Возвращение. Встреча без объятий

Каждый из нас хотя бы раз в жизни испытывал ту радость и восторг, которые может испытывать человек, возвращающийся домой после долгого отсутствия, когда ощущение настоящего счастья от предстоящей встречи и лучезарных планов на будущее, сменяют друг-друга! Все это испытывал и я, возвращаясь после завершения военной службы в свой родной и любимый Калининград в декабре 1992 года. Одного я никак не мог понять, почему мою просьбу подтвердить, смогу ли я приехать в родительский дом и ожидать получения своей квартиры, мой родной отец оставил без ответа, а приглашение приехать прислала моя мачеха? Они, вдруг, словно поменялись местами. Долгожданная и радостная встреча с родными за столом на время сняла сомнения на этот счет, пока не стало известно, что квартиру от Минобороны получить в ближайшие годы не удастся, так как очередь практически не движется. Наши отношения с родителями дали новую трещину через месяц, после получения контейнера с вещами, которые с трудом вмещались в выделенную нам с женой комнату. Это было понятно, но выхода пока не было никакого. Получение военной пенсии нужно было ждать еще около трех месяцев, поэтому я активно включился в поиски работы.

Тогда я наивно думал, что, будучи свободным от военной службы, я с легкостью смогу устроиться на любую работу. Но не тут-то было. Несмотря на размеры города, приличную работу найти не удавалось. Портовые и морские хозяйства находились в состоянии развала, хотя ранее в Калининграде имелись и своя китобойная, и своя рыболовная флотилии. В родной и близкой мне по профессии системе управления воздушным движением все штатные должности были заполнены, и никто не собирался уходить на пенсию. Вскоре, в местной газете появилось объявление о конкурсе в таможню. В назначенный день я рано утором приехал в здание администрации на границу с Польшей, где там уже находились несколько десятков еще молодых мужчин в ожидании собеседования. Все мы стояли в коридоре, в котором не было ни одного стула для присутствующих. Собеседование шло медленно. Вскоре, после его начала, мимо нас без очереди прошла группа молодых ребят и девушек, которые уже через несколько минут вышли, широко улыбаясь и что-то обсуждая, покинули здание. Наступила и моя очередь. Войдя в кабинет, я увидел нескольких членов комиссии, сидящих по всему его периметру, и одиноко стоящий стул в центре, на который мне предложили сесть. Вопросы сыпались отовсюду, от сидящих спереди, сбоку и сзади. Только потом до меня дошло, что погранструктуры относятся к КГБ. Мне показалось, что собеседование длилось довольно долго. В конце я услышал их решение: «Вы нам нравитесь и подходите, но ваш возраст (мне было 45) не дает возможности принять  вас и сохранить ваше звание подполковника. Вы же не согласитесь на должность сержанта?». А когда я ответил, что «соглашусь», мне снова напомнили о моем возрасте. Только потом, когда в коридоре оставались всего несколько претендентов, мы услышали от местного работника, проявившего к нам сочувствие, что необходимая группа уже давно принята, а нас держат за дурака для создания видимости конкурса… Этой группой и были те молодые ребята и девушки. Позже я убедился в том, что хорошо, что не попал в эту систему. Во дворе, где жил, я познакомился с одним парнем, поступившем на работу в таможню. Он с восторгом рассказывал мне о своих тяжелых «буднях». Через пару месяцев на его балконе появилась спутниковая тарелка, а еще через несколько месяцев, подержанная иномарка у дома. Спустя год, я узнал, что у него неприятности и ему светит срок. Точно, как в фильме «Джентльмены удачи»: «Украл, выпил, в тюрьму».

Из-за невозможности найти работу появились признаки отчаяния. Деньги заканчивались, а бюрократы из военкоматов не спешили пересылать мое личное дело для оформления пенсии. Тут возникла помощь друга, который договорился о моем устройстве на работу в областной штаб Гражданской обороны. Должность называлась громко: «Заместитель начальника оперативного отдела по разведке»! Начальником отдела был очень приятный и интеллигентный подполковник. Рассказав о круге моих обязанностей, он в первый же день поручил мне задание, которого, по его словам, хватит на две-три недели. Задание было несложным и знакомым до боли по моей прежней службе. На третий рабочий день я сдал документ в полностью завершенном виде. Но нового задания я от шефа не получил, так как других задач больше не было вообще. При этом на лице шефа просматривалось такое искреннее сожаление по случаю «досрочной» сдачи моей работы, что я пожалел о своей торопливости. Шеф свое слово «сдержал», потому что две недели меня никто не трогал. Моя прежняя служба всегда была наполнена сложными, и, порой, изматывающими физически и морально задачами. Но двухнедельное безделье оказалось для меня тяжелой пыткой. Через пару месяцев такой «работы» можно было бы смело наложить на себя руки.

