Самый лучший мужчина

 На заре человечества,сколько помнит обычный рядовой обыватель,он всегда умело и как-то совсем, по-хозяйски, мог находить для себя прибежище: будь-то заброшенная пещера, которую часто приходилось отвоёвывать у дикого зверя, вырытая им же землянка в лесу,сруб деревянной избы или обычная малогабаритная хрущёвка.  Этот же  homo sapiens, вбив в мёрзлую землю мощные бивни мамонта, строил, обтянутый шкурами и мехом, свой дом, где  после дальних странствий и трудов праведных можно было выспаться и отдохнуть, погреться у очага, укрыться от холода и ветра,посторонних глаз, наконец. Одним словом, человек ещё с тех незапамятных времён твёрдо был уверен, что есть, есть место на земле, где тебе рады, где любят и ждут, и где ты поистине счастлив.

  Вилму Милене дома никто не ждёт. Но у неё есть маленькая уютная квартирка, в которой, раньше вместе с дочкой, а теперь одна, она живёт и здравствует всю свою сознательную жизнь. Квартиру, как молодые специалисты,они с Эдвином, получили года через три после распределения. Здесь родилась Илонка, здесь она сделала свои первые шаги, протягивая ручонки юным родителям и в этом же доме распалась её, Вилмы, некогда счастливая, семейная жизнь. Эти стены впитали и бессонные ночи, и слёзы в подушку, и повседневные тревоги и радости. Всё было. Дочь выросла и улетела, выскочив замуж ещё на первом курсе института, и с тех пор Вилма живёт одна.
  Илона с мальчишками/те ещё сорванцы,-улыбнулась своим мыслям Вилма/ раз в год, летом приезжает, остаётся на весь отпуск, и возвращается на север, куда после института распределился зять.               
 Мой дом - моя крепость, - говаривали в старину и для человека это не пустые слова, это - молитва.
 В дом приятно было вернуться после долгого рабочего дня, сбросив в прихожей верхнюю одежду, оставить у двери туфли на каблучке, пройти на кухню, включить  вечерний свет и поставив чайник на огонь, сидеть в тишине, прихлёбывая свежезаваренный чай и улыбаться своим мыслям. На душе спокойно и хорошо. В доме уютно, тихо позвякивает ложка о край прозрачной чашки, мягко горит лампа над столом, торопятся часы на стене, отсчитывая время, время её пути. Вот и шагает по нему Вилма Милене спокойно и уверенно, всё уже устоялось, всё наладилось - дом, работа, друзья, дочь, внуки. Всё у неё есть: и радость, и волнения, и одиночество, и приятные мгновения, и тишина.

 Но с недавних пор,она и не заметила как это произошло, стены некогда уютной квартирки будто ощетинились против неё, в углах по вечерам слышались шорохи, кто-то невидимый переставлял предметы, менял местами мебель, прятал вещи, которые после находились в совершенно необычных местах, и выводил её из душевного равновновесия. Возвращаясь с работы, Вилма уже не могла быть спокойной, тишина казалась загадочной и даже враждебной, что-то каждый раз менялось, в её отсутствие, в доме и теперь всё чаще и чаще приходили мысли, что не она - хозяйка, а кто-то другой, и впервые в жизни ей не хотелось идти домой. Совсем не хотелось. Она присела на холодную скамейку в маленьком скверике, возле дома, и задумалась. Что она делает не так? Что происходит в её жизни, если в своём, некогда радостном и гостеприимном, доме она чувствует такую незащищённость и подавленность? И она, как могла, оттягивала время возвращения, ходила по магазинам, взяла курсы английского языка, где три раза в неделю, повторяя временные глаголы, можно было, на время, забыть об абсурдности своего положения.
- И не расскажешь же никому, - голубые глаза Вилмы наполнялись слезами. А дома опять ровным махровым слоем лежала пыль, билась посуда, терялись вещи.  - Та ещё Федора, - растерянно улыбалась она, возвращаясь в очередной раз после работы и не находя домашних тапочек. Казалось, кто-то, незримый, наблюдает за ней. Кто?- не раз задавала она себе вопрос и не находила ответа. Врагов и тайных недоброжелателей у неё не было, с соседями только лишь здоровается, на работе со всеми в приятельских отношениях, и подруги - их немного, ещё с детства.

