Сказка о Москве и Питере

Стою и упорно накручиваю обруч на физкультуре, понимая, что после мои спина с животом будут покрыты синяками и кровоподтеками, будто я всю ночь с кем-то БДСМилась. Мои глаза открываются, и что же я вижу? Я вижу, что ты стоишь, покачиваясь с пяток на носки и вертя задницей, копируешь мои жалкие попытки заработать «четыре» за урок. Я мгновенно задумываюсь над тем, какой же ты все-таки говнюк, и мой обруч падает, ударяясь о левую щиколотку. Хоть обруч и свалился, ты продолжаешь свои кривляния, так что я подхожу и ударяю тебя раскрытой ладонью по плечу. Ты смеешься. Ты смеешься, потому что тебе совсем не больно, и я это точно знаю. А еще я знаю на все сто процентов, что мне дико нравится бить тебя, и думаю, что ты тоже об этом давно догадываешься, потому что давно уже не ругаешься, не прогоняешь меня, не обижаешься на мои выпады. Ты уже давно ни на что не обижаешься, знаешь ведь, что я ругаюсь и дерусь исключительно в воспитательных целях, что я делаю это любя. Мы еще немного деремся, но в конце концов ты больно сжимаешь мои запястья и победно улыбаешься. Мне остается только сдаться. Да я давно уже сдалась. Поскольку я устала от физических упражнений, мы тащимся на низкую лавочку, и моя голова падает тебе на плечо. Мне далеко не мягко, но так тепло и уютно, как и всегда, когда ты находишься рядом. Я чувствую себя защищенной и совсем-совсем ничего не боюсь. Ну, если только твоих и своих мыслей, но кого заботит, что у нас в головах? Кому интересно, что творится в твоей голове, которую ты наклонил ко мне. Которую ты иногда кладешь мне на колени, закрывая глаза и почти засыпая. Хотя, я думаю, в такие моменты тебе приходится тоже довольно-таки жестко, но ты уже привык к такому костлявому комфорту. Несмотря на мою костлявость, ты называешь постоянно меня жирной коровой с жирными ляхами и задницей, но я-то знаю, что это юмор у тебя такой. Так какого же черта я делаю у тебя на плече? Как я докатилась до такой жизни?
 В одно прекрасное утро, если вообще утро когда-нибудь бывает прекрасным, или добрым, я приплелась в кабинет русского языка.  В очередной раз я опоздала. В очередной раз я готовилась потихоньку поздороваться с соседкой по парте и начать доставать учебники, но тут я поняла, что ее нет на месте, а вместо нее развалился почти на всю парту ты. Я очень стеснялась тебя поначалу, мне было неловко находиться рядом с тобой, я безумно боялась выступить дурой. Но, когда уроки закончились, я почувствовала себя более комфортно и даже решилась заговорить первой. Как обычно, я несла полную чушь, и, как и многие люди, когда-либо оказывавшиеся на твоем месте, ты просто сказал «ясно».
 Так и проходили первые недели нашего странного знакомства, я несла иногда бред, ты смеялся, а во все остальное время нам было как будто плевать друг на друга. Как будто.
Иногда, когда наши глаза случайно встречались, наши губы тянулись в улыбку. Наши души улыбались друг другу, сидя рядом, скованные тощими телами. И знаешь что? Эти улыбки привели к теплому дружескому общению между нами. Да, им потребовалось время, смелость, решительность, но они все же сделали свое дело.
 Однажды после школы ты попросил помочь тебе с химией, и мы потащились к тебе домой.
 ...мы сидели, смеясь и попивая кофе с мороженым, как вдруг ты как-то странно посмотрел на меня и неуверенно спросил:
-Мы же друзья, правда?
-А ты хочешь большего?-истерически хихикнула я.
-Нет, просто про нас с тобой в «Подслушано» во всю пишут. Поженили уже.
 «Ну, подумаешь, пообнимались пару раз при встрече, на плечах друг у друга полежали... Что тут такого?»-носилось у меня в голове, но я решила промолчать.
