Сферы. От девона до мела Часть третья. Гл. 1

     Сферы. От девона до мела. Часть 3

1
Начало 1950-лето 1950
    Прошедший со дня рождения внука год во многом изменил отношения между отцом и дочерью. Пётр Леонидович первое время не обращал внимания на обоих, дочь и внука, и только после неоднократных напоминаний жены смастерил кровать с круглыми салазками. По ночам, когда голосистый внук не давал спать старикам, Пётр Леонидович ругал на чём свет стоит свою окаянную судьбу, связавшую его со столь непутёвой женой, от которой пошло не менее путёвое племя. Выражал он своё неудовольствие очень громко, по всему было видно, что ему больше хотелось донести свои слова до дочери.
    Вскоре по приезду из Москвы Анюта устроилась на завод, где работал и её отец, да и большая часть городского населения. В женской консультации выдали ей синевато-сероватую книжицу, страницы которой были разлинованы и имели водяные знаки. По ней Анюта стала получать пособие на сына, основная забота по которому легла на плечи Наталии Ильиничны. Бабка, вспомнив опыт по воспитанию четырёх малолеток, с ещё большим вниманием взялась за заботу о внуке, что прибавило её немалым заботам о доме изрядную толику проблем. Хлопоты о внуке никоим образом не должны были отразиться на муже, и она, совмещая эти схожие дела, по бабьей своей хитрости ненароком изредка делила их с мужем, то прося принести какую-нибудь посудину или вынести её, а то и совершать и ещё более сложные действия. Пётр Леонидович, отнекивающийся от её домоганий, постепенно стал в отсутствии дочери помогать исполнять мелкие поручения. Потом, как-то сделав это при ней, постепенно втянулся.
   Однажды Анюта, пришедшая раньше обычного, застала отца у кровати сына. Старик развлекал внука какой-то домасделанной игрушкой из пустых катушек. Не замечая дочери он гукал, потряхивал игрушкой, тянул её, соревнуясь с внуком силой… Заметив Анюту, он стушевался, но потом вышел из положения:
   - Счастье твоё, что парня родила. Девку ни в жизнь не простил бы. Как тебя только угораздило?  Кепку, поди, под полушку клала что ли? Я вот забыл как-то положить, а ты тут как тут, и родилась девкой по недосмотру. Ладно, чей бы бугай ни был, а бычок наш будет.

                :=:

   В конце июля приехал Андрей с женой. От замкнутого Катиного состояния осталась только изредка набегающая задумчивость. Глядя на неё, Наталия Ильинична решила сводить невестку  известной на весь город Сидорихе, которая вылечила не одну бабу от многочисленных сглазов, преследующих их на каждом шагу.
   В день приезда сына был накрыт обеденный стол, за которым собралось почти вся чуваевская родня. Наталия Ильинична наготовила целую печь всякой снеди, как после великого поста, но как обычно бывает, заморив червячка первой сменой, все разомлели от предвечерней летней духоты, и хлопоты хозяйки прошли даром.
   - Ты, Андрей, спрашиваешь, как мы живём, - Пётр Леонидович, расстегнув ворот новой дарёной сыном рубахи, красный от столичного вина, обратился к сыну. – Мы с матерью живём тихо, а вот Нюрка наша так прямо и горит. Весь завод перевернула. Работает без году неделю, а уже в месткоме заседает, заведует детскими вопросами в соответствии с полученной в столице специальностью. Надоела всему начальству. Мне как-то начальник цеха, Ратников Анатолий Михайлович, говорит: «Унял бы ты свою дочь. Всему треугольнику плешь проела. Откуда ты такую взял?»  Вот и я удивляюсь. В школе вроде тихая была, а как из дома вырвалась, так как будто ей шило воткнули. На месте не сидит. Сына приобретённого матери спихнула, а сама в общественницы двинула. Я уж ей говорю: будешь высовываться, никакого резону тебе не будет. И с кем спорить надумала? С начальством.
   -  Ты, батя, старого закала. Против ветра не привык …  А я не могу спокойно смотреть, когда вижу беспорядок. Меня всю передёргивать начинает. У нас недавно случай был. Работает в инструментальном цехе…
   - Я с тобой,  что ли говорю? А? Бодучей корове Бог рогов не даёт. Пойдём, сынок, посидим на крыльце, покурим, поговорим… без баб.
  - Отец, да в коем веке сын приехал…  Курите здесь. А ты, Нюра, помолчи, умнее будешь.
   - Расскажи сын, что в Москве делаешь?
   - Строим дома, батя, под самые небеса. Сейчас работаем на такой высоте, земли не видно. Недавно доска с лесов свалилась, хорошо, что по раннему времени ни машин, ни людей на площади не было. Грохоту было! На середину  площади спланировала. О родне твоего знакомого, Анюта, как от этой доски, шум пошёл. Брат его жены натворил таких дел… Почище Ленькиного отца.
   - Что с ним случилось? – Анютин голос дрогнул на последнем слоге.
   - Правду мало кто знает. Спутался сынок знаменитого художника с компанией, в которой верховодил такой же шалопай, только года на два постарше. Собирались они частенько, выдумывали разные гадости. Фантазии на них хватало. Дошли до безобразий. Вообразили себя древними римлянами. Каждую неделю вакханалии и сатурналии. Прибилась  к ним дочь композитора… Катя, как его фамилия? Он ещё песню написал…
   - Днестров.
   - Точно. Зазвали они её на дачу, зимой ещё дело было, а она отказалась от их игрищ, пригрозила сообщить куда следует. Ну они её изнасиловали и закопали полумёртвой, чтобы никто не нашёл…
  - Ой, Андрюша, какие ты страсти рассказываешь,  да ещё и к ночи. – Наталья Ильинична повернулась к иконам и перекрестилась.
   - Из песни слова не выкинешь. Вот, мать, с кем нас дочь хотела породнить. И что дальше.
   - Открылось следствие. Нашли труп. Кто-то из компании всё и рассказал. Всех помели. А теперь суд решит, что с ними делать. Говорят, расстрелом пахнет.
   - Таким не место на земле. Не нужные они для жизни люди. Хуже фашистов. – Пётр Леонидович сплюнул.
    - Как-то теперь их родителям? – Наталия Ильинична вздохнула. – Небось, переживают за своих.
    - таких родителей вместе с детьми судить надо. Распустили как мы свою Нюрку.
   - Брось, отец. Внуку второй год. Пора бы уж и остыть.  – Андрей положил руку на плечо отца. – Не переживай.
    - Да мне что теперь переживать. Я почти всё пережил. Немного осталось. Ваша теперь очередь настаёт. Смотрите, детки милые, если вы своих детей до такой пакости доведёте, с того света приду…

