V. Сокровенное Слово. Глава 8. Отрицание имени

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
                Часть 5.
                Сокровенное Слово.
               
                Глава 8.
                Отрицание имени.


     Прошла уже та пара дней, в течение которой я обещал родителям доставить домой Рики. Вообще, прошло, наверное, дня четыре. Я ничего не делал, только гулял по окрестностям, даже немного катался на лыжах. Был какой-то праздник, посвящённый духам зимы – и мы, все вместе, до того укатались на санках и набесились на горке, и никак не могли разогнуться от смеха. Было весело, так, здорово, просто незабываемо. Тогда даже Сеш и Элайн присоединились к нам, а то они совсем заработались. У них там были хозяйственные хлопоты, и экономические затруднения, и законодательная деятельность, и суды над преступниками из храма, и нас, беззаботных отдыхающих, время от времени звали свидетелями. И все очень жалели, что королевича Петрика Охти нет с нами.
     - Толку от него, конечно, было не так, чтобы много, - сказал Сеш, - но если б ты, Миче, и ваши друзья, не кинулись его спасать, не случилось бы того, что случилось.
     - Почему не было толку? – удивился я. – Был какой-то толк, только я не очень хорошо помню, какой. От Петрика толк бывает всегда.
     - Только не начинай опять, Миче, я тебя умоляю. – Князь замахал на меня руками. – Мы выяснили, что какая-то путаница у нас с королевичами и Аарнами, но у меня голова уже пухнет от всего этого. Вот что. Ты должен отправиться в Някку и привести своего брата сюда. В конце концов, ему там скучно без нас. 
     Я растерялся и испугался. Даже запаниковал.
     - Сеш, почему я? Что я тебе сделал? У меня четверо родителей и куча многоюродных родственников. Они растерзают меня, если застукают одного и без охраны. Один я не вернусь в Някку, своя шкура дороже. Сеш, не надо Петрика. Послушай, я очень скучаю по нему, но он уже в эти дни пережил семейный страшный ужас, а я ещё нет. Я лучше попозже и не один. Сеш, не нужно надо мной издеваться. Я боюсь. Да, не надо на меня так смотреть. Если папа король застукает меня во дворце, то он меня… ну… Застукает, да. А я не смогу обороняться, ведь я-то не король. Сеш, я даже всем говорю, что вовсе не королевич.
    - Миче, - насмешливо произнёс этот нехороший человек, - Петрик Охти нужен здесь, как свидетель. И для других важных дел.
     Ну ладно. Если вы имеете брата – королевича, вы поймёте, почему я поддался. Слова «нужен», и «для важных дел» действуют в этом случае гипнотически. Петрик после подобных фраз делает озабоченное лицо, хмурит брови, говорит: «Ладно, я пошёл», - и покидает нашу компанию. Поэтому я счёл своим долгом поставить его в известность относительно его здешних обязанностей. Только, сказал я, пусть в Някке будет поздний вечер. И ещё я замаскируюсь. Приклею бороду и усы. Надену парик. Юбку и блузку.
    - Только не сарафан, - фыркнул Сеш. Его ужасно нервировало то, что у меня такие страшные руки и некоторые прочие места. Мазь, которую он дал мне от ожогов, оказалась просто замечательной – почти не осталось никаких следов от моего здешнего приключения. Сеш велел мне мазать ею старые шрамы. Я мазал и удивлялся: неужели помогает? На самом деле, я давно смирился и не надеялся, что наши с Чудилкой уродства можно как-нибудь залечить. А тут такие чудеса – шрамы начали рассасываться. Конечно, я потом как следует затарился: набрал кучу баночек на долю Петрика – пусть тоже попробует избавиться от следов нашей прошлой передряги. У Инары на шее шрам – так может, и он станет меньше?
    А сейчас, подгадав так, чтобы оказаться дома с наступлением темноты, я попытался настроиться на эту авантюру.
     Храм Косзы не был взорван, наоборот, его собирались реставрировать и отдать под детский приют и разные общественные учреждения – уж очень он подходил для этой цели в смысле благоустроенности. Идола уничтожили вместе с атрибутами культа и книгами, посвящёнными Великой Запретной магии, центральную часть готовились переделать, для начала пробив в стенах окна и изменив отделку. Лесику Сеш сделал предложение стать директором приюта, начать новое дело – и он согласился с радостью: душа директора цирка жаждала перемен и новых свершений. Теперь Лесик пропадал там, железной рукой руководя ремонтом и строя планы. Вскоре цирк из Куки перебрался в столицу, и потом одарённые дети из приюта пополняли ряды артистов. Такое наметилось сотрудничество. Наши жёны некоторое время уделяли помощи Лесику в эти первые дни. Мальчишки, что воспитывались при храме, сперва выделывались и грубили им, и пытались доказать, что женщина создана для того, чтобы прислуживать высшему существу. Малёк и Лесик быстро объяснили им суть вещей, а также поведали кое-что о рангах существ. Я даже побоялся спрашивать, как и что. Но этих двоих признали великими авторитетами, и ради них даже согласились не дерзить и слушаться, дежурить по кухне, столовой и уборке помещений. Тимка перестал быть балбесом, отказавшись от идеи стать сельским ветеринаром. Он решил остаться работать в приюте. Хотел быть похожим на Сеша, здорово повлиявшим на его воспитание. Лесик помирился со своим бывшим воспитанником Барвином, пытавшимся спасти его. А я не помирился прямо так сразу. Не мог забыть, что Барвин хотел ударить Чудилку кинжалом в спину.
     Брим ходил, как в воду опущенный. Ему пришло письмо с его озёрной родины: братья продали дом неблагонадежного предсказателя, продали его землю, поделили деньги, и теперь вовсе не хотят, чтобы он возвращался. Да ещё с женой и тремя спиногрызами. Думаю, все понимают его чувства.
