Want to drink или возвращение на Итаку

         Несколько лет назад я гостил в Германии у своего друга Томаса Кноте. Правда, отдыхом это назвать было нельзя: я интенсивно готовился к персональной выставке и, сидя в маленькой каморке под крышей, писал буквально по картине в день. Выставка должна была проходить в одной из галерей Дессау с ласкающим русский слух названием «Kraska» и, понятно, что в этой ситуации русский художник должен был «быть на высоте». Томас оставил мне ключ от дома и уехал в Москву (он работал там представителем одной из германских компаний). А я остался один на один с огромным трехэтажным домом на целый месяц, не имея знакомых и не зная языка. Впрочем, особого огорчения это мне не приносило: пока было светло – я работал, потом шел в город: перекусить и выпить кружечку пива в уютном трактире. Шли рождественские недели, которые тут называют «вайнахт».  Дессау был украшен световыми гирляндами, елками, на ратушной площади шла бойкая торговля сладостями, сувенирами и, конечно же, глинтвейном. «Айн глювайн мит ром», - говорил я у одного лотка. «Айн глювайн мит виски», - говорил у другого. В конечном итоге - «айн, цвай, драй…», набегало кружечек пять чудесного, особенно на морозце, напитка, слегка подкрепленного ромом, виски или амаретто. Кружку, заплатив два евро, я брал на память, скопив целую коллекцию. Город Дессау нельзя назвать особенно красивым – в нем нет того, что привлекает в европейских городках  туристов: исторического центра. Напрочь стертый с лица Земли английскими бомбардировщиками («За Ковентри», ранее уничтоженный шФау-2  - писали на бомбах, падавших на Дессау, британские пилоты), он был восстановлен в современном стиле: из «стекла и бетона». Но вот что любопытно: именно «стекло и бетон» принесли Дессау мировую славу, поскольку здесь наш великий соотечественник Василий Кандинский создал знаменитый «Баухауз». Я часто заходил в этот, в нынешнем понимании, ничем не примечательный дом. Не примечательный до тех пор, пока, пройдясь по Москве не обнаружишь десятки тысяч строений, так или иначе несущих черты или хотя бы элементы форм знаменитого сооружения (начиная от высоток на Новом Арбате и кончая офисными зданиями, кинотеатрами, супермаркетами, больницами… Из окон моего дома виден роддом, построенный где-то в семидесятых: мини-копия «Баухауза»! А сколько их в «мировом масштабе»?) Если кого и считать родоначальниками современной градостроительной культуры, то – художников круга Кандинского . К выставке успел сделать две достаточно реалистические картины, посвященные городу: вид Баухауза и «Аллеи художников», улочки с кубистическими домиками, в которых жили Кандинский, Клее, Гропиус и другие известные живописцы.
       В детстве я, любил проводить лето в чудесной деревне на берегу Оки, под Муромом. Мальчишеская вольница, рыбалка, купания, посиделки с девчонками до зари… В русских деревнях редко кого называют по имени, обычно по прозвищам. В нашей компании были братья – близнецы «Быки», «Малиныч», «Кент»… Прозвища как правило, были меткими и давались за какую-то особенно отличительную черту: Быки – драчуны, Малиныч был не просто рыжим – его волосы отливали темной бронзой, переходящей в синеву. Но одного я не мог понять: почему самого тихого, застенчивого мальчика Костю прозвали «Немцем». Немцами скорее стоило назвать братанов - близнецов, местных хулиганов, державших в страхе окрестных мальчишек и соседские сады. Причину прозвища я узнал позже, прочитав где-то, что «немцами»  в старину называли немых, не умеющих говорить людей. Костя почти не говорил…
       Кода в России стали появляться иностранцы, не умеющие, естественно, говорить
по-русски (бормочет что-то, а что не поймешь) к ним пристало то же прозвище. Причем поначалу «немцами» называли всех европейцев без разбора: голландцев, шведов, шотландцев…  Прожив месяц практически в одиночестве (Томас приезжал лишь пару раз на пару дней), я понял истинный смысл этого прозвища: в Германии «немцем» был я…
      

         Некоторые проблемы возникли с питанием, правда, во второй половине проживания.
Первые две недели я прекрасно обходился «немецкой классикой»: сосиски, ветчина, копченая селедка (копченую рыбу продавали недалеко от дома – прямо с передвижной коптильни – чудо, как вкусно!), ну, и конечно, пиво. Но к концу второй недели ужасно захотелось простой, «русской», горячей пищи: мяса или хотя бы котлет с жареной картошечкой. В супермаркете я долго ходил меж прилавков, пытаясь совместить категории «цена – вкус». Наконец остановил свой выбор на коробке с надписью: «карри». Я люблю азиатскую кухню, в том числе индийскую, поэтому купил коробку не раздумывая, тем более, что цена была вполне подходящей. Дома, сунув содержимое коробки в СВЧ-печь и откупорив бутылочку пива, я приготовил себя к наслаждению мясом. Тут уместно вспомнить строки замечательного поэта и барда Александра Галича:
                И до самого рассветного часа
                Матерился я в ту ночь, как собака:
                Оказалось в этой банке не мясо,
                Оказалась в этой банке салака!
Вы догадались, конечно: в моей коробке были сосиски в индийском соусе…
    