К счастью, нашему штабу была поручена проверка деятельности Администрации одного из городов области в вопросах ГО и ЧС. Прибыв на место и поставив им задачу, члены нашей комиссии собрались в конференц-зале в ожидании прибытия участников. Тут в зал вошли двое наших коллег и, подойдя к нам, спросили: «Мы куда приехали с проверкой, в Россию или на Украину?». Оказалось, что они прошлись по коридорам Администрации и, к своему удивлению, обнаружили странную вещь. Таблички на дверях кабинетов на 85 процентов содержали украинские фамилии! Безусловно, это имело свои объяснения, например, территорию области после войны занимали, прежде всего, погорельцы Белоруссии и Украины. Но с тех пор тогда прошло целых 47 лет, а у власти почему-то оказались преимущественно украинцы, а не русские! Конечно же, именно украинское кумовство и семейственность были той самой причиной. В подтверждение этому, уже спустя целых двадцать лет, во властных структурах области продолжают оставаться те же люди с украинскими фамилиями, часть из которых я знал лично. После возвращения домой, я с огромным трудом доработал месяц и уволился, получив от этого истинное облегчение.

В газете появилось объявление об участии в конкурсе на замещение должностей в частном предприятии. Не раздумывая, я тотчас же решил в нем участвовать. По случайному стечению обстоятельств, все шестеро претендентов оказались бывшими офицерами. После продолжительного собеседования с нами и долгого совещания, руководство и владелец предприятия объявили нам о своем решении. На работу были приняты двое, я, и еще такой же офицер, который в отличие от меня имел за плечами бизнес-курсы руководителей. Такие курсы организовывали тогда иностранные фирмы, причем, на бесплатной основе. Меня взяли на должность заведующего двух кафе, одно из которых располагалось в центре города и носило «поэтическое» название «Пеньки». Другое, было в 30 километрах, в маленьком городке области. Кафе почему-то носило немецкое название. Моего коллегу взяли на должность исполнительного директора.

Все то, что входило в круг моих обязанностей, было для меня незнакомой сферой деятельности, к тому же, этих обязанностей было много. Разумеется, мой рабочий день был не регламентирован, к тому же, я должен был по договору использовать свою личную «семерку». Но такая загруженность мне нравилась, и я с удвоенной энергией осваивал все особенности своей новой должности. Вскоре, я быстро стал «своим» человеком в нашем ЧП, освоив тонкости как «белой», так и «черной» бухгалтерии. Удалось выяснить также, что его хозяином является бывший комсомольский работник, называющий себя «президентом». «Вице-президентом» был бывший партийный номенклатурщик солидного возраста, деятельность которого я так и не смог понять вплоть до конца работы в ЧП. Тандем комсомольца и партийного работника не был случайным. Оказалось, что незадолго до этого, имея всю полную информацию о предприятиях и зданиях, они задним числом, бесплатно, оформили все необходимые документы на приватизацию, став полноценными собственниками. Кафе «Пеньки» имело откровенно «бандитский» налет. Порядочные и интеллигентные посетители были крайней редкостью, они иногда заходили днем, в светлое время. С вечера и до утра там собиралась всякая шушера, девицы легкого поведения и «заезжие» ребята с целью «оттянуться». Для охраны «порядка» у нас имелась своя «крыша», состоявшая из бывших спортсменов боксеров. Они вместе со всеми пользовались всеми благами кафе, причем, бесплатно. Со временем, мне пришлось перезнакомиться со многими «представителями этого мира», что вызывало необходимость отвечать на их приветствия при встрече на улицах города. Меня в городе знали и «уважали».
Зарплата была невысокой, поэтому мой коллега вскоре уволился. Меня тут же произвели в должность исполнительного директора, оставив, правда, мои прежние обязанности по кафе, и за ту же зарплату. Надо сказать, что «хозяин» был жаден до крайности. Единственным «бонусом» для меня бала возможность заправлять свою машину за счет ЧП. Но другой возможности устроиться на работу у меня просто не было, и я безотказно трудился. В городской Администрации хорошо знали наше кафе и меня, которому не реже раза в неделю приходилось бывать там с объяснениями на поступавшие жалобы от жильцов домов, находившихся рядом с кафе. Они жаловались на постоянный шум от музыки и криков в ночное время.