     Сеш, однако, сказал, что никуда не собирался отпускать ни Брима, ни Дасю.
     - Хотел попросить, чтобы вы поселились в моём имении, или здесь, в Текре, поближе к нам, - умоляюще сложив руки и жалобно глядя, сказал он. Брим и Дася рассмеялись и решили для начала пожить в землях Лииви. Как они планировали – на природе и приволье, у большого водоёма. Умник Фако пришёл в восторг от того, что его наставником в магии станет Сеш, а в предсказаниях – мама и Брим, герои великих событий.
      Элайн была счастлива – она встретила людей, которых знала в детстве, и купалась в лучах всеобщего обожания. Марика ходила за ней, как хвостик. Так они и появлялись всюду – Сеш, Элайн и их девочка. Или Марика с кем-то из этих двоих, чаще с принцессой, разумеется. Ну и Васятка, конечно, с ними. Шестнадцатилетняя парочка пребывала в возвышенном настроении, держалась за руки и светилась прямо-таки нереальным светом. Как предсказатель, я официально сказал Лале Паг:
      - Забудь всё, что я тебе говорил о первой любви.
      - Что именно, Миче? – подпрыгнула непоседа. – Что она всегда заканчивается печально, и крайне редко заканчивается браком?
      - Ну да. И что это всего лишь испытание чувств, можно сказать, тренировка, а в конце, чаще всего, разочарование и расставание.
     - Я даже и не брала это в голову, Миче. Ты ведь женился на Нате.
     И девчоночка ускакала куда-то с Фако. Тот на время даже оставил в покое свои книги ради скакания с Лалой. Рики страдал, но ничего не говорил. Нет, сказал один раз:
     - Миче, как думаешь, если набить морду…
     - Рики! – возмутился Малёк.
     - Хорошо, если набить лицо одному профессору кислых щей, это будет нечестно?
     - Почему? – искренне удивился я. – Если спросить сперва, умеет ли он драться…
     - Миче! – развёл руками Лёка.
     - А в храме они все умеют драться, - закончил я, не обращая внимания на педагогические потуги Малька.
     - Так я пойду спрошу? – оживился Рики.
     - Угомонись! – посоветовал Малёчек.
     - Только ведь насильно мил не будешь. И не всем женщинам нравятся драчуны, - напомнил я.
     - Ну да, ну да, - закручинился мой очень младший брат. И, повесив голову, повёл Мичику учиться, как следует правильно чистить зубы.
     А Мичика – она просто чудо. Дивная девочка, наша собственная. Отмытая и подстриженная лично Мальком, она лучилась счастьем и любовью ко мне, к нам, ко всему миру. Она была всем довольна, мила, приветлива и игрива. И очень ласкова. И всё спрашивала, где же Петрик. Все хотели бы видеть его в нашей компании, особенно Мадина. Она хотела домой, и с трудом дала себя уговорить подождать немного до встречи с мужем. Мадинка, как королевна, держала себя в руках во время нашего отсутствия. Она не могла позволить себе разболеться, подобно Нате. Но её душевное состояние было таким, что сердце кровью обливалось. Мадиночка тосковала. Да, она нехотя смирилась с тем, что ей придётся некоторое время провести в Текре, и, чтобы не грустить, пропадала в приюте.
      - Одно хорошо, что я теперь хотя бы знаю, что мой муж жив, - говорила она.
      Я спросил её, не винит ли она меня в том, что произошло. Мадинка ответила, что нет, что она ведь не из лицемерия защищала меня перед государями в наше отсутствие. Так уж получилось, сказала она, и виноват, скорее, Чудилка, позволивший себя похитить. В то время, как король с королевой считают, что я виноват везде и всюду, Мадина убеждена, что без меня всё было бы страшно плохо. Сказала, что мы вели себя как герои. И хоть проявили себя всего лишь на какой-то дурацкой Навине, Мадина всё равно восхищается нами. Но она приобрела привычку шарахаться от Аарна и исчезать с глаз, как только появлялся он.
      На исходе четвёртого дня в Текр приехала госпожа Риенн, а с ней - предсказатели Крэг и Онин, здоровые, как огурчики, но очень раздосадованные тем, что интересные события прошли мимо них.
     Древнее ремесло гаданий снова было в почёте. Доур согласился стать придворным предсказателем. В эти дни он занимался тем, что приводил в порядок свой дом. Риенн передала ему письмо от родных – вся его семья со дня на день должна была появиться в Текре. Доур ходил сам не свой и всё порывался мчаться ей навстречу, мы еле удерживали его. Ещё не всё было спокойно, и предсказателю не стоило пока в одиночку покидать пределы Текра.
     - Береги, друг, силы на встречу с женой, - хохотнул Малёк, хлопнув Доура по спине.
     Тем не менее, тот потерял покой и весь вечер провёл на городской стене, глядя на восток.
      Аарн и Лесик радовались встрече, и мы радовались за них. Ради того, чтобы познакомиться с Инарой, сестрой Аарна, с его друзьями, посмотреть, чем живёт его приёмный сын, Лесик собирался отправиться с нами в Някку и погостить там несколько дней. Но Аарн пока ещё не помирился с Саей. Она не хотела его видеть. Она требовала, чтобы её отправили домой, к дочкам. Аарн как-то вообще потерялся сам в себе и в событиях. Говорил, что переправил на Навину меня и Лёку, а потом следовал лесами за Рики и Лалой, которые переправились сами. Потом держал оборону в замке Лииви, и вовсе не создавал иллюзии его взрыва.
      - Судя по всему, это был Петрик Охти, - жалобно уговаривал нас Кереичиките, но ему не верили. Тогда он вспоминал какой-то пруд, и утверждал, что точно знает, что сам выбросил туда некий предмет, с помощью которого можно всё объяснить, но что это за предмет, зачем он был выброшен, и где этот пруд, наш друг рассказать не мог.
