Трофимове с компанией, где они, что с ними, а об Аленке рассказать чуть погодя. Бойко кивнул, мол, все правильно, он все сейчас расскажет по порядку.      
   О Трофимове. В общем, этот тип легко отделался. Белоруссия  выдала его России, его  будут судить только за мошенничество, он и  мошенничество не признает.  Сейчас он в СИЗО, косит под психа, его очень скоро отправят на психиатрическую экспертизу, он не псих, это точно. И суд над ним будет, жаль, что дадут немного, лет пять-шесть, и точно, он выйдет раньше, по УДО, за хорошее поведение.
О матери Трофимова, старухе Марфе. Она свою вину признала, со следствием сотрудничала, сам Бойко ездил в Белоруссию, давал показания.  Над матерью Трофимова даже суд уже  состоялся, судили ее не за убийство,  за превышение необходимой обороны, дали небольшой условный срок. Она уже у себя в деревне односельчан врачует, те ее еще больше бояться стали. Трофимов отсидит свой срок, к матери под бок вернется, та непутевого сыночка пожалеет, приголубит…
А подельники Трофимова, Артур Гриневич и Василий Рябчиков, после ареста раскололись почти сразу. Рябчиков задержали еще в доме Марфы, а Гриневича на таможенном переходе на границе с Польшей. Он документы поддельные купил, за границу хотел перебраться, но к счастью все пограничные посты были оповещены, его фотографии везде  разосланы, не удалось бандюгану скрыться. Так вот, признались они оба в убийстве Кати Филимоновой, и, между прочем, Алексея Лисицына тоже они убили, по заданию Варвары, она велела разобраться с Лисицыным,  в тот роковой день, когда Юля Лисицына погибла. Они ехали за Алексеем на машине, от дома Трофимовых, до моста. На мосту Алексей  остановился, закурил, стоял у парапета, смотрел на замершую реку, а Рябчиков подкрался, и сбросил беднягу с моста.  А Катю они убили, по их словам случайно, оказалась бедная девушка в ненужное время в ненужном месте.   
Бойко замолчал, задумался. Доронин спросил:
- Ты же преступление такое запутанное раскрутил, и что, даже повышения по службе    не получил?
- Выговор получил, за затягивание следствия. А награду генерал, мой начальник получил, очередную, и те сотрудники, что признание у Гриневича с Рябчиковым выбили…Отмазались мои начальники от обвинения во взятках, с помощью все тех же взяток… Меня даже не разу на телевидение не пригласили, хотя все начальники эту историю прокомментировали, на всех каналах. Интервью только один раз твоя Настя взяла, для газеты. Вот тогда я и решил уволиться, мать против была, а вот Аленка меня поддержала…
- Вот теперь об Аленке расскажи…- не отставал от Бойко Доронин, разливая остатки водки по рюмкам. Александр, вылив последние капли живительной влаги, с тоской посмотрел на пустую бутылку, поставил под лавку, Бойко тут же заверил, что водка в его хозяйстве еще имеется, пусть Саша не беспокоиться. Олег отправился в дом, и через минуту притащил на берег озерца пару бутылок водки в одной руке, банку соленых огурцов в другой, и буханку черного хлеба под мышкой. Доронин веселился от души, такой правильный Бойко, пивший до их знакомства исключительно зеленый чай, хлещет водяру совсем как взрослый, он уже подстригся, скинул дурацкий костюм, и скоро курить научиться, и совсем своим парнем станет. 
 А Бойко выпив очередную рюмку водки, поморщился, закусил корочкой хлеба, продолжал говорить:
- Я тебя вот зачем пригласил. Поговорить мне нужно с разумным человеком.  А среди моих знакомых ты самый разумный.
Тут Доронин, веселившийся все это время от души, уже засмеялся в голос, не сдержался:
- Олег, ты считаешь меня разумным? А ты знаешь, что я психбольнице лечился? Ты знаешь, что такое психбольница? Дурдом, дурка!
- Да знаю я, что такое психбольница! И, знаю, почему ты там оказался…
- Откуда знаешь?
- Настя твоя рассказывала…
Доронин хмыкнул недоверчиво, подумал, оказывается Настя с Бойко, его судьбу обсуждали, за его спиной. Хорошее настроение Доронина было подпорчено, основательно. Бойко этого не заметил, продолжал:
- Так вот, посоветоваться с тобой хочу, Саша. Только ты сразу на меня не кидайся, не ори, ты сначала проанализируй то, что я тебе сейчас скажу, потом уже шум поднимай.
Посерьезневший, переменившийся в лице Доронин, закуривая очередную сигарету, пожал плечами, мол, слушаю, рассказывай. Бойко и рассказывал, очень подробно:
- Саша, я жениться хочу. На Аленке хочу жениться. Предложение ей сделал, она приняла…(Доронин попытался что-то возразить, но Бойко не дал ему этого сделать, остановил, подняв руку с раскрытой ладонью). Даже мать согласилась на нашу свадьбу, выхода у нее иного не было. Когда Аленка в нашем доме поселилась, мать сначала возражала, ей Аленка не понравилась, но потом они подружились. Аленка по хозяйству помогала, готовила  хорошо, пылесосила, полы мыла.  Аленка сначала в отдельной комнате жила, но как-то мать моя к подруге уехала, мы с Аленкой тогда сошлись…Понравилась она мне очень, вообще то, с первого взгляда. И историю ее я отлично знаю, и то чем она занималась в Москве, и не осуждаю ее, девчонка в плохую компанию попала, судьба у нее тяжелая…(Доронин, с иронией, поднял одну бровь, хмыкнул, Бойко на его сарказм не прореагировал). Так вот, я в первый наш совместный вечер предложение ей сделал, знаешь, что она мне ответила? Что я такой хороший вечер ей испортил, своим дурацким предложением. Я не обиделся, отказала и отказала, может быть и дурацкое предложение…Через пару недель я предложение свое повторил, уговорил ее подумать, ведь мы не завтра женимся… Добил я ее, она согласилась…Через месяц…
- Так в чем твоя проблема? – Доронину, наконец,  удалось  втиснуть свой вопрос в сбивчивый рассказ Бойко.      
- В чем проблема? Проблема вот в чем. Аленка уехала, она больше не живет в нашей квартире.
- Уехала, куда?
- Да так получилась, сейчас все поясню… Мать моя, после смерти отца в религию вдарилась…
Тут Доронин Бойко перебил, и очень резко:
- Вот о религии давай не будем говорить. Не готов я с тобой эту тему обсуждать. Ты возможно и про меня скажешь, что я в религию вдарился…
- Погоди, ты же, Доронин, такой продвинутый мужик, и в сказки веришь? – Бойко недоумевал, но Доронин сразу поставил его на место:
- Значит, в сказки верю! И не только я один, все мои друзья верят…
- И генерал Пирогов? – спросил Бойко, с надеждой на отрицательный ответ, но получил как раз ответ положительный:
- А то! И посты соблюдает, и каждую неделю на службу ходит. В церковь…Вот я преступно мало в церкви бываю, нужно чаще… Наш бывший однополчанин, он теперь батюшка, в маленькой церквушке, в Тверской области, нас, своих друзей, все время зовет приехать к нему, а мы в суете прибываем, и поездку к нему все откладываем и откладываем… А я, можно сказать, только благодаря Господу Богу нашему жив остался и на ноги встал, и еще конечно друзья мои и сестрица моя разлюбезная помогли…
Бойко стыдливо потупил глаза, произнес:
-Не буду больше мать и Аленку осуждать, понял, не дорос еще, а Аленка с матерь доросли, умней меня, юриста с университетским образованием…       
Доронин усмехнулся, подумал, что лучше поздно, чем никогда, Бойко понял свою ошибку, а Олег продолжал рассказывать:
- Аленка вместе с моей матерью пошли в церковь, мать моя уговорила… Аленка очень впечатлилась, и позже одна стала туда ходила, помогала местным бабушкам, убиралась в церкви, и вот одна из прихожанок предложила Аленка поехать в Дивеево…
- К Серафиму Саровскому? – уточнил Доронин, Бойко кивнул:
- Ну да… Неделю Аленки не было, а когда вернулась, дня три дома промаялась, и сама уже в Дивеево уехала, сказала, постоянно там жить хочет…Ей там хорошо, комфортно, и может быть, те страшные грехи, что она совершила за свою короткую жизнь, она сможет отмолить…
- Она в монастырь собралась? – спросил Доронин.
- Да нет! Работать в Дивеево хочет! Вроде бы нашла работу – паломников принимать, расселять, помогать им там всячески, она же девушка коммуникабельная, активная…
- Да, для нее такая работа…- согласился Доронин, спросил Бойко, - Так я не понял, твоя-то проблема в чем?
- Уехать я хочу, к ней, в Дивеево, там с ней жить.
- А заниматься чем будешь?
- Мы с Аленкой поговорили, там дом можно приобрести, из него минигостиницу перестроить, там гостиниц не хватает…
- А деньги откуда возьмешь?
- Дачу вот эту продаю, поэтому здесь и торчу. Квартиру позже поменяем, матери однокомнатную купим, у нас сейчас трехкомнатная…
- Мать согласна?
- Да, говорит дело богоугодное…
 - Я тоже так считаю. Проблема твоя в чем? Я так и не понял… – пытал Бойко Доронин, и тот сознался:
- Она венчаться в церкви хочет…
- Проблема в чем?!
- На свадьбу нашу приедешь? В Дивеево? Я хочу, что бы ты свидетелем моим был…- произнес Бойко, и надолго замолчал, Доронин пожал плечами:
- Ты это считаешь проблемой? Конечно, поеду. Ты же мой друг, как я друга могу в беде бросить…
Доронин разлил им с Бойко остатки водки из второй бутылки, подумал, что с водкой нужно завязывать, они на двоих выпили по бутылке, правда под обильную закуску и на свежем воздухе, и пьяными не были, но все равно, для нетренированного Бойко это много. Бойко пока держался, но уже было заметно, что он перебрал, он начал всхлипывать, шмыгать носом, тереть глаза рукой, водку разлитую Дорониным, выпил даже без тоста и без закуски. И выдал Доронину такой перл:
  - Свидетельницей со стороны невесты будет Настя. Ты приехать не откажешься при таком раскладе?
- Не откажусь! – ответил Доронин. Бойко внимательно взглянул в карие, глубокие глаза Доронина, будто бы пытался там  прочитать ответ, но прочитать не смог, спросил:
- Почему вы с Настей расстались? Вы были идеальной парой, я вам завидовал страшно. И тут такое…
- Я с Настей не расставался, она захотела расстаться со мной. Я не имею права ее удерживать.
- Ты же ее любишь! Как ты мог ее отпустить!
- Я должен был ее привязать?
- Должен был! – пьяно, заплетающимся языком  доказывал Бойко, - Должен был стоп-кран дернуть, поезд остановить, вытащить ее из поезда, и силой к себе домой вести… И она бы осталась с тобой…
- Насильно? Нет, никогда. С Настей такой номер не прокатит, она сама должна решить, нужен я ей или нет, сама должна ко мне вернуться…
Больше друзья не о Насте, не об Аленке не разговаривали. Пошли спать. Перед сном Доронин предложил купить у Бойко дачу, уж больно понравилась ему эта дача. Бойко отказал, мотивировал, что дачу он продает дорого, с друга большие деньги он взять не может, а деньги ему очень нужны. Доронин смекнул, что к покупаемой квартире он потребует у риэлтеров купить ему еще и дачу, именно эту, и задорого. Как сказала в свое время Гала, его  соседка, буржуины-риэлтеры не разорятся, денег у них много…
Весь следующий день друзья удили рыбу, из пойманной рыбы варили уху (совсем маленький котелочек, рыбы они поймали немного), водку уже не пили, лишь кофе, чай и самодельный квас. Уезжал Доронин спокойным, умиротворенным, с полной уверенностью, что Бойко в надежных Аленкиных руках, и вот именно эти двое теперь не пропадут…А он? Он пропадет? Он тоже не пропадет, если дождется своей любви…

И он ждал. Тупо сидел в своей халупе, и ждал… Вот-вот откроется дверь, и в его халупу войдет Настя, коротко поздоровается, скажет:
- Здравствуй, Саша!
И он дождался, в один прекрасный день в дверях его комнаты действительно появилась Настя, и он действительно услышал:
- Здравствуй, Саша! 
      
Глава девятнадцатая. Настя Кораблева. Весна.
1
Настя Кораблева, приехав в Великий Новгород, с вокзала могла добраться до своего дома на такси, могла на автобусе, ехать было совсем недолго, минут десять-пятнадцать, автобусы ходили часто, да и такси найти не проблема, очередь из такси у вокзала стояла. Но Настя до дома пошла пешком, благо вещей у нее почти не было, да и проветриться ей не мешало, подумать. И еще, не могла она явиться в дом своей матери с распухшим от слез лицом, она всю ночь, в поезде,  прорыдала, оплакивала  свою несчастную, как она считала жизнь, которую она своими необдуманными действиями превратила в вообще невыносимую.
Нина Федоровна с Санькой поджидали Настю на улице, у калитки, им, оказывается, с утра уже позвонил Доронин, предупредил, что Настя приезжает. И вот Настя появилась в конце улицы. Санька бросился ей навстречу, Нина Федоровна поспешила за ним. Санька подбежал к матери первым, повис у нее на шее, Нине Федоровне пришлось обнимать дочь вместе с внуком, а Насте пришлось идти до калитки в обнимку с матерью,  с Санькой на руках.
В столовой их прекрасного дома Нина Федоровна кормила дочь ее любимым куриным супом, и по сложившейся традиции, маленькая, но такая крепкая семья, ела из эксклюзивных тарелок серебряными ложками. Нина Федоровна с утра все успела, и сварить Настин любимый суп, и испечь пирожки… Но аппетита у Насти не было, суп она недоела, от пирожков отказалась, сослалась на усталость, поднялась в свою комнату, на второй этаж, улеглась на своем широком диване, уткнулась в мягкую подушку.
Бабушка и внук, убрав со стола, пошли следом за Настей… Сын, увидев, что мать лежит на диване, устроился, обняв ее, за ее спиной, у стенки, Нина Федоровна пришедшая следом за внуком, прилегла на краешке дивана, лицом к дочери. Они опять крепко обнялись, все втроем. И даже рыжий кот не упустил момента, тут же прыгнул на диван, к хозяевам, устроился у Насти в ногах, но хвостом он касался ног Нины Федоровны, а морду положил на ноги Саньки, то есть не обделил своим вниманием никого из семьи…      
     2
      Настя прожила дома, в Великом Новгороде чуть больше недели.  И все это время избегала откровенных разговоров с матерью, уворачивалась, изворачивалась, уж очень ей не хотелось объясняться об отношениях с Дорониным. Сам Доронин звонил ее матери пару раз, и как только Нина Федоровна принималась разговаривать с ним, Настя  убегала из комнаты, не хотела даже имени его слышать. И все-таки мать приперла ее к стенке, потребовала объяснений, что между ней и Александром Ивановичем произошло. Настя созналась – дала Доронину отставку, и даже объясниться ему не позволила, долгие проводы – лишние слезы.  Мать пришла в ужас, кричала на дочь:
- Я родила и воспитала идиотку, как можно так поступать с человеком, который любит тебя без памяти! Который убить за тебя готов! Кто ты такая, что бы вести себя подобным образом! Я не понимаю, что не хватает тебе в жизни? У тебя все есть! И даже мужчина появился, готовый за тебя жизнь отдать! Нет, ей такое положение дел не нравиться! Славы хочет, денег, звезду с неба! Принца Уэльского в мужья! Зачем тебе принц Уэльский, что ты с ним будешь делать? В Лондон к нему уедешь? А я? А Санька? Ты о нас подумала? Ты уже нас втравила черти во что, и если бы не твой Доронин, мы бы погибли! Что тебе не хватает, расскажи? Что мужик для тебя должен сделать, что бы к нему снизошла? Думаю, что если сейчас Доронин перед тобой на коленях стоял, и любовь твою вымаливал, ты бы губы кривила, мол, плохо стоит, плохо просит, нужно головой об пол биться! А если он начал биться, тебе бы тоже это не понравилось, мол, не сильно бьется, нужно тщательнее, больнее! Больнее уже не куда!    Стерва ты, поганая!
Настя промолчала, хоть и хотела матери сначала ответить, но промолчала. Пусть пары выпустит, выговориться, вот тогда она ей ответит. Тогда не наступило, Насте вдруг стало все безразлично, отвечать расхотелось… Она  лишь коротко матери бросила:
- Ну, ты, мама, загнула! Зачем ему головой биться то? Он же нормальный мужик…
- С тобой любой нормальный ненормальным станет…- буркнула в ответ мать. Настя пожала плечами (у Доронина научилась), и пошла наверх, в свою комнату, спать.
То время, что она не проводила с Санькой, она спала, и не важно, день был на улице или ночь, спать ей очень хотелось. И не хотелось работать, совершенно. Вдохновение и зуд творчества ее покинули. Она написала статью, обещанную Короткову (третью часть), как и обещала про секту, про Экопоселение, про Трофимовых и бабу Марфу, отослала ему по электронной почте, Коротков, получил статью, тут же Насте перезвонил (она получила новую сим-карту со старым номером, и купила новый телефон) пообещал поставить в ближайший номер, и  тут же потребовал Настю на работу, мол без нее газета выходит с трудом! Мол, хватит Насте отдыхать, наотдыхалась! Настя пообещала скоро приехать, и тут же поняла – не хочет… Стала анализировать почему? Не хочет встречаться с Дорониным (так тот и не настаивал на встрече), с Вероникой (та ее особо сильно никогда не напрягала), не хочет возвращаться к прежнему образу жизни, бегать по заданиям, строчить статьи (так она всегда это очень любила)… А что она хочет? И тут же осознала что хочет. Замуж, за Доронина. Семью, теплый дом, детей… Любви она хочет, любви мужчины, именно такой любви, какой  она не знала до встречи с Дорониным, и вкус которой распознала. Настоящей любви… Настя всплакнула, и поехала на вокзал, за билетом в Москву. У нее теперь не было другого выбора, как только становиться богатой и знаменитой, раньше, пару дней назад был, теперь его не стало. Всего лишь месяц своей жизни она была счастлива! По настоящему счастлива, именно с этим мужчиной, и это был единственный человек в ее жизни (не считая родителей и бабушку), который заботился о ней,  любил ее. Она тосковала по нему, и одновременно уговаривала себя, что ей все равно, он ей не нужен, а ее страдания – результат некстати разбушевавшихся женских гормонов, мол, побушуют они немного, и все пройдет. Не проходило. Становилось только хуже…
   Санька опять плакал, провожая мать на вокзале. Нина Федоровна не плакала, стояла, сжав губы в тонкую ниточку, молчала осуждающе. Настя веселилась, но натяжно, искусственно, весело ей, по настоящему, не было. И опять Санька бежал за поездом, с криками:  «Мама, не уезжай!», а Нина Федоровна украдкой дочь перекрестила, прошептала молитву, для защиты.
И опять Настя, сидя в купе скорого поезда, кутаясь в синюю кофту, купленную ей Дорониным (она вообще ее практически не снимала, ходила в ней постоянно),  казнила себя, твердила, что  она не мать, а ехидна… 
 3
В ту квартиру, где убили Катю Филимонову, Настя вернуться не смогла. Приехав в Москву, сняла номер в недорогом отеле (Коротков ей на карточку перевел гонорар за напечатанные в ее отсутствие статьи, приличные деньги), накупила газет, предлагающих аренду квартир, принялась искать новое жилье. Искала квартиру в разных районах Москвы, районом Преображенки теперь не ограничивалась, Санька наотрез отказался уезжать от бабушки, в новую школу его устраивать было ненужно. Обзвонила десятки агентств, просмотрела десятки квартир, и нашла, таки, себе квартиру по душе. В районе Солнцево, далековато от центра. Но чистую, светлую, большую, квартиру-студию. С прекрасной мебелью, отличным ремонтом, полным комплектом бытовой техники. Квартиру, правда, сдавали всего на полгода, до ноября месяца (хозяин, художник, уехал в творческую командировку), но Насте квартира настолько  понравилась, что сняла она ее именно до ноября, с расчетом, что может быть что-то измениться, и хозяин продлит аренду… В тот же день, как сняла квартиру, перевезла свои вещи с прежней квартиры, подумала, что пожить там совсем не успела, и что такое страшное несчастье в той квартире произошло…Настя приятно была удивлена, когда  приехав в «несчастливую» квартиру за вещами, нашла там абсолютно все  вещи, что покупал ей Доронин старательно упакованными, и при том еще тщательно выстиранными и отглаженными. И не только вещи, но и шампунь, косметику, и даже трехтомник, «Властелин колец», приобретенные Дорониным по ее просьбе, с аккуратной закладкой посредине второго тома, именно там где Настя эту закладку заложила. И только обосновавшись в новой квартире, пожив там пару дней,  явилась на работу, в редакцию, на радость Короткову.

Войдя в комнату, где располагался ее отдел, Настя стразу же заметила отсутствие Вероники. Ее стол был стерильно пуст, никаких личных вещей и бумаг. Настя сначала подумала, что Вероника в отпуске (удивилась, она же никогда не брала отпуск, говорила, что не устает), но оказалось, это не так. Коллеги Насти, все до одного, сочли нужным рассказать, что такое с Вероникой приключилось, и, рассказывая, смаковали рассказ, получали от рассказа реальное наслаждение. Именно, реальное наслаждение, все до одного, и мужчины и женщины.
А с Вероникой случилось вот что. Она, в силу своего мерзейшего характера, да еще страдающая манией величия, не осознавала  зависимости от Насти. Считала, что она, Вероника, звезда, а Настя, так, находиться у нее на посылках, впрочем, не она одна, а вместе с Коротковым, который вообще-то был гением журналистики (еще бы, в 32 года известнейшую в России газету возглавлял!). Так вот, Вероника, одна, без Насти, накропала статью, как она сама считала, «бомбу». Статья была об известном российском олигархе, статья грязная, скандальная, факты в этой статье были непроверенными, даже не факты, а так, слухи. Но Вероника считала эту статью гениальной. И на ее несчастье, написание данной  статьи Вероникой совпало с командировкой  Короткова, длительной, в Америку.   Вместо него остался  зам, Ильин, который Веронику боялся пуще огня. И именно у него Вероника требовала, что бы ее статью немедленно напечатали. Ильин, прочитав статью, сразу понял, что если данный опус напечатать, судебная тяжба газете обеспечена. Но Вероника наседала очень активно. И Ильин сдался, резонно решил, что всю ту грязь, что польется на их газету после опубликования статьи, будет разгребать Коротков, и потом, Вероника же, любовница хозяина их газеты, тот, если что, ее прикроет. Статья вышла, Вероника была горда собой. Ровно одни сутки. Через сутки в редакцию газеты начались звонки, требовали объяснений, через неделю пришла с проверкой прокуратура (по заявлению оклеветанного олигарха). Коротков был все еще в командировке, и Ильин повернул стрелки на Веронику, автора статьи. Вероника никогда с прокуратурой не сталкивалась. А тут, на беду ей попалась очень активная (сильно проплаченная) молодая прокурорша. И у этой прокурорши Вероника вызвала стойкую антипатию (что не удивительно). Прокурорша приезжала в редакцию газеты, беседовала с сотрудниками Вероники, с самой Вероникой (именно тогда и вызвала Вероника у прокурорши негативные эмоции, та разговаривала с прокуроршей, как с умственноотсталой поломойкой, плохо выполняющей свои обязанности), и  вызвала саму Веронику в прокуратуру. Вероника апеллировала к  покровителю, но видно, так того достала, что он отказался предоставить ей адвоката, мол с Вероникой ничего серьезного не случилось, пусть разбирается, сама же кашу заварила.
 Именно тот визит Вероники в прокуратуру стал для нее роковым.
 День визита Вероники в прокуратуру был определенно не ее днем. Ее вызвали к девяти часам. Прокуратура находилась в самом центре Москвы, в Благовещенском переулке. Вероника, добираясь туда на машине ( в тот день ее водитель заболел, и она села за руль сама), попала в жуткую пробку на Тверской, приехала к прокуратуре без пятнадцати десять, долго не могла припарковаться, переулок был заставлен машинами. На беседу с прокуроршей она попала в начале одиннадцатого. И, конечно же, получила выговор от прокурорши, и, конечно же, ей ответила. Прокурорша была стервой подстать Веронике (да еще стервой облеченной  властью). Девушки поспорили не на шутку, так друг на друга орали, что стены сотрясались. Вероника визжала, топала ногами,  прокурорша вызвала охрану. Веронику, два дюжих охранника выставили на улицу, а прокурорша обещала такое безобразное поведение своей визави безнаказанным не оставлять.
Взбешенная Вероника, после разговора с прокуроршей, выскочила на улицу, и не нашла своей машины. Ее просто напросто эвакуировали! И еще погода как назло испортилась, на дворе стоял конец марта, все таки. С утра была весна, днем подморозило, похолодало, настоящая зима вернулась. Вероника, на своих высоченных шпильках, металась по обледенелым тротуарам, искала машину, и, конечно же, поскользнулась, упала, сильно ударилась головой, потеряла сознание… Ее увезла «Скорая помощь»…
Рафинированная красотка Вероника очутилась в обычной московской больнице для бедных (туда ее доставила «Скорая», в бессознательном состоянии, как обычную бомжиху, подобранную на улице), среди бомжей, проституток, и жен бедняков, избитых мужьями (именно той больнице,  в которой лежала в свое время Аленка, и которую считала  раем на земле). У Вероники была сломана лодыжка, сотрясение мозга, сильно разбита голова. И ее, конечно же, ограбили! Как только она потеряла сознание, прохожие сперли ее дорогую сумку со всем содержимым, а в больнице украли золотые часы и ювелирные украшения, и даже норковую шубу!  Да еще ее внешний вид в больнице попортили! Зашивая рану на голове у Вероники, медсестра безжалостно состригла большую часть ее волос (произведение парикмахерского искусства!). Так вот, очнувшись в десятиместной палате, в больнице для бедных, без денег, документов, часов и украшений, в окружении бомжей и проституток, Вероника решила, что уже умерла, и попала в ад. Она громко рыдала, истерила, билась головой о спинку кровати, медперсонал больницы вызвал психиатора, который просто напросто назначил ей уколы сильнейшего психотропного препарата для буйно помешанных.
В себя Вероника пришла только на третьи сутки, и именно тогда ее и нашел адвокат ее покровителя (который  все таки дал распоряжение  искать свою непутевую протеже), и перевел в больницу на Рублевке, где ее начали лечить… В первую очередь, ее психическое состояние (психика у нее никогда не была здоровой, а тут стресс добавился, посещение прокуратуры, больница, и еще она себя в зеркало увидела, отекшую, от сильнодействующих психотропных препаратов, в синяках и без волос)…Больше в редакции газеты она не появлялась. Ее заявление об уходе, принес в редакцию газеты все тот же адвокат, на заявление стояла дата посещения Вероникой прокуратуры… Коротков, прибывший из загранкомандировки, получив заявление Притульской об уходе, прыгал от счастья, плясал джигу, а вечером, на радостях, напился вусмерть…
Выслушав эту печальную историю (впечатлительную Настю эта история совершенно не позабавила, наоборот расстроила), она подумала, что иногда нужно мечтать аккуратно, мечты могут и сбыться.  Вот, например, ее мечта сбылась, Вероника лопнула, как надувная резиновая кукла, и ее разноцветные ошметки разлетелись в разные стороны…            
      4
А судьба Насти Кораблевой, круто пошла вверх, именно с того дня, как она после почти двухмесячного отсутствия вернулась на работу, и из ее жизни напрочь пропала Вероника Притульская. Больше Насте никто не мешал делать карьеру, становиться богатой и знаменитой. Теперь все статьи выходили только под ее фамилией, и она не тратила понапрасну время переписывая статьи своей врагини. А  начальник и одновременно однокашник Коротков на Настю так вообще молился. Появившись на работе, Настя незамедлительно была назначена начальником отдел (благо место освободилось), с соответствующим статусом и повышением заработной платы фактически вдвое. Это с одной стороны, а другой… Настя была востребована не только в своей любимой газете. После опубликования ее статей, разоблачающих целителей Трофимовых, Настя дала интервью корреспондентам, скорее всего, всех существующих в России (и не только в России, русскоязычным, вернее будет сказано) газет и журналов. Выступила на всех существующих телеканалах и радиостанциях (с разрешения Короткова, он такую популярность Насти только подогревал). Регулярно появлялась во всяческих ток-шоу, приплеталась домой за полночь, с учетом, что теперь ее съемная квартира была фактически за Кольцевой дорогой, от метро на автобусе пять остановок. Но на автобусе и на метро Настя на телевидение не ездила. Коротков ей служебную машину выделил. И машина терпеливо подолгу ждала  у телецентра, пока Настя давала интервью или выступала в ток-шоу. О Доронине Настя вспоминала лишь дома, перед сном. Вот был бы он рядом, он бы за нее порадовался, или ее наругал, за то, что стала в каждой бочке затычкой, слишком высоко себя возомнила… Но хоть какая-то критика, даже такая убойная, в тот период жизни была ей необходима… А ее не было… Лишь мать звонила с констатацией факта, что видела ее по телевизору, красивую и умно рассуждающую. Мать гордилась дочерью, и одновременно ей сочувствовала, мол, такими темпами дочь действительно скоро своей ЦЕЛИ достигнет, а что потом?
А Настин успех рос все выше и выше. И вот, в середине мая, ее, в очередной раз, пригласили на телевидение, но не выступить в ток-шоу или дать интервью, а на кастинг, ведущей новой телепрограммы, не развлекательной, а серьезной, политической. В паре с популярнейшим журналистом, звездой. Настя естественно поехала, как такую возможность пропустить, тем более шоу, в которое она пробовалась, должно было выходить на канале, где директорствовал ее б.м., Александр Борисович Клюев. В это шоу пробовались практически все известные журналистки (и не только журналистки, но и актрисы и просто популярные дамочки), в возрастном диапазоне от тридцати до сорока лет. Насте пришлось приезжать несколько раз, ее пробовали на роль ведущей сначала просто в кабинете редактора, потом в студии, но только одну, и без камер. И вот ее пригласили, как она поняла, на финальный кастинг. В костюме, гриме, с камерами, и главное, в паре с популярнейшим журналистом. Настю долго гримировали, причесывали, подбирали костюм (с ней работали известные стилисты). И когда она, при полном параде, взглянула на себя в зеркало, то определенно себя не узнала. Из зеркала на нее смотрела просто нереальная красавица, вылитая голливудская звезда, именно та, на которую походила Настя (то ли Шерон Стоун, то ли Шарлиз Терон).  Ей подобрали ярко синий (цвет электрик) костюмчик в стиле «Шанель», голубые туфли на высоких шпильках. Ее волосы чуть укоротили (по плечи), покрасили в платиновый блонд,  завили крупными локонами. А ее макияж так вообще был произведением искусства – серебристые тени на веках, сильно накрашенные ресницы, чуть заметные румяна на скулах, нежно-розовый блеск на губах, и это все в сочетании с фарфоро-белой кожей ее лица. В общем, у стилистов получилась настоящая Снежная королева, красоты неописуемой. Настя, увидев себя в таком образе, даже охнула, такой красивой она не была никогда, и пожалела, что  мама с Санькой, и, конечно же, Доронин, ее сейчас не видят. И злорадно порадовалась, что даже если она не пройдет кастинг, ее вот такой  невероятно красивой, увидит Клюев (он же будет просматривать съемки потенциальных ведущих шоу), и может быть пожалеет, что ее потерял. И тут же осознала, что ей все равно, что подумает Клюев! Она вообще его знать не хочет! Она про него вот уже   несколько месяцев не вспоминала, ее ум занимал только один мужчина – Александр Доронин…
   
И стоя под яркими софитами, рядом с суперпопулярным ведущим, импозантным мужчиной, под прицелом телекамер, Настя потеряла сознание, у нее сильно закружилась голова. И если бы  партнер не подхватил ее, не поймал на лету, она бы разбилась…Но у ее партнера сработал хватательный рефлекс, и  девушку он спас. Настю тут же усадили на стул, на съемочной площадке, на ее счастье, оказался медик, в общем, ее привели в чувство, «Скорая помощь» ей не потребовалась, она убедила, что здорова, просто перенервничала, и через непродолжительное время, после того, как ей подправили грим и прическу, она смогла продолжить съемки. И эти съемки произвели фурор! Настя была великолепна… Она справилась с волнением, ее обморок не повлиял на ее настроение. Всем на съемочной площадке было понятно, что лучше Насти ведущей не найти, такой же остроумной, темпераментной, и еще, совершенной красавицы. Но сама Настя, после съемок, приехав домой, поняла – она не хочет на телевидение (куда она еще несколько месяцев назад так стремилась), это совершенно не ее, просто гадюшник какой-то, сплошные интриги (она наблюдала подобное на съемочной площадке). Она не хочет тратить свои лучшие годы на идиотскую борьбу под ковром. Зачем ей все это? У нее сын, ему нужно ее внимание, ее силы, она не должна  понапрасну растрачивать себя на некчемные дрязги…
И буквально, на следующий день после съемок,  она позвонила продюсерам, и отказалась от этой, вообще-то крайне перспективной работы. Продюсеры пришли в ужас, принялись уверять Настю, что лучше кандидатуры кроме нее нет, и ее ждет невероятный успех. На утверждения Насти, что ей не нужна популярность, она хочет спокойной жизни, без всяческих треволнений, у нее совершенно не звездный характер, она простая девушка, грызня и толкотня за эфир для нее чужды, продюсеров не убедили. Но Настя была непреклонна – даже если она и будет утверждена в качестве ведущей, к работе она не приступит, пусть ее кандидатуру не рассматривают. Продюсеры вынуждены были ответить, что им жаль чрезвычайно. Настя вспоминала этот кастинг потом с улыбкой, дернул же ее черт переться на телевидение! Хотела же! И слава богу, вовремя одумалась… А через пару дней после кастинга на телевидении и случившегося там с ней обморока, Настя потеряла сознание еще раз, уже на своем рабочем месте, в редакции. Взволнованных коллег уверила, что просто переутомилась, слишком многое с ней произошло в последние дни. Коллеги поверили. А когда она потеряла сознание в третий раз, уже в столовой (там пригорели котлеты, и стоял дым и чад), коллеги вызвали «Скорую помощь», и Настю увезли в больницу.    
      5
А в больнице врачи ее просто ошарашили – она беременна, девять недель! И если хочет делать аборт, то пусть поторопится, времени почти не осталось, нужно что-то решать. Настя обещала подумать. Врач, женщина средних лет, осматривающая ее, не понимала, о чем тут можно думать. Она, же, Настя, мать одиночка, не москвичка, не замужем. Рожать хочет? Нищету плодить? Тут Настя взвилась, кричала, что врач не имеет права так говорить, она не девочка-подросток, а взрослая женщина, известная журналистка, и сама разберется, плодить ей нищету или нет…В общем, она опять упала в обморок, уже в приемном покое больницы.
Настю, у которой давление было много ниже нормы, гемоглобин практически на нуле, и еще угроза выкидыша, из приемного покоя отправили в больничную палату, поставили капельницу, и велели отдыхать. Она отдыхала до утра, а утром выписалась под расписку. Абсолютно все больницы вызывали у нее негативные эмоции, шесть лет назад она тоже лежала в больнице и не один раз, и твердо знала, что в больнице ей делать нечего. И еще, не дай бог ее мать узнает, что дочь в больнице, сорвется, примчится в Москву, не нужно  этого не дочери и не матери, а ведь мать Саньку с собой в Москву потащит, не оставит же пацана одного. Приедет  мать, и узнает, что Настя беременна, а Настя еще сама не решила, хочет она или нет, что бы ее мать об этом узнала… 
Она ехала домой (на съемную квартиру), сидела в уголке вагона метро, не снимая темные очки, она  плакала, а под темными очками не было видно ее покрасневших от слез глаз. Плакала от обиды – ее считают маргиналкой, недостойной иметь детей, человеком второго сорта, мол, одного ребенка ей достаточно, да и тот растет без отца, именно так, с презрением, отзывалась немолодая докторша в приемном покое больницы. Настя снова  вспоминала, как шесть лет назад она попала в больницу, и именно там потеряла  ребенка. Вспоминала, как ее везли на «Скорой помощи», как она чувствовала, что ее еще не родившийся ребенок умирает, и  она уговаривала малыша потерпеть, подождать немножко, сейчас они приедут в больницу, и им помогут.  Им не успели помочь, ребенок погиб. И вот теперь, бог опять послал ей ребенка, и ее вынуждают его убить. Убить ребенка Александра Доронина. Права была та странная пожилая женщина, мать Трофимова, Марфа, когда утверждала, что Настя в интересном положении, и что она, Марфа никогда не ошибается.
Настя, сбежавшая из больницы, чувствующая себя отвратительно, домой добралась еле живой. Долго ехала в метро, потом на автобусе, пять остановок, к счастью, было раннее утро, и в метро и в автобусе народу было немного, ей не пришлось стоять, но до квартиры, от автобусной остановки она почти ползла. Останавливалась через каждые пять метров, отдыхала, и уговаривала себя, что идти ей совсем немного, совсем ничего. Представляла себя со стороны – молодая женщина, бледная до синевы, со спутанными волосами, в темных очках, бредет, шатаясь, с черепашьей скоростью мимо школы, детской площадки, продуктового магазина, раз шажочек, два шажочек… Добралась до квартиры, упала на большой диван, удивилась, что добралась живой, и еще способна о чем-то думать…

И она  думала, размышляла. Все время. И утром, и днем и вечером. И на работе и дома. А лучше всего ей размышлялось в транспорте. Так как на телевидении Настя больше не появлялась,  служебную машину ей Коротков не предоставлял, ездила она  общественном транспорте. Пять остановок на автобусе (благо садилась она на конечной остановке автобуса), и на метро, тоже  от конечной, «Юго-Западной», в центр… И так дважды в день. А еще служебные задания! Но, к слову сказать, Коротков ее стал беречь, после служебного задания, обратно в редакцию возвращаться не заставлял. Разрешал дома полученный материал обрабатывать, благо дома у нее был отличный компьютер (опять же благодаря Доронину).
Так вот, она размышляла.
Например, она была в полной уверенности, что Доронин должен знать о своем будущем отцовстве, и они вместе должны принять решение, родиться этому ребенку или нет. И тут же отвечала, даже если Доронин (а такое маловероятно), не захочет этого ребенка, его уже хочет сама Настя…
Да, она приняла решение. Ребенок родиться, во что бы, то не стало. Она все рассчитала, и даже порадовалась, что квартиру ей сдали только до ноября. Именно в ноябре и должен появиться на свет ее малыш, она уйдет в декретный отпуск, уедет домой к маме, там родит ребенка, проживет с малышом год или полтора (как фишка ляжет, как ей Коротков разрешит), и с малышом вернется в Москву, выйдет на работу. Для малыша найдет няню или детские ясли (не на полный день). Все складно получалось…За ее размышлениями, прошел месяц, у нее уже было тринадцать недель беременности, аборт делать поздно. Настя, когда поняла, что месяц прошел, было чухнулась, как же так, время упущено! А потом ответила себе  - ведь она специально время тянула, что бы у нее перед нею самой было оправдание – время ушло, аборт делать поздно,  придется рожать!
6
Она решила поговорить с Дорониным, об их будущем ребенке. Он же должен об этом знать! И понимала, разговор о ребенке только предлог. Она сама хочет видеть его, и говорить с ним не только о ребенке. Говорить она хочет об их совместной жизни, о свадьбе, о Саньке, который в каждый приезд ее в Великий Новгород спрашивает об Александре Ивановиче, о Нине Федоровне, которая считает свою взрослую дочь неразумным ребенком, ведь она обидела такого хорошего парня (Доронина).
Настя поехала в Торговый центр, где работал Доронин, и не нашла его. Ребята, охранники, сказали – уволился! Настя была в шоке, как уволился, куда уволился? Быть этого не может, не может он уволиться! Оказалось, может, уволился. Не найдя Доронина в Торговом центре, она принялась звонить Бойко, может быть тот знает, где сейчас работает Доронин. Бойко ее удивил еще больше Доронина, который уволился из Торгового центра. Бойко тоже уволился, из правоохранительных органов, он к тому же решил жениться, на Аленке, их общей хорошей знакомой, между прочем, бывшей девушке по вызову! Настя, услышав это, тихо ахнула. А тут Бойко принялся приглашать ее на свадьбу, в городок Дивеево, где молодые решили обосноваться, быть свидетелем на их свадьбе. Настя согласилась (а как не согласиться), и в свою очередь спросила Бойко о Доронине, тот, мол, уволился из Торгового центра. Бойко обещал о Доронине разузнать и Насте доложить. Доложил через неделю. Рассказал – сейчас тот не работает, в отпуске, вскоре приступит к руководству охранной фирмой Сергея Пирогова, Сергей идет в депутаты. И добавил – знаменитый доронинский дом на Таганке ломают...

Настя поняла, необходимо ехать к  Доронину домой. За несколько дней  до поездки начала настраиваться, уговаривать себя, мол, ничего страшного, Доронин ее не укусит, и известие о ребенке воспримет позитивно, и все у них будет хорошо. Но все равно, где-то в глубине души этой встречи она страшно боялась.
Решила подготовиться по полной программе, взяла два отгула. Почему два? Один день на посещение Доронина, а второй – рыдать из-за его отказа, и радоваться вместе с ним, мечтать об их совместной жизни. И вот, в день встречи с Дорониным, причесанная и принаряженная Настя поняла, что ехать к нему у нее просто сил нет, она отвратительно себя чувствует. Сильно переволновалась, и беременность дает о себе знать. Если в двадцать лет, будучи беременной, она носилась по всей Москве, не чувствовала усталости    ( но в больницу тогда она тоже загремела), то сейчас голова у нее кружилась практически постоянно, ее преследовала тошнота, дурнота, да еще врач в «Женской консультации», обозвала ее старородящей, и уверяла, что если она не хочет осложнений,  она должна постоянно лежать в кровати, а близкие должны  с нее пылинки сдувать. Этого Настя себе позволить не могла. И вот теперь, поборов головокружение, Настя побрела на остановку автобуса, дождалась автобуса, спокойно села в него (в час пик приходилось автобус брать с боем), порадовалась, что едет к Доронину поздним утром, народу в транспорте немного. Доехала до метро. Но спуститься туда не смогла, уже перед входом начала задыхаться, еще не спустившись. Постояла у входа в метро, поборола дурноту, отправилась ловить машину. Выхода у нее другого не было. Машину поймала быстро, ей нужно было в центр, а туда желающих ехать было много, и цену Настя сторговала приемлемую, подумала, что ей сегодня везет! Пока она ехала на такси до дома Доронина, полил страшный ливень, улицы превратились в реки, а широкий проспект Вернадского  вообще в океан. Машины плыли по нему, как океанские лайнеры… Настя, в окно машины, плывшей по проспекту, наблюдая эту нереальную картину, задумалась о предстоящем разговоре с Дорониным, но ее мысли все время перебивал водитель машины, он фактически к ней клеялся, говорил комплименты. Она ему не отвечала, с иронией думала, что вот водила к ней клеется, но он не знает, куда и зачем она едет. А едет она к мужику, что бы рассказать тому о своей беременности, и страшно боится, что этот мужик откажется на ней женится, банальнейшая история!
Вот и дом Доронина. Настя сначала его не увидела, испугалась, что дом уже сломали. Нет, сломали соседний. Дом Доронина стоял целехонек, только весь окутан строительными лесами. А перед подъездом огромная лужа. Дождь закончился, а вот лужи вечная беда мегаполиса, теперь высохнут не скоро. Настя расплатилась с водителем, пожелала ему всего хорошего, телефончик дать отказалась, направилась к дому Доронина. У подъезда ей пришлось снять босоножки и идти через лужу вброд.
И вот так вот, с босоножками в руках, босиком, она поднималась на третий этаж, к квартире Доронина. Удивлялась, по пути, что все квартиры в доме пусты, их двери распахнуты. Куда подевались люди? Как в фильме ужасов, пустой дом! В квартиру Доронина дверь тоже открыта. Настя остановилась перед распахнутой дверью, вздохнула побольше воздуха, она испугалась, что и эта квартира, тоже окажется пустой, и где ей искать тогда  Доронина, у кого спрашивать? И, все также, прижимая к себе босоножки, босиком, она вошла в квартиру, оказалась на пороге комнаты Доронина. 
И о чудо, Александр был на месте! Сидел в своей комнате, на стуле, который стоял у окна, как всегда, с сигаретой, вытянув длинные ноги, положив их на соседний стул, что-то рассматривал на экране ноутбука, лежащего у него на коленях. Услышав, что кто-то вошел, повернул голову.  Увидел, что вошла Настя, улыбнулся, а она сказала:
- Здравствуй, Саша!      

Глава двадцатая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Весна.   
1
Позже, Доронин с Настей часто вспоминали тот сказочный день. Как так получилось, как произошло, что они встретились именно тогда, и именно в квартире Доронина? Ведь Доронин собирался уехать накануне вечером, потому что в квартире окончательно отключили свет и воду. Он, тем же вечером собрал еще остававшиеся в квартире вещи в большую сумку, решил позвонить сестре, сказать, что переезжает к ней, насовсем, но что-то его остановило. Он решил переночевать на старом месте, и ехать к сестре утром. Сходил в магазин, купил канистру питьевой воды, и уселся у окна с компьютером. Он искал в интернете квартиры, выставленные на продажу, выбирал квартиру для себя. Доронин не понимал, почему он все оттягивает и оттягивает уход из квартиры. Сидя с компьютером у окна, решил, пробудет в квартире до тех пор, пока в ноутбуке не разрядиться аккумулятор. Но у него  был дорогой ноутбук, и аккумулятор в нем не разрядился до позднего вечера (не разрядился и утром). Доронин решил остаться в старой квартире до утра. Улегся спать в комнате деда Васи, на его топчане, он ночевал  там уже давно, с тех пор, как перевез свой диван в дом сестры. Топчан был страшно неудобным, но Доронин стоически терпел неудобства. Зачем, почему? Что останавливало его? Чего или кого он ждал? Ответ на этот вопрос появился, когда  на пороге его  квартиры  появилась Настя.  Произошло чудо, верный пес Хаттико, вопреки легенде, дождался своего хозяина, они встретились. Вот она вошла в его комнату, невероятно красивая, похожая на принцессу, в легкой голубой летящей юбке, белой кофточке, и почему–то босиком, как тогда, когда он увозил ее из дома матери Трофимова, в Белоруссии. Он спросил:
- Почему ты опять босиком?
Она ответила, просто, пожав плечами:
- Был сильный дождь, я как раз ехала на машине по проспекту Вернадского, и к счастью, под дождь не попала. Но у подъезда твоего дома огромная лужа, ее только вброд можно было перейти. Вот я и перешла, но пришлось босоножки снять. А когда по лестнице поднималась, забыла обуть.
Он опять улыбнулся:
- Проходи, садись.
Он спустил ноги, освободил стул, Настя прошла, присела на этот освободившийся стул, все также держа в руках босоножки. Внимательно взглянула на Доронина, убедилась, выглядит он отлично, точно также как ей нравилось - слегка небрит, густые волосы в беспорядке, одет в белую майку и джинсы, в общем, не мужчина, мечта. Настя   посмотрела вокруг, как будто только сейчас заметила пустую комнату, задала вопрос:
- Саша, а что случилось, куда все подевались? Как в страшном сне, пустой дом…
- Подевались? Уехали. А дом сломают вот-вот…
- Как уехали, куда?
Доронин объяснил:
- Да кто куда… Гала в отдельную квартиру, Магомед тоже, а дед Вася в элитный дом престарелых.
Настя напряглась, всем телом подалась вперед,  к Александру, спросила:
- А ты, ты почему не уехал?
- Не уехал… Не получилось…
- Как не получилось? Тебе предлагали что-то? Тебе не понравилось, что предлагали?
Доронин усмехнулся:
- Что мне только не предлагали, и коттедж, квартиру, и таунхаус…
- Почему ты переехал? Ведь таунхаус намного лучше этой комнаты в этом доме…
- А я еще не решил, где должен быть этот таунхаус…
- Как где? Ты хочешь уехать? В другую страну?
- Да куда я уеду, на работу новую через пару дней выхожу…
- А новая квартира? – допытывалась Настя.
- Что новая квартира? Одно другому не мешает.
- А ты, в новой квартире один собираешься жить?
Он улыбнулся, только так, как он умел улыбаться, глазами, произнес:
- С кем я могу жить? Только один!
Тут Настя сообразила, что у нее последний шанс, самый последний, именно сейчас она может вернуть Доронина, она собралась, сконцентрировалась, набрала в грудь побольше воздуха, сглотнула слюну,  спросила:
- А ты не рассматриваешь такой вариант – я могла бы переехать в новую квартиру вместе с тобой…
Доронин снова улыбнулся, только теперь загадочно, Насте не ответил, промолчал, взял паузу, прямо по Станиславскому, смотрел на нее, и улыбался. А Настя нервничала, елозила на стуле, ждала его ответа. А он знал, что она нервничает, ждет его ответа, и молчал, испытывал ее. Настя не выдержала, спросила еще раз:
- Саша, я могла бы жить вместе с тобой? Ты хочешь этого?
Доронин ответил на ее вопрос своим вопросом, даже не вопросом, утверждение:
- Ты же сбежишь от меня через неделю, бросишь меня, опять! И что я делать буду?   Как жить? Ты опять ввяжешься в неразумные авантюры, и мне опять придется тебя спасать…
- Почему ты так плохо обо мне думаешь? Мне никто кроме тебя не нужен! И  неразумные авантюры остались в прошлом. А, чтобы я не сбежала, тебе всего лишь придется держать меня крепче…
- Ты же хотела известности, хотела стать богатой и знаменитой, я помню наш разговор. И продвинулась в этом направлении сильно, видел тебя по телевизору, мол, известная журналистка, Анастасия Кораблева, дает интервью… Ты же на телевидении работать хотела…
Тут пришла очередь Насти улыбаться:
- Я стала богатой и знаменитой, и на телевидение пробилась…И поняла – не мое это все! Не хочу!
- А что ты хочешь, Настя? – допрашивал Доронин, Настя оправдывалась:
- А я, Саша, простого семейного счастья хочу, любви хочу, да я банально хочу замуж!
- За кого ты хочешь замуж, Настя? – он вынуждал ее признаться, а в глазах у него плясали чертики. Ему нравилось ее раззадоривать, волновать, докапываться до правды, в которой она не хотела ему признаваться,  нравилось наблюдать, как она оглядывается, кусает губы, ерзает на стуле, что она  уже сама себе не рада, что завела этот странный разговор. И вот  она сдалась,  призналась:
- Саша, я тебя люблю, и только за тебя выйду замуж, не возьмешь, значит, мне век одной куковать…
-  Придется взять, Настя! – чертики в его глазах успокоились, улеглись спать, теперь он улыбался глазами,  улыбался так, как только он один умел.
    2
    И как только он произнес  эти заветные слова,  просто невероятная сила подкинула и его и Настю вверх, подняла на ноги, толкнула друг к другу. Его руки оказались под ее белой кофточкой, ласкали спину сквозь тонкий шелковый топик. Под его руками она вздрагивала как норовистая лошадь, и еще удивлялась, насколько горячие у него руки, просто огненные. А ее руки, в свою очередь обнимали его за шею, ерошили густой короткий ежик  волос на его затылке.  И вот он сделал шаг вперед, крепко прижал ее к себе, со всей своей медвежьей хваткой, поднял на руки, целовал ее губы, она отвечала на его поцелуи. Он чуть разжал объятия, опустился обратно на свой стул, Настю усадил к себе на колени.
Они долго молчали, оглушенные взаимными признаниями, внезапно нахлынувшими взаимными чувствами. Первой пришла в себя Настя, поерзала у него на коленях, устраиваясь поудобней, левой рукой продолжала обнимать его за шею, пальцами правой руки ласково, нежно провела по его щеке, отвела с его лба пряди густых волос,  глянула ему в глаза, произнесла:
- А тебе все равно пришлось бы на мне жениться, Доронин, и не важно, хочешь ты этого или нет…
Он с удивлением поднял брови, но объятия не разжал, все также крепко держал свою Настю, лишь коротко бросил :
- Поясни! 
Она и пояснила, на свою голову:   
- Я беременна, Саша…
И вот теперь он объятия разжал, отпустил ее, попутно спросил:
- От меня беременна?
И она взвилась! Соскочила с его колен, принялась обувать босоножки, которые до сих пор еще не обула, волновалась, прыгала на одной ноге, путалась в ремешках босоножек. Доронин тоже вскочил вслед за Настей, пытался остановить ее, она вырывалась, выкрикивала оскорбления, порывалась бежать прочь, от Доронина, только что смертельно обидевшего ее. По ее мнению. И тут Доронин гаркнул, во всю силу своего командирского голоса, только таким образом он мог отрезвить Настю. Он крикнул:
- А ну сядь! Успокойся!
Настя замерла перед ним, как кролик перед удавом, но послушалась! Шагнула к стулу, на котором сидела минуту назад, присела на его кончик. Доронин начал говорить:
- Напридумывала, насочиняла глупостей, писательница! Владелица человеческих душ! Врага себе нашла! Банальнейшим путем пошла – мужик, изначально гад, раз ему девушка в том, что беременна признается, он определенно ее бросит. Ты же мне ничего сказать не дала, объяснить…
- Что тут объяснять, все ясно! Ребенка я все равно рожу, с тобой или без тебя. Не надейся, что аборт сделаю, тем более, поздно уже…- буркнула Настя, и опять попыталась встать, и опять Доронин гаркнуть:
- Сидеть! Сидеть и слушать!
Она и слушала, а он говорил:
- Настя, я сделал тебе предложение, позвал замуж, и не намерен от своего слова отказываться. И я совершенно определенно знаю, что беременной ты можешь быть только от меня, обманывать меня ты не будешь, твой характер хорошо изучил. Я взрослый мужик, не пацан, а ты сама предложила мне держать тебя крепче, вот я  и намерен держать, не отпускать, если нужно, к батарее привяжу…
Настя, опустив глаза, рассматривала свои пальцы, которые теребили ремешок сумочки. Бежать она уже не хотела, но сдаваться без боя было не в ее характере. Решила, пусть еще поуговаривает, а она подумает, сдаваться ей или нет, хотя знала, что сдастся, через минуту.
Доронин примирительно произнес:
- Настюш, замечательно, что ты беременна, и замечательно, что сказала об этом, только вот тянула зачем? Почему сразу как узнала, что беременна, ко мне не пришла? Думала на аборт погоню? Я. что, похож на детоубийцу? Ты от работы на телевидении из-за ребенка отказалась?
- Нет, раньше… То, что беременна месяц назад узнала…И весь месяц думала, как тебе сказать…Боялась…
- Меня боялась?  Я кусаюсь?
-Боялась,ребенка еще одного не захочешь, у меня сын, у тебя сын и дочь.      
- Глупости не говори…               
- Почему глупости? Все логично…
- Как ты жить намеревалась, писательница? Одна, с двумя детьми?
- Счастливо жить…
- Как же телевидение?–не унимался Доронин, Настя спокойно  отвечала:
- Я кастинг на ведущую серьезного ток-шоу прошла, между прочем лучшая на этом кастинге была…
- Не сомневаюсь…-перебил ее он, она не услышала, продолжала:
- Если бы я захотела на телевидении работать, ты бы о том, что я беременна не узнал бы, не сказала бы я тебе, никогда. Сделала бы аборт, и все дела, и жила бы себе спокойненько, карьеру делала. Но не хочу я никакой карьеры, никакого телевидения…
- И правильно…- резюмировал Доронин, - Давай так решать. Мы женимся, это точно, и вместе квартиру выбираем, или дом, сейчас в офис моих риэлтеров едем, и выбираем. У тебя справка о том, что беременна есть?
- Ты мне не веришь? Зачем тебе справка? – обиделась Настя, Доронин ее успокоил:
- Справка мне нужна для того, что бы нас скорее расписали, в ЗАГСе. Расписали без очереди. Я хочу ту недвижимость, что мне положена взамен этой комнаты, оформить на нас двоих, на себя и на тебя, как на мою законную жену, в равных долях…Если мы сейчас поженимся, а недвижимость после купим, то эта недвижимость будет считаться приобретенной уже в браке…
- Зачем ты все это мне так подробно объясняешь…Ты умирать собрался, хочешь, что бы у меня проблем с недвижимостью не было?
- Я умирать не собираюсь, а вот проблем с недвижимостью, правда, не хочу…Считай, это моя причуда…
- Причуда? Ты о чем? Это твой свадебный подарок! Только вот свадьбы никакой у нас не будет, не платья, не туфель, не машины с пупсом. Распишемся, и вдвоем отметим, дома, только ты и я…- убеждала Доронина Настя, он пожал плечами:
-  В принципе, я согласен. Только вот, дома у нас тобой уже нет…Здесь воду, свет, газ отключили, и сломают вот-вот…
- Я тебя к себе приглашаю! – обрадовалась Настя, - Я сняла отличную квартиру, правда далековато отсюда, в Солнцево, Но квартира замечательная, большая светлая, тебе понравиться. Пока там поживем, вдвоем. Правда, сняла квартиру до ноября…
- До ноября мы определенно переедем. Гарантирую…
Они, вместе, с удовольствием, принялись собирать его вещи, складывать в большую сумку (вещей было совсем немного, он почти все собрал еще вчера вечером). Он выключил свой ноутбук, запихал в ту же сумку, с крючка, вбитого в стену, сдернул джинсовую куртку...
3
Доронин, вместе с Настей, совершенно без сожаления покидал  старый дом на Таганке, понимал, то, что пережил в там, и плохое (его было не много) и хорошее (встреча с Настей), в прошлом, впереди его ждет только счастливая жизнь, в которой он уже не будет один. Теперь с ним Настя.
Они вышли из квартиры, спустились по скрипучей деревянной лестнице, через лужу у подъезда Доронин перенес Настю на руках, пошли на стоянку, где Доронин оставил свою машину. На стоянке он распрощался со сторожем, которого знал много лет, дал ему приличную сумму денег, пояснил, премию за хорошую работу, и забрал свою машину, насовсем, забросил в багажник вещи, помог сесть Насте, вырулил со стоянки...
До Солнцево дорога была долгой. Настя обнимала Доронина, положила ему голову на плечо, дремала. Она совершенно успокоилась, и даже себя намного лучше почувствовала, и еще она резонно думала, что на такси ей теперь тратиться не придется, и на метро ездить больше не нужно, возить на машине ее теперь будут до скончания века.

Новая квартира Насти  действительно оказалась выдающейся, это Доронин оценил – квартира-студия, комната без перегородок, больше пятидесяти квадратных метров (раньше квартира была двухкомнатной, хозяева снесли перегородки между комнатами, кухней и коридором). И эта квартира действительно была очень светлой. Белые стены, светлая мебель, белый пушистый ковер на полу, посередине комнаты огромный белый кожаный диван, в дальнем углу большая (два на два метра) тахта под белым меховым покрывалом. Небольшой кухонный уголок, также со светлой мебелью и бытовой техникой отделяла белая барная стойка с высокими белыми барными стульями и полом, выложенным белой керамической плиткой. Выделялся лишь огромный плазменный телевизор, висящий на стене. Телевизор был расположен практически у входной двери. Доронин сначала не сообразил почему телевизор именно там, но вскоре понял, расположенный именно в этом месте телевизор можно было смотреть практически из любого места в квартире, и с огромного белого дивана, и лежа на тахте, и сидя на барных стульях.  Доронин в этой квартире чувствовал себя дома, здесь он мог бы жить. Но ему, с перспективой увеличения его семейства, квартира нужна была в разы больше, но  интерьер этой квартиры он решил взять на заметку.
Оказавшись вдвоем в шикарной квартире, на белом диване, Доронин с Настей естественно передумали ехать в риэлтерское агентство, выбирать новую квартиру. Решили – успеем, завтра поедем, тем более, что у Насти завтра выходной день, а Доронин вообще в отпуске,  а сегодня их день, их вечер, и у них дела поважнее, чем поездка в риэлтерское агентство…

А чуть позже, Настя,  спросила Доронина, спросила прямо:
- Саша, в эти месяцы, что мы не виделись, ты пытался устроить свою жизнь? Без меня?
И Доронин, прямо, честно и откровенно ответил:
- Пытался.
- И что? Как? – допытывалась Настя.
- Ничего не получилось…Без тебя нет у меня жизни…- поставил точку в этом коротком разговоре Доронин, Настя, в ответ, за его откровения, поцеловала его сначала в висок, потом в небритую щеку, а потом конечно же в губы, и в который раз подумала – целуется он классно. А он опять думал про конструктор «Лего» - они с Настей, как детали этого конструктора, идеально вписываются друг в друга, влипают, вот сейчас, на большом диване, он лежит на спине, Настя рядом с ним на боку, диван, хоть и большой, но на двоих взрослых людей, один из которых к тому же крупногабаритный, не рассчитан,  а им с Настей удобно и комфортно. В общем, они созданы друг для друга… И тут же Настя произнесла:
- Саша, а ты понимаешь, что мы созданы друг для друга?
Доронин, услышав это, чуть с дивана не грохнулся, от удивления, дар речи потерял. Оклемавшись, отдышавшись, ответил:
- Я об этом сейчас только подумал…
- Значит, я твои мысли читаю…- резюмировала Настя.
Доронин усмехнулся:
- Тогда скажи, о чем я сейчас думаю?
- О чем ты думаешь? Ты есть хочешь…
Он и правда, страшно хотел есть, ел последний раз вчера вечером, и Настя об это догадалась, ему пришлось признать неприложную истину:
- Ты действительно телепатка… Давай, показывай, что у тебя в холодильнике? Хоть дежурные пельмени имеются?
Дежурных пельменей в холодильнике не оказалось, там  был вообще жалкий минимум продуктов!   Практически пустота… Пара банок консервов, кусочек засохшего сыра, микроскопический кусочек масла, и все! Пришлось заказывать пиццу (что в последнее время Настя делала частенько, у нее даже скидочная карта на доставку пиццы оказалась). Так вот, дождались пиццу ее доставили очень быстро), ели ее с жадностью (оба),  запивали красным вином (Доронин чистым, Настя разбавленным водой). И за тем, практически праздничным  ужином, Настя спросила:
- Доронин, а когда ты в меня влюбился? Если ты сейчас скажешь, что с первого взгляда, ты меня смертельно обидишь, я точно знаю, что это неправда!
- Не скажу… - пожал плечами Доронин, – Потому что действительно неправда. Я влюбился в тебя со второго взгляда. Когда приехал в квартиру Лисицыных, после твоего звонка. Мы пили с тобой чай, а я думал, что хочу на тебе жениться…
- С ума сойти! – воскликнула Настя, - А     почему ты мне сразу этого не сказал, не признался?
- И что бы ты мне ответила? Куда бы послала? Ты такую отповедь мне на следующий день дала…А я ведь именно тогда и хотел тебе признаться…
- Прости! Я перед тобой красовалась. Впечатление хотела произвести. Я же в тебя с первого взгляда влюбилась… И при встречах с тобой постоянно думала : «Боже, как я ей завидую!»...- откровенничала Настя.
- Кому? – не понял Доронин.
Настя пояснила:
- Как кому? Твоей жене…
- А чего ей завидовать? Она меня бросила много лет назад… - все еще недоумевал Доронин.
- Я же думала, ты счастливо женат,  жена у тебя красавица,  любит тебя!
- Ерунда, какая! Жена бросила меня много лет назад, за другим замужем тоже много лет!
Доронин рассмеялся от души, отложил вилку, протянул руку, нашел пальцы Насти,  крепко сжал…       
После ужина Доронин курил, сидя на стуле, придвинутом к раскрытому кухонному окну, Настя, поставив стул у него за спиной, сидела прижавшись щекой к  его широкой спине, обхватив за талию. И он опять думал о конструкторе «Лего», потому что,  обнимая его, Настя, словно, влипла,  вросла накрепко…
А Настя рассказывала Доронину историю о несчастном мальчике, Пете Горохове и его сестренках, о которых она написала статью, после выхода которой, судьба мальчика и его сестренок изменилась круто. Мальчика с сестрами перевели в хороший детский дом, в Подмосковье. Этот детский дом финансировался известным олигархом-меценатом, там были очень приличные условия, мальчика с сестрами поселили в отдельную комнату, детишки теперь вместе. Настя ездила в детский дом, встречалась с мальчиком и его сестрами, написала об этой встрече  газете, и просила Доронина съездить навестить ребят вместе с ней еще раз, тем более, что Петя про Доронина спрашивал, и еще мальчик спрашивал про их с сестрами мать, ведь Доронин обещал найти ее. Петя рассказал Насте, что несколько раз звонил Александру Ивановичу, спрашивал про мать, но Доронин отвечал, что ее найти не удалось. На самом деле, Доронин мать мальчика уже давно нашел, в турецкой тюрьме, но мальчику об этом сказать боялся. Настя предложила что-нибудь придумать, хоть что-то мальчику про мать рассказать. Доронин успокоил ее, сказал, что  Сергей Пирогов, написал в МИД России письмо, предложил обратиться в МИД Турции с ходатайством  о смягчении ее участи.   
 
Настя с Дорониным легли спать в одиннадцать часов,  уставшие, но счастливые, задернули шторы (на улице было еще светло). Они немного поспорили, кто, где будет спать, Доронин настаивал спать с краю, но Настя его переспорила, мотивировала, что ей, как женщине в интересном положении, нужно часто вставать в туалет, и поэтому она ляжет с краю. Он конечно же уступил, а как не уступить…
Он лежал на спине, Настя рядом, на правом боку, головой у него на плече (и опять оба подумали о конструкторе «Лего», у него на плече была очень удобная выемка, как раз для ее головы). Настя негромко сказала:
- Я получила самый лучший подарок в своей жизни…
- Какой? – не понял Доронин.
- Тебя! 
В ответ Доронин лишь крепче прижал к себе Настя, мысленно обозвав ее «маленькой, упертой дурочкой», но вслух говорить это не стал, зачем обижать любимую женщину. А любимая женщина поцеловала его в небритую щеку, и прошептала на ухо:
- Как же я по тебе соскучилась…
Тут уж он не выдержал, сказал, как отрезал:
- Ты же могла вернуться ко мне, в любое время! Я ждал тебя!
А она ответила:
- Я не обижаюсь на тебя, Доронин, я слишком тебя люблю, и твой солдафонский юмор воспринимаю позитивно…       
           4
Доронин крепко спал, чуть посапывая, Настя не спала, думала о том, что они будут делать завтра, строила планы. Будут смотреть новую квартиру? Это да, конечно. Но она очень хотела помочь Доронину разрешить еще один важный, суперважный вопрос для него вопрос (помимо поиска квартиры), и к утру, она придумала, как его решить. Придумала, и успокоилась, уткнулась носом в плечо Доронина, и уснула. Поздним утром ее разбудил Доронин, щекотал ее нос прядкой волос, а когда понял, что она проснулась, принялся целовать. Со всеми вытекающими из поцелуев последствиями…А когда, чуть позже, он отправился в ванную комнату, Настя принялась воплощать придуманный ею ночью план в жизнь. Вылезла из кровати, совершенно наглым образом влезла в карман его куртки, висящей у входной двери на вешалке, достала из кармана мобильный телефон, включила, порадовалась, что на телефоне не установлен код, нашла нужный в контактах телефона номер, быстро переписала номер в свой телефон, сунула телефон Доронина обратно в карман его куртки.
Довольная собой, юркнула в ванную комнату, присоединилась к Александру, принимающему душ…

Они позавтракали остатками вчерашней пиццы с кофе, и после завтрака, Доронин предложил Насте вот что – она подождет его дома, а он съездит на заправку, зальет в машину бензин, им сегодня нужно много ездить, а бензин на нуле. В полчаса он уложиться, а  Настю с собой брать не хочет, незачем ей, беременной, бензином дышать. Настя с радостью согласилась, сказала – пусть едет на заправку, она в это время маме с Санькой позвонит (про себя подумала – вот здорово, ей ничего придумывать не нужно, никуда прятаться, чтобы позвонить еще одному человеку, помимо мамы) и себя в порядок приведет...
Когда он ушел, Настя расположилась на диване с телефоном. Как и хотела, набрала телефон матери. Та ответила сразу, обрадовалась, что дочь ей звонит сама (обычно Нина Федоровна звонила Насте, выпытывала подробности жизни дочери, та распространяться о своей жизни не особенно любила). А как обрадовалась Нина Федоровна, когда Настя сообщила, что выходит замуж, и не за кого-нибудь, а за Александра Ивановича Доронина. Мать, солидная женщина, директор школы, визжала от радости, прыгала на месте, а тут еще в кабинет заглянул Санька (началась большая перемена), удивился такому странному бабушкиному поведению. Но когда бабушка пояснила внуку, что его мама одумалась и выходит замуж за Александра Ивановича, то и Санька принял самое активное участие в ее сумасшедшем веселье (Настя эту вакханалию слушала по телефону). Санька вырвал из рук бабушки мобильный телефон, принялся рассказывать матери, что ждет, не дождется, когда та приедет его навестить, потому что их классная руководительница объявила, что по случаю окончания учебного года весь класс, вместе с родителями пойдут либо в кафе, либо в поход. Дети хотят в поход, а родители в кафе. Учительница говорит, что в поход дети пойдут, если кто-то из родителей согласиться пойти вместе с ними. Но таких родителей пока не находится. Вот если бы Настя согласилась. Настя тяжело вздохнула, в поход она идти ну не хотела, да и не могла по состоянию здоровья, а кафе вполне одобряла. И тут ее осенило! Она сказала Саньке, что скоро приедет к нему с бабушкой  вместе с Александром Ивановичем, и вот он точно пойдет с ними в поход, лучшего сопровождающего для похода нет! Санька был на седьмом небе! А Настя, нажав на телефоне на кнопку отбоя, подумала, что теперь нужно как-то поделикатней  сказать Доронину, что в ближайшие дни они едут в Великий Новгород, и он идет с детьми в поход. Вот такая у него перспектива…Поговорив с матерью и сыном, Настя набрала номер телефона, переписанный ею утром из телефона Доронина, ей ответили почти сразу, и разговор состоялся (Настя думала, с ней говорить не захотят), на позитивной волне…
Переговорив с тем, с кем хотела, Настя сунула телефон в свою  дамскую сумочку, заранее, чтобы не забыть его дома (такое часто бывало). 

Но Доронин задерживался, его не было уже сорок минут. Настя решила выйти на улицу, ждать его там. И когда она запирала входную дверь, он позвонил, предупредил, что будет минут через десять, пусть Настя не волнуется. Настя успокоила его, - она и не волнуется, подождет эти десять минут его на улице, воздухом подышит, на солнышке погреется…    
         5
Автомобиль «Бентли», невиданной красоты и роскоши мчал по проспекту Вернадского, по направлению к совершенно не престижному району города Москвы, Солнцево, сверкая лакированными боками под ярким майским солнцем. За рулем роскошного автомобиля сидел угрюмый, серьезный шофер, в костюме от «Бриони», а на заднем сиденье, больше похожем на диван из гостиной дома на Рублевке, восседал Александр Борисович Клюев, миллионер и телемагнат, в еще более роскошном костюме, чем его шофер. Стоимость костюма превышала стоимость иномарки среднего класса, пошит костюм был известным итальянским мастером, вручную. Рукава его рубашки сказывали запонки, стоимостью сравнимой со стоимостью трешки в центре Москвы, а на руке блестели часы, равные по стоимости дому на Рублевке. На коленях у телемагната располагался планшетный компьютер, на котором телемагнат вот уже в течении часа (пока машина была в пути от Останкино до Солнцево, через всю Москву), смотрел одну и ту же видеозапись. Запись кастинга ведущих нового ток-шоу. Вернее кастинг одной ведущей – Анастасии Кораблевой, его бывшей девушки…Телемагнат не присутствовал на кастинге (хотя это ток-шоу выпускал его канал, а он всегда, самолично отбирал  новых ведущих для передач своего канала), поручил своему заместителю. И вот, тот заместитель просто все уши прожужжал своему шефу, рассказывал, насколько хороша Анастасия Кораблева, и лучшей ведущей им не найти. Но девушка, к сожалению, отказалась, ведущей нового ток-шоу, обещающего небывалые рейтинги быть не хочет. Клюев потребовал видеозапись кастинга, хотел убедиться, что кастинг проходила другая Анастасия Кораблева, с которой он не знаком, хотя в душе понимал – это ЕГО Анастасия Кораблева…
Клюев, расставшись с Настей, женившись по настоянию своего шефа на его дочери (разлюбезная мамаша Клюева всячески к этой женитьбе его подталкивала, на мозги капала, что Настя ему не пара, ребенка на шею повесила, да и сама на его шее весит). Купил новую квартиру (обманов выманив деньги у матери Насти), выселил из своей однушки Настю с сыном по суду. За деньги, что он взял у матери Насти, ему до сих пор было чрезвычайно стыдно, а за суд по выселению Насти еще стыднее. Но тогда он считал, что поступает правильно, если рвать с прежней любовью, начинать жизнь заново, то только таким образом, отсекая прежнюю жизнь, сразу и по живому.
Не новая квартира, не женитьба ему радости не принесли.  Молодая жена оказалась страшно ревнивой, глупой, некрасивой, но с гипертрофированным мнением о себе (так ее родители воспитали, мол наша доча самая-самая). А еще шмоточницей и мотовкой, просаживала непонятно на что все деньги Клюева, плюс еще и деньги своего папаши. Если она не покупала шмотки, то тусовалась с такими же, как и она, девицами, но во время тусовок умудрялась названивать мужу, контролировать, где же ее благоверный ходит. Детей она иметь категорически не хотела, а когда ее папаша потребовал (под страхом перекрыть доступ к его финансам), что бы родила ребенка, оказалось, что она родить не может! Сказался аборт, который она сделала в шестнадцать лет, учась в школе в Швейцарии, тайком от родителей. Клюев тогда запил, и надумал отобрать ребенка у Насти. Но во время одумался.
Клюев страшно тяготился своей неуемной супругой, мечтал от нее избавиться. Но он финансово зависел от ее папаши, работал на него. Избавиться от женушки и тестя он мог только став финансово независимым, и выше их по уровню доходов. И он занялся бизнесом. И ему повезло. Вложил деньги в надежный инвестиционный фонд, потом в еще один. Выкупил акции одного предприятия, потом другого, вошел во вкус, набрался наглости, и сместил своего тестя с должности председателя Совета Директоров телекомпании, и возглавил тот канал, где начинал ведущим.  Тестю пришлось уступить более молодому, рьяному, и активному противнику. И к тому же, у противника кипела ненависть в душе, так он хотел выкинуть ненавистную ему семейку из бизнеса. Выкинул. Разбогател еще больше, деньги уже греб лопатой. Развелся. Но счастливей не стал. Любви в его жизни не было. Вернее была, давно, с Настей Кораблевой. И вот на его пути опять появилась Настя, и реальный шанс получить счастье, любовь, ребенка…
Настю он увидел еще издалека, она сидела на лавочке у подъезда многоэтажки, чертила носком туфли невидимые рисунки на асфальте. Невероятно красивая, свежая как майская роза. Он обрадовался, что не нужно ей звонить, подниматься в ее квартиру. Они прямо здесь, на улице поговорят. Сегодня утром он позвонил ей на работу, и ему ответили, что Настя взяла отгул, и скорее всего дома, вот он и поехал к ней домой, вернее, к тому дому, где она снимала квартиру.
  Роскошный автомобиль, сверкая лакированными боками, затормозил у неказистой многоэтажки. Вышколенный шофер выскочил из машины, распахнул пассажирскую дверь, помог выйти хозяину, который прямиком направился к сидевшей на лавочке у подъезда девушке,  ну совершенно не удивившейся неожиданному визиту телемагната.
.
  Настя действительно не удивилась, когда увидела, тормозящую у ее дома дорогущую машину, и  появившегося из ее нутра  Александра Борисовича Клюева, собственной персоной. Что-то подобного она ожидала, но почему-то думала, что он ей будет звонить, лично сам не приедет. Приехал. Вальяжно прошел от машины до  подъезда несколько метров, уселся рядом с ней на лавочку. Коротко бросил:
- Здравствуй Настя!
Настя смутилась, она не знала, как ей его называть – Сашей, Александром Борисовичем, господином Клюевым или просто Клюевым, без господина? Решила назвать по привычке, Сашей, чай не чужие люди, у них общий ребенок. Ответила ему:
- Здравствуй Саша!
- Ты отлично выглядишь, Настя! – продолжил Клюев светскую беседу, которую Настя совершенно поддерживать не хотела, понимала, сейчас приедет Доронин, и ей не хотелось, что бы он видел любезничающего с ней Клюева. Она пошла ва-банк:
- Зачем ты приехал, Клюев?
-На тебя посмотреть… - тот пожал плечами.
- Посмотрел?
- Посмотрел, сказал же, отлично выглядишь!
- Домой езжай, тебя дела ждут, работа. Если хочешь меня уговорить работать в твоем шоу, то я уже отказалась, и мнения своего не переменю…
- Я хочу предложить тебе эту работу и  зарплату в два раза больше, чем оговаривалось первоначально…
Нужно сказать, что на кастинге оговаривалась сумма гонорара не маленькая, раза в полтора больше, чем сейчас получала Настя в газете, Но Настя была непреклонна:
 - Чего ты добиваешься, Клюев? Что тебе от меня нужно? Покупаешь меня? Я не продаюсь. Я уже сказала, на телевидении работать не буду. И не таскайся сюда больше, тем более, я скоро перееду…
- Переедешь? Куда?
- Какая тебе разница, Клюев? Помнишь наше мировое соглашение? Так вот, по этому соглашению, мы никогда не были знакомы.
- Настя, у нас ребенок! – взмолился Клюев.
- У нас нет ребенка, ты его в свое время не признал. Решил, что тебе от меня ребенок не нужен… В том же мировом соглашении сказано, что это не твой ребенок!
- Настя, я развелся, давно. Детей у меня нет. Выходи за меня замуж, я усыновлю Саньку, еще ребеночка родим… Я буду тебе хорошим мужем, обещаю. Я исправился, все осознал…
- Не ной, Клюев! Замуж за тебя я никогда не пойду. Вспомни, ты уже делал мне предложение, и даже кольцо подарил, не пожадничал. Наша свадьба тогда состоялась? Тогда я очень хотела за тебя замуж, я любила тебя. Сейчас я тебя не люблю, ты мне вообще безразличен. Я люблю другого, и выхожу за этого другого замуж. Так что, езжай домой, Саша, тебе здесь ничего не светит…
Краем глаза Настя заметила машину Доронина. Тот подъехал, остановился неподалеку, заметил, что она разговаривает с каким-то хлыщем, расфуфыренным до невозможности. И хлыщ Настю о чем-то умоляет! Но та непреклонно, и похоже хлыща отшивает!
  Настя поняла, странный разговор пора заканчивать, продолжила, резко:
- Прощай, Клюев! Найди себе нормальную девчонку, и не среди твоих помощниц, пониже опустись, у тебя в Останкино нормальных девчонок много. А про меня и Саньку забудь, тем более Санька тебя уже не помнит. Маме привет!
- Мама в Швейцарии живет, в горах. Я там ей дом купил. Воздух в Швейцарии свежий, и медицинские клиники хорошие.
- Она больна чем-то?
- Да нет, просто она лечиться очень любит, и от меня подальше, видимся с ней, к моему счастью не так часто…- и тут Клюев высказал последний аргумент:
- Я богат, Настя, очень богат!
- Мне когда-нибудь были нужны большие деньги, тем более твои? – вопросом на вопрос ответила ему Настя, а Клюев попросил:
- Настя, возьми хотя бы деньги, что я занял у твоей матери на квартиру!
- Верни их моей матери! Хотя я думаю, она не возьмет. Отдай на благотворительность, если хочешь… - предложила Настя.
Клюев понял, что и разговору, и отношениям, да и его надеждам на счастливую семейную жизнь пришел конец, Насти ему не видать, она отказала ему окончательно и бесповоротно,  он резко поднялся, направился к своей машине, услужливый шофер тут же выскочил со своего места, распахнул перед хозяином дверь, когда тот уселся, дверь захлопнул. И тут же машина, взвизгнув покрышками, умчалась.
6
Настя, проводив взглядом роскошный «Бентли», двинулась в джипу Доронина, помятому и потрепанному, разместилась в кабине, рядом с Александром, коротко сказала:
- Поехали…
Но джип не тронулся с места.  Доронин не собирался никуда ехать, наоборот, он повернулся к Насте, произнес:
- Ты не хочешь мне ничего объяснить?
Настя пожала плечами:
- А что ты хочешь услышать?
- Кто это был, Настя?
- Александр Борисович Клюев, телемагнат, ему принадлежит канал, на котором будет выходить то ток-шоу, в которое я пробовалась в качестве ведущей… - просто ответила Настя, но Доронин не отставал:
- И он лично приехал уговаривать тебя переменить решение? Телемагнат приехал к претендентке? Настя, давай начистоту!
- Александр Борисович Клюев отец Саньки, мой б.м… - резко ответила Настя, Доронин был удивлен, да нет не удивлен, потрясен:
- Этот телемагнат, богач,  бросил тебя беременную вторым ребенком, и с малолетним первым ребенком на руках, отказал тебе во всяческой помощи, с учетом, что  ты много лет на него горбатилась, за это не копейки не получала, фактически его сделал из ничего! Этот урод выселил тебя с ребенком, своим собственным сыном, из квартиры! Обобрал твою семью! Господи, почему я этого не знал пять минут назад, он бы отсюда живым не уехал!       
- Хорошо, что ты этого не знал пять минут назад! – резюмировала Настя, Доронин продолжал:
- И ты спокойно с ним могла говорить? Не понимаю…
- Что ты не понимаешь, Саша? Я, когда, увидела его, у меня ничего не дрогнуло внутри, я поняла, что мне все равно, я перестала его ненавидеть. Понимаешь, ненависть рождает ненависть. Я не хочу ненавидеть, я устала ненавидеть. Я очень изменилась благодаря тебе, переосмыслила свою жизнь. Ты подал мне пример, тем, что простил свою бывшую супругу и ее нового мужа. И еще на меня повлияли все те обстоятельства, что мы пережили вместе, я, может быть, это будет пафосно сказано, поняла цену жизни. Поняла, что совершенно не хочу быть богатой и знаменитой, хочу семью, детей, и покоя. Я много лет голодала – в прямом смысле этого слова, жила в нищете, носила обноски, и мечтала о мести, богатстве, известности, и когда известность ко мне пришла, поняла – не хочу, не нужно, и всего остального тоже не нужно!
Доронин слушал свою любимую женщину затаив дыхание. Она говорила именно то, о чем много лет думал он, переживала то, что он пережил, а Настя продолжала:
- Не, ревнуй, Доронин, я люблю только тебя! И твое предложение руки и сердца остается в силе, хотя Клюев тоже сделал предложение.
- Он сделал тебе предложение? Ты отказала? Ты отказала телемагнату и богачу? Ты променяла богача на временно безработного охранника, с без жилья и  с инвалидностью?
- А я кто? Беременная вторым ребенком иногородняя мать одиночка, живущая на съемной квартире!
Он протянул руку, притянул к себе Настю, прижал к себе, а она обняла его за шею, поцеловала в щеку, в висок, взъерошила короткий ежик волос на его затылке. Когда они объятия разлепили, она попросила:
- Саша, я тебя очень прошу, давай съездим в одно место…
- Куда , Настюш?
- На Енисейскую улицу, к твоему бывшему дому…
Доронин замер, судорожно вздохнул, сглотнул слюну, хрипло  выдавил  сквозь плотно сжатые зубы всего одно слово:    
- Зачем?
Настя принялась лихорадочно объяснять:
- Я говорила с твоей бывшей женой, она пообещала объяснить детям, что их отец жив, и не возражает, что бы ты с ними увиделся.
- Почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем говорить с Кристиной? - взревел Доронин.
- Я хотела как лучше! Прости, если обидела тебя…- Настя вжалась в сидение машины, Доронин бросил:
- Не то слово…
 Он  толкнул дверь машины, распахнул, спрыгнул на серый, грязный, заплеванный асфальт, захлопнул за собой дверь, Настя осталась одна в машине, а Доронин закурил, повернувшись к машине спиной. Настя внимательно, сквозь окно машины, вглядывалась в его широкую спину, напряженно скованную, мощные плечи, обтянутые джинсовой курткой, коротко стриженный затылок. Он курил, а она думала – неужели она неправильно поступила, решила за него его тяжелую проблему, страшно гнетущую много лет?
А он, еще пару месяцев назад, устроивший  бы грандиозный скандал, не потерпевший бы вмешательства в его личную жизнь, привыкший сам решать свои проблемы, вдруг подумал, а чего он собственно беситься? Что произошло? Настя поговорила с его бывшей женой? А почему она не могла этого сделать? Кристина, под влиянием Насти, переменила свое решение, разрешила ему встретиться с детьми, обещала рассказать детям, что их отец жив, это же прекрасно! Он резко обернулся, бросил окурок на землю, загасил  каблуком ботинка, потянул к себе дверь своей машины, уселся за руль, обеими руками растрепал свою короткую шевелюру, и тут пригладил, также обеими руками, повернулся к Насте, улыбнулся ей так, как умел только он один, глазами, произнес, примирительно:
- Раз такие дела, погнали… Едем на Енисейскую…
Настя, с облегчением, выдохнула…
7
До Енисейской улицы ехали более полутора часов, с Юго-Запада на Северо-Восток Москвы. Ехали молча. Настя боялась что-либо говорить, боялась ляпнуть не в тему (с ее умением это делать), расстроить Доронина, а сам Доронин был настолько взволнован, что говорить просто не мог.

Кристину с ее мужем, Чагиным, невзрачным мужиченкой в очках, Настя с Дорониным увидели издали, те стояли в обнимку  у своего подъезда, напряженно ждали гостей. Доронин запарковался в ста метрах о них. Он решил пройти эти сто метров  пешком, успокоиться, перед встречей с бывшей женой и бывшим другом.
Настя не смогла усидеть  машине, вышла, присела на низкий заборчик рядом с машиной, окружающий ярко зеленую лужайку. Она  внимательно наблюдала за Александром. Вот он, высокий, красивый, стройный, подтянутый, с прямой спиной  упругой походкой подходит к «сладкой парочке» своих бывших, пожимает руку Чагину, с улыбкой кивает Кристине, та мгновенно испаряется, исчезает в подъезде, поднимается в квартиру, звать детей на встречу с отцом.
Чагин, конечно же, заметил Настю, вышедшую из машины Доронина, расположившуюся  поблизости на заборчике, произнес:
- Вот везет же тебе, Доронин! Одну красавицу на другую заменил, хоть и инвалид ты болезный! Но выглядишь отлично, не потолстел, не полысел, недаром такая вот красотка на тебя глаз положила…- пригляделся к Насте, констатировал: - Так я ее по телевизору видел, журналистка она, вроде!
Доронин вздохнул, с тоской посмотрел на Чагина:
- Как был дураком, так и остался, молишь всякую чушь! Заменил одну красавицу на другую! Кристина со мной много лет назад развилась, за тебя замуж  вышла! Так что  я могу жениться на ком угодно, имею права, хоть и инвалид болезный, по-твоему!
- Ну да, ну да…- бурчал Чагин, Доронин продолжал:
- Эта девушка, что тебе понравилась, Настя Кораблева, действительно журналистка и действительно ты мог видеть ее по телевизору…И прекрати мне завидовать, с юности этим занимаешься, и кто из нас болезный, это еще вопрос…
В это время Кристина вывела из подъезда детей Доронина. Девочку-подростка мать обнимала за плечи, они были практически одного роста, и похожи как близнецы, брюнетки с длинными волосами и голубыми глазами, мальчика лет десяти Кристина держала за руку, и тот тоже походил на мать, темненький, вихрастый. Но дети одновременно были очень похожи и на Доронина – походкой, жестами. Настя, увидев вихрастого паренька, сына Доронина, вдруг подумала, а ведь будучи маленьким, Александр, был именно таким – крепеньким, вихрастым нахаленком.

Александр, заметив Кристину с детьми, тут же забыл о Чагине, подался вперед, к ним навстречу. Сенька, его старшая дочка, вырвалась из рук матери, удерживающих ее, бросилась к отцу, повисла у него на шее, он подхватил ее на руки. Девочка плакала, смеялась одновременно, постоянно твердила одну фразу:
- Папочка, я знала, что ты жив, я была уверена, что ты жив!
Пашка, младший сын, сначала смутился, испугался, а потом рванул вслед за сестрой, обнял отца, и заревел. Доронин, держащий дочь на руках, поставил ее на землю, подхватил на руки сына, но дочь продолжала обнимать его. Доронин говорил детям, как он их любит, как хотел их видеть, на вопросы детей, где он был, он сказал, что болел, лежал в госпитале, но сейчас здоров и готов общаться с ними. Сенька стала просить отца забрать их с братом к себе, но Доронин на ее просьбу ответил, что забрать их пока не может, некуда их забрать, у него нет жилья, но этот вопрос будет лишен в ближайшее время.
Кристина сказала Доронину, что сегодня вечером они на все лето уезжают к ее родителям, на юг, всей семьей, включая Чагина, который в очередной раз был без работы. Ее мать болеет, отец уже на пенсии, а хозяйство там большое. Доронин поинтересовался, нужна ли его помощь, может быть материальная, но Кристина ответила, что деньги у ее родителей пока есть, им материально помогают ее братья, а родителям нужна физическая помощь, вот они и едут помогать, то есть помогать будут они с Чагиным, дети будут отдыхать на природе. Чагину полезно физически потрудиться, пусть грядки покопает, гвозди позабивает (у родителей крышу нужно перекрыть, забор поправить). Дети твердили, что не хотят ехать, хотят остаться с отцом. Доронин их убедил, что он навестит их у бабушки с дедушкой, обязательно, и когда они осенью вернуться в Москву, у него как раз будет свое жилье. Кристине с трудом удалось успокоить детей, увести домой. Доронин, дрожащими руками достал сигарету, несколько раз щелкал зажигалкой, не получалось у него закурить, но вот он закурил, глубоко затянулся несколько раз, и только после этих глубоких затяжек его руки дрожать перестали. Чагин, во время разговора Доронина с детьми, стоящий в сторонке, тут же подскочил к Александру с вопросами:
- Это, какое ты жилье собираешься покупать? На какие деньги?
-Коммуналку мою расселяют…- спокойно ответил Доронин,- Коммерческая фирма расселяет, покупают всем жильцам приличное жилье.
- Везет тебе, я же говорю! Квартиру вместо коммуналки приличную получишь! Как же так! За что?
Доронин молчал, курил, сглатывал комок в горле, и у него чесались кулаки, так он хотел надавать по морде Чагину. А тот нудил:
- Говорю же, тебе везет! Жену-красавицу да еще новую квартиру получишь, детей теперь вот у нас отберешь. Почему все тебе? А мне ничего? Мы вот к родителям Кристины и то на твои деньги едем, те что ты на детей в прошлом месяце перевел. У нас даже денег нет, на еду, практически голодаем в отличии от тебя…
Доронин осадил своего бывшего друга:
- Так, Чагин, а работать ты не пробовал? Деньги ведь просто так с неба не падают! Говоришь, детей у вас я отберу? Дети сами решат, с кем им жить, и поверь, я строгий отец, у меня дети не забалуют. И потом, это мои дети, своих родите! И еще, я тебя предупреждал, неоднократно, повторяю  в последний раз, а ты знаешь, я слов на ветер не бросаю, кончай нудить, не попадайся больше на моем пути, если меня увидишь, за километр обходи… Я тебе ноги уже ломал? Еще раз сломаю, и не только ноги, но и руки и шею в придачу…Понятно? Что бы через секунду тебя здесь не было! Что стоим? Время пошло…
Чагин тут же пропал, его просто сдуло ветром.
Доронин повернулся на каблуках, двинулся к находящейся рядом с его машиной Насте, но та, уже сорвалась с места, бежала к нему, добежав, обняла за шею, прижалась. Молча. Без слов. Слова были не нужны, совершенно.
И только отъехав на приличное расстояние от своего бывшего жилища, Доронин оттаял, положил руку на коленку  Насти, произнес одно короткое слово, но емкое, глубокое, и так много значащее для Насти:   
    - Спасибо!
Настя, до сих пор тревожно молчавшая, резко повернулась к Доронину, из ее глаз покатились крупные хрусталины слез, утерев слезы, она рассмеялась, вспомнив дурацкую физиономию Чагина, Доронин рассмеялся вслед за ней. Отсмеявшись, Настя спросила:
- Куда теперь едем, к риэлтерам, как хотели?
Доронин на секунду задумался, почесал затылок, произнес:
- На короткое время заедем на мою бывшую работу, к Торговому центру, у меня там небольшое дельце есть…
Настя решила признаться:
- Саша, я позвонила маме, рассказала, что мы женимся…
- Правильно сделала, умница! – перебил ее Доронин, Настя продолжала::
- Так вот, я еще говорила с Санькой, он страшно рад за нас… Но так получилось, я ему пообещала…
- Что пообещала? – улыбался Доронин.
- Что ты пойдешь в поход с его классом. Дети так хотят в поход! А кроме тебя  никто с ними в поход не пойдет…А детей в поход отпустят только если с ними пойдет кто-то из родителей…
- Ну в поход так в поход… Не надолго же…
- На одну ночь!
- Одну ночь я с детьми в походе переживу. Справлюсь. Гарантирую…

У Торгового центра, Доронин не стал, как обычно заезжать в подземный гараж, оставил машину на стоянке для посетителей. И покинув машину вместе с Настей, взяв ее за руку, двинулся не к Торговому центру, а к подземному переход, поодаль.
Он же приехал к Торговому центру только затем, что бы навестить своих подопечных, нищих Митрича и Марусю. Те были на месте. Страшно обрадовались, увидев Доронина (он подошел к ним один, Настя сама так решила, высвободила свою руку из его руки, остановилась неподалеку).
 Митрич и Маруся спрашивали как у Доронина дела, почему его не было так долго. Он улыбался, благодарил за их волнение, за их неподдельный интерес к нему. Сказал, что теперь он работает в другом месте, но будет заезжать к ним часто, оставил свой номер телефона, попросил звонить, если будут какие-либо проблемы, дал нищим небольшую сумму денег, от большой они отказались. Попрощавшись со своими друзьями, которых считал своим талисманом, с прекрасным настроением, вернулся к Насте, и все также, взяв ее за руку, увел из подземного перехода,

Митрич, проводив Доронина, державшего за руку прекрасную девушку, толкнул локтем в бок свою пригорюнившуюся подружку (та все охала и ахала, как же они теперь без защиты, без Доронина,  Митрич ее успокаивал) произнес:
- Видела, он с девушкой был?
Маруся закивала, Митрич продолжал:
- Вот именно такая девушка ему нужна.
- Какая? Какая такая? – спросила Маруся.
- Самая красивая. Королева. Королю в жену нужна только королева…- Митрич был безапелляционен.

 
 
 
   
 
   
    
 

 
      


   
   

 
 

      
 
 
 
   

 
         


 
   
 
 
               
         
      

 

   

 



 
 
 

      
      
       
 
          
    
               
   

       
   
               
         
               
               
      
      
               
               
       
      
            


 
 
      
       
 

   



















 
       
.            








Оглянуться никогда не поздно, или
«Любовь» -  слово женского рода

Роман










Пролог.
1
Он, лихорадочно, в ужасе, до отказа вдавил педаль тормоза в пол машины, его внедорожник взвизгнул, дернулся, завертелся на месте,  тяжелую машину занесло, но машина устояла, не перевернулась, замерла, уткнувшись носом в кочку, не единственную на этой узкой проселочной дороге. Он выдохнул, упал лбом на руль. Он, только что, реально, избежал смерти. Старуха, с косой, пролетела в ступе поблизости, не коснулась его. Он  не разбился, выжил, уцелел. Опять, в который раз. И тут же подумал, а зачем? Впервые, за последние четыре дня подумал связно, осознанно. До этого момента он думать не мог. А также не мог, есть и пить. Есть он даже не пытался, от одного вида еды его тошнило, а от глотка воды в желудке начинались жесточайшие спазмы. И, конечно же, не мог спать (двухчасовой пьяный угар, три ночи назад, нельзя назвать сном). Он мог только курить, и курил постоянно, сигарету изо рта не выпускал, затолкав окурок в переполненную пепельницу, тут же закуривал снова. И еще он мог вести машину. Вот он ее и вел. Пару раз он останавливался на заправках, заливал в машину бензин, покупал сигареты.
И теперь, едва не погибнув, он смог думать осознанно, и смог ответить на свой вопрос - он сейчас уцелел, потому что это нужно многим, в том числе ему самому.  Он должен еще что-то в жизни сделать. Вот только что? Но ведь еще неделю назад, он абсолютно точно понимал, для чего он живет, и что должен сделать.  Всего-то неделю назад!
Отсутствие возможности мыслить связно в тяжелейшие для него дни стало защитой, броней, если бы  он вдруг принялся думать, анализировать произошедшие события, прогнозировать последствия, он бы свихнулся окончательно,  угодил бы в психбольницу. А так, направо, налево, газ, тормоз, быстрее, еще быстрее, все на уровне инстинктов, на автомате, плюс мышечная память, нельзя разучиться кататься на велосипеде, нельзя разучиться плавать. Оказывается машину водить тоже нельзя разучиться!
Он выпрямился, потер  ладонями небритые щеки,  убрал со лба мокрую от пота, сальную прядь волос, передернул плечами, поудобнее устроился за рулем своего потрепанного, но такого крепкого и надежного внедорожника, погладил руль, мысленно поблагодарил машину, за то, что не подвела, вынесла сумасшедшую гонку по бездорожью.  Он поднял глаза, глянул в зеркало над приборной доской, и ужаснулся. Он не узнал своего отражения. Из зеркала на него смотрело лицо совершенно чужого человека, даже не человека, призрака,  приведения, мумии, и к тому же, черного цвета. Черные провалы глаз, черная густая щетина на ввалившихся щеках,  темные пряди волос, слипшиеся  в отвратительный колтун. И черная майка, грязная, промокшая от пота, местами порванная. Если бы его сейчас увидел кто-либо из его подчиненных, не узнал бы, однозначно. Этот человек в зеркале над приборной доской, походивший на приведение, не имел ничего общего с моложавым холеным статным мужиком, одетым  в дорогой костюм с иголочки и кипельно белую рубашку, который  неделю назад вальяжно прогуливался по одному из крупнейших московских Торговых центров, с рацией в руке. Он это был или не он? Возможно он. Но как давно это было. В его прошлой жизни или неделю назад?
И снова удивился, что может   мыслить связно. Вот вспомнил мужика из Торгового центра, в дорогом костюме, с рацией. Перевел взгляд с зеркала на часы с календарем, вмонтированные в приборную доску. Сфокусировал взгляд на календаре. Сколько он уже за рулем? Посчитал. Получалось, двое суток… А  сколько дней назад пропала Настя? Четыре. Пропала Настя, его Настя, женщина ради которой он, скорее всего, родился на этот свет, перенес страшные потери, сумасшедшие страдания.  Он жил ради нее, дышал ради нее, просыпался ночью, прижимал ее к себе и думал о свалившемся на него невероятном, незаслуженном  счастье.  Понимал, эта женщина не для него, с ним она временно. Но  звезды так сложились, они с Настей оказались вместе, ненадолго, но вместе... Он всегда будет помнить, что в его жизни была настоящая любовь, он был счастлив. Эти воспоминания дорогого стоят…А может быть, Настя решит, что ей в ее нелегкой жизни нужен именно такой мужик как он, с широкой спиной и умелыми руками, который защитит,  спасет, будет оберегать ее сон, и самое главное, будет ее любить, до гробовой доски. Он думал так  четыре дня назад, всего лишь четыре дня!
 
 Он пытался удержать Настю от необдуманных действий, просил не спешить, обещал все вопросы уладить, урегулировать... Возможно, он специально тормозил, надеялся, что она поверит ему на слово, пересидит, одумается, но не учел ее своевольный характер,  страстную натуру. Будь на ее месте другая женщина, ничего бы страшного не произошло, не случилось… Но, рядом с ним, на его счастье (или на беду) оказалась Настя. Его Настя. Самая прекрасная женщина в мире…Любила ли она его? Ему кажется, что да, любила. Но из-за своего страшно упертого характера не признала очевидного. Сказала ему в сердцах, что их отношения не всерьез, они расстанутся, при первой возможности, у нее своя жизнь, у него своя, и не хотела понимать – жизни без друг друга у них просто быть не может! Но ведь еще у нее была и своя, как она говорила, ЦЕЛЬ в жизни (с его точки зрения – безумная, ненужная ей совершенно)! Но упертая Настя истово к этой ЦЕЛИ стремилась.
 Теперь она в беде. Не послушала его, шагнула прямым ходом в западню. В этом вся она, ей все нужно по полной программе – любовь до гроба, за справедливость – на баррикады, нуждающемуся – последнюю рубашку. А тут просто ужасающаяся ситуация сложилась, а  он, супермен хренов, все это допустил, не предвидел, не осознал!   
Он повернул ключ зажигания, тронулся с места, поехал на небольшой скорости. Он хорошо водил машину, просто отлично. Один из его друзей, водитель-экстремал, как-то решил дать ему пару уроков вождения, но после первого урока сказал, что уроки ему не нужны, он сам может уроки экстремального вождения давать! И только благодаря этому своему умению, на уровне инстинктов, вот сейчас он выдержал сумасшедшую езду по бездорожью на скорости более ста километров в час. Тронулся с места, и тут же все вспомнил.
Вспомнил, что его лучший друг, Серега Пирогов, не прав, назвав психом. Так сказал: «Сашка Доронин, ты писх! Я всегда это знал!».  Оказался не прав Серега! А прав он, Александр Доронин (вот он и имя свое он вспомнил)!
Когда загорелся тот дом в Подмосковье, и выяснилось, что в доме находится Настя, он сразу ринулся на помощь. Оказался на месте пожара через полчаса (что совершенно невероятно!). Рвался тушить пожар, спасать Настю. Но дом пылал как свечка! Его не пускали, с трудом удерживали четверо здоровых спецназовцев. Пожар потушили, на  пепелище нашли сумку Насти, с ее паспортом, ее белую куртку, в кармане которой чудом сохранилась визитная карточка Александра Доронина. В подвале сгоревшего дома обнаружили четыре обугленных трупа, три женских, один мужской… Ему твердили, Настя погибла, ее труп нашли там, в подвале, один из трех. Труп Насти он не опознал, был уверен, нет ее среди погибших. Серега Пирогов позже признался, что в тот страшный вечер он посчитал, что Доронин обезумел от горя, не видит очевидного. А Доронин настолько любил Настю, что не мог не узнать ее, узнал, если бы ее распылили на атомы, по одному атому бы узнал!
В тот страшный вечер, его друзья решили помочь  ему, побоялись за его рассудок, побоялись, что в трезвом виде он  наложит на себя руки. И друзья  не придумали ничего лучшего, как напоить его, в усмерть.  Напрасно боялись, он и не думал кончать жизнь самоубийством, он просто не верил, что Насти больше нет…Он повторял, Настя жива, Настя не умерла, его друзья услышав его слова, пугались, отворачивались, украдкой смахивали слезы. А он не понимал, почему они его не понимают! И он оказался прав. Через несколько часов после ее якобы гибели раздался телефонный звонок, от Насти. А он ждал ее звонка, хоть и спал в пьяном угаре. Он проснулся, принялся искать телефон, нашел в кармане пиджака, в котором он спал, включил, телефон тут же зазвонил!  Настя сказала всего несколько слов, что жива, в порядке, и тут же пошли короткие гудки, пропала связь. Он много раз набирал номер, с которого звонила Настя, номер был недоступен. В то, что Доронину звонила Настя, Серега Пирогов также не поверил, именно тогда обозвал своего лучшего друга Александра Доронина психом! Но, когда Серега пробил номер, с которого звонили,  определил, что звонили со спутникового телефона. И, именно этот спутниковый телефон находится в розыске, украден с  военной базы, Пирогов  сменил гнев на милость. На свой страх и риск, пользуясь служебным положением, и еще тем, что он все-таки был генералом (хоть и в отставке), да еще Героем России, позвонил своим друзьям, в ФСБ, попросил уточнить, откуда был тот звонок. При этом он постоянно приговаривал, что из-за Доронина, его, Серегу Пирогова, посадят, и будет Герой России зону топтать! Но  боевым друзьям повезло, хоть и сильно заинтересовались украденным телефоном товарищи из ФСБ, и даже в офис Сереги серьезные мужики приехали выяснять, что про украденный телефон тот знает, но координаты, откуда звонила Настя, Доронину назвали. И как только он увидел эти координаты, тут же понял, где   Настю искать. Совершенно точно понял,  куда ему  необходимо ехать - в небольшую деревеньку, в Белоруссии,… 
Он отправился в путь, повторяя про себя, что если с головы Насти упадет хоть один волос, навредившего ей, он убьет. Реально убьет. Оружие у него имелось. Недаром он больше двадцати лет в армии прослужил, в спецназе. Подполковник в отставке. Не Герой России, не генерал, как Серега Пирогов, но тоже не лыком шит, военный опыт и  боевые навыки  имеются. И еще его чувства  - сумасшедшая  любовь к Насте, сильная и страстная, плюс  ярость, злость и отчаяние… Любовь, ярость, злость и отчаяние двигали его вперед с неимоверной силой…
2
Машина буксовала, вязла в жидкой весенней грязи, дороги еще не просохли, кое-где в лесу, под деревьями лежал снег, было достаточно холодно, градусов двенадцать тепла. Апрель. Но Доронина холод не волновал (в прочем, жара тоже), он холода просто не ощущал. Его волновала дорога, кочки, ухабы, жидкая грязь, они не позволяли ему двигаться с нужной скоростью. Но вот, на его счастье грязь закончилась, он выехал из леса, на широкую проселочную дорогу, тянувшуюся мимо еще не засеянного, но очистившегося от снега, поля. И эта дорога успела просохнуть, была достаточно твердой, устойчивой. Он сверился с навигатором, убедился, едет в правильном направлении, и через часов пять-шесть будет на месте… И тут же задумался – через часов пять-шесть будет ночь, день или утро? А сейчас что? Вроде на улице светло. Он взглянул на часы, они показывали без пяти шесть. Утра или вечера? По его ощущениям утра. Значит, на месте он будет днем. Отлично…Он увеличил скорость до ста километров в час. Многострадальный внедорожник взревел, потом застонал, но справился, помчал своего хозяина вперед, к цели. Газ, тормоз, вправо, влево…
Теперь, вспомнив, все что произошло четыре дня назад, он задуматься о том страшном, что может произойти (или уже произошло) он  просто боялся…И он начал молиться: «Господи, если ты есть, а я уверен, что ты есть, ни минуты в этом не сомневался, даже тогда, когда пионером был, в красном галстуке бегал.  Нас, детей, стращали какими-то сектами, которых в природе-то нет, лично я не одного сектанта в жизни не встречал, а живу я уже давно, твердили, кто на крестный ход, на Пасху, пойдет, аттестаты не выдадут, двойки по поведению влепят, на учет, в детской комнате милиции поставят. Бред… Наши коммунистические вожди пытались отнять у людей самое святое, отнять Веру. Это чудовищно, нам пытались запретить верить! Верить в чудо, в добро, надеяться на счастье… Мой отец в конце жизни, переехав с Севера, пришел к Вере, и страдал страшно, что в молодости над верующими смеялся и поддерживал тех, кто церкви рушил. Господи, какое чудовищное преступление разрушить храм Божий, украсть оттуда иконы, церковную утварь, неужели те, кто это делал, не понимали, что воруют у святых? Не понимали, какое их ждет наказание? И на этом свете и на том. А встречал я многих верующих, и православных и католиков, мусульман (не фанатиков, людей светских) все они, как один, были людьми праведными и хорошими. Меня самого лишь Вера в Бога и спасла, когда я к койке прикованный в госпитале валялся, не рукой не ногой пошевелить не мог. А мог лишь думать и молиться…Может быть, сейчас, я молюсь не правильно, не верно, но я делаю это искренне, и ты, Господи, слышишь меня. Я точно также молился в госпитале, и ты меня услышал, поднял на ноги, дал второй шанс на полноценную жизнь. Я благодарен безмерно, стараюсь в церкви бывать, но бываю там неоправданно мало, и постоянно ругаю, корю себя. Господи, я знаю, что грешен, я готов ответить за грехи свои, хоть сейчас… Но Настя, она не в чем не виновата, она безгрешна, она светлый человек, кристально чистый и честный, она не должна страдать. Помоги мне, умоляю, помоги мне ее спасти… Она должна жить… Если ее не будет, не будет меня, возможно не будет прекрасной женщины, ее матери, она не переживет Настиной смерти, и маленький мальчик, как две капли воды похожий на Настю, Санька, мой тезка, останется сиротой. Господи, не допусти этого! Я должен ей помочь… Пусть мы будем не вместе оставшуюся жизнь, пусть мы пойдем разными дорогами, но не дай ей страдать… Господи, я умоляю тебя…». Он повторил эту странную, придуманную им молитву многократно, еще припомнил все настоящие молитвы, что знал наизусть, вспомнил даже те, что не знал, слышал пару раз, на службах, в Храме…
И не заметил, как прошли четыре часа, и он, вот так вот, с Божьей помощью, почти добрался до места назначения… Остановился на обочине дороги, сверился с картой в навигаторе, понял – он на месте. Вот и нужная ему деревня. Он проехал по деревне, выглядывая припаркованный рядом с деревенскими домами  микроавтобус. Не увидел. Но на отшибе, примерно в полукилометре,  стоял еще один дом, с большим приусадебным участком, огороженным редким, покосившимся, посеревшим от времени забором. Скорее всего, это был так называемый, хутор. И именно за  покосившимся серым забором он заметил микроавтобус, понял - он не ошибся в своих расчетах, он там, где  должен быть именно сейчас. Он оставил  свою машину неподалеку от хутора, спрятал за деревьями в небольшом перелеске, дальше пошел пешком. Его приближения на хуторе не заметили, уже смеркалось, и человек в темной одежде был неприметен. Он затаился, присел на корточки у забора, выжидал удобную минуту, что бы начать действовать…
Удобная минута наступила…И Господь Бог услышал его молитвы…

Глава первая. Александр Доронин. Зима.
1
Подполковник в отставке, Александр Иванович Доронин, страшно не любил зиму. Зима раздражала его, бесила, доводила до исступления. И все эти негативные эмоции вызывали у него совершенно не капризы погоды, обычные для этого времени года, включая снег, гололед и лютый мороз, он не терпел праздников, коими богата зима. Доронин искренне считал, что праздники должны быть не по календарю, а по настроению, и не понимал, почему его вынуждают праздновать праздники, которые ему совершенно не по душе – например «День милиции»?
Хоть и не зимний праздник «День милиции», а осенний, но для Доронина он начинал бесконечную череду зимних праздников. Накануне так называемого праздника, «Дня милиции», по всем  телевизионным каналам  круглые сутки демонстрировались сериалы про якобы милиционеров, правда теперь они назывались полицейскими, хороших, не очень хороших и совершенно отвратительных, честных и нечестных, вообще-то не важно, каких, лишь бы про милиционеров (полицейских). Если судить по сериалам, у этих якобы милиционеров (полицейских) шла какая-то своя, отдельная от жизни простых людей жизнь. Профессией своей милиционеры не занимались, существовали  в  своем, параллельном мире, вели свои, ментовские войны, ездили на шикарных машинах, жили в богатых квартирах, ужинали в дорогих ресторанах, среди них были даже менты в законе,  менты на улицах разбитых фонарей, «дикие» и не очень, и даже «глухари». Появлялись эти так называемые милиционеры (полицейские)  в реальном мире только чтобы срубить деньжат с обычных людей. Некоторые сериалы демонстрировали не по одному разу,  и даже Доронин, смотревший телевизор раз в год по обещанию, включая «ящик» в эти дни, вдруг с удивлением обнаруживал, показываемый фильм он видел, не однократно. В команде Доронина отставных милиционеров служило не мало, половина, если не больше, праздновать свой профессиональный праздник они начинали загодя, примерно за неделю, и остановить, прекратить эту праздничную вакханалию, было невозможно. Не помогало ничего. Даже авторитет Доронина в этих случаях не действовал. А авторитет у него перед его ребятами был огромным. Они  понимали  его с полуслова, с полувзгляда,  ему достаточно было  повести бровью, его распоряжения выполнялись беспрекословно. Ребята знали, что все, что Александр Иванович приказал, должно быть исполнено, он зря словами сотрясать воздух не будет, он вообще говорил мало, и ничего никогда не забывал. Но стоило кому-либо из команды провиниться, на горизонте реально маячило увольнение, халатности Доронин не прощал. Увольнения члены команды боялись смертельно, понимали, что подобную работу, оплачиваемую также прилично, с таким отличным начальником, умным и справедливым, готовым,  при необходимости, защитить, прикрыть своих подчиненных, не найти. А уж если начальник хвалил, у ребят вырастали за спиной крылья, похвала Александра Ивановича стоила многотысячной премии! Доронин и его команда трудились в Службе безопасности одного из многочисленных в Москве Торговых центров, притулившихся у московской кольцевой дороги. Доронин был начальником Службы безопасности, состоял в должности заместителя директора Торгового центра…Но сам Доронин к занимаемой им должности относился философски, считал ее промежуточным этапом. Он больше двадцати лет прослужил в армии, в спецназе, не один год воевал в горячих точках, прошел все чеченские компании, в афганскую, правда, повоевать не успел (по возрасту),  имел множество наград, и в  военной части, где он когда-то служил, о нем с восторгом вспоминали по сей день. И вот демобилизованного из армии по ранению,  Доронина разыскал  бывший однополчанин, Сергей Пирогов, владелец крутого охранного агентства, предложил место начальника Службы безопасности   Торгового центра. Доронин, уже вполне здоровый, несколько месяцев  маявшийся без дела, согласился сразу,  но поставил условие – команду охранников он набирает самостоятельно. На его условия согласились. И вот теперь, уже больше года, когда пять, а иногда и шесть дней в неделю он проводил в Торговом центре, где благодаря  усилиям его и его команды, серьезных происшествий практически не было. В его обязанности входило еще общение со всяческими контролирующими органами, что у него получалось отлично. Но в душе он тосковал, чувствовал, чувствовал, что готов горы свернуть, а его заставляют копаться совочком в песочнице…
Вернемся к зимним праздникам. После удушающего «Дня милиции» наступала небольшая передышка перед празднованием Нового года, которое начиналось практически за месяц до самого праздника, в начале декабря.  Именно с начала декабря истеричный призыв «Праздник к нам приходит!» начинал звучать отовсюду, вплоть до утюга, город увешивался совершенно безвкусными безобразными бумажными гирляндами, украшался чудовищными пластмассовыми елками,  пластмассовыми, не натуральными столетними красавицами, погубленными, потехи ради. Доронин, не страдающий сентиментальностью, не мог видеть елочных базаров, набитых мертвыми  красавицами-елями...А город сходил с ума! Коллективное, массовое помешательство. Нескончаемые, не рассасывающиеся не днем не ночью автомобильные пробки. В торговых центрах, в супермаркетах, на рынках цены взвивались в разы, а сошедший с ума народ, превратившийся в безмозглое стадо, влет расхватывал  подорожавшие товары. Народ метался по городу в поисках никому не нужных ерундовых подарков, скупал якобы символы наступающего года, в виде разнообразных уродливых пластмассовых или керамических фигурок.  Также скупались вазочки, тарелочки, полотенца и майки, украшенные новогодними символами. Все это торжественно преподносилось в подарок коллегам по работе, начальству, партнерам по бизнесу, друзьям, однокашникам. Получившие в подарок эту ерунду, тут же ее передаривали (если успевали), а если не успевали, откладывали в дальний ящик, и об этом подарке забывали на год, до следующего новогоднего праздника.  Получить в подарок коробку конфет или бутылку шампанского, притом не в новогоднем, а в классическом оформлении считалось великой удачей.  Ведь именно эти подарки можно, во-первых, использовать по назначению, во-вторых, отложить, и подарить кому-либо на очередной праздник, мужской (23 февраля) или женский (8 марта), которые после Нового года наступали очень скоро.  У Доронина, в ящике его  рабочего стола  новогодних фигурок скопилось великое множество, и они все прибывали и прибывали,  куда их девать, он не представлял, выбросить  жалко, люди старались, покупали. Подаренные ему лично коробки конфет и бутылки со спиртным он всегда отдавал своим ребятам, передаривать это добро кому-либо считал не этичным, он зарабатывал достаточно, что бы купить коробку конфет в подарок специалисту налоговой инспекции или санитарной службы (женского пола), или бутылку коньяка пожарнику.       
Новогодние праздники – десять дней! Безумие… В эти десять дней Торговом центре толклись праздношатающиеся посетители, которые уже ничего не покупали (все деньги потрачены перед Новым годом), глазели на товары, покупали только продукты и спиртное в супермаркете, расположенном в подвальном помещении. В кафешках на верхнем этаже круглые сутки тусовалась молодежь, доставляющая Доронину неприятности, за ними нужен был глаз да глаз, не дай бог выпьют лишнего  и передерутся. Молодые люди также возлежали на мягких диванах в холлах с раскрытыми ноутбуками на коленях, там был бесплатный выход в Интернет. В Новогоднюю ночь Доронин всегда работал, дежурил, встречал Новый год со случайными людьми, дежурившими вместе с ним в эту ночь, и считавшими, в отличие от Доронина, что им страшно не повезло. С горем пополам проходили десятидневные новогодние каникулы, наступал Старый новый год, суррогатный Новый год  для тех, кто не успел его отметить вовремя, проспал в сугробе, или лицом в тазике с традиционным салатом «оливье». Для празднования этого странного праздника в обязательном порядке, также готовился  тазик легендарного салата, открывалось шампанское, спрятанное рачительной хозяйкой в настоящую Новогоднюю ночь, специально для Старого нового года. Этот праздник сопровождался «дежавю», повтором новогодних телевизионных программ, которые были актуальны в настоящую Новогоднюю ночь, а спустя две недели были, мягко говоря, неуместны. Вторичность праздника подтверждала еще и полуоблезлая новогодняя елка, все еще стоящая в квартире, и встречающая свою смерть в канун  Старого нового года, незаслуженно выслушивая проклятия хозяйки,  ежедневно выгребающей из-под елки горы сухих иголок.  Отметили Старый новый год, чуток передохнули, вперед, ко Дню Святого Валентина, Дню всех влюбленных. Еще один непонятный праздник. Вообще-то, если люди влюблены, праздники для них каждый день, никакого особого, специального праздника назначать влюбленным не нужно. Но День Святого Валентина прижился в России, и отмечался несколько лет подряд всесторонне. Новогодний антураж из шаров и сосулек сменяется розовыми сердечками, заполоняющими все вокруг.  Открытки-сердечки, воздушные шарики-сердечки, плакаты с сердечками, и тоже майки, полотенца, кружки - с сердечками, мягкие игрушки с сердечками в пушистых лапах. Обалдевшие молодые люди скупали все эти псевдопрелести, что бы преподнести своим возлюбленным, и те, получив эту ерунду в подарок, совершенно искренне радовались… И вот, наступал самый ненавистный  Дорониным праздник – 23 февраля, День Российской Армии.  С утра пораньше  его кабинет атаковали подчиненные, коллеги, друзья, однополчане и даже начальство. Телефоны, и городской и все мобильные (их у него было три штуки), разрывались. Он улыбался, принимал поздравления, шутил. И не мог никому признаться, что ему  поздравления  категорически не нужны, лучше бы все забыли, что он служил в армии. Именно армия лишила его всего – семьи, работы,  жилья, здоровья, убила его отца, и, армия фактически убила его самого. Он с превеликим удовольствием закрылся бы в этот день в четырех стенах, задраил окна, двери, вырубил телефон, с единственным желанием, чтобы страшный день поскорее закончился.
И вот весна! Как не странно, весенние праздники не вызывали у Доронина такой ненависти, как зимние. Международный женский день вызывал у него даже умиление. Ему нравилось наблюдать, как радуются милые женщины, в этот день  нарядные и красивые, скромным подаркам, весенним цветам. Не лишать же милых женщин праздника, единственного в году. В этот весенний день обычно светило яркое солнце, начинал таять снег, бежали ручьи, в душе поселялись  умиротворение и надежда. Может быть что-то и получится, наладится…
 2
Он ехал на службу, размышлял о прошедших новогодних  праздниках, о сегодняшнем дне, на который как раз пришелся непонятный праздник, День Святого Валентина.  И еще размышлял о том, что бывшая супруга, носившая прекрасное имя  Кристина, в очередной раз не разрешила ему поздравить с днем рождения дочь, Ксению, Сеньку, родившуюся в день Ксении Петербургской, 6 февраля.  Жена истерически кричала в трубку телефона, что его дети уже не его дети, они забыли его, травмировать детскую психику она не даст! Трубку у бывшей жены выхватил Стас Чагин, ее нынешний муж, тоже выкрикнувший, чтобы Доронин отстал, забыл этот номер телефона, а то он, Чагин напишет письмецо куда следует, Доронин не только работы лишиться, но и свободы! Доронин положил трубку, не дослушал монолог Чагина, вспомнил, что тот никогда глубоким умом не отличался, и всегда мелко плавал, и еще он всегда страшно завидовал Александру Доронину, мечтал занять его место возле Кристины, и вот его заветная мечта сбылась.
   Доронин крутил руль не слишком нового, потрепанного, и совершенно не престижного, но надежного джипа «Гранд Чероки». Не смотря на потрепанность и непрестижность, эту машину он обожал, она была его вторым домом, он даже за хлебом на машине ездил, на полном серьезе. Машина, как живая, чувствовала своего хозяина, повиновалась любому его прикосновению. Доронин, не найдя работы после госпиталя всерьез подумывал заняться извозом, машину он водил великолепно, и пробки на дорогах его совершенно не волновали. В машине Доронин слушал музыку, глубоко им уважаемого и обожаемого Александра Розенбаума, подпевал великому барду. Он вообще очень хорошо пел, у него были прекрасные слух  и голос. Он еще и на гитаре играл, чем в свое время покорил будущую (теперь уже бывшую) жену, но после госпиталя гитару он в руки не брал, петь ему совершенно не хотелось, да и не для кого, а гитара вообще осталась в квартире бывшей жены. 
Торговый центр открывался в девять утра. Но начальник Службы безопасности приезжал на службу раньше восьми. В это утро было все как обычно, без пяти восемь Александр Доронин остановил свой джип перед дверью подземного гаража Торгового центра, еще наглухо закрытой. Доронин посигналил, дверь гаража тут же поползла вверх, пропустив его машину вовнутрь. Он припарковал машину на привычном месте, поднялся на лифте на технический этаж, где располагалась администрация Торгового центра, вошел в свой кабинет. Там его уже ждали сотрудники охраны, те, которые дежурили ночью, и заступающие на дежурство в это утро. Доронин всегда принимал дежурство сам. Соглашаясь возглавить Службу Безопасности Торгового центра, он дал себе четкую установку – на самотек он работу не пустит, Александр Доронин - это гарантия безопасности. Приняв дежурство, выслушав доклады сотрудников, отсмотрев записи с камер видеонаблюдения, Доронин отправился на обход территории, прилегающий к Торговому центру, он делал это сам ежедневно. 
Обойдя территорию, и убедившись, что все в порядке, прошел к конечной остановке автобусов и маршруток, расположенной неподалеку. Подходя к остановке, он улыбался, представлял, какие лица будут у его подчиненных, когда они узнают, зачем их начальник ходит каждый день  к остановке, ему там абсолютно нечего делать, территория Торгового центра туда не распространялась. А ходил туда Доронин лишь за тем, что бы проведать, даже не проведать, а просто посмотреть, на месте ли двое нищих-инвалидов, мужчина и женщина. Эти двое были для него как бы талисманом, и он должен был убедиться, что они на месте, с ними ничего не случилось. Ему было достаточно просто бросить на них взгляд, и он понимал, день у него сегодня будет удачным. С этими нищими была связана определенная история. Когда Доронин впервые приехал к Торговому центру устраиваться на работу, увидел неприглядную картину. Дюжие молодцы избивали двух бомжей-инвалидов, те якобы, прося милостыню, заняли чужие места. Доронин с дюжими молодцами обращаться умел, ему не понадобилось применять   крепкие кулаки, хватило одних крепких слов. Нищих он отбил, обеспечил им постоянное место работы, каждый день проверял, на месте ли его подопечные. Митрич и Маруся, его подопечные, были инвалидами-колясочниками, бездомными, лишившимися жилья и документов, опустившимися на самое дно из-за пристрастия к алкоголю. Но теперь, оказавшись изгоями, оба уже пили умеренно, понимали, что если будут пить так же много, как раньше, просто расстанутся с жизнью. Оба нищих выглядели примерно одинаково, почти стариками, на шестьдесят лет с хвостиком, но на самом деле и Марусе и Митричу было чуть больше сорока,  как и самому Доронину. И Доронин ассоциировал себя с ними, он мог вот так же, если бы он не оклемался после ранения, если бы не усилия  его друзей, и,  конечно же, врачей, спиться и просить милостыню в инвалидной коляске в подземном переходе. И еще совершенно случайно так сложилось, что последние полтора года,  соседями по квартире Александра были не князья и графья, а люди  низшего сословия,  оказавшиеся на поверку, замечательными, честнейшими людьми, с огромными сердцами, именно они фактически вернули  его к жизни.
  Митрич был бывшим интеллигентом, москвичом, в прошлом, сотрудником какого-то НИИ. Лишился работы, запил, потерял документы, восстанавливать поленился, пьяным заснул в сугробе, лишился ног, и домой из больницы возвращаться не стал, не захотел обременять собой жену и детей. Маруся, скорее всего, была уроженкой одной из южных областей России, может быть и Незалежной Украины,  о месте рождения она не распространялась, а  документов у нее не было. Инвалидность она,  как и Митрич получила по пьянке, объясняла – приехала в Москву на заработки, торговала на рынке, на улице, зимой, грелась спиртным, вот и спилась, ее сильно избили собутыльники, она угодила в больницу. Выйдя из больницы, инвалидом, домой, на родину, не поехала,  прибилась к Митричу, прикипела к нему. И со стороны, казалось, оба были полностью довольны жизнью. По крайней мере, от предложений Доронина помочь им восстановить документы и отправиться жить в Дом инвалидов, они наотрез отказывались. Ночевали в одном из вентиляционных коробов Торгового центра, а днем просили милостыню на автобусной остановке.
Доронин подошел к автобусной остановке, поздороваться со своим подопечным, перебросился с ними парой слов, протянул пачку сигарет Митричу, а Марусе бросил в глиняную мисочку для милостыни сто рублей, те рассыпались в благодарностях. Доронин кивнул им, глянул на часы, пошел обратно к Торговому центру, вот-вот открытие, а ему еще нужно успеть обойти все торговые помещения внутри здания, проверить все ли в порядке. По пути его то и дело обгоняли веселые стайки молоденьких продавщиц, бегущих от автобусной остановки на работу.         
 3
Митрич  проводил взглядом мощную спину Доронина, обтянутую черной кожаной курткой с меховым воротником, их с Марусей благодетеля, ткнул локтем в бок задумавшуюся, замечтавшуюся  подругу, произнес:
- Ой, хороший мужик Александр Иванович, умный, серьезный, настоящий красавец внешне, не добавить, не убавить!
Митрич был прав. Александра Доронина природа наградила броской внешностью - высоким ростом, интересным лицом со светло карими глазами, прямым носом и упрямым подбородком, густыми темно-русыми волосами. Благодаря военной службе и регулярным занятиям спортом он приобрел  атлетическую, подтянутую фигуру, накаченные, стальные мышцы, идеально-прямую спину. Его движения были точными и выверенными, походка упругой и быстрой. А еще он носил дорогие костюмы, кипельнобелые рубашки и модные галстуки. И костюмы, и рубашки, и фирменные галстуки, и осеннее кашемировое пальто, и зимняя кожаная куртка на меховой подстежке, остроносые ботинки, еще «брендовые» солнцезащитные очки, швейцарские часы, крутой мобильный телефон, а также модная короткая стрижка, у Доронина были  «статусными», необходимыми ему по работе. Но и зарплата у него была не маленькой, купить дорогие вещи он мог, легко. Заместитель директора по безопасности должен выглядеть соответствующим образом. Но вот машину он сменить наотрез отказался, сказал, что будет ездить только на своей машине старой машине, не нравится  - пусть увольняют! Его оставили в покое – могут быть у человека странности. А сам Доронин в одежде предпочел бы джинсы, свитер и китайский пуховик, а еще  лучше, военную форму, которую он носил большую часть своей жизни, именно в военной форме он чувствовал себя свободней всего. Может быть, благодаря ну уж очень серьезному виду, небольшой седине в густых  волосах,  морщинкам у глаз и жестким складкам у плотно сжатых губ, он выглядел чуть старше своих лет, в принципе, на сколько лет он выглядит, ему было совершенно все равно. 
- Да, замечательный! Настоящий! - Маруся кивнула, - Не играет, не изображает ничего из себя. Почему он одинокий? Почему с женой развелся? Куда молодые девки смотрят? Было бы мне лет на двадцать поменьше, он бы одиноким не ходил, я  его в миг охомутала! Знаешь, какая я  молодухой была?
Митрич ответил:
- Да знаю, знаю! Рассказывала ты, и не раз! А ты  знаешь, что Доронин воевал, тяжело ранен был, выжил чудом?
Доронин как-то обмолвился своим подопечным, на их просьбу, передать привет и поклон жене и детишкам, что давно в разводе, и свою биографию вкратце изложил, о том, что воевал, и ранен был. Маруся  возразила Митричу:
- Ну и что? Он же сейчас здоров! Посмотри, как шикарно он выглядит! Работает  на высокой должности, уважают его!
- Выглядит он отлично! - подтвердил Митрич, - Брутальный!
- Какой? Ты словами то нехорошими не бросайся!
 -То, что брутальным нашего дорогого Александра Ивановича назвал не обидно совсем, это хорошее слово! Брутальный – серьезный, молчаливый, крутой парень…- блеснул эрудицией Митрич, - Да, внешне он отлично выглядит, а что у него внутри! Глаза его видела?
- А что у него с глазами? У него красивые глаза, очень выразительные, карие! – спорила Маруся.
- Глаза может и красивые, но не живые! Выжжено у него  внутри, пустота, по глазам заметно. Трудно с ним бабам! Не всякая справится!
Митрич шутливо толкнул свою подружку в бок, ущипнул ее, та тоже в шутку ударила его по руке, Митрич говорил:
- Девочки продавщицы рассказывали, я подслушал, они у киоска табачного разговаривали, я как раз там работал, про Александра Ивановича говорили, мол, молчит все время, хоть добрый, щедрый. Сложный он человек, не понимают его, скучный говорят!
Маруся присвистнула:
- Скучный!!! Да на то  баба и нужна, что бы мужика веселить! Да баба должна в мужском характере разбираться, силы душевные на него тратить! И психологом баба должна быть, понять, что мужика гложет! Первопричину найти! И устранить эту первопричину. Мужик должен домой стремиться, на крыльях лететь, потому что его дома ждет красавица-прелестница, с которой хочется все свободное время проводить, и которая его понимает с полуслова. Поэтому и хранительницей очага баба зовется. Мужик сегодня хилый пошел, нервный, его беречь нужно. Вот так загонит себе мужик в душу тоску, сопьется и помрет, если все в себе переваривать будет.  Ой, как жалко, что мне не двадцать пять лет! Я бы и в  характере сложном Александра Ивановича разобралась, веселила бы, если бы захотел, стриптиз для него танцевала, пылинки бы с него сдувала. Как с тебя!
Митрич хмыкнул:
- Сдуваешь с меня пылинки! Видишь, сложно все с Дорониным.
- Да, сложно…
- Забыл сказать, девчонки  говорили, хозяйке Салона Красоты, что в Торговом центре расположен, Доронин  нравится, она клинья под него подбивает. Они машину  вместе в автосалон ездил покупать, она просила.
-Может сладится у них что? Она красивая женщина… – Маруся произнесла это с надеждой. Митрич пожал плечами. Он сомневался:
 - Нет. Она красивая женщина, но не пара они. Ему не такая нужна!
 - А какая? Митрич, ты же умный мужик, скажи, какая женщина ему нужна? – кокетничала Маруся.
 - Самая красивая! – безаппеляционно произнес Митрич.
4
А Доронин как раз в это время, в сопровождении одного из своих сотрудников, Виктора, проходил мимо Салона Красоты. К нему навстречу вышла хозяйка, ухоженная, тщательно накрашенная,  затейливо причесанная красотка, в сильно облегающем ее аппетитную фигурку форменном халатике. Она преградила Доронину дорогу, вынудила притормозить, заговорить. Красотка улыбнулась:
- Здравствуйте, Александр  Иванович!
Доронину пришлось поздороваться:
- Здравствуйте, Светлана Юрьевна!
Он попытался пройти дальше, решил разговор со Светланой не продолжать. А Светлана Юрьевна удержала его за рукав, она хотела поговорить, Доронин ей действительно очень нравился, и не только нравился, он подходил ей, на роль очередного мужа. Светлане было далеко за тридцать, она была хороша собой, материально не нуждалась, но она была совершенно одинока, личная жизнь ее рассыпалась окончательно, ребенка она не родила, ей все казалось, что она еще не готова стать матерью, успеет. Ее бывшие мужья были ей вместо детей.  Она выходила замуж трижды, и трижды разводилась, ее бывшие мужья предпочли ей других девушек, на взгляд Светланы ничуть не лучше ее. Почему? У нее ответа не было. А ее бывшие мужья говорили, что  с ней  они задыхались, тонули в ее заботе, им нужна свобода, свежий воздух, личное пространство, а Светлана, как она считала, просто отдавала своим мужьям часть своего душевного тепла. Но то, что она постоянно проверяла мобильные телефоны своих мужей, выясняла, кто им звонил, перезванивала по неизвестным  номерам, прислушивалась к телефонным разговорам, читала смс- сообщения и электронную почту, лазала по карманам  костюмов и курток, по сто раз в день звонила им на работу. Спрашивала, как дела, во сколько придет благоверный домой. Мужчины такой прессинг не выдерживали. Арендовав в новом Торговом центре помещение, и открыв Салон Красоты (она была талантливым парикмахером), Светлана начала искать себе нового мужа. В отделе кадров она узнала, что Заместитель директора по безопасности, Александр Иванович, бывший военный, очень привлекательный мужчина, не женат. Но вот не задача, он Светлану просто не замечал. Ей пришлось проявлять инициативу самой. Она придумала сменить машину, и обратилась к Доронину с просьбой съездить с ней в автосалон. Объяснила, она слабая женщина, ее могут с легкостью обмануть, ей нужна защита, а он сильный мужчина! Доронин, конечно, согласился, во-первых, он не мог отказать в просьбе женщине (любой!), а во-вторых, посчитал ее просьбу уместной.  Выполнив просьбу Светланы, Доронин опять от нее отстранился, но она фактически его преследовала, приглашала, то в гости, то в ресторан, или просто на прогулку. Доронин стойко отказывался, был непробиваем. Заводить интрижку со Светланой он не хотел. Вообще-то, в молодости, он никогда не был обделен женским вниманием. Но тяжелое ранение, и все последующие за ранением события  изменили его характер кардинальным образом, превратили веселого общительного человека в замкнутого бирюка. Еще он понял, ему совершенно не нужны легкомысленные, не к чему не обязывающие отношения с женщинами. Если он надеется построить свою разрушенную жизнь заново, отношения с женщинами он должен пересмотреть.
И вот   Светлана опять настойчиво приглашала Доронина:
- Александр Иванович, зашли бы как-нибудь ко мне, в Салон…
Доронин пожал плечами:
- Считаете, мне нужно зайти в Салон? Мне необходимо постричься?
- Нет, что Вы! – она возразила, - Стрижка у Вас в идеальном порядке. Я приглашаю не стричься, мы можем просто  выпить кофе, поговорить о жизни. Давайте сейчас, Торговый центр еще не открыт!
- Светлана Юрьевна,  у меня совсем нет времени! - сказал Доронин, но увидев, как изменилось  ее лицо, понял, не отстанет, продолжил, - Может быть, как-нибудь вечером, когда буду посвободней…
Светлана принялась рассыпаться в благодарностях, Доронин кивнул в ответ,  поспешил ретироваться прочь, и очень быстро, Виктор бежал за ним. Во время диалога начальника со Светланой, Виктор молчал, как партизан на допросе в гестапо, сопел у Доронина за спиной, только отойдя от Салона Красоты на порядочное расстояние, с облегчением выдохнул. Доронин остановился на лестничной площадке, где было место для курения, достал пачку сигарет из кармана пиджака, вытащил из нее сигарету, протянул пачку Виктору, стоящему рядом, предложил закурить. Виктор поблагодарил, отказался, помотал головой, он не курил. Доронин опять пожал плечами, щелкнул зажигалкой. Вообще-то ему врачи рекомендовали не курить, Доронин решил  рекомендации игнорировать, ему много чего было нельзя, если будет выполнять  рекомендации врачей, радостей в жизни у него не останется совсем. Виктор решился спросить:
- Александр Иванович, а Вы заметили, что Светлана Юрьевна, хозяйка Салона красоты, Вас откровенно клеила?
Доронин снова пожал плечами, затянулся сигаретой. Он старался говорить поменьше, на глупые вопросы  отвечать не считал нужным. Виктор продолжал:
-Александр Иванович, красивая женщина Светлана Юрьевна, правда? Вы не теряйтесь!
Тут Доронин ответил, уже с раздражением:
- Витя, учись держать язык за зубами, не задавать глупых вопросов, за умного сойдешь!  Не обязательно  констатировать очевидные факты, тем более что эти факты заметили другие. Светлана Юрьевна красивая женщина – это очевидный факт, то, что она почему-то считает, что я ей нравлюсь, тоже факт. И как мне в этой ситуации  быть, я решу  сам. Запомни – прежде чем давать кому-либо, неважно кому, старше или младше он тебя по званию, какой-либо совет, подумай, нужен твой совет, или нет. Извини, что говорю резко, разговор неприятный. Пошли дальше!
Он затолкал окурок сигареты в высокую пепельницу на ножке, стоящую тут же на лестничной площадке, поспешил по ступенькам вниз, Виктор припустился за ним.
5
День шел по накатанной. Торговый центр открылся вовремя, без всяких происшествий.  Доронин у себя в кабинете разбирал документы, поглядывая на экран компьютера, куда транслировалось изображение с камер видеонаблюдения, расположенных и в торговых залах, и на улице. Вдруг его внимание привлекло изображение с камеры, расположенной над главным входом в Торговый центр. Он увидел, что на площади перед входом появились плечистые парни в камуфляже, которые деловито начали расчехлять музыкальные инструменты, устанавливать усилители, скорее всего, собирались петь военные песни. Этих парней Доронин видел впервые, они показались ему подозрительными. Он решил подойти к парням, лично пообщаться, понять, насколько они опасны, и опасны ли вообще. Он накинул куртку, поспешил на площадь, подходил к парням под грохот (через усилители) жалостливой песни про Кандагар, Афган, и душманов. Доронин остановился неподалеку, немного послушал этот самопальный шансон, убедился – парни в камуфляже понятия не имеют, о чем поют, не какие они не воины-афганцы, самозванцы, в Афганистан они не могли по возрасту попасть, а ветеранов-чеченцев, своих собратьев, он, Доронин, каким-то седьмым чувством чувствовал, эти парни Чечню и не нюхали. И еще, парни, когда пели, страшно фальшивили, чем у Доронина, имеющего идеальный музыкальный слух, сразу вызывали головную боль и звон в ушах. Парни закончили петь, тут же из-за их спин вынырнул невысокий мужичок средних лет, тоже в камуфляже, с бейсболкой в руках,  принялся методично обходить народ, спешивший в Торговый центр, но остановившийся  послушать пение самозванцев-афганцев. Мужичок тараторил – подайте на лечение, на протезы, инвалидам работы не найти, детишки голодают, и все в том же духе. За каждый брошенный в бейсболку рубль по сто раз благодарил, здоровья желал, счастья, удачи, и обязательно добавлял шутку-прибаутку на гране фола. Деньги в бейсболку лились рекой, и подавали скорее не за пение, оно было совершенно никаким, а за шутки-прибаутки. Доронин достал из внутреннего кармана куртки портмоне, оттуда извлек пятьдесят рублей, зажал в кулаке, поджидая, когда к нему подойдут за податью. Вот мужичок оказался перед ним, заговорил:
- Господин хороший,  слышал, как парни классно пели! Заплатить бы, сколько не жалко! Денег у тебя много, не убудет! И прибудет тебе счастье,  на благое дело денежки пойдут, на лечение ребят, здоровье бесценно!
Доронин прислушался, голос мужичка был ему удивительно знаком, он внимательно вгляделся в его лицо, и обалдел – перед ним был его бывший однополчанин, Алексей Лисицын. Но тот изменился до неузнаваемости! И если бы не голос, Доронин его бы никогда не узнал! Сейчас Лисицын совершенно не походил на бравого военного, не смотря на то, что одет в камуфляжные штаны и камуфляжный же ватник, было заметно, что он давно махнул на себя рукой, долго и много пьет, и выглядел почти так же, как подопечные Доронина, бомжи Маруся и Митрич. Доронин  только собирался позвать  Лисицына, обратиться к нему по имени, но бывший однополчанин оторопело прошептал:
- Саша? Доронин? Ты, майор?
Доронин улыбнулся:
- Я, Леша, собственный персоной.
- Господи, ты живой? – не верил своим глазам Лисицын, - Ты же погиб! Мы с ребятами плакали, за упокой твоей души пили. Я, может быть, из армии уволился, потому что с твоей смертью смириться никак не мог. Да и многие ребята тоже. Господи, Саша, это правда, ты? Что с тобой случилось, почему объявили, что ты погиб? Почему, когда оклемался, даже не позвонил, не сообщил, что живой?
Доронин понял, если он сейчас будет подробно объяснять Лешке, что с ним случилось, почему он оказался живым, когда некоторые его бывшие  однополчане, включая самого Лисицына, считали, что он погиб, тот просто ничего не поймет. Придется объяснять еще подробней,  они увязнут в никому  ненужных деталях. Он просто сказал Лисицыну:
-В госпитале перепутали! - это было частично правдой, - Я  ранен был, как видишь, теперь ничего себя чувствую, практически здоров!
Лисицын восхищенно смотрел на Доронина:
- Да ты просто красавец! Видно преуспел в жизни…
Доронин хмыкнул, что он не очень преуспел в жизни, вернее совсем не преуспел, объяснять не стал, потому что Леша Лисицын, судя по тому, как он выглядел, чем занимался, преуспел еще меньше. Лисицын говорил:
- Извини, Сашка, что я тебя барином назвал, у тебя вон прикид какой, барский, на куртке бобровый воротник…
- Это енот… - уточнил Доронин.
- Да какая, собственно разница! Обуржуазился ты, брат! Ты чего здесь делаешь? За покупками приехал? Супруге, ко Дню всех влюбленных, подарочек прикупить? Сегодня  праздник! Как супруга, кстати, как детишки?
- Никак! – отрезал Доронин, - Мы развелись три года назад.
- Как развелись? Да ты что? Почему…
-Леш, не хочу об этом говорить. Я здесь работаю в Торговом центре, начальником Службы безопасности. Давай о тебе, что здесь делаешь?
- Я с ребятами работаю, помогаю им…- Лисицын кивнул на  поющих «ребят» в камуфляже. Тут «ребята» закончили петь очередную песню, про Афган, Кандагар и душманов,  принялись напряженно вглядываться, где же помощник, почему деньги за «классное пение»  не собирает, а то народ, их слушавший начал рассасываться. Лисицын извинился, шмыгнул в изрядно поредевшую толпу слушателей, принялся усиленно собирать дань. Доронин не мог отпустить Лисицына вот именно сейчас, когда они только встретились. Он должен был выяснить, почему Лисицын оказался на самом дне жизни, и может ли он, Доронин, помочь, у Леши же семья, двое детей, также как у него, Доронина, сын и дочь. Доронин поймал пробегающего мимо Лисицына за рукав, спросил:
- Леш, когда заканчиваете? До вечера здесь будете? Если до вечера, то ни капли спиртного. Замечу, что пьяные, вызову ОМОН.
- Да нет, только пару часов попоем, холодно на улице, не май месяц! Не переживай, все будет хорошо! Мы сейчас денежек наберем, и на точку двинем, где тусуемся…- заверил Лисицын.
- Я прошу, Леша, не уходи, не поговорив со мной. Не виделись же столько лет! Мы с тобой местечко найдем, посидим, в Торговом центре кафешек полно.
- Да ты что, Саша, не пустят меня туда! – Лисицын махнул рукой в сторону главного входа в Торговый центр, сверкающего на утреннем солнце зеркальными стеклами.
- Со мной  везде пустят! – заверил Доронин.         
6
Через пару часов, Доронин, вместе с Лисицыным, сидел на верхнем этаже Торгового центра, в кафешке под названием «Теремок». Эту кафешку выбрал сам Лисицын. Когда он, дико озираясь на помпезные интерьеры Торгового центра, украшенные мрамором, хрусталем, сусальным золотом, фонтанами и живыми цветами, силком ведомый Дорониным под руку, на стеклянном прозрачном лифте поднялся на верхний этаж, и увидел россыпь сетевых ресторанов - японских, итальянских, китайских, мексиканских, то сразу же замотал головой, затрясся, как припадочный, безапелляционно потребовал убираться прочь. Но Доронин провел его дальше, мимо пафосных ресторанов,  в просторный холл, где находились кафешки фастфуда, резонно решив, фастфуд Леше подойдет больше. Доронин коротко бросил Лисицыну:
- Выбирай!
Лисицын обернулся кругом. Начал выбирать:
- Так, что у нас тут есть, «Сбарро» - итальяшки нам не подойдут, их резиновую пиццу с пустыми макаронами жевать не буду, нам бы макарошки с мясцом, да еще с сырком и кетчупом, лепота! Япошки тоже пошли на фиг, их суши, сырую рыбу с недоваренным рисом палочками клевать, издевательство. Америкашки с их «Макдональдсом» тоже не подойдут, ужас, гадость, какая, наркотик они в эти гамбургеры добавляют? Видел по телевизору - они все в Штатах безумно жирные, от гамбургеров что ли, которые постоянно жрут? Нет, мы с тобой гамбургеры не будем, вредно.   Так, что тут у нас еще есть? Вот, «Теремок», это, скорее всего русская кухня будет, для нашего, неизбалованного желудка приятная, вот туда и пойдет. Там борщ есть?
Доронин, по привычке, пожал плечами, он не знал, есть в «Теремке» борщ, потянув за собой Лисицына, как строгий дядюшка нерадивого племянника, направился в выбранное Лешкой кафе. Они уселись за столик, тут же румяный хлопец в белой вышитой косоворотке  притащил два меню в кожаных папках, с поклоном подал Доронину, которого назвал по имени отчеству, и его гостю, внешний вид которого официанта совершенно не смутил. Лисицын внимательно вчитывался  меню, присвистывал:
- Ну, цены! Грабеж! Как порция борща может стоить 300 рублей? Да за такие деньги можно кастрюлю борща сварить! Саш, пошли отсюда!
Доронин утихомирил друга:
- Лешка, прекращай! Деньги у меня есть, за обед заплатить мне по силам! Пить, что будешь? Я пас, я за рулем.
-Не покупай мне спиртного, ни в коем случае… - признался Алексей, - Мне пить нельзя. Сейчас я в завязке, но проблемы у меня от него, от треклятого. Татьяна моя уже на грани, вот-вот выгонит из квартиры. Предупредила – пьяного меня терпеть больше будет. После твоей гибели, то есть когда нам сообщили, что ты погиб, я забухал. И все… Из армии уволился, с выслугой у меня проблема, пенсию не дали. И вот неприятности у меня начались, в запой ушел. Не могу с собой справиться. Зашивался, кодировался, иглоукалыванием лечился. Танька на меня огромные тыщи угрохала. Не помогает ничего. Полечусь, два месяца не пью, потом все по новой. Из дома все ценное продал, пропил. Танька бьется на трех работах, на меня орет, дети крысятся, а я деньги у нее из кошелька ворую, и из дома бегу. Вот на улицу вышел, куда идти? К друзьям. Друзья где – в пивной.
- Ты на работу не пробовал устроиться? – спросил Доронин.
- Пробовал…- равнодушно ответил  Лисицын, - Не получается. Пару недель поработаю, и забухаю… Увольняют.
- С этими псевдоафганцами, где познакомился?
-Так в пивной. Пару месяцев с ними. Денег дают, пятьсот рублей в день, тысячу. Нормально. Танька хоть не орет. Да еще проблемы с детьми. Маленькие детки – маленькие бедки, взрослые дети – большие.
Тут к их столику опять подошел официант, спросил, выбрали ли уважаемые гости, что будут кушать. Кушать решили борщ и пельмени. Пить – кофе. Официант, записав заказ, величественно удалился. И тут же появился с подносом, на котором стояли два горшочка с борщом и корзиночки с мягким свежим хлебом, поставил горшочки и корзиночки перед Дорониным и Лисицыным, положил рядом  ложки, завернутые  в белые крахмальные салфетки, пожелал приятного аппетита. Лисицын схватил ложку, развернул ее, принялся хлебать борщ с невероятным аппетитом. Доронин есть не хотел. Он вообще ел один раз в день, вечером. Привык так. Никогда не завтракал, утром пил только сладкий кофе, в течение дня его рацион составлял тоже кофе, и вечером плотный обед-ужин, иногда в десять часов вечера. Когда он служил в армии, в горячих  точках, о трехразовом питании думать не приходилось, чаще всего поесть удавалось именно вечером. И вот теперь он лениво мешал наваристый борщ в горшочке, поглядывал на Лисицына, который  жадно поглощал борщ, нахваливал. Вот он выдохнул, отодвинул от себя пустой горшочек, с тоской глянул на свою корзиночку, хлеб из которой уже умял. Доронин  придвинул ему свою.  Лисицын спросил:
- Не будешь, да?
И не дождавшись ответа, принялся поглощать и этот хлеб, намазывая горчицей. Появился официант, забрал пустой горшочек Лисицына, почти полный Доронина. Лисицын опять спросил:
- Ты, есть, что ли не хочешь? Так мне бы борщ отдал, я бы доел, не брезгливый. Давно такой вкуснотищи не ел.
- А что, Татьяна не готовит? – поинтересовался Доронин.
- Детям готовит, мне – нет. От питания отлучила. Требует, что я пить бросил и на нормальную работу устроился.
Доронин заговорил с менторскими интонациями:
-Леша, тебе нужно с собой справиться, себя перебороть, нельзя быть таким страшным эгоистом, думать только о своем удовольствии. Ты что считаешь, выпил водки, забыл все, проблемы твои якобы исчезли. Не исчезли проблемы, ты их водярой залил. И о жене подумай, о детях, страдают они невыносимо, их отец и муж человеческий образ теряет. А ведут себя агрессивно, потому что защитная реакция у них такая, на горе которое они переживают. Ты подумай, что дальше будет? Ты помрешь примерно через год, замерзнешь в сугробе, или убьют тебя в драке. Этого хочешь?  Леш, давай, бери себя в руки, мы с тобой подумаем, чем тебе заняться. Серегу Пирогова помнишь?
Лисицын закивал. Тут официант принес пельмени, тоже в горшочках, аппетитные, сочащиеся ароматным соком, сваренные со специями и лавровым листом, аккуратно расставил и эти горшочки перед гостями, разложил вилки и ножи, также как и ложки, завернутые в салфетки. Лисицын тут же потребовал еще хлеба, и корзиночки с хлебом появились буквально через мгновение.  Леша поглощал пельмени, Доронин крошил кусочек мягкого хлеба, скатывал из хлебного мякиша шарики. Лисицын съел свои пельмени, Доронин пододвинул ему свой горшочек, к которому он так и не притронулся, и Лисицын съел вторую порцию, икнул, вытер вспотевший лоб рукавом, констатировал:
- Обожрался…
Доронин продолжил  свою лекцию:
- Леш, давай о тебе. Опять спрашиваю, почему с ребятами не общаешься, с однополчанами? С какими-то бомжами тусуешься.  Серега Пирогов теперь руководит охранным агентством, крутым,  общественную организацию ветеранов нашего полка возглавляет. Если бы ты с бывшими однополчанами общался, то знал, что я не погиб…
Сказав это, Доронин вдруг переменился в лице, задумался. Леша заметил, с Александром что-то неладное происходит, спросил:
- Саш, ты что? Что с тобой?
Доронин сглотнул комок в горле, спросил, наконец, о том, о чем  мучительно думал уже несколько лет, о том, с чем он жил, да нет, не жил, влачил жалкое существование:
- Алексей, ответь мне, только честно. Ты сегодня утром  обмолвился, что  вы с ребятами плакал, когда узнал, что я погиб, это правда, или ты придумал, от  радости, что меня встретил?
Лисицын не понимал, о чем говорит Александр, бормотал:
- Сашка, ты мне не веришь? Я  от  всего сердца,  искренне…
Но Доронин не слушал оправданий Алексея, продолжал:
- И никто не осудил меня? Я виноват, из-за меня люди погибли, трое солдат-контрактников, молоденький лейтенант Игнатьев с ними, четвертый. Четверо парней!  В своем ранении я сам виноват, мог его предотвратить. А самое главное, меня же потом за это орденом наградили, Президент вручал. Коле Игнатьеву Звезду Героя, посмертно, вот это правильно, что Звезду правильно, не то, что посмертно.  Я тогда, у Президента, мать его видел, до сих пор глаза ее забыть не могу.
- Сашка, ты что!– до Лисицына дошло, о чем говорит Доронин, - Господи, не сомневайся, ты герой!  Все это знают, о тебе легенды ходят! Детям о тебе рассказывают. Как ты мог предотвратить теракт? Ты же пытался всех спасти!
- Пытался, но не спас, и погиб не я, а Игнатьев. Должен был я.
-Саша, акстись! Тебя никто не осуждает! Наоборот! Не смей себя больше грызть! Ты, что об этом все время думаешь? Прекрати! Ты с Пироговым общаешься, вот он что говорит? Я Серегу отлично знаю, если бы ты виноват был, Серега бы к тебе ни на шаг не подошел! Он мужик крутой. Сашка, ты мне вот чего объясни, почему вы с Криской разбежались? Ведь такая дружная семья была, детишек  двое!
Доронин понял, Лешка от него с вопросами не отстанет, хоть на один из его вопросов нужно ответить, произнес:
- Да, вот так! Она решила, что я не подхожу ей, как муж, ей другой нужен! И события всякие, разные произошли…
- Так это она решила, а ты что решил? Почему  у нее на поводу пошел? Вмазал  бы ей разочек, поучил бы глупую бабу…
- Не мог этого сделать, физически, в госпитале лежал, в реанимации!
- Господи! - глаза у Лисицына округлились, Лешка слушал друга, не верил своим ушам. Сам Доронин, когда узнал, как его «верная» жена поступила, тоже не поверил, объяснений потребовал, на свою голову.
- Все, Леш. То, что я рассказал, устраивает? – Доронин хотел побыстрее закончить неприятный разговор, но Лешка не унимался:
- Теперь, где твоя жена?
- Замужем. За Стасом Чагиным…
- Она Чагина предпочла? Этого козла? Эту мелочь пузатую? Слушай, она идиотка, точно. Да пошла она  куда подальше,  забудь ее. У тебя девушка сейчас есть? Если нет, мы тебе  лучшую найдем. Кристина будет локти кусать. А Чагина я бы проучил.
Доронин усмехнулся:
-Я уже это сделал. А по поводу того, что она Чагина мне предпочла, на тот момент мы с ним в неравных категориях были. Он здоров, счастлив, бодр, весел, бизнесом занимался, супругу мою  утешал, я в  госпитале, к койке прикован был. Перспектив, что я выкарабкаюсь, один шанс из ста.
- Вот тварь, а? Вот тварь какая, твоя  Криска… Кто бы мог подумать…- причитал Лисицын.
- Не тварь она, просто глупая женщина,  не любила меня, наверное. Простил ее давно. Жизнь, она такая, Леша, не всегда к тебе лицом, иногда и задом поворачивается!
Доронин вздохнул, достал сигарету, решил перекурить, что бы немного подумать о словах Алексея, поискал глазами пепельницу, но на столе пепельницы не было, да еще табличка стояла «Не курить». Но Доронин все равно закурил, и тут, же на столе перед ним оказалась пепельница, официанты побоялись сделать замечание Начальнику службы безопасности. Унесли пустые горшочки из-под пельменей, принесли кофе. Вот от кофе Доронин не отказался, выпил с удовольствием, тем более что кофе оказался   отличным. И отодвинув от себя, пустую чашку, Александр  снова обратился к Лисицыну, который вертелся на стуле, нетерпеливо поглядывать на дверь:
- Леш, давай так решим. Ты мне  номер телефона сейчас продиктуешь! - Доронин достал из кармана свой навороченный телефон, приготовился забить в его память номер Лисицына,- Я посоветуюсь с Пироговым, подыщем тебе нормальную работу, вопрос решим, почему пенсию не получаешь, выслуги у тебя достаточно. А вот решение проблемы с алкоголем за тобой. Сегодня вечером с тобой созвонимся, завтра встретимся, будем действовать!
- Саш, погоди, не так быстро, я так не могу, дай подумать…
- О чем ты хочешь думать? Ты уже три года думал, сопли жевал! Достаточно! – Доронин был непримирим. Лисицын признался:
- Сашка, прости! Поверь на слово, не время сейчас мне работу новую, серьезную искать! Вот как раз сейчас я не могу…
- Не можешь? Работать не можешь? Пить можешь?–голос Доронина набирал обороты, звенел. Это был прежний Доронин, Лисицын узнавал его, понимал, что теперь Сашку Доронина унять будет очень трудно. Алексей  положил свою руку с грязными закорузненными ногтями на рукав дорогого пиджака Доронина, сказал, как будто извиняясь:
- Саш, пойми, у меня с детьми проблемы очень большие, мне сейчас с ними дома нужно побыть…
- А что у тебя с ребятами? – озабоченно спросил Доронин, - Они болеют? Может, лекарства, какие нужны?
- Да нет, здоровы они.
- Тогда что?
- Понимаешь, моя дочка, Юлечка, она в одиннадцатом классе, в этом году школу заканчивает…
-На два года старше Сеньки, моей дочке четырнадцать!- сказал Доронин, он внимательно, сведя брови на переносице, слушал Алексея, тот продолжал:
- В общем, она в секту попала …
- Чего? – на секунду Лисицыну показалось, что Доронин не понял его, и вообще, посчитал за идиота, и Лисицын повторил:
- В секту. Похоже на то…
-Это как?– Доронин щелкнул зажигалкой, закурил очередную сигарету, подтолкнул пачку сигарет Лисицыну, тот тоже закурил, крепко зажав дорогую сигарету большим и указательным пальцами, как цигарку, тяжело вздохнул, продолжил рассказывать:
- Я так думаю, и, скорее всего я прав, Саша. Расскажу тебе вот что.  Мы же на окраине города живем, в Бирюлево. Так вот, неподалеку от нашего дома заброшенный Дом культуры какого-то завода находится. Он долгое время закрытым стоял, окна выбиты, крыша прохудилась, бомжи там обитали да бродячие собаки, завод этот давно разорился, все имущество пораспродал, или в аренду сдал,  а на эту вот недвижимость все покупателя не находилось, помещение не жилое, что в  Доме культуры можно открыть? Салон красоты? Фитнес-центр? Так у нас рабочий район, желающих Салоны красоты посещать мало, а фитнесом вообще никто не занимается.  А тут смотрю, в этом Доме культуры ремонт начали делать, стекла в окна вставили, крышу латают, стены штукатурят, двери поменяли. И открыли какой-то «Центр здоровья и благополучия», так на вывески написали. Я еще смеялся – они в этом центре за деньги лечить собираются? У нас поликлиника рядом, бесплатная! А тут, в центре курсы всякие разнообразные пооткрывались, и английского языка, делового этикета, еще самопознания. Юлька моя на  курсы записалась. Подружка уговорила…Курсы недорогие…
- А при чем  секта? – не понимал Доронин.
- Вот слушай. Мы сначала порадовались, ребенок пристроен, без дела не болтается. Думали, она на английский язык  записалась, или там на домоводство. А, она на самопознание записалась, и пропадать на этих курсах начала, дневать и ночевать. Сначала недорого эти курсы стоили, а когда вроде бы начальный курс  изучили, принялись углубленный изучать, потом еще более углубленный. И все дороже и дороже. А как ты понимаешь, мы люди не богатые, по десять тысяч рублей в месяц платить за изучение доченькой самопознания не можем. А она требует! Она на эти курсы, как на наркотик подсела! Мы с Татьяной возражать стали, дошло до нас, что-то с этими курсами не то. А дочь рыдает! Ни меня, ни мать слушать не хочет, кричит, требует деньги на курсы, которые уже не десять тысяч, а пятьдесят стали стоить! Я пошел в этот Дом культуры вместе с дочерью, но меня не пустили, я нелегально проник, удивился, там охрана оказалась о-го-го, на курсах по самопознанию – охранники-супермены, зачем? Но, я,  спецназовец бывший, мастерство, как известно не пропьешь! Проник. Послушал из-за двери одну лекцию, понял никакое это не самопознание, это секта настоящая.  Человек пятьдесят девчонок, почти детишек, на ковриках в позе лотоса сидят, а какой-то гуру в белом балахоне им о скором конце света вещает, и о том, как до этого конца света дожить с пользой для себя любимого! Муть страшная. А детишки, у них души неокрепшие, этому бреду внимают, в глаза гуру заглядывают, вопросы задают. Гуру заявляет, что, мол, вот еще один курс надо пройти, и тогда он расскажет, как перед концом света душу очистить, от скверны. И стоит этот дополнительный курс уже сто тысяч рублей. Дальше дослушать не дали, охранники меня заметили, оттащили, на улицу вышвырнули. Я, доченьку дождался, вижу, она с гуру выходит, тот уже в цивильное платье одет, и невзрачный такой мужичок, старше меня даже, хилый, а когда он лекцию читал, то почти богом казался, красавцем. Гипнозом он, что ли обладает? Не разобрался я в этом еще. Так вот, слышу, доченька этого гуру просит разрешить ей  на следующее занятие придти, а он говорит, что, мол, она за предыдущее еще не заплатила, и на следующее он ее не пустит, пусть деньги, где хочет, там и ищет. Дочка в слезы, деньги, мол, взять не откуда, а он с такой иронией говорит – почку продай. Сел в машину, уехал. Юлька стоит посреди дороги, рыдает. Я подошел, стал утешать ее, и брякнул, что все эти лекции бред, чушь собачья. Она еще больше разрыдалась, накричала на меня, что без этих лекций жить не может, умрет и все прочее. Убежала. Я домой пошел, но не дошел, с мужиками у гаражей водки нажрался, что потом было, не помню. Утром у себя дома, на кухне проснулся. Не дочки, не жены дома не было. Ну, вот так!
- Это когда было? – прервал рассказ Лисицына Доронин.
-Так вчера, я сегодня хотел поехать с этим гуру поговорить, порасспрашивать его, как какие-то дурацкие лекции могут сто тысяч рублей стоить? Я  когда вчера у Дома культуры стоял, дочку ждал, объявление увидел, что на эти лекции еще группы набирают, на начальный курс. Успехом курсы самопознания пользуются. И ведь девчонки в основном молодые эти лекции слушают. Вот боюсь, дочка Татьяну, жену мою, туда затянет, будут на пару конца света ждать…
- А сын?
-А сын школу прогуливает. Жены дома нет, работает, я сам понимаешь что, дочка лекции по самопознанию слушает. За сынком никто не следит, вот он от рук и отбился. Директор вызывал в школу… - опять тяжело вздохнул Лисицын. Доронин погонял по столу зажигалку, чуть подумал, сказал:
- Давай так, я тебе вечером звоню, и ты мне докладываешь, как с этим гуру разобрался, если не получится у тебя, я подключусь, завтра вместе в Дом культуры поедем, думаю, дурит  «гуру» головы людям!
Лисицын кивнул. Доронин повторил:
- Номер телефона давай! И мой запиши.
Лисицын замялся:
-У меня это, денег на телефоне нет, отключен давно. Я не работаю, а мобильный телефон столько денег съедает, да и звонить мне некому, и не звонит никто. Я с ребятами-афганцами сегодня не поехал, с тобой остался, и вот не заработал ничего…
Доронин достал портмоне, выдал Лисицыну пятьсот рублей, шмякнул розовой бумажкой по лакированной поверхности стола, и чуть подумав, добавил еще и голубую бумажку,  тысячу рублей, произнес:
- Пятьсот на телефон положишь, тысяча – компенсация за то, что ты сегодня деньги у афганцев не получил, попробуй, пропей! Мало не покажется! Адрес домашний оставь, что бы найти тебя было можно.
Лисицын продиктовал номер телефона и домашний адрес, вскочил, кланяясь и повторяя: «Спасибо, Сашка, спасибо!» попятился к выходу из кафе, нырнул за дверь, бросился прочь из Торгового центра. Доронин расплатился за обед, отправился в свой  кабинет. Пару минут, сидя за своим рабочим столом, он думал о том, что  ему только что рассказал Лисицын, в органайзере своего крутого телефона поставил пометку «позвонить Сереге Пирогову в 21-00, рассказать о Лешке», и, увлекшись работой, об Алексее позабыл. Вспомнил только в 21-00, когда его телефон пискнул, напомнил о звонке Пирогову. Доронин набрал номер старого друга, поведал тому о непростой ситуации, сложившийся у боевого товарища Леши Лисицына, мол не работает, пьет, пенсию не получает, Пирогов, конечно же обещал Алексею помочь. Чуть позже Доронин набрал тот номер телефона, что дал ему Лисицын, но безрезультатно. Телефон отозвался противным зуммером и  механическим голосом проговорил, что данный номер в сети временно не обслуживается. Доронин, в сердцах бросил свой телефон на стол, подумал - неисправим Лешка, вот баран упертый, не подействовали на него уговоры старшего по званию,  не нужно было давать ему денег, бухает, наверное, где-то, придется завтра к нему домой ехать, дальше воспитательную работу проводить, благо домашний адрес  имеется.   