К этому времени наше ЧП занималось не только «общепитом», а вело активную оптовую торговлю, в том числе и спиртным. Как-то, в начале декабря, к нам в офис зашел импозантный молодой человек в длинном кожаном пальто, с белым шарфом на шее. Его внешний вид, безукоризненная прическа в виде уложенных с блеском волос, не оставили равнодушными весь наш женский коллектив бухгалтерии. И они начисто потеряли бдительность. Несмотря на то, что до конца рабочего дня в пятницу, когда закрывались все банки, оставалось всего 10 минут, его заявка на фуру шампанского и платежка с оплатой были тут же приняты, и, без всякого сомнения. Были даже дополнительно выделены люди для загрузки товара на складе. Наступил понедельник, затем, вторник… Никакого подтверждения из банка об оплате не поступало… Когда же мы сами запросили это подтверждение в банке, нам сказали, что такой платежки не существует, и всем стало предельно ясно, нас «кинули»… Сразу же выяснились некоторые «странные» подробности. Например, все вспомнили, что их машина при загрузке стояла так, что не было видно ее номеров.

Потеря была немалая, поэтому решили, искать, во что бы то ни стало. В аналогичные кафе города развезли два ящика водки для того, чтобы помочь «развязать» язычки присутствующим завсегдатаем. Авось, кто и проболтается по случаю «кидка». И это сработало. Уже через несколько дней мы получили нужную информацию, и знали район города и дом, где обитали мошенники. Оставалось только выследить их и поймать. Конечно же, в милицию тоже было подано заявление, все делалось официально, но с некоторым «отклонением» от правил. Нам был выделен «опер», задачей которого было пассивно сопровождать нас до тех пор, пока не будут пойманы мошенники. А вот задачей нашей группы, в которую входили ребята из нашей «крыши», было несение ночного дежурства на двух машинах, моей, и еще одного работника. С нами сидел и «опер». Две бессонные ночи прошли впустую, никто не появлялся. Зато я увидел тогда неизвестную для меня «ночную» жизнь города. Она активно кипела, было видно, как сновали какие-то машины, которые останавливались возле домов. Из них выходили люди, неся с собой коробки, тюки. Через некоторое время люди снова выходили из домов, и куда-то уезжали. И это было ночью, в то время, когда казалось, что весь город спит. На третью ночь нам повезло, у дома появился тот самый галантный молодой человек, подсунувший в бухгалтерию липовую платежку. Правда на нем не было ни кожаного плаща, ни белого шарфа, даже прическа была обыкновенной. Одет он был в обыкновенную куртку и джинсы. Тут же была дана команда «фас», и «крыша» приступила к экзекуции. Парень оказался крепким и продолжал молчать. Только после применения «спецприемов» удалось его разговорить. Тут и вступил в действие «опер», показав парню свое удостоверение, после чего парень увял окончательно. Место хранение нашего товара было выяснено, и уже на следующий день он был возвращен на наш склад почти нетронутым.

Какое-то время дела в ЧП шли успешно, пока владелец не стал изымать из оборота слишком большие части выручки, и не обострилась борьба с конкурентами. Сначала, какими-то неизвестными было полностью разгромлено кафе в области. Правда, на этот счет было и другое мнение. Имелось подозрение, что погром был инсценирован своими же работниками, тем более, что ребята отличались особой ушлостью. Не прошло и месяца, как утром, до начала рабочего дня вспыхнул офис ЧП! К счастью, вся документация осталась цела, но ущерб оказался существенным. После этих событий часть сотрудников побежали как крысы с корабля, и мне пришлось заняться набором новых. Но и мне тоже, все чаще и чаще приходила в голову идея покинуть эту контору. Я вспоминал себя на военной службе, сравнивая себя с тем, что представлял собой сегодня. «Как же я мог докатиться до этого, что мне, офицеру, летчику, приходится заниматься «черной» бухгалтерией и вместе с «крышей» разыскивать по ночам мошенников», - спрашивал я себя? Догадавшись об этом, хозяин ЧП вдруг предложил мне должность генерального директора с широкими полномочиями. После долгих уговоров я согласился, но с условием, что все-таки уйду, но через четыре месяца. Так и получилось, после чего я снова оказался безработным. К этому времени я уже исправно получал свою пенсию, и не спешил с поисками новой работы. Хотя предложения, благодаря «широкому знакомству», поступали постоянно,  это были предприятия с полукриминальным душком. Окунаться вновь в ту же атмосферу мне уже не хотелось.