     Аарн твердил, что прибыл в Текр по реке со всей компанией, попутно сломав пугательную машинку, усовершенствованную Эзом, и примотав его самого к колонне кверху ногами. Он не виноват, что Эз удрал, привязан тот был накрепко. Аарн утверждал, что когда в первый раз я разгромил храм Косзы, его со мной не было, и, если я утверждаю, что у меня в этом деле был товарищ, то это Петрик. Ведь это за ним я забрался к жрецам. Его, настаивал Кереичиките, не было со мной в Поперечном ущелье, никакого заколдованного меча он не видел и в руках не держал. Только путал людей, и особенно Лалу Паг. Она постоянно в таких случаях морщила лоб и, дёргая нас за рукава, требовала:
     - Послушайте! Мы уже говорили об этом. Вспомните, что именно говорили.
     Вспомнить не получалось. Я вообще не представлял, о чём идёт речь. Видел только, что из-за путаницы во времени и в показаниях не могли нормально работать суды, например. Ведь Аарн никак не желал признать, что раздваивался, и находился одновременно везде, и совершал всё то, что ему приписывают. Так что Петрик был действительно нужен. Чем быстрее он поможет разобраться с непонятным явлением и по порядку рассказать о том, где он сам был и кто из жрецов принимал в этом участие, тем быстрее мы попадём домой. У нас дети, мы их давно не видели. И хотя они с бабушками и с нянями и, безусловно, присмотрены, родителей никто не заменит.
     Нате я велел расслабиться и отдыхать. Ей только на пользу мог пойти отдых в Текре, свободном от власти жрецов. Она тяжело болела, и смена обстановки и радость от встречи, и новые дела, прямо на глазах возвращали ей силы и бодрость. Она уже была румяной и весёлой, как до разлуки, но всё ещё слишком худой. Если бы с нами была Розочка, мы погостили бы ещё, но Ната, обретя меня, стала тревожиться о дочке – и мы заспешили домой.
     Унну должны были первыми оставить нас. Как-никак Наил был вождём, и задержись он ещё, кто-то мог претендовать на его место. И у них тоже был маленький мальчик Налака, который так долго не видел маму и папу. Пока что четвёрка порхала по всему Текру, их зазывали в гости, слушали рассказы Лаян, Лоула, Наила и Каиссы, что-то понимая, а что-то не очень.
     Кстати, что это за история с онно, убитым у Поперечного ущелья, после чего в лесу обнаружился Налака в куче камней? Как попала к жрецам Каисса? Вам интересно? Я расскажу. Лаян поведала мне, заливаясь слезами и терзаясь совершенно незаслуженным чувством вины. Помните, её прилетали сватать двое онно, два двоюродных брата, которых Наил выгнал взашей за пьянство и дебош? Так вот, горячительный напиток кыш-пыш до того распалил этих отчаянных молодцов, что они решили отомстить наглым унну, что вечно кичатся своей учёностью и прочими сомнительными достоинствами. Не придумав ничего умнее, чем кража ребёнка пропавшего вождя, оболтусы ночью пробрались в жилище Каиссы, которая взяла на себя заботу о своём племени в отсутствие Наила. На неё смотрели с почтительным ужасом: впервые после бегства с прекрасной Ви, женщине доверили выполнять обязанности вождя. Мало того, Каисса выражала мысль, что Наил, может, вернётся. «У него побольше возможностей для бегства, чем у вас, лентяев», - ругалась она на мужчин, чем вызывала в их душах большое почтение. Правду говоря, у унну есть что-то такое от культа Косзы: мужчины пользуются некоторыми привилегиями. Тем не менее, в их памяти живы рассказы о временах, когда племенами и городами управляли женщины, и это было хорошо. А! Спрашиваете, почему Наила, неучтённого волшебника, не ловили по горам? Ловили. И вот поймали. Только не подумали на Наила, который, как известно, для них вроде муравья. Подумали, что следует продолжать поиски много лет успешно скрывающегося в горах мага.
     Так вот. Пьяные в дым кузены, неслышно порхая, зависли над колыбелькой Налаки. Кошка, выращенная и выученная лично Наилом, и так хорошо охранявшая племя от чужаков, сначала не заподозрила их в плохих намерениях. Для неё эти двое были своими. Но всё же она насторожилась - пьяные не вызывали у неё симпатии. А когда те протянули руки и потащили из кроватки спящего малыша, кошка прыгнула, как леопард. Она впилась когтями и зубами в эти руки, царапала лица злоумышленников. Она не отцепилась даже тогда, когда те взвились под потолок. Животное истошно вопило, потому что Наил уже снял с неё заклятие «Как отучить вашу кошку орать по весне». Разбуженный Налака заплакал, кузены устремились к выходу. Но уже начался переполох, унну помчались в погоню за онно. Крылатые обитатели гор метались и носились повсюду, баламутя соседние племена. Похитители, подкрепляя свои силы кыш-пышем, запутали преследователей и оторвались ото всех, кроме Каиссы. Мать продолжала следить за кузенами тайно, понимая, что остановятся же они где-нибудь. За ними с земли следили ловцы храма Косзы, и потихоньку подбирались поближе. Онно залетели несколько в сторону от обычных своих мест обитания. Они сильно отличались от унну – и одного из похитителей застрелили сразу, чтобы детально изучить его внешний вид. Поскольку он неудачно упал в стороне расщелины в горах, жрецы даже не предприняли попытки его достать оттуда и не пошли посмотреть.
