На острове снов
Книга вторая
ЮРИЙ СТРЕЛОВ
НА ОСТРОВЕ СНОВ
Роман
Мистика. Фантастика. Приключения
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАВАЖДЕНИЕ
БЫТЬ КАК ВСЕ
Утром встал рано. Побрился, помылся, побегал в парке, сделал гимнастику, принял холодный душ. С молодости этим занимался. С похмелья бывало, в голове камни ворочались, а я стонал, но все упражнения исполнял. В мои пятьдесят лет не позволял организму расслабляться. Принимал участие в лыжных гонках, бегал на длинные дистанции, как летом, так и зимой. Так что, один час в сутки полностью отдавал физкультуре…
Позавтракал и тут обнаружил, что кто-то смотрит на меня. Вошел в спальную и увидел Дюрда. Он сидел на моем стуле.
- Сегодня тебе на новую работу. Долго тебя не задержу. Ты не забыл мои наставления?
- Нет. Не ходить в райком партии. Они все лгуны, игруны, одним словом игреньки…
- Это я тебе не говорил. Ты сам придумал. Дальше?
- С ними не советоваться, слова не принимать всерьез. В одно ухо залетело, в другое вылетело. А если буду у них по долгу службы, не принимать за должное. Мне надо на работе бояться женщин. И сдерживать свой бурный темперамент. Это мне повредит?
- Очень. И ты это вскоре почувствуешь…
- Прислушиваться к себе. Внутренний голос подскажет… Опасность. А, я кукиш в кармане держу!
- И кукиш не поможет против темной силы, если она тебя сильнее. Я тебя предупреждал. Это очень опасно для твоей жизни…
- Всё понял. Буду прислушиваться к себе. Ты говорил, что научишь меня защищаться от темной силы…
- Научу. Пока делай то, что я тебе говорил. Это первый урок. Ты уже много умеешь. Ты на расстоянии чувствуешь человека несущего зло и всё темное против тебя.
- Да. Чую. Даже кто идет по другой стороне улицы с враждой ко мне – знаю. Внутри что-то во мне такое. Даже сразу не объяснить. Но чую…
- Ну, и всё. Теперь можешь отправляться в свою редакцию…
И он исчез…
… Мой первый рабочий день. Газета имела чудненькое название «К сияющим вершинам».
В отделе я остался один, так как ответственный секретарь ушел на пенсию, а мой заведующий отделом принял его дела. В наследство он мне оставил чистый стол и тощую папку, в которой лежало две статейки. В одной из них, автор рассказывал, как для котельной надо готовить дрова, как научно, обыкновенную чурку расколоть на отдельные части. Почему-то назвал их фракциями. Мне представились фракции большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов. Вообще, в тексте слесаря-водопроводчика, слесаря-сантехника и кочегара в одном лице, в общем, ученого рабочего было много непонятных для меня заумных словечек, надерганных, наверное, из научных журналов. И так он в статье накрутил, что ни черта нельзя было понять. Даже собственные разноцветные чертежи приложил.
Углубился в чтение. Вот это словечки! Кто же их придумал? Да и для кого? Слишком хорошо я знал братию из котельных, сам работал. Для чего он написал? От таких слов можно и спятить. Для районной газеты можно было что-нибудь проще. А тут целая наука по раскалыванию чурок и запихиванию их в печь. Кошмар какой-то!
Так. О чем же другое письмо? Что? Ну, как в сказке! Оно от самого Аверьяна Иннокентьевича Хамова! Это он у меня принимал экзамены по технике безопасности и заставлял учить всю главу наизусть, где популярно рассказано о длине черенка для лопаты, молотка, топора и кайлы… Рассказано о том, как правильно держать лом при раскалывании льда, какие бывают метла и из чего их лучше делать. Так вот, этот Хамов писал о том, как надо беречь электроэнергию, как научиться быть честным, и не красть с производства. И ещё. Если нарушил технику безопасности – сдавай экзамены, провинился в чем-то, снова сдавай экзамены. Ну, это уже наглость сверх меры!
Два письма. Как будто специально для меня. Ждали. Ученый кочегар умничает? Но он серьезный мужик. Об этом мне сказал ответственный секретарь Кузоченко, который оставил мне замечательные письма. Да и сам секретарь не любил хохмить. Вот так надо сдавать экзамены, как ученый сантехник. Вот так надо играть! Играть на серьезе. А ведь в молодости меня учил этому Эдик Загубенный. Я понимал райкомовских работников и других партийных деятелей. Они играют из-за того, чтобы удержаться у дармовой кормушки, а вот этому-то, кочегару, зачем играть? Какой смысл?
Общие фразы и ни одного факта в статье Хамова. Почему Кузоченко берег эти письма? Особенно ученого сантехника-кочегара? Зачем? В одном письме было трудно разобраться, а в другом сплошные бюрократические фразы-лозунги о честности. Мужики играли вкрутую.
С чудесными письмами пошел к Кузоченко. Он был высокого роста, и почему-то бледный. Может, болел? Показал ему письмо Хамова. Кузоченко немного подумал и очень серьезно ответил:
- Ну и что?
- Ни одного факта. Одни политические фразы и призывы к честности. Будто из журнала «Политическое самообразование» надергал. Я этого человека хорошо знаю.
Он ещё немного подумал и ещё более нахмурился. Две лысины, похожие на геометрические треугольники так напряглись, и как мне показалось, даже набухли и готовые в любую минуту лопнуть…
Да, а на столе, как раз и лежал журнал «Политическое самообразование». Кузоченко передвинул его за телефон и тихо сказал:
- Можно отправить автору на доработку с указанием на недостатки.
- Сжечь можно, а пепел…
- Не надо, - на этот раз слишком быстро ответил секретарь. – Не надо. Надо серьёзно относиться к письмам трудящихся.
- А если этот товарищ трудящийся, да ещё серьезный товарищ – очень серьезный ископаемый феодал и прощелыга? Как тогда?
- Понимаю твое отношение к автору. Но эмоции надо заглушить. Это прежде всего автор.
- Это не автор, а прощелыга.
- И ещё. Надо писать без эмоций. Здесь, в редакции, у тебя должна исчезнуть разная там эмоция…
- Как без эмоций?!
- Сходи на строящийся дом и напиши репортаж. И никогда не спорь со мной. Всегда проспоришь. Успокойся. Только без эмоций. Успокойся…
Вернулся в свой кабинет. Письмо Хамова поджег. Пепел выкинул в окно.
Два раза заходила Наседкина. Маленькая, незаметная и в очках. Мне всегда казалось, что она пряталась от людей за этими очками и даже грелась. В редакции я всех знал. Часто приходил со своими материалами. Теперь я здесь должен был трудиться. Странно, но Сусанну Наседкину совсем не замечал. Зашел Рюрик Пшеничников, спокойный товарищ. Он был молодой и светлый. Он тихо улыбнулся, заглянул через моё плечо на статью ученого рабочего и так же тихо вышел. Ворвался заместитель редактора Власий Белокурин. Он огляделся и сказал:
- Как утро? Всё будет хорошо! Мой совет – никого из членов райкома партии не критиковать, особенно первого секретаря. Будь как все. Равняйся на нас и всё у тебя будет хорошо…
И так же быстро скрылся. Следом за ним возникли: Генриетта Чечевикина и Марианна Викина. Генриетта приблизилась ко мне и навалилась на моё плечо.
- Жми. Ты – талант. Я это всем говорю. Хотя и слесарь-водопроводчик и без образования. Ты материалы мне отдавай. Буду сама править. А то они направят. Ты здесь настоящий журналист. Это я тебе говорю.
Давно слышал, что она редакцию держала в страхе. За её мощной спиной тихонечко стояла затюканная Марианна Викина. И она очень смазливая дама с испуганными глазами. Помощница по корректорской работе. В её больших и синих глазах увидел затаившуюся тоску и безысходность.
- Я самая грамотная здесь! – вдруг закричала Чечевикина и посмотрела на дверь, чтобы все слышали. – И не только в редакции, но и в городе. Они все у меня вот где! – и она показала огромный кулак. Вдруг, задрав толстый подбородок, начала громко смеяться. Так же резко оборвала смех, и своё лицо приблизила к моему лицу. Её огромный глаз вплотную приблизился к моему глазу и будто впился. Громко зашептала, чтобы все слышали:
- Ты только мне доверяйся и всё мне рассказывай. Я – человек самый культурный, интеллигентный. Учись у меня высокой культуре!
И ещё я знал, что все городские новости рождаются в этом огромном теле. Должно быть, много их может вместиться…
- Смотри у меня. Я люблю внимание. Если не сообщишь – держись. И ещё. Надо тебе стать как все. Будь как все. Не выделяйся. Не люблю. Равняйся на нас. И всё у тебя будет хорошо.
Она прогрохотала к выходу. Следом за ней, но в тоже время на почтительном расстоянии от своей громоподобной начальницы, почти на носочках, тихонечко, не слышно, выскользнула Викина.
Вошел Кузоченко. Он взглянул на мой стол.
- Здесь был порядок. Любишь беспорядок на столе?
- Так лучше работается.
Он вздохнул, покачал головой и очень медленно вышел.
И вскоре пришел и сам редактор Николай Николаевич Крутов. Он подошел к столу, посмотрел на меня и исчез. На одну минуту зашел в мой кабинет один из членов райкома партии. Я заметил, что все райкомовские и райисполкомовские товарищи или суетятся, или сутулятся, а то и ходят на полусогнутых ногах. Спросил у одного из них – ноги болят? Он ответил, что здоров. Так надо бы немного ножки выпрямить. Он перестал со мной здороваться. А причем тут я? Он на полусогнутых ногах ходит, а я виноват? Женщины в этих заведениях все как на подбор сутуловаты, суетливы и деловиты. Опять я виноват? Так кто же тогда виноват? Сами. От угодничества и трусости. Вот, вам и весь ответ!
И редактор такие слова выдал:
- Мне передали, что у вас беспорядок на столе. Кгм. Нехорошо…
А я ответил:
- Порядок сбивает меня с мысли. Порядок должен быть в голове, а если его нет там, вот тогда полный беспорядок.
Он ушел, а я подумал, что здесь ещё и закладывают. В этом заведении надо держать ухо в полном порядке.
Работал над статьей «ученого» кочегара. И решил статью не обрабатывать, а взял наугад выкинул несколько заумных предложений. Отдал секретарше. Забегу вперед. Когда приезжали журналисты из области с проверкой, такие комиссии были, но только по поручению обкома партии – узнать, как мы тут трудимся, то мои материалы хвалили, но за обработку авторов, раскритиковали. Надо было статью кочегара отправить автору на доработку для какого-нибудь заумного журнала. И такие статьи вообще не надо печатать в районной газете. Их никто не читает. И они были правы.
Так вот, в свой первый день, сходил на строящийся дом. Собрал данные для репортажа, написал его и отдал секретарше.
После обеда в мой кабинет зашла Сусанна Наседкина. Она села напротив меня и сказала любопытные для меня слова.
- Я вам, что хочу сказать-то. Будьте осторожнее, и станьте как все. Поняла, да и знала, что вы человек откровенный. Вы привыкли выражаться прямо. Здесь-то, понимаете. Люди-то культурные, интеллигентные…
- Не заметил, - перебил её. – Вы считаете Чечевикину культурной? Это мне простительно быть хамом. Я слесарь-водопроводчик, землекоп, грузчик, рабочий…
- Дело вовсе не в этом. Они все считают себя культурными. Вы ни считаете себя таковым?
- Нет. У меня нет образования. Какое есть специальное у них. У меня такого нет. Но я просто человек. Какой есть. Пусть меня все принимают таким, каков я есть. О культуре человека могут судить только люди, общество, но не сам человек о себе…
- Вот видите. А ведь я могу, передать наш разговор кому следует, и вас здесь изживут…
- Значит, я и отсюда уйду. Не хотелось бы…
- Ну как можно-то! Здесь так принято. Выведают у вас всё, и потом ваши слова, только в искаженном виде, и вернутся к вам. Я знаю, что среди рабочих проще. На их лицах и в глазах написано то, о чем о вас, лично, думают. Здесь все другое. Вам могут улыбаться, да ещё очаровательно, а за спиной такие гадости о вас говорить…
- Но это, же, подло! У нас есть такие начальники. Все с улыбочкой. И здесь такие люди?
- Тсс. Ну, зачем так грубо? Надо ласково говорить…
- Говорить ласково, а делать пакости? Восхитительно!
- Скажу откровенно. Не верьте ласково улыбающимся. Здесь всё другое.
- Я никогда не верил улыбкам. Улыбка улыбке рознь…
- Вы правы. Вам надо стать как все. Тоже улыбайтесь. Это же так просто.
Она нежно улыбнулась и уколола меня иголкой. Я даже вскрикнул и отдернул руку. Она продолжала улыбаться.
- Ну и как? Больно? Вот так и все они. Люди будут улыбаться, а за спиной будут делать вам больно. Вы ещё почувствуете это от очень культурных и интеллигентных людей такое. За мой урок извините. Пожалуйста…
Продолжая нежно улыбаться, она вышла. Неужели всё это правда? К сожалению, это была правда…
В конце рабочего дня зашел к Кузоченко. Он закрыл журнал « Политическое самообразование».
- Ты бы, всё-таки, сходил бы на строящийся дом. Репортаж нужен на первую полосу.
- Сходил. Написал. Он у секретарши.
Он помолчал, смахнул со стола невидимую пыль и сказал:
- Так быстро? Наверное, ты настоящий репортер…
Ночью мне снились чурки, какие-то неуклюжие фигуры и они называли себя фракциями. А потом приснилась Сусанна Наседкина. Она говорила мне, чтобы я был осторожен с работниками редакции. Потом пришла Чечевикина и стала бить меня газетой по лицу.
- Ты почему пришел к Сусанне? Она всё равно уедет в Старый Оскол! Я самая грамотная! Я научу вас, как надо писать информушки! Вы все безграмотные! А я после вас всех чисти тут ошибки и грязь. В отпуск хочу от вас! Устала от вас неучей.
Проснулся в холодном поту и с головной болью. Кошмар какой-то! Неужели так всегда будет?
Встал и подошел к окну. За ним светились звезды и огни города. Сегодня они перемещались, и я не мог различить, где звезды, а где огни города. Вот появились чьи-то глаза. Они удивленно разглядывали меня и пытались что-то сообщить. Может, они мои? Так что же я должен самому себе сообщить? Нет, это не мои глаза.
… Седая борода застлала небо, слышен топот коней, звон сабель, выстрелы, крики людей. Вот и степь. И по ней неслись всадники. По раскисшей от дождей дороге, шли каторжане. Потом короткая схватка и двое ползли по тайге, уходили от погони. Чумы тунгусов. Вот и река Ангара. Горел ограбленный струг… Деревня на берегу…
Увидел каких-то бродяг. Они садились на кораблик. Море, ветер и этот кораблик несся по морю. А вот и скалы. Встретили мореходов люди в меховых куртках. Говорили на непонятном мне языке, кажется, на английском… Бродяги и люди в куртках вошли в избушку. Там ещё было трое, но одеты похуже. На столе золото, разные товары, коробки с чем-то…
- На этот раз неуважительно встретила нас Аляска, - сказал человек с черной бородой. Я узнал его. Это был мой дед – Егор Стрелов. А рядом с ним – дядя Коля Кунгуров, давно убитый энкэвэдэшниками. Он был двоюродным братом моему отцу. В сороковые годы это был знаменитый вор, авторитет…
- Знаешь, дед, мне бы хотелось встретиться с американскими уркаганами. Чую, они где-то рядом….
Вошли ещё двое. Один из них был мой отец. Он сказал:
- В бараке видел одну красючку. Даже у меня в затылке свербануло…
- Тьфу! У тебя одни бабы на уме! – крикнул дед и закашлялся. Закурил толстую сигарету и кашель перестал. – Погода портится. Мотать надо. Сделали дело, сдали – получили и домой.
- Аллюра, давай на сутки, батя, останемся. В глазах стоят. Даже внутрях рябь идет, - не унимался отец.
- Слушай, Аллюра, - обнял его дядя Коля, - я тебя понимаю. Мне бы тоже хотелось с корешами по делам встретиться, но надо… быстрее мотать.
- Всё. Точка. У нас чичас всего сто пудов. Мотам, - сказал дед. – Видел тут одного. Молчит и на меня зыркат. По роже вижу – наш. Русский. Кажись, мы с ним, вшей кормили, в Александровском централе, а может, и на пересылке в Магадане, когда я на Колыму загремел. Не ндравится мне эта рожа. Уносить ноги надо…
- А может он из местных? - спросил отец.
- С такой-то рожей? Наш бандит. Наш. Вдруг их много? Опять начнется перестрелка…
А тот, что пришел с отцом, был Гоха Белобородов, тоже наш родственник по матери, прошептал:
- Надо линять. Взяли товар и домой. А то нам может… и тово…
Да, это мои дорогие родственники, а вас давно нет, а вы вот. Для чего их мне показали?
Странное что-то творилось со мной. Я хорошо видел их, но они меня нет. Всё я чувствовал, видел, находился среди них…
Мои родственники вышли из барака, и пошли по берегу моря. Я за ними. Последним шел дядя Коля. У каждого из них по огромному мешку, кроме, конечно, вещмешков. И американцы помогали нести товары. Недалеко, среди скал, качался кораблик.
Я притронулся к плечу дяди Коли. Рука моя свободно прошла сквозь плечо, и я ничего не почувствовал. А дядя Коля даже не оглянулся. Что есть силы стал кричать. Никто не оглянулся. Я успокоился и шел следом, но уперся взглядом в дядин затылок. Кунгуров оглянулся.
- Мужики, странно, но я на себе чей-то взгляд чую. Я завсегда чего-нибудь эдакое чую. Может, за скалами кто. Оружие надо приготовить…
Все остановились. Ну а мне стало весело. Я прыгал вокруг их, пенал, переворачивался через голову, и кричал. Мои ноги не оставляли следов на песке. Был в этом мире невидим. И ещё понимал, что шли они сюда не от хорошей жизни. Они были вольными людьми, и как могли, боролись за собственную свободу. И не принадлежали никакому государству. Они сами были – государство. Но реальное государство, в котором они жили, напичканное лозунгами о свободе личности, попирало свободу каждого… Странно, но факт, все мои предки боролись за свободу. И я пытался быть похожим на моих родных, но где мне до них!
- Па, а па, - услышал над собой голос. Спал? Меня будил Евгений.
- Иди и ложись в постель. Ты стонал. Заболел?
- Ты меня давно толкаешь?
- Нет. Я услышал, что ты стонешь и вот зашел. Иди, ложись…
Резко встал. Потер лицо. Сходить на улицу?
Оделся и вышел. Сел на скамейку у дома. Небо чистое, звездное. Огромная луна подчеркивала черноту неба, но освещала всё вокруг. Даже увидел, как от крыльца, по бетонке, перебегал большой и черный паук. На промысел отправился…
Было тихо и спокойно. Почему мне не представляется та сцена из времен Гражданской войны? Стоп! У меня сегодня прошел трудовой день в редакции. И он прошел как во сне! Словно я был в другом месте. Тогда где был? Запутаешься. Так. Только что был дома. Путешествовал в прошлое, на Аляску. А сейчас находился у дома. Разные силы перебрасывают меня в разные времена. Темные силы. Но ведь они мне ничего плохого не сделали. Мой главный энергетический блок прекрасно знает, что я бывал с Керсом и Люцем. Они ведь свободно шарятся в моей голове. Возможно, что какой-то уголок и не доступен им. Вот они и рыскают. Люц, да и Керс говорили мне, что Исса всё знает обо мне. Вдруг чего-то и не знает. А может, и они ищут истоки, какие им недоступны. Так сказать, не учли, проглядели. Вот они и ищут подходы к этому истоку. Ясно одно, что те, кто берет меня у окна – светлые силы, а в других местах – темные. Какие же они темные, если они мне ничего плохого не сделали? Может, искушают меня? Постепенно. Исса бы предупредил, да и Дюрд подсказал бы. Все они что-то ищут. И в какой период и когда произошел этот срыв в человеке, когда он стал таким, каков сейчас есть? Человек продолжает подличать, изменять, убивать, мошенничать, грабить. А главные идеологи ещё и воспитывают людей однообразными, послушными, подлыми циниками. Разве это не грех? Ведь все идеологи великие грешники. Разве у нас социализм? Это феодально-крепостнический строй! Постыдились бы говорить о социализме. Да у нас на всей планете ещё никогда не было, и нет социализма, а тем более в нашей стране…
Рядом со мной оказался Дюрд.
- Рассуждаешь? Жми. Многое подвергай сомнению. Ты ошибаешься, но рассуждай. До всего доходи сам. Я не верил в твое возрождение. Ты сам переделываешь себя. Ещё много у тебя ошибок. Иначе ты и не должен мыслить о том, что не знаешь и чего не ведаешь. Ты ищешь главный путь. Ты его ещё не нашел. Мы тебе иногда помогаем, как и многим землянам. С ними занимаются другие, но в нашей энергетической системе. Таких, как ты много на планете. Сейчас должны появиться твои знакомые, и они должны отправить тебя в одно место. Ты там был…
- Как я понял, у них, у этих темных сил, идет постоянная борьба, и возможно, за власть. У них же, как и у нас, есть разные темные силы?
- Да. Разные. Я уже тебе говорил, есть такие, кто заслуживает прощения. Главный наш Создатель – справедлив. Ты многое, что правильно написал в своей первой книге. Продолжай записывать. Но никому не рассказывай, где ты бываешь. Не поверят. Это одно. Ещё дурачком назовут. Лучше ты записывай. Там видно будет. Прочтут и скажут, во как Юрка нафантазировал! Пусть все думают, что всё это твоя мистика и фантастика и необыкновенные приключения. Пусть так думают. Мы знаем, что всё это реально. Только никого не надо убеждать, что ты всё такое придумал. Ладно. Я исчезаю.
И будто его и не было. Словно это галлюцинация. Ну и ладно. Пусть так. Только никому об этом не признаюсь.
- Ну как ты тут без меня? – услышал голос Керса. Оглянулся. Он стоял за моей спиной. Улыбался. Ещё заметил одну разницу между вот этими и другими. У Иссы и Дюрда интересные глаза. В них отражалось небо и звезды. Даже видел Большую медведицу, Млечный путь и незнакомое мне небо. А у Керса и Люца глаза поблескивали и в них ничего не увидеть. У Керса, например, серые глаза, а у Люца черные…
- Метко подметил. Люц вышел из рода испанцев. Ну, а я помесь с какими-то северными народами. По-моему от норманнов. Я тебе уже говорил, что когда-то я носил громкое имя – Шарп. Под началом самого Моргана был. Я управлял пиратским кораблем. Как-нибудь я тебе расскажу о своих похождениях. В те благословенные времена конца одна тысяча шестисотых годов моё имя произносилось в страхе, но я был благороден в нашем пиратском братстве. Ладно. Надо сходить в парк.
Я, молча, встал, и мы пошли. Показался тусклый свет среди двух толстых сосен. Мы шагнули в образовавшийся проем и меня понесло…
… Сидел на коне, а в руках кнут… Времена Гражданской войны. В моей первой книге «Зона» была такая сцена. Там я закончил тем, что я на коне и с кнутом оказался против комиссара Гниломедова и его лихой команды от Красной армии…
- Вот он, курвяка! – орал Гниломедов, размахивая саблей. Но в это время кто-то закричал:
- Белые! Казаки!
Гниломедов развернул коня и бросился в ту сторону, откуда раздался крик. Все повернули коней и помчались в сторону дороги, туда, куда ушел отряд красных. Я остался один. Белогвардейцы лавиной неслись по степи. Мне бежать было некуда. Пусть, что будет. Мне не хотелось быть ни с красными, и ни с белыми. Я хотел быть сам по себе. Засунул кнут за пояс и стал ждать конницу. Но она неслась мимо меня. Поднялась густая пыль. И только один подскакал ко мне…
- Молодец! Ты с ними ловко расправился. Наш солдат рассказал о тебе. Едем отсюда… Красных всё равно не догнать…
- Я сам по себе…
- Знаем. Поехали. Мы ничего плохого тебе не сделаем.
И мы выбрались из грохота и пыли.
- Кто ты будешь? – спросил он.
- А я везде. Чичас тут, потом там. Воля! Свободный я.
- Гулящий. А мы служивые. На верность отечеству присягали.
- Присягали, - передразнил я. – А что тогда просрали всё!
- Мы ишо посмотрим кто каво…
- Просмотрели. Амба. В Царицын мне надо.
- Красные там. Они тебя быстро к стенке…
- У меня там… Невеста. Я под цыгана сойду.
- Сойдешь. Но не советую. Ушлепают. Узнают всё про тебя и каюк…
Мы въехали в деревню, в ту самую, в которой я сидел в сарае с комиссаром Гниломедовым.
Раздались выстрелы.
- Красные!
По улице неслась конница. Белые. Они уходили за деревню…
- Поехали с нами! – крикнул мой новый товарищ. – Зарубят!
- Езжай. Я тут останусь. Что будет, то и будет. Езжай.
На краю деревни разорвался снаряд. Второй, третий…
Потом наступила тишина. Деревня словно вымерла. Я сошел с коня и прошел в открытые ворота дома, откуда, только, что выехал белый офицер на белом коне.
Двор был пуст. Коня отпустил погулять по двору, а сам закрыл ворота. Подошел к крыльцу и крикнул:
- Хозяева! Кто дома? Выходите! Не бойтесь!
Тишина. Сел на крылечко и стал ждать. Будь что будет. Не убьют же меня красные, да и сам я… если разобраться…красный. Откуда они могут знать, кто я на самом деле?
Наконец услышал выстрелы и топот множества коней, тяжелый грохот тележных колес, звуки мотора автомобиля. Как в документальном кино. То белые, то красные, то ещё какие-нибудь…
Пришлось долго сидеть в одиночестве. Но в дом заходить нельзя. Ещё могут подумать, что пришел воровать. И тут мой конь зафыркал. Было отчего. Раскрылась калитка, и вошли два красноармейца. Штыки наперевес.
- Ты хто? Хозяин?
- Нет. Бродячий странник во времени.
- Чо тако? С белыми пришел? Отвечай!
И штык к моей груди.
- Потешные вы все. Белые кричат – с красными пришел. Вы кричите – с белыми пришел. Там Махно придет и тоже спросит… Мне теперь что, нельзя даже и по земле ходить?
- Оставь ево, - сказал второй. – Пошли лучче в дом. Кто тама есь?
- Откуда мне знать? Я только что приехал.
- Ладно. Сиди. Апосля разбиремся…
- У вас есть комиссар Гниломедов?
- Вин наш комиссар, а што?
- А я ему лучший друг, почти сродственник…
- Да ну-у. Чой-то не веритца. Потом разбиремся. Сиди.
Солдаты прогромыхали ботинками в дом. Через некоторое время там началась возня. А потом и женский крик…
- Она кусатца! – закричал один. – Доржи за ноги-то…тварюху белую… А мы чичас из неё красную сделам…
- Ах, стерва… Гхрудя-то аткармила… Ах, каки…
Понял, что происходило в дому. Такое нельзя оставлять. Я раскрыл дверь в сени и прошел к раскрытой двери в дом. Возились в горнице. Быстро прошел кухню и вошел в горницу. На полу была такая картина. Один солдат держал девушку за ноги, а другой, сняв штаны, пытался устроиться на раскинутом и извивающемся теле. Одной рукой он закрывал рот, другой пытался сделать свое дело.
Выдернул кнут и, что есть силы, стеганул солдата по голой заднице. Вот это был визг! Будто кто резал насильника. Тут же врезал ещё раз, потом ещё… Он орал и полз к винтовке. Другой солдат тоже попытался схватить оружие, но я его опередил. Девушка в это время быстро вскочила, опустила платье и - под стол. Пусть посидит там. А я в это время полосовал насильников.
- Сучня! – орал я. – Я-то думал, что вы люди! Нам всю жизнь вдалбливали, что вы освободители угнетенного народа! А вы… гниды! Хуже бандитов! Вши на теле народа! Это вы-то освободители вместе с вашим болваном Гниломедовым?! Да он намного хуже любого белогвардейца! Вот вы и есть настоящие курвяки. Попадись он мне ещё, семь шкур сниму!
Наконец, они вырвались из-под кнута и выбежали во двор. Кричали:
- Ратуйте, хлопцы! Бандит здеся! Махновец! Ратуйте!
Они скрылись со двора. Я засунул кнут за пояс и посмотрел в сторону стола, где пряталась девушка.
- Не бойся, красавица. Не бойся. Если я тебя спас, то какой для меня резон?
Она выбралась из-под стола. В её больших и удивительно круглых глазах темно-синего цвета затухал страх. Руками она прикрывала место разорванной блузки, а груди не слушались, и рвались напоказ.
- Ладно. Приведи себя в порядок, а я выйду на улицу…
- Не уходите! - крикнула она, когда я уже выходил на кухню. – Они придут….
- Я буду во дворе. На крылечке.
Сказал это и вышел. Конь мой ходил по двору. Солдаты так бежали, что бросили свои винтовки. У одного даже обмотка распустилась…
Что же мне делать? Бежать? Но куда? Сейчас красные придут за мной. Но в душе было спокойно. И тут скрипнула дверь и выглянула девушка.
- Выходи. Не бойся. Куда твои родственники ушли? – спросил это и подумал, а как мне разговаривать? Говорить нормально или ломать язык под этих мужиков?
- Их две недели назад красные арестовали и увели куда-то. Не могу их найти… Я в гости к ним приехала из Москвы… А тут такое…
- Значит, городская?
- Да. У нас голод в Москве. Тут, всё-таки. Надо возвращаться домой. Если получится, то пробьюсь на Кавказ к Черному морю. Там тоже родные живут. У моря…
- Как звать-то…Меня – Юрий.
- Вера. Что они могут сделать с моими родными?