               
7
День, на который пришелся странный праздник, День Святого Валентина, близился к концу. Александр Доронин собирался домой. Собирался–это сильно сказано.  Доронину собраться–надеть куртку, сложить в карманы многочисленные мобильные телефоны, сигареты, зажигалку, проверить наличие ключей от квартиры и машины. Все, вперед к выходу, даже в зеркало, висевшее у двери кабинета не взглянув. А зачем ему смотреться в зеркало, на себя любоваться, он не красная девица, итак знает, как выглядит. Он в зеркало один раз в день смотрелся, когда брился и галстук завязывал. Как обычно, перед закрытием Торгового центра, он проверил все этажи (Салон красоты обошел стороной), проинспектировал запасные выходы, спустился на лифте в гараж.  Как только его машина выехала из подземного гаража, дверь автоматически опустилась, наглухо закрыв въезд. Машина Доронина покидала гараж одной из последних. Поколесив немного по улицам, Доронин выехал на Третье кольцо, направился к себе домой, в центр города, на Таганку.
Домой – это тоже сильно сказано. Дома, в прямом смысле этого слова, да и в переносном тоже, у него не было уже три года. После ранения, на долгие два года его домом стала больница, а после выписки – комната в коммунальной квартире, в старом доме, на Таганке. Почему комната в коммунальной квартире? А ему, в той ситуации, в которой он оказался после выписки из больницы, в принципе было все равно где жить. А тут комната подвернулась. Доронин даже ее смотреть не стал, согласился на покупку, и комната стоила очень дешево. А когда переехал, обустроился, как ему было удобно, то комната ему даже понравилась. Когда он служил в армии, жил в худших условиях, в полуразвалившемся бараке, в казарме на сто человек, в  брезентовой палатке (не один месяц, зимой). Комната ему была нужна только для ночлега, он ее фактически как гостиничный номер воспринимал, только удобства общие, на этаже. Доронин купил комнату у отчаявшегося студента, которому комната досталась от умершей двоюродной бабки. И комнату тот не мог продать уже несколько лет, не то, что продать, он  комнату  внаем сдать не мог, там нормальные люди жить бесплатно отказывались, не то, что за деньги! Комната располагалась в четырехкомнатной квартире, а квартира в старом, не в старинном, а именно в старом, полуразвалившемся доме, который собирались сносить уже много лет, по непонятным причинам не сносили. В этом четырехэтажном доме были очень примечательные деревянные лестницы и деревянные перекрытия (перекрытия были видны на лестничных клетках, сквозь облупившуюся с потолков краску), в квартирах, в ванных комнатах газовые колонки, и большие черные дисковые телефоны в коридорах, прикрученные к стенам. Капитальный ремонт в доме не делали никогда. Дому было лет сто. Квартиры в этом доме были сплошь коммунальными, и абсолютно  все жильцы дома стояли в очереди на получение комфортабельного жилья. На очереди жильцы стояли по  многу лет, практически все имели льготы, кто-то был коренным москвичом, кто-то ветераном труда, а кто-то и малолетним узником сталинского режима. Но по горькой иронии в новую квартиру из этого дома не выехал еще не один жилец. Жильцы выбывали только на кладбище. Дом был просто заколдован. Жильцы попадали в этот дом разными путями, но исключительно не по собственной воле.  У кого-то комнату получали  родители, давно, еще до Великой Отечественной Войны, или бабушка с дедушкой, сразу после революции, а кто-то получал комнату, как служебную, переводил из служебной в муниципальную, приватизировал, с надеждой, что дом сломают. Не ломали!  Большинство жильцов в этом доме родились, выросли, женились, сами родили детей, состарились со всеми вытекающими отсюда последствиями, в доме сменилось  несколько поколений, люди рождались, стоя в очереди на квартиру, и умирали, квартиры  так и не дождавшись. Единственным человеком, который смог продать комнату в этом доме, был тот самый студент  (следует учесть, что студент был не коренным жильцом дома), что продал комнату Доронину. А единственным человеком, который купил в этом доме комнату добровольно, был сам Александр Доронин.

Доронин ехал домой. Так как был уже поздний вечер, машин на улицах, явно не приспособленных для передвижения личного автотранспорта москвичей и гостей столицы, количество которых (и москвичей, и гостей столицы и владельцев личного автотранспорта) множилось в геометрической прогрессии, значительно поубавилось,  но начался снегопад, как всегда зимой, неожиданно. Дорога до дома в этот вечер у Александра заняла полтора часа, хотя обычно он добирался минут за сорок. Всегда стойко переносящий московские пробки, в этот вечер он не смог сдержаться, ругался сквозь зубы  на нерасторопных коллег по несчастью, стоящих рядом с ним в пробке, колотил кулаком по рулю, гудел со всеми в унисон. Наконец, после полуторачасового мучения, вырулил на вожделенную Таганскую площадь. Остановился ненадолго у  грузинского ресторанчика, расположенного у метро «Марксистская», в котором был постоянным посетителем, прикупил себе на ужин порцию шашлыка, хачапури с сыром и зеленью, немного свежих овощей на гарнир, бутылку хорошего красного вина. Хозяин ресторана, его старый знакомый, тщательно упаковал заказ, завернул шашлык и хачапури в фольгу, все положил в пакет. Доронин, пока упаковывали его заказ,  перекинулся парой слов с официантами, и швейцаром, который к несчастью (или счастью)  был его соседом по дому, жил этажом ниже, забрал свой ужин, и, проплутав на машине пару минут по переулкам, оказался у своего злополучного дома.  Но машину у дома он оставлять не стал, это было опасно, хоть дом и располагался в центре города, машина, без постоянного присмотра, легко могла остаться к утру без колес, если вообще остаться на том самом месте, где ее оставили вечером. Доронин ставил машину на платную стоянку в двухстах метрах от дома. С пакетом в руках, он прошел от стоянки к своему злополучному дому,  поднялся по скрипучей лестнице на третий этаж. Распахнул дверь квартиры, которая оказалась незапертой, вошел в темную прихожую (лампочки в квартире перегорали часто из-за скачков напряжения, соседи лампочку не ввернули, скорее всего, весь вечер выясняли отношения, чья очередь вворачивать). Соседи у него были примечательными. Во-первых, Василий Семенович Иванов, или просто дед Вася, тихий алкоголик-пенсионер, несчастный одинокий старик, давно потерявший единственного сына, убитого еще на Афганской войне, и не так давно старушку-жену. Дед Вася был удивительной доброты человеком, и из-за своей доброты страдающим. Во-вторых, тетка Гала, или просто Гала, или Галина Осипянц, дама постбальзаковского возраста и невероятных размеров,  была идейной сталинисткой, одинокой старой девой, подкармливала всех бродячих кошек в округе (свою собственную кошку ей завести не разрешал сосед, о котором будет рассказано ниже), она трудилась где-то уборщицей, но все свое свободное время пропадала на всяческих митингах, собраниях, пикетах и семинарах, постоянно ругалась с дедом Васей, который, несмотря на свой преклонный возраст, исповедовал демократические убеждения, распевала по утрам революционные песни и курила «Беломор». Но Доронин был уверен, эти двое, прожившие бок о бок целую жизнь, без друг друга просто существовать не смогут. Дед Вася и Гала занимали небольшие, десятиметровые комнаты, а вот самым примечательными жильцами квартиры, занимающим большую комнату, просто огромную (Доронина жил в комнате все-таки  поменьше) был конечно, Магомед, невзрачный, бритый наголо мужичонка лет сорока и его большущее семейство (именно он не разрешал Гале завести кошку, был категорически против животных в доме). Магомед, представитель одной из кавказских народностей являл из себя занимательное зрелище. Как рассказали Доронину дед Василий и Гала, Магомед появился в их квартире сравнительно недавно, года три назад. Занял  большую, тридцатиметровую, комнату, освободившуюся после смерти одинокой профессорши, эта профессорша комнату свою не догадалась приватизировать, или не посчитала нужным, комната после ее смерти отошла государству. Эту комнату Магомед получил как служебную, числился где-то в муниципалитете дворником, и тут же перевез из горного аула свое огромное семейство, жен и детей. Жен во множественном числе, потому что их было несколько, четыре или пять, детишек же - семь-восемь. Сосчитать количество детей было трудно, их по очереди отправляли в родной аул подышать свежим воздухом, попить козьего молока и покушать натуральной пищи. А у жен Магомеда появлялись все новые и новые дети. Как только очередной жене Магомеда приходил срок рожать, она тоже уезжала в аул, и возвращалась через годик-полтора. Иногда Доронину казалось, что женщины менялись, уезжала одна, а приезжала другая, жены были все на одно лицо. На вопросы о семейном положении, Магомед твердил, что эти женщины вовсе не его жены, жена у него одна, проживает в ауле с родителями, а эти женщины его сестры, но шило в мешке не утаишь, детишки-то у этих «сестер» появлялись на свет реальные. И потом, как только Доронин вселился в свою комнату, Магомед, в симпатичном здоровом мужике сразу увидел  соперника, запретил тому разгуливать по квартире в нательной майке-алкоголичке без рукавов, сверкать голыми плечами и накаченными бицепсами. И сам Доронин, находясь на кухне или  в коридоре квартиры,  иногда замечал брошенный на него искоса взгляд из-под плотно завязанного платка очередной «сестры» Магомеда, пробегающей мимо. Но Доронину «сестры» Магомеда были совершенно не интересны, вызывали лишь тяжелые, негативные воспоминания, для него встреча однажды вот с такой вот «сестрой» закончилась очень  плохо…  Доронин удивлялся, как огромное семейство помещалось в одной комнате, хоть и тридцатиметровой. Он ради любопытства, которым  вообще-то не страдал, но тут утерпеть не смог, заглянул без приглашения в комнату Магомеда, и не увидел там вообще ничего. Комната Магомеда была пустой, без мебели совершенно, даже стулья отсутствовали. В углу  большой, двуспальный матрас (для хозяина), в другом углу холодильник (холодильниу в комнате из-за боязни, что дед Вася утянет продукты если холодильниу будет ему доступен), у окна – домашний кинотеатр. Пол в комнате был застелен коврами, на которых, скорее всего и спало огромное семейство (вповалку). Вещи семейства хранились в больших коробках, из-под холодильника и стиральной машины. Стояли  коробки в коридоре, возле комнаты. «Цыганский табор!» - резонно подумал, увидев такую неприглядную картину, Александр.  На какие деньги жило это огромное семейство, тоже было совершенно не ясно, но Доронин догадывался, что Магомед ведет какие-то темные делишки, криминальный бизнес.  Вселившись в эту «нехорошую» квартиру Доронин строго предупредил Магомеда, что криминалом тому заниматься не даст, и если заметит что-то подозрительное, Магомеду мало не покажется. Магомед грозного соседа  испугался, сильно струхнул, в квартиру никого постороннего не приводил.
Три года назад, Магомед вселялся в служебную комнату, с прицелом прописаться, утвердится в Москве, получить отдельную квартиру. И как говорится, попал… Квартира ему светила очень и очень не скоро. Дом   даже ветхим не признавали (хотя дом рассыпался), льготная очередь Магомеда не двигалась. Стенания Магомеда о том, как он попал, раздавались денно и нощно. Доронин, в те редкие часы, когда бывал дома, заслышав причитания Магомеда, всегда думал, что и он, Доронин, тоже попал. Он честно признавался, хоть и  убеждал себя, что ему все равно, где жить, но покупал он  эту комнату тоже с прицелом, что дом рано или поздно снесут, и он,  как и Магомед,  получит отдельное жилье.
Почему Доронин до сих пор не переехал на съемную квартиру из этого «вертепа»?  Ему просто было лень искать съемное жилье, но себя он оправдывал, что сильно занят на работе, хотя несколько часов посвятить поискам съемного жилья он, конечно мог.  Он размышлял - если снять отдельную квартиру, то сразу встанет вопрос, как быть с этой комнатой, бросить ее, забыть, что она есть, или поискать хоть каких-то жильцов? Но дед Вася, за рюмкой чая, рассказывал, что студент, живший в комнате до Доронина,  пытался ее сдавать. Снять комнату, увидев семейство Магомеда - кучу малолетних детишек и женщин в хиджабах, самого деда Васю, после очередной пьянки, спавшего в коридоре, грозную Галу необъятных размеров в цветастом халате,  боялись даже нищие гасторбайтеры.  В гости Доронин приглашал только боевых друзей, таких же как  он, прошедших огонь, воду  и медные трубы, лишь они могли отнестись философски  к  странным соседям Александра, и вообще,  обстановке в доме, в котором тот жил, и понять, почему он все еще здесь живет.  Женщины, включая его родную сестру Инну, в его комнате не бывали, он предпочитал посещать их сам.   Почему он не хотел жить как все нормальные люди, в комфортабельной квартире? И сам же  себе отвечал – а он не живет, он прячется, забился в уютную (вообще-то не очень), но очень глубокую норку, и вылезать оттуда не хочет. Ему вот так вот проще, удобней, он общается со своими бесхитростными соседями, командует ими. Ему, с его соседями, просто и легко, они камня за пазухой не держат, им от него ничего не нужно, как впрочем, и ему, от них. Лишь бы чистоту в квартире соблюдали и за свет во время платили. Когда он въехал в эту квартиру генеральной уборки там не делали года два, с того самого дня как не стало жены деда Васи, она при жизни кое-как чистоту в квартире поддерживала. Доронин, как истинный военный, чистоту ценил и уважал,  стены и пол в коридоре, на кухне, в туалете и ванной комнате, покрытые слоем грязи в несколько сантиметров терпеть не стал. Побеседовал с соседями, и через пару дней квартира сияла чистотой, сантехника белизной, плита на кухне была стерильной, стекла в окнах  прозрачными, как слеза, а на стене в коридоре висел  график уборки… Доронин предупредил – грязи в квартире не потерпит, убирать за собой должны все, по очереди, в зависимости от количества жильцов, так что больше всех досталось Магомеду с его многочисленным семейством, тот пытался возражать, но у Доронина, как говориться, не забалуешь, жены Магомеда убирали квартиру, как миленькие, а вот за Доронина и деда Васю взялась убирать Гала. Дронин ей за это приплачивал и за себя и за деда. Гала и дед Вася, наверное, были единственными в доме, кто в отдельном жилье не нуждался. Гала по идейным соображениям, а деду Васе отдельное жилье просто было не нужно, его все устраивало, в отдельном жилье он почти сразу  умер  бы от горя и тоски. У Доронина с дедом Васей и Галой сложились отличные отношения, они сразу увидели в нем защитника, вожака стаи. А вот с Магомедом Доронин был, как говорится, в контрах. Тот в новом соседе распознал соперника, и к тому же явного лидера. Магомед старался держать нейтралитет, понимая, что сосед представляет для его благополучия реальную опасность.

Доронин, войдя в темную прихожую, тут же крикнул:
- Добрый вечер, инвалидная команда! Почему опять света в прихожей нет? Просил, как лампочка перегорит, сразу вворачивать, ящик лампочек купил специально! И дверь входную, почему не запираете? Не в горном ауле мы живем, в Москве!
- Сейчас, сейчас, Саша, ты не ругайся!  Сейчас все будет… – раздался из дальнего угла голос деда Васи, скрип передвигаемой табуретки, и тут же вспыхнул свет, дед вкрутил лампочку.
- Ну вот, другое дело!- примирительно произнес Доронин, - Весь вечер, небось, спорили, кому лампочку вворачивать!
 - Что, ты, Саша, не спорили мы вовсе…- ответил дед Вася за всех, шаркая тапочками, прошмыгнул к входной двери, запер на замок, даже цепочку накинул. Магомед, в пижаме, Гала в цветастом халате,  вышли из своих комнат, молча, наблюдали за действиями деда. Доронин, стоя у двери своей комнаты, в расстегнутой куртке, с пакетом в руках, продолжал поучать нерадивых соседей:
- Магомед, скажи мне, тебе свет в коридоре,  не нужен? Ты в сортир не ходишь? Жены твои тоже? Святые они? В сортир им не нужно? Детишки в сортир не бегают? Ведь в темноте упадут, расшибутся!
Магомед, почесывая живот, произнес:
- Сколько раз говорить тебе, Саша, это не жены, а сестры мои…И они правоверные мусульманки…
- Сестры, говоришь, правоверные мусульманки? А чего они тогда детишек то рожают? От кого? С кем они спят, если не с тобой? Со мной? Нет, это я точно знаю. С дедом? Так он не сможет детишек сделать, даже если очень захочет. Тогда твои сестры точно - святые!               
- Саша, прекрати… - Магомед обиделся.
- Ладно, все хорошо, пошутил. Не особый поборник нравственности я, нравится тебе так жить, живи. Не судья! - Доронин улыбнулся.
В разговор вступила Гала:
- Сашенька, ты ужинал? Я голубцы приготовила, давай угощу?
-Спасибо!–поблагодарил Доронин,-Я у Георгия шашлык взял,  хачапури.
- Вай, что Георгий! Он хорошо готовит? Вот я хорошо готовлю!
 Готовила Гала действительно очень хорошо, и если бы не пропадала целыми днями на собраниях и митингах, проявила хоть толику желания, то могла бы открыть отличный ресторан. Но эта женщина видела свое призвание в другом… Доронин предложил:
- Гала, ты деда накорми голубцами, он, небсь, пенсию уже пропил, голодает, куски клянчит, или объедки собирает…
  Дед начал отнекиваться:
- Сашенька, я сыт!
 Но Доронин знал - это неправда. Дед, как только получал пенсию, пропивал ее сразу, в один день, потом, целый месяц побирался, выклянчивая в окрестных кафешках и ресторанчиках остатки еды. Его подкармливали из жалости. Доронин, когда ездил за продуктами, всегда покупал немного съестного и для деда, зная, что тот почти голодает. Деньги давать деду было бесполезно, пропивал влет! Он и комнату  продал бы, деньги пропил, если бы на комнату нашлись покупатели, а так деду, считай, повезло. Свободное время, которое было у деда постоянно, он посвящал сбору пустых бутылок и алюминиевых банок, сдавал в пункт приема вторсырья, полученные гроши пропивал. Дед тараторил:
 - Послушай, Сашенька, сыт я, честно, не заставляй Галу меня подкармливать, у нее у самой ничего нет, отдаст она мне голубцы, а ей завтра есть будет нечего!
Доронин подумал, кивнул, согласился, полез в свой аппетитно пахнущий пакет, достал оттуда лепешку хачапури, протянул деду, тот долго отнекивался, Александр просто всучил ему лепешку силком, и дед тут же вцепился в нее железными зубами, откусил большой кусок, он точно был очень голоден, прожевал, принялся истово благодарить:
- Спасибо, Саша, Бог послал соседа  замечательного! Спасибо тебе!
- Саша, ты святой…- вторила деду Васе Гала.
Доронин не ответил соседям, опять коротко кивнул. Да его соседи и не ждали ответа,  потому как такой вот спектакль повторялся практически ежевечерне. Доронин порылся в карманах, извлек ключ, отомкнул дверь, вошел, плотно закрыл дверь за собой. Щелкнул выключателем, зажег свет, бросил ключи и пакет с ужином на тумбочку возле входной двери.
После переезда в комнату он постарался обставить свое жилище по возможности комфортно, насколько позволял метраж,  хоть и очень не хотел  покупать что-либо, а хотел спать, как его сосед Магомед, на полу. А что, милое дело, никаких физических усилий и денежных затрат! Но резонно подумал, что несолидно бравому военному, подполковнику в отставке, и Начальнику службы безопасности Торгового центра, валяться как бомжу, он бы себя уважать перестал.  Поехал в мебельный,  купил раскладное  кресло (для гостей), тумбочку с зеркалом и пару кухонных тумбочек и шкафчиков. Купил еще большой раскладной диван (для себя), трехстворчатый шкаф,  пристроил его поперек комнаты, отгородив небольшой отсек у входной двери, где оборудовал кухонный уголок,  оснащенный по последнему слову техники,  холодильником, кофемашиной, микроволновкой, чайником, на общей кухне Доронин готовил крайне редко, хоть и был хорошим поваром, мог в готовке посоревноваться с Галой (армия учит всему!).  С другой стороны у входной двери, он обустроил своеобразную прихожую, с вешалкой для одежды, тумбочкой с большим зеркалом, у которого он причесывался, брился и завязывал галстук по утрам. 
Доронин снял ботинки, скинул куртку. Вешая куртку, думал о том, что бы сказали его маргинальные соседи, если бы узнали, сколько стоят его куртка, ботинки, мобильный телефон, часы? Если бы он озвучил им цену своих вещей, они бы не за что в  сказанное не поверили. И хорошо, что они цену его вещей не знали, в фирмах и лейблах не разбирались! Тут же  подумал, что за то время, что он жил в этой квартире, у него не пропал даже носовой платок! Его  соседи  отличались кристальной честностью!
  Стирал Доронин свои вещи всегда сам, раз в неделю, по субботам. Специально купил стиральную машину, установил в ванной комнате, рядом со стиральной машиной Магомеда, но разрешил в этой машине стирать Гале и деду Васе. Гладил Доронин сам, и гладил прекрасно! Научился гладить еще юным лейтенантом, когда жил один, без родителей, в казарме. И потом, когда уже женился, то все равно продолжил  сам гладить себе рубашки и брюки, виртуозно пришивать погоны (опять подтверждение – армия учит всему!). Его жена не гладить, не шить не умела. Единственное, что она для него делала – стирала, да и то, не сама стирала, в стиральной машине, жена только засовывала в машину вещи, вынимала постиранные и развешивала. Доронин не обременял ее глажкой. Зачем? Он это сделает быстрее и лучше, и так, как ему удобно.
Доронин переоделся в спортивные штаны и  футболку, накинув на шею полотенце, отправился в ванную комнату, принимать душ. После душа, перед ужином, да и после ужина, он методично набирал номер телефона Леши Лисицына, но абонент продолжал оставаться недоступным, и в одиннадцать часов вечера, и в двенадцать. Доронин улегся спать, но ему категорически не спалось, в его голове крутились и роились мысли, он был полностью уверен, что не запил Лешка, с ним что-то случилось. Что-то нехорошее…    

Глава вторая. Настя Кораблева. Зима.
 1
- Кораблева,  к главному редактору! Немедленно!  Кораблева, Вы, что не слышите? Немедленно все бросайте, и бегите к главному редактору! Игорь Владимирович  ждет! – кричала Вероника Притульская. «Господи, какой у нее визгливый голос!» - думала Настя Кораблева, корреспондент одной из крупнейших и популярнейших московских газет с миллионным тиражом, она прекрасно слышала, что ей говорила Вероника Валерьевна Притульская, начальник отдела специальных расследований, в котором трудилась Настя, но не обращая внимания на слова Притульской, она с невероятной скоростью печатала на компьютере, не глядя на клавиатуру, смотрела только на экран. Так профессионально печатала в отделе она одна единственная, у нее, на зависть всем, кроме диплома МГУ имелся диплом и машинистки–стенографистки. Настя заканчивала важную статью, для завтрашнего номера, и решила на крики своей начальницы не реагировать, тем более  что она уже почти допечатала. Вероника не унималась, она поднялась из-за своего стола, величественно, покачиваясь на высоченных каблуках, прошествовала по кабинету, остановилась у стола Насти, потребовала:
- Кораблева, немедленно встаньте, отправляйтесь к Игорю Владимировичу! Вы не слышите меня?
Настя,продолжая печатать,подняла глаза на Веронику, коротко ответила:
- Слышу.
- Тогда, почему Вы не выполняете моих распоряжений?    
- Я как раз  Ваше распоряжение выполняю, переделываю статью, что Вы дали утром, распорядились ее подредактировать! - Настя театрально пожала плечами.
- Кораблева, почему грубите? Набиваетесь на увольнение? – Вероника побелела от злости. Разговоры об увольнении Насти Кораблевой Вероника вела практически ежедневно, и даже ежечасно, прекрасно понимая, Настю никто никогда не уволит. Во-первых, Настя была классной, великолепной журналисткой, способной написать статью практически на любую тему в кратчайшие сроки, и, во-вторых, Настя Кораблева училась на одном курсе, в одной группе с главным редактором их газеты, Игорем Владимировичем Коротковым. Сама Вероника писала очень плохо, и осознавала, что без Насти работа возглавляемого ею отдела, остановиться, переделывать за нее тексты никто не будет (сейчас это делала Настя, но у той был особый статус). Вероника с работой реально не справлялась. На первый взгляд было удивительно, что именно Вероника, а не Настя, возглавляла отдел, но бросив на эту ситуацию второй взгляд, все становилось предельно ясно. Вероника была близкой подругой жены владельца издательского дома, выпускающего газету, и поговаривали, что близкой подругой не только жены издателя, но и самого издателя, и на  должность, что она занимала, ее назначили «по блату». Коротков против ее назначения возражал категорически, но Вероника считала себя журналисткой от бога, страдала манией величия, на должности начальника отдела настояла именно она. Издатель вздохнул, похлопал Короткова по плечу, пробормотал: «Ничего не поделаешь, Игорь, смирись…», и Веронику начальником назначил.  Вероника, обосновавшись в редакции,  замучила сотрудников скандалами, выяснением отношений, требовала безоговорочного поклонения и восхищения. Отдел лихорадило, Коротков хватался за голову, рвал остатки волос, выслушивал жалобы сотрудников, сам переделывал ужасающие статьи Вероники, но справиться с ней мирным путем не мог, а ругаться не хотел. Отдел стабильно заработал только тогда, когда на работу, теперь уже по настоянию Короткова (баш на баш),  пришла Настя. Игорь случайно встретил Настю на одной из пресс-конференций, она представляла скандальную «желтую» газету, но мечтала о серьезной работе в крупной газете. Имя Короткова уже гремело по всей Москве, и очень многие, знакомые и совсем не знакомые обрывали у Короткова телефон, просились к нему на работу. Все, кроме Насти, хотя отношения у нее с Коротковым во время учебы в МГУ были прекрасные, и после окончания учебы они по-дружески общались, но позвонить Короткову, попроситься к нему в газету, не смотря на свой настырный, упорный характер, Настя стеснялась. Да и резюме у Насти было не блестящим, хоть она имела огромный опыт работы и имя в журналистском мире, но официально, в крупных газетах практически не работала. Коротков, увидев Настю, сразу сообразил, именно она ему нужна, она его спасет, сможет урезонить Веронику. Настя будто уловила его мысли, попросилась к нему на работу. Он  взял ее с испытательным сроком, с условием, что она будет делать все, что скажут,  и терпеть неадекватную начальницу. Настя терпела, работала как проклятая, за себя и за нее, и за того парня. А у нее выхода другого не было, у нее на руках был двенадцатилетний сын, не было мужа, не было алиментов на сына,  собственной квартиры (с сыном жила на съемной). Но у нее была ЦЕЛЬ...Настя, и Вероника прекрасно понимали – между ними идет бой не на жизнь, на смерть. Вероника наступала, Настя отступала, что бы потом зайти и ударить с флангов. Вероника чувствовала, что если именно сейчас сдаться, уволиться, ее гламурная тусовка сразу поймет, что никакая она не журналистка, а так обычная бездарность (кем она и была), и не могла допустить победы обычной провинциальной плебейки, замарашки-золушки, хоть в гламурной тусовке поговаривали,  ребенок у этой замарашки от очень известного человека. Настя имя отца ребенка тщательно скрывала, упросила Короткова, который его имя знал прекрасно, никому не  рассказывать. Тот поклялся страшной клятвой, слово держал.
  Настя звонко ударила по клавише компьютера, поставила  последнюю точку, двинула мышкой, вывела рукопись на печать, со словами:
- Получайте, Вероника Валерьевна! – с грохотом отодвинула стул, и, хлопнув дверью, направилась в кабинет главного редактора.

2
В приемной Короткова, секретарь, на вопрос Насти вызывал ли ее Игорь Владимирович, только закивала, подбородком указала на дверь, секретарь была занята важной работой, делала себе французский маникюр, высунув  язык, тщательно выводила на кончиках длинных ногтей белые полоски. Коротков, не смотря на гениальность, был начальником никаким, сам работал с утра до ночи, считал, что не барское дело сотрудников заставлять работать, все взрослые люди, должны понимать, что зарплату платят не за сидение в офисе, за работу.  Понимали далеко не все.
Настя толкнула дверь кабинета Короткова, тот сидел, по уши зарывшись в бумагах, коих в его кабинете были горы, да не какие-нибудь там Альпы или Татры, а Гималаи, или Тибет. Горы бумаг были везде, на двух столах и под столами, в трех шкафах и на шкафах, на стульях, на полу. И Коротков в этих горах бумаг прекрасно ориентировался. Настя сняла с одного из стульев стопку бумаг, пристроила на стол, поверх других, тут же услышала:
- Когда будешь уходить, не забудь положить эти бумаги на место, не путай меня! – Коротков выглянул из-за стопок бумаг, как черт из табакерки, сверкнув стеклами очков. Настя спросила:
- Игорь, ты зачем меня вызывал?
- Ты статью закончила, для завтрашнего номера?
- Закончила. Вообще-то это не моя статья, а Притульской.
- Да знаю! – Коротков двумя руками растрепал буйную шевелюру, от которой осталось жалкое воспоминание. Настя улыбнулась – с редкими рыжими всклокоченными длинными волосами, в круглых металлических очках он напоминал безумного клоуна. Коротков продолжал оправдываться:
- Настюх, но не могу я ее выгнать, ты знаешь, чья она протеже!
- Знаю! - Настя кивнула, попросила, - Игорек, умоляю, если я  нужна, на мобильный звони. Вот сейчас на городской позвонил, так Притульская из этого звонка целый спектакль разыграла!
- Мобильный у тебя не отвечал, я пытался позвонить. Проверь!
- Извини, я печатала, не слышала…
-Много переделывать пришлось? Очень плохо? – спросил он участливо.
- Не плохо, очень плохо, не переделывать - переписывать!
- Извини, родная! Вероника Притульская наш общий крест. Как говориться, неси свой крест, и веруй. Мы с тобой обречены  стерву терпеть. Когда ей надоест из себя журналистку корчить, когда она угомониться?
- Игорек, ты меня о Веронике поговорить вызвал? Я не хочу говорить о ней, лучше пойду, работы непочатый край…- Настя попыталась встать.
- Погоди! - остановил Настю Коротков, - Не о Веронике говорить хотел, задание дать, интересное. Сам бы занялся, не могу, именно сейчас. Просто кроме тебя с  этим заданием никто не справиться! Раскрутишь дело, серию статей выдашь, сверхурочные заплачу, премию выпишу. Очень прошу, Настя!   
Настя вся обратилась вслух, похоже, назревало что-то интересное, а интересные случаи она ой как любила! Да еще и денег обещают дополнительно заплатить. Красота! Коротков говорил:
- На юге Москвы, в Бирюлево, с крыши пятнадцатиэтажки сбросилась семнадцатилетняя школьница, примерная ученица, любимица родителей… Тихая, скромная девочка. Девочка погибла.
- Ты хочешь, что бы я подростковых самоубийствах написала? Так писали уже… Опять эту тему поднимать?
- Да нет! Девочка записку оставила, похоже, она в какую-то секту попала! Так полиция считает. Мне знакомый с Петровки звонил. Ты давай, поезжай туда, мы первые будет, об этом еще никто не знает. Про секту будешь писать. С родителями поговори, узнай, что за секта, если ты туда сможешь проникнуть, с сектантами поговорить, с руководителями, прекрасно будет. Ой, какая хорошая тема! - Коротков мечтательно поднял к грязному потолку глаза. Он, как и Настя, интересные случаи обожал. А Насте задание не понравилась:
- Игорь, у меня ребенок, ты забыл? Если со мной что произойдет, ты моего ребенка поднимать будешь? Или Вероника?
- Настюх, не отказывайся! Просто знакомый с Петровки говорил, что в секте этой одни девушки состояли, мужчин не было, а кого из девушек я туда пошлю? Нет у меня талантливых девушек, ты самая талантливая! И не случится ничего, ты до критической точки не доводи, как почувствуешь, что жареным пахнет, сразу мне звони, я прибегу… – Коротков Настю умасливал, - Вот напишешь серию статей, их под нос Веронике ткнем, может тогда оставит она нас в покое. Настюх, а?
Настя сдержанно кивнула. Ей страшно не хотелось никуда ехать. За последние дни она очень устала, и физически и морально, так получалось, что она всю предыдущую неделю работала без выходных, постоянно моталась по Москве, собирала материал для статей, приезжала в редакцию ближе к вечеру, и до поздней ночи  работала над собранными материалами. Ее сына забирала из группы продленного дня соседка (добрая душа, она понимала, как Насте трудно, помогала ей, но вообще то, не бескорыстно) вместе со своим сыном, Санькиным одноклассником, кормила ужином, проверяла у мальчишек уроки. Настя частенько заявлялась к соседке за своим ребенком ближе к полуночи, мальчика приходилось будить, и сонного вести домой. Сын очень на Настю обижался, часто повторял, что его самая заветная мечта – провести вместе с матерью   каникулы, всего лишь неделю, только вдвоем! Неделю! Настя не могла себе этого позволить. Ночью она рыдала в подушку от стыда перед собственным сыном, понимала – она, наверное, самая плохая  мать в мире,  ребенок практически ее не видит, уроки у него проверяет чужая тетка! Мать Насти постоянно просила дочь отправить мальчика жить к ней, чтобы она, бабушка,  заботилась о внуке, у нее гораздо больше свободного времени, чем у дочери. Тем более, бабушка работала директором школы, и мальчик мог бы учиться в ее школе, и такое уже было, мальчик пошел в первый класс именно в бабушкиной школе.  Настя осознавала – часто ездить в другой город, к матери и сыну она не сможет. Мать Насти жила в Великом Новгороде, десять часов на поезде, а на автобусе все двенадцать.

Настя взяла у Короткова листочек с адресом погибшей девушки,  почитала адрес, подумала: «Господи, как далеко! Сколько же мне туда тащиться придется!». Вернувшись в отдел (огромный зал, разделенный на небольшие отсеки), распахнула стенной шкаф для верхней одежды (сотрудники отдела, традиционно, не раздевались в гардеробе)  достала пальто, в котором сегодня заявилась на работу, очень модное, красивое, но тонкое, осеннее. В пальто ходить было еще рано, зима в самом разгаре, холод – минус десять, скорую весну синоптики не обещали. Но Настя вчера выбросила старую шубу, по причинам весьма уважительным. Недорогая шуба из серого козлика, купленная еще ее б.м. (бывшим мужчиной, а не бывшим мужем),  выдержала долгие девять зим, на десятую зиму шуба порыжела, разлезлась по швам. А вчера утром Настя вместе с Коротковым ездила в крупную газодобывающую компанию, на интервью с генеральным директором. Надо сказать, что Коротков часто возил Настю с собой на ответственные мероприятия, она обладала бесценными для журналистки качествами, хорошей памятью, наблюдательностью и отличной реакцией. Коротков задавал вопросы, Настя все записывала на диктофон, параллельно делала заметки в блокноте, быстро интервью расшифровывала (с едкими, точными комментариями), готовила материал к печати. Но автором этих совместных материалов всегда был Коротков, фамилия Насти не упоминалась. Настя не обижалась– Коротков с ней делился гонораром, отдавал ровно половину. Честно говоря, Коротков от ее б.м. мало чем отличался, за б.м. она писала статьи в течении пяти лет, тот ее способности использовал на полную катушку, не брезговал, это сейчас б.м. статьи писать не нужно, он себе имя уже сделал, в его талантах теперь  никто не сомневается. Но вернемся к шубе. Настя с Коротковым приехали на интервью. Их провели в приемную перед кабинетом генерального директора, предложили раздеться, секретарь, девица модельной внешности лет двадцати пяти, взяла шубу Насти, распахнула шкаф для верхней одежды, и повесила облезлую шубу рядом с шубой из серебристой норки, по всей вероятности, своей.  Настя заметила, как неприлично выглядит шуба известной журналистки, по сравнению с приличной шубой обычной секретарши! И тут же твердо решила –  шубу больше не оденет, никогда! Вечером, приехав домой, она запихала шубу в большой пластиковый пакет, вынесла на помойку. Но утром встал вопрос – в чем идти на работу – в коротком пуховичке, в котором Настя гуляла с Санькой и ездила к матери в Великий Новгород, или в осеннем пальто. Но  пуховик хорошо смотрелся только с джинсами и мягкими сапожками-уггами. В джинсах и уггах она на работу пойти не могла. Она и так одевалась очень скромно–в простенькие брюки и свитер, по сравнению с вычурно одетой Вероникой. В сапожках без каблуков и джинсах рядом с модницей-Вероникой она выглядела бы вообще жалко. Настя вырядилась в осеннее пальто. Пальто она купила  сразу после Нового года, у коллеги, которая еще осенью привезла  пальто из Милана. Пальто было бежевым, двубортным, из верблюжьей шерсти, длиной по колено, из последней коллекции «МаксМара» (может быть и подделкой под фирму, но очень качественной). Коллеге пальто было маловато, а Насте подошло. В московском магазине такое пальто стоило  тысяч пятьдесят,  коллега просила всего-то двадцать. Но двадцать тысяч для Насти были огромными деньгами, она считала каждую копейку, и двадцать тысяч на себя потратить не могла. На Саньку – да, на себя нет. Себе Настя  покупала только необходимое и дешевое, лицо мазала детским кремом, мылась детским шампунем, декоративной  косметикой не пользовалась. Но наступающей весной надеть ей было нечего, все равно пришлось бы что-то покупать. Помог Коротков, выписал Насте внеурочную премию на Новый год, и Настя сделал себе подарок. В этом пальто, в сапогах на высоких каблуках, подарок  матери на ее тридцатилетний юбилей, два года назад, Настя отправилась в то злополучное утро на работу, и вот теперь  должна была тащиться в Бирюлево! Хорошо еще, что у нее был единый проездной билет, ей газета проезд в городском транспорте оплачивала. Учитывая, сколько Настя ездила, оплачивая постоянно проезд, она бы разорилась окончательно. Каждый раз, прикладывая билет к валидатору в общественном транспорте, она мысленно благодарила Короткова, так удачно появившегося на ее пути.
3
И вот Настя тряслась в вагоне метро,  пригрелась в уголке, жалела себя, и до того себя запилила, что почти плакала. Почему у нее все не так?  Почему ей так страшно не везет в жизни? Почему всем кругом везет, а ей нет? Она молодая, умная, талантливая, симпатичная. Она заботливая, хорошая хозяйка. Она очень любила б.м., родила ему сына, помогала ему во всем. И, только  благодаря ей, он добился известности. Вот бы его поклонники, а еще больше, спонсоры, удивились, узнав, что он бросил свою первую жену с ребенком. Оставил на улице, без средств к существованию.
Настя мысленно рассуждала. Вот взять хотя бы Веронику.  Красавица, любовник богатый, работа приличная, с хорошей зарплатой, и на работе она не перетруждается, за нее такие дурочки, как  Настя, вкалывают! Настя прекрасно понимала, что Веронике просто завидует, и что зависть мерзкое, отвратительное чувство, и тут же оправдывала себя - она простая, обычная женщина, совершает ошибку за ошибкой, на ней все кому не лень ездят,  б.м., Коротков, особенно Вероника. Она, Настя, «бедная золушка», завидовать кому-то спокойно  может, ей позволительно. Иногда Насте хотелось стать Вероникой. С такой же отличной фигурой, длинными ногами, в дорогих, без затяжек, тонких колготках (Настя обладала способностью рвать новые колготки буквально сразу же, как надевала),  носить туфли на высоченных каблуках круглые сутки, и,  ни разу, не пожаловаться, что ноги устали, горят и гудят. Мечтала иметь такие же густые светлые  волосы, всегда идеально прокрашенные, гладкие и блестящие,  чистые и стильно уложенные, в любое время суток. И макияж у Вероники тоже всегда был в идеальном порядке, не осыпался, не размазывался, не днем не ночью. Вероника хлопала сильно накрашенными ресницами (нарощенными?), уверяла всех, что это ее настоящие ресницы, они от природы у нее очень длинные, поэтому она не может пользоваться удлиняющей тушью, если она накрасит ресницы такой тушью, они будут задевать за ее брови. Настя, слушая эту чушь, покатывалась со смеху, но тихонько, про себя, вслух засмеяться она не могла, Вероника все-таки была ее начальницей.  Но все равно, не смотря на глупость Вероники,  Настя удивлялась огромной силе воле, которой та обладала. Она, же практически ничего не ела. Отказывалась от сладкого и мучного,  пила  целыми днями только зеленый чай без сахара, не участвовала в общих застольях, приглашения  отметить чей-либо день рождения, игнорировала, удалялась из офиса с гордо поднятой головой. На удивленные вопросы сотрудников, как же она живет без еды, Вероника отвечала, что приедет вечером домой, салатик  из руколлы и фазилиса с лимонным соком поест, без соли, и, конечно же, без масла. Настя  никогда от праздников в офисе не отказывалась, это была ее единственная возможность плотно поесть, деликатесов, да еще Саньке вкусненького прихватить. Обычно рацион Насти составлял крепкий сладкий черный растворимый кофе, печенье или сушки, и сигареты, больше пачки в день, а на ужин пельмени (если ужинала она одна, сын уже спал) или сосиски с макаронами или картофельным пюре, если ужинала с Санькой (сын обожал сосиски). На диетах Настя никогда не сидела, она от природы была худенькой, да к тому же моталась целыми днями по всей Москве, физические и моральные силы расходовала. И еще Вероника никогда не болела, вернее никогда не жаловалась не на головную, не на зубную боль. Никогда не простужалась, круглый год ходила в коротких  платьях без рукавов, пиджака поверх платья не надевала, даже зимой. Зимой, на летнее платье надевала шубу, а на ноги обувала  высокие сапоги из  тонкой кожи, на шпильках. Вероника же на машине с шофером передвигалась.
Снимая почти  год квартиру в четырех трамвайных остановках от станции метро «Преображенская площадь», Настя убедилась, что трамвай самый ненадежный вид транспорта. Трамваи постоянно ломались, или легковые машины преграждали рельсы, образовывая пробку, и трамваи вставали,  выстраиваясь длинной вереницей. Садясь в трамвай, Настя понимала, что в пятидесяти случаях из ста, трамвай, ее до дома не довезет, ей придется идти пешком как минимум полпути. Можно было, конечно, сесть на маршрутку, и гарантированно доехать до дома, но стоила маршрутка двадцать пять рублей. Двадцать пять рублей Насте было страшно жалко,  можно купить Саньке лишнее мороженое! И еще Насте  рано утром, приходилось провожать сына в школу, они вдвоем бежали по обледенелым тротуарам, лезли по сугробам, для такого марафона сапоги на каблуках не обуешь, перелом ноги гарантирован, тут сапожки-угги нужны, и короткий пуховик.
Вообще-то Настя подозревала, что волосы у Вероники наращенные, и обладай она, Настя  достаточной суммой денег,  ее волосы были бы в таком же идеальном состоянии и без наращивания. И длинные ногти Вероники были тоже искусственного происхождения и не малых денег стоили. А сияющая кожа без единой морщинки, хоть Вероника была старше Насти лет на пять (у Насти морщинки уже появились, у глаз, и на лбу, она на полном серьезе подумывала о ботоксе) чудо пластической  хирургии, и утиные губы - хирургический шедевр. Так же, чудом пластической хирургии являлись и отдельные части тела Вероники,  ее грудь, точно. Что касается подтянутых рук и ног, упругой попы и плоского живота, то это, скорее всего результат ежедневных физических упражнений. Настя поражалась – у Вероники хватало силы воли ежедневно ходить на фитнес! Она сама о фитнесе даже не помышляла, во-первых, у нее не было на фитнес денег, во-вторых, она семь дней в неделю работала, и сил ей хватало только до дома  добраться, а дома у нее Санька, на которого  силы нужны, в первую очередь. Иногда, вечерами, она так уставала, что с Санькой даже поговорить не могла, убеждала, сына, что слышит все, что он рассказывает, хотя это было совершенно не так. У Вероники на фитнес денег и сил хватало (с учетом, что она по ее словам, практически ничего не ела, неизвестно,  можно ли считать за еду траву, которую она щипала на ужин).  Детей у нее не было, она работала намного меньше Насти, вернее  вообще не работала, только красовалась, комплименты от прихлебателей выслушивала. Каждый из прихлебателей должен был сказать по комплименту в час, то есть каждые десять минут Вероника получала по комплименту, это поддерживало ее завышенную самооценку. Настя в количество прихлебателей не входила, комплименты говорить от нее не  требовалось, поэтому отношение Вероники к Насте было соответствующее, то есть плохое. Вероника вообще не любила людей, успешных, более, чем она. Не важно, в чем. В личной  жизни, в творчестве, внешне более привлекательных. Если  мужчина или женщина в чем-то превосходили Веронику, то сразу же подвергались с ее стороны сумасшедшей обструкции. Вот и Настя, более талантливая, чем Вероника, коммуникабельная, обожаемая коллегами и начальством, пусть и одинокая, но мать замечательного сына, вызывала у Вероники ненависть. Она при виде Насти от ненависти просто захлебывалась. Временами Настя боялась, что Вероника, ругая нерадивую сотрудницу, реально захлебнется ядом, или надуется, как воздушный шарик, нет, не  шарик, скорее как надувная резиновая кукла, и лопнет. По офису полетят ошметки ее золотистой загорелой кожи, красных губ, светлых длинных (нейлоновых) волос, глаз с торчащими  загнутыми (проволочными) ресницами, нарядного, плотно сидящего на ее  стройной  фигуре, шелкового платья. Ужас... Представив себе лопнувшую надувную куклу-Веронику, Настя заулыбалась. Ее плохое настроение чуть улучшилось, она вдруг поняла, что совсем себя запилила, и  продолжила думать о себе в другом, позитивном направлении. Она, Настя, выглядит ничуть не хуже Вероники. Да, она не пользуется косметикой и одевается много скромнее, но фигура у нее хорошая, она высокая и худенькая,  и волосы у нее длинные светлые (свои!). И если она чуть-чуть отдохнет, хотя бы недельку, то и синяки у нее под глазами уйдут, бледная кожа засияет, естественный румянец появится.  И от мужчин у нее до сих пор нет отбоя, с ней на улице знакомятся мужчины, всех возрастов, и замуж предлагают выйти, и это с учетом, что у нее ребенок двенадцати лет.  Абсолютно все мужчины обращают внимание  на ее голубые глаза, яркие губы, чуть вздернутый носик. Один из местных газетных плейбоев, пытаясь ухаживать за Настей, говорил - она похожа на голливудскую звезду, вот только Настя не запомнила, то ли Шерон Стоун, то ли Шарлиз Терон.
4
Настя допехала, наконец, до станции метро «Варшавская», с двумя пересадками, шлепала на высоких каблуках по длиннющим заплеванным переходам, поднималась и спускалась на эскалаторах, толкалась в толпе агрессивных, уставших пассажиров. Она вышла на улицу, достала  из кармана пальто листочек с адресом, посмотрела название улицы и номер автобуса, на котором до нужной  улицы  необходимо было доехать, принялась искать остановку автобуса. Остановка никак не находилась, и все кого она не спрашивала, где может быть остановка, показывали ей на остановку маршрутного такси. Пробродив более получаса, страшно замерзнув в легком пальто, так и не найдя нужного автобуса, Настя решила ехать на маршрутке. Она уселась в маршрутку, на удобное место, рядом с водителем, улыбнулась замерзшими губами, отдала двадцать пять рублей, почти оторвала от сердца, спросила, когда будет нужная ей улица, водитель (молодой кавказец) улыбнулся Насте в ответ, пообещал остановиться, заверил, ехать им долго. Настя кивнула, скинула с головы шарф, а кисти рук наоборот засунула в рукава пальто, что бы согреть, поежилась, и погрузилась в свои невеселые мысли. Но теперь не о Веронике Притульской, а о предстоящем тяжелом разговоре с родителями погибшей девушки, Юли Лисицыной. Как с ними говорить, как подобрать слова?  Настя выстраивала в голове план разговора, и понимала, что вот так вот, нахрапом, как предлагал Коротков, решить вопрос не удастся. Ей, скорее всего, придется говорить с родителями Юли Лисицыной не один раз.  Она была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как маршрутка остановилась, и водителю  пришлось несколько раз повторить, что они уже приехали, и необходимая ей улица справа от дороги. Настя кивнула, поблагодарила, выбралась из маршрутки, накинула на голову шарф, семеня по снеговому накату на высоких каблуках, поспешила к высотным домам, стоящим в отдалении. Надо отметить, с противоположной стороны дороги, напротив домов был обширный пустырь, чуть дальше  заброшенное строительство, а еще  дальше дымили трубы теплоэлектростанции. И опять Настя всех встречных и поперечных расспрашивала о нужном ей доме. К удивлению Насти, людей на улице было немного.  Она кидалась к редким прохожим,  спрашивала, спрашивала. Ей нужен был пятый корпус девятнадцатого дома, но именно пятый корпус она найти не могла. И все корпуса – и первый, и третий и восьмой, были абсолютно одинаковыми, братьями-близнецами. Наконец, она заметила на стоящем в отдалении  корпусе, абсолютно таком же, как и все предыдущие, большую цифру пять, подумала, что  проходила мимо  неоднократно, но почему то номера пять на корпусе не разглядела. Настя с облегчением выдохнула,   бросилась к вожделенному дому. Остановилась на углу, чуть отдышалась, поправила на голове сбившийся шарф, завязала  потуже,  и, не спеша, засунув руки в карманы пальто, пошла вдоль дома к первому подъезду. У нее на листочке с адресом было записано - дом девятнадцать, корпус пять, первый подъезд, тридцать шестая квартира.   
 Настя остановилась у двери первого подъезда пятого корпуса девятнадцатого дома, протянула руку, что бы нажать на кнопку вызова домофона, но сделать этого не успела. Дверь подъезда  резко распахнулась, и ей на встречу шагнул мужчина в черной кожаной куртке. Настя оторопела, замерла от неожиданной встречи, а мужчина одной рукой придержал входную дверь, а другой галантно указал девушке на темное нутро подъезда, свет в подъезде не горел.  Настя в темный подъезд зайти не решалась, стояла у двери, разглядывала мужчину, находящегося перед ней. Заметила – мужчина высокий, крепкий,   широкоплечий, с густыми короткими темно-русыми волосами, правильными чертами лица, серьезными карими глазами. Симпатичный. Уверенный в себе. Увидев его, Настя  подумала,  наверное, хорошо иметь такого мужика начальником, сразу видно за ним, как за каменной стеной. Такой, напраслину, как Вероника, громоздить не будет,  на ответственное задание сам поедет, а не девчонку пошлет, не в пример Короткову. Настя понимала, пауза затянулась, нужно идти в темный подъезд, но  с места не сдвинулась, спросила стоящего перед ней мужчину:
-  Скажите, а тридцать шестая квартира   на каком этаже?
Тот откровенно вопросу удивился, передернул плечами, ответил:
- На девятом…- и в свою очередь спросил, - А зачем Вы идете к Лисицыным? Что Вам от них нужно?
- Я, мне? - Настя мучительно подыскивала слова, оправдывающие ее. Понимала, именно сейчас идти к Лисицыным не нужно, но она, на свою голову, обещала Короткову сенсацию, тот от ожидания эксклюзивного материала слюной исходит, в своем кабинете, заваленном бумагой, на кресле подпрыгивает. Она сказала правду:
- Я журналистка, из газеты, хочу поговорить с родителями покойной Юли Лисицыной. Хочу написать статью.
Мужчина поднял одну бровь:
- Статью в газету о смерти девочки? Боже, какой цинизм! У Вас хватит совести вот сейчас идти и расспрашивать горем убитую мать, выяснять, что она чувствует после смерти дочери? Журналисты! Акулы пера, однозначно. Папарацци гребаные, стервятники…
Он говорил резко, откровенно грубо. Насте пришлось защищаться:
- Я хочу написать не о смерти девочки, я хочу написать об обстоятельствах ее смерти, что бы другие дети и их родители прочитали и поняли, что произошло, и почему это произошло…
- Да, конечно. Флаг Вам в руки… - мужчина кивнул. И улыбнулся. Улыбнулся необычно, просто потрясающе, такой улыбки Настя никогда не у кого не видела, и была его улыбкой заворожена. Мужчина улыбнулся только глазами, уголки его губ чуть поднялись вверх, а в глазах заиграли смешинки. Улыбка продлилась не больше секунды, но этой секунды Насте хватило, что бы запомнить мужчину надолго, если не навсегда. Она категорически не хотела его отпускать, хотела поговорить, объяснить, что она не стервятник и не акула, но опять не смогла сформулировать свои мысли, и опять попала впросак. Она спросила чушь, и на эту чушь получила соответствующий ответ.  Она спросила:
- Вы что знакомый Лисицыных? Или их родственник?
Мужчина, иронично усмехнулся, ответил:
- Я, нет… Что Вы…
-Откуда Вы знаете, что я иду к Лисицыным? Вы в этом доме живете?
-Вы спросили про тридцать шестую квартиру, я знаю, что в тридцать шестой  живут Лисицыны, у них погибла дочь. Подробностей ее смерти  не знаю, и вообще, я совершенно в другом месте живу. Извините, спешу!
Мужчина отпустил дверь. Насте, чтобы дверь не закрылась, пришлось ее перехватить. Она так и стояла, придерживая дверь рукой, наблюдала за мужчиной. Тот отошел на несколько шагов от подъезда, остановился рядом с машиной, большим джипом «Гранд Чероки», припаркованным чуть в отдалении. Из кармана достал ключи, щелкнул сигнализацией, уселся в машину, и тут же тронулся с места,  скрылся из глаз. Настя подумала, что вот эта машина идеально подходит мужчине, у него должна быть только такая машина, и не какая другая. Внушительная, немного потрепанная, но  серьезная и  надежная. Как и он сам.   Настя тяжело вздохнула, шагнула в темноту подъезда…
5
Пока ждала лифт, поднималась в кабине лифта, исписанной матерными словечками на девятый этаж, Настя думала о мужчине, только что оказавшемся на ее пути. Кто он, что здесь делал, почему знает о трагедии в семьи Лисицыных? И тут ее осенило. Этот мужик - полицейский, какой-то большой чин, или он из прокуратуры, а скорее всего, из  ФСБ. Точно из ФСБ, Джеймса Бонда из себя изображает! Да пошел он куда подальше, учить он ее будет, ученая, до мозга и костей, сама кого хочешь, научит! Настя крайне не любила представителей выше перечисленных силовых структур, общение с ними никогда не доставляло ей удовольствия. Раньше она общалась лишь с низшими чинами, а вот теперь ей попался начальник, хоть и очень симпатичный, но…
Настя вышла из лифта, остановилась напротив  тридцать шестой квартиры, выдохнула, нажала на кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась, на пороге появилась женщина неопределенного возраста, страшно уставшая, почерневшая, растрепанная, кутающаяся в байковый халат. Она явно ожидала увидеть кого-то другого, и, увидев Настю, просто отшатнулась. Произнесла:
- Что Вам нужно, девушка?
Настя заговорила:
- Простите Бога ради, я понимаю, у Вас такое горе, но мне очень нужно поговорить с Вами…
Женщина тяжело оперлась о дверной косяк, прислонилась лбом к двери, и, как будто собираясь с силами, спросила:
- Вы из милиции, то есть из полиции?
- Да нет, я из газеты, журналистка… - ответила Настя.
-Вы хотите писать о смерти Юленьки? Зачем? – женщина недоверчиво смотрела на Настю. Настя подумала, ее сегодня уже спрашивал, зачем она хочет писать о смерти девочки, тот мужчина на улице. Она замотала головой:
- Нет, что Вы, я хочу писать абсолютно о другом! Я знаю, Ваша дочь попала в секту…
- В секту? Да, нет, не было никакой секты…
- Давайте поговорим об этом, можно я войду?
Женщина посторонилась, пропустила Настю в квартиру. Настя сняла пальто, повесила на крючок в прихожей, там же пристроила шарф, принялась стягивать сапоги, но женщина махнула рукой, мол, не нужно, скрылась в глубине квартиры. Настя осталась одна в полутемной прихожей, оглянулась вокруг, поняла – перед ней неприкрытая бедность, почти нищета. А что она хотела увидеть в доме, расположенном на выселках, у кольцевой дороги, окна, которого выходят на пустырь, заброшенную стройку и дымящую теплоэлектростанцию, в доме, где темный подъезд, и лифт исписан матерными словами? Настя прошла в комнату, присела на обшарпанный диван, окинула взглядом комнату. Скорее всего – гостиная – выцветшие до белизны бумажные обои, старая мебель: фанерная стенка, диван, два кресла, огромный, старый телевизор,  новым этот телевизор был лет десять назад. Таких телевизоров Настя не видела уже давно, в Москве не видела, у нее на родине, в Великом Новгороде, такие телевизоры еще остались. В мебельной стенке, за стеклянными дверьми, стояли фотографии, и притягивали Настю как магнитом. Настя встала с дивана, подошла поближе, пригляделась к фотографиям, и тут же поняла, почему ее так к ним тянуло. На нескольких фотографиях она увидела того самого мужчину, с которым разговаривала у подъезда. Но на фотографиях он был на десять лет моложе, в военной форме, с майорскими погонами на широких плечах, ему очень шла военная форма, и он улыбался, и не глазами, как только что при  разговоре с Настей, а белоснежной улыбкой во все тридцать два зуба. Настя разглядывала фотографии, не заметила, как хозяйка квартиры подошла, встала у нее за спиной, спросила:
- Что Вас так привлекло?
Настя обернулась, показала пальцем на одну из фотографий, где был изображенный ее недавний знакомый (или незнакомый?):
- Я видела только что этого мужчину, на улице. Кто это?
-А, это боевой товарищ моего мужа, Саша Доронин. Представляете, мы все думали, Саша погиб в Чечне, в очередной командировке, три года назад. Он вместе с моим мужем служил. Мой муж тоже военный. Так вот, мы думали, что Саша погиб, я плакала, а муж-то как переживал! Сашку все любили,  про него даже легенды ходили, он воевал как бог, любое задание  Саша выполнял на «отлично», начальство на него молилось. Да Вы же его видели, заметили - красавец мужик, ведь он еще на гитаре играет, и поет великолепно! Девушки  вешались на Сашу гроздьями, да что там говорить, я тоже в него влюблена была. Но у него жена красавица, почти фотомодель, вроде не плохо они жили, по крайней мере, детишек двоих родили, его детишки чуть моложе наших с Лешкой оболтусов. Леша – мой муж. Вот он! - женщина указала на симпатичного белобрысого мужчину лет тридцати, сфотографированного рядом с красавцем-майором. Глядя на фотографию, Настя сделала вывод, что муж женщины чуть моложе майора, которого она видела только что, и сейчас, на вид ему было около сорока, значит  женщине, что стояла перед Настей и ее мужу лет по тридцать пять, выглядела женщина  на семьдесят. Женщина рассказывала дальше, тихим монотонным голосом:
  - Так вот, после того как мы узнали, что Сашка погиб, Лешка запил, и уже три года пить не прекращает. Молила его,  ругала, где только не лечила, бесполезно. Он документы какие-то потерял, его из армии турнули, пенсию по выслуге не назначили. Армия, в которой Лешка служил почти двадцать лет, оставила нам только эту квартиру. Так вот,  он вчера прибегает, веселый, счастливый, говорит, Сашка живой! Он его где-то в городе встретил, тот обещал Лешке помочь, и с работой и с пенсией. Денег дал, Лешка гоголем ходит, твердит, все у нас теперь наладится теперь!
Женщина замолчала, Настя переводила взгляд с фотографий за стеклом, на женщину, не могла поверить, что  женщина, стоящая перед ней, почти старуха, могла быть влюблена в красавца-майора. Настя спросила:
- А где сейчас Ваш муж?
Женщина пожала плечами:
- Как с Юленькой это случилось, Лешка подхватился, убежал, сказал, выяснять пойдет, кто дочку до самоубийства довел…
- А когда  он ушел?
- Вчера вечером. Телефон у него как всегда не работает. Не понимает, что мы можем волноваться, хоть бы сообщил, где он ходит. Чумовой мужик, чумовым в молодости был, таким остался. Сегодня утром Саша пришел, Лешку разыскивает. Не изменился Саша совсем, такой же, как был. А вот я, вот Леша… И Юля погибла…
Женщина зарыдала. Настя усадила ее на диван, сбегала на кухню, там налила в чистую кружку, которую нашла с трудом,  в кухонной раковине скопилась гора грязной посуды,  воды из чайника, принесла женщине, та припала пересохшими губами к кружке, кивком поблагодарила. Настя присела рядом. Она пыталась сообразить, как ей говорить с этой женщиной, о чем? И что она расскажет Короткову, тот ждет от нее материал. Настя, собралась с силами, спросила:
- Не могли бы рассказать, что произошло с Вашей дочерью? Про секту?
Женщина вздрогнула, зло посмотрела на Настю, но потом смягчилась:
- Какая секта! Лешка все твердил – секта, секта! Побежал выяснять отношения с руководителем  семинара, что Юля посещала…
- А что за семинар? – задала очередной вопрос Настя.
- По самопознанию… - выдохнула женщина.
- Какой семинар? – не поняла Настя.
- По самопознанию. Девочка им увлекалась, ей было интересно.
- Понимаю, интересно. Что именно она  изучала, не рассказывала?
- Да нет, только денег просила, за лекции заплатить. Дорого эти лекции стоили. А у нас нет денег. Все, что я зарабатываю, на коммунальные платежи, да на еду уходит. Без еды нельзя.
-Не спрашивали, что за лекции Юля слушала?–не отставала Настя.
- Зачем? Девочка дома была или на лекциях, не гуляла, не красилась, пиво не пила, уроки делала, читала. Вот современные девчонки, размалеванные, с пивом, с парнями шляются. У Юленьки в классе девчонки аборты делают,  рожают в пятнадцать, а наша девочка с парнями не ходила… 
Настя подумала: «В тихом омуте черти водятся!». И тут сообразила, она до сих пор не спросила женщину, как ту зовут. Исправила положение:
- Вы бога ради извините, не спросила, как Вас зовут. Меня Настей.
-Таня… - прошептала женщина серыми губами, Настя еле разобрала ее имя. Женщина продолжила:
 -У Вас все? Мне нужно что-то делать, сейчас сын из школы придет!
  - Ваш младший сын, брат Юли?
  - Да. Вы закончили с Вашими вопросами?
  - Можно я посмотрю комнату Насти?
  - Да, конечно. Саша тоже просил посмотреть.
Настя прошла в комнату девочки, маленькую, не больше девяти метров, но изолированную. Узкая девичья кровать, письменный стол, плакаты на стене, с рок-звездами,  книжные полки, маленький шкафчик, одежды, по всей видимости, у девочки было немного, зеркало в дверце шкафа завешано темной тканью. На письменном столе какие-то книжки, брошюры. Настя принялась брошюры перелистывать, поняла – вот оно, самопознание, в этих брошюрах. Ей просто необходимо их взять. Она отобрала несколько брошюр, отложила в сторону. Среди брошюр она заметила красочную программу, приглашающую на углубленный курс лекций по самопознанию, раскрыла, прочила – лектор Трофимов Валентин Викторович, кандидат медицинских наук, указан и адрес, где будут проходить лекции, недалеко от дома Лисицыных, на той же улице. Настя запомнила фамилию лектора. С брошюрами в руках вышла, к безучастно сидевшей на диване женщине, попросила:
       -Можно возьму брошюры? Мне необходимо изучить, для статьи. Я верну!
       Женщина  пожала плечами:
       -Да берите, Саша тоже взял несколько, и какую-то программу. Можете не возвращать, я все равно читать это не буду, муж мой тем более. Я пыталась читать – не понимаю ничего.      
Настя задала давно волнующий ее вопрос:
 -Друг вашего мужа, Александр, не сказал, где работает, чем занимается?
 -Да нет. Не рассказывал! - женщина пожала плечами,- Я не спрашивала. Служит где-то!
- Он в полиции служит или в прокуратуре?
- Не знаю. Может быть.
- А может быть в ФСБ?
- Может быть и ФСБ. А Вам, зачем это знать?
- Я поговорить с ним хочу, он визитку не оставил, с телефоном? Он брошюры взял, и программу тоже, видимо  решил сектой заняться.
Женщина замотала головой:
- Нет, не оставил. Я номер его телефона в коридоре, на обоях записала, мы все телефоны там записываем…
Настя для себя решила обязательно посмотреть в прихожей на обоях номер телефона этого Александра Доронина. Девушка, собралась было, спросить у женщины что-то еще, но тут хлопнула входная дверь, и в комнате появился взъерошенный подросток лет пятнадцати. Белобрысый, не высокого роста, очень похожий на своего отца, такого, каким тот был изображен на фотографии, рядом с красавцем-майором.  Настя поняла, это  младший брат Юли. Подросток потребовал:
- Мать, я есть хочу. Жрать давай!
Мать подняла на подростка глаза, вздрогнула, но с места не сдвинулась, а Настя возмутилась:
- Ты как разговариваешь с матерью, почему ты кричишь! У тебя же сестра вчера умерла!
Подросток затараторил:
-Ты кто такая, что  указываешь? Юлька подохла, а мне фиолетово. Хорошо, что она подохла, воздух чище будет, в квартире свободней!
Женщина закрыла лицо руками, плечи ее ходили ходуном, создавалось ощущение, ее бьют по плечам ремнем. Настя поняла, парень распоясался окончательно, нужно брать ситуацию в свои руки, сказала резко:
- Заткнись немедленно! Ты, что не видишь, твоя мать переживает! Ты хочешь вместе с сестрой еще и мать потерять?
- Да пусть тоже сдохнет!  Не нужна мне такая мать, и отец такой не нужен, алкаш непросыхающий! Прежде чем детей рожать, подумали бы, как им нормальную жизнь обеспечить. У всех айподы, айфоны, планшетники, у меня только ничего нет. Жрем всякую бурду, даже пиво купить нет денег. Папаша деньги пропивает, сестра на лекции тратит. Пусть все сдохнут, я один в квартире останусь!
- Ты не останешься один в квартире, тебя в детский дом сдадут, ты несовершеннолетний, там планшетников и айфонов нет, уверяю,  бурду жрать придется похуже, чем дома! – Настя в  гневе была неукротима.
 -Ты кто такая? Что здесь раскомандовалась? – подросток недоумевал.
 - Я из газеты, журналист…
 - Из газеты? Вот прикольно! В газетах про нас напишут? А по телеку показывать будут? У Малахова?
- По телеку? У Малахова?
- Ну да, в « Пусть говорят…». Я бы по телеку выступил.
- И что бы ты рассказал по телеку?
- Про Юльку, что она с крыши скинулась, ей отец с матерью денег на лекции не дали! Правильно, что скинулась, чего их издевки терпеть!
- Чьи издевки? – спросила Настя.
- Да родителей. Нищих родителей. На фига такие родители!
- Антон, что ты  говоришь! – мать попыталась возразить сыну.
- Правду говорю, мать! - метал сын громы и молнии.
Настя закричала, не выдержала:
-Заткнись немедленно! Сам-то что из себя представляешь?  Почему родители должны для тебя что-то делать? Ты отличник, вундеркинд, на олимпиаде по химии победил, стихи пишешь, их в журналах печатают? Если хочешь в телевизор, в передаче «Умники и умницы» участвуй, на худой конец «Самый умный». Твоя сестра умерла по-настоящему, ты ее никогда не увидишь. Понимаешь, никогда? Знаешь смысл этого слова? Не завтра, не послезавтра, не через год, то есть никогда в жизни!
Парень поутих, начал соображать, казалось, слышно, как у него в мозгу, со скрипом, как шестеренки, ворочаются мысли, он тихо произнес:
- А отец где? Что так и не приходил, со вчерашнего вечера?
Мать кивнула, схватилась за сердце, побледнела, то есть ее совершенно серое лицо стало совершенно белым, откинулась на спинку дивана. Настя бросилась к ней, тут же поняла, Татьяна без сознания, потребовала у парня:
- Антон, у вас аптечка есть?
Мальчик испуганно мотал головой, он не на шутку испугался, хотя минуту назад желал, что бы  его семья умерла, и он остался совершенно один в квартире, и теперь такая  перспектива, реально маячившая у него на горизонте, его не радовала, это было заметно. Настя спрашивала:
- Валидол, валерьянка, капли успокоительные  в доме есть?
Антон продолжал мотать головой. Настя распоряжалась:
- Воды холодной принеси из кухни, телефон дай, «Скорую»вызвать!
Мальчик кивнул, побежал на кухню за водой, потом притащил  свой мобильный телефон. Настя пыталась привести Татьяну в чувство, она хлопала ее по щекам, брызгала ей в лицо водой. Минут через пять та открыла  глаза, но видно было, ей совсем плохо, она прошептала:
- С Лешкой что-то случилось, точно  случилось, знаю,  чувствую…
Настя, преодолев сопротивление Татьяны, вызвала «Скорую помощь», и пока не приехали врачи, сидела рядом с женщиной, держала ее руку, успокаивала. Антона отправила на кухню мыть посуду. Тот пошел на кухню совершенно без возражений, но мыл посуду, скорее всего, первый раз в жизни! Приехала «Скорая», у Татьяны диагностировали предынфарктное состояние, предлагали забрать в больницу, она отказалась наотрез, врачи сделали несколько уколов, поставили капельницу, посидели  у постели около часа, и когда больной стало чуть лучше, уехали. Настя и Антон остались у постели Татьяны вдвоем. Алексей, муж Татьяны, отец Антона и Юли, так и не появился. Татьяна дремала. Настя и Антон из спальни перешли на кухню,  Настя приготовила чай. Чай они  пили несладкий, но с бутербродами из засохшего черного хлеба с также засохшим сыром, в холодильнике нашлось засахаренное варенье, совсем немного, на дне банки. На варенье положил глаз Антон, Настя дипломатично отказалась. Антон прихлебывал чай, смотрел во все глаза на Настю, выспрашивал:
- Что делать-то? Как быть? Отец пропал, мать помирает, Юлька уже померла, как быть? А?
Настя понимала, для этого пацана, она, Настя, сейчас - спасательный круг, единственный взрослый человек в его жизни, и она должна принять какое-то адекватное решение. Вот только какое? Настя глянула на часы. Десятый час вечера. Саньку забрала из школы соседка, и скорее всего, уже накормила ужином, и теперь проверяет уроки, чужая тетка проверяет у ее сына уроки, а она, Настя, не мать, а ехидна, шляется неизвестно где… Вообще-то известно, она с мальчиком потерявшим сестру, мать которого лежит с сердечным приступом, а отец пропал! И сейчас она ему, наверное, нужнее, чем собственному сыну. Но она не может здесь остаться! Ей необходимо ехать домой. Настя потерла виски руками, немного подумала, решительно поднялась из-за кухонного стола, прошла в прихожую, там просто прилипла к  стене с замызганными обоям,  внимательно изучила все записанные на обоях телефонные номера, нашла нацарапанный простым карандашом  номер, возле которого было написано: «Саша Доронин», набрала на своем телефоне этот номер, вышла на лестницу, где с удовольствием закурила (в квартире она курить стеснялась, хоть понимала, что хозяин квартиры курил, на кухне она видела пепельницу с окурками), с силой нажала на кнопку вызова.  Вызываемый абонент отозвался сразу:
- Да, алло, кто это?
Настя вдруг сообразила, что не знает отчества этого человека, решила, ладно, можно без отчества, сказала:
- Извините, Александр, меня зовут Настя, я журналистка, мы виделись с Вами сегодня днем возле дома, где живут Лисицыны…
И услышала в ответ:
- Да, я помню. Что Вам нужно?
-Нужно?– Настя захлебнулась от возмущения, это что ли ее друг-однополчанин попал в беду? Почему она  разгребает беды совершенно  чужих людей? Почему она опять крайняя, впрочем, как всегда? Здесь Доронин сейчас должен быть! Но тут же сообразила, он  не знает, что Алексей пропал и у Татьяны сердечный приступ, произнесла на тон ниже:
-Александр, помогите, я сейчас в квартире Лисицыных, Алексей ушел вчера вечером, не вернулся, Татьяна подозревает, с ним что-то произошло, я так же думаю. У нее сердечный приступ, была «Скорая». Я не могу остаться ночевать, мне нужно домой, у меня маленький ребенок. Вы бы не могли приехать, побыть с Антоном и Татьяной. Мне просто не к кому обратиться!
- Хорошо, я приеду…
Вот и весь разговор.
Настя вернулась в квартиру, решила дождаться Доронина. Татьяна все еще спала, Антон делал вид, что играет на стареньком компьютере, делал вид, потому что Настя видела, что он плачет, вся его агрессия куда-то испарилась. Настя понимала,  то ужасное, что он наговорил, просто глупая бравада малолетки. А сама Настя читала брошюры по самопознанию. Мало что понимала из прочитанного, но у нее складывалось мнение, что то, что напечатано в брошюрах и что на лекциях слушала Юля, чушь страшная, но на неокрепшие умы, наверное, производит неизгладимое впечатление. Смысл прочитанного  сводился к тому, что ты исключительная личность, остальные плебеи, чернь, ты уникум, тебе все должны. Настя грешным делом подумала, Антон, младший брат Юли, не читал ли этих брошюр?   
Через час в дверь позвонил  Доронин, вошел в квартиру, даже не поздоровался, коротко сказал Насте, распахнувшей перед ним дверь:
- Переночую сегодня здесь, завтра утром приедут ребята, наши однополчане, деньги на похороны привезут, за Таней с Антоном присмотрят. Собирайтесь, домой езжайте. Спасибо. Статью будете писать?
Настя кивнула:
- Буду. Немного о другом. Об отношениях родителей и детей. 
Она принялась натягивать пальто, потом сообразила – как она поедет, ночь на дворе, маршрутки вероятно  не ходят. Спросила:
- Как Вы думаете, ходят ли еще маршрутки, или лучше такси заказать? И сколько отсюда до улицы Просторной такси стоит?
Доронин задумался, почесал затылок, спросил в свою очередь:
-   Улица Просторная, это где?
- Недалеко от станции метро «Преображенская площадь».
- Думаю  две-три тысячи, учитывая время суток.
Настя в изнеможении сползла по стене в прихожей, у нее не было трех тысяч рублей, да если бы были, она не могла их потратить на такси. А Доронин уже названивал кому-то по своему мобильному телефону. Закончив короткий разговор, обратился к Насте, безучастно сидевшей на корточках в прихожей:
- Сейчас за Вами приедут, и домой отвезут. Это ничего Вам стоить не будет. Мой коллега приедет.
Протянул руку, помог Насте подняться, помог снять пальто, повесил ее пальто обратно на крючок, туда же пристроил свою куртку, и проводил Настю на кухню. Там он вскипятил чайник, заварил свежий чай, а к чаю еще шоколадку  достал из кармана пиджака. Предложил Насте поужинать, но ужинать оказалось можно только яичницей. Настя отказалась. Ей было достаточно бутербродов с сыром, которые она ела вместе с Антоном. Доронин сказал безапелляционно:
- Я с Вашего разрешения поем, я сегодня без ужина, да и без завтрака с обедом тоже, последний раз ровно сутки назад ел.
Он быстренько сварганил  яичницу, пошел звать ужинать Антона, но тот уже заснул, свернувшись калачиком на узкой кровати в комнате сестры. Настя, молча, пила чай с шоколадкой, принесенной Дорониным, наблюдала, как ее визави с аппетитом поглощает яичницу, помогая себе кусочком черствого хлеба.  Вот он поел, встал, сбросил грязную тарелку в раковину, где уже громоздилась грязная сковородка, налил себе чаю, и с кружкой в руках вернулся на свое место за кухонным столом, напротив Насти. Он был уже без пиджака и галстука (с пиджаком и галстуком он расстался еще до приготовления яичницы), ворот его рубашки был расстегнут, рукава засучены. Настя внимательно разглядывала сидевшего перед ней мужчину, и все больше убеждалась, ее визави действительно очень похож на Джеймса Бонда, в его классическом исполнении, Пирсом Броснаном (этот актер в роли Джеймса Бонда нравился ей даже больше Шона Коннери). Последние фильмы о Джеймсе Бонде, с более молодым актером, шатеном с мощными челюстями, она не видела, только фотографии со съемок, в интернете. Она вообще, за последние двенадцать лет смотрела мало взрослых фильмов, в основном мультфильмы, вместе с сыном, и удивлялась, что среди мультфильмов попадались очень даже интересные, и совершенно не детские. И еще она смотрела с сыном сказки, которые теперь называли красивым словом «фэнтэзи». Вот эти самые «фэнтэзи» она просто обожала, тащила сына в кинотеатр, только выходил новый фильм. На «Властелина колец» они с сыном просто подсели, смотрели раз по двадцать, если не больше, в кинотеатре, на дисках, и по телевизору. Для романтичной Насти, «фэнтэзи» были бальзамом для ее израненной души, и  главное, абсолютно во всех «фэнтэзи» был хороший конец, добро побеждало зло, принц женился на принцессе. Когда заканчивался фильм, Настя всегда плакала, от жалости к себе, ведь принца она так и не дождалась.

Ее   визави вдруг спросил, прервав ее мысли:
   - Вы устали? Все время молчите. Когда ехали сюда, не ожидали, что вот так все обернется?
   Он, из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, достал пачку сигарет. Настя, глазами, проследила за его действиями, он оправдался:
- Я думаю, можно курить, вон на столе пепельница.
- А как же мальчик? – переспросила его Настя.
- А мальчик, скорее всего, сам курит, и потом мы форточку откроем, я без сигарет не могу, уж извините. И Вы тоже курите, хотите же курить, это заметно. Так что давайте покурим.
Он предложил ей сигарету, дал прикурить,  она  поблагодарила.  Курили у открытого окна. Настя  молчать устала,  произнесла :
- Простите, я Вас выдернула, оторвала от семьи, мне просто не  кому было позвонить, попросить о помощи, про Вас мне Татьяна рассказывала, о том, какой Вы герой. Телефон Ваш на стенке в прихожей записан.
- Значит, мою историю знаете, рассказывать ничего не нужно. А вот статьи о моем героическом прошлом я Вам строчить не разрешаю. И говорить о нем тоже не буду. Не время сейчас, да и не место. Давайте о Вас поговорим. Как давно Вы занимаетесь журналистикой?
- Почти пятнадцать лет… - ответила Настя.
- Если младшие школьные годы считать? Я серьезно спрашиваю.
- А я серьезно и отвечаю. Пятнадцать лет назад я поступила на факультет журналистики в МГУ.      
- Вы вундеркинд? Во сколько лет Вы поступили на факультет журналистики, в десять, в одиннадцать?
- В семнадцать, как окончила школу, и вундеркиндом никогда не была, как раз наоборот…
- Настя, простите за нескромный вопрос, сколько же Вам лет?
- Прощаю. Тридцать два.
- Как? Не может быть…
- А Вы сколько думали?
- Двадцать пять. Вы сказали у Вас маленький ребенок…
- Вы думали, грудной? Я немного сгустила краски, извините, моему сыну скоро двенадцать лет…
- Совершенно не сгустили, даже двенадцатилетний мальчишка не должен сидеть один дома до полуночи, это я по собственному опыту знаю… Ничего, скоро будете домой... 
Действительно, вскоре в дверь квартиры Лисицыных  позвонили. На пороге появился деловой паренек, в похожей на доронинскую, кожаной куртке. Он забрал Настю, усадил в новенькую иномарку представительского класса, и минут за сорок они домчались  сквозь ночную Москву, на Просторную улицу, где Настя с  Санькой жили на съемной квартире.

Глава третья. Александр Доронин. Зима.
1
Доронин провел ночь на узком диванчике в квартире семьи  Лисицыных. Ночь он действительно провел, в прямом смысле слова,  спал не больше получаса. Он вертелся на  неудобном диванчике, по сто раз перекладывал диванные подушки, что лежали у него под головой, то укрывался тканевым покрывалом, ему было холодно, и, укрывшись, тут же скидывал покрывало, становилось жарко. Он вставал, шел на кухню, курил, пил теплую воду из носика чайника, возвращался обратно в комнату, ложился на узкий жесткий диван, и, вперив глаза в темный потолок, думал.
Он думал  о прошедшем дне. Этот день был странным,  каким-то бестолковым, крайне насыщенным. Доронин, накануне, не дозвонившись Лисицыну, собирался поехать к нему прямо с утра,  приняв  ночное дежурство у своих сотрудников, и распределив обязанности на день. Но с утра, сразу по приезду, он  вляпался в чрезвычайное происшествие, крайне редко случающееся у него на службе. Прибыв к месту службы,  в углу гаража заметил столпившихся сотрудников охраны, о чем-то громко споривших. Доронин  подошел, раздвинул толпу плечом, увидел прижавшегося в углу мальчика, который затравленно озирался на окруживших его людей. Доронин  спросил:
- Что произошло? Откуда мальчик?
Охранники затараторили:
- Вот, Александр Иванович, мальчишка прибился. Мы гараж утром открыли,  он выскользнуть захотел, бежать собрался. Он всю ночь тут провел. Кто, откуда, не говорит!
- Кто вчера вечером дежурил? Как допустили, что ребенок проник в гараж? – голос Доронина был сух и грозен.
-Александр Иванович, не досмотрели!- охранники оправдывались.  Доронин двинул бровью, двое из охранников, опустив головы, отошли от толпы, понимали, сейчас начнется разбор полетов, начальник три шкуры спустит. Александр присел на корточки напротив мальчика, заговорил:
- Как тебя зовут? Почему ты здесь?
Мальчик молчал, продолжал затравленно  озираться, заметно, он  готовится к побегу, ищет удобный момент. Вот мальчику показалось, что он сможет убежать,  он вскочил, и рванул мимо Доронина. Убежать ему не удалось, у Доронина оказалась реакция намного лучше, чем у него, ловким движением руки он схватил  мальчика за шкирку. Держа  мальчика на весу, легко поднялся на ноги, поставил ребенка на бетонный пол,  констатировал:
- Вот видишь, убежать тебе прямо сейчас не удастся, нам придется поговорить. Во-первых, скажи, как тебя зовут, и, во-вторых, почему ты решил заночевать в гараже?  Ты есть хочешь? Можем пойти, поговорить в кафешке, я тебя завтраком покормлю… В «МакДональдсе»…
-А, пойдемте! Ты вроде здесь начальник, серьезный человек, сразу видно! - впервые произнес мальчик, прореагировал на многочисленные вопросы, что задавали ему и  Доронин, и его подчиненные. Доронин, обняв мальчика за плечи, повел его в «МакДональдс», расположенный на верхнем этаже, и пока шел туда с мальчиком, вспоминал, как вчера обедал с Лешей Лисицыным, тот критиковал «МакДональдс». «МакДональдс» еще не был открыт, но ради начальника службы безопасности его открыли раньше, мальчику принесли пару бутербродов, жареную картошку, большой молочный коктейль. Доронину – только кофе, официанты знали его вкусы. Мальчик наворачивал бутерброд, сосал из трубочки коктейль, и молчал. Доронин не торопил его, пил горький, противный кофе. Вот, наконец, мальчик поел, он съел только один бутерброд и картошку, второй бутерброд спрятал в карман куртки, и выжидающе глянул на Доронина, тот заговорил:
- Поел, теперь рассказывай, как в гараже оказался!
- Я заблудился…
- Подробней говори, у меня времени нет клещами из тебя ответы вытягивать. Я тебя сейчас в полицию сдам, тебя в приемник определят!
-Все равно, в приемник, так в приемник, я  в детском доме живу!
- Тебя как зовут? – опять спросил Доронин.
- Петькой… - ответил мальчик.
- Фамилия как твоя? Из какого ты детдома? Сколько лет тебе? – не отставал Доронин.
- Горохов моя фамилия, детдом – в Рязани. А лет мне тринадцать.
«Тринадцать!-подумал Доронин,-Совсем малыш, Сеньке четырнадцать, Пашке десять. Я с ума сошел, если бы мои дети ночь провели в гараже!», вслух спросил:
- Как в Рязани? А что ты в Москве делал? Погулять приехал?
- Зачем гулять? Я приехал в Москву, чтобы сестренок своих увидеть, близняшек, они тут в Москве, в детдоме…
- Сестренки твои тоже в детдоме, а почему вас разлучили, есть же распоряжение, что родных братьев и сестер разлучать нельзя…
Мальчик пожал плечами:
 - Не знаю. Так получилось.
 -Почему ты с сестрами в детдоме? Если не хочешь не рассказывай!
Петя Горохов покрутил   стакан из-под молочного коктейля, поболтал в стакане трубочкой, взял трубочку в рот, пососал,  попытался извлечь из  почти пустого стакана  оставшиеся там капли молочного коктейля. Трубочка громко чавкнула, коктейля в стакане не осталось. Мальчик с тяжелым вздохом отодвинул пустой стакан, произнес:
- Я с бабкой и с матерью в Рязани жил, там родился. Вернее с бабкой жил, мать к нам только приезжала, из Москвы, раз в год где-то. Потом вообще перестала приезжать. Бабка заболела, ее в больницу забрали, вернее не болела она, пила сильно, ну меня в детдом отдали. Потом вроде бы бабка выздоровела, меня даже навещала, но я все равно в детдоме остался. Я когда у бабки жил, и не ел толком, одежды у меня не было, теплой. Бабка не покупала, денег, говорила, нет. Когда мать приезжала, ругалась, твердила, что она бабке деньги оставляет.  А потом мать приехала, и сестренок моих привезла, они с бабкой остались. Теперь я уже приходил к ним, из детдома. Играл с сестренками, кормил их кашей, гулял с ними.  Но бабка опять заболела, потом померла. Сестренки одни  остались, им по три годика всего, вернее я с ними остался, мне тогда десять лет было. Мы несколько месяцев жили одни, на вокзале милостыню просили. Но сестренок все равно забрали, увезли в Москву, вроде бы к отцу, а меня вернули в детдом.
Доронин слушал мальчика внимательно, понимал, перед ним не ребенок, маленький взрослый, очень много переживший, и к тому, что он говорит, нужно относиться  серьезно. И Александру показалось, что этот маленький взрослый, за свою коротенькую жизнь, пережил много больше несчастья, чем иные взрослые за семьдесят лет. Доронин переспросил:
-Ты говоришь, сестер в Москву к отцу отправили, почему они, как и ты в детдоме, куда ваша мать подевалась? Как узнал, что они в детдоме?
- У нас в детдоме один воспитатель есть, он хорошо к детям относится, его дети любят, я попросил его узнать адрес, где сестренки живут, он узнал, и рассказал мне, что они в детдоме.
- Почему?
-От них родной отец отказался, не нужные они ему. Воспитатель сказал, их отец больной, я точно не понял, вроде он наркоман.
Доронин поморщился, кивнул, про наркотики и наркоманов  он знал очень хорошо, лично с этим страшным явлением сталкивался, ему самому увлечения наркотиками удалось избежать, но его семью это горе не миновало. Александр    переспросил мальчика еще раз:
- Петя, а мама ваша где?
Мальчик всхлипнул, впервые с начала разговора, выдавил из себя:
- Она пропала. Уже давно. Я просил того воспитателя про нее разузнать, но ему не удалось.
- Хочешь, я попробую узнать?
- Вы сможете? – мальчик спросил это с надеждой.
-Я постараюсь. Вот мой телефон, здесь на визитке…-Доронин протянул мальчику визитную карточку, - Позвони через пару дней…
Мальчик спрятал визитную карточку в карман, туда же, к бутерброду, аккуратно сложил руки, прямо перед собой, как в школе, на пластмассовой поверхности стола, Доронин понял, разговор окончен. Он сказал мальчику:
- Я отвезу тебя на вокзал, посажу на электричку до Рязани, только сначала дай мне телефон твоего детского дома, или адрес скажи, или хотя бы номер, я телефон могу в интернете посмотреть. Необходимо туда позвонить, сказать, чтобы тебя не искали больше. Извини, я буду вынужден тебя в линейное отделение внутренних дел, что электропоезда охраняют, передать, тебя до Рязани проводят, сотрудники детдома в Рязани встретят.
- Все правильно. Я знал, что так будет! - мальчик пожал плечами. 
По дороге на вокзал Доронин расспрашивал мальчика, как  он попал в подземном гараже, как заблудился? Мальчик рассказывал, что навестив своих сестричек в детском доме, который находился на окраине Москвы, он просто сел не на тот  автобус, оказался вообще не понятно где,  ошибся автобусом во второй раз, а потом заблудился еще и в метро. Он там очень плохо ориентировался, потом у него кончились деньги, наступил поздний вечер. Так мальчик оказался у Торгового центра, и решил там заночевать. Доронин передал мальчика с рук на руки сотрудникам полиции, получил от мальчика заверения, что он не убежит, а от полицейских, что доставят мальчика в целости и сохранности, выдохнул с облегчением. Мальчик пристроен, теперь он может со спокойной совестью поехать к Леше Лисицыну. Сев в машину, он позвонил Сереге Пирогову, попросил узнать информацию о родителях мальчика по имени Петя Горохов, тринадцати лет, родом из Рязани, там живет в детдоме. Тот пообещал, и Доронин не сомневался, что Серега узнает, он всегда выполнял обещанное.
Но продвигаясь к дому Лисицыных с черепашьей скоростью, стоя в бесконечных пробках, он вспоминал встреченного им несколько лет назад совершенно случайно, другого маленького мальчика, ровесника тому, с которым он общался сегодня утром. Встреча с этим, вторым мальчиком, вернее с первым, произошла на Курском вокзале. Несколько лет назад тогда еще майор Доронин прибыл на Курский вокзал, на поезде, из Ростова-на-Дону, возвращался из очередной своей опасной командировки. Поезд по расписанию приходил в Москву рано, около четырех часов утром, что было чрезвычайно неудобно, общественный транспорт еще не ходил, до дома только на такси добраться можно было, если тебя родственники с друзьями на машине не встречали. Доронина не встречали, жена с маленькими детьми ждала его дома, никого из друзей в Москве не оказалось. Всю дорогу до Москвы он  переживал, он вез с собой большую сумму денег, и на такси, ночью, с неизвестным водителем, ехать не хотел, и на вокзале, больше двух часов, ждать открытия метро тоже было не безопасно. Молодому, веселому красавцу-майору  посочувствовали не менее молодые и веселые проводницы, за то, что развлекал их  песнями под гитару, и не стали его будить по прибытии поезда, в четыре утра, разрешили поспать до шести.  Но когда проводницы  разбудили Доронина, поезд уже отогнали в тупик, майору пришлось идти в темноте, до здания вокзала, по железнодорожным путям, мимо бесконечных пассажирских и грузовых составов. Стояла ранняя весна, было холодно, железнодорожные пути обледенели, и Доронин пару раз чуть не пропахал по ним носом. Он шел по путям, страшно чертыхался, думал – вот на свою голову согласился поспать подольше, открытия метро в тепле дождаться, что бы свою жизнь опасности не подвергать, теперь вот бредет в темноте по железнодорожным путям, что, может быть, еще более опасно, чем на такси домой ехать. К счастью все обошлось, до здания вокзала он добрался без приключений. А там и метро совсем рядом, и уже открыто. Когда он подошел ко входу в метро, заметил в тамбуре, между дверьми вестибюля мальчика-подростка. Тот грелся у вентиляционной решетки. Видно мальчик сильно замерз, всю ночь провел на улице,  дождался открытия метро, и теперь  грелся, совсем как бродячая собака, прислоняя к теплой решетке то один бок, то другой. Мальчик был явно не бомж, чистенький, светленький, в хорошей одежде. Доронин понял, мальчик потерялся, или отстал от поезда, тут же принялся его расспрашивать, кто он, откуда, что здесь делает, чем ему можно помочь. Но замерший, напуганный мальчик, вопросы Доронина не воспринимал, и так и не ответив не на один вопрос, мальчик бросился бежать со всех ног от дядьки в военной форме. Александр тут же разыскал милицейский патруль, принялся рассказывать милиционерам про мальчика, говорил – мальчик не беспризорник, наверное, он потерялся. Но стражи порядка только посмеялись, обвинили майора в смертных грехах, рекомендовали убираться подальше, подобру-поздорову, иначе задержат по подозрению, мол, интересно, почему он, герой-вояка малолетками интересуется. Взбешенный Доронин поехал домой. И дома принялся рассказывать жене о только что встреченном им мальчике, рвался обратно на вокзал, мальчика искать. Но жена его даже не дослушала, на вокзал и подавно, не пустила, силком оставила благоверного дома, мотивировала, у него двое детей, а он рвется какого беспризорника искать.  Доронин смирился (о чем потом часто, слишком часто жалел). Его жене был не интересен какой-то чужой мальчик, ей была интересна новая квартира, старая ее не устраивала, и новая машина, и об этом были все ее разговоры, не о чем другом она говорить не могла. Но денег, что получил Доронин за ту командировку, явно, на удовлетворение потребностей жены не хватило. Хватило купить машину Доронину, и отложить на покупку новой квартиры. Доронин поклялся, что в ближайшее время он снова поедет в командировку, и еще денег заработает. И поехал меньше чем через месяц, и эта командировка стала для него последней. По злой иронии судьбы, новый муж его жены, Стас Чагин, квартиру ей так и не купил, они жили в той же квартире, что так не нравилась Кристине, полученной  именно Дорониным за боевые заслуги. И машину Стас ей тоже не купил, пешком бывшая супруга до сих пор ходит.  Доронин иногда думал, а Стаса его бывшая также пилит, как его, Доронина, требуя машину и квартиру, или ее теперь все устраивает?         
2
Вот с такими невеселыми мыслями Доронин добрался до Бирюлево, скопища безликих безобразных облезлых многоэтажек, в одной из которых и проживала семья Лисицыных. В этом районе Доронин был впервые,  и ему долго пришлось кружить в поисках нужного ему дома. Он искал нужный дом, тихо ругался сквозь зубы, на Леху, который оказался в такой дыре, как будто сам в царских хоромах обитал, а не в коммуналке, с маргинальными соседями. Вот он заметил нужный дом, припарковался поблизости, вошел в обшарпанный подъезд, в котором к тому же еще и не горел свет, поднялся на девятый этаж, позвонил во входную  дверь нужной ему квартиры,  дверь тут же распахнулась, без нудных расспросов, кто за дверью, да зачем пришел. На пороге стояла жена Леши Лисицына, Татьяна. Чрезвычайно бледная, зареванная, опухшая. Доронин понял – произошло что-то страшное, и скорее всего с Лешей, недаром тот на звонки не отвечал. Но страшное произошло не с Лешей, а с дочерью Леши и Татьяны, Юлей, об этом Доронин узнал ровно через пять минут. Открыв дверь, Татьяна бросила на Доронина ничего не выражающий, мертвый, холодный взгляд. Произнесла:
- Здравствуй, Саша. Проходи.
Как будто они расстались только вчера, а не три года назад,   и эти три года  Леша с Татьяной Доронина не оплакивали, считали, что тот жив-здоров. Доронин удивился такой встрече, вроде бы Татьяна ждала, что он  сегодня придет. Он тут же спросил:
- Таня, что-то случилось с Лешей?
-А ты не знаешь? Я думала, ты уже в курсе, поэтому и пришел. Лешка тебе позвонил…- Татьяна говорила чуть слышно. Она повернулась к Доронину спиной, и медленно пошла вглубь квартиры. Доронин захлопнул дверь, шагнул в обшарпанную, замызганную квартиру, уборкой которой, по всей видимости, никто не занимался. Не грязно, и ладно. Он  пошел вслед за хозяйкой в гостиную, она сидела на диване, обхватив себя за плечи, покачиваясь как маятник. Доронин остановился в дверях, потребовал:
- Таня, что произошло?
Та подняла на него глаза:
-Я рада, что ты жив, Саша, это так хорошо, так замечательно.  Леша, вчера вечером прибежал, рассказал - ты  жив, он тебя видел, разговаривал с тобой, и ты не изменился ни капельки, я такая счастливая вчера была!
- Танюш, что у вас  произошло? – не отставал Доронин.
- Что произошло? Юля вчера вечером умерла.
- Юля умерла? – Доронин замер на месте, то, что сказала Таня, оказалось для него шоком. 
-Умерла…-прошелестела Таня, - Лешка веселый вчера пришел, о тебе рассказывал, потом Юля домой вернулась, завела разговор, мол, денег дайте на лекции! Опять деньги, все время деньги. А где их взять, деньги то эти?
- А днем, она, где была, в школе? – спросил Доронин.
- Уж не знаю где, в школе или на лекциях. Не знаю… - отвечала Татьяна, - Так вот, Юля деньги стала требовать, Лешка ей грубо ответил - хватит деньги с родителей тянуть, сама зарабатывай, родители тебе ничего не должны. А Юлька деньги все требовала и требовала, твердила, что раз мы ее для своего удовольствия родили, то должны и обеспечивать. Лешка  завелся, крикнул–не нужна ты нам, своим умом живи. Юлька  сказала, раз не нужна, я тогда умру! Мы не поверили, думали так, на жалость давит. А она не шутила. В свою комнату ушла, потом слышу, дверь входная  хлопнула. И не почувствовала я совершенно ничего! - Татьяна глухо зарыдала, Доронин сел рядом с ней, прижал женщину к себе, успокаивал, укачивал, похлопывал по спине, хотя прекрасно понимал, то, что он сейчас делает, бесполезно. Но на Таню его телодвижения произвели эффект, она немного успокоилась, и даже смогла рассказывать дальше:
- Мы с Лешкой ужинать собрались, он все про тебя говорил, деньги мне показывал, что ты дал, про обещания твои тоже порассказал, и в первый раз за многие дни трезвый он был. Тут соседи в дверь звонят, кричат из-за двери, ваша дочка убилась! Мы выбежали на улицу, увидели – Юлька лежит на снегу. Она, оказывается с пятнадцатого этажа… Потом полиция приехала, «Скорая». Юлька записку оставила, ее полиция забрала, но мне читать эту записку давали, не помню, что там написано, в общем, она с собой покончила, так захотела. И написала еще – родители виноваты.      
Татьяна замолчала, говорить больше не могла,  Доронин понимал – не нужно ее заставлять, и так женщина рассказала уже много. Он встал с дивана, прошелся по квартире – три небольшие комнатки, гостиная, спальня, комната девочки, сын, скорее всего, спал в гостиной, на диване, на котором сидели Татьяна и Доронин. В комнате девочки, на столе он увидел стопку каких-то брошюр и красочную программу. Полистал брошюры, понял, те самые, по самопознанию, и красочная программа, приглашающая на дополнительные курсы. Он вернулся в комнату, с брошюрами в руках,  попросил разрешения у Татьяны взять их и программу. Та кивнула. Доронин  спросил:
-Танюш, а где Лешка? Я просил его за телефон заплатить, и звонка моего ждать. Он не заплатил, как я понял…
Татьяна опять кивнула, но смогла ответить:

- Он как Юльку мертвую увидел, сразу побежал к Дому культуры. Сказал – разбираться! Но его нет до сих пор,  он вечером ушел, а уже следующий день. Саша, мне похороны, поминки нужно организовывать, я ничего не могу, даже хожу с трудом. Где взять денег? Саша, у тебя нет взаймы? Но не понимаю, сколько мне  нужно денег, много, наверное.
Она  опять заплакала, он женщину успокаивал, хлопал  по руке:
- О деньгах не беспокойся. Я попрошу, завтра утром приедут наши с Лешкой друзья, привезут деньги, и все организуют. Не волнуйся не о чем. Лешка, думаю, скоро найдется. Я, пойду, хорошо?
 Доронин вышел, тихонько закрыл за собой дверь. Только в лифте, спускаясь с девятого этажа, дал себе волю, от досады, кулаком стучал по пластиковым стенкам кабины, исписанным матерными словечками…
3
А выйдя из дома Леши Лисицына, Доронин встретил Настю. Как она ему не понравилась! Подумал – молоденькая фифочка в дорогом пальто, на каблуках! Пальто осеннее, холодное, каблуки у сапог высокие, на таких зимой по Москве не побегаешь. На машине фифочка прикатила, женщина за рулем - обезьяна с гранатой! Доронин видел  похожие пальто у себя в Торговом центре, знал, сколько оно стоит. Журналисточка! Сенсацию нашла – смерть молоденькой девочки, бедной и несчастной. Девочка умерла, родители в истерике, а эта хочет статьи строчить! Он был зол как черт, у него руки чесались журналистке тумаков надавать. В его жизни был негативный опыт общения с журналистами. Когда Доронин лежал в госпитале, немного оклемался,  ему уже вручил награду Президент, к нему похожая на Настю журналисточка приходила, в миниюбке и на таких же высоких каблуках, все говорила ему, очаровывала: «Ах, Александр, Вы герой! Я напишу о Вас, только расскажите мне все, как было! Как Вы совершили подвиг?». Александр рассказывал ей все подробно, и какое счастье, что потребовал дать прочитать написанную статью. И, прочитав опус, был готов рвать и метать, звонил главному редактору газеты, своим боевым друзьям, те также звонили главному редактору. Девушку уволили. После увольнения она несколько раз  приходила к нему в госпиталь, выясняла, за что он на нее взъелся. Она все правильно написала, ему же добра желала, а ее уволил! А Доронин терпеливо объяснял – она написала все не правильно, переврала, ничего из того, что он рассказывал, не запомнила, половину из написанного - придумала. Девушка говорила, мол,  какая  кому разница, что точно произошло с Дорониным, она написала  красиво. Красиво, мать твою! И эта, встреченная им у дома Лехи Лисицына журналисточка, скорее всего, тоже красиво напишет, присочинит, переврет, лишь бы сенсация получилась! А потом в экран телевизора влезет, в ток-шоу, будет там свои байки рассказывать и советы давать, имя себе делать…
Журналистка, стуча высокими каблуками, после нелицеприятного с ним разговора, побежала в подъезд, сам  Доронин поехал искать Дом культуры, в котором Юля Лисицына слушала лекции.  Благо тот недалеко был.
В Доме культуры его ждал полный облом. Единственное, что удалось сделать Доронину, это побеседовать с двумя словоохотливыми уборщицами, дамами бальзаковского возраста, он встретил их, когда те выносили мусор из здания, тащили огромный мешок. Он помог женщинам с мусором, поговорил с ними об их работе, о лекциях, что проводятся в здании Дома культуры. Ему сообщили – лекций господина Трофимова в ближайшее время не будет. Лектор заболел, обещал продолжить лекции, как поправится, когда – вопрос. Чем заболел господин Трофимов – неизвестно. И вообще странно, он заболел, его жена, Варвара, в этом Доме культуры работает, она - целительница, знахарка, почему его не вылечит? Вообще женщины думали, что господин Трофимов просто перетрусил, ведь одна из девушек, что слушала его лекции, покончила с собой. Дамы кокетничали с Дорониным, все спрашивали – зачем молодому человеку нужна информация о Трофимове? Доронин ответил – он из полиции, как раз расследует гибель девушки. Дамы поверили, даже документов собеседника не спросили, как видно Доронин все еще нравился женщинам, внушал им доверие (в принципе, так было всегда). Александр поблагодарил женщин, отправился в администрацию Дома культуры. Но абсолютно все кабинеты в администрации - бухгалтерия,  канцелярия, кабинет директора,  были закрыты. В  вестибюле толпилась стайка женщин, а в углу вестибюля, за небольшим столиком с табличкой «Администратор» сидела испуганная молодая девушка, как попугай повторяющая единственную фразу:
- Валентин Викторович болен, лекции продолжаться примерно через месяц, звоните, будет дополнительная информация.      
Доронин протолкнулся к столику, тоже спросил про Трофимова, и услышал в ответ ту же фразу:
-Валентин Викторович болен, лекции продолжаться  через месяц.      
Но Александр продолжил задавать вопросы:
- А целительницу Варвару, где можно найти?
-В «Медицинском центре», вход со двора…- заученной фразой ответила девушка. Но Доронин не отставал:
- Я хочу знать о «Медицинском центре» подробности, какие болезни там лечат, с какими вопросами можно туда обратиться?
- Вход со двора… - повторила девушка.
Доронин понял – ему, наверное, действительно, нужен «вход со двора».  Он вышел из здания Дома культуры, обошел, нашел вход со двора, заметил небольшую дверь с табличкой «Медицинский центр», и даже вошел в эту дверь, попал в импровизированную регистратуру, имеющую стеклянную стойку с небольшими окошками, у окошек были прикреплены листочки с объявлениями, к каким врачам в этих окошечках запись. Все окошки были закрыты. Доронин покрутился в этой регистратуре, решил пройти дальше, по коридору, к кабинетам, но его остановил дюжий охранник. Доронин попытался задавать вопросы, охранник на его вопросы не отвечал,  пригородил дорогу, принялся выталкивать несостоявшегося пациента в шею, приговаривая: «Мужик, иди отсюда, здоровый ты, лечиться тебе не нужно!». К счастью, Доронин, когда обследовал регистратуру, незаметно от охранника сфотографировал камерой своего телефона какие-то лицензии, сертификаты, дипломы, свидетельства, развешанные по стенам. На стенах также были фотографии с подписями, якобы от благодарных пациентов.
Доронин не стал сопротивляться, резонно подумал, сейчас лучше с охранником не ругаться, «Медицинский центр» покинуть, и подумать, как проще и безопаснее туда  снова проникнуть. С Серегой Пироговым решил посоветоваться, тот частным детективом когда-то подрабатывал, опыт у него имелся. Доронин вышел из здания, отошел на пару шагов, и тут заметил припаркованную у «Медицинского центра» неприметную белую «Ладу-Приору», новехонькую. Увидев эту машину, про себя подумал, что купил эту машину или фанат отечественного автопрома, или неразумный человек. Стоит машина как среднего класса иномарка, а вот по ходовым качествам несравнима. Доронин, когда в автосалоне, вместе с парикмахершей Светланой выбирал ей новую машину, разговорился с менеджерами автосалона, те были страшно недовольны «Ладой-Приорой», мол, ужасные машины, не покупают их практически, сколько по телевизору не рекламируй. И вот Доронин воочию увидел,  «Ладу-Приору» кто-то купил, на ней  ездит!  Он, отметив про себя это чудо отечественного автопрома, недоуменно хмыкнул, уселся в свой внедорожник, позвонил Сереге Пирогову, рассказал,  как обстоят дела у Лисицыных, что Татьяне необходима помощь, и моральная и материальная. Закончил рассказывать, переслал фотографии, сделанные в «Медицинском центре», попросил извлечь из фотографий максимум информации.
4
Вечером того же дня Доронину опять поехал  к Лисицыным. Когда он, распланировав завтрашний день, взяв, впервые со дня поступления на службу в Торговый центр, отгул, собирался  домой, ему позвонила   журналистка, которую он встретил у подъезда Лисицыных,  та самая, в модном пальто, на каблуках, Настя. Он говорил с ней, и недоумевал -  она звонила ему  из квартиры совершенно чужих для нее людей. Не упорхнула оттуда, скоренько выяснив обстоятельства смерти Юленьки, статью кропать. Как понял Доронин,  журналистка  находилась в квартире Лисицыных весь день, и не материал для статьи собирала, а утешала несчастную мать умершей девочки, помогала ей и Антохе, младшему Лисицыну. Переговорив по телефону с Настей, Доронин отругал себя за недомыслие, почему не догадался с Татьяной остаться, дождаться Лешку? Настя оказалась много прозорливей его, взрослого, и как он сам себя считал, и многоопытного. Настя сказала ему по телефону, что Алексей так и не появился, и она думает, что дела у Алексея плохи. Доронин тоже подумал, что Алексей, скорее всего, попал в беду, но отогнал от себя эту мысль. Да, нет, пьет Алексей где-то! И тут же сообразил, как пьет, он уже сутки отсутствует! Сутки пьет? Не похоже на Алексея, он хоть и раздолбай, но жену и детей любит, и вот так  не бросит никогда! Доронин, выслушав Настю, не минуты не раздумывая, опять поехал к Лисицыным. И уже в их квартире, когда Настя открыла ему дверь, разглядев ее, убедился, никакая она ни фифочка на каблуках, как он про себя ее называл, а простая и скромная девушка, мать-одиночка, или разведенка. Они пили чай на кухне у Лисицыных, Доронин наблюдал за сидевшей перед ним девушкой. Заметил все. И старенький, в катушках, самовзанный свитер, потертые брючки, полное отсутствие макияжа, изящные руки, с короткими ногтями, без маникюра. И конечно то, что девушка была  совершенной красавицей, высокой, с ладной фигуркой, с приятными округлостями, именно там, где  нужно, красавицей, несмотря на нездоровую бледность, темные круги под глазами, не слишком ухоженные длинные светлые волосы, небрежно засунутые под воротник  свитера. У нее были классические черты лица, высокие скулы, яркие голубые широко расставленные глаза, чуть вздернутый носик, пухлые губы. Девушка  отдаленно напоминала ему одну из голливудских актрис, только фамилии  актрисы Доронин не помнил. Он смотрел на Настю, и сочинял ее биографию. Она явно не москвичка, это понятно сразу. Коренная москвичка так фанатично своей работе не предана, воспитание не то, все на блюдечке москвичке приносят, все от рождения дано, а провинциалочка, такая как Настя, зубами в Москву вгрызается, что бы успеха достичь. Вот москвичка никогда бы не поперлась на другой конец Москвы на общественном транспорте, зимой, в легком пальто и на высоких каблуках. Не было у Насти личной машины, она действительно, по настоящему  расстроилась, когда узнала, что доехать на такси до ее дома (в рабочем, не престижном, районе) стоит три тысячи рублей, у нее реально денег не было. А ее дорогое пальто? Скорее всего, пальто  ей подарили, а может быть, сама купила, по случаю, задешево, пожалел ее кто-то, продал хорошее пальто. Красивое пальто, Насте оно очень подходило, вот только не по сезону, но вероятно, у нее ничего больше из верхней одежды нет. Они сидели на кухне, пили чай, с шоколадкой, что он принес, было заметно, девушка смертельно устала,  вымотана, у нее был потухший взгляд, на его вопросы отвечала почти равнодушно, негромким голосом.  Но как она ему отвечала! Она была  не только красавицей, но и умницей. Университет, факультет журналистики окончила, это вам не фунт изюма! Доронин, когда она это рассказала, удивился, поразился, но сдержался, виду не подал, выдержка у него была железной, войска спецназа прошел,  тоже не фунт изюма. Когда Настя уехала, за ней, на машине по  просьбе Доронина, прибыл один из его подчиненных, Доронин  продолжал думать о ней.
Замечательная девушка! Целеустремленная, правильно, в хорошей семье воспитанная. У нее ребенок? Ей тридцать два, мальчику двенадцать, родила в двадцать, когда училась в Университете? Скороспелый студенческий брак? Скорее всего, любовь-морковь, с кем не бывает. Одна ребенка воспитывает, помощи не у кого не просит.
И лежа на узком неудобном диване в квартире Лисицыных, он вдруг понял, что на такой девушке, как Настя, он бы женился. И сразу одернул себя, а ей-то он нужен? Мужик, старше сорока, разведенный, с изломанной психикой, трудным характером, сложным  прошлым, после тяжелого ранения, это в пассиве, а в активе у него не слишком престижная работа и комната в коммунальной квартире с маргинальными соседями. Не мужик, подарок! А у нее? Тяжелая работа, съемная квартира, сын-подросток. И зачем он ей нужен? На ее хрупкие плечи?
Доронин ночью практически не спал, думал свои горькие думы, и ждал, что вот сейчас откроется входная дверь, на пороге квартиры появиться нетрезвый Алексей, тогда Доронин ему вмажет, как следует. Дверь не открылась, Алексей не вернулся.
5
Рано утром, с тяжелой головой и больной спиной Доронин, кряхтя, сполз с дивана в квартире Лисицыных, пополз в ванную, там, согнувшись в три погибели перед неудобной, низкой раковиной, сунул голову под кран, открыл холодную воду, и только тогда немного пришел в себя. Голова у него перестала гудеть, глаза открылись. Вытирая мокрые волосы несвежим полотенцем, он глянул на себя в зеркало над раковиной, понял – ему нужно ехать домой, в свою коммуналку, и там принять душ, почистить зубы, побриться, и самое главное – переодеться, в мятой, грязной мокрой рубашке ходить невозможно. Хорошо, что ему на работу не нужно, он отгул взял. Решил – сейчас поднимет Антона, накормит завтраком, отправит в школу, потом немного поговорит с Татьяной, попытается накормить завтраком и ее, дождется ребят, которых обещал прислать Серега Пирогов, и поедет домой. Так он и сделал. За исключением того, что Татьяна наотрез отказалась завтракать, накормить ее не удалось. И еще она все время спрашивала про Лешу, что с ним, где он может быть? У Доронина ответа на этот вопрос не было. Он и сам хотел бы  знать…Ребята, которых прислал Пирогов, появились ровно в восемь утра. Доронин передал им с рук на руки Татьяну, и рванул домой…
Из Бирюлево выбирался тяжело и трудно, стоял в бесконечных пробках, но Третье кольцо, по которому он решил ехать, было свободно,  до Таганки домчал относительно быстро. И, уже  дома, после душа, с чашкой кофе, о котором мечтал в машине, по дороге домой, томясь по пробкам, уселся за столом, вытянул ноги, и припомнил то, что вчера рассказывал ему Пирогов о «Медицинском центр». Отчет Пирогова основывался на фотографиях, которые Доронин  переслал. Серега, рассказывая о «Медицинском центре», долго хмыкал, требовал ящик коньяка, или, на худой конец, бутылку, говорил, что убил на Доронина целый вечер. Но информацию выдал, бесценную.  По господину Трофимову, что читал лекции покойной Юле, и по его супруге, целительнице Варваре, тюрьма плакала. И почему они все еще были на свободе, лекции читали,  людей врачевали, было совершенно не ясно. Сергей рассказывал, что против этой сладкой парочки  возбуждали уголовные дела в разных городах России, они много где засветилась. Но уголовные дела, возбужденные против сладкой парочки, к великому сожалению, были закрыты. Пара промышляла интересным бизнесом. Трофимов с супругой являлись учредителями некой организации, вернее сразу нескольких организаций, но одного профиля деятельности - оздоровления, и на все эти организации у них был полный пакет документов, и учредительных, и разрешительных, то есть все необходимые лицензии и сертификаты. Супруги гастролировали по различным городам. Приезжая в очередной город они извлекали на свет документы очередной организации, и открывали «Оздоровительный центр», муж читал лекции, жена – врачевала. Набрав определенное (немалое) количество денег сладкая парочка из города сваливала, что бы оказаться в другом городе и заняться той же деятельностью. А уголовные дела, что против них возбуждались, были связаны с тем, что лекции, которые читал господин Трофимов, стоили чрезвычайно дорого,  их посещали, в основном женщины,  подсаживались на эти лекции, как на наркотик. Несчастные женщины часто продавали все из дома, да и сами дома, только что бы слушать лекции. Были даже случаи самоубийств. Родственники жертв жаловались в правоохранительные органы, возбуждалось уголовное дело, но тут же закрывалось, жертвы, же отдавали деньги добровольно и так же добровольно уходили из жизни.
Трофимов Трофимовым, лекции лекциями, тут было все почти ясно, скорее всего, лектор обладал гипнотическим внушением, воздействовал на несчастных, одиноких, впечатлительных женщин, вот они и несли ему денежки.  У Доронина намного больше вопросов вызвала деятельность его супруги – Варвары, якобы знахарки, целительницы. Если Трофимов имел медицинское образование, даже был кандидатом наук, специализировался по психиатрии, то его супруга Варвара имела диплом только медучилища, но в отличии от своего супруга, лечила абсолютно все болезни. Пирогов нашел в интернете газетную статью, примерно трехгодичной давности. В статье описывалось, что в городе Новосибирске практиковала целительница Варвара, лечила  инфаркты, инсульты,  даже рак, чем лечила – неясно, вроде бы, заговоренной водой, несколько человек после ее лечения погибли. И в этом случае против целительницы возбудили уголовное дело. И опять дело закрыли. Варвара показала расписки пациентов, в которых те писали, что предупреждены, что могут умереть, на лечение целительницей Варварой соглашаются добровольно, от официальной медицины отказываются. И в этом случае дело закрыли. Доронин листал брошюры, что взял в комнате Юли. В одной брошюре прочитал, сладкая парочка, Трофимов с Варварой организуют где-то в лесах  поселок, так называемое, Экопоселение.  Что бы попасть в поселок, нужно было заплатить огромный взнос, но всем проживающим в этом поселке гарантировано абсолютно чистое, без химии, питание, лечение целительницей Варварой, лекции ее мужа, в общем, рай, а не жизнь. Доронин думал – вот разводилово, а? Парочка любыми способами деньги из народа тянет, а скольких они угробили, на тот свет загнали? И наказания им никакого! Доронин твердо решил, из кожи вылезет, а эту парочку на свободе не оставит! Хватит, допрыгались. Всех на ноги поднимет, но людей гробить больше им не даст! Сейчас интересующая его парочка проживала в ближнем Подмосковье, в престижном коттеджном поселке. Дом с большим участком они приобрели в собственность несколько месяцев назад за немалые деньги.
6
Доронин переоделся в джинсы, свитер, любимый  китайский пуховик, отправился на поиски четы Трофимовых. Поселок он нашел быстро. Вернее это был даже не поселок, пригород одного из Подмосковных городов, с развитой инфраструктурой, банками, супермаркетами, и железнодорожной станцией.   Поселок то он нашел, и дом Трофимовых нашел, но произошло примерно тоже, что и в Доме культуры, в Бирюлево. Доронин мог сколько угодно стучать в ворота, ходить вокруг двухметрового забора, огораживающего участок. Все без толку.  Калитку ему никто не открыл, признаков жизни за двухметровым забором не наблюдалось. К тому же сильно похолодало, до минуса двадцати, и Доронин сто раз пожалел, что не взял с собой хоть что-то мало-мальски напоминающее головной убор, шапку или кепку, у него на куртке не было капюшона, у него даже шарфа не было, а то мог бы уши замотать. Походив вокруг имения Трофимовых, полазив по сугробам, он решил вернуться в машину, выждать время, понаблюдать за домом. И не зря. Он только  от злополучного дома отъехал, припарковался в переулке, неподалеку,  начал наблюдать за интересующим его объектом, как увидел вчерашнюю журналистку Настю. Она бодро шла от железнодорожной станции к дому Трофимовых. Одета была в белой короткой курточке с капюшоном, украшенном пушистым мехом, джинсах, мягких сапожках-уггах, с небольшим кожаным рюкзачком за спиной (этот рюкзачок был с ней  вчера, Доронин хорошо его запомнил). Настя показалась чрезвычайно молоденькой, хорошенькой, розовощекой, от мороза. Он  подумал – вот сейчас она  также как и он, до посинения будет стучать в ворота, потом походит кругами вдоль забора, и когда вконец потеряет терпение,  направится к станции, тут он появится, они объединят свои усилия в борьбе с лжецелителями. Нужен ему такой вот очаровательный союзник? Очень. Доронин усмехнулся. Все произошло, так как он  думал. Настя стучала в ворота, ходила вокруг дома, но бесполезно. Примерно через час она сдалась, плюнула, поправила свой рюкзачок на плече, по небольшой тропинке между сугробами, вышла на трассу, зашагала обратно к станции. Доронин выехал из своего укрытия, двинулся вслед, поравнялся, посигналил. Она услышала сигнал, вздрогнула, обернулась, остановилась, узнала его машину, улыбнулась, он тут же сказал:
- Вот и увиделись с Вами, Настя, добрый день, садитесь быстренько, в машину, Вы замерзли, а Саньке Вы здоровая нужны. Садитесь, у меня в машине тепло, межу прочем, подогрев сидений работает…
Настя закивала, распахнула дверь его машины, забралась внутрь, повертелась на сидении, устроилась поудобнее, скинула с головы капюшон, разместила  рюкзачок у себя в ногах, принялась благодарить:
- Спасибо огромное, я замерзла ужасно, шла сейчас по дороге, думала, что ноги совсем не идут, до станции не дойду, сейчас упаду вот прямо здесь на дороге, и умру в сугробе, на обочине. От холода.
- Уже не умрете. Отогреетесь. Я Вас спас… - он улыбался, и Насте показалось, что он с ней кокетничает. Часть пути ехали молча. Настя отогревалась, растирала замершие пальцы рук, оттаивала, приходила в себя, отдыхала. А Доронин крутил руль машины, и соображал, как лучше начать разговор, предложить ей сотрудничество, так, что бы она сразу не отказалась, девушка же она с характером. Он произнес:
- Настя, послушайте, скорее всего, мы с Вами занимаемся одним делом, расследуем одно преступление, давайте обменяемся информацией, которой владеем, дальше будем действовать сообща. Вот моя визитка! - он протянул ей визитную карточку, которую достал из бардачка машины. Настя взяла карточку, прочитала: «Доронин Александр Иванович, Начальник Службы безопасности Торгового центра…», сунула в карман куртки, кивнула в ответ, визитной карточки у нее не было,   представилась:
-Кораблева, Настя…- и замолчала, Доронин понял, вести диалог придется ему, Настя растеряла боевой задор. Он продолжал:
-Очень приятно, Настя. Расскажите, что Вас привело в этот поселок?
- То же, что и Вас… - Настя пожала плечами.
-А меня привела смерть девочки Юли, и странные лекции, что она слушала, а еще более - странные люди, что эти лекции читали, и что отец девочки дома не появляется. Вторые сутки отсутствует…Не представляю, где он может так долго быть…
 - Алексей не пришел домой? – Настя мгновенно сконцентрировалась, ее расслабленность как рукой сняло, она  выпрямилась, напряглась, сказала:
 - Послушайте, Александр Иванович (Настя порадовалась, наконец-то узнала его отчество, ей неудобно было к нему обращаться по имени), если мы  нашли поселок, дом, где живет лектор, так может и Алексей  нашел, был здесь? Давайте вернемся, соседей поспрашиваем?
Доронин кивнул, согласился, Настя права, она  сообразительней его. Он и не подумал об этом. Спросил, разворачивая машину:
-  А как он мог узнать адрес лекторов?
- Спросил в Доме культуры…
- Я спрашивал, мне ничего не рассказали, взашей из Дома культуры вытолкали! – Доронин был категоричен.
- Вы не у тех спрашивали. Алексей мог спросить у сторожа, у  охранника, рассказать им о смерти дочери. Те могли перепугаться, адрес выдать! - Настя, с ее буйной фантазией, строила предположения,- Вот, Вы у кого спрашивали?
- В администрации…- буркнул Доронин.
-Думаю, Алексей в администрацию не ходил. Когда он был в Доме культуры, стоял поздний вечер, администрация, скорее всего, была закрыта, а вот сторож был…
- Вы правы.  Только мы не соседей будем спрашивать, мы камеры видеонаблюдения посмотрим…
Они возвращались к усадьбе Трофимовых, в ворота которой не так давно  без толку стучали. Доронин на подъезде к усадьбе притормозил, приоткрыл окно машины, чуть высунулся, внимательно огляделся, ища взглядом видеокамеры, тут же заметил видеокамеру над дверью отделения коммерческого банка, расположенного почти напротив злосчастной усадьбы. Доронин припарковался у банка, спрыгнул из машины на утоптанный снег, помог выйти  Насте. Они направились к отделению банка.
Переговоры с охраной банка заняли чуть более получаса, искомая запись на диске была в кармане у Доронина. Помогли документы, подтверждающие, что он ветеран спецназа, подполковник в отставке, то есть серьезный человек (охранники тоже были людьми военными, в прошлом), денежная бумажка, номиналом пять тысяч рублей. И все удовольствие.  Насте с Дорониным удалось посмотреть драгоценную запись. Они очень четко увидели Лешу Лисицына, наблюдали, как он пришел со стороны станции, стучал в ворота усадьбы, ходил вокруг забора, возвращался к воротам, опять стучал, вот он сел на снег у ворот, зарыдал от отчаяния, потом встал, направился в сторону станции. И что Доронина очень сильно напрягло, он  разглядел на видеозаписи, как за Лисицыным, когда тот отошел от ворот усадьбы, двинулась вслед белая «Лада-Приора», точно такая же (или та же самая?), что стояла у Дома культуры вчера. 
Когда Доронин с Настей вышли из банка на улицу, он бросил взгляд на усадьбу Трофимовых. Ворота усадьбы оказались распахнутыми, в них как раз въезжала белая «Лада-Приора» (опять)! Доронину нестерпимо захотелось рвануть с места, добежать до ворот (всего-то несколько метров), забежать туда вслед за машиной. Но он остался на месте, резонно подумав, а что будет, когда он окажется на территории усадьбы? Скорее всего, там охрана. Если охранников двое или трое, он с ними легко справится, а если пятеро или больше? И потом, вот он справиться с охранниками, пойдет в дом, для переговоров с хозяевами? Те тут же вызовут полицию, мол, незнакомец в дом ворвался! Полиция приедет, его заберут, на пятнадцать суток посадят! И диск, что у него в кармане куртки, отберут. Доронин мотнул головой, сказал Насте:
- Обратили внимание, что за машина заезжала в ворота?
- Отечественная. Я плохо разбираюсь в марках машин, а что?
- Это «Лада-Приора». Точно такая была на видеозаписи,  ехала вслед за Алексеем. Дома посмотрю запись, постараюсь увеличить изображение машины, разглядеть ее номер. Но, я уверен это та же машина. Поехали, глянем, есть ли еще видеокамеры  по пути к станции, может, удастся проследить путь Алексея.
Они ехали к станции, ища по пути, видеокамеры.  Но к их глубокому огорчению видеокамер на шоссе не было, не шагнула еще цивилизация в этот подмосковный городок, дорога до станции шла по улицам, застроенным одно- и двухэтажными деревенскими домиками, по мосту через небольшую подмосковную речушку. Были видеокамеры только на станции, но записи с этих камер посмотреть не удалось. Станцию охраняли сотрудники внутренних дел, они посмотреть записи не дали. Даже за деньги. Требовали заявить в полицию о пропаже человека, утверждали - когда будет заведено розыскное дело, в рамках розыска они записи с камер предоставят. Доронин спорить не стал. Решил – Татьяна заявит в полицию,  дело заведут, тут он и подключится, тогда записи и посмотрит.
7
Огорченные, Настя и Доронин, опять погрузились в машину, двинули в сторону Москвы. Настя совсем пришла в себя, освоилась, не смущалась, командовала, комментировала, подсказывала, давала советы. Доронин снисходительно отвечал на ее вопросы, не спорил, соглашался (в мелочах), прекрасно понимал – последнее слово все равно будет за ним,  сносил ее придирки, подколы. Настя болтала безумолку:
- Вот здорово, что я сегодня проспала. Не проспала бы,  встала  рано, мы бы не встретились…
Она действительно проспала. Всю ночь просидела за компьютером, в интернете, искала информацию о Трофимовых. И к утру нарыла много интересной информации, даже больше, чем передал Пирогов Доронину, и адрес их подмосковной усадьбы нашла. Утром, глотнув кофе, растолкала спящего крепко Саньку, потащила в школу, по дороге клялась и божилась, что сегодня заберет его с продленки, непременно!  Отвела сына в школу, вернулась домой, позвонила Короткову, поставила того перед фактом, ее сегодня не будет, едет в Подмосковье, к главарю секты (Коротков маниакально продолжал требовать сюжет про секту), принялась собираться в дорогу. И поняла, сил, куда-либо ехать, у нее просто нет! Она прилегла на кровать, решила полежать полчасика, и крепко-накрепко заснула. Спала больше двух часов. Проснулась бодрая и веселая, могла горы свернуть. На электричке доехала до нужного городка, нашла дом, где жили Трофимовы, встретила Александра Доронина, на свое счастье. Настя продолжала:
- Давайте так сделаем, сейчас в Доме культуры нет  лекций, пробьемся на прием целительнице Варваре. Попытаемся ее расколоть!
- Как намериваетесь это сделать? Прикинетесь больной? Стоит  игра свеч? Меня туда на порог  не пустили!- недоверчиво бросил Доронин.
- Нужно придумать как, необязательно самому болеть, можно рассказать, что болеет кто-то другой…- предложила Настя.
- Муж! Я думаю, рассказывать, что болеет сын или родители не нужно, примета плохая, вот про мужа рассказать можно, его у Вас нет!– Доронина разговор начал веселить, он добродушно огрызался на Настю. Настя не поддержала шутливый тон, наоборот поскучнела: 
- Наверное, я бы  очень хотела сказать, что у меня болеет муж, но не могу этого сделать. У нас с моим б.м., бывшим мужчиной, отцом Саньки, мировое соглашение. По этому соглашению  мы забыли о существовании друг друга, мы якобы даже не были знакомы. Я не даю интервью, не рассказываю, что когда-то была его женщиной, у меня от него ребенок, а он за это  оставляет меня в покое, не пытается отобрать у меня Саньку.
- Ваш б.м. пытался отобрать ребенка? Вы алкоголичка, наркоманка, бомжиха? Вы известная журналистка! – для Доронина ее рассказ звучал дико, Настя пожала плечами, произнесла почти равнодушно:
- А что бы больнее было, что бы поняла – кто я, а кто он! Он бог всемогущий, а я так, грязь из-под ногтей. Меня можно унижать в свое удовольствие, можно  обманывать, использовать втемную, от меня можно требовать полного подчинения, и меня, в конце концов, можно ограбить, и выкинуть на улицу, как шелудивую кошку…
-Я затеял разговор не со зла, честное слово!–Доронин оправдывался, он был не рад, что завел этот странный разговор.  Настя попыталась улыбнуться:
- Все в порядке, Вы же не знали моей печальной  биографии.
- Он Вам с Санькой совсем не помогает?
- Не морально, не материально, не физически! Мне его помощь не нужна. Я   пробьюсь сама! Он пожалеет, что меня бросил. Я карьеру сделаю без чьей либо помощи, и Саньку воспитаю. Он еще у нас с сыном в ногах валяться будет, назад проситься. Я себе установку дала, и сейчас все для этого делаю, не перед чем не остановлюсь, если нужно по головам пойду, глотки грызть буду…
Настя говорила очень убедительно, и Доронин понял – будет грызть глотки, и пойдет по головам, не шутит! В разговоре наступила пауза. Доронин не отвечал Насте, переваривал услышанное. Настя поняла,   наговорила лишнего, про глотки и про головы. Нужно было промолчать, о ее отношениях с б.м. никому знать совершенно не обязательно. Она   разглядывала  четкий профиль находящегося рядом с ней мужчины, красивый профиль,  тут спорить бесполезно, и думала, что его жене несказанно повезло. Вот этот мужчина никогда  ни ее, ни  детей не бросит, до последней капли крови будет защищать. Ей вдруг захотелось прижаться к этому чужому мужчине, положить голову ему на плечо, немножко отдохнуть, погреться. Потом, в благодарность за каплю подаренной этим мужчиной (нет, украденной ею у другой женщины!) нежности, поцеловать  его в теплую гладковыбритую, пахнущую дорогим одеколоном щеку,  взъерошить его тщательно приглаженную шевелюру, еще раз поцеловать,  теперь в аккуратно  подстриженный висок. Но ничего этого она не сделала, только смотрела на мужчину, который сейчас оказался рядом с ней, и твердила про себя: «Господи, как я ей завидую!». «Ей» – это его жене! Она завидовала его жене и черной и белой завистью одновременно, завистью полосатой, как зебра. И понимала – ей, Насте, вот такое вот простое счастье, с простым мужиком, работающим всего лишь Начальником службы безопасности Торгового центра, не доступно…
Хорошо, у нее сейчас есть Цель, но потом, когда она Цель достигнет, что она будет делать? Искать себе в мужья олигарха, или принца Уэльского? А если после достижения Цели пройдет много лет, сможет ли она насладиться простым женским счастьем? Может быть, да ну ее, эту Цель? Выйти замуж вот за такого вот замечательного, простого мужика, красивого, умного, надежного как скала, и жить счастливо? Прислониться к нему, перестать быть сильной, осознать, что вот теперь этот человек будет заботиться о ней, оберегать ее.  Да, у него много недостатков, он упертый, как все бывшие военные. Он не закончил факультета журналистики, только военное училище, он звезд с неба не хватает, но именно с ним она будет счастлива. Он заработает денег, его семья с голоду не умрет. И умен он от природы, у него большой опыт, жизненный и житейский, если бы был дураком, подполковником не стал бы!  Он будет ее учить, воспитывать, как новобранца, она не будет его слушать, спорить, они будут страшно ругаться, она будет уходить от него раз в месяц, к маме. Он будет возвращать ее, просить прощения. Прощение будет просить именно он, а не она, хотя в их размолвках будет виновата именно она. Но он никогда не предаст и не обманет ее. И он будет ее ЛЮБИТЬ (именно так, большими буквами)!  А она, возможно и она, и  скорее всего, да нет, не скорее всего, а точно, будет ЛЮБИТЬ его! Настя тяжело вздохнула, с четкого профиля Доронина перевела взгляд на его руки, уверенно лежащие на руле машины,  с крепкими крупными ладонями,  длинными пальцами с коротко обрезанными ногтями, никогда не видевшими маникюра. И опять подумала – эти руки, наверное, не слишком хорошо обращаются с компьютером, зато все остальное умеют очень хорошо, автомашину починят, газовую плиту, и готовить умеют, вкусно и сытно, стирают и убирают. И еще они обнимают женщину, сильно, страстно, так, что у женщины кости трещат, и именно об этом сейчас мечтала Настя. Она мечтала, что бы Доронин вот таким образом обнял ее. Она вздохнула еще тяжелее, глубже, почти застонала от отчаяния. Он заметил ее совершенно подавленное состояние, предположил:
- Настя, своими разговорами я Вас расстроил. Не нужно было говорить о Вашем бывшем муже, у Вас плохие воспоминания!
- Все нормально, я не об этом  думаю! - Настя мотнула головой, отогнала эротические фантазии о Доронине (будь они не ладны!).
 - О чем, если не секрет? – спросил Доронин. Настя лихорадочно начала соображать, о чем она может сейчас думать, если не о любви? Что ей ему сказать? Придумала, сказала:
- Я думаю, что мне нужно сдавать статью, а я ее еще и не начала писать. Главный требует статью про секту, но про секту я писать определенно не буду. Напишу, как  хотела, об отношениях родителей и детей. Напишу, как  думаю, почему несчастная Юля Лисицына, оказалась на этих странных лекциях, и почему она умерла…
- Почему, объясните… - поинтересовался Доронин. Настя чуть подумала, вздохнула, собралась с мыслями, принялась объяснять:
- Как не странно, все беды идут из нашего, советского прошлого. Вот Вас, да и меня тоже, наши родители воспитывали совершенно не так, как мы сейчас воспитываем наших детей. Поясню. Вы, и я, воспитывались в период тотального дефицита, но мы от этого совершенно не страдали, потому что были как все. У нас дефицитного ничего не было, не было и у других детей в нашем классе. Я помню, что у одной из девочек в классе, у единственной появилась кукла Барби, так я эту девочку считала самой счастливой в мире. Но у меня и голове не было, просить у родителей купить мне Барби. Я понимала, что купить такую куклу не реально,  возможно только за границей, стоит она очень дорого. И одета я была практически, как все. В школу ходила в школьной форме. Но вот народ стал жить лучше, социализм закончился, начался капитализм, естественно, расслоение общества. Все как у классиков марксизма-ленинизма. Товар-деньги-товар. В одном классе оказались дети лавочников и дети продавцов в этих лавках. У детей лавочников появились мобильники, фирменные шмотки, и куклы Барби в неограниченном количестве, у детей продавцов всего этого не было. Вот как то так. Дети продавцов  стали устраивать скандалы своим родителям, они тоже хотят фирменные шмотки и кукол Барби, ведь у  других это есть. У новых русских детей! Почему  русские - новые, никогда не задумывались? Потому что они раньше были старыми русскими, бедными, и тут в одночасье разбогатели, и стали новыми. Продавцы лавок тоже хотят стать лавочниками, потому что у лавочников – машины, квартиры, Канары, красивые женщины, часы «Тиссот», телефоны «Верту», то есть приятные атрибуты жизни, по значимости, как кукла Барби для их детей. И им тоже нужны прелести жизни, они не имели их в детстве.   И продавцы лавок начинают себе эти атрибуты сладкой жизни добывать. То есть, или работают, как проклятые, или идут криминальным путем. И дети забыты, времени на их воспитание нет, есть только  работа. Дети, в качестве компенсации внимания получают модные шмотки, кукол Барби, навороченные телефоны, компьютеры, планшетники. Родителям кажется, что их дети счастливы, они всем обеспечены, дети же у них это все просили! И  родителям невдомек, что дети-то просили у них эти игрушки, что бы обратить на себя внимание! Не нужны им планшетники и Барби, им нужно внимание родителей, им нужно чтобы родители сели с ними рядышком, поговорили, как с взрослыми! А родителям некогда, они не только детям хотят материальные блага заработать, но и себе. Они же лавочники и продавцы в этих лавках! Если бы они чуть больше понимали! Если бы понимали, что счастье не в планшетниках и Барби, счастье – жить со своей совестью в ладу, понимать, что ты на своем месте, делаешь нужное дело, самое главное счастье – любить, не за планшетники и Барби, просто любить, не за что! Попала Юля Лисицына на непонятные лекции от недостатка родительской любви, недостатка внимания. А на этих  лекциях она во внимании просто купалась! Детские самоубийства происходят, потому что дети хотят обратить на себя внимание, они не понимают, что смерть – это навсегда, что их больше не будет на этом свете… 
Доронин посерьезнел, внимательно выслушал Настю, вдруг спросил:
- Настя, а Вы счастливы?
Настя честно ответила:
- Нет. А Вы, Александр Иванович?
Он ответил, тоже очень честно:
- Нет. Я не нахожусь в мире с самим собой. То, что Вы рассказали – страшно. И я очень хорошо знаю, что такое смерть. Настя, Вы, наверное, много времени проводите с сыном?
- Преступно мало. Рыдаю ночами от бессилия, очень хочу проводить с ним больше времени. Вы знаете, за последние двенадцать лет я почти не смотрела взрослых фильмов, исключительно детские. Я полюбила детские фильмы. Они очень правильные. Добро всегда побеждает зло.
- В жизни такое редкость… – философски заметил Доронин, перевел разговор на другую тему, - У нас тяжелый разговор. Давайте закроем тему. Не умею я вести диалог с молодыми умными журналистками.  Мы уже почти в Москве, куда Вас отвести? Домой? На Просторную улицу?
Они действительно уже въезжали в Москву. Настя ответила:
- Да, домой. Я сегодня свободна, буду дома статью писать.
И тут Доронин понял, что не может  расставаться с Настей. Ему даже стало страшно от того, что она сейчас выйдет из машины, и он ее потеряет. За тот час, что они провели вместе в маленьком пространстве его машины, они стали очень близки. Он  кожей чувствовал какую-то невероятную, неведомую энергию, исходившую от нее. Позитивную, положительную энергию. Ему рядом с ней было тепло, комфортно, легко. Ему нравилось, как она, при разговоре отводит от лица пряди длинных волос, как  жестикулирует. Она хороша собой. Она умна, очень умна, она грамотно, убежденно излагает правильные мысли. Она далеко пойдет, сделает карьеру, добьется известности. Она взрослая, самодостаточная женщина. И она безумно нравилась ему, привлекала, именно как женщина. Он понимал, что он ее никогда не получит, это не его женщина. Это женщина известного писателя, художника, или, что звучало совершенно банально, олигарха. Не охранника из Торгового центра. И вот уже он тяжело вздохнул, собрался с силами,  предложил:
- Если  Вы свободны сегодня, можно пригласить Вас на ужин?
- Я клятвенно обещала сыну, забрать его  из школы! Вы  женаты, у Вас будут неприятности!- начала возражать Настя. Доронин улыбнулся:
- Уверяю, моя жена, против того, что я поужинаю с коллегой по работе, возражать не будет. Или Вы принципиально не ужинаете с женатыми мужчинами? И, также как Вы своему сыну, клятвенно обещаю, что ужинать мы будем недолго, за сыном Вы успеете.
И не поверил своим ушам, Настя согласилась на его предложение:
-Хорошо. Я очень хочу с Вами поужинать. Правда! Только, если можно, до ужина заедем ненадолго по одному адресу…
-Отлично! – Доронин несказанно обрадовался, и Настя, впервые увидела его настоящую улыбку, во все тридцать два зуба, - Говорите адрес, куда ехать. Если не секрет,  зачем мы туда едем?
- Не секрет, квартиру смотреть. У меня огромный геморрой–съемные квартиры. Мне нужна дешевая квартира в районе Преображенки. Сын множество школ сменил, тяжело привыкает к новой. Сейчас  учится в отличной школе, уже год, привык, хочу, что бы там продолжал учиться. Возить сына с другого конца Москвы в школу я  не в состоянии, один ездить он не может, маленький. И  у нас в семье живет котэ.
- Котэ? – удивился Доронин.
- Кот! «Котэ» кота зовет Санька. А с животными квартиру сдают неохотно. Санька своего котэ обожает, жить без него не может. Вот и ищем квартиру, куда с животными пускают.
Доронин опять широко улыбнулся. Он представил белобрысого Саньку, а рядом толстого рыжего пушистого кота. Почем рыжего? Он себе этого объяснить не смог. Но уточнил:
- Котэ – рыжий? Большой и толстый?
- Откуда Вы знаете? Почему Вы знаете? – Настя удивилась.
- Подумал. Кот должен быть определенно рыжим! Котэ–рыжий?
-Рыжий, бесстыжий!–засмеялась Настя,- Не могу ребенка единственного друга лишать…
Настя назвала адрес квартиры, которую предполагала снять. Спросила, знает ли Доронин, где это. Доронин кивнул, он знал куда ехать. Настя позвонила хозяевам квартиры, предупредила, что подъедет квартиру смотреть, принялась рассказывать Доронину, что два дня назад позвонила квартирная хозяйка, потребовала освободить квартиру до конца месяца, а лучше, если раньше, хозяйка собирается квартиру продавать. Искать  новую квартиру Настя не могла, физически, она позвонила знакомой риэлтерше, та обещала в нужном Насте районе квартиру подыскать. Сегодня утром риэлтерша адрес сообщила. Вроде и район и цена подходят. И с котэ жить в квартире разрешили. Доронин, было, решил рассказать девушке о своей коммуналке, но промолчал. Не нужно Насте знать, что подполковник в отставке живет непонятно где. И если рассказывать о коммуналке, то придется рассказывать и все остальное, про ранение и про развод. Не время это рассказывать. Они покружили по узким улочкам Преображенки, нашли нужный дом, он оказался чудовищным.Хуже дома  Доронина. Барак под снос!
8
Настя от отчаяния почти плакала, кусала губы. Она стояла у  барака в нерешительности, дверь барака то и дело хлопала, кодового замка на двери не было, туда-сюда сновали деловые гасторбайтеры всех мастей, коренные обитатели. Доронин стоящий рядом  с Настей положил руку ей на плечо, потребовал:
- Пойдем отсюда! Вы здесь не можете жить, тем более с ребенком. А, Санькиного котэ, через пару дней, местные жители украдут,  на ужин зажарят. Поехали к тому дому, где Вы сейчас живете, мы поищем квартиру поблизости, и без всяких риэлторов.
Настя не возражала, повернулась, пошла к машине. У  нее не было другого выхода, помощь  от Доронина она приняла просто по умолчанию.   Через пару минут они оказались у ее дома. А еще через двадцать минут Доронин нашел ей новую квартиру. Она увидела подполковника Доронина в действии. Поняла, почему Татьяна говорила о Доронине с придыханием! И почему в него  были влюблены  абсолютно все знакомые с ним женщины. И сама Настя в него уже почти влюбилась. В поисках квартиры Доронин руководствовался простым дедовским способом – опрашивал местное население. В основном старушек, сидевших на лавочках. Старушки верили ему беспрекословно. Он внушал безоговорочное доверие.  Начиная разговор со старушками, он тут же спрашивал имя-отчество бабушки, как здоровье, не беспокоят ли соседи, и уже потом говорил, что ищет квартиру для мамы с сынком. Мама – известная журналистка. И кивал на стоящую рядом Настю. Настя, сама  коммуникабельная и разговорчивая (журналистский хлеб) темпераменту своего нового знакомого просто поражалась. Вот это мужик! А поначалу казался замкнутым и закомплексованным. Доронин с Настей шли от старушки к старушке, от адреса к адресу, и нашли свободную квартиру, которую им сдали с превеликим удовольствием. Хозяйка квартиры уехала к дочери, в Питер, ключи оставила соседке, что бы та сдала квартиру приличным людям. Жильцы не находились,  все, кто хотел снять квартиру, квартиросдатчице казались неприличными. Все, кроме Доронина. Если бы Настя пришла снимать квартиру одна, без него,  она бы ее не получила. Настя с восхищением, приоткрыв рот, слушала, как Доронин заливался соловьем, уговаривал вредную старушку сдать Насте квартиру. Ему хватило десяти минут, и ключи были у него в руке. Квартира оказалась очень даже неплохой. Большая комната, семиметровая кухня, все удобства,  мебель, в ванной стиральная машина. И даже разрешили поселить в квартире  кота!  Настя рассказала, что в той квартире, в которой  она сейчас жила, мебели практически не было, телевизора тоже (пришлось покупать), а вещи стирала она у соседки, той самой, которая иногда забирала Саньку из школы. Настя, получив вожделенные ключи, заплатив задаток (заплатил за нее Доронин, она клятвенно обещала ему долг вернуть, но на возврате долга он особо и не настаивал!), выдохнула с облегчением. Они отправилась обедать.
Есть Настя хотела страшно, но искать ресторан поприличней, она Доронину не разрешила, потащила в ближайшую пиццерию, оказавшуюся вполне культурным заведением. С уютными столиками на двоих, официантами в бабочках, и обширным меню. Настя с трудом дождалась заказанной пиццы, с удовольствием смолотила ее полностью, и на душе у нее стало тепло и спокойно. Она пила кофе, и внимательно смотрела на сидевшего напротив Доронина. Тот все больше молчал, курил и почти ничего не ел.
А Доронину было перед Настей стыдно. Он ругал себя  - хвост перед девчонкой распустил как павлин, якобы квартиру помог ей искать. Да не квартиру он искал, себя во всей красе показывал, клоун несчастный. Он таким вот подобным образом  вел себя раньше, до ранения, был  штатным тамадой, на танцах самбу с румбой плясал, песни под гитару пел! Одно слово клоун. Солидный же мужик! Серьезный! Взял и имидж солидного мужика перед девушкой испортил. Что бы его соседи по коммуналке  сказали, если бы увидели, что он по старушкам бегает, и зубные протезы им заговаривает, что бы на девушку впечатление произвести. И, кажется, впечатление он произвел, Настя его очень искренне благодарила, волшебником назвала.
В карманчике рюкзачка  Насти завибрировал телефон, она тут же его достала, почти выхватила, как показалось Доронину, с облегчением. То ли молчание Доронина, то ли его присутствие, как ему самому показалось, начало ее тяготить. Звонил Санька, напоминал, что Настя обещала забрать его из школы, мол, уже пора, всех забирают. Настя вскочила, принялась натягивать куртку. Доронин вызвался отвезти Настю до школы.
У школы они были через пять минут. Настя поблагодарила Доронина, они договорились встретиться в субботу вечером. То есть через три дня, обменяться информацией, которую добудут за эти дни, и Настя обещала показать Доронину черновик ее статьи. Она уже скрылась за воротами школы, а Доронин не уезжал,  медлил. Он только отъехал немного в сторону, встал под деревьями. Ему хотелось еще раз увидеть Настю. Вот она, обнимая за плечи худощавого подростка, вышла из ворот школы. Мать с сыном направились к жилым домам. Доронин, не отдавая себе отчета, зачем он это делает, поехал следом. По пути домой Настя с сыном, о чем-то весело переговариваясь, зашли в магазин с зеленой вывеской «Магнолия», за продуктами. Вот они вышли, неся тяжелые пакеты.  Дальше Доронин следить за ними не стал. Он в один момент принял серьезное решение, развернул машину, поехал на Енисейскую улицу, к дому, где, когда-то счастливо жил с семьей, и где сейчас, все еще счастливо жила его бывшая жена с новым мужем и его, Доронина, детьми.
9
Доронин припарковался у бывшего подъезда, достал телефон, набрал городской номер бывшей квартиры, резонно решив, что по мобильному телефону Кристина может и не ответить, но он  был уверен, что к городскому телефону подойдут или Кристина или Чагин, дети не подойдут. Они, скорее всего, сидят в своей комнате за компьютерами.  Так и случилось, трубку сняла Кристина. Он, не давая ей опомниться, заговорил:
- Кристина, послушай, я говорю серьезно, хватит от меня бегать! Я хочу поговорить с тобой. Не бойся, в драку не полезу, хоть тумаков ты заслужила, и прекрасно понимаешь это. Я хочу поговорить о наших детях. Так дальше продолжаться не может, я не видел детей  около трех лет. Ладно, два года я в госпитале провалялся, сейчас здоров, хочу увидеть детей, это мои дети!
- Саша, дорогой, пожалуйста, пойми! - Кристина, как обычно, начала нудить и всхлипывать. Серьезных аргументов, почему она не дает Доронину увидеть детей, не было. Она давила на жалость, он резко прервал ее нытье:
- Прекращай всхлипывать! Ты заводишь эту песню все время. Если сию минуту не выйдешь, и мы не поговорим, я поднимусь, сломаю дверь, войду, и увижу детей. Не знаю, почему вы с Чагиным от меня их скрываете! Можешь вызывать полицию, милицию, ОМОН, не боюсь. Уже проходил…
- Сашенька, я не могу  позволить травмировать их психику!
- Это я тоже уже слышал! Это не аргумент!
- Саша, дети не знают, что ты жив! Я сказала им, что ты умер…
-Что?! – Доронин был вне себя от ярости. Кристина, услышав  короткое емкое «Что?!», не на шутку перепугалась. Холодное, резкое «Что?!» больно ударило, она поняла – он не отступит,  оправдывалась:
- Командование сообщило, что ты погиб, сообщило твоему отцу с сестрой, и мне с детьми. Я детям рассказала, что их папка героически погиб. Потом через два месяца перезвонили, извинились, сообщили новую информацию, что перепутали, ты жив, только тяжело ранен. Я побоялась детям сказать, вдруг ты бы умер, детей опять травмировать пришлось. Вот я  не сказала. А потом Чагин появился, я решила – у них новый папка будет…
 - Я, к твоему сожалению, не умер. Сейчас ты выйдешь, мы решим, как сказать детям правду. Как разгребать ложь, что ты нагромоздила!
 Кристина согласилась выйти.  Но ее Доронин не дождался. Через пару минут дверь его машины распахнул Чагин, его злейший друг, бывший враг. Плюхнулся на сидение с самодовольной улыбкой, брякнул:
  - Не лезь в нашу жизнь! Тебе в ней места нет, твое дело десятое!
  - Ты, уверен, Чагин, что мое дело десятое? А, по-моему, первое. И в вашу жизнь я не лезу, моя бывшая жена мне не нужна, пользуйся на здоровье. Ты же об этом мечтал. А вот с детьми я видеться буду обязательно. Это мои дети, ограждать их от встреч со мной вы не имеете права! Иначе  вопрос через суд будет решаться! – Доронин был очень резок, Чагин хохотнул:
  - Ты в суд подашь? Ты же псих, Доронин! Кто тебе поверит! Кто тебе детей доверит, урод! Сиди тише воды, ниже травы, молчи в тряпочку, а то все о твоем диагнозе узнают,  с работы тебя попрут, в дурдом упрячут. Вот  посмеюсь тогда над тобой. Один раз тебя пожалел, дурака, на поводу у Криски пошел, она рыдала в три ручья, просила не губить любимого Сашу. Я согласился. Теперь, если будешь стоять  на моем пути, не пожалею!
- Я-то псих, Чагин, а ты – падаль и мразь! Я не знаю, кем лучше быть честным психом, или отвратительной вонючей падалью. Пошел вон, сиденья в машине не пачкай, чистить после тебя придется!  Убирайся!
      Чагин, нехотя, вылез из машины, не закрывая двери, засунув голову в салон, пробурчал:
-Успокойся, Доронин, не нервничай, нервные клетки не восстанавливаются, а тебе при твоем диагнозе,  вредно нервные клетки терять. Сиди тише воды ниже травы, может какая баба на тебя и клюнет, ты мужик красивый, видный, только не рассказывай бабе, что ты псих. А от нашей семьи отстань, себе дороже будет! С работы турнут, и сопьешься вместе со своим соседом-бухариком! Детишек хочешь видеть? Не получишь, родительских прав лишим, ты им столько лет не помогал!
Доронин закричал:
- Вон пошел, гаденыш! Спокойная жизнь у Вас с Кристинкой закончилась! В суде встретимся! Меня родительских прав никто не лишит, у меня доказательства есть, я детям помогал,  переводы посылал, и не маленькие, на имя Кристины, и она эти деньги регулярно получала.
 Чагин с силой долбанул дверью машины, скрылся в подъезде.          Доронин поехал домой.
 10
Кристина, бывшая жена Доронина, стояла  у кухонного окна, курила, и наблюдала, как ее второй муж, Станислав Чагин, вышел из подъезда, как сел в потрепанный внедорожник ее первого мужа, Александра Доронина.  Доронин требовал на разговор ее, Кристину, и она уже собралась выйти, но Чагин ей запретил, пошел сам. Кристина видела, как  Доронин и Чагин разговаривая, резко жестикулируют (третий этаж, и стекла у машины не тонированные). Разговор продлился недолго. Чагин выскочил из машины, резко хлопнул дверью, и злой как черт,  побежал к подъезду. Ворвался в квартиру, бросился на кухню, вырывал из рук Кристины сигарету, смял в пепельнице, завопил:
- Сколько раз тебя просил, не кури! Ты мне обещала!
Кристина вздохнула:
- Прости, я просто сильно перенервничала. Я больше не буду!
- Больше не будешь? – выл Чагин, - И врать больше не будешь? Во что ты меня втравила! Он судиться хочет. Ты все это затеяла…
- Я затеяла? – возмущению Кристины не было предела, - Ты предлагал детям ничего не рассказывать, мол, помер их отец и все. А если про могилу спросят, то сказать,  в Чечне могила, он там погиб…
- Это ты говорила, что со дня на день твой муж помрет! Не помер…
- Я думала, что если он не помрет, то инвалидом останется, и тогда объяснила бы ему, что отец-инвалид детям не нужен. У них теперь другой отец, здоровый. Думала,  если он инвалидом останется, сам поймет, дети его стыдиться будут. Он, правда, в суд хочет идти? Или ты меня пугаешь?
- Правда! – орал Чагин, - И как ты думаешь, если его отродье в суде спросят, с кем они хотят жить, что они ответят? С ним конечно! Воспитала ты детишек на свою голову, малолетних преступников…
- Ты моих детей называешь отродьем?  Как ты смеешь! – Кристина залепила пощечину мужу, тому тумаки от жены было получать не в первой, он перехватил ее руку, ответную пощечину залепил. Она заплакала, отвернулась, опять нервно закурила, эту сигарету Чагин вырывать у нее не стал, решил, покурит, успокоиться. Она докурила, подняла на него глаза,  красивые, темно-синие (брюнетка с синими глазами,  классика жанра), спросила:
- Стас, что мы теперь делать будем? У него характер решительный, он будет судиться…И своего добьется…
- Будет! Мы его утопим. У нас весомый аргумент – он псих! – твердо стоял на своем Чагин. Кристина возражала:
- Он друзей приведет, новую справку получит, что он нормальный, если уже такую справку не получил…
- Заварила ты кашу, Крис! - тяжело выдохнул Чагин, - Объяснила бы детям, что их папка жив и здоров, но он плохой человек, и теперь у них другой папка, хороший…
 - Они мне не поверят! Сенька в особенности, она отца  боготворит. Да и друзья его у нас собирались, дед с теткой приезжали, дифирамбы Саше Доронину пели, ты сам и пел, и вдруг он в одночасье плохим стал! Дети не дураки. До сих пор мы им твердим, что их папка герой. И потом, ты говоришь, что их папка был плохим, а теперь у них есть хороший. Это ты хороший? Ты три года с нами живешь, и не хорошим и не плохим папкой  не стал. Ты никакой! Ты даже не отчим, ты никто! Сосед! Ты с ними не разговариваешь! Для тебя их нет… - Кристина нервно крутила в руках пачку сигарет, старалась не курить, но не выдержала, закурила снова. Чагин недовольно хмыкнул, он не курил, и всячески с вредной привычкой жены боролся, но жена на его хмыканье не прореагировала, нервно курила, ждала, что скажет муж, а он выдал такой перл:
- Так они со мной не общаются! Не хотят! А твоя дочь, та вообще волком смотрит, и брата против меня настраивает!
- Чагин, они маленькие, они дети! Им сказали, у них погиб отец, которого они обожали. Пришел другой дядька, им говорят - это теперь ваш отец, любите его. А этот новый отец, на контакт с ними не идет. Дети  хоть маленькие, но живые, они по команде любить не умеют. Ты, Чагин, умеешь любить по команде? – жена была  убедительна, Чагин взмолился:
- Поговори с ними, Крис, объясни им про Доронина!
- Они меня не поймут! И так меня не слушают, теперь вообще  возненавидят! Не знаю, что делать, но делать что-то надо!
Супруги помолчали минуту, Кристина курила, Станислав зло на нее зыркал. Потом Кристина вдруг спросила:
- А как он выглядит? Он изменился?
Чагин пожал плечами:
 -Нет. Такой, как был. Не изменился, абсолютно, если ты имеешь в виду, внешность, да и внутренне тоже не изменился. Хорошо выглядит, просто отлично, не постарел совершенно, красивый мужик. Всегда красивым был, этого у него не отнять! И ты на его красоту в свое время купилась!
- Боюсь, он дров наломает, может детей украсть!- вздохнула жена.
-Твои дети – здоровые лбы, их украсть невозможно, к бабушке в деревню тоже отправить нельзя, сбегут, и в школу они ходят. Украсть – чушь, он их отец, общаться с ними имеет право. Ты  прекрасно знаешь это. Решать что-то надо. Денег предложить? Вообще он сам тебе деньги присылал, он  сказал это. Правда? Да и откуда мы деньги возьмем, нет у нас с тобой лишних денег, и не лишних тоже нет!
-Правда. Без его денег с голоду помрем, ты ничего не зарабатываешь. Детям  так много надо! Предлагать ему деньги? У нас нет денег – это раз, и два – он не возьмет! Буду тянуть, вдруг он в суд не пойдет, или что-нибудь еще  случится, может быть, он сам осознает, что он в нашей семье лишний!
 - Да, либо шах умрет или ишак сдохнет… - усмехнулся муж, и сказал миролюбиво, - Дура ты, Криска…
 Про себя Чагин подумал, его жена своего бывшего мужа  все еще любит, а с лишним в семье  вопрос  легко решается, лишний он, Чагин.

Глава четвертая. Александр Доронин, много лет назад.
1               
Доронин,  лежа в госпитале, после ранения,  начал анализировать свою жизнь. Почему он это делал? А больше ничего делать он не мог, только думать. Вот он и думал. И, когда выздоровел, выписался из госпиталя, анализировать свою жизнь продолжил. Почему его жизнь сложилась именно так, а не иначе. Почему он стал военным, а не, например, рок-музыкантом или спортивным тренером? И почему его семейная жизнь рухнула, хотя он всегда считал свою семью надежным и крепким тылом?  Он думал об этом, и понял вот что...
Саша Доронин, уроженец небольшого городка Белово, что в Кемеровской области, никогда звезд с неба не хватал, учился средне, на «тройки»», редко получал «четверки». Занимался спортом, серьезным, мужским - легкоатлетическим десятиборьем, занимался профессионально, имел взрослый разряд, был  чемпионом области среди юниоров, его  даже посылали на чемпионат Союза. Когда он учился в школе, Союз еще не развалился. Но как не странно, спорт он не любил.  А любил играть на гитаре и сочинять песни. Мог целыми днями перебирать струны, петь, подражая рок-звездам, в основном зарубежным, российский рок был в глубоком подполье, в зачаточном состоянии. В маленьком  шахтерском городке Белово, где в семидесятом году прошлого века родился Доронин, в конце восьмидесятых (тоже прошлого века)  о русской рок- музыке и русских рок-группах, слыхом не слыхивали. Вот если бы Доронин поехал учиться в институт, хотя бы в Кемерово, слава рок-звезды его бы поймала, но… Но если бы не его лень, и «тройки» из которых он не вылезал. К своей жизни Саша Доронин относился очень легкомысленно, совершенно не задумывался, что он  будет делать, когда закончит школу. Да то же, что и все. Высшее образование ему не грозило, так что он собирался в горный техникум, находящийся в его родном городке, а по окончании  техникума, на работу, в шахту, где уже много лет трудился его отец. В этом городке на шахте трудились практически все мужчины, за редким исключением. Не трудились в шахте только работники в милиции, водители автобусов и сотрудники городской администрации. В Белово шахте принадлежало абсолютно все - школа, техникум, больница, поликлиника, жилые дома и магазины! Отец Саши Доронина тоже родился в Белово, но он окончил в Кемерово горный институт, вернулся в родной город трудиться на шахте, как и его отец, дед Саши, как и все его братья и дядья... Даже мать Саши работала на шахте, вернее в шахтоуправлении, в техническом отделе.
Отец Саши, Иван Николаевич, познакомился с матерью Саши, красавицей Любой, Любовью Генриховной, в Кемеровском горном институте. Люба приехала учиться из очень отдаленного поселка, по национальности она была русской немкой. В поселке, где она родилась, жили в основном репрессированные немцы, попавшие туда в начале Великой Отечественной Войны, с берегов Волги. Люба, в своем поселке, должна была окончить школу с «золотой медалью», но медаль не получила, конечно же из-за своей национальности и социального положения, ее дед сгинул в сталинском лагере, как враг народа. Но как все немцы, она была чрезвычайно трудолюбива, усидчива и терпелива. В аттестате у нее были одни «пятерки», знания отличные, она смело поехала в Кемерово поступать в институт, и поступила. Все пять лет в институте она проучилась на одни «пятерки», получала повышенную стипендию, но  вышла замуж за лентяя и оболтуса, Ваню Доронина, в которого влюбилась по уши, дотащила своего молодого мужа до получения диплома. В результате ее титанических усилий, и еще в какой-то мере, направления от руководства шахты, благодаря которому  Иван поступил в институт вне конкурса.  Дипломы им вручали в один день, ей «красный», с «пятерками», ему обычный «синий», с «тройками». Люба и Иван вернулись в родной городок Ивана, устроились на работу, на шахту. Иван не мог не вернуться, как бы ему не хотелось остаться в большом городе.
В семидесятых годах прошлого века зарплату  шахтерам  платили очень высокую. Когда Иван, после окончания института, появился в родном шахтоуправлении, ему на выбор предложили два места работы – на земле и под землей. На земле – инженером, с зарплатой в сто двадцать рублей, и под землей, обычным рабочим, шахтером, с зарплатой в четыреста рублей. Иван был человеком не гордым, образованием не кичился, отправился под землю. В шахте Иван трудился самоотверженно, ленивым он оказался только в учебе.  Инженерную должность, что предлагали ему, получила его молодая жена, руководство шахты чрезвычайно радовалась тому, что к ним приехала на работу выпускница с «красным» дипломом. Но к трудовым свершениям, в отличии от мужа, Люба была не готова. Через год ушла в декрет, родила дочь Инну, свою полную копию. Иван и Люба, долгие месяцы, прошедшие со дня их приезда из Кемерово, проживавшие вместе с родителями Ивана, их братьями и сестрами (и их женами (мужьями) и детишками), в маленьком домике, получили от руководства шахты небольшую двухкомнатную квартиру в новой пятиэтажке. Жизнь молодой семьи налаживалась. Иван зарабатывал денежки, Люба сидела дома с ребенком, и с немецким трудолюбием обустраивала быт. Шила занавески, вязала кружевные салфетки,  свитера мужу и  шапочки дочери, стирала, гладила, убирала, готовила. Иван с работы возвращался в сверкающую чистотой уютную квартиру, к вкусному ужину, радовался ухоженному ребеночку, похожему на ангелочка в белоснежных пеленках.
Иван был настоящим русским мужиком, любящим выпить, посидеть в теплой мужской компании, погулять ночи напролет, а Люба была истинно немецкой женщиной, заточенной на дом и семью. Но она смогла воспитать  мужа, вымуштровать, он ее слушался беспрекословно. Как только на горизонте вольготно расположившегося на берегу речки Ивана, распивающего с друзьями пиво, появлялась Люба, слышался ее негромкий голосок, требовательно произносящий: «Ванечка, пойдем домой…», Иван сразу же поднимался, следовал за Любой. Друзья Ивана смеялись до упаду, наблюдая, как здоровый двухметровый темноволосый Иван семенил за своей невысокой блондиночкой супругой. Лед и пламень. Лед, спокойная, уравновешенная, «вещь в себе», Люба. Пламень, Иван,  яркий, открытый, веселый. Они были совершенно разными, но жили душа в душу. Иван за двадцать с лишним лет, что прожил вместе с Любой, не взглянул не на одну женщину. Родив первую дочку, через шесть лет Люба родила близнецов, мальчика и девочку, Сашу и Олю. Если старшая дочь, Инна была вылитой копией матери, невысокой голубоглазой блондинкой, то близнецы родились копией отца. Темнорусые, темноглазые. И по характеру дети были совершенно разными, и соответствовали характеру того родителя, на которого походили. У Инны характер матери – упертый, настырный, она была умница и отличница, школу окончила с «золотой» медалью, уехала в Москву, поступила в Педагогический университет, вышла замуж за отличного парня из хорошей семьи, поселилась в дорогом коттеджном поселке в Подмосковье, все в ее жизни сложилось удачно. А вот с Сашей и Олей всегда были проблемы, они, как и отец учиться совершенно не хотели. Саша, как уже говорилось выше, обожал играть на гитаре, а вот Оля – была удивительной модницей, с тринадцати-четырнадцати лет  наряжалась, красилась, делала модные прически, форсила на высоких каблуках. Даже мать, с ее железобетонным характером и силой воли, повлиять на нее была не в силах.  Саша с Олей были истинными близнецами, но особенной связи, о которой говорят, что она бывает  у близнецов, между ними  не было, может быть только в  раннем детстве. А когда дети пошли в школу, в первый класс, начали отдаляться друг от друга. И у Саши и у Оли появились отдельные друзья, между собой они практически перестали общаться. Вместе дети завтракали, выходили из дому, шли в школу, доходили до школы, и все. Хоть учились в одном классе, между собой не разговаривали, вообще…Сидели в разных концах класса… Почему?  Взрослый Саша Доронин, лежа в госпитале, думал и об этом. Понял вот что. Дети всегда стремятся противостоять авторитарной воли родителей. Дети, даже учась в младших классах, считают, что уже могут сами принимать решения, понимают все лучше родителей, дети–страшные эгоисты, диктат родителей не приемлют, даже не осознают, что родители хотят им только добра, дети считают–родители ущемляют, унижают их специально, дискриминируют, в силу их маленького возраста. Например, заставляют мыть посуду! Родители заставляют – дети противятся. Следует учитывать и характер матери Оли и Саши, истинной немки, давящий, диктаторский. Оля и Саша в детстве были вместе двадцать четыре часа в сутки, спали в одной кроватке и ездили гулять в одной коляске. Когда дети чуть подросли, начали ходить, потом бегать, на улицу они попадали только с матерью, которая крепко держала детей за руки. И мать и отец всегда говорили о Саше и Оле во множественном числе – близнецы, и близнецы получали все в двойном экземпляре, например, два мороженых, не важно, что один из детей мороженого не хотел. И вот дети пошли в школу, и решили для себя – дома они вместе, после школы, вечером, вместе, в школе они будут врозь. Так и поступали. Потом детей записали в спортивную секцию, заниматься легкой атлетикой, но хорошие результаты в спорте показывал один Саша, Оля, может быть  специально, занималась из рук вон плохо. В итоге, родители разрешили Оле в спортивную секцию не посещать, в секцию продолжил ходить один Саша. И добился отличных успехов. А  Оля гордилась тем, что избавилась от спорта, записалась в театральную студию. Так, что брат с сестрой, уходили утром в школу, но возвращались домой поздно вечером. А потом в жизни Саши появились спортивные сборы, и он практически перестал бывать дома. Чему был несказанно рад. Потому что, как только Саша вырос из детской кроватки, в его жизнь вошли раскладушки. В маленькой квартирке из двух смежных комнат семье с тремя детьми разместиться проблематично. Саша спал на раскладушке в комнате вместе с родителями, Оля переселилась в одиннадцатиметровую  комнату старшей сестры, куда с трудом втиснули диван-малютку. Уезжая на спортивные сборы, Саша радовался тому, что сможет выспаться на нормальной кровати. Отец с матерью, вдвоем трудясь на шахте, попытались встать в очередь на получение новой квартиры, улучшить жилищные условия,  им отказали. Руководство шахты поставило семью Дорониных перед фактом – квартиру им уже давали, и в том, что у них многодетная семья, виноваты только они сами, никто не заставлял их столько детей рожать! Копите деньги, улучшайте жилищные условия самостоятельно. Но вот забрезжил свет в конце туннеля, старшая сестра Инна, окончив школу, уехала учиться  в Москву. Саша переехал в комнату к сестре, устроился на кровати старшей сестры, Оля продолжала ютиться на диванчике-малютке. Но ночевал Саша в родном доме редко, спортивные сборы становились все дольше и чаще, спортивные успехи у Саши все выше. Он уже планировал связать со спортом дальнейшую жизнь, но как говориться, человек предполагает… В семье Дорониных произошла страшная трагедия, дружная, надежная большая семья, бывшая примером для окружающих, просто рассыпалась…               
2
Приехав в очередной раз со спортивных сборов, пятнадцатилетний Саша, отсутствующий всего-то несколько месяцев, застал в родном доме   смертельно бледную, с серыми губами, исхудавшую, внезапно поседевшую мать. Седые волосы у матери были заметны даже с учетом того, что та была натуральной блондинкой. Мать постоянно плакала, пила сердечные капли. Сестра  Оля, за эти же несколько месяцев, потеряла весь свой лоск, перестала пользоваться косметикой, одета была кое-как, на голове у нее вместо стильной прически наблюдалась нечесанная мочалка. Сестра  постоянно рвалась уйти  из дома, как сама говорила, гулять, воздухом дышать, мать не пускала. Сестра, разговаривая с братом-близнецом, постоянно вертелась на стуле, казалось, не может усидеть на месте.  Когда она в очередной раз сорвалась с места, и уже подбежала к входной двери, мать преградила ей дорогу. Оля разрыдалась, потребовала выпустить ее, мать встала перед ней на колени, умоляла не уходить. Ольга отворачивалась, вытирала слезы, по ее глазам Саша понял – сестра  не слышит мать, вот сейчас оттолкнет, переступит через нее, уйдет. Мать обернулась к Саше, который с ужасом взирал на душераздирающую картину, начала умолять пойти гулять вместе с сестрой. Саша не на шутку испугался, принялся лихорадочно кивать, идти с сестрой, конечно же, согласился. Саша и Оля вышли из дома вместе, вместе, молча, дошли до перекрестка, там Оля сказала:
 - Все, Сашка, тебе направо, мне налево, пока…
 Брат возразил:
  - Оля, что происходит? Что с тобой, что с матерью?
  - Отстань! Отвяжись! Нет, погоди, у тебя деньги есть?–требовала Оля. Сашка робко вытащил из кармана синенькую бумажку, пять рублей, больше у него не было.  Оля вырвала у него из рук деньги, очень резво бросилась бежать вдоль по улице, стремясь побыстрее скрыться от Саши. Но она, скорее всего, забыла, что ее брат профессиональный спортсмен. Он в течении нескольких секунд догнал ее, схватил за руку, потребовал ответа. Рукав ее вязаной кофты завернулся, Саша заметил на руке сестры следы от уколов, и все понял. Брат начал уговаривать сестру, убеждать – она вредит собственному здоровью, на спортивных сборах он видел парней-наркоманов, видел, что с ними происходило, их ломку, эти парни плохо кончили,  Ольга же скоро погибнет. Та отвечала, что все, что она делает, ее личное дело, а не собачье дело ее брата! Она свободный человек, и никто  не смеет ее удерживать, ни мать, ни отец, и ни брат. Если Сашке нравится прыгать и бегать по свистку, пусть прыгает и бегает, а она Ольга не за что не будет. И тут же говорила, что она задыхается в этом гребанном городке, где нет ничего, и делать тоже нечего, мечтает уехать. Дома она жить не может, не может терпеть  родителей-уродов, особенно мать, заявила родителям, что хочет поступать в театральный. Они накричали на нее, обозвали идиоткой, требовали, что бы поступала в пединститут или в мединститут. Она не хочет не в пед или  мед, она хочет свободы! Брат понял, с сестрой говорить бесполезно. Ольга ушла на свою прогулку, Саша вернулся домой, и когда мать увидела его одного, без сестры, ей стало совсем плохо, пришлось вызывать «Скорую». Вернулся с работы отец, застал сына в упадническом настроении, сидящем на кухне, на табурете, сгорбившись, подперев подбородок рукой, понял - сыну все происходящее в их доме, известно. Уселся за кухонный стол, напротив сына, произнес:
- Вот сынок, такие у нас дома дела…
- Папа, но может быть ее можно вылечить? – спросил сын.
-Вылечить можно человека, который хочет лечиться, Ольга не хочет. Думаешь, не пытались ей помочь? Уговаривали, умоляли, по врачам водили, запирали в квартире. Бесполезно. Она не хочет лечиться. На Конституцию ссылается, мы не имеем права  ограничивать ее свободу, принимать наркотики она имеет право. Уже из дома уходила, месяц отсутствовала, мать, вон, посидела, болезнь сердце заработала. Не знаю, как быть! И самое главное, никому не расскажешь,  не признаешься, что с дочерью происходят такие страшные неприятности, а ведь мы с матерью всегда детьми гордились. И тут такое! Посоветоваться не с кем!
Саша был еще мал, ответить, а тем более посоветовать, отцу ничего не смог. Ольга в тот вечер домой не вернулась, не вернулась и на следующий. Заявление о пропаже человека, несовершеннолетней девушки, в милиции от убитых горем родителей не приняли. Сказали – вернется, а не вернется, через три дня проходите, примем заявление, будем искать вашу дочь. Родители откровенно признались, дочь наркоманка. А милиционеры тоже откровенно сказали – это беда не их одних, наркотики бич  городка, каждый второй подросток наркоман, а каждый третий наркотиками торгует, каждый четвертый за наркотики в тюрьме сидит. Саша, через две недели с тяжелым сердцем уехал на спортивные сборы. Оля так и не появилась. Те две недели, что Саша провел дома, он провел вовсе не  дома, а на улицах родного городка, где они с отцом искали сестру. И где они только не были! Не официальным путем они получили в отделении милиции адреса, где могли собираться наркоманы, обходили эти, так называемые притоны, каждый день, с утра до вечера, стремясь найти Ольгу. Не нашли.  С потухшими глазами отец и сын возвращались в некогда уютную квартиру, где теперь поселились глухая тишина, боль, одиночество и запах сердечных капель. Мать, с отчаянной надеждой, в глазах, держась за косяк, каждый раз встречала мужа и сына у двери, и, не увидев рядом с ними дочери, молча, поворачивалась спиной, пошатываясь, уходила вглубь квартиры, ложилась на кровать. Отворачивалась к стенке. Саше казалось, что он как сын, для матери перестал существовать, и сейчас для нее существует только Ольга. В тот раз он  уехал на сборы, не поговорив, не пообщавшись с матерью, зато вдоволь наобщался с отцом, выслушав его жалобы и стеная на неудавшуюся, не сложившуюся жизнь. Отец позвонил Саше через неделю,  рассказал, что Ольга нашлась в  поселковой больнице в двадцати километрах от города, в тяжелом состоянии. Как она туда попала, что две недели делала, где была, девочка не помнила. Ольга вскоре поправилась, вернулась к родителям, и тяжелая обстановка в семье Дорониных немного успокоилась. Ольга ходила в школу, после школы возвращалась домой, мать начала улыбаться. Саша, приезжая домой, тихо радовался, ему казалось, что жизнь налаживается. Но  это только казалось. Через полгода Ольга сорвалась. И ад, что недавно царил в семье Дорониных, пошел на второй круг. Ольга пропадала из дома, мать пила сердечные капли, отец бегал по притонам в поисках дочери. Если находил, силой волок домой. Дома мать плакала, умоляла Ольгу одуматься, стояла перед ней на коленях, отец, в свою очередь, на дочь орал,  пытался  лупить. Бесполезно! Саше видеть  это было настолько тяжело, что он практически перестал бывать дома, уговаривал тренеров не отпускать его со сборов. Весь девятый класс он практически пропустил, но ему поставили тройки, перевели в десятый. Занятия в десятом классе  тоже начались без Саши. Но в ноябре месяце Сашу срочно вызвали со сборов. Тренер сам отвез его на машине в город. По дороге Саша пытался узнать, что произошло, почему его так срочно вызвали. Тренер как в рот воды набрал, высадил парня у его дома, сразу уехал. Саша, волоча за собой тяжелую спортивную сумку, медленно поднялся по лестнице на площадку, где находилась  квартира Дорониных, долго звонил в звонок, ключей у него не было, наконец, дверь распахнулась, на пороге стояла мать, и по ее почерневшему лицу он сразу понял, случилось  страшное, и это страшное произошло с сестрой. И был прав. Ольга умерла. Это произошло так. Ольга в очередной раз ушла из дома, и, нагулявшись в свое удовольствие, накачавшись наркотиками, ночью возвращалась. Но до дому не дошла совсем чуть-чуть. Силы ее оставили. В тридцати метрах от дома, Ольга присела на детской площадке на лавочку, заснула, и замерзла. В ноябре месяце в Кемеровской области холодно, около двадцати градусов мороза, это днем, а ночью под тридцать. Ольга, сидя на лавочке, замерзла очень быстро, примерно за час. Если бы ее нашли, разбудили, но…Но она просидела на лавочке всю ночь. Утром соседи Дорониных вышли выгулять собаку, нашли на детской площадке холодный труп. Для матери Саши смерть дочери стала началом конца. После похорон она не оправилась. Она умирала. Саше опять казалось, что его для матери нет. Мать говорила только об умершей дочери, винила, кляла себя. Она виновата в смерти Ольги! Не удержала, не уберегла ее, она плохая мать! Саша отказался от спортивных соревнований, сборов, он боялся уехать из дома, боялся за мать. Он даже в школу ходить боялся! Уговорил отца, чтобы тот перешел работать во вторую смену. Отец сидел с матерью в первой половине дня, пока Саша был в школе, Саша - вечером. Но матери  лучше не становилось. Через месяц стало настолько плохо, что ее пришлось госпитализировать. Теперь Саша с отцом проводили дни в больничной палате, и ночевали в больнице по очереди.
В роковую ночь ночевать в больнице была очередь Саши.
3
В больнице мать поместили в двухместную палату. Но в палате она лежала одна. Вторая кровать в ее палате была свободна, и на этой кровати не было постельного белья, подушки и одеяла, один голый матрас. Но отец и сын Доронины были чрезвычайно счастливы, потому что на этой пустой кровати они могли прикорнуть ночью. Только прикорнуть. Матери было очень плохо, ночами она не спала, постоянно стонала, плакала, задыхалась. Как только у нее начинался приступ отец или  сын бежали за врачом, больной кололи успокоительное, ставили капельницы.
Роковой ночью мать, может быть впервые за несколько месяцев, заснула, Саша тоже задремал на пустой кровати, но очень быстро проснулся, его звала мать. Саша  тут же вскочил, оказался рядом с кроватью матери, засуетился, стал поправлять подушку, предлагал позвать медсестру. Мать махнула рукой, попросила Сашу присесть на край кровати, тихонько сказала:
- Саша, прости меня. Я последние месяцы была тебе плохой матерью. Но мне казалось, что все эти месяцы я твоей сестре была нужнее. С тобой было все в порядке, я тебя очень хорошо воспитала, вот Оленька… Сашенька, ты один остаешься, с отцом не ругайся, береги, Инночку, старшую сестру, слушайся, она замечательная девочка. Саша, умоляю, ты сильно не рискуй, ты парень отчаянный! Как я хочу посмотреть, как  вы с Инночкой в жизни устроитесь. Еще хотелось бы посмотреть, как бы Оленька жила, но не возможно это…
Мать тяжело вздохнула, замолчала, Саша принялся говорить:
- Мамочка, что ты такое говоришь, ты поправишься! Все будет хорошо. У нас все наладится…
Но мать не дала ему договорить, перебила:
-Сашенька, иди, медсестру поищи, мне нужно укольчик сделать!
- Какой укол? Ночь глубокая! - Саша не понимал, что хочет мать.
-Ты иди сынок, поищи медсестру…- мать настаивала. Саша поднялся, недоверчиво поглядывая на мать, вышел из палаты. Ему показалось,  что мать его перекрестила, и он очень этому удивился, и он, и его сестры были некрещеными. Отправился на пост дежурной медсестры, в конце больничного коридора. Однако на посту медсестры не было. Саша долго ходил в поисках медсестры, заглядывал в палаты, стучался в закрытые кабинеты врачей. Нашел медсестру в ординаторской, там она пила чай, к матери Саши она идти наотрез отказалась, говорила – никаких уколов больной делать не нужно, не назначено, Саша все придумала. Парень почти плакал, утверждал – его мать никогда не врет, укол ей нужен, это медсестра что-то перепутала, и в своем отчаянии был очень убедителен, медсестре пришлось направиться вместе с Сашей в палату к его матери. Войдя в палату, Саша сразу не понял, что его матери больше  нет, она умерла, ему показалось, мать спит. Он еще подумал, вот мать спит, а ей укол нужно делать, придется будить, какая жалость. Но тут же перехватил взгляд медсестры, страшно озабоченный и испуганный. Медсестра подошла к постели больной, взяла ее за руку, пощупала пульс, сразу  выбежала из палаты, побежала по коридору, к ординаторской. Саша остался в палате один, и уже осознал – произошло ужасное, но  боялся подойти к телу матери, коснуться. Он разглядывал лежащую на кровати женщину, удивлялся, что волосы у нее совершенно белые, седые, а ведь ей всего сорок пять. В его голове не укладывалось, что умершая женщина, его мать. Ему казалось, он зашел не в ту палату,  мать в другой. В этой - совершенно незнакомая ему женщина, так рано умершая. Только когда в палату, как очумелый, прибежал врач, вытолкнул  Сашу в коридор, пытался лежащую на кровати женщину реанимировать, но через несколько минут бесплодных попыток, реанимацию прекратил, вышел, к стоящему в коридоре Саше, произнес:
- Ну, вот парень, не больше твоей мамки…
Только тогда Саша понял, что его матери действительно на этом свете больше нет. Саша сдержался, не заплакал, только сглотнул горький комок в горле, свел темные брови на переносице, мотнул головой, как упрямый телок. Врач, и присоединившаяся к врачу медсестра что-то ему говорили, утешали, предлагали позвонить домой отцу, а если у них дома нет телефона, то срочно бежать домой. Саша то, что они говорили, почти не слышал. Он думал, а вот домой ему совершенно не нужно, ему  там нечего делать, он же будет дома совершенно один! Отец  работает в ночную смену, освободится только в шесть утра. Саша кивал, поддакивал врачу и медсестре, те продолжали что-то ему объяснять. Но теперь, парень, из всего сказанного, почему то, не понял ни слова,  будто бы с ним говорили на иностранном языке. На китайском или финском. Он снял висевшую на крючке в палате  куртку,  вышел на лестницу, принялся спускаться вниз (палата матери находилась на втором этаже), но пройдя совсем немного, без сил опустился на истертые ступени. И только сейчас, смог заплакать, вернее не заплакать, из его глаз водопадом полились слезы, из горла не вырвалось ни звука. Он испугался – его кто-то увидит, засмеют, он взрослый парень, а плачет как маленький. На его счастье его никто не видел. Он просидел на ступеньках долго, около часа. Его нашла санитарка, поохала, поахала,  и тоже начала уговаривала идти домой, к отцу, говорила – сидеть здесь нельзя. Саша пообещал уйти. Санитарка пожалела его, вынесла на лестницу пару пирожков и стакан сладкого крепкого чаю, предупредила, после того как поест, он должен уйти! И так врач уже спрашивал – почему посторонний парень на лестнице сидит! Саша кивнул. Он ел пироги, пил чай, а санитарка и присоединившаяся к ней пожилая медсестра из другого отделения все причитали – как парня жалко, недавно вот сестра померла, теперь мать, а парень-то до чего худой, одни кости, бледный, хоть и  симпатичный, глазастенький, вихрастый. Саша съел пироги, выпил чай (хоть не хотел ни есть, ни пить), отдал пустые стакан и тарелку санитарке, спустился вниз, на первый этаж, в вестибюль больницы. В совершенно пустом вестибюле было тихо и сумрачно, горела лишь маленькая лампочка у лестницы, и Саша сообразил, он может здесь где-нибудь спрятаться, переждать до утра. Что он и сделал, спрятался в уголке, в пустом гардеробе, огороженном невысокой стойкой, плотно заставленном металлическими вешалками с крючками. Гардероб занимал большую часть вестибюля. Саша расположился в темном углу, прижался к расположенной там же в углу  батарее, согрелся, и даже немного поспал. И еще именно этой ночью он начал курить. Раньше  не курил, так иногда, баловался, он же занимался спортом профессионально, а тут понял – спортом заниматься он больше не хочет, так что можно и покурить. За батареей, у которой он сидел, была спрятана початая пачка сигарет с коробком спичек внутри. Он  достал из этой пачки  сигарету, чиркнул спичкой, прикурил, затянулся, закашлялся. Испугался, его же сейчас услышат, найдут, отправят домой. А в холодную, страшную квартиру ему идти не хотелось до дрожи, к тому же домой ему пришлось бы идти пешком, ночью, через весь город, зимой. Но он повторил попытку затянуться сигаретой, на этот раз у него получилось, и даже в голове прояснилось, на душе стало легче. Он просидел в уголке вестибюля до шести утра, немного отдохнул, выкурил всю пачку сигарет. В шесть утра он прошел в приемный покой больницы, там был  бесплатный телефон (в вестибюле стоял телефон-автомат, который практически не работал, только глотал двухкопеечные монеты) позвонил отцу, на шахту. То есть, он позвонил дежурному диспетчеру, объяснил, что произошло, спросил, поднялась ли уже смена  отца, и попросил, как только отец появится, рассказать ему обо всем, предупредил, что ждет отца в больнице, и говорил он совершенно спокойно, ничуть не волнуясь. Диспетчер поохала, поахала, почти так же как санитарка в больнице, естественно, передать эту страшную новость отцу обещала. Через полчаса у больницы появился отец, а еще через полчаса у отца и сына на руках была справка о смерти матери…
Организацией похорон и поминок матери занимался  семнадцатилетний Саша, отец раскис окончательно, постоянно пил водку и плакал. Саша получил деньги от профкома и от месткома шахты, сам съездил и в морг и на кладбище, заказал в близлежащем к дому кафе, поминки. И даже платье сам для похорон матери выбрал. Потом, анализируя этот свой период жизни, Александр Доронин удивлялся, как смог семнадцатилетний подросток с такой нагрузкой справиться? Это нереально. Но он справился. Именно в ту ночь он перестал быть ребенком, став взрослым. И еще, просто с ужасом понял – мать знала, что уходит, и специально послала искать медсестру, придумала про мифический укол, не хотела, что бы сын видел ее последние минуты. Почему? Пожалела?
Мать похоронили в холодную мерзлую землю, что бы выкопать для нее могилу работникам кладбища пришлось предварительно жечь автомобильные покрышки на месте могилы, и после похорон едкий запах сгоревшей резины еще очень долго преследовал Сашу и его близких. И еще после похорон матери Саша возненавидел хризантемы, экзотические цветы с крупными белыми шапками, похожими на снежки. Только эти цветы можно было в тот зимний день, день похорон матери, купить на рынке городка Белово, других цветов в продаже не было, перестройка еще не началась, бизнес в бывшем СССР был только подпольным,  цветами торговали на рынке предприимчивые кавказцы. Саша с сестрой Инной купили у них все, что было, на огромную сумму, больше трехсот рублей (каждый цветок был по два рубля). Молодой кавказец, что продавал цветы, уверял – цветы высший сорт, свежие, не мороженные, в подтверждении своих слов, продавая, переворачивал каждый цветок вниз головкой, сильно стучал по срезу цветка ладонью, как бы доказывая, что цветы не осыпаются. Кавказец обманул непомнящих себя от горя несчастных покупателей, как только цветы попали в теплую квартиру, они моментально осыпались, вся квартира оказалась засыпанной мелкими белыми нежными лепестками, как будто снегом… Саша тут же побежал обратно на рынок, искать кавказца, но того и след простыл. Саше с Инной пришлось снова искать живые цветы, но в городе нигде живых срезанных цветов не продавали,  они купили в цветочном магазине цветущие растения в горшках, цикломены, срезали   яркие колокольчики, получился лишь небольшой букетик. Этот маленький букетик лег на свежую могилу вместе с искусственными цветами и венками, тут же оказался погребен под слоем свежего снега.
После  похорон матери отец Саши запил по черному, на работу не ходил, оформил отпуск… Саша вставал утром, уходил в школу, отец еще спал, возвращался  домой из школы – отца не было дома, скорее всего, пил в пивной или просто на улице, у магазина, со случайными собутыльниками. Отец возвращался домой (или его возвращали собутыльники) поздно ночью, заваливался спать. Поначалу Саша пытался образумить отца, искал его по пивным и подворотням, отец отмахивался от сына, грязно ругался, и сын бесплодные попытки забросил. Нет отца дома, и не надо! Сын, приходя из школы, варил себе макароны или кашу, трехлитровую кастрюлю (килограммы круп и макарон, литры подсолнечного масла, и самое главное – ящики тушенки в жестяных банках мать еще при жизни запасла достаточно), открывал банку тушенки,  перемешивал с кашей или макаронами, получалось очень даже вкусное блюдо. Кастрюли хватало на три дня. Саша и завтракал, обедал и ужинал этим блюдом, уходя в школу, оставлял кастрюлю на плите, возвращаясь, обнаруживал кастрюлю  ополовиненной, понимал, отец питался тем же, чем и он. В магазин Саша не ходил, денег у него не было. Все деньги были у отца, а он тратил их на водку. Саше даже нравилось, что отца практически никогда нет дома, он мог беспрепятственно не выполнять домашних заданий, посвящать все свободное время игре на гитаре. Что и проделывал. Вот двухмесячный отпуск у отца закончился, нужно было выходить на работу, на шахту. Он смог собраться с силами, бросил пить (по крайней мере, в рабочее время, по выходным все равно продолжал прикладываться к бутылке) на работу вышел. Но в жизни Саши изменений не произошло. Теперь отец был не в пивной, а на работе, сын оставался целыми днями один, и продолжал музицировать. Время близилось к весне, к выпускным экзаменам, и встал вопрос, а куда пойдет учиться Саша после школы.  Но тут на свое счастье (или несчастье), Саша, совершенно случайно, встретил своего тренера по легкой атлетике, который начал у парня выспрашивать, чем тот планирует заниматься после школы. И когда Саша ничего вразумительного ему не ответил, предложил посодействовать в получении высшего образования. Саша понял – это его шанс вырваться из страшного города, в котором он прозябал, и в котором его со стопроцентной вероятностью, ждала судьба  сестры-блезняшки. Тренер, бывший военный, мог помочь Саше поступить в высшее военное училище. Рассказал, для поступления важно хорошая спортивная форма и железное здоровье,  у Саши и то и другое в наличии, есть спортивные награды, это очень большой плюс, а то что в аттестате тройки–ерунда. Саша, выслушав тренера, тут же за его предложение ухватился. Сдал выпускные экзамены, получил аттестат, в котором, к его удивлению, кроме троек, присутствовали несколько четверок, и одна пятерка, по физкультуре. После экзаменов Саша поставил отца перед фактом – он уезжает учиться в военное училище. Отец не возражал – понимал – сыну необходимо уехать, только так удастся сохранить его здоровье, только так сын не последует вслед за дочерью, и возможно чего-нибудь добьется в жизни.  В Белово молодому человеку добиться можно было только места на кладбище. Отец проводил сына на вокзал, к московскому поезду, на прощание сказал:
- Езжай сынок, учись. Вот только, почему военным ты быть хочешь? Опасная профессия, вон в Афгане война никак не кончиться. Надеюсь, что не пошлют тебя туда, ой как надеюсь. Но эта война закончиться, другая какая начнется. Страшно мне за тебя. Ты не рискуй понапрасну, побереги себя. Я что думаю, есть же в тебе мамкины гены, она разумной женщиной была, терпеливой, старательной, многому вас, детишек научила. Вот Инка молодец, учителем стала, замуж вышла, настойчивая, трудолюбивая, до конца все дела доводит. Вылитая мать. Ты ж тоже ее сын, значит и в тебе эти качества есть, в спорте каких высот достиг! Почему спортом заниматься больше не стал, не понятно. Сейчас бы на чемпионатах мира блистал, медали получал, по телеку тебя бы показывали. Да, что говорить... Ты пиши сынок, не забывай! Вспоминай о матери, не рискуй, подумай, как бы она плакала, если с тобой, что плохое произойдет!
Саша внимательно все выслушал, ему было очень жаль отца, до слез. Сын тяжело вздохнул. Отец оставался совершенно один.  Сын обнял отца, отец похлопал сына по спине. Все, простились. Сын запрыгнул в вагон, поезд тронулся, через минуту скрылся вдали. Отец, ссутулившись, втянув голову в плечи, смоля папиросу, побрел по платформе, к своему одинокому жилищу
 Билет у Саши был в плацкартный вагон, он расположился на верхней полке, закинул свою спортивную сумку и неизменную спутницу, гитару, на третью полку, лег на спину, положил под голову хилую, истрепанную, подушку, и еще свой локоть, задумался.  Что ждет его впереди? Что ждет его отца, оставшегося в городе Белово, совсем в одиночестве? И тут же Саша подумал, что отец, скорее всего, бобылем ходить будет не долго. В городе Белово женщин было намного больше чем мужчин. Если в возрасте Саши парней с девчонками в городе жило поровну, то к  тридцати-сорока годам соотношение мужчин и женщин резко менялось.  Мужчины вымирали. Умирали от водки, если раньше не загнулись от наркотиков, погибали в шахте (аварии случались часто). И  даже  те мужчины, что не погибли от водки и наркотиков, которых не засыпало в шахте, до пенсии доживали крайне редко. Слишком тяжелая была у них работа. В городе Белово не было стариков, старухи были, стариков не было. Мужчины проживали до шестидесяти лет и больше, только если уезжали в среднюю полосу России, или в южные регионы. Саша понимал – его отец, хоть и пьющий, но ценный кадр, добрый, работящий, с хорошим характером. А самое главное – настоящий подкаблучник, и что, немало важно, с отдельной квартирой. Для одинокой женщины лет тридцати пяти-сорока просто находка. В будущем произошло все именно так, как и думал Саша. Отец бобылем не прожил и полугода, женился. Но жизнь в новой семье не сложилась. И не по вине отца. Новая жена отца, женщина, превосходная во всех отношениях, была обременена слишком большой семьей. Тремя взрослыми детьми, внуками, престарелой матерью. И замуж за Ивана вышла, честно говоря, только из-за квартиры. Переехала к Ивану, оставив свою квартиру младшей дочери с мужем и внукам. Но связь со своими детьми она поддерживала постоянно. Все вечера проводила то у одной дочери, то у другой, то у третьей, помогала им с внуками, ездила к престарелой матери, жившей в частном секторе, в пригороде. А она еще и работала, медсестрой в больнице, сутки через трое. В квартире своего нового мужа только ночевала, даже обед ему не готовила, продуктов в дом не покупала, а по магазинам  ходила лишь для того, что бы купить что-то детям   и внукам. Хорошо хоть Иван догадался ее в квартиру не прописывать. Через пару лет мытарств, Иван свою новую жену, которая превратилась  фактически в квартирантку, выставил, стал жить один, вскоре вышел на пенсию, и переехал в Подмосковье, к старшей дочери. Та приняла его с распростертыми объятиями. Отец приехал с солидными деньгами. Продал квартиру в Белово, да и скопил достаточно, зарплату не всю пропивал, часть откладывал. Отец, поселился у Инны в ее большом доме, в коттеджном поселке, занялся садом, разбил небольшой огород (сад и огород получились на загляденье, соседи приходили на полюбоваться, просили у отца семена и черенки), за внуками присматривал, по хозяйству помогал. Он нашел свою нишу, был полностью счастлив!  Умер отец скоропостижно, в одночасье. Но об этом позже…      
               
Глава пятая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Зима.            
 1
 Настя договорилась встретиться с Дорониным на автобусной остановке у станции метро «Варшавская» в субботу, в четыре часа дня. В Интернете появилось объявление – в субботу, в Доме культуры, в Бирюлево, возобновляются лекции профессора Трофимова, по самопознанию, в семнадцать часов состоится первая лекция начального курса, для новичков, в девятнадцать – продолжение курса лекций, тех, что посещала Юля Лисицына. Скорее всего, Трофимов решил – опасность миновала, можно продолжать свое черное дело, деньги с несчастных девушек срубать, деньги-то не пахнут. О том, что лекции возобновляются, Настя узнала первой, тут же позвонила Доронину, предложила – она должна непременно быть на лекциях, лично познакомиться с Трофимовым! Доронин согласился – на лекции нужно пойти, но только они пойдут вдвоем, он будет ее страховать.   
Настя выехала из дома пораньше. Она пыталась рассчитать, сколько же ей добираться на метро от станции «Преображенской площади» до «Варшавской» – час? Полтора? Решила выйти из дома за два часа, боялась опоздать. Но  ее путешествие в вагоне подземки заняло менее часа,  она приехала на станцию «Варшавская» рано, в половине четвертого. И, пока она тряслась в вагоне  метро, ей, на мобильный несколько раз звонил Доронин, было  плохо слышно, она только сумела разобрать - он задерживается, возможно, запоздает. Настя расстроилась. Мало того, что он сегодня не заехал (она надеялась, что он заедет, ей не придется ехать в ненавистном метро), но он объяснил – в субботу утром занят, освободится только к четырем, подъедет  к «Варшавской». 
Расстроенная Настя ждала Доронина на автобусной остановке,  но просидев на остановке десять минут, страшно замерзла в  своем коротком белом пуховичке, жалела, что выбросила старую шубу, ей было уже все равно, что шуба страшная и облезлая, шуба была теплой!  Конец февраля, скоро весна, а стужа на улице январская. Настя вытащила из кармашка своего кожаного рюкзачка телефон, набрала номер Доронина, хотела уточнить, когда точно он подъедет, тот ответил сразу и кратко – будет примерно в шестнадцать пятнадцать, стоит в пробке. Он так и сказал – в шестнадцать пятнадцать. Не пятнадцать минут пятого, а именно в шестнадцать пятнадцать. Военный, мать его! Настя подумала неприязненно, что у него за дела в субботу? Скорее всего, в гипермаркет, за продуктами на предстоящую неделю, с женой поехал. Не может жене отказать. Хозяйственный…Она тоже занималась домашним хозяйством, впервые в этом месяце у нее выдалось свободное субботнее утро. Готовила завтрак и обед – к завтраку сырники, на обед – борщ и тушеное мясо. Санька, когда увидел, что мать с утра дома, пожарила ему к завтраку сырники, и собирается варить борщ и тушить мясо на обед, очень обрадовался. Но когда они вместе пообедали, и после обеда Настя засобиралась уходить, обиделся, закуксился, отвернулся, уткнулся в компьютер.  Настя попыталась Саньку успокоить, переубедить, говорила, уйдет ненадолго, вечер они проведут вместе, завтра воскресенье, она будет дома, они обязательно пойдут в кино. Санька не слушал, резко ответил – он хочет переехать к бабушке, в Великий Новгород, там будет в школу ходить. У него в Великом Новгороде много друзей, он гулять с ними сможет (в Москве Настя Саньке гулять вечерами на улице не разрешала, он и не гулял, у него друзей практически не было), сидел, целыми днями упершись в экран компьютера или телевизора. И, закончил гневную речь Санька словами, он переедет в Великий Новгород, тогда мать будет чаще видеть. Она к ним  приезжать будет. Ну и что они сейчас вместе живут, он же ее практически не видит, она все время работает. Настя все равно уехала на встречу с Дорониным, Санька  не проводил ее до входной двери (хотя всегда провожал, она обнимал его, целовала в щеку, он уворачивался, твердил «телячьи нежности»). Настя-то знала, ему нравиться, когда она его целует. А сейчас он даже головы не повернул. И всю дорогу, от «Преображенской площади» до «Варшавской» Настя думала о словах сына, может быть  ему лучше уехать к бабушке?  Ведь действительно она тогда будет видеть его чаще, стремиться в Великий Новгород, скучать по сыну.
Настя, поежилась, решила – сидеть на автобусной остановке  глупо, стоит пойти куда-нибудь, погреться. Оглянулась кругом – увидела большой Торговый центр, подумала – вот наверно в таком же Торговом центре работает Доронин, охраняет. Настя направилась туда, толкнула тяжелую стеклянную дверь, оказалась на первом этаже, убедилась, этот  центр похож как близнец на такие же Торговые центры, что как грибы, расплодились в Москве, и в Центре и на окраинах.
На первом этаже она обошла несколько магазинчиков-бутиков, в одном померила дубленку, выслушала уверения продавщицы - дубленка высшего качества, сейчас небывалые скидки, зима заканчивается,  стоят дубленки всего ничего. Но купить дубленку, даже с небывалой скидкой, примерно за шестьдесят тысяч рублей, Настя позволить себе не могла, хоть дубленка ей очень понравилась, и была ей совершенно необходима. В соседнем бутике, обувном, Настя ничего мерить не стала,  просто прошла мимо полок,  плотно заставленных симпатичными весенними ботиками и сапожками (в которых Настя тоже нуждалась). Следующим бутиком на ее пути был парфюмерный. Если в первых двух бутиках народу почти не было, то в парфюмерном народ толпился и кучковался. Настя, никем не замеченная, вдоволь нанюхалась дорогих духов, выбирая себе подходящий аромат. Выбрала, украдкой подушилась,  и только. Понравившиеся духи купить не могла, дорого! Разочарованно вздохнула, опять позавидовала Веронике Притульской, вот если бы она была Вероникой, у нее навалом было бы  не только дубленок, но собольих шуб, роскошных сапожек, дорогих духов.  Вот только хочет ли она быть Вероникой? Если бы вдруг произошло чудо, она стала  Вероникой, сохранила бы она свою душу, характер, или бы она приобрела мерзкий характер Вероники? Подумав об этом, передернула плечами, решила, какое счастье, что она Вероникой никогда не станет! Устав бродить по бутикам, Настя поднялась на верхний этаж Торгового центра, решила выпить кофе, есть ей не хотелось, она плотно пообедала днем с Санькой. В так называемом «Венском кафе» она заказала кофе и пирожные, фруктовые корзиночки.  За столиком кафе, за поеданием пирожных, ее застал звонок Доронина, как оказалось, он уже подъехал, и ищет ее. Настя рассказала, где она, и буквально через пять минут Доронин уже усаживался напротив нее за столик. Он улыбнулся, она улыбнулась в ответ. И тут же поняла, как она сильно по нему скучала, ей очень хотелось видеть его, и когда они договорились встретиться сегодня, в субботу, она этой субботы еле дождалась.
Он сказал:
- А Вы знаете, Настя, я скучал.  Мне хотелось Вас увидеть, поговорить, обсудить кое-чего…
- Вы могли бы мне позвонить, мы бы встретились, поговорили… Я тоже без Вас скучала…
-У Вас работа, сын, домашние дела, и я со своими проблемами. Не слишком важными!
- Вот позвонили, рассказали, я бы решила, важные это проблемы или нет! - Настя опять улыбнулась, и тут же решила говорить о другом, а то они, сейчас договорятся, и он ей  свидание назначит, а она отказать ему не сможет, продолжила: - Давайте о другом. О Лисицыных. Вы были на похоронах Юли?
Доронин кивнул, произнес:
- Был. Алексей так и не вернулся. Таня подала заявление в полицию, там записи с видеокамер запросили, в общем, та запись, что мы с Вами видели в банке, последняя. На станции он не был. Куда он подевался, трудно себе представить, может быть, от городской окраины на попутке уехал. Но куда? Что с ним случилось? Полиция его ищет,  наши с ним общие друзья, однополчане, ищут. Надеюсь, найдем.
Настя промолчала, она подумала, что Алексея не найдут. Да и Доронин, убеждая ее, что Алексея найдут, тоже был уверен – Алексея, скорее всего, нет в живых. Не Настя, не Александр своих мыслей вслух не высказали. Настя доедала  пирожные, запивала кофе, Доронин терпеливо ждал, когда она доест. Вот она поставила на столик пустую чашку, вытерла губы салфеткой, с сожалением взглянула па пустое блюдечко, на котором только что находились вкуснейшие пирожные. Настя решила непременно купить таких же пирожных Саньке, ее сын был страшным сластеной, весь в нее, она сладкое просто обожала. Но только она заикнулась о покупке пирожных, Доронин тут же проявил инициативу, и коробочка с пирожными мгновенно появилась перед Настей на столе. Она даже куртку не успела натянуть.
 
Как только Доронин вырулил со стоянки у Торгового центра, он принялся инструктировать Настю, как себя вести, что делать во время ответственного, как он выразился, задания, на которое они направлялись. Настя слушала его в полуха, и думала, а после «ответственного задания»,  он назначит ей свидание или нет? И как поведет себя она? Согласиться же! Не устоит. Он ей очень нравился. Не просто очень, а очень-очень. И опять, как и пару дней назад, Настя думала: «Как я ей завидую!» (его жене). Доронин прервал ее  мысли:
- Вы не слушаете меня, Настя, о чем Вы думаете?
 - Я слушаю очень внимательно…
-  Что я только что говорил?
- Вы меня экзаменуете?
- Да нет, Вы просто меня не слышите…
- Простите… - Настя выдавила слово прощения из себя, ей стало стыдно, она его действительно не слушала. Доронин принялся повторять, то, что он только что говорил – ни в коем случае не подходить к Трофимову, с ним не разговаривать, только наблюдать, и держать под рукой мобильный телефон. То есть мобильный телефон должен быть у нее в кармане, на телефоне должен быть набран номер Доронина, и ее палец на кнопке вызова, в момент опасности она просто нажмет на кнопку, и даже если она ничего не сможет сказать, он сразу поймет,  что-то произошло, прибежит немедленно. Настя кивала, она соглашалась, он прав, но  думала  другое,  он перестраховывается. Вот они подъехали к Дому культуры. Настя, под чутким присмотром Доронина набрала на своем телефоне его номер, положила телефон в карман, так что бы удобно было нажать кнопку вызова. Они посовещались еще немного, решили – ему лучше отъехать чуть подальше, чтобы его машину не было видно, Доронин возражал, слишком далеко уезжать не хотел, боялся не успеть Насте на помощь. Настя опять подумала – перестраховывается, с ней ничего плохого не случиться. Александр заставил Настю повторить его инструкции два раза, только тогда отпустил в Дом культуры, остался ждать, ерзая на  мягком  сиденье машины, как на иголках…

2
Доронин курил сигарету за сигаретой,  ждал Настю, нервничал, ругал себя. Он пошел у нее на поводу, она очень хотела посетить лекцию Трофимова, Доронин ее не отговорил. Почему? Зачем? Он внимательно наблюдал за входом в  Дом культуры, у которого толпились стайки женщин и молодых девушек. Только девушки и женщины, из мужчин – охранники, которые пропускали женщин в здание строго по одной, проверяли содержание их сумок, а их самих – металлоискателем. Доронин думал – трусит господин Трофимов, боится – кого? Мать Юли Лисицыной? Думает, что Татьяна придет мстить за дочь? И тут Доронин заметил, что к зданию подкатила белая «Лада-Приора», которую он видел уже неоднократно, и здесь у Дома культуры, и в подмосковном поселке, и даже на видеозаписи, которую они с Настей получили в отделении банка. Из «Лады-Приоры» вышли трое мужчин, разного возраста, одетых в офисные костюмы и дорогие куртки. Одному из мужчин, невысокому, седоватому и лысоватому, по прикидкам Доронина было быть около пятидесяти, второй мужчина, славянской внешности, коротко стриженый блондин крепкого сложения,  был, скорее всего, ровесником Доронина,  третьему на вид было около тридцати пяти, у него было простоватое лицо, аккуратно прилизанные  русые волосы. Этого третьего Доронин определил как шофера, на кандидата медицинских наук, врача-психиатора этот третий явно не тянул. Мужчины направились к боковой невзрачной двери, с табличкой «служебный  вход», шофер отомкнул дверь ключом, который достал из кармана куртки, распахнул, пропустил вперед старших товарищей, следом зашел сам, тщательно затворив за собой дверь. Тем временем стайки женщин у главного входа в Дом культуры почти рассеялась, на улице остались  только охранники. Доронин  выдохнул, опять закурил, терпеливо принялся ожидать окончания лекции.
Он сидел в машине, вспоминал сегодняшний  субботний день. Первая половина этого дня ничем не отличалась от других субботних дней. Все субботы Доронин вот уже на протяжении двух лет проводил одинаково. Вставал,  как и в рабочие дни, в шесть часов утра, но по субботам  Доронин завтракал (что не делал в рабочие дни), одевался в куртку и джинсы (или футболку и джинсы, или свитер и джинсы, по погоде), отправлялся  заниматься спортом. Ему занятия эти были  просто необходимы, он отдавал себе отчет, что если  не будет поддерживать спортивную форму, не сможет ходить, в прямом смысле этого слова, его ждет инвалидное кресло. Выписывая Доронина из госпиталя, два года назад, его лечащий врач, известный военный хирург, профессор, так  прямо и сказал – ему необходимы тренировки, как минимум раз в неделю, и интенсивные – иначе инвалидное кресло. Посоветовал  определенный спортивный центр, где работали его хорошие знакомые, замечательные профессионалы, тренер и массажист, сам позвонил, договорился, и передал им с рук на руки  своего бывшего пациента.  И только благодаря опытным рукам тренера и массажиста Доронин был в  отличной форме, хоть сейчас мог обратно идти служить, по контракту, в спецназ. Вот только в армию его не возьмут, с армейской медкомиссией скорее будет проблема, как только врачи его медицинскую карту откроют,  диагнозы прочитают. А так он кросс бежать сможет, быстрее профессиональных спортсменов,  подтягивается на турнике побольше  некоторых, отжимается  лучше многих.
Так вот, каждую субботу, с утра, он, как на работу приезжал в спортивный центр, занимался несколько часов на тренажерах, плавал в бассейне (интенсивно, более двух часов). Парился в бане, потом по графику у него шел  массаж, специальный, для его больной спины. Спортивный центр был закрытым, очень дорогим, с улицы, посторонние туда записаться не могли, клубные карты продавали только избранным. У Доронина была клубная карта, подаренная ему друзьями-однополчанами при выписке из госпиталя, так что деньги в этом спортивном центре он тратил по минимуму – на кофе, питьевую воду, свежевыжитый сок.
 В результате, в спортивном центре он проводил время с восьми утра до пяти-шести часов вечера. После занятий спортом и массажа, приняв душ, он обычно ехал обедать, в небольшой ресторанчик, куда по субботам также обедать приезжали его друзья-однополчане. О встречах они никогда не договаривались (только если происходило что-то экстраординарное), приезжали, кто мог именно в эту субботу. Но случались и субботы, когда Доронин обедал в полном одиночестве.  После обеда, прикупив что-нибудь на ужин (если он не засиживался с друзьями до позднего вечера), Доронин отправлялся домой, в свою коммуналку, заниматься домашним хозяйством…И, вспоминая сегодняшнюю субботу, Доронин думал о завтрашнем воскресении, о том, куда хотел в это воскресенье съездить. А съездить он хотел в очень примечательное место. Съездить он хотел к своему давешнему другу, однополчанину, Владимиру Коркину. Вернее к отцу Владимиру.  Бывший военный, майор в отставке стал священником, служил в отдаленном приходе, аж в Тверской области. В принципе, не в таком уж и отдаленном, на машине часа два с половиной (в один конец). Владимир обосновался там, в Тверской области, крепко и надолго, практически восстановил полуразрушенную церковь, в основном, на пожертвования и бескорыстную помощь, друзья-однополчане Володе помогали и материально и физически, Доронин, выписавшись из госпиталя, тоже помогал, бревна и кирпичи таскать не мог, не по силам ему тогда было, так он стены белил, двери красил, прожил тогда у Володи больше месяца. Отец Владимир и приусадебным хозяйством обзавелся, разбил огород.  Но самое главное, он женился на прекрасной женщине, и за пять лет  тремя детишками обзавелся. И был всегда рад навестившим его товарищам, даже если товарищи приезжали большой компанией и, во внеурочное время. У Доронина навестить старого друга получалось не часто. То работа, то какие другие дела, последний раз был он у Володи на Рождество. Но тогда, на Рождество, вместе с Дорониным у Володи гостили еще семь человек однополчан, и поговорить по душам у Александра с Владимиром не получилось. Завтра, в воскресенье, Доронин хотел поехать туда именно за разговором, хотел поговорить о бывшей жене Кристине, бывшем друге Чагине. Еще до госпиталя, Доронин часто ездил к Володе, вместе с Кристиной и детьми, иногда к семейству Дорониных примазывался и Чагин. Но после развода с Александром (когда тот еще лежал в госпитале), Кристина вдруг заявилась к Володе вместе с Чагиным на какой-то праздник, да еще потребовала – они с Чагиным хотят венчаться, и отец Владимир должен их повенчать. Владимир, не смотря на свой сан,  выпроводил Кристину, сказал очень резко– с Сашей он  ее бы обвенчал, но не с Чагиным, вообще, без Саши он ее видеть не хочет, пусть даже на глаза не появляется! Саша его друг, а Чагин и Кристина приложения к Саше! Свидетели этой сцены (двое друзей Доронина, они ему эту историю и поведали) были просто в восторге, рассказывали, что Чагин с Кристиной уходили как побитые собак. Кристина еще что-то пыталась ответить, про смирение и благословение, но Владимир ее быстро заткнул, произнес – он сам разберется со своим  смирением. Александр после происшествия был благодарен Володе по гроб жизни. И сейчас, вспомнив давнюю историю, он понимал, у него есть настоящие друзья, с большой буквы. Доронин мечтал – было бы отлично поехать к Володе сегодня вечером, приехать к ужину, попариться в баньке, даже в прорубь можно было бы нырнуть (из друзей в проруби зимой купался один Доронин, и еще друзей подначивал, мол, трусы они, холода бояться). Потом выпить хорошенько, водочки, и поговорить по душам, до утра. Не получиться сегодня уехать, может завтра? Но тогда придется обойтись без бани, без проруби, и без водки! Сегодня, в спортивном центре, ему пришлось сократить свои занятия, он спешил на встречу с Настей. Спешил, и одновременно убеждал себя – ничего личного, только деловая встреча. Он оттягивал время встречи, и одновременно торопился, ругал, клял, ненавидел себя – он, старый дурак отчаянно влюбился в женщину, совершенно ему не подходящую. Если он будет с этой женщиной, он свяжет ее по рукам и ногам, и тут же думал – а почему нет? Почему нет?
 В спортивном центре, торопясь на встречу с Настей, на сегодня он отменил плавание и баню, оставил только тренажеры и массаж, его тренер сокращенными занятиями был недоволен, Доронин клятвенно пообещал,  в следующую субботу он будет заниматься в усиленном режиме, и только, услышав подобные клятвы, тренер его отпустил. Доронин, после спортивных занятий, принял душ, оделся, и вдруг понял,  времени до встрече с Настей у него вагон и маленькая тележка. Он так торопился, что закончил заниматься намного раньше запланированного. В баре, расположенном в  вестибюле, выпил кофе, глянул на часы, по его прикидкам, до встречи с Настей у него было полтора часа. Он принялся считать - ехать до «Варшавской», с запасом, час, остаются лишние полчаса. Он  заглянул в парикмахерскую, расположенную тут же, вспомнил, его «поклонница», хозяйка Салона красоты, Светлана что-то говорила про  его стрижку, решил стрижку обновить, резонно подумав, что в двадцать минут парикмахер уложиться. Не тут-то было.  Он попал в руки гламурного, манерного молодого человека, который мнил себя великим эстетом, он стриг Александра целых  сорок минут!   Закончив стрижку, принялся  укладывать волосы клиента  феном. Да еще жаждал похвалы за свой нелегкий труд! У раздосадованного потерянным временем Доронина хвалить парня не было сил, спешил он очень, поэтому хмуро бросив «все нормально», вырвавших из цепких лап парикмахера, рванул к выходу. Доронину, плюс к потерянному времени в парикмахерской пришлось потерять время еще и на поиски аптеки, ему нужны были таблетки от  головной боли.  У него смертельно разболелась голова. Аптеку то он нашел, но никак не мог припарковаться, свободного места рядом с аптекой совершенно не было. Он оставил машину  далеко от аптеки, да еще объехав несколько раз квартал по периметру, и это загибаясь от головной боли.  От машины до аптеки он бежал бегом, быстро купил таблетки, и бегом назад. В машине, давясь, не запивая водой, проглотил сразу две таблетки, и сидел  неподвижно, ждал, когда утихнет головная боль, пульсирующая в висках. И как только ему стало чуть лучше, принялся названивать Насте, оправдываться, что  запоздает, она  отвечала ему, но ехала в метро, и слышала ли, что он говорит  или нет, он не понял. Но как позже оказалось, она его слышала, через полчаса, перезвонила, сказала, что ждет  в Торговом центре поблизости от метро «Варшавская». Он страшно спешил, и доехал за сорок минут, хотя рассчитывал добираться туда более часа, сэкономленным двадцати минутам был рад несказанно. Он нашел Настю на верхнем этаже Торгового центра, в кафе, сразу заметил, она обрадовалась ему, у нее заблестели глаза, по  губам заскользила улыбка, и она сказала, что соскучилась. Он, услышав эти слова, испугался, за нее, не за себя…
3
Как оказалось, Доронин нервничал напрасно.  Через час  томительного ожидания двери Дома культуры распахнулись, на улицу высыпала ватага женщин, возбужденно что-то обсуждающих. Доронин напрягся, загасил очередную сигарету (за час он выкурил почти пачку), выпрямился, и тут же заметил Настю, бегущую к его машине. Вот она резво распахнула дверь,  уселась в машину, чуть слышно, сквозь зубы выругалась. Он тут же спросил:
- Что там случилось? Лекции не было? Трофимов не приехал?
- Не было. Не приехал. Время только потратили, зла  не хватает, урод  этот Трофимов. Думаю, он просто испугался. Я Саньку бросила, он обиделся на меня, плакал. Такое сказал, я тоже заплакала…- расстроенная Настя вытащила из  пачки Доронина сигарету, он щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить, принялся успокаивать:
- Не переживайте, Настя, может быть  лучше, что не было лекции. Сейчас домой поедите, еще совсем не поздно, Саньку обрадуете. Я думаю, он  простит. Если не секрет, что такого страшного сказал сын?
- Попросился к бабушке, в Великий Новгород, сказал, если будет жить у бабушки, меня чаще видеть будет. И он ведь прав! Сейчас он меня действительно почти не видит, я утром его бужу, тащу в школу, днем он на продленке,  я его вечером только вижу, спать укладываю. Мы практически не общаемся. А если к бабушке переедет, я буду стремиться его увидеть, выкраивать отгулы, приезжать на праздники, и мы действительно больше времени будем вместе. И питаться он будет регулярно, не в школьной столовой, или  полуфабрикатами, а нормальной домашней пищей. И денег я буду меньше тратить, по крайней мере, мне не придется сдавать деньги в Санькиной школе на охрану, на дополнительные занятия, на ремонт класса, моя мама – директор школы, Санька мог бы учиться в ее школе.
- Настя, простите меня, если, то, что я сейчас скажу, покажется крамолой, возможно, Вашему сыну лучше жить у бабушки? Вы таскаете его по съемным квартирам, переживаете, что его из школы забирает соседка. Действительно, если Санька будет у бабушки, Вы его чаще будете видеть, переживать меньше.
Настя шмыгнула носом, утерла нос вязаной цветной варежкой, пробормотала:
- Такие все умные стали…
Отвернулась, уткнулась носом в окошко машины. Доронин, машинально пожав плечами, спросил у Насти:
- Я Вас обидел?
Она обернулась к нему, попыталась улыбнуться, ответила:
- Вы правы, озвучили то, что и сама прекрасно знаю. Но просто шесть лет назад, когда я рассталась с отцом Саньки, дала себе слово, что с сыном никогда не расстанусь, что бы мне это не стоило. Теперь, получается, не справилась. Даже ребенок это признает. От этого мне плохо, я осознаю, что ужасная мать. Себя неполноценной ощущаю. Как же другие справляются? Я подумаю над Санькиными и над Вашими словами, Александр Иванович. Довезете меня до метро?
- Нет, я довезу Вас до дома. По дороге расскажите, что произошло в Доме культуры. А по поводу тех, кто справляется с воспитанием детей лучше, даже не заморачивайтесь. Все справляются точно так же, как Вы. По себе знаю. И если у кого-то справляться лучше получается, у них просто помощь есть. Бабушки, дедушки, которые не работают, мужья, которые деньги зарабатывают, а если есть деньги, есть няни и гувернантки. Моя жена никогда в жизни не работала, и то с воспитанием детей не справлялась. Дети на лето и на каникулы к тестю с тещей уезжали, на Юге у них большой дом, сад, там овощи, фрукты, молоко парное, воздух свежий. А до того как квартиру в Москве получили, жена у родителей жила, по гарнизонам со мной не моталась.
Что жена с ним по гарнизонам не ездила, Настю удивило, она спросила:
- Почему жена не ездила с Вами?
- От родителей не хотела уезжать, домашним хозяйством не умела заниматься, готовить не любила. Давайте не будем обо мне. На вопросы о личной жизни больше не отвечаю, что было, то прошло. Я жену не осуждаю. Кому-то  от природы дан талант семейное гнездо вить, кому-то нет, заставить человека делать то, что он просто физически не может, нельзя. Не всем дано бежать стометровку за девять секунд, или штангу в двести кг поднимать, музыку сочинять, на коньках пируэты выписывать. Есть примерные семьянины, им нравиться ухаживать, воспитывать, готовить, уют создавать, а есть такие, что не могут этого делать, по определению. Я, скорее всего, примерным семьянином мог стать, если бы мне попалась женщина, подходящая по типу личности, у нас была бы идеальная семья. Но такая женщина мне не попалась. Все, обо мне больше не говорим, не хочу. Давайте о нашем общем деле…
Настя вздохнула, она думала, вить семейное гнездо, ей не дано, или дано? Просто она не пробовала? Но ведь пробовала же, с отцом Саньки, у нее вообще-то получалось, только ему было не нужно. А Доронину нужно. Вот и еще одно подтверждение, что вот сидящий сейчас рядом с ней мужчина, был бы ей идеальным мужем. Но это невозможно! У нее совершенно другая цель в жизни, вить семейное гнездышко ей некогда. Настя решила разговор, затеянный ею, неприятный ему, прекратить, и рассказать, что произошло:
- В Доме культуры полный зал женщин набился, все хотели лекцию слушать, хотя вообще не бесплатно, тысяча рублей с человека. Вот  представьте, больше пятисот женщин на лекцию пришло, зал в этом Доме культуры большой, за аренду зала  отдать нужно, думаю, двадцать-тридцать тысяч, полмиллиона чистой прибыли в карман Трофимову, и он не явился! Деньги всем обещали вернуть, но забрать деньги назад  захотели единицы. Объявили, билеты действительны на лекцию, которая состоится  в другое время, когда Трофимов выздоровеет. Женщины в зале говорили, чудеса его лекции творят, сознание женщин просто перерождается, я думаю, он женщин зомбирует, гипнотизирует, он же с женщинами преимущественно работает, женщины гипнозу лучше поддаются. Так вот, мы сидели в зале, терпеливо ждали, я потихоньку женщин выспрашивала, они мне рассказали, что к Трофимову попали от Варвары, к ней за лечением обращались. И она  от смертельных болезней лечит, от рака даже!
- Я об этом слышал…- прервал ее рассказ Доронин, - Но думаю, здесь что-то другое. Обман чистой воды…
- Так женщины рассказывали, что реально от ее сеансов легче становиться! – возразила Настя.
- Эффект плацебо. Внушение и самовнушение. Человеку чуть лучше становиться, он в чудеса, творимые этой парочкой начинает верить, и от одной аферистки в лапы другого попадает. Или наоборот. А про экопоселение ничего не рассказывали?
  - Нет… Это что такое?
  -Один из  способов отъема денег у народа, махинации с квартирами.
Экопоселением Настя заинтересовалась страшно. Принялась выспрашивать подробности. Подробностей Доронин не знал, поведал все, что узнал от Пирогова. И рассказывая это Насте, ругал себя страшно, зачем рассказывает! Сейчас Настя туда непременно сунется! Прямым ходом в Медицинский центр, к Варваре! Они подъехали к дому Насти, и прежде чем ее высадить, Доронин потребовал  дать ему слово, что она не пойдет в Медицинский центр, узнавать про чудодейственное лечение и экопосление. Он пообещал – официальным путем, через знакомых в полиции и в прокуратуре, все узнает,  возбуждения дела против мошенников от медицины добьется, Настю в курсе держать будет. Она кивала, соглашалась, но Доронину казалось, она что-то задумала. Он понял – Настю нужно постоянно держать в узде, глаз не спускать. Только как? Вдруг его осенило, скоро праздник,23 февраля, плюс к празднику два выходных, можно Настю с сыном вывезти за город. Вот здорово!  Он говорил:
- Настя, думаю, что охрана Трофимова нас с Вами запомнила. Видели мою машину, и меня тоже видели, я вертелся вокруг Медицинского центра, ездил к резиденции господ целителей, Вы там тоже были. И вот сейчас, они нас опять увидели, поэтому  лекцию отменили. Вы понимаете, как опасно туда соваться?
   Настя кивала,а он с ужасом осознавал, она его не слышит! Он убеждал:
- Я очень прошу, обо всех Ваших  действиях мне докладывать! Настя, я очень Вас не только прошу, я умоляю…
Опять кивнула. Он заговорил совершенно об ином, решил пригласить Настю на отдых, за город:
-Настя, что Вы делаете в праздники, 23 февраля? Три дня выходных… Я бы хотел пригласить Вас с сыном поехать за город…
Настя удивилась его вопросу:
- Почему Вы спрашиваете? Еще не думала, но надеюсь, работать не буду, и с Санькой поедем к маме…
- В Великий Новгород?
- Да, туда.
- А как вы  поедите, на поезде? Вы купили билеты?
- Не купили. На поезде, даже в плацкартном вагоне дорого, а у нас  кот, с котом на поезд неохотно сажают, пассажиры возражают. Поедем на автобусе.
- А хотите я Вас с сыном в Великий Новгород отвезу? На машине. Поверьте, я машину очень люблю водить и хорошо вожу, в прежней жизни, наверное, был дальнобойщиком…
- Александр Иванович, Вы, в праздник, 23 февраля, отправитесь на машине в Великий Новгород, это далеко, ехать более пятисот километров!  Не будет отмечать праздник? Вы же бывший военный…- возражала Настя, но Доронин ее успокоил:
-Повторяю, я люблю водить машину, а праздники по календарю, не люблю, для меня праздник является настоящим праздником, если он по настроению. В Великом Новгороде я никогда не был, с удовольствием город посмотрю, надеюсь, Вы мне его покажите. Поверьте, для меня пятьсот километров не проблема, доедем часов за шесть.
Насте, под его напором, пришлось согласиться. Договорились, что он заедет в пятницу, в праздничный день, в восемь утра, они отправятся в Великий Новгород, обратно поедут в воскресенье, после обеда, вернуться в Москву к вечеру. Настя пыталась еще что-то сказать про его жену, мол, та будет возражать, муж в праздник уедет, на что услышала железобетонное, что его жена на то, что он поедет в Великий Новгород возражать совершенно  не будет. И Насте пришлось смириться.
4
В восемь утра, 23 февраля, Доронин звонил в дверь квартиры Насти. А Настя в это время металась по квартире, собирала вещи, они с Санькой проспали, потому что вчера, весь вечер смотрели новый фильм, «фэнтэзи» (диск купила Настя, в подарок на 23 февраля сыну). Мало того, что они проспали, так еще сын поставил Насте ультиматум, сказал за завтраком -  вот сейчас они уедут к бабушке, и обратно он не поедет, останется там жить, и кот останется, он без кота никуда. Настя возражать сыну не стала, отвернулась, шмыгнула носом, коротко бросила:
- Хорошо, собирай свои вещи, бери все, что тебе нужно. Не забудь учебники и тетради…
А сама принялась складывать в большие сумки одежду, обувь сына, зимнюю и летнюю, понимала сын до лета в Москву, не вернется. На звонок Доронина, дверь ему распахнул Санька. Доронин вошел, протянул мальчику руку, как взрослому, представился:
- Александр Иванович…
Мальчик ничуть не смутился, он был коммуникабельным, таким же, как его мать, ответил:
- Александр Кораблев… Санька…
Доронин улыбнулся:
- Тезка, значит мой…
В коридор вышла Настя, начала извиняться, у них с сыном вещи не все собраны, подождать немного придется, на что Доронин ее успокоил:
-Не страшно, не по расписанию уезжаем, можем  и задержаться!
И тут же предложил те сумки, что уже собраны, отнести в машину. Настя кивнула на две большие сумки, Доронин подхватил их, понес к выходу, за ним поспешил Санька, со своим рюкзаком и связкой книг. Настя крикнула им вслед, что бы они в квартиру не возвращались, не мешали, без них она быстрее оставшиеся вещи соберет. Доронин с мальчиком вышли на улицу, погрузили вещи в машину, Александр, захлопнув багажник, спросил у Саньки, хочет ли тот в Великий Новгород, соскучился ли по бабушке, мальчик ответил:
- Конечно, хочу, конечно, соскучился. Последний раз ездили к бабушке на Новый год.
И пока Доронин соображал, что бы еще спросить у мальчика, тот задал ему вопрос в лоб:
- А Вы хотите жениться на моей маме?
Доронин был вопросом ошарашен, но ответил честно:
- Хочу, очень… А ты возражаешь?
- Я Вас не знаю! - мальчик, в свою очередь, был ошарашен ответом Доронина, - Вы, вроде неплохой человек. Мне бы такого отца хотелось.
- А, что, было много желающих на твоей маме жениться?
-  Да, нет, двое или трое, но мама им сразу отказала.
- Саня, ты отца совсем не помнишь?–поинтересовался Доронин.
- Совсем…- ответил мальчик, и загрустил. Доронин, что бы отвлечь мальчика, предложил сыграть в футбол (или в хоккей) с учетом, что зима на дворе, и они оба, как два пацаненка, принялись гонять кусок льда среднего размера, азартно пиная и перекидывая  друг другу. За этим занятием их застала Настя, вышедшая к машине с большой сумкой в одной руке, корзинкой с котом в другой, да еще на плече у нее висела большая спортивная сумка, с Санькиными вещами, и ее небольшая сумочка-рюкзачок за спиной. Настя поставила на снег сумки, с минуту понаблюдала за игрой мужчины и мальчика, подумала, с тоской, вот и еще одно из подтверждений, что Александр Иванович Доронин – ее мужчина, он сразу нашел общий язык с Санькой, что вообще-то, не  просто, удавалось далеко не всем, учитывая сложный характер мальчика. Настя  вздохнула, мотнула головой, позвала:
- Мужики, заканчивайте ваш хоккей, поехали!
Доронин с Санькой игру тут же закончили. Доронин уложил в багажник машины сумки, что принесла Настя, корзинку с котом поставили на заднее сиденье, следом туда сиденье забрался  Санька, Настя села вперед, пристроила свою сумку-рюкзачок у себя в ногах. Доронин уселся на место водителя, оглянулся назад, спросил у Саньки, удобно ли ему, тот закивал, Доронин повернулся к Насте, предложил:
- Ну что, едем?
- Да, конечно, договорились же… - ответила Настя.
-Заедем куда-либо, перекусим? Вы завтракали?– спросил Доронин.
- Заедем, кончено, в «Макдональдс»!–потребовал Санька. Мать бросила суровый взгляд на сына, проговорила тоном, не терпящим возражений:
 - Нет, Саня, никакого «Макдональдса», пиццы, чебуреков. Этого  мы есть не будем. Мы завтракали. Я сделала бутерброды, и кофе заварила, в термосе. По дороге перекусим!
Доронин возражать не стал, подумал, раз нельзя в «Макдональдс», то можно в «Шоколадницу», блинчиков поесть, но Настя не хочет, боится, что он свои деньги будет на нее и на сына тратить, переживает. Поддакнул Насте:
- Бутерброды – хорошо, кофеек тоже. Через пару часов перекусим.
Пару часов ехали молча. Настя дремала, Санька на заднем сиденье сначала играл на мобильном телефоне, потом задремал, кот, который, привык к переездам, тоже никого не беспокоил. Доронин радовался, что машин на улицах в этот ранний час, в праздничный день практически не было, спокойно крутил руль, слушал негромко играющее радио.
5
До Великого Новгорода они доехали не за шесть часов, как говорил Доронин, а за пять с половиной, это с учетом, что по пути останавливались, пили кофе, ели бутерброды, заботливо приготовленные Настей, заправляли машину на бензоколонке. Доронин сказав, что водит машину хорошо, просто поскромничал, он водил машину очень хорошо, просто отлично, великолепно. Настя, сидевшая рядом с водителем, скашивала глаза на спидометр, удивлялась, стрелка спидометра не опускалась ниже ста километров в час, а скорости она вообще не чувствовала, только видела в окошко, что их машина обгоняет абсолютно все, едущие с ними в одном направлении.  Спросила:
 - Александр Иванович, где Вы так научились машину водить?
    Доронин усмехнулся:
  - Честно – нигде. Нет, вру, мой приятель, инструктор по вождению, дал пару уроков, и сказал – его уроки мне не нужны. Я не хвастаюсь, констатирую, у меня хорошо развита интуиция, наблюдательность, отличная реакция. Издержки профессии – офицера спецназа, в запасе.
Настя охнула:
- И Вы были на войне? Убивали?
- Был. Воевал. Самое страшное – ничего больше не умею, только умею воевать. Научили на совесть. Да, убивал. Работа такая. Как говориться – не мы такие, жизнь такая… Теперь, на гражданке, охранник, самое место для подполковника в отставке.  По ранению комиссовали…
Настя еще что-то хотела спросить, но Доронин больше ей не отвечал, замкнулся в себе, видно разговор про боевое прошлое задел его за живое. Настя потыкала пальчиком по кнопкам радиоприемника, прошлась по радиостанциям, ее заинтересовало «Русское радио», и всю оставшуюся дорогу Доронин и Настя слушали российских эстрадных исполнителей, Санька не слушал, он сладко дрых на заднем сиденье в обнимку с рыжим котом. Настя очень удивилась, когда увидела в окошко машины знакомые пейзажи пригорода  Великого Новгорода, поняла – Доронин абсолютно прав в своем утверждении, что он водит машину просто гениально. Так быстро до своего родного города она никогда не добиралась. Машина кружила по улочкам старинного города, Настя подсказывала Доронину, куда ехать.  И вот уже указала Доронину на очень симпатичный двухэтажный дом, бревенчатый, с резными наличниками, коваными воротами, и мощеным плитками двориком. Настя попросила остановиться, коротко сказала:
- Приехали. Погудите, Александр Иванович, мама выйдет, удивиться! Она нас рано не ждет, я позвонила из Москвы, предупредила, что выезжаем.
И принялась будить расталкивать Саньку, тот просыпаться не хотел, тер глаза, бурчал себе что-то под нос, пытался рассказать, что ему  снилось. Настя сына не слушала, уговаривала -  потом расскажет. К машине уже спешила высокая, худощавая  женщина, мать Насти. Доронин пригляделся – Настя со своей матерью были похожи как близнецы, светловолосые, голубоглазые, ну просто красавицы. Но он ничуть не удивился, мать Насти он представлял себе именно такой, похожей на Настю, только лет на двадцать постарше, и дом, в котором жила Настя таким же – крепким, добротным, и твердо знал, что  должен быть именно дом, а не квартира в многоквартирном доме. Мать подбежала к машине, начались объятия, поцелуи, охи, ахи. Обнимались Настя с матерью,  бабушка с внуком, втроем, бабушка, мама и сын. Потом Санька таскал в бабушкин дом сумки, вытаскивая их из багажника машины, перетаскав все сумки, потащил в дом и корзинку с котом. А Настя знакомила Доронина со своей матерью, Ниной Федоровной. Нина Федоровна пристально приглядывалась к гостю, расспрашивала, кто, откуда, Доронин коротко, по военному, отвечал. Мать Насти, видимо удовлетворенная ответами гостя, принялась приглашать его в дом, отдохнуть, поужинать. Доронин начал отнекиваться, утверждал, что  не устал, не голоден, поедет, попробует найти место в гостинице, не хочет напрягать хозяев своей персоной. И сказав это, тут же понял, что перегнул палку, потому что Нина Федоровна, поджала губы, произнесла, сакраментальную фразу, мол, она думала, что хорошо разбирается в людях, а тут такое! С виду вроде  приличный, серьезный мужчина, на поверку оказывается барахлом! Человека,  искренне, в дом приглашают, а он фейс, т.е. лицо (морду), воротит. Хозяев не уважает. Отвернулась, с гордым видом, абсолютно прямой спиной. Доронин поразился – вот характер, вот темперамент, и у Насти материн характер.  Александр стал извиняться, оправдываться, твердить, что не хотел хозяев стеснять. Услышал от Нины Федоровны, что если он не хочет идти в дом, стеснять хозяев, она накроет обед прямо здесь, на капоте его машины. Он понял – выхода у него нет, ему придется остановиться в родном доме Насти, тем более это было видно невооруженным взглядом, дом был большим и удобным, для Доронина там место найдется. Выхода у Доронина не было, ультиматум поставлен совершенно ясный.  Доронин кивнул, пожал плечами, резонно пояснил – гостиницу не ищет, остается у Нины Федоровны и Насти. Настя с Санькой, во время разговора Доронина с Ниной Федоровной, стояли в сторонке, они облегченно вздохнули, захлопали в ладоши. Санька побежал открывать ворота, чтобы Доронин загнал машину во двор. Настя, вместе с матерью, отправилась на кухню, готовить ранний ужин (поздний обед).
6
Обедали в большой гостиной, за круглым столом с белой скатертью, сидя на мягких, но массивных стульях,  под старинной люстрой с шелковым абажуром зеленого цвета с подвесками из бисера. Нина Федоровна накрыла стол как в лучших домах, положила крахмальные салфетки, поставила тарелки, скорее всего фамильные, чудом сохранившиеся, с гербами, из тяжелого белого фарфора. Ели серебряными ложками и вилками, а суп Нина Федоровна внесла в большой супнице, из которой торчал массивный половник с витой ручкой. Но Доронину вся эта чопорность совершенно не претила, ему казалось, что он уже бывал в этом доме, видел этот абажур, ел из этих тарелок с гербами серебряной ложкой замечательный, наваристый борщ, вел неспешные разговоры с хозяйками дома. Сначала он решил отказаться от еды, потом сообразил, нельзя, невозможно, он уже и так провинился тем, что решил в гостиницу поехать, а если он сейчас еще начнет от еды отказываться, вообще врагом на всю жизнь семейству Кораблевых станет. Вот и пришлось ему обедать, и неважно, что он не есть в это время дня. И он ел, нахваливал борщ (искренне), потом нахваливал котлеты с картошкой (тоже искренне), от спиртного он отказался (наотрез). А потом, поев, вместе с хозяевами пил чай, настоящий, индийский, со слоном, заваренный в  фарфоровом заварном чайничке, белом, в красный горошек, и заварка заливалась кипятком из алюминиевого чайника. Вода была налита в чайник из специального графина, в котором плавала серебряная ложка, и доведена до кипения на газовой плите, от этих нехитрых манипуляций чай получился восхитительным. Сладким, даже без сахара. В этой семье не признавались пластмассовые электрические чайники (вода в них до кипения не доходит, и пластмассой пахнет), и чайную заварку в пакетиках (мусор в этих пакетиках, а не чай). Доронин смаковал чай. Сначала он попросил кофе, за что подвергся ужасающей обструкции со стороны Нины Федоровны, та признавала кофе только по утрам, кивнула на медную турку, висевшую на гвоздике, сказала, что в ней она сварит Доронину кофе, только утром, вечером нужно пить только чай. Доронин думал, хоть и строгие правила в этой семье, но он готов подчиняться, и ежедневно обедать за этим вот круглым столом, пить вкуснейший чай, заваренный водой из алюминиевого чайника. И с чаем слизывать с ложки домашнее вишневое варенье, словами не описать, какое вкусное. Доронин наслаждался царившем в этом доме покоем, и расспрашивал Нину Федоровну об истории семьи Кораблевых. Как он и думал, Кораблевы жили в Великом Новгороде  всегда, и всегда учительствовали. Этот дом принадлежал еще бабушке и дедушке Нины Федоровны (прадедушке и прабабушке Насти). Дедушка Нины Федоровны (прадедушка Насти) был директором лучшей гимназии в городе, а после революции директором лучшей школы. Умер он в начале тридцатых, но жил и работал бы намного дальше, если бы один из его бывших учеников не написал  на него донос, якобы директор школы – троцкист, прадедушку арестовали, привезли на допрос, и допрашивал его, уже сильно немолодого человека, бывший ученик, допрашивал с пристрастием. Пожилой директор не выдержал, прямо во время допроса умер. Как оказалось, он был не в чем виноват, прабабушку с детьми не тронули, она служила в школе еще очень долго. Потом   в школе служили  дед и бабка Насти, вот теперь мать Насти, также как дед и прадед в этой же школе директорствует. Только вот Настя династию не поддержала, работает в газете в Москве, у бабушки вся надежда на Саньку, может быть он пойдет по ее стопам. Санька пожимал плечами, Настя, опустив глаза, разглядывала вышитый белой гладью на белой скатерти узор, Доронин улыбался своей голливудской улыбкой, так ему нравилось в этом доме, за этим столом, под этим абажуром. Он, в своей жизни такого вот умиротворения домашним теплом и уютом не испытывал никогда. Мать Насти рассказывала, что не так давно дом она чуть не потеряла, но живут на свете еще добрые и хорошие люди, они и помогли. Ей нужна была крупная сумма денег, она взяла кредит, под залог дома, вроде бы все выплатила, так ей в банке сказали, но оказалось не все,  осталось заплатить всего ничего, но ее ввели  в заблуждение, платеж она просрочила. Пришли судебные приставы, дом описывать, среди них, как и в случае с ее дедом, оказался бывший ученик, но в отличие от случая с дедом, ученик Нины Федоровны дом описывать не стал, отсрочил платеж, помог скостить проценты,  она  погасила кредит. Этот вечер в прекрасном доме омрачил неработающий телевизор. Нина Федоровна рассказала – телевизор давно не работает, она мастера вызывала, тот сказал, телевизору пришел конец, но она не расстроилась, хотела новый телевизор купить к Международному женскому дню,   на премию к празднику, она, же не знала, что Настя с внуком приедут раньше. Доронин понял – ему пора вмешаться. Он вызвал Саньку посекретничать, на кухню, принялся у мальчика выспрашивать, где здесь поблизости магазин электроники. Мальчик сказал – есть магазин совсем недалеко, вот только как проехать, объяснить он не мог, обещал показать. Пришлось Доронину взять мальчика с собой. И они отправились в магазин, покупать бабушке  телевизор. Доронин понимал, семейство Кораблевых, будет возражать, покупку телевизора в штыки воспримет. Щепетильность этой семьи по отношению к деньгам он уже понял, но решил телевизор купить, оправдаться – подарок Насте и ее маме к  Восьмому марта (которое еще не скоро), сказать – Восьмого он лично поздравить Нину Федоровну не сможет, вот подарок заранее купил.
Доронин с Санькой еле успели в магазин, тот работал до восьми вечера (это вам не Москва, где магазины работают до десяти часов вечера, а иногда круглосуточно). Выбрали телевизор, не  большой, но и не  маленький. Единственное требование к телевизору - простота в эксплуатации, без наворотов. Бабушка с инструкцией разбираться не будет, ей нужно телевизор включить, выключить, программы переключить. Такой и купили.

 А Настя с мамой, проводив Доронина с Санькой в магазин, принялись убирать со стола, мыть посуду, Нина Федоровна мыла посуду, Настя вытирала. И еще они разговаривали, очень эмоционально, обсуждали гостя. Мать выговаривала Насте:
- Настя, порадовала меня! Мужик высшего сорта! Молодец, отличный выбор. Серьезный, надежный. Где взяла такого замечательного?
Настя отнекивалась:
-Мам, что ты такое говоришь, мы с Александром Ивановичем практически не знакомы. Виделись несколько раз, и то по делу. И женат он, детишек двое…
- Как не знакомы? И что, практически незнакомый мужик, женатый, предложил  отвезти тебя с сыном из Москвы в Великий Новгород, запросто пятьсот километров отмахать? Как говорил Станиславский: «Не верю!». Я вижу, как он на тебя смотрит, с придыханием. И не женат он вовсе! Какая нормальная женщина отпустит такого красавца в другой город  в компании  молодой женщины. Если женат, его брак на ладан дышит, на днях он разведется. Не живет он с женой, а если живет в одной квартире, то, как сосед. Поверь, у меня опыт жизненный огромный, о любви много знаю, этот мужчина–твоя судьба, любит он тебя! И к Саньке хорошо относиться…
- Мама, что ты о любви знаешь? Ты физику преподаешь, не литературу. И любила всего раз, отца, а он умер двадцать пять лет назад. Я думаю, Александр Иванович меня не сколечко не любит. Зачем ему меня любить, кто я? Бедная журналистка, мать одиночка со съемной квартирой. Если он, как ты утверждаешь, не женат, в чем я сомневаюсь, ему совершенно другая нужна. Мы не подходим друг другу, не пара.
- А этот твой, как его, Санькин отец, он, что тебе парой был? Вы  к друг другу подходили? Не подходили вовсе, и это я тебе говорила и не раз, ты не послушала меня, и что теперь? Где этот твой?
-Мама!!!–негодовала Настя так сильно, что чуть не выронила эксклюзивную материнскую тарелку, которую вытирала, мать вовремя тарелку у нее из рук выхватила, Настя, красная от возмущения, вещала:
- Мама, ты ничего не понимаешь, мне не нужна никакая любовь, тем более Александра Ивановича Доронина, у меня другая Цель…
-Знаю я твою Цель - известной стать, этого твоего вернуть, Санькиного отца. Так, он давно на другой женат. На дочке олигарха, я в журнале читала.
- Поменьше журналов читай! - пробурчала Настя,  продолжила: - Не нужен мне Санькин отец, пусть живет, как хочет, но обо мне он услышит, и пожалеет, что меня бросил, я вот этого хочу…
- А потом, когда ты известной станешь, за тобой принц на белом коне прискачет. Долго ему скакать придется, с другой планеты, из другой галактики! - парировала Нина Федоровна, за словом она в карман никогда не лезла, так же как и Настя, говорила дальше, -Ты к гостю нашему приглядись, поверь, если ты его упустишь, его сразу подхватят, ты будешь самой последней дурой себя чувствовать, жалеть, страдать, что возможность упустила.  Будешь локти ты кусать, а не этот твой, как его…
- Мама, прекрати…- взмолилась Настя, она понимала , мать права, права во всем, но так просто Настя решила не сдаваться, - Не нужен мне никакой принц…И Доронин вовсе не принц…
- Конечно, не принц… - вдруг согласилась Нина Федоровна, и своим согласием, и последующим утверждением совершенно вогнала Настю в ступор, Нина Федоровна сказала, - Конечно, не принц, он король, самый настоящий король, и ты очень скоро это поймешь. Моя дочь ненормальная, ей короли в мужья не нужны. А кого тебе нужно? Олигарха Михаила Прохорова или режиссера Федора Бондарчука? А может князя Монако?
- Мама, прекращай! Сейчас Доронин с Санькой вернуться, на них свою энергию направь. Я уверена, сейчас Доронин новый телевизор притащит, ругайся с ним. Мне отдохнуть дай…- Настя отступила и уступила, в споре ее мать всегда побеждала, впрочем, это Настя давала ей победить, она считала – для нее, для Насти проще, что бы мать победила, в споре, на деле Настя все равно сделает по-своему.
- Хорошо, оставим этот разговор…- миролюбиво произнесла мать, перевела разговор в другое русло, - Я смотрю, вы с Санькой все его вещи привезли, Санька у меня останется?
Мать произнесла это с таким теплом и надеждой, что Насте  захотелось заплакать, она даже чуть всхлипнула, принялась тереть глаза, закивала головой, выдавила из себя:
- Он сам захотел, все твердил, если у тебя будет жить, чаще меня видеть будет, я приезжать буду. Я совсем обнаглела,  дома практически не бываю, на работе все время, когда я дома, тоже на работе, за компьютером!
Мать прижала к себе дочь, обняла, гладила ее волосы, говорила:
- Все правильно, так и нужно. Не дури, дочка,  вернись ко мне насовсем? Всех денег не заработаешь. Здесь работу хорошую найдем…
Настя вырвала из объятий матери, затараторила:
-Даже не предлагай такого, мама! Это невозможно, я должна довести до конца свой план. Я дала себе слово, ты, что считаешь, что твоя дочь – легкомысленная дурочка? Нет, я справлюсь…
- Конечно, справишься… - пожала плечами мать, повернулась, пошла из кухни, где они мыли посуду, в комнаты, в дверях обернулась, произнесла, - Ведь ты же моя дочь!               
7 
Доронин с Санькой привезли телевизор. Втащили в комнату, распаковали. Доронин принялся телевизор устанавливать, к антенне подключать, а Настя в это время изучала инструкцию к телевизору. С работой по установке и подключению телевизора Доронин справился, и даже изображение на экране у нового телевизора появилось хорошего качества, а вот порядок программ в телевизоре был нарушен, первая программа не соответствовала первой кнопке на пульте, а была, почему то на шестой, а вторая программа  вообще на девятнадцатой! Доронин долго бился, но ничего исправить не смог. Расстроился!  Нина Федоровна его успокаивала, говорила – ее все устраивает, ну и что, что программы не по порядку, у нее память на цифры хорошая, она физику преподает, и быстро расположение программ запомнит. Положение исправила Настя, изучив внимательно инструкцию, очень быстро, с помощью пульта, все программы расставила по местам. Доронин был смущен провалом, расстроился еще сильнее, распсиховался, ушел на кухню, курил там сигарету за сигаретой, он не мог себе и представить, что женщина его обставила по всем статьям. Но Настя абсолютно не гордилась своей победой, подошла, присела рядом с ним, вытащила у него из пачки сигарету, закурила, тихо произнесла:
- Если маму мою заметите раньше меня, сигнал подайте, она не знает, что я курю, а у Вас реакция лучше, я могу и лохануться…
Он кивнул в ответ, а она продолжила:
-Спасибо, Вы мне, Саньке и маме праздник устроили, вон у парня сколько положительных эмоций, на машине к бабушке ехал, телевизор с Вами выбирал. И, у мамы положительные эмоции, ей сто лет никто таких дорогих подарков не делал. Действительно, сто лет! Я даже не припомню, когда, скорее всего, никогда. Мы всегда в деньгах нуждались. Папа долго болел, умер, у мамы на руках я маленькая осталась. Бабушка, правда, еще работала, но вскоре на пенсию вышла. Вот и оказалось – у нас только мамина зарплата да бабушкина пенсия. Это сейчас учителя стали прилично зарабатывать, а десять-двадцать лет назад, немного учителям платили. Для нас банка кофе растворимого праздником была. Дом большой, отопление дорого стоит, а льгот по коммуналке почему-то никаких. Отец мой был ликвидатором чернобыльской аварии, но льготы не успел получить. Представляете, моя мать через три года после его смерти льготы начала получать. Пенсию его ей выплатили, но это копейки, крышу у дома хватило подлатать. Дом в хорошем месте, у матери  продать дом просят, она упорствует. Действительно, как продашь, родовое гнездо. А содержать средств не хватает. А квартира бы была, даже трехкомнатная, расходов намного меньше…
- Расходов может быть и меньше! - ответил Насте Доронин, - Только свой дом с квартирой не сравниться. Я всегда о доме собственном мечтал, наверное, потому что в тесноте всю жизнь прожил. С родителями и сестрами в малогабаритной двушке, потом с женой и детьми в не слишком большой трешке. Дом хочется, участок чтобы был  большой, сад, и без соседей поблизости, а дом на берегу моря.
- На берегу моря? В Сочи? В Болгарии?–спрашивала Настя.
-А почему море обязательно должно быть Черным? Это может быть и какое-нибудь другое море, или вообще океан…
- Океан? Атлантический?
-Может быть Тихий…- улыбнулся Доронин, - Или Индийский…
- Домик на Гоа? В Индии?
- Можно и там… Правда я там не был, но говорят там очень хорошо, тепло, и все удивительно дешево, фрукты копейки стоят…
- Я тоже не была. Я за границей никогда не была, а на море только совсем маленькой, с родителями…
- Вы с мужем, то есть, с отцом Саньки на море не ездили?
- Санька на море никогда не был! - произнесла Настя, сникла, сжалась в комок, Доронину ее стало жаль, просто нестерпимо, он пообещал ей:
- Он поедет, обязательно! У него  есть загранпаспорт? А у Вас?
-У меня есть, я делала, должна была в Болгарию ехать, на форум молодых журналистов, не срослось, Санька заболел, я не поехала…
- Настя, делайте паспорт сыну. Как только паспорт будет готов, я подарю Вам с Санькой путевки в Египет…
- А Вы? Вы поедете с нами?
- Я не поеду, я не могу ехать, по многим причинам…
- Не можете ехать за границу? По многим причинам? По каким?
Доронин понял – нужно объясниться. Причин действительно было много, важных и не очень, объяснять их все не было смысла, да и  очень долго объяснять было бы, он ответил коротко:
- Будем считать, я знаю страшную военную тайну…
- Смеетесь… - произнесла Настя разочаровано.
- Нет, наоборот, я абсолютно серьезен…- ответил Доронин.
-Александр Иванович, я не приму от Вас больше  подарков, тем более дорогих путевок. Хватит, телевизор уже подарили…
- А это не Вам путевки в подарок, это Саньке…
- Саньке такие подарки не нужны, у него есть мать, которая делает ему подарки… - Настя гордо вскинула подбородок, отвернулась.
Теперь уже Доронину пришлось ее успокаивать, и клясться страшной клятвой, что он больше никаких подарков семье Кораблевых делать не будет. На это и порешили. Пошли спать.
Доронину отвели комнату на втором этаже. Проводив его на второй этаж, показав комнату, Настя сказала – это ее комната, здесь она жила в детстве и юности. И это была действительно ее комната, совершенно ее. Доронин восхищенно разглядывал обшитые вагонкой стены с пришпиленными рисунками (Настя пояснила – это ее рисунки, в детстве она ходила в художественную школу), скошенный потолок, небольшое круглое окошко. В комнате был минимум мебели, небольшой шкаф для одежды с выдвижными ящиками и огромный книжный (сплошь русская классика, а еще Дюма, Жюль Верн, и Стивенсон, книги не новые, по многу раз читанные), удобный большой письменный стол, и также большой мягкий диван с цветными вышитыми подушками. На книжном шкафу ждали хозяйку нарядные куклы, в шкафу, рядом с книгами разместились симпатичные фигурки сказочных зверушек и птиц, а на диване сидели плюшевые мишки, числом пять. Убирая медведей, Настя каждого зверушку назвала по имени. Одноглазый белый мишка с красной ленточкой на шее звался Степаном, а коричневый в клетчатых штанишках - Ваней, вообще-то все медведи звались человеческими именами, были еще Володя, Миша и Ганс. Настя с любовью разговаривала с мишками, гладила их, поправляла на них одежки, Александр опять (в который за вечер) улыбнулся своей голливудской улыбкой. Он поблагодарил Настю, спросил, а где же будет спать она, Настя? Она ответила – вместе с Санькой и мамой, на первом этаже, там места достаточно. И тут же стала извиняться, что здесь, на втором этаже холодно. На втором этаже холодно не было, просто прохладно. Настя включила дополнительное отопление, электрокамин. Из  ящика достала постельное белье, принялась стелить Доронину постель, а он помогал ей. Вдвоем они быстро управились. Настя рассказала, где туалет и ванная, у двери на крючок повесила махровое полотенце,  пожелал ему спокойной ночи, и ушла. Доронин  спустился на первый этаж, где  стояла тишина, и свет был выключен, хозяйки и мальчик улеглись спать, в коридоре  нашел свою сумку, попутно  заглянул в ванную комнату, умылся, со своей сумкой поднялся на второй этаж.
Доронин опять оглядел комнату, и опять поймал себя на мысли – ему невероятно комфортно в этом доме, и эту комнату, где основными жильцами были книги и игрушки, он, по его ощущениям, видел неоднократно, а может быть жил в этой комнате в детстве. Доронин спать не очень хотел, но разделся, устроился на удобном мягком диване, включил торшер, стоящий поблизости, решил почитать перед сном. На тумбочке у кровати лежала книга, с закладкой посередине, томик Булгакова. Доронин, прежде чем взять книгу в руки, не зная, что за книга, подумал – Булгаков. Действительно – оказался Булгаков. Почитав немного уже не раз прочитанную книгу, выключил свет, попытался заснуть. Тут дверь в его комнату скрипнула, чуть приоткрылась, Доронин приподнялся на локте, вгляделся, и опять широко улыбнулся, уже в темноте. В его комнату вальяжно вошел большой рыжий кот, котэ, как называл кота Санька. Кот покрутился по комнате, запрыгнул на диван, и уютно устроился подмышкой у Доронина, свернулся клубком и громко заурчал. Александр гладил густую, но удивительно  нежную и мягкую кошачью шерсть, чесал кота за ушком и по шейке, кот терся лбом о его руку, и лбом же эту руку толкал, как будто бодал. По всей видимости, кот решил, что гость нуждается в его заботе и ласке, вот и  навестил его этой ночью.  Доронин, после ранения и контузии, спал очень плохо, тем более в душной и шумной Москве, а как засыпал, то тут же просыпался, ему снились отвратительные, ужасающие сны, и просыпался он от собственного крика. Если спал ночью подряд два часа, без сновидений, для него это было праздником.  Доктор в госпитале выписал ему снотворное, но Доронин старался снотворное не принимать, по утрам, после приема таблеток, он очень плохо себя чувствовал, его тошнило, мутило, в голове клубился туман. Так что лучше без таблеток. Но здесь, в этом городе, воздух был чистым и свежим,  настроение у Доронина было отличным,  на душе удивительно спокойно и  устал он за сегодняшний день сильно, по настоящему, устал, а под ухом у него урчал кот, и Доронин заснул. Проспал как убитый, без сновидений до позднего утра, то есть больше восьми часов. Проснулся бодрым, опять в отличном настроении, и опять, оглядывая комнату, думал – он жил в этой удивительно уютной комнате, может быть, в прошлой жизни. Кот, без задних ног, дрых у него под боком... Доронин разбудил, растолкал ленивца. Тот, спрыгнув с кровати,  недовольно мявкнув, удалился прочь из комнаты, на кухню, где  был встречен Ниной Федоровной, которая кота заругала, мол, тот, негодник, пошел спать к гостю, и мешал ему. Доронин быстро натянул свитер и джинсы, спустился со второго этажа, прошел на кухню. Он поздоровался с хозяйкой, готовившей завтрак, принялся ее убеждать, что кот совершенно ему не помешал, наоборот, дал отлично выспаться! Нина Федоровна спросила гостя, что тот будет – яичницу, блины или творог? Доронин выбрал яичницу, и отправился умываться и бриться. И когда, он, умывшийся и посвежевший, появился на кухне, его уже ждала большая тарелка с яичницей с ветчиной, луком и помидорами, и кружка кофе, обещанного ему хозяйкой вчера вечером. Доронин завтракал в обществе Нины Федоровны, которая пила кофе, и кота, который вылизывал свою уже опустевшую миску, Настя и Санька спали. Нина Федоровна принялась расспрашивать гостя, кто он, откуда. Тот рассказывал коротко, скупо, с явной неохотой. Но Нине Федоровне удалось выведать у Александра именно то, что ее так интересовало – семейное положение – в разводе, но есть двое детей, почему развелся – не рассказал, прокомментировал – так получилось. Еще хозяйку интересовало его материальное положение, он ответил – стабильное, и наличие жилья, гость доложил - собственное. Что собственное жилье – комната в коммуналке, не сказал, резонно подумал, сегодня комната, завтра будет квартира. Нина Федоровна его ответами осталась довольна, и принялась планировать для него, Саньки и Насти сегодняшний день. По ее плану, вот сейчас, позавтракав, они втроем должны поехать в центр города, там проводились народные гуляния, всяческие развлечения, вплоть до катания на лошадях, выставка снежных скульптур, то есть, все тридцать три удовольствия, и, нагулявшись вдоволь, они должны были вернуться на обед, к которому хозяйка намеревалась испечь пироги. Доронину ее планы понравились, загвоздка состояла лишь в том, что он уже позавтракал, а Настя и Санька еще спали. Он предложил хозяйке разбудить дочь и внука, а сам пошел на улицу, и что бы размяться, принялся чистить дорожки и крыльцо от снега, нападавшего за ночь.  Потрудился на славу.         
8          
 Планы Нины Федоровны воплотились в полном объеме. Доронин с Настей и Санькой действительно отправились в центр города, где нагулялись, до упаду. Были на ярмарке, на выставке снежных скульптур, даже попытались покататься на коньках на большом катке, празднично освещенном, где играла веселая музыка. Катание на коньках сильной стороной Доронина не было, в детстве, в младших классах, он пытался играть в хоккей, на этом его знакомство с коньками и льдом, закончилось. На коньках он мог стоять, и все. Настя с Санькой выписывали вокруг него пируэты, подбадривали, подначивали, пару кругов он смог проехать, потом уселся на лавочке, и наблюдал, как катаются Настя с Санькой. После катка отправились в кафешку, лакомиться блинами, проголодались как волки. Съели по огромной порции блинов со сметаной, запили сбитнем, и пока ели блины решили еще прокатиться на санях, запряженных тройкой лошадей. Ради Саньки, он очень хотел. Настя возражала, Доронин тратил и тратил на нее с сыном деньги, и деньги, по ее меркам, большие, только в кафе на блины и сбитень пятьсот рублей выложил, и на прокат коньков почти тысячу (на троих). Но она увидела, как горят у сына глаза, скрипя сердцем, на катание на тройке согласилась. Домой вернулись лишь вечером, и то после звонков бабушки,  настойчивых, она ждала их к обеду. Доронин думал, что после огромной порции блинов, обедать не станет, не захочет. Еще как захотел! В охотку смолотил огромную тарелку супа, с пирогами, пятью или шестью, да еще и второе – картофельную запеканку, и чаем все запил. Ел и думал, что если он будет так питаться еще день, другой – ему придется обновить гардероб, он растолстеет! После обеда он учил Настю с Санькой играть в нарды. Санька предложил ему поиграть в шахматы, но в шахматах Доронин оказался настолько слаб, что проиграл Саньке, пять партий подряд. Застыдившись своего неумения, принялся спрашивать у мальчика, какие еще игры в доме имеются, Санька сказал, что есть нарды и домино. Только вот в нарды он играть не умеет, умеет мама, но плохо, хорошо играет бабушка, но она играть не любит. Доронин играл в нарды отлично, если бы проводился чемпионат по нардам, он бы был чемпионом мира, поднатарел в армии, в его части служил пожилой хозяйственник, великий мастер игры в нарды, а Александр был его любимым учеником. Во время отдыха с супругой на южных берегах он этим своим умением отдыхающих удивлял, авторитет себе зарабатывал, и ему приятно было, и жена им гордилась. Тогда Доронин собой был доволен, потом понял - достижения сомнительные – мастер по игре в нарды, чушь! Но сейчас своим мастерством решил блеснуть. И блеснул! Мальчик восхищенно, раскрыв рот, удивлялся его мастерству, Настя поддакивала сыну. Бабушка, вязавшая в уголке комнаты носки, поглядывала на дочь и внука, поверх очков, и вздыхала, ей такое положение дел тоже нравилось. Она искренне хотела, что бы у Насти с Дорониным случился роман. Дочь заслужила счастье, и Доронин, по мнению Нины Федоровны, это счастье мог ей дать. Вот только дочь не хотела счастья, или была просто не готова это счастье получить? Не остыла от прошлых отношений? Наигравшись вдоволь, гость и хозяева пошли спать. И укладываясь спать в уютной комнате на втором этаже, Доронин снова подумал, что последний раз он ложился спать в десять часов вечера, учась в классе, наверное, пятом, и что он в такое детское время не заснет! Заснул, как миленький, и опять спал очень хорошо. На  следующее утро Доронин с Настей и Санькой пошли кататься на санках с горы. Вернее, Настя и Доронин решили сопровождать Саньку, сами кататься не собирались. Но видя, как заразительно  смеется, катаясь на санках мальчик, увлеклись! И катались вместе с ним с удовольствием, извалялись в снегу, кидались снежками, и смеялись. У Доронина даже заболели щеки от постоянной улыбки! Он столько не улыбался и не смеялся года четыре, последний раз он вот так вот веселился в новогодние праздники, за полгода до его трагического ранения! Он тогда вот так же играл со своими детьми, катался с ними с горки, а Кристина стояла поодаль, кутаясь в длинную норковую шубу, как всегда с сигаретой, и наблюдала за мужем с детьми, как тогда показалось Доронину, с иронией, прокатиться, как не приглашали ее муж и дети, она не согласилась. Накатавшись, насмеявшись, вывалившись в снегу, пришли домой,  голодные, но счастливые. Бабушка накормила их обедом, который они смолотили с удовольствием, а после обеда Настя увела Саньку на кухню, что бы поговорить с мальчиком наедине. Она попыталась убедить его вернуться вместе с ней в Москву, не хотела оставлять сына с бабушкой. Но Санька уперся – в Москву не поедет. Настя заплакала, мальчик шмыгал носом. В Москву Настя поехала без Саньки, вдвоем с Дорониным. Кот тоже остался в доме у бабушки. Настя практически всю дорогу до Москвы промолчала. Сидя рядом с Дорониным в машине, тыкала пальцем в кнопки радиоприемника, или играла на телефоне, или просто смотрела в окно. Доронин ее молчание не прерывал, не хочет говорить – не нужно!
Прервали молчание только когда, Доронин затормозил у дома Насти. Она опять принялась благодарить его, за то, что он подарил и ей, сыну и бабушке праздник. Он отнекивался, мол, не стоит благодарности, предложил пойти куда-нибудь поужинать, на что получил от Насти гневный отпор:
- Александр Иванович, вот это лишнее! Езжайте домой, Вас жена и дети ждут, столько дней не виделись! Они скучают!
Доронин решил с Настей объясниться, и ответил,  резко:
-Меня никто дома не ждет. Мы с женой в разводе больше трех лет, она давно замужем за другим. Так что я совершенно  свободен!
Настя осеклась, но через секунду также воинственно произнесла:
 - Это не меняет сути дела! Езжайте домой!
Доронин смутился, сказал негромко:
- Хорошо, не меняет, значит, не меняет. Насильно мил не будешь. И я, действительно поеду. Только умоляю, о нашем опасном деле - ничего без меня не предпринимайте, не суйтесь в Медицинский центр, не нужно этого! Помните, Вы мне дали обещание этого не делать. Давайте завтра созвонимся, подумаем, как туда проникнуть?
Настя скупо кивнула (Доронин почувствовал, она  приняла решение,  это решение противоречит всему тому, что он втолковывал), попрощалась, развернулась, и ушла. Скрылась в подъезде. Он поехал домой. На Настю он не обиделся, думал про себя – вот и все, а может быть, так даже лучше, для нее, не для него. Но, почему-то, на душе у него скребли кошки. И даже не кошки, а более крупные хищники.  Тигры, львы, пантеры, ягуары, барсы и рыси (все вместе взятые).  Когти у хищников были очень мощными и острыми, и скребли ой, как больно!