     Был миг замешательства, когда Каисса, не растерявшись, выхватила сына из рук уцелевшего братца и полетела в сторону родных гор. Не так быстро и высоко, как хотелось бы. Она очень устала. Одурманенный кыш-пышем онно напал на неё, ударил так, что женщина свалилась вниз и запуталась в колючках. Но Налаку из рук не выпустила. Выпутавшись из кустов, Каисса чуть не упала замертво. Прямо на неё с неба падал окровавленный мёртвый онно. По поляне на клыкастой лошади скакал человек из храма.
     Секунды хватило Каиссе, чтобы принять решение. Она сунула мальчика в щёлку между камней, велела сидеть тихо и попыталась увести преследователей с поляны, как перепёлки уводят собак от затаившихся птенцов. Помня о сыне, женщина боролась за свою свободу и жизнь отчаянно, но её обездвижили магией, накинули сеть, понесли сквозь лес и бросили в заколдованный ящик. Всё. Потом в тёмном помещенье, совсем одна, Каисса сидела в тесной клетке, и отчаянию её не было предела. Маленький Налака, оставленный в лесу, стал добычей хищников или умер от голода и холода – так думала она, проклиная себя за то, что пошла на поводу у призрачной надежды на спасение сына. Соплеменники не найдут малыша: никому не придёт в голову искать унну в этих местах. Но вдруг появился Наил, а потом стало известно, что её маленький мальчик жив. Унну что угодно готовы были сделать для Рики, нашедшего и спасшего Налаку.
     Я сказал Лаян, чтобы она бросила сожалеть о случившемся и смотрела в будущее. В конце концов, никто не умер. Мало того, ожидалась её свадьба с Лоулом. Мало того, Наил и Каисса обещали присоединиться к парочке во время их летней экскурсии к морю. Детям, сказали они, полезен солёный воздух. Мы с Мальком усмехнулись: похоже, под словом «дети» Наил подразумевал и чрезмерно самостоятельную младшую сестру с её женихом.      

     *
     Я думал вот о чём. Как-то странно получается. Петрик, вроде, был с нами, но действительно никак себя не проявил в этой истории. Это так непонятно, так не похоже на него. Он всё время был где-то здесь, но словно бы где-то там. Мне казалось, что я довольно связно мог вспомнить и изложить события  в Поперечном ущелье в смысле Петрикова участия. Но стоило лишь задуматься… Вроде, он там что-то делал… Вроде, я его видел… Вроде, он имел с собой какую-то полезную штуку… Но что он делал конкретно? Вот Аарн, тот да, он проявил себя молодцом. Спас Мичику от обезумевшего Тоби, и защищал нас с оружием в руках.
     - Миче, - откровенно сказал мне Рики, - я не пойму, что с тобой. У тебя провалы в памяти. В том, что касается Чудилы. И ваших совместных действий. Слушай, больше в тот храм не ходи. Не приближайся даже. – И пожалел меня, ласкаясь, как котёнок: - Бедненький. Перенервничал. Отдыхай больше.
     Меня опять начали мучить воспоминания Аарна. Особенно во сне. И я, к своему стыду, старался избегать моего друга. Я боялся, что он по глазам прочтёт отвратительную правду. А между тем, поделись я с ним тогда, он, возможно, и сообразил бы, отчего мы так запутались.
    Затюканный нами, Аарн бледнел, сутулился и пытался спрятаться, когда ему приписывали поступки, которых он не совершал. Нас в Текре превозносили до небес. И если Аарн просто болезненно реагировал на славословия, то я начал бояться, что схожу с ума. Мне казалось, что это я следовал по лесам за Рики и Лалой в образе большого волка, вдыхал запахи ночи и мучился от голода и тревоги. Мне казалось, что это я сдерживал нашествие магов на стенах замка Лииви, что это я бежал, раня лапы, по ломкому ледку, по обнажившемуся дну на правый берег большой реки. Что делать? Кому пожаловаться? С кем поговорить о моём жутком сумасшествии?
    С Петриком Охти.
    Только с ним. Потому что с Лёкой я уже поговорил.
    Однажды утром я пошёл к замурованному со всех сторон выходу на Винэю. К проходу, скрытому ото всех, кроме членов нашей компании.
    Всё правильно. Под детским учреждением не должно быть ни тайных ходов, ни антисанитарных тюрем, ни других миров. Сеш позаботился об этом. Я захватил с собой Саю, которая рвалась к новорожденной дочке. С Аарном она не пожелала попрощаться.
    - Я не отпущу вас одних, - сказал Малёк, словно телепатически узнав о моих планах. И отправился с нами.

    *   
    Знаете, не столь странно попадание из утра в вечер, как из зимы в лето.
    Только что мы шли по заваленной снегом улице, где дворники шуршали мётлами и скребли лопатами, только что нам в лица летел мелкий снежок, а морозец заползал под одежду. В небе разгорался поздний рассвет, почирикивали зимующие птицы, женщины толпились у обледеневших колонок, изо ртов шёл пар, а дети с упоением катались по таким длинным скользким дорожкам на тротуарах и во дворах. Я видел, как подростки строили снежные горки. Я рассмеялся, когда ко мне подскочила девочка – помните, ей обрезали косы, и она с горя пришла ко мне погадать. Поцеловала меня в щёку – это значит, её сестра вернулась домой. Вон она – машет мне от недостроенной снежной крепости, улыбчивая, разрумянившаяся. Ей ещё в куклы играть, а не невеститься с Косзой. Надеюсь, родные тактичны с девушкой, пережившей кошмарные дни.
    И ещё знаете, что я видел зимним утром в Текре? Свадьбу. Клыкастые кони пронеслись мимо нас, скрипнул снег, порхнули цветные ленточки, пропели бубенцы.
    - Миче! Миче! – весело закричала невеста, привстав в санях. – Миче, всё будет хорошо!
    А помните, она плакала и боялась выходить замуж, опасаясь несчастья с супругом?