- Кто они были?
- Им сказали красные, что они буржуи. Со двора увели весь скот. Но они крестьяне. Правда, жили зажиточно. Так сами трудились. Да и какие они буржуи? В деревне-то. Может, их забрали за то, что у них на постое проживал офицер…
- Вот это хуже… Муж твой где?
- Он был офицер. Расстреляли в Москве. Красные. Я оставила сынишку Колюшу в Москве, у мамы. Решила в Царицын. Мы на пароходе с подругой до Царицына. Там она осталась. Вышла замуж за знакомого. Он красный командир. А я обратно. Заехала вот к родственникам. Кое-что решила променять на продукты. Красные всё отобрали…
- Белые чего не отобрали? – резко спросил я.
- Но я жена офицера. Как можно? А эти…
- Запутаешься в этой истории. Она нам одно говорит, а в жизни всё другое. Где, правда? Где ложь?
- Никто не разберется, - сказала она и села рядом. Вот сейчас глаза стали светло-голубые. Черные волосы заплетены в одну толстую косу. Где же я её видел? Вот эти глаза и вообще вот эта улыбка. Где?
- Вы… ты, что так смотришь на меня? – спросила она.
- Слушай, Вера. Где, я тебя мог видеть?
- Началось. Все так начинают…
-Мне не интересно, кто как начинает. Мы же с тобой познакомились. Где? Где ты ещё была? Да что я болтаю.
- Родилась в Москве. Ездила в Ялту, на Кавказ, Царицын…
- Да не говори про всё. Прошло столько… Чудеса! Чую. Видел, где-то. Всё, это не зря.
- У меня брат Николай, занимается фотографией. Может быть, где их видел. Друзья его как-то меня, в толпе, для кино снимали.
В это время у ворот послышались голоса. Всё. Пришли за мной. Пусть идут. Калитка раскрылась, и первым вошел командир с шашкой на боку. Прямо как в кино. Стоп! Я же Веру видел в кино! В старом документальном кино! Её показывали в огромной толпе, в центре. Я видел её! Вот это встреча!
Командир весь в ремнях и молодой и красивый. Он, видимо, заметил мою улыбку, и захмурел. Остановился в шагах трех от меня. Следом появились насильники. И ещё два солдата с винтовками наперевес. Командир, видимо, из бывших офицеров.
- Почему солдат обезоружили? - тихо спросил он.
- Он бил нас! Кнутом! - заорал один. – Бойца Красной армии позволил себе бить!
- Молчать! – тихо и, не поворачивая головы, сказал командир. – Кто вы, товарищи? Встаньте, когда с вами разговаривают!
Вера ещё тогда встала, когда они вошли во двор. Теперь и я поднялся. И тоже тихо ответил:
- Ваших солдат я не разоружал. Они ворвались, и пытались изнасиловать девушку. Я вас понимаю. Вы можете мне не верить. На моем месте, каждый уважающий себя… гражданин и товарищ должен был заступиться… Я, ведь мог убежать. Я вот он. И как вы представитель советской власти, самой гуманной власти на земле, должны стоять за правду и против насилия. Не рубить шашками безоружных пленных за деревней. Вы самая справедливая власть на всей нашей планете.
- Тихо, - чуть громче сказал командир и переступил с ноги на ногу. – Вы… девушка… гражданка… здесь проживаете?
- Я из Москвы. В гости… Родственников арестовали. Я не знаю где они. Спасибо этому человеку. Он ехал на коне мимо и услышал мои крики о помощи… Он спас меня.
- Ясно, - сказал командир, – мы ещё разберемся. Отдыхайте. Сюда белые больше не придут… Я вам, гражданочка, верю. А вот с этими… Разберемся…
- Это же контра! – в голос заорали насильники.
- Молчать! – крикнул командир. - Ты, Новиков и ты, Карпенко… Мне жаловались на вас. Теперь попались. Арестовать их!
Один красноармеец направил штык в сторону насильников, а другой сбегал в дом и вынес винтовки.
На выходе из калитки командир оглянулся и сказал:
- Прошу, гражданочка, завтра в штаб. Может, чего-нибудь и узнаем насчет ваших родных. Честь имею…
И они ушли. Будет ли у меня завтра? Не знаю. Что нужно моим отправителям вот именно на этом месте? Подумал так, как в воротах образовалось две человеческие тени, контуры от них. Значит, пришли за мной. Почему двое? Что они надумали? И тут я увидел лицо Гнатона, пирата из древности. Я потрогал Веру за рукав и спросил:
- Как думаешь, что вон это? – и показал на тень.
- Это? – спросила она, и я понял, что теней она не видела. – Не знаю. Но офицер благородный…
- Я не про это. Хорошо приглядись. Напрягись и посмотри в калитку. Хорошо приглядись. Ты там узрела бы мерзкую рожу и вонючую тварь…
Она внимательно посмотрела и покачала головой. Взглянула в мои глаза.
- Ты очень устал. Тебе надо отдохнуть. Пойди в горницу. Там есть кровать. Ляг и поспи…
Я погрозил мерзкой роже Гнатона в то время, когда Вера повернулась ко мне спиной. Она пошла в открытую дверь дома. И тут почувствовал, что неведомая сила стала меня подталкивать. Будто это не я, а кто-то другой шел вместо меня. Прошел к кровати, разделся и нырнул под одеяло. Вера сначала даже глаза округлила от удивления, а потом и сама стала раздеваться. В глубине сознания начал усиленно копаться, искать спасительную лазейку, чтобы противопоставить себя темной силе. Понимал, что мною овладел Гнатон, а Верой, тот, второй, наверное, тоже какой-нибудь отъявленный преступник. Не так ли порой, в минуты нашей слабости, появляются темные силы и заставляют нас делать любые преступления. И совершив их, потом мы «одумываемся» и говорим, что почему-то потерял над собой контроль. Вот и начал рассуждать. Значит, пират не может проникнуть в потаенные клеточки мозга. Я даже обрадовался, что нашел этот уголок. Вот он контакт с моим вторым – я! Но лазейку нашел случайно. Ну, теперь уж, держись, Гнатон! И в этом участке вроде кто-то подумал…
А пока скосил глаза в угол горницы и увидел большую икону. Я прошептал, вернее в этом уголке мозга, подумал…
- Господи, помоги мне, помоги Вере. Она беззащитная против бандитов, как тех, так и в нашем мире. Помоги ей! Я не за себя прошу. Ей помоги!
Мои руки, моё сознание подчинились мне. И Вера пришла в себя. Быстро слез с кровати и тоже, как и Вера, стал торопливо одеваться. Опередил её вопросом.
- Что это было с нами? Извини. Я не хотел…
- Я вначале тоже думала, но потом… Что это?
Распустил кнут и выбежал во двор. Вера за мной. Стал бегать по двору и стегать невидимые тени. Вера, молча, стояла на крыльце и кулачки прижимала к подбородку.
- Вера, это темные силы! Я его мало порол! Второй раз проучу! Ему мало. До чего додумался!
- Кого это ты так? Нечистая сила? Её кнутом не взять. Она виновата?
- Не она, а он. Я его знаю. Всё тебе расскажу. Там уж дело твоё – верить или не верить… Икона спасла… Я взглянул на неё и подумал о Боге… Просил, чтобы он помог тебе…
- За себя не просил?
- Нет. Я бы выкрутился. Я за себя никогда и ничего не просил…
- Да, Юрий. Всё может быть. Ведь что-то же было с нами. В эти годы над нашей страной свирепствует темная сила. Кругом беда. Может, и солдаты… ими руководила?
- Возможно. Кому скажешь – засмеют. Так вот и совершаются все преступления…
- С тобой совершенно я согласна.
- Я тебе ещё тогда говорил, что в калитке кто-то есть, но ты не поверила. Я видел две тени… темные духи… Вера, ты всё помнишь из своей жизни?
- Конечно, помню.
И тут мне пришла мысль. Вот где можно всё проверить.
- Вера, послушай меня. Это очень серьёзно. И не смейся надо мной.
Она перестала улыбаться и села. Я устроился рядом.
- Это очень важно. Мы с тобой не животные, как эти солдаты. Я, Вера, видел тебя в кино. Ты там улыбалась. Из сотен людей я отчего-то выбрал именно тебя. Видел тебя в будущем. Пожалуйста, не перебивай меня. А то не успею. Меня могут в любое время послать в моё время. Меня сюда забросили. Это правда. Исчезну, и останусь для тебя, как сон. Я родился в тридцать втором году, ты в конце прошлого века. Пришел я в этот мир из конца этого века…
Она расширенными глазами смотрела на меня.
- Я тебя, Вера, понимаю. Для тебя я фантазер. Да я и сам не знаю, как я попадаю в разные времена. Один раз уже был в вашей деревне, но не встретил тебя…
- Если это так, то в вашем времени меня уже не будет…
- Я знаю. Ты всё равно мне не поверила.
- Как можно путешествовать без специальной машины? Она есть?
- Таких машин нет. Всё это происходит энергетически.
- Очень хочется поверить. Очень. И если это правда…
- Я видел тебя в кино.
- Но как?! Это кино ещё нигде не показывали. Я-то хорошо знаю. Коля сказал, что он ещё пленку никому не отдавал. Где, ты мог видеть?
- Сейчас тебе докажу. На тебе был стоячий воротник, мелкая шапочка, а рядом с тобой стоял высокий мужчина.
- Это Коля. Господи! Ведь это не должно быть! Начинаю верить. Мне не поверят. Встречалась с человеком из будущего. Теперь поверила. Надо же! Человек из будущего!
Почувствовал на себе чей-то взгляд. Кто-то пришел за мной? А вдруг опять Гнатон? Вот чья-то тень. Вон и вторая. Увидел рожу Гнатона.
Тени не приближались к нам. Странно.
- Вера, посмотри внимательно. Там рожа. Мне так хотелось рассказать тебе о нашем будущем. Мне бы хотелось увидеть Сталина в Царицыне. Он сейчас там…
- А кто это?
Вроде сразу удивился, но потом понял, что в те времена не все знали этого человека.
- В будущем он станет вождем народов. Запомни это, если вдруг мы с тобой не встретимся.
Вера схватила меня за плечо, и я увидел в её глазах страх.
- Там… я увидела… в тенях лица… Страшный мужчина и женщина. Теперь, я верю тебе. Ты из будущего.
Тени быстро исчезли, а посредине двора стоял Керс. Он поднял руку, и Вера стала успокаиваться.
- Вера, он из будущего. Сейчас мы отправим его в своё время. Ты, Вера, ничего плохого не заслуживаешь. И солдаты ничего не сделают…
- Как ты мог! – крикнул я.
- И ты подумал, что это мои проделки? Наш общий знакомый Гнатон со своей такой, же, как он дамой, пытались вам сделать плохо. Она пыталась войти в Веру, а он в тебя… Он случайно узнал, что ты здесь. По пути за умершими грешниками, он решил поиграть с вами… Да и с теми солдатами… Таким, как Гнатон запрещено вмешиваться в души тех, кто ещё не отмечен на переход в другой мир. Он нарушил его и понесет наказание. Ты хорошо сделал, что отгородился от него. И своей энергией мозга помог и Вере отразить этих мерзавцев. Они сейчас далеко. Юрий, пора…
Я подошел к Вере и взял её дрожащие руки.
- Может, ещё встретимся. Хотелось бы. Странно то, что где-то я тебя ещё видел. Вот эти глаза и улыбку. Буду вспоминать…
- Вы с Маркизой, были у неё на квартире, на улице Красной в Адлере, - напомнил Керс.
- Там была почти бабка. Хотя, что я болтаю. Вера, я видел тебя в конце сороковых годов. На Кавказе. Там ты была тетей Верой. И странно то, что именно тогда я обратил внимание вот на эти глаза и улыбку…
- Скажи кому – не поверят, - печально улыбнулась Вера, - Мои родные уехали в Сочи. К морю. Так везде сложно. Может в Крым… Не знаю…
- Вот что, Вера, - сказал Керс. – Ты езжай домой. В Москву. Так будет лучше для тебя. Завтра будет пароход. Завтра уезжай. Обязательно. Это я тебе говорю. Тогда ты не попадешь в нежелательный для тебя случай. Всё может быть. Договорились?
- Вера, я знаю, что он говорит, - сказал я. – Завтра уезжай. На пароходе.
- Но как я достану билет? Да и пароходы здесь не останавливаются.
- Пароход остановится именно здесь. Так будет. Там ты встретишь свою подругу, которую оставила в Царицыне. Её друг… погиб в бою. Если хочешь увидеть сына - завтра должна уехать…
- Я завтра уеду. Обещаю. Но кто вы и те…другие… Вы откуда прилетели, и так похожи на нас….
Она посмотрела на небо. Керс сказал:
- Завтра бы у тебя прервалась нить жизни. Теперь она начнет у тебя меняться. Человеку не дано изменить её на карте судьбы, но если взглянуть через год на эту линию, она покажет, что изменилась. Там, за пределом твоего сознания – изменят нить жизни. Будет тебе предназначена другая судьба, другой конец земной жизни. Вот так бывает у смертного, возьмет и изменится. В общем, так, не меняй завтрашний день. Завтра придет пароход. Он остановится, чтобы взять раненых. Хорошо? Поняла, что я тебе тут говорил? Завтра.
Он отошел на несколько шагов.
- Ну, а теперь мы с Юрием должны удалиться. Нет, Вера, мы, и другие, не оттуда, - и он ткнул пальцем в небо. – Но и там бываем. Мы есть везде, и даже, как ты убедилась, в тебе, и в нем, если пожелаем, как те, мерзавцы… В солдат вошли, потому что у них низкое сознание. Да и в высокие сознания входят. Тут всё зависит от внутреннего состояния человека. Долго тебе объяснять. Юрий это понял. Прощай, Вера…
И он исчез. Но во мне остался его голос.
- Садись на коня и езжай к тому месту, откуда ты попал сюда. Быстрее. Этот Гниломедов идет по дворам…
- Вера, мне надо ехать. Он сказал, чтобы я убирался быстрее…
Подошел к своему коню. Вера за мной. Вскочил в седло.
- Прощай, Вера. Хотелось бы увидеться, но…
И тут опять голос Керса.
- Я проверил. Можно тебя и отсюда взять. Надо испытать тебя. Не надо бы тебе встречаться с Гниломедовым. Он со своей командой подходит к воротам. Твоего коня кое-куда перебросим…
И тут меня что-то сняло с коня и понесло. Через какой-то тоннель наполненный туманом, а возможно и каким-то газом. Кто его знает. Раздалось жужжание, потрескивание, ощутил неприятность, и боль во всем теле. Я оказался на скамеечке у своего дома!
Звездное небо, полная луна и ни ветерка. И там, в далеком прошлом, осталась Вера. Что с ней? Может, она сейчас жива, и сидит на лавочке с тросточкой…
И вдруг кто-то сказал:
- Твоя Вера бабушка. Они живет в Адлере, на улице Красной. Доживает последние денечки. Греется на солнышке. Через три дня она умрет. Ей девяносто лет.
Оглянулся – никого. Но кто-то сказал эти слова.
- Эй, кто ты? – тихо спросил я.
- Чичас я тебя отправлю, мялок…
Застлал туман, жужжание, неприятное ощущение, и резкая боль во всем теле, почти до потери сознания. Что же они творят со мной? Нельзя так.
Я стоял на какой-то улице, где-то был слышен шум моря. Всё ясно. Это Адлер. Бывал здесь. А вот и Вера… вернее древняя бабка. Она сидела на лавочке. Разве можно было узнать в этой сгорбленной бабке ту красавицу Веру? Помнит ли она тот день из далекой молодости? Она посмотрела на меня тусклыми глазами, в которых увидел смерть. Даже холодом от бабки понесло.
- Здравствуйте, Вера… Я так и не узнал твоей фамилии и отчества…
Она подставила ладонь к уху, а потом махнула рукой.
- Чую тебя – смерть… Ты рядом. Прими меня…
- Вспомните восемнадцатый год, - крикнул я. – Царицын, деревня и я.
Она, как я заметил, встрепенулась, прищурилась, разглядывая меня. И у неё словно морщины разгладились.
- Глаза твои. А я ведь Вере не верила. Вера всё мне о тебе рассказала. Что со мной? Голова… Я узнала тебя, Юрий… Мне всегда казалось, что я во сне. Какая боль в голове. Когда меня убивали в лагере и хоронили, а потом бросили в яму. Я часто думала о тех днях. Забери меня смерть. Не мучь меня… Голова… Спасибо тебе, Юрий. Надежда в светлое будущее помогла мне выстоять… Голова. Забери меня. Значит, это был сон…
- Я вас видел в конце сороковых! Какой лагерь? Зачем это?
- Это была моя… Господи! Слушай меня быстро, Юрий. Сосредоточься и победи темные силы, которые пытаются тебя сломить…
Меня окутал туман и понесло. Кто-то резко спросил:
- Отвечай, карамба! Печенка тебе в глотку! О чем ты говорил с Керсом? Это же знаменитый пират Шарп! Был другом самого Моргана. И ты с ним, с этим Шарпом дружишь? Каналья! Я тебя падлюгу!
Это был, конечно, Гнатон. Как так получилось, что он опять появился? И что произошло с Верой? Совсем запутаешься. И почему она попутала время? Бросили в яму? Кого бросили и кого убили?
И вдруг туман рассеялся, жужжание и боль прекратились, и я появился рядом со своим домом. Сидел на скамеечке. Может, я раздваивался? Услышал голос Керса.
- Извини, Юрий. Мы проглядели Гнатона. Люц этим пиратом занялся вплотную. Гнатон ищет лазейки в тебе, чтобы совсем завладеть тобой. Подчинить себе. Но ты сопротивляешься. Ты не даешь ему возможности пробраться в потаенные уголки твоей памяти. Ты находишь, энергетическую защиту против темных сил. Ты до всего доходишь сам, через все испытания. Так вот, и становятся люди подлецами, преступниками, попавшие под власть таких вот Гнатонов.
Наступила тишина. И рядом со мной появился Дюрд.
- Знаю. Как ты воспринял то, что показал тебе пират Гнатон?
- Запутано всё…
- Да, для тебя запутано. Это ясно. В восемнадцатом году была изменена её линия судьбы. Но потом… Могу только сказать, что Вера правильно тебе ответила. В этой бабке проявилась в памяти, и твоя Вера…Её взяли в тридцать первом году и отправили в Сибирь…
- Но я её видел в конце сороковых! В Адлере, тоже на улице Красной!
- Это была её сестра. Двоюродная. Их даже путали. Они очень были похожи. В начале тридцать третьего её расстреляли, как врага народа. Убили и бросили в яму, как несколько таких, же, как она. Об этом и хотела тебе передать настоящая Вера. Её энергетический блок вселился в новорожденную девочку. Вера, это светлая душа, ей предоставлялась хорошая жизнь на верхних планах в вечности, но она предпочла быстрее перевоплотиться в вашей жизни в другого человека, обыкновенной, простой девочки. Ну и Вера! Так вот, Гнатон со своими такими же подонками, не учли одного, что твоя Вера уловит сигналы бедствия и подаст тебе голос на осторожность. Это очень опасно, как для тебя, так и для неё. Она пошла на оправданный риск. Гнатон послал тебя в пространстве, где тебе грозила смертельная опасность. От твоей неминуемой гибели спас Керс. Потом и я тебя принял…
- Мне было очень больно.
- Знаю. Я снял с тебя темный заряд, которым тебя напичкал Гнатон. Говорил тебе как-то, что тебя и других, многих, на эксперименты, мы берем только в определенных местах. Много раз перепроверяем. У вас есть такие смельчаки, которые желают попасть в другой мир и вернуться. Это очень опасно. Могут не вернуться. Ушли, как говорится, уснули навсегда. Попал в потусторонний мир, как вы говорите, и потерял выход по тому каналу, по которому он пришел в другой мир. Заблудился. Есть такие люди, которые умирают, а душа путешествует по земле. И не находит вход в другой мир. Бывают случаи, когда годами живут в определенных местах их души. Иди, отдыхай. Тебе надо хорошо отдохнуть. Сегодня ты будешь крепко спать. Иди.
И я пошел спать. Мгновенно уснул.
НЕЛЬЗЯ КРИТИКОВАТЬ РАЙКОМ
Мне дали задание – написать статью по подготовке к зиме. Сказали, чтобы пошел в организацию, где я работал до редакции. Кузоченко сделал серьезное лицо, а оно у него всегда серьезное, а тут ещё сильнее нахмурился и чуть бледноты прибавилось.
- Ты в данный момент корреспондент. Причем тут ваши отношения. Ты на службе. Работу свою надо, даже нужно, ставить выше своих чувств. Ты идешь по заданию редактора.
Чувствовал себя плохо. Вспомнил свою жизнь – босое и голодное детство, бродячая и воровская юность, ходки на зону, тунеядство, ссылка. Был строителем. Так что этот город начинал строить с палаток. Но всегда был неугодным начальству, которое крало у государства, да и у народа. И вдруг – корреспондент. Здесь моим образованием никто не интересовался. В общем-то, отлично, что я сюда попал. Хорошо будет видно, кто руководил нашим районом. Плохо то, что я потерял около двух сотен рублей. Полный заработок среднеоплачиваемого рабочего. Другой бы человек упал в обморок. В редакции получали гроши. Но я хорошо знал, что каков оклад в оном заведении. Плевать я хотел на это!..
Пришел в организацию. И увидел улыбочки. Господи, помоги мне выстоять! Для чего мне такие муки?
-Проходи. Проходите. Как теперь и называть. Понимаем. Подготовка к зиме. Нужна статья. Мы к тебе…к вам с жалобой. Нет сантехнических материалов.
Начальник цеха Толстолобенко нежно улыбался, ему вторил и главный инженер Хамов.
- Давайте так, - перебил я, - буду задавать вопросы, а вы – отвечать… Кратко и чётко. Мы на работе. Я и вы…
Нахмурил брови, и мои бывшие последовали моему примеру и тоже захмурели. Надо немедленно отбросить эмоции, одубеть и делать так, как делают мои бывшие. Стать без эмоций и всяких там лишних чувств, как поучал меня Кузоченко. Надо написать серьезную статью. В будущем мои материалы начнут «сушить», убирать оттуда мои отступления, мысли, критические замечания на некоторых руководителей. Кстати, если надо было кого покритиковать, то надо было идти в райком за разрешением. В редакции это стало железным правилом. Время бывшего редактора Сысоева ушло в историю. Он сам писал не только разные критические статьи и фельетоны на любого руководителя, за помощью мог придти к нештатнику домой. Ко мне несколько раз приходил. И вот, когда пришло время отправляться на пенсию, то Сысоева в один день уволили, как в будущем поступят и со мной…
Новый редактор Крутов ввел интересное правило – если надо написать критический материал, то беги за разрешением в райком партии. Если собрался писать о каком-то предприятии, даже положительную статью, зарисовку и просто корреспонденцию, ты должен испросить разрешения на опубликование у руководителей. Чтобы была подпись оного начальника на твоей рукописи. Также должны подписаться председатели профсоюзной и партийной организаций. Конечно, это правило не сам редактор придумал. Это придумали в райкоме партии. Это тоже был один факт. А я плевал на эти правила. В райком не ходил, и подписи не собирал. Поэтому мне всех больше доставалось, как от райкома партии, и от милых руководителей. Постоянно звонили в редакцию из многих поселков. Жаловались на меня – опять написал не о том, о ком нужно… Редактор Крутов, добрая душа, на мои упущения закрывал глаза.
Так вот, мою статью о подготовке к зиме напечатали. Хвалили. Были звонки. У нас любят звонить по любому поводу. Материал в райкоме понравился. Но мне такая писанина не нравилась.
Редактор Крутов был доволен.
- Вот видите. У вас получилось. А вы говорили, что не получится. Кха. Кгм. Тово. Можете и серьезные писать. Кха. Кгм.
- Вот это меня и настораживает…
- А чего так? Вы любите писать репортажи, зарисовки, очерки, фельетоны. Ну, и пишите на здоровье. У нас тут ваши материалы нравятся. Газету украсили, оживили. Если вам такие статьи не нравятся, то и не пишите… Пишите то, что вам нравится.
- Правильно, - поддержал Кузоченко. – Мы тут разговаривали. Насчет тебя. Мы и приняли тебя ради того, чтобы газету оживил. Создай серию очерков об известных людях. Да и простых людей не забывай. Это главное. Мы верим в тебя. Статьи у тебя о производстве не получаются, пиши о людях. А такие статьи и не пиши. Это не твоё…
- Старайся писать о коммунистах, а то о них у нас один Власий Белокурин пишет. Кха. Кгм. Тово. Потом зайдите ко мне. Поговорим о работе.
И вот пошел к редактору. А там сидел его заместитель Власий Белокурин, тот самый, который любил писать о коммунистах, и о большом начальстве.
Редактор Крутов передвинул численник, потрогал подшивку газет. Лицо его приняло очень серьезный вид. А Белокурин тоже очень нахмурился, и выше поднял голову. Вот это хмуряки! Что-то, видимо, серьезное собрались обсуждать мужики.
- Юрий Иннокентьевич, это самое…тово. Кха. Кгм. Тово, - редактор откашлялся и сказал речь: - Мы знаем вас по вашим материалам. У вас, как мне передали талантливая и удивительная судьба…Кха. Кгм. Да и пишите своеобразно. Этакий слог…словечки…Кха. Кгм… тово. Как-то, даже странно пишете. Такие у вас обороты….
- Да, да, обороты, - вошел в разговор Белокурин.
- Так вот…тово…Кха. Кгм. У вас обороты. Порой вас заносит. Не туда заносит, куда надо бы. В райкоме партии обратили на это внимание. Пишите, как все пишут, поменьше критики надо бы. Указали мне на это…
- Да, да, указали, - поддакнул Белокурин. - После его материалов бывают разные звонки. Жаловались на него со всего района. Указали…
- Ну да ладно…Кха. Кгм…тово…Понимаешь, нам указали…Мы что хотим сказать-то… Всех можно критиковать, но только с согласия райкома партии. А вот первого секретаря и весь райком критиковать нельзя. Мы сразу и договоримся…Кха. Кгм…
- Но, в Уставе этого нет! Там написано - критика снизу доверху. Значит, я могу критиковать. Демократический централизм.
Редактор испуганно посмотрел на дверь и туда же взглянул и Власий Белокурин.
- Вы тово… Не будем спорить… Кха. Кгм… Мы вас предупредили. Нельзя критиковать…
- Нельзя критиковать, - поддакнул Белокурин. – Мы же вот никого не критикуем… Начальство не трогаем…
- Прав товарищ Белокурин, начальство не надо бы трогать. Им надо план делать. А то мне уже передали, что вы…тово…Кха. Кгм… Любите начальство критиковать. Пусть райком их критикует, а нам не надо…
- А членов можно – перешел я на шепот.
- Нельзя… Вам же сказали…
- А если они набедокурят. Есть же среди них шалуны и шалунихи…
- Они не могут… Это, как вы выразились…Кха. Кгм…тово… Там люди проверенные, честные, благонамеренные… И давайте не будем. Кха. Кгм…
- Но когда это напридумывали? Я весь Устав проштудировал и не нашел подобное запрещение…
- Нельзя и всё. Не положено критиковать…
- Да, да, да, не положено критиковать – быстро сказал Белокурин.
- Ну, в основном понял… Значит, они бесконтрольны. А наш бывший редактор газеты даже телеграммы в Москву отправлял, чтобы немедленно сняли с работы секретаря райкома Подгузникова…
- Вы что, Юрий Иннокентьевич! – задушено прохрипел редактор и быстро взглянул на дверь и побледнел. – И давайте не будем. Напишите серию очерков, ну, например, о секретаре парткома Балаболкине. Он это заслужил.
- Это тот Балаболкин, который сам себе задает вопросы и тут же на них отвечает? Подойдет время и обо всех напишу… С удовольствием. Время ещё не пришло…
- Вы как-то про это сказали…Кха. Кгм…Идите и пишите…
И я пошел. Потом прибежал ко мне Белокурин. Он суетился. А мне не нравилась в людях суетливость. Не надо путать суетливость с темпераментом. Это разные понятия в характере человека.
- Я тебя понимаю. Но сам пойми. Нельзя критиковать. Найди какого-нибудь рабочего - пьяницу… Я вот начальство не критикую…
- Ты совсем никого не трогаешь.
- Всё на эту тему. Нельзя и всё тут. А если кого надо, то сходи в райком. Тебе там подскажут. Мы все так делаем. Имей ввиду. Райкому виднее кого надо критиковать. Ты лучше о женщинах расскажи, у тебя, говорят, много их было… Такая у тебя была красивая и пухленькая…
- Всё было. Но никогда не думал, что вот так будет…Всё на себе люблю испытывать. А тут райком рядышком. Нешто не любопытно?..
- Будешь писать? О ком?
- Там видно будет.
- Вот было бы интересно. Ты вот что… напиши-ка серию очерков о членах райкома партии…
- А если они…прощелыги…
- Тсс, - прижал палец к побледневшим губам. – Ты чего?! Разве так можно? Ну, нельзя же так…
Он подбежал к двери и плотнее закрыл её. А я знал, что о Белокурине так говорили, если хочешь, чтобы все узнали то, о чем ты говоришь – доверься Власию. Он поклянется молчать. В этот же день все об этом разговоре узнают.
- Но ты никому о том, что я пишу, - приставил я палец к губам.
- Да ты что?! Ты же меня знаешь! Ни-ко-му…
- Собираю материалы о них. Очерки выдам…
Он выскочил за дверь. А потом я решил зайти к Кузоченко. Он долго смотрел на меня, погладил залысины и мучительно улыбнулся. Странно, но почему он так улыбался, будто это ему делать трудно.
- Говорят, что ты над чем-то трудишься? Любопытно было бы посмотреть. О чем, если не секрет?