 После этого внезапного диалога между нами повисло неловкое молчание, хотя нам всегда было комфортно молчать друг с другом. А потом ты предложил посмотреть вместе «Время приключений», так что ни о какой химии и речи не шло. Монитор компьютера загорелся, я удобно устроилась рядышком с тобой, и все было нормально до того момента, как мы оказались дерущимися и раскидывающими подушки с дивана по всем углам комнаты. В итоге я сдалась, потому что ты был сильней и превосходил меня по массе. Ну и потому что ты зажал мне обе руки одной своей правой, и дергаться особо было некуда. Левая рука обняла мои плечи, и мне оставалось только смирно лежать и ждать, что будет дальше. То ли ты тоже ждал моей реакции, то ли дальше не должно было быть уже ничего, но мне уже начинала надоедать такая неподвижность. Я начинала нервничать. Ты начинал ржать. А потом ты поцеловал меня. В макушку. И спихнул с края дивана, совершенно не заботясь о состоянии моей спины после падения. Я поднялась, отряхнулась, и пошла взглянуть на себя в зеркало. Существо из рамы было похоже на проститутку, работавшую минимум три ночи. Без передышки. Растрепанные волосы и мятая, как из задницы, одежда торчали в разные стороны.
-Ты похожа на домовенка,-сказал ты, стоя и улыбаясь за моим плечом.
-На девушку по вызову я похожа.
-Так я и вызывал тебя, вроде как. Для занятий химией.
-Пойду я, наверно.
 Молча ты проводил меня до прихожей. Молча подал пальто. И дверь закрыл. Тоже молча.
 И в школу на следующий день ты пришел молча. И за парту сел, ни слова мне не сказав. То ли тебя не устроил исход боя подушками, то ли так и не состоявшееся занятие по химии, я не знаю. Но уже не суть.
 Наше обоюдное молчание и игнорирование друг друга возобновились. Меня не покидало чувство, что я отрубаю себе ногу, стараясь не замечать тебя. Мне казалось, что я лишаю себя чего-то жизненно необходимого, так внезапно прекратив наше только недавно наладившееся общение. Как бы то ни было, неделю мы протянули. Потом обеим сторонам надоела эта холодная война, и они пошли тыкать друг друга в животы и бока, щекотаться и ржать, как кони. Снова мы много смеялись вместе, гуляли, делились секретами, но домой ни к тебе, ни ко мне тащиться не торопились. Потому что второй войны наши хрупкие отношения уже не выдержали бы. А они были действительно хрупкие. И тонкие. Тоньше пленочки под яичной скорлупой. Тоньше пенки на молоке.
 Но я знала, что когда-нибудь это случится. Что ты снова позовешь меня, а я не буду отказывать. И ты пригласил меня к себе «пить чай и смотреть кино». И мы пили. Колу с виски. А потом мыли стаканы пахучим гелем для душа, чтобы мама не почуяла. И, по-моему, мы смотрели «На игле». Или еще какую-то чушь про наркоманов. А потом мы сидели у тебя на диване и тискали твоего кота. А потом я царапала тебе спину, вычерчивая замысловатые узоры, похожие на знаки для вызова сатаны, а ты тихонько постанывал от боли и удовольствия... Потому что я царапала тебя лапкой кота с острыми, как лезвие, коготками. Ты посмеивался и заглядывал в мои оленьи глаза, говоря, что они лисьи. Но мы оба знали, что я была оленем, а ты-охотником, загнавшим меня в угол. Ты игрался и радовался своей победе, но все тянул с развязкой. Я чувствовала себя мышью, упавшей в куль с мукой. Нет, с героином. Я понимала, что не смогу уже выбраться. Но как же мне все это нравилось, какой же счастливой себя я чувствовала!
 В школе ты уже в открытую приставал ко мне. Точнее, к моим коленям. Я визжала и лягалась, но тебя это только раззадоривало. Мы запросто могли всю перемену просидеть на стульях или простоять возле подоконника в обнимку, переговариваясь о чем-то друг с другом. Мы заменили друг другу не то что двенадцать миллионов человек, запертых в Москве. Мы заменили друг другу население планеты. Серьезно, у меня не было потребности в каких-то еще друзьях, подружках. Почему ты выбрал меня, я не знаю. Почему я тебя выбрала? Думаю, тут прокатит поговорка про то, что так сложились звезды.
 Где-то в конце декабря мы завалились ко мне. Надо же отметить чертов новый год, пока я не смылась в свой родной город, который на самом деле не Украина! И, как настоящие друзья, мы пили пиво, смотрели какой-то матч, на который на самом деле всем было плевать, потому что мы обсуждали тот факт, что все бабы дуры, а мужики-козлы. В конечном счете мы пошли шляться по поселку. И вот мы дошли до оврага, в который спускалась узкая каменная лесенка. Мы кинули свои здоровые школьные сумки и уселись на ступени. Ты дал мне прикурить, и мы умиротворенно дымили, глядя на снег.