        Однажды меня пригласили на ужин друзья Томаса, Лотар и его жена Барбель, живущие в получасе ходьбы от дома. Вечер удался, хотя хозяева не знали ни слова по-русски, а я – по-немецки: русская водка вкупе с баварским пивом легко снимала языковые барьеры. К тому же мы все немного говорили по-английски. Я заметил, что говорить на иностранном языке гораздо легче с тем, кто знает его так же посредственно, как ты: мы делаем одни и те же ошибки.
       Домой я вернулся по местным меркам поздно, часов в двенадцать – пунктуальные немцы в будни ложатся спать не позднее десяти,  практически ни одного светящегося окна после. Пребывая в эйфории и легком подпитии, я решил подышать перед сном свежим воздухом: было градусов пять мороза – для русского вполне нормально. Из благостного состояния меня вывел легкий щелчок за спиной: дверь захлопнулась (немцы предпочитают «английские замки»). Ключ и одежда остались внутри, а я снаружи… И поеживаясь от морозца, который в новых обстоятельствах, оказался не таким уж и легким, я поплелся искать дом своих новых друзей, утешая себя старой поговоркой «что русскому на пользу, то немцу - карачун».
Слава Богу, дом я нашел, хотя и с трудом: ни на улице, ни в окнах света уже не было, а в темноте «все кошки серы». Тут надо пояснить, что жил я не в самом Дессау, а в элитном котеджном  поселке, что-то вроде «дессауской рублевки». Дверь мне открыл Лотар.
     Объяснить, что произошло труда не составило, даже если моя речь прозвучала примерно так: «Моя извинять:  дверь закрыться, ключ внутри, а моя снаружи». Ответ Лотара был предельно краток, почесав затылок, он спросил:
-Want to drink?
     Подобная фраза не нуждается ни в переводе, ни в шекспировском размышлении: «To drink,  or not to drink: that is the question», тем более, в моей ситуации. Посидев с часок за рюмочкой «апфельшнапса» и кружечкой пива, мы отправились на второй этаж – к месту моего ночлега. Разумеется, в ту ночь я практически не спал: ситуация раскачала нервишки, и как сказать о случившемся Томасу, я не знал. Потолок в доме Лотара был довольно плоским и надо мной было устроено окно - люк, в которое я видел большой кусок ночного неба. На полную Луну набегали узкие, как лодочки, облака и от того почему-то становилось еще грустнее. Вдруг захотелось домой: может черт с ней, с выставкой? А облака, тем временем, приобретали все более причудливые формы (или мне это казалось в полудреме?) – вдруг они стали странно похожи на корабли древних греков. Какая, в сущности, разница, где плыть героям Эллады – мимо неизвестного острова или по лунному диску? И, немыслимое для меня дело, в течении каких-то тридцати минут, сложилось стихотворение, вроде бы неплохое (во всяком случае, известный литературовед и писатель Лев Аннинский позже подарил мне свою  книжку с надписью: «Спасибо за «Итаку»).  У меня есть одна знакомая поэтесса, которая, если захочет, пишет по три – четыре стиха в день, притом, поверьте на слово, высокого качества. Я так не могу: вымучиваю каждое неделями, а то и месяцами. А тут – стресс что ли помог? Может и вправду: поэту чаще надо быть «на грани»?

                ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ.
Так придумано не нами-
Острова за островами,
То сирены, то циклопы, то цирцеи.
Опыт жизненный бесценен,
Даже звон галерной цепи
Нас не отвратит от смутной цели.
Мы забыли голос крови,
Ни во что не верим кроме
Парусов и компаса, однако
Вдруг, в неярком сновидении
Промелькнет неясной тенью
С  юности забытая Итака.

Так устроено веками,
То цунами, то вулканы,
То подводный камень зубы скалит.
И, как водится, нежданно
Выплывают из тумана
Неизвестных берегов крутые скалы.
Если ты еще мужчина,
Засияют их вершины
То любовным приключением, то дракой!
Только рано или поздно,
Кто по трупам, кто по звездам,
Все должны вернуться на Итаку.

Так назначено богами:
Пироги за батогами –
Царский трон всегда чуть-чуть похож на плаху.
И, сдирая в кровь ладони,
Мы опять спешим в погоню
За несбывшейся мечты хрустальным прахом.
Но слабеют наши руки,
Догнивают наши луки,
И рожок не позовет уже в атаку…
А значит, в скором будущем,
Кто на коне, кто в рубище,
Все мы возвратимся на Итаку.


          Наутро улыбчивый слесарь, похожий на Санта-Клауса, ловко, в пять минут, высверлил старый замок и поставил новый, взяв с Лотара триста евро. А чуть позже позвонил Томас (уже донесли!): что, дескать, новенького произошло за последнее время?
В прочем, сердился не сильно и даже рассказал, что с его женой тоже как-то произошел подобный случай…
       Слова «Итаки» легко легли на немудреную мелодию, и на открытии своей выставки, я спел эту песню под гитару перед немецкой аудиторией, большинство которой конечно же, ни слова не поняло. Но слушали с интересом, а одна пожилая дама сказала примерно следующее: «Наверное, очень хорошая песня. Это Высоцкий?» Пожалуй, лучшего комплимента в свой адрес, как автора-исполнителя, я не слышал…