- О жизни. О себе. О людях, что окружали меня. О человеке, который жил в глухой провинции, но не в деревне. Её я не знаю, потому что там никогда не жил. Если, что я не знаю, то не могу писать об этом. Пишу о мечтателе, о маленьком человеке, о его свободной натуре, о его широкой душе, и которому для всего есть дело…Разве это плохо? И за это его постоянно пытались сломить…
- Правильно. Пиши. Я давно хотел тебе сказать, чтобы ты начал писать. У тебя такая завидная жизнь. Похлеще пиши… Не надо всех этих жалеть…
- А мне тут сказали, что нельзя критиковать райком и первого секретаря. Но как это так? Подскажи…
Кузоченко покряхтел, потер лысину, словно что втирая в неё. Задвинул в столешницу журнал «Политическое самообразование» и зло ответил:
- Как это можно! В Уставе этого нет! Они отгородились от критики, и вытворяют чёрт знает что! А ты пиши. Придет время и для истории это нужно будет. Как же мы жили вот в такой провинции. Особенно такие люди, как ты…
Что ему мог сказать? Пока ничего. Единственное, что у меня было, это хорошая память. Данные для моих материалов в газету никогда не записывал. Они у меня были в голове…
Я видел, как работали известные в те времена журналисты, некоторые в будущем станут писателями: Вячеслав Шугаев, Саша Вампилов, Валентин Распутин, Юрий Скоп, Лидия Графова, Валентин Овечкин, Леонид Шинкарев, Николай Кривомазов… А вот в провинции было другое. Здесь раскладывали листы бумаги или блокноты и записывали слово в слово, а за разрешением, я уже писал, шли к директору и представителям общественных организаций. Давно заметил, что люди боялись этих листов и блокнотов. У журналиста, если он выбрал эту профессию, должна быть хорошая память. А я заходил в будку, где отдыхали рабочие, и вместе с ними пил чай, разговаривал о всякой всячине и постепенно всё узнавал. Шел с ними на рабочее место, толкался среди них, хотя они и знали, что я корреспондент, и никогда не скрывал этого. Сразу представлялся им и включался в разговор. Надо среди них быть своим парнем, а не сюсюкать и не шепелявить и не хмурить брови. И они прекрасно знали, что буду писать о них, и ждали, когда же я начну расспросы и всё записывать… Постепенно они сами обо всём мне рассказывали, даже с удовольствием…Потом уж, в гостинице, можно было хоть сколько-то записать…
Я БЫЛ «ВРАГОМ» СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Решил протолкнуть сатирический рассказ «Прыщ», где главным героем был доблестный первый секретарь райкома партии…
Напечатали. В райком прибежали на меня жаловаться мои бывшие начальники. Это, мол, я их покритиковал…
- Это он нас имел в виду. Это мы там у него эксплуатируем своих рабочих на своих дачах и коттеджах, пируем и гуляем…
А тут ещё появился мой очерк о слесарях-сантехниках и там эти рабочие везли стройматериал на дачу к своему руководителю.
В мой кабинет ворвался сам Толстолобенко, мой бывший начальник. У меня в кабинете сидели и пили чай – редактор и Кузоченко. Они даже вскочили, видимо, подумали, что-то такое случилось.
Толстолобенко трясся, и сказать ничего не мог от злости. Наконец справился с тряской, отдышался. Даже пена в уголках губ появилась…
- Вы… Вы не знали кого принимали на работу?! – закричал он во всю силу своего мощного голоса. – Он же вам здесь такую анархию устроит! Вы ещё не знаете, что это за гусь! Не заметили? Да разве он имеет право работать в редакции? Это же кошмар! Конечно, я вас понимаю, некому работать в газете… Вот и взяли на свою голову… Да я его…
Говорил он эти слова и сжимал кулаки…
Он сделал небольшой передых, ну а я вставку:
- Да вы что?! А я думал, что вы меня хвалить пришли. Это же очерк…
У Ивана Ивановича пена на губах увеличилась, и он ещё сильнее затрясся, а лицо быстро меняло окраску. Из сероватого переходило на синевато-багровый тон с небольшой чернотой под маленькими глазками, расширенными до предела на широком лице. Да и Кузоченко вдруг разволновался. Ведь с человеком может случиться удар.
- Вон! Вон его! Как можете держать!? Его судить надо и немедленно! Он же смеётся над советской властью! Вы что не видите, как он над ней измывается?! Он ярый враг советской власти!
- Вы тут не кричите, пожалуйста, - тоже сделал вставочку Кузоченко. Он выпрямился, а лицо его ещё больше побледнело. Господи, что же они все цвета радуги показывают на своих лицах? Какое-то сплошное разноцветье!
- Но, как же, не кричать?! Он же всех людей заражает антисоветчиной! Он начальство не любит! И райком партии не любит!
- Он у нас многих журналистов стоит, – опять вставил Кузоченко. – А то, что он в рассказе «Прыщ» написал, это литературный прием. Жанр такой есть. И потом, герой непохожий на вас. Там есть такие строки, я даже запомнил. У него лицо и сама голова, напоминали луну в летнюю пору во времена пожаров…
Сказал эти слова Кузоченко и быстро взглянул на меня.
- Да это мы там. Мы это! Я этого жука знаю. Он любое начальство над собой не признает. Он же готов любого рабочего вровень поставить с начальством. Но, так же, нельзя! Заставляет рабочих думать! Думать ни как все. По его меркам думать. Под себя заставляет думать! Где это видано, чтобы рабочие во время работы думали о постороннем! И потом, мы все-таки, руководители…
- Может, это и хорошо, что все будут равны перед законом, - не сдавался секретарь. Редактор, вытянувшись, тоже побледневший, не сводил круглых глаз с Ивана Ивановича. А тот кричал:
- Как?! Да вы что?! Это же рабочие! Нам надо думать, а не им!
- Разве рабочему нельзя думать? – спросил секретарь и на его лице пробился румянец.
- Зачем им думать? Мы за эти думы деньги получаем. Наше это дело думать и руководить.
- Ну, знаете, - наконец-то выдохнул редактор. И стал кашлять. А секретарь спокойно сказал:
- Что тут такого? Каждый рабочий бы думал и не ждал, когда за него всё обдумает начальство…
- Как так можно?! Если каждый рабочий начнет думать в нашей стране, то он может до новой революции додуматься… Одумайтесь!
- Это передовой класс.
- Всё это чушь собачья! Они пусть вкалывают и не рассуждают! Я представляю такого рабочего – чтобы хорошо поработал, до устали, до седьмого пота. Но без мыслей о постороннем. Этим трудом он выполнил бы свой долг. Пришел бы домой, поел и лег спать. Всё. Вот истинный рабочий. А этот ваша бумагомаратель пытался разрушить этот монолитный образ рабочего человека… Он очень опасен… Мечтатель о новой революции в нашей стране. Вы хоть соображаете, к чему он всех склоняет? Потом поздно будет…
- Вы, Иван Иванович, рассуждаете, как крепостник, - прошептал секретарь. – Вот вы и боитесь таких вот людей, которые желают сломать крепостную систему. И я его понимаю и полностью поддерживаю…
Я опять сделал вставку.
- Там у меня герой другой… Вы мне всё испортили…
Кузоченко смотрел на меня и молчал. Он понял, кого я вывел героем в рассказе. А Иван Иванович опять зашумел:
- До каких пор ты будешь издеваться над честными тружениками?! Над всеми нами! Ну, я найду на тебя управу! Никакой жизни нет от него честным и культурным людям!
Он пинком саданул дверь и вышел. Не закрыл её за собой.
Редактор махом выпил стакан воды, медленно поставил его на стол и тихо сказал:
- Все считают его одним из самых культурных в районе… Как так можно? Не понимаю. Это же рассказ… Мало ли что там… Он не понимает литературного жанра? Тогда я не знаю…
Он развел руки, и налил полный стакан воды…
- Они много что не понимают, - ответил я.
- Вы уж, Юрий Иннокентьевич, как-нибудь помягче, помягче в этих самых…тово…Кха. Кгм…рассказах об этих…Ну, сами знаете…И в райкоме мне говорили, что вы сгущаете краски… Я вас там хвалю. Защищаю вас всячески.
Ах, редактор, редактор, добрая твоя душа, что твоя защита стоит? И я его понимал. Его мягкий характер погубит его. Мне даже было жалко его.
- Он не сгущает краски, а пишет правду, - возразил Кузоченко. – И потом, Иван Иванович сам себя выдал. Пришел и доложил, что он настоящий крепостник…
- Нда-а, - протянул редактор, но добавил: - Всё равно, помягче бы надо… Да, я уезжаю в один из леспромхозов, и за меня остается Белокурин. На два дня уезжаю.
И он вышел. Кузоченко постоял рядом со мной, подмигнул и сказал:
- Понимаю тебя. Толстолобенко зачем прибежал? Там же другой…
- Кое-чего и он набедокурил. Вот и пришел.
- Не дай Бог, если сам, наш первый узнает…Сомнет…
И он вышел из кабинета. Через некоторое время пришел Белокурин и с порога закричал:
- Пойдем, Юра, в райком вызывают… Ко второму секретарю. Подгузникова в Москву вызвали. А перед отъездом сказал, чтобы тебя хорошо наказали и отправили на север района. Чтобы, так сказать, поостыл. На тебя начальство жалуется. Жизни им не даешь.
И мы пошли в райком партии. Встретил нас Пантелеймон Пантелеймонович Гвоздиков. Кстати, наша милая интеллигенция нашего городка считала его самым культурным гражданином.
- Чего ты там опять нагрезил? – спросил он, не обратив внимания на моё приветствие. – Всё ты этих не отпускаешь? И чего они тебе? Зачем обижать? Они ведь обиделись на тебя…Сердятся.
- Я их не имел ввиду…Там другие герои…
- Они себя узнали!
- Ну, а если узнали, то надо бы за них взяться… Они себя с головой выдали… А я тут причем? Они бедокурят, а я виноват? Ловко получается!
- Будь, как все наши журналисты… Пиши положительные материалы. Покритикуй рабочих…Сошло бы с них…Не убыло бы… Пойми, нельзя критиковать начальство. Нехорошо. Пусть они работают, и не мешай им. У них план, производство…
- Рабочий и так замордован. Сделали их послушными рабами.
- Как ляпнешь, хоть стой, хоть падай.
- Вы бы хоть внимательно прочитали.
- Хватит болтать! Хватит бузить! Почему ты без галстука? Нехорошо так в райком приходить! Все культурные люди ходят в галстуках, а особенно коммунисты. Мы же вот все в галстуках. Валяй отсюда!
Я покинул кабинет самого культурного человека нашего города. А Белокурин остался.
Через какое-то время он ворвался ко мне.
- Я ему такое сказал, пусть почешется! Назвал тебя самым бескультурным. Говорит, что тебе нечего делать в редакции. Гнать тебя надо на самые тяжелые работы. Как это мы тебя приняли? Не могли взять человека посговорчивей. Говорит, что надо брать в редакцию женщин. Они все послушны. Какую-то даму с севера вызывают. И почему мы приняли тебя без согласия райкома? Это как бы ты повел себя перед членами бюро…В общем, одень галстук…
- Я к ним не собираюсь ходить. Вот приедет ваша дама, то пусть и бегает в райком и шестерит… А я – никогда…
- Я ему сказал, что ты в редакции всем понравился…
- Не льсти. Не люблю.
- А он мне в ответ – а то, что начальство его не любит, не учитываете? Глаз, мол, нужен за тобой. Поезжай в поселок лесников. Там остудись. По тайге поездишь с рабочими…
- Меня уже раз ссылали. Привык.
Вошел Кузоченко. Он от кого-то узнал, что меня вызывали в райком.
- Безобразничают в нашем райкоме, - сказал он и побледнел, кстати, он тоже не носил галстуков. – Ты, Юрий, езжай к лесникам. Всё равно их не переспорить. И ещё. Потерпи хоть здесь до пенсии. Дотяни до милой…
Пришлось уехать к лесникам. Мотался по тайге, был в бригадах.
К власти пришел Андропов. Наши доблестные руководители Андроповское постановление насчет поднятия дисциплины, повернули на свой лад. Когда вышло то знаменитое указание по дисциплине, я дорабатывал последние денёчки перед уходом в редакцию. О моем переходе я ещё ничего не знал… А вот то, что мне мотали нервы по сдаче экзаменов по технике безопасности, это было. Такой факт был.
Сидели мы в курилке. Здесь чай и водку пили. Переодевались в этой комнатушке, играли в домино, перебрасывались в картишки. Отдыхали здесь. Человек тут становился человеком. На пороге возникла председатель месткома Маруся Прицелова. Это та самая Маруся, которая сорвала стенгазету, которую сделал Саша Иннокентьев – и передала в КГБ. Даже с области приезжали чекисты и допрашивали парня. В этой газете он описал рост цен на бензин, в то время, когда наши руководители пользовались бесплатно. Это та самая Маруся, которая мне всегда говорила, что я враг социализма и советской власти. Это та самая Маруся, с которой я постоянно спорил насчет того, что когда идут праздники, то участники войны не должны идти строем и приветствовать тех, кто стоял на трибуне. А на нашей трибуне стояли внуки фронтовиков. Мне приходилось уговаривать многих мужиков не становиться в строй и маршировать мимо трибуны. Слава Богу, потом это отменили. А ведь дело доходило до строевого шага. Один даже в обморок упал и умер… Издевательство над фронтовиками прекратилось…Так вот, эта Маруся была яростная сторонница колонны дедов и бабушек.
В курилку вошла Маруся. С ней были две конторские дамы со злыми и недоверчивыми глазами. Этот великолепный отряд замыкал наш начальник участка Цукертот.
Сидели мы и говорили о всякой всячине. Марусе, видимо, не понравилось наше сидение, и сказала она очень интересные слова:
-Чего это вы, мужики, сидите в шапках, когда к вам вошло начальство?
Эти исторические слова я запомнил последовательно.
Цукертот всегда крутил ключи на указательном пальце правой руки. А тут ещё быстрее завертел, хоть батарейку для фонарика подключай… И сказал Цукертот такие исторические слова.
- Совсем распоясались…Постановление не читали? По дисциплине?
- Не об этом там говорится, - сказал слесарь Костин и почесал кончик носа. – Да и как в курилке можно перед всеми шапки снимать? Вы этот документ на свой лад повернули… Там о шапках не говорится…
- Поговорите вы у меня! Это всё Стрелов вас баламутит! – громко сказал Цукертот. – Ну, ничего. Приходит время жестокости с такими, как вы. Обстановка такая наступила. Приструнить рабочих.
- Да причем тут Стрелов! – возмутился Костин, и бросился возиться с носом. Костин, когда начинал нервничать, то у него чесался нос. – Что вы его везде клеите?! Я сам так думаю! Всё вы крутите под себя!
- Я не хотела это сказать, - попыталась оправдаться Маруся. – Надо бы немного быть культурнее…
- Не надо с ними говорить о культуре, - сквозь зубы крикнул Цукертот, и на его лице, как полагается в таких случаях, появилась бледность с островками румянца. Ну а главное – сатанинская улыбка. - С кем ты тут собралась говорить о культуре! Ты что, Маруся, не видишь, кто здесь?! Нас, культурных интеллигентов раз и обчелся. А эти…все против нас…
- Тут некоторые против советской власти, - опять подала голосок Маруся, - и вы…не замахивайтесь на советскую власть, и на всю нашу родную социалистическую систему…
- Эх, гражданка Прицелова, - сказал я спокойно, - вы же сами развращаете власть. Слушайте, товарищи, а ведь Прицелова враг народа! Она умело подрывает её монолитные устои! Она враг, и ярый противник советской власти и всей нашей любимой системы!
А Маруся, о, чудо! На удивление всем, покраснела. Глаза почти соединились с бровями, так они округлились. У Цукертота сошла положенная в таких случаях разноцветность на лице и осталась бледность и удивительная улыбка. Он засмеялся, вытянув губы трубочкой вправо. Но смех он пытался подавить. Мгновенно сдвинул брови и произнес зажигательную речь.
- Сейчас будет так. Заходите в любое помещение – шапки долой! Если вас будет спрашивать руководитель – не ковыряться в носу! А отвечать по всем правилам. Здороваться вы должны первыми и…кланяться. Да, да, кланяться! И надо будет шапки на улице при встрече с начальством снимать! Вот так мы поняли наше постановление…Оно только для нас, руководителей. Оно в нашу помощь. Мы уже собирались и обсуждали это постановление. Только железная дисциплина приведет рабочих к порядку. По одной половице будете ходить и ни шагу в сторону. И чтобы ни-ни. Не прекословить! Не перебивать! Не критиковать любое начальство! Не рассуждать! Поменьше думать на рабочем месте. Я тут покажу некоторым веселую жизнь…
А ведь ещё месяц тому назад он работал электриком на соседнем участке. Надоело возиться с проводами, и решил он податься в начальники. Близким друзьям он сказал:
- Быть мне начальником. Сначала надо мне пробраться в партию. И поступить на заочное отделение института. Какие плутишки туда пробиваются, смех же один. А я что, хуже их?
Костин не сдавался.
- Я читал постановление. Там этого нет…
- Нет? Так будет! Не перебивать свое руководство! Любое задание – точно и в срок! Канальи, они ещё и тут рассуждают?! Не рассуждать! Молчать!
- Они здесь все против советской власти, - опять вступила в разговор Маруся. - И меньше, товарищи рабочие, надо рассуждать. Я, например, так представляю рабочего. От души отработал смену, да так, чтобы на посторонние мысли не было времени. Пришел домой…
- Нажрался и спать, - вставил я. – Толстолобенко об этом нам сообщил, а ещё от диспетчера Любы слышал. Сейчас от вас, защитника рабочего класса…
- Где ваша культура, товарищ Стрелов, - прошептала Маруся, - на представителей советской власти вы так ополчились?..
- Это не ты ли есть советская власть! – воскликнул Костин. – А кто тогда мы? Кто же мы?
- Да, мы есть советская власть! – ответила она.
- Поговорите мне! – закричал Цукертот. – Всё! Хватит перечить! Пойдемте, товарищи женщины. Тут вы много чего наслушаетесь! Ну, ничего…Мы скоро умнем шумливых и горластых!
Вот такой состоялся разговор. Некоторые скажут, что всё это я придумал. Было такое везде. И это ещё один факт.
Через несколько дней шел я в свой кабинет после очередной головомойки в райкоме партии. Что-то там опять обнаружили в одном из моих материалов. И приказали – не критиковать начальство. И если кого критиковать, только через райком партии. Редактор Крутов, добрая душа, немного покраснел, помялся и очень тихо сказал:
- Вы же умный человек. Сами понимаете. Не надо бы идти против партии. Опасно. Будьте как все…
- Будьте как все, - поддакнул Белокурин.
- Это, же, не в какие ворота не лезет, - вмешался Кузоченко, - зачем устав партии нарушать? Это и действительно самодеятельность, но только райкома партии. Как, же, без критики? У нас сплошь и рядом нарушают именно руководители….
- Да, да, нарушают, - опять поддакнул Белокурин, зевнул и что-то быстро писал в блокнот. Это он шаблонировал передовицу.
- Мы партии подчиняемся, - тихо ответил редактор.
- Да, да, подчиняемся. Надо прислушиваться к руководящему органу…
Как я понял, что на очень современные реплики заместителя редактора, никто не обращал внимание. Белокурин на это не обижался. Его реплики были великолепны! Вообще, мне нравились эти концерты. Играли они классно. Не подкопаешься. Хорошо. А если не игра? Если всё на серьёзе? Тогда это какой-то абсурд! Ну а если это игра? Да и я иногда включаюсь в игру, а получается на серьёзе. Срываюсь. А не надо бы. И тогда меня вместе с райкомовскими отправить в дом для сумасшедших. Там нам законное место. Как же я сюда попал? Значит, не только наша система идиотская, но и вся наша многострадальная страна. Этого не может быть! На всех нас не хватит домов для сумасшедших. А любопытно было бы посмотреть со стороны - райкомовские и редакционные там, а вместе с ними и я за решеткой. Тьфу, на меня! Наваждение какое-то! А ведь подойдет время, когда райкомовские товарищи будут считать себя, чуть ли не святыми, страдальцами за народ. И что будет обидно, многие из этого народа будут опять верить им и сочувствовать.
Во время этой милой беседы вошла радиовещатель, и навеки одинокая женщина - Октябрина Правдина. Она сказала:
- Прислушиваться надо. Но и не позволительно забывать о дисциплине. Вы посмотрите, что делается у магазинов! За водкой очереди! Мне даже стыдно за них! Мы что? Мы развернутый социализм строим. Мне стыдно за мужиков. Бульдозером их через газету!
- Как вы можете, Октябрина Ивановна, как можете? – возмутился редактор. – Я только что говорил - никакой критики, а тут вы с какими-то бульдозерами. У нас есть на это третья полоса в газете и можно было бы написать о бульдозеристах…
- Да это был такой отдел при радиогазете, - не унималась Октябрина, - и в нем был Стрелов главным по фельетонам…
- Когда это было…Кха. Кгм…этово…тово. Сейчас другое время. Хватит критики. Начальство из-за этой критики меня запилили …
- Ну, и ударим по пьяницам, рабочим…Я же не говорю о начальниках. У нас рабочие пьют.
- Если рабочие…то можно. Рабочих можно. Они сильно пьют…
- А причем тут рабочие? – спросил я. – Начальство тоже пьёт.
- Кто в медвытрезвителе часто бывает? – не унималась Октябрина. – Рабочие…Руководители тоже попадают, но реже. Мы строим развернутый социализм.
- Руководителя личный шофер увезет, – прервал я её.
- Ну, всё, - хлопнул по моему столу редактор и пошел к двери. - И не будем больше спорить…
- Не будем больше спорить, - быстро поддакнул Белокурин. – Как райком скажет, так тому и быть. Он нами, да и над всеми хозяин.
Славно поговорили. И теперь я окончательно понял, что наш райком партии – очаг общественной заразы. И в эту банку со скорпионами зараженной неведомой миру заразой, попал я. Страшно!
Пришел домой грустный, грустный. Сын учил уроки, и поглядывал на меня. Что это, мол, с отцом? Вряд ли он поймет вот такого отца, непохожего на всех других отцов…
Как-то встретил заезжего тунеядца. На свалке брюки примерял на себя. Разговорились. Отсидел он на зоне три года за политику. Выступал много. Солженицына пропагандировал, к забастовкам призывал. А теперь странствует. Жена от него отказалась. Жил от случайных заработков. Счастливый человек этот гулящий. Он очень удивился, что я ещё больше его вытворял, и меня ещё не угнали на зону.
- Значит, у вас в комитете, неплохие ребятки работают…
- Все они хорошие…
- Не скажи. Был я в Тайшете. Хотел устроиться. Выгнали. Да ещё и слежку установили. Из Братска попросили. Здесь, правда, милиция ко мне стала присматриваться. Говорят, надо бы тебе «Студент», это моя кличка среди бичей, устраиваться на работу. А вот ваш комитет КГБ помалкивает. Мне сказали, что в вашем городе главный неплохой мужик сидит. Куда ему деваться, если ваши руководители, сами туда на вас, на таких умников, как ты, сообщают. Куда деваться-то? Так что, и у них есть люди. В общем-то, я сам по себе. Не хочу на тебя беду накликать….
- Я никого не боюсь, - ответил я. – Пошли ко мне.
Привел его домой. Жил он у меня трое суток. Много философствовали, свои записи давал читать, из которых потом родился роман «Зона». Дал ему почитать запретные статьи неизвестных авторов. Они отпечатаны на машинке. Многое что показывал. И он удивлялся, что как это я на свободе. А ведь он когда-то МГУ закончил. Была у него мечта, уехать за границу. Я отдал ему свое демисезонное пальто. Наступали холода. Денег на дорогу дал. На вокзал проводил.
Разве такие отцы у друзей Евгения? Порой мне было стыдно, что я такой отец, но изменить себя не мог. Ничего не мог с собой поделать.
ВЕРА
Сходить бы к Генке Кочеву, да вместе погрустить. Появилось желание – хорошо выпить. Вышел на улицу. Ночь. Звездное небо. С севера тянуло холодом. Вдохнул полной грудью воздух, пропитанный на зле и подлости. Даже почувствовал его, как он растворялся по телу и холодил кровь.
И тут увидел мерцающий круг, отверстие. А в центре стоял Керс и улыбался.
- Плохо тебе? Плохо. Знаю. Терпи. Надо терпеть. Для испытаний и постоянного терпения ты создан. Мучайся, но терпи…
- Куда-то надо слетать, господин Нафанаил Темнилов, так ты себя назвал, когда мы повстречались с Кочевым и Шугаевым…
Заглянул в отверстие. Но кроме какой-то серой, похожей на туман массы ничего не увидел.
- Пространство и время именно так вам и кажутся.
- К Маркизе меня. К Нине, или к Гниломедову?
- Про Веру забыл? Нина в вашем времени. Тебе уже говорили. Мальчишкой она родилась.
- Всё понял. К Вере, значит. Мне всё равно. Давай!
- Я тебя понимаю. Терпи. Да и Гнатон может появиться. Конечно, мы всё предусмотрели. Но ты не бойся. Твой блок от него заблокирован.
- Ничего не боюсь. Надоело бояться. Как же вы опять пропустили пирата? Что у вас там делается?
- Один господин, выше по должности Люца послал Гнатона и таких же, как он, в ваше время. У нас такое постоянно бывает. Так нужно. Чтобы они доставили в чистилище алкашей и наркоманов. Какой-нибудь человек нажрется водки, уснет и не проснется. Таких людей мы к себе. В особое место пьяниц и наркоманов собираем, сортируем. Тяжко у нас этим людям. Человек не хотел больше пить, решил не употреблять наркотики, а их наши с толку сбивают. Силу свою вольют в вашу водку и в наркотик. И эта сила войдет в организм. Всё. Смерть. У нас он.
- Ну и работа у вас! Ну и порядки! Какой-то сплошной Гнатонизм!
- Гнатон в команде по изыманию этих несчастных и падших людей в чистилище…
- Ты в какой команде? В Люцевой? Вы-то что делаете? – спросил я.
- С отдельными людьми ведем беседы в нашу пользу.
- Понял. Вы тоже как наши идеологи из райкомов, парткомов и обкомов.
Керс засмеялся.
-Метко подметил. То же самое. Идеологическая борьба с массами. Показать прелести нашего мира, его возможности. Ну, и, конечно, поиски, поиски и ещё раз поиски…
- Попасть к Гнатону в лапы, это тоже прелести?
- А ты бросай пить. Ведь всё может произойти. И даже Исса не поможет, если вместе с водкой вольется в тебя часть темной силы от таких, как Гнатон. Хорошее слово ты придумал - Гнатонизм. Почему-то все думают, что от водки иной человек задурил и совершил преступление. О, нет! Это настоящий гнатонизм. Совершил человек что-то плохое, а из него вышел тот, кто входил. Потом человек отвечает перед судом. Многие вешаются, травятся, стреляются, выбрасываются из окон, с крыш. Это темные силы вошли в них. Человеку надо собраться с силами и выгнать из себя темную силу. Только сам человек в трудную минуту в своей жизни может справиться с такой напастью. Трудно, но надо изгонять. И человек постепенно очищается от темных сил. Многие становятся духовно чистыми людьми.
Вместе с Керсом шагнул в проем. Ощутил небольшую боль в теле, но не такую, когда меня протащил здесь Гнатон.
Стоял на крыльце дома, где жила Вера. Раскрылась дверь, Она вышла мне навстречу. Округлив глаза, Вера не могла произнести слово, словно я с луны свалился.
- Вера, а вот и мы, - после затянувшегося молчания, тихо сказал я.
- Вот это да! Так быстро! Эти…были…комиссары и только что ушли. Спрашивали про тебя, но я ответила, что ты уехал. Они сильно ругались, особенно главный комиссар. Он так ругался, что мне за него стало стыдно. Ты чего так быстро?
- У нас порядком прошло время. Для чего-то меня сюда дернули…
- Интересно, какая я там, в будущем? Ты меня видел? Я там есть?
- Ты…Долго будешь жить. И сын, и внуки твои…
- А ты? Что я говорю, ты и так там живешь. Просто не верится. Не верится и всё тут…
- Ты быстро поверила. А я до сих пор плохо верю. Мне, кажется, всё происходит во сне. Лучше поверить. Ты вот она. Тебе, Вера, твои современники не поверят. Если начнешь настаивать, то отправят в больницу.
- Буду молчать. А вот со своей двоюродной сестрой Верой поделюсь. Надо же, у нас такое сходство. Как близняшки.
- Где она живет? В Москве?
- В Пятигорске жили. Собирались к морю переезжать…
Я в это время вот о чем подумал. Мне всегда казалось, что если человек делает какой-то пакостный ход, возможно, в этот момент, в него вошла темная сила. И все-таки, мне кажется, что чаще всего всё возможно в том случае, если вход заложен уже в ребенке. Дети тоже бывают разные. Значит, из таких детей надо изгонять темную силу. Во взрослого входит только тогда, когда его начинают искушать. Вот тут-то и можно искусить богатством. Не являлись ли некоторые мои путешествия искушением? Этого не должно быть. Я ничего себе не просил. Просто моё обостренное любопытство и познание других миров, и если там, как и в нашем мире, нужна моя помощь, всегда приду на выручку. Вот в этом есть моё богатство. В нашей жизни, я всегда жил бедно. Квартира до того холодная, что порой, чтобы не замерзнуть, обуваю унты или валенки. Сейчас у меня две радости. Мои дети, дочь и сын, и мои путешествия в другие времена и в другие миры…
Как-то раз я попытался двум богатым внушить, что их искушают. Один повертел пальцем у виска, а другой ответил:
- Всё чудишь. Чуди, пока не отправили в дурдом. Там твое место. А ещё лучше на зоне. Ты чего оскорбляешь честных людей? Надо, Юрка, уметь жить при любой власти. Ты не умеешь. Вот и весь секрет. Бог всегда за нас, если он есть, хотя в него никогда не верил. Всё это обман и надувательство. Я слышал, что ты веруешь, вот тебе во всем и не везет. Удивительная вещь получается. Знаю ещё трех верующих, и они ещё хуже тебя живут. Значит, не за вас ваш Бог, а за нас. Чудаки вы. Надо уметь всё брать, что лежит поближе. Поэтому Бог на нашей стороне.