Глава шестая. Настя Кораблева. Много лет назад.
1
Настя вернулась в свою одинокую совершенно пустую съемную квартиру. Она бросила в коридоре дорожную сумку, корзинку с провизией, что собрала для нее мама, скинула куртку, прошла в комнату, упала на небольшой диванчик, где  спал Санька. На душе у нее было практически также плохо и муторно, как и у Доронина, скребли такие хищники, и скребли так же больно. Настя, не снимая сапожек-уггов, улеглась на диванчик, уткнулась лицом в подушку, все еще хранящую запах ее сына, такой знакомый и родной, и заплакала. Плакала и думала, что совершенно некому ее пожалеть, даже кот остался с Санькой в Великом Новгороде…И еще она думала, что совершила самую великую глупость в своей жизни, отказалась от мужчины, предназначенного ей судьбой, ради совершенно идиотской идеи – прославиться, добиться расположения другого мужчины, которому она на фиг не нужна (именно так он сказал шесть лет назад). Она могла бы жить совершенно спокойно, с надежным мужиком, который ее любил не за то, что она богата и знаменита, и что-то из себя представляет, а за то, что она такая, какая она есть, со всеми своими заморочками и выкрутасами. Она бы родила ему ребенка, и они были  совершенно счастливы вместе, гуляли бы по выходным в парке, катались на санках с горки, почти также как катались в Великом Новгороде, ездили бы летом за грибами и на рыбалку. И квартира у них была бы своя, не съемная, и за сына она бы не переживала, он был бы в крепких отцовских руках. И ей не нужно было бы биться как рыба об лед, зарабатывать деньги, экономить каждую копейку. У нее была бы новая дубленка, и духи, именно те, что ей нравятся. И, возвращаясь  домой,  она бы не окуналась в гулкую пустоту квартиры, ее встречали бы дети, и еще у них обязательно была бы собака, золотистый ретривер или лайка-хаски, а может быть две собаки, и ретривер и хаски (у них была бы большая квартира, две собаки  бы поместились), и рыжий кот, Санькин любимец,  и еще кошечка, русская голубая, или пятнистая, экзот, как в рекламе кошачьего корма, то есть полный дом животных, Настя очень нравились животные, и была уверена, что Доронину  тоже нравились, по крайней мере, рыжего кота он гладил и тискал. А по ночам они бы с мужем любили друг друга. По настоящему, по взрослому, так, чтобы искры из глаз, и кровать ремонтировать раз в неделю. Так, чтобы даже не закрадывалась в голову мысль посмотреть на другого мужчину, всех других мужчин сразу сравниваешь со своим, и они реально проигрывают! И она просыпалась каждое утро рядом  с любимым мужем, и думала – она счастлива, несмотря не на что – счастлива!
А что в ее жизни есть сейчас? Полное безденежье, съемная квартира, уродина Вероника, терзающая ее ежедневно. Сын, отказался с ней жить, решил, у бабушки ему будет лучше, кота с собой забрал. Полное фиаско!   Настя, не смотря на свои тридцать два года и наличие ребенка, полноценного опыта семейной жизни не имела (ее семейная жизнь была странной, отцу Саньки, б.м., она была нужна постольку поскольку, а семейной жизни родителей  она не помнила,  отец умер когда Насте было девять, мать после смерти отца больше замуж не выходила, так что брать пример Насте было не с кого). Настя представляла идеальную семью как в рекламе йогурта, майонеза или бульонных кубиков - чистенькую кухню с современной мебелью - большой стол, за столом двое очаровательных детишек, мальчик и девочка, родители: мама с внешностью фотомодели, мужественный красавец - папа, под столом собака и кошка. Все счастливы, все улыбаются.  Настя плакала, всхлипывала, размазывала слезы по щекам, как маленький ребенок, причитала. Чуть успокоилась, встала, пошла на кухню, выпила теплой кипяченой воды, прямо из носика чайника. И опять подумала о Доронине, ее мать была совершенно права – он не женат! И еще вспомнила, что говорила мать – такие мужики одинокими долго не будут, быстро женятся, желающих одиноких дамочек ой как много! Настя тряхнула головой –пусть! Не доступно ей простое женское счастье, она станет богатой и знаменитой, мужчины будут у ее ног валяться, она будет выбирать, а не ее! Именно так будет!
           2               
Настя Кораблева родилась в прекраснейшей семье, и лет до шести была самой счастливой девочкой мире, росла в любви и ласке, несмотря на то, что ее родители не владели собственной квартирой, у них не было высокооплачиваемой работы, модных нарядов и золотых украшений. Маленькая Настя носила самосшитые платья и самовязанные кофточки, ела на завтрак кашу, на обед - борщ, а на ужин - картошку с котлетами, мороженое или торт были для нее праздником, мандарины – только на Новый год, а так – яблоки из собственного бабушкиного сада, и клубника с грядки. Настя родилась  в Питере (тогда еще Ленинграде), ее родители снимали комнату  в старинном доме,  в одной из знаменитых питерских коммуналок (на двадцать семей). Ее отец работал в НИИ, был ученым физиком, кандидатом наук, защитился в двадцать пять, готовил докторскую, мать трудилась в том же институте инженером, помогала отцу. Познакомились родители там же, в НИИ. Мать Насти, Ниночка, оканчивая институт, попала туда на практику, и пропала! Увидела молодого аспиранта Диму Кораблева, замученного бледного ботаника, маленького, худенького, в очках, но такого умного и разумного, скорее всего, будущего Нобелевского лауреата. Юная студентка влюбилась по уши! Да и ботаник тоже оказался малым не промах, вовремя разглядел умницу и красавицу, влюбившуюся в него с первого взгляда, влюбился в нее (со второго взгляда), и женился. Так и оказались двое приезжих – аспирант Дима и студентка Нина в питерской коммуналке. Дима Кораблев был детдомовцем, родившимся в глуши ленинградской области. Но детдомовцем, гениальным от природы. В забытой богом глухой деревне, у него имелся свой дом. Только в этом доме жить было невозможно, не было там крыши, да и стены на ладан дышали. Жил аспирант в общежитии, когда женился на студенточке, они вдвоем сняли комнату, финансово им помогали родители молодой супруги, аспирант на аренду комнаты не зарабатывал, а то, что зарабатывал – тратил на книги и препараты для своих опытов, питались и одевались они исключительно на зарплату юной Ниночки. Но они были счастливы, как не одна семейная пара в мире, счастливы безмерно! И совершенно естественно, через год на свет появилась Настя, плод их сумасшедшей любви! Маленькая Настя купалась в любви, ее обожали все – и родители, и бабушка с дедушкой, и даже соседи. Настя в детский сад не ходила, хотя ее мать вышла на работу, как только девочке исполнилось  полтора годика, молодой семье нужны были деньги. Но сразу нашлись желающие остаться с девочкой днем. В коммуналке жила еще одна молодая семья, в которой было трое детишек (мал-мала меньше), их мама не работала, и резонно сказала Ниночке, мол, не парься, иди, работай, ей, соседке, все равно со сколькими детками сидеть дома – с тремя или четырьмя. Так Настя обрела лучшую подругу, Катю, среднюю дочь соседки. Девочки были почти ровесницами, Катя на полгода старше. Все время девочки проводили вместе. Играли в куклы, строили кукольные домики из книжек Настиного отца (домиков для кукол Барби в продаже еще не было). Любили сидеть на широком подоконнике в комнате Насти, окна которой выходили на Литейный проспект (третий этаж, высокие, четырехметровые потолки, все отлично видно), наблюдали за праздношатающимися толпами зевак, за синими троллейбусами, со звоном проносившимися под окнами. Когда девочки чуть подросли, любимой игрой их стала игра «в зонтики». Когда шел дождь, (как известно, в Питере, в теплое время года, дожди идут ежедневно) девочки сидели на любимом подоконнике, свесившись головами вниз. Их целью были не люди,  проходившие под окнами, а их зонтики. Зонтики делились на четыре категории: яркие цветные - «девушка», чуть поскромнее - «женщина», тусклые, неинтересные-«старушка», простые, черные-«старик». Завидев вдалеке зонтик, девочки наперебой кричали, что идет «девушка» или «женщина», или «старушка», были совершенно  разочарованы, если шел «старик». Девочки очень любили яркие, цветные зонтики, от них поднималось настроение, становилось веселей на душе. Летом, в отпуск, семья Кораблевых всегда ездила в родной город Нины, Великий Новгород. Там ходили на озеро, купаться, и на рыбалку, в лес за грибами и ягодами, места в окрестностях города были в то время на редкость грибными. Один раз молодой семье выделили льготную профсоюзную семейную путевку в Крым, и семья, подзатянув пояса, подзаняв денег, махнула на море, и Дима и Нина, как и их дочь, Настя, ехали на море в первый раз в жизни. Настя почти ничего не запомнила из той поездки, только длинный, пыльный поезд, как ей казалось, очень медленно тащившийся к вожделенному морю, плацкартный вагон, набитый потными людьми, которые уж очень часто менялись, как в калейдоскопе. Стоило Насте познакомиться с каким-то соседом по вагону, как сосед уже выходил, и на его место садился другой человек. До конечной станции доехали не многие. В городе Евпатория, где разместилась семья Кораблевых, было жарко, душно, многолюдно. Море Насте не понравилось: теплое, соленое, оно волновалось, девочка боялась войти в воду, и еще ей очень не понравился каменистый пляж, ее маленьким ножкам было больно наступать на камни…   
Жизнь счастливой семьи была разрушена в одночасье. В конце апреле 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции прогремел взрыв. Отец Насти, известный ученый физик, буквально через пару дней после взрыва был мобилизован ликвидировать чернобыльскую аварию. Дмитрий прекрасно представлял себе, куда он едет, какая опасность ему грозит, но ехал на ликвидацию аварии с превеликим удовольствием, ему было интересно своими глазами увидеть, что там произошло, оценить масштаб катастрофы. И попав в Чернобыль, увидев развалины станции, понял, домой, к семье, он вряд ли вернется. Но он вернулся через полгода, пробыв на ликвидации аварии больше месяца,  и пять месяцев в госпитале, вернулся совершенно больным. Вернулся, выписавшись из госпиталя, где его абсолютно не лечили, врачи просто не знали, от чего лечить. От той болезни, какой болел Дмитрий, лекарств не было. Дмитрий лежал дома, то есть, в питерской коммуналке, за ним ухаживала Нина. А дома, как известно и стены помогают. Ему стало немного лучше, и маленькая семья, то есть муж и жена (маленькая дочка не в счет, она права голоса еще не имела), приняли решение ехать на родину Нины, в Великий Новгород, где у родителей Нины был большой дом. Переехали в Великий Новгород, устроились в родительском доме. Нина поступила на работу, в школу (в которой преподавала целая династия учителей, родственников Нины, начиная с прапрадеда), учителем физики, в ту же  школу, в тот же год, в первый класс пошла Настя. И даже Дмитрий попытался работать, преподавал в техникум, физику и математику. Но проработав полгода, уволился, болезнь начала прогрессировать. Принялся оформлять инвалидность. Проходил многочисленные медицинские комиссии. Оформил инвалидность с трудом, вторую группы, с мизерной пенсией, и то на один год. Он говорил врачам - неужели они не видят, что ему лучше не станет, его болезнь неизлечима, или они, врачи, думают, за год у него отрастут новые, здоровые внутренние органы, по новым, не облученным сумасшедшей радиацией венам и артериям, побежит новая кровь? Врачи называли Дмитрия хулиганом, выдали ему справку, назначили пенсию, отправили восвояси, государственного закона о льготах инвалидам-чернобыльцам еще не было, да и когда закон появился, нужно было доказывать, что ты действительно инвалид-чернобылец, ликвидировал аварию. Дмитрий, к его несчастью, переехал в другой город, и должен был отправиться в Питер, взять справку в институте, пославшим его в смертельную командировку, оформлять пенсию в Питере, и потом эту пенсию  перевели бы по его новому месту жительства. Здоровому человеку это было не под силу, а тут смертельно больной!   Но Дмитрий, не смотря на вид абсолютного ботаника, был мужественным человеком, и справился с поставленной задачей. Оформил пенсию, перевел  получение в Великий Новгород. Но эта пенсия, полностью уходила на покупку лекарств для Дмитрия, на усиленное  питание для него же, и оплату консультаций известных врачей. И надо сказать, что когда через год, Дмитрий пришел продлевать инвалидность, врачебная комиссия очень удивилась, что он жив, врачи похоронили его, посчитали, что больше месяца он не протянет. Маленькая Настя практически не помнила отца здоровым, только больным. Сидящим на лавочке во дворе их большого дома, бледным, почти серым, лысым, страшно худым, даже летом кутающимся в шерстяной свитер, шапку и шарф. Маленькие дети  жестоки, в силу своего возраста и недопонимания жизненной ситуации. Вот сейчас, став взрослой, Настя думала, что чудовищно мало времени проводила с отцом, а будучи маленькой, она просто стыдилась его. У других детей отцы были молодыми, здоровыми, веселыми, а ее отец с трудом мог спуститься с крыльца (держась двумя руками за перила), усесться на лавочку. Когда отец совсем слег, то часто просил дочь посидеть рядом с ним, взять за руку. Настя стеснялась, ей было неприятно сидеть рядом с больным человеком,  присев на пару минут, она убегала играть с другими детьми. Отец умер во сне, рано утром, весной. Он мечтал пережить зиму, дожить до весны, когда станет тепло, можно выйти на улицу, погреться на солнышке. До весны он дожил, на солнышке погреться не успел. Ему было всего тридцать пять.
После смерти отца мать Насти, замуж больше не вышла, она полностью погрузилась в дела школы, вскоре стала завучем, а потом и директором. Работала, как проклятая, взваливала на себя все, что только можно взвалить. Это сейчас, взрослая Настя понимала, мать так много работала, чтобы не думать о смерти мужа, заполнить, забить  голову ерундой, мелочами, вечерами еле доползать до дома, падать на кровать, и засыпать камнем. И не думать, только не думать о том, что можно было бы все исправить, изменить! Можно было бы не пустить мужа в смертельную командировку, лечь у порога, и кричать «Не пущу!». Он интеллигентный человек, через жену бы не переступил. Можно было бы плакать,  просить, умолять, он бы послушал, не поехал. А она собирала ему чемодан, провожала на вокзал, на поезд до Киева, просила привезти киевский торт. Какой ужас! Нужно было клещами в мужа вцепиться, домой тащить, а не просить привезти торт! И вот теперь Настя видела мать лишь  в школе (мать приходила домой, когда Настя уже спала, а уходила, когда дочь еще спала), строгую, с поджатыми губами, в деловом костюме, с гладко зачесанными в пучок волосами, но красивую до умопомрачения. Даже в деловом костюме было видно ее отличную фигуру, гладкая прическа лишь подчеркивала красоту ее лица, особенно ярких голубых глаз.
Настю воспитывала бабушка, в школе бабушка работала на полставки, преподавала историю древнего мира, в пятых-шестых классах, занятий у нее было немного, и бабушка за руку с Настей покидала школу в первой половине дня. Они шли пешком домой, заходили в магазин, на рынок, покупали продукты, вместе готовили обед, обедали, Настя садилась за уроки  (с которыми у девочки проблем не было, училась она отлично), и ждали возвращения из школы матери (она приходила в десять-одиннадцать часов вечера). Став постарше, Настя, как и ее мать, пропадала в школе, просто-напросто стала ее лидером, писала статьи в стенгазету (очень едкие и умные), организовывала различные мероприятия, концерты, дискотеки. Как-то в школу приехал корреспондент городской газеты, написать о школьном музее, также организованном Настей, корреспондент написал о девочке статью, потом Настя выступила по местному радио и по местному телевидению, ее пригласили вести колонку в газете, которую она вела три года, с восьмого по одиннадцатый класс. И естественно такой активной девчонке захотелось учиться в Москве, на факультете журналистики, в МГУ (Настя была о себе очень высокого мнения, считала себя сверхталантливой). По окончании школы (с золотой медалью), Настя, не слушая советов бабушки и матери, которые хотели, что бы девочка училась в их городе, благо у них в городе тоже имелся Университет. Настя хотела только в Москву, только в МГУ. Она поступила (всем утерла нос) на дневной, на журналистику, сдала единственный экзамен с отличием, и творческий конкурс прошла,  статьи помогли, она была единственной из поступающих, которая три года вела колонку в ежедневной газете! Настя прыгала от радости, а бабушка и мать ужасались, понимали, как трудно придется девочке, ее  ждет  общежитие, безденежье, и самое страшное испытание – Москва, с ее соблазнами - дорогими магазинами, и москвичами, не терпящими провинциалов. Так все и получилось. Общежитие, пустые макароны на обед, потому что стипендия потрачена на модную кофточку, а денежный перевод, поступивший от родителей, на модные джинсы, неистребимое желание подработать, все равно кем, хоть уборщицей, а лучше по специальности. И первая любовь – конечно, с парнем-москвичом!    Настя прекрасно знала историю любви своей матери. Мать часто рассказывала об отце, Настя внимательно слушала, и понимала – ей хочется рассказать, поделиться своими воспоминаниями, ведь у нее не осталось от любимого мужа ничего, кроме воспоминаний, и,  рассказывая, мать переживала вновь встречу с Дмитрием, свадьбу, совместную поездку к морю. Только вот о смерти отца мать  никогда не рассказывала, боялась не выдержать, разрыдаться. Дочь мечтала встретить такого замечательного человека, каким был ее отец. Встретила, на свою голову!   
 3
Настя влюбилась в молодого преподавателя. Александр Борисович Клюев (имя Александр, скорее всего, было для Насти кармическим, практически всех мужчин в ее жизни звали Александрами, включая сына)  вел  у группы, в которой училась Настя, практические занятия. Увидев импозантного молодого мужчину, с длинными волосами, затянутыми на затылке в хвостик,  в твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях, в потертых джинсах, в общем, сугубо творческую личность, не от мира сего, умно рассуждающего о высоких материях, Настя влюбилась без памяти.  Для Насти ее любовь вылилась в сущий кошмар! В присутствии Клюева Настя не могла проронить не слова, ее будто бы разбивал паралич, руки отнимались, ноги подкашивались, язык прилипал к небу. Так она  просуществовала целый семестр. На семинарах присутствовала, реферат сдала, а на вопросы преподавателя ответить была не в силах. Ей грозил реальный незачет! Когда преподаватель задавал вопрос, она вставала, но ничего вразумительного ответить не могла, получала твердую двойку,  подошла к зачету, с одними двойками. Но зачет сдавать нужно было кровь из носу! До экзаменов не допустят! Когда группа сдавала зачет, Настя дотянула до последнего. И вот все зачет сдали, в аудитории  остались двое – Настя и Клюев. Настя сидела напротив Клюева и молчала, а тот вещал:
- Я Вас не понимаю, Кораблева. Что с Вами? У Вас одни двойки,  реферат написали отлично! Я пытался спрашивать в течении семестра, Вы не ответили не на один мой вопрос, с Вами вообще все нормально? И сейчас молчите. В зачетке у Вас одни пятерки, как Вы их получили? Ответьте хоть что-то! Вы вообще нормальная, с головой  в порядке?
Настя потупилась, чуть не плакала от умиления, но на Клюева боялась смотреть, она впервые видела его близко. Но тот задавал и задавал вопросы:
- Почему молчите? Что  происходит? Вы больны? Врача вызвать?
Настя выдавила из себя:
- Не нужно врача…
- Тогда, что с Вами? – не унимался Клюев.
-  Я Вас люблю… - прошептала Настя.
- Вы меня что…? – не понял Клюев.
- Я Вас люблю!! – уже громко сказала Настя.
Клюев потянул к себе зачетку, размашисто расписался, поставил Насте зачет (оценки он ставил неофициально, что бы понять, кто в течении семестра хорошо отвечал, кто плохо), протянул зачетку Насте, со словами:
- Идите, Кораблева, Бог с Вами…
Настя встала, не жива, не мертва вышла. Она не осознавала, понял он ее или нет, правильно она сделала или нет, что призналась ему в любви? Или он ее за идиотку посчитал? Но зачет поставил, и ладно…Оказалось, он ее прекрасно понял, и прекрасно запомнил. Специально пришел на студенческий новогодний вечер, нашел Настю, подпирающую стенку, пригласил танцевать. Пришел, потому что Настя ему понравилась, показалась неординарной девчонкой. Ему было двадцать шесть, преподавал он три года, и за три года Настя была единственной студенткой, признавшейся ему в любви. И еще, она была просто  красавицей – высокой голубоглазой блондиночкой с длинной косой, с отличной спортивной фигуркой! А когда она открыла рот (а она его все-таки открыла, и болтала целый вечер безумолку), он понял, что она еще невероятно умна! После новогоднего вечера Клюев пригласил Настю к себе домой (у него была своя собственная однокомнатная квартира, доставшаяся в наследство от бабушки), и с того дня они  не расставались (он оказался ее первым мужчиной, что невероятно подняло его самооценку). Новый год встречали вместе, в постели, с французским шампанским и черной икрой (Клюев раскошелился). «Как встретишь Новый год, так его и проведешь…», сказал тогда Клюев, и весь  следующий год он хотел провести в постели с Настей. И даже на каникулы Настя к себе в родной город не поехала. Она переехала жить к Клюеву, думала навсегда, оказалось, что вовсе нет… 
С Настей Клюеву было очень комфортно, интересно, весело, каждый день она его чем-то удивляла, потрясала. Готовила ему на ужин вкуснейшие блюда, обыгрывала, как подать их на стол, придумывала целые спектакли. После занятий у вечерников он ехал домой, и мечтал о прекрасной девочке, думал, а что она ему сегодня преподнесет! А Настя была на седьмом небе от счастья! У нее в ее жизни настоящая, взрослая любовь, как в книгах и фильмах. Она, не смотря на свои серьезные занятия, такие как написание статей в газетах, почти до окончания школы играла в куклы. У ее кукол была совершенно человеческая взрослая жизнь, взрослые семейные отношения (фантазия у Насти было бурной, она придумывала и разыгрывала с куклами целые спектакли, многоактовые драмы).  Куклы были мужского и женского полу (куклой мальчиком была кукла девочка, но в мужской одежде (сшитой самой Настей) и с коротко обстриженными волосами), у кукольных семей были дети (маленькие пупсы), жили они в обустроенных из книг квартирах с самодельной мебелью. Куклы жили насыщенной  жизнью, ходили на работу, учились в школе (писали диктанты и контрольные работы, у каждой куклы была тетрадь, где диктанты и контрольные записывались, и дневники, где выставлялись оценки). У взрослых кукол были паспорта с фотографиями (от руки нарисованными портретами), медицинские карты с диагнозами (куклы болели, им давали таблетки, ставили уколы и капельницы, делали операции, все назначения и последствия  операций подробно записывались в медицинские карты). Куклы заводили романы, любили друг друга, женились (даже спали вместе), разводились.  Куклам шилась одежда, у каждой  был полный гардероб, включая шубу, шапку, пальто, и даже выходные платья.  И вот, сразу от кукольных отношений, Настя перешла к реальным.
В жизни молодых людей была бы сплошная тишь да гладь, любовь-морковь, если бы не мамаша Александра, Зоя Германовна. Она контролировала все и вся, не важно, что  физически в квартире молодой пары не присутствовала. Звонила по пять-шесть раз за вечер, ей было интересно все, что делает для ее сыночка Шурочки Настя, какие продукты покупает, что готовит, на каком масле жарит, а также  каким порошком стирает постельное белье и рубашки ее сыночка, а еще, во сколько молодые укладываются спать, и во сколько встают (сколько раз за ночь любовью занимаются  мамаша не спрашивала, но, скорее всего, хотела бы спросить). И помимо разговора с Настей, часами говорила с сыночком Шурочкой (когда тот был дома). И как только она начинала причитать, что он попал в плохие руки, Настя слушала, мать Клюева говорила  громко, в однокомнатной квартире от ее пронзительного голоса спрятаться было некуда, невольно приходилось подслушивать. А Клюев не слушал, клал трубку рядом с телефонным аппаратом, уходил в туалет. Его мамаша вещала не ему в ухо, а в пространство квартиры. В выходные сыночек Шурочка с ненавистной его матери девушкой Настей обязан был посетить мать, по семейной традиции прибыть на воскресный обед.  Настя думала – Клюев, скорее всего, был счастлив неимоверно, когда получил в наследство квартиру, и съехал от матери, от ее постоянного тоталитарного контроля, и представляла себе, каких усилий ему это стоило. На обед, кроме Александра с Настей приходили еще и старшая сестра Александра, Анна, с недотепой-мужем и сыном-подростком, надутым индюком, не расстающимся с электронной игрушкой, издающей противные резкие звуки. Он постоянно получал от матери окрики и подзатыльники, мать требовала, что бы сын немедленно выключил игрушку, иначе она ее выбросит. Мать Клюева заняла очень интересную позицию. Когда сын с девушкой навещали ее, с девушкой она  не разговаривала, на нее внимания не обращала. Она говорила иносказательно, общалась через переводчика (сына). Например, она говорила примерно так:
- Я и не думала, что сегодняшние молодые девушки не умеют держать в руках столовые приборы, интересно, в какой семье нужно родиться, в какой глухомани, что бы этого не уметь?
Настя, выслушав такое, готова была бежать из-за стола,  выскочить на улицу, но, втянув голову в плечи, оставалась на месте. Клюев ей строго настрого приказал – с матерью его не спорить и не ссориться, во всем соглашаться. Соглашаться - да, но не делать того, что она хочет,  делать все можно по своему, мать же проверять не будет. Настя стоически издевательства будущей свекрови  терпела. Мать Клюева в Насте не устраивало ничего. Внешний вид - одеваться, причесываться, краситься не умеет. Провинциалка!  Происхождение?  Ее мама сельская учительница! Образование? Она, определенно окончила сельскую школу, ну и что, что с «золотой» медалью, на селе получить медаль гораздо проще, чем в Москве, она в  сельской школе, наверное, были единственной ученицей, вот медаль и дали! Слова Насти, что родилась она не в селе, а в большом старинном городе, областном центре, Великом Новгороде и то, что ее мать не сельская учительница, а директор лучшей школы в городе, и директор не в первом поколении, мать Клюева не захотела услышать. И то, что Настя поступила в МГУ, сама, без протекции, и учится там только на отлично, мамашу Клюева совершенно не впечатляло.  Настя иногда думала, если бы она была дочерью олигарха Потанина или президента Путина, мать Клюева это тоже не устроило, она бы утверждала, что женой ее сына должна быть только особа только королевских кровей? А будь Настя королевских кровей, что тогда от нее требовала будущая свекровь?
4
Клюев защитил кандидатскую диссертацию, решил, что преподавать в Университете ему уже не по чину, он достоин большего. Он ринулся в журналистику. Благо знакомых в газетах и журналах у него было  много. Еще, будучи преподавателем, он писал аналитические статьи в крупные газеты и популярные журналы, эти статьи проходили на «ура», многим нравились, он даже в паре телевизионных программ засветился, выступал как эксперт, рассказывал о политике и экономике. И вот он решил заняться журналистикой всерьез. Настя его поддерживала, но понимала, работая журналистом, он много получать не будет, придется ограничить траты. Ограничить траты для нее проблемой не было, тратить и так было нечего. Денег ей Клюев давал минимально,  даже на питание не хватало, а еще ведь и коммунальные платежи нужно оплачивать, интернет и мобильный телефон. На хозяйственные нужды уходили деньги, что присылала ее мать и стипендия Насти. Из одежды Настя покупала минимум, когда носить то, что у нее было, оказывалось совсем неприлично, дорогостоящие вещи (сапоги, пальто, куртку) обычно покупала ей мать, дарила на день рождения или Новый год, видела, что дочь одевается как оборванка, хоть и с мужчиной живет. Зато Клюев как сыр в масле катался, и все, что зарабатывал, на себя тратил, ни в чем себе не отказывал. Раскатывал на дорогой машине (говорил, что подарила машину мать), носил дорогие костюмы, золотые часы.  А сферу деятельности решил сменить, из преподавателей уйти еще и потому, что копать под него начали, подозревать, что взятки со студентов берет. Взятки он действительно брал, просто сообразил – можно благополучие повысить таким нехитрым образом, и желающие эти взятки дать имеются. Студенты сами предлагали преподавателю деньги за то, что отвечать не будут, и Клюев соглашался, почему бы не согласиться! А чуть позже сам стал предлагать студентам – пятерка столько-то стоит, четверка столько-то, а тройка столько-то, платите, если сдавать экзамен не хотите. Эта информация дошло до ректора, тот вызвал доцента Клюева на ковер, предложил уволиться. Клюев уволился. Как не странно, именно увольнение стало для него волшебным пендалем, его карьера пошла в гору…
Клюев сосредоточился на написании статей для газет и журналов. И тут его незаменимой помощницей стала Настя. В один прекрасный день, она, вернувшись из Университета, застала своего возлюбленного за компьютером, он лихорадочно что-то печатал, по уши зарывшегося в бумаги, на ее вопросы не отвечал, только буркнул – занят, нужно сдавать завтра сразу три статьи, такой вот геморрой! Настя вызвалась ему помочь, хотя бы отредактировать то, что он уже написал. Клюев знал, она пишет очень неплохо, перекинул со своего компьютера  на ее ноутбук  ( ноутбук подарили Насте мать и бабушка, заплатили за техническую новинку сумасшедшие деньги, ноутбуки пятнадцать лет назад были редкостью, мать  заказала ноутбук  одному из своих бывших учеников, тот возил компьютерную технику из Германии, у Насти  единственной на курсе был ноутбук, она страшно им гордилась,  никогда  не расставалась, он служил ей верой и правдой почти десять лет). Клюев доверил Насте отредактировать статью, и она справилась на «отлично». Тут же перекинул ей материалы для другой статьи, и на тему, отличную от темы предыдущей. Настя проанализировала собранные Клюевым материалы, быстро ухватила основную суть. Написала. В итоге, еще до полуночи они с Клюевым написали заказанные три статьи, притом две написала Настя, Клюев - одну (с учетом, что и ее отредактировала Настя). С того дня Настя стала постоянным соавтором Клюева, не только соавтором, иногда и единоличным автором. А он был спокоен – со статьями в газетах и журналах вопрос решен, они  написаны всегда вовремя и в срок. И то, что писала Настя, Клюев  даже не читал – в мастерстве Насти он был уверен. Просто подкидывал ей тему, Настя материал сама собирала (чаще по библиотекам, с Интернетом  десять лет назад было туговато, а пятнадцать вообще швах), писала самостоятельно, а вот деньги Клюев получал (говорил, все в дом, все в дом...). А он еще и интервью брал, у знаменитостей. Брал-то он брал, на диктофон записывал, а расшифровывала Настя, и согласовывать текст тоже ездила Настя, Клюев своим интервьюированным говорил, мол, как текст интервью подготовлю, моя помощница подъедет, на подпись текст привезет. Не жена, не любовница, не подруга, а помощница! И за эту помощь Настя не имела ни копейки. Иногда Настя у Клюева спрашивала, почему они так много работают, и ничего за это не получают? Тот менторским тоном отвечал, нужно сначала в журналистике себе имя сделать, потом денежки пойдут. Но денежки все не шли и не шли, вернее, шли, но только в карман Клюеву. Настя ходила оборванкой, ездила по Москве на метро, покупала минимум продуктов, отдавала лучшие куски Клюеву, сама питалась впроголодь. А ведь она училась в МГУ, на дневном, и училась отлично! По окончанию занятий, бежала домой, писать статьи, или в редакции, статьи сдавать, или в библиотеки, материал для статей собирать, моталась по всему городу, встречалась с разнообразными людьми, ездила к героям интервью Клюева, тексты подписывать. А еще в ее обязанности входило - быть идеальной хозяйкой: готовить, стирать, убирать и ублажать повелителя (в постели)!  Что она и делала замечательно! Не хуже чем писала статьи…
Клюев сделал-таки себе имя (благодаря Насте!), но какие-никакие мозги у него были, по крайней мере, говорил он превосходно, мог абсолютно на любую тему вещать часами. Он  сосредоточился на конкретных проектах, мог теперь выбирать из того, что ему предлагали. А ему предлагали, например, участие во множестве телевизионных программ, он с удовольствием приходил (покрасоваться, эрудицией блеснуть, денежку получить). Несколько  лет скитаний его по телевизионным каналам, участия в различных ток-шоу, были вознаграждено. Он осел на одном из федеральных, в качестве ведущего аналитической программы!  Это был небывалый успех, ведь Александру не исполнилось еще и тридцати!  Клюев полностью сменил имидж. Из богемного длинноволосого эстета, в рваных джинсах и пиджаке с кожаными заплатами, превратился, в импозантного денди, со стильной короткой стрижкой, в идеально сидящем дорогом костюме, в модных очках в тонкой золотой оправе.  И теперь у него самого брали интервью (почему-то в основном журналистки), в которых он рассказывал, что не женат, ищет свою половинку,  благодарен своей маме за прекрасное воспитание и образование. Брали интервью и у его мамы, которая твердила – она ждет не дождется внуков, мечтает познакомиться с избранницей сына. Настя, когда это прочитала, обмерла, кинулась с вопросами к Клюеву. Тот уговорил ее, уверил, его заставили сказать неправду продюсеры, специально придумали такую легенду, мол, он не женат, в поиске, что бы привлечь к нему женское внимание  - аналитическую программу в основном смотрят мужчины, а телевизор вообще – женщины, так вот, продюсеры захотели, что бы их программу смотрели женщины. Настя поверила. На тусовки Клюев ходил в гордом одиночестве, но в журналах и газетах появлялись его фотографии с разнообразными девушками, а в телепередаче «Пока все дома» он снимался вдвоем с мамой. О Насте в прессу не просочилось не слова…   
Так вот, Настя оказалась беременна…Уж очень не вовремя и неожиданно это получилось. Она сначала не поняла, что с ней произошло, девчонки, учившиеся с ней в группе, подсказали. Настя во время лекций  постоянно в туалет выбегала, ее, то тошнило, то мутило, то вдруг так в туалет хотелось, что она до конца лекции досидеть не могла. Настя ничего не ела, ее тошнило практически от всего. От запаха табачного дыма в обморок падала, а ведь  курила с десятого класса, по серьезному, по взрослому, пачку сигарет в день. Вот тут девчонки подсказали, произнесли сакраментальное, мол, Настюх, ты не  беременна ли? Настя отрицательно замотала головой, а сама задумалась, подсчитала дни, и прослезилась. Все складывалось не в ее пользу. Купила тест в аптеке, естественно тест показал положительный результат. Вечером того же дня,  Настя еле дождалась Клюева. Тот явился как всегда поздно, слушать ее не хотел, требовал ужин. Потом требовал материалы, что велел собрать для его аналитической программы. Настя придумывала для его программ сюжеты, собирала предварительные материалы, составляла вопросы, по ее наметкам корреспонденты программы, которую вел Клюев, снимали сюжеты, брали интервью. Клюев выдавал Настины наработки за свои. И в тот вечер, его, прежде всего, интересовали собранные материалы, а потом уже сама Настя, ее самочувствие. Настя настояла - им надо поговорить, у нее неприятности. Тут до Клюева дошло, что-то случилось с Настей, он спросил в лоб:
- Настя, ты чем-то больна? Заразным? Если заразным, уйду жить к маме! – Клюев был очень брезглив, страшно боялся чем-либо заразиться, отравиться, перегреться на солнце, замерзнуть на морозе, промочить ноги, в общем, о своем здоровье пекся страшно. Настя  успокоила:
- Я не больна, я беременна…
Клюев не понял:
- Ты, что?
- Беременна, у нас будет ребенок…
- Зачем нам ребенок, Настя? Я не готов стать отцом,  здесь нет места для ребенка! Ты говоришь глупости, ребенок мне не нужен!
- Однако он уже есть… Ты предлагаешь его убить?
-Это твои женские проблемы! Делай что хочешь, ребенок мне не нужен!
- Но я же не от святого духа беременна. У меня мужчин кроме тебя  не было! – Настю трясло от возмущения. Но Клюев был непреклонен – ребенка он не хочет,  ребенок не нужен, ребенок  будет мешать, и что бы Настя о ребенке больше не заикалась! Настя проплакала всю ночь, утром пошла в «Женскую консультацию», где ее просто огорошили – у нее беременность четыре месяца, о чем она раньше думала! Аборт? Какой аборт, ребенок через неделю шевелиться будет, ей не один врач аборт не сделает, даже за большие деньги, аборт в ее случае – убийство (и матери и ребенка), и самоубийство (врача). Настя, оглушенная неприятным известием, поплелась домой. Понимала – Клюев, скорее всего, ее, выгонит из дома, она останется на улице бомжевать, на четвертом месяце беременности. О том, что бы вернуться в Великий Новгород, она и думать не хотела, хотя знала, если сейчас наберет телефон матери, расскажет о том, что с ней произошло, мать тут же примчится, и увезет ее домой, где тепло,  уютно, сытно, где нет Клюева с его мамашей, его статьями и телепередачами. Настю, будут холить и лилеять, пылинки с нее сдувать, она не будет голодать и носить обноски, и родит здорового ребенка, которого вся ее семья будет обожать. Но, вернуться домой означало капитулировать перед Клюевым с его мамашей. Уедет она, он на другой жениться, про нее, Настю, думать забудет! С глаз долой из сердца вон!  А она его любит! Любит до безумия! Настя пришла домой, застала Клюева дома (что было редкостью). Тот валялся на диване в ботинках, и грыз семечки (он их просто обожал, но его мамаша семечки ненавидела, постоянно Настю предупреждала – не давать ее сыночку Шурочке семечек, они желудок засоряют и зубы от них портятся). Настя отобрала у Клюева мешок с семечками, выбросила в мусоропровод, тот поерепенился, но с потерей семечек смирился (помнил наставления своей мамы). Настя поняла, если она родит ребенка, у нее на руках будет двое детей, один взрослый, другой маленький, и она, скорее всего, физически просто не справится. Клюев тут же потребовал отчет – как поживает ее ребенок, когда она идет на аборт, и сколько это стоит, пусть ищет клинику подешевле, у него как всегда не было денег. Ответ Насти, что аборт делать поздно, привел его в шоковое состояние, помолчав пару минут, он заорал как шакал, которому прищемили хвост, орал непрерывно два часа. Настя, заткнув уши, сидела на кухне, и пока он орал, думала – когда он ее выкинет из дома, дадут ли ей общежитие, доучиться семестр нужно (март месяц на дворе, учиться  еще два месяца, и сессию сдавать). Клюев, прооравшись, принялся названивать своей мамаше, рыдал в телефонную трубку, обвинял во всех смертных грехах Настю, потом притащил телефон на кухню, всучил трубку Насте. Теперь Настя выслушивала истерику его мамаши. Мать Клюева кричала, что, она, Настя - подлая дрянь, вознамерилась повесить на шею честнейшего и благороднейшего человека, ее сыночка, своего ублюдка. Она необразованная убогая лимитчица, ей нужна только московская квартира сыночка Шурочки, и чтобы она немедленно убиралась в свою Тмутаракань, оставила ее замечательного сыночка в покое. Настя, минут десять послушав истерику Зои Германовны, просто положила трубку телефона на кухонный стол, полезла на антресоли, достала чемодан, начала собирать вещи, книги, посуду, только то, что она сама покупала. Набила чемодан вещами, попрощалась с Клюевым, таща за собой чемодан, зажав ноутбук под мышкой,  направилась к выходу. Клюев бросился следом, вырвал  чемодан, выхватил ноутбук, затолкал Настю в комнату, усадил на диван, потребовал объяснений:
-  И куда ты направилась? Куда ты пойдешь?
Настя пожала плечами:
- В общагу. Сессию сдам, потом может быть, академку возьму, а может быть, в Великий Новгород переведусь, в местный университет.
- Значит, ты твердо решила родить? – он был не приклонен.
- Саша, у меня нет другого выхода, аборт делать поздно, до тебя, что еще не дошло? Если очень захочу сделать аборт, мне его ни один врач не сделает,  даже за большие деньги!
- Ты решила уйти в общагу, родить ребенка, выставить меня подлецом. Мол, известный телеведущий бросил беременную подружку! Та вынуждена жить в общаге! Алименты с меня требовать будешь, отцовство заставишь признать. Вы провинциалки одинаковые, в Москву лезете, любыми путями закрепиться хотите! - он цедил ужасные слова сквозь зубы, выглядел просто омерзительно. И тут Настя поняла – он боится! Боится, что его личная жизнь выплывет наружу. Все узнают, что ни какой он не одинокий рыцарь, ждущий свою даму. Он мелкий пакостник, с убогой душонкой,  сделавший девчонке, с которой сожительствовал два года, которой пользовался, как домработницей,  любовницей, «литературным негром», ребенка, и которую  выбросил на помойку. И будущего ребенка признавать и содержать не хочет!  И еще он боится, что она интервью будет направо и налево раздавать, и расскажет, что она за него статьи писала, сюжеты для телепередач придумывала. Настя попыталась встать, уйти прочь, настолько он был ей противен. Тут Клюев опустился перед ней на колени, принялся целовать ее руки, умолять не уходить, не бросать его, он без нее жить не сможет! Настя осталась с Клюевым, о чем потом страшно пожалела.

Глава седьмая. Настя Кораблева. Зима-Весна.
1
В съемной квартире, той самой, которую нашел Доронин, и в которую она переехала на днях, Настя  сидела за компьютером, печатала очередную статью. Ее пальцы с неимоверной скоростью летали по клавишам. Настя писала статью о пресловутом Медицинском центре, о лекторе Трофимове и целительнице Варваре. Это была уже ее вторая статья на эту тему. Статью о Юле Лисицыной, о  ее смерти, о лекциях господина Трофимова, которые косвенно послужили причиной смерти девочки, Настя уже написала, статья была напечатана, имела высочайший резонанс, газету забросали письмами, требовали предложения затронутой темы. Вот Настя и продолжала…Как только была написана первая статья, Настя сразу же позвонила Доронину, он же хотел статью прочитать, решить можно ли ее публиковать, все ли  написано корректно. Они встретились вечером, в ближайшую  субботу, в пиццерии, той самой, где впервые ужинали. Доронин внимательно прочитал статью, и одобрил весь текст до единой буквы. Они пили кофе, обсуждали написанную статью. Он спросил – будет ли продолжение? Настя замялась. Вспомнила их с Дорониным разговоры, его просьбы не раскручивать ситуацию с Медицинским центром, подождать, поверить ему, Доронину, на слово, он не оставит чету Трофимовых в покое. Поэтому она сказала – писать дальше не будет, пока ситуация не проясниться…Он поверил. И тут же рассказал историю о мальчике Пете Горохове, из рязанского детского дома, о его сестренках, находящихся в московском детском доме, попросил написать вот об этих детях. И еще добавил – мальчик просил разыскать его мать, и по просьбе Доронина ее нашли, только вот Пете рассказать, что мать нашли, Александр не может. Мать этих детей нашли в турецкой тюрьме, она осуждена пожизненно, за торговлю наркотиками. В Турции очень строгое законодательство, за торговлю наркотиками можно заработать и смертную казнь. Мать Пети Горохова еще пожалели, дали пожизненное. Настя слушала историю мальчика очень внимательно, кивала, закусив губу, почти плакала. Написать о детях, конечно же обещала. Они поговорили о статьях в газетах, о мальчике Пете и его сестренках, о природе, о погоде, и о Саньке с Ниной Федоровной… Чисто деловой разговор. О свиданиях, расставаниях ни слова. Ничего личного. И о том, что он скучал, он не сказал (видимо, не скучал), и она не сказала, хотя скучала очень сильно.  Он предложил ей помочь переехать на другую квартиру, на дворе первое Марта, переезжать необходимо, ей для переезда потребуется грубая мужская сила, и потом, у него машина. Она согласилась. Он подвез ее до  дома, она поблагодарила за прекрасный вечер, к себе не пригласила, попрощалась у подъезда. Он не напрашивался, кивнул в ответ, развернулся, пошел к машине, она смотрела ему вслед. Ничего личного!  Он приехал на следующий день, помог собрать, упаковать вещи (их было не так много – маленький телевизор, компьютер, два тюка с пастельным бельем, одеялами и подушками, и несколько клетчатых больших сумок с личными вещами, пара связок книг и надувной матрас, который постоянно путешествовал с ней), погрузил вещи в машину.  Все удалось перевезти за один раз. На уютной кухне, в новой съемной квартире они пили чай.  И опять говорили о какой-то ерунде, о чем-то несерьезном. Он шутил, она смеялась, она острила, он тоже смеялся. Посидев немного, раскланялся, она его не удержала… После его ухода дала себе слово – не будет звонить ему, он не будет приходить к ней гости, и в гости к Нине Федоровне они никогда не поедут. Они не пара, не подходят  друг другу. Но он именно тот хороший парень, которого рекомендовала найти ее мать! Но он намного лучше ее, а она хочет ему только счастья! С ней он счастлив не будет, а счастья он достоин. И потом у нее же есть ЦЕЛЬ! А он решил для себя – насильно мил не будешь, не нравится он Насте, не хочет она его – не нужно. И потом, у нее же есть ЦЕЛЬ, и что бы ее достичь она пойдет по головам, глотки будет грызть, она предупреждала…  А он помеха…
И он, и она вели себя как малые дети, вбили себе в голову какую-то ерунду, надели на глаза шоры, заковали себя в кандалы. И невдомек  им, глупым, что созданы они друг для друга… А это же такая редкая редкость - люди, что созданы друг для друга  встречаются в этой жизни, и понимают, их ждет сказочное, невероятное счастье.  И для того, чтобы быть счастливыми,  нужно просто себе это  позволить. Просто позволить. Скинуть шоры, расковать кандалы, выбить из головы всяческую блажь и муть, и просто позволить себе сказать другому человек «Я тебя люблю…». Так просто… 
 2
Пальцы Насти летали по клавиатуре. Она описывала свои приключения в Медицинском центре. Настя ослушалась Доронина, не отреагировала на его мольбы, и проникла в Медицинский центр под видом пациентки. Специально для этих целей тайком взяла у матери старую, потертую длинную юбку (мать в этой юбке летом в огороде копалась, она принципиально не носила брюк) и старую куртку, облачилась в эти странные вещи, повязала платок, и изменилась до неузнаваемости, из молоденькой девчонки превратилась в усталую женщину средних лет. Этого и добивалась, она страшно боялась, что охранники Медицинского центра ее хорошо запомнили по белой куртке,  белым сапожкам-уггам, распущенным светлым волосам. А так своим вот таким странным внешним видом она их собьет с толку. Настя придумала легенду – она расскажет, что больна ее мать, ей требуется дорогостоящее лечение, надеялась, что может быть, ей удастся попасть к самой целительнице Варваре, поговорить. Настя заранее взяла у Короткова портативную видеокамеру, спрятала в сумку, туда же положила диктофон (для надежности), отправилась в Бирюлево.
 Охранники ее не узнали, по крайней мере, не узнали сразу, в здание она проникла без проблем. Побродила по коридорам, прислушиваясь к разговорам пациентов, которых в Медицинском центре оказалось не мало. У каждого из кабинетов сидело человека по три-четыре. Настя, боясь быть застигнутой «на месте преступления», о самой Варваре напрямую не расспрашивала.
Она заметила маленькую, сморщенную, но очень бойкую старушку, и эта старушка разыскивала именно Варвару. Настя пристроилась в хвост за старушкой,  принялась за ней наблюдать. Старушка целеустремленно искала кабинет Варвары, просила и охранников в темных костюмах, и медперсонал в белых халатах, показать, где ее кабинет. На вопросы  охранников и медперсонала, зачем старушке нужна именно Варвара, та отвечала, что хочет убедиться, что в Экопоселение, куда предложили ей переехать, будет приезжать Варвара, лечить проживающих там пациентов, и пока она, старушка это не узнает, договор на проживание в Экопоселении подписывать не будет. Ни с кем другим, кроме Варвары, старушка говорить не хотела. В итоге, кто-то из медперсонала указал старушке на кабинет Варвары. Кабинет располагался в дальнем конце здания, был отгорожен несколькими дверями,  возле кабинета, за большим, но девственно чистым столом,  сидела секретарь, женщина средних лет… Деловая старушка принялась выспрашивать у секретаря, как попасть на прием к Варваре, мол у нее очень много вопросов, и она, старушка никак не может принять решение, продавать ей квартиру, переезжать ли в экопоселение? Хорошо ли там будет? Как будут кормить? Лечить? Секретарь выслушивала старушку, изобразив на лице пристальное внимание, только изобразив, секретарю было невыносимо скучно (Настя заметила–секретарь возводила глаза к потолку, вертела в руках шариковую ручку), и когда старушка закончила свою тираду, произнесла:
- А Вы говорили с нашим юристом? У нас очень хороший юрист… Гриневич Артур Ильич…
Старушка замотала головой:
- Нет, мне нужна только Варвара, вот пусть она мне пообещает, что в Экопоселении со мной ничего плохого не произойдет, я не заболею, и питания будет достаточно, вот тогда я туда поеду. Знаю я Ваших юристов, вокруг пальца сразу обведут, и как липку оберут…
Тут секретарь заметила стоящую в отдалении Настю, и свое внимание переключила на нее:
- А Вам, что нужно, девушка? Тоже Варвару?
- Да. Я бы хотела поговорить с Варварой… Моя мама у нее лечиться… Но раз Варвары нет на месте, я подожду…
У кабинета Варвары стояло несколько пустых стульев, Настя присела на краешек одного из них. Любопытная старушка тут же уселась рядом, и принялась Настю выспрашивать, что случилось с Настенной матерью, чем она больна, от чего ее Варвара лечит?  Настя, в свою очередь, стала задавать вопросы старушке, что с той произошло, почему она в Экопоселение хочет поехать? Старушка, с превеликим удовольствием рассказала – она одинока, но слава богу, не больна, на своих ногах ходит, ухода ей не требуется. А рекламу Экопоселения она увидела у  своей соседки, тоже одинокой бабушки. У соседки никого из родных нет, ухаживать некому, и соседка решила квартиру продать, в Экопоселение переехать, ее Варвара уговорила. Рекламный буклет всучила, а так картинки просто загляденье – домики со всеми удобствами, да в лесу. Воздух свежий, питание натуральное, уход, лечение. Настя выслушивала старушку,  думала про себя - тут  явно что-то тут не чисто. И пока Настя со старушкой вели неспешные беседы, секретарша целительницы  названивала по мобильному, кого-то негромко убеждала в трубку… И скорее всего, ее уговоры возымели успех, у кабинета Варвары материализовался  коротко стриженый блондин лет сорока среднего роста (если бы Настю и на этот раз сопровождал Доронин, он бы узнал одного из трех мужчин, что приехали в «Ладе-Приоре» к Дому культуры, в тот день, когда отменили лекцию Трофимова). Вновь появившийся представился – Гриневич Артур Ильич, юрист, улыбнулся белозубой улыбкой, пообещал – он ответит на все вопросы, что возникли у многоуважаемых пациентов многоуважаемой Варвары. Мужчина был сама учтивость и вежливость, и старушка, сидевшая рядом с Настей, растаяла, с удовольствием приняла приглашение пройти в кабинет юриста. Старушка поднялась, Настя тоже встала, решила – не удалось увидеть Варвару, поговорит с юристом, может быть и лучше, что Варвару она не увидела, из юриста больше информации удастся вытянуть. Юрист пропустил вперед Настю и любопытную старушку, сам пошел следом, Настя обернулась, заметила, как юрист показал секретарше кулак, скорчил гримасу, секретарша потупила глаза. Настя поняла, с ним нужно быть осторожной, не такой уж он белый и пушистый, вот сейчас дал понять секретарше, что та не справилась со своей работой, не смогла нейтрализовать  посетителей. Настя, с  не отступающей  от нее не шаг старушкой, оказались в кабинете юриста, шикарном, с белым ковром, полированной мебелью, широким кожаным диваном, мягкими креслами. Юрист показа рукой на диван,  сам уселся в кресло, закинув ногу на ногу, выставив на обозрение своих посетительниц черный шелковый носок и дорогущий ботинок. Настя еще больше убедилась – юрист не так прост, да что там, прост, акула этот юрист, проглотит, не подавится. А старушке юрист нравился! Она выспрашивала об Экопоселении, юрист показывал проспекты, фотографии, рассказывал, какая в этом поселении будет райская жизнь… Настя помалкивала, но в сумке включила диктофон. Тут юрист удивился, почему девушка молчит, почему вопросы не задает? Настя спросила:
- А где находится Экопоселении, в каком районе, удобно ли туда добираться? Каким транспортом?
- А почему интересуетесь транспортом? Всех отвозят на машине…
- Но как же навещать родственников, живущих в Экопоселении, им же там одиноко, скучно…- Настя поняла, она на верном пути, сейчас она про Экопоселение выведает все нюансы, Юрист замялся:
- Понимаете, девушка, в Экопоселение мы берем только одиноких, пожилых пенсионеров, их навещать некому!
-Но у них есть друзья!–удивилась Настя,- Друзья захотят  навестить.
- Не захотят! Переезжая в наше Экопоселение, пожилые люди должны понимать, за комфорт, уют, и медицинскую помощь, которые они получат, должны чем-то пожертвовать. Экопоселение не проходной двор! Туда посторонних не пускают! Еще заразу занесут…
Старушка сникла, тот факт, что в Экопоселение никого посторонних не пускают, ее напряг. А Настя продолжала тянуть за ниточку, разматывать клубок вранья, накрученный супругами Трофимовыми и этим  юристом:
- Скажите, все таки, по какой дороге можно доехать ?
-Туда отвозят на машине!– юрист начал закипать. Он уже не улыбался, и даже ногу в дорогущем ботинке опустил, сидел выпрямив спину и сведя колени, а руки у него непроизвольно сжались в кулаки. Настя не отставала:
- Но адрес у Экопоселения должен же быть! Письма туда писать  наверное можно, ведь даже в колонию, заключенным можно письма писать! А номер телефона какой там? Позвонить, с жителями поговорить, узнать нравиться там им жить или нет?
Юрист закипел окончательно:
- Девушка, почему интересуетесь Экопоселением? Вас туда  не возьмут! Там возможно поселиться только одиноким пенсионерам, совершенно одиноким, без друзей и родственников! Мы на буклете напечатали, видите слоган : «Если ты совсем один на белом свете, обрети новую семью!». Вы - не одинокий пенсионер! Телефона там нет, адрес Вам знать не обязательно!
- Но я хочу отправить туда свою маму, у нее больные легкие, пусть воздухом подышит!
- Это невозможно… Ваша мама тоже не одинокий пенсионер… А что бы она воздухом дышала, путевку ей купите в санаторий!
Старушка, инициатор этой встречи, с удивлением переводила взгляд с юриста на Настю, не выдержала, задала свой вопрос:
- Но как же там нет телефона? Телефон есть везде!
- Там нет!–отрезал юрист, - Кому Вы хотите звонить оттуда? Зачем?
- «Скорую» вызвать, вдруг, кто заболеет, все таки пенсионеры…
- Там есть врачи!
Настя выдала перл:
- Друзьям позвонить, что бы забрали оттуда, если не понравиться…
         -Забрали?Куда?В Экопоселение можно попасть, только продав квартиру. Я уже говорил, оттуда не возвращаются. Там все счастливы и довольны!
Настя подумала – вот и  классный заголовок для статьи: «Оттуда не возвращаются…». Она вдруг осознала, что Экопоселения никакого нет, у стариков  отбирают квартиры и деньги, увозят куда-то в неизвестном направлении, или просто убивают. Выбирают именно таких, у которых нет родных и друзей, совсем беспомощных… Настя пошла ва-банк:
- Вы не могли бы назвать фамилии пенсионеров, что счастливы и довольны, живут в Экопоселении?
И проиграла, юрист заорал:
- Ты кто такая, что тебе нужно!? Фамилии ей скажи? Еще и паспорта показать? Вон пошла отсюда!
Настя вскочила, бросилась к выходу, но старушка ее опередила, прошмыгнула вперед, побежала по коридору, быстро скрылась из глаз. А юрист орал что есть мочи:
- Охрана! Охрана! Задержите девчонку, вон ту в длинной юбке!
Настя бежала очень быстро, но на выходе охранник ее все таки тормознул, схватил за руку, выхватил сумку. Тут же материализовался юрист, протянул руку за Настиной сумкой. Насте удалось вывернуться из цепких лап охранника, и даже вырвать у него свою сумку, которую она крепко, почти намертво, прижала к себе, она страшно боялась, что сейчас обнаружат в ее сумке диктофон и видеокамеру. Юристу  не терпелось узнать, кто она и откуда, он засыпал ее вопросами:
- Кто ты? Откуда? Что тебе здесь нужно? Кто тебя подослал?
Настя оказалась хорошей артисткой, она справилась с волнением, отвечала на вопросы твердо, уверенно:
- Никто меня не подсылал! Я пришла для мамы узнать про Экопоселение! Я не в чем не виновата!
-Ты  журналистка! Точно, журналистка! Тут одна вертелась, блондинка!
Настя поняла – она на волоске от гибели, ее сейчас тоже отправят в так называемое «Экопоселение», к несчастным старичкам, и никто ее не найдет, она же никому не сказала, куда едет. Тут же вспомнила просьбу Доронина, никуда не соваться без него, и данное ему слово – дома сидеть, результатов расследования ждать, не послушала, вот и итог!  Она не добежала до входной двери совсем немного, пару метров, все так же прижимая к себе двумя руками сумку, попятилась назад, решила, была не была, авось прорвется, выбежит на улицу, там же люди, если она будет кричать, например «Грабят! Убивают!», услышат, а ее враги испугаются, отпустят. Но, продвигаясь к входной двери,  она  твердила:
- Не журналистка я! С чего вы взяли, что я журналистка! Я простая девчонка, я, что на журналистку похожа? Отпустите…
Ей удалось заговорить им зубы, ей даже не пришлось кричать, что ее грабят и убивают, они потеряли бдительность, выпустили ее наружу…
 Очутившись на улице, она рванула к шоссе, на ее счастье мимо проезжала маршрутка, Настя тормознула ее… И только оказавшись в спасительном салоне, поняла, маршрутка едет в другую сторону, противоположную  метро… И пока она ехала в маршрутке до конечной остановки, пока ждала, когда маршрутка наполниться пассажирами, желавшими ехать до метро, и пока ехала обратно, обдумывала, как ей теперь быть, что делать. Придумала. Завтра она вернутся в Бирюлево, походит по домам, расположенным рядом с Медицинским центром, постарается узнать, кто из одиноких стариков и старушек согласился поехать в Экопоселение, разыщет их родственников, и если родственники подтвердят, что якобы уехавшие старики и старушки после отъезда с ними не связывались,   заставит их написать заявление в полицию. Разговор с юристом убедил ее, с Экопоселением дело не чисто!
3
А юрист, Гриневич Артур Ильич, вернулся в свой кабинет, после инцидента с Настей и старушкой, и тоже анализировал только что произошедший разговор, понимал – старушка, что приходила к нему, искренне хотела поехать в Экопоселение, а вот девчонка… Девчонка явно подставная! Какие каверзные вопросы задавала, и ведь сумку из рук не выпускала! Она постоянно держала в руках сумку. Может быть, она и есть журналистка, хоть и утверждала обратное, и убедила ее отпустить. Но не похожа она на журналистку, одета бедно, вела себя достаточно скромно, без гонору и нахрапистости, мол, я всех умней, все знаю, все умею.   Гриневич решил найти фотографию журналистки, что ошивалась вокруг дома Трофимовых, ее засняли видеокамеры, с видеозаписи напечатали фотографии, охранникам раздали, и у юриста фотография Насти на столе завалялась. Он пошарил по столу, заваленному бумагами, нашел фотографию девушки. Его  как током ударило! Это была она! Он узнал ее. Фотография была нечеткой, смазанной, девушка на фотографии снята в полный рост, джинсах и куртке, с распущенными длинными волосами, а вот приходившая к нему сегодня девушка была в длинной юбке, голова ее была туго замотана платком. Но не смотря на юбку и платок, это точно была она! Гриневич, всегда считавший себя опытным и мудрым человеком, хорошим психологом, проиграв молоденькой девчонке, чувствовал просто страшное разочарование. Он, можно сказать, огни и воды прошел, и тюрьму и суму (в полном смысле этих слов), проиграл журналисточке.  Ему необходимо было обдумать, как о своем провале рассказать Трофимову и Варваре. Варвару он боялся больше. Трофимов был управляем, его можно было убедить, что-то ему доказать. Варваре нельзя. Эта дамочка - кремень, гранит, алмаз! Если что сказала, выполнять нужно немедленно. Она даже слушать не станет отговорок. Распорядилась журналисточку на порог не пускать, строго следить, что бы не ее, не ее мужика на черном джипе близко не было. А, он, Гриневич, не уследил, журналисточку проворонил, а в сумке у нее явно диктафон был, она их беседу записала…Гриневич отправился каяться к Варваре и Трофимову.
Сладкая парочка целителей, Валентин Викторович и Варвара Петровна (она просила называть себя просто Варварой), расположилась как раз за той дверью, охраняемой секретаршей, возле которой час назад вознамерились ждать Настя Кораблева вместе с юркой любознательной старушкой. Варвара восседала за дубовым старинным  письменным столом, ее супруг, напротив нее, в кресле для посетителей. Варвара была полной массивной женщиной, примерно пятидесяти лет, с классическими чертами овального лица, с темными бровями (татуаж). Лицо ее было удивительно гладким (без единой морщинки, ботокс). Ее густые каштановые волосы (без единого седого волоса, чудо парикмахерского искусства) были разделены четким, прямым пробором, идеально ровным, полукружьями охватывали ее уши, на затылке свернуты в затейливый пучок. На шее поблескивало бриллиантовое колье, на запястье не уступали блеску колье часы (инкрустированные бриллиантами), пальцы украшали полдюжины перстней. Она курила тонкую сигарету в мундштуке, прихлебывала густой ароматный кофе из тонкой фарфоровой чашки, зябко куталась в соболью накидку. Вдовствующая императрица, не дать не взять. Больных, она конечно, в таком вот виде не принимала, выходя к больным, она снимала все украшения, соболью накидку заменяло серое, до пола, платье, на голову повязывался такой же серый платок, с лица смывался толстый слой косметики, и перед сирыми и убогими стояла такая же сирая и убогая целительница.  Трофимов, наоборот, был мужичком хилым, мелким, лысоватым, потрепанным, потасканным. Рядом с массивной Варварой смотрелся вообще жалко, а тут еще он сидел в низком кресле, и едва доставал своей макушкой до крышки стола Варвары. Вошедшему в кабинет Гриневичу, сладкая парочка целителей показалась очень потешной, напомнила комическую парочку из старого, черно-белого фильма «Мистер Икс», ту, что говорила про поросеночка, что поросеночек рос-рос, и превратился… Он невольно прыснул в кулак, но тут же, под тяжелым взглядом Варвары смех прекратил.  Варвара махнула Гриневичу рукой, указала на кресло напротив ее мужа. Гриневичу пришлось сесть в такое же низкое кресло, и, разговаривая с Варварой, что бы быть с ней на равных, вытягивать шею и выпрямлять спину. Гриневич знал этот старый  психологический трюк–посадить посетителя ниже себя, тогда, автоматически, тот становится  зависимым, а ты на высоте.
Так вот, на беду Гриневича, Варвара с ее мужем обсуждали проблему злодейки-журналистки, что накатала статью в популярной газете. Мол, что с журналисткой делать, какие меры принимать? Подать на нее в суд, написать заявление в полицию, или просто найти бандитов, и отделать журналистку по первое число? Гриневич присоединился к их разговору. Суд и полицию отмели сразу - долго, муторно, дорого. Бандиты? Можно подумать, но журналистка, если выживет, сразу укажет на заказчиков, у нее кроме супругов Трофимовых врагов нет. Тогда что? И Варвара и Трофимов вопросительно посмотрели на Гриневича, мол, думай юрист, думай! А тот вдруг произнес:
- Я, по-моему, видел сегодня эту журналистку, она вертелась, здесь, в «Медицинском центре»!
Варвара вскипела, хлопнула по столу ладонью:
- Я же приказала ее не пускать! Как она прошла?
Гриневич оправдывался:
-Так может не она это была, Варвара Петровна, просто девица какая-то, похожая! Я сказал, мне показалось…
- Кто ее еще видел? – кричала Варвара.
- Охранник, Василий, мы вдвоем ее выпроваживали.
Варвара тут же набрала на своем мобильном номер телефона старшего смены охраны. Нужно  сказать,  свой телефон она достала то ли из-за пазухи, то ли из обширного бюстгальтера, у нее на одежде не было карманов, и дамской сумки тоже не наблюдалось. Не любила Варвара что-то носить в руках, при ней всегда был муж, он таскал с собой портфель, где находились вещи Варвары. А личные вещи – телефон, носовой платок Варвара совала за пазуху. 
Охранник Василий тут же материализовался пред ясными очами Варвары. А та метала гром и молнии, как грозная Афина Паллада, Трофимов и Гриневич в своих низких креслицах совсем поникли, опустили головы, в разговор не вмешивались. Варвара вещала:
- Подойди сюда, Василий!
Василий не подошел, подполз. Весь персонал «Медицинского центра», так же как и Гриневич (хоть и был тот приближен к хозяйскому  столу) страшно боялись Варвары, на полном серьезе, считали ее ведьмой.  Вот Василий  робко остановился у стола Варвары. Та, тыкала, ему в нос фотографию журналистки, требовала немедленно сказать – эта девушка была сегодня в «Медицинском центре» или нет! Василий со страху Настю не узнал, только пробормотал:
- Вроде эта, а вроде нет, не знаю!
- Почему ты пропустил ее? – рычала грозная Варвара.
- Так я, это… - мялся Василий, - Я не понял, что это она, и не она это вовсе была, не похожа совсем…
Василий был с позором выдворен из кабинета грозной начальницей, и Варвара начала допрос Гриневича.   Тот выворачивался, как мог, вертелся, ужом на раскаленной сковородке. Но Варвара не была бы Варварой, не достигла бы таких высот в мошенничестве, не заработала бы таких огромных денег, если бы не обладала совершенно сумасшедшими бойцовскими качествами, и какой-то особой магией. Ее абсолютно все слушались беспрекословно. Ее желания выполнялись молниеносно.  Вот и Гриневич не вывернулся. Ему было приказано найти журналистку, допросить с пристрастием, если ей  удалось записать разговор с Гриневичем, запись изъять. И на все про все ему давался один день. В помощь – несчастный охранник  Василий и шофер Трофимовых, Володя (обладатель знаменитой белой «Лады-Приоры»)…

Глава восьмая. Супруги Трофимовы. Много лет назад.
1
- Пусечка, ну не нервничай! Опять давление поднимется, таблетки пить будешь!  Пу-усечка! – Трофимов уговаривал свою супругу,  понимал – в гневе она страшна, и лучше будет, если он сейчас заговорит ей зубы, она успокоиться, забудет о журналистке, а потом он сам как-нибудь, с Гриневичем все разрулит, журналистку нейтрализует. Главное – чтобы в газетах об их сладкой парочке больше статей не было. Заплатить что ли журналистке денег, интересно, сколько она возьмет? Сто тысяч, двести, полмиллиона? Полмиллиона он, пожалуй, заплатить сможет. Честно говоря,  Трофимову журналистка очень нравилась - талантливая, пробивная, и девушка очень даже симпатичная. В его вкусе. Варвара, его супруга, убить эту девчонку мечтает, так и говорит – хорошая журналистка – мертвая журналистка. Она вообще, чрезвычайно кровожадна, для нее человеческая жизнь ничего не стоит. Медики, по натуре своей, вообще циничны и  жестоки. Варвара медицинское училище закончила, фельдшер по образованию, в больнице работала, старшей медицинской сестрой. Экопоселение она придумала. Старушка одна ей заявила, что готова квартиру продать, что бы где-нибудь на природе, в лесу поселиться. Скольких несчастных стариков Варвара сагитировала в экопоселение ехать, двадцать, тридцать? И где сейчас эти старики? Деньги за их квартиры у Варвары на банковском счете, в Швейцарском банке. Трофимов не хотел  даже думать о судьбе несчастных стариков. Он вообще немного думал о насущных проблемах. Для этого у него была жена. А он думал о высоком, лекции читал. Она говорила, где и когда должна быть лекция, он читал…

Они познакомились более двадцати лет назад, в небольшом белорусском городке. Варвара работала медицинской сестрой в местной больнице, а Трофимов…Трофимов трудился врачом в другой  больнице, психиатрической, параллельно вел свой небольшой бизнес, кодировал от алкоголизма, и между прочем, весьма успешно, и брал недорого. Он обладал гипнотическими способностями, но пользовался своим талантом постольку поскольку, и только в лечебных целях, больным внушал, чтобы не пили. В один прекрасный день, вернее в одну прекрасную ночь, в местную больницу, во время дежурства Варвары привезли пациента, в сильном алкогольном опьянении, в невменяемом состоянии, потребовалась консультация психиатора. Из местной психиатрической больницы был вызван доктор Трофимов, и два одиночества встретились.
Вообще-то Валентин Викторович Трофимов от одиночества совершенно не страдал, хоть и проживал один, в общежитии, и по понятиям  жителей того белорусского городка, был одинок. Соседи по общежитию, вернее соседки-медички, его постоянно с кем-то знакомили, пытались женить, считали, что негоже мужику, хоть маленькому и невзрачному, нелюдимому, жить  бобылем, пара должна найтись и такому вот мрачному типу… Но Трофимов совершенно не хотел жениться! В своем одиночестве он был полностью счастлив! В еде был неприхотлив, питался исключительно в больничной столовой, завтракал, обедал и ужинал. Спасибо местной поварихе, она одинокому доктору лучшие куски отдавала. В одежде тоже сильно не нуждался (ходил в белом халате, доктор же), в отпуск ездил в свое родное село, где проживали его многочисленные родственники - мать, родные тетки и дядья, двоюродные братья и сестры, троюродные племянники.  Целое село родственников! Но вот у своей матери, местной знаменитости, знахарки и ворожеи Марфы, он был единственным сыном, в котором она души не чаяла! Она сына обожала, боготворила, тряслась над ним, и даже отпускать в город учиться не хотела!  И если бы он, хоть раз не приехал в родное село на каникулы, выходные или праздники, мать подняла бы всю родню на ноги, и в тот городок, где Трофимов трудился,  отправилась бы целая делегация.
Отца своего Трофимов не знал, мать об отце ничего никогда не рассказывала (о том, кто его отец  никто в селе тоже не знал  (став постарше Трофимов этим вопросом интересовался, безуспешно) но то, что он сын своей матери, подтверждали все, видели как он родился, местная акушерка роды принимала, и Валентином Викторовичем в сельсовете он был записан просто так, нравилось его матери такое вот сочетание имени и отчества). Его мать вообще мало говорила, больше слушала, что ей говорят… А говорили ей очень много! Со всей Белоруссии приезжали лечиться,  не только Белоруссии, и из близлежащих республик, благо границ в семидесятых, восьмидесятых годах прошлого века между республиками не существовало. Мальчик видел, как к дому (дом стоял на отшибе, вернее это был даже не дом, а целый хутор, принадлежащий ранее его бабке и пробабке, которых уже не было в живых) приезжали машины, из которых выходили заплаканные женщины (чаще всего). Мать, как только приезжали клиенты, отправляла сына из дому, он бежал или на речку, купаться (если было лето), или играть с друзьями. Но друзей у мальчика с каждым годом становилось все меньше и меньше, и именно из уст своих так называемых друзей он услышал страшное слово «колдунья», слово относилось к его матери, произнесено было  двоюродными - троюродными братьями-сестрами, ближайшими родственниками.
Мать Вали Трофимова, хоть и была она известной личностью, в селе не любили, просто-напросто боялись. То, что мать действительно обладает недюженным талантом, может лечить людей, Валя Трофимов прочувствовал, кода ему было уже лет пятнадцать, учился он в классе восьмом.  Он практически никогда не болел, хоть и был от рождения пацаненком мелким и хилым (как он потом понял, не болел он только благодаря матери), а тут перекупался в речке, и свалился со страшной ангиной, с высочайшей температурой. Его мать уехала всего-то на пару дней, и он вырвался из-под ее опеки (купаться в холодной речке она бы ему не разрешила). Так вот, вернувшись, мать застала сына лежащим пластом, под двумя ватными одеялами (в летнюю жару), практически в бреду. Сын кашлял и задыхался, температура у него зашкаливала за 40 градусов. Мать тут же кинулась сына лечить. Сутки поила отварами, ночью, при ярком свете полной  луны, шептала заклинания, заговаривала его болезнь. Через сутки сын поднялся на ноги, живым и здоровым, от болезни не осталось и следа. А ведь умирал практически! Сын тогда свято поверил в могущество матери. Стал  прислушиваться к тому, что она говорит и как говорит, когда больных принимает. К десятому классу он был твердо уверен, что пойдет по стопам матери, только вот не знахарем будет, а поступит в медицинский, и станет обычным врачом… И где-то в глубине души он понимал, что врачом хочет стать еще и потому что, хочет понять, КАК его мать лечит, КАК она это делает!  Он окончил школу с отличием, собрался ехать в город поступать в медицинский. Мать  боялась отпускать сына. Но он уговорил ее, но она сама понимала, ведь была не глупой женщиной – ее сыну в деревне не место, не сможет он, вот так вот, как она ворожить, нет у него дара, если бы был, мать давно бы его к своим магическим ритуалам подключила…
Но, как оказалось позже, дар у Вали Трофимова  был. Он обладал гипнозом. Почувствовал он этот дар сразу при поступлении в институт. Он сильно волновался, ему нужно было сдать один единственный экзамен, биологию, сдать на «пять», и поступление и повышенная стипендия и место в общежитии были бы у него в кармане. Но биологию он знал не важно. В сельской школе он был первым учеником, но не в школе  республиканской столице. Там уровень преподавания был значительно выше. До экзамена, на консультации, он пообщался с абитуриентами, поступающими вместе с ним, и понял, уровень его знаний на тройку с минусом! В аудитории, при сдаче экзамена, он сидел ни жив ни мертв. И вдруг, прямо там, в аудитории, он понял, что экзамен сдаст,  сможет внушить преподавателю, что все знает, и тот поставит ему «пять»! Он принялся вспоминать заклинания своей матери, практически ввел себя в транс, вспомнил все заклинания, и которые знал, и даже те, что не знал, один-единственный раз слышал. И когда шел к столу преподавателя, мысленно внушал тому, что абитуриент Трофимов – отличник и умница, знает все на зубок. Преподаватель поставил Трофимову «пятерку»! Комнату в общежитии ему дали самую лучшую, отношения со студентами, а особенно со студентками, у него были отличными! Ему помогал его дар… Вот так вот, совершенно невзрачный деревенский парнишка стал лидером курса, получал на экзаменах одни пятерки, курсовые и рефераты сдавал вовремя и в лучшем виде (однокашники помогали). А еще он увлекся психологией и психиатрией, даже на психиатрии решил специализироваться. И увлекся по серьезному.  Он все еще хотел разобраться, как его мать лечит, и к этому желанию прибавилось еще и желание разобраться в своем даре.
Психиатр из Вали Трофимова получился неважный. Он был ленив,  амбициозен и тщеславен. Знаниями глубокими он не обладал, хоть и защитил кандидатскую диссертацию, именно по психиатрии. В своем даре и даре своей матери не разобрался. Сразу разобраться не получилось, а глубоко копать не захотел (хлопотно, муторно, он привык сливки слизывать, почивал на лаврах)… Но вот с диссертацией у него получилось  все отлично. Ему попался очень талантливый и увлеченный руководитель, сотрудник одного из НИИ. Этот НИИ долгое время был закрытым заведением, там «лечили» определенный контингент больных, не довольных тем, что происходит в Советском Союзе. Но во время оттепели, правления Никиты Хрущева посчитали, что НИИ можно рассекретить, больных выписали, институт стал изучать  поведение  человеческой психики в экстремальных ситуациях. Научный руководитель Вали Трофимова, старейший работник НИИ, божий одуванчик, снабдил аспиранта научной литературой, отчетами о проведенных  экспериментах,   своими собственными научными статьями, которые так никогда и не были напечатаны, то есть предоставил ему практически весь материал для диссертации. Трофимову нужно было только материал систематизировать. Но он даже этого не сделал! За него систематизировал материал его научный руководитель (время поджимало, работу нужно было сдавать, а у Трофимова ничего не сделано, его руководитель просто устал шпынять нерадивого аспиранта, сам за него написал). Трофимов, пробездельничав два года, якобы учась в очной аспирантуре, с готовой диссертацией появился на кафедре (его руководитель был не слишком здоровым человеком, просто-напросто, перетрудившись, слег), защитился с отличием. Диссертацию отметили, как лучшую за последние десять лет. Сразу же предложили место работы в столичной клинике, поступление в докторантуру. Трофимов поступил, и вроде бы начал в докторантуре учиться. Такая же лафа, что  при подготовке и защите кандидатской диссертации, с докторской, ему не светила. Научным руководителем ему назначили сурового мужика, который сдирал с Валентина три шкуры, практически ежедневно требовал предоставлять собственноручно написанные докторантом страницы диссертации. И работа в клинике у молодого доктора не заладилась. Больные его раздражали, дежурство ночами тоже. Как уже говорилось выше, Валя Трофимов был гипертрофически ленив, и себя любил больше всего на свете. Мама так воспитала. От отчаяния, что ничего у него не получается, ни с диссертацией, ни с работой, Валя Трофимов сделал, может быть самый ответственный, самый важный в своей жизни шаг. Решил поискать работу в провинции, подальше, желательно, с общежитием. Его мытарства с поиском работы практически никто не понял - кандидат наук, с блеском защитившийся, бросает престижную работу, едет в провинцию! Но Валентин понимал – уехать его единственный выход, он разом избавиться от всех раздражителей – диссертации и ответственной работы, никто больше ему не скажет – дорогой, ты подавал такие надежды, что ж ты  облажался? 
Работу он нашел быстро, в дальней провинции, мало оплачиваемую, но, как и хотел, с общежитием. Уехал с радостью. Бросил опостылевшую   диссертацию, ненавистную работу. В провинции он обосновался с комфортом. Ему дали прекрасную комнату, даже не комнату – отдельную квартиру, с ванной, туалетом и маленькой кухонькой с электрической плиткой и холодильником (которые, впрочем, ему были ни к чему, как уже говорилось выше, он ничего не готовил, питался в больнице). В комнате имелся так же полный комплект мебели, включая кровать, диван, кресла, трехстворчатый шкаф с зеркалом и телевизор.  Не хватало, правда, стиральной машины, но без нее Валентин прекрасно обходился, носил стирать свои вещи в больницу, их стирали и гладили санитарки, а постельное белье и полотенца у него были казенными, их регулярно меняли горничные, убирающие его комнату. Комната находилась в так называемом «гостевом доме» администрации города.  Трофимов в своей больнице скоренько стал заместителем главного врача,  как сыр в масле катался, не перерабатывал, прекрасно питался, спал после обеда, и даже частной практикой обзавелся. Ради развлечения, от скуки, и чтобы дар не потерять, принялся лечить гипнозом  запойного алкоголика, попавшего в больницу с неутешительным диагнозом «белочка», и вылечил! Потом еще одного, и еще. И тут о нем пошла слава, народ валом повалил, алкоголиками в городе была примерно половина жителей, и мужского и женского пола. Его лечение помогало не всем, но три четверти вылечивалось, хороший процент.
Он был полностью счастлив, его жизнь потихоньку налаживается. Работа не пыльная, денежка капает, на полном пансионе живет, его любят, уважают, холят и лилеят, и не нужно писать опостылевшую докторскую диссертацию. Но его сладкая жизнь через пару лет закончилась. На его горизонте появилась  Варвара…
2
Детство и юность Варвары были не такими упоительно счастливыми, как у ее будущего мужа, Вали Трофимова. Детство и юность она провела в детском доме. Родителей своих не знала вообще.  Ее подкинули в детский дом в недельном возрасте, грязную, голодную, в рваных пеленках, с запиской, что, мол, ребенок ничей, и ребенка зовут Варварой Ивановой. Действительно ли девочку звали Варварой Ивановой, или это было вымышленным именем, история умалчивает, но девочку зарегистрировали именно Варварой Петровной Ивановой. От Вари Ивановой стонал весь детдом, и воспитанники и воспитатели. Она была строптива, трудновоспитуема, упряма, с тяжелым, неуживчивым характером. И еще она врала. Заинтересовать ее чем-либо было страшно трудно. Учиться она не любила, в игрушки не играла, и постоянно конфликтовала со всеми, из-за всего! И только к классу пятому стало понятно, что из Вари Ивановой что-то да получиться. Как оказалось, у нее просто невероятные организаторские способности! Она могла организовать абсолютно любой коллектив, и этот коллектив мог горы свернуть, но только в том случае, если ее приказы и распоряжения коллективом выполнялись беспрекословно! Варя вскоре стала председателем Совета пионерской дружины, потом комсоргом детдома (в восьмидесятых годах прошлого века были еще и пионеры и комсомольцы). И с прекрасной характеристикой отправилась после восьмого класса учиться в медицинское училище, в Минск. Училище она окончила с отличием, но так как у нее не было столичной прописки, и все годы учебы она прожила в общежитии, ее направили по распределению работать в больницу, небольшой районный городок. Ей предлагали работу  в Минске, в райкоме комсомола (в училище она также проявляла активность, по комсомольской линии), но только с условием, что она поступить учиться в институт (не важно, в какой), в райком без высшего образования на работу не брали, для Вари делали исключение. Но Варвара резонно рассудила – учиться еще шесть лет, а в медицинском все семь – мрак! Замуж она выйдет, дети пойдут, а тут еще эта учеба, не хочет она учиться. Да и комсомол на ладан дышал, в стране начиналась перестройка. Варя отказала комсомольским деятелям,  резонно сказала, она очень молода, не достойна такой чести, вот поработает она годика три, учиться поступит, вот тогда и будет работать в комсомоле, упорхнула в провинцию, в больницу. И там, в больнице, в провинции, она проявила свои организаторские способности на полную катушку. Через год уже старшей медсестрой была, и это в двадцать лет! Она решила дальше не учиться, врачом быть не хотела, понимала – ответственность колоссальная! А вот медсестра, тем более старшая – просто отлично. И зарплата не маленькая (можно несколько ставок занимать, без нарекания), почет, уважение, денежка в карман течет (за уколы с капельницами,  за лекарства, которые реализовать на сторону можно). Коммерсантом Варвара оказалась отличным – продать могла все что угодно, ненужное могла впарить.  Варвара понимала – больница не ее место, не для ее кипучей натуры, ей, с ее организаторским талантом и коммерческой жилкой, нужно руководить крупной фирмой, большим магазином. Только где взять магазин или фирму в маленьком городке? Она уже начала жалеть, что отказалась работать в райкоме, все ее бывшие коллеги - комсомольские лидеры заделались коммерсантами, ее с ними не было! Но как сложилось, так сложилось. Она работала в больнице, вела свой маленький бизнес, потихоньку собирала стартовый капитал, что бы упорхнуть в столицу, организовать бизнес там, и вот на ее горизонте появился  недотепа, доктор Трофимов...Судьбе было угодно, что бы они встретились.
Варвара, познакомившись с   доктором Трофимовым, проговорила с ним до утра. Он запал ей в душу, она принялась собирать о нем информацию. Собирала с прицелом – из доктора Трофимова для нее получился бы неплохой спутник в жизни. Он управляем, деньги неплохие зарабатывает, не пьет, воспитан, интеллигентен, с ним она сможет делать, что захочет, он ее никогда не в чем не упрекнет. И еще, если она бизнесом решила заняться, ей статус замужней, просто необходим.   И где, в той глухомани, где она живет, найти приличного непьющего парня? Нашла Трофимова. А  разузнав про его таланты, сразу поняла, что вместе они сила! Она – руководит и направляет, он – умен и талантлив. Как говориться, ее бы энергию, да в мирных целях. Но цели у нее были вовсе не мирными,  кипучая энергия вела ее по ухабам и косогорам, все дальше и дальше от светлого будущего…      
3
Они встретились, начали общаться. Варвара окружила своего избранника заботой, вниманием, сдувала с него пылинки, кормила разносолами (не сравнимыми с больничными), ублажала всячески. Чуть ли не эротические танцы для него танцевала.  А ему это все нравилось, он не знал подобного отношения, его мать, любящая его до безумия, была замкнутой, суровой женщиной, свою любовь на показ не выставляла. А Варвара, во первых, была очень даже привлекательной женщиной, а во вторых она, помимо отличной готовки и поддержания невероятной чистоты и уюта в доме, еще и постоянно восхищалась своим избранником, мол, он самый умный, самый красивый, самый, самый, самый. В итоге, она стала для него всем, без нее он не мог и шага шагнуть. И естественно, он не мог  не сделать ей предложения руки и сердца…
Сделал. Поженились…И тут оказалось, что Варвара совершенно не белая и пушистая.  Она железная леди, с несгибаемым стержнем, и совершенно не терпящая возражений, не важно, любимый муж ей возражает, или кто-то еще… А по поводу любимого мужа, это еще вилами по воде писано, не любила она его вовсе, так, терпела, он просто был ей нужен…А Трофимов? А что Трофимов, что сделано, то сделано… Трофимов работал, как проклятый, вел сразу несколько групп, лечил и от наркотиков, курения, алкоголизма, ожирения, принимал страждущих индивидуально и группами, и еще в больнице своей трудился. Варвара стала его администратором, секретарем, помощником, из своей больницы она ушла на вольные хлеба. Вела первичный прием, записывала  на занятия. И конечно денежки собирала. Не малые.  Сначала Трофимов возражал против такой вот занятости, практически двадцать четыре часа в сутки, а потом втянулся, уж очень ему нравилось, когда супруга Варвара демонстрировала вечерами сумки, набитые деньгами, которые она собрала за лекции и консультации Трофимова за день. Вечерами они их подсчитывали, складывали в кучки, перетягивали резиночками, а утром Варвара часть денег относила в банк, часть раздавала помощникам и ассистентам, которые у сладкой парочки уже появились,  часть оставляла себе на хозяйство, как она говорила на булавки (с бриллиантовыми головками)…
Варвара решила, что негоже такому умному-разумному Трофимову прозябать в маленьком городке. Слава бежала впереди него, на прием приезжали из Минска, попадались клиенты и из Москвы. Сладкая парочка покинула городок, приютивший их на долгие годы, подалась в Минск. Уж там они развернулись! Плакатами с именем Трофимова был оклеен весь город! «Единственный в мире врач, кандидат наук, который лечит гипнозом!», и список болезней от которых лечит, обширный. Трофимов лечил, по крайней мере, старался. Совсем безнадежные случаи не брал, побаивался…
А вот Варвара страшно завидовала славе мужа, убедила себя, что она совершенно не хуже его. Муж гипнотизер, а она станет целительницей. Тем более, в один из визитов к матери Трофимова, настоящей целительнице, Марфе, Варвара сперла у нее толстую тетрадь, с рецептами целительных настоек, облегчающих различные болезни. Варвара посчитала, что Марфе нужно поделиться с семьей сына своими знаниями. Но если Марфа действительно обладала природным даром, понимала, какие настойки можно принимать, и в каких количествах тому или иному больному, то Варвара этого всего не хотела знать! Она решила действовать наобум. Поначалу получалось, новичкам везет, настойки Марфы, изготовленные строго по рецепту, облегчали страдания и действительно помогали. К Варваре потянулся народ, разуверившийся в официальной медицине.
Но вскоре начались первые проблемы. Варвара, которая брала за лечение очень большие деньги, загубила нескольких больных, правда безнадежных, с раком четвертой степени, вылечить которых было невозможно. Но она обещала вылечить, взяла большие деньги, больные, в надежде на облегчение страданий, продали дома и квартиры. Варвара  не смогла им помочь. Хоть и взяла она у больных расписки, что лечит их по их собственной воле, претензий к ней они не имеют, но с прокуратурой по этому вопросу ей встретиться пришлось. Возбудили уголовное дело, но вскоре закрыли (помогли расписки и кое-какая мзда, которую Варвара дала на лапу). Родственников погибших больных такое положение не устроило, они принялись строчить письма везде, в газеты, журналы, прорвались на телевидение и радио. К Варваре потянулись проверяющие, но встречались они, это еще скромно сказано, хлебом-солью. Но бурную деятельность Варваре с ее мужем пришлось свернуть. Новых больных они лечить боялись, да и поток их иссяк, а накопленные денежки таяли. А тут еще и родственники больных, видя, что все их усилия по дискредитации Варвары с мужем напрасны, решили действовать иными методами. Они сожгли  машину Трофимовых, поджигали дверь их квартиры, добрались даже до   загородного дома, который сгорел как спичка. Милиция дело о поджоге замяла, слишком уж скандальная ситуация, а Трофимовы получили на руки документы, что загородный дом сгорел от неисправной электропроводки.   Варвара с мужем решили уехать, в другой город, начать новую жизнь. Уехали в Киев, но и там все повторилось с поразительной точностью,  финал, через пару лет, деятельности супругов, был таким же. Прокуратура, милиция, уголовное дело, проверяющие, взятки, откаты… И переезд в следующий город…Трофимов  пытался утихомирить жену, объяснял – то, что они делают, опасно, страшно, они губят людей, но постоянно слышал в ответ, что кругом не люди, а богатенькие лохи, и разводить их на денежки одно удовольствие, а от ментов они отмажутся, менты тоже лохи, а Трофимову стоило бы помолчать. Без  Варвары он ноль без палочки, прозябал в своей психбольнице в захолустье, а с ней он в человека превратился. Трофимов решил помалкивать, возражать Варваре было бесполезно… 
В одном из крупных северных городов они познакомились с бывшим адвокатом, отсидевшим срок, Артуром Гриневичем. Гриневич, почувствовав, что у этой сладкой парочки водятся денежки, у них можно подкормиться, сам предложил свои услуги. Супруги согласились, так как давно подыскивали себе юриста, но, разузнав о нем поподробнее, взяли Гриневича на работу с испытательным сроком. Гриневич испытательный срок выдержал блестяще. Был он, в общем-то, неплохим юристом, но слишком любил деньги, в мирной жизни попался на огромной взятке, заглотил кусок, который не смог проживать, получил срок, отмотал. Домой, в родной город он решил не возвращаться. Сидел он долго, десять лет, его родители скончались, друзьям он был не нужен, они высоко поднялись, прекрасно зарабатывали. Супруга развелась с ним, все его имущество было на нее записано. Он остался гол как сокол,  обосновался в том городе, неподалеку от которого мотал срок, и надумал помогать своим бывшим друзьям по несчастью, находящимся по ту сторону решетки. А тут в его город, на гастроли как раз и приехали супруги Трофимовы, и пройдошливый юрист понял, что нашел золотую жилу. Потрудившись на сладкую парочку несколько лет, Гриневич, как только в очередной раз запахло жареным, переехал вместе со своими хозяевами в очередной город, потом в следующий… И вот теперь они все трое обосновались в Москве.
Денег у них было много. Купили отличную усадьбу в Подмосковье, а также решили попробовать помимо традиционного лечения и психологических тренингов, прочитать новый курс лекций, по самопознанию, совместную разработку Трофимова с Варварой. Случился грандиозный успех. На лекции по самопознанию народ валом валил. Трофимов настрочил несколько брошюр, их издали тысячным тиражом, брошюры слушатели лекций расхватали как горячие пирожки, хоть продавали брошюры задорого. На лекции ходили в основном женщины, одинокие, неустроенные, не имеющие денег, но мечтающие о прекрасном, светлом будущем, живущие надеждой. И Трофимов им эту надежду давал! Рассказывал, что все будет прекрасно и удивительно, и что именно те женщины, что пришли на его лекции, исключительны, хороши и умны, и недостойны того окружения, что имеют. В общем, хорошие правильные слова, но произносил он их неправильным тоном, еще гипноз использовал. Он и раньше, на тренингах использовал гипноз, но умеренно. Сейчас развернулся по полной программе. И прекрасно понимал, что подсадил несчастных женщин на свои лекции, как на наркотик, и, посоветовавшись с супругой, с Варварой, стал еще и драть за лекции бешеные деньги. Женщины, находящиеся с гипнотическом угаре, несли и несли Трофимову деньги, рвались на его лекции. На эту удочку попала и несчастная Юля Лисицына. А ее отец начал нервы целителям портить. После смерти девочки супруги струхнули. Решили деятельность приостановить, тем более что прокуратура с полицией к ним зачастили. Прокурор начал вести разговоры о том, что хорошо бы лекции Трофимова на предмет экстремизма проверить, и что вроде бы он, Трофимов образовательной деятельностью занимается, без лицензии, получив на лапу, вроде бы успокоился. И, полиция отстала (хорошо подмазанная), девочка записку оставила, что сама себя убила, никто не виноват. Но появилась журналисточка, Настя Кораблева! Принялась материалы собирать, статьи строчить, по подругам Юли ходила, о Трофимове выспрашивала. На лекцию его прорвалась! Пришлось лекцию отменить. Трофимовы понимали - зло от журналисточки! С ней точно нужно что-то решать. Но, по хорошему, она ему очень нравилась, и он отдавал себе отчет, что вот именно о такой девушке он долгие годы мечтал, и такую не встретил, а встретил ненавистную Варвару…

Глава девятая. Настя Кораблева и Катя Филимонова. Весна.
1
Катя Филимонова, питерская подруга детства Насти Кораблевой, пребывала на седьмом небе от счастья. Она была невероятно, сказочно счастлива. Счастлива впервые, за тридцать два года своей жизни. Она не была такой счастливой даже на  двух своих свадьбах, и даже при рождении  троих своих детей. Вообще-то Катю Филимонову  жизнь никогда не радовала, в основном била, и все больше по голове. Родившись в многодетной семье, она никогда всласть не ела и не пила, носила обноски своих старших сестер, кстати, после нее эти обноски переходили младшим сестрам Кати, те были еще несчастней (что было правдой, им доставалось еще меньше жизненных благ). В семье Филимоновых всего было семеро детей, пять сестер и два брата. Две сестры старше Кати, две младше, старший брат, самый первый ребенок в семье, и еще один брат, родившийся сразу после Кати, после него родились еще две девочки. Семья занимала две комнаты в убогой питерской коммуналке (в двадцать комнат), в центре города, на Литейном. Вернее, семье принадлежало три комнаты, одну они сдавали, и именно семье Кораблевых (правда, когда  Кораблевы снимала комнату, в многодетной семье  Филимоновых было «всего» пятеро детей). Маленькая Катя сразу же подружилась со своей ровесницей, Настей Кораблевой. Девочки проводили вместе все свободное время, расставались только, когда спали. Вместе играли, гуляли, обедали, в свои игры не младших, не старших сестер и братьев Кати не принимали. Девочки расстались,  когда обоим исполнилось по шесть лет. И так судьбе было угодно, что встретились они став уже взрослыми, им было по двадцать лет, и у Кати было  двое детей, у Насти родился сын. Но все время, что девушки не общались лично, они переписывались, каждую неделю писали друг другу, сначала  о школьных проблемах, о первой любви, и потом, сразу после первой любви, о мужьях-негодниках, о детских болезнях, и об отсутствии всего - денег, дешевых продуктов, и конечно же, счастья…
Катя выходила замуж дважды, оба раза по залету, и разводилась тоже дважды,  ее мужья (похожие как братья-близнецы, хотя они вовсе не были братьями), пили как сапожники, допивались до «белочки», никогда нигде не работали, ничего не умели, лишь плодили детей. Первого ребенка Катя родила в восемнадцать, за месяц до родов будущие молодые родители расписались. Только расписались, свадьбы как таковой не было, а молоденькой девушке ой как хочется и белое платье, и множество гостей с подарками, многоярусный торт, и букет, за который дрались бы ее подружки, и вальс, с молодым любимым мужем. Всего этого у Кати не было. А была страшная усталость, муж, которого Катя ни минуты не любила, не просыхающий от пьянства, убогая коммуналка, где ее родственники сидели друг у друга на головах, и грелись надеждой на скорое расселение квартиры. И вот коммуналку расселили… Кате, которая родила уже двоих детей (ей было всего двадцать), с мужем и детьми дали отдельную, трехкомнатную квартиру. Но эта долгожданная отдельная квартира сразу же превратилась в коммуналку. К ней переехали родители, сдавшие в наем свою новенькую однокомнатную квартиру. Огромное семейство, при расселении коммуналки получило восемь квартир, семь квартир на  семерых детей, с семьями, двух-трех комнатные, и однокомнатную квартиру для родителей. Сдали свои квартиры не только родители, братья и сестры Кати тоже съехались, из восьми квартир внаем сдали четыре. Взрослые члены семейства Филимоновых работать не привыкли, и не хотели, жили на пособия по безработице, по уходу за детьми, и вот государство предоставило им просто бесценную помощь – в виде отдельных квартир. 
Катя развелась с мужем через пять лет после свадьбы, с трудом, и с трудом же выписала его из квартиры. О разводе совершенно не жалела. Но после развода, она все-таки попыталась найти работу, но юную мамашу с двумя малолетними детьми, не имеющую никакого образования и стажа (у нее не было трудовой книжки),  не брали никуда, даже уборщицей… Потыкавшись в пару мест, Катя успокоилась – ее никуда не берут, зачем рваться-то?   Так вот, разведясь с первым мужем, и родив двух детей, и не сделав  для себя никаких выводов, Катя Филимонова вышла замуж во второй раз, за абсолютную копию своего первого мужа, сильно пьющего и безработного, и опять на последнем месяце беременности (в третий раз!), и опять без всякой свадьбы. И опять прописала второго мужа в своей квартире. Родила третьего ребенка. Родители продолжали сдавать квартиру, на эти деньги, да на пенсию родителей и пособие на детей существовала большая семья (включая мужа Кати), старшие дети уже в школу ходили…
Через пару лет Катя развелась во второй раз. Но на этот раз бывшего мужа выписать из квартиры не удалось. Так и существовали все вместе – Катя с тремя детьми в одной комнате, ее родители в другой, а бывший муж – в третьей. Бывший муж пил, водил дружков, женщин, шумел, буянил. Катя писала на него заявления в милицию, его забирали на пятнадцать суток, отправляли лечить от алкоголизма, бесполезно. Бывший муж возвращался на круги своя снова и снова - пил, буянил, водил женщин… Кате казалось – она живет в аду, и из этого ада нет выхода, ее жизнь закончилась, не начавшись, в восемнадцать лет.  И в ее жизни никогда не будет праздника…
2
Но праздник в ее жизни все-таки наступил! Бывший первый муж Кати вдруг получил небольшое наследство,  решил поступить благородно. Помочь своим детям, которым никогда не помогал, даже не платил алиментов. Он привез Кате с детьми целых пятьдесят тысяч рублей. И по его примеру, тоже благородно, получив эти деньги, может быть и не очень большие, но для Катиного семейства просто гигантские, решила поступить Катя. Она спросила старших детей, что они больше всего хотят, она им постарается купить… Дети пожелали поехать на море! В Египет. Катя согласилась (на свою голову!). Потом, позже, думала, что вообще-то на эти деньги можно было купить стиральную машину и холодильник (семья нуждалась в новых холодильнике и стиральной машине), или сделать косметический ремонт в квартире (что тоже не мешало бы). Но она с детьми отправилась в Египет! Катя знала, что ее соседка из соседней квартиры работает в турагенстве, поинтересовалась у нее, не поможет ли та  оформить путевки на нее и детей? Соседка, добрая душа, помогла Кате оформить паспорта ей и детям, и тур в Египет, на неделю, в четырехзвездочный отель, в Хургаду… И как раз, оформление паспортов и приобретение путевок, обошлось в пятьдесят тысяч.  Катя Филимонова со старшими детьми улетела в Египет!
И это был настоящий праздник! Чистейшее море, отличный пляж, прекрасный номер в отеле, кормежка от пуза, со множеством сладостей и фруктов. Семья, которая перебивалась с хлеба на воду, о таком отличном питании и мечтать не могла. Сервис поразительный, каждый день постельное белье и полотенца меняли! В общем, дети, пацаны, двенадцати и четырнадцати лет (у Кати было трое пацанов), наслаждались отдыхом, они впервые были на море, и из воды было их не вытащить. Сама Катя, миловидная фигуристая брюнетка, в ярко красном купальнике и в красном же парео (где наша не пропадала!), накануне поездки покрасившая рано посидевшие волосы в красивый темный цвет,  сделавшая модную короткую стрижку,  прогуливалась по пляжу, в кромке прибоя. Считала дни сказочного отдыха, и больше всего на свете хотела, чтобы отдых продлился.  И вот так, прогуливаясь в кромке прибоя, Катя встретила прекрасного принца. Принц работал в соседнем отеле, пятизвездочном, катал туристов на яхте. Принц, конечно же был местным, египтянином, накаченным красавцем двадцати восьми лет. Но Катя, видевшая подобных красавцев только в кино, влюбилась с первого взгляда. И принц ответил ей взаимностью! Катя сначала не поверила, как так! Она, может быть внешне привлекательная женщина, но бедная, как церковная мышь, и произвела впечатление на такого красавца. А красавцу, скорее всего, было все равно с кем встречаться, лишь бы он мог заработать лишние денежки! Но Катя ему, наверное, все-таки понравилась, с ней он проводил время бесплатно! Катал ее и детей на яхте, и вечерами, когда его яхта была свободна, стояла на приколе (он жила прямо там) встречался с Катей. И именно там, на яхте, Катя, может быть впервые  в своей такой нелепой жизни, занималась любовью с мужчиной, с удовольствием, совершенно не задумываясь, что имеет дело с профессионалом.
Вскоре Катя улетела в свой родной город, Санкт-Петербург, промозглый и холодный. Но ей было не холодно, ее согревали воспоминания об отдыхе, и смски, что ей слал прекрасный принц из Египта. И ее не напрягало, что принц просил прислать ему немного денег, оплатить мобильный телефон и интернет, мол, задерживают зарплату. Принц неплохо говорил по-русски, а еще лучше писал.  И Кате было невдомек, что абсолютно все местные (египетские) прекрасные принцы  шлют своим дамам в Россию совершенно одинаковые  смски, передирая тексты, друг у друга. Эти смски забиты у них в телефонах раз и навсегда. Тут главное не перепутать, Тане сегодня вот такая смска, а завтра будет другая, а та, что вчера была Тане, полетит Наташе, и т.д. Но Катя Филимонова не вдавалась в тонкости, не разбиралась в хитросплетениях, она просто любила, впервые в жизни. И вот, выпросив у родителей деньги (плату за съемную квартиру за очередной месяц), купила опять тур в Египет, но сейчас она выбрала самый дешевый отель, для нее главным было то, что бы он был неподалеку от отеля ее принца. Полетела, одна, без детей. Принц обрадовался, увидев ее (как не странно, видно запала ему в душу эта питерская простушка). И опять были ночи страстной любви, и дни безмятежного, вольного отдыха…И по возвращении Кати опять пошли смски, продолжилась  переписка по электронной почте…
И вот принц написал, что ему предложили работу в России, он должен лететь в Москву, только денег у него на билет не хватает. Катя снова унижалась, просила деньги, умоляла родителей, клятвенно обещала отдать, врала, что ее принцу предложили отличную работу в России, и очень скоро они будут вместе, и у них будет много денег! Родители ссудили ей денег, но попросили расписку, Катя естественно расписку написала. Ей так нужны были деньги, что она готова была подписать что угодно, хоть смертный приговор. А чуть позже она убедила своего бывшего второго мужа взять в банке кредит. Тот устроился на работу, в автосервис (надо сказать, что проработал лишь пару месяцев, но по справке из автосервиса кредит ему дали, под сумасшедший процент, взяв пятьдесят тысяч, через полгода он должен был отдать сто, но его это мало волновало, кредит обещала выплачивать Катя). Принц написал, что прилетает в начале марта, указал дату, номер рейса, время прилета самолета. Катя решила его непременно встретить! Но для этого нужно было ехать в Москву. Катя купила билет на самолет. Можно было бы поехать на поезде, но Катя хотела встретить принца во всеоружии, с макияжем, с прической. Проведя ночь в поезде, она бы совершенно не отдохнула, и утром  выглядела  помятой, к тому же поезде невозможно   хорошо накраситься и причесаться. И еще, принц прилетал рано утром, поезда из Питера приходили в Москву тоже рано утром, Катя боялась опоздать. Ей нужно было появиться в Москве вечером, ночью хорошо выспаться, и утром, приведя себя в порядок ехать в аэропорт. Встречать принца. И еще у Кати с собой были деньги (тот самый, полученный ее бывшим мужем кредит), заветные сорок тысяч рублей (десять Катя истратила на обновление гардероба и улучшение своей внешности), и она страшно боялась, что в поезде эти деньги украдут. Тут очень кстати оказалась ее московская знакомая Настя Кораблева. Катя позвонила Насте утром, в день вылета самолета, телефон Насти был недоступен. Катя звонила и звонила – без толку. Тогда Катя позвонила матери Насти, в Великий Новгород. Та пояснила Настя дома, никуда вроде бы не собиралась, а телефон у нее не отвечает, так, она, скорее всего работает, вот и отключила. И еще рассказала, Настя переехала на другую квартиру, неподалеку от ее прежней, новый адрес Кате дала. Катя, так и не дозвонившись Насте, решила все равно ехать. Заверила же мать Насти, что с самой Настей ничего не случилось, она дома работает. Самолет Кати опоздал.  Он должен был вылететь в четыре часа по полудню, и около семи часов вечера Катя должна была быть дома у Насти,  чаи распивать. Но самолет вылетел только в семь вечера. Из аэропорта Шереметьево Катя добиралась на маршрутке (дешевле), маршрутка попала в страшную пробку, тащилась до станции метро «Речной вокзал» почти два часа. И от метро «Преображенская площадь», Катя до дома Насти тоже пилила около часа (на трамвае). У Настиного дома Катя оказалась в двенадцатом часу ночи…
В самолете Катя выключила телефон, и, прилетев в Москву, в суматохе, забыла включить, и смску от прекрасного принца,  сообщающую, что он, ну никак не может прилететь в Москву, заболела его мама, срочно нужна операция, а на операцию нужны деньги, не получила. Нужно сказать, что еще двенадцать женщин в России получали от этого принца смски, и о скорой работе в Москве, с просьбой выслать деньги на билет, и о болезни мамы, о срочной операции, ей необходимой. Некоторые из женщин тут же кинулись искать деньги для его мамы, что бы выслать прекрасному принцу, его  же маме была нужна  операция…       
3
Поздним московским мартовским вечером, в съемной квартире, Настя Кораблева писала очередную статью. Ее пальцы летали над клавиатурой компьютера с невероятной скоростью, но все равно не поспевали за мыслями, не успевали складывать их в слова, а слова облекать в стройные фразы. Напечатав страницу, Настя останавливалась, прочитывала написанное, принималась исправлять. Те фразы, что казались ей при написании умными-разумными, при прочтении требовали замены, корректировки. Остроумные словечки оказывались вовсе не остроумными, а тупыми, и вообще, весь текст хотелось стереть и написать заново. И такое с ней случалось постоянно, не удовлетворена она была написанным никогда! Остановившись, задумавшись в очередной раз над текстом, Настя услышала, за дверью квартиры какой-то шорох. Она встала, на цыпочках подкралась к двери, приложила ухо, прислушалась, да еще умудрилась заглянуть в глазок. Точно, за дверью, она разглядела двух мужчин (это были юрист Гриневич и охранник Василий). Они  жестикулировали, тихо переговаривались между собой, слов она не разобрала. Но по жестам поняла – мужчины хотят проникнуть в ее квартиру, договариваются каким образом это лучше сделать. Настя решение приняла сразу – бежать, немедленно! Она стянула с вешалки, расположенной у двери, куртку, сунула ноги в валяющиеся там же у двери, сапожки, прихватила весящую на вешалке сумку, и ринулась к балконной двери. Попутно схватила лежащий на компьютерном столике мобильный телефон, запихала в карман куртки. Но тут ее взгляд упал на светящийся голубой экран компьютера. Настя, лихорадочно прислушиваясь к шуму за дверью, принялась переписывать недописанную статью из компьютера на флэшку, это заняло у нее несколько секунд. Флэшку тут же выдернула из компьютера, спрятала в сумку. Порадовалась, на свою безалаберность, она как обычно не вытащила флэшку из процессора, та торчала там с утра.   Файл с недописанной статьей стерла. Сбросила файл в «корзину», и еще и «корзину» очистила, двинув мышкой, нажав определенные опции. Когда с тихим звоном содержимое компьютерной «корзины» испарилось, в дверь квартиры раздался  громкий и настойчивый звонок, прозвучавший для Насти как приговор. Она поняла – медлить нельзя не секунды. Она выбралась на балкон, захлопнула за собой балконную дверь. Но оказавшись на балконе, сообразила – здесь спрятаться негде, вошедшие в квартиру сразу поймут, где укрылась беглянка. Настя лихорадочно оглянулась, заметила - балкон соседней квартиры не застеклен, к ее великому счастью. И в соседней квартире не горел свет, там никого не было! Настя, недолго думая, перелезла на соседний балкон, перелезать было не страшно, квартиры  находились на втором этаже. Она затаилась на соседнем балконе, присев, скорчившись. Ее трясло, не от холода, от страха, она боялась выдать себя каким либо звуком или неловким движением. Она слышала, как в ее квартире надрывается дверной звонок. Потом, ее посетителям, скорее всего, наскучило звонить, они сообразили, что никто им дверь открывать не собирается, они ее просто-напросто взломали. Подсунули какую-ту железку, дверь отжали. Дверь была хлипкой, замок дешевым. Настя слышала, как ее враги ходят по ее квартире, негромко переговариваются. Вот они вышли на балкон (это Настя уже увидела), перегибаются вниз, высматривают, не спрыгнула ли их жертва с балкона, есть ли  следы на снегу под окном.  Минут пять непрошенные визитеры провели на балконе, негромко обсуждая, куда делась Настя, и что им теперь делать. Решили – вернуться в комнату, и ждать хозяйку, сколько потребуется, столько и ждать. Настя услышала, как стукнула дверь балкона, ее враги прошли в комнату, заперев за собой балконную дверь. Настя выдохнула (пока ее враги были на балконе, она боялась дышать), пошевелилась, размяла затекшие руки и ноги. Она понимала, сидеть здесь, на соседском балконе – не выход. Нужно что-то предпринять. Вот только что? Настя встала, выпрямилась, перегнулась через край балкона, поняла, высота небольшая, второй этаж, прыгнуть не страшно. Настя перелезла через невысокое ограждение, и спрыгнула!


4
Оказавшись на земле,  в большом сугробе, она тут же вскочила, бросилась бежать. Ее ноги проваливались в снег почти по колено, зима заканчивалась, днем светило яркое солнце, снег уже подтаял,  образовался наст, куски его попадали Насте в сапожки, их края больно резали голые ноги. В спешке Настя натянула сапожки на босые ноги, забыв надеть носки. Настя, проваливалась в снег, петляя как заяц, бежала к оживленной улице. Она не заметила, что при ее отчаянном прыжке, из кармана  куртки выпал мобильный телефон, провалился в рыхлый сугроб.
Ее преследователи, конечно же, увидели, что с соседнего балкона кто-то спрыгнул вниз, поняли, что спрыгнула Настя. Один из них (Василий) страшно и грязно ругаясь, ринулся на балкон, спрыгнул  вслед за Настей, другой (Гриневич), ломанулся вниз более цивилизованным способом, по лестнице. У Настиного подъезда, в белой «Ладе-Приоре», ждал шофер Володя, увидев бегущего Гриневича, он тут же распахнул пассажирскую дверь, Гриневич плюхнулся на сидение, машина развернулась, на «бешеной» скорости (на которую только была способна «Лада-Приора»), помчалась вслед за Настей. Гриневич видел бегущую Настю, трудно было не заметить на темной улице ее белую куртку, указывал на нее шоферу пальцем, Володя кивал, крутил баранку, жал на газ. Машина мчалась по мостовой, а  по тротуару вслед за бегущей Настей бежал охранник Василий. Настя, обогнув дом, выбежала на оживленную улицу, оглядывалась, видела гнавшегося за ней здорового мужика, и белую машину, мчавшуюся по мостовой, тоже видела, и поняла – машина преследует ее. Им не удалось догнать Настю. Удача была на ее стороне. Страх утроил, учетверил ее силы. Она, пробежав до остановки, прыгнула в подошедший трамвай. Охранник Василий в трамвай запрыгнуть не успел, перед его носом двери трамвая захлопнулись, и ему только и оставалось лупить кулаком по закрывшимся дверям.  Водитель трамвая оказался принципиальным, посчитал громилу, лупившего кулаком по  дверям его транспортного средства, хулиганом. Трамвай тронулся с места, Василий бежал следом, посылая в адрес  и водителя и Насти, проклятия. Настя, в салоне трамвая, вжалась в сидение, не дышала, с ужасом ждала, что сейчас, водитель откроет двери, и преследующий ее громила ворвется в трамвай. Не ворвался. Настя, в окно трамвая, увидела, как громила сел на заднее сиденье затормозившей белой машины, и машина неотступно последовала за трамваем. Но на одном из светофоров, трамвай проскочил красный свет, а белой машине пришлось остановиться. Настя, увидев, что преследователи отстали, выскочила из трамвая на ближайшей остановке, и тут же пересела в следом подошедший автобус, даже не поинтересовавшись его номером, и куда тот идет. Она забилась в уголок, в хвосте салона, засунула руки в рукава куртки (перчаток у нее не было), и, тут силы ее окончательно оставили, она прислонилась головой к автобусному стеклу, и  задремала…
5
Настю разбудили резкие тычки в бок, она приоткрыла глаза, глянула в окно, автобус стоял в каком-то темном месте, она перевела взгляд на того, кто ее потревожил, скорее всего, водителя автобуса, невзрачного мужичка восточной национальности. Он толкал девушку в бок, приговаривал:
- Давай, просыпайся, чего расселась, конечная остановка…
Настя протерла глаза, переспросила:
- Как конечная? Где конечная? Куда мы приехали?
- В парке мы, в автобусном…- нехотя отвечал водитель, - Выметайся из автобуса… Моя смена закончилась!
- Как смена закончилась? - недоумевала Настя, - Назад когда поедите?
- Утром поеду!
-А кто поедет? Автобусы еще ходят?–с надеждой спрашивала Настя.
-Ходят автобусы! Вон остановка! -водитель махнул рукой куда-то в темноту, - Иди туда, жди, напарник приедет, назад поедет!
Настя, с сожалением, выбралась из теплого уютного автобуса, в темную холодную ночь, потащилась к остановке, которая действительно оказалась  чуть в отдалении, у ворот автобусного парка. Она присела на стылую металлическую лавку, поежилась, передернула плечами, поняла, долго она на этой лавке не высидит, замерзнет, превратиться в ледышку. Из дома она сбежала в тонком бархатном спортивном костюме, под костюмом не было ничего, не колготок не майки, сверху короткая куртка-пуховик, на ногах сапожки на босу ногу. На ней не было и шарфа, и шапки, частично спасал капюшон, но только частично.  Настя принялась соображать, кому она может позвонить, попросить помощи – Короткову, Доронину? Да, наверное, нужно позвонить Короткову, он же обещал, как только запахнет жареным, приехать, спасти ее. Доронину звонить было стыдно. Она открыла свою сумку, порылась в ней, телефона не нашла. Все было на месте – паспорт, кошелек, ключи, и даже компьютерная флэшка, на которую она переписала информацию из  своего компьютера, то есть разговор Насти с Гриневичем, в Медицинском центре, бесценную информацию. Она выдохнула, сосредоточилась, еще раз перерыла все в сумке. Телефона не было! Она догадалась, телефон выпал из кармана, когда она прыгала с балкона.  Такого поворота событий она не ожидала. И, что ей теперь делать, где ночевать?  Можно поехать в гостиницу, снять номер, там, скорее всего, окажется  телефон, можно будет позвонить Короткову. Только вот номер его мобильного придется долго вспоминать, в крайнем случае, можно позвонить и утром, на служебный телефон (этот номер она помнила отлично). Только вот, где искать гостиницу и где искать такси, которое отвезет ее в гостиницу?
  Очередные неприятности не заставили себя ждать! Рядом, с сидящей на автобусной остановке, Настей остановились потрепанные «Жигули», из машины вышли трое угрожающего вида кавказцев,  прямым ходом направились к Насте. Один присел на металлическую лавку рядом с ней, двое других остановились поблизости. Кавказец, севший рядом с Настей, протянул руку, погладил девушку по светлым длинным волосам, взял ее лицо  за подбородок, повернул к себе, внимательно посмотрел ей в глаза, и, от удовольствия пощелкал языком.  Настя оттолкнула его руку, так, по хозяйски, лапающую ее лицо, отодвинулась от него, пересела на конец лавки. Кавказцу это не понравилось, он грозно произнес:
- Быстро встала, и пошла в машину!
Настя не прореагировала, как будто его не слышала. Он повторил:
- Пошла в машину, краля! Глухая, что ли?
Настя сверкнула на него голубыми глазами, сказала, как отрезала:
- Не подумаю, а вам лучше ехать по своим делам, вы же куда-то ехали? Я полицию сейчас позову, отойдите от меня, немедленно!
Кавказец ответить не соизволил, он просто-напросто схватил девушку за руку, силком поднял с металлической лавки, потом перехватил  поперек туловища, и поволок к машине. Настя отбивалась руками и ногами, пыталась кусаться. И вот ей удалось извернуться, ударить ретивого кавказца между ног коленом, тот, то ли от шока, то ли от боли, ослабил хватку, Настя вырвалась из его рук, и опять, как и несколько часов назад, помчалась по улице, со скоростью, близкой к сверхзвуковой. И опять у нее была фора. Кавказцы грузились в машине, заводили мотор, на это у них ушло минут пять-шесть, Настя успела пробежать достаточно…
Она бежала, одна-одинешенька, вдоль забора, огораживающего какую-то стройку. Забор был бесконечно длинным и глухим, не одна досточка не отходила, не единой щелочки не было… Настины силы были на исходе, ей не хватало дыхания, адреналин в крови уже не бурлил так сильно, она оборачивалась назад, видела свет фар машины, настигающей  ее, понимала, долго она не продержится, уроды-кавказцы ее скоро достанут… И, вот, на ее счастье, она, увидела, что от бесконечного забора отъезжает грузовик, скорее всего, там ворота, есть возможность попасть на стройку, спрятаться, укрыться! Настя прибавила ходу, действительно добежала до  ворот, которые уже закрывались. Она влетела в ворота, за ее спиной кляцнул засов.
6
Оказавшись на территории стройки, Настя оглянулась вокруг… Темнота, остов недостроенного здания, у ворот небольшая бытовка, в которой горит свет,  звучат людские голоса. Настя направилась к бытовке, в надежде, что там есть телефон, и строители (она молила бога, что бы не было строителей-кавказцев) помогут ей вызвать полицию…Но, к бытовке она подойти не успела…Раздался страшный грохот. В закрытые металлические ворота, со всей дури, ломились несколько человек. Настя поняла – преследователи-кавказцы ее настигли! Она даже спрятаться никуда не успела, стояла перед дверями бытовки. Из бытовки посыпались молодые полуодетые мужики (строители), тут же ее заметили. Окружили, стали задавать вопросы:
- Ты откуда взялась?
- Вот это да, смотрите кто у нас!
- Девушка, ты как к нам попала?
Настя делала умоляющие жесты, показывала рукой на ворота, из-за которых послышались крики:
- Открывай! Девчонка сюда забежала! Открывайте, отдайте девчонку!
Один из строителей (скорее всего, бригадир, не кавказец), лет сорока, коротко стриженный, в майке-тельняшке и камуфляжных штанах спросил Настю напрямик:
- За тобой эти уроды гонятся?
Настя закивала, сложила руки, как для молитвы, прошептала:
- Не выдавайте меня, не выдавайте…
Бригадир оказался правильным мужиком, пожалел девушку. Он махнул рукой высыпавшим на улицу строителям,  галдевшим и шумевшим, мол, заткнитесь, те замолчали, а он сам направился к воротам. Приказал, командирским тоном (Настя подумала, он бывший военный, точно, такие же начальственные нотки она иногда слышала в голосе Доронина):
-Не хулиганьте! Валите отсюда, пока по-хорошему разговариваю!
- Мужик, брат! Девчонку отдай, и мы уйдем! Это наша девчонка, она на стройку забежала, мы видели! Отдай, она наша!
- Нет тут никакой девчонки, никто к нам не забегал! Валите, иначе полицию вызываем, это частное строительство, вам проблемы нужны?
Кавказцы за воротами о чем-то посовещались, потом выдали:
- Сколько за девчонку хочешь?         
 -Вон пошли, уроды! – гаркнул бригадир, - Сказал, нет здесь никого!
Похоже, кавказцы поверили, затихли. Настя принялась благодарить бригадира, тот мотнул головой, мол, не за что, спросил, в свою очередь:
- Как ты попала в такой переплет, девушка?
- Я на автобусе ехала, заснула, до конечной доехала. Я на остановке сидела, другой автобус ждала, назад ехать, они и пристали…   
- Представляю, блондинка ночью на остановке, ты смелая, однако…
- Да нет… Просто таких уродов никогда не видела…
Коллеги бригадира были не такими благородными, как он, они окружили Настю, тянули к ней руки. Бригадир прикрикнул:
-Убрать руки! Не видите, девушка в беде оказалась,  смелая какая, убежать от уродов смогла…И мы, что теперь, как  уроды с ней поступим?
- Альтруист, ты, Пашка, мало на гражданке тебя бабы обижали! – сказал один из подчиненных  бригадира Пашки. Бригадир на его замечание не прореагировал, коротко бросил Насте:
- Пошли в бытовку, замерзла ты совсем, там поговорим…
Настя пошла за бригадиром в бытовку, не на шаг не отступая,  решила держаться рядом, посчитал, так безопасней. В бытовке было тепло, сильно накурено. Настя закашляла, но быстро привыкла. Бригадир спросил:
- А чего ты на остановке сидела, позвонить никому не могла, что б за тобой приехали, забрали?
- Я телефон потеряла… - ответила Настя.
- Эти отобрали?
- Нет, я его раньше потеряла, еще днем! - Настя решила в подробности не вдаваться. Бригадир протянул ей навороченный смартфон, предложил:
- На, звони…
Настя стояла перед бригадиром, засунув руки в карманы куртки, и в одном из карманов пальцами поглаживала маленький кусочек картона, визитную карточку, что дал ей Доронин в первые часы их знакомства, карточка лежала у нее в кармане с тех пор. И то, что карточка лежала у нее в кармане, развеяло все сомнения, кому она должна позвонить. Она   взяла  из рук бригадира телефон, достала из кармана карточку, и, глядя на карточку, принялась набирать номер… Бригадир, со словами:
- Ну и кто сейчас за тобой приедет? Выкуп что ли попросить… - взял у нее из рук карточку, прочитал имя и фамилию Настиного знакомого, переменился в лице, резюмировал:
-Выкуп просить не будем! Если это тот, кого знаю, правильные у тебя знакомые. Доронин Александр Иванович, военный?
- Подполковник, в отставке! - ответила Настя, сунула карточку, которую вернул ей бригадир обратно в карман, нажала на кнопку соединения на телефоне. Доронин ответил сразу:
-Кто это?–услышав ее голос, разволновался, - Настя, что случилось?
-Александр Иванович, можете за мной приехать? – попросила Настя.
- Настя, где Вы? Что случилось? Чей это телефон?
- Я не знаю где я… У меня неприятности…
Бригадир отобрал у Насти телефон, сам принялся объяснять, что случилось с Настей:
- У девчонки действительно неприятности, подтверждаю, и тебе, друг, стоит приехать! Сейчас объясню, как нас найти…
Объяснил кратко, точно, по военному, выключил телефон, произнес:
- Через полчаса будет…


7
Те полчаса, что Настя ждала Доронина, бригадир отгонял от нее своих коллег. Она сидела в уголке бытовки, сжавшись в комочек, смолила сигарету за сигаретой, из пачки, на ее счастье оказавшейся у нее в сумке. Строители курили какой-то непонятный самосад, а  бригадира сигареты «Прима», без фильтра. Настя  с ужасом слушала сальности, отпускаемые в ее адрес. Она думала, что бы было, если бы бригадиром строителей оказался не мужик по имени Павел, а какой-нибудь Казбек или Абдулла? Ее бы сами строители оприходовали, или продали преследовавшим  кавказцам? И что будет, если Доронин не приедет. Как она поедет домой? А что ее ждет дома? Или кто?
Ее опасения были напрасными, Доронин приехал. Ровно через полчаса. За воротами раздался автомобильный гудок, строители пошли открывать ворота. Настя услышала, шум двигателя, и через минуту на пороге бытовки возникла мощная фигура ее спасителя, Доронина. Настя встала, сделала к нему шаг, но ее опередил бригадир, Павел. Он бросился к Доронину обниматься. Мужики хлопали друг друга по спинам кулаками, смеялись. Настя не ожидала такого проявления эмоций от сдержанного Доронина. А Павел просто светился от счастья, теребил Доронина за рукав куртки, кричал:
- Здорово, командир, давно не виделись! Я как на визитке прочитал твою фамилию, должность - начальник Службы безопасности, сразу понял, это ты! Рад, что работу приличную нашел, и со здоровьем у тебя все в порядке!
 Доронину, наконец, удалось вставить несколько слов в монолог Павла:
        -Привет,Паша! Где пропадаешь? Виделись последний раз года три назад?
-Два, в Кремле виделись, когда награды нам вручали. Ордена тебе и мне,  Сереге Пирогову Звезду Героя, Коле Игнатьеву, посмертно, тоже Звезду, мать его получала. Помнишь?- ответил Павел. Доронин посерьезнел, произнес:
-Еще бы не помнить! Почему на встречи однополчан не приходишь?
- Да я был пару раз, тебя не было, вот и не встретились, кстати. Работу ребята-однополчане помогли найти. Я не местный, из Брянска. Вахтовым методом работаю, Москва-Брянск, отдыхать некогда. За подчиненными глаз да глаз нужен,что б,не уперли ничего,работали хорошо.Кнут хороший нужен!
- Не боишься, что темную тебе подчиненные устроят, за тотальный контроль? – улыбнулся Доронин.
- Не боюсь, Саша. Наша бригада на стройке лучшая, у нас выше всех заработки. Если бы рабочих не подгонял, копейки бы получали, а так, тысячи получают, и приличные…
Доронин перевел взгляд на Настю, стоящую за спиной бригадира, и спросил не у Насти, у бригадира:
- Как она здесь оказалась?
Бригадир усмехнулся:
- Вот так и оказалась, совершенно не понятным образом…Ты когда подъезжал, случайно не видел у ворот какую-нибудь машину?
Доронин кивнул:
- Стоит убитая «Шестерка»…
Тут Настя встряла в разговор, ей надело, что в ее присутствии о ней говорят в третьем лице, как будто она неодушевленный предмет, сказала:
- Александр Иванович, по дороге расскажу. Давайте поскорей поедем!
- «Шестерка» Вас караулит? – не отставал Доронин.
- Меня… - кивнула Настя.          
- Почему?
- Я же обещала, расскажу по дороге!
Настя обогнула массивную фигуру бригадира Пашки,  еще более массивную фигуру Доронина, вышла из бытовки, направилась к машине Александра. А тот опять обнялся с Пашкой, похлопал того по плечу, пожал руку, заспешил вслед за Настей. Пашка пошел следом, открывать ворота…
8
Машина Доронина выехала с территории стройки. Настя, сидя на переднем сиденье, пригнулась, не хотела, что бы ее увидели сидящие в «Шестерке» кавказцы. Их машина стояла четко напротив ворот, они все еще не угомонились, караулили, и скорее всего, они Настю в машине не разглядели, ее маневр удался. Доронин заметил эти ее телодвижения, строго спросил:
- Рассказывайте, что произошло…
Настя выложила Доронину усеченную правду, ровно столько, сколько она рассказала строителям - потеряла телефон, заснула в автобусе, преследовали кавказцы. Ему, того что она рассказала, оказалось мало. Скорее всего, он мысли ее читал, понимал, она откровенно врет. И сделав вид, что выслушал ее очень внимательно, сказал, безапелляционно:
- А теперь еще раз, с самого начала, и правду!
Настя вздохнула, принялась рассказывать. Опять не всю правду, часть правды, малую часть. Но пока она рассказывала эту малую часть, чего только от него не наслушалась! «Да разве так можно!», «Как не разумно!», «Как легкомысленно!», и конечно «Я просил!», «Я  предупреждал!». Настя закончила рассказывать, замолчала, сникла. Она очень устала, и ругань Доронина всерьез не воспринимала, думала, побурчит и успокоиться, только коротко произнесла:
- Вы прямо как моя мама!
Доронин хмыкнул, замолчал, крутил руль. Настя тоже помолчала, через несколько минут поинтересовалась:
- А куда мы собственно едем?
- Ко мне домой, Вам в свою квартиру возвращаться опасно…
- А где Вы живете?
- В центре, на Таганке. Не удивляйтесь, у меня всего лишь комната в коммунальной квартире.
- Не удивляюсь… - Настя пожала плечами.
- Хорошо.
- Хорошо… - Настя кивнула, вообще-то, ей было все равно куда ехать, хотелось побыстрее приехать, хоть куда-то…

Дом, в который он ее привез, Настю поразил до глубины души. Она совершенно не ожидала, что в центре города может быть дом с коммунальными квартирами, и полуразвалившийся. Они поднимались по деревянной лестнице, на третий этаж, она заметила в прорехах штукатурки деревянные перекрытия. На третьем этаже Доронин, достав из кармана связку ключей, одним из ключей отомкнул простую деревянную дверь, пропустил Настю вперед, вошел следом, остановился у одной из дверей, выходящих в темный коридор, принялся открывать эту дверь. Тут, из-за другой двери (всего дверей было четыре), чуть поодаль, послышался старческий голос:
- Ты, Сашенька?
- Я, дед, я…- отозвался Доронин, - Спи спокойно…
Из-за следующей двери раздался женский голос:
- Сашуля, почему так поздно, почти два часа ночи! Случилось чего?
Доронин успокоил и невидимую женщину:
- Галочка, все в порядке! Дела серьезные были! Спите все!
Из-за третьей двери, кто пришел, не поинтересовались, там захныкал ребенок, женский голос принялся ребенка баюкать, как показалось Насте, женщина за той дверью говорила на каком-то восточном языке. 
Соседи угомонились. Доронин, открыл, наконец, свою дверь, втолкнул Настю в комнату, дверь захлопнул, зажег свет. Настя оглянулась – комната была просторной, обставлена вполне приличной, современной мебелью, у входной двери стоял фирменный холодильник, а на стене, напротив широкого дивана, размещался  плоский телевизор, у окна – большое, уютное кресло. Настя разделась, повесила куртку на вешалку, чуть подумав, сняла сапоги, и босиком прошлепала через всю комнату, уселась в кресло, поджав голые, замершие ступни, принялась наблюдать за Дорониным. Вот он повесил свою куртку, рядом с Настиной. Аккуратно снял ботинки, поставил под вешалкой. Один параллельно другому. Рядом поставил Настины сапожки,  которые она небрежно бросила. Прошел вслед за Настей, уселся напротив нее, на диване, упершись локтями в колени, потер ладонями лицо, тяжело вздохнул. Настя заметила, он очень бледен, под глазами темные круги, на щеках проступила легкая небритость… Он сказал:
-Настя, будете спать на диване, я лягу на раскладном кресле. Вставайте, кресло разложим, я чистое белье дам.
Настя возразила:
- На раскладном кресле спать буду я. Я прекрасно знаю, что такое раскладное кресло – оно узкое и короткое, Вы не поместитесь. И потом, Вы хозяин квартиры, устали и Вам завтра на работу, выспаться не мешает… Я и так все Ваши планы нарушила…
Он кивнул, возражать не стал, спорить не хотел. Он действительно очень устал. Сегодняшний день у него выдался нервным, суматошным, противным. Пришлось ругаться, кричать, выяснять отношения, доказывать, бегать с этажа на этаж, быть сразу же в десяти местах. А он страшно не любил выяснять отношения! И ругаться пришлось не только с сотрудниками, но и с посетителями Торгового центра и с продавцами! У посетительницы украли кошелек, сотрудник Службы безопасности покинул свой пост никого не предупредив, а одна из продавщиц оказалась нечиста на руку – это только три эпизода из произошедших за  день, а их было больше десятка! Звонок Насти, в первом часу ночи, застал его на работе, он как раз разбирался с продавщицей, уговаривал вернуть  украденное, расстаться по хорошему, полицию не впутывать… А тут еще с Настей неприятности! Точно не его день! Он стянул пиджак, бросил на диван (такое редко случалось, он был патологически аккуратен), сорвал галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ему казалось, что в комнате душно (хотя было совершенно не так), помассировал затылок, как назло, у него началась головная боль. Он попытался сообразить есть ли у него таблетки от головной боли, но не смог сосредоточиться. И тут Настя, пристально наблюдающая за ним,  спросила именно то, что должна была спросить:
- Александр Иванович, у Вас голова болит?
Он кивнул, понял, отказываться бессмысленно, то, что у него голова болит, заметно. Настя порылась в своей сумке-рюкзачке, с которой не расставалась, протянула ему пластинку с таблетками, предложила:
- Возьмите, это хорошее лекарство, две сразу выпейте, поможет…
Доронин поблагодарил Настю, взял таблетки, выдавил из пластинки сразу две, собрался их проглотить, подумав, что не мешало бы запить таблетки водой, как Настя уже поднесла ему полный стакан воды. Она увидела белый пластмассовый чайник, на небольшой тумбочке, расположенной у двери, рядом с чайником стоял пустой стакан. Доронин запил таблетки водой. Настя отнесла стакан на место, заметила пиджак Доронина, валяющийся на диване, повесила пиджак на спинку стула, присела рядом с Александром, все еще трущим затылок, сказала негромко:
- У меня мама постоянно головными болями мается, работа у нее нервная, ученики-оболтусы доводят. Так вот, моя бабушка всегда, когда у мамы голова болела, массаж ей делала, меня научила. Хотите, Вам сделаю? Мама говорит, ей хорошо мой массаж помогает!
Доронин хотел отказаться, наотрез, но почему-то согласился! Настя, встав на коленки  за его спиной, принялась делать ему массаж головы, нежно нажимая на какие-то определенные точки на висках, затылке, надо лбом. Его головная боль прошла, почти сразу, как она закончила массаж (или ее волшебные таблетки помогли?). Настя, на массаже головы не остановилась, приложив определенные усилия, массировала его шею и  напряженные, уставшие плечи (за что он был ей страшно благодарен). Массировала минут пятнадцать, закончив, спросила:
- Вам легче? – и заглянув в лицо, вынырнув из-за его спины, констатировала, - Вижу, легче, цвет лица поменялся, и губы не такие серые.
- А, что у меня были серые губы? – поинтересовался Доронин.
- Еще, какие серые!  И лицо бледное, краше в гроб кладут… - она опять расположилась рядом с ним, начала оправдываться, - Вы меня простите,  головная боль у Вас из-за меня… Я завтра утром уеду домой…
- Во-первых, планов у меня особо никаких не было…- ответил Доронин, - Ехать домой, спать – вот единственный мой план, и, во-вторых, Вы никуда утром не уедете. Я поеду утром к Вам домой, и все разузнаю. Если будет безопасно, Вы туда вернетесь. А, сейчас давайте ложиться спать. Нет, нужно поужинать! - он хлопнул себя по лбу, - Старый дурак, поесть Вам не предложил. Но, у меня только одни пельмени… Будете? Любите пельмени?
- Нет, спасибо, я не голодна…- принялась отказываться Настя, - А Вы поешьте, ведь не ели ничего за целый день, я помню, Вы говорили, что один раз в день едите, вечером…
- Если честно, действительно не ел сегодня, не хочу совершенно!- признался Доронин, и предложил, - Мы с Вами чаю выпьем, у меня сгущенка есть и печенье, отличное дополнение к чаю. Вы какой чай любите? У меня, к сожалению, черный, в пакетиках. Пьете в пакетиках? Или зеленый любите?
- Я пью чай в пакетиках, терпеть не могу зеленый, просто обожаю сгущенку с печеньем!–произнося это, Настя улыбалась, - Сахар у Вас есть?
- Конечно, есть! Чай без сахара это не чай!
Они уселись пить чай с сахаром, печеньем и сгущенкой. Намазывали сладкое лакомство на печенье, старались побыстрее отправить печенье в рот, пока сгущенка не стекла по пальцам, и дальше на стол. Они смеялись, как дети, облизывали сгущенку со своих липких сладких пальцев. Настя спрашивала:
- Неужели Вы любите сгущенку? Вы,  серьезный суровый мужчина? Вы должны любить острое, соленое, любить мясо с кровью!
- Вот такой вот парадокс…- отвечал Доронин с улыбкой, - Люблю ее, подлую, для меня в детстве лучше лакомства не было! Я в детстве спортом занимался, на сборы спортивные ездил, там,  на диете всех держали, правильное питание проповедовали, мучное и сладкое не давали, а когда домой приезжал, отрывался! Сгущенку банками лопал! А мясо я люблю, но только хорошо прожаренное, по поводу острого и соленого, нет, не люблю, точно не люблю не острое, не соленое…
- Я тоже очень сгущенку люблю. Мы не богато жили, а сгущенка, не дорогая, бабушка с матерью ее часто мне покупали, бабушка говорила, что сгущенка полезней конфет, она банку открывала, себе в кофе пару ложечек добавляла, остальное мне доставалось! Я из банки сгущенку выливала на блюдце, туда хлебушек крошила, вот это  лакомство!
Наконец, чай был выпит, сгущенка с печеньем съедены, Доронин с Настей улеглись спать. Он выдал ей пастельное белье, одеяло, подушку и даже небольшой матрасик (все это у него оказалось в наличии), помог разложить кресло, постелить постель. И даже выдал ей свою фланелевую рубашку, между прочем, фирменную, страшно дорогую (вместо ночной). А шерстяные носки (вместо тапочек) он выдал ей раньше, еще до чая. Выдал чистое полотенце, проводил умыться, в коммунальную ванную комнату, где разжег газовую колонку, и терпеливо ждал, пока она умоется.
9
Настя долго не могла заснуть, ворочалась  на действительно неудобном раскладном кресле, вспоминала все то, что пережила за сегодняшний день (на целый год ее сегодняшних переживаний хватит), слушала, как тихонько похрапывает на широком диване ее замечательный сосед по комнате. Ей показалось, что он как лег, сразу же заснул (это было правдой, Доронин, ложась спать, думал, что не заснет вовсе, но заснул, как только его голова коснулась подушки, то ли он слишком сильно устал сегодня, то ли помог Настин массаж, то ли чай со сгущенкой и задушевные разговоры).
Настя думала о Доронине – почему он одинок, это не правильно! Такой мужик - красавец, умница! Он занудлив? У каждого есть недостатки, у Доронина недостатки -  занудливость и патологическая аккуратность, как чай выпили, он тут же чашки побежал мыть, и когда он шкаф открыл, у него все вещи там по полочкам оказались разложенными, постельное белье отглажено, у него даже ботинки аккуратно стоят, параллельно друг другу! Смогла бы она с ним ужиться? Да не вопрос! Она тоже не грязнуля, аккуратность ценит, но до абсурда не доводит. Кто кого бы перевоспитал? Он ее, как новобранца, или она его, как женщина? Скорее всего, была бы ничья. Он бы забыл об аккуратности, а она о разгильдяйстве.  Так все же, почему он не женат? Застегнут на все пуговицы, замкнут, молчит, именно этим женщин отталкивает, они считают его угрюмым бирюком, а он это мнение поддерживает. Его обидели, несправедливо, наверное, любимая женщина. А он очень сильный человек.  Сильные, обиду страшно тяжело переживают, до дурки, до самоубийства доходят.  Доронин,  молодец, держится, сопротивляется, борется. С этими мыслями она заснула…
Проснулась от звука будильника в мобильном телефоне Доронина. Покрутилась на своем кресле, села, сладко зевнула. Она жутко не выспалась на неудобном ложе. Бросила взгляд на Доронина, тот проснулся, спустил длинные ноги с дивана, покашливал спросонья (сигареты виноваты, курить нужно меньше!), бурчал что-то себе под нос. Заметил, что Настя проснулась, коротко сказал ей:
- Спите, еще очень рано!
Но Настя не могла спать, если приютивший ее хозяин комнаты  бодрствовал. Она вскочила, полная решимости приготовить ему завтрак. Он быстро осадил ее пыл – он никогда не завтракает! Тогда она предложила сварить кофе, от кофе он не отказался. Настя направилась к тумбочке у холодильника, где находилась кофеварка, последнее слово современной техники. Как она работает, Настя разобралась сразу же (Доронин осваивал кофеварку неделю), и Доронина, вернувшегося из ванной, посвежевшего, чисто выбритого, она встретила  чашкой кофе…
Затем наблюдала, как он облачался в белую рубашку, натягивал черный костюм, выбирал галстук из обширной коллекции галстуков (она бы выбрала другой, поярче), тщательно причесывался у зеркала, висевшего у входной двери,  приглаживал влажные густые волосы расческой с мелкими зубцами. С точки зрения Насти, бесполезное занятие, потому что легкая небрежность, не только в прическе, но и во всем остальном, ему бы не помешала. Насте очень хотелось растрепать его шевелюру, стянуть скучный, официальный галстук, расстегнуть пару пуговиц на рубашке…
Пока он одевался, она заметила и оценила все достоинства его отличной фигуры! Видно было, он занимался спортом, серьезно. В одежде было не заметно, в какой он хорошей физической форме, наоборот, в одежде он казался массивным, создавалось впечатление, что ему не мешает сбросить несколько лишних килограмм. И вот она убедилась - нет у него лишнего веса ни грамма, сплошные мышцы!  Офисный костюм,  хоть и дорогой, срывал его очевидные достоинства. Не нужен ему этот дурацкий костюм, ему нужны джинсы, футболка,  спортивная  короткая кожаная куртка.   
А он, перед уходом, начал поучать Настю - она может выйти из комнаты, только по крайней нужде! Захочет есть, в холодильнике лежат сыр и колбаса, и пусть пьет чай или кофе, на кухню – не ногой, захочет курить (она же курит!), он оставляет ей пачку сигарет и зажигалку, курить она может в комнате.  Он просто не хочет конфликтов с соседями, приедет с работы, с соседями ее познакомит, он постарается вернуться не поздно, и, конечно же, разузнает, что произошло в Настиной квартире. По-хорошему, Настя большую часть его тирады пропустила мимо ушей, она думала о его галстуке, рубашке и прическе, как ей все хочется изменить, и еще о его роскошных накаченных мускулах! Перед его уходом, она написала на бумажке телефон Короткова, попросила позвонить, предупредить, что она заболела, придет через несколько дней, Доронин, конечно же, пообещал, а раз пообещал,  сделает, она была в этом уверена. Когда он ушел, она сложила кресло, убрала пастельное белье, подушку и одеяло именно туда, откуда доставал Доронин, и улеглась спать на его широкий диван, более удобный и мягкий, чем пресловутое кресло. Она уютно завернулась в теплое одеяло, подушка приятно пахла дорогим одеколоном Доронина, и перед тем, как заснуть, подумала, что следующую ночь, как бы крамольно это не звучало, они проведут вместе, все к тому идет…