 Вилма встала из-за стола, подошла к окну и отодвинула занавеску. За окном зима окончательно вступила в свои права, снегом занесло улочки и скверик, вчерашние лужи затянуло тонким ледком. Лёгкий слой белил природа нанесла на крыши домов, коснулась ветвей старого тополя, что растёт напротив окна, тишина и покой царит на земле, а в доме кто-то хозяйничает и вносит разлад в её душу.

- В моей душе опять разлад, глотаю чёрный шоколад, - улыбнулась губами и ямочками на щеках и стала искать в шкафу, на полочке оставленную с вчера плитку шоколада. Его там не оказалось. Опять чудеса.
- Не-за-щи-ще-на,- прошептала Вилма и слезы покатились по щекам. Хоть из дома не выходи. Вместо ужина в очередной раз она терпеливо принялась натирать посуду, расставлять всё на привычные места, села и задумалась: - Что это может быть? Кто? Зачем?
 А ночью шорохи не давали уснуть, и когда, обессиленная, под утро, она забывалась коротким сном, казалось, кто-то невидимый касался её щеки, ветерком обдавало рассыпавшиеся по подушке волосы, и в кухне слышались то-ли шаги, то-ли вздохи, пробегали тени и исчезали под утро. Обеспокоенная, дрожа всем телом, Вилма просыпалась, шла на кухню, включала ночник и ставила чайник. Тени уходили, но чувство тревоги до утра не покидало её.
 
 Неделя за неделей шли своим чередом, день в работе проходил незаметно, и возвращение домой отодвигалось до позднего вечера. Да и что делать в доме, который больше не принадлежит ей, где некогда привычный покой сменился адом.
Что не так, если всколыхнулось тайное, если странные силы второй месяц подряд наводят в доме свои порядки?
 Иногда ей думалось, а в норме ли она сама, если стала замечать этот абсурд? Но однажды всё решилось само собой.