Однажды, я столкнулся на улице со своим школьным товарищем. В разговоре выяснилось, что я ищу работу, а он, надежного работника в свое совместное с датчанами предприятие, где занимал должность генерального директора. Уже через неделю я опустился в кресло начальника коммерческого отдела. Опыт и определенная хватка в этой области у меня уже были, и я энергично взялся за дело. Сразу хочу сказать, что мои старание, опыт и умение работать с людьми принесли нужные плоды. Всего за пять месяцев торговый оборот предприятия с моей помощью увеличился в несколько раз! Помню, как однажды ко мне подошла сотрудница бухгалтерии и шепотом произнесла: «Вы знаете, какую цифру составляет наш оборот, … миллиардов»! Мне было очень приятно это слышать, тем более, что зарплата значительно отличалась от той, что была в ЧП. По этому случаю был организован грандиозный банкет, на котором произносились победные речи и строились маниловские планы нашего будущего. Тогда я почему-то вспомнил аналогичный банкет в ЧП, после которого дела пошли вниз. Я интуитивно заподозрил, что все повторится, и не ошибся. К тому времени я уже стал коммерческим директором, и принимал участие в совещаниях у генерального. Это позволяло мне быть в курсе почти всех коммерческих и финансовых дел нашего предприятия и тенденций их изменения.

Так прошел первый год моей работы, после чего я стал замечать странные вещи. Торговля шла успешно, и денег для оплаты новых поступлений товара должно было хватать. Но новых поступлений, пользующихся повышенным спросом, становилось меньше, - «не хватает денег», -  слышал я в ответ. При этом «за копейки» закупался товар низкого качества, который в принципе не мог быть реализован. Началась полоса затяжного «кризиса» в работе предприятия, больше похожего на имитацию его деятельности, чем на реальную работу. Я тогда выступил с реальным коммерческим предложением для улучшения ситуации. Меня выслушали, взяли пояснительную записку с обещанием «изучить», но на этом все и закончилось. Ровно с этого времени меня перестали приглашать на совещания. Дела с каждым днем становились все хуже и хуже.
 
Как назло, обострилась моя желче-каменная болезнь, и я был вынужден лечь на операцию по удалению желчного пузыря. Через две недели, находясь еще в отпуске по болезни, я решил зайти на работу и узнать, как идут дела. Но предприятия уже не было, не было прежних сотрудников, руководства, не было никого, кроме незнакомого человека, который представился временным кризисным менеджером в связи с банкротством. Предложив мне смехотворную сумму денег, он убеждал меня подписать заявление о том, что претензий к предприятию не имею. «Оставшиеся по закону выплаты будут осуществлены позже, после завершения процедуры», - сказал он.
 
Через месяц картина полностью прояснилась. Оказывается, генеральный, его жена (она же бухгалтер кассир), главбух и исполнительный директор, дружной и тесной компанией «организовали» видимость банкротства, выводя из оборота при этом огромную массу денег, на которые семьей генерального был куплен большой гастроном в хорошем районе города. Удивительно, но по какой-то «странной случайности», генеральный директор был украинцем. Конечно же, в последующем никаких выплат никто не получил, хотя попытки обратиться в ОБЭП и предпринимались. Все «концы» бесследно исчезли.