Глава десятая. Александр Доронин. Весна.
1
Что интересно, именно о том же самом думал и Доронин по пути на работу.   Он представлял Настю, заспанную, с всклокоченными волосами, в его фланелевой рубашке, чрезвычайно сексуальную,  возбуждающую, манящую. Вчера меду ними ничего не случилось, только благодаря (или вопреки) его головной боли. Но когда она делала ему массаж, он чуть с ума не сошел, с трудом сдержался. Ему до  умопомрачения хотелось схватить девушку в охапку, усадить к себе на колени, запустить руку под  бархатную куртку ее спортивного костюма, прикоснуться кончиками пальцев к ее атласной коже… Эротические фантазии, в которых Доронин представлял Настю, ему удалось стряхнуть только на подъезде к его Торговому центру. И что интересно, именно сегодня он ехал на работу на полчаса дольше обычного, тормозил на каждом встреченном светофоре, создавал пробки на дороге, трогался с места  только после неоднократного понукания следующих за ним машин, выражавшегося в оглушительных гудках и сигналах. Услышав безобразную какофонию звуков,  двигался с места, чтобы затормозить на очередном светофоре,  мечтательно задуматься, и опять создать пробку. Добравшись до Торгового центра, с горем пополам, Доронин поставил машину в гараж, приступил к своим прямым обязанностям (не забыв, однако, о Митриче с Марусей). Приняв дежурство, распланировав своим сотрудникам работу на день, и позвонив Настиному начальник, Короткову, он из Торгового центра уехал. Отправился к дому Насти, разузнать что произошло, так ли все плохо, как она рассказывала. Все оказалось хуже, чем можно было предполагать, много хуже…
Когда он подъехал к дому Насти, именно у первого подъезда, где располагалась ее квартира, заметил толпу обеспокоенных жильцов, среди которых конечно присутствовали и несколько любопытных старушек, с которыми Доронин был знаком. Но вот именно сейчас он решил на глаза старушкам не попадаться. (И правильно решил, но это стало ясно чуть позже). Он поставил машину подальше от дома Насти, к дому пошел пешком. Он поднял воротник кожаной куртки, глубоко засунул руки в карманы, проскользнул незамеченным, мимо любопытных старушек, вошел в подъезд. Но подняться сразу к квартире, которую снимала Настя, ему не удалось, прямо на него, по лестнице, да так, что ему даже пришлось чуть посторониться, двигалась скорбная процессия,  состоящая, скорее всего, из служителей закона,  которые несли   носилки со страшным грузом, затянутым в черный мешок. Четверо,  несшие носилки, вышли из подъезда. Двое, шедшие следом, затормозили, закурили. Они негромко переговаривались, Доронин прислушался. Один из затормозивших, постарше, говорил:
   - Надо же, совсем молоденькая, и вот, погибла… Убили…
Другой, помоложе, спрашивал:
- Как думаешь, за что? Говорят, известная журналистка, может быть, за ее статьи? Сейчас многие журналисты в криминал вляпываются, журналистские расследования ведут…
- Да нет, не она это! Я с соседкой поговорил. Журналистка – высокая блондинка, с длинными волосами, а эта невысокая брюнетка, с короткой стрижкой. Может быть перепутали, одну вместо другой убили, а может быть журналистка подругу грохнула, не поделили, мужика, например. И что интересно, документов никаких в квартире не нашли, личность убитой установить не удалось, и документов журналистки в квартире не обнаружено, но на ограбление не похоже, только компьютер разбит. Может журналистка деньги большие в квартире прятала. Кто этих журналисток разберет. Заказные статьи пишут!
- А соседка видела кого вчера вечером?
-Нет, не видела, рассказывает, что спать рано легла, около десяти, но сквозь сон слышала, в соседскую дверь кто-то настойчиво звонил…
Тут служители закона заметили Доронина, жавшегося в углу подъезда, заорали на него в два голоса:
- Ты что здесь делаешь, мужик? Кто такой?  Кто тебя пустил? Здесь чужим нельзя, в подъезде убийство! 
Доронин решил свалять дурака, авось прокатит, мужики ему поверят (существует же мужская солидарность), сделал лицо попроще, загундосил:
- Ребятки, так у меня это, свиданка! Меня баба ждет, она на четвертом этаже живет. Я с работы отпросился, моя баба тоже, муж у нее в командировке. Пропустите ребята, меня баба ждет!
Мужики оглядели Доронина с ног  до головы, кивнули (поверили, значит, он убедительно сыграл!):
- Ладно, иди, Бог с тобой!
  Доронин просто взлетел на второй этаж, оказался около квартиры Насти, но дверь квартиры была опечатана. Он выдохнул, почесал затылок, решая, что теперь делать, как понять, что произошло в Настиной квартире, кого там убили (что убили, это свершившийся факт, и он сам видел, как выносили тело). И Настя – это она кого-то убила, или убили вместо нее, если вместо нее? Вопросы, вопросы, вопросы! Настя рассказывала совершенно иное…Что же произошло на самом деле? Он поднялся на один пролет, остановился у окна, и опять ему несказанно повезло, окно оказалось приоткрытым! Видно кто-то из жильцов приоткрыл, в подъезде пахло не слишком приятно, да что там пахло, воняло! Мусоропровод забит под завязку. Так вот, Доронин прислушался к голосам, раздававшимся с улицы, разговаривали соседка Насти, та, что сдала ей квартиру и один из служителей закона.  Он услышал все с первого до последнего слова. Соседка говорила:
- Машина стояла у подъезда, белая машина, по-моему, я в окно видела, там мужчины сидели, трое, лет тридцати-сорока, особых примет я не разглядела, один из них вроде бы светловолосый. Вот еще, я уже рассказывала, что слышала, в квартиру соседнюю звонили, долго звонили, а потом крики какие-то были, мужики ругались…
- Женских криков не было?
- Нет, не было…
- А к журналистке кто-то приходил? Навещал ее?  Вчера, например?
- Нет, вчера никто не приходил, так она на работе все время! А так, навещал, конечно! Мужчина навещал, высокий, темноволосый, симпатичный, лет сорока, такой серьезный, суровый. Скорее всего, Ваш коллега!
Служитель закона, внимавший словам соседки Насти, напрягся, переспросил:
- Наш коллега? С чего Вы взяли?
- Так, он выглядел соответствующим образом! И разговаривал как человек, обладающий властью, привыкший командовать…
- Звали его как? Мужика того?
- Александром Ивановичем, может Васильевичем, не помню, он один раз представился, когда квартиру снимал для журналистки этой…
- Понятно, фоторобот сможете составить?
- Смогу, конечно!
- Вызовем Вас, ждите…
Доронин с облегчением вздохнул, соседка не стала описывать его собственную внешность, яркую и приметную, прямо сейчас, а то служители закона, вспомнили бы, что видели этого самого мужчину минуту назад, он прошмыгнул в подъезд. Но любопытная соседка выдала совершенно бесценную информацию – у подъезда стояла белая машина! Можно будет посмотреть камеры видеонаблюдения за вчерашний вечер, увидеть номер машины, но Доронин не сомневался, каким будет этот номер…
 Доронин дождался, когда толпа у подъезда разойдется, но ждать ему пришлось довольно долго, больше двух часов,  кумушки-соседки никак не могли разойтись, перетирали случившиеся. Доронин ждал на пятом этаже, у чердачного окошка. Он курил украдкой, в окошко, даже телефоном боялся воспользоваться, лишь послал смс своему другу Сереге Пирогову, с просьбой узнать, что произошло в квартире Насти. У Пирогова везде были знакомые, а уж в московской полиции на всех уровнях! Пирогов через час прислал ответное смс, мол, кое-что узнал. Доронин ответил - позвонит, как только сможет…И вот толпа у подъезда рассосалась, Доронин, на цыпочках, оглядываясь и озираясь, практически не дыша, покинул подъезд (и в который раз ему повезло, он никого из соседей не встретил). Но, оказавшись на улице, он не преминул проверить, правду ли ему говорила Настя о том, что потеряла телефон под окном квартиры. Он обогнул дом, и принялся шарить в снегу, под окном квартиры Насти, и нашел ее телефон, вернее его останки. Телефон был разбит. Доронин   добежал до своей машины, уселся в нее, и лишь тогда смог выдохнуть, тут же достал свой телефон, принялся названивать Пирогову. Серега опять ворчал, как старый дед, причитал, что Доронин постоянно подбрасывает ему работку, и все пыльную, не пыльной от Доронина не дождешься, а ящик коньяку, или хотя бы бутылку он ждет уже целую вечность. Доронин прекрасно знал, у  Сереги такая манера общения, говорит он эти все гадости не со зла, он очень хорошо относится к своему боевому другу, ведь именно Серега вез раненого Александра Доронина в госпиталь, гнал старенький УАЗик по горам, как сумасшедший. И потом в госпитале, орал на медиков, грозил пистолетом, требовал, чтобы раненого оперировали немедленно. Это Доронину потом рассказали, уже в московском госпитале, сам Пирогов никогда о том случае не говорил, на благодарность Доронина, коротко бросил: «Что было, то было, быльем поросло, ты бы Сашка, на моем месте точно также бы поступил…».
И вот что, Пирогов рассказал об убийстве в Настиной квартире.  В восемь утра, сегодня, в полицию позвонила Настина соседка, рассказала – в соседней квартире открыта дверь, она туда заглянула, обнаружила труп неизвестной девушки, в квартире было все перевернуто, что-то искали. Приехала полиция, установила - убийство совершено из огнестрельного оружия, личность девушки не известна… Все! Нет, еще вот что, дело забирают на Петровку, будет МУР расследовать, все таки в деле известная журналистка замешана, то ли подозреваемая, то ли свидетель, и завтра Пирогов узнает, кто это дело будет расследовать, у него на Петровке дружбан хороший, до завтра пусть Сашка ждет. И еще, если он, Сашка знает, где Настя Кораблева, ну та журналистка, то пусть передаст ей, что сегодня лучше в квартире не появляться, огребет по полной программе, пусть переждет, когда все устаканится. Доронин, как всегда поблагодарил своего верного друга, решил, не заезжая на работу, ехать домой, разбираться с Настей, выпытывать из нее всю правду.
И по дороге домой, крутя руль своей машины, он рассуждал сам с собой о произошедшем, ругал Настю почем зря. Ведь не послушала она его, мерзавка такая, поперлась в Медицинский центр, и там, скорее всего, ее видели. Многоуважаемый лектор Трофимов со своей женушкой, целительницей Варварой прислали к ней домой братков, разбираться. Только вот откуда взялась убитая девушка?  Была с братками? А кто ее убил? Братки или Настя? Настя, защищаясь от братков, убила девушку, и сбежала? И об убийстве ему побоялась рассказать?   Нет, тут что-то не стыкуется. Откуда у Насти пистолет? Отобрала у братков? Соседка сказала, что в белой машине, что стояла у дома, сидело три мужика, Настя с тремя бы не справилась, хотя вполне вероятно, у одного из них мог быть пистолет… А девушка убитая как в эту схему вписывается? И еще что странно, соседка слышала крики мужиков, женских криков она не слышала, так, что же получается, Настя дралась с мужиками, и не проронила ни звука? И девушка, которую убили, тоже молчала? И еще вот что. На лице и теле у Насти (он видел своими собственными глазами!) нет ни синяков, ни ссадин (следов драки), вот такое, как возможно?
      2
Дома его ждали очередные неприятности. Уже на подходе к своей квартире он услышал крики, а войдя, увидел картину, достойную великих классиков, кисти Босха и пера Шекспира. Настя, скорее всего, уже успела поссориться с его «милыми» соседями, и теперь они выясняли с ней отношения, все сразу, и дед Вася, маленький, сгорбленный, размахивающий тощими ручками-веточками, выговаривающий Насте угрозы совершенно не страшной скороговоркой, огромная Гала, в неизменном ярком шелковом цветастом халате, ругаясь, мешала армянские слова с русскими, и Магомед со своими женами (в полном составе), стоящий, вроде бы с равнодушным, безразличным лицом, что не соответствовало действительности, безразличное выражение его лица было всего лишь маской, иногда  бросающий в сторону Насти грозные взгляды и короткие ругательства, а вот его жены напоминали разъяренных фурий. Настя, полуголая, в одной  фланелевой рубашке, забилась, в коридоре, в угол между туалетом и ванной комнатой, а соседи наступали на нее, с криками и руганью, а она шипела, огрызалась в ответ. Дед Вася причитал:
- Ты кто такая, откуда взялась, что ты здесь делаешь?
Гала басила:
-Ты взяла мою кастрюльку, ты не имела права без спросу брать чужое! Ты сыпала в кастрюльку мою соль и мои специи! Ты взяла  их без спроса!
Магомед чеканил слова, его жены визгливо ему вторили:
- Ты стирала свое белье в моей стиральной машине, ты стирала свое белье моим порошком, ты безответственная, безнравственная женщина!
Александр, понаблюдав пару минут, решил эту комедию абсурда прекратить, гаркнул:
- А ну замолчите все!
Его соседи, все сразу, повернулись к нему, заговорили одновременно:
- Кто она такая, как попала в нашу квартиру!
- Она взяла мою кастрюльку, она варила пельмени в моей кастрюльке, и сыпала в кастрюльку мою соль и мои специи!
- Она стирала свое белье в моей стиральной машине и моим стиральным порошком! Я не разрешал ей этого!
- Нашим порошком!
- В нашей   машине!
- Мы не разрешали!
Доронин почувствовал себя Генеральным секретарем ООН, приехавшим в лагерь палестинских беженцев, соседи скакали перед ним, тараторили все одновременно. Александр гаркнул еще громче:
- Замолчите, кому сказал!!
Соседи замолчали, замерли, а Доронин плечом раздвинул их толпу, и, взяв Настю за руку, поволок в свою комнату. Он хотел всыпать ей по первое число еще там, в коридоре, в углу между туалетом и ванной комнатой, но ему было стыдно перед соседями. За Дорониным засеменил дед Вася, он побоялся ссориться с ним:
- Сашенька, так это твоя женщина? Ты привел? Почему она сразу не сказала, что она твоя? Мы бы не орали на нее!
- Моя, моя, дед! Я привел… - коротко ответил Доронин, обернулся к остальным соседям, все еще молчащим, извинился за Настю:
-Прошу простить, дорогие соседи, я не объяснил моей женщине правила поведения в нашей квартире. Гала, с меня коробка конфет, к сожалению, твою соль и твои специи я восполнить не смогу. Магомед, с меня пачка стирального порошка, и если хочешь, можешь стирать в моей машине, я не против, и перед женами твоими я тоже извиняюсь…
 Он затолкал Настю в комнату, пихнул в кресло, сам выдвинул из-за обеденного стола стул на середину комнаты, перевернул спинкой вперед, сел на стул верхом. Настя, вжалась глубоко в кресло, поджала голые ноги, бросала на Доронина испепеляющие взгляды, уж слишком грозно он выглядел сидящий напротив нее верхом на стуле в расстегнутой кожаной куртке с меховым воротником. Он начал ей выговаривать:
- Настя, я же просил не выходить из комнаты, не ссорить меня с соседями! Я просил! Вы специально так поступаете, мне на зло? Зачем Вы взяли чужие вещи, все, что нужно для хозяйства у меня есть, вот тут в тумбочках, и стиральный порошок, и соль и специи и кастрюльки, почему Вам понадобилось брать чужие? И еще, я же просил Вас не ездить в Медицинский центр, Вы поехали! И Вы все время мне врете!
- Александр Иванович, я не виновата…- это были первые слова, что произнесла Настя в свое оправдание.
- Вы не виноваты? – Доронин был возмущен не на шутку, - Вы не ездили в Медицинский центр? Вы сказали правду,  что к Вам в квартиру вломились неизвестные, но это очень сомнительно!
- Правда, вломились, я не вру…- пробормотала Настя.
-Почему они к Вам вломились, что Вы сделали такого? Опять скажите, что не знаете? Только не врать!
- Я, правда, была в Медицинском центре, и я помню, что Вы просили меня этого не делать, и меня там узнали, но мне удалось уйти…
-Боже! – Доронин схватился за голову, - Но я уверен, что это еще не все… Вы сказали, что Вас узнали, кто узнал?
- Охрана…
- Дальше! В квартиру вломились неизвестные, и оказывается, Вы знаете, кто вломился и почему. Тогда может быть, расскажите, как в Вашей квартире оказалась мертвая девушка?
Глаза Насти округлились, она охнула, закрыла рот руками, потом отняла руки ото рта, прошептала:
-Вы о чем, Александр Иванович, какая мертвая девушка? Шутите?
- Так какие шутки! Я похож на шутника?
- Не очень… - выдавила из себя Настя.
- Вот именно, не очень…- резюмировал он. Скорее всего, ему стало жарко, он скинул свою кожаную куртку, отбросил в сторону, потом скинул и пиджак,  расстегнул ворот рубашки, оттянул вниз узел галстука, но грозный вид, оставшись в одной белой рубашке, не растерял.  Наоборот, он придвинулся, вместе со стулом, еще ближе к Насте, и теперь сбежать у нее не было вообще никакой возможности. Он продолжил:
- О главном. Я приехал сегодня утром к Вашему дому и узнал вот что. В  квартире действительно нашли труп девушки. Соседка нашла. Дверь в квартиру  была открыта…
- Ворвались двое мужчин, девушки никакой с ними не было. Машина была, белая. Я бежала по улице, краем глаза видела, что за мной едет машина, в  машине было трое, двое те, что ворвались в мою квартиру и шофер, девушки точно не было…- Настя мотала головой.
- Потом о девушке. О Вашем посещении Медицинского центра. Говорите честно, кто Вас там узнал!? Честно!! – рявкнул Доронин.
  Настя вздохнула:
- Юрист меня видел, Гриневич. Я решила об Экопоселении выведать, я не думала, что меня узнают.  Я записала разговор на диктофон…
- Где запись? – потребовал Александр.
- У меня в сумке, на флэшке…
- Позже послушаем. Похоже, именно запись бандюки искали. Дело об убийстве девушки в Вашей квартире забрали на Петровку, завтра я буду знать, кто ведет следствие, и детали расследования…Точно не знаете убитую девушку? Правду говорите?
- Мамой клянусь, и сыном, не видела я не какой девушки, не в машине не на улице, не в квартире…
Вдруг Настя сообразила, если люди Трофимова смогли найти ее, значит, очень скоро они найдут ее мать и сына. Нина Федоровна и Санька в опасности! Настя вскочила с кресла, и тут сообразила, что одета всего лишь в рубашку Доронина, свою одежду она неосмотрительно выстирала (в стиральной машине и порошком Магомеда). Настя чуть не заплакала от отчаяния. Что ей делать? Ей нужно, просто необходимо, немедленно уехать в Великий Новгород, ей нужно спасать свою семью! Ничего, она справится, не из таких ситуаций выпутывалась. Она вздохнула, выпрямилась, вскинула подбородок, потребовала:
-Александр Иванович, мне нужно немедленно уехать, к маме и сыну!
- Настя, Вам не нельзя никуда ехать. Вас ищет полиция, и лучше, если полиция не сегодня, не завтра Вас не найдет… - Доронин был спокоен и не пробиваем как танк.
- Вы не понимаете, что моя семья в опасности!
-Понимаю, но чем Вы можете им помочь? Как Вы можете их спасти?
- Я буду вместе с ними, у них нет защиты кроме меня! Если с ними что-то случиться, я не прощу себе никогда, я жить не смогу! – Настя уже кричала, и громко, Доронин попытался ее успокоить:
-Настя, тише, прошу. Вы не можете никуда ехать, поймите! Выйдите из дома, Вас  арестуют,  отправят в СИЗО, по подозрению в убийстве!
- Каком убийстве? Кто меня ищет, кроме преступников?
- Полиция Вас ищет…- Доронин был неумолим, - Вы не понимаете, Вам лучше остаться здесь!
- Тебе легко говорить, твои дети опасности не подвергаются! – орала Настя, бросала ему в лицо обидные слова, - Дети твои с мамашей своей в тепле и уюте. Мой ребенок в опасности, я его спасу! Меня ты не удержишь! Тебя жена бросила, это еще нужно понять почему! Почему ты с детьми не видишься, с бывшей женой у тебя конфликты, говорить о ней не хочешь. Достал, видно своим занудством, вот она тебя знать не хочет!
- Заткнись, дура! Что ты обо мне знаешь? Ты ничего обо мне не знаешь! И еще – завтра тебе стыдно будет… - Доронин цедил эти слова сквозь зубы, весь белый от злости. Настя его уже не слышала,  пыталась прорваться к выходу, Доронину пришлось ее скрутить. Она царапалась, кусалась, но на Доронина ее сопротивление действовало не сильнее комариных укусов, ее кулаки отскакивали от его спины, как от боксерской груши, и он был сильнее ее раз в сто.  Он крепко удерживал ее, боролся с маниакальным желанием надавать ей пощечин, как можно быть такой тупой, неразумной, себя не любить, и еще своих родных и близких подставлять, и все ради чего? Ради дешевой сенсации! Газетной статейки! Вот она перестала его лупить, он разжал руки, толкнул ее в кресло, но она не просидела в кресле и секунды, тут же вскочила, но замерла, как кролик перед удавом, потому что увидела его лицо, смертельно бледное, а вот глаза его сверкали каким-то особенным, но не добрым блеском. Он вздохнул, начал говорить, негромко, но в голосе у него звучал металл:
- Настя, послушай, я помогу Нине Федоровне и Саньке, с ними ничего не случится, они будут в безопасности, гарантирую. Я очень прошу, останься здесь. Если попадешь в СИЗО, скоро не смогу тебя  вытащить. Серега Пирогов предупреждал об этом, а он напраслину городить не станет, завтра все выясним, я поговорю со следователем, может быть ты  сможешь уехать в матери и сыну. Дай мне пару минут, я позвоню кое-кому…
Настя поверила, кивнула, уселась в кресло, натянула на голые коленки его фланелевую рубашку, отвернулась, ей уже было стыдно за свои слова, она вела себя, как стерва, а он всего лишь хочет ей помочь, искренне. И еще, она испугалась своих ощущений, потому что, когда  Доронин схватил ее в охапку, и скрутил, ей безумно хотелось, что бы он ее не отпускал, держал как можно дольше и как можно крепче, а еще ей очень хотелось, что бы он ее поцеловал, она была уверена – он классно целуется. И все эти эмоции она испытала именно в тот момент, когда они поругались, вусмерть!  Он, зажав в руке телефон, вышел в коридор, вернулся через пять минут, и выражение лица у него было уже спокойным, уселся за стол, а не на стул напротив нее, так же, как вчера вечером потер лицо руками, произнес:
- Все  в порядке, Настя, буквально в течении часа, за Вашей мамой и сыном приедут, увезут, и спрячут в надежном месте…
-Кто приедет, Александр Иванович, куда  увезут? – спросила Настя.
- Приедут мои друзья, а увезут на военную базу, где расквартирован отряд спецназа Северо-Западного военного округа. Не волнуйтесь, туда и мышь не проскочит, не то, что наши друзья из Медицинского центра…
- Дайте телефон, пожалуйста, я позвоню маме, ее нужно предупредить. Нет, лучше Вы позвоните, Александр Иванович, она Вас послушает, меня нет.
- Хорошо, я позвоню Вашей маме, скажите мне ее городской номер, так будет лучше,   отследить звонок сложнее…
Он достал мобильный телефон из кармана куртки. Как Настя поняла, это был запасной телефон, дешевый, кнопочный, набрал номер, продиктованный Настей, любезно поговорил с Ниной Федоровной, объяснил, почему они с Санькой должны уехать, и насколько. Как предполагала Настя, с Дорониным ее мама спорить не стала, только спросила, можно ли взять кота, без кота Санька не поедет. Доронин разрешил (резонно подумав, кот на военной базе помехой не будет, тем более кот привык путешествовать). Поговорив с Дорониным, Настина мама попросила переговорить с дочерью, он передал трубку Насте.  Та внимательно слушала, что говорит ее мама, коротко отвечала «хорошо», «конечно», «обязательно», поблагодарила, нажала на телефоне на кнопку отбоя, и замерла с телефоном в руке. Доронин что-то спрашивал, она не слышала. Он разжал ее пальцы, вынул из руки телефон, принялся тормошить, трясти, она не реагировала, тогда он влепил ей пощечину. Она охнула, закрыла лицо руками и зарыдала, горько, страшно.  Она билась в истерике, Доронин успокаивал ее, не понимал, что  произошло, из-за чего она так страшно рыдает, что сказала ей мать, умер, что ли кто-то. Он спрашивал:
- Что случилось, кто-то умер? Да скажи хоть слово!
И вот Настя это слово, даже не одно, а два смогла вымолвить:
- Убитая девушка…
- Что, что ты сказала? – Доронин недоумевал.
-Я знаю девушку, убитую в моей квартире! - проговорила Настя
Он усадил ее в кресло, сам присел на корточки рядом, держал ее руки, гладил ее пальцы, и все переспрашивал:
- Ты знаешь девушку, убитую в твоей квартире?
Настя высвободила свои пальцы из его руки, обхватила его за шею, уткнулась носом в плечо, и ему не оставалось ничего другого, как обнять ее, прижать к себе. И что он при этом испытал! Лучше бы она этого не делала, не обнимала его! Еще немного, и он может перестать себя контролировать! Вот Настя разжала руки, отодвинулась от него (он мысленно поблагодарил ее за это), глубоко вздохнула, и вроде бы  успокоилась. Он опять спросил:
 - Ты знаешь девушку, убитую в твоей квартире?
  -Да, знаю. Это моя подруга детства, Катя Филимонова, мы в одной квартире жили, в Питере. Мы уехали из Питера, когда мне шесть лет было, Кате столько же. Катя в Питере осталась. Мы все это время переписывались, сначала письма писали, потом по электронной почте. У нее жизнь не складывалась, любовь она все искала. Вроде бы нашла в Москве. Мама говорит, она мне дозвониться пыталась, сказать, что едет ко мне, не дозвонилась. Если честно, я телефон вечером отключила, статью писала, а потом и вовсе потеряла, А она мне звонила. И вот приехала, а меня нет, и скорее всего, ее эти уроды убили, подумали это я… Господи, это из-за меня…
Она опять попыталась расплакаться, Доронин не дал, теперь уже он прижал ее к себе, гладил ее спину, и даже, как ей показалось, целовал ее волосы. Она отстранилась от него, подняла на него глаза, сказала строго:
-Пожалуйста, Александр Иванович, не смейте меня не бить! Меня никто никогда не бил! Никто! Даже б.м., отец Саньки, хоть он и подлец!
- Настя прости, я не знал, как тебя успокоить, у тебя такая страшная истерика была, вот-вот обморок бы случился…
- Не случился же… Александр Иванович, я так виновата… Сколько же глупостей я наделала, и какие страшные последствия…
- Настя, мы попробуем завтра во всем разобраться, вопросы порешать, может быть это и не твоя подруга, может быть кто-то другой…
- Только бы это была не Катя! Вы видели ее? Как она выглядела?
- Не видел. Сказали, брюнетка, с короткой стрижкой, не высокая…
- Это Катя…- Настя опять заплакала, Доронин ее успокаивал, приводил в чувство, в течении двух часов, его рубашка вымокла насквозь от ее слез.
3
Он настолько вымотался, что сил ехать на работу у него не было,  позвонил на службу, договорился со своими сотрудниками, они обещали не подвести его, перед закрытием Торгового центра все тщательно проверить. И еще ему позвонил Пирогов, он нашел следователя с Петровки, назначенного расследовать убийство неизвестной девушки в квартире Насти, и он уже договорился о встрече Доронина со следователем. Следователя друзья Пирогова характеризовали хорошо, мол, вдумчевый, талантливый, молодой, но перспективный, и что главное, этот следователь, фамилия была его Бойко, всегда имел свое собственное мнение, не под кого не подстраивался. Доронин вздохнул с облегчением, если следователь так хорош, значит, будет объективное расследование.

Чуть позже он спросил у своей непрошенной гостьи, все также, поджав ноги сидящей в кресле, но уже переставшей горько и страшно рыдать:
- Настя, зачем ты практически поссорила меня с соседями, зачем понадобилось брать их кастрюльки, соль, специи, стиральный порошок?
Она ответила прямо, без утайки:
- Ну, во-первых, я не знала, что то, что находится на кухне, нельзя брать. Порошок в ванной комнате, решила, что общий. Я думала, здесь как в общаге, что в комнатах – личное, а в ванной комнате и на кухне – общее. А во-вторых, еще раз простите, я сейчас пойду перед соседями извинюсь. Если хочешь, если хотите…- Настя сбилась, и спросила прямо, - Александр Иванович, я же Ваша женщина, Вы сами так сказали!
Доронин потер затылок, выпрямился, хрустнув суставами (он сидел рядом с Настиным креслом, на диване)  улыбнулся, с ее точки зрения, немного загадочно, произнес:
- Ну, во-первых,  позориться перед соседями я тебе не дам, я  за тебя извинился, во-вторых, по поводу моей женщины, я сказал это в сердцах…
- Я не понимаю, ты, что не хочешь, что бы я была твоей женщиной? – Настя потребовала от него конкретного ответа, и он, к ее удовольствию, конкретно ответил: 
- Хочу, до сумасшествия…
Он даже на ноги поднялся, от полноты чувств, видно хотел сбежать от нее куда подальше.  Настя ему не дала сбежать. Вскочила с кресла вслед за ним, обняла за шею, прижалась к нему, она и раньше обнимала его, но по-дружески, ища у него защиты, поддержки, теперь она обнимала его, как женщина обнимает мужчину, в надежде на любовь и ласку. И получила эти любовь и ласку в полной мере! Он обхватил ее, сгреб в охапку, прижал к себе со всей своей недюжинной силой, запустил руку под фланелевую рубашку, с нежностью  (на которую он оказывается  способен!) провел рукой по ее обнаженной спине...А она, встав на цыпочки, прижалась губами к его губам, поцеловала, первая поцеловала, он ответил на ее поцелуй, и он действительно целовался прекрасно, она не ошибалась! И еще она поняла (ее как молнией прошило, с головы до ног) – они созданы друг для друга, они подходят друг другу идеально - рост, вес, длина рук,  изгибы   тел, выпуклости и впадины, все соответствовало! Они просто влипали друг в друга, как элементы детского конструктора «Лего». Они были двумя половинками одного яблока, когда-то небрежно, неровно разрезанного, а теперь соединенного воедино.
А потом он подхватил ее на руки, легко, как пушинку, и бросил на диван, попутно сорвав с нее свою рубашку, дернув с такой силой, что по комнате полетел фейерверк пуговиц. Она помогала ему, стягивала с него рубашку, брюки, простую белую майку-алкоголичку, и под майкой, на его мощной груди, с левой стороны, увидела длинный глубокий шрам, уже сглаженный, растянутый, было заметно, что этому шраму много лет… Она провела по шраму кончиком пальца, спросила:
-Откуда это? Если скажешь, что бандитские пули, я на тебя обижусь!
- Ранение… - он ответил очень коротко.
- Есть еще шрамы?
- Да, на правом бедре…-он показал на шрам на бедре, - Сустав был раздроблен полностью, в Германии делали операцию, сустав заменили, и на спине, но там еще и шрам от операции, осколком был перебит позвоночник…
- Ты был столько раз ранен?
- Один раз… Я был ранен один раз за почти двадцать лет пребывания на войне, но этот один раз стоил десяти или даже двадцати ранений. Сейчас все в порядке, я практически здоров, марафон могу бегать. Прости, не готов тебе сейчас о ранении рассказывать, не хочу…
Но Настя настаивала:
- Просто ответь, очень больно было?
- Не знаю… - он мотнул головой.
-  Ну, по шкале от одного до десяти?
- Пятьдесят…
Она вздохнула, дальше расспрашивать его о ранении не решилась,  и    некогда ей было расспрашивать, они были заняты совершенно другим,  нужным и важным, вечным, как мироздание…

А позже она осознала, что и в постели, они идеальные партнеры (за час, проведенный в постели с Дорониным она получила больше эмоций, чем за несколько лет совместной жизни с Клюевым), посланы друг другу проведением,  и то, что они встретились в этой жизни – совершеннейшее чудо. Вот только зачем оно, это чудо, они все равно не смогут быть вместе. И тут же отогнала от себя дурацкие мысли – потом, она подумает об этом потом, сейчас у нее другие заботы. Она с потрясающим мужчиной, который чувствует ее, понимает, читает ее мысли, с которым она слилась в единое целое. Почти об этом думал и Доронин – о совершеннейшем чуде, о провидении, о том, что Настя действительно его женщина, по всем параметрам и канонам!  И еще о том, как отец ее ребенка мог бросить такую великолепнейшую женщину, лучшую на земле. Есть женщины красивее, есть богаче,  есть умнее, но есть ли на свете женщины ЛУЧШЕ Насти, это вопрос!
4
Настя, повернулась на правый бок, поуютнее устроилась рядом с Дорониным, лежащим на животе, ткнулась носом в его упругое плечо, поцеловала в висок. Потом протянула руку, с чувством провела рукой по его мощной спине, снизу вверх, ее рука замерла у него на шее, потом переместилась выше, на затылок. Пальцы Насти  зарылись в густой короткий ежик его волос, с удовольствием потрепали этот ежик, погладили против роста волос, переместились выше, на его макушку. Там волосы были  чуть длиннее,  и Настя с удовольствием ерошила их,  пропускала сквозь пальцы. Поняла, ей очень нравятся мужчины с густыми волосами. Доронин повернулся, удержал ее руку, треплющую его волосы, произнес:
- Настя, прости, я, наверное, был груб с тобой…
В ответ Настя задала вопрос, удививший его:
- Саша, сколько тебе лет?
Он пожал плечами, ответил:
- Сорок… Нет, уже сорок один…
- И в сорок один год у тебя еще остались комплексы? У тебя не должно быть не одного комплекса! Ты невероятный мужчина! Ты великолепный, потрясающий, ты супермужчина! Ты не должен комплексовать! Должен понимать – ты идеал! Женщины при виде тебя должны в обморок падать и штабелями укладывать, а ты можешь любую из них подобрать!    
- Такого от женщины, с которой только что  переспал, я еще никогда не слышал!
- Мне не нравиться слово «переспал»…
- Тогда занимался сексом…Устраивает?
- Так мне тоже не нравиться…
- Тогда скажи, как нужно назвать то, что мы с тобой сейчас делали?
- Занимались любовью. Такое прекрасное слово Любовь, между прочим, слово женского рода. А секс мужское слово, грубое, некрасивое. Вот когда мы говорим Любовь, мы себе представляем речку, лес, море. Красивый  пейзаж! А секс  что-то животное, грубое. Есть женские слова, есть мужские.  Например, свадьба  женское слово, веселое, радостное, а брак – мужское, и хорошее дело браком не назовут. Женские слова – Вера, Надежда,  жизнь…
- Очень спорно! – возразил Доронин, - Женского рода слова война, беда, боль, мужского – Мир и Бог. Вот такие пироги! И давай  философский спор продолжим в другое время, а не в постели, во время занятия любовью… - он подчеркнул «любовью».
Она тихонько засмеялась, прижалась к его плечу, еще раз потрепала его волосы, поцеловала в щеку. Он, обняв ее, произнес:
- Мне действительно никто таких замечательных слов не говорил. Говорили, что  я супер, я мачо…
- Я вот что хочу сказать, я не вру, это честное слово,   мужчины, подобного тебе, такого шикарного,  в моей жизни никогда не было. Ты лучший! Только вот, в следующий раз, когда будем любовью заниматься, побрейся, щетина твоя очень  царапается…
- Прямо сейчас?! – он был не на шутку возмущен, да что там возмущен, взбешен! В сердцах стукнул кулаком по подушке. Она поцеловала его в небритую щеку,  на ухо прошептала:
- Я пошутила, зачем ты так? Я обожаю небритых мужчин…
- Я не понимаю шуток, в серьезный, ответственный момент. Не время и не место для шуток… - он обиделся. Но она принялась просить прощения, целовала, и он размяк, простил.  Они опять занимались любовью, и она опять говорила ему комплименты, а он опять удивлялся, откуда она знает такие замечательные слова, и тому, как она произносит эти слова.   Она даже читала ему стихи, ее любимые, она не читала стихов даже Клюеву (была уверена, он не оценит, будет над ней смеяться).  Доронин оценил (в своем роде):
- Какие замечательные стихи! Ты сама сочинила?
За что получил тычок в бок:
- Это классика! Я закончила факультет журналистики, поэтому знаю много стихов наизусть, не удивляйся, но сама стихов не пишу…
- Я не удивляюсь, я много чего не знаю, читал мало, соглашаюсь…
А потом он варил пельмени (ночью!), потому что она захотела есть, но он и сам проголодался, за весь день выпил рано утром чашку кофе, и все… Пельмени хотела сварить она, но он не дал, варил сам (нечего ей шляться на кухню, ночью, и так соседи уже крысятся), заправил сливочным маслом и уксусом… Они ели пельмени прямо из кастрюли, одной вилкой, передавая вилку друг другу. Пельмени запили крепким, сладким чаем, и улеглись спать. Он повернулся  к ней спиной, она предложила сама:
- Ты ложись так, как тебе удобней…
Удобней ему было лечь на правый бок, что он сделал, она оказалась у него за спиной, прижалась к его спине, произнесла:
- У тебя самая красивая спина в мире…Реально….
Но он уже не слышал ее, он заснул моментально, как убитый, успев только подумать, что вторую ночь подряд спит как сурок, и последний раз он спал хорошо в Великом Новгороде, у Насти в гостях. А Настя, повозившись немного, прижалась к его «красивой» спине, тоже заснула камнем. Проснулась от звука будильника в его телефоне (подумала –  телефон  запрограммирован, будильник играет в шесть утра, ежедневно). Доронин заворочался, сел, потер лицо руками. Настя тоже поднялась, села, обняла его, поцеловала в затылок, прошептала:
- Спасибо тебе, это была самая прекрасная ночь в моей жизни…
Он  проворчал:
- Впервые меня женщина благодарит, после того, как я ее трахнул!
А Настя взвилась:
- Вот что, Доронин, ты тоже знай, место и время, когда шутить! Я сейчас, за эти слова, расцарапаю твою холеную физиономию, как дикая кошка, и мне все равно, что ты сделаешь со мной после, потому что я  удовольствие получу, царапая тебя, ничуть не меньшее, чем, ночью…
Она кулаком ударила его в плечо, а он перетянул ее к себе на колени, поцеловал, примирительно произнес:
- Прости старого дурака, сболтнул не подумав…
Настя вырвалась, встала, подняла с полу фланелевую рубашку без пуговиц, накинула на себя, запахнула, направилась варить ему кофе, а Доронин, одевшись в спортивный костюм, накинув на шею полотенце – в ванную комнату. Одно и тоже каждое утро. День сурка… Вернувшись из ванной, он предложил ей:
- Настюш, ты напиши список того, что тебе нужно, я  куплю. Размеры не забудь указать. Ты останешься здесь на несколько дней, тебе же одежда нужна, косметика…Флэшку мне отдай, на которую ты разговор в Медицинском центре записала, я на работе послушаю…
Настя пожала плечами:
- Да мне особенно ничего не нужно…Флэшку отдам, конечно…
- Ты в костюме спортивном  ходить будешь? Или в моей рубашке?
Она кивнула, согласилась, ей действительно нужна была одежда, и шампунь, и зубная щетка. Она написала список, коротенький, всего из нескольких позиций, потом порылась в своей сумке, нашла флэшку, протянула ему. Но перед его уходом, она сделала то, что хотела еще вчера, растрепала его аккуратную прилизанную прическу, заставила сменить галстук, выбрала из его обширной коллекции яркий и броский…
5
Он ушел, а она, как и вчера, улеглась спать, на его подушке, завернувшись в его одеяло. И, перед тем, как заснуть, задумалась, о нем… Ей нужно решать, как жить дальше, с Дорониным или без?  И тут же ответила сама себе – конечно без! Она давно решила, что не нужна ему, она испортит ему жизнь. Ему нужна добрая и внимательная девушка, которая будет смотреть ему в рот, не спорить с ним. Вечером он вернется, и она все ему объяснит, и надеется, он поймет. И еще подумала, что вот она со спокойной совестью может спать дальше, а Доронин, должен ехать на службу, вкалывать, а еще расследовать, что произошло в ее квартире. Вспомнив о том, что произошло, она похолодела, но отогнала от себя страшные мысли, он обещал разобраться, значит разберется. Заснула со спокойной совестью.
  Проснувшись, она встала, и нашла для себя лучшего занятия. чем усесться в кресле, поджав ноги, с удовольствием закурить,  и подумать, о  вчерашнем дне…Вчера, проснувшись также поздно, как и сегодня,  но зато, выспавшись,  она долго пила кофе, курила,  размышляла о той странной ситуации, в которой оказалась. Вот не хотела она обращаться за помощью к Доронину, но пришлось, и теперь из этой нелепой ситуации приходится выпутываться! Потом она решила осмотреть жилище, принадлежащее приютившему ее мужчину. Открыла его шкаф, и уже во второй раз (в первый – вчера вечером) умилилась, на полках в шкафу все сложено чрезвычайно аккуратно. В другом отделении шкафа висели черные костюмы, пять или шесть штук («Люди в черном!» подумала). Она сдвинула костюмы, заметив в глубине шкафа еще один костюм, только в плотном чехле. Она расстегнула молнию на чехле,  обнаружила парадную военную форму, с множеством наград (резюмировала «Не фига себе!»). Внизу, под костюмами, громоздились коробки с обувью, начищенной до блеска, а коробки были еще и подписаны «ботинки летние», «ботинки зимние», «кроссовки белые», здесь она уже от комментариев воздержалась, это было за гранью ее понимания, даже ее мама такого не делала.  Настя закрыла шкаф, оглянулась кругом – не пылинки нигде, не соринки, как ему удается быть таким маниакальным чистюлей! И неужели у него нет никаких слабостей! Оказалось – есть! Книг в его квартире было немного, военные справочники, потрепанные детективы, но в наличии были разнообразные сонники, и книги по магии и колдовству(!), Настя пробормотала: «Ой, парень, ты, оказывается, совсем запутался, так нельзя! Нужно немедленно выбросить все эти дурацкие сонники! Мракобесие!». А вот  православные иконы в его комнате ее порадовали. Икон было не очень много, стояли они в укромном месте, и заметно, что иконы эти в комнате неслучайно, перед ними лампадка, евангелие, читанное не один раз, с закладками (Настя оценила, здорово, что он верующий, и верующий осознанно,  евангелие читал и перечитывал). Настя продолжила свои изыски дальше. Теперь она перебирала его диски, с записью музыки, у него был вполне приличный музыкальный центр, и огромное количество дисков, но в основном старый добрый рок, «Наутилус», «Би 2», «Алиса», барды, шансон, поп-музыки не было совсем. Несколько дисков были в простых коробках, без подписи, на свой страх и риск она вставила один из дисков в музыкальный центр, и то, что она услышала, потрясло ее много больше, чем огромное количество сонников, военная форма с орденами, засунутая в дальний угол шкафа, и маниакальное стремление Доронина к чистоте. Она услышала, как поет Александр Доронин! Голос у него невероятный… Если бы он окончил в консерваторию, и  пел бы в Большом театре, великий баритон Дмитрий Хворостовский плакал бы от зависти в темном уголке. Однако, в  комнате Александра Доронина, она не увидела гитары, или какого-либо иного музыкального инструмента. Скорее всего, записи, что она слушала, были достаточно старыми, сейчас он не пел, он читал сонники, и убирался у себя в комнате… Господи, какая же беда должна произойти у человека, какая страшная душевная драма случиться, что бы он фактически перестал был человеком, превратился биоробота, вычищенного, выглаженного, застегнутого на все пуговицы, с очень редкими проявлениями человеческих качеств, как например, во время поездки в Великий Новгород…Она включила его ноутбук, не самую последнюю модель, ноутбук, скорее всего, был нужен ему постольку поскольку, серьезных компьютерных программ она в ноутбуке не обнаружила, поняла – еще и интернет не подключен, тогда зачем ему ноутбук? Или у него есть модем? Тогда где он? Она порылась в ящиках письменного стола, где тоже все было сложено по баночкам, коробочкам и стопочкам, модема не нашла.  Поняла – модем у него в кармане, куртки или пиджака, он специально его с собой забрал, чтобы она не смогла воспользоваться компьютером. И что  получается? У нее нет телефона, нет интернета. Повздыхав, она решила вечером выяснить у него про интернет и телефон, а пока выстирать свои вещи, и приготовить поесть, пельмени… И столкнулась с «милыми» соседями Доронина…
    6
    Доронин, растрепанную Настей шевелюру пригладил еще в машине, по пути на работу, тогда же он стянул с шеи петушиный галстук, неизвестно, как оказавшийся  в его коллекции галстуков. О проведенной вместе с Настей ночи он старался не думать, но не думать не мог. Невероятное, совершеннейшее чудо, подаренное ему за его страдания и терзания, вернее не подаренное, а лишь данное ему на время, подержать, попользоваться, и дать понять, вот какие бывают женщины у достойных мужчин, а он, скорее всего, не достоин, своей жены Кристины достоин, и та его бросила…По дороге на работу его настиг звонок Сереги Пирогова, тот предупредил – встреча со следователем по делу Насти в одиннадцать, в небольшом кафе, на Пушкинской площади, пусть Доронин не перепутает и не опаздывает…Доронин, перед поездкой к следователю, решил послушать запись, сделанную Настей в Медицинском центре. И пока слушал, матерился сквозь зубы, не переставая, ругал и Настю, и себя, что не уследил за ней, и теперь она влипла в историю, и, конечно же ругал уродов из Медицинского центра, супругов Трофимовых вместе с их юристом, которые народ губят и грабят, безнаказанно! Он переписал файлы с флэшки в рабочий компьютер, и скопировал на другую флэшку, которую решил передать следователю.   
Он не перепутал и не опоздал. У входа в кафе его ждали двое, Пирогов и неизвестный Доронину молодой мужик. Александр подумал – неужели это следователь по делу Насти, во так номер! Да он же свой, воевал конечно же, свой своего за версту чувствует…Но этот мужик оказался не следователем, а всего лишь коллегой следователя, и это он составил протекцию Доронину для встречи со следователем. Но Доронин не ошибся вот в чем, коллега следователя (он представился Петром) действительно был бывшим военным, прошел горячие точки, теперь вот на гражданке, трудился следователем в уголовном розыске и, он, оказывается, знал Доронина заочно, и очень уважал.  Мужики обнялись, похлопали друг друга по плечам. Смотрелись трое высоких, статных, красивых мужиков очень колоритно, проходящие мимо женщины головы сворачивали (вот он, генофонд нации!). Абсолютно седой (хоть моложе Доронина на пару лет), стриженный коротким ежиком Сергей Пирогов, в дорогом черном кожаном плаще, сам Доронин, темноволосый в неизменной кожаной куртке с меховым воротником, и голубоглазый блондин в летном бомбере, Петр, вылитый Бред Питт, в фильме с прекрасной Анжелиной Джолли «Мистер и миссис Смит». Петр, по хозяйски, провел мужиков в кафе, знакомить с расположившимся  там следователем.
 Следователь Доронину не понравился категорически! Он сразу пожалел, что это не Петр, с ним бы Доронин договорился. А этот следователь имел вид совершеннейшего ботаника. Да, он был достаточно молод, не старше тридцати, но это абсолютно никакой роли не играло! Вид у этого следователя был страшно недовольный, можно сказать угрюмый. Петр представил Доронина следователю, попытался пошутить про войну и разведку, но следователь-ботаник его сразу остановил, буркнул:
- Ты иди, Петя, я все понял, мы здесь без тебя разберемся!
Петр отошел, направился к ожидающему неподалеку Пирогову, они вдвоем с Серегой  уселись за столик у окна, заказали кофе, и не только кофе, еще и по сотке коньячку, за встречу. Доронин пожалел, что не сидит сейчас за столиком вместе со своими друзьями, а пытается разговорить угрюмого следователя, вызывающего страшную антипатию. Следователь вызывал антипатию не только своим угрюмым настроением, но и внешним видом (особенно), он напоминал младенца, неимоверно распухшего, до размеров взрослого мужика. И этого распухшего младенца с трудом втиснули в дешевый офисный костюм (пуговицы на пиджаке  застегнули с трудом). У распухшего младенца, как и предназначено природой, было круглое младенческое лицо (только очень большое), с круглыми голубыми глазами с белесыми ресницами, курносым носом, и нежной розовой кожей, без какого либо признака растительности на щеках. Большая круглая голова этого псевдомладенца была увенчана светлыми кудряшками, не густыми, местами уже потертыми (на затылке особенно).  Следователь, сидел, уткнувшись носом в чашку с зеленым чаем, пухлыми пальцами крошил на блюдце, стоящим рядом с чашкой, кекс. Доронин, глядя на странное явление природы, сидевшее перед ним, размышлял, как такой явный ботаник, смог поступить на службу в полицию, а ведь он медкомиссию как-то прошел и спортивные нормы сдал? Наконец, после пятиминутного молчания, следователь заговорил, обращаясь к Доронину:
- Зачем Вы хотели меня видеть? Что Вам от меня нужно?
Доронин начал:
- Послушай, брат…
Следователь его осадил:
- Я Вам не родственник, и мы  на брудершафт  не пили, меня зовут Бойко Олег Анатольевич, и давайте, говорите короче, работы полно…
- Если у Вас полно работы, спешите, давайте встретимся, когда  будете посвободней… - говорил Доронин, но Бойко опять грубил в ответ:
- Меня просил встретиться с Вами Петр, сказал, что это сверхважно, у Вас информация по делу Анастасии Кораблевой, я выбрал время, а Вы его тянете, воруете у меня!
Доронин вскипел, понял, с этим грубияном по-хорошему разговор не получится, нужно разговаривать по-плохому, в его манере. Доронин выпрямился, вскинул подбородок, мысленно выругался, заговорил:
- Я тоже не в бирюльки играю, и тоже занятой человек, с Вами просил о встрече, потому что обладаю информацией, важной для следствия, и не считаю нужным эту информацию утаивать! Решайте, разговариваем мы или нет, или я иду выше, к Вашему начальству, и пишу рапорт, что следователь Бойко со мной разговаривать отказался?
- Если Вы свидетель по делу Кораблевой, почему хотите говорить со мной неофициально?
- Я хочу, что бы Вы решили, та информация, коей я обладаю, нужна в деле или нет, или лучше, что бы ее только Вы знали, и я...
- Кто Вы, Вы не представились… - Бойко, наконец, сменил гнев на милость, Доронин мысленно себе поаплодировал, представился:
- Доронин, Александр Иванович, подполковник в отставке, Начальник службы безопасности Торгового центра…
- Слушаю, Вас, Александр Иванович!
Доронин кратко рассказал все что знал, о Насте Кораблевой, о ее работе в газете, о Медицинском центре, о супругах Трофимовых, о том, что в квартиру Насти вломились неизвестные, девушка в квартире, скорее всего была убита по ошибке, ее приняли за Настю. Доронин даже о  смерти Юли Лисицыной рассказал. Бойко слушал, кивал головой, потом выдал перл:
- Это Ваша версия произошедшего. Скорее всего, состоите в близких отношениях с подозреваемой, поэтому защищаете ее! - пробубнил Бойко.
- Настя Кораблева не подозреваемая, она свидетель, и даже, может быть, потерпевшая…Вы читали ее статьи?
- Нет, не читал, а, что стоит прочитать?
- Просто необходимо!- перебил его Доронин, но Бойко не сдавался:
-А, может быть, Вы убили ту девушку, теперь тут огороды городите!
- Я, в день убийства с утра до половины первого ночи не отлучался из Торгового центра, меня тысячи человек видели… Насколько я знаю, девушку убили вечером или ночью…
- Около двенадцати ночи…
- Так вот, около двенадцати ночи я был в Торговом центре, это точно, можете спросить у сотрудников и охранников…
- Не зачем мне спрашивать, Вы вообще никто, по данному делу не проходите даже как свидетель. Но я читал показания соседки Кораблевой, которая говорит, что несколько раз к Анастасии заходил высокий, серьезный темноволосый мужик средних лет, с военной выправкой, в кожанке, это Вы?
- Да, я.
- Вот, я и говорю, Вы с Кораблевой в близких отношениях состоите, поэтому ее и выгораживаете…
- Состою, и выгораживаю, не отрицаю, только  вот как быть с белой «Ладой-Приорой», что стояла возле Настиного дома? Я неоднократно видел «Ладу-Приору», у Медицинского центра, и у дома, где живут Трофимовы.
-Вы и там побывали? У Вас, что личные счеты с этими Трофимовыми?
- Не только у меня. У многих… Почитайте статьи Насти! И вот, у меня есть запись разговора в Медицинском центре, Настя записала. Вы послушайте, Вам полезно будет, так для общего развитии, что бы понять, что такое хорошо, а что такое плохо… - Доронин протянул следователю компьютерную флэшку.
- Хорошо, принимаю, что Вы рассказали, за версию, прочту статьи, разузнаю о Медицинском центре. И послушаю, что на Вашей флэшке записано. Флэшку верну. У меня вопрос, Вы знаете, где Кораблева?
- Знаю…- спокойно ответил Доронин.
- А личность убитой девушки можете опознать?
- Я – нет, Настя, думаю, сможет.
- Вы сможете привезти ее на опознание? Я должен ее допросить…
- С одним условием – Настя свидетель, и после допроса Вы отпускаете ее под подписку о невыезде!
- Принимается! – легко согласился Бойко, Доронин недоумевал:
- Почему Вы так легко согласились?
- Да потому что знаю, что если  задержу ее, Вы будете отстреливаться, и Ваши дружки (он кивнул на мирно беседующих Серегу с Петром), придут Вам на помощь. Мне мордобоя и кровопролития не нужно. И если честно, я сомневаюсь в виновности Кораблевой, вернее, я в нее не верю, и девушку в квартире Кораблевой, действительно убили по ошибке, спутав с Настей. Вот только кто? Те люди, что, как Вы утверждаете, ворвались в квартиру Насти и сотрудники Медицинского центра. Это  одни и те же люди?
- Думаю, да…- согласился Доронин.
- Проверим…-кивнул Бойко, - Договоримся так. Вы привозите Кораблеву на опознание, к четырем часам успеете?
- Успею…
Бойко подробно рассказал, куда нужно привезти Настю, поднялся, и ушел. Доронин перебазировался за столик к друзьям, с наслаждением закурил (при разговоре с Бойко сдерживался, не курил,  они сидели в зоне для некурящих), заказал кофе, от коньяка, которым его друзья уже основательно подкрепились, отказался, он за рулем, ему Настю везти на опознание. Друзья спросили, нужна ли помощь, Доронин отказался, но попросил Пирогова, что бы его люди проследили за резиденцией Трофимовых и Медицинским центром. Пирогов обнадежил – его люди давно там, на посту, только вот движения никакого нет, Трофимовы затаились. Варвара даже в Медицинском центре не появляется (Пирогов узнавал). В экопоселение притормозили людей отправлять, а желающие есть (бедняги). Доронин распрощался с друзьями,    поехал домой, попутно заехав в  магазин, расположенный рядом с его домом, купить вещи для Насти (в своем Торговом центре он ничего покупать не стал, если честно, не хотел лишних расспросов, для кого эти вещи, и зачем)…      
     7
А Настя, вспомнив про вчерашнюю стычку с соседями Доронина, решила с ними помириться, хоть Доронин и извинился за нее, но она переживала, что ему пришлось извиняться. Переживала напрасно. И громкая Гала и сухонький старичок, дед Вася, пившие на кухне кофе, встретили Настю, как родную, усадили с собой за стол. Гала тут же из своей комнаты принесла тонкую фарфоровую чашку,  принялась варить Насте кофе, особый, по армянскому рецепту, угощать пирожками и печеньем собственного приготовления. Настя, было, начала отказываться, но дед осадил ее:
- Не отказывайся, дочка, мы от чистого сердца! Знаешь, сколько мы ждали, пока Сашка кого-либо приведет! И вот он тебя привел, значит, выбрал тебя. А это уже говорит о многом, ты особенная!
-Да, деточка…- вторила деду Гала, подвигая Насте чашку с ароматным кофе, - Столько Саша натерпелся, столько пережил. Ты знаешь о его ранении?
Настя кивнула, распространятся о ранении Доронина, о котором тот сказал вскользь, она не стала. Гала продолжала:
- Так вот, ранение. Не многие такое смогли бы пережить, спились бы сразу, он пережил, на ноги встал, руки не опустил, на работу престижную устроился. Мы с дедом молились, что бы он женщину приличную нашел, вот он тебя привел…
Настя попыталась извиниться за вчерашнее, и дед и Гала замахали на нее руками, мол замолчи, все нормально, вон, кофе пей! А тут еще и одна из жен Магомеда, пробежала мимо Насти, бросила на нее взгляд из-под хиджаба, коротко произнесла:
- Привет!
То есть, Настя поняла, то, что ее привел Доронин, это особая метка, и ее приняли в стаю. Пока она пила кофе, дед и Гала наперебой спрашивали, не нужно ли ей чего, может, помощь какая?  Настя спросила у них про телефон, и получила ответ, что городской телефон в квартире не работает, за него никто не платит, мобильный есть у Доронина, есть у Магомеда. У деда с Галой мобильных нет. Гала – идейная, мобильных не признает, считает – лично общаться нужно, а не по телефону, а деду мобильный не нужен, с неба, где все его родные, ему не позвонят,  а на земле все его знакомые рядом, в одной квартире с ним живут, зачем ему им звонить? Настя пожала плечами, ну нет, так нет. И тут Гала предложила:
- А давай я тебе погадаю?
Настя встрепенулась, в гадание, как всякая просвещенная девушка, воспитанная просвещенной матерью, директором школы, она не верила, но разочаровывать Галлу не стала, спросила:
- Как Вы мне погадаете?
- На кофейной гуще. Ты кофе допевай, но не до конца, пару капель в чашке оставь…
Настя допила кофе, как и просила Гала, не до конца, протянула чашку Гале, та энергично перевернула чашку на блюдце, потом сняла чашку с блюдца, и принялась изучать разводы, оставленные кофейной гущей на блюдце, на дне и стенках чашки, заговорила:
-Вот что скажу девушка, зазвездишь ты скоро, ой как зазвездишь! Знаменитой станешь. Что богатой, не скажу, но знаменитой точно!
Настя поперхнулась воздухом, пытаясь возразить, но время осеклась, возражать не стала, решила лучше послушать, что Гала скажет дальше. Про то, что она, Настя хочет прославится, Гала могла и догадаться (но вот только как, Гала же про нее, Настю, вообще ничего не знала, ни ее биографии, ни кем она работает!). А Гала продолжила говорить, еще более удивительные вещи:
- Да, зазвездишь, но вскоре поймешь, не твое это, не нужно тебе ни славы, ни богатства…
- А что нужно? – выдавила из себя Настя.
-Любовь нужна…-спокойно ответила Гала, - Влюбишься ты сильно, и на всю жизнь, замуж выйдешь, ребенка родишь…Счастлива будешь…
- Ребенка? А как Вы это увидели?
- А вон смотри…Видишь? Вон ребенок, в кулечке…- Гала, концом мизинца, показывала Насте на разводы на стенке чашки, где якобы был силуэт запеленатого ребенка, и Насте даже показалось, что этот силуэт она разглядела, а Гала вдохновенно вещала:
- Жизнь у тебя спокойная и счастливая будет, двое сыновей, муж, дом, полная чаша…
- А дом где Вы разглядели? – спрашивала Настя.
- А вот, видишь, треугольная крыша…- и действительно, Настя видела треугольную крышу.
- А замуж я за кого выйду, кто мой избранник?
- Ну, вот это совсем легкий вопрос! Конечно же, Саша.
- Саша? Доронин?
- А кто же? Ты за кого другого можешь выйти замуж?
- Точно он?
- Точно! Смотри, видишь, буковка «А», и пагон офицерский! Видишь?
Настя увидела и буковку «А», и офицерский пагон, и тут же поняла - это же точно, ловушка, подстава! Доронин, скорее всего, уговорил Галу  повесить на уши Насти лапшу. Настя хмыкнула, недоверчиво.  Гала, уловив сомнение в ее взгляде, сказала:
- Не веришь? Не верь. Но я  тебя сегодня во второй раз вижу, ничего о тебе не знаю. Думаешь, Сашка мне о тебе рассказал? Так не общались мы давно. Я ему гадать предлагала, он отказался. А гадать я могу только человеку лично, он сам должен кофе выпить. Вот скажи, у тебя же есть ребенок, мальчик? - Настя кивнула, Гала продолжила, - Так вот он, видишь силуэт мальчика?
- А то, что я работу брошу, и замуж выйду, как Вы узнали? Может быть, я и замужем звездить продолжу?
- Не может. Звезды только по ободку чашки, ближе ко дну звезд нет, там ребенок, дом, и муж, с погонами…
Настя вздохнула, Гале конечно же не поверила, но призадумалась, сидя за кухонным столом, сметая пирожок за пирожком… Но думать долго ей не пришлось, на пороге кухни появился Доронин, приказал:
- Нам нужно ехать, Настя!
Настя сразу вскочила, побежала вслед за Дорониным, в его комнату. Уже в комнате, она доложила ему:
- Твоя соседка, Гала, только что гадала мне…
- И на чем же? На картах? – раздраженно спросил он.
- Нет, на кофейной гуще?
- И что же показала кофейная гуща?
- Я стану звездой, но все брошу, выйду за тебя замуж, рожу ребенка.
- Сомнительно. Ты поверила? – Настя взглянула ему в глаза, поняла – он хочет, что она сейчас сказала, что поверила, и что все так и будет! Но она сказала другое:
-Не поверила! Твоя соседка тебя любит, по матерински,  хочет тебе счастья! Вот и сватает. Саша, послушай, давай расставим точки над «и». То, что произошло ночью между нами, произошло по обоюдному согласию!
Она пристально наблюдала за его реакцией. Вот он кивнул, лишь потому, что она этого хотела, в глазах у него было непонимание,  смятение, она все равно  продолжала:
- Саша, пожалуйста, давай условимся, мы вместе пока оба этого хотим, вот сейчас мы этого хотим (он опять кивнул), но ты должен понимать – у меня и у тебя совершенно разная жизнь, цели в этой жизни тоже разные,  мы не можем быть вместе, не можем пожениться, как бы не хотела этого твоя соседка Гала…
- Да, конечно, предсказания на кофейной гуще – какая глупость. Ты права, у нас нет общего будущего, мы вместе временно. Расстанемся, как только захочешь, я не буду удерживать, обещаю! - он произнес это очень уверенно, но опять,  лишь по тому, что она так хотела! И она поддакнула:
- Хорошо, что ты понял…
Но после этого разговора и у нее, и у него было на душе страшно муторно, и ей и ему казалось, что сейчас они совершили что-то подлое, гадкое, грязное, обманули ребенка или выбросили на улицу маленького щенка, и нужно немедленно дать ребенку конфетку, и бежать на улицу за щенком. Но не, не она с места  не сдвинулись. Вернее, он протянул ей пакет с вещами, который все это время держал в руках, произнес:
- Настя, переоденься, нам нужно ехать…
Настя, принимая у него пакет, спросила:
- Куда мы поедем?
- В морг, опознавать твою подругу, я следователю обещал. Но не бойся, он тебя тут же отпустит под подписку о невыезде…
Теперь уже Настя кивнула, тяжело вздохнула, быстро переоделась в то что купил Доронин, джинсы и свитер, они подошли ей идеально, натянула сапоги, куртку. В морг, так в морг…
8
В морге Настя спокойно опознала свою подругу Катю Филимонову. Но выйдя на из помещения морга, тут же потеряла сознание, Доронин еле успел ее подхватить. Странный следователь Бойко долго ворчал, что Настя Кораблева оказалась такой неженкой, и обычная процедура опознания ее, видите ли, расстроила до потери сознания. Доронин, сидел на ступеньках лестницы, ведущей в помещение морга,  обнимая  сидевшую рядом с ним Настю, утешал ее. Поил  водой из пластиковой бутылки, принесенной Бойко. Сам следователь Бойко мерил шагами лестничную площадку, зло поглядывал на парочку, постоянно переспрашивал, готова ли Настя давать показания. Доронин цыкал на Бойко, успокаивал Настю, он был уверен, она ничего рассказать не сможет. Но он все таки, минут через двадцать спросил ее:
- Ты как? Сможешь поговорить со следователем?
Настя кивнула, Доронин выпустил ее руку, она кивнула Бойко, тот подошел к парочке, достав из папки, что зажимал под мышкой, чистые листы бумаги, пристроился вместе с Настей, так же на ступеньках лестницы,   принялся расспрашивать девушку. Доронин весь извелся, ему не разрешили подойти близко, прогнали со ступенек лестницы, он не слышал, что Настя рассказывала Бойко. Их разговор длился около двух часов, Доронин выкурил пачку сигарет, допил воду из бутылки, из которой поил Настю. Наконец Бойко, как и обещал, дал расписаться Насте на небольшой бумажке, подписке о невыезде, она также расписалась в протоколе допроса (там, в протоколе, было написано–допрос свидетеля, не подозреваемой!), отпустил ее. Доронин тут же схватил Настю в охапку, прижал себе, повел к машине. Бойко шел следом. У машины Бойко попросил подкинуть его на Петровку, Доронин, конечно же, согласился.
До Петровки ехали молча. Выйдя из машины, Бойко скупо попрощался, сказал, что у него есть номер телефона Доронина, если будет нужно, он позвонит, Доронин кивнул в ответ. Все.
Доронин повез Настю домой, он не разрешил ей возвращаться в ее квартиру. Но она сама туда не рвалась. Она боялась, на полном серьезе. Понимала – ее реально могут убить, так же как Катю…
А дома, Александр подозвал деда, ошивающегося в коридоре, дал ему денег, попросил сгонять за водкой. Гала, кашеварящая на  кухне, заметила, что Доронин посылает деда в магазин, тут же спросила, что случилось, тот объяснил, погибла  подруга Насти, они ездили в морг на опознание, и теперь вот помянуть покойную нужно. Гала натащила в комнату Доронина нехитрых закусок, солений, горячих котлет. Доронин силком всучил ей пятьсот рублей, знал, что бесхитростная добрая Гала, готовая накормить весь свет нуждается в деньгах. Она отказывалась брать, Доронину пришлось аргументировать, на эти деньги она купит продукты,  приготовит, ему, Доронину, что-нибудь вкусное, завтра, и только тогда она взяла деньги. Посидели  вчетвером, Гала, дед, Доронин и Настя. Дед с Галой через  час ушли,  Доронин с Настей остались вдвоем, помолчали, выпили еще  по рюмке водки, не чокаясь. И тогда Настя попросила:
- Саша, расскажи о себе! Я практически ничего о тебе не знаю. Вернее, знаю, много второстепенных деталей, не знаю главного. Знаю что у тебя есть замечательные друзья, знаю, что тебя твои соседи просто боготворят, знаю, что ты великолепно поешь, извини, я немного послушала твои записи, еще знаю, что ты засунул военную форму далеко в шкаф, как говориться, с глаз долой. Ты аккуратист, застегнут на все пуговицы, причесан волосок к волоску. Знаю, что ты веришь в Бога, это хорошо, это правильно, но ты хранишь, почему то, сонники и книги о магии и колдовстве. Зачем тебе они, я не поняла…
- Зачем мне сонники и книжки о колдовстве?  Расскажу.  Я после ранения выписался из больницы, переехал в эту комнату, и, оставшись один,  испытывал колоссальное чувство вины, за то, что со мной случилось. За то, что не уберег себя,  ради жены и детей не уберег, погибли мои подчиненные, и погиб замечательный парень, молоденький лейтенант, из-за меня… В результате получилось то, что получилось. Я потерял все – жену, детей, мой отец скоропостижно умер, из-за меня погибли отличные ребята, именно так  я  тогда думал, и самое главное, я потерял себя, совсем, полностью. Не понимал, зачем я живу, для чего и главное, для кого.  Я даже стал подумывать, что меня сглазили, и хотел сходить к колдунам, попросить: «Помогите мне, товарищи колдуны, заколдуйте меня, или наоборот, расколдуйте!». Страшная, черная тоска. И от этой страшной, черной тоски я не знал куда деться. Начав работать, немного успокоился, одумался, но сонники, однако, не выбрасывал. Я ездил на кладбище, где были похоронены мои ребята, ходил в церковь, беседовал с одним из своих друзей, Володей, он стал православным батюшкой, вот он говорил примерно так: «Души всех умерших смотрят на нас сверху, и места себе  не находят, когда кто-то на земле о них плачет! Им там должно быть спокойно за нас. И еще, нужно научиться прощать. Это безумно сложно. Некоторые этого не могут вообще. Но если ты научишься, будешь самым счастливым человеком в мире…». И только тогда я пришел в себя, одумался, будто очнулся. И учусь прощать. Жену и ее нового мужа, моего бывшего друга уже простил. Теперь стараюсь простить себя. Только вот петь я больше не могу, не получается, да и не хочу, не до песен…

Глава одиннадцатая. Александр Доронин. Много лет назад.
1
Александр Доронин поступил в военное училище.
Учеба в военном училище, кстати, одном из самых известных в России, расположенном в старинном городке в ста километрах от столицы, давалась Саше очень легко. Поступил он в училище без проблем, вопросы на вступительных экзаменах оказались не сложными, но экзамены были делом десятым, главным делом были состояние здоровья и спортивная подготовка абитуриентов. У Саши Доронина здоровье было железным, а отличная спортивная подготовка подтверждалась медалями, кубками и грамотами. Обстановка  казармы военного училища совершенно не тяготила Сашу, он провел долгое время на спортивных сборах, в почти казарменной обстановке, привык к режиму, к дедовщине, так что двухъярусные кровати в огромных спальнях,  отсутствие личного пространства, его не пугала. Именно в казарме Саша Доронин познакомился со Станиславом Чагиным, их кровати оказались рядом. В отличии от Саши, Стас Чагин кадровым военным мечтал стать с детства, увлекался военной историей, знал наизусть биографии великих маршалов, даты известных сражений. Стас тщательно готовился к поступлению в училище, был в школе отличником, старательно занимался спортом, закалялся. Родители Стаса, его бабушки и дедушки были коренными москвичами, интеллигентами, к военной службе никакого отношения не имели, и несказанно удивились выбору сына и внука. Стас был упорным парнем, и рвался к намеченной цели.
Медкомиссию Стас все-таки прошел с трудом, у него было не слишком хорошее зрение, ему пришлось просто умолять врачей, рассказывать, как он хочет быть военным, врачи снизошли, в справке написали – зрение у Чагина удовлетворительное. Но ботанику Чагину, никогда не жившему в казарме, даже в лагерь пионерский не ездившему, проводившему лето на даче под опекой бабушки и дедушки, ой как трудно пришлось! Абсолютно все ребята, поступившие учиться вместе со Стасом, оказались здоровее, сильнее физически, проще и наглее. Следует  также учесть, что Стас носил очки, что вообще явилось для него практически смертельным приговором. За очки он подвергался обструкции ежеминутно. И тут за Стаса вступился Саша Доронин. Они подружились. Вернее с Дорониным подружился Чагин, потому что был умным парнем, понимал, пока рядом  Доронин, «любимые» однокашники его не тронут. А Сашку Доронина однокашники боялись. Тот спуску никому не давал. Он вообще был лидером и заводилой. А как Саша пел! Зажигал на всех вечеринках, всех концертах с верной спутницей-гитарой. Саша Доронин Стаса Чагина просто терпел. Понимал – парень слабак, ему нужна защита, еще чуть-чуть и парня покалечат или  убьют, просто так, со скуки. Саша был хорошо воспитан, не понимал, как можно унижать, избивать человека,  потому что он слабее, глупее или носит очки. Сказал ребятам пару ласковых, дал кое-кому поддых, Чагина отбил, авторитет себе заработал. И потом, чертовски приятно, когда твой ровесник тебя беспрекословно слушает, за старшего считает. Широкой души Саши Доронина   хватало на всех.
Так прошли годы учебы. Не хватавший звезд с неба в школьные годы, Саша военное училище окончил с отличием. Учиться ему понравилось. Трудно? Да, трудно, но трудиться и терпеть он мог сколько угодно, как и рассчитывал его отец, гены матери-немки сыграли свою роль. Когда он учился в школе, от него, парня, занимавшегося профессионально спортом, успехов в учебе никто не требовал, даже посещать школу не заставляли, он и так был местной знаменитостью. А вот в военном училище он хотел показать высший класс. Зубрил то, что пропустил в школе, память у него была хорошая, усидчивость тоже, желание – огромным. И он преуспел, и еще как. Ботаника Чагина обошел, хотя Чагин, был в школе круглым отличником.  Именно тогда, Чагин затаил на своего как бы друга Доронина, зуб. Он завидовал Доронину страшной, черной, подлой завистью. Он завидовал ему во всем. Доронин учился лучше, внешне был интересен, спортсмен отличный, да еще и на гитаре играл! Чагин, мелкий, страшненький, в очках, успехом у девушек не пользовался абсолютно. Главной причиной зависти было то, что Доронин как-то обмолвился – военным быть не хотел никогда, поступил в военное училище практически случайно, Чагин военным делом просто бредил. Такая несправедливость!
2
По окончанию училища Чагин и Доронин уехали служить вместе, на Юг России. И именно здесь их конкуренция обострилась до предела. Проявилась мелкая, подлая душонка Чагина. Он жаловался, писал рапорты на Доронина постоянно. Доронин сделал то, Доронин не сделал это. Командиры сначала пытались разобраться, что такое сделал и не сделал Доронин, но потом махнули рукой, решили на жалобы Чагина не реагировать, до того они были незначительными и пустыми. Было видно невооруженным взглядом насколько велика, масштабна натура Доронина, и насколько мелкая -  Чагина. Командиры оказались умными людьми, поняли, Доронин перспективный парень, Чагин в армии  человек временный, и очень скоро стройные ряды кадровых военных покинет. В первой командировке, в район боевых действий, Чагин с ужасом понял – военное дело не для него. Он оказался страшным трусом, а Доронин, наоборот – отчаянно смелым. Чагин в той командировке чуть с ума не сошел от страха, еще больше похудел и даже посидел, в двадцать два года! По окончании командировки, Стас сразу  написал рапорт, он хотел перевестись в штаб, на канцелярскую работу, или обратно, в училище, на преподавательскую, ему отказали. Слишком был велик конкурс на штабные и преподавательские должности, здесь нужен был блат, а блата у Чагина не было. И Чагину пришлось воевать, то есть делать именно то, что он мечтал делать всю жизнь, и на что он оказался неспособен, да еще наблюдать – как преуспевает Доронин, как его злейший друг набирает популярность, становится любимцем командиров. Чагин с  ужасом понимал, что перестает быть Стасом Чагиным, а становится «другом Сашки Доронина», мальчиком на побегушках. И абсолютно  все девушки, что  нравились ему, просили его познакомить с другом Сашей, Стас, как личность их не интересовал. Именно так произошло с Кристиной, бывшей женой Доронина, а нынешней Чагина.
Они познакомились на танцах в офицерском Доме культуры. Саше Доронину было уже двадцать шесть, он был старшим лейтенантом, орденоносцем, героем. На высокого темноволосого красавца девушки вешались гроздьями. А он воспринимал девчачью любовь философски, немного легкомысленно. Сегодня – одна, завтра другая, он еще молодой парень, не нагулялся. Своей единственной, той, чтобы сразила наповал, украла его сердце, он не еще встретил. А вот Чагин встретил – это была Кристина. Юная, очаровательная брюнетка с точеной фигуркой и огромными синими глазами. А Кристина сохла по Доронину! И встречалась со Стасом только затем, что бы поговорить о Саше, разузнать поподробней, что тот поделывает, за кем сейчас ухаживает. С Дорониным Кристина была не знакома, она стеснялась познакомиться с ним, а Чагин их не знакомил! Специально. Но, как говориться, шила в мешке не утаишь. Доронин и Кристина познакомились! И Доронин оценил ее синие глаза, точеную фигурку, роскошные густые волнистые волосы. Саша принялся ухаживать за девушкой, Стас пытался возражать, даже полез с кулаками на Доронина, но не тут-то было. Может быть именно назло Стасу, Доронин закрутил с Кристиной роман, вылившейся в громкую свадьбу. Хотела ли Кристина замуж за Доронина – конечно хотела! Красавец офицер, цветы ей дарит,  комплименты говорит, именно для нее поет песни под гитару, обнимает, целует. Потом до больших вольностей  дошло, а потом в постели голубки оказались, и как следствие интересное положение Кристины. И об этом узнали родители девушки! Доронину не отвертеться! Кристине оказалось всего восемнадцать, он был ее первым парнем, а отец Кристины – большим чиновником в администрации городка, поблизости которого стояла часть, где служил Доронин. Сыграли свадьбу, Чагина позвали свидетелем…На свадьбе Александра с Кристиной, Чагин   напился вусмерть, а потом реально, крокодильими слезами прорыдал три дня. Написал рапорт, уволился из армии, уехал в Москву, под крылышко к родителям, решил заняться бизнесом, или политикой, чем получиться. Сказал – не получилось в армии, получиться на гражданке, о нем узнают,  заговорят. Но амбиции остались амбициями. Не было у него таланта не к бизнесу, не к политике…
3
Александр Доронин воевал. Воевал во всех горячих точках, что случались в наше неспокойное время. Во всех Чеченских компаниях, в Югославии, в Средней Азии, в Абхазии. Он больше ничего не умел делать, и если честно, воевать ему понравилось, вернее, понравилось побеждать!  Война оказалась намного интереснее  спорта, она захватывала, поглощала. Ему нравилось переиграть противника тактически, предугадать его действия, напасть внезапно, разбить, разметать в клочья, в его кровь выплескивался такой  невероятный адреналин, покруче, чем от спортивной победы! В спорте  муторно, монотонно, бегаешь, прыгаешь, тренируешься, каждый день одно и тоже. 
В положенный срок Кристина родила дочку, Сенечку, Ксению. Она так и  не съехала от родителей, жила под их опекой  в большом доме на окраине южного городка,  переезжать к мужу даже не собиралась. Отец ее зарабатывал прилично, мать  не работала, сидела с ее ребенком. Кристина была ничем не обременена, палец о палец не ударяла. С горем пополам окончила медицинское училище, единственное, находящееся в ее родном городке среднее учебное заведение, училась вместо трех лет шесть, брала академические отпуска.  По  гарнизонам  Кристина с  Дорониным  мотаться отказалась. Съездила пару раз к Доронину, пожила с ним  в офицерском общежитии, в маленькой комнатке без удобств, попыталась готовить на общей кухне (готовить она не умела вообще, себе и мужу покупала полуфабрикаты), послушала нравоучения других офицерских жен. И пострадав несколько месяцев,  уехала обратно к папе с мамой, и это еще дочку она с собой не брала, дома оставила. Да и не слишком нужна была жена Доронину в гарнизоне. Одному ему было намного проще, поесть приготовить он и сам мог, стирал и убирал тоже сам,  и потом – на одной Кристине свет клином не сошелся, красивых женщин на свете ой как много.  Доронин чувствовал себя «мужем на час» и «воскресным папой» одновременно, он приезжал к жене,  проводил отпуск вместе с ней, детьми и ее родителями, а если отпуск случался летом, то они с Кристиной, только вдвоем, без детей, ехали на Черное море, в Сочи или Крым. И там зажигали, отрывались по полной программе. Денег у Доронина хватало, наглости тоже, они жили в хороших гостиницах,  популярные курортные рестораны и бары, были ими оккупированы, не одного вечера супруги Доронины дома не сидели. Юная прелестница Кристина прекрасно танцевала, Доронин от нее не отставал. Они были красивой парой, окружающие завидовали. Может быть сглазили…Доронин потом анализировал, почему, зачем они это делали? Зачем тусовались, таскались по барам, ресторанам, почему не занимались с детьми, которых у них было двое. Отвечал себе так – ему нужно было выплеснуть адреналин, бурливший у него в крови, и другого способа, как отрываться на курорте, он не знал, а Кристина была еще очень молода и неопытна, семейной жизни не обучена, поэтому тянулась за ним, более взрослым. Она и сейчас не взрослая, своим умом жить так и не научилась, а ей почти  тридцать пять, от родителей, юной девочкой перешла к мужу, который за нее думал, принимал решения, а как муж оказался в больнице, перешла к другому мужчине, Чагину, который думать за нее продолжил.  А дети… Рождение детей, почему то прошло мимо Доронина. Женившись на беременной Кристине, через пару месяцев он уехал в очередную свою опасную командировку, а когда вернулся, его дочери было уже два месяца. Примерно так же произошло и четыре года спустя с сыном, Пашкой.  После очередного отпуска, в теплом Крыму, Доронин вернулся на службу, и спустя полгода вырвался в краткосрочный отпуск, застал жену опять беременной (о чем она, почему то ему не сказала по телефону, он же регулярно ей звонил), но совершенно расклеенной, ноющей, жалующейся. Кристине было постоянно плохо, то тошнило, то мутило, ее мать порхала вокруг нее, на приехавшего в отпуск законного супруга дочери  и будущего отца, не жена, не ее родители внимания не обратили. Супруг и будущий отец провел в такой вот, как ему показалось, тяжелой обстановке, пару дней, уехал к сестре, в Подмосковье, где до Москвы было рукой подать. Он оторвался в Москве, на пару с как бы другом Чагиным (Чагин не постеснялся тусить вместе с Дорониным, хоть он начал заниматься бизнесом, кое-чего заработал, считал себя крутым и умным, но гулял они на деньги Доронина). Известие о рождении сына Доронин получил в своей очередной командировке. Потом, несколько лет спустя, уже в госпитале, Доронину за этот случай было безумно стыдно. Насколько черствым и эгоистичным он был! Но понимание, осознание жизни, так называемый жизненный опыт, приходит только с годами. У молодых людей, естественно, жизненного опыта нет, нет опыта построения семьи, молодые люди учатся исключительно на примерах своих родителей. А если у родителей  семейная жизнь не сложилась? Или построена неверно, не на взаимном уважении и терпении, а на унижении и подавлении одного родителя другим? Тогда, какой это пример? В семье Саши Доронина диктатором была мать, отец ей просто подчинялся, считал так легче, проще, безопаснее. А вот у Кристины – главой семьи был отец, и держал он всю семью просто в черном теле. Все крутилось вокруг него, все его прихоти выполнялись. Мать Кристины перед мужем просто стелилась. В молодой семье Саши и Кристины главой естественно был Саша, как более опытный и старший по возрасту. И он повел себя именно так, как посчитал нужным, другого отношения он не знал, не видел он других, положительных примеров. Ему хотелось тусоваться, Кристина шла у него на поводу. Может быть, подсознательно, он считал, что ему еще рано иметь детей, поэтому он старался от них оградиться. И ему никто не объяснил, не рассказал, как нужно жить правильно, а положительных, наглядных примеров у него не было. Нет, он, конечно, видел, в гарнизоне, коллег офицеров сопровождали жены с детьми, ютились в маленьких комнатках, иногда в палатках, терпели вместе с мужьями лишения, не под каким видом,  жены не хотели оставлять своих мужей в одиночестве. Но жены его коллег были простыми, неизбалованными девушками, и они любили своих мужей.  Доронин не любил свою жену, она не любила его, на тот момент именно такое положение дел их устраивало, вроде женаты, а вроде  нет.   
Если бы ему удалось вернуться в прошлое, прожить какие-то годы заново, он бы никогда не поступал так, как поступал тогда. Вернее, он убедил бы Кристину жить по-другому, отдельно от ее родителей. Снять квартиру, забрать к себе детей, в отпуск ездить не вдвоем, а большой дружной семьей. Может быть, он ушел, как Чагин, из армии, ну и пусть, что ему нравилось воевать, можно прожить и без войны, вернее определенно нужно так жить, без войны. Война – это зло. И жизнь у него с Кристиной сложилась бы иначе, и не произошло многого из того, что произошло. И сейчас у него была бы крепкая семья, детишек не двое, а может быть трое или четверо. И не было бы того страшного ранения, и его дети, его замечательные дети, сын и дочь, не считали бы, что их отец умер. Но это все Доронин понял уже много позже, в госпитале, прикованным к койке, когда ничего назад вернуть уже было нельзя, Кристина развелась с ним, резонно решив строить новую, более счастливую жизнь, а не ухаживать за мужем-инвалидом. И даже из московской квартиры его выписала (интересно, сама решила, или Чагин подсказал?). Из московской квартиры, которую Доронин получил за боевые заслуги, в большом новом доме, правда, в достаточно отдаленном районе, у станции метро «Бабушкинская», но трехкомнатную. Доронину эта квартира казалась хоромами, еще бы, в Белово квартира его родителей была в хрущевке, чуть больше тридцати метров, со смежными комнатами и кухней в четыре метра, здесь больше семидесяти метров, три комнаты, девятиметровая кухня. Кристину с детьми уговорить переехать в Москву ему удалось с трудом. Она сопротивлялась стойко. И только когда Доронин пригрозил разводом, она, скрепя сердцем, согласилась. Ой как трудно ей пришлось! Она же ничего никогда не делала, элементарно не умела  заваривать чай! А ей нужно было старшую дочь устраивать в школу, сына в детский сад, обустраивать пустую квартиру, где не было даже посуды, ухаживать за мужем и детьми, готовить, стирать, убирать. Ее неокрепшая душа этого могла не вынести, если бы в Москву не приехала ее мать, принявшаяся обучать великовозрастную дочь премудростям семейной жизни.   Но мать  с дочерью долго в Москве находиться не смогла, отец Кристины ежедневно требовал жену домой, и шефство над молодой женой брата взяла его старшая сестра Инна. Именно Инна научила Кристину готовить вкусные блюда, те, что любил ее брат, ухаживать за детьми, лечить, если дети заболевали, рассказала, как говорить с врачами, учителями, воспитателями, какие презенты нужно преподносить, что бы к детям лучше относились. И именно Инна привила Кристине (на свою голову и голову младшего брата) любовь к столичной жизни. Благодаря Инне у Кристины появились подруги, и так как время свободное у нее имелось в неограниченном количестве, и еще имелась няня, которую порекомендовала тоже Инна. Няня забирала вечером дочь из школы, а сына из детского сада, у Кристины началась совершенно иная, столичная жизнь. Саша Доронин воевал, Кристина не работала, вольготно жила с детьми  в Москве, тут же на ее горизонте материализовался  Чагин…               
 4
Это была замечательная командировка! Спокойная. Первая спокойная командировка за последние лет десять. За два месяца не одного происшествия! Все отлично! Александр Доронин думал именно так вплоть до последнего дня той командировки, сложившейся, по его мнению, так удачно. Он отоспался, отъелся, загорел, в общем, хорошо отдохнул. За окнами бушевала весна, и та же жаркая весна цвела пышным цветом в душе у Доронина. Он завел роман с местной медсестричкой, легкий, несерьезный. Прекрасно понимал – у этой девушки он очередной, до него были сотни мужчин, и после него, как только он уедет, будут еще сотни. А сегодня  его и ее все устраивало.  Его команда так же наслаждалась отдыхом, радовалась тишине и спокойствию. Вплоть до последнего дня…Все страшное произошло в последний день!
Их было четверо. Две пары. Молодые. Одна пара чуть старше, вторая моложе.  Одна из пар примерно тридцати лет, возраст второй пары  не старше восемнадцати, нет, девушке в этой паре, скорее всего, едва исполнилось шестнадцать. Парни, несмотря на жару, были в черных шерстяных пиджаках и черных же шляпах, а девушки с ног до головы укутаны в хиджабы. Та, что постарше, в темно-синий с неярким узором, молоденькая девушка – в угольно-черный, и если старшая из девушек была ярко накрашена, с подведенными глазами и перламутровыми губами, младшая девушка была смертельно бледной, без грамма косметики. Они подъехали рано утром к блокпосту, что охраняла команда Доронина,  на старой «семерке», которую оставили в нескольких метрах от блокпоста. К блокпосту подошли пешком, остановились у металлических ворот, принялись наблюдать, как суетятся солдаты, упаковывают вещи, готовятся к отъезду, их командировка сегодня заканчивалась. Лейтенант Николай Игнатьев командовал солдатами, бегал вокруг грузовика, показывал, что и куда укладывать, а Доронин стоял поодаль, курил, взирал на происходящее с философским видом, ему очень хотелось, что бы солдаты побыстрее все упаковали, ему не терпелось уехать. И Доронин, и Игнатьев заметили странную четверку, наблюдавшую за ними из-за ворот. Доронин даже сделал шаг в сторону четверки, минуту понаблюдал за ними. Старшая из девушек, заметив его движение, улыбнулась. Его тогда совершенно не насторожил тот факт, что ему, русскому офицеру, врагу, улыбается мусульманка…А она скорее всего, хотела отвлечь, притупить его бдительность, показать красивому майору, что он ей интересен. И Доронин отвлекся! Переглядываясь со старшей девушкой, он не заметил, как от этой странной четверки отделилась молодая девушка, вошла в ворота, и направилась к солдатам, грузившим в машину военный скарб… Доронин лоханулся! Великий Доронин лоханулся, не понял, что молоденькая девушка в черном хиджабе – смертница. Мирная спокойная командировка ослабила его бдительность, тем более на смену уже двигался отряд Сереги Пирогова, с минуты на минуту должен был появиться… Пост сдан – пост принят…Не лоханулся Коля Игнатьев, понял, что за девушка направляется к ним. Заорал как резанный:
- Саша, это смертница! В укрытие, Саша!! Ребята, отходим! От машины отходим! В укрытие!
Коля Игнатьев в первый и единственный раз назвал Доронина Сашей, всегда говорил – «командир», или «товарищ майор», и то, что он назвал Доронина Сашей, последнего сразу отрезвило, он сразу оценил обстановку, и теперь уже командовал, во весь свой командирский голос:
- Ребята, назад!! Игнатьев, назад!!
И все в таком роде…Игнатьев не послушал своего командира, и тем самым спас большинство солдат, спас своего командира. Если бы не он, возможно, погиб бы весь отряд. Игнатьев метнулся, в мгновение ока оказался возле смертницы, повалил на землю, прикрыл своим телом. А вот Доронин не успел! Он бросился к Игнатьеву, хотел того оттолкнуть, но не успел! Прогремел взрыв! Игнатьев погиб на месте, так же погибло несколько солдат-контрактников, находившихся поблизости, Доронин был тяжело ранен. Его сначала посчитали мертвым, не хотели везти в госпиталь. Но во время появился Сергей Пирогов, понял – Доронин не погиб, он жив, но вот-вот умрет, истекает кровью! Остановил истерику медсестрички, она же всего два часа назад занималась любовью с красивым офицером, и вот его уже нет в живых, практически разорван на куски! Пирогов заставил медсестричку перевязать раны Доронина,   на котором  практически не было живого места, и сам повез в госпиталь. Гнал как угорелый, выжимал из машины все соки, пару раз чуть не слетел в пропасть с горной дороги. Но в госпиталь доставил Доронина еще живого. Еще…
А трое, сопровождающие смертницу погибли через пять минут после ее смерти. После прозвучавшего взрыва, они едва успели сесть в свою «семерку» и проехать пару метров. «Семерка» взлетела на воздух. Неведомый режиссер ужасающей по своему содержанию постановки, решил не оставлять этих троих в живых, посчитал, что они выполнили свою работу плохо, и жить недостойны.
 5
В госпитале, осмотрев раненого, хирург безапелляционно заявил – раненому не помочь, он умер, в морг! И даже свидетельство о смерти выписал, командованию отрапортовал - погиб Александр Доронин смертью храбрых. А командование жене Доронина поторопилось сообщить, мол, погиб Ваш муж-герой…Кристина услышав страшное известие, зашлась истерикой, вернее она знала, что нужно рыдать, услышав такое, вот и зарыдала. По-хорошему, смерть мужа ее сильно не тронула, его и так никогда не было дома, ему была адекватная замена. Кристина не понимала, насколько у ее мужа тяжелая и опасная работа, и что он может умереть в любой момент. И еще страшнее – ее муж мог быть тяжело ранен, остаться до конца жизни инвалидом, требующим постоянного ухода. Кристина, получив печальное известие, порыдав пару часов, решила, что страдать одной недосуг, позвонила сестре Доронина, Инне, сообщила ей страшную весть. Инна, услышав жуткое, среагировала адекватно. Охнула, закричала, заплакала. Она разговаривала по телефону с Кристиной в холле первого этажа большого дома. Отец Доронина, услышав ее крики, поспешил в холл, испугался такой реакции дочери на телефонный звонок. И сразу догадался, что случилось.  Увидев смертельно бледную дочь, с дрожащими губами, застывшую с телефонной трубкой в руке, спросил в лоб:
- Инка, что Сашка погиб?
Инна судорожно закивала. Отец Инны и Саши, осознав произошедшую трагедию, тут же потерял сознание,  упал, умер на месте, в ту же секунду, у него, от горя разорвалось сердце. Приехавшие врачи «Скорой помощи» лишь  констатировали смерть…
Но Доронин не погиб. Вернее ему не дал погибнуть Сергей Пирогов. Когда тело якобы погибшего Доронина врачи распорядились отправить в морг, Доронин пришел в себя, шевельнулся, Пирогов заметил это, и ярость его просто захлестнула. Живого человека, героя, отправлять в морг! Пирогов достал пистолет, выстрелил в воздух, потребовал отправить тяжелораненого друга в операционную. Врачи отказывались, считали, что раненый не перенесет операции, не перенесет наркоза, и вообще он уже умрет через несколько минут. Но через несколько минут Доронин не умер, не умер и во время операции, которую врачи делали под дулом пистолета Пирогова. Сергея не испугало даже то, что в госпиталь испуганные врачи вызвали отряд спецназа, чтобы угомонить разъяренного офицера. Спецназ приехал, но когда бойцы спецназа узнали, чего добивается нарушитель спокойствия, они поддержали его! Доронин  не умер и после операции…
После операции Доронин впал в кому. Врачи разводили руками – раненый в коме, так и должно было произойти, учитывая его тяжелое состояние! Они предупреждали – больной не выживет, умрет, днем раньше, днем позже, вопрос времени. Врачи даже упросили не сообщать родственникам Доронина, что он пока жив, ведь может умереть в любой момент, сейчас сообщат, что он жив, он возьми и умри тут же.
Он не умер! Два месяца пролежал в полевом военном госпитале, и когда ему стало чуть лучше, его решили перевезти в Москву. И только тогда родным Доронина, ожидающим уже два месяца, когда в Москву доставят его тело, сообщили, что он вообще-то жив, но в тяжелом состоянии, и его скоро привезут…Привезли. Кристина встречала самолет на военном аэродроме, бежала, спотыкаясь, на высоких каблуках, по летному полю, на встречу к раненому мужу. На встречу с мужем она оделась нарядно, сделала прическу, макияж, обула дорогие туфли. Она не знала, в каком состоянии муж, они давно не виделись, Кристина  хотела, что бы он оценил ее неземную красоту. Оценить он не смог, был все еще в коме, в Москву привезли практически бездыханное тело. Кристина была в шоке. Что ей делать, как жить? Она впервые в своей жизни столкнулась с трудностями, да еще с какими. Муж в госпитале, в коме!
Доронин пролежал в коме несколько месяцев, на его счастье. На несколько месяцев меньше осознанного страдания. Потому что, когда он вышел из комы, не сразу, постепенно, он осознал, что с ним произошло. У него был перебит позвоночник, его парализовало, полностью, плюс еще разорвано одно легкое, его пришлось удалить, сильно повреждена нога, ее не ампутировали, потому что врачи посчитали, что больной не выживет, ходить не будет, ногу можно оставить…И вот Доронин начал выходить из комы, по чуть-чуть, но  каждый день. И каждый день, по чуть-чуть,  усиливалось его боль. Вообще то, он очнулся, вышел из комы только из-за чувства боли. Именно боль вытолкнула его из небытия, и вот теперь эта боль усиливалась с каждым днем. У него болело все, каждая клеточка его организма. Он никому не мог рассказать о ней, просто потому, что не мог говорить, и не только говорить, он не мог пошевелиться, не мог подать знак, он вообще ничего мог.
И с первой секунды, как очнулся, он пожалел, что очнулся, а с каждой последующей секундой он все больше убеждался, что хочет умереть, и как можно скорее. Но смерть не забирала его. Скорее всего, в книге судеб, там, на небесах, день его смерти был указан позже, Александр Доронин должен был умереть не сегодня и не завтра. А сегодня он должен страдать. И он страдал… Спал около получаса в сутки, только после обезболивающего укола.  Засыпал, когда лекарство начинало действовать, ему снилась боль, просыпался, боль  захлестывала его снова. 
6
Через полгода он смог говорить. И первое слово, которое он произнес, было «больно»… Врачи решились на операцию. Предупредили – операция поможет лишь частично. Он сможет сидеть и чуть-чуть двигать руками. И вероятность, что он перенесет операцию пятьдесят процентов, успех операции тоже пятьдесят процентов, то есть всего двадцать процентов из ста, что операция принесет облегчение. Но он согласился сразу, даже с учетом того, что он умрет в пятидесяти процентах из ста! Операцию он перенес, и она помогла. Но после выхода из наркоза у Доронина началось очередное осложнение, закончившееся пневмонией и отеком его единственного легкого.
А после того, как врачи справились пневмонией и отеком, у него, в результате приема огромного количества антибиотиков, началась страшнейшая аллергия. У него лоскутами слезала кожа, сползали ногти, выпали брови и ресницы, у него выпали бы и волосы, если бы они у него были, но всех тяжелых больных в госпитале стригли под машинку. Но тренированный организм бывшего спортсмена и бравого вояки извести невозможно. Тем более ему было ради чего стремиться выздороветь. Ради своей семьи. Кристина, его жена, не отходила от его постели, и, выходя, из комы он видел ее заплаканные глаза, понимал, она переживает.
Он сначала ощущал, потом начал осознавать, что должен выздороветь, встать на ноги, чтобы не видеть ее слез. Но выдержки Кристины хватило ненадолго. Когда у Доронина, после операции начались осложнения, она сдалась. Начала приходить в больницу все реже, потом и вовсе пропала. Она не видела перспектив, ей казалось, ее муж никогда не поднимется, и она просто погибнет в этой страшной больнице, среди стонущих, кашляющих инвалидов, и таким же был и ее муж, когда-то невероятный красавец, вызывающий неприкрытую зависть окружающих женщин всех возрастов!  В силу своей недалекости, необразованности и просто тупости, она безумно страдала, считала себя самой несчастной  на свете, требовала поддержки, не понимая, что сейчас, в этот тяжелейший момент, именно она должна дать поддержку и сострадание близкому человеку. И вот эти поддержку и сострадания Кристине дал Стас Чагин, он уговорил ее не гробить себя, махнуть на умирающего мужа рукой, мол, он все равно умрет, а ей еще жить и у нее дети. А она решила не говорить детям, что их отец жив. Зачем? А если он не дай Бог умрет, придется потом объяснять (еще раз), что он умер, а  если инвалидом останется, она надеялась   на его внутреннюю интеллигентность, по ее мнению, он должен был остаться в больнице навсегда, дети не должны знать, что их отец жив, но он инвалид. И ее, не должен уходом за собой, нагружать. По ее мнению…И еще, у Кристины закончились деньги. Их в ее семье зарабатывал муж. Она никогда не работала, денег не зарабатывала, она просто их имела. И теперь все ее деньги растаяли в одно мгновение. И их требовалось все больше и больше. Она попыталась продать машину Доронина (все равно без дела тачка стоит!). Но оказалось, что это невозможно. У нее не было доверенности от Доронина, ведь он был еще жив, и машина, формально, принадлежала ему. А если продавать машину на черном рынке, без доверенности, то за машину такого класса давали треть ее стоимости. Был риск нарваться на бандитов, и не только все деньги потерять, но и жизнь. Но Кристина хотела продать машину, тормознул Чагин. Как всегда испугался, когда-то войны, сейчас бандитов…
7
 Кристина убедилась, нет в России бесплатной медицины, особенно для таких тяжелых больных, как Доронин. Конечно, Кристине материально помогали, и сестра Доронина, Инна, и его друзья. Но денег все равно не хватало. Инна выложила ту заначку, что у нее была, влезла в кредиты. Нужно было платить медсестрам, врачам-массажистам, врачам-физиотерапевтам, покупать сильнодействующие лекарства (в больнице нужных лекарств не было, либо были дешевые заменители, на которые у Доронина уже была аллергия), и еще покупать обезболивающие. Тех обезболивающих, что давали ему в больнице, катастрофически не хватало. Наркотики покупала Инна. В течении полугода она вычислила все аптеки, где нелегально можно было купить наркотические препараты, стала там постоянным покупателем. Озираясь, чаще всего поздним вечером, она подходила к нужной аптеке, провизор выносил(а) запечатанную специальными печатями упаковку с лекарством, совал(а) ей в сумку, выхватывал(а) конверт с немалыми деньгами, и быстро убегал(а). Инна, все также озираясь, несла упаковку с лекарствами домой, а утром везла в больницу. Но, распечатав  упаковку в больнице, Инна убеждалась, в запечатанной, опломбированной упаковке не хватает ампул с лекарством. Она плакала от отчаяния, от жалости, но не к себе, и ей не было жалко денег, отданных за полную упаковку, ей было жалко брата. Он погибал на ее глазах. Вместо веселого, полного сил мужика, Инна видела умирающего, истощенного, похудевшего до шестидесяти килограмм (при его-то росте!), практически без волос, бровей, ресниц,  ногтей,  узника Освенцима.  Все его тело было покрыто страшной экземой,  он почти ничего не ел и практически не спал. Он никого не хотел видеть, ни с кем не хотел  разговаривать. Гнал прочь сестру и друзей, и даже врачей и медсестер, а жена к нему ходить перестала. Впрочем, врачи редко посещали его палату, они ничем не могли помочь этому больному, просто ждали его смерти. А когда ему становилось хуже, вытаскивали его, и удивлялись, насколько он живуч, как сильно борется  за жизнь, жаль, что он не выживет! А сам Доронин давно понял, что на врачей  надежды нет, и если он хочет выжить, то должен сделать это сам, с Божьей помощью. Его друг Володя, ставший православным священником, по его просьбе, привез ему несколько книг и икон. Научил молиться. Но сначала окрестил его. Доронин, как и Инна, были не крещенными. В детстве их родители не окрестили (в Белово и церкви-то не было). А будучи уже взрослым, Доронин как-то не задумывался о вечном, не до вечного ему было, одним днем жил…
Доронин, лежа в одноместной палате, в полном одиночестве, думал о своей жизни, анализировал ее, и делал неутешительные выводы, понимал, если он выживет, нужно будет эту жизнь изменить…Только вот какой будет его жизнь, практически парализованного инвалида, висящего камнем на шее у несчастной супруги? И он твердо уверовал – парализованным инвалидом не будет, выздоровеет, всем покажет - невозможное возможно!      
   Кристина   объяснила Инне, что больше не может пропадать в больнице, она устала, у нее дети, и нужно устраивать свою жизнь… Инна была в шоке – как устраивать свою жизнь, а Саша? На что Кристина ответила, что Саша инвалид, пожизненно! Больше Кристина с Инной не общалась, на телефонные звонки не отвечала, дверь квартиры, когда Инна пришла поговорить, не открыла, в больнице не появлялась, а если Инна дожидалась ее у подъезда, Кристина проходила мимо, даже не повернув голову в сторону золовки. Инна же бросила работу, и посвятила себя брату. Обивала кабинеты и Министерства обороны и Министерства здравоохранения, требовала отправить брата на лечение в Израиль или в Германию. Она прошерстила сайты клиник Германии, нашла подходящие, созвонилась, отправила факсом в клиники историю болезни брата,  немецкий она знала прекрасно.  Но лечение ее брата, при его травмах, стоило сумасшедших денег, такую сумму Инне и друзьям Доронина пришлось бы  собирать до конца жизни.
   8
Но, скорее всего, там, на Небесах, посчитали, что страданий Доронин перенес достаточно, он должен быть вознагражден.  На руководство госпиталя, где «лечился» Доронин, вышла клиника из Германии, с предложением, принять Доронина на лечение. Причем, бесплатно. Звонки Инны в различные клиники возымели действие, история болезни ее брата попала в нужное место. Это предложение главврач госпиталя передали сестре Доронина, и вот почему.  Клиника, предложившая свои услуги, оказалось новой, только что созданной для лечения спортсменов, получивших тяжелые спортивные травмы. Методика лечения предлагалась экспериментальная, требовались добровольцы. Но клинику возглавлял известнейший профессор-травматолог. Инна порылась на медицинских форумах, задала пару вопросов о новой клинике, о личности профессора, руководителя клиники. Получила восторженные отзывы. Рассказала обо всем брату. Тот, конечно же, лечиться в этой клинике согласился, он согласился бы и без положительных рекомендаций, добытых Инной. Сразу как услышал про  клинику, понял – это его единственный шанс обрести здоровье. Перед отправкой Доронина в Германию, его основательно «подлечили».  Врачам госпиталя, стало стыдно за свою «работу», и больному залечили страшную кожную экзему, пролежни, немного откормили (практически насильно), и не отпускали из госпиталя, пока у него не отрасли волосы и ногти.
Лечить больного хотели в Германии бесплатно, но его нужно было туда транспортировать, доставить специальным самолетом. С Дорониным в Германию ехала Инна, он немецкого языка вообще не знал, она взялась ему помочь.  Ей необходимо было снять квартиру рядом с клиникой, и хоть как-то минимально питаться. Друзья Доронина помогли с самолетом, и обещали переводить Инне деньги на жизнь по мере необходимости. В Германию она летела с минимальной суммой  денег, но с огромной надеждой на скорое выздоровление брата.  Выздоровление брата продлилось долгие шесть месяцев. Шесть месяцев Инна ежедневно, в семь утра приходила в клинику, помогала брату умыться, позавтракать, сопровождала на процедуры, после операции, сидела рядом с постелью брата в реанимации. И огромное желание Доронина выздороветь, усилия врачей, плюс помощь Инны сделали свое дело, через полгода он вернулся в Москву на своих ногах, правда, на костылях. Но это был огромный прорыв! Никто из московских врачей не верил, что он когда-либо будет стоять, не то, что ходить. Прежде, чем сделать операцию на позвоночнике, ему восстановили тазобедренный сустав, полностью раздробленный. И вот он спускался по трапу самолета самостоятельно, без посторонней помощи. Из аэропорта Доронина перевезли в другую московскую клинику, где тоже лечили спортивную травму. Эту клинику уже посоветовал немецкий профессор, лечивший Доронина в Германии,  возглавлял московскую клинику его старый приятель. И этот немецкий профессор договорился со своим русским приятелем о том, что Доронина на лечение туда примут, но конечно же, не бесплатно. И опять встал вопрос об оплате, и опять друзья Доронина собирали деньги. И опять денег не хватало! Инна заложила дом. Но на этот раз помогло Министерство обороны, выделило деньги на лечение, все таки, как никак Доронин был героем, и за него очень многие высокопоставленные лица ходатайствовали, и еще, должны же были они для человека, который ради своей Родины потерял здоровье, сделать. Хоть минимально… Доронин шел на поправку семимильными шагами. Он уже ходил без костылей, только опираясь на палочку. Инна нарадоваться не могла. На ее брата опять обращали внимание женщины, весь женский персонал клиники с ним кокетничал. Его повысили в звании, присвоили звание подполковника, вручили орден, в Кремле.
На награждение в Кремле он мог бы пойти на своих ногах, но Сергей Пирогов, которому тоже вручали в тот день награду, Звезду Героя России, за сложнейшую военную операцию, он практически в одиночку поймал крупнейшего террориста, уговорил Доронина этого не делать. Резонно сказал, неизвестно, сколько придется ждать награждения, можно ли там будет присесть, лучше не рисковать. Отправились в Кремль таким образом – Доронин в инвалидном кресле, в военной форме с новенькими погонами подполковника, кресло катил Сергей Пирогов тоже в форме, но с новенькими генеральскими погонами. Пирогов вышел в отставку. Не смог сработаться с новым Министром обороны, пришлось ему уйти, о чем, кстати, он совершенно не жалел. И Доронин понимал, что после выздоровления и его ждет отставка, он был к ней готов…
На приеме, в Кремле, Доронин встретился с матерью своего спасителя, Николая Игнатьева, она получала награду за своего сына, и тоже Звезду Героя России. Доронин опасался этой встречи, и не напрасно. Мать погибшего Героя не ответила на его приветствие, не посмотрела в его сторону. Отстраненная, вся в черном, получила награду, поблагодарила, и ушла,  не оставшись на банкет… Доронин хотел перехватить ее на выходе, поговорить, требовал у Пирогова, что бы он подвез его к двери, но Сергей коротко ответил: «Сашка, не нужно. Я пытался с ней говорить, не хочет ничего слушать, всех винит кругом, нас с тобой в основном. А мы с тобой не виноваты, это теракт был, его нельзя было предотвратить.  Я легко мог на твоем месте оказаться, погибнуть мог как Николай. Прости, я простил!». Доронин вспомнил, о чем несколько месяцев назад говорил другой друг, Володя, священник, и тоже простил…   
 9   
 Но те, женщины, что с Дорониным кокетничали, его не интересовали. Его интересовали только его жена и его дети. Для Инны наступили черные дни. Ей предстояло объяснить брату, где его жена. Почему она его не навещает. Когда он находился в своей первой больнице, в реанимации, еще до поездки в Германию, сестра объясняла, что в реанимацию родственников больных не пускают, и как только его из реанимации переведут в обычную палату, Кристина к нему придет. Но вот его перевели в обычную палату, но Кристина так и не появилась. Доронин, уже способный говорить, требовал у сестры телефон, что бы жене позвонить, сестра выкрутилась, телефон не давала. Но заставила Кристину звонить мужу, хотя бы раз в неделю, поясняла, он очень болен, с ним сейчас серьезно разговаривать нельзя… И до поездки в Германию, говорить с братом не разрешила. В Германии было легче, там она объясняла брату, что Кристине звонить в Германию дорого, она присылает смски, показывала их ему (эти смски присылала старшая дочь Инны, по ее просьбе).  Но когда они вернулись в Москву, врать Инне стало очень трудно. А потом практически невозможно…Она съездила в бывшую квартиру брата, поговорить, но Кристину не застала, та с детьми была у ее родителей. От соседей Инна узнала, что Кристина полгода замужем за другим, с Дорониным развелась, и тем более, Доронин в своей квартире не прописан, Кристина умудрилась его выписать, и прописала нового мужа. То есть, Александр Доронин, подполковник, орденоносец, фактически бомж. Когда он выпишется из больницы, жить ему будет негде. А он все ждал звонка Кристины (пытался звонить сам, но к городскому телефону она не подходила, а номер мобильного сменила). Он также попытался звонить бывшему другу, Стасу  Чагину, но и тот сменил номер телефона…
И кто мог подумать, что Доронин сможет сбежать из больницы? Уболтать охрану, занять у других больных денег на дорогу, у одного из медбратьев одолжить гражданскую одежду, и поехать к себе домой. То есть к своей бывшей семье. А он именно так и сделал…Приехал на такси к  дому, поднялся на свой этаж. У него даже оказались ключи от его квартиры (они всегда лежали у него в кармане, и когда, сразу после ранения, он попал в полевой госпиталь, все его вещи и документы, что не были повреждены взрывом, сложили в пластиковый пакет, и передавали вместе с больным из больницы в больницу). Вот именно этими ключами он открыл дверь  бывшей квартиры.  Его супруга была уверена в своей безнаказанности, не сменила замок в квартире. Он застал  супругу (бывшую) в своей  спальне (тоже бывшей), на кровати, им купленной, в объятьях своего друга Станислава Чагина (бывшего!), теперь мужа Кристина (о чем Доронин не знал).
И он разобрался с Чагиным по-мужски…Приехавшая милиция (вызвали соседи, услыхав дикие крики Кристины), застала такую картину. В квартире выла обезумевшая Кристина, она сидела на полу, в углу, у балкона, а Стас Чагин тоже выл, только уже на улице, под балконом квартиры, от боли, он сломал обе ноги. Доронин выкинул его с балкона. Но так как квартира находилась на третьем этаже, Чагину несказанно повезло, он легко отделался. Сам Доронин тоже сидел на полу, напротив Кристины, тупо покачиваясь как маятник. Он не произносил ни слова, его глаза ничего не выражали. Казалось, он не понимал, где он находится, с кем, и что наделал. Милиционеры вызвали «Скорую помощь», а приехавшие врачи, забрав Чагина, в свою очередь, вызвали психиаторов для Доронина…
 
Доронин пропал. Инне не могли сказать, где ее брат, сказали – пропал. Она обзвонила  все московские больницы, морги, милицию (вдруг его забрали за какое-то правонарушение). Бесполезно, брата она не нашла. Она подразумевала, что брат мог отправиться к  Кристине, разбираться с ней, откуда-то узнал о ее ненадлежащем поведении, но та как обычно не подходила к телефону. Домой к Кристине поехал Сергей Пирогов. Ему Кристина тоже дверь не хотела открывать, требовала, что бы он убирался. Но тот убираться не собирался. Наоборот, он пригрозил  выбить дверь, и он совершенно не боялся милиции, которой пригрозила ему неверная жена его друга. Кристина пожалела дверь. Открыла. Но решила говорить с Сергеем в коридоре, в квартиру пускать не хотела. Вошедший Пирогов, мгновенно отстранил ее плечом, прошел в квартиру. И тут же понял, почему Кристина не хотела его пускать. В гостиной на диване Сергей нашел Чагина, в гипсе, в синяках. А тот, увидев пришедшего Пирогова, заголосил, затрясся от страха:
- Сережа, не трогай меня, я уже инвалид!!! Твой дружок постарался!!!
Пирогов подумал, какой же его друг молодец. А, Чагин верещал:
- Псих твой друг, в психбольнице он! А как подправит здоровье, в тюрьму пойдет, за членовредительство…Я всегда знал, что он псих, и ты псих, Сережа!
- Я тоже? Почему? – Пирогов иронизировал, но  Чагин отвечал ему совершенно серьезно:
-Воюешь. Убиваешь себе подобных. Это только психи могут делать!
- Поэтому ты в армию так рвался? Ты же убивать хотел!
- Я не смог!  А вы убивали, психи!
Через полчаса, после воспитательной беседы, Чагин пообещал Пирогову забрать заявление о членовредительстве из милиции, написать, что он не имеет к Доронину претензий. Кристина написала такое же заявление, пошла с Пироговым в милицию заявления отдавать... Но Пирогов от Кристины на этом не отстал. Вернулся обратно в бывшую квартиру Доронина, и вытянул из нее, что Доронин уже не прописан своей квартире, фактически бомж. И настоял, что Александру сладкая парочка купит жилье, то которое он сам захочет. Чагин стонал, что  денег у них нет. Сам Чагин долгое время не работал, теперь вообще неизвестно когда сможет, а Кристина вообще никогда не работала, и потом у них же дети. Пирогов хмыкнул, и в свою очередь поинтересовался, а где жил Чагин до того как поселился у Кристины? Чагин ответил – у родителей. То есть, почти к сорока годам, Чагин не заработал ничего и сидел на шее у родителей, а теперь вот поселился в квартире бывшего мужа своей жены. Но он клятвенно пообещал жилье Доронину купить.  Пирогов проконтролировал. Так Доронин получил свою знаменитую комнату в коммуналке на Таганке. Он хотел побыстрее получить жилье, выписаться из больницы (из психбольницы Пирогов  забрал друга в тот же день, как узнал у Кристины, где тот находится). Когда Пирогов приехал в психбольницу, то нашел своего друга действительно в плохом состоянии. Он не разговаривал, никого не узнавал, почти не двигался, сидел в уголке большой больничной палаты, смотрел в одну точку. Врачи объяснили–состояние кататонии, последствие стресса. Но Пирогова Доронин сразу узнал, вспомнил, что он наделал.  Пирогов увез друга назад, в его больницу, и уже там, вместе с Инной, рассказал Александру, что произошло в его семье, о скоропостижной смерти отца, и о том, что Кристина развелась с ним еще полтора года назад, и вышла замуж за Стаса Чагина, и о том, что он лишился квартиры. Доронин все выслушал молча, коротко бросил:
- Ну и рассказали бы вовремя, не скрывали,  не умер бы…
И попросил на эту тему с ним больше не говорить. Пирогов с Инной этого делать не собирались. Вот как-то так…

Вселившись в комнату, познакомившись с соседями, Доронин начал новую жизнь. И именно тогда появились в его комнате сонники, и начались визиты к колдунам, которых он просил заколдовать его (или расколдовать). Интересно, что при встрече с Александром, дед Вася высказал  очень правильное суждение:
- Жив остался, руки-ноги целы, Бога благодари, значит, не все еще в этой жизни  сделал, что-то еще сделаешь. А, что жена тебя бросила, тоже плюс, не нужна она тебе. Другую найдешь, ты парень видный, рукастый, найдешь! Один не останешься. Вот моего сына не вернешь, погиб, внуков нет, не успел сын детишек народить. Совершенно один я на белом свете, и вот Галка тоже одна. Вот это горе…
Именно тогда, Доронин, выписавшись из больницы, поехал к своему другу, Володе, приходскому священнику. Прожил там, на природе, несколько месяцев, практически все лето. Помогал другу ремонтировать церковь, кошеварил, даже урожай на приусадебном участке собирал.
Вернувшись от Володи, в Москве надолго не задержался, поехал в свой родной город, Белово. Полетел на самолете, до Кемерово. Из Кемерово в Белово ехал на такси, больше двух часов, сто тридцать километров, все таки. Всю дорогу, от Кемерово до Белово, он вспоминал свое детство, редкие поездки в Кемерово, которые казались тогда невероятными приключениями, родителей, сестру Ольгу. Добравшись до Белово, сразу, на том же такси, поехал на кладбище, где на могилы матери и сестры высыпал землю, взятую с могилы отца. Он прожил в Белово три дня, остановился в гостинице, ходил по знакомому городу, удивлялся. Город, в котором он не был двадцать лет, совершенно не изменился, даже продавщицы в молочном магазине, рядом с их бывшим домом, те же. Эти продавщицы, одна чуть старше, другая моложе, были всегда. Вернее, были столько, сколько помнил себя Саша Доронин, то есть они трудились в этом магазине лет тридцать пять. И сейчас, в чудом сохранившемся, молочном магазинчике, торгующим теперь кроме молока еще другими продуктами, начиная от колбасы, и заканчивая крупой и сахаром, трудились те же продавщицы. Он узнавал родной город, но город не узнавал его. Близких родственников у него в городе не осталось, друзей тоже.  Даже его одноклассники все разъехались. Те, кого он расспрашивал о судьбе своих бывших друзей и родственников, на него странно косились, не понимали, зачем ему это нужно. Не верили, что он когда-то жил в этом городе, считали, что он или из милиции, или представитель криминального мира, собирает  информацию, для чего-то или для кого-то. Уезжая, опять на такси, которое нашел с трудом, таксисты обнаглели, просили двойной счетчик, пять тысяч рублей (примерно столько стоил билет на самолет от Кемерово до Москвы),  понимал, что больше не вернется. Это не его город…
      
  Настя, лежа рядом с совершенно неподвижным, замороженным Дорониным, старалась не шевелиться. Она напряженно думала о его страшной истории. Пока он рассказывал, она не перебивала, не задавала вопросов, не просила уточнить, просто слушала. Он за это был ей благодарен. Если бы она его перебивала, он бы не смог рассказывать.
Так вот,  Настя, со своей эмоциональностью и бурным воображением, выслушав его рассказ, физически ощущала боль, что он испытал, переживала вместе с ним его душевные терзания. Она реально представляла болезненно-бледную девушку, в черном, идущую на смерть, ощущала ужас молоденького лейтенанта,  понимающего, что жить ему осталось считанные секунды, видела страшный взрыв, причинивший невыносимую боль Доронину. Настя переживала и эмоции  Кристины, бывшей жены Доронина, ждущей на летном поле самолет, который должен привезти ее раненого мужа. Вернее она была самой Кристиной, бегущей по летному полю в нарядном платье, на высоких каблуках, к самолету. Видела Доронина, изможденного, прикованного к больничной койке, раздавленного болью и пониманием того, что  оставшуюся жизнь  (к счастью недолгую), он проведет вот так вот, без движения, бревном, овощем. И на ее глазах он постепенно приходил в себя, выздоравливал, вот он перенес операцию и послеоперационные осложнения. Вот уехал в Германию, с надеждой на выздоровление, и неимоверными усилиями, своими собственными и немецких врачей, восстановился. Но зачем? Для чего? Оказывается, что выздоравливать ему было не для чего и не для кого, он никому не нужен был в России.
 Настя поцеловала его в щеку, потерлась о его плечо, обняла, прошептала:
- Прости меня…
Он, совершенно без эмоций, холодно, произнес:
- За что?
-За те глупости, что я наговорила тебе…
- Пустое. Теперь со мной все в порядке. Теперь я умею прощать…

Глава двенадцатая. Олег Бойко. Весна.
1
 Олег Бойко сидел в своем кабинете в глубокой задумчивости, запустив в лысеющую шевелюру обе руки. Он только что закончил читать статьи Насти Кораблевой о секте, организованной супругами Трофимовыми. Он прослушал разговор Насти с человеком, называющим себя Гриневичем Артуром Ильичом, юристом, записанный на флэшке, полученной от Доронина. И поражался, почему никто даже не пытается  супругов Трофимовых остановить, неужели всем все равно? И даже смерть несчастной девочки Юли Лисицыной никого не напрягла, погибла девочка, ну и пусть. Записку  оставила, что сама так решила, все, самоубийство. Дело уголовное возбуждать не стали. А то, что это реальное доведение до самоубийства, и реальные люди имеются, что девочки довели? Почему родители в прокуратуру не обратились? И только два человека пытаются достучаться до истины – Настя Кораблева и Александр Доронин.
До  изучения статей   Насти, Бойко поинтересовался, кто же такие супруги Трофимовы. Лучше бы этого не делал! Бойко был потрясен размахом деяний этой парочки, его даже тошнить начало от омерзения. Вот это да, мастера своего дела, и сказать даже нечего. Восемь уголовных дел против них возбуждалось,  закрыты. А сколько не возбуждалось, как в случае с Юлей Лисицыной?  Бойко перепроверил информацию Доронина о белой машине, что стояла у дома Насти, просмотрел записи видеокамер. Машина действительно была, но стояла не у подъезда Насти, чуть дальше. Видеокамера над подъездом Насти, как назло, не работала. Но Бойко увидел, как из белой машины, именно «Лады Приоры», как и утверждал Доронин, вышли двое мужчин, третий остался в машине, но пошли ли эти двое к подъезду Насти, не понятно. Но было ясно видно, как через полчаса, один из этих двоих, вернулся, бегом, запрыгнул в машину, и машина сорвалась с места. Машина вернулась минут через двадцать, остановилась на прежнем месте, и из нее опять вышли двое, те же самые, что и примерно час назад, и пошли, между прочим, в направлении подъезда Насти. Опять!  Бойко проверил записи видеокамер на проспекте, на остановке трамвая,  увидел Настю, запрыгивающую в трамвай, и громилу, бегущего за трамваем. Рассказ Насти подтверждался. Бойко  отыскал записи с видеокамер в автобусном парке (какое счастье, что именно там видеокамеры работали!), и смог наблюдать Настю, сидящую на автобусной  остановке, кавказцев, пристающих к ней. Больше записей видеокамер он не нашел. Но на момент убийства девушки  у Насти было железобетонное алиби, ее не было дома! Машина «Лада-Приора» покинула наблюдательный пост у подъезда после полуночи, когда двое ее пассажиров вернулись, опять бегом. Машина принадлежала Полевому Владимиру Михайловичу, официально числящемуся шофером в «Медицинском центре», возглавляемом супругами Трофимовыми. Мозаика сложилась! Если бы Бойко курил, он бы, когда сложил всю эту мозаику, расписал присутствие Насти в тех или иных местах (по минутам), выкурил бы целую пачку сигарет, а если бы пил, уговорил бы бутылку водки... И еще, Бойко постоянно думал о Доронине и Насте Кораблевой. Ему очень не понравился Доронин. Не понравился потому что, он был именно таким, каким хотел быть сам Бойко. И сумасшедшие комплексы Олега Бойко, не покидающие его с детства (и по поводу внешности, и по поводу характера) при встрече с Дорониным, взыграли с неимоверной силой! Бойко не мог простить Доронину накаченных мышц, подтянутой фигуры, бесспорно полученных в спортзале, сам Олег ходить в спортзал ленился. Еще Доронин умел многозначительно молчать, иронично поднимать брови, когда Олег говорил гадости (специально), совершенно не реагировал, не один мускул на его красивом лице не дрогнул. Лишь иронично хмыкал, Бойко так не умел…
 Раньше, до знакомства с Дорониным, таким вот недостижимым идеалом для Бойко был его коллега, Петр. Но Петр, нереальный красавец, покоритель женских сердец, был всего лишь красавцем и покорителем женских сердец, он был глуп, ленив, и к тому же любил выпить лишнего. Да, он нравился девушкам, они на нем висли гроздями. Но лишь висли…В общем, брутальный, харизматичный Доронин явился для Бойко недостижимым идеалом…  Доронин, ко всему прочему, был еще умен и наблюдателен! И осмелился его, Бойко, страдающего синдромом отличника и манией величия, учить работать! Простой охранник - его следователя, с отличием окончившего Юридическую Академию! К великому разочарованию Бойко Доронин оказался прав, то, что он рассказал, со счетов сбрасывать нельзя было. Бойко, в пику всем его недостаткам, отличался кристальной честностью и удивительной работоспособностью, понял, нужно разрабатывать именно версию Доронина – Насте мстят шарлатаны Трофимовы…
Бойко не понравился Доронин, но ему очень, да не просто очень, а до дрожи в коленках, до головокружения, практически до помутнения рассудка понравилась Настя! Красивая, умная, смелая, принципиальная… Он все свои тридцать лет искал именно такую женщину…  При виде ее у него язык прилип к небу, стали мокрыми ладони и запотели круглые очки! Но Доронин держал Настю за руку, а она прижималась к его плечу, привставала на цыпочки, заглядывала в глаза. Все было ясно, Насте нравился Доронин, а тот обожал Настю, боготворил, как тигр в клетке, метался по лестничной площадке, когда Бойко ее допрашивал, если бы заметил, что ей грозит хоть малейшая опасность, кинулся на следователя, и глотку бы тому перегрыз… Глядя на эту парочку Бойко думал, что наверное, ему несказанно повезло, он реально видит НАСТОЯЩУЮ ЛЮБОВЬ (вот именно так, большими буквами)…
2
Бойко вызвал на допрос водителя Владимира Полевого. Выяснить, что делала его машина в вечер убийства Екатерины Филимоновой у дома Анастасии Кораблевой. Тот явился, сразу же, с порога, заявил, что «Ладу-Приору» у него угнали тем злополучным вечером или ночью. Приехав с работы, он оставил машину у подъезда, а утром машины не обнаружил. Он  уже заявление об угоне написал в полицию и в страховую компанию. А то, что он дома в тот вечер был, могут жена и дети подтвердить, и еще теща! Бойко Полевого отпустил. Пожалел, что Настя, людей, ворвавшихся в ее квартиру, плохо разглядела. Но она показала, что  вроде бы один из них был светловолосым, среднего роста, а второй двухметровым громилой. Водитель Полевой светловолосым не был, и по габаритам (чуть выше среднего роста, нормального телосложения) на второго из вломившихся в квартиру не походил.  Но то, что он врет, что не был на месте преступления, было ясно, как белый день, скорее всего, именно он сидел в машине, стоящей у дома Кораблевой. А пока Бойко попал в тупик. Он распечатал фотографии пассажиров белой машины, правда, очень не четкие, поехал в Медицинский центр, к супругам Трофимовым. Уж очень хотелось ему с этими деятелями от медицины повидаться… Повидаться с Трофимовыми не удалось. Не Варвары Петровны, не Валентина Викторовича в Медицинском центре не было. Охранники ответила – супруги давно в Центре не появлялись, они дома, в Подмосковье. Бойко записал адрес супругов Трофимовых (давать адрес охранники не хотели, Бойко им пригрозил, потряс своим удостоверением, и только тогда адрес получил). Показал охранникам фотографии предполагаемых преступников, те никого не опознали. Но Бойко был не так прост. Он понял, что охранники врут, по их глазам понял, слишком уж у них глаза бегали, когда он им фотографии показывал.  Он вышел из здания Медицинского центра, обошел его кругом, занял пост наблюдения у служебного входа, неподалеку от мусорных баков (именно так когда-то поступил Доронин, но Бойко этого не знал). Ждать ему пришлось недолго.  Вышла уборщица, вынесла огромный мешок мусора. Бойка сразу же направился к ней, с раскрытым удостоверением и фотографиями. Уборщица узнала охранника по имени Василий и юриста, Артура. Это было уже что-то.
Бойко поехал к супругам Трофимовых, в подмосковную усадьбу. Но в усадьбу он просто не попал. Ему даже не открыли дверь. Он стучал в ворота в течении часа. Вызвал участкового, но и того не пустили. Хоть ворота ломай, или ОМОН вызывай! Бойко настрочил повестку, бросил в щель в воротах, якобы в почтовый ящик. Он замерз, устал, ездил он в Подмосковье на электричке, своей машины у него не было, казенной не пользовался принципиально, и поехал домой, к маме, которая ждала его с горячим сытным ужином…После ужина засел за компьютер. Утром следующего дня он уже знал всю подноготную Артура Гриневича (блондина, того самого, что беседовал с Настей в Медицинском центре, его голос был на аудиозаписи!) и Василия Рябчикова (громилы). А  ближе к вечеру, Бойко вызвали к его непосредственному начальнику, генералу. Бойко не удивился, подвоха не почувствовал. Но разговор с генералом у Олега получился просто ужасным. Генерал сразу начал на Бойко орать:
- Олег, почему ты отпустил Кораблеву под подписку о невыезде!!?
- У меня не было оснований ее задерживать. Она свидетель…
- Какой свидетель! Я требую, чтобы ты предъявил ей обвинение!
-Товарищ генерал, я проверил алиби Кораблевой, она не в чем не виновата, ее алиби полностью подтвердилось…
- Какое алиби!  Немедленно предъявляешь обвинение, и отправляешь эту девку в СИЗО…
- Товарищ генерал, нет оснований…
- Я тебя предупредил! Не сделаешь, уволю…Ты у меня уже в печенках сидишь! Ты у нас работаешь, только потому, что ты сын Толи Бойко, героя опера, погибшего от рук бандитов, и мать твоя в ногах у меня валялась, ползала здесь, слезами обливалась, просила на работу ее сыночка взять, ботаника, оболтуса. Где бы ты работал? Тебя куда взяли бы? Копейки бы зарабатывал. Так вот, я тебе сказал, предъявляешь обвинение в убийстве Кораблевой, и все…
- Но послушайте, это абсурд, у Кораблевой нет мотива убивать Филимонову, они подруги с детства.
- По пьянке убила!
- Вскрытие показало, что Филимонова не употребляла алкоголя…
- Значит, употребляла Кораблева!
- Но Филимонова жила в Санкт-Петербурге, а Кораблева в Москве, они не виделись много лет, за что Кораблевой убивать Филимонову?
- Вот посадишь ее в СИЗО, и там выясним, почему она ее убила! Может быть из ревности!
- Товарищ генерал, это не правильно! Прочитайте статьи Кораблевой, поймите, ей нужно верить. У меня есть аудиозапись ее разговора с юристом Гриневичем. Там, в этом Медицинском центре жуткие дела творятся!  Вот у супругов Трофимовых есть мотив для убийства. Я считаю, что Филимонову убили по ошибке, вместо Кораблевой. И потом, есть улики, свидетели видели как в квартиру Кораблевой ломились какие-то отморозки…Стояла машина Полевого у дома Кораблевой, длительное время…
-  Улики косвенные! Ну и что, что стояла машина. Полевой ясно показал, машина в угоне. Кто-то может  опознать, как ты говоришь, отморозков, которые ломились в квартиру Кораблевой? Фотороботы составить? Ведь нет?
- Я установил двух людей, что приехали на машине Полевого, это сотрудники Трофимовых! Юрист Гриневич, между прочим судимый за мошенничество, десять лет отсидел, и Василий Рябчиков, охранник. Я уверен, что это они ломились в квартиру Кораблевой…
- Ну и что? Кораблева не запомнила тех людей, которые ломились в ее квартиру, по ее словам, я читал ее показания!
- А зачем они приехали к дому Кораблевой?
-Могли приехать…Это не значит, что они убили! И вообще, не доказано, что это именно они приехали! Их кто-то опознал? И не значит, что они приехали именно к Кораблевой, может домом ошиблись.
- Да, три раза!
- Где записи с камер? Я хочу лично посмотреть, что ты там  разглядел. Предоставь записи!  И я приказываю, арестуй Кораблеву, отправь в СИЗО,  добейся признания. Иначе уволю, все мне скажут спасибо! Ты достал  своим занудством, ты не умеешь работать! Не понимаешь, что иногда нужно решить вопрос не так как ты считаешь правильным, а так как будет правильно политически! Вот сейчас правильно, политически, чтобы Кораблева оказалась, в СИЗО и призналась в убийстве!
- Я думаю…
- Не думай, делай! 
Бойко вышел от генерала в смятении, это мало сказано, он был в шоке! Он должен арестовать Настю! Нет, это невозможно, неправильно, это противоречит законам, и юридическим, да и справедливости тоже. Он, Бойко, не будет этого делать…Пусть уволят…Олег спустился в Бюро пропусков,  там работала хорошая знакомая семьи Бойко (то есть Олега и его матери), пожилая женщина. Олега интересовал только один вопрос, кто приходил сегодня к его начальнику, генералу, кому выписывались пропуска? Сотрудница Бюро пропусков полистала  корешки выписанных пропусков, нашла интересующий Олега пропуск, прочитала имя, отчество и фамилию визитера – Трофимов Валентин Викторович. Бойко тяжело вздохнул, он почему-то совершенно не удивился.
3
Визиту Трофимова к генералу предшествовали определенные события. Как Трофимов не хотел идти на Петровку! Как сопротивлялся! Но его супруга, Варвара резонно произнесла (в конце гневного, и это еще мало сказано, убийственного монолога):
- Ты, что миленький, - произнесла она с иронией, - Ты добиваешься, что бы твои косяки баба разруливала? Ты мужик или кто? Я думаю, не мужик!
- Пусенька, почему же мои косяки?
- А чьи, миленький? Я давно говорила, что с этой журналисточкой нужно разобраться, еще, когда она только первую статью настрочила! И теперь вот такого вот геморроя не было бы! Так что, давай, разруливай!
Трофимов бросился за помощью к Гриневичу, все таки, тот  человек с опытом. И именно Гриневич предложил найти подход к начальнику того следователя, что расследует убийство, и как он выразился «забашлять» его. Трофимов охнул, он никогда этого не делал, всегда с силовыми структурами договаривалась Варвара. Но она самоустранилась, как он посчитал… Но это было не так. Варвара страшно испугалась произошедшего, испугалась, что если полиция действительно начнет копать, расследовать их с мужем деятельность (опять, в который раз!), то докопается до Экопоселения, этого она допустить не могла! И она уже знала, как будет действовать, если все пойдет не так, как ей нужно…Варвара была уверена, когда посылала Гриневича и Василия к журналистке, что мужики справятся, с Анастасией Кораблевой будет покончено! Нет, журналистка оказалось прыткой. И это еще не все! Гриневич умудрился убить в квартире журналистки какую-то чужую девку! Он валялся в ногах у Варвары, плакал, бился головой об пол,  клялся, что все произошло совершенно случайно, он не думал, что в квартиру журналистки может кто-то заявится…
Гриневич с Василием ждали сбежавшую журналистку, они резонно решили, что журналистка долго по улицам бегать не будет, домой вернется. Решили ждать до утра, а утром отправиться к ней в редакцию. Попутно, ожидая журналистку, перерыли все в ее квартире, искали запись, которую она сделала в Медицинском центре… Не нашли. И журналистку не дождались. Вместо нее пришла какая-то чужая девка, принялась трезвонить в дверь, когда дверь не открыли, уселась на сумку рядом с дверью. Гриневич решил ее впустить, чтобы сильно за дверью не шумела, не стучала. Девка, увидев незнакомых мужиков,  начала верещать. Тогда Гриневич пригрозил ей пистолетом (травматическим, но переделанным под боевой)… В общем, как объяснял Гриневич, он одной рукой пытался заткнуть ей рот, чтобы она не орала, другой угрожал пистолетом, но девица сопротивлялась уж слишком активно, и даже Гриневича укусила, тогда его пистолет непроизвольно выстрелил. Гриневич с Василием схватили  ее сумку с документами, и дали деру… Сумку сожгли в ближайшем лесопарке… Зачем? Ответа на этот вопрос Гриневич с Василием не смогли дать, типа, испугались. Ко всему прочему, они отправились к журналистке на «Ладе-Приоре», закрепленной за Медицинским центром. Варвара поинтересовалась, как в их тупых головах могло такое возникнуть? Владимир Полевой, шофер, пожав плечами, спокойно ответил – а на какой машине они должны были поехать на задание Варвары Петровны, не на личной же его, Полевого? У Гриневича и Василия машин собственных не было. Варвара схватилась за голову. Театр абсурда! Но, перепоручить кому-то другому, ликвидировать журналистку, теперь уже было невозможно…Шофера Полевого сразу же вызвали на Петровку, расспрашивали про машину, а потом следователь приперся домой к Трофимовым (его не пустили).
Варвара решила, пусть муженек-недотепа свои косяки разруливает… Он попытался разрулить… Через пятые руки, на его счастье, нашел выход на генерала, начальника того самого странного следователя, что приезжал к дому Трофимовых. Помог Гриневич, за взятку, нашел номер мобильного телефона одного из мелких начальников (решалы) с Петровки, и тот, тоже за взятку, помог Трофимову сконтактировать с генералом, назвал сумму (установленную таксу), сколько будет стоить, чтобы уголовное дело было расследовано, так как нужно кому-либо. Сумму на взгляд Трофимова умопомрачительную (равную стоимости усадьбы в Подмосковье). Но Варвара сказала – заплатим!   Трофимов поехал на встречу с генералом. Трясся как осиновый лист. Но все прошло на удивление легко и гладко, генерал улыбался, поил Трофимова кофе со сливками. Передал листочек с текстом, что деньги нужно оставить в банковской ячейке определенного банка, и кому передать ключ от ячейки. Трофимову даже показалось, что тот текст, что передал ему генерал, он передает не ему одному, это уже опробированный метод получения дополнительных денег. Трофимов рассказал, что ему нужно, вернее не рассказал, передал генералу свои требования также в письменном виде, и аккуратно убрал переданный генералом листок. Допил кофе, поинтересовался, будут ли теперь вызывать его людей к следователю, и не лучше ли его людям уехать? Но генерал, все также с доброй и милой улыбкой произнес, как только будет выполнена договоренность, его люди могут быть спокойны. Когда Трофимов вернулся домой, Варвара уже подготовила деньги для передачи.   
Владимир Полевой купил новую машину, теперь уже не «Ладу-Приору» (которую в тот же день, нашли в дальнем Подмосковье, сожженную), а недорогой «Форд». Трофимов не любил дорогих, броских машин, привлекающих излишнее внимание, вот почему ездил на «Ладе-Приоре».  Вместо пропавший «Лады» просил купить машину похожего класса. Трофимов, вместе с Гриневич и Полевым в качестве шофера повезли деньги в указанный генералом банк.  Арендовал ячейку, оставил деньги, передали кому нужно ключ от ячейки, и с легким сердцем поехал домой. К вечеру ему позвонил на мобильный неизвестный (кто позвонил, он так и не понял, неизвестный сказал, что говорит по просьбе генерала), что его (Трофимова) вопрос решен положительно. Трофимов улегся спать, и спал спокойно…
Но Трофимов не знал, что дело об убийстве Екатерины Филимоновой все еще расследует неутомимый следователь Бойко. Не снял его генерал с этого дела, понадеялся, что  воспитательные меры, проведенные с нерадивым следователем, будут достаточными (раньше на Бойко угрозы генерала действовали). Но генерал просчитался, Олег Бойко влюбился в первый раз жизни, и за свою любовь был готов бороться до последнего…
4
Бойко позвонил Доронину, предложил встретиться, срочно.  Доронин, в своей обычной манере, на путанные объяснения Бойко, ответил коротко:  «Да, хорошо…». Договорились где. В том же кафе, где встречались впервые. Бойко приехал первым. Когда Доронин появился, тот сидел, нахохлившись, над чашкой с чаем, как и при их первой встрече. Но в отличии от их первой встрече, разговор  начал Бойко. Буркнул себе под нос:
- Все плохо, Доронин!
- Что плохо, поясни?
- Чего, пояснять то? Меня уволят, если я не арестую Настю Кораблеву!
- И, что?
- Ты не понял, я должен выписать ордер на арест Насти!
- Понял, не кричи.  Что ты предлагаешь?
- Где Настя? Надеюсь, она не живет в своей квартире?
- Конечно.
- А где она живет?
- А какое тебе дело? Ищи!
- Мое большое дело. Я не верю в вину Насти, и продолжу поиски убийцы.  Вернее, я уже нашел. Это или Василий Рябчиков или Артур Гриневич. Оба сотрудники Трофимова. А приказ арестовать Настю я получил от генерала, после того как его посетил небезызвестный нам с  тобой Трофимов. И еще, я прочел все статьи Насти и изучил подноготную супругов Трофимовых. Послушал разговор, записанный на флэшке, что ты дал. И полностью согласен, Доронин, Трофимовы редкостные гады.
- Как ты будешь искать Настю?
- Я не собираюсь ее искать… Пока я работаю, еще не уволен, искать ее я не буду, но обязан объявить в розыск. Твоя задача, что бы ее не нашел кто-то кроме меня…О тебе в деле ничего нет. Есть показания соседки, что Настя встречалась с каким-то взрослым мужиком, по внешнему виду, начальником, и все. Не имени, не фамилии этого мужика никто-то не знает. На ее работе тоже об этом мужике слыхом не слыхивали.  Я был у нее в редакции, там вообще какая-то отмороженная девица, со мной разговаривать не стала (Доронин подумал – Вероника, Настя про нее рассказывала), а ее шеф, Игорь Коротков, хоть и хорошо знает Настю, но тоже о тебе не слышал.    Алиби ее я пробил, не виновата она не в чем. И пока я работаю, буду жалобы во все инстанции писать, ареста Трофимовых требовать. Сколько сил хватит…
- Понял… Не боись, Настю я никому не отдам, пока я жив, она будет в безопасности… Пойду перекурю…
Доронин встал, Бойко в который раз восхитился точностью и слаженностью его движений. Когда вставал, он не облокотился о стол, Бойко так не мог, вставал тяжело и натужно. И походка у Доронина была твердой и упругой, а Бойко когда ходил, постоянно шаркал ногами.  Через пять минут Доронин вернулся, сказал, что заказал двести пятьдесят коньяка, кофе и нехитрую закуску, что была в кафе - лимон и пирожные. Бойко тут же возразил, мол, он не пьет, а Доронин за рулем, зачем коньяк? И кофе Бойко тоже  не пьет… Доронин  пожал плечами, ну и что, что за рулем, он все равно выпьет, ему нужно, а Бойко пусть делает, что хочет, может домой ехать! Но Бойко остался, и когда принесли коньяк, кофе и закуску, выпил и коньяк и кофе. В итоге  Бойко уговорил больше половины графина коньяка, потом сам заказ еще столько же, только уже без закуски. И напился в стельку! Для бравого вояки Доронина двести грамм коньяка было ничто, а ботаник Бойко не выдержал. Вообще-то, в мужской компании он пил в ресторане впервые, друзей у него не было, а коллеги в ресторан его не приглашали, в силу его отвратительного, скучного, брюзжащего характера. Он сидел, подперев голову рукой, плакал, жаловался на свою несчастную жизнь:
- Тебе повезло Доронин, ты красивый мужик!   Красивым легче жить. И характер у тебя хороший, ты добрый. Воспитали тебя хорошо. В армии не последним человеком был, ты кто – полковник, подполковник? Везунчик ты Доронин! Бабы тебя любят, друзья у тебя вон какие крутые,  тот седой мужик, Петька сказал, генерал, Герой России! А я кто? Никто! С детства меня ребята в школе унижали, в Юридическую академию поступил только потому, что  папа у меня герой, по блату, можно сказать… На работу тоже по блату. Мать унижалась, просила, что бы меня взяли. Но я работаю, стараюсь, у меня реально хорошо получается, скорее всего, это мое призвание…  Только вот начальство меня презирает, за то что я урод, и за то что якобы чужое место занимаю! А какое чужое, я хорошо работаю! Я хоть на бюджет по блату поступил, но окончил академию с «красным» дипломом! А ты, Доронин, наверное, учился на «тройки»?  А вот зачем я на «пятерки» учился? Девушкам этого не нужно… И зачем я только родился? Меня все шпыняют, я все не так делаю, я не такой как все, урод. Меня просто необходимо шпынять! Мать моя требует, что бы я женился, а на ком? У меня, что девушка когда-то была? Девушкам, такие как ты нужны! Начальство шпыняет, уволить хочет, требует беспрекословного подчинения, а я не могу против правды идти… И не буду прогибаться! Отец мой, герой опер с Петровки, а я его почти не помню, хотя он и погиб, когда мне двенадцать лет было. Он на работе все время был, и днем и ночью, когда приходил домой, то спал. Мы же с ним никогда не разговаривали, и никуда не ходили, не в зоопарк, не в цирк. Ему всегда некогда было, или он устал. Хоть бы раз на дачу с нами поехал! Квартиру после его смерти нам дали трехкомнатную, зачем? Бетонная коробка вместо живого отца? Друзья его к нам приходили, когда он живой был, на праздники, мать с моей бабкой жрать готовили, пироги пекли, а отец  с его дружками напивались, и песни орали… По словам его друзей, они до сих пор на службе, хоть и восемнадцать лет со дня его гибели прошло, он был хорошим парнем… Нас сравнивают все время.  Зачем? Я другой! А меня мать с бабкой воспитали, не отец… Вот таким вот какой я есть воспитали…
Доронин, слушая Бойко, думал, что операм с Петровки, не нужно иметь семьи, как и офицерам спецназа. Вполне возможно, если бы он, Доронин, погиб, его сын также его не помнил, и о нем вот таким вот пренебрежительным образом отзывался. А что, все правильно, он своих детей практически не воспитывал, не общался с ними. А Бойко Доронин ответил:
- Знаешь, Олег, мне тебя совершенно не жалко. Ты, скорее всего в Москве родился, в приличной школе учился. После школы домой, в теплую квартирку, к маме с бабушкой под бок, горячим обедом они тебя кормили, холил, ублажали, ты, вон Академию закончил.  Отец его не воспитывал! Погиб не вовремя, и виноват в этом.  Девушки его не любят! А за что тебя любить, что  ты из себя представляешь? Трепло и тряпка! Внешности моей завидуешь… Спортом займись, похудей, костюм этот дурацкий сними. Подстригись нормально… Да не во внешности дело, вот ты сказал, что я добрый. Может быть я добрый, но ты, же злой и закомплексованный, поэтому  никому не нравишься. Друзьям моим завидуешь? А, ты знаешь, за что Серега Пирогов генеральский чин получил и Звезду Героя? Он Хасана взял, слышал о таком ? (Бойко кивнул) Так вот, под сумасшедшим огнем  прошел, и взял, живым! И жив остался! Три года некто это сделать не мог, а он сделал!
Тут Бойко выдавил из себя:
- А ты где в это время был, когда он Хасана брал?
- Я в госпитале лежал, меня по кускам собирали. Когда меня ранило, меня Серега в госпиталь отвез, все думали, помер я, ан нет, жив был, Серега под дулом пистолета операцию мне заставил сделать.  Я Сереге и сестре своей, Инке, свечи каждую неделю в церкви ставлю. Именно она меня на ноги подняла, от меня все врачи отказались, я инвалидом мог до конца жизни остаться. Она одна да друзья в меня верили. Даже жена бросила… А ты говоришь красота! Не помогла мне моя красота, совершенно. Я, если бы спортом по шесть часов в неделю не занимался, не ходил бы вообще, в инвалидной коляске ездил…
- Ты ранен был? Тяжело? – Бойко начал трезветь.
- Очень. О ранении моем все. Ты знаешь, где я родился? В городе Белово, слышал о таком? (Бойко замотал головой). Этот город в Кемеровской области. А в этом городе ничего нет. Только шахта. И все работают на шахте. А в свободное время колются наркотиками или пьют. Больше делать там нечего. В этом городе нет стариков, одни старухи. Женщины дольше живут. Мужики до шестидесяти не доживают. И меня ждала такая же учесть. Если бы не умер от наркотиков в тридцать, то от выпивки бы в сорок, или от туберкулеза в пятьдесят, а может быть, меня бы в шахте завалило, в двадцать лет! Моя сестра умерла от наркотиков в шестнадцать, мать не пережила ее смерти, умерла в сорок пять, отец запил… Я наркоманом не стал только потому что спортом серьезно занимался, в спортшколе учился. Я отцу не нужен был, меня тренер, добрая душа, разыскал, пожалел, в  военное училище мне предложил поступить. Слава Богу, мне удалось из этого города вырваться. Так, что не смей скулить! Жизнь у тебя тяжелая! Ты не знаешь, что такое тяжелая жизнь. Вот живи не во лжи, поступай по совести, и все тебя увидят, поймут, что ты личность! Как говориться, будь проще, и люди к тебе потянуться…
- Так Настя Кораблева, она же с тобой!
- Вот к чему весь этот разговор, ты на Настю запал! Так такую девушку покорить нужно, завоевать!
- А как?
- Я объяснил - человеком будь! Ладно, Бойко, домой тебе пора, к маме.            
  Доронин вызвал для Бойко такси, а сам потихонечку, страшно боясь, что его остановит полиция, поехал домой. Доехал без проблем. Дома, сразу, с порога, извинился перед Настей:
- Настюш, прости, так получилось, выпил лишнего, с Бойко встречался… Пришлось пить с ним…
А Настя даже и не думала его ругать. Выпил и выпил, не на бровях же пришел, а лишь немного подшофе, Клюева она и не таким видала. А то, что Доронин не пьет, это было видно не вооруженным глазом. Да, в его доме был дорогой, элитный алкоголь, но бутылки с этим алкоголем стояли нераспечатанными. И при ней он не пил никогда (и ей не предлагал выпить), и когда с работы приходил, спиртным от него не пахло. Сегодня, чуть навеселе, пришел впервые. Она помогла ему раздеться, аккуратно, как он любил, повесила его одежду. От ужина он отказался. В домашней одежде, спортивных штанах и майке уселся в кресле, Настя примостилась у него на коленях, обняла за шею. Тихонько спросила:
- Так зачем ты встречался с Бойко?
Доронин вздохнул, как бы ему не хотелось рассказывать о том, что ему выдал Бойко, все равно пришлось рассказать:
- Настя, Трофимов проплатил, отмазал своих людей, и сдал тебя…
- Я не поняла? – Настя свела брови на переносице, она так всегда делала, когда слышала что-то неприятное.
- Трофимов заплатил начальству Бойко, он хочет, чтобы тебя обвинили в убийстве той девушки…Бойко установил, кто ломился в твою квартиру, это люди Трофимова, есть их имена и фамилии, скорее всего, они убили твою подругу. У тебя стопроцентное алиби…
- Что? И что же теперь делать? – она хотела вскочить с его колен, он удержал ее силой, успокоил:
- Бойко клятвенно обещал, тебя у меня никто искать не будет. А он постарается все сделать, что бы Трофимова посадить, да и я не сижу сложа руки, и Серега Пирогов помогает. Так что будь спокойна. Вот только задержаться тебе у меня придется…
 Она на удивление легко согласилась:
- Ладно, хорошо. Только к Короткову съезди, поговори. По телефону не нужно, его телефон слушать могут. И статью ему передай, вторую, о Трофимовых, я дописала. Пусть делает с ней что хочет, печатает или нет, мне без разницы. Я о Петьке Горохове еще написала, ты мне про него рассказывал…Вот эту статью пусть напечатает…
Доронин кивнул:
- Завтра съезжу.
И только сейчас, она, прижавшись к нему, попросила:
- Саша, я умоляю, не езди больше пьяным за рулем. Во-первых, опасно, во вторых прав тебя могут лишить, и надолго. Я понимаю, твои друзья тебя отмажут, но я буду нервничать, и ты тоже… Лучше, если выпил, на такси… 
А Доронин подумал, что такую женщину, как Настя не любить невозможно, она идеальна! И очень даже можно понять Бойко, что он в Настю влюбился! А потом мысленно повторил клятву, данную Бойко, что пока он  жив, с головы Насти не упадет не один волос…
5
Отец Олега Бойко действительно был опером с Петровки, и действительно героически погиб, не дожив до тридцати пяти лет. К моменту гибели он прослужил в милиции пятнадцать лет. На службу поступил в двадцать, сразу же после демобилизации из армии. Начал с постового, потом был участковым, потом работал на Петровке. Поступил на службу рядовым, погиб в чине капитана. Он погиб по вине его руководства, и руководство это признавало. Вдову опера Бойко осыпали всяческими благами, дали хорошую отдельную квартиру (до этого семья, состоящая из самого опера, его жены, тещи и сына жила в одной комнате, в коммуналке), назначили пенсию сыну, потерявшему кормильца, предоставляли каждый год всяческие путевки, и в детский лагерь, и в санаторий. Но молодая вдова на этих благах совершенно не настаивала. Казалось, после гибели мужа, она освободилась от чего-то тяжелого, что тащила с трудом. Так оно и было. Муж этой совершенно простой женщины, нянечки в детском саду, был ее тяжелой ношей. У него был несносный характер, он сильно пил, вскакивал по ночам (если ночевал дома,   что случалось крайне редко), водил в дом друзей, таких же психов, как и он. Но таким он стал не сразу. Постепенно. Работа накладывает отпечаток на характер человека. Временами, когда муж допивался до «белочки», начинал крушить все, что попадалось под руку, она хватала сына, убегала из комнаты, так как муж мог пришибить ее и ребенка в пьяном угаре. И погиб он по собственной дури, и из-за попустительства начальства, именно оно дало добро на то что бы опер Бойко отправился в одиночку допрашивать свидетеля и не куда-нибудь, а в бандитскую «малину». И опер и его начальство прекрасно знали, что там будет засада. Но начальство не проинтуичило, а оперу было все по фигу, море по колено. Он погиб. Его жена вздохнула с облегчением. И принялась пестовать своего отпрыска. Толстого надутого подростка.  Лечить его несуществующие болячки, пичкать деликатесами, ограждать от любых трудностей. От физкультуры он был освобожден, и в школу и из школы ходил за руку с бабушкой или мамой до пятнадцати лет. Друзей он не имел. У толстого, надутого подростка, к тому же с плохим характером (отцовским), друзей быть не может… Но его угораздило влюбиться в самую красивую девочку в классе, и вот, когда он осмелился ей признаться, то услышал то самое страшное слово «урод». Оно плотно засело в мозгу, ему оставалось только плакать в подушку, боясь, что его услышит мать или бабушка. Но к счастью они не слышали, семья жила в трехкомнатной квартире, у Олега  была своя комната.
Когда он поступил в Юридическую академию, нет, не по блату как он говорил, в академии просто была квота на поступление детей погибших сотрудников правоохранительных органов. Бойко поступил бы и без квоты, он хорошо учился в школе. Но если есть преимущество, почему бы им не воспользоваться? Преимущество было у детей чернобыльцев,  у победителей всяческих олимпиад, у спортсменов. И в Академии он действительно учился на одни пятерки. Но вот после окончания Академии у Бойко возникли проблемы. На престижную работу его действительно не брали, он отправлял резюме, его приглашали на собеседование, и не брали!   Скорее всего, из-за непрезентабельной внешности. И из-за его внешности у него, конечно же, были проблемы с девушками! Все девушки без исключения, желающие проводить с Олегом время, были иногородними. От Олега им было нужно только одно – его жилплощадь. Об этом постоянно твердила его мама, после непродолжительных бесед с потенциальными невестами сына. Он не верил, не хотел верить. Пока однажды не услышал в коридоре Академии, как его очередная подружка в открытую смеялась над лохом Бойко, и рассказывала, как она его обведет вокруг пальца и женит на себе, а потом оттяпает себе жилплощадь в Москве. Олег понял, он действительно никому не нужный урод! Работу нашла для него его мама. Она пошла к генералу, сослуживцу покойного мужа, бросилась ему в ноги. И генерал  внял мольбам несчастной женщины, вспомнил боевые заслуги ее мужа, его страшную гибель, и обещал помочь его сыночку. Генерал  пожалел вдову и недотепу-сына. Взял Бойко на работу, тем более что он и Академию с отличием закончил. Генерал походатайствовал перед своим начальством, а начальство было только «за», решило – вот показательный пример – место убитого отца занял его сын.
 Бойко уже 8 лет служил на Петровке.  За восемь лет друзей себе на Петровке он все еще не нашел. Бойко не пил не курил, не занимался спортом, не водил машину, не имел отношений с женщинами, о чем с ним было разговаривать? Коллектив на Петровке был чисто мужской. Коллеги считали его тяжелым человеком. Но все как один подтверждали – Олег Бойко честный и неподкупный, а еще умный и талантливый следователь. Начальство его хвалило (иногда, в глаза), но за глаза называли болваном и лохом, и мечтало, что бы этот противный жирный Бойко сгинул куда-то, что бы его вообще не было в природе!