-Грустно как-то перед праздником. Нет новогоднего настроения. Внутри пусто как-то. Оставайся со мной здесь, не бросай меня так вот.-выпуская струйку дыма изо рта, говоришь ты. Я начинаю тонуть в твоих глубоких карих глазах. Я понимаю, в чем я тону. Я понимаю, что мы с тобой по уши в дерьме, что на наших плечах висит куча школьных долгов, что наши отношения превращаются в то, что гораздо ниже и пошлее мифической дружбы между парнем и девушкой, но я молчу.
-Меня там бабушка ждет. И подружка еще.-отвечаю спустя некоторое время, и мы погружаемся снова в молчание. И мы погружаемся снова в холодную войну. В спор «кто кого переморозит, перебезразличит, перемолчит».
 И мы оба знаем, что у победителя будут руки в крови. Что в нашей прошлой войне были одни проигравшие. Но мы уже успели сойти с ума, ведь поступаем так же, надеясь на другой результат.
 И мы оба знаем, что счет один-ноль в твою пользу. Потому что я сдалась еще в тот вечер, когда мы мучили кота, а потом на утро парни в раздевалке перед физкультурой завистливо разглядывали твою искусно расцарапанную спину.
 И я уехала. Меня провожал не ты. И даже не бывшие теперь уже друзья. Меня провожало только невыспавшееся и бледное Бутово. Заснеженное и в тысячный раз замороженное поле с извилистой дорогой и высоченными домами вдалеке. Запах бензина в такси удерживал меня в реальности, дергал, больно дергал, как шарик за веревочку, хотя мне так хотелось к тебе. Ты бы отрезал блестящую ленту, привязывающую меня к данному моменту, к  сиденью машины, к чемоданам в багажнике.
 Все каникулы я пролежала с температурой, почти ничего не ела. Я даже похудела, хотя, казалось бы-куда еще-то? Ты снился мне. Или я бредила из-за жара? Это не важно, ведь мы плавали в прозрачно-голубой чистой воде, поддерживая друг друга одной рукой и гребя другой. Ведь мы ловили голыми руками розовых попугаев с тамблера. Ведь мы почти что добрались вместе до неизвестного острова с пальмами вдалеке. Несмотря на это, веревочка дернулась, место петли на лопатке резко заболело, как от укола... Я проснулась.
 Я ехала на тесной верхней полке плацкарта. Я думала, что ты ждешь меня. Но ты переехал на другую ветку метро. Не дождался.
 Я ехала с мыслями о том, как снова буду драться с тобой на физкультуре, как ты будешь кидать в меня мячом, заламывать руки... Да о чем только не было мыслей в ту ночь. Все пятьсот четыре километра. Все девять часов. Но ты не дождался.
 Без тебя ничего не изменилось, на самом деле. Те же мерзкие тесты по химии, тот же мерзкий кофе на обед и иногда на ужин, те же мерзкие лица одноклассников, та же тошнота по утрам. Даже проблемы те же остались, хотя... Нет, вот они-то как раз поменяли свой состав. Фронвумен этой музыкальной группы стала проблема твоего отсутствия. Она пела в моих огромных синих наушниках, навевая грустные мысли, ну а я, как человек с глазами самоубийцы, делала еще громче, сидела как можно дольше. Настолько я старалась, что в ушах начинало пульсировать, настолько, что пальцы дрожали, не давая правильно написать название группы «teen suicide”. Настолько, что я почти забывала о твоем существовании. Но это длилось лишь до тех пор, пока ты не выкладывал новые фотографии, пока не мелькало твое имя на ютюбе в разделе подписок, пока ты не уставал от моего ожидания и все-таки писал первым. Каждый раз в ночных разговорах в скайпе ты обещал, что мы встретимся. И я обещала.
 И я сдержала свое обещание. Я сбежала с уроков и приехала к тебе. С пересадками, на нескольких видах транспорта, но приехала. Первым делом ты предложил попить пивка под мультики, как настоящие друзья, но мы вспомнили, что я девушка. А потом все началось, как в старые добрые времена. Те же прыжки на кровати до потолка, те же плечи, губы, шея, которые я так люблю. Те же бои подушками, та же расцарапанная котом кожа, те же хватающиеся друг за друга смуглые руки-одна потемнее, одна посветлее. Усталость свалила нас на раскиданные во все стороны простыни, одеяла, подушки, кота, заоравшего и пулей выскочившего из-под двух тощих тел. Но потом он все-таки пришел и лег рядом. И вы замурлыкали-ты и твой кот. Ты улыбнулся и уткнулся мне в щеку:
-Я бы поцеловал тебя, но мы же друзья.