Затянувшийся период ожидания очереди на квартиру усложнил взаимоотношения с отцом и мачехой. Если с мачехой они были продиктованы бытовой причиной, - наличием двух хозяек на одной кухне, то с отцом все было сложнее. Все это время он настойчиво убеждал меня вступить в партию, в которой занимал пост первого секретаря, а позже, возглавить эту организацию вместо него. Отец возглавлял тогда областную  парторганизацию одной из ветвей компартии, еще более ортодоксальную и «бескомпромиссную», чем КПСС.  Политические платформы, на которых стояли мы тогда с отцом, резко отличались друг от друга, и я отказался. С моей стороны различия взглядов проявлялись лишь в мирной полемике с ним. А вот у отца это вызывало резкую неприязнь ко мне и сопровождалось частыми ссорами и затяжным молчанием с его стороны. Кроме всего прочего, он почему-то нашел связь между моими политическими убеждениями и моими наследственными чертами характера, которые он нашел у меня, и у родни моей умершей мамы.  Со временем, это привело к тому, что в отношениях отца и мачехи стала просматриваться некоторая солидарность. Их вдруг стало пугать то, что мы навсегда можем остаться в их квартире, нарушив планы на «наследство». Несмотря на наши заверения, что их квартира нам не нужна, и мы просим только дать нам возможность дождаться получения своей, подозрения остались, а с ними, и соответствующие к нам отношения. Все осложнило их решение изменить условия приватизации этой квартиры. По настоятельному требованию мачехи, они с отцом решили разделить ее в равных долях, после чего мы с женой как бы «повисли в воздухе», а уже через месяц мачеха подала в суд на наше выселение. Размеров моей пенсии не хватало, чтобы снимать квартиру в городе. Да и кто бы нам предоставил ее со всей своей мебелью? Поэтом мы решили обратиться к адвокату. На предварительных слушаниях в суде отец по началу был против нашего выселения, но когда обстановка стала склоняться в нашу сторону, он вдруг принял сторону мачехи. Но суд постановил предоставить нам «право проживания» в квартире, и это было ровно то, чего мы просили. Тем более, что в этом вопросе для уволенных в запас стали происходить какие-то подвижки. С этого дня наше совместное проживание становилось сущим адом. Отцом и мачехой искались любые поводы, чтобы выплеснуть на нас вскипающую вдруг желчь и ненависть. Мы всё это молчаливо терпели, стараясь исключать любые случайные с ними встречи на кухне и коридоре, словно жили в отдельном отсеке подлодки.
 
К отцу часто приходили его соратники по партии. Они проводились собрания, вели долгие разговоры и споры. Как-то раз, я стал невольным свидетелем такого разговора отца с одним из них. Гость спросил отца: «У вас вроде бы кроме двоих младших сыновей-близнецов есть еще и старший сын»? Ответ отца потряс меня тогда: «Нет, старшего сына у меня нет!».
 
«Как это все понимать и что из этого следует?», - вопрос, на который я ответить не мог, мучил меня весь день. Но, в тот же вечер, все стало на свои места, когда я попытался его  выяснить. «Ты мне больше не сын!», - услышал я. Мне нужно было прожить целых 50 лет, чтобы услышать такое от родного отца, который всю жизнь пытался подчинить меня себе и чувствовать ту безраздельную власть, которая была главным мерилом его жизни. Так получилось, что все это время я жил своей жизнью, не спрашивая его советов, принимая решения и отвечая за все самостоятельно, что вызывало постоянное раздражение и, в конечном итоге, переросло в ненависть. В отличие от меня, мои младшие братья напротив, всю жизнь смотрели ему в рот, и послушно выполняли его «советы», получая от этого необходимые для себя «выгоды». Так, или иначе, но в какой-то степени после этого стало проще «общаться». Общение теперь заключалось в ежемесячной оплате за наше проживание как обычных квартирантов.
 
В один из дней раздался телефонный звонок. Звонил мне мой коллега по работе в кафе «Пеньки», тот, которого взяли тогда исполнительным директором. К этому времени он уже возглавлял совместное российско-шведское предприятие по производству газов, и ему был нужен заместитель по безопасности, которому он мог бы доверять. Моего инженерного образования вполне хватало для этой должности, и я согласился. Обстановка на заводе была непростой. При всей серьезности производства, полной укомплектованности штатов и видимой отлаженности процессов имелись все подозрения на значительную «утечку» готовой продукции, а также явное завышение объема строительных работ на территории завода подрядчиком. Дело в том, что руководитель подрядной организации и начальник цеха завода, в котором предполагались хищения, были, соответственно, мужем и женой… Мне было поручено разобраться со всем этим. Для этого был заключен временный договор, по которому меня наделили полномочиями заместителя директора.
 