Дело об убийстве неизвестной девушки в квартире известной журналистки, Анастасии Кораблевой попало к Бойко практически случайно. Начальство опять не проинтуичило, что дело может быть резонансным, а может и быть скандальным, неприятным муторным. Было совершенно ясно, что журналистка Кораблева не убивала свою подругу, и дело превращалось в тяжеленный висяк. Вот и решили поручить его Бойко. И тут же появился господин Трофимов со своими денежками, а отбирать дело у Бойко значило бы нарваться на скандал со стороны уже Бойко. Мол, по какому праву дело отбираете! И еще он наверх жаловаться побежит! Начальство решило на Бойко наехать, угрожать увольнением. В принципе, Бойко побаивался, что его могут уволить. Да запросто! Подкинуть наркотики, взятку, взять с поличным, и уволить с позором. Бойко старался быть осмотрительным, и когда было возможно, начальству уступал. И вот нашла коса на камень. Бойко заартачился, встал на дыбы, решил бороться за Настю всеми дозволенными и недозволенными способами…             
6
На следующий день генерал опять вызвал Бойко. Олег, поплелся к генералу, страдая от страшного похмелья, опухший, мечтающий о холодной минералке, набив рот мятной жвачкой. Генерал не заметил похмельного вида своего сотрудника, Бойко почти всегда выглядел не должным образом. Олег уселся напротив начальника, упершись взглядом в лакированную поверхность  его абсолютно пустого стола. Смотреть в глаза начальнику он не мог, у него голова  страшно кружилась. А генерал опять начал наседать:
- Докладывайте, Бойко, Вы нашли Анастасию Кораблеву?
Бойко помотал головой. Говорить он тоже не мог, его язык прилипал к небу. Но генерал требовал ответа:
- Отвечайте, Бойко, почему?
- Я объявил ее в розыск… - выдавил из себя Бойко.
- И что розыск?
- Пока ничего…
- Установили ее мужика, любовника?
- Пока нет…
- Почему? Номер его машины хотя бы установили? Есть же записи с видеокамер…
- У подъезда Кораблевой видеокамера не работает…
- Посмотрите записи с других камер. Я читал показания свидетелей. У ее мужика большой потрепанный черный джип…
- Вы предлагаете установить всех владельцев больших черных джипов проезжающих мимо дома, где жила Кораблева? За какой период? За месяц, за два, за год?
- Можете посмотреть с первого Марта, Кораблева переехала в тот дом именно тогда. Не нужно ерничать, Бойко! Кораблева может прятаться у него!
Бойко кивнул. Про себя подумал – нужно срочно предупредить Доронина, тот же обещал защищать Настю до последней капли крови!  Так он и сделал, выйдя от генерала, тут же позвонил Доронину, порадовался, что у Александра три телефона, два из них куплены без регистрации, отследить звонки будет сложно. Доронин Бойко успокоил – найдут его, Доронина, пусть найдут. Настю он не выдаст, если уж очень опасно будет – увезет ее из города. И в тот же вечер предупредил своих соседей –  будет полиция разыскивать  Настю, они должны говорить - не видели ее никогда, не знают кто это. Соседи - дед Вася, Магомед и Гала, вот надежные ребята, в один голос заверили – конечно же, они Настю никогда не видели, ничего о ней не знают! Даже под пытками не признаются! И в квартиру никого чужого не пустят!
Доронина вызвали на допрос на Петровку на следующий же день. Допрашивал его не Бойко, а молоденький, совсем зеленый опер. Доронин ничего не отрицал - он знаком с Настей, они встречались. Но не видел ее уже давно, телефон ее не отвечает, где она, он не знает. На вечер убийства у него стопроцентное железобетонное алиби…
Настю спасло нерадивое отношение к работе участкового, отвечающего за тот участок, где находился дом Доронина, плюс его неумеренная жадность. Участковый получил ориентировку на Настю, указание проверить коммунальную квартиру, где проживал Доронин с соседями. Но ему очень хорошо платил Магомед (каждый месяц приличную сумму отстегивал, за то, что участковый его с женами и детишками не тревожил), и поэтому участковый не пошел  в требуемую квартиру, побоялся – Магомед может обидеться, за очередной месяц мзды не заплатить... Участковый отписал наверх – квартиру проверил, Кораблеву Анастасию не обнаружил…    
 7
Доронина вычислили не только полицейские. Его вычислили и люди Трофимова. Случайно. Он, по просьбе Насти поехал в редакцию газеты, поговорить с Коротковым, передать написанную Настей вторую статью о художествах Трофимовых, и еще одну статью, о мальчике Пете Горохове и его сестренках. Настя написала о Пете Горохове, даже не статью, рассказ,  посвятила рассказ мальчику из детского дома, тоскующему о своих сестренках, находящихся в другом детском доме.
Александр появился в редакции ее газеты седьмого Марта, накануне праздника, Международного женского дня. Предыдущим вечером созвонился с Коротковым, договорился, когда подъедет. И следующим утром, входя в здание редакции, он предъявил охране свой паспорт (пропуск ему заказал Коротков заранее). Это его и сгубило! Люди Трофимова (небезызвестные нам Василий Рябчиков и Артур Гриневич)  разыскивали мужчину, с которым неоднократно видели Настю, у них имелся его словесный портрет, и особая примета – черный джип.  Они караулили целыми днями у редакции газеты. Сам Трофимов, кстати, им это подсказал – в ближайшее время мужчина Насти Кораблевой обязательно появится в ее редакции, и через этого мужчину удастся выйти на Настю. Он появился. Василий с юристом Гриневичем (расхлебывающие свои косяки) его сразу узнали. А как не узнать. Внешность у Доронина была приметной! Настины соседки его очень хорошо запомнили. Гриневич с Василием весь ее дом  обошли, про мужчину, что ходил к Насте расспрашивали…
Когда Доронин вошел в здание редакции, Гриневич тут же метнулся к охране, и через пять минут знал фамилию, имя, отчество посетителя, и даже его паспортные данные… Тут же пробил эти данные по компьютеру – и охнул – разыскиваемый мужчина - подполковник спецназа в отставке, орденоносец, герой. И как с таким тягаться?
Но через час люди Трофимова уже знали его домашний адрес, направились прямо туда…А там их ждал облом! В квартиру их не пустил дед Вася, не под каким видом, хоть и уверяли посетители, что из домоуправления, счетчики пришли проверять. Тут дед Вася стоял насмерть! Повторял как попугай:«Не пущу! Из домоуправления всех знаю, сто лет здесь живу! Чужих в квартире никого нет!». В паспортном столе Гриневич узнал, что в квартире кроме Доронина и деда проживают еще Галина Осипянц и Магомед Магомедов. Сидя у подъезда Василий с Артуром дождались Галину ( ее очень красочно описали в паспортном столе). Но Галина разговаривать с ними не стала, голову даже в их сторону не повернули. Настаивать на разговоре с ней Артур с Василием побоялись, слишком грозно выглядела соседка Доронина. Дождались Магомеда, но и тот разговаривать не стал, пробормотал, что не понимает по-русски (даже за деньги), никакую Анастасию Кораблеву в глаза не видел, у соседа Александра никто не проживает.  Люди Трофимова уехали ни с чем.  А до посещения квартиры Доронина Василием Рябчиковым с Гриневичем, двое других   охранников Трофимова смотались в Великий Новгород, к матери Насти  (не ближний свет!) Но им пришлось поцеловать замки на двери ее доме. Мать Насти с внуком Санькой ( и в придачу даже с рыжим котом!), по словам соседей, уехала в неизвестном направлении, несколько дней назад, на машине. Охранники направились в школу, где мать Насти была директором, там сообщили – взяла отпуск за свой счет…

А визит Доронина к Игорю Короткову сложился весьма примечательно, и, рассказывая об этом визите Насте, он с удовольствием наблюдал, как она расплывается в улыбке. Когда он закончил рассказывать, она попросила повторить рассказ, уточнить подробности. Уж очень рассказ ей понравился!
 Рассказывал Доронин вот что. Он поднялся на третий этаж, именно там находился кабинет главного редактора, вошел в приемную перед кабинетом. И войдя, услышал просто сумасшедшие крики, которые раздавались как раз  из кабинета главного редактора.   Доронин, с удивлением покосился на секретаря Короткова, милую девушку, с невозмутимым видом подкрашивающую ресницы. Девушка на его взгляд не прореагировала, продолжала красить ресницы. Доронин спросил:
-Что там происходит? Может быть помощь нужна? Полицию вызвать?
-Да, нет! - равнодушно ответила девушка, - Все в порядке, такое у нас каждый день. Вероника Притульская выясняет отношения с Игорем Владимировичем.
- Выясняет отношения? Причины есть выяснять?–недоумевал Доронин.
- Есть.  Заболела Настя Кораблева, а Вероника без Насти пустое место, работать не может, или не хочет. Все задания завалила. Раньше Настя за нее все переделывала, а Коротков отказывается за нее работать, вот Вероника и  беситься.
Тут дверь кабинета распахнулась, и Доронина, стоящего подле двери, чуть не сбила с ног тощая, жилистая, широкоплечая «девица» (глубоко за тридцать!), с непропорционально, для ее тощей фигуры, большим бюстом,  еле передвигающаяся на огромных каблуках. Она оказалась высоченной, много выше Доронина, а тот был мужиком не мелким и не хилым (под два метра ростом), загорелой до черноты, одетой в коротком летнем шелковом платье в обтяжку без рукавов. «Девица»  бросила на Доронина уничтожающий взгляд из-под наклеенных «коровьих» ресниц, фыркнула, скривив похожие на пельмени, накаченные силикном,  ярко намазанные губы, мотнула  длинными синтетическими волосами, скорее напоминающими мочалку для бани, бросилась бежать (то есть быстро поковыляла) прочь по коридору, стуча каблуками, как копытами. Доронин посмотрел ей вслед, подумал, интересно, почему Настя уверяла, что Вероника сущая красавица, она же просто кикимора болотная, страшнее атомной войны,  пожал плечами, вошел в кабинет Короткова. Тот сидел, схватившись за голову, посетителя не заметил. Доронин вежливо покашлял. Коротков поднял голову, увидел Доронина, простонал:
- Вы от Насти? Когда она появится? Я не знаю, что делать, как быть! Притульская требует, что бы я уволил Настю, к ней приходили из полиции, расспрашивали о Насте, и вот она считает, что Настя преступница! Ну и что, ко мне тоже приходили, и тоже расспрашивали. О Вас, кстати, расспрашивали! О высоком, темноволосом, серьезном мужчине лет сорока, друге Насти.  Я сказал, что ничего не знаю. Но я действительно ничего не знаю! Когда она выйдет на работу? Если в ближайшее время не появиться, я сойду с ума… Вернее меня с ума сведет Притульская…
- И я не знаю, когда вернется к вам Настя. С Притульской сами разбирайтесь, теперь Ваша очередь…- Доронин невозмутимо поднял одну бровь, как только умел один он.
-Почему не знаете? Ее в чем-то подозревают? Мне говорили полицейские. Просили еще, что бы в газеты информация не просочилась, огласки бояться…
- Подозревают. Но она не в чем не виновата. На работу выйдет,  когда подозревать перестанут! Она статью передала, о Трофимовых. И еще одну, о мальчике из детдома. Сказала, если хотите печатайте, а можете и не печатать…Вам решать…
Доронин передал Короткову флэшку со статьями Насти. Коротков тут же вставил флэшку в свой компьютер, открыл записанные на ней файлы, принялся просматривать написанные Настей статьи. Доронин терпеливо ждал. Коротков, от удовольствия прищелкивал языком, приговаривал:
-Гениально! Фантастически! Сенсация! Нужно немедленно печатать!
-Учтите, если Вы напечатаете ее статью о Трофимовых, у Вас могут возникнуть неприятности, Настя находится в розыске…О мальчике можете напечатать. Скажите, что эта статья давно написана, вы ее по каким-то там причинам в печать не пускали…
- Как в розыске, кто ее разыскивает?
- Полиция…- Доронин опять невозмутимо поднял одну бровь.    
- А найдут? – Коротков хитро усмехнулся.
- Думаю, что нет…- в ответ усмехнулся Доронин.
 Мужчины поняли друг друга. Пожали друг другу руки.
   Доронину с Настей  их соседи по квартире о непрошенных визитерах, разыскивающих, скорее всего, Настю, ничего не рассказали. Зачем тревожить хороших людей понапрасну! Пусть те будут счастливы!

 Глава тринадцатая. Настя Кораблева. Сейчас и много лет назад.
1
Седьмого Марта Доронин дежурил в ночь. Специально на эту дату записался еще  в январе, когда составляли графики дежурств. Перед Настей он страшно извинялся, объяснял – ничего изменить не может, но ровно в восемь утра, Восьмого Марта, он будет дома, но ночевать, ей придется без него. Настя убедила Доронина – она не расстроилась ничуть, спокойно переночует одна, в этом нет ничего страшного, совершенно. Но,  честно говоря, она обиделась, думала, что он  мог бы ради праздника и сменами с кем-нибудь поменяться…Все таки он начальник…
Доронин начал готовиться к празднику заранее, в кафе-кондитерской заказал праздничный торт, купил в винном бутике дорогое французское шампанское. И цветы купил, огромный букет тюльпанов. Договорился в цветочном магазине, расположенном в его Торговом центре,  для него специально букет собрали.  Вечером седьмого Марта он забрал в магазине цветы, в кондитерской торт, отнес в свою машину, в гараже было достаточно холодно, и он решил – цветы не завянут и торт не испортиться. Шампанское он отнес в машину сразу после покупки. Настя  седьмое Марта провела вместе с Галой и дедом.  Вообще она очень подружились с ними. Гала учила ее готовить, дед вроде бы помогал им, но больше крутился под ногами, и, якобы дегустировал (ему все нравилось) приготовленные Настей блюда.  Доронин покупал ежедневно продукты по заранее составленному Настей списку, согласованному с Галой, и ежевечерне, получал прекраснейший ужин, по ресторанам он ходить перестал. Так вот, Настя с Галой приготовили долму (правда, вместо виноградных листьев использовали капустные), поужинали, пригласили деда на ужин, тот притащил полбутылки водки, с предложением отметить наступающий праздник. Гала с Настей, лишь после настоятельных его уговоров согласились пригубить, по маленькой рюмочке, оставшееся содержимое бутылки выпил дед, и отправился на улицу, добавлять. Гала, после ужина, тоже ушла, ее пригласили в гости соседи, а Настя удалилась к себе в комнату (то есть в комнату Доронина), читать, смотреть телевизор ( к которому она в последнее время сильно пристрастилась, обнаружив, что днем показывают много интересных передач, но не по главным, федеральным каналам. На федеральных каналах шли в основном ток-шоу на различные темы, в которых участвовали одни и те же медийные лица, бодро рассуждающие как о ремонте велосипедных колес, так и о полировке старинной бронзы, либо тупые сериалы, без начала и без конца, либо еще более тупые инсценировки судебных процессов (по всем каналам!). Настя смотрела  канал «Культура», или кабельные каналы (там, в основном, ее привлекало документальное кино). И параллельно, поглядывая в телевизор, она читала. Попросила Доронина купить ей «Властелина колец», подумала, что наконец-то у нее появилось время прочитать то, что она давно хотела. Доронин принес ей три толстых тома, переспросил, действительно ли она хотела книги, может быть, она перепутала (или он), и он  должен был купить диски с фильмами? Она его успокоила - хотела именно книги, давно мечтала прочитать, фильмы она смотрела, по многу раз, и с удовольствием погрузилась в чтение,  в волшебный мир Средиземья.
К десяти часам вечера «нехорошая» квартира затихла. Дед вернулся с улицы, пьяненький, улегся спать, Гала тоже вернулась из гостей, и тоже улеглась спать, она рано ложилась, была «жаворонком», жены Магомеда уложили спать детей (сам Магомед где-то прогуливался), Доронин дежурил в Торговом центре. Настя, посмотрев старую советскую комедию, выключила телевизор, повздыхала, поворчала на отсутствующего Доронина, постелила постель, почитала немного,  и в одиннадцать часов вечера заснула сном праведника. Но в первом часу ночи проснулась, от неясного шума за дверью, в коридоре. Она встала, на цыпочках прошла к  двери, прислушалась. Тут в дверь тихонько постучали, и из-за двери раздался голос Доронина:
- Настюш, открой, это я!
Настя повернула ключ, дверь распахнула. На пороге действительно стоял Доронин с букетом тюльпанов и большим пакетом с логотипом дорогой кондитерской. Настя, не веря своим глазам, сделала шаг назад, Доронин вошел, тщательно запер дверь, и только сейчас объяснил:
- Не смог усидеть на дежурстве, в Торговом центре. Очень хотел тебя  с праздником поздравить, ведь уже Восьмое Марта! Поздравляю!
Он протянул ей букет цветов, она машинально приняла, но все равно оторопело смотрела на него, лишь смогла вымолвить:
- Спасибо… Большое…
А Доронин снял куртку, ботинки, пронес в комнату, поставил на стол пакет с тортом, в котором еще и предательски звякнули бутылки, Настя последовала за Дорониным, с букетом,   задала вопрос:
- Что там, в пакете?
- Торт и шампанское…- ответил Доронин.
Настя кивнула, и нерешительно, теребя праздничную упаковку букета, спросила (уж очень ее этот вопрос интересовал):
- Ты совсем вернулся или сейчас уедешь обратно на службу?
Он, резко повернулся к ней, обнял за плечи, прижал к себе, вместе с букетом, тихо сказал:
- Совсем… Никуда не поеду… Не хочу…
Она, вырвавшись из его объятий, отвернулась, смутилась, засуетилась, принялась искать вазу для цветов, не нашла, придумала поставить букет в пятилитровую канистру из-под питьевой воды, которую нашла в одной из кухонных тумбочек, достала из ящика нож, начала обрезать верх у канистры. Он, молча, отобрал у нее канистру, за минуту, одним движением обрезал, сходил на кухню, принес в обрезанной канистре воды, и теперь уже она отобрала у него канистру, поставила в воду букет, а импровизированную вазу пристроила в центре стола. Обернулась, к наблюдающему за ней с едва заметной улыбкой Доронину, произнесла:
-Вот и хорошо, что ты дома. Сейчас ужин разогрею, будем кушать…
И двинулась в сторону кухни, он удержал ее за руку, опять притянул к себе, мотнул головой:
-Не хочу есть. На работе праздник отметили. Но чисто символически. По бокалу шампанского, легкие закуски, но аппетит перебили…
Но она все еще порывалась что-то делать, пыталась освободить руку из его железных пальцев, спорила с ним:
- Не хочешь кушать, тогда сейчас кофе будем пить, я сварю, или чай, или шампанское, с тортом… Только я постель застелю…
- Настя, я не хочу не кофе, не чая, не шампанского. И постель не нужно застилать…- произнес он, очень тихо. Она, наконец-то, тоже улыбнулась, заглянула ему в глаза, кивнула, прижалась к его широкой груди. Все было понятно, без слов… 
 2
Что было потом, Настя помнила смутно, пыталась восстановить в памяти происходящее, но смогла сделать это только частями, по эпизодам… Целиком восстановить не смогла. Если кратко – они с Дорониным занималась любовью больше суток. С небольшим перерывом – на сон, полчаса, не больше. И вспоминая об этом ей ничуть не было стыдно (учитывая, что она считала себя хорошей девочкой). Наоборот, она вспоминала происходившее с превеликим удовольствием.   И именно тогда она убедилась – мужчина рядом с ней любит ее, любит очень сильно, ведь не может быть вот именно таких отношений, нежных, страстных, но полыхающих таким ярким пламенем, без любви. Клюев ее не любил, совершенно. Использовал. А Доронин для нее живет! И она, она тоже любит Доронин, но боится своих чувств, и не хочет признаваться в них, даже себе! Не он, и не она тогда в любви друг другу так и не признались! Испугались. Оба.   Но она опять говорила ему, как он прекрасен, удивителен, что он самый-самый-самый на всем белом свете. И он опять поражался, откуда она знает такие чудесные слова, и сам пытался сказать ей что-то подобное, но не смог, запутался, извинился (ну не оратор он!). Она смеялась, подбадривала его – не в словах он силен, в другом, вот в другом, ему нет равных! И призналась ему, что ей, впервые, рядом с мужчиной совершенно не страшно, и что она доверяет ему, безоговорочно, на сто процентов. Он был тронут, мало сказать тронут – потрясен! Понимал – если они расстанутся, то другой такой женщины у него не будет, и нужно все сделать, костьми лечь, что бы ее удержать…
От его прикосновений у нее темнело в глазах, от его поцелуев она почти теряла сознание, она обнимала его, боялась хоть на мгновение разжать руки, отпустить, хотела насладиться, напитаться его силой, потому что понимала, что очень скоро они расстанутся, вместе они не будут, вместе они только сейчас, нет у них общего будущего… 
Потом они ели эксклюзивный торт, принесенный Дорониным, и пили шампанское. Кормили друг друга этим тортом. Она сидела в кресле, он на полу, у ее ног, торт, в коробке, стоял у нее на коленях, и они, по очереди, столовыми ложками, зачерпывали торт, угощали друг друга. Сладкий торт запивали сухим французским шампанским. Он французское шампанское пил впервые, и удивлялся, что оно такое не вкусное,   кислое. Он купил не правильное шампанское? Она успокоила – французское шампанское бывает только сухим, вот таким вот кислым, что скулы сводит, в общем, на любителя. Он вздохнул с облегчением, признался – лучше бы он купил хорошее вино. Она опять его успокоила – она  любит сухое шампанское! Он смирился, пил это кислое шампанское вместе с ней, нахваливал. Она спросила, может быть, случайно, он привез какой-нибудь другой еды помимо торта, например колбаски, еды в его холодильнике, кроме  насмерть замерших пельменей в морозилке да пары-тройки яиц в самом холодильнике не было, правда, на кухне, на плите, осталась кастрюлька с долмой, но так это на кухне, туда нужно было идти. Колбаски не оказалось, но Доронин клятвенно обещал съездить за колбаской, когда будет посвободнее. Сейчас никак не может, занят сильно, отмечает праздник, Восьмое Марта, с девушкой, вдвоем…   
А, Восьмого Марта, в полдень, в дверь его комнаты начали колотиться соседи. Он, тихонько матерясь, сполз с кровати (как раз в это время он целовал Настю) натянул спортивные штаны и майку, отправился открывать.  За дверью стояли все соседи, в полном составе, включая жен Магомеда, и все с букетиками тюльпанов. Удивились, когда увидели Доронина, они думали, что Настя одна дома. Сказали – пришли поздравить Настю с праздником. Настя, тоже в наспех натянутом спортивном костюме, приглаживая спутанные волосы, шагнула из-за спины Доронина, поблагодарила соседей, приняла от них их скромные букетики. А Доронин извлек откуда-то заранее припасенные коробки конфет, для Галы и жен Магомеда. Соседи, получив подарки, помялись немного на пороге комнаты, поняли, что их не приглашают, праздник Доронин с Настей отмечать не собираются, раскланялись, и ушли.
Доронин с Настей вернулись к своим занятиям...И уже под утро, девятого Марта, Настя, пристроившись на широком плече мирно спящего Доронина, думала о том, как прекрасно быть за ним замужем, именно ЗА МУЖЕМ. Понимать, что вот именно он решит все проблемы, спасет, защитит, поможет во всем разобраться, посоветуем как быть и что делать, и возьмет на себя ответственность, за быть может, не правильные, не верные решения, рядом с ним можно быть слабой, и даже глупой, потому что он твой МУЖ, ты ЗА ним. И именно тогда ее посетили крамольные мысли, плюнуть на свою великую ЦЕЛЬ, выйти замуж за этого замечательно мужика, и впервые понять, что такое ЗА  МУЖЕМ.
И тут же она вспомнила свой первый, негативный опыт, как бы, замужества (так и не состоявшегося)…    
   3
Беременная Настя осталась жить с Клюевым, но ничего в ее жизни  не поменялось. Она, по-прежнему, целыми днями, моталась по его заданиям, тащила из магазина тяжеленные сумки, отдавала Клюеву лучшие куски, убирала, стирала, готовила, и еще успевала отлично учиться. И еще она бесконечно сносила нападки своей так называемой будущей свекрови. У той была одна и та же песня – Настя поганая тварь, лимита, специально забеременела, что бы женить на себе ее драгоценного сыночка, захапать московскую квартиру, от сладкого пирога кусок урвать.  Мать Клюева звонила Насте ежедневно, говорила гадости, но Настя научилась абстрагироваться, слушала обидные слова от матери, как она считала, своего любимого, повторяла про себя: «Она сумасшедшая, сумасшедшая, она, конечно же, сумасшедшая…». 
Ничего не поменялось и в жизни Клюева.  Он с успехом работал на телевидении, вел светский образ жизни, приходил домой далеко заполночь,  его всегда ждал вкусный ужин, идеально убранная квартира, приветливая подруга, никогда  не спрашивающая, где же шлялся ее благоверный. У него были отлично выстиранные и выглаженные рубашки, костюм с иголочки, галстук в тон, прическа волосок к волоску. Это тоже было заслугой его подруги. И материалы, необходимые ему для телепередач были собраны точно в срок. Но они никогда нигде не появлялись вместе.
Пришло лето, Настя окончила третий курс МГУ, прекрасно сдала сессию. Но она загнала себя окончательно, несколько раз попадала в больницу, на сохранение, теряла сознание на лекциях и просто на улице, она плохо питалась, много работала, постоянно нервничала,  с трудом переносила летнюю жару.   Ее мать, не дозвонившись в очередной раз дочери, позвонила мужчине, с которым ее дочь жила, тот рассказал – Настя в больнице. Нужно сказать, Настя о своем бедственном положении матери не рассказывала, даже о беременности не говорила. Настя знала, ее мать ненавидит объект обожания дочери. Не сошлись они характерами, совершенно. Нина Федоровна сразу раскусила подлую душонку Клюева. Мать, когда приезжала в Москву, встречалась с дочерью на нейтральной территории, а господин Клюев (как называла мать мужчину, с которым жила ее дочь) в Великий Новгород вместе с Настей не ездил. Настя приезжала к матери одна, на пару дней, в таком растерзанном виде, что даже говорить  у нее сил не было, и практически все время, что  находилась дома,  спала. Так вот, Нина Федоровна, сразу же примчалась в Москву (благо в школе начались летние каникулы), нашла дочь в больнице, в крайней степени истощения, на седьмом месяце беременности. Мать силой, увезла Настю домой, дочь упиралась – ее любимый без нее не сможет существовать на этом свете.  Мать  уговорила – сейчас дочь Клюеву ничем не поможет, она плохо себя чувствует, скоро совсем свалиться или вообще умрет, и тогда Клюеву совершенно не нужна будет, зачем она ему мертвая? Настя сопротивлялась. Договорились – Настя поживет дома немножко, окрепнет, родит ребенка, и осенью вернется в Москву. Мать также уговорила дочь взять в Университете академический отпуск (надеялась – дочь останется с ней, видела – Клюев дочь использует, а ребенок ему совершенно не нужен, он же разговаривал с потенциальной тещей о ребенке сквозь зубы, а о том, что Настя лежит в больнице, с досадой). Надо сказать, что когда Нина Федоровна забирала Настю в Великий Новгород, Клюев возражал, и Настя приняла все им сказанное на свой счет, мол, он ее любит. А вот Нина Федоровна поняла – Клюев боится потерять  бесплатную рабочую силу, ему придется теперь искать ту, что будет его обслуживать, и, дополнительно еще и ту, что  будет за него на работе вкалывать, такую же талантливую, как Настя, а такую, попробуй, найди. Клюев с отъездом Насти смирился, чувствовал,  она действительно больна, беременна, ей отдохнуть просто необходимо! Настя, очутившись в родном доме, сразу  успокоилась, и два месяца, что предшествовали появлению на свет ее ребенка, как показало УЗИ, мальчика,  отсыпалась, отъедалась, дышала свежим воздухом, читала книги (только легкие, позитивные, другие книги мать ей не давала читать), и вообще не смотрела телевизор. Мать вызвала техника, что бы тот отключил от телевизора антенну. Техник удивился, но за хорошую плату антенну отключил. Против отключения телевизора пыталась возражать бабушка, но Нина Федоровна объяснила – телевизор отключили для блага Насти, временно! Бабушка смирилась, любимые сериалы ходила смотреть к соседке. В положенный срок Настя без проблем родила здорового крепкого мальчика. Ей отдых пошел на пользу, никаких осложнений (какими пугали ее врачи всю беременность) у нее не было. Через три дня Настя выписалась домой, в теплые объятья матери и бабушки. Клюев встречать из роддома Настю не приехал, ограничился телефонным звонком. Он, вообще, за месяцы, что Настя провела в родном городе, ее ни разу не навестил, а звонил примерно раз в неделю. Каникулы в школе закончились, Нина Федоровна вышла на работу, Настя оставалась дома с малышом и бабушкой на подхвате, но они вдвоем с бабушкой совершенно спокойно справлялась. Ребенок оказался очень тихим и смышленым, себе на уме. Не плакал, хорошо кушал, маму не беспокоил. Идеальный ребенок! И Настя стала подумывать вернуться в Москву, к отцу ребенка. Клюев обрывал  телефон, твердил, мол, устал, соскучился, без нее жить не может, любит до умопомрачения! У него вообще с любовными признаниями было все в порядке, мог признаваться в любви кому угодно и сколько угодно! Если для дела нужно, хоть черту в любви признается! Но мать энтузиазм Насти пресекла на корню, прикрикнула – пока грудью кормишь, в Москву не поедешь! Или поедешь, но с бабушкой. Перспектива оказаться в однокомнатной квартире вчетвером, со старым и малым, Настю не прельщала. Она осталась дома. В Москву вернулась только когда Саньке (сына назвали в честь папы – Александром) исполнилось четыре месяца, и то после того, как сам Клюев приехал в Великий Новгород за своей благоверной, лично просил Нину Федоровну Настю с ним отпустить! Нина Федоровна дочь отпустила, но тайком от Клюева всучила Насте деньги, предупредила, ей необходимо    нормально питаться и ребенка нормально кормить, на себе не экономить, а то полгода назад она живой труп, узницу Освенцима вместо дочери получила, вскоре приедет, проверит, как Настя живет! Настя мать побаивалась, питаться нормально обещала. А бабушка подарила внучке два кольца, с крупными бриллиантами, с наставлениями – продать кольца, если станет  трудно…
4
Настя  с Клюевым отправились  в Москву. И пока ехали в машине до Москвы (дорога у них заняла около восьми часов, водитель Клюев был аховый, это вам не Доронин!), Настя выслушала в свой адрес столько ругательств и оскорблений, что у нее уши завяли, свернулись в трубочки,  и она грешным делом подумывала, вернуться назад к матери. У Клюева были такие аргументы – она, Настя, его не любит, променяла на ребенка, ей ребенок важнее любимого мужчины, она бросила его, любимого, на полгода, он голодал, холодал, ему рубашку никто погладить не мог… Сидела на заднем сиденье, прижав к себе Саньку, мечтала, как было бы здорово, если бы Клюев, за эти полгода, что прожил в Москве без Насти, нашел бы себе другую рабыню, та ему рубашки гладила, борщ варила и тексты писала, а ее, Настю, оставил в покое! Обозвав Настю  всеми бранными словами, имеющимися в словарях Даля, Ушакова и Ожегова вместе взятых, Клюев понял, перегнул палку, принялся объясняться Насте в любви, что было уже намного приятней.
А прибыв в московскую квартиру, Настя с ужасом поняла, что Клюев беспардонно врал! В квартире все эти месяцы он обитал не один, а в компании с разнообразными девицами. Настя, появившись в квартире, заросшей грязью почти по потолок (за полгода Клюев не удосужился   убраться в квартире ни разу, он даже не обратился к кому-либо за помощью в этом не легком для себя деле)  принялась за уборку. Она находила в разных углах предметы женского туалета, всевозможных форм и размеров, от сорок второго до пятьдесят второго, ей, Насте никогда не принадлежащие, горы косметики – помаду разных оттенков, пудру, тушь (Настя косметикой не пользовалась), открытые флаконы  духов (Настя духами не душилась). На городской телефон постоянно названивали девицы, называющие себя различными именами – Надя, Лариса, Зина и даже Джульетта! Настя всех этих девиц посылала куда подальше, говорила, что она жена Клюева, но девицы ей, очевидно, не верили, считали себе подобной, нагло заявляли, мол, попользовалась парнем, пора и честь знать, другим место уступи,  звонки не прекращались круглые сутки. К вечеру перового дня  пребывания в Москве, Настя, одурев от телефонных звонков и «сюрпризов», найденных в квартире, потребовала объяснений у Клюева. Тот не моргнув глазом, принялся объяснять – он давал ключи от квартиры друзьям, сам ночевал у мамы! Это его друзья виноваты, не проследили за своими подругами, и те забывали в чужой квартире вещи и косметику, а звонки, так это же звонки, это его поклонницы названивают, откуда-то телефон его узнали, он же не с поклонницами сейчас, а с ней, с Настей… Должна ценить.
А чуть позже ее жизнь превратилась в ад! Ребенок требовал внимания двадцать четыре часа в сутки, но и Клюев этого же внимания требовал, и тоже двадцать четыре часа в сутки! Насте оставалось только разорваться! Вместо прогулок с ребенком ей опять приходилось мотаться по заданиям Клюева, а еще в магазин за продуктами, в библиотеку… Стоило Саньке чихнуть, его папаша собирал манатки, отваливал к матери (страшно боялся заболеть), Настя оставалась с больным ребенком одна. Но обязанности по предоставлению для Клюева материалов для передач с нее никто не снимал… В начале лета приехала мать Насти, и волевым решением забрала ребенка в Великий Новгород (у нее отпуск, а внук уже подрос, они с бабушкой с ним легко справятся), потребовала, чтобы и дочь ехала с ней, отдохнула от работы. Настя наотрез отказалась. Мать настрого предупредила Настю, опять превратившуюся в тень, узницу Освенцима, что если она не пересмотрит свои взгляды на жизнь, то ребенка ей мать не вернет, она, мать, не может спокойно смотреть, как ее дочь губит себя и ребенка.  Но самое смешное было то, что и Клюев засобирался в отпуск, и Настю он с собой брать не намеревался. Так и заявил – он устал смертельно, Настя с ребенком  все его нервы измотали, он едет отдыхать на море, в Грецию, с мамой. Услышав такое, Настя онемела от возмущения, а Клюев, с улыбочкой надавал ей кучу заданий, махнул рукой, и укатил отдыхать. Настя даже домой уехать не смогла, с ребенком пообщаться, целое лето просидела за компьютером, выполняя работу для Клюева. А  осенью встал вопрос о продолжении Настей  учебы, академический отпуск у нее закончился. И так получилось, что ребенка от матери она вынуждена была забрать, ее бабушка тяжело заболела… Именно тогда Настя вспомнила, что бабушка подарила ей два дорогих кольцо Она продала одно кольцо, выручила за него приличную сумму (даже не ожидала, что кольцо стоит так дорого), и устроила сынишку в платные ясли (оплатила целый год пребывания). Клюеву она ничего про платные ясли рассказывать не стала, проинформировала, что устроила Саньку в государственные ясли, бесплатно.  Чуть раньше, она уже  обращалась к нему с просьбой нанять для ребенка няню, хоть на полдня, а он, узнав, во сколько это обойдется, орал как резаный, визжал -  он столько не зарабатывает, ребенок и так ему в копеечку влетает, постоянно ему что-то надо. Сколько он зарабатывает, Настя не знала, и ей временами казалось, что он вообще ничего не получает (денег у него не было постоянно, на все ее просьбы он отвечал - денег нет). Когда Саньке исполнилось три года, Настя продала второе кольцо,  устроила сына в детский садик. Детский садик был государственным, но нужно было заплатить приличную сумму директору, что бы ребенка взяли в садик без очереди. Встал вопрос о прописке мальчика, Клюев не удосужился своего сына прописать, у Насти и ребенка была временная регистрация в его квартире. Ребенка в детский садик взяли, на отсутствие постоянной прописки глаза закрыли (за дополнительную сумму, плюс к той, что пришлось за место без очереди). Настя, было, заикнулась о постоянной прописке, Клюев согласился, но Настю и Саньку так постоянно в квартире и не прописал. Воспротивилась мама Клюева, возмущалась очень агрессивно, чуть до инфаркта себя не довела, сыночку пришлось мчаться, «Скорую» вызывать. Настя о прописке говорить перестала, решила, ребенок в школу пойдет, тогда вопрос и решиться…
5
Вопрос о прописке не решился вообще. Настя окончила учебу, получила «красный» диплом. Но появление диплома факультета журналистики МГУ в ее жизни ничего не поменяло, совершенно. Она также работала на Клюева, моталась по всей Москве, и даже по Московской области,  недоедала, не досыпала, носила обноски. А Клюев красовался, приезжал домой за полночь, и все также говорил в интервью, что ищет прекрасную принцессу себе в жены (о Насте в СМИ не просочилось ни слово), ездил отдыхать  летом на море, зимой кататься на горных лыжах (один). Настя не ездила никуда, безвылазно сидела в Москве, только Саньку на лето отправляла к своей матери, которая осталась совершенно одна, Настина бабушка умерла. И вдруг Клюев, в один прекрасный день, заявил, что хочет сменить квартиру. Он узнал, можно купить приличную квартиру в еще не сданной, но практически достроенной новостройке, совсем не дорого. Многие из его знакомых там квартиры купили. Нужны только деньги на первый взнос, потом можно будет оформить рассрочку. Вещал - они заплатят первый взнос, и сразу переедут, а квартиру, в которой сейчас живут, продадут, долг погасят  раньше срока. Настя за это предложение ухватилась, квартира побольше, была, конечно же, нужна, сын подрастал. Клюев предложил занять денег у Настиной матери, говорил -  есть же у нее деньги, зарплата  приличная, и занять она денег для них сможет, в своем городе человек известный. Настя занимать денег у матери не хотела, чувствовала – не нужно этого делать. Сумма была на взгляд Насти, нужна была огромная, матери пришлось бы брать кредит в банке. Клюев на Настю наседал, требовал с матерью переговорить. Настя тормозила. Тогда он сделал ход конем – предложил Насте руку и сердце, впервые за семь лет их гражданского брака, встал на одно колено, даже кольцо подарил. Настя раскисла, на радостях принялась названивать матери, рассказала про свадьбу, про квартиру. И мать пообещала Насте свадебный подарок – деньги на первый взнос, она взяла кредит в банке, под залог своего дома. И вскоре приехала в Москву с деньгами, отдала деньги будущему зятю.
Больше не Настя, не тем более ее мать этих денег не видели.  Не увидели они и новой квартиры. В течении полугода Настя спрашивала, как скоро они переедут, Клюев отвечал однозначно – дом не сдан, когда будет сдан, неизвестно. А на вопрос Насти, можно ли посмотреть квартиру, хоть недостроенную, Александр отвечал – ни в коем случае нельзя, технически невозможно, на стройку посторонним вход воспрещен. Со свадьбой тоже все было не ясно. Предложение ей Клюев сделал, кольцо подарил, а вот в ЗАГС заявление они не подали. Про ЗАГС Настя тоже иногда спрашивала, предлагала заявление все-таки подать, и Клюев не отказывался! Предлагал, пойти, например в среду. Но, как оказывалось, в среду он пойти не может, работает, не может и в четверг, в пятницу, и тем более, не может в субботу! И так почти полгода!   
А  потом Клюев ушел от Насти. В один прекрасный вечер он не явился ночевать, даже не позвонил. Настя звонила ему раз сто – его телефон был отключен. Настя, изнемогая от страха и отчаяния, обзвонив все московские (даже подмосковные) больницы и морги (безрезультатно),  на следующее утро позвонила его матери. И услышала новость, которая  убила ее наповал. Мать Клюева произнесла сакраментальное – ее замечательный сыночек Шурочка женится на не менее замечательной девушке, Насте не чета, дочери высокопоставленного чиновника. Именно для этой девушки Шурочка купил квартиру, они вместе  квартиру обставляли, и она, мать, надеется, что эта девушка подарит ей долгожданных внуков. Настя только и смогла вымолвить:
 - Долгожданных внуков? Санька не Ваш внук? Не сын Александра?
 - О чем ты говоришь? – возразила добрая «бабушка», - Ты кто такая? Откуда взялась? Ты никто, и звать тебя никак! А твой ублюдок разве сын Шурочки? В паспорте моего сына есть запись, подтверждающая у него наличие детей? Вообще советую тебе как можно скорее освободить квартиру. Или мы выселим тебя по суду…
- Как выселите из квартиры? А деньги? Деньги, что дала моя мать, Саша вернет?– у Насти еще теплилась надежда в порядочность Александра, но тщетно… Она услышала в ответ:
- Какие деньги? Ты бредишь! Ты в жизни палец о палец не ударила, столько лет на шее у моего сыночка сидела, и своего ублюдка ему на шею повесила. Мой сыночек на тебя горбатился, ты как сыр в масле каталась!
Настя положила трубку, не стала уточнять у матери своего бывшего «любимого мужчины», кто катался в этой жизни как сыр в масле, она или ее «сыночек Шурочка». И о деньгах, огромной сумме, что отдала Александру Нина Федоровна, решила выяснить у него самого. Вообще, у нее к Александру накопилась масса вопросов. И самый главный из этих вопросов был – почему он с ней так обошелся, в чем она провинилась, чем такое жуткое наказание заслужила? Она же практически положила на него свою жизнь! Вытянула со дна, из грязи, терпела его ужасающую мать, смирилась, что у их сына Саньки в свидетельстве о рождении стоит прочерк,  сын записан Александром Дмитриевичем, не Александром Александровичем!  Клюев не пожелал приехать в Великий Новгород регистрировать сына, сказал – приедешь в Москву, ребенка зарегистрируем, но так случилось, что ребенок приболел, потребовался врач, а врач в Великом Новгороде не принимал без страхового полиса, а страховой полис ребенку не давали без свидетельства о рождении! Настя звонила Клюеву, умоляла приехать, тот отказался! Насте пришлось регистрировать ребенка одной, как матери-одиночке. В Москве Клюев  не удосужился перерегистрировать ребенка, хоть Настя и просила.
  Настя думала - Клюев   жил с ней, пользовался ею, ему было  удобно и комфортно, а потом просто ушел, посчитал ненужным как-то объяснить свой уход…И был еще один нюанс, о котором прекрасно знал Александр - Настя была беременна вторым ребенком. Надо сказать, что близкие отношения Насти и Клюева прекращались лишь только тогда, когда кто-то из них дома отсутствовал. Настя к близким отношениям с Клюевым относилась прохладно, это еще мягко сказано... Она очень сильно уставала за день, для нее было праздником до подушки к часу ночи добраться.
Поняв, что беременна во второй раз, Настя сразу сказала об этом Клюеву, а тот прореагировал на известие очень странно, он произнес:
- Поступай, как знаешь…
На эту тему они больше не разговаривали. Настя восприняла его слова, как знак согласия, он хочет, что бы она родила второго ребенка, тем более, у них скоро будет большая квартира, и свадьба не за горами…
В общем, Клюев пропал из жизни Насти, без объяснения причин. За своими вещами  прислал шофера. Предварительно Насте позвонила  мать Клюева, с требованием собрать вещи сына. А из газет Настя узнала, что известный ведущий аналитической программы Александр Клюев женился на дочери какого-то там олигарха и  назначен генеральным продюсером того телевизионного канала, на котором вел свою программу. То есть, вести телевизионную программу он больше не будет, только руководить. Получалось, что в услугах Насти он не нуждался. Настя, было, порадовалась, она же много лет мечтала избавиться от него, ей казалось, она его совершенно не любит, но поняла, скорее всего, заблуждается, она его любит очень сильно. Это даже не любовь, а какая-то психологическая зависимость, стокгольмский синдром, жертва влюблена в своего палача…
Настя слегла. Она не могла есть, пить и спать. Ей только хватало сил отвести Саньку в детский сад утром, вечером забрать его.  Все остальное время она в прострации, лежала на их когда общей с Клюевым кровати, вспоминала их прежнюю, как ей казалось, счастливую жизнь. Так она пролежала почти неделю. Клюев пропал в понедельник,  а в субботу Насте стало плохо, началось сильное кровотечение, с угрозой выкидыша (у нее шел пятый месяц беременности). Настя испугалась, не за себя, за Саньку. Понимала, если кровотечение не прекратится, ее госпитализируют, и Санька останется в квартире совершенно один, а он шестилетний пацан! Без «Скорой помощи» не обошлось, и естественно,  приехавшие врачи настояли на госпитализации. Настя была в ужасе – ее забирают в больницу! Она пыталась звонить Клюеву, хотела умолить  взять Саньку на пару дней, его телефон был отключен, Настя догадалась позвонить шоферу Клюева, тому, что забирал его вещи. Она знала его номер телефона. Шофер оказался вполне приличным человеком, посочувствовал, дал ей новый номер телефона Клюева. Настя позвонила по этому номеру. Клюев ответил на звонок, сначала даже не понял, кто  ему звонит, потом, когда понял, удивился, стал выяснять, откуда Настя знает его номер. А Настя выяснять с ним отношения совершенно не хотела, физически не могла, попросила побыть с Санькой пару дней, коротко сказала – ее забирают в больницу, мальчик остается один. Клюев ей обещал!
Настю увезли  врачи «Скорой помощи», маленький Санька, округлившимися от ужаса глаза следил, как его мать уносят на носилках, она, улыбаясь через силу, подбадривала, мол, ничего страшного с ней не произошло, сейчас приедет папа! Настю, в больнице, тут же отправили на операцию, которая прошла с осложнениями, операцию делали под общим наркозом, а организм пациентки  был сильно ослаблен.  Настю долго не могли вывести из наркоза, она потеряла много крови, резко упало давление, случилась остановка сердца. Ребенка она потеряла…Когда она, через сутки, пришла в себя, в отделении реанимации, первым делом потребовала телефон, была так настойчива, так сильно волновалась, что врачи резонно решили  телефон ей дать! Она позвонила Клюеву, она должна была  узнать, как Санька. Понимала, малыш сильно испугался, и она клятвенно обещала врачам «Скорой», за мальчиком приедет отец, врачи хотели отправить ребенка в детприемник. Настя дрожавшими пальцами набрала номер телефона Клюева, ей сразу ответили. Но не Клюев! Насте ответила женщина (законная жена Клюева). Настя услышала страшное:
- Слушай подруга, кончай названивать моему мужику! Он ушел от тебя, на мне женился, не на тебе же. Квартиру нам купил. Вот сиди, и помалкивай в тряпочку, тварь неблагодарная! Пожила  с мужиком, он ушел от тебя, и успокойся, утрись! Не смей сюда звонить, никогда! Это мой мужчина, слышишь мой! – женщина дико кричала, Настя пыталась объяснить:
- У нас с Сашей ребенок, я в больнице, позвонила с просьбой взять мальчика на время…Когда меня выпишут сразу ребенка назад заберу… Как Санька? Как он себя чувствует?
- Какой ребенок! Ты с дуба рухнула, у моего мужа нет никакого ребенка, никогда не было. Он вчера объяснил, что какая-то сумасшедшая утверждает, что у нее от него ребенок, но это не правда. Вот что, полоумная, если еще раз позвонишь, заявление на тебя накатаем, в прокуратуру, под суд  отдадим…
Настя не понимала, что говорит странная женщина в телефоне - какая прокуратура, какой суд, ей ничего от Клюева не нужно, она хочет знать, как себя чувствует мальчик! Насте удалось прервать монолог, как ей показалось, не совсем вменяемой собеседницы, она чуть повысила голос,  потребовала:
- Скажите, мой мальчик у вас? Как он себя чувствует?
Собеседница грубо ответила:
- Мальчик? Нет у нас никакого мальчика!
- Где, где мой мальчик? – Настя не выдержала, разрыдалась, а жена Клюева ей ответила:
- Мальчик там, где  ты его оставила. У нас никакого ребенка нет!
- Александр не забрал его? Мальчик остался в квартире? Он там один больше суток? – Настя была в ужасе, а собеседница отвечала уже  спокойно:
- Конечно, не забрал. Я запретила ему ехать за ребенком какой-то ненормальной….
Послышались короткие гудки, собеседница отсоединилась. Настя несколько раз пыталась набрать номер Клюева, но его телефон уже был выключен. В отчаянии, понимая, что мальчик больше суток сидит один в квартире, без еды, она набрала номер матери Клюева, второй раз в жизни (в первый раз Настя звонила ей, когда Клюев пропал). Зоя Германовна ответила также сразу. Настя взмолилась - она в больнице, ей сделали операцию, выпишут примерно через неделю, а Санька остался один в квартире,  перед операцией она позвонила Александру, но тот мальчика не забрал, его новая жена запретила, а Санька голодный, холодный, может быть, он уже умер!  У матери Клюева сердце оказалось не каменным, или новая жена «сыночка Шурочки» ее тоже достала, ведь характер у Зои Германовны был не сахар, тут два характера схлестнулись. Мать Клюева пообещала съездить на квартиру сына, за Санькой, взять его на время. Чуть позже перезвонила, подтвердила – мальчика забрала, с ним  все порядке, потребовала - не ей, не Александру Борисовичу (уже не Шурочке), больше не звонить, они для Насти умерли!
6
Настю выписали из больницы через две недели. Встречал ее в холле больницы тот самый шофер, что дал ей номер телефона Клюева, не произнеся не слова по дороге, отвез домой. Как только она оказалась в квартире, шофер уехал, через час привез Саньку. Сразу же после приезда Саньки, раздался телефонный звонок, звонила мать Клюева. Она убедилась, что ребенок воссоединился с матерью, и повторила – не она, Зоя Германовна, не Александр Борисович для Насти больше не существуют, пусть она живет своей жизнью, в чужую не лезет! А то взяла моду, чужих людей в своих интересах использовать! И Настя опять осталась вдвоем с Санькой. Чувствовала себя очень плохо, вставала с постели с трудом, не могла даже  за сыном ухаживать, в детский сад его водить! Утром, с трудом встав, заваривала сыну кашу-овсянку из пакетика, наливала чай, и опять ложилась. В обед также давала сыну кашу, когда мальчик спрашивал что-то другое, отвечала односложно:
- Сынок, сам поищи чего-нибудь…
Искать было негде, да и нечего. Настя есть перестала совсем. Примерно через неделю такого существования она настолько обессилила, что не смогла встать с постели, что бы покормить ребенка, она тупо, реально умирала. По-настоящему. У нее была крайняя степень истощения, плюс малокровие после серьезной операции,  нервный срыв, от общения с Клюевым и его матерью, и полное отсутствие желания жить дальше… Ее спас Санька. Он догадался ответить на телефонный звонок (Настя на звонки телефона уже не реагировала, она говорить-то с трудом могла). Звонила мать Насти, бабушка Саньки. Маленький мальчик взял в руки трезвонящий телефон, сообразил нажать на кнопку вызова, и ответить бабушке. Он сказал, что мама заболела, не ест, не пьет, на улицу не выходит. Сказал, что, он, Санька, очень боится, вдруг мама умрет, она в больнице уже лежала… А когда ее в больницу положили, за ним папа должен был приехать, но не приехал, хотя он, Санька, очень долго его ждал. Целую ночь! Ему было плохо и страшно. Потом его бабушка забрала.  Но бабушка не разрешала ему бегать, играть, шуметь, и он две недели просидел на диване, в уголке, боялся пошевелиться. Через восемь часов Нина Федоровна уже дубасила в дверь квартиры, в которой жила ее дочь. Настя не смогла открыть дверь, не смогла встать. Санька и тут пришел на помощь. Открыл дверь бабушке. Увидев дочь в жутком состоянии, мать тут же вызвала «Скорую помощь»… Приехавшие врачи констатировали – ровно через сутки  Настя умерла бы от остановки сердца, ее организм был сильно ослаблен, обезвожен, сердце просто не справилось бы.  Насте немедленно поставили капельницу с глюкозой, забрали ее в больницу. Теперь уже надолго. Кормили в больнице через зонд (Настя сопротивлялась, есть не хотела). Ее спасли. Молодой сильный организм, к тому же женский, извести очень трудно. Женщине самой природой предназначено бороться за жизнь (инстинкт самосохранения), растить детей, кормить их, заботиться. Выписали Настю через месяц. И она опять вернулась в ту же квартиру, принадлежащую Клюеву. Нина Федоровна, все это время ухаживающая за ней и внуком, умоляла после выписки уехать с ней, плюнуть на  гребаную Москву, потому что нет здесь, в Москве, для Насти места! Где дочь в этой Москве будет жить? Что делать? У нее ребенок, она об этом подумала? Настя уверяла – жить будет в этой квартире, Клюев ее на улицу не выкинет, он же большие деньги у семьи Кораблевых на покупку квартиры взял, в жилье не нуждается, и должен теперь своего сына  жильем обеспечить, раз другую женщину себе нашел, с  матерью своего сына расстался! Мать уехала, Настя с сыном остались в Москве. Решила найти работу, и доказать Клюеву, что она не пустое место, не барахло, что-то из себя представляет, как личность, как журналист. Именно тогда она  поставила перед собой ЦЕЛЬ.
7
Настя осталась в Москве. Отвела сына в детский сад (он почти два месяца в детский сад не ходил, справки, что он болел не было, за то, что бы его приняли обратно пришлось отдать почти  все деньги, что ей оставила мать). Насте денег было не жалко, она, почему то решила, что деньги легко заработает, и много. Не тут-то было. Устроиться на приличную работу оказалось сложно. Настя обращалась ко всем кого знала -  однокурсникам, бывшим работодателям Клюева (которых знала лично, им она сдавала его (свои) статьи). Бывшие работодатели Клюева, все как один  говорили: «Вы сами, что из себя представляете? Вы были только помощницей Клюева!».
В одно прекрасное утро Настя собирала Саньку в детский сад, а сама готовилась к пробежке по Москве, у нее было намечено на тот день три собеседования (она все-таки рассчитывала получить место в приличном издании), в дверь квартиры позвонили. Настя дверь распахнула. На пороге стояли судебные приставы, мужчина и женщина (оба в форме), с ними участковый милиционер. Пристав-мужчина предъявил испуганной Насте решение суда, листок бумаги с убористым текстом. Настя, дрожащими пальцами листок взяла, страшно нервничая, прочитать написанное смогла с трудом, строчки перед ее глазами расплывались, буквы прыгали. Но, смысл прочитанного, она сразу поняла. Александр Борисович Клюев, владелец  квартиры, требовал выселить из его владения временно зарегистрированную там Кораблеву Анастасию Дмитриевну с сыном Александром. И суд постановил – Анастасию с сыном выселить! То, что сын Анастасии Кораблевой, является также сыном Александра Борисовича Клюева, в решении суда сказано не было. А сказано было, что Анастасия Кораблева на суд, который состоялся именно тогда, когда она лежала в больнице в первый раз (Клюев это прекрасно знал), не явилась, суд состоялся без нее. Настя спорить с приставами  не стала, ответила утвердительно, съедет с квартиры, завтра. Пусть участковый к ней завтра вечером зайдет, она ему ключи отдаст. Приставы с участковым потоптались на месте, ушли восвояси, на прощание участковый обещал зайти завтра в шесть. Настя, естественно сына в детский сад не повела, отправила смотреть телевизор в комнату, сама уселась на кухне. Там она закурила, и задумалась, как ей теперь быть? 
Настя понимала – у нее только один выход, уехать в Великий Новгород, там раздобыть немного денег, вернуться в Москву, снять квартиру, и искать работу.  И именно тогда, на кухне в квартире Клюева она впервые называла его б.м. (бывший мужчина, настоящим мужчиной он быть перестал). Настя затолкала окурок в пепельницу, вздохнула, поднялась с кухонного табурета, и направилась в комнату, собирать свои и Санькины вещи.
Вечером того же дня Настя, превозмогая себя, решила все-таки позвонить матери б.м., высказать что она думает о семействе Клюевых, и еще спросить, почему это странное семейство, считающее себя суперинтеллигенцией, совершенно спокойно, нагло, ограбило Настину семью. Она услышала именно то, что и ожидала услышать – оскорбления, унижения, не понимание. Мать Клюева заявила:
- Я предупреждала тебя, провинциальная шлюха, забудь нашу семью, не звони никогда! – лексикон у мамаши б.м., кстати, кандидата технических наук и преподавателя ВУЗа  был потрясающим, обширным, бранные слова с ее языка слетали молниеносно, Настя, общаясь с ней, постоянно думала, где эта солидная женщина таким страшным словам научилась? К слову сказать, ее сыночек так же не стеснялся в выражениях, и матерными словами обозвать свою мать и мать своего ребенка мог легко. Настя таких страшных слов за те восемь лет, что прожила рядом с семейством Клюевых, за свою предыдущую жизнь не слышала, в ее родном доме таким вот образом никогда не разговаривали. Настю в очередной раз покоробили бранные слова, произнесенные взрослой женщиной, но она стоически дождалась конца ее тирады, задала мучивший ее вопрос:
- Скажите, как мог Ваш сын отказаться своего ребенка, да еще и на улицу его выбросить, как паршивого щенка?
Зоя Германовна задыхалась от возмущения:
- Мой сын честный человек, он никого не выбрасывал на улицу! Он поступил правильно! Чужая женщина с ребенком живет в его квартире, и квартплату не платит! Мой сын решил квартиру продать! Имеет право. Вот тебя по суду и выбросили!
- Но ребенок этой, как Вы говорите, чужой женщины – это ребенок Вашего сына, Ваш внук!
- Прекрати чушь молоть! Какой внук? Нагуляла, не пойми где ребенка, залетела от какого-то маргинала, что в твоей Тмутаракани проживают!
-Хорошо, нагуляла! - Настю разговор уже начал бесить, ее трясло, но она хотела все-таки выяснить для себя все окончательно, - Почему тогда Ваш сын жил со мной? Из благородных побуждений? Он альтруист?
- Именно!– Зоя Германовна ради сохранения чести, как она считала, сына несла чушь (вообще-то чести у него не было, сохранять было нечего), - На улицу тебя нужно было выгнать, считаешь? Вот и пригрел…
- Пригрел? Мы жили как муж и жена! Я родила от него ребенка, и второй раз была беременна. У меня выкидыш случился на нервной почве, когда меня Ваш сын бросил… Он убил нашего ребенка!
- Это твои слова! Мой сын рассказывает, что все было иначе!
- Зоя Германовна, Вы себя слышите? Взрослый мужик живет много лет  в однокомнатной квартире с чужой женщиной и ее ребенком…И еще жениться на ней хочет! Кольцо обручальное подарил! И деньги у матери этой женщины взял на покупку квартиры, как он говорил, для нее и своего, именно своего, сына!
- Какое предложение, какое кольцо! Бред! О каких деньгах ты говоришь, у тебя шизофрения! Мой сын не брал не у тебя не у твоей матери  денег!
-А где, по-вашему, он взял деньги на покупку новой квартиры? – поинтересовалась Настя.
- Заработал! Он хорошо зарабатывает!
- Может и хорошо зарабатывает, только тратить заработанное не спешит. Ладно, я понимаю, совести не у Вас не у Вашего сына нет,  и никогда не было. Я уверена, то, что Вы сотворили с Вашим сыночком, просто так с рук не сойдет. Прощайте, надеюсь, к моему счастью, мы больше не увидимся и не услышимся.
Зоя Германовна пыталась что-то Насте ответить, но та положила трубку, что она хотела – узнала. Ее  б.м. – вор и мошенник, тупой, жадный и жестокий человек. И как она могла любить его? А ведь не разлюбила еще. Хочет вернуть назад! Но кольцо, что подарил б.м. при «помолвке», она оставила в его квартире, коробочку с кольцом положила на видном месте, на кухонном столе. С Зоей Германовной Настя, к своему счастью, больше не встретилась, а вот с Клюевым увиделась, примерно через год…
До железнодорожного вокзала ей помог добраться участковый. Он зашел ровно в шесть за ключами, к дому приехал на машине, предложил отвезти Настю на вокзал, помог погрузить в вагон вещи, да еще заигрывал с ней, телефончик просил. Говорил, что за время работы участковым впервые встретил ответчицу (он так и сказал, ответчицу), которая добровольно, без скандала согласилась съехать с квартиры. Подъезжая к Великому Новгороду, Настя позвонила матери, коротко сказала – она возвращается…
8
Настя провела дома ровно месяц. И в течении этого месяца порывалась уехать в Москву ежедневно. Она мечтала вернуться, грезила во сне и наяву, как она возвращается,  завоевывает Москву, во второй раз. Мать убеждала – дочь хочет войти в одну и ту же реку во второй раз, этого не нужно делать, не получится у нее ничего. Но дочь была непримирима – она должна уехать, она перестанет себя уважать, если останется в теплом местечке, у мамкиной юбки. Мать устала бороться, приняла решение – дочь отпустить, пусть едет! Нина Федоровна в который раз заняла для дочери денег, на первое время, заплатить за съемную квартиру. Саньку она с дочерью не отпустила, и дочь, прорыдав сутки, согласилась сына оставить. Купили билеты, дочь сгорала от нетерпения, так хотела уехать, и не замечала, как расстроены ее мать и сын. Мать чувствовала – ничего хорошего  дочь в Москве не ждет, а сын просто боялся разлуки с матерью.
И вот, в день отъезда мать и сын проводили Настю на вокзале, посадили в поезд, поезд тронулся, тут Санька сорвался с места, бросился вслед за поездом, бежал по платформе, кричал:
- Мамочка, родненькая, не уезжай!!!
Настя слышала крики сына, была готова дернуть стоп кран, выскочить из поезда… Всю дорогу до Москвы Настя прорыдала в тамбуре, ее сердце разрывалось от слез сына, и еще она вспоминала, как ее мать рассказывала, что когда дочь лежала в больнице во второй раз, сын неделю, не переставая, плакал и причитал: «Где же моя мамочка, что с моей мамочкой? Когда она вернется?», и еще переспрашивал – не умрет ли его мамочка? А мамочка, ничуть не сожалея, умчалась покорять Москву.
В Москве Настя пару дней прожила в гостинице, искала квартиру. Ей хотелось найти жилье подешевле, денег у нее было немного. В итоге она нашла квартиру на окраине, убитую, без мебели, но, действительно, очень дешевую. И  поздно, вечером, оказавшись одна-одинешенька   в  убогой дыре -  без друзей, без семьи, без денег, без работы, пережив сумасшедшее предательство мужчины и потерю по его вине ребенка, Настя впала в совершеннейшее отчаяние. Она ненавидела себя всеми фибрами своей души. И  глядя в темное оконное стекло, вместо зеркала (на окне не было штор), тупыми ножницами отхряпала свою длинную  светлую косу. Еле дождавшись утра, побежала в парикмахерскую, приводить себя в порядок.. В общем, в парикмахерской, мастерица  сделала Насте отличную стрижку - модное короткое, по ухо, каре с рваной челкой. Короткая стрижка очень Насте подходила, выглядела она с этой стрижкой  просто королевой, и совершенно спокойно  могла бы Москву покорять (и покорила бы!). Но  Насте стрижка  категорически не нравилась! Не ассоциировала она себя с этой стрижкой! 
И пошло-поехало! Настя меняла имидж практически каждый месяц. Она была платиновой блондинкой, с кудряшками, копией Мэрлин Монро, в летящем шелковом платье, сексапильной школьной учительницей в белой блузке с бантом у ворота, с аккуратным каштановым каре, и женщиной-вамп, брюнеткой, с геометричной стрижкой, в облегающей узкой юбке, с красной помадой на губах, панкующей девицей с разноцветным рок-н-роллом на голове, в рваных джинсах. Под стать образам Насти, была и ее работа. Кем только Настя не работала! Преподавала в школе, вела детские кружки (от литературного до танцев), продавала в бутике модную одежду, пыталась заниматься бизнесом (потерпела фиаско, не создана она для бизнеса), работала массовиком-затейником (темперамента ей было не занимать!), организовывала различные праздники, корпоративы, и даже свадьбы,  распространяла косметику, была страховым агентом, и параллельно со всеми этими работами, она, конечно же писала статьи, и их с удовольствием брали в различные солидные издания (говорили – отличная работа!), но на постоянную работу устроиться в газету или журнал она не могла, свободных вакансий в известных изданиях не было, в мелкие, тем более бульварные газетенки она устраиваться боялась… И надо сказать, что в этот год ее жизни в Москве отбоя от поклонников у Насти не было. С ней знакомились в метро, просто на улице, про офисы, где она появлялась, и говорить не стоит. За этот год в Москве Настя увидела столько, сколько не видела за предыдущие десять лет жизни в столице. Она зажигала на дискотеках в ночных клубах, тусовалась на вернисажах и презентациях. В силу своей профессии и круга общения ей удалось посетить почти все премьеры в известных театрах и побывать на концертах популярных артистов. Казалось – вот она настоящая жизнь, и любовь можно найти, тоже настоящую. Но Настя понимала – нет, это не настоящая жизнь, все наносное, и поклонники что вертятся вокруг нее – несерьезные. Им всем что-то от нее нужно – денег, протекции, нужно, что бы она сделала то или иное, а они бы (мужики) выдали бы ее работу за свою. А абсолютно все женщины, что работали вместе с Настей в том или ином офисе, удивлялись ее успеху у мужиков, считали, она привередничает, слишком разборчива, и ей нужен только олигарх. Мол не там Настя себе мужика ищет, тот мужик, что ей нужен по улицам просто так не ходит, на «Мерседесе» разъезжает…Не понимали, глупые, что не нужен Насте мужик, замуж она не хочет, у нее другая ЦЕЛЬ.
А через год в жизни Насти в Москве проявился Клюев, выскочил, как черт из табакерки, напомнил о себе. Настя получила повестку в суд. В суд ее вызывал б.м. Ответчиком. Истцом выступал он сам, подал иск о лишении Насти родительских прав, решил отобрать у нее ребенка. Мол, она не справляется с воспитанием, сын живет у бабушки, а она, Настя ведет аморальный образ жизни, постоянного места работы не имеет. Повестку принесли прямо накануне судебного заседания, у Насти было мало времени, что бы подготовиться. Но она мобилизовалась, сконцентрировалась, и явилась в суд во всеоружии. Клюева ждал Настю у здания  суда. Они не виделись около года, и за этот вроде бы недолгий период, он изменился разительно. Настя узнала его с трудом. Да, одет он был, как обычно, прекрасно. Его костюм стоил не менее десяти тысячи долларов, галстук и рубашка тянули еще на пару тысяч, а булавка для галстука и запонки вообще стоили тысяч сто долларов (они были из платины и с бриллиантами, черными, крупными). Но он, во-первых,  прибавил в весе килограммов двадцать, как-то распух, обрюзг, под глазами появились некрасивые мешки, в общем, потерял спортивную форму. А во-вторых, он катастрофически полысел. Буйная шевелюра, так нравившаяся Насте, превратилась в короткий седой ежик с обширной проплешиной на макушке. Работа в эфире Клюева дисциплинировала, оказавшись за кадром, он распустился, и скорее всего, начал попивать. Видно, не весело ему было с молодой женой, на административной работе. Не интересно. Если бы он остался телевизионным ведущим, у него, возможно, не было бы запонок с черными бриллиантами, но он бы остался в хорошей физической форме, и с волосы попытался бы спасти всеми возможными способами. А не ушел бы он от Насти, то именно она не позволила бы ему толстеть, а тем более лысеть.
Если Настя узнала Клюева с трудом, то сам Клюев Настю вообще не узнал. И, страшно удивился, что встреченная им у здания суда симпатичная,   худенькая блондинка, с модной стрижкой,   уверенная в своей нетразимости, смачно курящая у входа, одетая  в рваные джинсы и джинсовую курточку с художественными заплатками, и есть его бывшая подружка.  На этот раз Настя   предстала в образе солистки популярной немецкой группы «Роксетт», волосы ее были сильно осветлены, до белизны,  острижены под мальчика. Светло-голубые джинсы и куртку она накануне купила на распродаже, и сама тщательно разорвала джинсы на коленях, а на куртку пришила заплатки. 
В зале суда б.м. вещал:
-Посмотрите, как ответчица выглядит, на чучело похожа! Кто так одевается? Кто так стрижется? Только психи! Она же ненормальная! Вот я…
Тут судья (на счастье Насти, вполне приличная и адекватная женщина, но скорее всего, обиженная мужем, как и Настя, потому как вид самодовольно болвана Клюева, а его слова в особенности, раздражали ее неимоверно) не выдержала, совершенно резонно прервала его:
- А почему Вы считаете себя нормальным, а Вашу бывшую любовницу – нет? Из каких критериев Вы исходите?
- Да Вы посмотрите, Ваша честь, как она выглядит! Отправьте ее психиатрическую экспертизу…
Судья, имеющая почти такую же короткую стрижку, как у Насти, пожала плечами:
 - На мой взгляд, гражданка Кораблева, выглядит абсолютно нормально!
 Настя решила вступить в беседу б.м. с судьей. Она захватила с собой кое-какие документы, среди этих документов оказалась и справка из психдиспансера, справка об отсутствии судимости, она получила эти справки для работы преподавателем школе, плюс характеристики из школы и Дома культуры, где она вела различные кружки. Настя обратилась к судье:
- На мой взгляд, господин Клюев выглядит неадекватно. На нем шмоток на несколько десятков тысяч долларов! Кто так одевается! Ваша честь, я бы хотела, что бы он прошел психиатрическую экспертизу. А у меня есть справка, что я нормальная, я хочу, чтобы эту справку приобщили к делу…
Она передала справку судье. Та внимательно ее изучила, присовокупила к материалам судебного дела. Спросила б.м., есть ли ему что добавить. Тот ответил, что все изложил в исковом заявлении. Аналогичный вопрос судья задала Насте, и та также как Клюев разразилась гневной тирадой, что она прожила с б.м. более восьми лет, всячески помогла ему, вела домашнее хозяйство, родила и воспитывала ребенка, и что б.м., ее с ребенком бросил без средств к существованию, а потом еще и из квартиры выселил, в течении последнего года  материально не помогал. Клюев вмешался, что вот теперь он хочет помогать своему сыну, поэтому забирает его от матери-«ехидны»… Настя возразила, что категорически отказывается отдать сына Клюеву, не понимает,  почему она должна это сделать, в чем она провинилась? За шесть лет жизни Саньки  отец вообще им не занимался, даже не разговаривал с ребенком! Клюев говорил – он деньги зарабатывал на Настю и сына, Настя не работала! Судья внимательно вслушивалась в перепалку. Когда истец и ответчик замолчали, судья спросила, почему Настя не работала? Та ответила – она училась в МГУ, но все время, пока училась, помогала б.м. в работе,  а как закончила учебу, помогала с еще большими усилиями. Можно спросить членов съемочной группы Клюева, они подтвердят, что Настя все это время сложа руки не сидела, к ней по всем вопросам обращались, она первым помощником Клюева была. Судья кивнула, и задала вопрос Клюеву, почему он все  время, что жил с Настей и сыном, не занимался воспитанием сына? Клюев опять произнес, что он работал! Судья переспросила – он тогда работал, ребенком не занимался, а что, сейчас он не работает? Клюев ответил – конечно, работает. Тогда судья возразила – если он  сейчас работает, у него будет время заниматься с ребенком? Б.м. выдал перл – ребенком будет заниматься его новая жена. Настя встряла – Санька не знаком с этой женщиной, он сейчас с бабушкой, с которой проводил время с рождения, и бабушка Саньки – заслуженный учитель России! И когда судья спросила у Клюева, почему он считает, что гражданка Тищенко, его новая жена, окончившая финансовый институт по специальности «бухгалтерский учет и аудит», не когда не имевшая детей, справится лучше с воспитанием ребенка, чем заслуженный учитель России с тридцатилетним стажем, Настя поняла, судья на ее стороне. Клюеву ребенка получить не удастся. Клюев не выдержал, повысил голос, закричал – он не разрешит воспитывать своего ребенка грязной шлюхе! Судья с удивлением подняла брови, попыталась сделать Клюеву замечание, но заговорила Настя, и судья дала ей высказаться:
-Почему ты считаешь, что Санька твой сын?–произнесла Настя.       
- Как, а чей? – удивился Клюев.
-Твоя мама утверждает - я родила ребенка, от маргинала из моей Тмутаракани…Я же грязная шлюха!- сказала Настя.
Клюев взревел:
- Мать постоянно болтает чушь! Ее нельзя воспринимать всерьез!
-Не знаю! Я склонна слушать, что говорят взрослые уважаемые люди! – Настя пожала плечами, улыбнулась в предвкушении реакции Клюева, на  слова, что она собиралась произнести, и произнесла роковое, - Твоя мама права, Санька не твой сын…
Клюева чуть не хватил удар, он уже не ревел, он визжал, как хряк, которого ведут на бойню:
- Я требую, требую генетическую экспертизу!
- Я возражаю…- спокойно ответила Настя.
Клюев апеллировал к судье, а судья откровенно веселилась, она понимала, Настя провоцирует б.м., издевается над ним, и хоть и должна была судья соблюдать нейтралитет, она была явно на стороне Насти, но на стороне Насти, к слову, были и законы.  Судья резюмировала:
-Имеет право. Заставить ее никто не может! В Вашем, господин Клюев, паспорте, нет отметки, что у Вас есть сын, а у ребенка госпожи Кораблевой в свидетельстве о рождении стоит прочерк, именно Вы захотели, что бы было так. Отрицать это Вы не можете. Если бы Вы хотели воспитывать ребенка, Вы бы сразу же, после его рождения воспитанием занялись, а не шесть лет спустя вспомнили, что у Вас вроде бы есть сын! 
В результате продолжительной перепалки в  судебном заседании объявили перерыв. Следующее заседание назначили через неделю.  Клюев и Настя вышли из здания суда одновременно. На улице Настя решила прошмыгнуть вперед Клюева, сбежать, но он поймал ее за руку, закричал:
- Зачем ты поливала меня грязью, дрянь?
-Отпусти! – Настя вырвала руку, потребовала, - Что ты от меня хочешь? Зачем тебе Санька?
-У жены не может быть детей! Мне нужен наследник!–ответил Клюев.
- И ты решил отобрать моего сына? Повторяю – моего! Ты никогда его не признавал, не считал своим сыном. Сторонился! Да ты вообще не хотел его! – Настя пылала гневом.
- Я требую экспертизу! Я заявил об  этом…
-Не будет экспертизы!- отрезала Настя, продолжила, - Запомни, если ты не откажешься от своей затеи, продолжишь требовать у меня Саньку, я дам интервью всем желтым газетам сразу, расскажу, что представляет из себя господин Клюев, примерный семьянин. Расскажу  не только о том, что он выгнал свою бывшую женщину с ребенком на улицу, но и обобрал ее. О взятках расскажу, которые он  в институте брал. А ты думал, я не знала, почему тебя поперли из преподов? Расскажу, как ты отказался приехать регистрировать ребенка, да ты даже прописать в квартире нас с Санькой отказался… А теперь его себе хочешь отсудить!
 Клюев отпустил ее руку, даже не возразил, рысью побежал к припаркованной неподалеку машине, между прочем, «Порше». Тут же взвизгнули покрышки, машина сорвалась с места, на бешеной скорости умчалась. Через пару дней с Настей связался адвокат Клюева, доложил – Александр Борисович Клюев предлагает мировое соглашение. Он отказывается от претензий на ребенка, а она в свою очередь должна отказываться от интервью, рассказов о совместной жизни с Александром Борисовичем. В общем, они никогда не были знакомы, не жили вместе, и никогда не имели общих детей, и денег никаких Клюев у матери Насти не брал. Иначе… Иначе суд, адвокаты, компромат, и в результате Настя остается без сына. Клюев зарабатывает прилично, денег на то, чтобы, уничтожить Настю не пожалеет. У нее, Насти есть деньги на адвокатов? Денег на адвокатов у Насти не было. Она согласилась подписать мировое соглашение. Клюев мировое соглашение соблюдал, но  с небольшими исключениями – Насте перекрыли все ходы на телевидение. Она не могла устроиться туда даже курьером!   
Через пару недель, приехав в Великий Новгород навестить мать и сына, Настя в красках живописала Нине Федоровне встречу с Клюевым в суде. Мать, внимательно все выслушав, сказала:
- А ведь он в чем-то прав!
Настя с возмущением возразила:
- Почему? Ты тоже считаешь, что я сумасшедшая?
Нина Федоровна спокойно ответила:       
- Тебе нужно успокоиться, привести свою жизнь в порядок. Посмотри, что ты с собой делаешь! Как ты живешь? Ты должна решить, что тебе нужно - достичь, как ты говоришь, великой цели, но для этого тебе необходимо устроиться на нормальную работу, и двигаться к этой цели. Ты  ничего для этого не делаешь! Ни-че-го! Ты перебиваешься случайными заработками. А твоя внешность? Мне уже надоели вопросы соседей, что за девушки ко мне приезжают. Когда я отвечаю, что это моя дочь, мне никто не верит, говорят - моя дочь выглядит иначе. Ты как то определись, как ты хочешь выглядеть. А вообще, я считаю, найди нормального парня, который будет хорошим отцом Саньке, выходи за него замуж, рожай еще детей. Не нужно тебе в этой Москве рваться. Домой возвращайся, в школу устройся. Зарплату хорошую теперь платят, жить есть где. С сыном все время рядом будешь!
- Нет, мама, я достигну поставленной Цели. Я хочу этого…- Настя была тверда в своих убеждениях. Мать только покачала головой. Дочь была всегда упорной, переубедить ее было практически невозможно…
Вернувшись в Москву, Настя сделала к своей цели первый шаг. Освободилось место корреспондента в одной из желтых газет. Настя использовала все свои связи, перешагнула через себя, и это место получила. Потом была другая желтая газета (в первой было уж очень мерзко работать), потом третья… А потом на одной из пресс-конференций она встретила своего более успешного однокашника Короткова, и через месяц уже работала у него. И, как и просила ее мать, она определилась и со своим внешним видом, вернее она вернулась к своему прежнему внешнему виду, прекратила эксперименты с прическами и нарядами, перестала пользоваться косметикой. Теперь она носила джинсы, футболки, свитера, туфли-балетки или сапожки-угги, волосы ее быстро отрасли,  и через год это была прежняя Настя, и соседи Нины Федоровны больше не спрашивали, что за девушка у нее гостит…  Настя, вспомнив все это, тяжело вздохнула, шевельнулась, и разбудила Доронина! Тот, проснувшись, зевнул, потянулся, спросил:
- Почему не спишь?
- Думаю…- коротко ответила Настя.
- О чем? Расскажи…
-О жизни… - опять коротко резюмировала Настя, нездоровое любопытство Доронина начало ее раздражать, но он не отставал:
- И что ты о жизни думаешь? Что все плохо, или все хорошо?
- Нормально все, жизнь идет…
- Бьет ключом! Вот что я тебе скажу о жизни - если тебе жизнь кажется невыносимой, ужасной, ничего  путного в жизни не выходит, значит, ты просто что-то не так делаешь. Или не нужно этого делать вовсе. Сядь, проанализируй, все поймешь.
Настя сообразила, он намекает на ее великую ЦЕЛЬ, осадила его:
- У меня все получается…
- Значит, все правильно делаешь!
- Прости еще раз, тебе вставать завтра рано, я тебя разбудила.
- Да нет… У меня выходной завтра, я же  в ночь дежурил! – он хитро улыбнулся, Настя заметив его улыбку даже в темноте, крепко обняла за шею, прошептала на ухо : «Я рада…».

Глава четырнадцатая. Настя Кораблева и Алена Ковальчук. Весна.
1.
Поначалу, оказавшись в коммунальной квартире, где проживал Доронин, без телефона и интернета, Настя страшно расстроилась. Как всякая современная девушка, она не представляла себе жизни без этих благ цивилизации (или зла?). Но прожив пару дней без телефона и интернета, поняла жить можно и совершенно спокойно. А прожив таким образом неделю, осознала всю прелесть отсутствия этих внешних раздражителей (телефона и интернета). А кому ей было звонить? Ее матери и сыну звонил Доронин, регулярно, через день, по вечерам. Он звонил своему другу, друг передавал трубку Нине Федоровне и Саньке. Те с воодушевлением докладывали, как поживают, и как казалось Насте, все трое были полностью счастливы (включая кота). И интернет ей был не нужен. Новости по телевизору узнать можно, да что эти новости, каждый день одно и тоже, убийства, грабежи, аварии, катастрофы, и газеты ей регулярно притаскивал дед Вася, ее газету в том числе… А интернет, социальные сети – без них спокойней, ее так называемые друзья по переписке, по всяческим там ЖЖ подождут, и вообще социальные сети – имитация человеческой жизни, все происходящее там – иллюзия, не по-настоящему это происходит. Без интернета у нее появилась масса свободного времени – выспаться, собой заняться. Настя думала – как полезно, постоянно бегая как белка в колесе, получить вот такую передышку, что бы понять бежать ли тебе опять по кругу, или выбрать другой путь, и бежать в другом направлении, может быть к светлому будущему, или стоит вообще остановиться? Настя читала, смотрела телевизор, спала, сколько вздумается, полюбила готовить (просто кулинарные таланты в себе открыла), писала на компьютере небольшие рассказики-эссе (давно мечтала начать писать художественную прозу). И даже не выходя на улицу, отоспавшись и отъевшись, стала выглядеть просто необыкновенной красавицей. Ее кожа засияла, волосы заблестели,  с  учетом, что никакими специальными шампунями она не пользовалась, голову мыла детским шампунем, по привычке. Попросила Доронина купить ей именно детский шампунь, тот купил, не спорил, понимал, что могут быть у людей странности, Настя пользуется детским шампунем, а вот, например, Гала моется только хозяйственным мылом, считаем его самым полезным. Ногти Насти, всегда короткие, длинными они никогда не отрастали, обламывались, теперь отрасли довольно прилично, и Насте ее длинные натуральные ногти очень даже нравились (у ее врагини, Вероники, ногти были искусственными). Она понимала, все ее преображения произошли благодаря позитивным эмоциям, а позитивных эмоций в этот период ее жизни у нее было хоть отбавляй. Ее любил невероятный мужчина, на руках носил, пылинки сдувал, баловал, выполнял вес ее прихоти! И она любила его, заботилась о нем, готовила ему ужин, стирала и гладила его вещи, видя, что он вернулся не в духе, с глупыми расспросами не приставала, переживала, если он задерживался, хоть на полчаса! Приучила его звонить, если он задерживался, звонить Магомеду, у того, единственного в квартире (кроме Доронина) был телефон. Ведь Доронин раньше этого никогда не делал. В принципе, его раньше дома никто не ждал. Когда он был женат, то постоянно пропадал в командировках, а когда начал жить один, отчитываться ему было не перед кем. А тут он задержался, на два часа, Настю не предупредил, и, приехав домой застал ее в слезах, с телефоном Магомеда в руке, сидящей на табуретке в коридоре. Вокруг нее суетились соседи, утешали, уговаривали, мол, Доронин часто задерживался, при его работе всякое может случиться. Но Настя себя настолько накрутила, ожидая его, что усидеть на месте не смогла. Выпросила у Магомеда телефон, и принялась звонить в бюро несчастных случаев! Дозвонилась. Но в этом самом бюро ей никакой информации получить не удалось. Ей сообщили - человек с такими именем и фамилией в больницы города не поступал, информация о поступивших в больницы без документов, по особым приметам, накануне, в бюро будет только утром.   Доронин не знал  смеяться ему или плакать, но пришлось весь вечер Настю успокаивать, уговаривать – он огонь и воду прошел, и медные трубы в придачу, с ним ничего  случиться не может, все плохое уже было, лимит исчерпан!  Чуть позже задумался,   впервые за его сорок с лишним лет женщина искренне переживала, что он вовремя не пришел домой, задержался, даже его законная жена никогда не беспокоилась, где он, что с ним, а он не в офисе сидел, в «горячих точках» воевал! Но Настя понимала (понимала также, что и Доронин  понимал), она долго не сможет вот так вот прятаться, от всего – от жизни, от проблем, может быть, в какой-то мере, и от себя самой, ей придется выйти на улицу.  Жить дальше, именно той жизнью, что она жила, и Доронина не будет с ней рядом. Но сейчас она была совершенно спокойна, наслаждалась мирной жизнью, лишь иногда спрашивала Доронина, как там дела, с расследованием. Доронин всегда отвечал – дела идут, контора пишет, все нормально, прорвемся…
Дела шли из рук вон плохо! Доронин Насте об этом не говорил, переживал молча, не показывая вида. А Настя все замечала, но тоже не показывала вида,  думала, что если начнет высказывать Доронину претензии, он будет нервничать, если наступят позитивные сдвиги в расследовании – сам расскажет.  Позитивных сдвигов в расследовании не было! Бойко бился как рыба об лед,  тянул с розыском Насти, махал перед начальством бумажкой, полученной от участкового, сообщающей, что Насти в квартире Доронина не обнаружено, собирал свидетельские показания против Трофимова с супругой. Он раздобыл в администрации Дома культуры список слушательниц лекций Трофимова, обошел почти всех, и многие из слушательниц дали показания – Трофимов довел Юлю Лисицыну до самоубийства, требовал от нее больших денег, а семья Лисицыных страшно нуждалась… Он также нашел свидетелей (влюбленную парочку), которые видели, как в квартиру Насти Кораблевой, в роковую ночь, ломились двое мужчин. И эта же парочка видела, как к дому подходила Катя Филимонова (брюнетка, с большой сумкой). Он установил, почему соседи не слышали выстрел, ставший смертельным для Кати. Оказалось, что этажом выше Насти обитал очень чистоплотный жилец, и ежедневно, с одиннадцати до двенадцати вечера он намывался, а ванна в его ванной комнате была алюминиевой. К шуму воды в его квартире все соседи уже привыкли, внимания  не обращали, и именно в грохоте воды из крана в алюминиевую ванну и потонул выстрел, убивший Катю. Но этих доказательств было мало. Нужны были чистосердечные признания подозреваемых в убийстве. Но признания у Бойко не было. У него и подозреваемых-то не было. Хоть и были у Бойко свидетели, и эти свидетели видели многое, могли опознать мужчин ломившихся в квартиру Насти.   Бойко провести опознание просто не разрешили.   Гриневич и Василий Рябчиков (которых Бойко хотел опознавать) даже не числились свидетелями по делу об убийстве Екатерины Филимоновой (труп Кати кроме Насти Кораблевой опознала также и мать убитой). Да, проезжали Гриневич и Рябчиков на машине в нужное время в нужном месте, и все. Много машин там в это время проезжало. Записи с видеокамер, изобличающие преступников, что нашел в свое время Бойко,  и передал  своему руководству, пропали. В материалах дела эти записи значились. Но их, этих записей, просто не стало. Утратили записи, потеряли, кто – непонятно.  Взятка, что дал Трофимов начальнику Бойко, оказалась очень весомой, все перевесила. Круг замкнулся. И разрешить эту неразрешимую проблему могло только чудо, но, как известно,  чудес не бывает. Но Бойко и Доронин почему-то верили в благополучный исход их безнадежного дела.  Что-то должно было произойти, их интуиция это подсказывала. И это что-то произошло, и очень скоро. И лучше бы это что-то не происходило, и благополучный исход событий был еще  очень и очень далеко…


2
Перед тем как это что-то произошло, в жизни Насти и Доронина случился ряд чрезвычайных событий.  И об этих событиях  просто необходимо рассказать подробнее.  Началось с того, что дед Вася, поздно вечером, именно в праздник Восьмого Марта, привел в квартиру новую жиличку, молоденькую девушку, попавшую в беду. Дед обнаружил ее совершенно случайно, и вот как.

На лестнице, между вторым и третьим этажом перегорела лампочка, что, в общем, было в порядке вещей, лампочки в доме перегорали постоянно, из-за скачков напряжения. Магомед,   возвращаясь домой, бурно отметив праздник, в мужской компании, на лестнице, между вторым и третьим этажом, споткнулся в темноте, чуть не разбив голову. Ругаясь себе  под нос, он добрался до квартиры, открыл дверь (в темноте это было трудновато), растолкал уже крепко спящего деда, послал того вворачивать на лестнице новую лампочку. Дед не спорил (а зачем?), подхватив табуретку, лампочку (коих Доронин закупил целый ящик) отправился на лестницу. Когда свет на лестнице загорелся, у батареи, между вторым и третьим этажом, дед увидел   совершенно замершую девочку. Девочка сидела, прижавшись к батарее, дрожала, грелась, напоминала замершую маленькую собачку. Как девочка там оказалась, этот вопрос деда не волновал. Увидев несчастную, замершую, голодную девочку, дед тут же понял – ее нужно спасать, растолкал ее, повел в квартиру. Девочка не протестовала, спокойно пошла за дедом, никакой опасности не ожидала. Да и какая опасность могла исходить от маленького сухонького старичка, говорящего хорошие, нежные слова тихим голосом. Дед привел ее в большую квартиру, устроил в своей комнате, на полу, на матрасе, лежащем в углу (по всей видимости – для гостей-собутыльников деда), выдал лоскутное ватное теплое одеяло, а предварительно напоил горячем чаем с большим куском холодной пиццы. И, хоть пицца по вкусу напоминала картон, а чай был жидким и несладким, девочка почувствовала себя в раю. Она заснула сразу, даже не доев пиццу и недопив чай.   Девочка вообще в этот вечер уже попрощалась с жизнью. Она провела на улице двое суток, и именно двое суток назад ее выписали из больницы, где она пролежала больше двух месяцев. Она была счастлива, что попала в больницу, и именно перед Новым годом, зимой. Но у нее оказалось сильнейшее воспаление легких (не попади она в больницу, погибла бы, точно). Ей даже удалось скрыть, что  у нее нет российского гражданства (если бы об этом узнали врачи, выбросили бы из больницы в два счета), она сказала, что ее ограбили, назвалась вымышленным именем, паспорт гражданки Украины был зашит в подкладку ее дешевой куртки из искусственного меха. Врачам она сказала, что приехала из Краснодарского края. И благодарила Бога, что полицейские, которых вызвали врачи, записав ее показания, не стали ничего проверять, писать запросы, отложили протокол ее допроса в долгий ящик, поняв, что перед ними очередной висяк. Больничная палата, на восемь коек, казалась ей пятизвездочным отелем, а вкуснее больничной еды она давно ничего не ела. Даже с учетом, что в больничной палате она была самой молоденькой, у нее было неудобное место, у зашторенной стеклянной перегородки, как раз напротив поста медицинской сестры, где ночь напролет горел свет. Но все хорошее имеет тенденцию заканчиваться, и ее выписали, немного подлечив. Идти ей было совершенно некуда. Туда, где она жила прежде, вернуться она не могла. Не ждали ее там, были счастливы, что она пропала на долгие два месяца. И вот, проблуждав двое суток по темным, холодным улицам в центре города, без еды, без денег, без зимней одежды, в тонких джинсах и короткой куртке из искусственного меха, и осенних полусапожках на каблуках, только что выкарабкавшись из тяжелого воспаления легких,  промерзнув до костей, она с трудом нашла не запертый подъезд, поднялась по скрипящей лестнице, устроилась погреться у чуть теплой батареи. Грелась и думала, что может быть она дотянет до утра, а завтра, если не найдет еды и ночлега, она умрет, это сто процентов. 
 Все то, что она пережила за последние два года в огромной безумной Москве, хватило бы на десять жизней. А семнадцать лет, прожитые ею в небольшом украинском селе, она вообще не вспоминала, как будто и не было в ее жизни невысоких беленьких мазанок, под соломенными крышами, пирамидальных тополей, цветущих пышным цветом вишен, и такого беззаботного детства.   
3
Аленка Ковальчук родилась, как было уже сказано выше, на Украине, в небольшом селе, девятнадцать лет назад. И семнадцать из них она там и прожила, никуда не выезжая, училась в школе, по окончанию которой, как и все ее одноклассники мечтала уехать учиться дальше, в районный центр или даже в столицу. И как у почти всех одноклассников, ее родители пили, и пили по-черному, работы в селе практически никакой не было. Все кто хотел, и кто мог – уехали в город, остались либо старушки с малыми детьми, либо сильно пьющие мужики и бабы, не желающие работать. Кроме города можно было устроиться работать на сельхозработы, у фермеров, что еще копошились на земле, пытаясь что-то вырастить. Но фермеры сильно пьющих на работу старались не брать. 
Когда Аленке было десять лет, ее отца посадили, за драку с поножовщиной, он убил в пьяной драке своего приятеля. Ему дали десять лет. Мать Аленки, которая с ее отцом хорошо-то никогда не жила, пилила его, и получала взамен тычки и тумаки, рыдала  по нему несколько месяцев, но затем успокоилась, и, уехала в город, якобы искать работу, и пропала на долгие семь лет. Аленка осталась в родном селе с бабушкой, матерью отца, с которой и проживала почти с рождения. Бабушка тянула Аленку на свою пенсию, мать девочки, будучи в городе, не копейки на содержание дочери не прислала, да и раньше, живя в селе, родители свою дочь подарками не баловали. Наоборот, отец Аленки из своей матери все соки выжимал, как только та пенсию получала, сын тут же появлялся, и из матери деньги выколачивал.  Аленка с ее бабушкой практически смирились с отсутствием родителей девочки, и не ждали их возвращения. Но родители вернулись, через семь лет отсутствия. Сначала отец,  окончательно опустившийся до скотского состояния, переставший понимать, что такое хорошо, а что плохо, ставший на зоне настоящим зэком, в сорок лет выглядевший стариком, тощим, лысым, морщинистым. За ним появилась мать, тоже не в лучшем состоянии, что уже она делала в городе, кем работала было совершенно не понятно, но прожила она эти семь лет в свое удовольствие.  В тридцать пять лет мать Аленки выглядела тоже на все шестьдесят, без зубов, с седыми волосами, наполовину вылезшими волосами, остриженными странными неровными клочками (седые волосы она даже не думала красить). В общем, мать была полностью под стать своему мужу, хоть и не сидела семи лет в колонии строгого режима. И принялась бухать с ним наравне. В один прекрасный весенний день (да не прекрасный, ужасный!), Аленка, уже заканчивающая школу, пришла домой, к бабушке, и застала там невменяемого отца, требующего у бабушки деньги на пропой. У бабушки денег не было, что она отцу и пыталась объяснить. Тот не понимал, тряс старушку, как осиновый лист, потом швырнул на пол, принялся избивать ногами, вконец озверев. Аленка бросилась на отца, попыталась защитить бабушку. Куда там! Досталось и Аленке. И когда бабушка уже не подавала признаков жизни, отец принялся за Аленку, в страхе сжавшуюся в углу. Он сильно избил ее, и тут же попытался изнасиловать, не понимая, что перед ним родная дочь. А Аленка смогла себя защитить. Схватив большой кухонный нож (дело происходило на кухне), она изо всех сил пырнула насильника в бок…Тот отпустил ее, осел кулем на пол. В ужасе девочка выбежала на улицу, стала звать на помощь. Прибежали односельчане, приехали «Скорая» и милиция. Но  врачи уже никому не могли помочь, и бабушка и отец умерли. Бабушка от побоев, а отец от потери крови, Аленка, ударив его ножом задела печень. Милиция арестовала девочку, до выяснения обстоятельств, ведь она убила родного отца! И что странно, мать девочки, дочь совершенно не жалела, наоборот, называла ее убийцей, проклинала, кричала, что она родила дьявольское отродье, убившее родного отца, самого лучшего человека на земле!  И милиция решила, что девочке лучше посидеть под замком, чем попасть под горячую руку своей сумасшедшей мамаши, и так в селе два трупа, еще и третий может случиться.
Алена просидела в тюрьме, в предварительном заключении, почти полгода, до суда. Ее навещал только адвокат, назначенный для ее защиты государством. Денег на частного адвоката у нее естественно не было.  Но  адвокату было безумно жаль ни в чем не повинную девчонку. Он приносил ей вещи и продукты, родная мать так о ней не заботилась ( у адвоката было двое малолетних детей). Родная мать Аленки спилась окончательно, и каждый вечер, приняв на грудь, продолжала орать на все село, что ее доченьке лучше на ее глаза не появляться, она отомстит за смерть горячо любимого мужа! Но «отомстить» ей так и не удалось. Мать Аленки сгорела вместе с собственным домом, заснув в пьяном виде с сигаретой за неделю до суда над дочерью. А суд Аленку оправдал. Совершенно резонно решил, что девочка убила отца в состоянии аффекта. К тому же, на суде выступили свидетели, сотрудники поселковой милиции, подтвердившие аморальное поведение отца Аленки, и односельчане, вторившие милиционерам.    Свидетели слышали крики бабушки Аленки, доносившиеся из ее дома, когда ее избивал собственный сын, и крики самой девочки, защищавшей бабушку, а потом, уже  защищавшейся от убийцы.
4
Аленку выпустили на свободу из зала суда. Только вот идти ей было  совершенно не куда. В родное село она вернуться не могла. Родители ее умерли, их дом сгорел, бабушка тоже умерла, а дом покойной бабушки заняли прямые наследники, родная тетка Аленки, сестра ее отца, многодетная мать восьмерых детей. За дело взялись органы опеки (девочке не было восемнадцати лет), предложили ей в районном центре поступить в профтехучилище, вот только аттестата об окончании школы она не получила, не доучилась совсем немного, и ей пришлось поступать в это самое профтехучилище на базе неполного среднего образования. То есть, вся ее группа была моложе ее на два года. Но выхода у нее не было, пришлось поступить и учиться на швею-мотористку. Тем более, органы опеки за ней строго следили, все таки, девчонку судили, хоть и оправдали. И на счастье девочки, в училище было вполне благоустроенное общежитие, платили стипендию, ей, как сироте, было положено бесплатное питание (выдавали талоны на обед в столовой училища), и можно было подработать на практике, в мастерских. Но Аленке в училище было невыносимо скучно! Она едва дождалась своего восемнадцатилетия, и  из училища сбежала, но не одна, подговорила бежать вместе с ней соседку по комнате, Надю, ее ровесницу. Девочки естественно рванули в Москву, Аленка нашла в Интернете объявление, что в центре Москвы открывается элитный ресторан, требуются официантки, гарантирована высокая зарплата и предварительное обучение.
  Алена и Надя приехали в Москву безумно уставшие. Они добирались  на перекладных, прямого поезда из их города до Москвы не было, ехали несколько часов на электричке, до крупного районного центра, потом почти сутки ждали поезд в нужном направлении. В поезде ехали на боковых местах в плацкартном вагоне, шумном, переполненном, пьяном, не спящем ночами. Поезд был не скорым, останавливался у каждого столба, к тому же у пассажиров проверяли на границах  несколько раз документы. Выйдя на Киевском вокзале, в Москве, в пять часов утра, провинциальные девчонки, никогда не выезжающие дальше небольшого районного городка, оказались в огромном мегаполисе, со своими, особенными принципами и устоями жизни. В этом городе до тебя никому не никакого дела, плохо тебе, больно – никто не поможет, если спросишь дорогу, никто не объяснит, молча пожмут плечами. Водитель прямо перед твоим носом закроет двери автобуса, а в метро никто не уступит место, как бы плохо ты себя не чувствовал (даже если ты женщина на последнем месяце беременности), молча закроют глаза, надвинут капюшоны, заткнут уши наушниками гаджетов.
И вот Аленка с Надей оказались одни в большом городе. Дождались открытия метро, страшно труся, спустились на эскалаторе под землю, с горем пополам, проплутав, сделав множество ненужных пересадок, добрались до места, указанного в объявлении, принялись искать ресторан.  В ресторан на работу их, конечно же, никто не взял, на месте ресторана оказался бордель, и в этот бордель требовались работницы, Аленке с Надей с трудом удалось оттуда сбежать. Они приехали опять на Киевский вокзал, у бабули, что предлагала в аренду комнаты прямо на вокзале, сняли комнату в большой коммунальной квартире, на несколько дней, у них практически не было денег, снять комнату на более длительный срок они были не в состоянии. Эти несколько дней они посвятили поиску работы, обязательно с общежитием. Ходили преимущественно пешком, удивлялись огромным расстояниям, странным расположением улиц, нелогичным номерам домов, город казался монстром, врагом, строящим козни именно им, неразумным девчонкам.
Им повезло, они нашли работу в Подмосковье, на заводе по переработке рыбы, с общежитием. Ехали в Подмосковье девушки в радостном возбуждении, но и здесь их ждало разочарование. Да, работа была действительно по переработке рыбы, и общежитие было. Но зарплата, на деле, оказалась ровно в половину меньше обещанной, и Надя с Аленкой были единственными европейками среди рыбопереработчиц, все остальные были вьетнамками. Но девчонки, за неимением ничего лучшего принялись за работу с азартом. Ровно через неделю они  эту работу возненавидели. Они насквозь провоняли рыбой, рыбий запах невозможно было отмыть самым душистым мылом, перебить стойкими духами, въелся намертво (Аленка перестала есть рыбу, и скорее всего, до конца жизни). В помещениях по разделке рыбы было очень холодно, рыба была перемороженной, девчонки кашляли, заработали хронический бронхит, их руки (хоть они и работали в перчатках), покрылись струпьями и болячками от бесконечных уколов и царапин (даже через перчатки) рыбьими костями и чешуей, и попадания в эти травмы грязи. На рыбопереработке они проработали около трех месяцев, с радостью сбежали оттуда, найдя работу почище, устроились официантками, но не в ресторан, а в придорожное кафе, потом сменили еще с десяток мест ( в основном работали официантками), не удавалось им основательно закрепиться. В одном из ресторанов, в Москве, они проработали почти полгода, жили при этом не в подсобке, а сняли вполне приличную квартиру, только из-за того, что Надя закрутила роман с хозяином, колоритным итальянцем. И естественно роман кончился беременностью Нади, а итальянец, пообещав жениться, девушку бросил, выставил на улицу вместе с подругой.  Надя, будучи на шестом месяце беременности отправилась к домой на Украину, ни соли нахлебавшись, а Аленка принялась искать счастье дальше в Москве, ей ехать было некуда. 
5
После увольнения из итальянского ресторана, Аленку выгнали из арендованной квартиры (задолжала оплату), и она  ночевала пару ночей на вокзале, и там, на вокзале, свела случайное знакомство с молодым человеком, приятным, обходительным, воспитанным. Аленке даже показалось, что она ему искренне понравилась, как девушка. Святая простота! Парень оказался банальным сутенером! В Аленке он увидел подходящую кандидатуру в свой отряд девушек по вызову. Она благородно отказалась от его предложений,  убежала, кипя от возмущения, а он с улыбочкой пожелал ей вслед удачи, и то, что он надеется на скорую встречу. И действительно, еще через пару месяцев, голодная и холодная Аленка отправилась на вокзал искать этого парня. Работы за эти два месяца она не наша, жить было негде, наступала зима. Парня-сутенера она разыскала, на работу, страшную, грязную, даже хуже переработки рыбы, согласилась. И все что бы как-то перекантоваться зиму, пожить немного в тепле и уюте. Но свой паспорт Аленка сутенеру не отдала, крепко зашила в подкладку короткой шубы из искусственного меха, купленной еще от щедрот итальянца, ухажора Нади. Работая на вокзале, Аленка жила на съемной квартире, в скромной однушке, вместе с шестью девчонками разных национальностей, приехавшими со всех концов бывшего СССР.  Девчонки спали как в казарме, на двухэтажных кроватях, и еще платили за такое странное жилье почти по двести долларов в месяц. Двести долларов за то, что бы поспать пару часов, принять душ, навести марафет, выпить стакан чая – и на работу. Тех денег, что зарабатывала Аленка на вокзале (тех, что оставалось лично ей, за минусом «оплаты» работы ментов и сутенеров), хватало только на оплату места в квартире, минимум одежды, и дешевую косметику, не хватало даже на еду. Если клиент покормит – отлично, но случалось сутками ничего не есть.  Но не для гордой своенравной Аленки была  работа на панели. Она постоянно качала права перед хозяином, защищала обиженных, обделенных девчонок, понимала – хозяин их всех просто обдирает как липку. А девчонки, вместо того чтобы отблагодарить заступницу, крепко ее невзлюбили! И когда она в очередной раз переругалась с сутенером, а тот завинтил гайки по отношению ко всем девчонкам еще крепче, они просто напросто решили от Аленки избавиться, конкуренткой меньше, проблем меньше, спокойней всем.
Девчонки сильно избили Аленку, и бросили умирать зимой, в мороз, на пустыре за вокзалом. Но видно девочка родилась под счастливой звездой. Ее нашли, и не бомжи, а приличные, адекватные люди, семейная пара, ищущая потерянную собаку, сразу же вызвали «Скорую помощь», и Аленку увезли в больницу, диагностировали двухстороннее воспаление легких, сильные ушибы, перелом ключицы. Откуда выписали через два месяца, подлечив, поставив на ноги.
Оказавшись на улице, Аленка побрела, куда глаза глядят. Денег у нее не было, вещей никаких тоже. Вернуться на вокзал она не могла. Сутки бродила по городу, грелась в метро (проникла зайцем), подбирала брошенные пассажирами газеты, искала объявления о работе, с проживанием, но, к сожалению, никаких подходящих предложений о работе в газетах не было, не нужны были рабочие руки, даже на переработку рыбы.  Ночевала там же, в метро (заснула в вагоне, на ее счастье ее не выгнали, скорее всего, не заметили, загнали состав в тупик, и она имела возможность поспать до шести утра, до открытия метро). Утром вышла из метро на улицу, побрела дальше. Куда? Неизвестно…
6   
В тот день, Девятого Марта, Настя и Доронин проснулись поздно. И проснулись лишь из-за того, что оба страшно хотели есть. Проснулись, лежали обнявшись, понимали, что нужно вставать, но вставать не хотели. Доронин, наконец, произнес негромко:
- Настюш, нужно вставать, поесть нужно, и тебе и мне, кофе выпить, силы прибавятся… Умыться, наконец… А мне побриться, ты же не любишь небритых мужчин…
Настя шевельнулась, потерлась лбом о его плечо, проворчала:
- Не хочу…
- Давай так, я встану, умоюсь, побреюсь, быстренько что-то поесть сварганю, кофе сделаю, и тебе в постель принесу… Идет?
Он принялся вставать, она его удерживала, но он, чмокнув ее в нос, все таки, поднялся, натянул спортивные штаны и майку, накинул полотенце на шею, отправился в ванную комнату. Настя, сладко потянувшись, привстала, оглядела комнату, где был полнейший кавардак и разгром, решила тоже подниматься. Поняла, сейчас вернется Доронин, и весь вот этот вот кавардак увидит, расстроится, примется убирать. С его маниакальным стремлением к чистоте, он все вот это вот не потерпит – на столе пустые бутылки из-под шампанского, на полу пробки, и пустая коробка из-под торта, крышка от коробки на кресле, и весь пол к тому же усыпан крошками. На полу, вперемешку валялась одежда, его и ее. Настя, облачилась в спортивный костюм, и к появлению умытого и посвежевшего Доронина успела почти все убрать, подмести пол. Ему оставалось только перестелить кровать, что он тут же и сделал, и через пять минут выдвинулся на кухню – жарить яичницу с луком и кусочками хлеба (Настя вспомнила – ее бабушка такую яичницу, почему то называла «бедный рыцарь»), а Настя, быстренько умывшись, включила кофеварку, сварить кофе…

В комнате деда Васи,  проснулась Аленка, проснулась уже во второй раз, в первый раз ее разбудил сам дед, он собирался уходить на свой промысел по сбору бутылок, хотел выйти пораньше, что бы успеть собрать бутылки, которых в праздник всегда появлялось много. Аленка проснулась, поняла, что раннее утро,  подумала – дед ее выпроваживает, и со слова: «Сейчас, я сейчас уйду…», попыталась встать. Однако дед ее остановил, коротко бросил:
- Спи, девка! Отдыхай до вечера. Вот Саша вечером придет, будем решать, что с тобой делать, может у него какая работа для тебя есть…
Дед ушел, Аленка повернулась на другой бок, заснула сладко. Она вообще, так хорошо как в эту ночь у деда, не спала уже несколько лет…Но голод, как говориться, не тетка… Маленький кусочек пиццы, съеденный ею вчера вечером (ее единственная еда за два дня) в счет не шел. Алена решила выйти из комнаты и попросить поесть у соседей доброго деда, приютившего ее, может быть в этой квартире все жильцы такие же добрые и хорошие? Она встала, обула свои легкие полусапожки на каблуках, спала она в одежде, одеваться ей не нужно было, но причесаться не мешало бы. У Аленки были роскошные волосы, длинные, густые, ее гордость. Но сейчас ее волосы были не в лучшем состоянии, в больнице ей удавалось мыть голову раз в неделю, обычным мылом для рук, поэтому последние два месяца волосы она заплетала в тугую косу, кончик которой перехватывала обычной резинкой. Расчески у нее не было, она забыла ее в больнице, ей пришлось  кое-как, пальцами, расчесать длинные волосы, заплести в косу. Причесавшись, она глянула на себя в зеркало, маленькое, мутное, висевшее у входной двери в комнате деда. Не увидев в этом маленьком зеркальце ничего хорошего, она махнула рукой, и пошла на кухню…Из кухни тянулись  запахи еды, дразнили, щекотали ноздри. Аленка, втянула носом этот прекраснейший из запахом, вздохнула полной грудью, и чуть не потеряла от голода сознание. Она робко остановилась у входа на кухню. Увидела высокого, широкоплечего темноволосого мужчину, в белой футболке и спортивных штанах, увлеченно жарящего аппетитную яичницу. Аленка деликатно покашляла. Мужчина, стоящий к ней спиной, резко обернулся, удивленно поднял брови, произнес:
- Вот это да! И откуда ты такая красивая?
Аленка уверено ответила:
- Я  ночевала в комнате у дедушки.
-У деда Васи? А к деду как попала?–мужчина продолжил расспросы.
- Мне ночевать было негде…- Аленка оправдывалась, а суровый, грозный, сильный мужчина говорил  с ней вроде бы серьезно, но в глазах у него плясали смешинки. Мужчина не унимался:
- Как тебя зовут? Я, к твоему сведению, Александр Иванович, фамилия моя Доронин.
- Вы здесь главный? Дедушка, у которого я ночевала, сегодня утром сказал, что вечером он с Сашей поговорит, и тот решит, что со мной делать, это с Вами, наверное?
-Со мной, наверное… Только ты ошибаешься, главных в этой квартире нет, все равны!  - Доронин рассмеялся, перестал сдерживаться. Его очень смешила эта девчушка, совсем молоденькая, цыпленок, лет семнадцати, не больше, изображавшая взрослую, опытную женщину. Девчушка была чуть выше среднего роста, худенькой, почти анориксичной,  но одета  в облегающие джинсы, короткую кофточку с большим декольте, сапожки на высоких каблуках. Ее одежда выдавала  девушку определенной профессии, но причесана она была скромно, длинные волосы заплетены в косу, перекинутую на грудь, через плечо, и на ее бледном (но нужно сказать, очаровательном) личике не было не грамма косметики.
- И все-таки, как тебя зовут? Откуда ты? – Доронин в силу своей профессии должен был знать о новой жиличке все. Алена пробормотала:
- Я Алена, фамилия Ковальчук.
- И документы у тебя есть?
- Конечно, есть.
Аленка метнулась в комнату деда, схватила свою шубу из искусственного меха, и вместе с шубой появилась на кухне. На кухне нашла острый нож, принялась отпарывать у шубы подкладку. Доронин с удивлением наблюдал за ней. Вот она отпорола подкладку, запустила под подкладку руку, извлекла свой паспорт, протянула Доронину. Тот, увидев синий, с трезубцем, украинский паспорт, засмеялся уже от души. Алена не понимала, почему этот суровый мужчина так радостно хохочет, переспрашивал:
- Почему Вы  смеетесь?
Доронин, отсмеявшись, наконец проговорил:
- Что-то подобное я и ожидал…
- Вы, что считаете, я не человек, раз у меня паспорт украинский? У меня хвост, уши волосатые, когти?
- Да, нет!! Ничего подобного я не думаю, с чего ты взяла… Просто от деда Васи что-то подобное ожидал! Привести к себе ночевать малолетнюю ночную бабочку с украинским паспортом…И потом, я думал, что ты еще несовершеннолетняя, а тебе уже девятнадцать…
Алена все равно страшно обиделась, а ведь этот взрослый мужчина ей очень понравился, но он был явно не ее клиентом. Такие мужчины за любовь деньги не платят, услугами девушек по вызову не пользуются, женщины на таких мужиках сами гроздями виснут, а мужики выбирают лучших, а женятся по очень большой любви, и скорее всего, взаимной…
Мужчина обернулся обратно к плите, выключил газ под сковородной, поставил на разделочный стол две тарелки, принялся перекладывать на тарелки готовую яичницу. Аленка неотрывно следила за его движениями, сглатывала слюну.  Мужчина это заметил, спросил:
- Ты есть, что ли хочешь?
Она закивала головой:
- Да, да, очень!
Доронин успел положить яичницу на одну из тарелок, секунду подумав, переложил остатки яичницу на ту же тарелку, из кухонного ящика достал вилку, коротко бросил:
- Иди, садись, ешь!
Аленку не нужно было приглашать второй раз. Она выхватила у него тарелку, вилку, уселась за соседний стол. На кухне кроме нее и Доронина никого не было, все столы были свободными. Аленка очень быстро заработала вилкой, глотала, не жуя. Доронин предложил:
- Ты бы жевала, подавишься.
Аленка мотала головой, и продолжала есть.
На кухню вошла Настя, с двумя чашками кофе в руках. Она приготовила кофе, накрыла на стол для завтрака, порезала хлеб, и ждала Доронина, с яичницей. Она слышала, что он с кем-то разговаривает на кухне, смеется, и разговаривает явно с женщиной. Голоса его собеседницы она не узнавала. Ее стало страшно интересно, с кем это разговаривает ее мужчина, и почему смеется. Она отправилась на кухню, прихватив с собой кофе.  Увидела занятную картину – худенькую, бледненькую девчушку с косой, заглатывающую их с Дорониной яичницу, как голодный волчонок, и Александра, взирающего на  эту занятную картинку с ироничной улыбкой.  Настя поставила чашки с кофе на стол Доронина, сама встала рядом с Александром, обняла за талию, он обнял ее за плечи, поцеловал в макушку, она в ответ крепче прижалась к нему, показывая незнакомке, хоть и очень молоденькой и худенькой – руки прочь, это мой мужчина. И что бы, явно  показать незнакомке, кто в доме хозяин, Настя спросила у Доронина:
- Саша, кто это? И почему она ест наш завтрак?
Доронин ответил, все так же улыбаясь:
- Это Алена, с Украины. Дед Вася ее привел. Девочке жить негде, она на лестнице у нас в подъезде спала.
Девочка услышала его слова, оторвалась от еды, с набитым ртом произнесла:
- Не спала, а только грелась!
- Ну, хорошо, грелась. А на лестницу как ты попала? – попросил уточнить Доронин. Алена замялась. Понимала – она должна объясниться, эта парочка (суровый мужик и его красавица-блондинка жена, именно жена, эта женщина, что стояла сейчас с ним рядом могла быть только его женой), в покое не оставят. И если ей нужно (говоря честно, необходимо), немного пожить в этой странной квартире, придется выложить все как на духу. Алена вздохнула, отложила вилку, вкуснейшая яичница закончилась, сказала:
- Я в больнице лежала, с воспалением легких, два месяца, меня выписали, а идти мне некуда, работу я потеряла…
- Работала ты где, до больницы? У тебя на прежнем месте друзей не осталось? А родственников у тебя нет, что ли, совсем? – спрашивала Настя. А Доронин вспоминал мальчика, Петю Горохового, из детского дома в Рязани, эта вот девчонка чуть постарше Пети, и вполне могла тоже быть детдомовской. Аленка рассказывала:
- На вокзале я работала…С девочками на съемной квартире жила…А родственников у меня нет, умерли…
- Что так? В Москве другой работы нет? – интересовалась Настя.
Тут Аленка вскипела:
- Вам легко говорить! Вы вот умная, образованная, это сразу видно, в нормальной семье воспитывались…Красивая вон какая…
- Ну, я тоже не москвичка, когда в Универе училась, в общежитии жила, потом по съемным квартирам, приличную работу в Москве найти сложно, но можно, собой торговать – это  последнее, что можно придумать…
- А я до этой последней черты и дошла. Только не ужилась я там, на вокзале, месяца не продержалась, унижаться не могу, и в больницу попала…
Аленка закашляла, сильно, надрывно. Из больницы ее выписали, как только ей стало немного лучше, не долечив до конца, и двухдневное блуждание по холодным улицам тоже сделали свое дело. Настя протянула ей кружку с горячим кофе,  хлопала ее по спине, Аленка выпила кофе большими глотками, кашлять прекратила. Доронин во время разговора Аленки с Настей молчал, ему этот разговор казался совершеннейшим дежавю. Абсолютно такой же разговор состоялся у него совсем недавно с Олегом Бойко. Бойко также обвинял его, Доронина, что жить ему на свете проще, потому что он, Доронин, красивый и умный, и вот сейчас Доронин думал, что очень просто сказать про себя, я дурак, не образован, родился в глубинке, ну не повезло мне, а вот всем другим повезло, они родились в интеллигентной семье, в Москве (Питере, Самаре и т.д.)… И еще, Доронину не нравилось, как с девочкой Аленой разговаривает Настя, тоном воспитателя в школе для умственно отсталых. Тут не воспитывать нужно, а объяснять, что все в твоих руках, и только ты за себя в ответе, да, может не повезти с местом рождения, с социальной средой, но если человек сам хочет выбраться из грязи, не оставаться быдлом, это очень легко сделать - нужно просто захотеть! И еще он понял, что должен помочь этой девочке. Обязан. Он поможет девочке, а кто-нибудь другой не оставит в беде его дочь (не дай Бог этой беде случиться!). И опять он вспомнил Петьку Горохова, из Рязани, брошенного родителями, и его сестренок…Петьке он помочь не может не чем, а Аленке с Украины поможет, и прямо сейчас.  Доронин сказал резко:
- Решим так. Ты, Аленка, остаешься здесь, с дедом я поговорю, у него будешь жить. Тебе нужно здоровьем своим заняться. Вот Настя тебе в этом поможет. Как поправишься, я помогу тебе на работу устроиться. Подыщем чего-нибудь. Можно продавцом, а можно в Салон красоты, только курсы нужно закончить. Ты подумай, что ты сама хочешь, я постараюсь помочь…
 Настя хотела возразить, но осеклась на полуслове, Доронин прервал ее:
-Я потом объясню, Настюша, почему я это делаю. А сейчас неси из холодильника пельмени, хлеб, масло, завтракать будем. Аленка, ты ешь пельмени?
Аленка огрызнулась:
- Я их пью!
-Отожмем…- резюмировала Настя, она, как известно, за словом в карман никогда не лезла,  отправилась в комнату за пельменями, хлебом и маслом.      
7
После сытного завтрака, состоящего из пельменей со сливочным маслом, хлеба, остатков праздничного торта и кофе, причем Аленка, кроме съеденной двойной порции яичницы смолотила еще и порцию пельменей,   Доронин констатировал, что здоровье у нее идет на поправку, раз такой аппетит у нее хороший,  они, втроем перемыли посуду. Настя мыла, Аленка вытирала, а Доронин расставлял тарелки и кастрюльки по своим местам.  Затем Доронин, переодевшись в джинсы и свитер, засобирался в магазин, за продуктами, принялся спрашивать девушек, что им купить.  Настя пожелала креветок (которые обожала) и сыр с плесенью. На что получила от Доронина его обычное шуточное замечание, что кроме нее этот сыр никто не есть, как его можно любить, и скорее всего у нее в организме чего-то не хватает, раз она есть этот сыр в таких количествах, может быть плесени? После этой шуточной перепалки был составлен список покупок (обширный), куда были включены и позиции, касающиеся Аленки (ей же нужны были личные вещи, зубная щетка, например), и лекарства, от кашля, для нее же.   
Аленка и Настя остались вдвоем, в комнате Доронина (здесь были удобные диван и кресло, и хороший телевизор). Аленка спросила:
- Он и правда поможет мне? Не гонит?
- Не гонит…- ответила Настя, продолжила, - Александр Иванович всегда выполняет все что обещает. И не бойся, тебе за его доброту расплачиваться не придется…Он помогает бесплатно.
- И Вы не бойтесь…- начала говорить Аленка, но Настя ее перебила:
- Давай на «ты», так удобней!
- Хорошо, на «ты»…- продолжила Аленка, - Ты не бойся, я у тебя мужика не отобью, у него в каждом глазу по голубоглазой блондинке, он  только тебя видит, никого кругом не замечает. Бесполезняк его охмурять.
- Ты преувеличиваешь…- попыталась возразить Настя, но Аленка не дала ей договорить, с жаром принялась убеждать:
- Ничего не преувеличиваю, я мужиков хорошо изучила, жизнь заставила, и понимаю, какой мой клиент, а какой никогда моим клиентом не будет. Вот твой мужик, муж, то есть, никогда любовь покупать не будет, ему настоящие чувства нужны, не суррогат…
- Ты права, Алена, ему настоящие чувства нужны…- ответила Настя, - Только он не мой мужик, и не муж вовсе… Мы вместе временно…
Аленка была ошарашена, она не могла так вот ошибиться, принялась убеждать Настю, с пеной у рта:
- Ты что! Вы идеальная пара, точно! Он любит тебя! Очень любит!
- Мы не будем говорить о том, кто кого любит, я не готова это обсуждать, тем более с тобой…Любовь странная штука… Может быть Александр Иванович меня и любит, только вот почему и зачем? И не пара мы вовсе…Ты очень скоро поймешь, через пару лет, что не всегда сильная любовь людней соединяет, и не всегда она на пользу…
Аленка Насте не поверила, и сделал для себя вывод – Настя тоже любит Доронина, только вот зачем то внушила себе, что все не так… И еще Аленка была уверена – они поженятся (Настя и Александр Иванович), точно поженятся, предсказала это, даже без кофейной гущи…
   Так Аленка поселилась в этой странной квартире, со странными соседями, со всеми перезнакомилась, подружилась с Галой. Настя вместе с Галой, по ее же рецептам, и между прочем, очень действенным, принялись лечить Аленку от кашля. И вылечили, быстро, хоть Аленка считала их методы лечения садистскими (например, они заставляли ее дышать над горячим паром, пить барсучий жир с молоком, и еще Гала ставила Аленке банки). Девочка пыталась апеллировать к Александру Ивановичу, что было абсолютно бесполезным, он методы лечения Галы считал верными, его самого так лечили в детстве. Аленку устроили спать в комнату деда (тот рад был до потери пульса), Настя выделила для девочки постельное белье, подушку одеяло и даже матрас. Доронин купил для Аленки одежду, косметику (ей непременно нужна была косметика), записал на курсы маникюра рядом с домом, которые девочка усердно посещала,  и делала успехи (было на ком тренироваться – на Насте!). К тому же для Аленки были приобретены качественные инструменты и расходные материалы. Настя думала – а если бы Аленка пошла на курсы парикмахеров, то тоже бы на своей старшей подружке тренировалась, она бы Настя, осталась бы, скорее всего без волос!
Спокойной жизнью эта небольшая «нехорошая квартира», «воронья слободка» прожила месяц. Через месяц, в начале апреля произошло то, что так ждали и Доронин и Бойко, лед тронулся, в прямом и переносном смысле этих слов…