В скором будущем, когда выйдет Указ по проведению праздников – Пасхи, Рождества Христова, троицы…эти два товарища вперед меня побегут молиться в церковь. В тот день они предадут своих товарищей по партии. В тот день я им тоже не поверил, как и никогда не верил. И разве это не великий грех? Они и сейчас отменно и богато живут. Тогда кто на их стороне? Я не знаю.
- Керс? – тихо позвал я. – Отзовись. Ты здесь?
Он молчал. Неужели они забросили меня сюда, а сами улетели по другим делам?
- Не отзываются, - тоже тихо сказала Вера.
- Они потом появятся, когда мне надо будет возвращаться. А когда, не говорят. Мне неведомо. В общем, идет вселенский эксперимент. Мы люди – есть подопытные, как те животные…
- Если это нужно, Юрий, для общего дела, то можно и пожертвовать…
- Я так и решил. Ради всей вселенской науки, или как там у них это называется, готов пойти на любые муки. Только бы спасти человечество от гибели. Ничего мне не говорят, что я ещё должен сделать…
- Пойдем в дом. Приготовлю чай. Знаешь, я всё думаю насчет синематографа…
- Что это такое?
- Как что?! Ты же сам говорил, что видел меня!
- Документальное кино.
Мы прошли в дом. На столе стоял самовар.
- На днях опять показывали что-то из тех лет…ваших лет, - сказал я и сел на лавку у стола. – Даже страшно становится. Через столько десятилетий ты мне улыбаешься. И вдруг вот ты. Скажу кому, в дурдом отправят…
- Все, Юра, не зря. Что-то это, значит…
- Нам этого не понять. Знаю одно. Идет вселенский эксперимент.
Она прошла в передний угол. Стала молиться, и что-то шептать. От нечего делать, стал смотреть в свое отражение в самоваре. Здесь мне было лет двадцать пять. Таким я был, когда приехал на стройку, в ссылку. Чудеса! Может, никакого вреда мне тут никто не сделает? Я ведь заблокирован. В любом путешествии, вокруг меня, как я понял, создается энергетический блок, защищающий от разных случаев. Ради эксперимента я согласен на любые испытания, лишь бы шло на пользу людям.
Ясно одно, что среди моих отправителей шла неутомимая борьба. И в моей жизни многие люди для меня были подопытными, ведь я тоже делал над ними свой эксперимент для пользы самих же людей. В редакции не знали, что они для меня подопытные. Может я сюда и отравлен для этого? Кто их знает? А разве райкомовские не такие же люди? Такие же! Если эти товарищи не знали, что они для меня подопытные, то я знал, что сам являлся таковым для моих отправителей. Как людям помочь? Нет, не играли мои товарищи в редакции и в райкоме партии. Не играли. Всё они делали на серьезе. Объяснить им всё? Не поймут, да и обидятся. Порой задумывался насчет райкомовских товарищей. Ими овладела темная сила. Неужели они не понимали, что падают духовно? Ну, нельзя же так жить? Все эти люди думали, что они высокодуховные, а такие, как я - отсталые, и грубые. Они считали отсталыми людьми тех, кто выступал против руководителей-крепостников, кто не шел в ногу с партией, с советской властью, кто не признавал современный социализм. Если обнаруживали в человеке какие-то отклонения, то он отсталый. И в этот чудный мир я и пришел – непутевый, грубый, бескультурный, безграмотный, непонятный для окружающих.
Очнулся. Вера толкала меня.
- Ты у себя был? У себя?
- Нет, нет, - поспешно ответил я. – Просто думал о роли человека в нашей жизни. Конечно, они не всегда бывают в нас. Каждый человек у них на особой карте судьбы. Мне иногда хочется побывать в прошлом.
Она стояла рядом и не садилась. В её глазах увидел звёздочки, и они будто плавали в бесконечности. Что же она говорила? Не слышал. Что-то во мне творилось. Вдруг до моего слуха донесся хриплый мужской смех, потом донеслась музыка. И тут я увидел лицо Веры…Лицо бабушки из Адлера…
Быстро залез под стол. Страх сотряс моё тело…
И тут услышал голос Веры.
- Что с тобой? Опять они?
- Ты посмотри на себя! Посмотри! Что они с тобой сделали?..
Кричал, но не смотрел на неё. Она сходила куда-то и вернулась.
- Посмотри.
Не глядя на неё, спросил:
- Музыку слышала…
- Ничего я не слышала…
- Она била меня наповал!
Выглянул из-под скатерти. Вера округленными глазами смотрела на меня. И в них страх… Она сидела на лавке.
- На какой-то миг, мне показалось твоё лицо пожилого человека, - сказала она. - Наверное, того, каким ты есть в будущем. Но зачем так?
И я подумал, что Люц и Керс такое не сделают. Значит, это был Гнатон. Чего удумал!
- Юра…я боюсь чего-то. Посиди со мной…
Она по-прежнему была молодой и красивой. Первой заговорила она.
- Как я поняла…это опять тот?
- Эта тварь где-то рядом…
- У меня такое ощущение, словно кто-то разглядывает меня…
- Возможно. В своем будущем я прочитал книгу «Планета обезьян». Там наши космонавты попали на планету обезьян.
- Что это такое космонавты?
И тут я понял, что Вера ничего не знает про космические успехи землян. Вылез из укрытия и сел рядом.
- В моё время люди будут летать в космос. Выйдут на луну. Корабли побывают на Марсе. Мне, кажется, что там кто-то есть.
- Счастливые люди, узнавшие про другие планеты, - вздохнула Вера.
- Каждое поколение по - своему счастливо и не счастливо. Мне ваше время нравится. Гражданская война. На коня и с шашкой. Вперед!
Стал продолжать рассказывать о содержании книги «Планета обезьян», где обезьяны переняли опыт у людей и захватили власть над ними. И человек стал подопытным у этих обезьян.
- Неужели мы все…
- Все. Все подопытные. Даже наши вожди и секретари райкомов и обкомов. Все.
Вера взяла меня за руку и потянула на улицу.
- Пойдем, пойдем, будто кто-то смотрит на меня…
Мы прошли в передний угол. Я встал на колени и перекрестился. Вера опустилась рядом. Мы неистово стали креститься. Вера даже что-то шептала.
И удивительно! На душе стало легко, радостно, и такое ощущение, будто и солнце ярче заиграло.
Мы встали. Грудь переполняла радость. Взявшись за руки, мы вышли на улицу. И тут у крыльца увидел Дюрда. Он улыбался. Чисто, светло, как только могли улыбаться Исса и Дюрд. Разве можно сравнить эти светлые лица, с улыбчивыми лицами многих моих оппонентов. От улыбки Дюрда шло невидимое тепло, радостная энергия, покой.
- Ещё немного и здесь появился бы комиссар Гниломедов, - сказал Дюрд. - Сейчас он очень сердит. Опять здесь витал прах Гнатона. Мы прогнали его. Твоей души он не коснется. Керс не мог предусмотреть появление Гнатона с другого входа в этот мир. Многие люди продают свои души Сатане.
- Я не продал!
- Знаю. Просто я услышал твой сигнал бедствия.
Вера с огромным интересом смотрела на Дюрда.
- У вас такие глаза, что будто там небо. Кто вы? Тоже оттуда? От мира Юрия?
- Он из другого мира, - ответил я. – Из светлого мира.
- Мир для вас полон тайн, - сказал Дюрд. – Для вас он неизвестен. У тебя, Вера, немного изменилась судьба. И ещё изменится, если завтра ты не уедешь на пароходе…
- Мне уже говорили.
- Знаю. Мы изменили твой ход судьбы. Всего доброго. Вера, не забудь про завтра. Гниломедов со своими красными орлами на всё готов.
- Мы не увидимся больше? – тихо спросила она и опустила мои руки.
- Нет, - ответил Дюрд. – Ты не расстраивайся. Жизнь хорошая штука. Будут у тебя и счастливые дни. Выше голову!
- Прощай, Вера, - сказал я. Все вокруг меня исчезло. Появился у своего окна. Сидел на стуле. Услышал голос Дюрда.
- Меня она не будет помнить. Она, вернее её душа, перевоплотилась в другую женщину. Мы, Юрий, не очень-то хотим появляться во вновь рожденном теле, называемом человеком. Мы не желаем входить при рождении ребенка и жить в нем до отведенного ему пути. А когда выходим, при вашей физической смерти – огромная радость. Тебе этого не понять. Да ещё в кого войдешь. Мы ещё поговорим на эту тему. Для тебя многое что открылось. Завтра тебе предстоит интересный день….
РОМУЛ
Засыпая, понял, что в этот вечер мне придется совершить новое путешествие. Но куда? Почему- то хотелось в древнюю Италию. Встретиться с моими друзьями, которых я описал в своем первом романе «Зона». Молодцы отправители. Они понимали моё состояние на моей новой работе. Когда мне бывает очень тяжко, они как бы протягивают мне руки дружбы и выдавливают меня из современности. А мне так бывает тяжело…Я не виноват, что у меня такая обостренная натура на несправедливость. Мне самому хочется, чтобы иногда меня выдавливали в другие миры, где я физически и духовно отдыхаю. Многие люди, особенно богатые, ездят за границу на знаменитые морские побережья и отдыхают там. Почему мне нельзя отдохнуть от окружающих меня идеологических физиономий? И мои путешествия в другое время и в другой мир, есть прекрасный отдых. Там я набираюсь сил для борьбы в нашем мире с несправедливостью. Скорее бы отправили!
… Не открывал глаза, но слышал, как рядом плескалось море! Неужели? Кажется, так давно не был в древнем мире. Прошло столько времени!
Чуть приоткрыл один глаз и увидел море, мелкую гальку, песок, скалы. И тут же раскрыл оба глаза.
Значит, опять в древности! Пусть хоть все летают на Сейшельские острова! А у меня отдых у моря! Разве это не счастье?
Где мои друзья-товарищи? Никого. Вспомнил, как меня украл пират Гнатон и спрятал в домике, сложенного из камня. Что ещё? Спартаковцы готовились к отплытию, потому что к городу Помпеи шли войска полководца Помпея, чтобы уничтожить гладиаторов и рабов. Исса появился в домике и отправил меня в моё время…
И вот я снова здесь. Иссы не было. Может, сюда перебросил Дюрд?
- Эй, кто тут есть? – позвал я. Тишина. Только слышно, как плескались волны, да кричали вечные чайки.
Куда идти? Скалы и море. Вдруг я не в древнем мире? Может, это Черное море? Надо идти за те скалы. Не смотреть на них меня сюда отправили. Ну, конечно, меня перенесли в Помпею. Я увидел гору Везувий. Даже не верилось, что когда-нибудь это будет вулкан. Почти до самой вершины она заросла лесом, кустарниками. Вдали простирались горы, и если мне не изменила память, это Апеннины. Поднялся на холм.
У подножья холма начинался город. Какой воздух! Он прозрачен и пропитан запахами цветов и фруктов. Меня тогда поразили изгороди из цветов и виноградников, и ещё каких-то ягод и фруктов…
Опять увижу Медису, Бартоло, Атратина, Рутилия. Вдруг они вышли в море? Но тогда чьи корабли стояли в бухте у самого причала.
Спустился с холма и побежал к набережной.
И тут услышал.
- Ром! Ром нашелся! Ромул, где ты бегаешь?
Кричала какая-то женщина. Корабли загружались разными товарами, людьми. Атратин командовал загрузкой. Значит, в этом мире прошло мало времени.
- Ромул! – крикнул Атратин, - мне сказали, что тебя утащил Гнатон и его банда!
- Было дело. Но я сбежал.
- Садись на корабль «Солнцеликий»!
Медиса и Бартоло шли ко мне. Что-то неуловимо знакомое показалось в её глазах. Только показалось. Потому что, это не биологическая ветвь родства, а по энергетической системе. Да и прошло две тысячи с лишним лет с того времени до рождения Шуры. И где-то там, в потустороннем мире – они вместе. Господи, после своей биологической смерти блок Медисы вошел в новорожденную девочку Шуру. Значит, в каком-то уголке мозга Медисы заложен код на когда-нибудь рожденную девочку. У Шуры был такой же код. Кто-то же должен быть среди этого промежутка лет! Кто же ещё был? Возможно, и не было никого. От таких мыслей у меня даже голова закружилась. Ромул это мой энергетический блок. Значит, мы с Медисой жили в одну эпоху. Бывают ли такие совпадения? Будто кто подсказал, что очень часто. Конечно, мне было жалко Ромула. Он ещё не познал жизнь, не знал любви, не оставил после себя биологический род. Но он отдал свою очень короткую жизнь за несбыточную мечту о свободе. А разве я, в своей жизни, не делал то же самое, только по-своему, и тоже проиграл. Возможно, судьба каждого из них, из энергоблоков, в которые я вхожу, заканчивали трагически. Но когда-то же, последний из нас, в будущем, после меня, на этой планете, проживет свой отрезок биологической жизни, собрав предыдущий опыт, поставит точку во всей нашей энергетической линии и уйдет в вечность. Для чего-то же мы, все энергоблоки, входя в биологические разумные сущности, жили? И все мы сконцентрируемся в одном биологическом, последнем человеке и энергоблоке. Какой он будет последний человек? В каком веке он будет жить? Надо будет ещё поговорить на эту тему с одним из отправителей…
- Мы уж и не думали больше увидеть тебя, - сказал Бартоло. Медиса нежно улыбалась.
- Где, Рутилий? – спросил я.
- Собрали всех гладиаторов и молодых рабов, бежавших от хозяев Помпеи, из Стабии, из вилл и полей, и направились к дороге, идущей в Помпею от Неаполя, чтобы встретить легионы римлян. Сообщили, что они скоро подойдут. Они повесили пиратов и самого Хрисогона, этого отъявленного атамана пиратов и разбойников. Пираты даже в сам Рим вошли ночью и грабили население. Убивали и стариков и детей. Для римлян мы хуже пиратов. И пусть римляне знают разжиревшие в роскоши, что мы – свободные люди.
Эти слова сказал Марк Атратин.
- Вижу много кораблей. Это все наши?
- Да, Ромул. Двадцать восемь кораблей мы собрали для великого похода в поисках свободных земель. И мы найдем их. Я уговариваю плыть в южную сторону. У меня есть, Ромул, хорошие проводники. Это фракийцы, земляки Спартака, фракийские русы…
И тут я почувствовал на себе чей-то взгляд. Так мог смотреть только враг. Оглянулся. Никого. Показалось. Но мне не хотелось попадаться в руки пиратов, тем более к Гнатону.
От красивого дома в два этажа из белого камня, заросшего цветами и ярко-желтыми переплетениями, скакал всадник. Он спрыгнул с лошади и подбежал к Атратину.
- Меня послал Рутилий. К закату солнца легиона полководца Помпея войдут в город.
- Думаю, что к закату солнца мы выйдем в море.
- Оставшиеся пираты и разбойники объединились под руководством Гнатона. Их много. Они хотят прорваться в город и к морю и захватить наши корабли. Многие пиратские уничтожены кораблями Помпея. Со стороны Рима они плывут сюда. Будут здесь только через два дня. В Неаполе пираты разграбили лавки торговцев, убили многих жителей. Они объединились и уже на подходе к городу. Они придут быстрее римлян…
- Я римлян понимаю. Они боятся нового восстания…
- Буду с вами, - предложил свои услуги. – Не возьмете - сбегу.
Атратин дал указание готовить корабли к отплытию. Богатые люди и их телохранители не вмешивались в дела бывших рабов и гладиаторов. Они понимали, что люди Атратина, объединившись с разбойниками, могут разграбить их виллы. Они закрылись за толстыми стенами. Улицы опустели. И только по ним бегали туда-сюда рабы и гладиаторы, ребятишки, да отдельные торговцы, помогающие носить груза на корабли. Атратин запрыгнул на коня и поскакал. За ним поехало ещё несколько человек, среди них увидел Родогуну, сестру Рутилия. Вот, была женщина! В ней, в этой красивой девушке сочеталось всё – и красота, и мужественность, и ловкость, и умение владеть любым видом оружия того времени. Рутилий должен гордиться своей сестрой. Настоящая спартаковка.
К Медисе подбежала такая же девочка-подросток, темнокожая, глазастая и довольно красивая.
- Гелена, ты тоже с нами? Ты сбежала или тебя отпустили?
- Сбежала. Хочу быть свободной как вы.
- Гелена, нам всем нравится, как ты поешь. Ромул, ты, конечно, не слышал, как она поет! Метробий, этот самый богатый человек в Помпеи, на своей вилле собирал богатых людей, наверное, со всей округи только послушать Гелену. Она египтянка. Её украли пираты и продали в рабство Метробию…
- Здесь отовсюду рабы? – спросил у Медисы.
- Есть из Египта, Греции, Германцы, с Крита. Есть фракийцы, венеты, славяне…
- А где Бартоло?
- Боюсь, как бы он не сбежал к Рутилию…
-И я туда, - сказал я, и побежал вслед уезжающим всадникам.
- Ромул! – крикнул один из рабов с пикой. – Прыгай ко мне!
Раб приостановил коня, и я запрыгнул на круп. Стали догонять отряд.
Мы ехали по опустевшей улице. Красивый город. Каменные дома в два ряда, с колоннами. Дома были в два три этажа и обязательно с лоджиями во всю длину дома. И все они в цветах и другой зелени. Каменные ограды вокруг дома. Улицы вымощены камнем. Была тут и площадь.
Окраина города. Здесь дома из грубого камня грязно-серого цвета. И тут много цветов и разной зелени. Везде был виноград. Взрослых не было видно. Ребятишки и здесь были ребятишками, грязные, босые. Они так и лезли под копыта коней и просили, чтобы их прокатили.
- Ромул, попроси, чтобы нас прокатили! – кричали они.
- Ромул, возьми нас с собой! – кричали другие.
- Откуда они меня знают? – спросил раба.
Он не удивился моему вопросу.
- Бедный Ромул! Тебе совсем отбили память. Мне уже говорили, что ты болен, Тебя многие знают. Ты был хорошим следопытом для рабов и гладиаторов. Если попадешься римлянам, они казнят тебя. Ты в поединке самого Гнатона победил. Берегись его, Ромул. Ты и в Сицилии отличился. Рабов освобождал.
Мы догнали основной отряд. Тут я услышал голос Атратина.
- Остик! Я тебя ждал. Ты почему не приходил?
К нам подбежал чумазый паренек моего возраста.
- Мамка умерла, - опустил голову Остик, и в его глазах появились слезы. – Отец на винограднике. Я помогаю хозяину. Он меня вчера палкой бил. Кроме меня у отца ещё семеро моих братьев и сестер. Отец привел тетю, и теперь я не нужен. У хозяина не хочу больше. Хочу с вами. Ромул, возьми меня?
- У нас подбирается настоящая команда из таких вот мальчишек, - сказал Атратин. – Ты будешь отличный воин, как Ромул. Мы освоим новые земли, Остик, и поселимся там навсегда. Найдем земли, где нет рабства. Отпросись у отца и прибегай к кораблям. Сегодня мы отплываем.
Мы поехали дальше. Миновали развалюхи, землянки. Здесь люди выходили из своих лачуг и приветствовали нас.
Небольшие холмы, на которых кроме камней, чахлых кустарников и редкой травы – ничего не было. Справа от Помпеи, на довольно большом расстоянии, возвышался грозный Везувий. От него уходили вдаль высокие, заросшие лесом холмы. Конечно, это начинались Апеннинские горы. И мы были у подножия этих гор…
Я увидел много всадников, сгрудившихся на чистом от камней месте. Здесь увидел Рутилия.
Спрыгнул с лошади. Мне подвели коня. Теперь это мой конь. На нем не было седла. Разбежался и запрыгнул на его упругую спину. Натянул повод. Ударил по бокам пятками, и он понесся по дороге.
- Ромул! – крикнули мне, - осторожно! Там должны появиться разбойники!
Проскакал с километр и выскочил на высокий холм. Увидел селение, а от него двигалась конница. Она была очень далеко. Со стороны Везувия неслась группа всадников. Они недалеко от меня. Это были разбойники. А те, что шли и ехали от селения – римляне.
За моим поясом кнут, и что он против ножей, мечей и стрел?
Увидел, как гладиаторы и рабы во главе с Атратином и Рутилием лавиной неслись в мою сторону. Сейчас здесь начнется сражение. Я должен принять в нем участие. А сколько было таких сражений? И сколько ещё будет, неизвестных истории…
Снова ударил пятками коня, выдернул кнут и направился в сторону разбойников.
Прямо на меня скакал обросший разбойник, в его руке сверкал короткий римский меч. У другого воина трезубец. У третьего лассо…Такое пленение меня не устраивало.
Направил коня на того, у которого трезубец. Он не ожидал от меня такой прыти. Выбил из его руки оружие и тут же направил коня на того, кто готовился пустить в ход лассо. Плеть моего кнута заставила выронить и это оружие. Тут же я развернулся и нанес удар по руке разбойника с мечом.
Мои друзья-товарищи ворвались на конях в неорганизованную толпу пиратов. Началась рубка. Над степью поднялась пыль, и слышны были – ржанье лошадей, звон металла, вскрики, победные возгласы, стоны…
Атратин рубил врагов направо и налево.
Я выскочил из толпы сражающихся и увидел, как большой отряд гладиаторов несся навстречу войску разбойников. Хотел поскакать за ними, но кто-то крикнул:
- Ром, берегись!
Оглянулся. В меня целился из лука разбойник. Мгновенно пригнулся. И стрела пронеслась над головой. Брошенный кем-то нож, угодил разбойнику в грудь, и он свалился с лошади.
В этот момент лассо опоясало меня и стащило с коня. Падая, увидел в толпе всадников знакомое лицо. Гнатон.
Меня спасли от плена мои товарищи. Кто-то из них успел перерубить натянутое лассо. Оставшиеся разбойники, развернулись и поскакали на помощь главному отряду. Гнатон в красном шлеме был впереди всех с высоко поднятым мечом.
Атратин развернул отряд и направил его следом за разбойниками. И тут, только так мог громко кричать Гнатон. Он отдал команду:
- Римляне близко! Уходим в горы! Мы ещё встретимся подлые рабы! Корабли будут наши! Тысяча акул вам в глотку!
Разбойники направились в сторону гор, а гладиаторы и рабы стали собираться к дороге. Очень далеко был виден столб пыли. Это двигались легионы римлян. Когда римляне войдут в город, мы уже будем в море.
Несколько разбойников и рабов лежали среди камней. Их души, подумал я, где-то рядом с нами. В том мире им нечего делить. Я уверен, что они удивятся тому, как, мол, могли из-за непонятно чего, убивать друг друга. А вот Гнатон совсем другой человек.
Рабы разожгли огромный костер, чтобы сжечь убитых. Даже мертвых римляне повесят на столбах для устрашения другим рабам.
Легионы уже находились в километрах трех от нас. Они шли и ехали на конях длинной и ровной вереницей. Сколько же их много! Они вмиг уничтожат наше маленькое войско. Они шли не торопясь, уверенно и грозно. Спартак громил такие армии. Зачем только восставшие разъединились? Теперь у рабов и низших классов такой возможности не будет.
Наше войско направилось в город. Я оглянулся. Огромный черно-красный столб огня взвился к небесам. Души убитых, наверное, взирают на подобное зрелище.
- Бартоло! – крикнул я. Он был в толпе всадников. Недалеко от него гарцевала Родогуна. Вот это женщина! Куда нашим дамам до неё! Она ехала рядом с братом Рутилием.
- Бартоло, тебе не приходило в голову, что на вас с Медисой, да и на родителей напали не случайно? И потом…Рутилий тоже был схвачен…
- Рутилия и Родогуну взяли неожиданно. Они бы не сдались. Рутилия ударили по затылку. На Родогуну набросили сеть. Но она бежала. Пробралась на корабль к Атратину. Гнатон знал и требовал отдать её ему, как пленницу.
- Но ведь богатых не тронули! – крикнул я. Нам приходилось кричать. – У вас были враги? Пойми, богатых не тронули, а брали тех, кто принял участие в восстании.
Он даже приостановил коня.
- Думал над этим. Есть такой Кай Анорист. Он уже прибрал два дома разорившихся граждан Рима. У него и в Риме есть две виллы. В Неаполе одна. И здесь три. У него плантации огромных виноградников, скотобойни, пастбища свои. Винодельни, мельницы, корабли. Атратин захватил у него пять кораблей. Странно. А Гнатон отговаривал. Вот об этом мне и поведал Рутилий. Гнатон был связан с Анористом. Тот платил ему золотом. Но Помпей всё равно повесит Гнатона и его банду. Можно было объединиться, и тогда нас никакой Помпей не взял бы…
Море уже близко. Теперь твердо знал, что мы успеем сесть на корабли. И тут увидел Остика. Он бежал к Бартоло. Мы оставили лошадей. Теперь они нам не нужны.
- Я с вами, Бартоло! Вольный. Дома я не нужен…
Почувствовал на себе взгляд. Оглянулся. Человек, стоящий за углом каменного забора резко опустил тетиву лука. Я прыгнул в сторону. Стрела летела на меня, но она ударилась в щит гладиатора. Человек не успел скрыться. Его поймали.
- Зачем ты это сделал? – спросил его. Он зло смотрел на меня из-за черных, косматых волос. Молчал.
- Я буду молиться за тебя, - сказал ему, - и просить прощения для твоей грешной души…
Его глаза немного расширились. В них установилось удивление, но раскаяния и трусости в них не было. Это был отпетый преступник.
- Пощадите его, - попросил я, - и отпустите с миром. Знаю, что его заставили это сделать. Гнатон уплатил ему за меня. Отпустите.
- Ромул! – крикнул один из гладиаторов. – Смерть разбойнику!
Пленного увели.
- Что с ним будет? – спросил.
- Он нужен на корабле. В цепях на веслах жизнь свою закончит, - ответил Атратин и быстро пошел от нас.
Несколько кораблей отчалили от причала.
И тут понял, что пришло время исчезать. И всё для меня исчезнет. Как давно это было! Даже правнуки этих людей уйдут в прах, в неизвестность. После них исчезнут многие города, такие, как Помпея. Уйдут в небытие многие народы, которые пока ещё и не появились. Возникнут новые страны, и они тоже исчезнут. От этих народов даже могил не останется. Ради чего всё делалось? Вот этот момент для чего был? Один я знал, что с ними будет в будущем.
В последний раз увидел Медису, Бартоло, Атратина, Рутилия, Родогуну… Они садились на корабли. В суматохе я и должен исчезнуть. Никто не заметит. Скажут, что опять украли…
Неведомая сила подняла меня над землей. Увидел людей, которые копошились внизу, увидел и легионы и конницу. Она неслась по улицам города. Нет, не успели атаковать моих друзей. Опоздали, голубчики! Последний корабль, на который вошел Атратин, Рутилий и мои друзья, отчалил от берега. Для меня древний мир исчез.
…Сидел у окна. За ним ночь, яркие звезды. Если это была правда, то нас разделяло такое пространство времени! Казалось, что вот только я это пережил. Что же станет с ними?
И вдруг услышал голос Дюрда. Оглянулся. Никого.
- Не оглядывайся. Просто мне захотелось поговорить с тобой. Всё это было. Тебе уже все рассказывали. Могу повториться. Тот разговор есть в твоей рукописи. Так вот. Предки твоих друзей будут штурмовать Рим с воинами вождей варваров Алариха и Аттилы. Почему предки окажутся среди варваров? Корабли твоих друзей разобьют армию пиратов у Крита. За твоими друзьями отправятся корабли Помпея, но потерпят поражение в Мессинском проливе у Сицилии. Восставшие с боями пройдут Грецию, Византию, войдут в Понт Эвксинский. Потом это море будет называться Русским, а затем Черным. Доберутся до устья Днепра и по нему поднимутся до славянских племен. Здесь они и поселятся у будущих руссов. Вместе будут сражаться с племенами скифов, хазар… Медиса станет женой Рутилия. Атратин и Бартоло женятся на славянках. Остик и Гелена будут иметь кучу детей. Рутилий, Атратин и Бартоло в разное время погибнут в боях с хазарами. Остик доживет до глубокой старости. Пройдет время и их потомки, молодые парни, под предводительством сначала Алариха, а потом и Аттилы, пройдут с огнем и мечом всю Европу и завоюют римскую империю. А потом вернутся домой. Многие из них погибнут. Это было жестокое время.
- Дюрд, как можно представить человека, жившего когда-то, и вдруг он воплотился через столько веков?
- Я уже тебе говорил, что в вашем мире есть время и пространство, но в нашем ничего этого нет. Единственное время есть, это тогда, когда возникла вселенная. И когда она совершит свой положенный круг, а потом снова возникнет, потом опять завершит круг и снова исчезнет, и так бесконечно. Так что и в этом вопросе у нас времени нет…
- Когда она завершит круг? Когда это произойдет?