Такая проверка не могла называться каким-то расследованием, тем более, что часть ее составлял аналитический расчет по документам, а часть, геометрические измерения бетонных конструкций. Все, чем мне приходилось заниматься на заводе, проходило на глазах его работников, которые сразу же сочли меня «сотрудником ФСБ», что вызывало у меня поначалу удивление и смех.  Но скоро мне стало не до смеха. Как только я получил первые результаты, подтверждающие подозрения, я сразу же почувствовал к себе «особое и пристальное» внимание со стороны «проверяемых». Остроты добавил инженер того цеха, в котором проходила проверка. Он стал тогда моим надежным помощником и товарищем, за что тут же получил от неизвестных недвусмысленный намек на угрозу расправой. Тем не менее, проверка была закончена, по которой объем выполненных строительных работ подрядчику были уменьшены почти на 40 процентов, и тот был вынужден с этим согласиться. Что касается предполагаемых хищений в цехе, то и там выявилась серьезная недостача произведенного газа. Но было решено, этому делу хода не давать, а лишь установить ежедневную проверку выпуска продукции. Временный договор со мной был полностью выполнен и меня приняли на освободившуюся должность инженера по охране труда и качеству производства, которое было серьезным и опасным. После поездки в Москву на курсы повышения квалификации, я стал полноценным работником этого производства и добросовестно трудился вместе со всеми. Не без удовольствия вспоминаю это время, ведь тогда я получил хорошую школу по новой для меня специальности. Среди коллектива завода появилось много друзей, относящихся ко мне с неподдельным уважением. Можно было трудиться в таких условиях сколько угодно долго. Но предприятие было акционерным, и, по сути шведским, так как более 95 процентов акций принадлежало им. А тут, как раз, грянул дефолт 98 года. Директор пытался сохранить предприятие в рабочем состоянии и активно спорил со шведами в отношении дальнейшей политики завода. Но, как выяснилось, политика шведов состояла в обратном, у них не было никакого интереса в развитии предприятия. Они вкладывали в него ровно столько, чтобы получать планируемую прибыль, больше их ничего не интересовало. Поэтому активность директора была воспринята ими негативно, и в последний месяц 98 года он был освобожден от должности. А через несколько дней уже новый директор, пригласив меня к себе, с сожалением объявил, что шведы настояли и на моем увольнении, как «человеке прежнего директора». Надо было принимать какое-то решение. Оставаться в Калининграде не имело никакого смысла. Не было ни работы, ни квартиры, а продолжать жить в родительской квартире стало крайне проблематично. 

Что было в итоге? В течение шести лет я успел поработать в нескольких структурах, которые представляли собой  различные области и сферы деятельности, получив, таким образом, первоклассный опыт работы на «гражданке». Снова искать работу я просто не стал, это было бесполезно делать. Да и требования у меня к этому времени уже достаточно возросли. И когда, уволенный передо мной директор, предложил работать на него в частном предприятии и заниматься продажей одного из известных газов, при полном отсутствии для этого безопасных условий, я отказался. Накопленный мной опыт работы на заводе, и та планка ответственности, которую я приобрел за это время, уже не позволяли мне опуститься до откровенного нарушения правил и законов, которые я хорошо знал.
 
Работа все же позволила скопить какие-то деньги, на которые было решено купить старый деревенский дом с участком в деревне новгородской области, где родители жены из Петербурга имели такую же дачу. Деревня располагалась в изумительном уголке природы, среди серьезного леса, прикрытая со всех сторон столетними дубами. А мы к этому времени так истосковались по своему углу, что решение купить и переехать было принято немедленно. Нам казалось, что этот переезд решит все наши проблемы, а в головах рисовались яркие картинки деревенской жизни. После семи лет полустрессового состояния нам истошно хотелось тишины и душевного покоя.
 
Таким образом, в апреле 99 года мы с женой совершили крутой разворот в нашей жизни, резко сменив городскую жизнь на деревенскую. Но с городскими условиями окончательно расставаться не хотелось, и мы решили устроить в доме что-то вроде «загородного коттеджа». Думаю, многие знают, как выглядят деревенские дома у людей, у которых нет лишних денег для его обустройства. Это потемневшие от времени бревна как снаружи, так и внутри, русская печь с плитой на одной половине, и круглая печь-голландка на второй половине, занимающие значительную часть дома, и потемневшие от копоти потолки. Сени, из тоненьких досок, сквозь которые светятся огромные щели, и такие же двери, закрывающиеся на слабенький крючок.
 
В апреле в этих районах еще довольно холодно, и перестраивать дом было еще рано. А вот с посадкой овощей и картофеля опаздывать было нельзя, потому что лето в этих краях  довольно короткое. Соседи из местных подробно и основательно ознакомили нас с «секретами» сельской жизни, даже с тем, как закладывать дрова в круглую голландку. К началу мая все было готово, вспаханная под картошку вторая половина участка за баней и с десяток пышных грядок под овощи на ближней половине участка. Весна в том году выдалась теплой и солнечной, и можно было обойтись без теплиц. В ожидании будущего урожая, мы вплотную занялись домом.

