Ветреный город. Часть 1. Времена года. Грязное лет

Грязное лето.
Дверь сильно дернули, но с первого раза она, как обычно, не открылась. Дерево распухло за лето и теперь очень медленно возвращалось в естественное состояние. Входящего это не остановило, стал дергать сильнее. Наконец сидящая в комнате в глубоком кресле, утерявшем за время признаки какого-либо цвета, женщина нехотя поднялась. Не запахнув халата, она открыла дверь рывком, увидев перед собой тусклое лицо сутулого худого мальчика четырнадцати лет. Ее лицо, не избавившееся еще от признаков детской пухлости, изменилось в выражении из недовольства на какую-то жалостливую добродетель. Глаза ее, схожие с собачьими по своей форме, смягчились и от этого стали казаться еще более слезящимися
- Помоги мне, - хрипло пробурчал мальчик, проходя по холодному полу босыми тонкими ногами.
- Что? – он протянул ей полупустой тюбик заживляющей мази и, потупив взгляд как-то виновато, развернулся спиной, начал задирать рубаху драной мятой пижамы.
Женщина с некоторым отвращено-сочувствующим удивлением посмотрела на испещренные мерзкими бугристыми прыщами лопатки и плечи. Где-то выделялись точками запекшейся крови разодранные ногтями чирьи, они были окружены участочками белой мягкой кожи, и казалось, что они нарисованные и на этой плоти быть дефектов не должно вовсе. Однако насыщенные розовые налитые неровности начинались ниже шеи и доходили даже не до середины спины, терялись на уровне поясницы.
- Тут выдавить надо еще. Опять царапать будешь, - вздохнула она и стала холодными жесткими руками разводить мазь.
- Так чешется, а так больно. Не надо, - острые плечи согнулись вперед, мальчик весь подобрался, будто неприученная к людям кошка.
Помолчали. Липкий гель равномерно захватывал тело, оставляя жирный неестественный блеск, будто ребенок стал слизнем или начал запекаться заживо.
- Повернись грудью, - немного поколебавшись, он стал задирать рубаху и спереди. – Где еще есть?
- На заднице, показать? -  злобно, но без особого желания усмехнулся мальчик.
Наконец женщина отошла и начала обтирать подолом руки.
- Это у тебя от нервов все. В себе много держишь.
- Заведи детей от моего папаши, они тебе и высказываться будут, и руки пачкать не придется, - он стоял в дверях с таким видом, словно пути дальше не было, а если и был, то процесс движения забылся. Все еще убирая лицо от глаз собеседницы, он внимательно слушал ее.
От этого женщина раздражительно дернулась, уперлась пухлыми руками в бока и с серьезностью обернулась к нему, выставив напоказ оголенную под разошедшимися половинками халата грудь.
- Недоношенным ты родился, крест даю.
- Зато особенный, - проговорил мальчик и тихо вышел.
А женщина опять завернулась в халат и вернулась в остывшее кресло.
- Зато родился… - шепнулось в тишине. – А я… - собачьи глаза моргнули. Еще раз. И задергались, задрожали под напором слезного невроза темные губы.