Глава пятнадцатая. Александр Доронин и Настя Кораблева. Весна.
1
 Стас Чагин, новый муж бывшей жены Доронина, и также бывший его друг был вынужден сдать в автосервис, на ремонт свою машину, старую, изношенную, на новую машину у семьи Чагиных денег не было (как всегда). Благо в одном из  автосервисов у него работал хороший товарищ, бывший сокурсник по военному училищу, ремонтировал он машину Чагина с большой скидкой, иногда вообще в кредит, понимал Стасу платить за ремонт машины нечем, а ездить надо. Но этот же однокурсник был и однокурсником Доронина, и Доронин свой внедорожник ремонтировал у него же. И вот, в начале апреля, Чагин привез в очередной раз в ремонт свою машину, и  разговорился с  однокурсником. Они вспомнили годы учебы,  преподавателей и друзей по училищу, и речь зашла о Доронине, что мол, был недавно он в автосервисе. Однокурсник Чагина прекрасно знал, что тот женат на бывшей жене Доронина, ну уж очень ему хотелось поделиться интересной новостью со знакомым. Вот что он рассказал Чагину– к нему заезжал Доронин, поменять масло у своего железного коня, и был Доронин необыкновенно счастлив, улыбался во все свои тридцать два зуба, выглядел прекрасно, и потолстел даже немного. Видно все хорошо у него в жизни, и еще видно, что он влюблен, по уши. Однокурсник спросил, мол, как Сашка у тебя на личном фронте, а тот ответил – все тип топ. Чагин от такой информации чуть не поседел – Доронин, инвалид, и психически ненормальный, влюблен и счастлив? Да не может быть! Интересно, а в кого?
Дома Чагин рассказал эту занятную историю Кристине, рассказывал, смеялся, мол, псих, инвалид Доронин влюбился, наверное, а такую же как он инвалидку, и будет у них скоро счастливая семья инвалидов. Но Кристина, бывшая жена Доронина, ерничество Чагина восприняла в штыки. Не понимала она, что в том, что Доронин, ее бывший муж влюбился и собирается жениться, смешного. А чуть позже, осознала – она страшно ревнует Доронина к этой, неизвестной женщине, в которую он, по словам Чагина, влюбился. И что же получается, что Доронин, ее, Кристину, такую красавицу-раскрасавицу разлюбил, не страдает по ней больше, и теперь у него другая женщина! Кристина, все время, что была замужем за Чагиным, была уверена, что Доронин, которого она совершенно беззастенчиво бросила, все еще в нее влюблен. Она решила - ей необходимо увидеть ту, на кого ее променял Доронин, (разлучницу). Она хочет понять, чем та, новая женщина Доронина, лучше ее, Кристины. Ведь лучше, ее, Кристины, женщины быть не может! И все, абсолютно все мужчины, должны быть у ее ног!
Кристина долго думала, как ей узнать, где работает Доронин (она не удосужилась узнать об этом в течении двух лет!), решила съездить к нему на работу, посмотреть на него – действительно ли он перестал страдать (она была уверена – Доронин страдает по ней, по сей день), и по уверениям Чагина, бодр, здоров и весел? У Стаса, который определенно знал, где трудится Доронин, она спросить не могла. У нее не было иного выхода, как позвонить Сергею Пирогову, номер его телефона на визитной карточке, у нее имелся (Сергей дал ей эту карточку еще несколько лет назад, и Кристина молила бога, что бы телефон у него не поменялся). Не поменялся. Она дозвонилась, и Сергей, ничего не подозревая, выложил ей адрес Торгового центра, где трудился Доронин (она наплела Петухову, что ей необходимо поговорить с Дорониным о детях, срочно, очень!).
Она направилась в Торговый центр (за Кольцевой дорогой). Ехала туда долго, от Енисейской улице, на Северо-Востоке Москвы,  ехала на Юго-Восток, почти час на метро, и еще более получаса на маршрутке. И вот она доехала до Торгового центра, помпезно сияющего зеркальными стеклами, вошла в здание по мраморной лестнице, остановилась в раздумье – где ей искать Александра, в этом огромном здании, полном  людей, снующих как в муравейнике. Она догадалась спросить у прогуливающегося у входа  сурового охранника, в строгом костюме, напоминающего похоронного агента, где ей найти Александра Ивановича, его начальника? Тот, ничуть не удивившись, коротко ответил – Александр Иванович только что направился в подземный гараж, и туда можно спуститься на лифте, нажав в кабине кнопку  с буквой «П», а лифт расположен прямо рядом с выходом. Кристина  обрадовалась, что ей не придется бегать по огромному зданию, искать Доронина, ей точно сказали, где он.
Она спустилась на лифте, как ей и подсказал охранник, оказалась в огромном ангаре, забитом машинами, и радость ее тут же улетучилась – и где ей здесь искать Доронина? И ей улыбнулась удача – она увидела Доронина! Он укладывал в багажник своей потрепанной машины разноцветные пакеты с логотипами крупных сетевых магазинов одежды (он купил кое-какие вещички Насте и Аленке), а у его ног стоял еще и большой пакет с продуктами. Кристина подошла ближе, окликнула, он выпрямился и, заметив ее, удивленно поднял брови. Кристина сделал еще шаг к нему, пригляделась, убедилась – ее бывший муж действительно  ничуть не изменился, Чагин оказался прав. Но было видно, что за ее бывшим мужем ухаживает любящая женщина. Строгий костюм и рубашка тщательно отглажены (в принципе, гладил он всегда отлично сам), но к   костюму удачно подобран модный яркий галстук, в тон цвета  его глаз (зеленовато-оливковый). Такой галстук могла подобрать мужчине только женщина. Кристина давно не видела своего бывшего мужа (последний раз в больнице, в критическом состоянии), и уже начала забывать, какой он. Когда они были с Александром женаты, все ее подруги уши ей прожужжали, что ее Сашка писаный красавец. И теперь, разглядывая его, поняла, подруги жужжали недаром. Ее бывший муж действительно красавец. Но особенно поражали  глаза Доронина – они блестели, и уголки губ были приподняты, все женщины мира на такого мужчину шеи посворачивали бы, однозначно. И если бы он не был ее бывшим мужем, она была бы готова закрутить с таким мужчиной роман прямо сейчас, забыв, что давно и прочно замужем за другим.   
Вот ее бывший муж пригладил пятерней чуть растрепавшуюся густую шевелюру, засунул руки в карманы брюк, и так и не дождавшись от Кристины (превратившейся в соляной столб) каких-либо вопросов,задал вопрос первым:
- Что ты здесь делаешь, Кристина?
Кристина ожила, выдавила из себя:
- Тебя захотела увидеть…
- Увидела? – с иронией спросил Александр, Кристине захотелось заплакать от обиды, но она сдержалась, глубоко вздохнула, произнесла:
- Да, увидела. Хорошо выглядишь…
- Ты тоже неплохо…          
Он лукавил. Кристина выглядела плохо, хоть сегодня ярко накрасилась и попыталась приодеться, из дальнего угла шкафа достала норковый пиджак, который берегла как зеницу ока, это была ее единственная нарядная вещь. В салоне красоты, куда раньше она ходила как на работу, она не была уже давно, сама красила волосы (седых волос в последнее время появилось у нее уж очень много, красить волосы приходилось часто) и сама же подстригала кончики волос (раз в год), еще делала маски для лица, но крайне редко. Одежду не покупала уже года два, носила что есть (еще Доронин все ее наряды покупал, Чагин не купил ей ничего). И выглядела на свои тридцать пять лет, учитывая ее потухший взгляд и обреченно опущенные плечи.
Доронин озабочено спросил:
-Ты приехала сюда, что бы меня увидеть, зачем? Что-то с детьми?
Кристина выдохнула:
- Дети в порядке…
-  Тогда что случилось?
Кристина молчала. Доронин захлопнул багажник машины, предварительно убрав туда пакет с продуктами, проговорил:
-Пойдем, провожу тебя наверх, нечего тебе в гараже делать!
 Она покорно пошла за ним. Они поднялись на лифте, он стоял совсем рядом, она ощущала привычный запах его одеколона (он его не сменил). Ей страстно хотелось протянуть руку и погладить его по щеке. Выйдя из лифта, Кристина пошла к выходу, Доронин окликнул ее:
- Ты зачем приезжала? Зачем-то ведь приезжала? Купить что-то?
Она помотала головой, ответила:
- Мне ничего не нужно, да и денег у меня нет, я домой поеду.
- Давай отправлю тебя домой на такси, у нас есть дежурные машины,  отвезут, за счет Торгового центра…- предложил он, она отказалась, наотрез, она лучше поедет на маршрутке. Он пожал плечами, мол, как хочешь…
В маршрутке она дала волю слезам, осознавая, что натворила. Рассталась с мужчиной, вышла за которого по залету, что бы доказать своим подружкам, что смогла захомутать самого лучшего в округе парня.  Но ей несказанно повезло,  он был хорош собой, с ним было интересно и весело. И еще он прекрасно управлялся с домашним хозяйством, отлично готовил,  посуду за собой мыл! Но самое главное вовсе не его внешности или характер, самое главное - этот мужчина, может быть не сильно ее любил, но обожал детей, которых она ему родила, и за ним она была как за каменной стеной. А, что у нее есть сейчас? Практически ничего, не считая квартиры (полученной ее бывшим мужем) и детей (его же). И как теперь жить? Пассажиры маршрутки участливо спрашивали, почему она плачет, что-то потеряла? Кристина отвечала – да, потеряла, потеряла… Мысленно добавляла – себя потеряла…   
      2
Доехав на маршрутке до ближайшей станции метро,  Кристина пару минут постояла у входа в метро, стараясь осознать, что ей  именно сейчас нужно сделать, что предпринять. И поняла - она хочет увидеть ту фифу, что заняла сердце Доронина, сделал его счастливым, заставила улыбаться. Увидеть ее и определить, что такого есть у нее, чего нет у нее, Кристины. Адрес  нового местожительств Доронина она знала.
Она поехала на Таганку.
Долго искала дом, в котором сейчас жил Доронин, и, найдя, удивилась, насколько этот дом непрезентабельного вида. Она вошла в обшарпанный подъезд, поднялась на третий этаж, у двери квартиры, в которой  должен был жить Доронин, столкнулась с маленьким сухоньким дедком. Кристина смело оттолкнула дедка, распахнула входную дверь, и ворвалась в квартиру. Дед пытался удержать ее, не смог, не справился.
Кристина, влетев в нужную ей квартиру, остановилась в нерешительности. Перед ней был большой квадратный холл, в который выходило четыре двери, две с которых были открыты, из холла шел небольшой коридорчик, куда также выходило несколько дверей (ванная комната, туалет, кладовка), судя по всему, коридорчик вел на кухню (Кристина поняла это по звону посуды, раздававшемуся оттуда).  Она заглянула в одну из комнат (дверь в которую была открыта), и поняла, что попала именно туда, куда нужно. Это комната Доронина, точно его – идеальный порядок, все разложено по полочкам, все функционально и разумно. Новая мебель, новая техника, и не пылинки, не соринки. В комнате она увидела двух девушек, сидящих на большом, мягком диване, молодую блондинку с сером бархатном спортивном костюме  и совсем юную девушку, с длинной русой косой, в джинсах, с вышивкой стразами, короткой вязаной кофточке. Молоденькая старательно красила ногти своей старшей подруге. Кристина соображала со скрипом – вот эта блондинка - точно девушка Доронина, ему блондинки всегда нравились (и вызывали ярую ревность со стороны его законной жены, Кристины, жгучей брюнетки), а вторая девушка – кто?  Он завел гарем?  Или это мать и дочь? Не похоже, разница в возрасте этих девушек лет десять, не больше, не могут они быть матерью и дочерью. Тогда кто младшая? Тут старшая девушка (Настя) заметила вошедшую Кристину, спросила:
- Вы кого-то ищете? Вы к кому?
- К тебе! – резко ответила Кристина, Настя немного опешила, но сообразила, что если эта женщина имеет к ней какие-то претензии, эти претензии связаны, скорее всего, с Дорониным, никто же не знает, что она, Настя, живет у него. Она решила выпроводить Аленку, негоже при ребенке (а она считала Аленку ребенком, ровесницей ее сына Саньки) выяснять отношения с этой странной женщиной, коротко сказала:
- Алена, иди к себе… - и обратилась к Кристине, показав рукой на стул у стола, - А Вы присаживайтесь, поговорим…
Но Кристина осталась стоять в дверях, и Аленке, что бы выйти из комнаты, пришлось протискиваться между ее спиной и дверью. Аленка, естественно далеко не ушла, наблюдала происходящее из коридора. Кристина молчала, разглядывала Настю, ее синие глаза сверкали, Настя тоже выдерживала паузу, думала – кто же эта странная брюнетка, и что она от нее, от Насти хочет. Но первой сдалась Настя, задала вопрос:
- Кто Вы, что Вы хотите от меня?
-Я Кристина…- ответила брюнетка, - Жена Александра Ивановича…
Настя тут же добавила к ее ответу:
- Бывшая!
- У нас с ним двое детей…
- Я в курсе… Только Вы детей от него скрываете, и детям сказали, что их отец погиб…Он детей три года не видел…
- Он тебе это рассказал? – Кристина была удивлена, не на шутку, пыталась придумать, что еще сказать этой ненавистной блондинке, голубоглазой, явно моложе ее, Кристины, и много образованнее и умнее. Кристина решила не сдаваться, идти на пролом, потребовала:
- Уйди от него! Мы были счастливы вместе, любили друг друга!
И Настя решила не сдаваться:
- Так счастливы, что бросили его в трудную минуту, когда он болел тяжело, когда Ваша помощь ему требовалась? Но он поправился, без Вашей помощи! А Вы знаете, что когда мы вместе жить начали, он спать совсем не мог?  Я помогла ему, он теперь спит хорошо. А то, что он к колдунам и магам ходил, от отчаяния, считал, что сглазил его кто-то. Он хотел, чтобы его заколдовали, или наоборот, расколдовали? Он в угрюмого бирюка превратился по Вашей милости, Вы  душу из него вытрясли, вывернули, наплевали в нее, и выбросили. Вы за другого замуж вышли, квартиры его лишили, а это его квартира была, а теперь вдруг он Вам понадобился? Что, новый муж не хорош стал, подавай старого?
Кристина пошла ва-банк:
- А ты знаешь, что он в психбольнице лечился? Он псих!
-  Знаю…- коротко ответила Настя.
- И ты с психом согласна жить? Вдруг он на тебя кинется, с ножом? На меня кидался!
- Его вылечили, у нас хорошая медицина. И не какой он, не псих, никогда психом не был. И не кидался он на Вас с ножом, на Вашего нового мужа кидался, но без ножа, и отделал его, за дело! – Настя говорила очень спокойно (научилась у своей мамы-педагога), и это выводило Кристину из себя, и вывело окончательно. Она не совладала с собой, завизжала, и бросилась на Настю, вцепилась ей в волосы. Настя такого от бывшей жены Доронина, матери семейства, не ожидала, немного спасовала, но быстро пришла в себя, принялась отдирать руки Кристины от своих волос, используя длинные острые ногти. Но тут у ее противницы в ход пошли ноги, обутые в сапоги на шпильках, она топтала острыми шпильками ноги Насти, обутые в домашние тапочки. Настя пихнула Кристину коленом, та ослабила хватку, отпустила волосы соперницы, выдрав большой клок, Настя, естественно, отпустила руки Кристины, оттолкнула ее от себя, драться с Кристиной она больше не собиралась. А Кристина не думала сдаваться, и опять кинулась на Настю, теперь уже с кулаками. Насте пришлось защищаться, она уворачивалась от кулаков Кристины, пинала ее ногами, схватила за рукав мехового пиджака, рукав треснул, разошелся шов, и вот ей удалось тоже вцепиться в волосы Кристины, опешившей от того, что соперница разорвала ее дорогой меховой пиджак. В это время, в коридоре к Аленке присоединилась дружная компания – Гала, дед Вася, жены Магомеда, привлеченные визгом и криками, раздававшимися из комнаты Доронина. Им очень нравилось происходивший там, спектакль, практически Художественный театр,  они подначивали Настю, улюлюкали. Дед пробормотал:
- Вот здорово! Повезло мужику, бабы  за него в драку! Блондинка и брюнетка. У меня такого никогда не было!
А Гала констатировала (подражая актрисе Нине Дорошиной) :
- Сучка крашеная…
 Аленка не поняла этого высказывания, по молодости лет она не смотрела великий фильм «Любовь и голуби», и не знала, что здесь нужно ответить, вторя неподражаемой Людмиле Гурченко: «Почему же крашеная, это мой натуральный цвет!». Положение спас внезапно появившийся главный герой этого спектакля, Доронин. После ухода из Торгового центра Кристинины, он резонно подумал – она приходила к нему ни спроста, что-то ей было нужно. Она отказалась ехать домой на такси, значит, направлялась не домой, и возможно, появится  в его квартире. Он поехал домой раньше обычного.  И не прогадал, успел вовремя, увидел весь спектакль, в подробностях – и веселящихся соседей в коридоре, и дерущихся у него в комнате двух диких кошек. Настя с Кристиной превратились именно в диких кошек, отвоевывающих друг у друга кота, Доронина.  Он бросил принесенные им пакеты в угол комнаты, принялся разнимать соперниц. Мощным рывком оторвал Настю от Кристины (в кулаке у Насти остался пучок волос Кристины), толкнул на диван, а саму Кристину потащил прочь из квартиры, на лестницу. Кристина сопротивлялась, хваталась то за косяк двери, то за перила лестницы. Лишь на улице, хорошенько встряхнув ее, он заговорил:
- Ты что творишь, идиотка? Ты, что меня позоришь? Что тебе от меня нужно? Все уже выяснили, все решили! Единственное, что я от тебя хотел, и продолжаю хотеть, это видится с детьми!
Кристина хлюпала носом, размазывала по щекам растекшуюся косметику, приглаживала растрепанные волосы, сильно пострадавшие от рук Насти, Доронин продолжал ее отчитывать:
- Что ты молчишь? Что вы с Чагиным задумали, какую пакость?
-Ничего не задумали… Увидеть тебя просто хотела, соскучилась..
- Не верю! Правду говори! – Доронин был не примирим.
-Саша, я люблю тебя! – произнесла,  наконец, Кристина, - Возвращайся ко мне, давай будем жить вместе, у нас дети…
- Кристина, ты сбрендила? Ты замужем за другим, много лет!
- Я разведусь…
- Какой ужас! – Доронин был в шоке, - Кристина, запомни на всю свою оставшуюся жизнь, думаю достаточно длинную, запомни - если население земного шара вдруг вымрет от неизвестной болезни, и на земле останемся только мы вдвоем с тобой, человечество, как вид исчезнет. Я в одной комнате не могу с тобой находится, не то, что жить с тобой… Я тебя презираю, Кристина вместе с твоим разлюбезным Чагиным! Ты предала меня, ты, что это не понимаешь? За такое предательство расстрел полагается!
-Саша,прости…-Кристина рыдала,тянула к нему руки, он был неумолим:
- Бросай дешевый театр, Кристина, езжай домой, запомни, мы видимся с тобой, общаемся  с тобой только на тему детей. Все!
- Завел себе гарем баб, живешь как султан! Не стыдно тебе?
Доронин смог улыбнуться, только теперь:
- Ой, дура!  Мои отношения с Настей, это мои отношения, тебе знать о них ничего не нужно. В своем, как ты говоришь, гареме, сам разберусь. Кроме Насти, к твоему разочарованию, у меня никого больше нет. Настя замечательная девушка, я сам себе завидую, что она со мной!
- Ты женишься на ней? Она любит тебя! Защищала в полную силу, вон, полбошки волос у меня вырвала! – ныла Кристина.
- Если согласиться, женюсь. Езжай домой, Кристина, такси тебе сейчас остановлю…
Он остановил для нее  такси, заплатил таксисту, отправил ее домой. Кристина не возражала, но понимала, появиться дома, в таком вот расхристанном виде, в порванном меховом пиджаке, с размазанной косметикой, и колтуном на голове, стыдно. В такси она уже не плакала. Сидя на заднем сидении, глядя в маленькое зеркальце пудреницы, пыталась привести в порядок лицо и прическу. Она, как никак, ехала домой к своему мужу, единственному и неповторимому, и другого, у нее, по все видимости, уже не будет.
3
А Доронин направился домой, утешать Настю (как он думал). Но когда поднимался по лестнице, на свой третий этаж, подал сигнал его мобильный телефон. Он машинально ответил, в трубке раздался незнакомый голос, сообщивший Доронину страшную весть. В принципе, услышать  что-то подобное рано или поздно он ожидал, но вообще-то  надеялся на лучшее, надежда же, как известно, умирает последней, и вот именно тогда, когда он говорил по телефону, его надежда на чудо, умерла. Случилось, так как случилось, и именно то, что должно было случиться. Звонивший представился сотрудником подмосковной полиции, он сообщил, что вблизи небольшого подмосковного городка (именно того, где проживала чета Трофимовых, и куда ездили Доронин с Настей  искать Лешу Лисицына), под мостом, у железнодорожной станции, найден труп неизвестного мужчины, в зимней камуфляжной форме. Труп, скорее всего, пролежал под мостом с зимы, был засыпан снегом,  и с моста его видно не было, а  сейчас, в разгар весны, начался ледоход, и труп выплыл на отколовшейся льдине из-под моста. На вид погибшему около сорока, но он, по всей видимости, бомжевал, или злоупотреблял спиртным, это видно по состоянию его одежды, она сильно потрепана и порвана, пропитана алкоголем. Документов и денег у погибшего не обнаружено, мобильного телефона тоже, но в подкладку его камуфляжного ватника провалилась визитная карточка, и чудом сохранилась, на карточке значилось имя Александра Ивановича Доронина, поэтому ему звонят из полиции, и может ли он, Доронин Александр Иванович предположить, чей это труп? Доронин однозначно ответил – да, может. Его спросили – а опознать тело сможет? Он ответил, что прямо сейчас подъедет, опознает…Доронин выключил телефон, сунул в карман кожаной курки, поднялся в квартиру, влетел в комнату, коротко бросил ничего не понимающей Насте, что должен немедленно уехать, схватил ключи от машины, побежал к выходу. Настя догнала его, удержала за рукав, повернула к себе, спросила прямо:
- Саша, что случилось?
- Вроде бы нашли Лешу Лисицына…- сухо ответил Доронин.
- Живого? – задала вопрос Настя, и Доронин, опять же сухо ответил:
- Нет.
Настя закрыла рот левой рукой, чтобы не закричать от ужаса, но правой она все еще удерживала Доронина за рукав куртки. Он на секунду прижал ее к себе, взъерошил ее длинные, спутанные (после драки с Кристиной) волосы, поцеловал в макушку (он часто это делал). Она подняла голову, посмотрела ему в глаза долгим взглядом, будто бы пыталась что-то там прочитать, и по видимости прочитала, потому что кивнула, потерлась лбом о его плечо, и только потом отпустила его рукав. Он тяжело вздохнул, шагнул за порог, но Настя окликнула:
- Саша, ты поздно вернешься?
Доронин мотнул головой, пожал плечами. Настя попросила:
-Пожалуйста,не пей за рулем! Приедешь, вместе выпьем, Лешу помянем.
Доронин ответил:
- Не буду. Приеду часа через три-четыре, то есть, наверное, поздно.
Настя опять кивнула ему в ответ, пошла в комнату, за ее спиной Доронин захлопнул входную дверь, она, почему то вздрогнула от этого хлопка. Через пару минут к ней в комнату забежала Аленка, ей не терпелось обсудить сцену с Кристиной, но увидев скорбное лицо Насти, от разговоров воздержалась, только спросила, то же, что пару минут назад Настя спросила у Доронина:
- Настя, что случилось?
- Погиб хороший друг Александра Ивановича, он поехал опознавать тело…-ответила Настя.
- Боже мой! – Аленка прореагировала на слова Насти вполне адекватно, расспрашивать, что за друг и как он погиб не стала, обладала врожденным тактом. Присела рядом с Настей на диван, взяла ее руку, намочив ватный диск из маленькой бутылочки с ацетоном, принялась стирать смазавшийся свежий лак с ее ногтей, Аленка, идя к Насте, захватила с собой коробку с маникюрными принадлежностями. Маникюр, что она только что сделала Насте, после странного визита Кристины, пострадал капитально. Настя  не сопротивлялась, молчала, напряженно думала о несчастной семье Лисицыных - погибшей Юле, и скорее всего, пережившим ее ненадолго, Алексее, о Татьяне, потерявшей в короткий срок двух близких людей, и о том, что смерть никогда не приходит одна (есть такая жуткая примета). Она оглядывала комнату Доронина, как будто видела ее впервые. Вот ее взгляд остановился на тумбочке у двери. Что-то там не так. Обычно крышка тумбочка была пустой,  а вот сейчас там лежала кожаная барсетка Доронина, с деньгами и документами. Он забыл ее в суматохе, взял только ключи от машины. Уехал без денег и документов!  Аленка закончила стирать лак и теперь подпиливала обломанные Настины ногти. Настю присутствие Аленки начало тяготить, ей просто нестерпимо захотелось остаться в одиночестве. Почему, она еще не осознавала. Она выдворила Аленку, отправила на кухню, помогать Гале готовить ужин,  попросила не тревожить ее, час или два. Аленка обиделась, насупилась, ушла, в обнимку со своей коробкой. Настя закрыла за ней дверь, и даже заперла на ключ.   И только теперь осознала, почему ей так не терпелось остаться одной. Ей нужно было заглянуть в барсетку Доронина! Она стянула ее с крышки тумбочки за кожаную петельку, понесла к дивану. Удобно расположившись на диване, расстегнула молнию на барсетке, высыпала ее содержимое на диван. Ничего особенного она не увидела – портмоне с деньгами (крупной суммой) и банковскими карточками, кожаная корочка с правами и документами на машину, паспорт Доронина, коробочка с его визитными карточками, пластмассовый пропуск в Торговый центр, на службу, с его фотографией. Настя даже испытала разочарование, неужели того, что она искала, в барсетке нет? Но вот на самом дне она нащупала именно то, что ей было нужно. Она, с улыбкой, вытащила это из барсетки, подкинула на ладони. Это был компьютерный модем для подключения мобильного интернета. Настя, про себя, молила бога, что бы модем работал, что бы была хорошая зона покрытия, и на счету оказались деньги. Она включила компьютер, вставила модем. Модем работал! Настя вошла в интернет.  Быстро пробежала по своим страницам в социальных сетях – ничего интересного не обнаружила, ее как-бы друзья по социальным сетям сначала писали ей, но так как она им не отвечала, буквально через пару дней  про нее забыли. Зашла на сайт своей газеты, просмотрела последние номера, она знала, что Коротков напечатал обе статьи, написанные ей в  последнее время (Доронин принес ей газеты с ее статьями, шутливо попросил оставить автограф), ее интересовали отзывы читателей. Отзывов оказалось потрясающе много, и все отзывы положительные. Затем она в поисковике набрала фамилию, имя, отчество – Трофимов Валентин Викторович, в ответ получила огромное количество информации, отсортировала эту информацию по дате.  Как оказалось, по горячим следам, еще несколько крупных газет написали статьи  о якобы целителе Трофимове и его супруге. В каких-то газетах он назывался шарлатаном (с такими газетами он судился), а вот в каких-то – какой он белый и пушистый. Настя поняла – хвалебные статьи им проплачены, но всем газетам Трофимов глотку заткнуть не смог. Он судился также с ее газетой (Настя представила реакцию Вероники, получившую повестку в суд,  наверное, она по потолку бегала!). Но Трофимов занимался не только судами, он и деньги зарабатывал!  На сайте его центра Настя обнаружила информацию – он открывает новый цикл курсов, в эту субботу! Обнаглел совсем, видно деньги у него подошли к концу, еще денег понадобилось от журналюг  и ментов отмазываться. Да еще эта буча, в газетах создала ему дополнительный пиар, и теперь на его курсы по самопознанию очередь выстроиться из желающих! И тут же Настя поняла, что ей нужно делать! Она поедет на его лекцию, скорее всего, ее все уже позабыли, больше месяца прошло с ее последнего появления в Центре Трофимова. Она возьмет с собой диктофон, и при большом скоплении народа (целый зал будет в свидетелях), задаст ему несколько вопросов, в том числе и о Юле Лисицыной и ее отце. И вот интересно, что он ответит! Вопросы задавать она умеет, это ее журналистский хлеб. И плевать ей, что ее разыскивают за убийство, она никого не убивала, а про убийство Кати Филимоновой она тоже у Трофимова спросит, и еще про то, кто ее, Настю Кораблеву подставляет! И что, при полном зале свидетелей, он будет врать? Юлить? Настя была полностью уверена в успехе своего дела, и считала его совершенно не безнадежным, и почему-то вообще не думала о Доронине. А ведь он просил, умолял ее ничего не предпринимать, обещал сам все решить – но не решил же до сих пор, а она, Настя, не может больше ждать, сидеть здесь в четырех стенах, и грезить о большой и чистой любви! Она отдохнула  достаточно! Пора за дело приниматься.
Ее арестуют, отправят в СИЗО? Возможно, но она одинокая мать, это, во-первых, у нее отличная репутация – это во вторых, а в-третьих, все улики против нее косвенные  (это она так думала, она не знала о взятке, что занес на Петровку Трофимов). Настя погасила в блюдце, стоящим рядом с компьютером очередную сигарету (просматривая сайты в интернете она выкурила сигарет пять или шесть, в течении часа, так нервничала), а до этого она гордилась своими успехами – она практически бросила эту вредную привычку, курила от силы полпачки сигарет в день!  Она повеселела, выключила компьютер, убрала в барсетку компьютерный модем, с улыбкой отправилась на кухню к Гале и Аленке, помогать готовить ужин. О визите Кристины она забыла сразу же после ее ухода, так, мелочи, ерунда, заявилась к ней какая-то сумасшедшая…
4 
Доронин обещал Насте  вернуться поздно, но не сдержал своего обещания. Он вернулся очень поздно, в два часа ночи. Настя уже уснула на не разложенном диване, положив под голову локоть, и укрыв ноги концом пледа. Проснулась от звука открываемой двери и шагов Доронина. Потом скрипнуло кресло, и все стихло. Настя откинула плед, села, свесив с дивана ноги, прислушалась. Вот раздался шорох, Доронин потянул из кармана кожаной куртки пачку сигарет, еще шорох, он достал сигарету из пачки, вот раздался щелчок и  вспыхнул огонек его зажигалки, осветил на секунду его лицо, неимоверно бледное, огонек сконцентрировался на конце его сигареты. Огонек сигареты описал небольшую дугу, это Доронин стряхнул пепел все в то же блюдце, стоящее у компьютера. Настя встала, обула тапки, подошла к Доронину, остановилась рядом, потерлась о его плечо. Он, молча, протянул руку, притянул ее к себе, усадил на колени, она обняла его за шею, уткнулась носом в меховой воротник его куртки. Он докурил, затолкал окурок все в тоже блюдце, полное окурков (он не обратил внимания на эти окурки, а Настя забыла их выбросить, хотя знала, заметив окурки, он будет ее за чрезмерное курение ругать). Она не разговаривала с ним, понимала – сейчас слов не нужно, они не важны, а важен вот такой вот контакт, вроде бы телесный, а на самом деле душевный (духовный): «Я с тобой, я рядом, можешь рассчитывать на меня, я пожалею тебя…», и еще, может самое главное и верное: «Если тебе понадобиться моя жизнь, то приди  и возьми ее…»…
Он прикрыл глаза, вспоминая пережитое за этот страшный вечер. Такие вот, безумные страдания, что он пережил в этот вечер, он уже переживал на войне, когда  убивали его друзей. Но это на войне! А вот сейчас, в мирное время, его хорошего друга, веселого, но непутевого парня, Лешку Лисицына убили подонки. В уме такое не укладывается! И тут же он вспомнил обрывистый берег реки, тропинку, тянущуюся вниз по этому обрыву, раскисшую от весенней грязи. Там было все в этой жирной весенней грязи, черно-серой, по консистенции напоминающей высокосортную сметану, на тропинку страшно было ступить, ноги моментально скользили вниз. Да еще Доронин был одет не для лазанья по грязи – в дорогих ботинках на тонкой подошве, офисном костюме, кожаной фирменной куртке с мехом. Но он наплевал на дорогие шмотки, полез вниз, скользя в непролазной грязи, испачкался по уши. Внизу, на берегу реки, рядом с телом, прикрытым брезентом, его поджидали такие же, как он, грязные полицейские.  И здесь возникла проблема – у Доронина не оказалось с собой паспорта! Во внутреннем кармане его пиджака был единственный документ – удостоверение участника боевых действий, остальные документы он забыл дома. Дежурившие у трупа полицейские пропустили его, по поводу того, что он забыл документы, посочувствовали, и порадовались, что он помнит номер своего паспорта наизусть. Удостоверение участника боевых действий их вполне устроило, сами оказались ветеранами второй чеченской. Протокол опознания заполнили быстро, Лешу Лисицына Доронин опознал сразу, и адрес домашний семьи Лисицыных сказал, и телефон (у него их номер был в мобильном телефоне забит). 
Время Доронин потерял, давая показания приехавшему чуть позже молоденькому прокурору, сначала на месте преступления, потом в районной прокуратуре. Рассказал все, что знал. Про смерть дочери Лисицына, про то, что сам Лисицын рассказывал о конфликте с целителями Трофимовыми, и про то, как Лисицын оказался в этом районе Подмосковья, и почему он был убит на мосту, и что именно на этом мосту в последний раз его засняли видеокамеры. И про белый автомобиль не забыл рассказать, что ехал вслед за Лисицыным, и про то, кому этот автомобиль принадлежал.  Прокурор все тщательно записывал, переспрашивал. В итоге, потратил на допрос Доронина три часа. А до допроса, в туалете прокуратуры, Доронин час отмывался от липкой грязи, холодной водой и хозяйственным мылом, дешевой серой туалетной бумагой вместо мочалки. Кое-как отмылся, но костюму и куртке все равно требовалась химическая чистка, а ботинкам, промокшим насквозь, радикальная сушка, и еще, неизвестно, выдержат ли его ботинки эту сушку. Выезжая из прокуратуры, в первом часу ночи,  Доронин позвонил Сергею Пирогову, разбудил его, рассказал все как есть, поставил перед фактом – предстоят еще одни похороны, теперь Алексея Лисицына. Сергей резонно спросил – а надеялся Доронин, что Леша жив? Доронин честно ответил – нет, не надеялся, но очень страшно, что Лешка погиб вот так, от рук убийц своей дочери, за ее смерть, так и не отомстив. До дома он добрался почти в два часа ночи (с учетом, что ему вставать в шесть утра, а еще не факт, что ему удастся заснуть!). Но дома его ждала Настя…
Настя предложила ему раздеться, на что он кивнул, коротко ответил: «Сейчас…», и продолжал сидеть не двигаясь. Насте пришлось поднять его силой, стянуть с него куртку, пиджак, дальше он уже раздевался сам, она лишь расстегнула пуговицы. Раздев, отправила его в ванную, мыться, пошла за ним, помогала мыться, намыливала мочалку гелем для душа, а после душа помогала вытираться. Чуть позже, практически силком, заставила выпить  сладкого чаю, уложила в постель,  сама легла рядом, крепко обняла, прижалась всем телом. И только тогда тихонько попросила:
- Саша, если можешь, расскажи, что произошло…
Доронин скупо ответил:
- Что произошло? Произошло… Не могу говорить…- и тяжело вздохнул, понял, что не сможет пережить произошедшую сегодняшним вечером трагедию в третий раз (во второй раз он все пережил, как только вернулся домой, сидя в кресле, в обнимку с Настей). Но Настя не настаивала на разговоре с ним, только спросила:   
- Не  нужно, не говори… Но почему ты так поздно?
-Долго в прокуратуре допрашивали. Я все рассказал, что знал. О Трофимовых, о белой машине, что преследовала Лешку. Записали, может быть, теперь дело сдвинется. Спи, малыш, уже поздно… Я приехал, ты уже спала, я разбудил тебя…
- Ты спи, тебе вставать рано…- попросила Настя.
И пока не заснули, напряженно думали, оба. Она – о том, что решила сделать завтра, и о том, что она правильно поступает, урода Трофимова нужно к стенке поставить и расстрелять. А Доронин о том, какая у него умная и понимающая девушка, и еще о том что убийство Лешки Лисицына, может быть станет толчком к расследованию деяний Трофимовых. По крайней мере,  ему очень этого бы хотелось…
5
Утром, после ухода Доронина на работу, Настя заснула, проспала около трех часов. Проснулась с больной головой, с трудом встала, и уже подумывала не ходить не куда, остаться дома, настолько была разбита. Но вспомнив все, что произошло вчера, взяла себя в руки, принялась собираться.
Отправилась в ванную, умылась, приняла душ, тщательно вымыла голову, вернувшись в комнату, сварила кофе, выпила большую чашку сладкого кофе, выкурила  сигарету, почувствовала себя лучше, бодрее. Она высушила волосы, облачилась в майку и джинсы, сверху она собиралась надеть свой белый пуховичок, и резонно подумав, что на улице очень тепло, в теплой куртке она изжариться, от куртки отстегнула капюшон с мехом, но на ноги ей пришлось обуть все те же сапожки-угги. Захватив свою сумку-рюкзачок направилась к выходу. Собираясь, она было порадовалась, что дома никого нет, никто не узнает, что она ушла.  Радовалась рано. На лестничной площадке столкнулась с Аленкой, возвращающейся с курсов маникюра. Аленка прицепилась к Насте, как банный лист, изъявила желание, идти с ней. Настя согласилась. Всю дорогу, до Дома Культуры, где должна была состояться лекция Трофимова, Настя рассказывала Аленке, кто такой Трофимов, что он такого ужасного наворотил, о смерти Юли Лисицыной и ее отца. Аленка внимательно слушала, ахала и охала. Когда они подъехали в Дому культуры, их встретила толпа страждущих услышать лекцию Трофимова, женщин. По их разговорам, Настя поняла, что лекция, скорее всего, состоится.
Лекция-то состоялась, только Настя с Аленкой эту лекцию так и не услышали. Их не пустили в зал. Охранники действовали очень грамотно, не Настя не Аленка даже не успели пискнуть. Девушек запихали в маленькое подсобное помещение, связали, заткнули им рты. И вот в таком вот связанном виде они просидели до окончания лекции Трофимова. Поздно вечером, когда Дом культуры полностью опустел, чуть ослабив веревки, их вывели  из подсобки охранники с оружием (серьезным, автоматами Калашникова),   посадили в грузовую «Газель», без окон, и повезли, как догадывалась Настя, в резиденцию Трофимовых. А куда еще их могли везти? В лес, убивать? Возможно, повезут и в лес, но чуть позже, после допроса. Настя страшно ругала себя за наивность и безалаберность, опять она вляпалась в проблемы, и если ей все-таки удастся выбраться, влетит от Доронина, по первое число! В очередной раз его не послушала!
Как она и думала, их привезли в резиденцию Трофимовых, «Газель» заехала в ворота, оказалась во дворе. Охранники с оружием вывели девушек, пинками погнали в дом. Девушки, подгоняемые охранниками, поднялись на большое крыльцо, вошли в распашные двери, оказались в большом холле, где их обыскали, отобрали сумки, прошманали и сумки, из Настиной вытащили диктофон. И тут Настя увидела своих противников, Трофимова с супругой, они вышли в холле. Трофимов, поправив очки в золотой оправе, произнес, с улыбкой:
- Вот и встретились, красавица! Сейчас побеседуем
Монументальная Варвара, в длинной юбке (до пола) и собольей накидке, тщательно накрашенная и причесанная, брезгливо передернула плечами, коротко бросила:
-Что  беседовать, понятно! Давай ее в подвал, вторую девчонку туда же!
Настя возразила:
- Вы не имеете право меня удерживать! Это похищение человека!
Варвара усмехнулась:
- А кто видел, что ты здесь? Никто не видел! Ты в розыске, понимаешь? Разыскивают тебя! Может быть, и найдут, когда-нибудь!
Настя похолодела, хоть до этого ей было страшно жарко, она скинула свою белую куртку, попыталась положить на стул в прихожей, но куртка  соскользнула на пол. Вообще-то, до этой самой минуты она воспринимала  происходящее, как шутку, игру, думала – еще немного и ей удастся убежать, все кончиться хорошо, ведь убежала же она из Медицинского центра и из своей квартиры, когда туда вломились неизвестные. Но вот сейчас она испугалась – ее подталкивали охранники с автоматами, напротив нее стояла Варвара, и усмехалась очень нехорошо, злорадно. Настю вдруг осенило, что Варвара ненормальная, больная психически, а ее супруг, Трофимов, он же психиатор, кандидат наук, он, что этого не замечает?  Настя обернулась на входную дверь – закрыта на замок, да еще охранник с автоматом на страже. Трофимов прервал молчание, обратился к супруге:
- Пусечка, разреши я с ней побеседую, а потом в подвал…
Варвара кивнула, Трофимов спросил Настю:
- Вот интересно, а зачем ты пришла на мою лекцию, и уже во второй раз. Тебе, что так интересно о чем лекции, ты хочешь повысить самооценку?
- Нет, самооценка у меня на высоте, я хотела некоторые вопросы Вам задать… – Настя вскинула подбородок, выпрямилась, что бы казаться выше, значительней.
- Задавай, у тебя появилась блестящая возможность! – Трофимов захихикал, что уж его развеселило, непонятно. Настя промолчала. Ее вопросы сейчас были просто бесполезны. А Трофимов продолжал изгаляться:
- Молчишь? Страшно стало? – обратился к жене, - Ты права, пусечка, в подвал их, пусть посидят там, подумают!
Охранники пинками и толчками погнали девушек в дальний угол холла, где была лестница в подвал. Трофимов со своей монументальной супругой двинулись из холла в гостиную роскошного дома.

Трофимову очень нравился этот дом, было жалко его терять, но то, что потерять придется, являлось почти свершившимся фактом, супругам Трофимовым предстоял скорый отъезд, слишком много они наворотили в Москве. Им удалось отмазаться от полиции, само по себе это невероятное чудо. Но, как говориться, с огнем играть нельзя, и именно с огнем они заигрались. И журналистка, сидящая сейчас в подвале, была как раз из той оперы. Супруги  уселись в кресла напротив камина. Варвара спросила:
- Что теперь? Что делать? Куда девать журналистку? А с ней еще девчонка, куда девать двоих?   
Но Трофимов был весел, не на шутку, отвечал очень легкомысленно:
- Поживем, увидим! Пусть в подвале посидят. Сидели же у нас там твои клиенты, и часто…
- Ты хочешь, что бы девчонки сидели там, так же как  предыдущие клиенты? – Варвара была удивлена отчаянной смелостью мужа, обычно он был не так категоричен, но Трофимов опять отвечал, почти не подумав:
- Почему нет? Чем они отличатся от наших предыдущих клиентов?
- Тем, что их буду искать! Искать уже сегодня, и к нам в дом придут с обыском, спустятся в подвал, и найдут там много чего интересного! – Варвара почти орала на мужа, но тот ее волнения не разделил, улыбнулся:
- Вот когда придут с ордером на обыск, тогда и пустим в наш дом полицию, а пока следы нужно заметать, сейчас растопим камин, и документы кое-какие спалим… Не волнуйся, милая, я чувствую, все будет хорошо!
Он подкинул полешко в пылающий камин, поднялся, насвистывая пересек гостиную, скрылся в кабинете, через минуту вернулся с огромной коробкой, полной бумаг. Эту коробку, и еще несколько подобных, они вывезли сегодня из Медицинского центра. В коробках были истории болезней пациентов Варвары, договоры на покупку квартир от будущих жителей Экопоселения, финансовые документы. Трофимов вывернул принесенную коробку в пылающий камин, запахло горелой бумагой, но буквально через пять минут от документов ничего не осталось, одна зола…
    6
 На телефон Доронина, во второй половине дня, позвонил один из сотрудников Сергея Пирогова. Коротко представился, мол, Геннадий, сотрудник Сергея Васильевича, телефон Доронина ему дал Пирогов, для экстренных случаев, сейчас такой вот экстренный случай. Доронин удивился, спросил, какой такой экстренный случай, каждый день у него, у Доронина, экстренные случаи, у него скоро инфаркт от этих экстренных случаев случится. Геннадий стоически выслушал бурчание Доронина, и произнес всего три страшных слова:
- Произошел захват заложников!
Тут Доронин заорал как резанный:
-Что тянешь кота за хвост!Быстро говори,что за заложники, и где захват?    
Геннадий отвечал на редкость слаженно и четко, монотонным голосом, и даже успокаивал не на шутку разволновавшегося Доронина:
- Я с ребятами, по распоряжению Сергея Васильевича наблюдал за домом супругов Трофимовых. Нам удалось установить видеокамеры по другую сторону их забора, и мы видим, что происходит во дворе.  Час назад приехали супруги Трофимовы, на «Форде», заехали во двор, выгрузились, привезли несколько коробок с бумагами, и буквально следом за ними приехала грузовая «Газель», из этой машины вооруженные охранники вывели двух девушек. Высокую блондинку лет тридцати, с длинными волосами, в белой куртке и девушку ростом поменьше, русую, с длинной косой,  совсем молоденькую…Вы девушек этих знаете?
Доронин ахнул:
- Как, почему? Как они там появились?!
- Так Вы знаете этих девушек?
- Конечно, знаю!
-Скажите, как быть? Сергей Васильевич говорил, если ему не дозвонимся Вам звонить! А его телефон не доступен, он на заседании ГосДумы, и освободиться только к вечеру.
-Спасибо,Гена, я все решу, если обстоятельства изменяться, звони сразу!
Доронин метнулся к руководству, предупредил – у него дома ЧП, нужно срочно уехать, и скорее всего, сегодня его не будет. Доронина, конечно же, отпустили, заметив его расстроенное  лицо.
Александр Доронин, выезжая из подземного гаража на своем верном и надежном коне, названивал Олегу Бойко, что бы рассказать, что случилось. Что Настя Кораблева, вот неразумное существо, сбежала из надежного укрытия, попала прямо в логово зверя, на подвиги ее, видишь ли, потянуло, и прихватила с собой соседку, малолетнюю, тоже умом и сообразительностью не отличающуюся. Нужно ли говорить, что получив подобное известие, Бойко разнервничался не меньше Доронина, но не растерялся, коротко приказал Доронину за ним заехать, сориентировался, где подхватить Бойко по дороге.
 Когда Доронин подъехал к условленному месту, Бойко его уже ждал, сидел на автобусной остановке,  усталый, замерший. Доронин позвал Бойко, тот встрепенулся, махнул руками, как крыльями, запрыгнул машину. Александр сорвался с места…Бойко, устроившись на переднем сидении, принялся рассказывать, что он сделал за то время, что не виделся с Дорониным, и чем он сможет прижучить Трофимовых. Как, оказалось, Бойко проделал грандиозную работу.  Выявил семнадцать одиноких пенсионеров, пропавших из своих квартир, якобы переехавших в Экопоселение. Квартиры этих пенсионеров оказались проданными, деньги за проданные квартиры исчезли. Но из этих семнадцати пенсионеров, лишь трое были совсем одинокими, у пятнадцати нашлись родственники (Бойко их разыскал), и родственники дали показания, мол, пенсионеры рассказывали, что куда собираются переехать, и что организует их переезд сама целительница Варвара. Родственники написали заявления в полицию о пропаже пенсионеров, у Бойко пятнадцать заявлений имеется. Из заявлений можно сделать вывод, что пенсионеров в последний раз видели отбывающими в Экопоселение. Пенсионеры показывали проспекты родственникам, у кое-кого из родственников проспекты сохранились. Вот Бойко хочет припереть Трофимовых к стенке, пусть расскажут и покажут, что за Экопоселение, и где пропавшие пенсионеры. Уже уголовное дело  по факту исчезновения такого количества пенсионеров возбудили, запись, что сделала Настя в Медицинском центре, фактически основную роль сыграла.  Доронин кивал, он слушал Бойко вполуха, хотя и понимал, тот говорит дело, толковый оказался парень, хоть жирдяй и нытик. Бойко вещал – они сейчас приедут к Трофимовым (у Бойко был ордер на обыск их дома, в рамках расследования уголовного дела об исчезновении пенсионеров, Трофимовы были по этом уделу подозреваемыми), найдут там Настю, и все их злоключения закончатся. Доронин резонно спросил – пенсионеры пенсионерами, а как быть с убийством Кати Филимоновой, в котором обвиняли Настю, он, Бойко, что отдаст Настю в тюрьму, ведь она в розыске? Бойко пожал плечами, коротко ответил: «Решим!». И принялся рассказывать, что дело Насти Кораблевой и дело об исчезновении пенсионеров объединили – фигуранты там одни и те же, пресловутые Трофимовы, ведет  оба дела, он, Бойко. Доронин спросил – за что Олегу такая честь? Бойко засмеялся, мол, начальство отстранили от работы, жалко, что временно, проверку проводят, начальство свое честное имя замарало, во взятке его начальство подозревают. Кто-то еще более высокому начальству позвонил, и рассказал, что вот такой-то взятки берет, звонок, правда, анонимный был, но проверочку организовали, и генерала временно от работы отстранили. Даже если честный он, генерал, и ничего никто не найдет, у него, у Бойко, временно руки развязаны, дело Насти Кораблевой он закроет, ее из статуса подозреваемых в свидетели переведет, и настоящих убийц закроет, ведь известны убийцы-то. Бойко не сказал, что это он лично по поводу генерала звонил, с левой сим-карты, купленной в подземном переходе, достал его до печенок генерал своими придирками и наездами, работать мешал, и честную девушку Настю Кораблеву в убийцы записал, и все, потому что денег ему за это заплатили (это Бойко знал точно).   
  7
Благими намерениями, как говориться, вымощена дорога в ад. В дом Трофимовых Бойко с Дорониным не попали. Ворота были наглухо закрыты, замурованы. После бесплодных попыток проникнуть в дом, Бойко вызвал спецназ. Доронин метался, как лев в клетке. Кидался на железные ворота, разбил в кровь кулаки, и все бесполезно. Сотрудники Сергея Пирогова, наблюдающие за домом Трофимовых,  ничем помочь им не могли. Их камеры были установлены только во дворе, но во двор в течении длительного времени, то есть после приезда четы Трофимовых, и доставки туда девушек, никто не выходил. Двор Трофимовых покинула только синяя «Газель». Но она выехала оттуда абсолютно пустой. Сотрудники Пирогова на свой страх и риск ее тормознули и проверили, в машине никого кроме водителя, не было.  Бойко, вызвав подкрепление, отошел к машине Доронина, уселся в кабине, подпер кулаком подбородок, принялся ждать.  Его веселое, жизнерадостное настроение стало менее жизнерадостным. Он понимал – все идет не так,  как он запланировал, все значительно хуже… Через час прибыл спецназ, окружил дом, в мегафон предложил Трофимовым добровольно открыть ворота, выйти, сдастся. Без толку. В окнах осажденного дома зажегся свет, но из дома никто не вышел, на громогласные призывы в мегафон не отозвался…
А чуть позже вообще начался кошмар! Из окон осажденного спецназовцами дома  повалил густой черный дым, дом подожгли. Но, въездные ворота дома были, по прежнему, замурованы, и из дома никто не выходил! Доронин почти обезумел, рвался к своей машине, хотел таранить ворота. К счастью подъехала еще она машина спецназовцев, которые привезли  автоматическую пилу (Бойко позвонил), и ворота через пять минут были вскрыты. Спецназовцы ворвались в дом, двери которого оказались не запертыми, но дальше прихожей пройти не смогли, их встретила стена огня – гостиная пылала, это явно был поджог – огромный костер посреди гостиной! В прихожей, около двери, Доронин заметил белую куртку Насти и ее сумку-рюкзачек. Он схватил эти вещи, прижал к себе, и только теперь он осознал, Настя где-то в доме, она в смертельной опасности. Время, от рокового звонка сотрудника Пирогова, сообщившего, что Настя в заложниках у Трофимовых, до данной минуты, он участливо соглашался - Настя да, в опасности, но по-хорошему, он не верил в это. Где-то в глубине души у него теплилась надежда – все происходящее ошибка, в заложниках у Трофимовых какая-то другая девушка, похожая на Настю, но не она. И вот, теперь, увидев ее вещи, понял – она в доме! Он попытался прорваться сквозь стену огня в гостиную, спецназовцы не пустили, вызвали пожарных. Доронин, вырвался из крепко держащих его рук, метнулся на улицу, побежал вокруг дома, бил крепкие пластиковые стекла, пытался проникнуть в дом через окна. Но и это было не возможно, дом подожгли очень грамотно, огонь бушевал практически у всех окон на первом этаже, и проникнуть в дом можно было, только потушив пожар...
 Пожар потушили через три часа, дом выгорел почти до фундамента (был построен из новомодных синтетических, но горючих материалов). Еще час пожарные проливали развалины, что бы можно было разобрать завалы, и понять, сколько же человек погибло в этом страшном пожаре, ведь дом никто не покидал! Доронин, весь черный от копоти и страха, сидел в отдалении, и напряженно ждал, вот только что? Увидеть мертвую Настю, или понять, что Насти в этом страшном месте не было? А как же ее вещи? В доме были точно ее вещи, он их опознал! Бойко притащил пятилитровую канистру воды,  уговаривал Доронина умыться, вымыть руки, он же такой грязный, Александр  отнекивался, отталкивал Бойко. Он прекрасно видел, что его костюм и пальто в страшной грязи. Вчера он также изгваздал костюм и кожаную куртку, в которых лазал к реке, опознавать труп Леши Лисицына, но совершенно не переживал, вещи он отчистит, вещи – ерунда, сейчас главное – Настя!
     Вот пожарные пролили пепелище дома, пригнали строительную технику, чуть расчистили руины, появилась возможность пройти в подвал, закрытый массивной, но деревянной дверью, прогоревшей полностью (на эту дверь, скорее всего, плеснули каким-то горючим веществом), в подвал вела крутая лестница (каменная, совершенно не пострадавшая). Но внутри подвала все было в черной копоти, огонь бушевал и там, и со сто процентной вероятностью можно было сказать – поджег! В подвале были сложены дрова (для камина), старая мебель, какие-то тюки с вещами, и  заметно, что это  барахло  поливали горючим веществом и специально поджигали. А иначе как мог так сильно прогореть подвал, с каменными стенами, пожар же бушевал наверху, подвал от первого этажа отделяли бетонные перекрытия?  Но именно в подвале нашли первые четыре обгоревших трупа. Погибшие, по всей вероятности, были заперты в одной из нескольких кладовок (на которые был разделен подвал), и когда начался пожар, дверь в кладовку прогорела,  обуглились и трупы, находящиеся там. Почему люди в кладовке не смогли спастись, погибли? Да потому что, те, кто находился в этой кладовке, задохнулись в дыму, к их великому счастью. Трупов было всего четыре, но людей в доме, по подсчетам сотрудников Сергея Пирогова было значительно больше! Охранники (не менее четырех человек), супруги Трофимовы, Настя с Аленкой – уже шесть! Бойко командовал разбирать завалы дальше, искать погибших…
Приехал Серега Пирогов (на черном «Мерседесе», с охраной), на помощь Доронину, и тут же ринулся в развалины дома. Найденные четыре тела в это время грузили в «Скорую помощь», везти в морг. И тут Бойко (будь он не ладен!), потребовал, что бы Доронин опознал кого-либо из погибших, ведь среди трупов должны быть Настя и Аленка! И один из трупов (женских) вроде похож, по росту на Настю… И Бойко принялся всех уверять, что это и есть Настя! Доронин, мельком взглянув на труп, замотал головой, нет, не она. А Бойко продолжал уверять, что перед ними труп Настя,  сцепился из-за этого с Дорониным. Серега Пирогов, непонятно почему, объединился в Бойко,  уверял Доронина, что Саша, просто ослеп от горя, и Настя погибла. Доронин отрицательно мотал головой, он был полностью уверен, что перед  ними не труп Насти, Бойко видел ее один раз, а Доронин прожил с ней бок о бок больше месяца… В общем, странная, абсурдная ситуация – в подвале четыре трупа – один из трупов вроде бы Настин, а где же тогда труп Аленки, он должен быть рядом с трупом Насти? По росту и телосложению (Аленка была среднего роста и очень худенькой) не один из оставшихся двух трупов (женских) не подходил. Также не один из оставшихся женских трупов не мог принадлежать целительнице Варваре, та была высокой и очень полной…
Но Бойко все настаивал – перед ними мертвая Настя (скорее всего это он ослеп от горя, а не Доронин)! Даже в протоколе это записал, он мол  опознал труп Анастасии Кораблевой… Пирогов распорядился привезти ящик водки, всем необходимо было выпить, хоть как-то расслабиться, трезвыми, после пережитого оставаться было слишком тяжко. В первую очередь, Пирогов хотел напоить Доронина, боялся, что тот наложит на себя руки. Доронин и сам хотел напиться, не думать, умерла Настя или нет, ее ли труп он видел, а может быть не ее. Себе Доронин дал установку – труп не ее!
И когда невеселая пирушка была в самом разгаре (пили на улице, разложив нехитрую закуску на капотах машин, из пластиковых стаканчиков, а бутылки со спиртным так и остались в ящиках, в которых их привезли), грянул колокольный звон. Доронин вспомнил, конечно же, сегодня Пасха, Светлое Христово Воскресение (в этом году Пасха была ранней)…И никто из присутствующих не обратил внимания на информацию, потонувшую  в реке алкоголя, залившей страшное горе, что ту голубую «Газель», заезжавшую и выезжавшую из ворот дома Трофимовых, видели в соседнем переулке, и позже эта резвая «Газель» на большой скорости удалялась из городка, и не в сторону Москвы, а в противоположную…
  8
Домой, в его квартиру на Таганке, полумертвого Доронина привезли Пирогов и Бойко, чуть менее пьяные. В кармане пальто Доронина отыскали ключ,  открыли его комнату, разложили диван, и уложили Доронина спать, прямо в одежде, сняв с него только пальто. Бойко остался с Дорониным. Так распорядился Пирогов, мол, вдруг Доронин проснется, и от горя захочет наложить на себя руки, тогда он, Бойко, должен будет его остановить. Полупьяный Бойко не понимал, как он сможет остановить Доронина, чисто теоретически, но ночевать остался. Прикорнул на краешке дивана, рядом с Дорониным (другого спального места в комнате он не нашел).
Когда Пирогов, уложив Доронина и Бойко, вышел в коридор, его окружили соседи Доронина, опять в полном составе – дед Вася, Гала и Магомед (правда, без жен), с требованиями рассказать, что произошло с Настей и Аленкой. Сергей кратко рассказал. У Галы тут же случился  сердечный приступ, соседи напоили ее лекарствами, уложили в кровать в ее комнате, а Сергей Пирогов, генерал в отставке, Герой России, до утра квасил водку в обществе алкоголика-пенсионера и кавказского мафиози, и чувствовал себя в этой компании вполне комфортно. Дед дважды бегал за добавкой в ночной магазин по соседству, а Серега с Магомедом разговаривали за жизнь, обсуждали тяжелейшую судьбу Александра Доронина, и страшную участь Насти и Аленки. И что интересно, выпивая, они закусывали крашенными к Пасхе яйцами и куличом, освещенными в церкви. Гала, каждый год, к празднику Пасхи пекла куличи и красила яйца (раньше. для себя и деда, потом к ним присоединился Доронин).

Доронин вынырнул из пьяного забытья рано утром. То, что он дома, понял сразу, только вот как он попал домой, и почему на краешке его дивана похрапывает ни кто иной, как Бойко, он вспомнить не смог. Доронин оглядел себя, удивился, что он спит в одежде, даже в ботинках, испачканных в весенней грязи, и сам он был невыносимо грязным, прокопченным. Он аккуратно, стараясь не разбудить Бойко, встал с дивана, принялся стягивать с себя одежду, намереваясь пойти в ванную, принять душ, но сняв до половины пиджак, остановился, на него нахлынули страшные воспоминания о вчерашнем дне. Заложники, пожар, гибель Насти и Аленки… Так Настя погибла или нет? А что если да? Доронин скорчился в три погибели, и застонал, тяжко, протяжно… Нет, нет, нет! Нет и еще раз нет! Настя жива, он точно знает…Он стянул, сбросил на пол пиджак, мешавший ему. Пиджак, упав на пол, издал  странный стук, в кармане пиджака оказался один из его телефонов. Доронин поднял пиджак с пола, извлек телефон из кармана, телефон оказался выключен. Он нервно тыкал кнопки, старался включить телефон, чисто машинально, никуда звонить он не собирался, да и куда можно было звонить в такую рань? Телефон зазвонил сам, через пару минут после того, как Доронин его включил, звонок в утренней тишине прозвучал чрезвычайно громко и резко. Доронин отошел к окну, что бы лучше рассмотреть на экране телефона, кто звонит, в комнате царил полумрак, и взглянул на экран телефона, страшно удивился, номер с которого ему звонили, был неизвестен, состоял из множества цифр, не соответствовал не одну из известных сотовых операторов. Доронин ответил на звонок, нажал на кнопку вызова, и услышал в динамике голос Насти, его родной, любимой, его самой дорогой на свете женщины. Настя быстро говорила ему:
- Сашенька, это я, Настя!
- Настя, ты можешь сказать, где ты, что с тобой? – он требовал конкретного ответа.
- Сашенька, я не знаю! Нас с Аленкой куда-то везут, на микроавтобусе, синего цвета, номер я не запомнила…
- Трофимовы везут? О чем они говорят? Называют названия каких-либо населенных пунктов?
- Да, Трофимовы.  Они говорят, что хотят уехать в Польшу, на машине, но для этого им нужно приобрести новые документы… - Настя говорила торопливо, было ясно она стремиться дать Александру побольше информации, времени у нее мало. Доронин спросил:
- Что за телефон, с которого ты звонишь?
- Не знаю…Но он больше обычного мобильного телефона, похож на телефон старой модели. Мы остановились на заправке, все вышли воздухом подышать, а нам с Аленкой дали какие-то препараты, мы всю дорогу спали, то есть Аленка спала, я давно уже проснулась, претворялась, что сплю. Так вот, они вышли, я решила встать, посмотреть в лобовое стекло, где мы находимся, и увидела телефон…
Связь прервалась, Доронин услышал короткие гудки. На мгновение ему показалось, что он сошел с ума, и звонок Насти ему померещился, но существовало реальное доказательство – длинный, непонятный номер, отображенный на экране его телефона. И было ясно, что это входящий звонок, и разговор с абонентом, звонившим ему, длился более двух минут…         
Доронин вышел в коридор, направлялся в ванную, ему необходимо был умыться, смыть слой грязи и копоти, и тут же заметил, что дверь в комнату деда Васи чуть приоткрыта, Доронин заглянул туда. Дед спал на своем продавленном тюфяке в углу, но во сне он всхлипывал, его плечи вздрагивали. Доронин прошел на кухню, свет не стал зажигать, в утреннем сумраке, на ощупь открыл  кран над кухонной раковиной, чуть слил воду, что бы из крана текла вода похолоднее, нагнулся и принялся жадно пить… На кухню, шаркая тапочками, вышла Гала, она из своей комнаты услышала шаги Доронина. Гала остановилась в дверях, терпеливо ждала, пока Доронин утолит жажду, Вот он напился, выпрямился, заметил Галу, коротко сказал ей:
- С добрым утром!
- Какое же оно доброе, Саша, это утро…- ответила Гала, Доронин вопросительно на нее посмотрел, а она продолжала:
- Расскажи, если сможешь, как девчонки погибли. Вчера твой приятель, когда тебя бесчувственного привез, два слова всего сказал, что мол, Аленка и Настя погибли, а от чего, как, не сказал. Может и рассказывал что-то, только я когда страшную весть услышала, сразу слегла…
Доронин удивился:
- Кто сказал, что девчонки погибли? Никто не погиб! Живы они!
- Так приятель твой сказа, высокий такой, седой…
- Сергей?
- Вот именно, Серегой представился…
- Он ошибся, не знал деталей. Настя и Аленка живы. Мне Настя только что звонила, жива она и Аленка тоже жива, в заложниках они… Я к Сереге сейчас поеду, у него аппаратура специальная имеется, он поможет определить, откуда звонок был…
Гала смотрела на Доронина с жалостью и тревогой, ей показалось, что Доронин просто сошел с ума, выдает желаемой за действительное. Но он говорил так убедительно, что Гала ему почти поверила.
Метнулась в свою комнату, спешила, что при ее габаритах было проблематично, и из ее комнаты послышался грохот и звон разбитого стекла,  через минуту Гала появилась на кухне с маленькой фарфоровой чашечкой с блюдцем, банкой кофе и медной туркой для варки кофе. Сосредоточенно, молча принялась варить кофе, что удивило Доронина, заливала кофе в турке  она холодной водой. Когда кофе, наконец, закипел, Гала с серьезным, просто каменным лицом, вылила кофе в чашку, пододвинула чашку Доронину, который тоже молча, сидел за кухонным столом, и ждал, чем все эти манипуляции Галы закончатся. Гала коротко произнесла:
-Пей и думай о ней, не возражай! Оставь на дне чашки пару глоткой!
Доронин не возражал, сделал как просила Гала, выпил кофе, думая о Насте, оставил на дне чашки пару глотков, протянул чашку соседке. Та энергично перевернула чашку на блюдце, затем перевернула обратно, и принялась рассматривать  разводы кофейной гущи на стенках чашки и на блюдце. Увиденное на дне чашки, ее полностью удовлетворило, она поставила чашку вместе с блюдцем на стол, вздохнула, кивнула, и принялась смотреть в окно, где рассветало. Доронин, в нетерпении, спросил:
-  Что, что там?
Гала пожала плечами, ответила с полуулыбкой:
- Вы поженитесь, ребенок у вас родиться, все будет хорошо, дом большой купите, заживете, как люди…
- Это ты все там увидела?
- Там, там. Я как-то Насте гадала, то же самое получилось, только она мне не поверила…
- Она рассказывала…- сказал Доронин.
Гала встала, подошла к раковине, открыла кран, под сильной струей воды ополоснула турку и чашку с блюдцем, и опять принялась варить кофе. Доронин удивился, она, что же, не поверила в только что получившийся результат, и хочет гадать по новой? Так и случилось, она опять пододвинула полную  чашку с кофе Доронину, потребовала:
- Пей, только теперь о себе думай! В первый раз я Насте гадала, теперь тебе. Если результат совпадет, значит прав ты, и действительно, живы наши Настена с непутевой Аленкой!
Доронин залпом выпил обжигающий кофе, не забыв оставить пару глотков на дне чашки. Гала повторила манипуляции с чашкой, внимательно изучила разводы кофейной гущи, констатировала:
- Все сходится! Вы поженитесь! Обе чашки как под копирку! Ты давай, иди, умойся, а то грязный как трубочист, а я завтрак приготовлю, тебе поесть нужно, ел, наверное, в последний раз вчера днем?
- Позавчера  вечером. На двоих приготовь завтрак, у меня в комнате мой товарищ спит.
9
Но завтракать Доронин не смог, при виде вполне аппетитного, старательно приготовленного Галой, омлета с сосисками и горошком, его затошнило, кусок не пошел в горло, и желудок предательски сжался, а плескавшийся там крепкий кофе, выпитый полчаса назад, предательски захотел вылиться наружу. Доронин повозил вилкой по тарелке, сделал вид, что ест, и, когда Гала отвернулась, сумел выбросить часть омлета в мусорное ведро. Вроде бы поев, и, пока Гала готовила вторую порцию омлета,  варила еще кофе,  Доронин отправился будить Бойко. Нашел того все там же, на краешке диван, и все  в той же позе (тот спал, сладко посапывая, положив руку под щеку). Доронин потряс Бойко за плечо, тот даже не пошевелился, тогда Доронин толкнул Бойко коленом в бок, Бойко что-то пробормотал, типа мол сейчас он проснется, повернулся на другой бок, и засопел еще сильнее. Доронин схватил Бойко за плечо и сильно потряс, как грушу. Бойко проснулся, сел на диване, пробормотал:
- Ну, ты что? Я сейчас встану! Я не сплю!
Доронин потребовал:
- Немедленно вставай, умывайся, нам ехать нужно!
-Куда ехать, с ума сошел! Зачем ехать? Я домой хочу, у меня  трудный день был, мне отдохнуть нужно! Отгул за вчерашний день положен!
- Да какие отгулы! Промедление смерти подобно, и не твоей или моей! Девчонки в беде!
- Какие девчонки, Саша? – Бойко смотрел на Доронина, странно прищурившись, и скорее всего, думал, что перед ним умалишенный. Доронин сунул под нос Бойко свой телефон, проговорил:
- Вот смотри, мне звонок поступил!   С этого номера мне Настя звонила, час назад!
Бойко взял из рук Доронина телефон, а с пола подобрал очки, нацепил на нос, внимательно вгляделся в экран телефона, покачал головой:
- Ты знаешь, что это за номер?
- Не представляю…- Доронин мотнул головой, - Хочу поехать к Сергею Пирогову, пусть номер этот пробьет…
- Может быть и пробьет, может быть и справится… - пробурчал Бойко, - Ты, как военный человек, должен в этом деле разбираться, вообще-то. Это номер спутникового телефона. Думаю, армейские снабженцы дорогой аппарат свистнули, продали на сторону…
- Спутниковый телефон, говоришь? И как Настя на мой номер дозвонилась со спутникового телефона?
-  Ты никогда со спутникового телефона не звонил? (Доронин отрицательно помотал головой) С этого телефона можно звонить на любые номера. Но я считаю, что ей повезло, что она до тебя дозвонилась, таким телефон вообще-то не сложно пользоваться,  но инструкция нужна.
- Настя в технике хорошо сечет. Она понятливая…- резюмировал Доронин. Бойко продолжал допытываться:
- Ты уверен, что это она звонила тебе?            
Доронин ответил, как отрезал:
- Если ты опять будешь утверждать, что она погибла, я просто напросто вышибу тебе мозги! Ты в принципе не мог ее опознать, ты видел ее один раз! Тот труп не был трупом Насти! Понял? Я ее узнаю в любом виде, запомни это! Это была не она! И если это был труп Насти,  где тогда труп Аленки, они были вместе! А Настя по телефону мне сказала, что Аленка рядом с ней в машине!
Бойко примирительно закивал:
- Хорошо, хорошо! Не кипятись, тогда скажи, а как им удалось выбраться из такого страшного пожара?
- Вот это мы сейчас поедем выяснять! Вставай, соседка завтрак приготовила, поешь, и поедем к месту пожара, костьми ляжем, но узнаем, как смогли выбраться из пожара и злодеи и их заложники!
 Пока Бойко умывался и завтракал, Доронин приготовил ему одежду, спортивные штаны и свитер. Костюм Бойко, как и костюм Доронина, пришел в негодность, был местами порван, заляпан сажей и грязью.
Сытый и довольный Бойко вернулся в комнату Доронина, принялся примерять приготовленную ему одежду. Свитер подошел идеально, но толстые спортивные штаны пришлось подвернуть снизу, они были Бойко длинны. Доронин подумал, что у Боко такой же, как и у него пятьдесят четвертый размер, только рост на двадцать сантиметров меньше. Костюмы и Доронина и Бойко, а также пальто   Доронина и куртку Бойко забрала Гала, обещала отчистить и заштопать. Сам Доронин поверх фланелевой толстовки натянул стеганую, армейскую жилетку (чистая верхняя одежда у него закончилась, потому что черный зимний пуховик он отдал напрокат Бойко, тот ныл, что замерзнет на улице без  куртки, требовал еще шапку, свою он где-то потерял). Вдвоем они представляли потешную картину. Звезда Голливуда и Иванушка дурачок из детской сказки! Но Доронин уже давно убедился, внешность Бойко обманчива. Да, он ипохондрик и нытик, но в работе он асс, бульдог, и еще проныра, начальника своего в раз подставил, на обед скушал, и даже не подавился! Доронин думал – Бойко на Петровке долго не засидится, начальству такой умник не нужен, двинут его скоро по карьерной лестнице, еще и в Госдуме будет наш Бойко заседать, законы умные принимать!

В машине  Доронина Бойко опять зудел и нудел, куда они в такую рань прутся, всего семь утра, что они на пепелище делать будут, там вчера все исследовали! Доронину пришлось на него прикрикнуть, мол, думать не дает, говорит и говорит! Бойко на минуту замолчал, потом опять заговорил:
- Хорошая у тебя квартира Доронин, в центре, много комнат, и домработница имеется! А дед тот, он все под ногами крутился, когда мы вчера к тебе  приехали, родственник твой?
- Сосед! И Гала никакая не домработница, а тоже соседка. Это не моя квартира, у меня там одна комната. Квартира коммунальная!
- Коммуналки еще остались? В центре Москвы? А вы все на очереди стоите на квартиру? – допытывался Бойко.
- Все стоят, кроме меня…- скупо отвечал Доронин.
- А ты почему не стоишь?
- Я купил эту комнату, мне нужно было где-то жить! После развода квартиру жене оставил…
- Ну, ты даешь, Доронин! Я, то думал, ты, счастливо живешь в центре Москвы, а ты ютишься в коммуналке!
-Меня все устраивает! - опять коротко ответил Доронин…Через два часа, около девяти утра, они уже были на вчерашнем пепелище. Место пожара все еще было огорожено специальной лентой, и рядом маялся молоденький сержантик, типа, охранял место преступления. Деловой Бойко показал свои корочки, вместе с Дорониным они пролезли под лентой, оказались во дворе некогда шикарного особняка Трофимовых. Бойко поежился, засунул руки в карманы доронинского пуховика, сказал:
- Ну, смотри, Саша, не понимаю, что ты здесь потерял…
Доронин принялся обходить развалины по периметру… Остановился у забора, разделяющего участок Трофимова и соседний участок. Забор, как уже говорилось раньше, был внушительным. Даже привстав на цыпочки,  высокий Доронин не мог разглядеть, что там, на соседнем участке, он подпрыгнул ухватился за край забора, подтянулся и только тогда смог взглянуть, что там за забором. Да практически ничего интересного, небольшой домик, почти развалюха в окружении одичавшего сада ... Он спрыгнул на землю, направился к выходу с участка Трофимовых. Он вынырнул за ленту, вышел на улицу, отправился вдоль забора соседнего участка, соседний участок был большим, даже больше трофимовского, и участок угловой. Доронин шел вдоль забора, и так как участок был угловым, Доронин повернул на соседнюю улицу, и тут заметил в этом монументальном заборе небольшую калиточку. Из этой калиточки легко можно было попасть на соседнюю улицу. Он даже разглядел у калиточки следы, оставленные шинами большой машины. Доронин, стоя у калиточки позвонил Бойко, попросил того подойти. Бойко тут же оказался рядом, Доронин показал ему на калиточку:
- Ты спрашивал, как они выбрались из пожара? Элементарно. Через соседний участок, вышли из этой калитки, и уехали. Тут машина стояла, уверен – синяя «Газель».
Бойко почесал кудрявый лысоватый затылок, произнес:
- Ну, в качестве бреда эту версию можно принять! Ты видел проход из дома Трофимовых на этот участок?
- Пока нет, нужно внимательно осмотреть забор …Но второй выход в доме точно был, я тебе его покажу, он конечно разрушен, но понять, что это второй выход, сразу можно… Сейчас пойду, осмотрю забор Трофимовых, поищу выход на соседний участок…
-   Какие мои действия? – спросил Бойко тоном примерного ученика, и Доронин ответил ему тоном строго учителя:
- Ты должен узнать, кому принадлежит соседний участок, получить записи с камер видеонаблюдения на этой улице, вон как раз камера на столбе,   мы  с тобой стоим рядом, так что вызывай участкового, нам нужно попасть на соседний участок, кровь из носа, осмотреть его…
- Сделаем!      
Доронин вернулся на участок Трофимовых, и принялся внимательно, миллиметр за миллиметром изучать забор, разделяющий два участка. И он нашел калитку, ведущую на соседний участок! Она была практически незаметной, невысокой, примерно полтора метра высотой, ниже человеческих глаз, без ручки, с небольшим круглым отверстием для ключа, нестандартным, взглянув, сразу и не поймешь, что это отверстие для ключа, так, небольшая круглая дырочка. Доронин показал на калитку Бойко, вертевшемуся тут же:
- Вот, Олег, это - проход на соседний участок…
Бойко закивал, как китайский болванчик, но глаза у него горели, он уже фантонировал идеями, он уже был в теме, радовался, что работа сдвинулась с мертвой точки, что девчонки не погибли, спаслись, сто процентов, и что злодеев, скорее всего удастся задержать…И что интересно, выглядевшего как Иванушка дурачок Олега Бойко слушали абсолютно все кругом, понимали = это человек говорит и делает дело, и его распоряжения нужно выполнять. И тут на телефон Бойко позвонил местный участковый, он установил кому принадлежит соседний участок, и когда и Бойко и Доронин услышали, что хозяином соседнего участка является Гриневич Артур Ильич, они в унисон вздохнули с облегчением, их пасьянс сложился…Доронин попрощался с Бойко, который рыл носом землю на пепелище, и поехал в офис к Сереге Пирогову, тот должен был для него пробить местонахождение спутникового телефона, с которого Александру звонила Настя…   
10
 - Ты псих, Доронин! Как я могу это сделать? Как ты себе представляешь частного детектива, пробивающего местонахождение нелегально приобретенного бандитами спутникового телефона! И вообще, откуда ты взял, что тебе звонили именно со спутникового телефона? Меня лицензии лишат, в тюрьму посадят за такие дела! Вдруг этот телефон украден у военных или хуже того у ФСБ? Будет Генерал и Герой России зону топтать!  - кричал на Доронина Пирогов, а Доронин, в свою очередь, тыкал ему в нос свой мобильный  телефон, показывал номер, с которого ему звонили, и уговаривал:
- Сереж, вот именно, потому что ты, Герой России, в тюрьму тебя не посадят! Успокойся и послушай, что я тебе расскажу…
Доронин подробно, в красках, рассказывал все то, что разузнал на развалинах дома Трофимовых, про соседний участок, владельцем которого оказался юрист Гриневич, про обнаруженный скрытый проход на этот участок из владений Трофимовых, и про отпечатки шин на соседней улице, он даже чертеж начертил, для наглядности. И про то, что не Настин  труп был найден вчера, и то, что даже Бойко признал, что ошибся... Доронин умел убеждать… И Серега поддался. Коротко бросил:
- Давай свой номер, есть у меня умелец, хакер от Бога, думаю сумеет разузнать для тебя информацию… Ладно, возьму грех на душу, если ФСБ приедет, скажу, что сам номер пробивал… Вот я для тебя все делаю, Доронин, а ты для меня хоть что-то сделал?
Доронин пожал плечами, Пирогов был прав, а сам Пирогов улыбнулся, как чеширский кот из «Алисы в стране чудес», и произнес:
- Обещай мне Доронин, что я буду свидетелем на твоей свадьбе с Настей! Этой награды для меня хватит, на свадьбе твоей погулять!
Доронин кивнул, о свадьбе он даже не задумывался, какая свадьба, Настю бы живой найти…Тут в кабинет Пирогова, где сидели боевые друзья, заглянул парнишка лет шестнадцати, произнес:
- Все сделал, Сергей Васильевич!
Положил пред Пироговым листок бумаги, на котором было начерчено что-то вроде карты, с жирной линией посередине. Пирогов протянул листок Доронину. Тот повертел листок в руках, так и сяк, но быстро сообразил, что к чему. Это был маршрут передвижения нужного ему телефона! От точки, в которой телефон был включен, откуда звонили Доронину, где-то в районе Смоленска, и дальше… На данный момент телефон уже пересек границу России с Белоруссией. Тут же раздался звонок мобильного телефона Сергея Пирогова, тот отвечая на этот звонок, просто переменился в лице, говорил коротко и четко:
- Да, буду на месте. Конечно, приезжайте. Все покажу и расскажу…
Закончив разговор, медленно опустил телефон на стол, взглянул на сидевшего напротив  Доронина, сказал:
- А вот и ФСБ! Сразу засекли, что спутниковый телефон пробиваем, хоть и хакер у меня знатный, но телефончик то этот в розыске! Это чеченский телефончик, с военной базы сперли. Как в воду глядел! Вот скажи, Саша, что мне теперь делать? Как жить, Саша? Точно в тюрьму попаду!
- Расскажи все как есть. Кто предположительно пользуется краденым телефоном, и, что это я просил номер пробить. Мол, не знал, что это за номер. На меня вали! Я уже далеко буду, уеду из города. Вот, когда все закончиться, может и телефон найдется, вот тогда и буду с ФСБ объясняться…
- Ты знаешь, куда они направляются? Что это за маршрут?
 Пирогов показал на карту, которую держал в руках Доронин, тот кивнул в ответ. Он определенно знал, куда едет Трофимов,  везет своих жертв, В родное село. У Доронина была хорошая топографическая память, и он, когда изучал биографию Трофимова, посмотрел на карте, где находится  село, в котором родился Трофимов. И теперь представил себе карту, и понял что жирная линия, путь спутникового телефона, ведет именно туда! Доронин попрощался, поехал домой, ему нужно было, перед поездкой за Настей, захватить кое-что из дома. Кое-что – это оружие. Наградной пистолет с патронами к нему, несколько ножей (пистолет хранился у него в платяном шкафу, в специальном сейфе, там же хранились и ножи). Еще нужно было взять бинокль ночного видения (в его хозяйстве имелся такой), и запас сигарет. В общем все. О еде и личных вещах он даже не думал, есть он не хотел, пить тоже.
Но когда он подъезжал к дому, ему позвонил Бойко, просил дождаться, он сейчас заедет, у него есть важная информация для Доронина, и вещи свои он хотел забрать. В пуховике и спортивных штанах Доронина на Петровку он явиться не мог. Бойко приехал на служебной машине, с шофером. И пока ехал, конечно же,  попал в пробку! Доронин страшно истерил, ожидая своего друга больше часа, метался по квартире, кидался на стены (благо в квартире никого в этот момент не было, его никто не видел, а то бы непременно вызвали бы «Скорую помощь»!), ему не терпелось отправиться в путь, искать, спасать Настю.
Вот Бойко появился, вальяжно, не спеша вошел в квартиру, потребовал свои вещи, и принялся рассказывать Доронину, что ему удалось узнать за те полдня, что они не виделись. Что племянница одной из бывших клиенток Варвары, якобы отправившихся в Экопоселение, но  бесследно пропавших (заявление о пропаже от племянницы имеется), опознала свою тетю среди  погибших на  пожаре в усадьбе Трофимовых, правда только по платью и сережкам. Необходимо провести еще генетическую экспертизу… Но Бойко был уверен, все погибшие в усадьбе Трофимовых – это жертвы Варвары, заключившие договор на поездку в Экопоселение. Скорее всего, последние из тех, кто решил туда отправиться. Бойко говорил, что, по его мнению, никого не в какое Экопоселение не вывозили, банально убивали! Вот найдут черту Трофимовых, и обвинение в убийствах им предъявят, а он, Бойко, уже уголовное дело возбудил, по факту гибели всех пропавших…А пожар разгорелся в подвале еще и из-за того, что там были сложены вещи несчастных жертв, в узлах и чемоданах. Какой-то злодей на эти вещи плеснул керосин, вещи сразу же вспыхнули (эксперты установили, говорят однозначно – поджег!)… Доронин слушал в полуха, ему, конечно же, было жаль погибших одиноких стариков, но голова у него была занята другим, он думал, что если Трофимовы убили, не моргнув глазом, такое количество народу, почти двадцать человек, то жизни Насти и Аленки висят на волоске.
 Бойко проводил Доронина до машины, пожелал счастливого пути, Доронин тронулся с места. Через час он пересек границу Москвы, через два часа покинул пределы московской области… 
               
   Глава шестнадцатая. Настя Кораблева. Весна.
1.
Настя проснулась, открыла глаза. Микроавтобус, в котором ее с Аленкой везли в неизвестном направлении, стоял на мете. В микроавтобусе  было темно, но было темно и на улице, это Настя увидела, чуть приподнявшись, взглянув в ветровое стекло. В микроавтобусе никого из их с Аленкой тюремщиков не было. Но на улице, рядом с автобусом, слышались разговоры, и визгливые крики целительницы Варвары, похоже, она опять была чем-то недовольно, спорила  со своими «рабами», что-то от них требовала. Настя не могла разобрать слов, только недовольные интонации в голосе Варвары, и заискивающие – в голосах ее собеседников (всех). Настя пошевелилась, подползла к Аленке, лежащей от нее на расстоянии вытянутой руки, девочка не шевелилась, спала или была без сознания...
Вообще то, грузовой микроавтобус не был предназначен для перевозки пассажиров,  пассажирские сидения   в автобусе вмонтированы были дополнительно. За водительским сиденьем – четыре пассажирских кресла. Эти четыре кресла, и еще два места рядом с водителем были заняты четой Трофимовых, юристом Гриневичем,  охраной (в количестве трех человек). За рулем микроавтобуса сидел Василий Рябчиков (громила, что ломился в квартиру Насти, она его узнала). За пассажирскими креслами  в микроавтобусе громоздились ящики, коробки, чемоданы, узлы (домашний скарб Трофимовых), а за коробками и узлами как раз было немного места, и там разместились Настя с Аленкой. Их туда просто-напросто бросили, вытащив из подвала.
Надышавшись дымом в подвале, где бушевал пожар (от чего он начался, Настя поняла сразу – поджег, она слышала, сидя в подвале, в небольшой коморке, за ее дверью, шаги, слышала как на стены и двери в подвале плескали жидкость, даже чувствовала запах этой жидкости - керосин). Аленка, когда начался пожар, сразу потеряла сознание, Настя оказалась крепче, и сознание не потеряла. До последнего, держа на коленях голову потерявшей сознание подруги, уже сидя на полу, Настя стучала в запертую дверь каморки, где девушек закрыли их тюремщики. Их спас один из охранников, пожалел девчонок, открыл дверь, подхватил на руки легкую, как пушинка, Аленку, Насте велел  держаться за его пояс, постараться идти строго за ним, не спотыкаться, не падать, его пояс не отпускать, сказал, что вернуться за ней, в горящий дом, если она отстанет, он уже не сможет. Настя кивнула, все его распоряжения выполнила, на ногах устояла, крича от страха и ужаса, пробежала за героем-охранником через огонь, затем через соседний участок, сквозь маленькую дверцу в заборе, к машине, стоящей (как поняла Настя) на соседней улице.  И услышала от Варвары, уже сидящей в машине, полностью загруженной,  что дополнительных пассажиров они брать не планировали, и охраннику спасать кого-либо из пожара распоряжений не давали. И геройство охранник проявил по собственной воле, его никто проявлять геройство не просил. И пусть идет и возвращает девчонок обратно в подвал! И послала охранника матом! Тот обалдел – как девчонок в подвал, они же там погибнут, сгорят, пожар же! Но Варвара настаивала – в подвал девчонок, немедленно!  Обстановку разрядил Трофимов, резонно сказав,  в подвал девчонок поместить невозможно, там огонь бушует со страшной силой, и раз уж девчонок из подвала спасли, значит такова их судьба, они поедут вместе со всеми, но только в кузове, среди вещей.
Настя ели стояла на ногах, ее держал все тот же бедолага, герой-охранник,  тут же, от страшных слов Варвары, потеряла сознание, вслед за Аленкой, так и не пришедшей в сознание. Настю, как мешок с картошкой, закинули в кузов, туда же, следом, бросили Аленку, затем погрузились остальные (Трофимовы и два охранника сели в салоне машины, Гриневич и еще один охранник впереди, Василий за руль). Тронулись…
Настя пришла в себя очень скоро, но претворялась, что спит, лежала не двигаясь, слушала разговоры ее мучителей. Те в основном спорили! Спорили куда ехать, как делить заработанные (награбленные) деньги, куда девать девчонок, которых везли в кузове (может быть использовать по назначению и выбросить в лесу?)… Трофимов хотел ехать к нему домой, в Белоруссию, Варвара склонялась к Украине, Гриневич считал, что нужно ехать на восток России, в Сибирь, и там затеряться. Охранники требовали отдать им их деньги, отпустить на все четыре стороны, обещали  спрятаться, наличие денег не афишировать. Победил Трофимов (что казалось странным), решили ехать в Белоруссию, и никого на территории России из машины не выпускать. Варвара прикрикнула на пытавшихся было возражать охранников, пообещала им пожизненное заключение, если они останутся в России, на них почти два десятка убитых, при этом лексикон у нее был похлестче, чем у мамаши бывшего Настиного бойфренда, Клюева, слова «закройте свой поганый рот» были самыми мягкими, единственными печатными… Охранники заткнулись.
Пока ехали, Настя передумала обо всем (а что еще ей оставалось делать?). Более всего, ей было стыдно перед Дорониным, она предала его, а он пытался ей помочь, и он любил ее, всем сердцем. Впервые в ее нелегкой жизни, ее любил мужчина, любил больше чем самого себя, и она была смыслом его жизни! А она предала его! И как ей теперь жить? Как вообще ей жить, что с ней будет? Куда ее везут и зачем? И как сообщить Доронину, где она? Вот автобус  остановился, Настя услышала как из автобуса, кряхтя и посмеиваясь, вылезли все пассажир, размяться, кислорода дыхнуть. Настя тут же вскочила на ноги, ее слабым голосом окликнула Аленка, спросила, что с ними случилось, и правда ли, что был в том месте, где они были, вспыхнул пожар? Настя подтвердила, да был пожар, но их спасли, потом шепнула Аленки на ухо, что бы та помалкивала, и лучше притворилась спящей, так безопасней. Сама Настя начала пробираться между узлов и тюков, решила посмотреть в ветровое стекло, попытаться определить, где они остановились, и как долго им еще ехать… Но, взглянув в ветровое стекло, она ничего не поняла, микроавтобус стоял на  бензоколонке, такие бензоколонки по всей России одинаковые, и в  Подмосковье, и в Приморье… И вот она увидела на переднем сиденье, там где сидел Гриневич  мобильный телефон старой конструкции (так она подумала). Настя повертела телефон в руках, включила (передвинула рычажок на корпусе телефона), услышала гудки. Меню у телефона было не слишком сложным, Настя быстро разобралась, нажимая на соответствующие кнопки, нашла последние вызовы, поняла, как нужно набирать номер, и тут же набрала номер мобильного телефона Доронина, и вот, о чудо, она дозвонилась, Доронин ответил! Правда, поговорить им пришлось совсем недолго, но главное, что она дозвонилась, и он теперь знает, что она жива. И возможно, ему удастся найти микроавтобус! Вообще-то она была даже уверена (ничуть в этом не сомневалась), что он найдет ее, и вытащит из очередных неприятностей, куда она опять, по своей глупости, попала.
Настя, во время, заметив группу похитителей, быстро отключила телефон, бросила обратно не переднее сидение, метнулась в глубь микроавтобуса, плюхнулась на свое место. Аленка, слабым голоском. еле слышно спросила, кому позвонила Настя, Доронину? Настя, приложив палец к губам, быстро закивала…   
2
Микроавтобус двигался вперед, сотрясаясь на ухабах,   пассажиры на передних сиденьях поначалу вяло переругивающиеся между собой, вскоре затихли, устали, задремали…
Ехали весь день. Настя с Аленкой, в глубине микроавтобуса тоже спали тревожным сном, но иногда просыпались (от толчков и остановок), слишком неровной была дорога, по которой продвигалась резвая «Газель», да и технические остановки пассажирам «Газели» требовались. Один раз даже вывели пленниц, предварительно связав им руки и ноги, но не туго, так чтобы девушки смогли передвигаться (пожалели болезных). И вот, наконец, машина остановилась, надолго. Настя проснулась,   на полсекундочки растерялась, не сразу поняла, где находится, но вспомнила, сообразила – она заложница, пленница четы Трофимовых, они ее куда-то привезли, и вот именно сейчас решиться ее судьба, и не только ее, еще и Аленки, так некстати увязавшейся вслед за Настей в тот роковой день.
На улице, рядом с машиной снова началась перепалка между Варварой и ее мужем, Настя слышала все от первого до последнего слова (ее от споривших отделяла лишь тонкая металлическая стенка кузова). И Варвара снова настаивала на убийстве пленниц! Трофимов девчонок защищал. Слушая этот разговор, Настя холодела от ужаса. Она растолкала Аленку, горячо зашептала ей на ухо, что нужно приготовиться, возможно, прямо сейчас придется бежать, спасаться… Аленка коротко ответила, что все поняла, она приготовится…
Но бежать никуда не пришлось. В спор супругов вмешался третий голос, пожилой женщины, резко приказавший Варваре, что бы та не молола чуши, никого убивать она не даст, и если они привезли с собой  еще кого-то, то пусть эти кто-то проходят в дом… И тут же один из охранников появился перед девушками в салоне микроавтобуса, потребовал, что бы те немедленно поднимались, выметались из машины. Безумно уставшим от длительного переезда Насте с Аленкой другого приглашения делать не нужно было, они принялись выбираться из машины вслед за охранником…    
 
Очутившись на улице, Настя с Аленкой сразу же были оттеснены от Трофимовых с их свитой крупной пожилой женщиной, почему то в валенках и в накинутом на плечах пуховом платке (на улице была весна в самом разгаре!). Женщина повела девушек в дом через неухоженный, заваленный всяческим хламом двор. Подходя к дому, в вечернем сумраке, Настя успела заметить, что дом бревенчатый,  посеревший от старости, но довольно большой, на высоком фундаменте,  двухэтажный. Когда они поднимались на крыльцо, Настя подсчитала – крыльцо из десяти ступенек (у крыльца в Настином доме, в Великом Новгороде, ступенек было всего пять). Женщина вела девушек мимо кухни, большой гостевой комнаты на первом этаже, к лестнице на второй этаж, и дальше, по лестнице, к  комнате, наверное, самой дальней, по крайней мере, идти до этой комнаты пришлось довольно долго. Толкнула дверь комнаты – жестом пригласила девушек войти, вошла следом. Настя оглянулась – комната была не жилой, грязный пол, пыль на подоконнике, мутное стекло в небольшом окошке. Женщина коротко пояснила:
- Здесь пока побудьте. Ничего не бойтесь, вас пальцем никто в моем доме не тронет, только через мой труп! Вот чего удумала – убивать! Сроду в моем  доме убийств не было…
Настя и Аленка опустились на широкую кровать, единственный предмет мебели, находящийся в комнате. Женщина присела рядом с ними, спросила:
- Каким ветром вас сюда занесло, красавицы? Звать-то вас как?
Настя попыталась объяснить:
- Я – Настя, журналистка, на лекцию к господину Трофимову пришла, вот Аленка, моя подружка, со мной… Видно не угодна была журналистка Трофимову на лекции, и нас его мордовороты схватили…
Женщина остановила ее сумбурную речь  жестом руки:
- Как я понимаю рассказ у тебя, девонька, длинный, потом поговорим, чуть попозже. Я вам скоро покушать принесу, пока отдыхайте. Да, меня бабой Марфой кличут, я мать, как ты выразилась, господина Трофимова…
Женщина ушла, просто затворив дверь, не заперев ее, как будто понимала – пленницы никуда не убегут, бежать просто некуда, да и не в чем. У Насти, например, не было верхней одежды (куртка осталась в сгоревшем доме Трофимовых), одета она была только в тонкой блузке, и у обеих девушек не было с собой личных вещей (их сумки тоже остались в доме Трофимовых). Оставшись вдвоем, девушки с облегчением выдохнули, им показалось, что на сегодня, опасность миновала. Но Аленка спросила Настю:
- Что будем делать?
- На улице ночь, дождемся утра…- отвечала Настя, - Утром решим, может быть, попытаемся сбежать…
- Как, через окно? – задавала вопросы Аленка, - Или через дверь, а потом куда? Где мы вообще находимся? Нас так долго везли…
- Думаю в Белоруссии…- высказала предположение Настя, - Через окно бежать не удастся, высоко слишком, значит через дверь, а там охрана…Ладно, решим, что делать…
Тут дверь распахнулась, на пороге показалась Марфа,  с  крынкой молока и краюхой хлеба в руках. Протянула молоко и хлеб девушкам, произнесла:
- Вот поешьте, чем Бог послал, я гостей не ждала, разносолов не готовила. И повторяю – не бойтесь, вас не тронут. И, планы побега не стройте. Как появиться возможность я вас сама выпущу…
Насте показалось, что Марфа читает их мысли, но почему то, она этой странной женщине полностью доверяла, понимала - она выпустит пленниц, однозначно. Девушки оказались настолько голодными, что хлеб с молоком умяли в две секунды. Марфа, приняв у них пустую крынку, поставила ее на подоконник, опять присела на кровать, к девушкам, протянула руку, ласково погладила сидевшую рядом с ней Аленку старческой, морщинистой рукой по голове и плечам, Аленка зевнула, захотела спать. Марфа негромко сказала:
- Спи, моя милая…
И помогла Аленке улечься на кровать, сняла с нее сапожки и куртку. Сапожки поставила рядом с кроватью, курткой укрыла девушку, которая сразу же уснула. Настя не понимала, почему Аленка так крепко уснула, они же проспали всю дорогу из Москвы до этого странного места, более двух суток! А Марфа удивление Насти восприняла как должное, резюмировала:
- Пусть поспит, ей сил нужно набираться, после болезни она. А, ты милая, как себя чувствуешь? Ты же у нас не в простом положении, ведь так?
-   В каком я положении? – не поняла Настя.
-  В самом, что не на есть женском положении, интересном…- спокойно отвечала баба Марфа, Настя, со всей присущей ей горячностью, принялась возражать:
- Этого не может быть, Вы ошибаетесь! Вы точно ошибаетесь! Как Вы можете знать! Это не правда!
-  Может и ошибаюсь. Только, я, девка, вообще-то никогда не ошибаюсь в таких делах. Но с тобой промашка может выйти, срок больно маленький…
- Чушь какая-то! – снова возразила Настя.
-Может и чушь…- примирительно согласилась с ней Марфа, и продолжила, - Отдыхай тоже. Дверь я запру, ключ только у меня будет, не сынок мой непутевый, не его женушка-ведьма, а тем более их мордовороты сюда не зайдут. Только через мой труп, повторяю. А он ой как не скоро будет. Вот это я точно знаю. С твоим положением может и ошибаюсь, если тебе так хочется, а про свою жизнь и тем более смерть, я все знаю. Так, что отдыхай, скоро тебя заберут отсюда… Подожди немножко…
Шаркая валенками, Марфа покинула комнату, Настя услышала, как щелкнул дверной замок, повернулся ключ. Оставалось только поверить хозяйке дома на слово, что она не даст девушек, неожиданно появившихся в ее доме, в обиду.  Настя сняла сапожки-угги, поставила рядом с Аленкиными сапожками,  прилегла на кровать рядом с Аленкой, мирно посапывающей во сне, и задумалась над странными словами всезнающей бабы Марфы, ведь она что-то там говорила про ее интересное положение… Она, Настя, что, по ее словам беременна? Да быть этого не может, так она всезнающей бабушке и ответила!  Но вообще-то, если рассмотреть вопрос теоретически, то все может быть. Она, же прожила с Дорониным более месяца, и не как соседка, а фактически как жена, и «сексом» ( как называл их «занятия» Доронин, Настя предпочитала слово «любовь»), так вот «сексом» они занимались практически ежедневно! И не всегда «безопасным» (взять, как пример, хотя бы тот «секс-марафон», Восьмого Марта)…А с практической точки зрения?   Настя не чувствовала никаких изменений в своем организме, тех что были  при первой ее беременности, совершенно! Она чувствовала себя просто отлично, живя у Доронина, она хорошо отдохнула, набралась сил, могла горы свернуть! Ее не тошнило, она могла курить, сколько ей вздумается. Настя мотнула головой – да чушь  странная бабушка городит, точно! Не провидица же она! И что еще бабушка сказала – ее скоро заберут отсюда? Кто заберет, Доронин? А как бабушка это узнала? Одни вопросы, и не каких ответов!
             3
В это же время, на кухне большого дома бабы Марфы продолжалась  начавшаяся еще на улице склока между Варварой и ее мужем. Варвара шипела как змея:
- Ты что себе позволяешь? Почему ты меня унижаешь перед твоей гребаной мамашей? Ты вообще кто такой, что ты без меня значишь? Ты копейку без меня заработал! Все наши неприятности из-за тебя! Ты виноват!
- Я виноват, пусечка? Да почему я-то виноват? – устало отмахивался от жены Трофимов, - Я все делал, как ты говоришь, ты хотела, что бы я все больше и больше денег требовал с моих подопечных, тех, кто мои лекции слушал, вот я и требовал. Та девочка, что погибла, с собой покончила, сама с крыши сбросилась, полиция это признала… Ко мне никаких претензий!
- Ты допустил, что бы журналистка влезла в наши дела!
- Да почему именно я допустил? Так получилось, что она узнала про самоубийство девочки, потом про  Экопоселение, стала раскручивать, что это такое, как туда попасть… А экопоселение –  твое детище, я возражал, когда ты это начала, если ты забыла!
Варвара нарезала круги по большой, но неуютной кухне в доме Марфы, чрезвычайно грязной, захламленной, Трофимов сидел за большим кухонным столом, стоящим посредине, и Варвара, нарезала свои круги практически вокруг этого стола,  Трофимову приходилось вертеть головой из стороны в сторону, что бы отвечая Варваре, не оказаться к ней спиной. Наконец, Варвара остановилась, села напротив мужа, положив руки на крышку стола, уставилась мужу в глаза, спросила:
- И что мы теперь будем делать, как жить?
- Ничего страшного, купим новые документы, и уедем. У нас счета в швейцарском банке, денег там достаточно. Счета на предъявителя…
- Как мы попадем в Швейцарию? – спрашивала Варвара.
- Да легко! Я говорю, документы новые купим. Легко попадем!
-  У тебя все легко!
- А мне странно, что ты психуешь! Ничего страшного не произошло!
- Те девки, которых ты сюда притащил, зачем они здесь? Почему нельзя было оставить их в Подмосковье? Почему ты мне не разрешил оставить их в горящем доме? Если бы их сейчас не было в живых, мне было бы спокойней! А теперь их будут искать! А так – нет человека, нет проблемы…
-Почему ты считаешь, что их будут искать здесь, в Белоруссии? Почему?
-Да потому что ОМОН, там, в Подмосковье, у нашего дома, требовал выдать заложниц. И если трупов заложниц не нашли в доме, значит, эти заложницы живы, и их будут искать! – убеждала его Варвара, а Трофимов, используя все свои профессиональные навыки, втолковывал ей:
- Кто знает, что мы уехали именно сюда? Да и не пробудем здесь долго. Завтра Гриневич будет уже в Минске, приобретет нам всем документы, и получит для нас шенгенские визы, и мы улетим первым же рейсом…
- Твоими устами бы мед пить! Почему у тебя такое благостное настроение?   Странно…
А у Трофимова, в отличие от жены, у которой уже третьи сутки не прекращалась паника и истерика, настроение действительно было отличным. Он все для себя решил. Он уедет в Швейцарию, но не с Варварой, а с Настей, уедет по тихому (он был уверен, что Настя согласиться с ним ехать, у него же денег куры не клюют!). Варвара останется здесь, в доме его матери. Он уже дал  соответствующее распоряжение Гриневичу, заплатил тому большие деньги.  Гриневич должен был купить паспорт для него и для Насти, с шенгенской визой. И счет в швейцарском банке, о котором говорил, Трофимов оформил только на себя, он знал, что у Варвары есть свой собственный счет, куда капали денежки от продажи квартир жертв Экопоселения. Она мотивировала открытие отдельного счета тем, что нельзя все яйца класть в одну корзину, и он понял, она утаивает от него деньги. И, потом все эти ее меха, бриллианты, пластические операции, солоны красоты, стилисты-визажисты, она тратила, по его мнению, на них слишком много денег, он тратил намного меньше…
Он решил, им с Варварой определенно нужно расстаться, он устал от нее. Она надоела ему хуже горькой редьки – с ее истериками, вывертами, маниями величия и преследования, с ее опасными прожектами (типа Экопоселения), и с ее  маниакальным желанием убивать. И, именно это, последнее, пугало его больше всего… 
      4
Варвара осталась сидеть за кухонным столом, Трофимов отправился в комнату матери, он решил поговорить, его мать была очень умной женщиной, и всегда советовала все правильно (вот только он ее советам не следовал, например, она категорически была против женитьбы сына на Варваре).
 Марфа сидела в своей комнате, и на большом круглом столе, находившимся прямо у окна раскладывала пасьянс. На улице стояла темная ночь, и пасьянс пожилая женщина раскладывала при свете настольной лампы.  Причем карты у нее были необычными, большими, яркими, с разноцветными рубашками, а на лицевой стороне карт были нарисованы не шестерки с семерками и не дамы с валетами, а непонятные простому человеку символы, скрещенные мечи, кресты, огнедышащие драконы, черти и так далее. Трофимов несколько секунд постоял за спиной матери, следил, как та тасует карты, раскладывает, снова тасует и снова раскладывает. Вот она заметила его, спросила:
- Ты что хочешь, Валентин?
Валентин присел за стол, рядом с матерью, выдвинув стул из-под стола, уронил голову на руки, тяжело вздохнул, произнес:
- Что мне делать, мама?
Марфа в очередной раз перетасовала карты, пожала плечами, ответила:
- Ты все уже сделал… Что ты еще хочешь?
- Как мне быть? – задал очередной вопрос сын, мать и тут не замедлила с ответом:
- Как быть? Ты же знаешь…
- Не знаю…
- Спроси у своей Варвары, зачем ты спрашиваешь у меня. Ты   ее выбрал в советчики, уже давно, почти двадцать лет назад. Тебе с ней было хорошо, почему теперь стало плохо?
- Она убийца, мама. Она убила почти двадцать человек. Хотела убить и тех девчонок, что мы привезли…
- Я не удивлена. У нее всегда были маниакальные склонности…
- Она может меня убить…
- Нет, тебя она любит! И убивает она для тебя…
- Я хочу уехать за границу, без нее…
Марфа  разложила свои странные карты, внимательно взглянула на них, смешала, произнесла:
- Не получиться.. Ты никуда не уедешь…
- Откуда ты знаешь?
- Вижу…
- Что еще ты видишь?
- Тебе нравится блондинка, та, которую вы привезли. Но это не твоя женщина, у нее есть мужчина, он ее любит, и она его любит, и от него беременна. Ты хорошо сделал, что не дал своей жене сотворить очередное зло. И  предупреждаю тебя, я отпущу эту блондинку и ее подругу, очень скоро. А ты найдешь себе другую блондинку, не сейчас, через пару лет, но найдешь…Поверь, ты еще будешь счастлив…
- А Варвара?
- Вы не будете вместе, ее не будет в твоей жизни, вот это исполниться очень скоро. И это тебе только на пользу…
- Ты это тоже видишь? Карты показывают?
- Да карты. И просто знаю, ты помнишь про мои способности? У тебя тоже были способности, и очень неплохие, но ты не стал их развивать, тебе показалось это сложным. Ты обладал гипнозом, но тоже им не занимался, и этот дар у тебя почти пропал… Что ж, это твой выбор…
     - Как мне жить? – опять спросил сын, и мать ответила ему,  спокойно, четко, разговаривала с сыном, как с больным человеком, психически:
- А что ты хочешь, сынок? Ты заварил крутую кашу, ты слушал много лет свою жену, и теперь, когда тебе разонравилось, то, что она делает, ты просишь ответа у меня… Зачем вы вообще приехали ко мне? Сбежали? Вы замешаны в криминале? Ты говоришь, что она убийца? А почему ты разрешил ей убивать? Умывал руки? Не хотел связываться? А вкусно есть хотел, сладко пить, дорогие шмотки носить, в красивых домах жить?   
- Мама! – попытался перебить мать Трофимов, но ту уже было не унять:
- Нет, дай мне сказать. Я молчала долго! Ты не послушал меня, когда женился на ней, я тебя предупреждала, ты поступил по-своему. Ты похерил свой талант, занимался черте чем… Говоришь, она убийца? А ты же тоже убил несколько человек…
Трофимов смутился, и Марфа поняла, она на верном пути, продолжила:
- Видишь, я права! Ты тоже не белый и пушистый, погубил не одну жизнь, и теперь ищешь защиты, ищешь оправдания? Только ты сам можешь все исправить! Хочешь развестись с Варварой? Иди, скажи ей об этом! Не будь таким трусом…
Но Трофимов не сдвинулся с места, он не мог заикнуться Варваре о разводе, он даже не представлял, как ей можно подобное сказать…
Для себя он только что решил, раз ему не доступна Настя (она уже стала ему не интересной, беременная от другого, скорее всего от того здоровенного мужлана, внешне  симпатичного, но с манерами и повадками  отставного прапорщика,  ездившего на потрепанном черном джипе, который постоянно сопровождал Настю, якобы охранял). И Настя, которую Трофимов считал совершенной женщиной, выбрала симпатичного отставного прапорщика, а не его, Трофимова (спрашивается, почему она должна выбирать Трофимова, он же ей никаких авансов не делал, интереса к ней не проявлял), а прапорщик был много сильней и моложе Трофимова, и как «самец» представлял больший интерес, что же, это естественный отбор ). Трофимов решил, что смоется один. Вот, только дождется паспортов, за которыми уехал Гриневич, возьмет свой, прихватит денежек побольше (слава богу, почти все деньги на банковских картах иностранных банков), и уедет. Машину он не водит, придется приглашать с собой кого-нибудь из охранников, добраться до столицы, и от охранника откупится. Его план ему очень нравился, казался таким простым и легко выполнимым.
Марфа внимательно посмотрела на сына, сказала прямо:
- Все что планируешь, ничего не исполниться, все напрасно, смирись. Иди спать, поздно уже… Ты может быть не устал, я устала очень… Стара уже стала, не девочка… Иди в свою комнату, я там вам с Варварой постелила…
Трофимов, тяжело вздохнув, опустив голову, шаркая ногами, как старик, вышел из комнаты матери. Он думал, его мать «умеет утешать добрым словом», она всегда такой была, грубой и жесткой, и всегда правду ему говорила, да не только ему, другим тоже, за это ее все соседи, в их селе не любили, боялись. Но ведь мать всегда была права! И то, что она говорила ему, и тогда, в детстве и в юности, и сейчас  все правильно!  И про него самого и про его «милую женушку»! Ответов на свои вопросы он от матери не получил, да еще мать все его планы разбила в один миг…
Трофимов поплелся спать, «в свою», как сказала его мать, комнату.
Он разделся, улегся на старую, скрипучую кровать, он спал на этой кровати в далеком детстве, но заснуть не смог, вообще, до утра. Он притворялся, что спит, не хотел, когда его дорогая супруга появиться в его комнате, с ней общаться. Надоела. Обрыдла. Но та вскоре появилась, разделась, толкнула мужа в бок, не слишком вежливо, отодвинула к стенке, улеглась рядом. Кровать была не слишком широкой, и Трофимову пришлось просто вжаться в стенку, не шевелиться, что бы, не дай бог, коснуться жены, потревожить ее покой. А его «верная супруга» вскоре заснула , в отличии от него, сном праведника, и даже захрапела…Трофимов, промучившись без сна, думал, как так получилось, что они вроде бы умные и успешные люди, докатились до того, что вынуждены бежать, петлять как зайцы, заметать следы, сжечь прекрасный дом, и оставить умирать в подвале горящего дома, несчастных стариков… Почему он разрешил своей супруге такие страшные зверства, почему махнул рукой, мол, пусть делает, что хочет, лишь бы его не доставала…
А началось все с одной, страшно одинокой, смертельно больной, но состоятельной пожилой дамы. Та воспылала любовью к Варваре, считала, что только Варвара сможет вылечить ее от болячек, в принципе не поддающихся лечению. Да и сама Варвара уверила пожилую женщину, что поможет ей, и вытягивала и вытягивала из нее деньги. И тут женщина в одном из разговоров с целительницей, обмолвилась, что готова все продать, поселиться где-нибудь в деревне, жить на природе, питаться здоровой пищей, но только, что бы в этом уединении ее лечила Варвара, круглые сутки… После этого разговора у Варвары возникла мысль об Экопоселении… Созрел безумный план… Правда, убивать она поначалу никого не хотела, хотела найти заброшенную деревню, и свозить туда желающих попасть в Экопоселение. И даже нашла такую деревню, договорилась, за небольшую мзду с ее жителями, что  к ним на короткое время приедут пожить «ее престарелые родственники», как она сказала. Она заказала в типографии красочный буклет, составленный из рекламных фотографий, надерганных из интернета, состряпала текст (что-что, а приукрашивать действительность она умела). И при очередной встрече показала этот буклет своей состоятельной пациентке. Та пришла в восторг, и принялась готовиться к переезду в сказочный поселок, который увидела на фотографиях. Она продала квартиру, дачу, передала Варваре около полумиллиона долларов…
И вот настал день ее переезда. За ней заехал на машине шофер, погрузил ее вещи в багажник, помог сесть в машину, и только в машине сказал, что сейчас отвезет ее в дом самой Варвары, там пожилая женщина поживет пару дней.  Женщина ничего не заподозрила. Она действительно оказалась в доме Варвары, была потрясена роскошью и комфортом ее жилища. Варвара напоила свою гостью чаем, и предложила пройти в отведенную ей комнату, передохнуть… Вместо комфортабельной комнаты, женщина оказалась запертой в небольшой каморке, в подвале… Женщина, как уже говорилось выше, была сильно пожилой и смертельно больной,  той же ночью она умерла, от сердечного приступа. Чему Варвара несказанно обрадовалась, не нужно никуда никого везти, и никто возражать не будет, мол, в какую дыру привезли, где комфортабельные коттеджи и обещанный уход! Вернее нужно  вывозить, но всего лишь безмолвный труп! Труп женщины охранники вывезли в дальнее Подмосковье, спрятали в лесу, забросали сухими ветками. Женщину никто не хватился, Варвара получила чистой прибыли полмиллиона долларов. Начало ей показалось просто отличным… Лиха беда начало! Тем из ее «пациентов», кто долго не умирал в подвале, скандалил, она помогала – делал успокоительные уколы…       
5 
К утру выяснилось, что сбежал один из охранников, именно тот, что спас Настю с Аленкой из пожара. Он сбежал,  прихватив с собой саквояж с драгоценностями Варвары. Спер саквояж прямо из комнаты, где спали его бывшие хозяева. Варвара, укладываясь спать, затолкала саквояж под кровать, и именно тот охранник, которого назначили сторожить сон хозяев в эту ночь, проследил, куда был спрятан заветный саквояж, и спер его.
Следует сказать, что Трофимов слышал, как кто-то вошел в комнату, (половицы предательски скрипели), и как потащил саквояж из-под кровати, и также скрепя половицами покинул комнату. Трофимов понял, что украли саквояж с драгоценностями Варвары, но его это происшествие совершенно не тронуло, он лишь подумал про себя, что его жене лучше нужно было прятать сокровища, если они ей дороги! Знал, что она утром будет орать и вопить, но и об этом равнодушно подумал – а пусть… 
Так и произошло…
Варвара, обнаружив пропажу драгоценностей, превратилась в фурию, и супруг, всегда трепетно воспринимающий ее скандалы, и переживающий, что она тратит свои нервные клетки, у нее не дай бог повыситься давление, на этот раз воспринял очередной скандал стоически. Едва она начала скандалить, пожал плечами, накинул куртку на плечи, вышел на улицу. Отправился в курятник, помогать матери кормить кур  и цыплят (у его матери было много живности - собака, несколько кошек, куры, утки, поросенок, она вообще, жила натуральным хозяйством). Варвара, потеряв единственного зрителя, скандал прекратила, принялась за оставшихся двух охранников, допытывалась у них, куда мог податься их товарищ, где его искать… Те не предполагали, куда мог сбежать провинившийся охранник, да и вообще его не знали, вроде бы был родом  откуда-то из глухой деревни. Между собой охранники  были не особенно близки, вместе в роковой день, день пожара, дежурили случайно, но в душе за своего бывшего коллегу порадовались, даже  позавидовали, сообразил парень, так обогатиться. Сами они до этого не додумались. Решали между собой, получат ли обещанные от Варвары и ее мужа деньги (она за поездку в Белоруссию обещала всем охранникам заплатить кругленькую сумму), неизвестно. Они вообще начали сомневаться, что юрист Гриневич, якобы уехавший в столицу за паспортами для хозяев, вернется…И когда Варвара, так ничего от охранников не добившись, наконец,  от отстала, они тоже вышли во двор, закурили, и принялись договариваться, каким образом им грабануть хозяев и смыться…
Василий Рябчиков оказался самым слабым из оставшийся охранять семейство Трофимовых троицы. Он слушал разговоры своих товарищей, поддакивал, но его душа сотрясалась от страха. Он до безумия боялся Варвары, и прекрасно понимал – он никогда не сможет потребовать от нее чего-либо, тем более денег, еще он был точно уверен, что Варвара ведьма, и его товарищам, если пойдут на ведьму войной, не сдобровать! Но вслух свои опасения высказывать боялся (как-то брякнул, мол, Варвара – ведьма, товарищи его засмеяли). Двое охранников, перетерев между собой,   решили идти, трясти из Варвары деньги, и свалить подальше от своих бывших хозяев, Рябчиков идти с ними категорически отказался.   

Охранники бой проиграли! Варвара победила. Хоть и были охранники настроены очень смело, бодро подкатили к своей хозяйке, потребовали выплатить им деньги, они увольняются, и хотят уехать, у них ничего не вышло. Поначалу охранники громко кричали, и даже оскорбляли свою хозяйку, обзывали «старой дурой», «толстой коровой», все без толку. Варвара кричала громче,  словарный запас у нее был богаче, и вообще, она была умнее и талантливее простых мужиков. Если бы не ее ум и талант, да еще ее пробивная сила (но заведшая ее в совершеннейший  тупик) она бы не заработала всех тех денег, что заработала. Она, в свою очередь, обозвала охранников «неблагодарными свиньями», и приказала убираться вон, пред ее ясными очами не показываться, и то, что бы они получили заработанные денежки, она еще сто раз подумает. И, здоровые мужики ушли, не соло нахлебавшись, опустив головы. Увидев своих товарищей в таком непотребном виде, Рябчиков еще больше уверовал – Варвара действительно ведьма… Мужики, с горя, пошли по деревне, в одном из дворов купили литровую бутылку самогона, у бабы Марфы взяли на закуску банку соленых огурцов и котелок вареной в мундирах картошки, и напились…
А Варвара, победив своих охранников, вкуса победы совершенно не ощутила. Она вдруг ясно поняла, что окончательно стала «старой дурой» и «толстой коровой», вот уже ей об этом в глаза говорят охранники, ее авторитет упал ниже плинтуса... После позорного ухода охранников, победы над ними, совершенно ее не порадовавшей, Варвара вдруг почувствовала, что на месте, без дела она сидеть и ждать Гриневича с документами, не может, и просто не хочет. Она с ума сойдет, если что-нибудь сейчас не предпримет. И она  ринулась к своей  свекрови, разбираться. Варваре необходимо было получить у свекрови ключ от комнаты, в которой были заперты привезенные ею девчонки. Именно эти девчонки, так она считала,  причина всех ее бед, и если их немедленно не станет, ей, Варваре, наоборот станет намного легче! В одном доме с ними она находиться больше не могла, задыхалась. Но не тут-то было. Ее свекровь оказалась крепким орешком, и много круче, чем рассчитывала Варвара. И если Варвара, женщина бальзаковского возраста, полнотелая и изнеженная, оказалась сильнее дюжих молодых мужиков-охранников, то баба Марфа, с виду дряхлая старушка, глубоко за семьдесят, с больными ногами, была много сильнее ее… И когда Варвара потребовала у Марфы ключ от комнаты девушек, Марфа коротко ответила, что ключ та  получит только через труп хозяйки. Варвара попыталась повысить голос, Марфа просто сняла со стены висевший обрез, наставила на Варвару, сопроводив свои действия словами:
- Не надейся, что у меня дрогнет рука! Выстрелю, глазом не моргну. Я не старушка божий одуванчик! За себя постоять смогу. Одна столько лет живу, и лихие люди кругом бродят. Пошла вон!! И даже не заикайся, что девчонки тебе нужны. Не получишь.  Лучше уйди, не доводи до греха…
Варвара вышла из комнаты свекрови, хлопнув дверью. В глубокой задумчивости, растерянности, ущемленная, оплеванная, уселась на кухне, за кухонный стол, и заплакала, впервые за последние тридцать лет, горько…      
  6
Гриневич не приехал и к вечеру, то есть он отсутствовал, в общей сложности, уже двое суток. Телефон его был выключен, и Трофимов, доселе, находившийся в полной уверенности, что юрист предан ему сердцем и душой, впервые подумал, что не настолько-то он ему предан, и скорее всего не вернется с паспортами и билетами для своих хозяев, он просто напросто их «кинул». Но Трофимов продолжал уверять Варвару, что Гриневич вот-вот будет, просто задерживается…А втайне от Варвары, принялся уговаривать Василия Рябчикова отвезти его на микроавтобусе до ближайшего города, где можно будет найти такси до столицы, обещая тому хорошо заплатить. Василий, находясь в сильном подпитии, а пьяному как говориться, море по колено, готов был ехать прямо сейчас, но Трофимов велел ему лечь спать, хорошо выспаться, обещал разбудить с утра пораньше. Василий, даже в пьяном виде, помнивший о Варваре, спросил Трофимова, в курсе ли хозяйка, что хозяин хочет уехать, но тот  его уверил что, хозяйка, конечно, в курсе.
Этот вечер, проведенный супругами Трофимовыми,  их охранниками и пленниками, в доме бабы Марфы, был просто отвратительным, тяжелым, нервным. Казалась, весь воздух в этом старом доме пропитан ненавистью, злобой и отчаянием.  Варвара постоянно капризничала, то кричала на мужа и охранников, то принималась плакать. Когда баба Марфа отправилась кормить своих пленниц,  поплелась за ней, она, якобы, решила повидаться с ними. Как объяснила Марфе – она хочет только переговорить, ничего плохого им не сделает. Старушка не разрешила, коротко ответила, но как будто отрезала – через ее труп, и не пойти ли дорогой невестушке вон! Варвара начала орать, топать ногами, кидаться с кулаками на свекровь, и орала так громко, что прибежал сам Трофимов вместе с охранниками, супругу от греха подальше увел. Он реально испугался, что его супруга может его матери навредить. Этого ему еще не хватало! И что же будет, когда он уедет, его супруга и мать мордобой межу собой устроят, поубивают друг друга?
Он усадил супругу на кухне, пошел разбираться с матерью, упросить мать на его супругу, больную на голову, не обижаться…Его мать и не обижалась. Сказала сыну, что согласна с ним полностью – его супруга больна на голову, но ведь с этим нужно что-то делать! Лечить ее! Если сын согласен, она полечить ее попробует, но нужно еще и согласие пациентки. Сын ответил – Варвара его крест, лечиться она, никогда, не согласиться…Трофимов вернулся к супруге на кухню, застал ту опять в слезах. Ему ничего не оставалась, как налить супруге большой стакан самогона, заставить выпить все до капли, и отправить спать, со словами – утро вечера мудренее. Уложив жену в свою кровать, сам решил спать на кухне. Пододвинул широкую лавку к стене, на лавку бросил старый ватник, под голову свернул валиком другой ватник, а укрылся старым тулупом. Заснул он сразу, намаялся за день, предварительно, на мобильном телефоне, он установил звонок будильника, на пять часов утра,  однако спать ему пришлось не долго, встал он задолго до пяти…      
Он проснулся от резкого, сильного шума. Проснулся, сел на своей неудобной лавке, сначала помотал головой, попытался осознать, где он, и почему проснулся. И когда припомнил, все, что происходило вчера, и почему он спит на кухне, стал прислушиваться, откуда исходит разбудивший его шум, и что это за шум…

Шум исходил от входной двери, там шла драка. Дрался один из охранников (наименее пьяный, взявшийся охранять покой своих хозяев у входной двери), с неизвестным мужиком, как понял Трофимов, ворвавшимся в дом бабы Марфы. Вернее, Трофимов, сначала не узнал того, с кем дрался охранник. Вот неизвестный скрутил охранника, приставил ему к его голове пистолет, хриплым голосом потребовал у вышедшего в прихожую Трофимова, выдать ему его женщину, Настю Кораблеву. Трофимов пригляделся (был близорук),  узнал – тот с кем дрался охранник никто иной, как мужик Насти, который постоянно сопровождал ее. Трофимов подумал, а как  мужик Насти их нашел, как выследил? И еще, выглядел этот мужик  просто жутким образом! Небритый, с воспаленными глазами, на губах запеклась черная корка, волосы, падающие ему на глаза, напоминали  сальную паклю, одежда  (если майку и джинсы можно было назвать одеждой), была в грязи, местами порвана…Складывалось впечатление, что он неделю шел пешком через непролазную грязь и лесную чащу, а не приехал на машине или автобусе…
Трофимов собирался уже сказать мужику, что нет проблем, сейчас он приведет его женщину, пусть забирает, и убирается на все четыре стороны, никому его женщина не нужна, но не успел. Из своих комнат на втором этаже вышли Варвара и Марфа, с обрезом в руках ( как она говорила – обрез защита от лихих людей). У Варвары в руках был нож. Трофимов подумал, он идиот, не проследил за женой, позволил ей где-то на кухне найти нож, и  припрятать, теперь неизвестно, что она с этим ножом будет делать, не дай бог поранит себя или кого-нибудь...
 Марфа опередила Трофимова, первой спросила у ворвавшегося в дом незваного гостя, совершенно спокойным голосом, казалось, она совсем не испугалась, а обрез захватила так, на всякий случай, для защиты не от ворвавшегося в дом, а от своих родственников. Так вот, Марфа спросила:
- Что тебе, мил человек?
И «мил человек» прохрипел в ответ:
- Женщину мою верните!
- Какую женщину, милый? – опять спросила Марфа, спросила не для того что бы уточнить, за какой женщиной приехал этот неизвестный, по ее виду было понятно, она прекрасно знала за кем, а для того, что бы разрядить обстановку. Неизвестный отвечал:
- Настю Кораблеву…      
-Так забирай! Что за страсти ты тут устроил! Отпусти беднягу охранника, он не в чем не виноват. Я сейчас приведу твою женщину. Звать то тебя как, милый?
- Александром… - ответил «милый».
-Саша, значит… - повторила за ним Марфа, повернулась спиной, и пошла по коридору, к дальней комнате, за Настей.
Варвара во время разговора Марфы с неизвестным, лихорадочно переводила взгляд с него на Марфу. И когда Марфа пошла за Настей, бросилась следом…            
 Дальше, как показалось Трофимову, все происходило как в замедленном кино, и продолжалось, наверное, более часа.  Но на самом деле весь инцидент длился минуты две, не больше. Трофимов стоял в прихожей, у лестницы. Со своего места он видел, как его мать, шаркая тяжело валенками, шла по коридору, к дальней комнате. Неизвестный в это время все еще держал охранника, скрутив ему руки за спиной, и к голове охранника он приставил пистолет. Он не отпустил охранника, как его просил Марфа, решил подстраховаться, вдруг старуха не приведет его женщину.
И вот произошло неожиданное. Варвара, все это время лишь молча переводившая взгляд с неизвестного на Марфу, с Марфы на неизвестного, бросилась бегом за свекровью, во всю прыть на которую была способна, учитывая ее крупные габариты. Трофимов сделал шаг в сторону, что бы лучше видеть, что произойдет дальше (то, что он должен бежать наверх, вмешаться, он не сообразил, остался сторонним наблюдателем). Он увидел, как его мать достала из кармана ключ, вставила в замочную скважину, повернула, открыла дверь, за которой были спрятаны пленницы. Вот она вошла в комнату, и тут же вышла, вывела из комнаты Настю, приговаривая:
- Пойдем, пойдем милая, приехали за тобой, я же говорила, что скоро  приедут. Сашей его зовут, хороший мужик, у вас все сложиться…
Но Марфа с Настей, которую та держала  за руку, смогли сделать всего лишь несколько шагов. Варвара, напоминающая фурию, с распущенными длинными волосами, в широком шелковом халате темно лилового цвета ( и халат и волосы развивались при малейшем ее движении),   со сверкающими глазами, взвизгнув как сумасшедшая (каковой она, в общем то, и была), кинулась с ножом на Марфу, та инстинктивно отшатнулась, отпустила руку Насти, упала, и тут же Варвара схватила Настю, приставила к ее горлу нож, потащила к лестнице. Стоя на верхней ступеньке лестницы, схватив Настю просто железной хваткой, она выкрикивала:
- Не получишь ее! Я сейчас ее убью! От нее все наши несчастья! Она во всем виновата!
Доронин (неизвестный мужчина, ворвавшийся в дом Марфы, был ни кто иной, как он), все еще удерживая охранника, громко спросил Варвару:
- Что ты хочешь за Настю? Говори! Я отпущу охранника, ты отпустишь Настю, и мы уйдем…
Варвара кричала в ответ:
- Я ничего от тебя не хочу! Только хочу убить эту поганую девку, если бы не она, мы бы сейчас жили спокойно, а не прозябали в этой дыре. Я убью, и ничего вы мне не сделаете. И ты не остановишь меня, муженек (она заметила мужа стоящего в углу, у кухонной двери), и ты разлюбезная моя свекровь (она обернулась назад, пытаясь вглядеться вглубь коридора, где Аленка, выбежавшая из комнаты вслед за Настей, пыталась помочь подняться упавшей Марфе)…Доронин уговаривал Варвару:
- Ты считаешь, что если ее убьешь, тебе станет легче? Сердце болеть перестанет, голова перестанет кружиться?
Варвара верещала в ответ:
- Заткнись!! Заткнись!!
Доронин сделал шаг вперед, произнес:
- Отпусти ее, не бери грех на душу, и вот увидишь, все наладится… Прояви благородство, если она в чем-то провинилась перед тобой, прости…Ведь она же лично  тебе ничего плохого не сделала… Отпусти ее, дай нам спокойно уйти…Мы никому не выдадим, где вы находитесь…
Но Варвара не слушала его, продолжала орать:
- Не хочу тебя слушать, я убью эту тварь…
Она дернула Настю за руку, правой рукой, попыталась перехватить поудобнее, и тут же замахнулась левой рукой, в которой у нее был зажат нож, еще немного, и она бы ударила Настю ножом, но не успела… Прогремел выстрел, один единственный в этот вечер…
Пальцы правой руки Варвары, крепко сжимающие плечо Насти разжались, нож из левой руки, со звоном упал на ступеньки лестницы, заскользил по ним вниз, сама Настя, почувствовав, наконец свободу, сбежала по лестнице, и, очутилась в мощных объятиях Доронина, который, наконец отпустил несчастного охранника, и тот со стоном повалился на пол, и затих… А Варвара, вернее это была уже не Варвара, а то что было когда-то Варварой, грузно осела на ступеньки лестницы, и, как показалось всем свидетелям этого происшествия, как будто улеглась спать, уткнувшись носом в верхнюю ступеньку, ее длинные растрепанные волосы, всколыхнулись в последний раз, разметались по лестнице, а шелковые одежды легли вокруг нее аккуратными складками.  Марфа, молча, шагнула вперед, и уселась на верхнюю ступеньку лестницы, рядом с телом своей невестки, пристроив на коленях еще теплый, от выстрела, ствол…Молчание нарушил Трофимов, он, схватившись за голову, опустился на нижнюю ступеньку лестницы, проговорил:
-  Что же ты наделала, мама! Как же теперь быть, мама!
Марфа, услышав слова сына, произнесла в ответ:
- Все будет хорошо, сынок, не переживай…
- Как, как теперь быть… - твердил Трофимов, держась за голову, он, сидя на ступеньке, раскачивался из стороны в сторону, как маятник.
- Везде люди живут, везде болеют… - отвечала Марфа сыну, с тяжелым вздохом, продолжала: - Я мир от тяжелой болезни избавила,  твоя жена опасной для этого мира стала, и я ничуть не жалею, что убила ее, ведь она уже не жила в этом мире, вернее тело еще жило, душа давно умерла. Так что я только ее тело убила. Не жалей, твоей жены уже давно в живых не было…
Но Трофимов выл как раненый зверь:
- Что ты наделал мама! Я теперь жить буду, мама!
Марфа поняла, с ее сыном сейчас разговаривать бесполезно. Она подняла голову, взглянула на Доронина с Настей, все еще крепко обнявшись стоящих, посредине прихожей. Казалось, они до сих пор не поняли, что  только что произошло, что Марфа минуту назад хладнокровно убила Варвару. И Марфа прикрикнула на Доронина с Настей:
- Что стоите, как истуканы? Уходите отсюда, уезжайте! Я сама с милицией разберусь, нечего вам вмешиваться. Затаскают вас, лучше уходите!
Отозвалась Настя:
- Я не пойду никуда без Аленки!
Марфа согласилась:
- Конечно, забирай Аленку, ей тоже здесь не место…
Аленка, тут же, аккуратно обогнув бабу Марфу, косясь на мертвую Варвару, распростертую на ступеньках,  сбежала вниз по лестнице, уцепилась за руку Доронина. Тот, кивнул с благодарностью Марфе, обняв девушек за плечи, повел их к выходу на улицу.
Но стоило только троице выйти на крыльцо, произошло нечто невероятное, чего не как не могли ожидать не Доронин, не девушки…            
               
 Глава семнадцатая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Весна.
1
 Доронин, вместе с Аленкой и Настей, которых он обнимал за плечи, появился на крыльце дома бабы Марфы, и тут же  оторопело остановились. Перед ними предстала просто фантастическая картина – огромный вертолет завис над пустырем неподалеку от дома бабы Марфы, из вертолета прыгали спецназовцы в полном обмундировании, бронежилетах, в касках, с оружием и массивными щитами. Спецназовцами командовал офицер, в таком  же полном обмундировании, каске и с оружием, от своих подчиненных он отличался только отсутствием щита и наличием переговорного устройства, посредством которого он отдавал резкие короткие  команды.
Замерших на крыльце Доронина, Настю и Аленку спецназовцы  взяли на мушку, приказали остановиться, поднять руки. Что те сразу же и сделали. Но тут из вертолета выпрыгнул никто иной, как их старый знакомый, Олег Бойко, и, пригнувшись, побежал (довольно резво) к окруженному дому. Остановился у крыльца, жестом руки остановил спецназовцев, те опустили оружие, и Бойко поднявшись на крыльцо, остановился рядом с Дорониным, коротко бросил:
- Привет, Саша! Как твои дела? Выглядишь, к твоему сведению, отвратительно…
Доронин пожал плечами, буркнул в ответ:
- Дела у прокурора…
А Бойко улыбался во все свои тридцать два зуба, настроение у него было приотличным, он был на коне, практически командовал ответственной операцией по освобождению заложников, это он и пояснил Доронину:

- А мы тут совместную операцию с белорусами проводим, по освобождению заложников. Но вижу, заложников ты уже освободил, как это произошло, все живы?
Настя попыталась пояснить Бойко, что же произошло на самом деле, и даже уже начала говорить, но Доронин остановил ее, также как Бойко спецназовцев, жестом руки. Настя замолчала, и сама себе удивилась, раньше, заставить ее замолчать было практически невозможным, она должна была обязательно встрять в любой разговор, высказать свою точку зрения, а тут она добровольно замолчала, уступила пальму первенства Доронину. Доронин, как человек военный, доложил о произошедшем кратко, без эмоций:
- Не все хорошо,  Олег. Вернее, все плохо. Варвара Трофимова убита.
- Ты ее убил? – озабоченно спросил Бойко.
- Упаси  Боже! (Доронин даже перекрестился). Ее убила хозяйка дома, из обреза, который держала в доме для острастки, грабителей отпугивать.
- Так хозяйка дома – старушка божий одуванчик! – удивился Бойко.
-Одуванчик  одуванчиком!Стреляет как снайпер! Рука у нее не дрогнула!
- Точно не ты Варвару укокошил? – допытывался Бойко, - Покажи свой пистолет, я знаю, он у тебя имеется!
Доронин вытащил  из-за ремня джинсов, пистолет, протянул пистолет Бойко. Тот молча взял у него пистолет, понюхал ствол, вернул Доронину, кивнул, понял, из этого пистолета не стреляли очень давно, поверил, что не Доронин совершил страшное  преступление. Тут в разговор вмешалась Аленка:
- Почему Вы ему не верите, товарищ полицейский?  Мы с Настей свидетели. Он не убивал никого, он даже уговаривал Варвару отпустить Настю. Она не послушала,  совершенно свихнулась! Не вооруженным глазом было видно!
- Мать Тереза! Доронин, ты точно Мать Тереза, я всегда это знал! – воскликнул Бойко. Доронин в ответ промолчал, а Бойко продолжал:
- А направляетесь куда? Линяете с места преступления?
- Баба Марфа предложила нам уехать домой, заверила, что во всем сознается сразу, как только полиция приедет…
 И тут Бойко совершил невиданное! Он вдруг сказал:
- Ладно, езжайте! Вижу что устали. Ты же, Саша, никуда не уедешь? Я тебя в Москве найду, допрошу, и тебя Настя, и Вас девушка!
Но Аленка предложила:
- Пусть они едут, я могу остаться! Вы же меня потом в Москву доставите?
- Доставлю, не вопрос! – опять легко согласился Бойко. А Насте показалось, что в его глазах, больших голубых, на выкате, засверкали искорки, видно Аленка ему приглянулась, как девушка (она была красивой девчонкой, это у нее не отнять), и Аленку заинтересовал этот странный увалень, которого слушались беспрекословно здоровенные спецназовцы.
Доронин спустился с крыльца, Настя шагнула за ним, но на последней ступеньке остановилась, в нерешительности. Доронин глянул на ее ноги, и только сейчас заметил – Настя босиком! Им предстояло вернуться в дом за ее обувью, что не он, не она сделать это не могли. Физически вернуться в  страшный дом было невозможно, не для Насти не для Доронина, не за какие коврижки. Он вышел из положения. Подхватил Настю на руки, понес к машине. Бойко с Аленкой пошли следом. Аленка, в отличии от Насти, была обута в свои полусапожки на высоких каблуках, и на ней была куртка, на Насте, помимо отсутствия обуви, была одета лишь в блузку с коротким рукавом, а на улице было прохладно. Настя ежилась. Доронин, в отличии от Насти, холода не ощущал, хоть на нем была лишь спортивная футболка. Дойдя до машины, Доронин распахнул ее дверцу, посадил Настю на переднее сидение, стал прощаться с Бойко:
- Спасибо, Олег, что отпускаешь нас!
Бойко вытащил из-за пазухи паспорт, протянул Доронину:
- Возьми, это паспорт Насти, понадобиться…
Доронин, как обычно, кивнул в знак благодарности, спрятал паспорт Насти в карман джинсов, спросил:
- Бойко, а как ты вычислил, где мы находимся? Я, понятно, я знал, что у Трофимова в этом селе мать живет, сопоставил маршрут микроавтобуса,   на котором везли девчонок, по сигналу спутникового телефона, что оказался их похитителе, и понял, что они едут именно сюда. А ты как все понял, как сообразил?
- Ты думаешь, я такой же умный, как и ты? Ничего подобного! Я на твой драндулет маячок прикрепил! Все время знал, где ты едешь, по компьютеру отслеживал. Потом, когда ты остановился, надолго, я сопоставил биографию Трофимова с той точкой, куда ты приехал, и понял, что Трофимов поехал к своей матери.  И вот эту операцию организовал, только зря все! Обидно, хотелось геройство проявить!
- Да нет, ты молодец! – заверил его Доронин, - Ты же сложнейшее дело раскрутил! Сейчас Трофимова арестуешь и его охранников. Думаю, они сразу же расколются, и расскажут, как те несчастные погибли, что в экопоселение хотели ехать. И про убийство Кати Филимоновой расскажут, там, в доме злодей, один из ее убийц, Василий Рябчиков…
И тут Настя добавила свои пять копеек:
- Адвокат Гриневич уехал покупать для четы Трофимовых новые документы, пару дней назад уехал, с тех пор не появлялся. Его нужно в розыск объявить, думаю, он за границу хочет уехать…
- Сделаем! – заверил Настю Бойко. 
Доронин опять кивнул, уселся за руль, тронулся с места, поехал в обратном направлении. А Бойко с Аленкой отправились к дому бабы Марфы, Аленка шла с нескрываемым  любопытством, а Бойко с тяжелым чувством, ему предстояла очень неприятная работа, допрос подозреваемой, свидетелей, работа не на один час, он знал, что домой он попадет очень не  скоро…
2   
Машина Доронина двигалась по направлению к Москве, сам Доронин   крутил руль,  косился на Настю. Та непривычно молчала, свернулась клубочком на переднем сиденье, поджав босые ноги. Он отдал ей свою толстовку, она с благодарностью ее натянула, укуталась, засунула кисти рук в рукава. Но проехав пару километров, Доронин остановился. У него закружилась голова, потемнело в глазах. Ехать дальше он не мог. Коротко сказал Насте:
- Не могу больше, мне плохо. Нужно немного отдохнуть. Я не спал четыре ночи… Давай подумаем, где можно остановиться. Нужно найти гостиницу поблизости…
- Тебя не пустят в гостиницу, посчитают за бандита. Сбежавшего из тюрьмы, и скитавшегося месяц по лесам… - отозвалась Настя, - Саша, тебе нужно умыться и хорошо бы побриться. И футболку поменять, эта рваная и в грязи вся.
- У меня нет другой, не захватил…- ответил Доронин.
- Возьми толстовку, что мне отдал, я могу твою жилетку надеть.
Она стянула  толстовку, протянула ему. Он пытался возражать, но она победила, всучила ему толстовку, взамен накинула жилетку, до этого валяющуюся на заднем сиденье.
Ему, все-таки пришлось тронуться с места, проехать несколько метров до ближайшего колодца, где он тщательно умылся, чистой ледяной водой. Он согласился с Настей, что его футболка действительно уж очень грязная и рваная, без сожаления снял ее, выбросил, вместо нее надел толстовку. Он даже причесал спутанные в колтун волосы, в бардачке его машины оказалась расческа. Но что бы их пустили переночевать в гостиницу, того что он умылся и сменил футболку было вообще-то маловато.  Ему точно необходимо было побриться, и она, почти силком заставила его это сделать. Пока он брился (она порадовалась, что он не забыл взять с собой бритвенный станок, он же забыл сменную майку), с его телефона вошла в интернет, решила поискать  гостиницу неподалеку. И о чудо, гостиница оказалась всего-то в двух километрах, в ближайшем городке.
 На подъезде к городку заметили красочную рекламу, гласящую, что в этом городке имеется комфортабельная гостиница, на расстоянии трехсот метров. Действительно, через триста метров, они увидели трехэтажное здание с вывеской на фасаде «Отель». Доронин оставил машину на парковке, до крыльца «Отеля», он донес босую Настю на руках. Но на крыльце, она настоятельно потребовала, что бы он ее отпустил, и в здание вошла сама (босиком).

Свободных номеров  в гостинице не оказалось, в городе проходит съезд учителей области…Не  полулюксов, не люксов. Администратор  предложила только подселение. Настю, в номер, где проживали женщины, Доронина к мужчинам. Перспектива ночевать в одной комнате с незнакомыми людьми не Настю, не Доронина не привлекала, они страшно расстроенные отошли от стойки, решили уйти, и уже обсуждали, что проведут ночь в машине, как вдруг администратор их окликнула:
- Молодые люди, если вам так уже нужен номер, у нас в гостинице есть номер для новобрачных, только он очень дорогой…
Доронин оживился, тут же оказался у стойки администратора, переспросил:
- Сколько стоит номер в сутки?
- У Вас какие деньги? – в свою очередь спросила администратор.
- Как какие? – не понял Доронин.
- Ну, российские рубли или белорусские, может быть доллары или евро?
- А, Вы какие берете?
- Мы любые берем, но только наличные, у нас в гостинице терминала по безналичной оплате нет…
- У меня наличные, российские рубли…
- Отлично! – констатировала администратор, но внимательно посмотрела на Доронина, и осеклась, смутилась, Доронин торопил ее:
- Так сколько стоит номер? – он уже лез в карман джинсов за деньгами. Но девушка друг спросила:
- Мужчина, какой у Вас рост?
- Что, от величины моего роста зависит, предоставите Вы мне номер или нет? – Доронин уже начал истерить, на помощь пришла Настя, нежно взяла его под руку, негромко спросила у девушки-администратора:
- Причем здесь, действительно, его рост?
Администраторша нервно ответила:
- В номере для новобрачных кровать круглая, два метра в диаметре, он не поместиться, ему спать будет неудобно, жалобу напишет! А зачем мне жалобы!
-   Метр восемьдесят девять у меня рост, я помещусь на вашей гребаной круглой кровати, скажите, сколько стоит проживание, и дайте поскорее ключ! – зарычал Доронин. А администраторша одобрительно кивнула (она привыкла, что постояльцы гостиницы постоянно чем-то раздражены, научилась на их грубости не реагировать), протянула ключ от номера, произнесла:
- Третий этаж! С вас шесть тысяч рублей…
Доронин, с радостью схватил ключ, заплатил девушке шесть тысяч (вообще-то он посчитал, что цена за  номер, в провинциальной гостинице завышена просто жутко), в обминку с Настей направился к лестнице (лифта в гостинице не было). Но тут, администраторша, заметив, что Настя босиком, просто истерически закричала:
- Девушка, а где ваши туфли?      
Настя обернулась, коротко произнесла:
- Сносились…
Как известно, за словом она в карман никогда не лезла.
3   
Номер, предоставленный Доронину с Настей, требует отдельного описания. Такого ужасного, просто невероятного китча, не видели никогда в жизни ни он и не она. Номер для новобрачных в провинциальной белорусской гостинице был настолько отвратителен, что даже у человека, не наделенного художественным вкусом, простого мужика, такого как Доронин, появлялась мысль, что здесь жить не возможно. Номер был абсолютно розовым. Яркого, розового, поросячьего  цвета было в номере все – стены обиты розовым плюшем, на полу розовый ковер, розовая мягкая мебель, круглая кровать покрыта розовым также плюшевым покрывалом, на окнах розовые занавески, частично плюшевые, частично из розового тюля. Санузел был облицован розовым кафелем, оснащен розовой сантехникой, и укомплектован розовыми полотенцами и халатами, там же на стеклянной полочке стояли розовые бутылочки, с шампунем и гелем для душа.
Доронин, разглядев всю эту «красоту», не понимал, плакать ему или смеяться. И еще его удивила реакция Насти на странную обстановку номера. Она быстро оглядела номер, не произнеся не слова, расположилась на диване, поджав босые ноги. Его пугало ее состояние. Она походила на зомби, лунатика, казалось, что  из нее вытекли все силы, она будто бы спала наяву. Что почти соответствовало действительности…
Но просто, она слишком долго держалась, не давала себе расслабиться, испугаться, запаниковать, поддерживала Аленку, и вот, теперь, когда  вес ее неприятности практически закончились, она сдалась, оказалась совершенно без сил, и действительно не заметила окружающей их обстановки безобразного китча. Участливая забота Доронина ее раздражала, тяготила, ей хотелось побыть одной, подумать, понять, что произошло в доме матери Трофимова, и почему это произошло. Но Доронин не отставал:
- Настя, что с тобой? Что случилось?
Настя очень тихо задала именно тот вопрос, на который хотела получить ответ именно сейчас:
- Она убила ее? Она убила ее, по-настоящему?
Он понял, она обращается к нему с вопросом, действительно ее крайне интересующим, ответил очень убедительно:
- Да, Марфа Трофимова  убила свою невестку, это точно…
- Зачем, почему? – не успокаивалась Настя.
- Я думаю, в состоянии аффекта, она защищала тебя.  Варвара хотела убить тебя! И Варвара же была убийцей, она получила по заслугам!
- Как страшно, господи, как страшно! – Настя схватилась за голову, - Я впервые увидела убийство человека, человека, которого хорошо знала… Господи, как страшно!
Чуть помолчав, Настя продолжила задавать вопросы, и Доронину ничего не оставалось, как отвечать ей. Настя спрашивала:
-Саша,считаешь,Марфа поступила правильно? Оправдываешь убийство?
- Нет, что ты! Я считаю, что Марфе не нужно было стрелять! Я бы смог спасти тебя сам! Я был готов скрутить Варвару, и обошелся бы без оружия… Но, Марфа меня опередила, выстрелила из обреза. Да, Варвара убита, но если бы осталась жива, думаю, ее бы не осудили…
- Почему?
- Отправили бы в психушку… Признали бы невменяемой…Точно…- коротко ответил Доронин.
 