 Утренний туман молоком вливался в форточку, тонкие лучи восходящего солнца сонно касаясь её плеча, пробежали  по лицу и переплелись на стене причудливыми нитями. Город за окном просыпался отдалёнными звуками, шелестом молодой листвы и лёгкого весеннего ветра.
 Почувствовав прохладу, Вилма проснулась, ногами отыскала мягкие тапочки у кровати, и пошлёпала на кухню ставить чайник. Был выходной день и хотелось ещё немного задержаться в постели, но странные шорохи заставили её подняться в такую рань.
 В кухне было ещё темно, у обеденного стола, на диванчике, свесивив голову на грудь, спал человек. Вилма в недоумении замерла у двери и не спускала с него глаз. Человек мирно посапывал в глубине дивана и в его небрежной позе не чувствовалось никакой угрозы. Напротив, что-то неуловимое натолкнуло её на мысль, что она уже встречала его когда-то, должно быть в прошлой своей жизни.
 Но, что делает у нее этот мужчина? Кто он? Откуда? Сердце бешено колотилось о грудную клетку, к горлу подступила тошнота, хотелось крикнуть, позвать на помощь, но голоса не было. Вилма будто приросла к стене. Человек сидел спиной у окна и его черты лица, сливаясь с неосвещённым пространством кухни, укрывал полумрак ещё не начавшегося дня.
 Видимо, почувствовав её присутствие, мужчина резко поднял голову и Вилма узнала в нём бывшего своего мужа, с которым рассталась сразу почти после рождения Илонки. Эдвин внимательно, не сводя глаз и слегка улыбаясь, смотрел на неё.
 Боже мой! Всё тот же взгляд, всё те же с прищуром глаза, всё тот же близкий и далёкий, знакомый незнакомый, когда-то любимый ею, человек.
 Они не виделись больше двадцати лет и за это время ни один из них не шёл на сближение, никто не напоминал о себе и,следовательно, никто не скучал. Она просто вычеркнула его из своей жизни когда-то, и эту пустоту внутри заменила работой, заботой о дочке, разными общественными делами, которые поручаются тем, кто взвалил на себя и везёт.
 Эдвин сидел, не шевелясь, пальцы его крепких загорелых рук еле заметно дрожали, по лицу, с лучиками морщин вокруг глаз, пробежала тень.
 Так вот кто нарушал её спокойствие всё это время.  Так нелепо. Зачем? - устало подумала Вилма и присела на краешек пластиковой табуретки. Ноги её дрожали.
 - Пожалуй это было бы смешно, если бы не было так грустно,- проронила она и замолчала.
 - Зачем? Так нелепо, Эдвин? - повторила свою мысль вслух, но слёзы беззвучно покатились по щекам и не сдерживая их, женщина разрыдалась.
 - Прости, прошу тебя, - растерянно прошептал Эдвин. Я не думал тебя обидеть, просто хотел, чтобы ты заметила моё присутствие, как не замечала его раньше.  - А мне ведь всегда необходимо было присутствовать в твоей жизни, Вилма, - попытался обнять её Эдвин.
 Она отстранилась от него и тихо проговорила:
 - Я ждала. Ты, действительно был нужен, Эдвин, и мне нелегко пришлось одной растить дочь, сидеть у её кроватки по ночам,бегать за лекарствами, решать с ней задачки и решать всё самой. Но всё позади, я забыла о тебе вспоминать.
 - Эдвин Миленис, где ты был раньше? - с горечью в голосе произнесла она.
 - Жил и помнил о тебе, - глухо роизнёс он, встал с диванчика, обошёл стол, приблизившись к ней вплотную, развернулся и направился к выходу.
 - Не уходи,- одними губами, отстранённо, произнесла Вилма. Но человек услышал, не мог не услышать, и развернувшись, остановился в проёме двери.
 - Ну что это я,- засуетилась, вдруг, Вилма, - гость с дороги, а я с упрёками. И ты меня прости, Миленис, ночью кошмары снились, не выспалась,- уже спокойнее произнесла женщина, пряча улыбку в синеве глаз.

 На плиту поставила чайник, быстро достала из холодильника продукты и принялась привычно колдовать над нехитрым завтраком. Через полчаса дымящийся омлет, с румяной корочкой, был вынут из духовки, на тарелке лежали бутерброды с сыром и чуть в стороне светился нежными красками весенний салат. В две прозрачные чашки разлила чай и присела рядом, запахнув глубоко полы цветного халатика.
 Гость всё это время, наблюдая за её движениями, не проронив ни слова, отметил про себя - какая ладная у неё фигурка, как ловко сидит на ней простая домашняя одежда, как нежно разливается румянец по щекам и блестят глаза.

 А когда чай был допит и Эдвин всё же собрался уходить, взяла его за руку и чуть смущённо в его глаза, повторила:
 - Не уходи, я ведь тебя до сих пор жду и, уронив голову на руки, опять разрыдалась, как ребёнок - сказывалось нервное напряжение и этого утра, и прожитых лет. Он принялся успокаивать её, гладил непослушные светлые пряди, целовал мокрое, от слёз, лицо. Солёные губы её вздрагивали, как у маленькой девочки. Он целовал её и плакал.
 -Девочка моя, - шептал Эдвин,- девочка... и горький комок, подкатывая к горлу, не давал дышать.
 Отнес на руках в спальню, уложил в постель, и обняв худенькие плечи Вилмы, стал тихонько нашептывать ей всё, что приходило в голову. О том, как долго он к ней шёл, и о том, как оказалось, люди правду говорят, что первая жена от Бога, и как боялся, что прогонит, думая, что обозлилась на всех и вся, видел он таких не раз, даже женат был дважды, а помнил её - первую свою женщину и первую любовь.

 Как часто нам приходится стоять перед выбором, когда кажется рушится всё привычное и устоявшееся, когда приходит пора резких перемен и необходимо перевернуть страницу прежних представлений о жизни и сделать шаг в новое, неизведанное, а там - будь что будет, а там - новая твоя жизнь! И кто знает, какой выбор для тебя самый верный?