    От кладбища брела группка людей.
    - Миче! – бросился к нам парнишка, выглядевший сейчас гораздо лучше, чем когда я познакомился с ним в тюрьме. – Миче, спасибо.
    - Блоту Корку спасибо скажи, ведь это он тюрьму отпер, - посоветовал я.
    - Нет, ты не понял, за бабушку мою спасибо. Она не дождалась меня, но ты гадал ей. Ты дал ей уверенность, что я живым вернусь домой. Благодаря переменам!
    Слово «перемены» уже заставляло меня вздрагивать. Я поскорее потянул Лёку к одному такому тайному входу в подземные тоннели... Ну, вы помните – в доме, где жили предсказатели, и где теперь тоже были приняты меры, чтобы абы кто не воспользовался им. Запинаясь в сугробах, мы подобрались к подъезду, спустились в подвал, прошли разными переходами, часть из которых уже была перекрыта наглухо – но не для нас. Мы с Саей и Лёкой вскоре оказались дома. В смысле, в нашей благословенной Някке – как же я её люблю! Как она тепла и прекрасна! Один только недостаток имеет Някка: здесь почти никогда не бывает снега, а если он выпал – то сразу тает. Этот недостаток мы легко ей простим за то, что это ведь наша родина.
     Мы с Лёкой зажмурились от счастья, ощутив на лицах солёный воздух, полезный детям, вдохнув запахи моря, садов и цветов и ранних ужинов в уютных кухнях. И, отпустив Саю к дочкам, не медля, начали подъём на Вершинку, к дворцу нашего Петрика – лучше бы для нашей миссии, чтобы он обитал в какой-нибудь лачуге, где из охраны одна псинка Полкашка. С Полкашкой мы с Лёкой отлично бы поладили.
     Тёплую одежду мы предусмотрительно оставили у заколдованной стены в подземельях под бывшим храмом Косзы.

      *   
      Вечер был тихим и тёплым, благостным каким-то. Гуляющих – великое множество, но всё больше на набережной да в парках, да в скверах. Долетала музыка, пели цикады, охотились в темноте летучие мыши, маленькие такие. Во дворах погавкивали собаки, кусались комары, журчала вода в летящих с горы Иканки потоках. Целебных, между прочим, а не просто так. В низинах – белый пар, в окнах – огни, в парке – цветные фонарики, а море… Это море. Оно всегда обнимает Някку, потому что любит её. Вот и знакомая оранжевая комета, маленькая и совсем не такая яркая, как в небе Навины. И слишком низко над морем. Цветной фонарик над зарослями водорослей на дне. Я подмигнул ей и улыбнулся Навине с её морями, которых ни разу не видел.
     Малёк сдул с плеча светлячка.
     - Миче, - сказал он, - а что будет, если мы сходим навестить детей, а? Ты – Розочку, я – Мурика. Давай, Миче? Время-то терпит.
     Я говорил, что сына Малька зовут Петриком? Только он такой маленький, ласковый и смешной, что мы прозвали его Муриком. Кохи Корк очень возмущался, он сам хотел дать первенцу имя Петрик. Право назвать сына моим именем оба благородно оставили за Рики. Такие вот чудаки.
      Я тоже подумал: время-то терпит. Ну доставим мы Чудилку Сешу на часок позже – подумаешь. Я и Лёка разом свернули вправо – домой.
      - Розочка, конечно, у мамы с папой, - объяснил я Мальку. Это значит – нам на одну улицу, только мне чуть подальше.
     Очень мы соскучились. Я прямо подпрыгивал от нетерпенья, когда дружок мой начал отставать, отставать – и совсем остановился.
     - Миче, - позвал меня Лёка. – Это плохая идея, прости. Давай возвращаться.
     - Ну что ты! – беспечно взмахнул я руками. – Мы же просто своих навестим.
     - Поворачивай, Миче, - мрачно приказал наш таможенник. – Мои мама с папой – жутко громкие люди, а твои – паникёры. Через пять минут вся Някка будет стоять на ушах. И твои другие родители Петрика с нами не отпустят.
     Это всё нам было не нужно, и мы побрели переулком вверх, повесив головы.
     В окнах дома Натиных родителей горел свет. У них, как я погляжу, гостят старшие дочери с семействами. Наши маленькие племянники качались в освещённом Навиной саду на качелях – было очень хорошо видно. Было видно также, как на балконе Натина мама прижалась к Натиному папе, будто ища утешения. Скрытые густой тенью и ветками, мы тяжело вздохнули и поплелись дальше. Лёка всё оглядывался на крышу своего дома. Серебряная от ночного света, она одна и была видна отсюда.
     - До чего мы всех довели, Миче, - бормотал он по пути. Я был совершенно согласен.
    - Только мы ведь не виноваты, Лёка, - жалобно и неуверенно проблеял я.
    - Сохрани, пожалуйста, это своё мнение до того момента, как тебя призовёт к ответу батюшка король, - посоветовал верный друг. – Обычно, при виде его, Миче, ты соглашаешься со всей той лабудой, что он пытается тебе внушить. Скоро под влиянием папочки Охти ты возьмёшь на себя ответственность за проигранную триста лет назад битву при Мыкени. Когда мы лишились четырёх островов.
    - Мой папочка – Арик Аги, - привычно возмутился я.
    - И он тоже, - заржал Малёк. – И он такой же.
    - Как с тобой можно разговаривать? Брюзжишь, словно старая бабка.
    Я ускорил шаг. Но длинноногий Лёка легко меня догнал и свесился к моему уху с недостижимых высот:
    - Когда ты перестанешь превращаться в половую тряпку, Миче, я перестану брюзжать, как бабка.
     Что-то он разошёлся не в меру. Что-то никогда раньше Лёка не высказывал этих своих мыслей так в лоб и категорично, и меча молнии и гром. Как-то дипломатичнее высказывал.