- Тебе зачем? Но если так, то через миллиарды лет в земном исчислении, а для вселенной времени не существует. И до этого круга, в котором ты живешь, были и другие возникшие вселенные. До бесконечности. Космос никогда не был пустым. Он заполнен и другими кругами вселенных в бесконечности. Если в земных числах измерить расстояния хотя бы до соседнего круга вселенной и далее, то у землян на это и чисел-то нет, так бесконечен космос, в котором возникают и исчезают вселенные. Давай что-нибудь поближе. Зачем тебе эта абсолютная бесконечность вселенных, где главным является космический разум – Бог. Ритм биение сердца, так и в космосе. Возникли вселенные, исчезли, возникли, исчезли, итак бесконечно дышит космическое пространство этими вселенскими кругами. Определенный ритм…через определенное время. Вот оно и есть единственное время в космическом пространстве. Давай опустимся на землю. Вам, землянам, дана последняя возможность исправиться. Но вы всё делаетесь хуже и хуже. От вашей деятельности стонет природа. Многие из вас возвращаются в ваш мир, чтобы снова творить зло. Ну, например, Малюта Скуратов никак не мог стать в ваше время святым. Он мог родиться, к примеру, Лаврентием Берия. И все равно им дается время на исправление. Есть исправляются и получают всепрощение. После отработки цикла во всех рождениях индивида – он уходит на уготованный ему план, и уже никогда не возвращается на землю…
- Это все те люди, что жили до меня?
- Да. Они жили в энергетическом блоке, в котором живешь ты, ну, например, Ромул, и все те, что родятся после тебя…
- Ответь, когда я нарожусь после меня.
- Мог бы тебе не говорить, но скажу. И в твоем блоке все прошлые жизни отмечены с их мыслями переживаниями, но главное, опытом. Как кинопленка, как архив, вроде компьютера, отправляются в космос. Весь накопленный опыт всех твоих жизней, находится в определенном месте, но все они связаны с мозгом каждого из вас живущих в разные времена. И в твоем мозге есть место, в котором находится вся информация всех прошлых и будущих жизней. Народится он, как ты выражаешься, в середине двадцать первого века. В очень интересное время. Будет принимать участие в рождении новой расы. Люди придумали границы, национальности. А в новой расе все отрицательные моменты будут стираться. Рождение новых людей начнется с России. В настоящее время она переживает самый ответственный момент в своей тысячелетней истории. Даже идет деградация современного человека. Это последняя негативная сторона человека, но они вымрут. Последний рывок негативности от темной силы. Идет мучительная отладка народа. Это исправится только тогда, когда люди поймут, что им надо жить в согласии с природой и самим собой. Природа мстит человеку. Возникают эпидемии, планету трясет, вулканы, наводнения. В общем, завершается двухтысячный цикл на этой планете. Он проходит мучительно для вас. В будущем это будет единый народ – земляне. Увеличится срок жизни. Средний возраст будет двести лет. Потом и более. Конечно, если люди не одумаются, что они губят себя. Человечество подошло к рубежу. Оно оставляет после себя пустыню в природе и в душах. Вашим потомкам придется всё исправлять, если не будете уничтожены.
- Двести и более лет! – воскликнул я. – Плохо верится. Хотя тебе верю. Как мы будем уничтожены? Мор нападет?
- Биологическая жизнь на земле будет самая малая пятьсот лет, если человек не уйдет в другую жизнь от болезни или погибнет. Восемьсот и до тысячи лет будет земной срок жизни. Уже идет подготовка. Чистка. Это правда. Исчезнут войны. Темные силы пытаются помешать отладке. Им выгодно, чтобы человек деградировал. И во многом им это удается. Им нужны живые люди с мертвыми душами. Как вы будете уничтожены? Мне не дано знать. Может произойти в любое время. Всё в руках Бога. Перед концом начнется переполох. Человечество поймет, что пришел конец жизни. Так что, судьба человечества в его раках, а главное, в головах…
- Знаю, что мне не дано знать, кто они были до меня, кроме Ромула. Я представляю человека, который проживет много жизней. Столько в нем накопится от всех жизней! Какой он будет человек, и в каком веке? И я готов встретить всё, что произойдет. Наша жизнь – испытание. На другую бы не променял.
- Ты говорил, что перед тобой был Ромул. Есть и другие. Любопытные личности. Но во всех вас что-то роднит. Сейчас ты ляжешь спать, и уйдешь в другой мир. Так надо. Как говорится – слез с одного седла, пересел на другое. Спи…
И я уснул…
РУСАНА
Опять вспышка яркого света, похожего на тоннель, по которому я летел или как-то передвигался. Сначала было не очень-то приятно, а потом, словно кто влил в меня эликсир радости. Хотелось петь, веселиться.
… Степь. Услышал пение жаворонка. Открыл глаза. Да, это была степь. Вдали видел темную полоску. Наверное, лес. Я сидел на коне. Он не бежал, а быстро шел. Впереди ехало несколько всадников, а над ними длинное древко, и на конце его треугольный флаг из двух полосок красного и желтого цвета и ещё какой-то отличительный знак. На мне длинный кафтан из блестящего материала с золотыми бляшками, красные сапоги из тонко отделанной кожи, красные штаны и такого же цвета рубаха. На голове низкий шлем из толстой и твердой кожи, покрытый золотыми бляхами. Сняв его и, обнаружив такое тонкое изделие, заметил ещё, что моя голова лысая. У меня была борода. Надел шлем и огляделся вокруг. Следом ехали два бородатых, а на некотором расстоянии двигалась конница из сотни, наверное, человек.
По всему видно, что это далекие времена, и скорее всего или варвары, а возможно среднеазиатские воины.
На двух бородатых воинах такая же одежда, как и на мне. Остальные одеты в куртки, а то просто кольчуги. Куртки из тонкого меха и из толстого материала. За спинами воинов колчаны со стрелами, гнутые сабли. Какой век?
Навстречу нам быстро скакали три всадника. Мои сопровождающие остановились, придержал и я коня. Небольшой отряд, что двигался впереди нас, окружил трех всадников, и они вместе поскакали к нам. До нас они не доехали и остановились в метрах тридцати. Один из воинов лихо спрыгнул с лошади и побежал в нашу сторону. В нескольких метрах он остановился, опустился на колено и склонил голову.
- Чего это он? – спросил я и тут же обнаружил, что говорил на непонятном мне языке. Но это был не европейский язык и не татарский или монгольский. Их немного понимал. Главное, нужно терпение. – Отвечайте!
- Мой сопровождающий быстро ответил:
- О, мой повелитель, они проверяли путь…Дорога к нечистивым на день и ночь свободна. Нам помогает Яхве, наш Бог. О, непобедимый, Таган-Саол , твой крепконогий балан Ветер пронесет тебя через племена россичей. Ты разбил булгар и аланов. Ты покорил россичей, илвичей, кривичей, и многие другие славянские племена. Великий хакан будет доволен. Ты с богатой добычей вернешься в наш главный город Саркел…
- Хватит! – крикнул я. – Кто ты такой, чтобы мне тут болтать своим поганым языком! Отвечай!
Мой сопровождающий округлил глаза, но ответил:
- Я…Бей-Ермин, всегда, во всех походах был с тобой, великий Таган-Саол…
- Знаю, - перебил его. Значит, я – Таган-Саол. Каких он славян упоминал? Что-то смутное из истории во мне копошилось. Саркел…Город Саркел. Не помню. Не слышал. Значит, это не татары-монголы. Кто они? Что-то надо было говорить…
- Мы покорим многие племена и народы, - сказал я.
- О, непобедимый и мудрый Таган-Саол, твои предки ходили к теплым морям. Наши великие предки – Аларих, Мундзук и дед наш Аттила, покорители вселенной, самого Рима, завещали нам, своему великому народу, держать мир в повиновении и страхе…
- Ты у меня дождешься, борода! – закричал я. – Кнута захотел! Твой язык, как помело, как собачий хвост, кончай болтать и говори кратко. Отвечай!
- Это твой верный…телохранитель Билла…
Мне почему-то подумалось, что Бей-Ермин хотел сказать пес, вместо Билла…
- Знаю. Билла, ко мне! Ближе!
Билла, молодой ещё воин, крепкого сложения, в короткой, меховой безрукавке, опоясанный широким поясом из тонко-отделанной кожи, босиком. Как я заметил, что воины, сидящие на конях за Биллой, были босы. А вот подо мной седло, сделанное из ярко-желтой кожи. У каждого воина, за плечами, были колчаны со стрелами и луки, а у пояса гнутые сабли, мечи разной формы. На головах шлемы разные.
Билла, придерживая левой рукой меч, подбежал ко мне, и снова опустился на колено. Билла походил на азиата. В этой жизни я был варвар. Вот это да! Гунн.
- Отвечай, Билла, что там случилось?
Не поднимая головы, он ответил:
- Мой господин, передовой отряд Мамиллы сообщил, что на три луны путь до Росы свободен. Степь молчит. Мамилла пошел на Днепр, чтобы потеснить там Россичей и другие племена… Восставшие рабы здесь…
- Рабы? Где они?
- Там, - Билла ткнул рукой в сторону леса, - по твоему приказу твой шатер поставили у ручья, а твои подданные вокруг тебя…
Я тронул коня. Значит, вон тот лес, это не лес, а войско гуннов.
Все двинулись за мной. Бей-Ермин и его товарищи, ехали рядом. Билла на своей косматой лошади гарцевал впереди меня. Мы приближались к военному лагерю. Выглядел он странно. Поразили огромные повозки на четырех, а то и на шести колесах. Они высокие и сделанные из сплошных досок. На повозках прямоугольные шатры. Целые дома на колесах. Деревянный каркас обтянут материалом и огромными шкурами. Я уверен, что они до того крепкие, что никакие стрелы и мечи их не пробьют. Повозки стояли в несколько кругов. В центре, на небольшом холме, возвышался огромный дом на колесах, обтянутый красными и желтыми лоскутками. Как проехать к этому дому? Билла стал кружить между повозками. Он, видимо, хорошо знал ходы к центру. У повозок горели костры. Жарили мясо, что-то варилось в котлах. Кроме воинов, увидел женщин и детей. Это целый народ! Скорее всего, в этом кочующем войске находилось несколько сот тысяч разноплеменного народа. Здесь увидел плосколицых, желтых, черных, белокурых и даже рыжих. И этот народ, видимо, и назывался гуннами, варварами, скифами, хазарами.
Кольцо повозок закончилось, и мы выехали на просторное место. Лицом в землю, лежало несколько человек. Косматые воины гнули их к земле пиками и мечами. Пленные почти все были в крови.
- Кто они? – спросил Биллу. Он быстро ответил:
- Сейчас они рабы.
- Мы не рабы! - крикнул один из лежащих, и тут же его ударили пикой.
- Мой господин, - продолжал Билла, - они, наверное, были в дозоре и мы с ними сцепились. Нас было много. Раненых, мы доставили пред твои очи, мой господин…
- Поднимай его, - приказал я тому, кто ударил парня. Воин, видимо, опешил, но только на мгновение, быстро наклонился и поднял раненого. Он тряхнул белокурой головой, и зло взглянул на меня. Красивый голубоглазый парень и хорошо сложен. Воин снова ударил его.
- Не трогай! – крикнул я. - Так поступают только трусы. Я бы посмотрел, как ты сразился бы с этим воином один на один. Связанного по рукам легче всего бить. Билла!
- Слушаю, мой господин!
- Развяжи пленного и дай ему меч. Я желаю посмотреть, как этот трус будет в поединке вести себя…
Гунн наклонил голову и схватился за саблю. Пику он бросил.
- Таган-Саол, - подъехал ко мне Бей-Ермин, - ты унижаешь хазарина перед рабами. Так нельзя…
- Можно. Я желаю посмотреть, как мой воин бьется с моим врагом. Билла! Меч!
Билла подъехал к воинам, спрыгнул с лошади. У одного из них вынул меч из ножен и подошел к пленнику. Мечом разрезал волосяные веревки. Билла сунул меч в руки белокурого.
- Слушай меня, пленный воин моих врагов, - обратился я к нему. – Ты мне понравился своей смелостью. И ты должен доказать моё доверие. Уговор – если одержишь победу – отпущу с миром.
В моей свите услышал недовольное гудение. Но я продолжал.
- Хочу посмотреть на воинов моих врагов. И чего они стоят. Перед поединком хочу узнать твое имя, и какого ты рода и племени. Больше мне от тебя ничего не надо.
Белокурый нахмурился, грудь колесом, меч словно прирос к руке. Он ответил громко и с достоинством. Я понял, что теперь он живым не попадет больше в плен…
- Вам, подлым хазарам мы никогда не верили. Знаю, подлый хан, ты говоришь для нас одно, а сделаешь другое. Ловушку готовишь? Знай, подлый хан мерзких хазар, теперь меня живым не взять. О себе скажу. Я – Бронислав, сын знаменитого воеводы Лучка, который всегда бил вас. Вам не покорить россичей. Слушай хан, если тебе не жалко своего воина, то дай мне ещё одного. Скучно будет с одним…
Из охранников вышел могучий хазарин. Склонил голову. Он сказал:
- Разреши, мой господин, я быстро отделю голову с этого россича…
Я спросил Бронислава:
- Смотри, парень. Жалко тебя будет.
- Жалко?! – засмеялся парень. – С чего это хан жалостливый стал?
- Билла! – крикнул я, - подними остальных и развяжи.
Пленных развязали. В моей свите гул. Бей-Ермин приблизился ко мне.
- Таган-Саол, опомнись!
- Люди скажут, что я - Таган-Саол добрый. Уважает хан храбрых воинов. Молчать, борода! А то заставлю биться с одним из пленных!
- Таган-Саол, я ведь тоже хан. Зачем унижать меня. У нас с тобой один отец.
- Тебе этого не понять, брат мой. Это – секрет. Билла, пусть начинают. Держись, Бронислав! Надо тебе выстоять!..
Я спрыгнул с коня. Билла тут же подбежал ко мне и, держась за рукоять меча, в метрах трех от меня, повернулся ко мне спиной. Надежный воин.
Два хазарина встали напротив Бронислава. Первым взмахнул гнутой саблей тот, кто пикой бил лежачего пленного. У другого хазарина меч.
Если бы не увернулся парень, наверное, был бы разрублен. Хазарин схватился за бок и повалился на землю. Вот это выпад! Когда успел Бронисалав нанести удар?..
Бронислав словно замер с мечом. Он ждал нападения. Хазарин начал махать мечом и что-то кричать. И звуки похожи на боевой клич, вроде – хрр, хрр… Бронислав был спокоен. Хазарину, видимо, надоело крутить мечом, и он сделал выпад и тут же был сражен. Удар нанесен мгновенно. Бронислав тут же отскочил и замер. Среди хазар раздался вой. Пленные быстро сгрудились в кучу, образовав кольцо. Но у них не было оружия.
Через мгновения и хазары бросятся на россичей. Бронислав в три прыжка, оказался рядом с пленными, на ходу свалив ещё двух воинов, и встал спиной к своим соплеменникам.
Я поднял руку, и что есть силы, крикнул:
- Тихо! Тихо! Говорить буду!
Все затихли.
- Этот шум – против вашего хана? Россич оказался храбрым воином. Разве наш предок Аттила не уважал своих врагов? Уважал достойных врагов. И обидно, что мои воины оказались слабее. Этот храбрый воин будет отпущен – слово хана! С ним пойдет его товарищ. Пусть выберет сам. Остальных охранять…Завтра решим их жизнь…
Что же я тут намолол? Про какого Аттилу? И кто знает, каким он был? Может он жестокий и кровожадный полководец? Интересно, Аттила был гунном? И как поведут себя хазары? Да, Аттила был гунном. Вспомнил. Где-то читал. Странно. Если Аттила был гунном, то почему Таган-Саол и вот эти все – хазары? Откуда они появились и откуда пришли они? Что за народ? И как он давно исчез с лица земли?
Стало тихо. Я пошел в сторону пленных. Билла так и бегал вокруг меня. Что же мне делать дальше? Остановился напротив Бронислава. Билла встал рядом со мной…
Мы стояли с Брониславом друг против друга. И тут я сказал своему телохранителю:
- Билла, сбегай и принеси меч и отдай любому пленному, выбранному для свободы…
Билла попятился, не спуская взгляда с меча Бронислава.
- Хан, - сказал россич, не отводя от меня жесткого взгляда, - я не брошу своих сородичей. Мы не бросаем в беде своих воинов.
- Знаю, - быстро ответил я. – Ты настоящий славянин. И я поступил бы также. Запомни – спасу вас.
Уловил его удивленный взгляд, но только на мгновение. Он ответил:
- Хазары, народ коварный, особенно ханы. Что опять выдумал?
- Согласен. Коварны. Но я спасу тебя.
- Неужели в тебе заговорила кровь матери славянки, кровь руссичей?
- Откуда тебе ведомо, что моя мать вашего племени? Говори, нас никто не слышит. Только говори тихо…
- О, Таган-Саол! Мы хорошо знаем тех ханов, кто ведет свой народ против нас. Как только вы покинете степь и войдете в наши леса – мы уничтожим вас. Когда-то наши деды ходили на ромеев и воевали их. Аттила был великий воин и полководец. Наши деды помогали ему в битвах. Но после его смерти его сыновья стали воевать друг с другом. Некоторые пошли войной на руссичей и на другие славянские народы. Великая страна народов после вождя Аттилы, распалась и вот появись вы – хазары, коварные и подлые…
- Но ведь под знаменами вождей хазар, тоже много разных племен…
- В любой момент они могут убежать. Многие просто хотят поживиться. Привыкли к разбоям. Иной жизни они не знают. Стали настоящими разбойниками. А мы желаем жить на нашей земле и защищать её от вас, разбойников…
Не заметил, как к нам почти вплотную подошел Билла и слушал наш разговор.
- Сейчас вас отведут за мою повозку, - сказал я. – И вас будут охранять. Отсюда не убежать. И мне не хотелось бы, чтобы вы погибли. Слово своё сдержу. Вас покормят и дадут воды. Билла, меч у Бронислава не отбирать. Отдай и принесенный тобою меч…
Билла передал меч в руки Бронислава. На лице его удивление. Я повернулся и пошел к своей повозке. В след мне парень крикнул:
-Хан, если ты хочешь доказать, что твоё слово чего-то стоит, в которое я не верю, то сделай одно дело. В твой гарем доставили девушку из нашего племени. Освободи её. Тогда поверю в то, что ты сказал…
Мои сопровождающие зашумели. Бей-Ермин сказал:
- Таган-Саол, разреши снять голову с плеч наглеца!
- Не разрешаю. А разве моя мать…
- Тише, Таган-Саол, - перебил меня Бей-Ермин, - тише. Услышат. Никто не должен знать, что ты от матери славянки. Мы все говорим, что ты от хазарки и из древнего рода гуннов. Ты и голову стрижешь наголо, чтобы никто не видел твоих рыжих волос…
Я громко засмеялся.
- Смех один. Даже пленные знают обо мне!
- Но вслух этого не положено говорить. Боги разгневаются. Бог Яхве…
- Наш Бог Яхве не разгневается, Бей-Ермин. За нас всех и за себя просил победы над врагом. Бог простил и дал знак на победу. К врагам своим надо иногда быть милостивым. Завтра решу их судьбу.
Воины окружили пленных, и повели к дому-повозке. Бронислав и его товарищ с мечом, воинственно озирались.
Вместо двери на повозке висел ковер. Прежде чем войти – приказал Билле проследить за пленными, чтобы их не зарубили.
По бокам лестницы выстроились воины. Поднялся в дом. Пол устлан коврами в несколько рядов. Какая-то ковромания. На стенах шкуры. Как понял – дом разделен на две половины. А вот огромная шкура. За ней, наверное, вход в другую половину. Какое это животное?
Приподнял шкуру. Заглянул внутрь. В углу сидела молоденькая девушка, почти девочка. Она испуганно смотрела на меня. Вот это глазищи! Под цвет весеннего неба, носик пуговкой. На подбородке и бледных щечках ямочки. Огромная русая коса лежала ещё на не оформившейся груди. Сарафан из серо-белого материала закрывали ноги. Что-то надо говорить…
- Как это ты умудрилась попасть в полон? Кто с тобой был?
Она помолчала немного и ответила:
- Ты должен знать. Твои нечестивые воины одолели городищем Балки. Пожгли всё, побили…в полон взяли. Бронислав случайно у нас оказался. Они шли дозором, а тут на них и напали. Они многих ваших убили. Арканами их взяли… Нечестивый хан, тебе не одолеть руссичей. Лучко соберет руссичей, илвичей и другие племена славян и родов. Не сносить тебе головы. В жены меня взял? Я скорее умру, чем тебе достанусь.
- Не надо умирать, - ответил я. – Постараюсь отпустить и тебя и Бронислава.
- Где он? – вся подалась ко мне.
- Жив он и его товарищи живые. Он храбрый воин. Ты должна мне поверить. Как твое имя?
- Русана. Но я тебе не верю. Хазарам не верю
- Хорошо. Оставайся со своими мыслями здесь. Мне надо сделать так, чтобы освободить твоих воинов…
На выходе сказал:
- И всё-таки, освобожу вас…
Она крикнула мне вслед:
- Кто ты?
Пусть гадает.
Надо увидеть Биллу. Как ему объяснить? Он должен мне помочь. Вышел из дома, а Билла у дверей, если их так можно назвать.
- Как там пленные?
- Они надежно охраняются. Я сам назначил своих надежных товарищей. Мой господин, как я уже говорил, Бей-Ермин хотел против тебя идти. Он пытался свою охрану поставить. И перебил бы пленных. Он и хан Бачка постоянно что-то замышляют. Мои товарищи докладывали, что они готовят на тебя покушение, мой господин. Мои докладывали, что видели, как к ним в шатер проникали посланники из Византии. Тебе, мой господин, не нравится поход на Рось, так и мне. Им мало, что ты разбил войска Булгар и другие непокорные тебе племена. Им нужны все славянские племена. Византийцы хотят войны со славянами…
- Понимаю тебя, Билла. Чужими руками жар загребать.
- Какой жар? Угли от костра? Но зачем? Их нельзя на костер. Они твои братья.
- Не понял ты меня, Билла. Надо же, как всё знакомо. Брат против брата. Византийцы хотят нас стравить, нас дикарей.
- Мой господин, осмелюсь доложить, что тебе надо побыть у самого великого хана, великого воина Ортана. Он у ручья остановился. Желает видеть тебя. Совсем старик ослаб и ослеп. Посланник от него. Старик мудрый. Всё знает. Он ждет тебя…
Вот это интересно. Хотелось бы увидеть одного из тех, кто принимал участие в великом переселении народов. Кто же этот Ортан?
- Поехали к Ортану. Сначала надо увидеть пленных. Они мне нужны живыми, Билла…
- Их охраняют надежные воины. Они преданы тебе, как твой раб Билла.
- Ты больше не раб Билла, - сказал такие слова и положил свою руку на его плечо. – Твоя преданность мне говорит о том, что должен быть мне другом…
- О, мой господин! – воскликнул парень и грохнулся на колени, и хотел приткнуться к моим сапогам. Я поднял его.
- Отныне ты не должен опускаться на колени. Это моё слово. Больше ты не раб. Ты мой сподвижник. Скажи, друг мой Билла, кто ты и откуда родом? Я должен знать.
Встряхнул его за плечи, а то парень совершенно растерялся. Разве мог так обращаться с ним настоящий хан?
- Я…Я…О, великий…
- Говори, а то рассержусь!
- Отец из хазар. Он из рода готов. Он говорил, я слышал, что его предки скифы. Мать из славянского роду. Больше ничего не знаю…
- Хватит. Тоже знаешь язык славян, руссичей?
- Да, мой господин. И Бей-Ермин знает. Он хитрый, как старый шакал. Мы часто ходим в поход на славян, и многие знают этот язык. У многих жены из разных племен этого народа.
- Коня, Билла. Сначала к пленным, а потом к Ортану.
Два воина подвели моего коня, и я вскочил в седло.
Метрах в тридцати от моей кибитки, сидели пленные, а Бронислав и его товарищ стояли. Мечи грозно поблескивали.
Я подъехал к ним. Своим воинам приказал отойти подальше.
- Видел и разговаривал с Русаной. Она никогда не будет моей женой. Она твоя невеста и ты станешь её мужем.
В глазах парня удивление.
- Мне тут надо съездить в одно место, а там что-нибудь придумаю. Охрана у вас надежная. В случае чего поможет…
Развернул коня и поскакал следом за Биллой. Мы спустились к ручью.
- Вот он, великий Ортан, - вплотную подъехал Билла. – Он любит быть у воды. Я останусь здесь…
- Да, да, Билла. Ты умный парень.
На берегу ручья, заросшего мелким кустарником и высокой травой, стояла древняя кибитка на четырех колесах обтянутых лоскутками шкур. На берегу горел костер, а рядом с ним, на большой шкуре сидел худой старик. Знал из истории, что все кочевые народы любили степь, а этот у воды…
- Садись, хан Таган-Саол, говорить будем. Со мной многие вожди беседовали. Что думаешь делать?
- Поход на славян…
- Что-то в тебе непонятное чую. Ты от братьей всегда отличался рассудительностью. Тебе бы где-нибудь столицу построить и жить там с женами и не воевать. Отличаешься от братьев своим великодушием. Россичей пожалел? Зачем? Мне сообщают о каждом твоем шаге. Ты должен быть воином. Твои предки были великими вождями. Пойми, только жестокостью можно держать народы в повиновении. С великим Аттилой закончилось могущество нашего народа. Кто-то должен его возродить. Вы должны объединиться…
Он замолчал, и я его не прерывал.
- Вот ты всегда такой. Твои братья стали бы кричать, брызгать слюной, а ты…совсем непонятный… Что-то в тебе есть чуждое. Мои дни сочтены, Таган-Саол… Ты последний, кому дам совет. Все народы должны жить под силой одной руки. Всё началось с Готь-хана. Он первым объединил племена детей степей – скифов. Его мечта была собрать все дикие племена и завоевать мир. Его внук, знаменитый Аларих выполнил завещание деда. Он завоевал все народы, сжег непокорный и утопающий в золоте Рим. Я всегда был рядом с Аларихом, как твой Билла. Я был предан великому потомку скифов…
- Скифов? – спросил я.
Старик вздрогнул и выпрямился. Палку, которой он ворошил угли, бросил в костер.
- Ты перебил меня!? Это могут делать твои братья, но ты никогда этого не делал! Что с тобой? Отвечай!
- Не знал… что он потомок скифов…
Кто такой Аларих, а тем более Готь-хан? Аттилу знал по истории. Даже какую-то книгу об Аттиле читал. Оказывается, и до него Рим сжигали. Это же интересно.
- Он не знал! А надо знать! Ты ещё молод. Это твои братья кричат, что они хазары! Все вдруг стали хазарами! Все мы произошли от скифов, даже славяне, против которых ты сейчас воюешь. От скифов появились народы – готы, гунны, илвичи и россичи и многие другие народы. Например, мои предки пошли не то от венедов, не то от антов. Наши с тобой предки начинали великий поход на завоевание мира. Но и венеды, и анты тоже от скифов. Хазары. Было маленькое племя. И все наши предки были рыжими, светлыми. А тут, видите ли, сам хакан из хазар. И все стали подражать ему. Черными решили стать. Красятся. Один ты не подчинился подражанию. Сбрил свои рыжие волосы. Молодец.
- Дорогой мой учитель, прости меня за то, что я тебя перебил, но разреши мне задать несколько вопросов.
Он выпрямился. Гордо выпятил сухую грудь, черными и костлявыми пальцами расправил длинную и белую бороду, кашлянул.
- Учителем? Слышал я это слово от византийцев. Вроде наставника?
- Да. Я благодарен тебе за всё.
- Многие вожди подделываются под ромеев. Византия всегда хорошо платила нам дань. Задавай вопросы. Ко мне никто никогда так не обращался. Ты первый и последний. Спрашивай.
- Мой наставник, почему ты не останешься на одном месте?
- Привык к походам. К битвам. Мне приятно слышать звон мечей, ржание лошадей, звуки победы нашего народа над врагом. Когда я был совсем молодым, я с нашим первым вождем народов Готь-ханом много армий разгромили, а под главным городом ромеев Адрианополем одолели армию византийцев Валента. Он решил возглавить свой основной отряд ромеев, и погиб от моего меча. В походах мне не было равных. Был я и в Армении, и в Булгарии, прошли с мечом всю Азию, разбили сильную армию фракийцев. Потом опять ушли в наши степи. Со славянами двинулись к теплым морям. Никто не мог нам загородить наш путь. Мы разбили македонцев, греков…
- С вами всегда были жены, дети, старики?
- Да, Таган-Саол, мы как море, как вышедшая из берегов река, шли через все народы, покоряли их, или они сами шли с нами для освоения новых земель. Нашим предкам понравилась Италия. Аларих и другие вожди нашего народа покорили Италию, Рим, и поселились там. После смерти Алариха, вождем народа стал Мундзук. Это был прекрасный воин. В повиновении держал все народы. Я всегда был рядом с ним. Многие вожди стали достойными людьми в Италии и Византии, многие племена поселились среди других народов до всех теплых морей. Потом все племена разделились. А тут вот появились хазары…
- Наставник, а ты слышал что-нибудь о половцах?
- Есть такое племя. Они под нами. Сейчас они где-то у кипчаков. Так мне доложили. Многие из них ушли на север, воевать другие мелкие народы.
- Наставник, а что это за народ Россы, Руссы? Сильное племя?
- Они также произошли от скифов. Они ходили в походы с Готь-Ханом, Аларихом, Мундзуком, Аттилой. Теперь они желают жить в лесах и у рек. Их племена всегда жили в лесах. Иногда они ходили походами вместе со скифами на ромеев и возвращались в леса. Это мужественные воины. Наши вожди всегда брали себе жен из славян. Все наши вожди произошли от славян. Мне передали, что ты заигрываешь с россами? Так ли это?
- Это мой ход. Хорошая задумка есть…
- Братья тебя не поймут. Будь с ними осторожен. Сегодня я видел во сне Готь-хана. К себе зовет. Иди в поход. Пусть духи предков помогут тебе…
Я поклонился старцу и пошел к своему коню.
В лице Биллы увидел беспокойство.
- Что случилось, мой друг? Говори.