 Женщина незаметно уснула, события последних волнительных недель совершенно вымотали её, и Эдвин, чтобы не разбудить спящую, вернулся на кухню.
 Вспоминалась их студенческая жизнь,когда, юные и смешные, держась за руки, они убегали с последних пар, останавливались в маленьком кафе, неподалёку от института, ели мороженое/на большее всё равно не хватало денег/, и радовались своей свободе, молодости, солнцу за окном, и этому волнующему чувству открывания друг друга.
 Проснувшиеся воспоминания уносили в ту самую чистую и бесхитростную пору юности, когда билет в кино на последний сеанс - событие, когда фильмы не запоминались совсем, а нечаянно встреченный взгляд, нежный шепот пальцев, причудливая игра теней и света, случайные касания - всё это создавало иллюзию нереальности и незавершенности. Они были так поглощены друг другом, что мир вокруг переставал существовать. И после, когда он возвращался в общежитие и падал на казённую кровать, сердце его гулко стучало, а мысли о девочке, которая заполнила жизнь внезапно и целиком, ещё долго не давали уснуть.

 На последнем курсе они сыграли студенческую свадьбу и после распределения остались в городе, работая в одном проектном институте, она - конструктором, а он, молодой, подающий надежды специалист, через несколько лет занял должность ушедшего на пенсию ГИПа, так и начался его рост. Вскоре родилась Илонка, Вилма с головой ушла в новые приятные заботы о малышке и, встречая его вечером, весело и подробно рассказывала о каждом новом событии в жизни дочки. А года три спустя, Эдвину предложили должность директора проектного института, в городе его детства, и он стал приезжать домой только на выходные.

 Так в его жизни появилась Алёна, новая секретарша, и Вилма с дочкой отошли на второй план. Она, погруженная в своё материнство, нескоро поняла это, а почувствовав каким-то своим, невообразимым и безошибочным, женским чутьём, замкнулась, отдалилась и однажды, не устраивая никаких сцен, молча поставила перед ним собранный чемодан и на кухне долго плакала, когда муж, громко хлопнув входной дверью, буквально скатился по лестнице с третьего этажа и вышел на улицу, в надежде, что позовёт, окликнет его, уходящего, запутавшегося в своих чувствах, женщинах и обстоятельствах.

  Не позвала. И Эдвин уже не приезжал, и выходные стали походить на будни, и тянулись дни, однообразные, как нудный осенний дождь и только дочка,её милая мордашка, детский лепет и повседневные заботы, не давали Вилме впасть в глубокую депрессию. А через несколько месяцев от него по почте стали приходить алименты, довольно приличная сумма, что дало возможность ещё какое-то время оставаться в отпуске по уходу за ребёнком.
 В положенный срок, устроив дочку в сад и выйдя на работу в то же конструкторское бюро, Вилма стала привыкать к своей новой жизни и ей уже легче было переносить одиночество.

 Отплакалось, отболело. После их расставания, которого по сути и не было, Вилма, пряча подальше свою тоску, с головой ушла в работу, в заботу о дочке, и боль отпускала, постепенно стирались из памяти подробности неудачного семейного опыта и однажды, когда Илонка уже училась в школе, а Вилма, всвязи с загруженностью, застревала на работе, она поняла, что без него она живёт, что это её жизнь, не черновик, который можно будет переписать, изменив подробности, а настоящая жизнь, в которой нет его, а есть она и дочка, и надо жить, надо радоваться, надо быть сильной.