     - Но что я могу поделать? Ты хочешь, чтобы меня обвинили в заговоре и бунте? Лёка, мне надо вести себя очень тихо. У меня двусмысленное положение. Этот Петрик! Он сделал меня беззащитным перед своей семьёй! 
     - Он мудро защитил тебя, Миче. Вся Някка знает, чей ты сын, поэтому вряд ли ты всерьёз можешь опасаться тюрьмы, каторги или чего-то такого.
     - Папочка Охти, как ты его называешь, уже разок посадил меня в тюрьму. Причём, вместе с собственным Петриком, Лёка. Папочка Охти не принимает своего младшего сына таким, каков он есть.
     - Он и старшего таковым не принимает. Но мы словно на разных языках говорим, Миче. Лучше молчи. Я толкую о твоём человеческом достоинстве. О твоём имени. А о чём ты – я не пойму.
    Если бы я понимал, я бы ответил. Но, поскольку лучше было даже не думать о старших Охти и Аги, особенно на ночь, я промолчал. Так мы дошли до ограды дворца.
    Вошли мы не там, где ворота и охрана, а там, где однажды нам показал Петрик. Можно было, дождавшись, когда пройдёт патруль, повернуть чугунные завитушки – и готово, вы в саду. По влажным дорожкам мы поспешили к освещённым окнам.
    Спальня Чудилки была как раз с этой стороны, но свет там не горел. Наверное, наш дружок, измученный событиями на дружественной планете, пораньше лёг спать. Или в город пошёл. Или проводит время с родителями. Или с гостями. И ему жутко не хватает Мадинки и нас. Представляю, как нам достанется за то, что умыкнули у него из-под носа давно не виденную им супругу.
     - Ну, с ним-то мы разберёмся, - пробормотал Малёк.
     Патруль прошёлся под стеной – и мы быстро вскарабкались на крышу первого этажа, слегка выступающего вперёд, согласно архитектурному замыслу. Оттуда было очень легко дотянуться до Петриковых окон.
     Спальня была пуста.
     Мы походили по крыше туда и сюда, заглядывая в окна Мадинкиной мастерской и прочих помещений, положенных наследникам престола. И это было уже с торца, а с фасада можно было сунуть нос в кабинет Чудилки и в его личную гостиную. Мы сунули, наплевав на стражу. Кстати, нас не заметили.
     Везде темно. Пусто. Даже в детской – очевидно, маленький Арик спит нынче в комнате бабушки и дедушки. И видно, что мой Петрик долго не посещал этих помещений. Вы спросите, как видно? Я не знаю. Видно и всё. В расположении предметов. В… Нет, я затрудняюсь ответить. Малёк состроил задумчивую гримасу, когда я сказал об этом:
     - Куда же он делся? Где живёт? У тебя? У нас? В прежней комнате в Серёдке?
     - Возможно, - сомневаясь, бормотнул я, ощущая уже беспокойство. – Но что Чудику делать у меня или у тебя, если нас там нет, а он так давно не был дома? Он – королевич, у него дела накопились. Это мы можем позволить себе балбесничать.
     - Поссорился с родителями и ушёл из дома? – предположил Малёк.
    Я почесал в затылке, удивляясь, что могу это сделать не задней лапой.
    - Мог и уйти, - зная Петрика, сказал я. – Мог даже к Кохи.
    - Или к одному из миллиона Корков.
    - Тогда его или их могут обвинить в заговоре и подстрекательстве.
    - Петрик не способен на такое. Он никогда никого не подставит.
    - Он может быть просто на каком-нибудь приёме.
    - И даже просто за городом.
    - Точно. Отдыхает, пока Мадинки нет, в санатории на водах. И сына с собой взял.
    - Скорей всего. Но вот что я тебе скажу. Это не в характере Петрика. Всё то, о чём мы тут говорили.
    - Это так. Поверить не могу, что он не вернулся к нам, в Текр.
    - Вот именно. Неужели ему до такой степени плохо? После всего, что было, он мог сильно разболеться.
    - Но его нет дома.
    - Но мы ведь ничего такого ужасного в городе не видели, правда? Траура, например. То есть, мы не можем сказать, что Петрик вдруг умер.
    Тем не менее, тревога усиливалась с каждой минутой. Состояние Петрика, вернувшегося в Някку, не было состоянием здорового человека. Я и сам всё ещё неважно себя чувствовал. Я произнёс, ощущая, как горло мне перехватил обруч:
    - Лёка, я должен бы сейчас возмутиться, но что-то мне говорит: с Петриком всё очень плохо. Очень, Лёка. Мне кажется, что у меня сердце в форме куба.
    - Не понимаю твоих аллегорий. Надо спросить…
    - Но не у короля с королевой.
    - Мы спросим у караула. Вон они идут.
    Я свесился с крыши и позвал прямо в направленные в небо ружья:
    - Лари! Бобсик! Это я, Миче. И Лёка Мале со мной.
    Они, конечно, переполошились сперва, потом раздумали стрелять и спросили, как нормальные люди, что это мы ползаем ночью по крыше первого этажа королевской резиденции. Мы ответили, что ищем королевича, а они сказали, что его здесь нет. Что никто его не видел.
    - С того дня, господин Миче, как вы спасли Коркову жену от злоумышленника и похитителя.
    - С того дня, как королевна ушла с вами в театр и не вернулась. Их величества места себе находить не изволят. Ни сына, ни невестки. Хорошо хоть в руках себя держат и с Корками опять не переругались.
    - Но мы же сказали, что скоро вернёмся, - ахнул я.
    - Значит, королевича Петрика в Някке нет ВООБЩЕ? – изумился Лёка.