- Один мой тайный человек узнал… Бей-Ермин и хан Бачка совещались. Они собираются отравить тебя. Я тебе, мой господин, много раз об этом говорил. А сейчас, после того, как ты так сделал с пленными, то они решили тебя отравить…
- Быстро едем к моей кибитке. Договоримся там. То, что я буду приказывать, подчиняйся, даже если покажется тебе подозрительным. Нам надо, Билла, уходить, и уводить пленных вместе с той девушкой. Ортан тоже дал мне пожелание. Будем с тобой искать новое пристанище. Мы его найдем, если поможем славянам выбраться отсюда.
- Я тебя понял, мой господин. Поеду к своим товарищам и всё им объясню. Если они останутся здесь со мной, то их тоже казнят. Мы найдем новые места…
Билла махнул рукой и несколько всадников подскочили к нему. Он им стал что-то объяснять, и они разъехались в разные стороны. Я спрыгнул с коня и вбежал в кибитку. Вошел во вторую половину.
- Русана, в моем войске неспокойно. В любое время пленных могут убить, да и меня тоже…
Пока я это говорил, в глазах Русаны рождался ужас.
- Надежные люди разъехались по войску в сборе людей. Сейчас мы с тобой пойдем к пленным. Давай договоримся так, надо развеять подозрение. - Что ты надумал хан? – тихо спросила Русана. – Я тебе не верю.
- Знаю. Надо поверить. Ты в один миг стала бы моей. Это у ханов делается быстро. Лучше послушай меня.
В её глазах появилась надежда. Мы помолчали. Я дал ей время одуматься. Она продолжала сидеть в углу. Послышалось ржание и топот лошадей. За дверью раздался голос Биллы.
- Мой господин, мы здесь!
- Билла, входи!
Он вошел и замер у порога.
- Русана, вот парень. Самый надежный мой друг. Сделаем так. Я выйду разъяренным, а Билла будет тащить тебя, ты будешь кричать и вырываться. Я прикажу собравшимся, что ты меня ударила, и я тебя повезу на такую казнь, что даже духи предков вздрогнут от ужаса. Возьмем с собой пленных и Бронислава. Ты будешь с ним…
- Хан, ты не обманешь?
- Всё с тобой. Билла хватай её и тащи к пленным.
При этих словах она вскочила, глаза её сияли радостью. И она воскликнула:
- Если к Брониславу, то я буду очень сильно кричать.
Билла ловко подхватил её, закрутил на руку косу и потащил. Такого визга и проклятий на мою голову никогда не слышал и, надеюсь, не услышу. Мы выбрались из кибитки. Мало того, что она визжала и, кричала, но и брыкалась. Я вскочил на коня. Всадников было около сотни. Все без обуви и седел. Всадники всё прибывали.
Вот и пленных ведут. Русана вырвалась и побежала к ним. Бросилась к Брониславу и что-то быстро стала говорить. Парень слушал её и смотрел в мою сторону. Я подъехал к пленным.
- Тебе всё рассказала Русана. Я решил увести отряд. И вас. Обо всём говорить нет времени. Билла! Веди рабов!
Когда выбрались из военного лагеря, то нам преградил дорогу довольно большой отряд, а впереди ехал сам Бей-Ермин.
- Кто это там остановил моё движение! – закричал я, словно не замечая хана. Билла крикнул:
-После казни пленных ты устроишь пир!
- Как смеешь говорить раб о моих людях! – заревел Бей-Ермин. – Совсем вас распустил хан Таган-Саол! На колени, собака!
И схватился за рукоять сабли.
- Хан Бей-Ермин, мой телохранитель не раб, - ответил я. – И как ты смеешь в моем присутствии изрыгать такие слова! Мне недолго высечь тебя, а твою бороду поджечь, а твоих рабов сделать моими рабами!
Бей- Ермин оставил в покое саблю и приложил руку к голове и к груди. Голос сразу изменился, стал бархатисто-ласковым. Настоящая лиса…
- Мой повелитель, я не на тебя разгневался. Раб не должен так говорить при своем хозяине. Ты всегда был добрым к рабам…
- Знаю! – прервал хана. – Это мой раб, но не твой. И я не в духе. Славянка осмелилась поднять на меня руку! Увезу её и этих… в степь и устрою такую казнь, что нашим предкам и не снилось. И моим воинам будет, что вспомнить.
- Мой повелитель, - опять склонил голову хан. – Ты правильно сделаешь. Напутствовал ли тебя великий Ортан?
Всё знает, мерзавец!
- Да. Мы пойдем на славян в три потока.
- Сегодня вечером я хан Бачка приглашаем к себе на пир.
Где вы, мерзавцы, постараетесь избавиться от Таган-Саола.
- Принимаю приглашение, - склонил голову.
Я тронул коня. Бей-Ермин и его свита посторонились, а мы ринулись в степь. Несколько всадников погнали пленных, на скаку перерезая веревки. Некоторые воины гнали перед собой по одной лошади. Пленные на ходу запрыгивали на них. Я видел, как им бросали мечи, ножи, луки и стрелы. Пленные вооружались. Бронислав был с Русаной.
Постепенно вперед выдвинулся мой конь, а рядом был Билла. Рядом с ним молодой хазарин с копной черных волос. Все хазары черноволосые.
- Билла! – крикнул я, - надо как можно дальше быть от войска и не попасть под стрелы славян.
- Ещё немного и мы пойдем шагом, - ответил Билла. – Ролс знает. Он разведал путь…
- Твой хазарин?
- Это печенег.
- А откуда они взялись здесь?
- Они с половцами пришли под хазарские знамена в поход к теплым морям. У Ролса нет семьи. Здесь есть булгары, хазары, печенеги, половцы, аланы, венеды, славяне. Есть один германец. У нас даже есть фракиец, два эллина, перс, грек.
- Да, теперь я верю, что на Рим шли целые народы, - сказал я. – Всех их называли - варвары, готы, гунны, а теперь вот и хазары.
Когда совсем не стало видно войска хазар, мы приостановили быстрый бег лошадей. Пошли шагом. Общей лавиной двинулись в сторону, куда должно было сесть солнце…
- Билла, у нас не хватает лошадей, - сказал я, - надо бы как-то их добыть.
- Скоро появится дозорный отряд хазарского войска, и мы возьмем у них лошадей. Этот отряд не должен вернуться в общее войско.
К нам подъехали – Бронисалав и Русана.
- Хан, куда путь держим? – спросил парень.
- Брось ты меня ханом называть! Просто зови Таган-Саол.
- Ты странный человек. Мы знали, что ты не похожий на своих ханов, но чтобы такое сделать! Не пойму тебя, Таган-Саол…
- Будешь странным, если мои братья собрались отравить меня. Я же все-таки славянин.
- Да, Таган-Саол, ты славянин.
- Вам надо добыть лошадей.
- Если идти навстречу солнцу, то можно попасть в плен к ромеям, а они хазарам отдадут, - сказал Бронислав.
- Ты и это знаешь? – удивился я.
- Как только поспеют травы, ромеи натравливают хазар на нас. Мы это знаем. Если пойдешь за солнцем – славяне перебьют. Куда решил идти? И если ты дал нам волю, то мы поможем тебе.
Я взглянул на него и увидел за его спиной огромные глаза. В них было удивление и любопытство. Но страха и ненависти не было. Это уже лучше. Посмотрел вперед. А там приближалась темная полоса. Там был лес. Где-то поблизости должны быть хазары…
- Вон там, впереди…отряд хазар, - сказал я. – У них надо взять лошадей. Вот там и решится судьба наша и ваша. И весь там ответ. Теперь вам надо немного отстать, чтобы не заподозрили.
Мы с Биллой и Ролсом вырвались и поскакали к темной полоске. Хазары расположились лагерем недалеко от леса. Они заметили нас и приготовились к сражению.
Билла крикнул:
- Мой господин, атакуем сразу! По славянам они поймут, кто мы такие! Это они жгли и грабили городища…
- Я понял, Билла! Воины! Перед вами враг! Вперед!
Хазарские кони чувствовали настоящий бой. Мой конь Ветер прижал уши и захрапел, по телу пробежала дрожь. И подгонять его не надо. Он несся на хазар.
Правильно ли я поступил? Где выход? Вечером хана собирались отравить. И некому было бы спасти Русану. А как было в реальности? Возможно, Таган-Саола отравили. Нет. Слуга Билла сообщил. Хан раскрыл заговор и казнил виновных. Что произошло дальше? Что он сделал с Русаной? Стала ли она его женой? То, что происходило сейчас, это делал человек из будущего. Даже праха от этих людей нет. И родословная потерялась в веках. Хазары, как и многие народы, исчезли с лица земли. Руссичи, илвичи, кривичи и другие близкие друг к другу племена, одним словом восточные славяне, которые и создадут государство – Русь.
И все-таки, поступил правильно. Если меня забросили сюда, значит, что-то должен был сделать такое, что привело бы к изменению отдельной судьбы в том далеком прошлом. Судьба Русаны поменялась бы? Вот летят нам навстречу хазарские стрелы, и одна из них вдруг поразит хана? С поднятым мечом я несся впереди всех. Убивать никого не хотелось. Хазары взялись за мечи. Вдруг повернули вправо и стремительно понеслись в степь. И тут увидел, как из леса выскочил большой отряд. Его и увидели хазары.
Билла и его товарищи ринулись наперерез хазарам, ворвались в отряд, и началась рубка…
Я не знал, что мне делать? Вскоре ко мне подъехали те, что сидели на конях по двое.
- Хан, Таган-Саол! – крикнул Бронислав. – Береги, Русану! И береги себя! На помощь идут русичи!
И все они поскакали на помощь отряду Биллы.
Мы остались с Русаной. Она стояла и смотрела в сторону битвы. С нами было ещё два телохранителя. Я спрыгнул с коня и подошел к девушке.
- Храбрый у тебя жених, Русана.
Она оглянулась. В глазах тревога и восхищение.
- Спасибо тебе, хан. Не пойму тебя…
- Потом поймешь. Я не хотел вам зла.
Из свалки битвы отделились трое. Сразу догадался. Хазары. Они быстро подъехали к нам. Двое соскочили с коней и один из них сказал:
- Таган-Саол, ты должен умереть. Твою голову мы доставим самому хакану. Мы получим большую награду за твою голову…
Отряд славян приближался к сражающимся, и им не было дела до маленькой группы людей. Два моих охранника обнажили мечи и решили загородить меня с Русаной. Зря они так. Никогда за спинами не прятался. Один из охранников пал со стрелой в горле, пущенной всадником. Двое стояли против меня с кривыми саблями.
- Приказываю охранять девицу! - крикнул я оставшемуся воину. Вынул меч и сделал стойку, как делал на уроках фехтования. Один хазар пошел на меня, взмахнув саблей от плеча. Зря он так. Он проиграл. Я увернулся от удара и выбил из его рук саблю. Второй стал делать изощренные движения. Это уже лучше. Он не нападал, а ждал, когда хазарин подберет саблю.
- Ну что, господа хазары, пришли за моей головой? А вы попробуйте взять её! Зачем же хвастаться? Нападайте! И вы должны выполнить приказ хана Бей-Ермина! Хана-шакала, помесь свиньи и облезлой собаки!
Краем глаза увидел, как хазарин достал новую стрелу и тут же схватился за грудь. Из неё торчала стрела. Мой телохранитель опередил его. Он крикнул:
- Мой господин, ты убей этих хазар! Или они убьют тебя! С ними не надо разговаривать!
В это время один из хазар зарычал, и, разрубая воздух, двинулся на меня. Разоружил и второго. Не давал им воспользоваться оружием.
Бой прекратился. Воины возвращались с победой. Ни один хазарин не ушел с поля битвы.
Бронислав и Билла подъехали к нам. Два хазарина немедленно были заарканены подъехавшими воинами.
Бронислав и Русана бросились друг к другу и обнялись.
- Хан, ты достойно сражался! – услышал чей-то голос. – Хазарин тогда хорош, когда он мертв. Ты пленил их и не пожелал им смерти. Ты – странный хан и очень удивительный.
Ко мне подъехал всадник с седыми волосами, торчащими из-под шлема. Узкое, морщинистое лицо и на нем большие и синие глаза под цвет неба. И они, казалось, пронзали меня насквозь.
- Это наш воевода-старейшина Лучко, и наш князь, – представил его Бронислав. Воевода спрыгнул с лошади и подошел ко мне.
- Хан Таган-Саол, ты не пленник мой. Ты свободный человек. Ты многое сделал для славян. Ты всегда сдерживал хазар в поход на наши племена. И за это на тебя много раз покушались. Я должен тебя спросить, что думаешь делать дальше? Куда ляжет твой путь? За спинами хазар стоят продажные ромеи. Так ли это?
- Так, князь Лучко, ромеи натравливают хазар. Эти византийцы, или вы их называете ромеи, платят хазарам золотом. Насчет меня? Пусть мои воины сами выбирают свой путь. Как они решат, так тому и быть.
В глазах князя промелькнуло удивление. В это время ко мне подошел Билла, ведя трех лошадей.
- Мой господин, я с тобой. И Ролс с нами. Ты мечтал поселиться подальше от всех войн. Мы, найдем такое место. Надо пробиваться туда, куда заходит солнце.
- Хорошо. Пусть ответят остальные.
Я поднял руку. Все стихли.
- Друзья мои! Вы служили своему хану. Сейчас я с вами равный. Вы можете остаться. Надо нашим новым друзьям помочь сразиться с теми, кто вас унижал. Но те, кто пойдет со мной, и останемся, должен встать в ряды народа, который принял нас, как своих братьев. Я с вами, друзья мои!
Такой раздался крик и звон оружия, что хоть уши затыкай. Я снова поднял руку. Все умолкли. Вот бы сюда Дрожжина и Балаболкина.
- Если вы со мной, мои друзья, то я вам говорю. Отныне вы вставайте под знамена воеводы-старейшины князя Лучко. Я буду сражаться простым воином рядом с вами…
Когда шум затих, выступил и Лучко.
- Мне говорили о доброте хана Таган-Саола, но сейчас…Хорошо. Ты будешь вождем для своих людей, пока не победим хазар. А сейчас надо готовиться к войне. Уже собрались многие племена, и они ждут нашего сигнала к выступлению. Бронислав, собирай своих воинов, и отправляйтесь на зов народа. А мы поедем к слободе за Рось реку. Дождемся илвичей, по Днепру к нам прибудут. Русана, выбирай коня и езжай с нами…
Бронислав вскочил на коня, и поскакал в сторону леса. За ним двинулось несколько человек.
Через некоторое время мы тоже поехали в сторону леса. Несколько воинов поскакали в сторону, где проходила битва.
- Зачем они туда? – спросил я.
- Они соберут убитых и предадут их земле. Мы не хазары, чтобы бросать всех воронью. Таков наш закон. Раненым окажут помощь. Хотя раненые у нас бьются до смерти. Отрубят руку, сражайся другой рукой. Таковы мы – руссичи.
- Перейдем воду и привал. Соберут воины наших павших воинов, и соорудим курган. А сколько таких курганов на нашей славянской земле.
- Я слышал, что вы даже разводите костры.
- Далекие наши предки так делали.
Он замолчал. Мы приближались к лесу. Рядом со мной ехала Русана. Вот и лес. Речка.
Изредка появлялись всадники, что-то сообщали воеводе и быстро скрывались в лесу. Воевода теперь ехал впереди.
К закату солнца мы подъехали к городьбе. Очень высокий тын или забор, из заостренных макушек. Столбы толщиной в человека. Две сторожевые башни, тоже из бревен. За воротами увидел землянку. Неужели, такое у них жилище?
- Вот это у нас первая слобода, - сообщил воевода. - Это слобода. Пограничная крепость. Мы ими огородились от степи, откуда идут хазары. Здесь соберутся все воеводы племен. Будь нашим гостем.
Лучко спрыгнул с лошади и вошел в открытую дверь землянки. Я за ним. Я оглянулся и встретился с взглядом Русаны. В толпе воинов, я увидел Дюрда. Будто кто сказал во мне - это произошло в 480 году первого тысячелетия, четвертого века от рождества Христова!
Билла и Ролс быстро познакомились со славянами. Теперь это их родина. Как сложится их судьба? А что будет с Русаной?
В землянке глиняный пол, стены из толстых бревен, маленькое окно в потолке, туда же уходил дым от печи. Стол из толстых плах и такие же лавки. На них набросаны огромные шкуры. На столе чан, тоже из глины, и от него шел вкусный парок. Мясо было в чане. Два глиняных кувшина. Кружки из бересты, куски наломанного хлеба.
- Садись, Таган-Саол, будем вечеревать…
Он сел и деревянной ложкой достал из чана кусок мяса и положил в свою чашку. Я последовал его примеру. Надо успеть поужинать. В землянке начало темнеть. Выпили вино с медом. Медовица. В другом кувшине холодная вода.
- У вас красивые девушки, как Русана, - сказал я.
- Твоя мать была тоже красавица. Она была дочерью воеводы-князя Славмира. Это был настоящий воин, ходивший на Византию и Рим. Погиб в честном бою с хазарами. Его три сына ушли в сторону заката солнца. Там тоже наши предки. По рекам уходят в походы к студеному морю…
- Князь Лучко, ты говоришь про студеное море. Что это такое? Я немного слышал про него.
Неужели наши предки ходили к Белому морю?
- Дед мой и прадед ходили с Аттилой не только в Византию и в Рим, но и до теплых морей. До студеного моря ходили. Там живут люди, похожие на зверей и с головы до ног в шкурах зверей. Там люди ездят на собаках. Это очень далеко. Там все живут мирно, и нет там хазар. Наши предки живут от них близко. Кругом их непроходимые леса, реки и озера. Все они мирно живут со всеми племенами. Рассказывали, что несколько наших предков ходили за какие-то высокие горы, через глухие леса и степи. Десять лет зверей. И все они живут мирно и хорошо. Почему у нас так плохо? Всё время эти войны. И нет никакого мира на этой земле…
Я решил переменить тему разговора.
- Как я понял – хазар намного больше. Но мы их обхитрим. Я с моими воинами и Брониславом будем нападать на тылы. Громить обозы, уводить запасных лошадей…
Лучко даже подался ко мне.
- Я об этом думал, но не решался. Мы всегда выходим на бой лицом к лицу…
- Пусть так. Когда начнется сражение, то мои люди, вместе со мной пойдут в обход…
- Ты умный и хитрый Таган-Саол. Хазары вынуждают нас идти на это…
- Слушай, князь, а разве хазары не применяли к вам разные виды нападения? Они на всё горазды.
- Но это хазары! А мы – славяне! Мы привыкли лицом к лицу биться…
- Князь, что ты говоришь? О какой честности можно говорить с этими хазарами? Побойся…своих Богов! С этими хазарами надо говорить на их проделках. Я со своими воями вихрем пронесусь по их тылам…
- Думаю, что воеводы меня поддержат.
- Если не поддержат? – спросил я.
- Придется подчиниться общему гласу.
- Вот так и проигрывают сражения, когда толковое предложение отвергают.
- Не волнуйся. Мы настоим на твоем предложении…
И тут рядом с князем увидел Дюрда. Он стоял рядом с лавкой, на которой сидел князь.
- Надо отправляться в путь, - сказал Дюрд. – Пора.
Князь не видел и не слышал отправителя. Легкое головокружение, приятное ощущение полета в пространстве, и я снова в парке нашего города. Будто сам воздух раздвинулся, и мы ступили на нашу землю.
- Дюрд, и я словно вышли из воздуха, будто он раздвинулся.
- Может, так оно и есть, - улыбнулся он. – Представь пространство и время, да и другую жизнь. Тебе надо было мгновенно промчаться через несколько жизней в энергетической системе. Ты иди к себе, а мне надо побывать в одном месте.
- Как же я пойду, если не знаю, что же произошло со всеми? Как прошла битва?
- К чему тебе? Ведь это было так давно. И какая тебе разница?
- Это мои друзья!
Он некоторое время смотрел на меня, потом ответил:
- В том эпизоде с Таган-Саолом произошли небольшие изменения. Славяне победят. Таган-Саол пронесется по тылам врага, сметая всё на своем пути. Бей-Ермин и Бачка в том бою погибнут. Немногие хазары уйдут и затаятся в степи, чтобы через два года снова появиться. Хазарами руководили темные силы. Таган-Саол даже не почувствует, что кто-то за него в нем был. Никто не заметит. Таган-Саол со своим отрядом уйдет на север, и они поселятся там, где когда-то будет стоять великий Новгород.
- А Русана как?
- С тобой достаточно. До встречи. Только что сообщили, что Гнатон со своей командой где-то в вашем мире мотаются.
- Он у вас постоянно сбегает…
- Гнатон от темных сил. Сейчас он у самого Сатаны на услужении.
- Он может появиться у нас, и какой он…такой же, каким его знаю? Или другой?
- Таким, каков он есть. Если только он захочет появиться перед тобой. Может быть, и не видим, и сделает какую-нибудь пакость. Что-нибудь захочет тебе шепнуть, внушить, а ты подумаешь, что это ты сам сделал. Попадешь в беду. Это надо самому чувствовать и бороться против зла. Темное и светлое есть в любом человеке. Темная сила искушает человека на грехи. В каждом человеке есть от Бога и от Сатаны. Тут уж кто победит. Самому человеку надо понять самого себя. До скорой встречи.
Скажи кому, что я такое пережил и кем был - не поверят. Скажут, что я опять нафантазировал.
Пришел домой. Очень захотелось спать…
А ТОЛКУ?
Для северных районов в Восточной Сибири ничего не изменилось. Из леспромхозов продолжали увозить лес в южные республики, а для любого района ни кубометра. И для того, чтобы купить пиломатериал на строительство дачи, люди ездили по району. И только по великому блату можно было хоть что-то купить. И многие вынуждены воровать. Система заставляла человека идти на добровольное воровство. Крали все, начиная с руководителя до последнего рабочего. Особенно изощрялись в воровстве руководители.
Даже в леспромхозах дело доходило до того, что в тайне строили дома для своих тружеников. Директор был вынужден хитрить и ловчить, чтобы не узнало начальство из министерств азиатской или кавказской республик, и в том числе райком партии. Даже дрова для своих рабочих выписывали, как говорится, с боем. И ещё. На строительство дач выделялось четыре или пять соток земли. И это при наших необъятных просторах севера Сибири. Доходило до того, что сотни кубометров горбыля обливали бензином и сжигали, лишь бы ничего не досталось людям. Сами директора руководили этой операцией. Горбыли сжигали, заваливали землей, а добротный горбыль увозили в южные республики. И чтобы выписать три кубометра горбыля, людям приходилось подписывать заявку через самого директора, а потом ещё требовалось семь подписей. Если конечно, человеку повезло – подписал директор. А если этот человек не понравился? По - долгу службы я приехал на одну из пилорам. И встретился там с мастером Дворниковым. Это был из редких коммунистов, который для меня был образцом. Я всегда думал, что настоящим коммунистом должен быть такой человек.
Дворников курил, и держался рукой, за левую сторону груди. Лицо было бледное…
- Что с вами? – спросил я у него. Неожиданно в его глазах появились слёзы, а голос прерывистый.
- Посмотри, посмотри туда…
Я посмотрел и увидел дым.
- Ну и что? – сказал я. – Дым. Горит что-то. А что?-
- Богатство наше горит…Живые деньги уходят в дым…
- Тушить надо. Молния ударила?
- Нашему начальству бес в голову ударил. Сам Сатана…
- Да?! Вот те раз! – воскликнул я, а сам подумал – если появится Люц или Керс, то спрошу, кто это вошел в наше начальство. А сам сказал:
- Обычно изгоняют беса из человека…
- Из наших не изгонишь. Всё продолжаешь шутить? Тут, Юрий, не до шуток. Приказ – сжечь горбыль. Облили бензином, соляркой и…вот горит. А мы охраняем, чтобы горбыль никто не украл.
- Ну, например, кто-то загрузит машину тайно и увезет?
- Пусть загружает. Там его милиция остановит. Замкнутый круг получается, Юрий
Тут я вспомнил, как один рабочий решил на мотоцикле увезти из пилорамы три мешка опилок. Милиция остановила и заставила высыпать опилки на обочину дороги. Такие факты были. Я их не придумал. Если читатель считает, что я фантазирую, когда отправляюсь в другие миры, пусть думает, это его право. А здесь реальность. Вываливали опилки даже из одного мешка, сотни тысяч кубометров ценного горбыля сжигали, лишь бы ничего не досталось людям. Это шло планомерное вредительство.
- Дмитрий Иванович, это же настоящее вредительство, - сказал я. – Куда посмотришь, будто идет экономическая диверсия. Миллионы рублей сгорают. Во всех леспромхозах вот такие безобразия творятся. И опилки пусть сгниют, но не дать человеку.
В тот день главному инженеру везли машину горбыля на дачу.
Дмитрий Иванович сказал:
- Был я на совещании у директора, - продолжал говорить Дворников, - и он приказал сжигать горбыль. Юра, сердце болит на все безобразия смотреть. И ничего не могу сделать. На днях сердечный приступ был. Едва отлежался.
- Меня всю жизнь называют антисоветчиком, и врагом социализма и партии, - сказал я. - А те, что придумал такое, кто они? Райком партии поддерживает их. Кто они? Именно они и есть враги. Они рушат экономику страны. Они тормозят во всём. Я выступаю, говорю об этих безобразиях с трибун, и меня называют врагом. Они за удачные перевыполнения планов по вывозке леса в южные республики и по уничтожению горбыля получают ордена и медали, а мне выдают за мои выступления выговора. Что это? А ещё эти орденоносцы учат людей воровать. Что же происходит с нашей страной? Куда мы катимся? В экономическую пропасть?
Он махнул рукой, согнулся и пошел туда, где горел горбыль…
Во всей нашей системе нашей необъятной страны были безобразия. Вот одно из удивительных постановлений правительства. Райком тут же, в тот же день взялся за выполнение очередной глупости. Постановление по усилению дисциплины. Местные руководители всё это повернули в пользу себя. Хватились и отменили, чтобы в присутствии руководителей рабочий снимал шапку. И такое было. Многие про это забыли. Глупости продолжались. Встретил я профсоюзного работника Марусю Прицелову и спросил:
- Не успела ещё подстроиться к новым решениям нового лидера Черненко? Успевай. Опередят. Ах, как бы тебе хотелось, чтобы рабочие снимали шапки при встрече с тобой…
В райкоме перестановка. Доставили из областного центра нового секретаря – Нипейчаева. Он отличался особой хмуростью и деловитостью. В хмурость я не верил. Чем хмурее человек, тем он артистичнее. Первое, что он сделал – разжаловал редактора Крутова за мягкотелость, а заместителя Власия Белокурина отправил на пенсию. Редактором назначили неизвестного нам Зарулилова.
Наш первый секретарь райкома Нипейчаев говорил четко, доходчиво и красиво. И вот он такую речь закатил:
- У нас многие руководители живут старыми мерками. Пора за них браться. Некоторые из них притихли. Притаились. Ждут изменений в стране. Не вернется ли старое времечко. Другие быстро перестроились. Перевоплотились. Попробуй, разберись. А вы, журналисты, должны разобраться. На самом деле – они как работали, так и работают.
И это было приятно слышать. Даже не верилось. Дунькина сняли с должности за обкрадывание госучреждения. Ещё за то, что эксплуатировал рабочих на своих гаражах, дачах, огородах, свинарниках и за возведение одиннадцатого гаража для продажи.
По этому поводу я много выступал, а меня никто не слушал. За мои выступления и фельетоны получал выговоры, гонения. Рабочих натравливали на меня. В райком партии вызывали. Врагом советской власти называли. Сняли Дунькина с должности. Ну и что? Через месяц повысили в должности. Поставили начальником. Хамова, это он принимал у меня экзамены по технике безопасности, и заставлял учить главу наизусть, назначили начальником организации, в которой я работал до редакции. А начальника Толстолобенко пригласили на роль заместителя самого директора завода. Лихорадочно шла перестановка кадров. И каждый из этих руководителей должен быть коммунистом.
По - долгу службы я оказался на собрании в своей бывшей организации. Товарищ Хамов речь выдал:
- До каких пор некоторые рабочие будут работать нечестно? Стыдно за них. Многие рабочие пытаются что-нибудь украсть. Сейчас, когда вся наша страна встала на новые рубежи социалистического развернутого социализма, некоторые товарищи путаются под ногами. Научились у Стрелова вредить нашей родной советской власти. Мы постараемся искоренить стреловщину. Наступило время честно трудиться и начать борьбу против тех, кто пытается не идти в ногу с нами и походить на нас, честных тружеников. Кто идет против советской власти, тот идет против нас, её защитников! А мы, руководители, и есть советская власть! Теперь, когда наметились рубежи…
- Ах ты, плутишка! Опять на коньке! Да что же это такое!?
- Мы в корне уничтожим производственных несунов! Я поймал тут одного слесаря за руку. Понимаете, горсть гвоздей украл и понес домой. А один рабочий доску поволок. Поймал я его. Вот так бы все делали, и мы избавились от несунов. – Вот так она закончил свою речь.
В тот день, рабочие везли ему на дачу пиломатериал, украденный на производстве…
Не выдержал я на том собрании и ушел.
Нового редактора Зарулилова стали раздражать мои фельетоны и сатирические рассказы. Райкомовские работники под давлением бывших моих руководителей и многих начальников-коммунистов из района, постоянно жаловались на меня редактору. Тучи над моей неугомонной головой стали всё более сгущаться… Дело шло к развязке… Господи, думал я, что же происходило со всеми нами?
КАК ПРОХОДИЛИ ПОЛИТЗАНЯТИЯ
Стоит рассказать, как проходили политзанятия в глухой провинции нашей страны. Это тоже была наша жизнь. История. Как можно было представить нашу жизнь без таких занятий. Нельзя. Проходили они и среди рабочих, иногда они назывались – коммунистическими пятницами. Это тоже история. Нет здесь никакой выдумки. Это происходило в действительности.
