Блики

     ***
Блик первый - осенний

...На улице - пасмурный осенний день. Сажусь в трамвай, ко мне вдруг подсаживается мужчина лет сорока, под некоторым, весьма видимым постороннему глазу градусом. Мужчина внешне производит впечатление некогда холёного и опекаемого красавца, ныне заброшенного и от этого упавшего духом. Из его последующих слов моё предположение перерастает в уверенность.
- Девушка, можно к Вам присесть? - спрашивает он, садясь и тем самым делая свой вопрос лишь вежливой констатацией свершившегося факта. Мне остаётся только выжидательно улыбаться - какого ещё спутника подбросила мне моя весьма прихотливо-разборчивая по части моего воспитания общением судьба?
- Меня тут друзья угощали как начальника, не мог отказаться, Вы уж не взыщите. Глаза у Вас добрые, поэтому захотел с Вами рядом посидеть - продолжает мой внезапный попутчик свои объяснительно-оправдательные вежливые реверансы. Ему самому, как видно, не очень комфортно его состояние и в трезвом виде он не осмелился бы на подобную беседу. Но за душой печаль, алкоголь же располагает к общению, и поделиться этой грустью с обладательницей «добрых глаз» очень хочется. (Когда он успел разглядеть мои глаза и решить что они добрые – вход в трамвай занял от силы две минуты, да и людей входило много – одно слово, судьба-испытательница!)
 К нам тем временем приближается кондуктор. Я протягиваю заранее заготовленные монеты, но он решительно отстраняет мою руку, вытаскивает из кармана смятую купюру и требует у кондуктора: - За двоих! – присоединяя тем самым меня к себе таким простым и настойчивым образом. Все мои попытки отдать мелочь ему встречаются с таким оскорблённым взглядом голубовато-серых глаз, что становится просто стыдно не дать ему почувствовать себя джентльменом. Кондуктор поддерживает его инициативу с улыбкой и некоторым оттенком зависти – за меня бы кто так захотел заплатить, читаю я на дне её глаз. Да, для нашего времени это ситуация весьма нетипичная – деньги становятся смыслом жизни, а тут – незнакомая дама…
- Я - дворянин! – с пафосом провозглашает мой сосед, лицо его становится при этом сосредоточенно-строгим, несмотря на некоторую аморфность телесного состояния. – Моя мать ведёт свой род из древней дворянской фамилии (какой – не упоминает, к сожалению, а уточнить я не успеваю)! Мужчины в нашем роду знали, как надо относиться к женщинам! – После этого идёт давно, видимо, заготавливаемый вопрос: - А Вы замужем?
После моего утвердительного кивка головой мужчина заметно погрустнел -   главный мотив его подсаживания ко мне не оправдал ожиданий. Оставалось реализовать сопутствующую мотивацию – пожаловаться на свою трудную жизнь. Сделал он это весьма оригинально: - Я – гордый человек! – заявил он с тем же пафосным выражением. – У меня трое детей, но я к ним не пойду, пока меня не позовут! За этим сразу открылась вся печальная судьба этого ещё довольно молодого, но одинокого мужчины, живущего с мамой, рассказывающей ему о дворянских истоках рода, но потерявшего своё личное счастье, пытающегося найти утешение в алкоголе и благородных поступках, совершаемых наудачу.
- А дети были бы счастливы увидеть своего папу, для них было бы радостью с  Вами пообщаться – пытаюсь я хоть как-то вернуть ему надежду на  его нужность в этом мире. Но его порыв уже закончился, дворянские корни взяли своё – Нет, я горд, я дворянин… - продолжал он уже не для меня. - Мне нужно в «Сказку», вдруг сказал он, доехав до одной из остановок, где раньше был магазин под таким названием, но уже лет десять как такого магазина не стало. И мой неожиданный герой встал, с достоинством кивнул мне и вышел из вагона, как будто действительно уйдя в сказку, которая для него и была настоящей реальностью. Трамвай тронулся и поехал дальше. Сколько я ни смотрела в окно – не могла увидеть этого грустного принца, которого неудавшаяся любовь превратила в Пьеро…

***
Блик второй – зимний

Иду навстречу пронзительному снежному ветру, кутаюсь из последних сил в капюшон, спасает только музыка, проникающая в моё замёрзшее сознание из системы взаимодействия – плеер-наушники. Провода, хотя и потеряли гибкость на морозе, всё же делают своё дело – разносят музыкальную кровь по моему замороженному организму, вызывая единственно возможную в таких условиях реакцию – взгляд в мечту и улыбку видЕнию прекрасного, но далёкого мира…
Не успеваю повернуть за угол, как навстречу мне выбегает малышка двух с хвостиками лет – сплошное очарование в розовом комбинезончике с ушками и – радостно машет мне рукой! Я – радостно (как же это чудесно – просто помахать рукой и улыбнуться встречному!) машу ей в ответ. Следом бежит мама и тоже улыбается. Я ей говорю с улыбкой: - Какая у Вас умница дочка! И мама с гордостью счастливо соглашается.
В автобусе меня настигает мой давний визави – случайно как-то ответила на его вопрос на остановке, и он с тех пор считает своим долгом вести со мной «диалоги». Мужчина лет пятидесяти с хвостиком – невысокого роста, большинство зубов уже «съедены временем», руки испорчены грибком и нежеланием за ними ухаживать. Глаза голубовато-серые и слегка шальные – этакий юродивый, пристающий ко мне с вопросами о правде жизни, о неправедности власть имущих и в перерывах между собственными речами крестящийся на храмы, кладбища и собственные памятные места, мимо которых мы проезжаем на автобусе. Я большей частью молчу, но иногда задаю вопросы, что подтверждает мой интерес к его высказываниям и даёт ему возможность сказать, что я очень приятный собеседник – умею слушать не перебивая. В этот раз мне хотелось продолжить своё любование музыкой, но судьба опять, по собственной программе переподготовки и повышения моей внутренней квалификации, заставляла меня слушать этого доморощенного демагога. Я знала уже о чём он будет говорить – о социальной несправедливости, о том, что мужчины в России – деградировали, а женщины – стали товаром, развратным и жадным до развлечений. И мне было неловко припоминать ему его собственные откровения, что сам он в молодые годы не хотел учиться, пьянствовал, тунеядствовал, заставлял отца возить его на свидания к женщинам, пользовался любовью родителей, а сам не хотел им помогать и даже признавался, что погубил их своими загулами. И этот человек мне говорит, что умер бы за русских женщин и критикует всех за всё, утверждая, что у человека нет души, а есть лишь эмоции. Что тут скажешь? Классический случай бревна и соломинки, не помещающийся в сознании этого борца за справедливость в отдельно взятом автобусе. Предлагаю ему выйти с обращением к народу, написать статью в газету, на что он резонно отвечает: «- Хотите, чтобы меня в дурдом упрятали?»
Это бы всё так и закончилось как обычно – он покритиковал, перекрестился, я вежливо послушала, но и здесь мне была подброшена фраза о моих глазах: - «Глаза, - говорит, - у тебя добрые, но в душе ты – бунтарка, неудовлетворённая окружающей жизнью, правильно я говорю?» - и этак смотрит на меня с прищуром. «Я, - говорит, - телепат, мне и мама говорила, что у меня глаза телепатические, то голубые, то серые, то зелёные!»
Я слушала, а сама думала – что же влечёт ко мне всех этих потерянных людей и детей, бродячих котов и побирушек? Видимо всё та же одинаковая для них и меня неудовлетворённость своей судьбой, которую они открывают в моих добрых, усиливаемых очками, глазах?