    - Вообще, - подтвердил Лари, поигрывая ружьём. – Я слышал, как её величество говорила, он-де с вами в театр ушёл и не вернулся.
    - Вообще, - кивнул Бобсик. – Все слышали, как вы сказали, что скоро вернётесь, но никто не понял, откуда вы взялись и делись куда бесследно. Кое-кто утверждает, что хотя все и вопили «Петрик, Петрик», -  никакого королевича не было с вами.
    - Как это, не было? - моргнул Малёк. – Миче!!! Что это значит?
    - Был… кажется, - с трудом выдавил я из себя. И попросил караул не пренебрегать своими обязанностями и шагать себе дальше.
    - Ну, прощевайте, коли так, - обиделся Лари.
    - Так где королевич-то, ваше высочество? – пожелал знать Бобсик.
    - Скоро будет, - прохрипел я. – Очень скоро.
    Даже не заметил я, как эти двое удалились. Даже не сразу сообразил, что Малёк трясёт меня за шиворот и требует сведений о Петрике. Мой Петрик, мой несчастный Чудилушка, где же ты? Четыре дня я не видел тебя. Что с тобой? Как ты пропал с моих глаз? Куда подевался? Как плохо мне было без тебя! Только я не осознал, не подумал, что тебе где-то также плохо без меня. Где?
    Где?
    Я думал, ты здесь!!!
    - Миче, - сказал Лёка, - давай уйдём отсюда. И где-нибудь там, в кустах, ты мне расскажешь, когда ты видел Чудика в последний раз.
    В последний раз!
    Эти слова меня словно парализовали.
    В последний раз!
    - В… в… в к-коридоре театра, - запинаясь, торопливо зашептал я. – Нет! Нет! В святилище Косзы! Да! Там видел его. Он ругался с Мадинкой и Саей, а потом… Потом… Я, Лёка, не знаю. Я не пойму, что произошло. Только все твердили, что он в Някке, и мне стало казаться, что так и есть. Что-то такое помнил… А что-то нет. Мадинка… она говорила, ещё в театре, что Петрик – это Аарн, а его мы забыли в Някке, очень смешно было, но потом… Потом… Куда он делся?
    - Пожалуйста, тише. Миче, идём отсюда, - уговаривал Малёк.
    - Миче Аги, ты? Что ты здесь делаешь? – спросила ночь голосом папы - короля над самым моим ухом.

    *   
    Последовало утомительное разбирательство прямо в тронном зале, когда Петриков родитель сидел на троне в халате и был полон праведного гнева и желания разобраться, что же произошло с его сыном. Мы тоже были полны того же желания, но пришлось рассказывать их величествам о наших приключениях на Навине. Я говорил – и продолжал удивляться невероятному факту: я не мог связно изложить события. Я путал Петрика с Аарном и не понимал, как они вдвоём оказывались во всех местах одновременно. Я понимал, что это ненормально, неестественно, наваждение какое-то, но продолжал плести бессвязные речи. Всё это было неубедительно.
    - Подожди, - вдруг остановил меня Малёк, у которого была та же проблема. – Я понял, отчего это всё. Нас заколдовал Каиз! Помнишь, Миче, Элайн и Сеш тоже всё твердили про наваждение.
    И он попросил безутешных родителей верить только нескольким фактам:
    А) Мы были на Навине в поисках кого-то, похищенного внезапно.
    Б) Судя по тому, что нас там всячески чествуют, нам удалось сделать много хорошего.
    В) До поры до времени Петрик (и Аарн) был с нами.
    Г) Мы его найдём. Или их. Всех. Уже сейчас.
    - Ну, мы пошли, - добавил Лёка.
    - Отрицание Имени, - хлопнул по коленям король.
    - Отрицание Имени – это такая золотая пластинка, которую Чудик носит на шее, - вспомнил мой дружок. – Но он клялся, что никогда не употребит эту штуку против Миче. Ваше величество, при мне Петрик перенастроил её, переделал заклинание, переписал буквы. Поэтому Миче…
    - Поэтому Миче просто дольше других продержался, вот что! – закричало величество, вскочив с трона. – Следующий этап – вы забудете, что у вас был такой друг по имени Петрик. Единственные люди, на кого не действует Отрицание Имени, включённое на полную мощь – это родители. Всё! Все остальные, включая самого хозяина артефакта, не в состоянии избежать его действия, если заклинанию дана самая большая сила. Миче!
    - Что? – уныло отозвался я.
    - Как это произошло?
    - Что?
    - Почему Петрик воспользовался Отрицанием Имени ТАКОЙ силы?
    - Не помню.
    - Теперь все думают, что он Аарн, так?
    - Не знаю.
    - А ты?
    - Что?
    - Кем считаешь себя?
    - Миче я. Только мне вспоминаются воспоминания Аарна.
    - Это потому, что вы двойняшки, - всполошилась королева. А то будто бы я сам не догадался.
    - Я – Миче Аги, - монотонно твердил я. – Я свободный человек, поэтому я не могу считать себя Аарном. Я свободный человек. Моё имя – Миче Аги. Я ВСЕГДА БЫЛ СВОБОДЕН. Я всегда был свободен.
    Так я говорил, пошатываясь, вспомнив, что помогло мне в первый раз. Да. Стало легче. Почему я не сказал этого раньше?
     - Ничего. Мы со всем разберёмся. Идём, Малёк, Петрика искать, - призвал я, словно очнувшись.
     - Нет, - сказали величества. – Если Миче довёл Петрика до беды, мы посадим под домашний арест и вызовем волшебника Аффла, что живёт за морем. Как можно доверять Миче? У него безумные глаза.
     - Из-за моря? – вскричал Лёка. – Да пройдёт же недели три, пока он появится здесь.
     - Нет. Сейчас он путешествует по Някке, отправился вверх по течению три дня назад. 