Помещение пришлось полностью перепланировать. Я разобрал русскую печь, оставив плиту с дымоходом, а в освободившееся место встроил ванную комнатку с раковиной, обеспечив слив за пределы дома. Выстроил новые перегородки, обшив их листами оргалита, и поклеив светлыми обоями. Выкрасил свежей краской потолки и оконные рамы, оборудовал кухню с двойной мойкой и тем же сливом за пределы дома. Установил небольшую электроплиту с духовкой. Сени, соединяющие дом с хозяйственной пристройкой, отстроил заново, капитально и надежно. К сеням пристроил просторное крыльцо. После этого в доме стало светло и уютно, а снаружи он приобрел вполне приличный вид. Наступила осень, пора сбора урожая, который оказался для нас, новичков, довольно богатым. Заготовив в завершении всего необходимое количество дров, мы были полностью готовы к своей первой зиме в деревне.

С каждым днем мы все больше погружались в быт сельских жителей, но иначе, и быть не могло. Деньги, скопленные за время последней работы, закончились, а пенсия у военных в то время была просто мизерной, поэтому приходилось заниматься натуральным хозяйством на всю катушку. Новгородская область всегда считалась зоной рискованного земледелия и для получения гарантированного урожая овощей были необходимы теплицы. Денег на покупку пиломатериалов не было, поэтому их нужно было заготовить в лесу, срубив для этого десятка полтора елей. Вооружившись топором, мы с женой отправились в лес, утопая по колено в глубоком снегу. Подбирая нужные по размеру ели, я поочередно рубил их, освобождая стволы от ветвей, и складывал их вдоль протоптанной нами тропинке. Приготовившись рубить очередную, я взглянул на жену. Она стояла в нескольких метрах от меня возле снежного бугра и, отчаянно размахивая одной рукой, показывала другой на сугроб. Когда я подошел поближе, я увидел в снегу дыру с футбольный мяч, по краям которой свисали тоненькие сосульки…  Конечно же, это была медвежья берлога. Закончив стучать топором, мы тихонько покинули опасное место, забрав все то, что успели заготовить. От соседей мы узнали, что это медведица, которая уже вторую зиму со своими медвежатами устраивает свою зимовку. Поражало больше всего то, что это было всего в пятистах метрах от нашего дома. Позже мы узнали, что вокруг нас очень серьезные леса, в которых водились и медведи, и волки, лоси и кабаны. Заготовку материалов для теплицы пришлось переносить в другое, более безопасное место.
 
Зима в деревне для меня не была каким-то незнакомым периодом временем. Я помнил это время еще с детства, когда жил у бабушки с дедушкой, и теперь все повторилось через 50 лет. Что могло быть прекрасней хорошо натопленного дома, когда за окном потрескивает мороз, и все вокруг завалено чистым и серебристым снегом, когда по дому растекается аромат только что выпеченного пирога с капустой. Можно было подолгу оставаться в доме, выходя только за дровами, или на прогулку. Каждый месяц нам приходилось выезжать в город, находившийся от нас в 40 километров, за пенсией, на которую мы закупали необходимые продукты. После каждой закупки от пенсии оставалось ровно столько, чего хватало для покупки хлеба, и молока у соседки. Очередным летом к нам в гости должен был приехать сын со своей семьей, который учился в Петербурге в военно-медицинской академии. Разумеется, мы с женой постарались сделать все, чтобы летний месяц стал для сына и его семьи месяцем настоящего отдыха, и выложились основательно. Для этого, перед приездом сына, мы впервые обратились к услугам такой организации, как ломбард, не подозревая, что это настоящее «болото», которое со временем затягивает все больше и больше. Нам «посчастливилось» испытать это на себе в полной мере. Когда для выкупа золота жены из ломбарда требовалось заплатить уже половину моей пенсии, мы поняли, что с этим необходимо заканчивать, чего бы это нам не стоило. Только через несколько месяцев, и с большим трудом, нам удалось с этим справиться.