Было интересно наблюдать за нашими интеллигентами. Я для них был никто. Оторвался от рабочих и не попал в интеллигенты. Оказался между ними. Был такой вид типов, как я. Среди рабочих пил водку стаканами, бил себя в грудь и говорил о гайках. Среди интеллигентов тоже бил себя в грудь, но клялся званием коммуниста. И все мне верили. А может, и нет? Прикидывались, что верили. Я сам себе не верил. От этого неверия и разного в стране безобразия, мне было тоскливо и жутко одиноко, и я ждал, когда же меня выдавят из этого мира в соседний. Там я хоть делом занимался, и мне было там хорошо.
Прежде чем описывать политзанятия, немного отступлю. Рекомендаций в партию я написал столько, что потерял счет. Я уже об этом писал. Недавно к нам в промышленный отдел, пришла новый руководитель отдела Елена Лямурова. Я написал ей рекомендацию в партию. Дело было в том, что её не утверждали в райкоме партии на эту должность из-за того, что она не коммунистка. А было одно из глупейших постановлений, чтобы каждый руководитель, пусть он и плутишка и мелкий пакостник, был членом партии. Лямурова была хороший и толковый журналист, но в редакции её невзлюбили. Это их право. Я к ней относился хорошо. Как-то она случайно проболталась, что желает начать стремиться сделать карьеру. Ну и что? Пусть делает. Написал ей рекомендацию, хотя понимал, что опять будут мною недовольны. Она мечтала стать редактором. Это её право мечтать.
Наш секретарь газеты отказался. Он сказал:
- Таким в партии делать нечего. Опасно. Карьеристка! Как ты мог написать?
- А может, именно такие нужны партии? – ответил я.
- Нельзя таких людей в партию принимать! – крикнул он.
Я вышел из кабинета секретаря. В моем кабинете произошла удивительная сценка. Работник местного радио и штатный работник газеты Октябрина Правдина ответила Лямуровой:
- А мне надо подумать.
Насчет такого дела думать? И тут вспомнил своего старого товарища Эдика Загубенного. До нашей стройки был громилой. Отбыв срок на зоне, был сослан в наш край. Работал плотником в моей бригаде. Втерся в доверие к начальнику стройки и стал мастером. Я написал ему рекомендацию в партию. И он дал слово, что примет активное участие в её разложении. И тоже стал давать рекомендации, таким как он. Ну и пусть.
У Октябрины потемнели непонятные очки, и что за ними – не видно. Она выпрямилась на стуле и словно застыла. Елена стала нервничать. Ведь если ей откажут в приеме в партию, на дальнейшей карьере можно поставить крест. Она ещё молодая, очень энергичная, ну и, конечно, красивая.
Октябрина внимательно смотрела на Елену и кончики губ подрагивали. Да, это не рабочие. Здесь улыбаются, и бьют насмерть. Минут через пять такого молчания Правдина ответила:
- Я обязана подумать. Это же все-таки, рекомендация в партию.
Елена Лямурова заплакала и выбежала из кабинета.
- Какая же ты, Октябрина, жестокая, - сказал я.
Не меняя позы, Правдина ответила:
- Как ты меня подвел! Как подвел! Что ты за человек – не пойму. Ты дал этому человеку рекомендацию? Как же это? Хотя от тебя всего можно ожидать. Тебе безразлично, кто лезет в партию. Ты ведь честный коммунист.
Она ещё немного помолчала и сказала:
- Немного ей помотаю нервы и подпишу. Надо бы поиздеваться. А ты тоже хорош гусь. Как ты меня подвел!
- Таких людей надо больше принимать в партию.
- Не пойму тебя, - сказала она. – Тебя никто не может понять. Это плохо. Ну да ладно. А давай я тебе нервы помотаю? Хочешь? Я легко могу…
- Это тебе удовольствие составляет?
- Конечно!
- А зачем?
- Просто так.
- Грустно просто так жить.
- Чего грустно-то? Сегодня Леночке нервы помотаю. После обеда Кузоченко вымотаю, завтра тебе, послезавтра…ещё кому-нибудь. Там видно будет. Чего грустно-то? У тебя здорово фельетоны получаются. Боишься? Трусишь? Вот и ты начинаешь нервничать. Мне нравится, когда люди начинают нервничать. Не бойся. Сегодня я тебе не буду нервы мотать. Леночке хватит. Сегодня ей больше не испорчу. Завтра посмотрим. Как у меня будет настроение.
- Я не нервничаю, - сказал я.
- Ладно. Слушай. Один молодой работник пришел ко мне холодильник отремонтировать. Дверку сломал. Не закрывается. А деньги за ремонт взял. Напиши фельетон. Не уходи от ответа.
- Напишу. Ради себя никогда не писал фельетонов. Неудобно. Тебе удобно?
- Мне удобно.
Хорошо поговорили.
Итак, политзанятия…
Начались они в кабинете заместителя редактора Крутова. Это его сняли с должности редактора за мягкотелось.
- А я беспартийная, - сказала Сусанна Наседкина. – Пыталась вступить, но мне сказали, чтобы подождала. Принимали тех, сами знаете, или кто спился, а кто уже исключен. Все они рвались в партию. Где они? Где? – и она заглянула под стол. Оказывается, и здесь принимали в партию тех, каким я давал рекомендации. Но ведь здесь люди серьезные и культурные!
- Ну, знаете, - тихо сказал Крутов. – Мало ли кому давали рекомендации. И потом. Где вы работаете? В редакции. И вы должны…
- Обязаны, - вставил Кузоченко.
- Да, да, обязаны, Сусанна Ивановна, - поддакнул Власий Белокурин. Хотя он и на пенсии, но занятия посещал регулярно.
- А вы, товарищ Белокурин, помолчали бы. Это вы тут одной даме давали рекомендацию. В райкоме спохватились. Не вышло у вас!
- Хи-хи- хисс, - хихикнула Октябрина Правдина. – Из этой дамы вышла бы отменная коммунистка. Смех один. Кто только туда не лезет! Это была бы пародия на коммунистку.
- Всё. Начинаем, - сказал Крутов.
- Начинаем, - поддержал Белокурин. У его ног забренчали бутылки из-под молока.
- Начинаем и не будем отрываться от народа и партии, - сказал Крутов.
- А кто здесь от народа отрывается? – спросил я – Народ и партия едины. Но мы не весь народ.
У Крутова проступил румянец, глаза помутнели, и из синих, стали светло-голубыми. Не надо бы так нервничать.
- Мы представители, как народа, так и партии. Отрываться нельзя.
- Нельзя, - вставил Белокурин.
- Но и вы не весь народ…
- Мы? Мы – народ. Мы его представители.
- А я может, не желаю быть представителем.
- Давайте не будем спорить.
- Не будем спорить, - прогрохотали бутылки.
Крутов гулко прокашлялся, сдвинул брови и тихо сказал:
- Сегодня мы открываем новую рубрику. Я хотел сказать…новую тему: «Развернутый социализм – первая ступень коммунизма».
- Когда мы приступим к теме по журналистике? – вставил Кузоченко. – Давайте, что к нам ближе.
Крутов, добрая душа, даже растерялся. Я понимал его. Но против решения райкома партии не попрешь. Там намечали, как проводить политзанятия, и о чем на них говорить.
- Как можно, как можно! Коммунизм – это наша жизнь. Как можно? Мы будем проходить именно эту тему. И тем более райком партии обязал всех – провести эту тему по развернутому социализму на всех…кха…кгм…во всех партийных организациях. Я не имею право нарушать это.
- Нельзя нарушать, - прогрохотали бутылки.
- Мы живем в развернутом социализме, – прошептал Крутов.
- Да бросьте, - прервал их Кузоченко, - бросьте молоть чепуху. Они живут в развернутом! Лучше бы взялись за учебу по очеркам, статьям по экономике.
- Как понять слова развернутый социализм? – спросил я. – Кто и как его разворачивал? Не ясно как-то.
Бедный Крутов. Внутренняя культура не позволяла ему нагрубить нам. Он кашлянул. Бледнота достигла, наверное, нужной белизны, а небольшие розовые островки от щечек перебрались на скулы и стали двигаться к ушам.
- Кха, кгм…тово…Нам задали программу в идеологическом отделе райкома партии и мы не имеем право…Я бы рад. Но ведь это райком. Дает нам задание.
Я не унимался.
- Когда я устроился в редакцию, то нам задавали программу по воспитанию дошколят, чтобы они, пройдя детский сад, пришли в школу озаренные марксистко-ленинской теорией в построении коммунизма.
- Ну и что? – тихо ответил Крутов. - Надо будет, и ещё пройдем. Такое было указание из райкома партии. Не я придумываю план занятий.
- Надо будет, и ещё пройдем, - вставил Белокурин и полез под стол. Начал шарить в сумке. Бутылки ещё громче забренчали, - надо проходить.
- Это издевательство над журналистами, - не унимался Кузоченко.
- А вы, товарищ Кузоченко, против воспитания советских детей-дошколят? Воспитания у них ответственности перед нашей советской родиной и партии, и перед советской властью, - сказал Крутов, и почему-то покраснел. Я заметил за ним, что это был удивительно скромный человек. И только должность обязывала говорить то, что надо было для партии.
- Да, да, перед советской властью, - вылез из-под стола Белокурин.
- Ну, пошло, поехало. Причем тут это? – спросил Кузоченко и вынул свою лекарственную колбочку-пшикалку, вдохнул какую-то гадость.
- А что? – я опять втиснулся в разговор, - мне кажется, что воспитание у детей-дошколят, особенно у грудников, вполне закономерно. Необходимо у них воспитывать любовь к партии. И это реально. Одно я не могу понять. Каких детей воспитывать – которые до соски, или тех, кто с соской? Тут разница в их сознании. У тех, кто уже с соской сознательность обостряется лучше.
Кузоченко посмотрел на меня и неожиданно успокоился.
- Если почудить, то уже другое дело.
- Как?! Вы считаете воспитание, - поперхнулся Крутов и закашлялся. Нужная краснота на лице быстро уступала розоватым островкам, они разрастались до нужных размеров.
- Кузоченко прав, - вставила Октябрина Правдина, - зачем нам грудники? У меня у самой две внучки. И вы не уходите от ответа, не уходите. Я сама помогу воспитать внучек…
- Причем тут грудники и внучки, - прокашлялся Крутов. Прошептал: - сегодня мы переходим от социализма к коммунизму.
Крутов приступил к чтению лекции. Огромной силой воли я сдерживал зевоту, даже глазам стало больно. В это время в кабинете развертывалась серьезнейшая, современная дискуссия конца двадцатого века на одной шестой части света. Открытием сенсационного обновления в этой части света явилась среди нас Октябрина Правдина. Она выпрямилась и изрекла:
- Поймите правильно. К коммунизму мы можем подойти тогда, когда воспитаем в людях чувство высокой гражданственности!
Это было величайшее открытие века в нашем заснеженном краю.
- Надо провести собеседование по нашей профессии, - не сдавался Кузоченко.
- Сознание человека определяется его бытом, правильно сказал недавно на прошедшем пленуме, товарищ Черненко, - вставил умные слова Власий Белокурин.
- Мы к коммунизму не подойдем, если у людей куры в курятнике, - вставил и я.- Свинарник должен быть без кур…
- Хватит, Юрий Иннокентьевич, о курах и свиньях, - вмешалась в перепалку Елена Лямурова. – Хватит шутить. Надо переключиться на леспромхозы. В районе главенствует лесная промышленность, а не какие-то там соски и грудники. Надо провести семинар экономистов среди журналистов. Есть такие леспромхозы, которые не вывозят лес по плану в южные республики. Там так его ждут.
- Вот, вот, надо по нашей профессии говорить, - поддержал Лямурову Кузоченко. - Там и лесникам будет место.
- Надо и слесарям-водопроводчикам место уделить, - вставил я, - они что, рыжие?
- Доярок надо не забывать, - прозвенели бутылки под столом.
- Мы не туда пошли, - вмешался в разговор Крутов.
- Не туда пошли, - ввернулся Белокурин. – Давайте мужики говорить о коммунизме. Как же переходить-то в него? Не пойму чего-то.
- Товарищ Белокурин! – крикнул Крутов, - чего вы это самое…тово…посудой звените, да грохочите? И эти ваши реплики…
- У меня это не посуда, а бутылки с молоком и пустые…
- И причем тут ваши бутылки?! Тут такую тему подняли! А вы со своими бутылками. Не надо бы меня поддерживать!
- Вам, Власий Иванович, надо бутылки сдать, а я не коммунистка! И всё по вашей милости! – подала голосок Сусанна Наседкина. – Вы, именно вы, не хотели мне написать рекомендацию в партию, а той Греховодниковой дали.
- Подождите, товарищи, подождите! – повысил голос Крутов – Давайте к делу!
- Вам к делу, а я не коммунистка. Обидно мне. Все коммунисты, а я нет. Полное безобразие!
- Что вы все постоянно уходите от ответа, - повысила голос Правдина, - а вы лучше посмотрите, что делается в магазинах! Я недавно брала интервью в водочном отделе. Это кошмар! Надо чаще выступать с фельетонами. Где этот Стрелов! Он опять в уголок залез? Вечно ты такой! Зачем туда забился? Спать? От ответа уходишь? Юра, надо открыть в газете сатирический номер и ударить…
- По хапугам, - вставил я.
- Вчера я был в магазине, - заупрямился Белокурин. – Морковку купил и вы понимаете…
- Причем тут морковка? Что вы все от ответа уходите! – возмутилась Правдина. – Тут решаем жгучие вопросы о переходе от развернутого социализма к коммунизму, а вы тут так несерьезно! Вы всегда так! Ой, сердце. Ну да ладно. Проехали.
- Власий Иванович, - наконец-то оживилось лицо у Крутова, - причем тут ваша морковка? Да и ваши бутылки…
- У меня так и не дошла очередь вступить в партию, - тяжело вздохнула Сусанна Наседкина и в глазах появились слезы.
- Примем, - решительно ответил заместитель редактора и идеологический работник редакции от райкома партии. Он посмотрел на ручные часы. – Сделаем перерыв. Отменно поговорили. Перерыв.
- Хорошо поговорили. Так бы всегда собираться и философствовать, - сказал Белокурин, наливая себе чай. Он вкусно пил чай и хрустел печеньем.
- Хорошо, - поддержал Крутов и довольно улыбнулся, - очень полезная беседа получилась…
Снова посмотрел на часы.
- Вчера я в магазин зашел, - жуя, говорил Власий. Начал рассказывать, как он стоял в очередь за морковкой и молоком.
- Хорошо бы так собираться в конце каждой недели, - внесла очень умное предложение Октябрина Правдина.
- Надо чаще решать эти вопросы. Я думаю, что надо чаще выезжать в леспромхозы. Это у нас ведущая отрасль – сказала Лямурова.
- О своей профессии надо чаще говорить, - упрямился Кузоченко.
- Надо бы рейд сделать в водочный магазин. Где этот Стрелов? В углу сидишь? Вечно ты такой. От коллектива отрываешься. Нехорошо.
- Хорошо поговорили, - сказал Крутов и нежно погладил румяные щечки. Они довольно полыхали. – Надо бы нам самого первого секретаря пригласить на одно из занятий.
- Ещё лучше бы первого секретаря обкома позвать, - предложил я.
- Вы, Юрий Иннокентьевич, как-то несерьезно подходите к серьезным вопросам…
- Мне бы в магазин успеть, - вздохнул Власий.
- А у меня сегодня жена из деревни приезжает с детьми, - впервые подал голос Рюрик Пшеничников.
- Хорошо поговорили, пофилософствовали, - сообщил добрую весть Белокурин, разглядывая пустую бутылку из-под молока.
После чаепития перешли к обсуждению лекции. Кстати, наши корректоры - Чечевикина и Викина постоянно переговаривались и тихо хихикали. И когда Чечевикина вдруг неожиданно приподнималась на стуле, а тот ужасно скрипел под тяжестью, Крутов вздрагивал и начинал заикаться.
Кузоченко откашлялся и сказал:
- Надо развивать строительство совхозного хозяйства и придать силу экономике. Юра, Стрелов, где ты? А вон ты где. Напиши « Круглый стол» по экономике. Экономика должна быть экономной…
- А чего это, Стрелов?! – возмутилась Лямурова – Я, наверное, пока заведующая промышленным отделом! Я буду писать про это.
Скривила красивые и сочные губки в правую сторону и прошептала:
- Чего они все к нему лезут? Что может написать этот слесарь…Смех один. Да от него, так и лезет рабочий. Фи…Бескультурье.
- Это сущая правда, - тихо, но чтобы все слышали, ответила Чечевикина. – Никакой интеллигентности у него. Что взять с рабочего? Не говори, смех. Мы тут все интеллигентные люди собрались, а он туда же. Не выйдет. Надо знать свой шесток. В этом Стрелове полное бескультурье. Как его только в редакцию взяли – не пойму.
Кузоченко сказал:
- Хорошо, хорошо, пишите. Так вот, если мы поднимем экономику, то это и есть первые зерна коммунистического завтра.
- Надо сначала повести борьбу за трезвость, - быстро сказала Октябрина. – Что вы постоянно уходите от ответа?
- Я вот думаю, если бы я пришел в магазин, а там…
- Там, Власий, кукиш с маслом, - вставил я.
- Причем тут всё это!? – возмутился Кузоченко. – Я же первым отвечаю на этом обсуждении лекции. Не перебивайте меня, Власий Иванович, не перебивайте!
Вдруг подумал - как будет дело семьи в этом обществе.
Я спросил:
- Как будет при коммунизме вопрос отношения полов?
Чечевикина и Викина хихикнули. Кузоченко бросил карандаш об стол. Крутов мгновенно покраснел. Странный этот главный идеолог редакции – то краснеет, то бледнеет, то покрывается не понятным разноцветьем. Цвета на его лице меняются быстро. И, все-таки, человек он весьма стеснительный. Я почему-то подумал, что ему надо было не в редакции работать, и быть рядом с райкомом партии, а быть учителем. Учить и воспитывать детей высокой культуре. Тяжко ему приходится. Я ему сочувствую. Но раз попал в такую вот банку, надо терпеть.
- Мы тут решаем серьезные вопросы…кха…кгм…тово. Зачем так?
- Вопрос правильный, - поддержала меня Наседкина, - Тогда и мне мужичок найдется…
Октябрина Правдина встрепенулась и громко засмеялась.
- Вопрос очень правильный. Ой, сердце. Ну да ладно. Проехали.
Всех громче смеялась Лямурова. Она так смеялась, что казалось, хотела перехохотать Правдину. Под ней трещал стул. Возможно, из-за этого Крутов начал бледнеть, а руки начали трястись. Понимаю. Такой грубости от интеллигентных людей он не ожидал.
- Мужики перестанут пить, и мне найдется муж, - Не сдавалась Наседкина. Она застеснялась и тоже покраснела. А Крутов, видимо, едва справился с волнением, тихо прокашлялся и сообщил новость.
- Мы тут в коммунизм собрались, а вы, все, куда нас тянете?
Чечевикина и Викина тихонечко хихикали.
Наконец-то, Крутова прорвало. Он отчаянно крикнул:
- Всё! Хватит! На сегодня хватит! Если так будем относиться к занятиям по пустяку, к коммунизму не подойдем!
Он ещё раз посмотрел на часы и уже тихо сообщил: – Засиделись. Пора. Немножко ещё чаю попьем и обсудим дальнейшие занятия.
По этому случаю, мне вспомнилась одна вечеринка. Какой-то юбилей отмечали. И одна женщина придвинулась к одному, очень положительному человеку и прошептала:
- Вы мне нравитесь. Дайте я вас поцелую. У вас такие румяненькие щечки. Хотя бы разок разрешите вас поцеловать.
- Что вы, - отстранился положительный. – Как можно? Это безнравственно! Я – человек семейный, положительный. К тому же я – коммунист. Как можно коммунисту допускать такое?!
Вспомнил эту сцену и подумал вот о чем - любопытно, все они на самом деле такие или прикидываются? И неужели они так преданы партии? Если прикидывались, то очень талантливо. А если все это на серьезе? Куда я попал? Это не остров снов, о котором я думал, что я уснул и попал сюда, на этот остров.
- Хорошо живем, товарищи! - весело воскликнул Белокурин. – Всё будет хорошо! Дружно живем! Так бы чаще встречаться и философствовать! - и он неожиданно поперхнулся печеньем.
Вспомнил подобную встречу. Тогда я работал слесарем. Но перед тем, как редакционным мужикам собраться на такие вот вечера, мужики попросили меня принести водки с закуской. Принес две бутылки, колбасу, хлеб и жирную селедку и зачем-то пирожное.
- А это зачем? – спросил корреспондент Шахов. Я не знал.
Всё это добро спрятал за канцелярский стол в одном из кабинетов. А сотрудники газеты собрались в это время у замредактора. Были политзанятия. Тут услышал, как другой корреспондент Большаков стал говорить о переходе социализма к коммунизму. Такая тема была на тех занятиях. Его поддержал Шахов. Они были друзьями.
- Что вы уходите от ответа? – говорила Октябрина Правдина. – Постоянно куда-то уходите! Надо говорить конкретно! Как надо переходить? О каком коммунизме можно говорить, если у водочного магазина одни мужики! Я брала интервью у одного. Это кошмар! На каждом углу пьют! Ой, сердце. Ну да ладно. Проехали.
- Вчера я зашел в магазин и взял молоко, так вот в очереди стояла одна, - влез в интересный разговор о коммунизме Власий Белокурин.
- Перекур! Юра! Стрелов! – крикнул Шахов, и я услышал быстрые шаги мужиков. Большаков потирал руки и торопливо шел в мой угол. Шахов ещё сильнее теребил свои кудри. Предстоит выпивка.
- Так, - такнул Большаков и полез в угол. Там были наполнены стаканы. Послышалось бульканье. За ним туда пригнулся и Шахов. Потом и я. Закусили. Выпили. Закусили. Хорошо!
- Отменно поговорили, - выпрямился Большаков. – Так бы вот так собираться и говорить…философствовать…
- Хорошо поговорили, - поддержал его Шахов.
Вбежала Октябрина Правдина. Мы загородили распиточный угол.
- Ух, Юра, мужики такую тему подняли и раскрутили её, как нам переходить от социализма к коммунизму. Что это у вас? Все вот это не очень серьезно. Нехорошо. Такая тема! А вы…
И она ушла.
Надо же! Одна тема из года в год! Те же разговоры. Не надоело им? Как я понял, что не надоело. Тогда что это? Не могу понять. В это время, но уже в наше время, Власий Белокурин хрустел печеньем. – Вчера я в магазине был…
- Подожди про свое молоко, - перебила его Правдина. – Мы такую тему подняли и раскрутили.
- Да, да, Власий Иванович, погодите уже, - поддержала Октябрину Лямурова. - К коммунизму можно только подойти тогда, когда каждый человек на своем месте начнет с себя. Мы со Стреловым оборудуем свой кабинет. Придут товарищи с райкома партии, а у нас кабинет блестит. Цветы разведем. Всё лучшее начинается с себя.
- У меня тоже кабинет оборудован. Портреты кругом. Членам райкома мой кабинет нравится, - сообщил хорошую новость Крутов. – На следующем заседании обсудим доклад Черненко. Там столько глубоких мыслей о коммунизме. Кто будет писать реферат?
- Белокурин! – крикнул я. Все меня дружно поддержали.
- Вы, Власий Иванович ярче раскройте, как переходить от социализма к коммунизму. Ярче.
- Когда будем говорить о профессии, - не унимался Кузоченко.
- Поведем борьбу с пьяницами. Хороший будет реферат. Ой, сердце.
- Вот была бы я сейчас коммунисткой, - тяжело вздохнула Наседкина.
- Приносите мне цветы. Так кабинет оборудую, что все райкомовские ахнут, - говорила Лямурова.
- У меня жена с детьми из деревни приехала, - подал голос Пшеничников.
У каждого нашлись дела. Нужны ли были эти занятия? Мне – нет. Просто, убить время. Как серьезно они относились к занятиям! Даже я отличился. Сделал реферат о сантехниках, о честности и благородстве руководителей. Даже Чечевикина ахнула.
- Вот это дал! Какая у него артистичность! Я же знаю этих руководителей. Умный человек прочтет и поймет, а дураку не обязательно знать. Ловко ты в реферате наврал. Твои материалы надо читать между строк. Молодец .
- Ну почему же! – возмутился Крутов, - Реферат сделан отлично! О настоящих и честных руководителях он написал с его бывшей организации.
Даже в райкоме реферат понравился. Хвалили. С такими людьми можно хоть завтра войти в коммунизм…
Чечевикина схватилась за голову. Она сказала:
- Это что же получается. Тогда они все…Это же страшно.
Кузоченко морщился.
Через несколько дней Наседкина написала реферат на тридцати пяти страницах мелким почерком. Два часа мучила нас. Её тихий и нежный голосок убаюкивал меня. Уснул. Проснулся от Леночкиного и Чечевикиного хохота. Думал, что надо мной смеялись. А они что-то рассказывали друг другу. Сусанна обиделась и надула губки. Белокурин тоже уснул, зажимая в руках, пустую бутылку. Крутов широко раскрытыми глазами смотрел на портреты членов Центрального комитета партии, и что-то шептал, словно молился. Я понимал его. Он мучился, чтобы не уснуть. Бедный Крутов. Кузоченко усиленно тер залысины. Я посмотрел на часы – тридцать минут спал. Сусанну уговаривали читать дальше. Она минут двадцать постеснялась и снова приступила к монотонному и усыпляющему чтению. Правдиной хорошо. Она спряталась за очки и спи на здоровье. И только один раз она отчего-то вздрогнула и вскочила, при этом крикнула:
- Почему уходишь от ответа!
Потом спохватилась, села, поправила чудные очки и сказала:
- Извините, извини меня, Светлана Ивановна. Реферат изумительный. Я просто заслушалась. Закончили читать?
Надо сказать, что от Октябрининого возгласа, у Белокурина бутылка выпала из рук, а с носа свалились очки на пол. Он громко ответил:
- Я не уходил от ответа! Чего вы на меня так? Не уходил я…
От такой похвалы Правдиной Светочка ещё сильнее застеснялась. Ответила:
- Извините, но я ещё только половину текста прочла.
Кстати, надо сказать, что Правдина отказывалась писать рефераты. Говорила, что всё это несерьезно. Неужели реферат Светочкин серьезный? Или она, как и я, хохмила? Тогда я могу Правдину уважать. Значит, она играла? С этими людьми можно запутаться. А если серьезно? Тогда что это? Я с Правдиной согласен. Это несерьезно. Тогда зачем? Какой в этом смысл? Отчитаться перед райкомом партии? Если и там все это воспринимают серьезно? Или играют в серьезность? Кто мне запретит играть в серьезность? Господи! Куда я попал!? Порой мне становилось страшно.
Шутить разучились, а игра на серьезе перешла в привычку, в жизнь. И я отлично понимал, что находиться в этой банке скорпионов находящейся на острове снов, осталось немного. Кочев, мой друг, называл меня прекрасным артистом из народа, а Вячеслав Шугаев говорил, что у меня талантливый характер из-за талантливой судьбы. Но побывав рядом с райкомом партии и их трибунами и глашатаями из газеты с чудным названием «К сияющим вершинам» понял, что мне надо оттуда бежать, потому, что мой артистизм с моим характером – детский лепет. Что все они были великолепны в своей профессиональной игре. И я испугался, испугался по-настоящему, а вдруг начну жить, как и они? Мне стало страшно. Я уловил в себе эти первые зачатки перевоплощения. Даже начинал делать то, что и они. И порой моя борьба с самим собой изматывала меня, доводила до срыва, до боли в сердце. Надо было терпеть. До пенсии по северному стажу оставалось несколько месяцев.
И когда обо всем, рассказал об этом Кочеву и приехавшему к нам в гости писателю Вячеславу Шугаеву, то он взялся за голову и простонал:
- Ты опять влип. Ты вечно попадаешь в какие-нибудь истории. Надо терпеть. У тебя сын. О нем подумал? Ваш райком хочет избавиться от тебя. Провоцируют на скандал. Говоришь, что два раза падал в обморок? Скажи кому – не поверят. Но я верю. Сам такое испытал. Ещё хуже будет. Но ты терпи. Твоему сыну учиться надо. О нем подумай.
Политические занятия прошли блестяще. Взбодренные идеей развернутого социализма и перехода к коммунизму и выдержками из речи генерального секретаря коммунистической партии товарища Черненко а также горячим чаем, мы весело шагали домой.
А вот как проходили наши рабочие политзанятия, или их ещё называли коммунистическими пятницами? Не знаю, как они проходили в других местах страны, но у нас так, как я попытаюсь сейчас рассказать. Узнавал, везде было одинаково.
Начальник многим раздал бумажки, какие надо задавать вопросы высокопоставленным руководителям. Уговаривал он Домошенкина.
- Ну, выучи наизусть этот вопрос! Прошу – выучи. Не подведи Начальство от райкома партии и парткома будут на занятиях.
- Не подведу. Однако тово…этово… Лучче бы я вагон разгрузил, чем говорить. Не умею говорить. Пусть Стрелов говорит.
Он взял листок бумаги и долго смотрел в него, шевелил толстыми губами и двигал косматыми бровями. Потом закрыл глаза и пробубнил:
- Однако тово…этово…Кавда будет за…завозитца…заво-зиться…
Он открыл сначала один глаз и долго смотрел в листок, резко открыл второй…
- Завозиться…цен…лиза. Чёрт, однако, тово…этово. Как оно мудрено…
- А чего оно мудрено-то! – возмутился начальник. – завозиться централизовано чернозем. Говори, говори, бестия деревенская! Глухомань ты бестолковая! Ну, повторяй, каналья! Повторяй, дубина! Премию по соцсоревнованию не получишь если не выучишь!