  Существует мнение, что мужчины любого возраста – это всегда маленькие мальчики, а девочки – всечасно маленькие женщины. Илонка росла спокойной и разумной девочкой и этому мнению в полной мере соответствовала. За дочь Вилме никогда не приходилось краснеть. И отношения у них сложились самые доверительные. Лишь однажды, добираясь с Илонкой домой после дня рождения подруги, она обнаружила, что дочь горько плачет, уткнувшись в край её плаща и вздрагивая всем своим маленьким тельцем.
 -Что Илоночка? Что мой котёнок? – шептала Вилма, но дочь, продолжая плакать, ещё долго не могла  говорить. А после, успокоившись, пролепетала:
 -Почему у всех есть папа, а у меня нет?
 -Моя девочка, - тоже расстроилась Вилма, - будет у тебя папа, обязательно будет!
 День рождения был многолюдный, собралась хорошая компания друзей и сослуживцев с детьми, семьи были в основном полные и удивительно было Вилме, как могло маленькое сердце дочери так настрадаться? Подрастая, дочь больше не задавала вопросов, будто что-то поняла для себя и успокоилась.
 И Вилма считала, что всё не так уж плохо - есть дочь, есть где жить, есть работа, подруги, люди вокруг, и её, цветущее, махровое одиночество отступало.
   Илонка собралась замуж на первом же курсе института. И когда Вилме объявили об этом, стало ясно, что её непродолжительное спокойное счастье меняет свои очертания, но понимала, что дочери нужен этот взрослый мужчина рядом, надёжный и преданный. Поэтому, когда Томас закончил институт, а дочь ещё была на третьем курсе, вопрос - оставаться или ехать с мужем, даже не стоял. Ехать и всё. Где муж, там и жена. Илонка перевелась на заочное, да так и закончила свой экономический, лишь дважды в год приезжая домой на сессии.
  А когда родились мальчишки – Ивар и Андрис, растила их так же разумно, как и всё, что она делала.

 Через пару часов, когда в дверях показалась смущённо улыбающаяся Вилма, на плите дымился суп, варились макароны, на обеденном столе в тарелке, аккуратными кружками светились тонко нарезанные сыр и колбаса и лежала, золотом на голубом, большая коробка московского "Ассотри". Она смотрела на всё это и молчала, казалось, это сон и человек, которого она так старательно вычеркивала все эти годы, давясь слезами и обидами, сжигая сухими глазами пространство одиноких ночей, этот человек опять рядом, можно подойти, дотронуться, почувствовть его реальность.

 Обед прошёл непринуждённо. Эдвин вспоминал смешные истории, рассказывал о себе, она смеялась, редко принимая участие в разговоре и о себе больше молчала. Узнала, что дважды за это время был женат, и оба раза удачно, но женщины не задерживались рядом, благо детей ни в одном браке не было. Последние лет шесть он живёт один, чаще бывая на работе, чем дома. В прошлом году похоронил мать и эта, единственная ниточка, которая связыала его с родным городом, оборвалась. А два месяца назад он полистал сайты с предложениями о работе, разослал резюме и нашёл то, что искал. На конкурсной основе ему предложили должность директора крупной строительной компании в этом городе, городе его юности и первой любви. 
 - Знаешь, Вилма, понял, что не смогу жить дальше, не увидев вас с Илонкой и не попросив прощения, - глядя внимательно ей в глаза, признался он.
 - Прости меня. Я долго к этому шёл, пожалуй, всю свою жизнь, - добавил тихо и замолчал.
 - Ну, что ты. Нет обид, Давно нет. Слишком тяжел этот груз, чтобы нести его вечно. Я давно простила тебя, Эдвин, - тихо произнесла она.
 - Прости,- повторил он, подошёл и обнял её, уткнувшись лицом в копну светлых волос.

 Вечер был полон романтики со свечами и красным вином, горящие глаза Вилмы блестели в тёплом свете неяркой лампы, она волновалась и это волнение, передавшееся ему, когда говорить уже нет необходимости и молчать вдвоём так уютно и легко, охватило обоих. И была ночь, которая раздвинув границы пространства этой квартиры, звенела тысячей струн натянутых нервов и уводила блуждающее сознание к дальним мирам и звёздам, и хотелось жить, дарить тепло этому человеку и любить так, как никогда ни - до, ни - после, а в самый последний и единственный раз.


 Через год в семье Миленисов родился мальчик. И сейчас Эдвин, держа на крепких руках маленькое, и такое родное, тельце сына, счастливо улыбался.
 - Миленис, - прижалась к его плечу Вилма, заглядывая в сияющие глаза, - я тебе никогда не говорила, что ты самый лучший мужчина на свете и прекрасный отец?