Февраль 2000 года принес печальную весть, после проведенной операции скончался мой отец… Он умер от перитонита, так же, как и моя родная мама 53 года назад, только с одной разницей. Мама умерла при полном отсутствии необходимых условий на крайнем севере, а отец, в военном госпитале большого города. Срочно выехав на похороны, я успел застать отца, лежащим в госпитальном морге. Оставшись с ним один на один, я долго смотрел на его тело и лицо, на котором застыла едва заметная улыбка, выражающая какое-то сожаление. В моей голове, словно страницы книги, пролистывались все эпизоды жизни, в которых я помнил своего отца. Разом ушли в небытие все неприятные воспоминания, наши споры и тяжелые ссоры, ненависть и последние слова отца «ты мне не сын…». В эту минуту я отчетливо понял, у меня больше нет, не только мамы, но и отца, и я становлюсь крайним в этой человеческой цепочке, передо мной уже нет никого… На похоронах было много народа, проводить отца пришли его соратники по партии, сослуживцы по штабу флота и училищу, где работал отец. Если его душа могла «видеть» происходящее, то ему было бы приятно, что его провожали столько людей.
 
Моя мачеха оставалась одна, в трехкомнатной квартире, из-за которой было пролито столько крови, а теперь оставленной всеми без всякого внимания. Смерть отца в какой-то степени примирила нас с мачехой, и я уезжал с ощущением того, что страница нашего трудного прошлого закрыта окончательно.
 
Прошел еще один год нашей деревенской жизни, когда местный почтальон принес заказное письмо. В нем, районная администрация Калининграда сообщала о том, что мне предлагается вместо очереди на квартиру получить сертификат, позволяющий купить жилье. Для этого мне нужно было написать заявление и представить необходимые документы, что было сразу же сделано. Не прошло и полутора месяцев, как почтальон принес новое письмо. В нем мне уже предлагалось приехать и получить заветный сертификат. Снова поездка в Калининград, только радостная, и обещающая большие перемены. Получив сертификат, я обратился к своей однокласснице, долго работающей риэлтором, в результате чего узнал, что все не так просто. Дело в том, что на тот сертификат я мог приобрести в Калининграде лишь комнату в коммуналке, в старом немецком доме, в которую нужно было бы вложить еще такую же сумму. Но был вариант, по которому можно было бы «обналичить» его, купив такую комнату, и снова продать ее, получив наличные, правда, с удержанием 15 процентов. Выбора не было, и я согласился, после чего снова уехал к себе в деревню. В ожидании предложенного варианта обмена мы с женой строили всевозможные планы, но так не могли решить, где покупать квартиру, в Новгороде, или Луге, где по полученным деньгам можно было приобрести жилье. Новгород нам не понравился откровенно, там не было ничего, что притягивало бы нас к нему. Было решено поселяться Луге Ленинградской области, куда незадолго до этого переехали из Петербурга родители жены, чтобы быть поближе к даче.

В мае 2001 года, в последний момент перед резким увеличением цен на жилье, мы купили свою квартиру, а к концу лета переехали в нее, оставив дом в деревне. Теперь у нас появилась квартира в городе и дача в деревне. Пенсия по-прежнему не увеличивалась, и нужно было найти хоть какую-нибудь работу. Но в маленьком сорокатысячном городе ее для меня не было. А вот моей жене повезло, освободилось место воспитателя в детском оздоровительном лагере, где кроме всего прочего требовались услуги педагога. Филологическое образование жены и ее опыт работы в старших классах, пришлись кстати. Впервые, за все время нашей совместной жизни, я оказался в роли «домохозяйки». Мне это решительно не нравилось, и я не переставал искать работу. Это длилось целый год, до тех пор, пока знакомая по работе жены не вывела меня на преподавателя  местного государственного областного вуза, обещавшего устроить меня на работу с одним условием. Для этого я должен был вступить в парторганизацию местного отделения КПРФ, точнее «восстановить» свое членство в партии, являясь в прошлом членом КПСС. Выбирать не приходилось, надо было жить и устраивать свое будущее. Поэтому дал свое согласие.
 
Вскоре наступил тот день, который резко изменил мою дальнейшую судьбу на долгие годы. Меня пригласили в институт на собеседование. Представив дипломы военного училища и академии, я рассказал, чем занимался во время службы в авиации и после ее завершения, показав также свои знания компьютерной техники. После окончания собеседования я был принят инженером в компьютерный центр института, который на целых 9 лет стал моим родным домом, где я снова вернулся к деятельности обучающего и прошел все ступени роста, вплоть до ректора этого вуза.