-Не разлей вода,-промурлыкала я в ответ в тонкое смуглое запястье.
-Я бы поцеловал тебя, серьезно.
-Да я верю, верю. Но нам же нельзя,-кажется, в этот момент читатель и кот синхронно подпрыгнули и закричали «льзя!», ну или «можно». Или «да поцелуйтесь вы уже»...
 Ну да. Конечно. Как бы не так.
 Это слишком аморально. Это как секс по дружбе, только еще интимней. Не зря ведь дедушка Буковски писал, что поцелуи гораздо тоньше, выше всех остальных близостей. А мы, хоть и странные друзья, но не аморальные. Ни разу.
 Я встаю и иду собираться домой, оставляя с тобой свой призрак. Чтобы остаться наедине с тобой, чтобы переночевать хоть разок с тобой. Не рядом под одним одеялом, а в самом сердце. Появляется странное чувство. Не в первый раз уже я чувствую, как будто меня вызвали, я оказала определенные услуги, осталось только забрать деньги и потратить все на алкоголь. Ну или героин. Ну или кексики. Интересно, когда любишь, такое ощущение нормально? Интересно, это со временем станет моим нормальным состоянием?
 Но ты дергаешь за скользкую ленту, перемещая меня в светлую прихожую:
-Я бы женился на тебе, серьезно. Вот взял и женился.
«Так чего же ты ждешь?»-завопили хором кот с читателем. Барабанная дробь. Занавес закрывается. Я трясусь в маршрутке, трясутся машины в пробке, трясутся замерзшие руки. Трясутся потемневшие от теней и туши слезы на онемевших от холода щеках.
  Я бы вернула те моменты, когда мои глаза еще не загорелись огнем. Не тем, который светится при виде тебя. Нет. Это была неизвестно откуда взявшаяся ярость. Вспыхнувшая внезапно истерика, молнии из раскрытых ладоней, обрушивавшиеся на твои щеки. Правая-левая, правая-левая, не хочу я за тебя, не хочу, не хочу, мы же друзья, ты же не любишь меня. Не любишь же, правда? Иначе бы не вытолкал из квартиры на лестничную клетку. Знаешь, я бы предпочла скатиться вниз по ступеням и не проснуться уже больше, чем теперь ехать и размазывать по лицу грязные подтеки. Глупо говорить, что сердце кровоточило, что пустота стояла внутри. Глупо. Все безумно глупо.
 На этот раз ты снова меня не проводил. Никто меня не проводил. Даже Бутово. Это как на похоронах, когда никто из гостей не пришел, и ты лежишь себе в бархате. И ты знаешь, что зря тебя всю жизнь пугали адом. Потому что ад уже здесь.
 Безумно глупые и бессмысленные дни, недели и месяцы потянулись вязкой слизью по стенам моей комнаты, по моей носоглотке, по моим венам. Чего только в них не было. Куча разных вещей. Куча чего угодно, кроме тебя. И, знаешь, мы так больше и не увиделись. Мы вообще никогда не виделись. Потому что тебя никогда и не существовало.
 Я ложусь на парту, подложив руки под голову. Химия, а я не работаю. Я вообще никогда нормально не работаю, как сломанное радио. Динамик под потолком, как обычно, неистово начинает орать:
-What doesn't kill you makes you stronger!
-То, что не убивает тебя, делает тебя уставшим, разбитым, опустошенным, но не сильным, это уж я точно знаю, глупый белый динамик. Вернее, даже не динамик, а орущая во все горло в нем дура.
 Прихожу домой. Ведро кофе в обед. Жадный сон. Уроки. Химия. Тошнота...
 Наступает ночь. Засыпаю я. Просыпается Москва. Просыпается Питер. Москва и не засыпала еще, на самом деле, ведь Moscow never sleeps. Она лежит под капельницей, в капельнице-чувства людей, добрые, искренние и немного тепла-останков мертвого прошлого лета. Питер держит ее за руку и уверяет, что все будет хорошо, что, как бы она ни поправлялась, как бы она ни болела, он все равно будет предавать письма, поезда, самолеты ей. В самое сердце. И теплее этих слов нет ничего в этой холодной стране. В этом холодном мире. Он ложится рядышком, обнимает ее, и оба тихо засыпают в огромных мечтах собственных жителей, да и всех остальных россиян. Они-как ты и я, хотя тебя и не существует. Хотя я и не знаю, что они тут вообще забыли.