     Лёка закатил глаза:
     - Всё рано на возвращение уйдёт время! Да пока мы его введём в курс дела! Послушайте, у нас всё на мази, всё схвачено. Миче просто расстроен. Миче нельзя под арест.
    - Не только его, но и тебя, Лёка, - припечатала королева. – И не теряя времени отправим телеграмму Аффлу. Дня через четыре он будет здесь. Надо же! Петрик даже не был на открытии телеграфа! 
    Несколько мгновений мой друг ловил ртом воздух. Потом сказал:
    - А кто же тогда скажет нашим, что Петрика здесь нет, и чтобы его искали? Отпустите Миче – и мы в два счёта найдём вашего сына. Пока он жив – ведь Миче чувствует, что он жив, хотя и в опасности. Четыре дня невозможно ждать. Петрика могут убить! Вы не представляете, с кем мы дело имели, с какими бандитами и аферистами. Отпустите Миче, ваши величества! Ни Аффл, никто другой на свете, не обладает такими возможностями для поиска Петрика, как Миче. И он приступит без промедления.
    И, потрясши меня до глубины души, Лёка бухнулся на колени и страшно сгорбился, закрыв лицо ладонями.
     - Пожалуйста! – умолял он. - Вы не представляете какой Чудилка может подвергаться опасности!
     - Лёка, встань, - болезненно сморщилась королева и лично попыталась поднять нашего великана. – Миче уже невозможно верить. Ты посмотри, что он творит.
     Малёчек поднял глаза:
     - А что творит Миче, ваше величество? Он по чужой планете гонялся за Петриком вашим, чтобы его вернуть вам. Вы пожертвуете старшим сыном, лишь бы отомстить младшему за ваше беспокойство?
     - Лёка, в уме ли ты?!
     - Ваше недоверие приведёт к трагедии, - предупредил наш дружок.
     А я понимал, что он прав. Я знал это точно. О, как это непростительно: ничего не почувствовать на Навине, не ощутить, что мой Чудилка в беде! Предаться отдыху и развлечениям в то время, как он где-то страдает! Я был наказан за небрежение этими минутами безумного страха за него.
    Прочь страх! Я возьму себя в руки. Я найду Петрика Охти в любом уголке Вселенной. Мне не нужен Полдневный Поиск или полноценный поисковый портал, который я всё равно не освоил. Мне достаточно Зова Крови. Я найду тебя, Петрик. А попасть куда нужно мне поможет сам Радо: разве тебе не обещано его покровительство?
     Так решил я - и сквозь немыслимое расстояние (я ощущал его до молекулы, чувствовал направление, как чувствует стрелка компаса) услышал почти неразличимый призыв: «Помоги!»
     Время кончилось, и если сейчас же не броситься к Петрику – мы потеряем его навсегда. Никаких четырёх дней быть не может.
     - Ты прав, - каменным голосом сказал я Лёке. – Вставай. Идём – или мы опоздаем.
     И тут набежали разные люди - видимо, был отдан приказ.
     - Не груби, Лёка, - попросила королева. – Иди домой, тебя проводят. И не вздумай драться. Миче до утра пробудет здесь, взаперти.
     Малёк протянул руки к королю:
     - Ради Петрика отпустите Миче! Вы слышите, что он говорит – а Миче никогда не ошибается!
    И такая мольба была в голосе стоящего на коленях Лёки, что отступила стража, но любящий папа не дрогнул.
     - Ты слышал – Миче нет больше веры.
     - Но как же Чудилка?
     - Мы примем меры. Миче не поможет брату. Навредит только.
     Я всё ещё прислушивался к своим ощущениям, и следил за происходящим отрешённо. Но вдруг вынырнул из той пучины, в которую меня затягивал Зов Крови и зов моего брата, потому что осознал, как это чудовищно: унижение Лёки и желание отца настоять на своём. Даже ценой жизни сына. Ради того, чтобы проучить другого сына. За что?
     И вы понимаете, как волшебник, я мог разметать к чертям всю эту стражу и прочих – но эти люди были моими знакомыми, и унижения для них я не хотел. И проблем для себя в будущем не хотел. Нельзя, чтобы в Някке боялись меня и боялись магию. Я ограничился словами, что больнее всего. Я сказанул на свою голову, ухватив Лёку за плечо и поставив его на ноги:
    - Не уговаривай их, Малёчек. Что нас удержит? Нас не может удержать человек, который… - я замолк на миг, боясь ошибиться. Но история унну и Наила вдохновила меня и подкрепила давнюю догадку, которую невозможно было раньше высказать вслух. Сами напросились. – Человек, который отрёкся от даров светлой Эи и прекрасной Ви. Мы уйдём, а он останется, Лёка, с наказанием, наложенным нашей Покровительницей. Страшное наказание - недоверие собственным сыновьям. Отрицание Имени, говорите? Моё имя – Миче Охти, и ты сегодня вторично отрёкся от меня, папа. И впервые – от Петрика. И ты, мама. До свидания. Мы уходим. Миче Охти – он также свободен, как Миче Аги. Отрицание Имени? Я отрекаюсь от вашего имени ради вашего благополучия, ради него вы отреклись от меня. Живите спокойно. Не думайте о Петрике. Мы подумаем за вас.
     Это были, наверное, не совсем справедливые слова. Но не сказать их тогда не мог.
     Мелькнули перекошенные лица, распахнутые с перепугу глаза, королева начала было фразу: «Миче, мы не отрекались от тебя. Давай-ка завтра…»
     Возможно, королевская чета и те, кто был в тронном зале, сильно удивились когда мы с Лёкой исчезли прямо на глазах. Но не было времени носиться по коридорам и прятаться за углами, чтобы скрыть наш магический уход.
     Будь, что будет.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/01/29/1142

Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".