Он прижал ее к себе, успокаивал, укачивал как маленького ребенка, думал, что лучше бы она рыдала, как тогда, в первый их совместный вечер в его квартире, чем молчала как каменная…
Он заставил ее принять душ, почти силком. Помог ей раздеться, отнес на руках в ванную комнату. Намыливая мочалку, аккуратно тер этой мочалкой Настю, тщательно смыл мыло душем, завернув свою драгоценную ношу в полотенце, отнес в комнату, уложил в кровать. Отправился мыться сам.   
Когда он вышел из ванной комнаты, как сам он посчитал, в идиотском виде, в розовом халате, Настя, как ему показалось, спала. Свернулась клубочком, под розовым одеялом, на краю розовой кровати, и спала. Он лег рядом с ней, захотел протянуть руку, что бы обнять ее, но не решился…
Он думал, что заснет сразу же, как окажется в горизонтальном положении, но не тут-то было, заснуть быстро он не смог, лежал, притворялся, что спит, и даже заметил, что Настя тоже притворяется. Она не спала! Глаза ее были открыты… Так и пролежали Доронин и Настя до утра, отодвинувшись друг от друга на внушительное расстояние, притворяясь, что спят (если они  спали по настоящему в эту ночь, то очень не долго), стараясь «не разбудить» друг друга, в розовом номере для новобрачных…      
                4
  Доронин проснулся первым, когда на улице только рассвело, проспав часа два, не больше. Старательно пропритворялся до восьми часов утра. В восемь он встал, не выспавшийся, злой, но и притворяться (заснуть он все равно не мог), лежать неподвижно на дурацкой круглой кровати у него не было больше сил. Встал, отправился в ванную, быстро умылся, почистил зубы находящейся там же на полочке, зубной щеткой с зубной пастой (конечно же, розовой!), вернулся в номер, принялся одеваться, натянул джинсы, толстовку, и когда он завязывал шнурки на кроссовках, Настя негромко спросила:
- Саша, ты, что встал в такую рань?
Доронин бодро ответил:
- Выспался, дольше не спиться… Пойду, до рынка прогуляюсь, поесть нам что-нибудь куплю, на завтрак. И кое-что из одежды прикупить не мешало бы купить, и тебе обувь нужна…
Настя села на круглой кровати, обхватила колени, покрытые розовым одеялом, руками. Она наблюдала, как Доронин причесывался  у зеркала, висевшего у входной двери, небольшой  расческой с мелкими зубцами, оказавшейся в заднем кармане его джинсов (сунул  туда вчера вечером, когда Настя заставила его умываться, побриться и причесаться). Но он причесывался не так тщательно, как обычно, как раньше, он лишь пару раз провел расческой по своим коротким, густым волосам, и посчитал, что достаточно. Скорее всего, решила Настя, он «забил» на свой внешний вид, ему теперь совершенно не важно, как он выглядит, этот его пунктик исчез, испарился сам собой. Просто-напросто, Доронин простил себя, перестал истязать, винить во всех смертных грехах, искать у себя несовершенства, перестал быть биороботом, превратился в обычного человека, нормального, живого мужика.  Он выглядел сейчас именно так, как хотела его видеть Настя – в старых джинсах, толстовке, с чуть растрепанными волосами, с легкой небритостью на щеках… Но глядя на него даже невооруженным глазом, было заметно – этот мужик знает себе цену, уверен в себе, все умеет, во всем разбирается. И тут Настя с удивлением поняла – человеком он стал только благодаря всему тому, что с ними вот сейчас произошло, по ее, Настиной, вине. Проехав на машине много километров,  он чудом нашел любимую девушку, выручил из беды, и уверовал в себя, в свои силы! Излечился от ужасающих комплексов…
Настя вылезла из-под одеяла, накинула розовый халат, валяющийся на полу, рядом с кроватью, прошлепала босыми ногами по полу, остановила Доронина, открывающего входную дверь, обняла за шею, поцеловала в небритую щеку, попросила:
- Возвращайся скорее…

Рынок он нашел очень быстро, ему даже не пришлось спрашивать у прохожих, он просто вышел из здания гостиницы, и пошел к центру городка, и через двести метров уткнулся в рынок.
Доронин, не торгуясь, купил у единственного продавца, продававшего мужские и женские футболки, футболку себе и Насте, на следующем прилавке приобрел нижнее белье и носки, также себе и Насте (очень низкого качества, одноразовые, но ему и ей просто необходимо было переодеться). Сложнее  пришлось с обувью. Обувь продавал также единственный продавец, и своеобразную обувь, китайского производства, что-то среднее между кедами и кроссовками. Но выбора у него не было, пришлось покупать. Он знал, что Насте нужен тридцать седьмой размер обуви,  и на глаз (а глазомер у него был отличным) купил обувь тридцать девятого размера, посчитав, что велико не мало.   
В продуктовых рядах он купил полкилограмма домашнего творога, банку домашней сметаны, лукошко свежей клубники и мягкую, еще теплую сдобную белую булку…
Увешанный кульками и пакетами он двинулся к выходу, и уже покидая территорию рынка, увидел сгорбленную старушку, которая продавала именно то, что ему было нужно – теплые вязаные кофты,  яркого синего цвета, связанные, конечно же, вручную из толстой  шерсти. Кофты были связаны плотной, выпуклой вязкой представляющей из себя переплетение кос. Доронин наскреб по кармана мелких денег чуть больше двух тысяч рублей, заплатил за кофту, перекинул через руку ( у продавца не было даже пакета упаковать кофту), удовлетворенный, довольный своими покупками направился в гостиницу…
 По дороге позвонил Сереге Пирогову, коротко сказал, что ситуация разрешилась благополучно, он едет в Москву, позвонил и своему другу, в Ленинградскую область, на военной базе которого прятались Нина Федоровна с Санькой, тоже рассказал, что опасность миновала и бабушка с внуком могут возвращаться домой…    
           5
А в гостиничном номере Настя, натянув розовый махровый халат, отправилась умываться в ванную комнату. И только сейчас заметила окружающий ее невообразимый розовый китч. Оглядывалась по сторонам, морщила свой хорошенький носик, и дивилась тому, насколько она вчера устала, что «поросячьего» антуража не заметила. Она почистила зубы розовой щеткой с розовой пастой, умылась розовым мылом, вытерлась розовым полотенцем.  Вернувшись в номер, застелила розовую круглую кровать, переоделась из розового халата в джинсы и футболку, несвежую, и даже треснувшую по шву. Улыбнулась, вспомнила грязную и рваную футболку Доронина, подумал, а интересно, где он мог ее так сильно разорвать, в лесной чаще что ли? Заметила на столике у зеркала расческу Доронина (предусмотрительно им оставленную), расчесала спутанные волосы.
Выполнив эти нехитрые манипуляции, она присела на диван, и впервые, за последние четыре дня серьезно задумалась – а что она теперь будет делать? Находясь «в плену» у Трофимовых она думала лишь о том, как им с Аленкой освободиться, как сбежать, думала об этом, когда ее везли в микроавтобусе, и потом, когда сидела под замком в доме матери Трофимова. И вот теперь она свободна, как ветер. Ее никто не преследует, она не от кого не прячется,  может написать несколько статей о своих приключениях, эти статьи, конечно-же, станут бестселлерами,  ее шеф, Коротков, от такого ажиотажа, что поднимется вокруг, из штанов от счастья выпрыгнет. Скорее всего, она и на голубом экране телевизора засветиться. И денег на своих статьях и выступлениях прилично заработает. А разве она не этого хотела?  Быть богатой и знаменитой? Она, кажется, ради славы хотела глотки грызть и по головам идти. По крайней мере, эту позицию Доронину озвучивала. И вот теперь глотки грызть не нужно, уже перегрызены.
Додумав до этого момента она поняла, что совершенно не хочет быть богатой и знаменитой… Она хочет остаться в коммуналке Доронина, за его широкой спитой, под его теплым крылом. Хочет варить ему борщ, воспитывать его детей, то есть она хочет простого женского счастья, не  знакомого ей до сих пор. И тут же встряхнула головой, отогнала радужные мысли. Она доведет дело до конца, утрет нос негодяю Клюеву! Пусть все знают, насколько талантлива и самодостаточна Настя Кораблева!  Вот выполнит намеченный план, и о простом женском счастье думать будет.
 Решила выпить чаю (электрический чайник, чашки, ложки, сахарница с сахаром, вазочка с конфетами и чайными пакетиками, находились на небольшом столике у двери). Как только чайник закипел, появился веселый Доронин, увешанный покупками. Он тут же стал показывать Насте все то, что купил для нее, заставил примерить. Все подошло идеально, даже пресловутые «слиперы». А кофта так вообще Настю превратила в королеву, ей, оказывается, очень шел синий цвет. Доронин быстро переоделся в те вещи, что купил для себя, и они сели завтракать. За завтраком разговаривали о природе, о погоде, о вещах, что купил Доронин, о вкусном хлебе и сладком чае. Чай был выпит, творог с клубникой съеден, мягкий белый хлеб тоже, Доронин с Настей засобирались в путь. Покинули розовый номер для новобрачных, оба улыбались, когда запирали его дверь,  спустились в холл гостиницы, попрощались с администратором, пошли к стоянке машин…
И только когда машина Доронина уже покидала гостеприимный белорусский городок, Настя спросила:
- Саша, а куда мы сейчас поедем?
Доронин удивился:
- Как куда, в Москву, ко мне. Вот соседи обрадуются, что все  хорошо закончилось. Сейчас пирушку закатим, Галка с дедом приготовят что-нибудь вкусненькое, посидим от души. Я еще Серегу Пирогова хочу позвать и друга нашего общего, Олега Бойко. Познакомишься с ним поближе, он отличный парень!
Настя мотнула головой, собралась с силами, произнесла:
- Саша, я не поеду к тебе. Отвези меня, пожалуйста, на Ленинградский вокзал, мы как раз к поезду успеем, он вечером, около девяти, отходит,  поеду в Великий Новгород, к маме с Санькой.
Доронин все понял. Она заметила, как изменилось его лицо, посерело. Он пытался сохранить ту веселую улыбку, что была на его лице только что, но не смог, широкая улыбка превратилась в жалкую, заискивающую. Но и эта жалкая полуулыбка пропала с его лица, он сжал зубы, на его щеках заходили желваки. Он вздохнул тяжело, помолчал пару минут, решил уточнить:
- Ты надолго в Великий Новгород?
- Не знаю…- очень тихо выдохнула Настя.
- А потом, что собираешься делать? – не унимался Доронин.
- Работать, жить…- так же тихо отвечала Настя.
С ним ли она собирается  жить, он уточнить побоялся, а она побоялась ему сказать.            
  6
На Ленинградском вокзале Доронин купил Насте билет на фирменный поезд в Великий Новгород, в вагон СВ. Других билетов просто на сегодняшний вечер не было, а супердорогие билеты в СВ никто не покупал. Когда Доронин покупал для билет (порадовавшись, что Бойко вернул Настин паспорт), словоохотливая кассирша ему доложила, что скорее всего Настя поедет одна в купе, в вагон СВ продано всего три билета.
А вот Настю билет в СВ не порадовал, она возмутилась, что слишком дорогой, Доронин якобы должен был предупредить, что билетов в плацкарт и в купе нет, она бы тогда поехала на автобусе! И так  он  много денег потратил – за гостиницу заплатил, вещи ей купил. Тут возразил Доронин, разразился гневной тирадой, что может быть хватит Насте считать его деньги это только его деньги, и сколько и куда хочет, туда он деньги и тратит!
И, так как до поезда оставался еще вагон времени, Доронин потащил Настю в Торговый центр на Площади трех вокзалов, захотел купить подарки для Нины Федоровны и Саньке, Насте кое-чего  - туалетные принадлежности и расческу, например. Настя возражать перестала, себе дороже, его все равно не переспоришь, только нервы истреплишь, и без того расстроенные, и еще, она настолько устала, что у нее просто сил не было спорить…Закупив то, что он хотел – Саньке новомодную электронную игру, Нине Федоровне красивый шелковый шарф, туалетные принадлежности для Насти, Доронин потащил ее обедать в кафе. Настя и в этом случае не возражала – есть она хотела очень сильно (с утра не ела, а день уже клонился к вечеру!). Они приземлились в небольшом, уютном кафе, заказали горячее, кофе, десерт (она не стала привередничать). И пока ожидали заказанное, на связь вдруг вышел Олег Бойко. Позвонил на мобильный Доронину, принялся рассказывать, что произошло после отъезда Александра с Настей. Рассказывал подробно, с шуточками и прибаутками. Доронин включил на телефоне громкую связь, хотел, что бы рассказ Бойко услышала Настя. Бойко рассказал вот что. Охранник Трофимовых, Василий Рябчиков, сразу после ареста раскололся, понял, что защищать его некому, хозяйки нет в живых, а хозяин находится в невменяемом состоянии, признался  в убийстве девушки в квартире Насти. Клялся, что не хотел никого убивать, просто девчонка ну очень шумела за дверью квартиры, а когда ее в квартиру впустили, то жуткий крик подняла. Василий ей пистолетом пригрозил, она еще громче кричать начала. Он зажал ей рот рукой, и, она его за эту руку укусила, тогда он выстрелил в нее, непроизвольно. Когда они с Гриневичем поняли, что девушка мертва, страшно испугались, решили из квартиры линять, сумку прихватили убитой девушки, деньги оттуда, небольшую сумму, тысяч тридцать-сорок вытащили, а сумку сожгли. В квартиру Насти они вломились, что бы журналистку запугать, и запись разговора об Экопоселении, записанный  Медицинском центре. А вот тех стариков, что до Экопоселения не доехали, он вешать на себя не стал, кричал, что они сами мерли, а он с ребятами только трупы их в лес вывозил, закапывал, больные они были, одной ногой в могиле стояли, дунешь, и рассыпяться! Бойко еще говорил, что Трофимова выдадут, он гражданин России, и судить его будут на родине, но не за убийства, а за мошенничество, если его лекции мошенничеством признают. К убийствам он не причастен, денег за квартиры стариков не получал, запрещенными методами никого не лечил…В общем во всем виновата покойница Варвара. А вот ее убийцу, старуху Трофимову, судить будут в Белоруссии, сколько уж ей там дадут, неизвестно, может быть решат, что она убила в состоянии аффекта, тогда оправдают. Охранников Варвары, за исключением Рябчикова, отпустили, они не виноваты, если только в похищении Насти и Аленки, так Аленка отказалась заявление о похищении писать (Настя закивала, Доронин понял, что и она заявление писать не будет). Ищут Гриневича, а тот как в воду канул, но скорее всего, быстро найдут, на всех вокзалах, во всех аэропортах его фотографии имеются, и на машине он границу пересечь не сможет, тотальные проверки автотранспорта, мышь не проскочит! Бойко был весел, возбужден, и крайне доволен собой. Доронин спросил, может ли Настя поехать навестить мать и сына, в Великий Новгород, у нее же подписка о невыезде, Бойко затараторил, конечно может, хочет – пусть едет, он ее дело сегодня же вечером закроет! И еще Бойко сказал, что Аленка пока поживет у него, у него трехкомнатная квартира, а у Доронина в квартире она у деда в уголке ютится! Доронин согласился, Аленка свободная девушка, может жить у кого хочет, хочет жить у Бойко, пусть живет. Аленка во время разговора Бойко с Дорониным находилась рядом с Олегом, ее голос был хорошо слышан в телефонной трубке, она говорила, что если ей можно переехать к Бойко, она, завтра забежит, заберет свои вещи. Доронин обещал деда Васю предупредить. На этом разговор с Бойко закончился.
Вскоре закончился и ужин Доронина с Настей, все было съедено и выпито. Доронин  оплатил счет, тяжело поднялся из-за столика в кафе, решил – нечего тянуть время, скоро отходит Настин поезд.
7
Они не спеша направились к Ленинградскому вокзалу.
Настин поезд уже стоял у перрона.
Они медленно продвигались вдоль поезда, к нужному вагону. И пока они шли,  Доронин напряженно  думал,   мысленно подбирал слова, сочинял речь,   обращенную к Насте:
« Настя, любимая! Не уезжай, останься! Не бросай меня! Я очень люблю тебя, очень! Я не смогу жить без тебя, по крайней мере, мне будет очень трудно, плохо, больно без тебя… Я никогда не кого не любил так сильно, как тебя, влюбился впервые, а я уже не мальчик, пятый десяток пошел… Но только теперь я осознал, что такое любить, и как прекрасно любить! Мы с тобой идеально подходим друг другу, понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда. Мы прекрасная пара, это видно сразу. Но почему ты бросаешь меня? Я же понимаю, ты сейчас уедешь, и ко мне больше не вернешься! У тебя есть цель – стать богатой и знаменитой, так добивайся, я не помешаю  тебе! Позволь мне любить тебя, помогать тебе. Позволь мне заботиться о тебе, о Саньке, о твоей маме… Не уезжай, умоляю!».
И в это же время Настя мысленно обращалась к Доронину:
«Доронин,  не дай мне уехать! Дерни стоп-кран, останови поезд! Сделай хоть что-нибудь, только не дай мне уехать! Я понимаю, ты запомнил, что я говорила тебе в первые дни нашего, что хочу стать богатой и знаменитой, и теперь ты не хочешь мешать, отпускаешь меня с миром… Но я не хочу уезжать от тебя! Не отпускай меня, Доронин, ведь я люблю тебя! По-настоящему, по серьезному, по взрослому! Мы - идеальная пара, ты, что этого не понял? Мы будем отличной семьей, заработаем на квартиру, заберем Саньку, я рожу тебе еще ребенка. Да не хочу я быть богатой и знаменитой, уже не хочу! Я хочу быть твоей женой!»
«Как переубедить тебя, Настя, не уезжать? Какие сказать тебе слова, что бы ты поняла меня? Не оратор я, это ты журналистка, властитель человеческих душ! Я заикнусь сейчас, что хочу, что бы ты осталась, и что ты ответишь? Что мы обо всем договорились, вместе мы временно, ничего друг другу не обещаем, и вместе мы до тех пор, пока один из нас не захочет уйти… Ты захотела уйти от меня, и я не имею права тебя удерживать…»
«Возрази мне, Доронин! Скажи, что я дура, ничего не понимаю в жизни, что все мои планы – утопия. Удержи меня, если хочешь свяжи, но только не отпускай от себя! Но ты не сделаешь этого. Ты  помнишь, что я тогда наболтала. И я точно дура, если сейчас я уеду, то навсегда потеряю тебя. Видит Бог, я этого не хочу делать… Я уеду, ты забудешь меня, но может быть, где-нибудь в уголке своего сердца все же  сохранишь память обо мне, будешь вспоминать иногда безолаберную журналистку, что пряталась в твоей комнате в коммуналке, и которую ты спас от смерти, проявив чудеса храбрости. Ты женишься на хорошей доброй девушке, она нарожает  детей, вы купите квартиру, и ты совсем забудешь меня, даже из уголка памяти выкинешь… Господи, почему у меня такой отвратительный характер, почему я всегда поступаю по своему, даже если это не правильно, я все равно поступаю по-своему!»
«Я никогда не забуду тебя,  Настя! Не дай Бог травму головы получу и память  потеряю, тогда забуду… Даже если в моей жизни будет другая женщина, если она будет, я не забуду тебя, Настя. Те эмоции, что я пережил с тобой, забыть невозможно. Не забывается такое. Ты – лучшее, что было в моей жизни. Для того, что бы такое пережить, стоило пройти те ужасы,, что я прошел - ранение, кому, психбольницу. Те эмоции, что я пережил с тобой, дано пережить избранным, и мы с тобой избранные… Давай попробуем начать сначала – не уезжай, Настя!»
Но ничего вышеизложенного они друг другу не сказали. Остановились у ее вагона, предъявили проводнице Настин билет и паспорт. Проводница пригласила Настю пройти в вагон, удивилась, что у той нет при себе никаких вещей, небольшой пластиковый пакет из дорого бутика и еще один пакет, побольше, с символикой магазина «Детский Мир». Настя осталась на перроне, Доронин поднялся в вагон, нашел Настино купе, оставил там ее пакеты, спустился на перрон, остановился рядом с Настей, взял ее за руку…

До отправления поезда оставалось всего несколько минут. Настя и Доронин стояли у вагона, он держал ее за руку. Он произнес:
- Настя, послушай меня…
Она не дала ему договорить, затараторила:
- Саша, прошу, ничего не говори, лучше молчи, лучше молчи, не накручивай не себя, не меня, я все равно уеду…
И тут же отругала себя – она даже не захотела его выслушать, она мечтала, что бы он удержал ее, остановил! Доронин ее услышал, замолчал, но руку Насти не отпускал. Поезд дернулся, как ретивый конь, ему не терпелось отправиться в путь, стучать колесами по стальным рельсам, считать шпалы. Нетерпеливая проводница торопила Настю:
- Девушка, если Вы едите, идите в вагон… - тут же обратилась к Доронину, - Мужчина, прощайтесь с девушкой, она уезжает. А если не хотите ее отпускать, я сейчас ее вещи принесу. Деньги за билет вряд  ли вернуть удастся, деньги большие, но любовь стоит этих денег…
Настя замотала головой:
- Нет, нет, я еду…
Вытянула руку, из крепко сжимавших ее  пальцев Доронина, взглянула ему в глаза, проговорила:
- Прощай, Саша, не поминай лихом. Женись, обязательно, на хорошей девушке, и будь счастлив…
- И тебе удачи, Настя! – выдавил из себя Доронин, - Не рискуй понапрасну, если помощь моя потребуется, звони…
- Ты придешь на помощь, как Чип и Дейл?
- Да, в одном лице…
Настя поднялась по ступенькам в вагон, оглянулась на Доронина. Тот махнул рук, попытайся улыбнуться…Поезд отошел от платформы, Доронин проводив весь состав, до последнего вагона,  направился к своей машине, уселся на водительское сиденье, постучал ладонью по рулю, тяжело вздохнул, философски подумал, что вот сейчас наступил новый этап его жизни, без Насти. Он может вернуться к своему прежнему образу жизни, но что интересно, он этого не хочет! Он изменился под влиянием Насти, разительно. Он не хочет возвращаться обратно, в свою удобную, теплую норку, он хочет активной, полноценной жизни. Хочет новых отношений, может быть, если ему очень повезет, он исполнит пожелание Насти, жениться на хорошей, доброй девушке, и все в его жизни будет на пять баллов… Но нет, хорошо не будет, Насти не будет рядом… Она не будет встречать его вечерами с улыбкой, кормить его ужином, потрясающим, приготовленным под руководством кулинарки Галы, рассказывать последние новости, и самое главное, не будет засыпать рядом с ним, уткнувшись носом в его плечо.
8
Он решил поехать на «мойку», искупать своего железного коня, запылился конь в пути, поистрепался. Домой ехать не хотел, еще было достаточно рано, соседи не спали, и ему пришлось бы рассказывать о своих приключениях, соседи не отстали бы, а рассказывать ему страшно не хотелось… Если бы он мог плакать, он бы заплакал…      
А вот Настя зарыдала. Она сидела на диване в дорогущем купе СВ поезда Москва- Великий Новгород, поджав ноги, завернувшись в подаренную Дорониным синюю кофту, и рыдала, и ей было невыносимо плохо. В купе заглянула проводница, присела рядом с Настей, погладила ее по плечу, спросила:
- Он, что женат?
Настя помотала головой, проводница продолжала:
- Тогда я ничего не понимаю, если тебе так хреново, зачем ты уехала?
Настя ответила ей вопросом на вопрос:
- Почему он не удержал меня, почему отпустил? Почему не побежал за поездом, не догнал, не дернул стоп-кран?
Проводница спросила с удивлением:
- А должен был?
- Еще как должен! – рыдала Настя, лупя кулачком по диванной мягкой подушке, украшавшей вагон СВ. Проводница опять задала вопрос:
- А он об этом знал? Ты ему намекнула?
Тут Настя впервые задумалась, а проводница, увидев ее заинтересованность, продолжала развивать свою теорию:
- Мужики, они как дети,  их всюду направлять нужно, все им подсказывать. Вот твой мужик,  с виду здоровый, умный, красивый, а ведь не догадался, что ты уезжать не хочешь, и ты же сама ему сказала, я слышала, как ты говорила, что бы он заткнулся, ты хочешь уехать!
- Это конец…- простонала Настя, - мы больше не увидимся!
- Почему не увидитесь? Он женат?
- Нет, давно в разводе.
- Ты замужем?
- Никогда не была…
- Тогда ничего не понимаю…Что мешает вам быть вместе? Ты его любишь, он тебя боготворит…
Настя замотала головой, выдавила из себя:
- Только я виновата, сказала как-то ему ерунду, он запомнил, и настолько хорошо ко мне относится, что не спорит, мои слова как истину воспринимает. А должен поспорить!
- Так я говорю же, мужики как дети, им все разжевывать нужно и в рот положить, а ты, видно, слово в простоте не скажешь… А он, хоть и здоровый, недопонимает тебя… Позвони ему, объясни что к чему…
Проводница, очень довольная тем, что ей удалось поучить уму-разуму высокообразованную пассажирку, со вздохом поднялась, ей все-таки нужно было приступить к своим обязанностям, покидая купе Насти, коротко сказала:
- Успокаивайся, я тебе сейчас чаю принесу, а ты пока позвони своему мужику, не стоит такими роскошными кадрами разбрасываться, а то, вот такие, как я подберут, что плохо лежит…
Настя кивнула проводнице, согласилась с ней, но только по поводу чая, звонить Доронину она не собиралась, да просто откровенно, физически не смогла бы ему позвонить, понимала – они расстались навсегда, и она сама во всем виновата, а просить прощения – это не про нее, никогда не у кого прощения она не просила…

Глава восемнадцатая. Александр Доронин. Весна.   
1
Доронин вернулся в свою коммуналку очень поздно, в двенадцатом часу ночи, проводив Настю на вокзале, он поехал на мойку, и пару часов потратил на мытье машины. То есть машину мыл, конечно же, не он, он сидел на улице, возле мойки, курил, и терпеливо ждал, пока  его машина будет вымыта. С места не сдвинулся. Потом, когда его машина уже сияла чистотой, поехал в ресторан, ужинать. Есть он не хотел, но нужно было как-то убить время, не маячить в квартире, перед соседями. И только в тот вечер, единственный раз за несколько лет, что  жил в коммуналке, он пожалел об этом. Пожалел, что у него нет отдельной квартиры, где он не перед кем не отчитывался бы.   В ресторане, неподалеку от его дома, долго выбирал блюда, решал, что он хочет съесть сейчас, рыбу или мясо. Выбрал рыбу, салат, и даже пива выпил (не смотря, что он был за рулем), закуски, соленья и копчености (которые, чуть ковырнул вилкой). Ел он медленно, с чувством, с толком с расстановкой. Он приехал домой ближе к полуночи, его соседи, на его счастье спали, быстро принял душ, и тоже лег спать. В отличии от прошлой ночи, когда он думал, что заснет сразу, так он тогда устал, спать в эту ночь он не рассчитывал, хоть сегодня он устал не меньше, чем вчера. Думал, не заснет вообще. Однако, скорее всего, в его организме накопилась усталость, и он заснул сном праведника, едва коснувшись головой подушки. Проснулся ровно в шесть часов утра, сработали  биологические часы,  выспался он отлично, спал без снов, крепко и глубоко. И настроение у него в это утро было совсем не плохим.
В ванной комнате, принимая душ и бреясь, он пытался припомнить, какой же нынче день недели. И только закончив со своим туалетом, переходя из ванной на кухню, он вспомнил, что вообще-то сегодня суббота, и он с легким сердцем может поехать в спортивный клуб, позаниматься от души, с двойной нагрузкой, в прошлую субботу он там не был. …
Когда он жарил к завтраку яичницу, на кухню выплыла его любимая соседка, Гала. Увидела его, разохалась, разахалась. По  лицу Доронина сразу поняла, что все его несчастья, слава Богу, миновали. И, конечно же, принялась выспрашивать, что с Настей, что с Аленкой. Доронин сразу же пыл ее любопытства охолодил. Сказал, как отрезал:
- Настя уехала в Великий Новгород, к своим родным. Погостит пока там. И вообще, жить в этой квартире она больше не будет, мы с ней расстались, она так захотела.
Галу не удивил его ответ, она лишь пожала плечами, задала следующий вопрос,  потому что именно эта тема разговора интересовала ее чрезвычайно:
- А ты, именно ты, что решил?
Доронин промолчал, Гала продолжала его пытать:
- Ты почему не остановил ее, не топнул ногой, не стукнул кулаком по столу, не приказал ей остаться?
- Я не насильник, не хочет со мной жить, не нужно!
- Ты меня может сейчас конечно послать куда подальше, и даже матом, только я вот что скажу – испытывала она тебя, любовь твою проверяла, решала для себя – если любишь – остановишь ее. А ты ее не понял!
- Галочка, дорогая моя соседушка, в первый же наш совместный вечер вот именно в этой квартире, она поставила ультиматум – мы вместе пока один из нас не захочет уйти. Она захотела уйти сейчас…
- Так ее характер упертый тоже нужно учитывать. Это она когда сказала… А после определенно передумала, пожалела, что когда-то сказала. Любит она тебя!
Доронин устал от этого разговора, ему было все еще очень больно, Гала своими вопросами бередила свежую душевную рану, он взмолился:
- Давай не будем больше о Насте. Ушла и ушла. Вернется – приму с распростертыми объятьями, не вернется, попробую научиться жить без нее!
- Вернется, обязательно вернется, и тогда ты меня вспомнишь!
Гала заварила свой фирменный кофе, он угостил ее своей фирменной яичницей, и конечно же она угостила его хачапури (вчера пекла для себя и деда),   поговорили немного об Аленке, сменившей их коммуналку на отдельную квартиру (Доронин доложил, что она прибежит сегодня за вещами, просил предупредить деда), и тут, Гала выложила ему сенсационную новость, хлопнула себя ладонью по лбу, выпалила:
- Вот я дура старая, забыла совсем рассказать! Наш же дом расселяют!
-Как расселяют? – удивился Доронин, закуривая свою первую утреннюю сигарету, под неповторимый армянский кофе.
- А вот так! На днях риэлтеры по квартирам ходили, списки жильцов составляли, расспрашивали, кто, куда хочет переехать!
- Как кто, и как куда? – недоумевал Доронин, в его представлении  переселение жильцов их дома, возможно, было только на окраину, в Южное Бутово, или,  Бирюлево, где жил покойный Леша Лисицын. И переселение почти насильственное, ордер в зубы, и вперед, на окраину, не хочешь, как хочешь, на улицу выметайся. Для себя Доронин ничего кроме малогабаритной однокомнатной квартиры на окраине, в многоэтажке не ждал, лишь хотел, что бы эта многоэтажка находилась на юге столицы, поближе к его работе и к местожительству его сестры Инны, которая с семьей обитала в Домодедово, как раз на юге. И вот теперь Гала рассказывает какие-то небылицы, что мол опрашивали жильцов, кто где хочет жить. А Гала продолжала вещать:
- Так вот, после посещения риэлтеров, я в домоуправление сгоняла. Там подтвердили, наш дом и еще соседний, тоже с коммуналками, расселяет коммерческая фирма, на этом месте что-то элитное возведут, то ли гостиницу, то ли торговый центр, а может быть жилье для богачей. У этой коммерческой фирмы деньги куры не клюют, да и  условие поставили, что жильцы расселяются  согласно их желаниям, что бы жалоб и судов избежать...
- Сказки какие-то… - недоверчиво бросил Доронин.            
- Ничего не сказки! – обиделась Гала, - У деда можешь спросить, и у Магомеда!  Вот, например, Магомед сразу заявил, что хочет квартиру побольше, у него семья многодетная, и  в ближайшем  Подмосковье, названия поселка  не могу припомнить, в общем, там его родственники какие-то живут. Риэлтеры ему тут же квартиру такую  пообещали. И сегодня должны за ним приехать, квартиру повезти его смотреть.  Ты подожди, не уходи, риэлтеры приедут, тебя в список внесут, и пожелания твои запишут…
- Нет у меня никаких пожеланий, Галочка… - возразил Доронин, - Не верю я. Скорее всего, комнаты у нас отберут, а нас всех вместе взятых, в лес вывезут, и закопают…
- Ужасы какие-то говоришь! В лесу закопают! А я вот верю, что дом расселяют, я документы видела…
- Ты в этих документах чего понимаешь?
- Я не понимаю, а вот Магомед тоже  документы видел, он понимает. И звонил своим друзьям, проверял правда ли это, те информацию пробили, сказали правда…- убеждала Гала, а Доронин  продолжал сомневаться:
- Если я действительно кому-нибудь нужен, меня найдут, и варианты переселения предложат. Я никого ждать не намерен. А вот ты сама, Галочка, куда хочешь поехать?
Гала погрустнела, тяжело вздохнула, ответила:
- Мы с дедом посовещались, и поняли, что никуда уезжать не хотим, всю жизнь здесь прожили, куда нам переезжать, только на кладбище…
Доронин поднялся из-за кухонного стола, за которым завтракал с Галой, похлопал любимую соседку по плечу, произнес:
-Не грусти, Гала, может быть все не так плохо, может действительно достойное жилье предложат, кошку тогда заведешь, свою собственную, а не бродячих подкармливать будешь…
Гала опять тяжело вздохнула:
- На старости лет ехать никуда не хочется… От друзей отрываться…
- Ну, во-первых, ты еще в самом соку, до старости тебе далеко, а во- вторых, кто тебе дружить запрещает, со мной, с дедом? Про Магомеда не говорю, он дружить с нами, после переезда, скорее всего не захочет…
Соседка отвернулась от Доронина, принялась собирать тарелки и чашки со стола, складывать посуду в мойку. И когда Доронин покидал кухню, он заметил, что у стоящей к нему спиной Галы, плечи ходят ходуном, она мыла посуду и плакала, видно уж очень не хотела никуда переезжать, и  перспектива наличия у нее в недалеком будущем собственной кошки ее не радовала …
           2
С Дорониным действительно связались риэлтеры, тем же вечером! Он было подумал, что рассказывая о расселении их дома, Гала выдает желаемое за действительное, услышала где-то звон, точного смысла которого не поняла. Ан нет!
 Теперь все по порядку.  Приехав в спортивный клуб, Доронин специально выключил телефон, не хотел отвлекаться на звонки во время тренировки, запер телефон  вместе со всеми своими вещами в личный шкафчик.  В спортивном зале он  начал тренировку с  тренажеров, на которых потел больше трех часов, да еще получил нагоняй от тренера, что занятие на прошлой неделе пропустил. Доронин объяснил, почему так случилось, но  тренер все равно остался недоволен, ворчал, что Доронину, с его-то здоровьем, пропускать занятия никак нельзя.  После тренажеров Доронин плавал в бассейне, затем парился в бане, а после бани больше часа наслаждался массажем. После  тренировки, сауны и массажа он с удовольствием выпил в баре кофе.
Он вышел из спортивного центра совершенно не чувствуя усталости,  и как ему показалось обновленным и помолодевшим. Поехал в свой любимый ресторан, пообедал, правда, в одиночестве, никого из его друзей в тот день в ресторане не было. А после обеда он решил махнуть в Сокольники, погулять в парке. Почему именно в Сокольники, он и сам не понял. Он был там всего пару раз! Но поехал, и не пожалел. Не спеша прогуливался по аллеям парка, наблюдал за весенним возрождением природы, и думал, думал… Обо всем думал, о прошлом, о будущем, о настоящем, О Насте, о себе, о Кристине и детях,  о перспективе получения новой квартиры… И, только, вернувшись домой, поздно вечером, он обнаружил, что телефон  так и не включил.
 Так вот, вернувшись домой, в десятом часу вечера, он застал на кухне, за  столом  своих соседей, Галу и деда, те ужинали. Было заметно, оба сильно расстроены, опечалены. Они сидели с совершенно перевернутыми лицами, почти плакали. Но Доронина ужинать с собой посадили, тот сильно сопротивлялся,  еще не проголодался после сытного обеда в ресторане. Доронин соседей своих уважил, сел с ними за стол, и даже рюмочку согласился выпить. И постеснялся спросить, что такого плохого произошло, побоялся отреагировать на произошедшее не должным образом, потому что у него самого настроение было неплохим.  Но Гала  о произошедшем у них с дедом, плохом, тут же пояснила, накладывая Доронину полную тарелку долмы. Она произнесла, нравоучительным тоном:
- Вот ты не поверил мне, Сашенька, а Магомед-то съехал!
 Доронин,     приняв у нее полную тарелку, переспросил:
- И куда съехал?
-Так в новую квартиру! – присоединился к рассказу Галы, дед, пьяненько хихикнув. Гала тут же  стукнула рукой по крышке стола, дед икнул, замолчал, предоставил право рассказывать соседке. Она и продолжила:
- Приехал риэлтер, утром, часов в десять, на машине, повез Магомеда квартиру смотреть. Часа через три они вернулись, Магомед велел свои бабам вещи собирать…А что им собирать, у них и вещей то нет! В «Газель» все вещи поместились, риэлторская фирма «Газель» предоставила. Посуду с кухни быстро в сумку большую покидали, коробки с вещами, что у дверей в коридоре стояли, вытащили, телевизор и холодильник отключили, вынесли, ковер скатали, и все! Уехали. Мы с дедом и глазом не успели моргнуть, а они уже прощаются. Магомед долго не раздумывал, договор сразу подписал, видно, побоялся долго недвижимость выбирать, решил, нужно брать, а то передумают…
Доронин не поверил соседям, пошел проверять, убедился, комната Магомеда была действительно девственно пуста… Тут он вспомнил про свой мобильный телефон, включил его, обнаружил несколько неотвеченных вызовов, с незнакомого номера, понял, скорее всего его домогаются риэлтеры. Вернулся за стол, к соседям, выпил с ними еще по рюмочке, под вкуснейшую долму, спросил:
- А, вы, куда переезжать надумали? Что у риэлтеров попросили?
Гала с дедом опустили глаза, дед ответил и за себя и за Галу:
- Ничего мы не просили, не хотим уезжать… Не нужно нам не коттеджей не квартир отдельных, нечего нам там делать…    
Гала добавила:
- Говорили с тобой об этом утром, Сашенька… Даже страшно подумать, с насиженного места перебираться…
Выпили еще, за удачу, потом за Магомеда, что бы ему жилось на новом месте хорошо, потом за будущее, что бы светлым оно было, а потом дед сгонял в ночной магазин, где его давно знали продавцы, и всегда продавали спиртное, не зависимо от времени суток. Бутылку, принесенную дедом, уговорили быстро. Дед заснул прямо за столом, уткнувшись лицом в тарелку с недоеденной долмой. Доронин транспортировал деда в его комнату, что делал раньше неоднократно, примерно в неделю раз...
Доронин, уложив деда, пил на кухне с Галой кофе, которое та сварила по его просьбе, и опять спросил у соседки:
- Галочка, что ты думаешь делать?
Гала ответила, с серьезным видом:
- Может быть, ты будешь осуждать меня, Сашенька, я вот что решила. Но я еще посоветуюсь с моими друзьями, с которыми вместе на митинги ходим, может быть, они, что-нибудь новенькое подскажут, но я надумала однокомнатную квартиру попросить, поближе к центру, больше одной комнаты мне  не нужно, и  квартиру новую  своей партии завещаю. Все польза будет от проклятых буржуинов простому народу.
Доронин усмехнулся, но вслух критиковать Галлу не стал, у всех свои заморочки. Гала хоть в своем выборе определилась. А он вообще ничего не надумал, понятия не имеет, что ему хочется. Вспомнил давний разговор с Настей, он тогда говорил, что хочет жить в домике у моря. Может быть, вот его шанс  этот домик получить? А где домик просить? В Сочи? В Крыму? А вот интересно, можно ли ему попросить домик на Кипре? С этими мыслями он пошел спать…   
   3
 Многострадальный дом, так долго ждавший расселения, наконец,    дождался. Его обитатели  вздохнули с облегчением, на их улицу пришел праздник. Они покидали дом с радостью, переезжали в новые долгожданные, выстраданные  квартиры. Нужно сказать, что жильцы особо не борзели, и у риэлтеров ничего сверхестественного не просили. Хоромы и особняки никому были не нужны (коммуналка в загородных особняках зашкаливает, и как из этих особняков до центра города добираться?). Люди хотели стандартные квартиры, в приличных районах и со свежим ремонтом (далеко не евро). Нужные квартиры находились быстро, дом пустел на глазах. Через месяц уехали почти все, кроме Галы, деда и Доронина.
И вот настал черед отъезда Галы. Риэлтеры, наконец, подобрали для нее достойную квартиру именно в том доме, где она хотела (в доме, где проживал ее партийный лидер, такое  было условие Галы). Доронин ездил с ней смотреть новую квартиру, очень даже неплохую, в кирпично-монолитном доме, светлую, с большой кухней, оснащенной мебелью и встроенной техникой (плитой, холодильником и посудомоечной машиной), и просто огромной комнатой, почти тридцать метров. В квартире никто никогда не жил. Квартиру купили, сделали в ней ремонт, и закрыли до лучших времен, даже не сдавали никогда. Лучшие времена не наступили, хозяевам квартиры понадобились деньги, пришлось продавать. Квартира стоила дорого, но риэлторам не терпелось расселить злополучный дом, и им пришлось купить эту квартиру для Галы, да еще и мебелишку кое-какую в качестве бонуса в квартиру прикупить, лишь бы ненавистная старуха скорее переехала.
Гала, скрепя сердцем подписала договор,  и разрыдалась. Назад дороги уже не было. В тот же день, к вечеру она наготовила всяческих вкусностей, себя превзошла. Устроила отходную.
За столом, уставленном явствами, сидели лишь трое – сама Гала и ее любимые соседи – дед Вася и Доронин, приглашали Аленку, но Бойко, по телефону, когда ему позвонил Доронин, сказал, что уехала она куда-то, чуть ли не в паломническую поездку. Насте сам Доронин звонить не разрешил.
Хозяйка вечера, за столом, вытирала невольные слезы, угощала своих гостей, сама есть не могла. И гостей страшно удивила тем, что  на неделю вперед им обед приготовила, в холодильнике у Доронина оставила…
В последний вечер Галы в ее родной квартире, соседи говорили с ней обо всем на свете, вспоминали смешные случаи из их долгой совместной жизни. О том, что Гала завтра утром уедет из квартиры, где прожила всю жизнь, старались не упоминать. Доронин заставил Галлу сосредоточиться, вспомнить номер городского телефона в ее новой квартире (там был телефон), старательно записал номер в свой телефон, адрес он и так знал, ездил вместе с ней смотреть квартиру, обещал на днях к соседке заехать. К полуночи, смертельно уставшая Гала ушла спать, за ней, в 9 утра должна была прийти машина.
Так вот, Гала ушла спать, за столом остались дед и Доронин, и только тогда дед выложил свою мечту-идею, пожелал получить одобрение от любимого соседа. Дед спросил:
- А как думаешь, Саша, если я в дом престарелых попрошусь, это возможно?  Риэлтеры  мое пребывание там оплатят?
- В дом престарелых? – удивился Доронин, - Зачем туда-то?  Не хочешь отдельную квартиру, так со мной поедем, только, чур, не пить много, а то выселю тебя!
- Так, я не в обычный дом престарелых хочу, а в элитный. Там где артисты всякие свой век доживают, писатели, художники. В культурном обществе свой век скоротать хочу, и уход, чтобы был приличный, кормили хорошо, медицина, сестрички в белых халатиках…
- А что – это идея! – одобрил Доронин, - Ты в таком доме отлично проживешь, не скучно тебе будем, навещать тебя буду, а надоест, ко мне переселишься…Только договор на проживание в доме престарелых дашь мне прочитать, и прежде чем переезжать, посмотреть нужно, оценить, что за место для тебя найдут…
Дед облегченно вздохнул, судьбу свою он решил, спросил Доронина:
- А ты, Саша, что же решил?
Доронин пожал плечами. Он до сих пор не решил ничего. Он не хотел уезжать из своего дома. Как верный пес Хатико ждал своего хозяина много лет на одном месте, так и Доронин ждал Настю в старом доме. Понимал, что глупо ждать, и что если  она захочет вернуться, приедет в этот дом, и не найдет его, у нее имеется  номер телефона Доронина, она знала, где он работал,  знала номера телефонов его друзей Сергея Пирогова и  Олега Бойко, да и сам Доронин не иголка, не потеряется в стогу сена. И потом, если она захотела вернуться, она бы вернулась. Но она  даже не звонила ему. Он звонил сам, ее матери. Первый раз позвонил  на следующее утро после ее отъезда. Поинтересовался, как Настя доехала, как себя чувствует, а Нина Федоровна, в свою очередь, поблагодарила его за подарки ей и Саньке. Через неделю Доронин позвонил еще раз, доложил, что дверь в Настиной квартире (по его просьбе и за его деньги, о чем он не сказал), отремонтировали парни Сереги Пирогова. После ремонта двери и смены замков, парни по своей инициативе, сделали в квартире генеральную уборку, а Доронин передал им Настины вещи, упакованные в большую спортивную сумку, те, что он покупал для нее, пока они жили вместе. И еще он приобрел Насте новый компьютер (ее старый был разбит бандитами). А Бойко вернул Доронину Настину сумку-рюкзачек со всем содержимым (документами и ключами, косметичкой, кошельком с деньгами(теми, что Настя вытащила из барсетки Доронина), и ее белую куртку. Доронин эти вещи также упаковал вместе со всеми Настиным скарбом, подготовленным для транспортировки в ее квартиру.    Ключи от новых замков парни оставили в соседней квартире, у той самой соседки, что сдавала квартиру,  Доронин присутствовал при этом, он к тому же заплатил арендную плату за месяц вперед (о чем тоже не сказал матери Насти). Нина Федоровна внимательно выслушала его рассказ, поблагодарила и захотела позвать к телефону Настю, но Доронин повесил трубку, с Настей он говорить был не готов.    
    4
Та весна в жизни Доронина была вообще чрезвычайно насыщенной. Помимо расселения его дома, и поиска жилья для него самого, той весной в его жизни произошло множество событий, достойных упоминания. Как по мановению волшебной палочки, Александр Доронин, долго и нудно переживающий душевную боль, находившийся несколько лет в страшной депрессии, излечившись и от душевной боли и от депрессии, изменился внешне, без всяких там пластических операций, диет и салонов красоты, и изменил свою судьбу.    
Во-первых, его друг, Сергей Пирогов, собрался в депутаты ГосДумы, вернее ему это предложили сильные мира сего, и Сергей, конечно же, согласился. От такого предложения не отказываются. И Сергею понадобился свой человек, которому он мог бы передать отлично налаженный и прибыльный охранный бизнес. И он предложил бизнес своему другу, Александру Доронину, которого хотел назначить на должность Генерального директора, собственниками бизнеса становились жена Пирогова и его старший сын, студент. Родственники Пирогова, конечно же, ничего в охранном бизнесе не понимали,  а Доронин был в этом деле спецом, и он, кстати,  отказываться не стал. Сергей был его лучшим другом, и он, Доронин был обязан ему жизнью. А то, что Доронин справиться с работой, будет работать честно, Сергей не сомневался. Ударили по рукам, Доронин уволился из Торгового Центра, но перед тем как приступить к новой работе, попросил у Сергея месяц отпуска, ему якобы на новую квартиру нужно было перебираться… Но с квартирой было все неясно. Не выбрал Доронин себе еще квартиру. Будучи в отпуске потихоньку перевозил вещи и мебель в коттедж своей сестры, складировал там в гараже. Периодически он ездил смотреть квартиры в городе и таунхаусы в пригороде, даже коттедж смотрел именно в том поселке, где жила его сестра. Но отказался он и от квартир, и от таунхаусов, и от коттеджа. Понял сразу -  не хочет он жить в этих квартирах и коттеджах. Риэлтеры тихо зверели. Они уже расселили  соседний дом полностью, а из этого злосчастного, многострадального дома съехали все, кроме Доронина… Тот кочевряжился. Сестра  Доронина тоже не понимала, почему он тянет с переездом, ведь, что хочет, может выбрать от коттеджа на Рублевки до виллы на Кипре! Доронин все тянул…Как будто ждал, что вот Настя опять появиться в его жизни, и решит, куда они переедут… 
А пока… А пока, во-вторых…
Он долго думал, и додумался вот до чего - клин выбивают клином. Забыть Настю он сможет только с помощью другой женщины. Чем черт не шутит,  и он решил жениться. На Светлане, парикмахерше. Вроде бы она не плохая женщина, и Доронин ей нравиться.  Определил для себя – он жениться на Светлане, окунется в новые заботы, и забудет Настю, навсегда. Может быть, они со Светланой еще и ребеночка общего смогут родить, и, совсем хорошо все будет. А в качестве свадебного подарка он ей квартиру подарит, ту, что за комнату в коммуналке получит. Спросит ненароком, где бы она хотела квартиру, и какую, такую он и выберет, и голову ему по поводу подарка ломать не нужно.
Решив, таким образом, взял быка за рога. В один из последних дней его работы в Торговом центре, пригласил Светлану на свидание, на ужин в ресторан. Та от такого предложения обалдела! В не себя от радости была! Конечно же, согласилась на обед в ресторане!

Доронин выбрал один из самых дорогих и пафосных ресторанов, чем сразил Светлану окончательно.
В ресторан он повез ее на такси, решил, что выпить немного спиртного ему просто необходимо, для храбрости, а если он за рулем, на своей машине поедет, и спиртного себе не позволит, то застесняется, и предложения руки и сердца Светлане сделать не сможет, и вообще, из ресторана, от потенциальной невесты, сбежит, в свою берлогу, по Насте страдать…После двух фужеров французского вина он раскрепостился, перестал думать о Насте, и предложение  руки и сердца своей спутнице сделал! Та смутилась, и на его удивление, такое соблазнительное предложение сразу не приняла, обещала подумать… После ужина, опять же  на такси, сладкая парочка, Доронин со Светланой, поехали к ней домой, на кофе с коньяком…И после кофе и коньяка, на его счастье (как он тогда подумал), Светлана согласилась выйти  за него замуж. Думала над его предложением руки и сердца  она всего-то час с небольшим - окончание ужина, по дороге от ресторана до ее дома, и выпив одну чашку кофе. После кофе, коньяка и ее согласия последовало то, что должно было последовать. И он опять вспомнил Настю, та называла такие вот отношения между мужчиной и женщиной «любовью», и спорила с Дорониным, который говорил слово «секс», Настей просто ненавистное...
 Видит Бог, он старался, очень старался, и ему даже показалось, что у него все отлично получилось. Вернее он так думал, ночью. Утром, после завтрака он так думать перестал...

 Ночью, проведенной вместе с Дорониным, не смотря на его удивительные  старания, Светлана все про него поняла. И, утром, после завтра, она разбила  его радужные мечты об их будущей совместной жизни. Они пили кофе на ее светлой кухне, за красиво накрытым столом, ели бутерброды с черной икрой, и свежие круасаны. Но настроение и у Светланы и у Доронина было далеко от праздничного. Оба напряженно думали. Он - о том, как по хитрее   выведать у нее информацию о перспективах переезда в новую квартиру. А она…Она озвучила свои мысли сразу, как только они закончили завтракать. Произнесла:
- Нам нужно серьезно поговорить с тобой, Саша!
Доронин смутился, пробурчал:
- О чем, Светлана? Что-то не так?
- В этом ты прав… - ответила Светлана, - Что-то не так! Нет, не так, не что-то, а все не так! Понимаешь, Саша, я очень долгое время думала, что у нас с тобой может что-то получиться. Ты мне очень нравился, и продолжаешь нравиться и сейчас, очень и очень. И в постели с тобой мне было невероятно комфортно.  Так вот, раньше ты был очень одиноким, потерянным… Сильный мужик с совершено отрешенным, потерянным взглядом. И этого сильного мужика хотелось пожалеть, отогреть. Но в последнее время ты сильно изменился, стал другим человеком, и этот мужчина уже не для меня…
- Так что не так? – опять буркнул Доронин, он не понимал, о чем она говорит, но чувствовал, она сейчас даст ему от ворот поворот, только почему? Она продолжала:
-  Ты великолепнейший мужчина, во всех отношениях, ты умный, благородный, ты очень добрый и щедрый, ты потрясающий красавец, даже не понятно, как при такой внешности ты не зазнался, не загордился, да и в постели ты царь и бог. А еще ты любишь детей, просил меня ребеночка родить, и про своих двоих ребят рассказывал. За тобой как за каменной стеной любая женщина будет, и я это уже ощутила. Но…Но есть одна очень серьезная проблема, и именно из-за нее мы никогда не будем вместе…
- Какая? – выдавил с трудом из себя Доронин,  Светлана говорила:
- Мы могли бы с тобой пожениться, и если бы не этот разговор, определенно поженились бы. Сыграли шикарную свадьбу, купили бы хорошую квартиру, машину, дачу, ездили бы по несколько раз в год заграницу отдыхать, на лучшие курорты, мир бы увидели. Наверное, родили бы ребеночка, а то и двух, успели бы. И со стороны казались бы счастливейшей семьей. Но только со стороны. И все бы нам завидовали. И напрасно завидовали бы… 
- Почему? – все еще недоумевал Доронин.
- Потому что ты не любишь меня. И никогда не полюбишь.
- Не полюблю?
- Ты любишь другую женщину, и почему-то не хочешь в этом себе признаться. Та, другая, бортанула тебя?
Доронин молчал, пытался сообразить, где он прокололся, и как дал возможность  Светлане заподозрить его в чувствах к другой женщине. А Светлана уже вошла в раж:
- Понимаешь, Саша, той, другой женщине страшно повезло, ты ее любишь. Я не хуже ее, ничем не хуже, и я тоже хочу любви, заслужила… Хочу нормальных человеческих отношений, не хочу вранья…
- Я не вру тебе. Я, искренне хочу на тебе жениться, хочу жить с тобой, а не с какой-то мифической другой женщиной, которую я якобы люблю…
- Ты хочешь жениться на мне, потому что по какой-то причине, не известной мне, не можешь жениться  на той, как ты говоришь, мифической, другой… Ведь я права? И я не хочу, дождавшись любимого мужа вечером с работы, наткнуться на его холодный отчужденный взгляд…
Доронин вздохнул, взъерошил свои густые волосы, которые он тщательно приглаживал после утреннего душа, двадцать минут назад, с силой потер затылок, произнес:
- Прости меня, Света, ты чудесная женщина, я желаю тебе счастья, ты действительно его заслужила. Я пойду, пожалуй…
Светлана кивнула. Доронин встал, принялся застегивать пуговицы на рубашке (за столом он сидел в брюках и расстегнутой рубашке, накинул рубашку после утреннего душа, застегивать не стал). Он хотел уйти от Светланы, ничего не объясняя, мол, не хочет она за него замуж, нафантазировала себе, бог знает что, напридумывала, пусть одна и кукует до скончания своего бабьего века, вряд ли ей попадется рыцарь, прекрасный во всех отношениях, да еще влюбленный в нее по гроб жизни, но передумал. Решил выяснить, чем он ей так не угодил. Спросил:
- Скажи мне, Света, все-таки, что со мной не так, если я тебе нравился, даже сегодня ночью еще нравился, а теперь ты меня гонишь? Что произошло?
- Ты был совершенно другим еще месяц назад, и ты изменился очень сильно, и изменился, потому что влюбился, я права? Тот мужчина, которым ты был раньше мне подходил, и меня не обманывал, я была сильнее его. Но, сейчас ты другой, и этот мужчина не для меня, он сильнее меня. Я повторюсь, я очень хочу любви, тот, прежний Саша меня мог бы полюбить, Саша, который сидит напротив меня, никогда меня не полюбит, он любит другую. Он жениться на мне, и проживет со мной долгие годы, но, что это будет за жизнь...Ты, Саша, почему-то хочешь мучить себя, всю оставшуюся свою жизнь, так мучай на здоровье! Но я мучений рядом с тобой не заслужила…
Доронин опять кивнул, и только сейчас понял, что удача все еще на его стороне, женившись на этой странной женщине он, скорее всего, через пару лет с ней развелся, не выдержал бы упреков, истерик и ревности с ее стороны. Господи, она говорит, что у него холодные глаза! От другой женщины, неделю назад, он слышал обратное, что  у него самые теплые глаза в мире!      

В Торговый центр, в свой последний рабочий день, Доронин добирался на старом помятом «Форде», который он тормазнул у дома Светланы. Сидел рядом с водителем, скрежетал зубами. Он страшно жалел, что польстился на возможность выпить вина для повышения настроения, и оставил свою машину на стоянке Торгового центра. А вот если бы не пил вина, то и предложение руки и сердца Светлане не стал бы делать, и следовательно, той безобразной сцены, что он пережил только что, не произошло бы.   
Пробравшись окольными путями в свой кабинет, Доронин за сегодняшний день во второй раз за себя порадовался, ему везет. Он хотел забрать свои вещи раньше, но не успел, оставил сбор вещей на последний день пребывания в Торговом центре. И теперь смог и побриться, хорошенько умыться, и переодеть рубашку. Он, как все военные, был хозяйственным и запасливым, на работе хранил запас чистых рубашек и бритвенных принадлежностей, а также  флакон одеколона, кусок мыла, бутылку с шампунем. Вот сейчас ему все это и понадобилось…   …
5
Так вот, Доронин, уволившись с работы, и оговорив себе месяц отпуска, якобы для переезда на новую квартиру, ее, эту квартиру, искал спустя рукава, от всех предложений риэлтеров, даже супер выгодных, отказывался. Строители, возводящие столь выгодный объект на месте старого жилого дома, этого странного, упертого, оставшегося в единственном числе, жильца просто возненавидели! Он тормозил всю стройку. Стараясь выкурить жильца силовыми методами, строители  окружили его дом строительными лесами, и потихоньку, мера за мерой, делали его жизнь невыносимой. Отключили в доме горячую воду (но этим они Доронина не проняли), потом газ, грозились отключить свет и холодную воду…
Доронин решил посоветоваться с Бойко, может быть ему взять деньги, большую сумму, и съехать, если подходящая квартира никак не находится, и могут ли его выселить насильно, без предоставления компенсации. Он позвонил Бойко на службу, был просто ошарашен услышанной от коллег Бойко новостью. Коллеги Бойко ему сказали, что Олег уволился! Доронин не поверил, переспросил, коллеги Бойко информацию о том, что тот уволился, подтвердили, и также сказали, что сами не поверили, когда тот им эту новость сообщил... Доронин принялся перезванивать Бойко на мобильный, который долго был недоступен, и, наконец, через два дня, которые Александр провел в тоске и мучениях, не понимая, что могло случиться с таким правильным полицейским, как Бойко, он же так гордился своей работой. И вот Бойко отозвался. Коротко сказал, что, да, он уволился, сейчас живет на даче, и пригласил Доронина в гости, мол, у него на даче, за бутылочкой, после баньки, они поговорят обо всем. Сбросил смс-кой название подмосковного поселка, где находилась  дача, прокомментировал, что на главной площади в поселке он Доронина встретит, и пусть Саша не пугается, дача Бойко на краю поселка, телефон там плохо работает…Александр, который, как нам известно, находился в отпуске, подтвердил, приедет на дачу Бойко прямо завтра.
. Поселок, в котором находилась дача Бойко, Доронин искал долго. На карте, что была у него, этого поселка не было. И пока Доронин крутился по подмосковному бездорожью, Бойко, ожидающий своего друга на главной площади поселка, оборвал ему телефон. На площади, где Бойко ждал Доронина, телефон работал хорошо, вот он и названивал.
Наконец, Доронин добрался, въехал на так называемую главную площадь поселка, где находились магазин, сельсовет и школа, но Бойко не увидел. Доронин разозлился, решил, что тот не дождался, ушел, и где теперь искать его дачу? У кого спрашивать, и как спрашивать, типа, не знаете ли вы, где найти дачу семейства Бойко? И, кто ему  это подскажет?
Доронин припарковался на площади, вышел из машины, с удовольствием размял ноги, решил спросить про дачу Бойко в магазине, там наверняка все про всех знают. И тут как раз из магазина вышел  парень, в джинсах и толстовке, светловолосый, стриженный  коротким ежиком. Доронин направился прямым ходом к нему, что бы спросить, где находится дача Бойко, и подойдя практически вплотную к парню, понял, что это сам Бойко и есть.
Он изменился разительно! Доронин его не узнал! Во-первых, он сильно похудел, джинсы и толстовка, в которые он был одет, точно по фигуре, сидевшие на нем как влитые, и из неуклюжего увальня  превратили его в стройного, подтянутого парня, а  во-вторых, он избавился от своих неопрятных соломенных кудрей, с изрядной проплешиной на макушке, радикальным образом, состриг кудри под машинку. Отсутствие кудрей пошло ему только на пользу. Он больше не походил на огромного пухлощекого кудрявого младенца, засунутого в офисный костюм. Он стал таким, каким должен быть, молодым, крутым, очень симпатичным парнем. И дурацкие круглые очки в металлической оправе он снял, заменил на линзы. Крутому парню, каким он теперь стал, очки не требуются. Доронин оторопело смотрел на Бойко несколько секунд, потом присвистнул, выдавил из себя:
- Ну, ты даешь! Разительные перемены…
А Бойко, как будто и не заметил реакции своего друга на его новый внешний облик, хлопнул Доронина по плечу, проговорил:
- Молодец, что приехал, хоть и долго добирался...         
- Да ты забрался в медвежий угол, даже на карте этого поселка нет…- оправдывался Доронин, и продолжил по поводу имиджа Бойко, - Ты изменился невероятно, я не узнал тебя…
- Переоделся и постригся всего лишь…
- И еще похудел и очки выбросил…
- Ну да! – согласился Бойко.
Доронин от полноты души обнял друга, потрепал рукой по стриженому затылку, спросил:
- Куда теперь? Показывай где твоя дача!
- В магазин зайдем, хлеба купим, я уже его отложил, но не расплатился, не успел, твою машину заметил…
- Давай купим…- согласился Доронин, он сам  хлеб не догадался купить, вез на дачу Бойко мясо, овощи, водку и пиво, но только не хлеб. Друзья зашли в магазин за хлебом, и вызвали нездоровый ажиотаж у двух молоденьких продавщиц, они так и велись вокруг симпатичных парней. Предлагали купить свежей колбаски, красную икру из-под прилавка, конфеты, печенье к чаю. Бойко с Дорониным отказывались изо всех сил. А продавщицы стали напрашиваться в гости, говорили, что придут сразу после закрытия магазина, и не дадут ребятам грустить. Тут Доронин из белого и пушистого превратился в настоящего подполковника, гаркнул на девиц:
- К сожалению, девушки, нам с вами не по пути!
Девицы смутились, пробормотали:
- Может быть, мы все-таки подойдем, попозже…
- Нет! Вы человеческих слов не понимаете?!
Девицы отстали.
Доронин и Бойко, со всех ног выбежали из магазина,  вырвались на свежий воздух, прочь от назойливых продавщиц. Бойко был шокирован таким вызывающим поведением девушек, а вот Доронин улыбался. Бойко возмутился:
- Ты что улыбаешься, что смешного?
-Девушки повеселили, запали на тебя очень сильно…- смеялся Доронин, Бойко не понимал:
- На меня запал? Ошибаешься!
Друзья пошли к машине Доронина. Через пару минут были уже на даче, очень симпатичном одноэтажном домике, с мансардой и большой террасой, окруженном вековыми деревьями, которые не вырубили при постройке дома. На участке никогда не разбивали грядки, не строили парников, единственное, что выращивали – это цветы, да еще вьющиеся лианы увивали новенькую беседку, расположенную неподалеку от крыльца. И конечно там была баня! Прекрасная русская баня находилась на краю участка,  откуда имелся выход к небольшому  озерцу. Разглядывая эту прекрасную дачу, Доронин думал, что семья Бойко специально взяла этот отдаленный участок под дачу, из-за вековых деревьев и озера поблизости…
Друзья вдоволь напарились в бане, нажарили шашлыков, которые замечательно пошли под ледяную водочку. Сытые, как удавы,  пьяные тоже достаточно сильно (бутылка водки на двоих, правда под обильную закуску), они сидели на берегу озерца, на широкой лавке у деревянных мостков, и беседовали. Выпитая водка развязала языки, они откровенничали друг с другом. Бойко рассказывал, почему уволился из органов. Говорил, что расследование убийства Юли Лисицыной и Кати Филимоновой стали последними каплями, не смог он больше терпеть подтасовки фактов и сокрытия улик. А еще начальство покрывало супругов Трофимовых, вместе с командой настоящих убийц, и требовало этого же от Олега. И хоть был Бойко потомственным опером, он твердо решил уволиться, вырваться на свободу, с чистой совестью. Аленка ему очень помогла, поддержала его решение из органов уйти. Доронин попросил рассказать сначала о Трофимове с компанией, где они, что с ними, а об Аленке рассказать чуть погодя. Бойко кивнул, мол, все правильно, он все сейчас расскажет по порядку.      
   О Трофимове. В общем, этот тип легко отделался. Белоруссия  выдала его России, его  будут судить только за мошенничество, он и  мошенничество не признает.  Сейчас он в СИЗО, косит под психа, его очень скоро отправят на психиатрическую экспертизу, он не псих, это точно. И суд над ним будет, жаль, что дадут немного, лет пять-шесть, и точно, он выйдет раньше, по УДО, за хорошее поведение.
О матери Трофимова, старухе Марфе. Она свою вину признала, со следствием сотрудничала, сам Бойко ездил в Белоруссию, давал показания.  Над матерью Трофимова даже суд уже  состоялся, судили ее не за убийство,  за превышение необходимой обороны, дали небольшой условный срок. Она уже у себя в деревне односельчан врачует, те ее еще больше бояться стали. Трофимов отсидит свой срок, к матери под бок вернется, та непутевого сыночка пожалеет, приголубит…
А подельники Трофимова, Артур Гриневич и Василий Рябчиков, после ареста раскололись почти сразу. Рябчиков задержали еще в доме Марфы, а Гриневича на таможенном переходе на границе с Польшей. Он документы поддельные купил, за границу хотел перебраться, но к счастью все пограничные посты были оповещены, его фотографии везде  разосланы, не удалось бандюгану скрыться. Так вот, признались они оба в убийстве Кати Филимоновой, и, между прочем, Алексея Лисицына тоже они убили, по заданию Варвары, она велела разобраться с Лисицыным,  в тот роковой день, когда Юля Лисицына погибла. Они ехали за Алексеем на машине, от дома Трофимовых, до моста. На мосту Алексей  остановился, закурил, стоял у парапета, смотрел на замершую реку, а Рябчиков подкрался, и сбросил беднягу с моста.  А Катю они убили, по их словам случайно, оказалась бедная девушка в ненужное время в ненужном месте.   
Бойко замолчал, задумался. Доронин спросил:
- Ты же преступление такое запутанное раскрутил, и что, даже повышения по службе    не получил?
- Выговор получил, за затягивание следствия. А награду генерал, мой начальник получил, очередную, и те сотрудники, что признание у Гриневича с Рябчиковым выбили…Отмазались мои начальники от обвинения во взятках, с помощью все тех же взяток… Меня даже не разу на телевидение не пригласили, хотя все начальники эту историю прокомментировали, на всех каналах. Интервью только один раз твоя Настя взяла, для газеты. Вот тогда я и решил уволиться, мать против была, а вот Аленка меня поддержала…
- Вот теперь об Аленке расскажи…- не отставал от Бойко Доронин, разливая остатки водки по рюмкам. Александр, вылив последние капли живительной влаги, с тоской посмотрел на пустую бутылку, поставил под лавку, Бойко тут же заверил, что водка в его хозяйстве еще имеется, пусть Саша не беспокоиться. Олег отправился в дом, и через минуту притащил на берег озерца пару бутылок водки в одной руке, банку соленых огурцов в другой, и буханку черного хлеба под мышкой. Доронин веселился от души, такой правильный Бойко, пивший до их знакомства исключительно зеленый чай, хлещет водяру совсем как взрослый, он уже подстригся, скинул дурацкий костюм, и скоро курить научиться, и совсем своим парнем станет. 
 А Бойко выпив очередную рюмку водки, поморщился, закусил корочкой хлеба, продолжал говорить:
- Я тебя вот зачем пригласил. Поговорить мне нужно с разумным человеком.  А среди моих знакомых ты самый разумный.
Тут Доронин, веселившийся все это время от души, уже засмеялся в голос, не сдержался:
- Олег, ты считаешь меня разумным? А ты знаешь, что я психбольнице лечился? Ты знаешь, что такое психбольница? Дурдом, дурка!
- Да знаю я, что такое психбольница! И, знаю, почему ты там оказался…
- Откуда знаешь?
- Настя твоя рассказывала…
Доронин хмыкнул недоверчиво, подумал, оказывается Настя с Бойко, его судьбу обсуждали, за его спиной. Хорошее настроение Доронина было подпорчено, основательно. Бойко этого не заметил, продолжал:
- Так вот, посоветоваться с тобой хочу, Саша. Только ты сразу на меня не кидайся, не ори, ты сначала проанализируй то, что я тебе сейчас скажу, потом уже шум поднимай.
Посерьезневший, переменившийся в лице Доронин, закуривая очередную сигарету, пожал плечами, мол, слушаю, рассказывай. Бойко и рассказывал, очень подробно:
- Саша, я жениться хочу. На Аленке хочу жениться. Предложение ей сделал, она приняла…(Доронин попытался что-то возразить, но Бойко не дал ему этого сделать, остановил, подняв руку с раскрытой ладонью). Даже мать согласилась на нашу свадьбу, выхода у нее иного не было. Когда Аленка в нашем доме поселилась, мать сначала возражала, ей Аленка не понравилась, но потом они подружились. Аленка по хозяйству помогала, готовила  хорошо, пылесосила, полы мыла.  Аленка сначала в отдельной комнате жила, но как-то мать моя к подруге уехала, мы с Аленкой тогда сошлись…Понравилась она мне очень, вообще то, с первого взгляда. И историю ее я отлично знаю, и то чем она занималась в Москве, и не осуждаю ее, девчонка в плохую компанию попала, судьба у нее тяжелая…(Доронин, с иронией, поднял одну бровь, хмыкнул, Бойко на его сарказм не прореагировал). Так вот, я в первый наш совместный вечер предложение ей сделал, знаешь, что она мне ответила? Что я такой хороший вечер ей испортил, своим дурацким предложением. Я не обиделся, отказала и отказала, может быть и дурацкое предложение…Через пару недель я предложение свое повторил, уговорил ее подумать, ведь мы не завтра женимся… Добил я ее, она согласилась…Через месяц…
- Так в чем твоя проблема? – Доронину, наконец,  удалось  втиснуть свой вопрос в сбивчивый рассказ Бойко.      
- В чем проблема? Проблема вот в чем. Аленка уехала, она больше не живет в нашей квартире.
- Уехала, куда?
- Да так получилась, сейчас все поясню… Мать моя, после смерти отца в религию вдарилась…
Тут Доронин Бойко перебил, и очень резко:
- Вот о религии давай не будем говорить. Не готов я с тобой эту тему обсуждать. Ты возможно и про меня скажешь, что я в религию вдарился…
- Погоди, ты же, Доронин, такой продвинутый мужик, и в сказки веришь? – Бойко недоумевал, но Доронин сразу поставил его на место:
- Значит, в сказки верю! И не только я один, все мои друзья верят…
- И генерал Пирогов? – спросил Бойко, с надеждой на отрицательный ответ, но получил как раз ответ положительный:
- А то! И посты соблюдает, и каждую неделю на службу ходит. В церковь…Вот я преступно мало в церкви бываю, нужно чаще… Наш бывший однополчанин, он теперь батюшка, в маленькой церквушке, в Тверской области, нас, своих друзей, все время зовет приехать к нему, а мы в суете прибываем, и поездку к нему все откладываем и откладываем… А я, можно сказать, только благодаря Господу Богу нашему жив остался и на ноги встал, и еще конечно друзья мои и сестрица моя разлюбезная помогли…
Бойко стыдливо потупил глаза, произнес:
-Не буду больше мать и Аленку осуждать, понял, не дорос еще, а Аленка с матерь доросли, умней меня, юриста с университетским образованием…       
Доронин усмехнулся, подумал, что лучше поздно, чем никогда, Бойко понял свою ошибку, а Олег продолжал рассказывать:
- Аленка вместе с моей матерью пошли в церковь, мать моя уговорила… Аленка очень впечатлилась, и позже одна стала туда ходила, помогала местным бабушкам, убиралась в церкви, и вот одна из прихожанок предложила Аленка поехать в Дивеево…
- К Серафиму Саровскому? – уточнил Доронин, Бойко кивнул:
- Ну да… Неделю Аленки не было, а когда вернулась, дня три дома промаялась, и сама уже в Дивеево уехала, сказала, постоянно там жить хочет…Ей там хорошо, комфортно, и может быть, те страшные грехи, что она совершила за свою короткую жизнь, она сможет отмолить…
- Она в монастырь собралась? – спросил Доронин.
- Да нет! Работать в Дивеево хочет! Вроде бы нашла работу – паломников принимать, расселять, помогать им там всячески, она же девушка коммуникабельная, активная…
- Да, для нее такая работа…- согласился Доронин, спросил Бойко, - Так я не понял, твоя-то проблема в чем?
- Уехать я хочу, к ней, в Дивеево, там с ней жить.
- А заниматься чем будешь?
- Мы с Аленкой поговорили, там дом можно приобрести, из него минигостиницу перестроить, там гостиниц не хватает…
- А деньги откуда возьмешь?
- Дачу вот эту продаю, поэтому здесь и торчу. Квартиру позже поменяем, матери однокомнатную купим, у нас сейчас трехкомнатная…
- Мать согласна?
- Да, говорит дело богоугодное…
 - Я тоже так считаю. Проблема твоя в чем? Я так и не понял… – пытал Бойко Доронин, и тот сознался:
- Она венчаться в церкви хочет…
- Проблема в чем?!
- На свадьбу нашу приедешь? В Дивеево? Я хочу, что бы ты свидетелем моим был…- произнес Бойко, и надолго замолчал, Доронин пожал плечами:
- Ты это считаешь проблемой? Конечно, поеду. Ты же мой друг, как я друга могу в беде бросить…
Доронин разлил им с Бойко остатки водки из второй бутылки, подумал, что с водкой нужно завязывать, они на двоих выпили по бутылке, правда под обильную закуску и на свежем воздухе, и пьяными не были, но все равно, для нетренированного Бойко это много. Бойко пока держался, но уже было заметно, что он перебрал, он начал всхлипывать, шмыгать носом, тереть глаза рукой, водку разлитую Дорониным, выпил даже без тоста и без закуски. И выдал Доронину такой перл:
  - Свидетельницей со стороны невесты будет Настя. Ты приехать не откажешься при таком раскладе?
- Не откажусь! – ответил Доронин. Бойко внимательно взглянул в карие, глубокие глаза Доронина, будто бы пытался там  прочитать ответ, но прочитать не смог, спросил:
- Почему вы с Настей расстались? Вы были идеальной парой, я вам завидовал страшно. И тут такое…
- Я с Настей не расставался, она захотела расстаться со мной. Я не имею права ее удерживать.
- Ты же ее любишь! Как ты мог ее отпустить!
- Я должен был ее привязать?
- Должен был! – пьяно, заплетающимся языком  доказывал Бойко, - Должен был стоп-кран дернуть, поезд остановить, вытащить ее из поезда, и силой к себе домой вести… И она бы осталась с тобой…
- Насильно? Нет, никогда. С Настей такой номер не прокатит, она сама должна решить, нужен я ей или нет, сама должна ко мне вернуться…
Больше друзья не о Насте, не об Аленке не разговаривали. Пошли спать. Перед сном Доронин предложил купить у Бойко дачу, уж больно понравилась ему эта дача. Бойко отказал, мотивировал, что дачу он продает дорого, с друга большие деньги он взять не может, а деньги ему очень нужны. Доронин смекнул, что к покупаемой квартире он потребует у риэлтеров купить ему еще и дачу, именно эту, и задорого. Как сказала в свое время Гала, его  соседка, буржуины-риэлтеры не разорятся, денег у них много…
Весь следующий день друзья удили рыбу, из пойманной рыбы варили уху (совсем маленький котелочек, рыбы они поймали немного), водку уже не пили, лишь кофе, чай и самодельный квас. Уезжал Доронин спокойным, умиротворенным, с полной уверенностью, что Бойко в надежных Аленкиных руках, и вот именно эти двое теперь не пропадут…А он? Он пропадет? Он тоже не пропадет, если дождется своей любви…

И он ждал. Тупо сидел в своей халупе, и ждал… Вот-вот откроется дверь, и в его халупу войдет Настя, коротко поздоровается, скажет:
- Здравствуй, Саша!
И он дождался, в один прекрасный день в дверях его комнаты действительно появилась Настя, и он действительно услышал:
- Здравствуй, Саша! 
      
Глава девятнадцатая. Настя Кораблева. Весна.
1
Настя Кораблева, приехав в Великий Новгород, с вокзала могла добраться до своего дома на такси, могла на автобусе, ехать было совсем недолго, минут десять-пятнадцать, автобусы ходили часто, да и такси найти не проблема, очередь из такси у вокзала стояла. Но Настя до дома пошла пешком, благо вещей у нее почти не было, да и проветриться ей не мешало, подумать. И еще, не могла она явиться в дом своей матери с распухшим от слез лицом, она всю ночь, в поезде,  прорыдала, оплакивала  свою несчастную, как она считала жизнь, которую она своими необдуманными действиями превратила в вообще невыносимую.
Нина Федоровна с Санькой поджидали Настю на улице, у калитки, им, оказывается, с утра уже позвонил Доронин, предупредил, что Настя приезжает. И вот Настя появилась в конце улицы. Санька бросился ей навстречу, Нина Федоровна поспешила за ним. Санька подбежал к матери первым, повис у нее на шее, Нине Федоровне пришлось обнимать дочь вместе с внуком, а Насте пришлось идти до калитки в обнимку с матерью,  с Санькой на руках.
В столовой их прекрасного дома Нина Федоровна кормила дочь ее любимым куриным супом, и по сложившейся традиции, маленькая, но такая крепкая семья, ела из эксклюзивных тарелок серебряными ложками. Нина Федоровна с утра все успела, и сварить Настин любимый суп, и испечь пирожки… Но аппетита у Насти не было, суп она недоела, от пирожков отказалась, сослалась на усталость, поднялась в свою комнату, на второй этаж, улеглась на своем широком диване, уткнулась в мягкую подушку.
Бабушка и внук, убрав со стола, пошли следом за Настей… Сын, увидев, что мать лежит на диване, устроился, обняв ее, за ее спиной, у стенки, Нина Федоровна пришедшая следом за внуком, прилегла на краешке дивана, лицом к дочери. Они опять крепко обнялись, все втроем. И даже рыжий кот не упустил момента, тут же прыгнул на диван, к хозяевам, устроился у Насти в ногах, но хвостом он касался ног Нины Федоровны, а морду положил на ноги Саньки, то есть не обделил своим вниманием никого из семьи…      
     2
      Настя прожила дома, в Великом Новгороде чуть больше недели.  И все это время избегала откровенных разговоров с матерью, уворачивалась, изворачивалась, уж очень ей не хотелось объясняться об отношениях с Дорониным. Сам Доронин звонил ее матери пару раз, и как только Нина Федоровна принималась разговаривать с ним, Настя  убегала из комнаты, не хотела даже имени его слышать. И все-таки мать приперла ее к стенке, потребовала объяснений, что между ней и Александром Ивановичем произошло. Настя созналась – дала Доронину отставку, и даже объясниться ему не позволила, долгие проводы – лишние слезы.  Мать пришла в ужас, кричала на дочь:
- Я родила и воспитала идиотку, как можно так поступать с человеком, который любит тебя без памяти! Который убить за тебя готов! Кто ты такая, что бы вести себя подобным образом! Я не понимаю, что не хватает тебе в жизни? У тебя все есть! И даже мужчина появился, готовый за тебя жизнь отдать! Нет, ей такое положение дел не нравиться! Славы хочет, денег, звезду с неба! Принца Уэльского в мужья! Зачем тебе принц Уэльский, что ты с ним будешь делать? В Лондон к нему уедешь? А я? А Санька? Ты о нас подумала? Ты уже нас втравила черти во что, и если бы не твой Доронин, мы бы погибли! Что тебе не хватает, расскажи? Что мужик для тебя должен сделать, что бы к нему снизошла? Думаю, что если сейчас Доронин перед тобой на коленях стоял, и любовь твою вымаливал, ты бы губы кривила, мол, плохо стоит, плохо просит, нужно головой об пол биться! А если он начал биться, тебе бы тоже это не понравилось, мол, не сильно бьется, нужно тщательнее, больнее! Больнее уже не куда!    Стерва ты, поганая!
Настя промолчала, хоть и хотела матери сначала ответить, но промолчала. Пусть пары выпустит, выговориться, вот тогда она ей ответит. Тогда не наступило, Насте вдруг стало все безразлично, отвечать расхотелось… Она  лишь коротко матери бросила:
- Ну, ты, мама, загнула! Зачем ему головой биться то? Он же нормальный мужик…
- С тобой любой нормальный ненормальным станет…- буркнула в ответ мать. Настя пожала плечами (у Доронина научилась), и пошла наверх, в свою комнату, спать.
То время, что она не проводила с Санькой, она спала, и не важно, день был на улице или ночь, спать ей очень хотелось. И не хотелось работать, совершенно. Вдохновение и зуд творчества ее покинули. Она написала статью, обещанную Короткову (третью часть), как и обещала про секту, про Экопоселение, про Трофимовых и бабу Марфу, отослала ему по электронной почте, Коротков, получил статью, тут же Насте перезвонил (она получила новую сим-карту со старым номером, и купила новый телефон) пообещал поставить в ближайший номер, и  тут же потребовал Настю на работу, мол без нее газета выходит с трудом! Мол, хватит Насте отдыхать, наотдыхалась! Настя пообещала скоро приехать, и тут же поняла – не хочет… Стала анализировать почему? Не хочет встречаться с Дорониным (так тот и не настаивал на встрече), с Вероникой (та ее особо сильно никогда не напрягала), не хочет возвращаться к прежнему образу жизни, бегать по заданиям, строчить статьи (так она всегда это очень любила)… А что она хочет? И тут же осознала что хочет. Замуж, за Доронина. Семью, теплый дом, детей… Любви она хочет, любви мужчины, именно такой любви, какой  она не знала до встречи с Дорониным, и вкус которой распознала. Настоящей любви… Настя всплакнула, и поехала на вокзал, за билетом в Москву. У нее теперь не было другого выбора, как только становиться богатой и знаменитой, раньше, пару дней назад был, теперь его не стало. Всего лишь месяц своей жизни она была счастлива! По настоящему счастлива, именно с этим мужчиной, и это был единственный человек в ее жизни (не считая родителей и бабушку), который заботился о ней,  любил ее. Она тосковала по нему, и одновременно уговаривала себя, что ей все равно, он ей не нужен, а ее страдания – результат некстати разбушевавшихся женских гормонов, мол, побушуют они немного, и все пройдет. Не проходило. Становилось только хуже…
   Санька опять плакал, провожая мать на вокзале. Нина Федоровна не плакала, стояла, сжав губы в тонкую ниточку, молчала осуждающе. Настя веселилась, но натяжно, искусственно, весело ей, по настоящему, не было. И опять Санька бежал за поездом, с криками:  «Мама, не уезжай!», а Нина Федоровна украдкой дочь перекрестила, прошептала молитву, для защиты.
И опять Настя, сидя в купе скорого поезда, кутаясь в синюю кофту, купленную ей Дорониным (она вообще ее практически не снимала, ходила в ней постоянно),  казнила себя, твердила, что  она не мать, а ехидна… 
 3
В ту квартиру, где убили Катю Филимонову, Настя вернуться не смогла. Приехав в Москву, сняла номер в недорогом отеле (Коротков ей на карточку перевел гонорар за напечатанные в ее отсутствие статьи, приличные деньги), накупила газет, предлагающих аренду квартир, принялась искать новое жилье. Искала квартиру в разных районах Москвы, районом Преображенки теперь не ограничивалась, Санька наотрез отказался уезжать от бабушки, в новую школу его устраивать было ненужно. Обзвонила десятки агентств, просмотрела десятки квартир, и нашла, таки, себе квартиру по душе. В районе Солнцево, далековато от центра. Но чистую, светлую, большую, квартиру-студию. С прекрасной мебелью, отличным ремонтом, полным комплектом бытовой техники. Квартиру, правда, сдавали всего на полгода, до ноября месяца (хозяин, художник, уехал в творческую командировку), но Насте квартира настолько  понравилась, что сняла она ее именно до ноября, с расчетом, что может быть что-то измениться, и хозяин продлит аренду… В тот же день, как сняла квартиру, перевезла свои вещи с прежней квартиры, подумала, что пожить там совсем не успела, и что такое страшное несчастье в той квартире произошло…Настя приятно была удивлена, когда  приехав в «несчастливую» квартиру за вещами, нашла там абсолютно все  вещи, что покупал ей Доронин старательно упакованными, и при том еще тщательно выстиранными и отглаженными. И не только вещи, но и шампунь, косметику, и даже трехтомник, «Властелин колец», приобретенные Дорониным по ее просьбе, с аккуратной закладкой посредине второго тома, именно там где Настя эту закладку заложила. И только обосновавшись в новой квартире, пожив там пару дней,  явилась на работу, в редакцию, на радость Короткову.

Войдя в комнату, где располагался ее отдел, Настя стразу же заметила отсутствие Вероники. Ее стол был стерильно пуст, никаких личных вещей и бумаг. Настя сначала подумала, что Вероника в отпуске (удивилась, она же никогда не брала отпуск, говорила, что не устает), но оказалось, это не так. Коллеги Насти, все до одного, сочли нужным рассказать, что такое с Вероникой приключилось, и, рассказывая, смаковали рассказ, получали от рассказа реальное наслаждение. Именно, реальное наслаждение, все до одного, и мужчины и женщины.
А с Вероникой случилось вот что. Она, в силу своего мерзейшего характера, да еще страдающая манией величия, не осознавала  зависимости от Насти. Считала, что она, Вероника, звезда, а Настя, так, находиться у нее на посылках, впрочем, не она одна, а вместе с Коротковым, который вообще-то был гением журналистики (еще бы, в 32 года известнейшую в России газету возглавлял!). Так вот, Вероника, одна, без Насти, накропала статью, как она сама считала, «бомбу». Статья была об известном российском олигархе, статья грязная, скандальная, факты в этой статье были непроверенными, даже не факты, а так, слухи. Но Вероника считала эту статью гениальной. И на ее несчастье, написание данной  статьи Вероникой совпало с командировкой  Короткова, длительной, в Америку.   Вместо него остался  зам, Ильин, который Веронику боялся пуще огня. И именно у него Вероника требовала, что бы ее статью немедленно напечатали. Ильин, прочитав статью, сразу понял, что если данный опус напечатать, судебная тяжба газете обеспечена. Но Вероника наседала очень активно. И Ильин сдался, резонно решил, что всю ту грязь, что польется на их газету после опубликования статьи, будет разгребать Коротков, и потом, Вероника же, любовница хозяина их газеты, тот, если что, ее прикроет. Статья вышла, Вероника была горда собой. Ровно одни сутки. Через сутки в редакцию газеты начались звонки, требовали объяснений, через неделю пришла с проверкой прокуратура (по заявлению оклеветанного олигарха). Коротков был все еще в командировке, и Ильин повернул стрелки на Веронику, автора статьи. Вероника никогда с прокуратурой не сталкивалась. А тут, на беду ей попалась очень активная (сильно проплаченная) молодая прокурорша. И у этой прокурорши Вероника вызвала стойкую антипатию (что не удивительно). Прокурорша приезжала в редакцию газеты, беседовала с сотрудниками Вероники, с самой Вероникой (именно тогда и вызвала Вероника у прокурорши негативные эмоции, та разговаривала с прокуроршей, как с умственноотсталой поломойкой, плохо выполняющей свои обязанности), и  вызвала саму Веронику в прокуратуру. Вероника апеллировала к  покровителю, но видно, так того достала, что он отказался предоставить ей адвоката, мол с Вероникой ничего серьезного не случилось, пусть разбирается, сама же кашу заварила.
 Именно тот визит Вероники в прокуратуру стал для нее роковым.
 День визита Вероники в прокуратуру был определенно не ее днем. Ее вызвали к девяти часам. Прокуратура находилась в самом центре Москвы, в Благовещенском переулке. Вероника, добираясь туда на машине ( в тот день ее водитель заболел, и она села за руль сама), попала в жуткую пробку на Тверской, приехала к прокуратуре без пятнадцати десять, долго не могла припарковаться, переулок был заставлен машинами. На беседу с прокуроршей она попала в начале одиннадцатого. И, конечно же, получила выговор от прокурорши, и, конечно же, ей ответила. Прокурорша была стервой подстать Веронике (да еще стервой облеченной  властью). Девушки поспорили не на шутку, так друг на друга орали, что стены сотрясались. Вероника визжала, топала ногами,  прокурорша вызвала охрану. Веронику, два дюжих охранника выставили на улицу, а прокурорша обещала такое безобразное поведение своей визави безнаказанным не оставлять.
Взбешенная Вероника, после разговора с прокуроршей, выскочила на улицу, и не нашла своей машины. Ее просто напросто эвакуировали! И еще погода как назло испортилась, на дворе стоял конец марта, все таки. С утра была весна, днем подморозило, похолодало, настоящая зима вернулась. Вероника, на своих высоченных шпильках, металась по обледенелым тротуарам, искала машину, и, конечно же, поскользнулась, упала, сильно ударилась головой, потеряла сознание… Ее увезла «Скорая помощь»…
Рафинированная красотка Вероника очутилась в обычной московской больнице для бедных (туда ее доставила «Скорая», в бессознательном состоянии, как обычную бомжиху, подобранную на улице), среди бомжей, проституток, и жен бедняков, избитых мужьями (именно той больнице,  в которой лежала в свое время Аленка, и которую считала  раем на земле). У Вероники была сломана лодыжка, сотрясение мозга, сильно разбита голова. И ее, конечно же, ограбили! Как только она потеряла сознание, прохожие сперли ее дорогую сумку со всем содержимым, а в больнице украли золотые часы и ювелирные украшения, и даже норковую шубу!  Да еще ее внешний вид в больнице попортили! Зашивая рану на голове у Вероники, медсестра безжалостно состригла большую часть ее волос (произведение парикмахерского искусства!). Так вот, очнувшись в десятиместной палате, в больнице для бедных, без денег, документов, часов и украшений, в окружении бомжей и проституток, Вероника решила, что уже умерла, и попала в ад. Она громко рыдала, истерила, билась головой о спинку кровати, медперсонал больницы вызвал психиатора, который просто напросто назначил ей уколы сильнейшего психотропного препарата для буйно помешанных.
В себя Вероника пришла только на третьи сутки, и именно тогда ее и нашел адвокат ее покровителя (который  все таки дал распоряжение  искать свою непутевую протеже), и перевел в больницу на Рублевке, где ее начали лечить… В первую очередь, ее психическое состояние (психика у нее никогда не была здоровой, а тут стресс добавился, посещение прокуратуры, больница, и еще она себя в зеркало увидела, отекшую, от сильнодействующих психотропных препаратов, в синяках и без волос)…Больше в редакции газеты она не появлялась. Ее заявление об уходе, принес в редакцию газеты все тот же адвокат, на заявление стояла дата посещения Вероникой прокуратуры… Коротков, прибывший из загранкомандировки, получив заявление Притульской об уходе, прыгал от счастья, плясал джигу, а вечером, на радостях, напился вусмерть…
Выслушав эту печальную историю (впечатлительную Настю эта история совершенно не позабавила, наоборот расстроила), она подумала, что иногда нужно мечтать аккуратно, мечты могут и сбыться.  Вот, например, ее мечта сбылась, Вероника лопнула, как надувная резиновая кукла, и ее разноцветные ошметки разлетелись в разные стороны…            
      4
А судьба Насти Кораблевой, круто пошла вверх, именно с того дня, как она после почти двухмесячного отсутствия вернулась на работу, и из ее жизни напрочь пропала Вероника Притульская. Больше Насте никто не мешал делать карьеру, становиться богатой и знаменитой. Теперь все статьи выходили только под ее фамилией, и она не тратила понапрасну время переписывая статьи своей врагини. А  начальник и одновременно однокашник Коротков на Настю так вообще молился. Появившись на работе, Настя незамедлительно была назначена начальником отдел (благо место освободилось), с соответствующим статусом и повышением заработной платы фактически вдвое. Это с одной стороны, а другой… Настя была востребована не только в своей любимой газете. После опубликования ее статей, разоблачающих целителей Трофимовых, Настя дала интервью корреспондентам, скорее всего, всех существующих в России (и не только в России, русскоязычным, вернее будет сказано) газет и журналов. Выступила на всех существующих телеканалах и радиостанциях (с разрешения Короткова, он такую популярность Насти только подогревал). Регулярно появлялась во всяческих ток-шоу, приплеталась домой за полночь, с учетом, что теперь ее съемная квартира была фактически за Кольцевой дорогой, от метро на автобусе пять остановок. Но на автобусе и на метро Настя на телевидение не ездила. Коротков ей служебную машину выделил. И машина терпеливо подолгу ждала  у телецентра, пока Настя давала интервью или выступала в ток-шоу. О Доронине Настя вспоминала лишь дома, перед сном. Вот был бы он рядом, он бы за нее порадовался, или ее наругал, за то, что стала в каждой бочке затычкой, слишком высоко себя возомнила… Но хоть какая-то критика, даже такая убойная, в тот период жизни была ей необходима… А ее не было… Лишь мать звонила с констатацией факта, что видела ее по телевизору, красивую и умно рассуждающую. Мать гордилась дочерью, и одновременно ей сочувствовала, мол, такими темпами дочь действительно скоро своей ЦЕЛИ достигнет, а что потом?
А Настин успех рос все выше и выше. И вот, в середине мая, ее, в очередной раз, пригласили на телевидение, но не выступить в ток-шоу или дать интервью, а на кастинг, ведущей новой телепрограммы, не развлекательной, а серьезной, политической. В паре с популярнейшим журналистом, звездой. Настя естественно поехала, как такую возможность пропустить, тем более шоу, в которое она пробовалась, должно было выходить на канале, где директорствовал ее б.м., Александр Борисович Клюев. В это шоу пробовались практически все известные журналистки (и не только журналистки, но и актрисы и просто популярные дамочки), в возрастном диапазоне от тридцати до сорока лет. Насте пришлось приезжать несколько раз, ее пробовали на роль ведущей сначала просто в кабинете редактора, потом в студии, но только одну, и без камер. И вот ее пригласили, как она поняла, на финальный кастинг. В костюме, гриме, с камерами, и главное, в паре с популярнейшим журналистом. Настю долго гримировали, причесывали, подбирали костюм (с ней работали известные стилисты). И когда она, при полном параде, взглянула на себя в зеркало, то определенно себя не узнала. Из зеркала на нее смотрела просто нереальная красавица, вылитая голливудская звезда, именно та, на которую походила Настя (то ли Шерон Стоун, то ли Шарлиз Терон).  Ей подобрали ярко синий (цвет электрик) костюмчик в стиле «Шанель», голубые туфли на высоких шпильках. Ее волосы чуть укоротили (по плечи), покрасили в платиновый блонд,  завили крупными локонами. А ее макияж так вообще был произведением искусства – серебристые тени на веках, сильно накрашенные ресницы, чуть заметные румяна на скулах, нежно-розовый блеск на губах, и это все в сочетании с фарфоро-белой кожей ее лица. В общем, у стилистов получилась настоящая Снежная королева, красоты неописуемой. Настя, увидев себя в таком образе, даже охнула, такой красивой она не была никогда, и пожалела, что  мама с Санькой, и, конечно же, Доронин, ее сейчас не видят. И злорадно порадовалась, что даже если она не пройдет кастинг, ее вот такой  невероятно красивой, увидит Клюев (он же будет просматривать съемки потенциальных ведущих шоу), и может быть пожалеет, что ее потерял. И тут же осознала, что ей все равно, что подумает Клюев! Она вообще его знать не хочет! Она про него вот уже   несколько месяцев не вспоминала, ее ум занимал только один мужчина – Александр Доронин…
   
И стоя под яркими софитами, рядом с суперпопулярным ведущим, импозантным мужчиной, под прицелом телекамер, Настя потеряла сознание, у нее сильно закружилась голова. И если бы  партнер не подхватил ее, не поймал на лету, она бы разбилась…Но у ее партнера сработал хватательный рефлекс, и  девушку он спас. Настю тут же усадили на стул, на съемочной площадке, на ее счастье, оказался медик, в общем, ее привели в чувство, «Скорая помощь» ей не потребовалась, она убедила, что здорова, просто перенервничала, и через непродолжительное время, после того, как ей подправили грим и прическу, она смогла продолжить съемки. И эти съемки произвели фурор! Настя была великолепна… Она справилась с волнением, ее обморок не повлиял на ее настроение. Всем на съемочной площадке было понятно, что лучше Насти ведущей не найти, такой же остроумной, темпераментной, и еще, совершенной красавицы. Но сама Настя, после съемок, приехав домой, поняла – она не хочет на телевидение (куда она еще несколько месяцев назад так стремилась), это совершенно не ее, просто гадюшник какой-то, сплошные интриги (она наблюдала подобное на съемочной площадке). Она не хочет тратить свои лучшие годы на идиотскую борьбу под ковром. Зачем ей все это? У нее сын, ему нужно ее внимание, ее силы, она не должна  понапрасну растрачивать себя на некчемные дрязги…
И буквально, на следующий день после съемок,  она позвонила продюсерам, и отказалась от этой, вообще-то крайне перспективной работы. Продюсеры пришли в ужас, принялись уверять Настю, что лучше кандидатуры кроме нее нет, и ее ждет невероятный успех. На утверждения Насти, что ей не нужна популярность, она хочет спокойной жизни, без всяческих треволнений, у нее совершенно не звездный характер, она простая девушка, грызня и толкотня за эфир для нее чужды, продюсеров не убедили. Но Настя была непреклонна – даже если она и будет утверждена в качестве ведущей, к работе она не приступит, пусть ее кандидатуру не рассматривают. Продюсеры вынуждены были ответить, что им жаль чрезвычайно. Настя вспоминала этот кастинг потом с улыбкой, дернул же ее черт переться на телевидение! Хотела же! И слава богу, вовремя одумалась… А через пару дней после кастинга на телевидении и случившегося там с ней обморока, Настя потеряла сознание еще раз, уже на своем рабочем месте, в редакции. Взволнованных коллег уверила, что просто переутомилась, слишком многое с ней произошло в последние дни. Коллеги поверили. А когда она потеряла сознание в третий раз, уже в столовой (там пригорели котлеты, и стоял дым и чад), коллеги вызвали «Скорую помощь», и Настю увезли в больницу.    
      5
А в больнице врачи ее просто ошарашили – она беременна, девять недель! И если хочет делать аборт, то пусть поторопится, времени почти не осталось, нужно что-то решать. Настя обещала подумать. Врач, женщина средних лет, осматривающая ее, не понимала, о чем тут можно думать. Она, же, Настя, мать одиночка, не москвичка, не замужем. Рожать хочет? Нищету плодить? Тут Настя взвилась, кричала, что врач не имеет права так говорить, она не девочка-подросток, а взрослая женщина, известная журналистка, и сама разберется, плодить ей нищету или нет…В общем, она опять упала в обморок, уже в приемном покое больницы.
Настю, у которой давление было много ниже нормы, гемоглобин практически на нуле, и еще угроза выкидыша, из приемного покоя отправили в больничную палату, поставили капельницу, и велели отдыхать. Она отдыхала до утра, а утром выписалась под расписку. Абсолютно все больницы вызывали у нее негативные эмоции, шесть лет назад она тоже лежала в больнице и не один раз, и твердо знала, что в больнице ей делать нечего. И еще, не дай бог ее мать узнает, что дочь в больнице, сорвется, примчится в Москву, не нужно  этого не дочери и не матери, а ведь мать Саньку с собой в Москву потащит, не оставит же пацана одного. Приедет  мать, и узнает, что Настя беременна, а Настя еще сама не решила, хочет она или нет, что бы ее мать об этом узнала… 
Она ехала домой (на съемную квартиру), сидела в уголке вагона метро, не снимая темные очки, она  плакала, а под темными очками не было видно ее покрасневших от слез глаз. Плакала от обиды – ее считают маргиналкой, недостойной иметь детей, человеком второго сорта, мол, одного ребенка ей достаточно, да и тот растет без отца, именно так, с презрением, отзывалась немолодая докторша в приемном покое больницы. Настя снова  вспоминала, как шесть лет назад она попала в больницу, и именно там потеряла  ребенка. Вспоминала, как ее везли на «Скорой помощи», как она чувствовала, что ее еще не родившийся ребенок умирает, и  она уговаривала малыша потерпеть, подождать немножко, сейчас они приедут в больницу, и им помогут.  Им не успели помочь, ребенок погиб. И вот теперь, бог опять послал ей ребенка, и ее вынуждают его убить. Убить ребенка Александра Доронина. Права была та странная пожилая женщина, мать Трофимова, Марфа, когда утверждала, что Настя в интересном положении, и что она, Марфа никогда не ошибается.
Настя, сбежавшая из больницы, чувствующая себя отвратительно, домой добралась еле живой. Долго ехала в метро, потом на автобусе, пять остановок, к счастью, было раннее утро, и в метро и в автобусе народу было немного, ей не пришлось стоять, но до квартиры, от автобусной остановки она почти ползла. Останавливалась через каждые пять метров, отдыхала, и уговаривала себя, что идти ей совсем немного, совсем ничего. Представляла себя со стороны – молодая женщина, бледная до синевы, со спутанными волосами, в темных очках, бредет, шатаясь, с черепашьей скоростью мимо школы, детской площадки, продуктового магазина, раз шажочек, два шажочек… Добралась до квартиры, упала на большой диван, удивилась, что добралась живой, и еще способна о чем-то думать…

И она  думала, размышляла. Все время. И утром, и днем и вечером. И на работе и дома. А лучше всего ей размышлялось в транспорте. Так как на телевидении Настя больше не появлялась,  служебную машину ей Коротков не предоставлял, ездила она  общественном транспорте. Пять остановок на автобусе (благо садилась она на конечной остановке автобуса), и на метро, тоже  от конечной, «Юго-Западной», в центр… И так дважды в день. А еще служебные задания! Но, к слову сказать, Коротков ее стал беречь, после служебного задания, обратно в редакцию возвращаться не заставлял. Разрешал дома полученный материал обрабатывать, благо дома у нее был отличный компьютер (опять же благодаря Доронину).
Так вот, она размышляла.
Например, она была в полной уверенности, что Доронин должен знать о своем будущем отцовстве, и они вместе должны принять решение, родиться этому ребенку или нет. И тут же отвечала, даже если Доронин (а такое маловероятно), не захочет этого ребенка, его уже хочет сама Настя…
Да, она приняла решение. Ребенок родиться, во что бы, то не стало. Она все рассчитала, и даже порадовалась, что квартиру ей сдали только до ноября. Именно в ноябре и должен появиться на свет ее малыш, она уйдет в декретный отпуск, уедет домой к маме, там родит ребенка, проживет с малышом год или полтора (как фишка ляжет, как ей Коротков разрешит), и с малышом вернется в Москву, выйдет на работу. Для малыша найдет няню или детские ясли (не на полный день). Все складно получалось…За ее размышлениями, прошел месяц, у нее уже было тринадцать недель беременности, аборт делать поздно. Настя, когда поняла, что месяц прошел, было чухнулась, как же так, время упущено! А потом ответила себе  - ведь она специально время тянула, что бы у нее перед нею самой было оправдание – время ушло, аборт делать поздно,  придется рожать!
6
Она решила поговорить с Дорониным, об их будущем ребенке. Он же должен об этом знать! И понимала, разговор о ребенке только предлог. Она сама хочет видеть его, и говорить с ним не только о ребенке. Говорить она хочет об их совместной жизни, о свадьбе, о Саньке, который в каждый приезд ее в Великий Новгород спрашивает об Александре Ивановиче, о Нине Федоровне, которая считает свою взрослую дочь неразумным ребенком, ведь она обидела такого хорошего парня (Доронина).
Настя поехала в Торговый центр, где работал Доронин, и не нашла его. Ребята, охранники, сказали – уволился! Настя была в шоке, как уволился, куда уволился? Быть этого не может, не может он уволиться! Оказалось, может, уволился. Не найдя Доронина в Торговом центре, она принялась звонить Бойко, может быть тот знает, где сейчас работает Доронин. Бойко ее удивил еще больше Доронина, который уволился из Торгового центра. Бойко тоже уволился, из правоохранительных органов, он к тому же решил жениться, на Аленке, их общей хорошей знакомой, между прочем, бывшей девушке по вызову! Настя, услышав это, тихо ахнула. А тут Бойко принялся приглашать ее на свадьбу, в городок Дивеево, где молодые решили обосноваться, быть свидетелем на их свадьбе. Настя согласилась (а как не согласиться), и в свою очередь спросила Бойко о Доронине, тот, мол, уволился из Торгового центра. Бойко обещал о Доронине разузнать и Насте доложить. Доложил через неделю. Рассказал – сейчас тот не работает, в отпуске, вскоре приступит к руководству охранной фирмой Сергея Пирогова, Сергей идет в депутаты. И добавил – знаменитый доронинский дом на Таганке ломают...

Настя поняла, необходимо ехать к  Доронину домой. За несколько дней  до поездки начала настраиваться, уговаривать себя, мол, ничего страшного, Доронин ее не укусит, и известие о ребенке воспримет позитивно, и все у них будет хорошо. Но все равно, где-то в глубине души этой встречи она страшно боялась.
Решила подготовиться по полной программе, взяла два отгула. Почему два? Один день на посещение Доронина, а второй – рыдать из-за его отказа, и радоваться вместе с ним, мечтать об их совместной жизни. И вот, в день встречи с Дорониным, причесанная и принаряженная Настя поняла, что ехать к нему у нее просто сил нет, она отвратительно себя чувствует. Сильно переволновалась, и беременность дает о себе знать. Если в двадцать лет, будучи беременной, она носилась по всей Москве, не чувствовала усталости    ( но в больницу тогда она тоже загремела), то сейчас голова у нее кружилась практически постоянно, ее преследовала тошнота, дурнота, да еще врач в «Женской консультации», обозвала ее старородящей, и уверяла, что если она не хочет осложнений,  она должна постоянно лежать в кровати, а близкие должны  с нее пылинки сдувать. Этого Настя себе позволить не могла. И вот теперь, поборов головокружение, Настя побрела на остановку автобуса, дождалась автобуса, спокойно села в него (в час пик приходилось автобус брать с боем), порадовалась, что едет к Доронину поздним утром, народу в транспорте немного. Доехала до метро. Но спуститься туда не смогла, уже перед входом начала задыхаться, еще не спустившись. Постояла у входа в метро, поборола дурноту, отправилась ловить машину. Выхода у нее другого не было. Машину поймала быстро, ей нужно было в центр, а туда желающих ехать было много, и цену Настя сторговала приемлемую, подумала, что ей сегодня везет! Пока она ехала на такси до дома Доронина, полил страшный ливень, улицы превратились в реки, а широкий проспект Вернадского  вообще в океан. Машины плыли по нему, как океанские лайнеры… Настя, в окно машины, плывшей по проспекту, наблюдая эту нереальную картину, задумалась о предстоящем разговоре с Дорониным, но ее мысли все время перебивал водитель машины, он фактически к ней клеялся, говорил комплименты. Она ему не отвечала, с иронией думала, что вот водила к ней клеется, но он не знает, куда и зачем она едет. А едет она к мужику, что бы рассказать тому о своей беременности, и страшно боится, что этот мужик откажется на ней женится, банальнейшая история!
Вот и дом Доронина. Настя сначала его не увидела, испугалась, что дом уже сломали. Нет, сломали соседний. Дом Доронина стоял целехонек, только весь окутан строительными лесами. А перед подъездом огромная лужа. Дождь закончился, а вот лужи вечная беда мегаполиса, теперь высохнут не скоро. Настя расплатилась с водителем, пожелала ему всего хорошего, телефончик дать отказалась, направилась к дому Доронина. У подъезда ей пришлось снять босоножки и идти через лужу вброд.
И вот так вот, с босоножками в руках, босиком, она поднималась на третий этаж, к квартире Доронина. Удивлялась, по пути, что все квартиры в доме пусты, их двери распахнуты. Куда подевались люди? Как в фильме ужасов, пустой дом! В квартиру Доронина дверь тоже открыта. Настя остановилась перед распахнутой дверью, вздохнула побольше воздуха, она испугалась, что и эта квартира, тоже окажется пустой, и где ей искать тогда  Доронина, у кого спрашивать? И, все также, прижимая к себе босоножки, босиком, она вошла в квартиру, оказалась на пороге комнаты Доронина. 
И о чудо, Александр был на месте! Сидел в своей комнате, на стуле, который стоял у окна, как всегда, с сигаретой, вытянув длинные ноги, положив их на соседний стул, что-то рассматривал на экране ноутбука, лежащего у него на коленях. Услышав, что кто-то вошел, повернул голову.  Увидел, что вошла Настя, улыбнулся, а она сказала:
- Здравствуй, Саша!      

Глава двадцатая. Настя Кораблева и Александр Доронин. Весна.   
1
Позже, Доронин с Настей часто вспоминали тот сказочный день. Как так получилось, как произошло, что они встретились именно тогда, и именно в квартире Доронина? Ведь Доронин собирался уехать накануне вечером, потому что в квартире окончательно отключили свет и воду. Он, тем же вечером собрал еще остававшиеся в квартире вещи в большую сумку, решил позвонить сестре, сказать, что переезжает к ней, насовсем, но что-то его остановило. Он решил переночевать на старом месте, и ехать к сестре утром. Сходил в магазин, купил канистру питьевой воды, и уселся у окна с компьютером. Он искал в интернете квартиры, выставленные на продажу, выбирал квартиру для себя. Доронин не понимал, почему он все оттягивает и оттягивает уход из квартиры. Сидя с компьютером у окна, решил, пробудет в квартире до тех пор, пока в ноутбуке не разрядиться аккумулятор. Но у него  был дорогой ноутбук, и аккумулятор в нем не разрядился до позднего вечера (не разрядился и утром). Доронин решил остаться в старой квартире до утра. Улегся спать в комнате деда Васи, на его топчане, он ночевал  там уже давно, с тех пор, как перевез свой диван в дом сестры. Топчан был страшно неудобным, но Доронин стоически терпел неудобства. Зачем, почему? Что останавливало его? Чего или кого он ждал? Ответ на этот вопрос появился, когда  на пороге его  квартиры  появилась Настя.  Произошло чудо, верный пес Хаттико, вопреки легенде, дождался своего хозяина, они встретились. Вот она вошла в его комнату, невероятно красивая, похожая на принцессу, в легкой голубой летящей юбке, белой кофточке, и почему–то босиком, как тогда, когда он увозил ее из дома матери Трофимова, в Белоруссии. Он спросил:
- Почему ты опять босиком?
Она ответила, просто, пожав плечами:
- Был сильный дождь, я как раз ехала на машине по проспекту Вернадского, и к счастью, под дождь не попала. Но у подъезда твоего дома огромная лужа, ее только вброд можно было перейти. Вот я и перешла, но пришлось босоножки снять. А когда по лестнице поднималась, забыла обуть.
Он опять улыбнулся:
- Проходи, садись.
Он спустил ноги, освободил стул, Настя прошла, присела на этот освободившийся стул, все также держа в руках босоножки. Внимательно взглянула на Доронина, убедилась, выглядит он отлично, точно также как ей нравилось - слегка небрит, густые волосы в беспорядке, одет в белую майку и джинсы, в общем, не мужчина, мечта. Настя   посмотрела вокруг, как будто только сейчас заметила пустую комнату, задала вопрос:
- Саша, а что случилось, куда все подевались? Как в страшном сне, пустой дом…
- Подевались? Уехали. А дом сломают вот-вот…
- Как уехали, куда?
Доронин объяснил:
- Да кто куда… Гала в отдельную квартиру, Магомед тоже, а дед Вася в элитный дом престарелых.
Настя напряглась, всем телом подалась вперед,  к Александру, спросила:
- А ты, ты почему не уехал?
- Не уехал… Не получилось…
- Как не получилось? Тебе предлагали что-то? Тебе не понравилось, что предлагали?
Доронин усмехнулся:
- Что мне только не предлагали, и коттедж, квартиру, и таунхаус…
- Почему ты переехал? Ведь таунхаус намного лучше этой комнаты в этом доме…
- А я еще не решил, где должен быть этот таунхаус…
- Как где? Ты хочешь уехать? В другую страну?
- Да куда я уеду, на работу новую через пару дней выхожу…
- А новая квартира? – допытывалась Настя.
- Что новая квартира? Одно другому не мешает.
- А ты, в новой квартире один собираешься жить?
Он улыбнулся, только так, как он умел улыбаться, глазами, произнес:
- С кем я могу жить? Только один!
Тут Настя сообразила, что у нее последний шанс, самый последний, именно сейчас она может вернуть Доронина, она собралась, сконцентрировалась, набрала в грудь побольше воздуха, сглотнула слюну,  спросила:
- А ты не рассматриваешь такой вариант – я могла бы переехать в новую квартиру вместе с тобой…
Доронин снова улыбнулся, только теперь загадочно, Насте не ответил, промолчал, взял паузу, прямо по Станиславскому, смотрел на нее, и улыбался. А Настя нервничала, елозила на стуле, ждала его ответа. А он знал, что она нервничает, ждет его ответа, и молчал, испытывал ее. Настя не выдержала, спросила еще раз:
- Саша, я могла бы жить вместе с тобой? Ты хочешь этого?
Доронин ответил на ее вопрос своим вопросом, даже не вопросом, утверждение:
- Ты же сбежишь от меня через неделю, бросишь меня, опять! И что я делать буду?   Как жить? Ты опять ввяжешься в неразумные авантюры, и мне опять придется тебя спасать…
- Почему ты так плохо обо мне думаешь? Мне никто кроме тебя не нужен! И  неразумные авантюры остались в прошлом. А, чтобы я не сбежала, тебе всего лишь придется держать меня крепче…
- Ты же хотела известности, хотела стать богатой и знаменитой, я помню наш разговор. И продвинулась в этом направлении сильно, видел тебя по телевизору, мол, известная журналистка, Анастасия Кораблева, дает интервью… Ты же на телевидении работать хотела…
Тут пришла очередь Насти улыбаться:
- Я стала богатой и знаменитой, и на телевидение пробилась…И поняла – не мое это все! Не хочу!
- А что ты хочешь, Настя? – допрашивал Доронин, Настя оправдывалась:
- А я, Саша, простого семейного счастья хочу, любви хочу, да я банально хочу замуж!
- За кого ты хочешь замуж, Настя? – он вынуждал ее признаться, а в глазах у него плясали чертики. Ему нравилось ее раззадоривать, волновать, докапываться до правды, в которой она не хотела ему признаваться,  нравилось наблюдать, как она оглядывается, кусает губы, ерзает на стуле, что она  уже сама себе не рада, что завела этот странный разговор. И вот  она сдалась,  призналась:
- Саша, я тебя люблю, и только за тебя выйду замуж, не возьмешь, значит, мне век одной куковать…
-  Придется взять, Настя! – чертики в его глазах успокоились, улеглись спать, теперь он улыбался глазами,  улыбался так, как только он один умел.
    2
    И как только он произнес  эти заветные слова,  просто невероятная сила подкинула и его и Настю вверх, подняла на ноги, толкнула друг к другу. Его руки оказались под ее белой кофточкой, ласкали спину сквозь тонкий шелковый топик. Под его руками она вздрагивала как норовистая лошадь, и еще удивлялась, насколько горячие у него руки, просто огненные. А ее руки, в свою очередь обнимали его за шею, ерошили густой короткий ежик  волос на его затылке.  И вот он сделал шаг вперед, крепко прижал ее к себе, со всей своей медвежьей хваткой, поднял на руки, целовал ее губы, она отвечала на его поцелуи. Он чуть разжал объятия, опустился обратно на свой стул, Настю усадил к себе на колени.
Они долго молчали, оглушенные взаимными признаниями, внезапно нахлынувшими взаимными чувствами. Первой пришла в себя Настя, поерзала у него на коленях, устраиваясь поудобней, левой рукой продолжала обнимать его за шею, пальцами правой руки ласково, нежно провела по его щеке, отвела с его лба пряди густых волос,  глянула ему в глаза, произнесла:
- А тебе все равно пришлось бы на мне жениться, Доронин, и не важно, хочешь ты этого или нет…
Он с удивлением поднял брови, но объятия не разжал, все также крепко держал свою Настю, лишь коротко бросил :
- Поясни! 
Она и пояснила, на свою голову:   
- Я беременна, Саша…
И вот теперь он объятия разжал, отпустил ее, попутно спросил:
- От меня беременна?
И она взвилась! Соскочила с его колен, принялась обувать босоножки, которые до сих пор еще не обула, волновалась, прыгала на одной ноге, путалась в ремешках босоножек. Доронин тоже вскочил вслед за Настей, пытался остановить ее, она вырывалась, выкрикивала оскорбления, порывалась бежать прочь, от Доронина, только что смертельно обидевшего ее. По ее мнению. И тут Доронин гаркнул, во всю силу своего командирского голоса, только таким образом он мог отрезвить Настю. Он крикнул:
- А ну сядь! Успокойся!
Настя замерла перед ним, как кролик перед удавом, но послушалась! Шагнула к стулу, на котором сидела минуту назад, присела на его кончик. Доронин начал говорить:
- Напридумывала, насочиняла глупостей, писательница! Владелица человеческих душ! Врага себе нашла! Банальнейшим путем пошла – мужик, изначально гад, раз ему девушка в том, что беременна признается, он определенно ее бросит. Ты же мне ничего сказать не дала, объяснить…
- Что тут объяснять, все ясно! Ребенка я все равно рожу, с тобой или без тебя. Не надейся, что аборт сделаю, тем более, поздно уже…- буркнула Настя, и опять попыталась встать, и опять Доронин гаркнуть:
- Сидеть! Сидеть и слушать!
Она и слушала, а он говорил:
- Настя, я сделал тебе предложение, позвал замуж, и не намерен от своего слова отказываться. И я совершенно определенно знаю, что беременной ты можешь быть только от меня, обманывать меня ты не будешь, твой характер хорошо изучил. Я взрослый мужик, не пацан, а ты сама предложила мне держать тебя крепче, вот я  и намерен держать, не отпускать, если нужно, к батарее привяжу…
Настя, опустив глаза, рассматривала свои пальцы, которые теребили ремешок сумочки. Бежать она уже не хотела, но сдаваться без боя было не в ее характере. Решила, пусть еще поуговаривает, а она подумает, сдаваться ей или нет, хотя знала, что сдастся, через минуту.
Доронин примирительно произнес:
- Настюш, замечательно, что ты беременна, и замечательно, что сказала об этом, только вот тянула зачем? Почему сразу как узнала, что беременна, ко мне не пришла? Думала на аборт погоню? Я. что, похож на детоубийцу? Ты от работы на телевидении из-за ребенка отказалась?
- Нет, раньше… То, что беременна месяц назад узнала…И весь месяц думала, как тебе сказать…Боялась…
- Меня боялась?  Я кусаюсь?
-Боялась,ребенка еще одного не захочешь, у меня сын, у тебя сын и дочь.      
- Глупости не говори…               
- Почему глупости? Все логично…
- Как ты жить намеревалась, писательница? Одна, с двумя детьми?
- Счастливо жить…
- Как же телевидение?–не унимался Доронин, Настя спокойно  отвечала:
- Я кастинг на ведущую серьезного ток-шоу прошла, между прочем лучшая на этом кастинге была…
- Не сомневаюсь…-перебил ее он, она не услышала, продолжала:
- Если бы я захотела на телевидении работать, ты бы о том, что я беременна не узнал бы, не сказала бы я тебе, никогда. Сделала бы аборт, и все дела, и жила бы себе спокойненько, карьеру делала. Но не хочу я никакой карьеры, никакого телевидения…
- И правильно…- резюмировал Доронин, - Давай так решать. Мы женимся, это точно, и вместе квартиру выбираем, или дом, сейчас в офис моих риэлтеров едем, и выбираем. У тебя справка о том, что беременна есть?
- Ты мне не веришь? Зачем тебе справка? – обиделась Настя, Доронин ее успокоил:
- Справка мне нужна для того, что бы нас скорее расписали, в ЗАГСе. Расписали без очереди. Я хочу ту недвижимость, что мне положена взамен этой комнаты, оформить на нас двоих, на себя и на тебя, как на мою законную жену, в равных долях…Если мы сейчас поженимся, а недвижимость после купим, то эта недвижимость будет считаться приобретенной уже в браке…
- Зачем ты все это мне так подробно объясняешь…Ты умирать собрался, хочешь, что бы у меня проблем с недвижимостью не было?
- Я умирать не собираюсь, а вот проблем с недвижимостью, правда, не хочу…Считай, это моя причуда…
- Причуда? Ты о чем? Это твой свадебный подарок! Только вот свадьбы никакой у нас не будет, не платья, не туфель, не машины с пупсом. Распишемся, и вдвоем отметим, дома, только ты и я…- убеждала Доронина Настя, он пожал плечами:
-  В принципе, я согласен. Только вот, дома у нас тобой уже нет…Здесь воду, свет, газ отключили, и сломают вот-вот…
- Я тебя к себе приглашаю! – обрадовалась Настя, - Я сняла отличную квартиру, правда далековато отсюда, в Солнцево, Но квартира замечательная, большая светлая, тебе понравиться. Пока там поживем, вдвоем. Правда, сняла квартиру до ноября…
- До ноября мы определенно переедем. Гарантирую…
Они, вместе, с удовольствием, принялись собирать его вещи, складывать в большую сумку (вещей было совсем немного, он почти все собрал еще вчера вечером). Он выключил свой ноутбук, запихал в ту же сумку, с крючка, вбитого в стену, сдернул джинсовую куртку...
3
Доронин, вместе с Настей, совершенно без сожаления покидал  старый дом на Таганке, понимал, то, что пережил в там, и плохое (его было не много) и хорошее (встреча с Настей), в прошлом, впереди его ждет только счастливая жизнь, в которой он уже не будет один. Теперь с ним Настя.
Они вышли из квартиры, спустились по скрипучей деревянной лестнице, через лужу у подъезда Доронин перенес Настю на руках, пошли на стоянку, где Доронин оставил свою машину. На стоянке он распрощался со сторожем, которого знал много лет, дал ему приличную сумму денег, пояснил, премию за хорошую работу, и забрал свою машину, насовсем, забросил в багажник вещи, помог сесть Насте, вырулил со стоянки...
До Солнцево дорога была долгой. Настя обнимала Доронина, положила ему голову на плечо, дремала. Она совершенно успокоилась, и даже себя намного лучше почувствовала, и еще она резонно думала, что на такси ей теперь тратиться не придется, и на метро ездить больше не нужно, возить на машине ее теперь будут до скончания века.

Новая квартира Насти  действительно оказалась выдающейся, это Доронин оценил – квартира-студия, комната без перегородок, больше пятидесяти квадратных метров (раньше квартира была двухкомнатной, хозяева снесли перегородки между комнатами, кухней и коридором). И эта квартира действительно была очень светлой. Белые стены, светлая мебель, белый пушистый ковер на полу, посередине комнаты огромный белый кожаный диван, в дальнем углу большая (два на два метра) тахта под белым меховым покрывалом. Небольшой кухонный уголок, также со светлой мебелью и бытовой техникой отделяла белая барная стойка с высокими белыми барными стульями и полом, выложенным белой керамической плиткой. Выделялся лишь огромный плазменный телевизор, висящий на стене. Телевизор был расположен практически у входной двери. Доронин сначала не сообразил почему телевизор именно там, но вскоре понял, расположенный именно в этом месте телевизор можно было смотреть практически из любого места в квартире, и с огромного белого дивана, и лежа на тахте, и сидя на барных стульях.  Доронин в этой квартире чувствовал себя дома, здесь он мог бы жить. Но ему, с перспективой увеличения его семейства, квартира нужна была в разы больше, но  интерьер этой квартиры он решил взять на заметку.
Оказавшись вдвоем в шикарной квартире, на белом диване, Доронин с Настей естественно передумали ехать в риэлтерское агентство, выбирать новую квартиру. Решили – успеем, завтра поедем, тем более, что у Насти завтра выходной день, а Доронин вообще в отпуске,  а сегодня их день, их вечер, и у них дела поважнее, чем поездка в риэлтерское агентство…

А чуть позже, Настя,  спросила Доронина, спросила прямо:
- Саша, в эти месяцы, что мы не виделись, ты пытался устроить свою жизнь? Без меня?
И Доронин, прямо, честно и откровенно ответил:
- Пытался.
- И что? Как? – допытывалась Настя.
- Ничего не получилось…Без тебя нет у меня жизни…- поставил точку в этом коротком разговоре Доронин, Настя, в ответ, за его откровения, поцеловала его сначала в висок, потом в небритую щеку, а потом конечно же в губы, и в который раз подумала – целуется он классно. А он опять думал про конструктор «Лего» - они с Настей, как детали этого конструктора, идеально вписываются друг в друга, влипают, вот сейчас, на большом диване, он лежит на спине, Настя рядом с ним на боку, диван, хоть и большой, но на двоих взрослых людей, один из которых к тому же крупногабаритный, не рассчитан,  а им с Настей удобно и комфортно. В общем, они созданы друг для друга… И тут же Настя произнесла:
- Саша, а ты понимаешь, что мы созданы друг для друга?
Доронин, услышав это, чуть с дивана не грохнулся, от удивления, дар речи потерял. Оклемавшись, отдышавшись, ответил:
- Я об этом сейчас только подумал…
- Значит, я твои мысли читаю…- резюмировала Настя.
Доронин усмехнулся:
- Тогда скажи, о чем я сейчас думаю?
- О чем ты думаешь? Ты есть хочешь…
Он и правда, страшно хотел есть, ел последний раз вчера вечером, и Настя об это догадалась, ему пришлось признать неприложную истину:
- Ты действительно телепатка… Давай, показывай, что у тебя в холодильнике? Хоть дежурные пельмени имеются?
Дежурных пельменей в холодильнике не оказалось, там  был вообще жалкий минимум продуктов!   Практически пустота… Пара банок консервов, кусочек засохшего сыра, микроскопический кусочек масла, и все! Пришлось заказывать пиццу (что в последнее время Настя делала частенько, у нее даже скидочная карта на доставку пиццы оказалась). Так вот, дождались пиццу ее доставили очень быстро), ели ее с жадностью (оба),  запивали красным вином (Доронин чистым, Настя разбавленным водой). И за тем, практически праздничным  ужином, Настя спросила:
- Доронин, а когда ты в меня влюбился? Если ты сейчас скажешь, что с первого взгляда, ты меня смертельно обидишь, я точно знаю, что это неправда!
- Не скажу… - пожал плечами Доронин, – Потому что действительно неправда. Я влюбился в тебя со второго взгляда. Когда приехал в квартиру Лисицыных, после твоего звонка. Мы пили с тобой чай, а я думал, что хочу на тебе жениться…
- С ума сойти! – воскликнула Настя, - А     почему ты мне сразу этого не сказал, не признался?
- И что бы ты мне ответила? Куда бы послала? Ты такую отповедь мне на следующий день дала…А я ведь именно тогда и хотел тебе признаться…
- Прости! Я перед тобой красовалась. Впечатление хотела произвести. Я же в тебя с первого взгляда влюбилась… И при встречах с тобой постоянно думала : «Боже, как я ей завидую!»...- откровенничала Настя.
- Кому? – не понял Доронин.
Настя пояснила:
- Как кому? Твоей жене…
- А чего ей завидовать? Она меня бросила много лет назад… - все еще недоумевал Доронин.
- Я же думала, ты счастливо женат,  жена у тебя красавица,  любит тебя!
- Ерунда, какая! Жена бросила меня много лет назад, за другим замужем тоже много лет!
Доронин рассмеялся от души, отложил вилку, протянул руку, нашел пальцы Насти,  крепко сжал…       
После ужина Доронин курил, сидя на стуле, придвинутом к раскрытому кухонному окну, Настя, поставив стул у него за спиной, сидела прижавшись щекой к  его широкой спине, обхватив за талию. И он опять думал о конструкторе «Лего», потому что,  обнимая его, Настя, словно, влипла,  вросла накрепко…
А Настя рассказывала Доронину историю о несчастном мальчике, Пете Горохове и его сестренках, о которых она написала статью, после выхода которой, судьба мальчика и его сестренок изменилась круто. Мальчика с сестрами перевели в хороший детский дом, в Подмосковье. Этот детский дом финансировался известным олигархом-меценатом, там были очень приличные условия, мальчика с сестрами поселили в отдельную комнату, детишки теперь вместе. Настя ездила в детский дом, встречалась с мальчиком и его сестрами, написала об этой встрече  газете, и просила Доронина съездить навестить ребят вместе с ней еще раз, тем более, что Петя про Доронина спрашивал, и еще мальчик спрашивал про их с сестрами мать, ведь Доронин обещал найти ее. Петя рассказал Насте, что несколько раз звонил Александру Ивановичу, спрашивал про мать, но Доронин отвечал, что ее найти не удалось. На самом деле, Доронин мать мальчика уже давно нашел, в турецкой тюрьме, но мальчику об этом сказать боялся. Настя предложила что-нибудь придумать, хоть что-то мальчику про мать рассказать. Доронин успокоил ее, сказал, что  Сергей Пирогов, написал в МИД России письмо, предложил обратиться в МИД Турции с ходатайством  о смягчении ее участи.   
 
Настя с Дорониным легли спать в одиннадцать часов,  уставшие, но счастливые, задернули шторы (на улице было еще светло). Они немного поспорили, кто, где будет спать, Доронин настаивал спать с краю, но Настя его переспорила, мотивировала, что ей, как женщине в интересном положении, нужно часто вставать в туалет, и поэтому она ляжет с краю. Он конечно же уступил, а как не уступить…
Он лежал на спине, Настя рядом, на правом боку, головой у него на плече (и опять оба подумали о конструкторе «Лего», у него на плече была очень удобная выемка, как раз для ее головы). Настя негромко сказала:
- Я получила самый лучший подарок в своей жизни…
- Какой? – не понял Доронин.
- Тебя! 
В ответ Доронин лишь крепче прижал к себе Настя, мысленно обозвав ее «маленькой, упертой дурочкой», но вслух говорить это не стал, зачем обижать любимую женщину. А любимая женщина поцеловала его в небритую щеку, и прошептала на ухо:
- Как же я по тебе соскучилась…
Тут уж он не выдержал, сказал, как отрезал:
- Ты же могла вернуться ко мне, в любое время! Я ждал тебя!
А она ответила:
- Я не обижаюсь на тебя, Доронин, я слишком тебя люблю, и твой солдафонский юмор воспринимаю позитивно…       
           4
Доронин крепко спал, чуть посапывая, Настя не спала, думала о том, что они будут делать завтра, строила планы. Будут смотреть новую квартиру? Это да, конечно. Но она очень хотела помочь Доронину разрешить еще один важный, суперважный вопрос для него вопрос (помимо поиска квартиры), и к утру, она придумала, как его решить. Придумала, и успокоилась, уткнулась носом в плечо Доронина, и уснула. Поздним утром ее разбудил Доронин, щекотал ее нос прядкой волос, а когда понял, что она проснулась, принялся целовать. Со всеми вытекающими из поцелуев последствиями…А когда, чуть позже, он отправился в ванную комнату, Настя принялась воплощать придуманный ею ночью план в жизнь. Вылезла из кровати, совершенно наглым образом влезла в карман его куртки, висящей у входной двери на вешалке, достала из кармана мобильный телефон, включила, порадовалась, что на телефоне не установлен код, нашла нужный в контактах телефона номер, быстро переписала номер в свой телефон, сунула телефон Доронина обратно в карман его куртки.
Довольная собой, юркнула в ванную комнату, присоединилась к Александру, принимающему душ…

Они позавтракали остатками вчерашней пиццы с кофе, и после завтрака, Доронин предложил Насте вот что – она подождет его дома, а он съездит на заправку, зальет в машину бензин, им сегодня нужно много ездить, а бензин на нуле. В полчаса он уложиться, а  Настю с собой брать не хочет, незачем ей, беременной, бензином дышать. Настя с радостью согласилась, сказала – пусть едет на заправку, она в это время маме с Санькой позвонит (про себя подумала – вот здорово, ей ничего придумывать не нужно, никуда прятаться, чтобы позвонить еще одному человеку, помимо мамы) и себя в порядок приведет...
Когда он ушел, Настя расположилась на диване с телефоном. Как и хотела, набрала телефон матери. Та ответила сразу, обрадовалась, что дочь ей звонит сама (обычно Нина Федоровна звонила Насте, выпытывала подробности жизни дочери, та распространяться о своей жизни не особенно любила). А как обрадовалась Нина Федоровна, когда Настя сообщила, что выходит замуж, и не за кого-нибудь, а за Александра Ивановича Доронина. Мать, солидная женщина, директор школы, визжала от радости, прыгала на месте, а тут еще в кабинет заглянул Санька (началась большая перемена), удивился такому странному бабушкиному поведению. Но когда бабушка пояснила внуку, что его мама одумалась и выходит замуж за Александра Ивановича, то и Санька принял самое активное участие в ее сумасшедшем веселье (Настя эту вакханалию слушала по телефону). Санька вырвал из рук бабушки мобильный телефон, принялся рассказывать матери, что ждет, не дождется, когда та приедет его навестить, потому что их классная руководительница объявила, что по случаю окончания учебного года весь класс, вместе с родителями пойдут либо в кафе, либо в поход. Дети хотят в поход, а родители в кафе. Учительница говорит, что в поход дети пойдут, если кто-то из родителей согласиться пойти вместе с ними. Но таких родителей пока не находится. Вот если бы Настя согласилась. Настя тяжело вздохнула, в поход она идти ну не хотела, да и не могла по состоянию здоровья, а кафе вполне одобряла. И тут ее осенило! Она сказала Саньке, что скоро приедет к нему с бабушкой  вместе с Александром Ивановичем, и вот он точно пойдет с ними в поход, лучшего сопровождающего для похода нет! Санька был на седьмом небе! А Настя, нажав на телефоне на кнопку отбоя, подумала, что теперь нужно как-то поделикатней  сказать Доронину, что в ближайшие дни они едут в Великий Новгород, и он идет с детьми в поход. Вот такая у него перспектива…Поговорив с матерью и сыном, Настя набрала номер телефона, переписанный ею утром из телефона Доронина, ей ответили почти сразу, и разговор состоялся (Настя думала, с ней говорить не захотят), на позитивной волне…
Переговорив с тем, с кем хотела, Настя сунула телефон в свою  дамскую сумочку, заранее, чтобы не забыть его дома (такое часто бывало). 

Но Доронин задерживался, его не было уже сорок минут. Настя решила выйти на улицу, ждать его там. И когда она запирала входную дверь, он позвонил, предупредил, что будет минут через десять, пусть Настя не волнуется. Настя успокоила его, - она и не волнуется, подождет эти десять минут его на улице, воздухом подышит, на солнышке погреется…    
         5
Автомобиль «Бентли», невиданной красоты и роскоши мчал по проспекту Вернадского, по направлению к совершенно не престижному району города Москвы, Солнцево, сверкая лакированными боками под ярким майским солнцем. За рулем роскошного автомобиля сидел угрюмый, серьезный шофер, в костюме от «Бриони», а на заднем сиденье, больше похожем на диван из гостиной дома на Рублевке, восседал Александр Борисович Клюев, миллионер и телемагнат, в еще более роскошном костюме, чем его шофер. Стоимость костюма превышала стоимость иномарки среднего класса, пошит костюм был известным итальянским мастером, вручную. Рукава его рубашки сказывали запонки, стоимостью сравнимой со стоимостью трешки в центре Москвы, а на руке блестели часы, равные по стоимости дому на Рублевке. На коленях у телемагната располагался планшетный компьютер, на котором телемагнат вот уже в течении часа (пока машина была в пути от Останкино до Солнцево, через всю Москву), смотрел одну и ту же видеозапись. Запись кастинга ведущих нового ток-шоу. Вернее кастинг одной ведущей – Анастасии Кораблевой, его бывшей девушки…Телемагнат не присутствовал на кастинге (хотя это ток-шоу выпускал его канал, а он всегда, самолично отбирал  новых ведущих для передач своего канала), поручил своему заместителю. И вот, тот заместитель просто все уши прожужжал своему шефу, рассказывал, насколько хороша Анастасия Кораблева, и лучшей ведущей им не найти. Но девушка, к сожалению, отказалась, ведущей нового ток-шоу, обещающего небывалые рейтинги быть не хочет. Клюев потребовал видеозапись кастинга, хотел убедиться, что кастинг проходила другая Анастасия Кораблева, с которой он не знаком, хотя в душе понимал – это ЕГО Анастасия Кораблева…
Клюев, расставшись с Настей, женившись по настоянию своего шефа на его дочери (разлюбезная мамаша Клюева всячески к этой женитьбе его подталкивала, на мозги капала, что Настя ему не пара, ребенка на шею повесила, да и сама на его шее весит). Купил новую квартиру (обманов выманив деньги у матери Насти), выселил из своей однушки Настю с сыном по суду. За деньги, что он взял у матери Насти, ему до сих пор было чрезвычайно стыдно, а за суд по выселению Насти еще стыднее. Но тогда он считал, что поступает правильно, если рвать с прежней любовью, начинать жизнь заново, то только таким образом, отсекая прежнюю жизнь, сразу и по живому.
Не новая квартира, не женитьба ему радости не принесли.  Молодая жена оказалась страшно ревнивой, глупой, некрасивой, но с гипертрофированным мнением о себе (так ее родители воспитали, мол наша доча самая-самая). А еще шмоточницей и мотовкой, просаживала непонятно на что все деньги Клюева, плюс еще и деньги своего папаши. Если она не покупала шмотки, то тусовалась с такими же, как и она, девицами, но во время тусовок умудрялась названивать мужу, контролировать, где же ее благоверный ходит. Детей она иметь категорически не хотела, а когда ее папаша потребовал (под страхом перекрыть доступ к его финансам), что бы родила ребенка, оказалось, что она родить не может! Сказался аборт, который она сделала в шестнадцать лет, учась в школе в Швейцарии, тайком от родителей. Клюев тогда запил, и надумал отобрать ребенка у Насти. Но во время одумался.
Клюев страшно тяготился своей неуемной супругой, мечтал от нее избавиться. Но он финансово зависел от ее папаши, работал на него. Избавиться от женушки и тестя он мог только став финансово независимым, и выше их по уровню доходов. И он занялся бизнесом. И ему повезло. Вложил деньги в надежный инвестиционный фонд, потом в еще один. Выкупил акции одного предприятия, потом другого, вошел во вкус, набрался наглости, и сместил своего тестя с должности председателя Совета Директоров телекомпании, и возглавил тот канал, где начинал ведущим.  Тестю пришлось уступить более молодому, рьяному, и активному противнику. И к тому же, у противника кипела ненависть в душе, так он хотел выкинуть ненавистную ему семейку из бизнеса. Выкинул. Разбогател еще больше, деньги уже греб лопатой. Развелся. Но счастливей не стал. Любви в его жизни не было. Вернее была, давно, с Настей Кораблевой. И вот на его пути опять появилась Настя, и реальный шанс получить счастье, любовь, ребенка…
Настю он увидел еще издалека, она сидела на лавочке у подъезда многоэтажки, чертила носком туфли невидимые рисунки на асфальте. Невероятно красивая, свежая как майская роза. Он обрадовался, что не нужно ей звонить, подниматься в ее квартиру. Они прямо здесь, на улице поговорят. Сегодня утром он позвонил ей на работу, и ему ответили, что Настя взяла отгул, и скорее всего дома, вот он и поехал к ней домой, вернее, к тому дому, где она снимала квартиру.
  Роскошный автомобиль, сверкая лакированными боками, затормозил у неказистой многоэтажки. Вышколенный шофер выскочил из машины, распахнул пассажирскую дверь, помог выйти хозяину, который прямиком направился к сидевшей на лавочке у подъезда девушке,  ну совершенно не удивившейся неожиданному визиту телемагната.
.
  Настя действительно не удивилась, когда увидела, тормозящую у ее дома дорогущую машину, и  появившегося из ее нутра  Александра Борисовича Клюева, собственной персоной. Что-то подобного она ожидала, но почему-то думала, что он ей будет звонить, лично сам не приедет. Приехал. Вальяжно прошел от машины до  подъезда несколько метров, уселся рядом с ней на лавочку. Коротко бросил:
- Здравствуй Настя!
Настя смутилась, она не знала, как ей его называть – Сашей, Александром Борисовичем, господином Клюевым или просто Клюевым, без господина? Решила назвать по привычке, Сашей, чай не чужие люди, у них общий ребенок. Ответила ему:
- Здравствуй Саша!
- Ты отлично выглядишь, Настя! – продолжил Клюев светскую беседу, которую Настя совершенно поддерживать не хотела, понимала, сейчас приедет Доронин, и ей не хотелось, что бы он видел любезничающего с ней Клюева. Она пошла ва-банк:
- Зачем ты приехал, Клюев?
-На тебя посмотреть… - тот пожал плечами.
- Посмотрел?
- Посмотрел, сказал же, отлично выглядишь!
- Домой езжай, тебя дела ждут, работа. Если хочешь меня уговорить работать в твоем шоу, то я уже отказалась, и мнения своего не переменю…
- Я хочу предложить тебе эту работу и  зарплату в два раза больше, чем оговаривалось первоначально…
Нужно сказать, что на кастинге оговаривалась сумма гонорара не маленькая, раза в полтора больше, чем сейчас получала Настя в газете, Но Настя была непреклонна:
 - Чего ты добиваешься, Клюев? Что тебе от меня нужно? Покупаешь меня? Я не продаюсь. Я уже сказала, на телевидении работать не буду. И не таскайся сюда больше, тем более, я скоро перееду…
- Переедешь? Куда?
- Какая тебе разница, Клюев? Помнишь наше мировое соглашение? Так вот, по этому соглашению, мы никогда не были знакомы.
- Настя, у нас ребенок! – взмолился Клюев.
- У нас нет ребенка, ты его в свое время не признал. Решил, что тебе от меня ребенок не нужен… В том же мировом соглашении сказано, что это не твой ребенок!
- Настя, я развелся, давно. Детей у меня нет. Выходи за меня замуж, я усыновлю Саньку, еще ребеночка родим… Я буду тебе хорошим мужем, обещаю. Я исправился, все осознал…
- Не ной, Клюев! Замуж за тебя я никогда не пойду. Вспомни, ты уже делал мне предложение, и даже кольцо подарил, не пожадничал. Наша свадьба тогда состоялась? Тогда я очень хотела за тебя замуж, я любила тебя. Сейчас я тебя не люблю, ты мне вообще безразличен. Я люблю другого, и выхожу за этого другого замуж. Так что, езжай домой, Саша, тебе здесь ничего не светит…
Краем глаза Настя заметила машину Доронина. Тот подъехал, остановился неподалеку, заметил, что она разговаривает с каким-то хлыщем, расфуфыренным до невозможности. И хлыщ Настю о чем-то умоляет! Но та непреклонно, и похоже хлыща отшивает!
  Настя поняла, странный разговор пора заканчивать, продолжила, резко:
- Прощай, Клюев! Найди себе нормальную девчонку, и не среди твоих помощниц, пониже опустись, у тебя в Останкино нормальных девчонок много. А про меня и Саньку забудь, тем более Санька тебя уже не помнит. Маме привет!
- Мама в Швейцарии живет, в горах. Я там ей дом купил. Воздух в Швейцарии свежий, и медицинские клиники хорошие.
- Она больна чем-то?
- Да нет, просто она лечиться очень любит, и от меня подальше, видимся с ней, к моему счастью не так часто…- и тут Клюев высказал последний аргумент:
- Я богат, Настя, очень богат!
- Мне когда-нибудь были нужны большие деньги, тем более твои? – вопросом на вопрос ответила ему Настя, а Клюев попросил:
- Настя, возьми хотя бы деньги, что я занял у твоей матери на квартиру!
- Верни их моей матери! Хотя я думаю, она не возьмет. Отдай на благотворительность, если хочешь… - предложила Настя.
Клюев понял, что и разговору, и отношениям, да и его надеждам на счастливую семейную жизнь пришел конец, Насти ему не видать, она отказала ему окончательно и бесповоротно,  он резко поднялся, направился к своей машине, услужливый шофер тут же выскочил со своего места, распахнул перед хозяином дверь, когда тот уселся, дверь захлопнул. И тут же машина, взвизгнув покрышками, умчалась.
6
Настя, проводив взглядом роскошный «Бентли», двинулась в джипу Доронина, помятому и потрепанному, разместилась в кабине, рядом с Александром, коротко сказала:
- Поехали…
Но джип не тронулся с места.  Доронин не собирался никуда ехать, наоборот, он повернулся к Насте, произнес:
- Ты не хочешь мне ничего объяснить?
Настя пожала плечами:
- А что ты хочешь услышать?
- Кто это был, Настя?
- Александр Борисович Клюев, телемагнат, ему принадлежит канал, на котором будет выходить то ток-шоу, в которое я пробовалась в качестве ведущей… - просто ответила Настя, но Доронин не отставал:
- И он лично приехал уговаривать тебя переменить решение? Телемагнат приехал к претендентке? Настя, давай начистоту!
- Александр Борисович Клюев отец Саньки, мой б.м… - резко ответила Настя, Доронин был удивлен, да нет не удивлен, потрясен:
- Этот телемагнат, богач,  бросил тебя беременную вторым ребенком, и с малолетним первым ребенком на руках, отказал тебе во всяческой помощи, с учетом, что  ты много лет на него горбатилась, за это не копейки не получала, фактически его сделал из ничего! Этот урод выселил тебя с ребенком, своим собственным сыном, из квартиры! Обобрал твою семью! Господи, почему я этого не знал пять минут назад, он бы отсюда живым не уехал!       
- Хорошо, что ты этого не знал пять минут назад! – резюмировала Настя, Доронин продолжал:
- И ты спокойно с ним могла говорить? Не понимаю…
- Что ты не понимаешь, Саша? Я, когда, увидела его, у меня ничего не дрогнуло внутри, я поняла, что мне все равно, я перестала его ненавидеть. Понимаешь, ненависть рождает ненависть. Я не хочу ненавидеть, я устала ненавидеть. Я очень изменилась благодаря тебе, переосмыслила свою жизнь. Ты подал мне пример, тем, что простил свою бывшую супругу и ее нового мужа. И еще на меня повлияли все те обстоятельства, что мы пережили вместе, я, может быть, это будет пафосно сказано, поняла цену жизни. Поняла, что совершенно не хочу быть богатой и знаменитой, хочу семью, детей, и покоя. Я много лет голодала – в прямом смысле этого слова, жила в нищете, носила обноски, и мечтала о мести, богатстве, известности, и когда известность ко мне пришла, поняла – не хочу, не нужно, и всего остального тоже не нужно!
Доронин слушал свою любимую женщину затаив дыхание. Она говорила именно то, о чем много лет думал он, переживала то, что он пережил, а Настя продолжала:
- Не, ревнуй, Доронин, я люблю только тебя! И твое предложение руки и сердца остается в силе, хотя Клюев тоже сделал предложение.
- Он сделал тебе предложение? Ты отказала? Ты отказала телемагнату и богачу? Ты променяла богача на временно безработного охранника, с без жилья и  с инвалидностью?
- А я кто? Беременная вторым ребенком иногородняя мать одиночка, живущая на съемной квартире!
Он протянул руку, притянул к себе Настю, прижал к себе, а она обняла его за шею, поцеловала в щеку, в висок, взъерошила короткий ежик волос на его затылке. Когда они объятия разлепили, она попросила:
- Саша, я тебя очень прошу, давай съездим в одно место…
- Куда , Настюш?
- На Енисейскую улицу, к твоему бывшему дому…
Доронин замер, судорожно вздохнул, сглотнул слюну, хрипло  выдавил  сквозь плотно сжатые зубы всего одно слово:    
- Зачем?
Настя принялась лихорадочно объяснять:
- Я говорила с твоей бывшей женой, она пообещала объяснить детям, что их отец жив, и не возражает, что бы ты с ними увиделся.
- Почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем говорить с Кристиной? - взревел Доронин.
- Я хотела как лучше! Прости, если обидела тебя…- Настя вжалась в сидение машины, Доронин бросил:
- Не то слово…
 Он  толкнул дверь машины, распахнул, спрыгнул на серый, грязный, заплеванный асфальт, захлопнул за собой дверь, Настя осталась одна в машине, а Доронин закурил, повернувшись к машине спиной. Настя внимательно, сквозь окно машины, вглядывалась в его широкую спину, напряженно скованную, мощные плечи, обтянутые джинсовой курткой, коротко стриженный затылок. Он курил, а она думала – неужели она неправильно поступила, решила за него его тяжелую проблему, страшно гнетущую много лет?
А он, еще пару месяцев назад, устроивший  бы грандиозный скандал, не потерпевший бы вмешательства в его личную жизнь, привыкший сам решать свои проблемы, вдруг подумал, а чего он собственно беситься? Что произошло? Настя поговорила с его бывшей женой? А почему она не могла этого сделать? Кристина, под влиянием Насти, переменила свое решение, разрешила ему встретиться с детьми, обещала рассказать детям, что их отец жив, это же прекрасно! Он резко обернулся, бросил окурок на землю, загасил  каблуком ботинка, потянул к себе дверь своей машины, уселся за руль, обеими руками растрепал свою короткую шевелюру, и тут пригладил, также обеими руками, повернулся к Насте, улыбнулся ей так, как умел только он один, глазами, произнес, примирительно:
- Раз такие дела, погнали… Едем на Енисейскую…
Настя, с облегчением, выдохнула…
7
До Енисейской улицы ехали более полутора часов, с Юго-Запада на Северо-Восток Москвы. Ехали молча. Настя боялась что-либо говорить, боялась ляпнуть не в тему (с ее умением это делать), расстроить Доронина, а сам Доронин был настолько взволнован, что говорить просто не мог.

Кристину с ее мужем, Чагиным, невзрачным мужиченкой в очках, Настя с Дорониным увидели издали, те стояли в обнимку  у своего подъезда, напряженно ждали гостей. Доронин запарковался в ста метрах о них. Он решил пройти эти сто метров  пешком, успокоиться, перед встречей с бывшей женой и бывшим другом.
Настя не смогла усидеть  машине, вышла, присела на низкий заборчик рядом с машиной, окружающий ярко зеленую лужайку. Она  внимательно наблюдала за Александром. Вот он, высокий, красивый, стройный, подтянутый, с прямой спиной  упругой походкой подходит к «сладкой парочке» своих бывших, пожимает руку Чагину, с улыбкой кивает Кристине, та мгновенно испаряется, исчезает в подъезде, поднимается в квартиру, звать детей на встречу с отцом.
Чагин, конечно же, заметил Настю, вышедшую из машины Доронина, расположившуюся  поблизости на заборчике, произнес:
- Вот везет же тебе, Доронин! Одну красавицу на другую заменил, хоть и инвалид ты болезный! Но выглядишь отлично, не потолстел, не полысел, недаром такая вот красотка на тебя глаз положила…- пригляделся к Насте, констатировал: - Так я ее по телевизору видел, журналистка она, вроде!
Доронин вздохнул, с тоской посмотрел на Чагина:
- Как был дураком, так и остался, молишь всякую чушь! Заменил одну красавицу на другую! Кристина со мной много лет назад развилась, за тебя замуж  вышла! Так что  я могу жениться на ком угодно, имею права, хоть и инвалид болезный, по-твоему!
- Ну да, ну да…- бурчал Чагин, Доронин продолжал:
- Эта девушка, что тебе понравилась, Настя Кораблева, действительно журналистка и действительно ты мог видеть ее по телевизору…И прекрати мне завидовать, с юности этим занимаешься, и кто из нас болезный, это еще вопрос…
В это время Кристина вывела из подъезда детей Доронина. Девочку-подростка мать обнимала за плечи, они были практически одного роста, и похожи как близнецы, брюнетки с длинными волосами и голубыми глазами, мальчика лет десяти Кристина держала за руку, и тот тоже походил на мать, темненький, вихрастый. Но дети одновременно были очень похожи и на Доронина – походкой, жестами. Настя, увидев вихрастого паренька, сына Доронина, вдруг подумала, а ведь будучи маленьким, Александр, был именно таким – крепеньким, вихрастым нахаленком.

Александр, заметив Кристину с детьми, тут же забыл о Чагине, подался вперед, к ним навстречу. Сенька, его старшая дочка, вырвалась из рук матери, удерживающих ее, бросилась к отцу, повисла у него на шее, он подхватил ее на руки. Девочка плакала, смеялась одновременно, постоянно твердила одну фразу:
- Папочка, я знала, что ты жив, я была уверена, что ты жив!
Пашка, младший сын, сначала смутился, испугался, а потом рванул вслед за сестрой, обнял отца, и заревел. Доронин, держащий дочь на руках, поставил ее на землю, подхватил на руки сына, но дочь продолжала обнимать его. Доронин говорил детям, как он их любит, как хотел их видеть, на вопросы детей, где он был, он сказал, что болел, лежал в госпитале, но сейчас здоров и готов общаться с ними. Сенька стала просить отца забрать их с братом к себе, но Доронин на ее просьбу ответил, что забрать их пока не может, некуда их забрать, у него нет жилья, но этот вопрос будет лишен в ближайшее время.
Кристина сказала Доронину, что сегодня вечером они на все лето уезжают к ее родителям, на юг, всей семьей, включая Чагина, который в очередной раз был без работы. Ее мать болеет, отец уже на пенсии, а хозяйство там большое. Доронин поинтересовался, нужна ли его помощь, может быть материальная, но Кристина ответила, что деньги у ее родителей пока есть, им материально помогают ее братья, а родителям нужна физическая помощь, вот они и едут помогать, то есть помогать будут они с Чагиным, дети будут отдыхать на природе. Чагину полезно физически потрудиться, пусть грядки покопает, гвозди позабивает (у родителей крышу нужно перекрыть, забор поправить). Дети твердили, что не хотят ехать, хотят остаться с отцом. Доронин их убедил, что он навестит их у бабушки с дедушкой, обязательно, и когда они осенью вернуться в Москву, у него как раз будет свое жилье. Кристине с трудом удалось успокоить детей, увести домой. Доронин, дрожащими руками достал сигарету, несколько раз щелкал зажигалкой, не получалось у него закурить, но вот он закурил, глубоко затянулся несколько раз, и только после этих глубоких затяжек его руки дрожать перестали. Чагин, во время разговора Доронина с детьми, стоящий в сторонке, тут же подскочил к Александру с вопросами:
- Это, какое ты жилье собираешься покупать? На какие деньги?
-Коммуналку мою расселяют…- спокойно ответил Доронин,- Коммерческая фирма расселяет, покупают всем жильцам приличное жилье.
- Везет тебе, я же говорю! Квартиру вместо коммуналки приличную получишь! Как же так! За что?
Доронин молчал, курил, сглатывал комок в горле, и у него чесались кулаки, так он хотел надавать по морде Чагину. А тот нудил:
- Говорю же, тебе везет! Жену-красавицу да еще новую квартиру получишь, детей теперь вот у нас отберешь. Почему все тебе? А мне ничего? Мы вот к родителям Кристины и то на твои деньги едем, те что ты на детей в прошлом месяце перевел. У нас даже денег нет, на еду, практически голодаем в отличии от тебя…
Доронин осадил своего бывшего друга:
- Так, Чагин, а работать ты не пробовал? Деньги ведь просто так с неба не падают! Говоришь, детей у вас я отберу? Дети сами решат, с кем им жить, и поверь, я строгий отец, у меня дети не забалуют. И потом, это мои дети, своих родите! И еще, я тебя предупреждал, неоднократно, повторяю  в последний раз, а ты знаешь, я слов на ветер не бросаю, кончай нудить, не попадайся больше на моем пути, если меня увидишь, за километр обходи… Я тебе ноги уже ломал? Еще раз сломаю, и не только ноги, но и руки и шею в придачу…Понятно? Что бы через секунду тебя здесь не было! Что стоим? Время пошло…
Чагин тут же пропал, его просто сдуло ветром.
Доронин повернулся на каблуках, двинулся к находящейся рядом с его машиной Насте, но та, уже сорвалась с места, бежала к нему, добежав, обняла за шею, прижалась. Молча. Без слов. Слова были не нужны, совершенно.
И только отъехав на приличное расстояние от своего бывшего жилища, Доронин оттаял, положил руку на коленку  Насти, произнес одно короткое слово, но емкое, глубокое, и так много значащее для Насти:   
    - Спасибо!
Настя, до сих пор тревожно молчавшая, резко повернулась к Доронину, из ее глаз покатились крупные хрусталины слез, утерев слезы, она рассмеялась, вспомнив дурацкую физиономию Чагина, Доронин рассмеялся вслед за ней. Отсмеявшись, Настя спросила:
- Куда теперь едем, к риэлтерам, как хотели?
Доронин на секунду задумался, почесал затылок, произнес:
- На короткое время заедем на мою бывшую работу, к Торговому центру, у меня там небольшое дельце есть…
Настя решила признаться:
- Саша, я позвонила маме, рассказала, что мы женимся…
- Правильно сделала, умница! – перебил ее Доронин, Настя продолжала::
- Так вот, я еще говорила с Санькой, он страшно рад за нас… Но так получилось, я ему пообещала…
- Что пообещала? – улыбался Доронин.
- Что ты пойдешь в поход с его классом. Дети так хотят в поход! А кроме тебя  никто с ними в поход не пойдет…А детей в поход отпустят только если с ними пойдет кто-то из родителей…
- Ну в поход так в поход… Не надолго же…
- На одну ночь!
- Одну ночь я с детьми в походе переживу. Справлюсь. Гарантирую…

У Торгового центра, Доронин не стал, как обычно заезжать в подземный гараж, оставил машину на стоянке для посетителей. И покинув машину вместе с Настей, взяв ее за руку, двинулся не к Торговому центру, а к подземному переход, поодаль.
Он же приехал к Торговому центру только затем, что бы навестить своих подопечных, нищих Митрича и Марусю. Те были на месте. Страшно обрадовались, увидев Доронина (он подошел к ним один, Настя сама так решила, высвободила свою руку из его руки, остановилась неподалеку).
 Митрич и Маруся спрашивали как у Доронина дела, почему его не было так долго. Он улыбался, благодарил за их волнение, за их неподдельный интерес к нему. Сказал, что теперь он работает в другом месте, но будет заезжать к ним часто, оставил свой номер телефона, попросил звонить, если будут какие-либо проблемы, дал нищим небольшую сумму денег, от большой они отказались. Попрощавшись со своими друзьями, которых считал своим талисманом, с прекрасным настроением, вернулся к Насте, и все также, взяв ее за руку, увел из подземного перехода,

Митрич, проводив Доронина, державшего за руку прекрасную девушку, толкнул локтем в бок свою пригорюнившуюся подружку (та все охала и ахала, как же они теперь без защиты, без Доронина,  Митрич ее успокаивал) произнес:
- Видела, он с девушкой был?
Маруся закивала, Митрич продолжал:
- Вот именно такая девушка ему нужна.
- Какая? Какая такая? – спросила Маруся.
- Самая красивая. Королева. Королю в жену нужна только королева…- Митрич был безапелляционен.

 
 
 
   
 
   
    
 

 
      


   
   

 
 

      
 
 
 
   

 
         


 
   
 
 
               
         
      

 

   

 



 
 
 

      
      
       
 
          
    
               
   

       
   
               
         
               
               
      
      
               
               
       
      
            


 
 
      
       
 

   



















 
       
.