                :=:
\
     Рабочий день подходил к концу, когда колокольчик, висевший над дверью, тихо звякнул. Из открытого окна потянуло сквозняком. Анюта оглянулась, но со своего места из-за шкафа никого не увидела.
   - Кто там такой нерешительный? Закрывайте дверь с той или с этой стороны стороны. Бумаги разлетаются. И осторожно у нас там ступенька.
   Из-за шкафа послышался шлепок и удар в заднюю стенку.
   - Это я , Вадик.
   - Не очень ударился, Вадик. Это секретарь что ли.
   - Да, Вадик Нагорный.
   - Что скажешь, Вадик?
   - Я по делу. В завкоме просили принести листок с подписями под Стокгольмским воззванием, только ваш отдел задерживает, остальные уже подписались.
   - Ты что-то путаешь, вожачок. Повод всё ищешь. Я же тебе русским языком объяснила. Молод ты для меня.
    - А может, всё-таки сходим?
    - Куда это ещё?
   - В поход.
   - В поход?
    - В субботу заводчане в поход собираются, идём на Тьмаку… С ночёвкой.
    - Ты смеёшься надо мной, Вадик? А сыны мне с собой брать или к твоей матери отвезти? Мне мать такой поход устроит… Ну, и насмешил ты меня.
    - Это хорошо, что тебе смешно. Потом привыкнешь.
   - К тебе трудно привыкнуть. Выглядишь ты на взрослого мужика, а мысли в тебе бродят мальчишеские. Тебе заводских девчонок не хватает?
   - Мне не девчонка нужна, а ты.
   - Ты со мной не справишься. Ты хоть знаешь с какой стороны к бабе подходить следует?
   - Ты что, лошадь?
   - Ну, вот, лошадью обозвал. Ладно, Вадик, домой пора.
   - Проводить можно?
   - Что с тобой делать, пошли.

                :=:

     Распростившись с Вадимом за квартал до дома, Анюта медленно пошла по своей улице. Такой ли она представляла будущую жизнь два года назад? Дом – работа, работа – дом…  Из этого беличьего колеса невозможно выбраться. Чрезмерную плату пришлось заплатить за несколько мгновений счастья. Да и счастье ли это было? Ему что, как с гуся вода. Женился, стал солидным человеком. А ей даже невеститься как-то неудобно или не положено. Сиди, баба, глотай поздние слёзы. Эх, если бы только знать, чем то счастье окончится. Но Лёнька? Если бы не ничего не было, не было бы и его. Плечи Анюты передёрнулись от этой мысли. Нет, на это она не согласна. Пусть она будет маяться весь век, пусть на неё навалится самая большая гора, но пусть Лёнька будет.
   Мать стояла на крыльце, сливая воду миски, промывая крупу перед варкой. Анюта вошла в дом, прошла по комнатам, вернулась в сени, столкнувшись с матерью.
   - Ты чего такая зачумлённая? От кого бежала?
   - Где Лёнька? 
   - В лопухах с кутёнком только что играл.
     Анюта бросилась в о двор. Сына нигде не было.  Пройдя на задворки, под навес, где у отца по летнему времени был сооружён верстак. Анюта, прикрыв ладонью глаза от заходящего солнца, оглядела огород. Сын как сквозь землю провалился.
   - Мам, куда он делся?
   - Не знаю. Только что перед твоим приходом под ногами вертелся. Господи, да что это такое? Не допусти, царица небесная.
  Обе женщины принялись искать пропавшего ребёнка.
  - Лёня! Ленька, дьявол овсын! Ах ты паршивец этакой. Попадись только, - раздавалось по двору и огороду. Были обысканы все излюбленные места ребёнка. Отчаявшаяся бабка, войдя в дом, заглянула даже под печку, но там кроме  разбитого чугунка да всякого сора ничего не было.
   Расстроенные женщины уже собирались позвать соседей в помощь, когда из старой давно незаселённой будки вылез щенок, приблудившийся к дому несколько дней назад. Щенок, изогнувшись и вытянувшись, сладко зевнул, произведя пищащий звук переменной тональности. Звук это привлёк внимание женщин. У обеих мелькнула одна и та же мысль. Не обысканной оставалась именно будка. Анюта за шкирку оттянула щенка и заглянула в пахучую полутьму собачьего жилища. Материнская радость выплеснулась на ничего не понимающего со сна сына.  Он жмурил глаза, потягивался и отстранялся в сторону от материнских и бабкиных ласк. Обделённым оказался только гостеприимный щенок…
    После ужина, поднимаясь из-за стола, Анюта неожиданно для самой себя сказала:
  - Мать, я в субботу к тётке с ночёвкой съезжу. Давно у неё не была.

                :=:

     Шумная компания разместилась в стареньком вагончике, в котором сохранились ещё фонари с подсвечниками. Полсотни километров поезд преодолел часа за три, и когда заводчане вышли на полустанке, в лесу было уже темно. Начал накрапывать дождь, что нисколько не убавило весёлого настроения молодёжи.
    Приключения начались, как только вышли из леса. Знаток местности оказался большим болтуном. Сумерки сгущались, дождь усилился. Кто-то предложил разбить палатки на первом подходящем для этого месте, но большинство решило идти до речки или до ближайшего жилья, чтобы набрать воды.
    Вскоре из темноты послышался собачий лай. Слева начался дощатый забор, пройдя через ворота которого впереди идущие несколько замялись. В темноте различались очертании шатровой колокольни, под которой светился огонёк.
    - Чего же вы остановились? Божьего служителя испугались?
   - Нас тут много.
   - Ничего, все проходите.
   Мало кому из входящих приходилось бывать в церкви, а уж в жилище при ней бывать никому не доводилось. Оставив рюкзаки в сенях, ребята с оглядкой, потихоньку прошли в горницу, небольшая площадь которой ещё больше смутила входящих.
   - Проходите смело. Садитесь на коник, кому стульев и лавок не хватит.
   Незнакомое слово, привычно произнесённое человеком другого мира, резало ухо, но указующая кисть сделало его вполне понятным. Девушки сели на край широкого сундука, покрытого затёртым ковриком, ветхость которого говорила не об ограниченности средств, а о длительности применения. В комеате было мало мебели: шкаф для белья, небольшой столик, полки с книгами… В обстановке особенно выделялся образник с лампадками.
   - Сейчас самовар скипит, согрею вас, - хозяин вышел в сени.
   - Ну, ребята, попали мы в историю! К попу в гости! – Вадик Нагорный повернулся к неудачливому проводнику. – Всё из-за тебя. «Я эти места с детства знаю…» Ничего, я тебя в понедельник такой работой загружу, век помнить будешь этот поход. И чего тебя родители Иваном не назвали? Девчата, принесите провизию, надо угостить хозяина и самим поужинать.
   Заполнение стола много времени не отняло. Были вскрыты банки, в основном с  рыбными и овощными консервами, нарезан хлеб, выставлены бутылки. Когда хозяин вернулся, самовар на стол поставить было некуда.
   - Богато живёте. Господи благослови… - забормотал молитву хозяин и несколько раз перекрестился.
   После выпитого вина ребята туристы почувствовали себя раскованнее. Стали задавать вопросы.
   - Давно в попах служите? – спросил невезучий Эдик, чуть было не перекрещённый в Ивана Сусанина.
   - Я и не поп вовсе, а эклизиарх. Церковной утварью заведую. Вся матчасть на мне.
   - И много её у вас?
   - Не то, чтобы много, но стеречь есть чего. А служу я, как вы выразились, с 45-ого года, сразу после демобилизации.
   - А до этого кем были?
   - Знаете, что такое ПТР?
   - Противотанковое ружьё.
   -Оно самое. Всю войну его на себе протаскал, все четыре года.  В миру меня Николаем звали, а теперь в Иллариона перекрещён.
  - Николай… как вас по отчеству?
  - Называйте Николаем. Так проще. Я ведь не на много вас старше. Всего на одну войну. Не приведи, Господи, и вам воевать ребятки. Да вы не удивляйтесь. Война и не такие превращения делала.
  - Какие же с вами превращении случились?
  - В феврале 43-его под Таманью попал я в переплёт. Наши соседи вперёд пошли, а мы немного задержались. На нас немцы отыгрывали всё, что в других местах им проиграть пришлось. ПТРэровец не пехота. Он в окопах не сидит. Нас всегда вперёд посылали, перед окопами. Напарника моего сразу убило, остался я один. А тут ещё наша артиллерия по нас лупить стала. У наводчика глаз поехал. Один раз по немцам, один по нам. Перебрался я в сторонку, где потише было. Только часика через пол ад кромешный начался. Прости, Господи. Немцы местность вокруг меня пашут, и наши не отстают. Что им так это место приглянулось, не знаю, только чувствую, если ещё немного здесь побуду, накроют меня, наши ли, немцы ли, а непременно накроют. Патроны у меня давно кончились, только вдруг слышу, кто-то рядом со мной из родимого хлопает. Решил я к нему перебираться. Вылез из воронки, ружьё тяну, снег с грязью мешаю. На хлопки ПТР ползу. Но доползти мне не удалось. Очередь, и сознание моё испарилось.
   Очнулся в воронке. Надо мной в ватнике и ушанке мужик лет 50-ти. Ушанка на самой макушке. Может, мне по ранению показалось, но голова у него преогромная была.
   До вечера мы в воронке просидели. Сидим, ждём. Голову высунешь, вокруг стрельба, дым коромыслом. Несколько раз лязг гусениц слышали. Настроение у меня паршивое, крови много потерял. В глазах всё темнее становилось. Прижался к земле. Гляжу, мой сосед о чём-то сильно задумался. Спросил его: о чём? Он стал о своей семье рассказывать. В Москве они у него. Трое детей да жена. Он меня всё тормошил, спать  не давал.  Санитаром оказался.  Полез раненых искать, а тут танки. В воронке ружьё нашёл… Долго мы сидели. Я окончательно сознание стал терять. Очнусь, ещё светло. Опять мырг. Очнулся как-то. Смеркаться стало. Гляжу на небо и мысль и думаю. До этого два раза ранен был, как-то обходилось. Быстро до госпиталя добирался. А вот на это раз… И наложил я на себя строгую клятву. Коли выживу, пойду Богу служить.
   Полной темноты сосед мой дожидаться не стал. Видимо, совсем мои дела плохи были. Положил он меня на накидку и потянул к нашим. Как до окопов дотянули, не помню, а очнулся, меня уже на машину грузили. До сих пор не знаю, что с моим спасителем случилось. Куда его записывать при помине. Надеюсь, что до сих пор здравствует. Хотя, хорошие люди долго не живут. Да и не…
   В 45-ом по последнему ранению комиссовали меня, и я сразу в первую по пути церковь зашёл. Сначала в ней по хозяйственной части кандидатскую проходил, то есть поди, принеси, пошёл…  А здесь третий год уже в должности. Скоро присягать буду.
   - Семья у вас есть?
   - Присмотрел в прошлом году у соседского попа дочку. Обвенчались. Поехала на прошлой неделе к отцу погостить.
   - И не скучно вам здесь?
   - Да о чём скучать-то? Богу надо молиться.
   - Веруете в Бога?
   - Как же без веры? Без неё нельзя. – Хозяин вздохнул и встал. – Поздно уже. Пойдёмте, молодые люди, я вас в амбаре устрою. Лампу захватите.

                :=:

    Окна вокзала желтели в темноте. Уставшие за день туристы разбредались от вокзала в разные стороны. Вадик, прилипший за день к Анюте, увязался проводить до дома.
   - Он нам под сурдику партбилет показывал.
   - Кто?
  - Да поп этот, у которого мы ночевали. Хранит до сих пор. Удивительные люди мне встречаются. Он со своей прежней женой развёлся. Не захотела в ладане жить. По детям только тоскует. Вот мы и пришли. До свидания.
   - Ты это чего? Ну, нет дорогой. Ты от меня так просто не отделаешься. В провожатые я себе кого другого найду. Ну-ка, вперёд. Без разговоров.
   - Поздно уже. Давай в другой раз.
  - Сосунок ты ещё. Ты хоть спал когда с женщиной? Не бойся, каким был, таким и останешься. Такие вопросы нужно решать сразу, в один щелчок. Завтра в обед сбегаешь домой за вещами.

                Конец первой главы третьей части.