Кеша закрыл глаза и стал шептать:
- Тавда…тьфу! Ковды назем…однако, тово…эта лиза…ох, эта лиза бедовая…лиза…
Он открыл глаза, и ошалело посмотрел на нас. Заревел:
- Лучче мне этот назем на дачу…я бы этот назем и лизу…махом бы…
- Я тебе покажу махом! Пойми, у каждого есть поручения! И давай не нервируй меня! Я тебе такую дачу устрою! И потом, про какую там Лизу ты лопочешь? Шашни с какой Лизой собрался делать? О чем это она с тобой будет говорить?
- Кака Лиза? У меня нет Лизы. У меня Валька…
И толстое лицо Кеши расплылось в улыбке.
- Брось ты мне тут молоть чепуху! То у него Лиза, то Валька! Премию не дам!
- Я мудреное слово учу. Про центру лизу.
- Тьфу! А я-то думал! Ну, ты даешь! Учи, бестолочь!
- А отчево он так называтца-то? Там в нем назьму много?
- Обыкновенный он. Завозить централизованно! Чернозем завозить на порывы централизовано! Понял?
- Угу. Дык. Хотя совсем не понял. Чо он так называтца? Чернозем, он и есть чернозем, а чо выпендриватца. Тока голову умным людям морочите. И некаво выпендриватца!
Начальник взялся за голову и ушел.
- Обныковенный чернозем, а он …цен…лиза…тьфу!
Начались политзанятия. Я прочитал лекцию о детстве Ленина, почти до его рождения и даже о том, кто его пеленал. В конце лекции сказал, что если бы был жив Ленин, то он бы не допустил того, что где-то на островах голодуют папуасы, и что эксплуататоры безбожно замордовывают бедных эскимосов на Сейшельских островах. И сошло. Никто не прервал. Я даже голос повысил до срыва, что нельзя, чтобы эскимосы голодали. Главный инженер Хамов говорил о бережном отношении к стройматериалам. Потом перешли к вопросам. Начальник участка ткнул в бок Кешу Домошенкина. Тот вскочил и заревел:
- Кавды будет завоз, навоз…Завоз иво. Черный лиза…Чичас я. Забыл. Надо же, захлестнуло! Мудрено оно, слово-то…Чичас я. Этово…тово…Чичас…
Он сунул руку в карман и вытащил листок. Мы заменили его другим. Кеша начал читать…
- Чичас я, эва како он мудрено! Так. Вот. Кавда будет закончена чернуха…чернозем будет завозиться начальникам на дачи. А где друга гумага?….
Он ошалело взглянул на начальника участка. Тот опустил голову и украдкой показал Кеше кулак. Плакала премия.
- Дык…я тово, я ни тово…Я ничо…Мне подсунули…
Записку передали члену райкома партии. Он прочитал и нежно улыбнулся. Но мы услышали слова, сказанные Хамову.
- Веселый у вас народ. Надо выяснить, кто написал. Хотя и так ясно. У него даже эскимосы на Сейшельских островах.
И продолжал нежно улыбаться.
Тут ещё один балбес вскочил и заорал:
- Када вся наша страна напряглась в последнем прыжке к светлому будущему, - а сам косил в бумажку, - нет и не должно быть разгильдяйствву! Панибраству! Этово…как иво… Пьяницам и несунам позор! У миня вопрос. Када…Как на это смотрит райком партии?
Он быстро сел. Жарко парню. Это тебе не мармышки делать! Он дико оглянулся и оскалил зубы. И весь вид его говорил – вот я, какой! Справился, не то, что Кеша!
Представитель от партии говорил долго и непонятно. Потом один из слесарей Костин задал вопрос.
- Как вы смотрите на то, что, например, начальник участка на государственной машине, весь день возил комбикорм на свои дачи и индивидуальный дом?
Представитель опять долго говорил о честности, о беззаветной преданности и любви к партии и советской власти. В общем, на вопрос не ответил. Даже Кеша задал личный вопрос.
- На моей машине рязина лысая. Кавды она будет в мангазине?
Ни на один вопрос все представители не ответили. Отвечали заученными фразами. Тоска.
И вот, мы, рабочие, остались одни, потому что в углу курилки стояли запотевшие бутылки с водкой и закуской. Костин начал трясти Кешу.
- Ну, зачем ты согласился вылазить с таким вопросом? Если не понимаешь, то зачем? Какой в этом смысл?
- Он мне премию обещал. Слово-то мудрено. Я бы этот назем на грядку. Я бы иво без всякой мудрости себе на дачу…
- Как же ты мог?
Мне было весело. Я был на удивительном концерте и тогда, в курилке и в редакции. В театр не надо ходить. Да, наш народ деградирует, если хорошо его не встряхнуть, то ещё сильнее поглупеет великий народ. В общем, сильно поглупел, и в этой глупости и уснул. И разбудить его вряд ли скоро придется. Ему так «пользительнее» спать. Ничего ему не надо, ничего он не требует, лишь бы набить брюхо, и вдоволь водки нажраться. Веселись, мужик! Пришел я домой, а веселье-то и прошло. Сел я у окна и заплакал. Честно, как на духу, сидел и плакал. Плакал от того, что почти все поглупели с этими лозунгами о сияющих вершинах, плакал от бессилия, что ничего я своей правдой не добился, своей жизнью ничего хорошего для людей не сделал. Мой народ не понял меня, мой народ поглупел. Плакал от того, что остался, в общем-то, в одиночестве. И моя пройденная жизнь предпенсионного охломона ничего не приобредшего, никому она не нужная, оказалась даже многими, как руководителями, так и рабочими, осужденная за то, что не шел в ногу со всеми. И что же мне делать дальше? Что делать? Как жить? Кто подскажет? Никто. Вот и хочется порой выдавиться из этого мира в фантастический мир. А то мой читатель скажет, что он это там напридумывал? Если это у меня в моей жизни последняя отдушина, в которую мне хочется свободно подышать и почувствовать себя свободным в том мире человеком? Что тогда? Тоже нельзя? Но это уже будет слишком. И эту, мою последнюю отдушину пожелают заткнуть, законопатить. А вот вам, дудки! Кукиш вам с маслом и в кармане!..
БЫТЬ СВОБОДНЫМ
Женька спал. Уже семнадцать лет парню.
В ванной я встал под теплый душ. Надо успокоиться. Потом сел у окна. Оно превратилось в светлую дорожку, уходящую в пространство, встал и пошел по этой дорожке. Меня понесло. Удивительная радость вошла в мое тело. Забылись политзанятия, наши идеологи. Здесь, где я сейчас находился, от ответа не уйдешь. Здесь есть истинная правда. И можно говорить то, о чем думаешь, и меня не осудят за правду, не заклеймят, не оплюют, не будут пинать, не дадут выговор с занесением в личное дело. Никто меня здесь не вызовет в райком партии, к начальству за то, что выступил с трибуны или написал фельетон, сатирический рассказ. Тут как на духу. И в любом прошлом я духовно отдыхал. Те и другие знали, когда и в какой момент пойти со мной на контакт.
Вот и сегодня.
Я стоял на берегу очень широкой реки. Не было ни города, ни деревни. Песчаный берег тянулся до излучины, а в ширину он был где-то метров пятьдесят. А потом начинался лес. Береза, сосна, лиственница. Сибирь.
- Где вы? Отзовитесь?
Молчали. Значит, им так нужно. На мне хромовые сапоги, шляпа, куртка из веливета, широкие штаны, а за широким поясом кнут. Наклонился к воде, чтобы взглянуть на себя. Здесь мне лет двадцать пять. Наверное, река Лена. Чего это они меня сюда закинули?
Вдали показалась лодка. Её тянули бичевой. Знакомое передвижение вверх по течению. Один сидел в лодке и управлял ею, а другие тянули вдоль берега. Надо подождать. Может, рыбаки? Сразу узнал отца. Рядом с ним дядя Коля Кунгуров, двоюродный брат отца, знаменитый вор в законе, где-то после войны убитый в перестрелке с милицией. Вот мой и старший брат Василий, погибший под Москвой. Ещё весной 1938 года за ним должны придти и арестовать. Работал он тогда в порту в Игарке. Ну а мы жили в Бодайбо. Брат бежал и скрывался в тайге. Потом, однажды он пришел к нам ночью. Работал до 1941 года в Бодайбо грузчиком. Когда началась война, ушел добровольцем. Воевал отменно, имел награды. В звании старшего сержанта был командир артиллерийского расчета. Погиб под Можайском. Его имя вписано в мемориал. Вот Гоша Белобородов, тоже один из родственников. Потом он в лагере сгинул по политической. А вот и мой дед – Егор Стрелов. Он управлял лодкой.
Они увидели меня. Значит, я видимый в этом мире. Как я понял, это был 1939 год. В то время они были все вместе. Ходили за золотом. Где же мы сейчас находились?
- Здорово, мужики! – крикнул я. – Издалече?
- Там нас нет, - широко улыбнулся дядя Коля Кунгуров, показывая золотые зубы. – А ты кто таков?
- Путешественник во времени. Странствую по белу свету. Лучшей доли ищу.
Они остановились.
- Батя, табань! – крикнул дядя Коля, - а то ажно в зенцах заморочачило. Мужики упали на песок. Дед Егор подтянул лодку к берегу и бодро вышел из неё. Загрохотала цепь. Он ещё ближе вытянул лодку, взял из неё металлический штырь. Голышом забил его в песок и накинул тонкую цепь. Снова взобрался в лодку, и выволок на берег два мешка, два котелка, топор. - Костерок разведем, - сказал он и положил всё на берег.
- Давайте, я помогу с валежником, - сказал я и пошел к ближайшему лесу. Притащил сухие палки. Снова пошел за дровами. Мужики валялись на песке.
- Откуда будешь, молодец? – спросил дед. Он разжигал костер и внимательно смотрел на меня. Изучал.
- Ром што ли? – спросил дядя Коля.
- Да нет, - ответил я. – Иду по земле счастья искать…
- Счастья и воли? – спросил дед. – Вот оно счастье. – И он развел руки. – Воля. Свобода. Вот оно счастье. Лучче этого счастья нет. Человек рожден для свободы. Для полной воли. Единственный над ним хозяин – Бог. Ну, вставайте, орлы!
Дед Егор. Мы, помню, в детстве боялись его. В любой момент брался за кнут. Вот и сейчас он у него за кушаком. Когда был трезвым, то чаще молчал. Но когда напивался, то начинал с кем-нибудь спорить, а потом буянить. Он бил себя в грудь и кричал:
- Запорю кнутом, кто пойдет работать на государство! Человек рожден быть вольным! Мне плевать на всех, на царей, и на ваших вождей! Я сам себе царь и вождь!
Он поднимал покалеченную левую руку, а правой рукой рвал рубашку. Показывал рубцы на груди. Говорил, что ранен был в мировую войну, а потом в Гражданскую. То, что он воевал в мировую войну, это было в действительности. Потом он куда-то исчезал. Но родственникам бабка не говорила, где он мотался несколько лет. В нашей семье почему-то это было под секретом. Но когда он начинал кричать про вождей, то его связывали, а в рот вставляли кляп в судорожно открытый рот. Однажды я слышал, как мой отец отчитывал деда после очередной попойки.
- То, чо ты воевал и за тех и за других, мы знаем. Ограбил генерала. Знаем. Против царя шел? Знаем. Богатеньких комиссаров грабил, тоже знаем. Зачем же кричать на всю улицу? Под политику тянешь всех нас? Мне не нужна эта глупая политика.
Дед кряхтел, курил, клялся. Через некоторое время опять начинал шуметь.
Родственники встали и приступили к разведению костра.
- Гоха! – крикнул дед. – Неси четверть.
Гоха прыгнул в лодку и стал там шарить, а потом появился с большой бутылью в три литра, в которой, наверное, была водка. Вспомнил, что до войны водку продавали ещё и в четвертях. Потом в этих бутылях держали молоко, самогон, брагу и прочие жидкости.
- Садись, молодец, - пригласил дед. – Как звать-величать?
- Юрий Максимов.
- Клавдя у меня из рода Максимовых, - сказал отец. – А родом откуда?
- Из…Новосибирска…
- Сибиряк. Садись.
Дед разлил водку по кружкам, Закуска была хорошая. Копченая говядина, оленятина, колбаса, какой я давно не видел и не пробовал, черная икра в чашке. Весовой шоколад.
- За знакомство, - сказал дед и одним махом проглотил водку. Я заглянул в кружку. Со стакан будет.
- Пей, ухарь, - сказал дядя Коля. – Не меньжуйся…
Я глотнул и закашлялся. Обожгло горло. Это был спирт. Все засмеялись.
- Слабак, - покачал головой дед. - А ишо сибиряк.
- Батя, ты закусывай, а то опять начнешь, - сказал отец.
- Вот так завсегда. С новым человеком, не дают словом переброситься. И вы мне не перечьте. У меня завсегда всего товара было сто пудов! И мне никто не указ. Я сам себе царь и вождь!
- Дед, закусывай, - вмешался дядя Коля.
Но дед не унимался.
- Кто вы у меня? Все вы вольные! Давай, паря, выпьем за наш вольный род. И не было той власти, чо бы нас согнула. Царь нас не согнул и ни комиссары! Никто!
Вот в этом дед прав. Не согнули нас, не заставили быть подхалимами, каких сделали идеологи почти весь наш народ. Лучше смерть, чем гнуть спину перед каждым начальником. Вот они, вольные люди, гулящие, бродяги, но вольные. И у этих людей своё понятие воли и свободы от всякой власти.
Дед смотрел на меня и вдруг сказал:
- Слушай, а на каво-то ты шибко похож.
- Батя, опять начал. Ну, это просто парень.
- Знаю, - резко прервал дед Егор. – Знаю. Думаю вот…Братцы, да он похож на отца твоей Клавди! На Гоху Максимова похож!
Отец внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.
- Батя, а ты прав. Он похожий на моего тестя. Да и фамилия одинакова…
- Человек, он везде человек, - ответил я. – Моего дедушку Максимова в тридцать втором году расстреляли комиссары.
Дед закурил и задремал. Успокоился.
- Далеко до Прокопьевска? – спросил меня отец.
Дед зашевелился и подал голос.
- Кенка, ты всё перепутал. Не Прокопьевск, а Покровск и он недалеко от Якутска. А мы где? Я эту дорогу с закрытыми глазами знаю. Сотни раз прошел. Мы Олекму прошли. Должон быть недалеко поселок Кыллах, Кыллах, понимашь…
- А мы с Олекмы пришли сюда на лодках, - сказал я. – В Кыллахе порыбачим, отдохнем с ребятами. Они где-то на одном из островов место ищут для отдыха…Места тут отличные…
- Тут острова и острова, в них заплутаешь, - сказал Василий.
- Но все они выходят на фарватер, - ответил я.
Тут я заметил, что на излучине, к которой близко подступал лес, кто-то прятался. Перебежал человек в военной форме.
- Вон за той излучиной прячутся военные, - сказал я. – Буду с вами. Повторяю. Там прячутся военные.
- Вон они! – крикнул Василий. – Дед, быстро готовь лодку!
Военных было около десяти. Вперед вышел офицер. Развернувшись в шеренгу, они двинулись в нашу сторону. У трех автоматы.
- Ложись! – крикнул дядя Коля и бросился на песок. – Дед, готовь лодку!
Все, кроме деда и меня, легли на песок, и у каждого по пистолету.
Дед побежал к лодке, а я сказал:
- В безоружного они не будут стрелять. Надо всё выяснить…
- Парень, мы им нужны, - ответил дядя Коля. – Выследили. Ложись, парень. Они всяких стреляют. Тут мы все враги народа и советской власти. И тебя шлепнут. Ложись и не ерепенься.
Офицер выстрелил в воздух и крикнул:
- Вы окружены! Сдавайтесь! Сдавайтесь, бандиты! Все равно, как кур расстреляем! Сдавайтесь!
- Сейчас будут стрелять, парень! – сказал дядя Коля.
- Сдавайтесь, падлы! – крикнул офицер.
- Сам ты, падла! – заорал я во всю силу своего голоса. – Ты и есть уголовник и враг народа! Выходи один на один!
Я выдернул из-за пояса кнут и щелкнул им. Офицер выстрелил в меня, и пуля просвистела над головой. Я даже услышал её резкое звучание.
- Этот подлый народ не боюсь! – крикнул я и наклонился к лежащим, - они же вас…всех…как же вам не понять? – Опять выпрямился и закричал: - Эй, гнида, выходи один на один! Трус!
Офицер что-то сказал солдатам. Сейчас начнется стрельба. Вот тебе и комиссар. Придется бросаться на песок.
- Огонь! – крикнул офицер, и я тут же упал. Раздались выстрелы. Застучали автоматы. В ответ мои родственники тоже выстрелили, но никто из военных не упал.
- Мазилы! – заорал я. – Дайте мне! И я вам покажу, как надо стрелять!
- Пойми, - сказал отец, - зачем лишняя кровь? Мы стреляли в воздух. И только на крайний случай. А вот мы для них мишени.
- Но они никого не пожалеют! – крикнул я. Солдаты стояли в метрах ста от нас и стреляли от пояса. Наугад. Знали, что нам никуда не спрятаться. Всё равно расстреляют, или забьют до смерти. Я этих людей, что служили на зоне, хорошо знал.
- Мужики! – крикнул из лодки дед, - по одному, перебежками, ко мне! Уйдем!
Пули впивались в песок.
- Чёрт, зацепили, - охнул дядя Коля. – В плечо. Но я могу и левой рукой стрелять.
- Гоху убили! – заорал Василий. Я посмотрел вправо. Гоха лежал на животе и смотрел на меня. По глазам понял, что он мертвый. Вот оказывается, где сложил свою буйную головушку Георгий Белобородов.
- Ну, братцы, начинаем, - сказал дядя Коля. – Они первыми начали, они первыми положили нашего товарища. Так нагло и нас всех положат. Они первыми пустили кровь. Мы хотели, как лучше. Не вышло. А теперь по мишеням…
Он выстрелил. Среди солдат началась возня. Шеренга расстроилась. Один солдат упал.
Мои родственники тоже выстрелили. Военные стали отходить. Они тянули за собой четверых.
- Уходим! – крикнул дядя Коля. Мы бросились к лодке. Уселись в баркас. И наше судно понесло вниз по течению.
- Греби! Греби! – кричал дед, а сам управлял лодкой. – Нам бы тока скрытца из ихних глаз. А там, в тайгу. На Чару пойдем. Оттуда на Байкал. Я знаю ту тропу. Несколько раз по ней ходил. Кольша, как плечо-то?
- Ерунда! Царапина!
- Надо перевязать, - прервал дед, - у них даже пули ядовитые. Как сами, так всё у них такое.
- Пока жить буду, - ответил дед. Он нахмурился и надолго замолчал. Дядя Коля снял куртку. Отец кивнул мне, чтобы я заменил его на весле. Я сел рядом с братом. Даже не верилось, что я сидел рядом с братом, давно погибшим под Москвой. Дядя Коля снял рубашку. Пуля прочертила кровавую полосу по плечу. Отец перевязал рану. Солдат не было видно.
Лодка продвигалась на середину реки.
- Пройдем через хребет, и выйдем на Чару, - говорил дед. - Вдоль берега Чары будем идти. Выйдем к прииску Светлый. Потом на Артемовск. Там отлежимся у моего кореша, и через хребет к Байкалу. Там видно будет. Может, к манжурам рванем. Золото у нас есть. Товар будет.
Интересно, долго собрались мои отправители держать здесь? Чтобы я увидел, как мои родственники отстаивали свою свободу?
- А ты, паря, ничего, - сказал дядя Коля, сменяя меня. – Под пули лез. Значит, и тебе они какую-то подлянку сделали.
- Было дело, - ответил я.
Отец сменил Василия.
- Катер пошлют за нами, - сказал отец.
- Будем отстреливаться, - сказал я. Все посмотрели на меня. Дядя Коля хмыкнул.
- На том катере все будут с автоматами и собаками. От них не уйдешь. Помнишь, Кенка, как нашего брательника с подельщиком собаками загнали в болото и загрызли. Вот эти уж нас живыми брать не будут.
- Одно не могу понять, как они на нас вышли? – спросил дед.
- Я тебе говорил, что нас этим вертухаям выдал Спрут.
- Да вы что?! – удивился дядя Коля. – Он ведь наш. Из своих.
- Ему плевать на всех! Он нас заложил! – не сдавался отец. – Помните Гришку Непомнящих? Их побили в зимовье. На Алдане. Четверо тогда их было.
- Их местные порезали, - сказал дядя Коля.
- Спрут их порезал. Я тада шел пустым, - сказал отец, – и наткнулся на Гришку. Он ишо живой был, а другие мертвые. Вот он и сказал, что их Спрут со своей бандой порешили.
- Не сдобровать ему, - сказал дядя Коля.
И вот лодка уткнулась в берег. Ох, и широка в этом месте Лена-матушка! Противоположный берег едва проглядывался.
Все быстро выгрузились. За плечи забросили по большому мешку с лямками.
- Куда теперь, добрый молодец? – спросил отец.
- С вами пойду, - ответил я.
- Нет, - резко ответил дядя Коля. – Оставайся. Езжай по своим делам. Перебережься через реку и уходи в тайгу. А там и до Олекминска рукой подать. Все. Иди.
Мне пришлось сдаться. Сел на корму баркаса и проследил, как они скрылись в тайге.
Был ли такой случай в жизни? Конечно, был, но без меня. Я повторился в их жизни. Как бы врезался в далекое время. Значит, и были солдаты. Да, я был свидетелем одной из схваток, каких было много у моих родственников. Зачем отправителям бросать меня в этот момент? Для чего? А вот, кажется и ответ. Над рекой, прямо над водой появился яркий свет. Он медленно двигался в мою сторону. Свет похожий на проем в рост человека. Вода даже не шелохнулась. У берега он остановился. В проеме светлого и широкого луча появился Исса. Как мне показалось, за его спиной я увидел деревья с большими листьями. Свет яркий, но приятный, чарующий свет. И тут же видение скрылось. Исса свободно стоял над водой в одежде из очень тонкого ярко-белого материала. Глаза у Иссы большие и бездонны, словно в них был весь наш мир…
- Здравствуйте, - сказал я, - для чего я здесь?
- Разве тебе не хотелось повидаться с родными?
- Их давно нет. Случай такой был?
- Конечно. У каждого из них, в последний раз, судьба пересеклась в этом времени.
- Но всё было бы иначе, если бы я не заметил солдат.
- Белобородов бы заметил.
- Зачем я потребовался в этот момент?
- Я тебе говорил, что нам нужны отдельные изменения в психике человека. Истоки мы изучаем в таких людях как ты. С другими людьми мы поступает очень осторожно, и наше вмешательство незаметно для них, ну, например, во время сна. Но так, чтобы заставить человека мыслить. А вот с тобой можно не только работать через твой сон, но и в реальности, вот через такие путешествия во времени и пространстве. И ты привык к перемещениям. Этот момент нужен был. Много темной энергии скопилось на двух полюсах, в этих двух группах людей, противопоставленных друг против друга. От законной власти, хотя она беззаконная, и ты это знаешь, и не признающих этих законов. Темная энергия полностью овладела группой от законной власти, и они должны были уничтожить твоих родственников. По самой линии судьбы они не должны здесь погибнуть. Им уготована другая судьба и её конец. Вмешательство темной энергии могла прервать линию судьбы каждого. Много есть прерванных судеб из-за темной силы.
- Мне говорили, что в наш мозг, при нашем создании, вкралась ошибка, или преднамеренность, чтобы мы были другими, и все это получилось, благодаря, темной силы…
- Ты смотри, запомнил. Немного не так. При создании мозга ничего не вкрадывалось, а всё это произошло потом. Человеческий мозг, это вселенная. И при создании, именно человеческого мозга, его разума, ничего не было вмонтировано отрицательного. Создатель его, космический разум – Бог, никогда не мог ошибиться. Но другой полюс – темная сила, как хочешь, называй, постепенно стал вкрадываться в психику человека. Проник в разум. Началось падение человека, как личность. Он перестал духовно расти. И это в пользу темной силе. В тот момент, когда тебя отправили в это время, тебе было очень плохо. Вокруг тебя накопилось столько темной энергии, что сначала пришлось заняться очисткой твоего биологического поля. Темная энергия приучает вас тратить время по пустякам. Ваше отпущенное время для биологической жизни, должно быть так спрессовано, что каждое мгновение должно идти на пользу как тебе лично, так и другим, окружающим тебя. Постоянно надо анализировать, и чтобы время для вас стало ценным, как сама ваша жизнь. Нужно жить в постоянном поиске. Искать и найти себя. Ведь каждый из вас – вселенная, но разная. Нет одинакового разума. И каждый из вас рожден для определенного чего-то. Вот здесь ты иногда правильно рассуждаешь. Порой тебя раздражают люди бестолковые, ограниченные, не думающие. Правильно, что раздражают. Они попали под власть темной силы, и ваших посланников сатаны – коммунистических идеологов. Таких людей становится все больше и больше. Ты в этом прав, что они разрастаются по всей планете, но не только в вашей стране.
- Разве я виноват? Например, вот эти политзанятия по пятницам, пустое время в жизни каждого. Такова вся наша жизнь. И не мне её менять.
- Каждая ваша система построена на эксплуатации.
- Это так, - ответил я.- Всю свою жизнь борюсь за равенство среди людей, чтобы исчезли государства, эти глупые границы, не надо царей, вождей и президентов и тем более генеральных секретарей с их многочисленными райкомами и обкомами. Народ должен сам выбирать старейшину того общества, где он проживает. От этого общества должны быть избранники-старшины. Но надо мной смеются. Послушай, а как у вас?
- Я тебе уже говорил, что ваша планета удивительна. Вы могли бы жить в мире и согласии, но вы ведете войны между собой. У нас нет государств, и нет границ. Нет слова – нация. Главное – разум. У нас нет бедных и богатых. Если ты посмотришь на звездное небо, то увидишь звездные скопления, млечный путь, галактику. Мы везде. По вашим меркам мы находимся на таком расстоянии, что даже ты, и представить не смог бы. Мы созданы миллиарды лет назад, сотни, а возможно и миллиардов лет. И вы для нас, теперь я могу сказать тебе, как первобытные люди. Мы можем свободно входить в ваш мозг, но человек этого не должен знать, и в основном, ночью, во сне, и поражаемся его убогостью. Многие из вас удивляются – почему мы не входим с вами в контакт. Но ты сам понимаешь, что из этого выйдет. Начнется паника. Если вы узнаете про нашу жизнь, то ваша собственная жизнь посчитается для вас никчемной, она потеряет весь смысл. Мы этого не должны допустить. Такое у нас уже было.
- Вы очень долго живете, - сказал я. - Такие расстояния!
- Для нас не существует расстояния и время. Мы не знаем, что такое смерть в человеческом понимании. Как тебе объяснить. Из одного состояния переходим в другое состояние, обновляясь. Каждая частица полностью обновляется и совершенствуется, что очень редко встретишь в человеке. Для вас главное – накормить самого себя, любой ценой придти к власти, как можно больше урвать у другого, обмануть себе подобного, да и много других отрицательных черт в человеке.
- Неужели у вас нет зла, ревности, зависти, любви, деторождения?
- У нас нет ничего этого. Нет никакой отрицательности. Любовь и деторождение? У нас любовь духовная. Тебе этого не понять. Хотя вы и существуете давно, но развитие идет очень тяжело. Скачкообразно. Есть, например, цивилизация в созвездии Лебедя планета Уммо. Развитие началось почти одинаково с вами. Гремели войны, революции. Они выстояли. Шло все к разрушению. У них также было атомное оружие. Нашлись люди, которые объединились и уничтожили это оружие. Люди поняли, что они могут выжить только без любого оружия. Мы решили спасти планету. Планета расцвела. Там нет бедных, богатых и голодных. У вас на первое место вышли деньги. У них – образование, знания, наука. Они далеко обогнали вас. На планете Уммо то общество, о котором ты мечтаешь. Надо спасать вашу планету, как когда спасли планету Уммо. Вы сами уничтожаете всё живое на планете. Ты знаешь, что всё в космосе взаимосвязано. И ваши распри, войны, зло, зависть, коварство, национальные конфликты – отрицательно действуют на космос. Вы никогда не задумывались над тем, что на этой планете, рядом с вами, но в другом измерении, есть жизнь. Вы есть эгоисты. Вы есть порождение зла на планете. Она вам платит тем же. И созданное вами зло, вытекает в другие соседние миры и в космос. Планета идет к гибели. Мы этого допустить не можем? Теперь про деторождение. У нас его нет и не должно быть. Потому что мы от вас. Когда-то умершие души. Многих из нас взяли для работы. Так Богу угодно. Из умерших людей в вашей жизни, их души направляются в разные места. Это тебе не надо знать.
- Я догадывался, что вы когда-то жили в нашем мире. Теперь вы в команде самого Бога или космического разума. Вы нас уничтожите?
- Если вы сами не уничтожите себя.
- Те, что летают в космосе, или мы ещё их называем пришельцами могут нам навредить? И где ваш дом?
- Нас неисчислимо много под космическим разумом, нашим создателем, Богом. Все мы его дети. Пришельцы из других миров и с других планет тоже его дети. У нас нет космических кораблей. Передвижение мы делаем своими мыслями. Они состоят из энергетической материи.
- Они всех людей живые?
- Да. Они реальны, и если их собрать в один фокус и направить в одну точку, и мы окажемся в любом месте вселенной. В человеке есть артерии, вены, мельчайшие сосуды. По ним кровь быстро возвращается в исходную точку, так и наш создатель. В любой части вселенной он есть. Он везде. В обозримой вселенной и необозримой он есть. Это его тело, а мы его частицы. Так я бы мог для тебя сформулировать созданную всевышним творцом вселенную. Это очень сложно. Ты постепенно идешь к собственному открытию, к своей философии, к философии вселенной. Можно только представить, что кто ты был когда-то. Есть люди, у которых всё наоборот. Ладно, о них. И ты их знаешь. Есть разумные существа на других планетах, которые достигли на своих кораблях на много быстрее скорости света. В других мирах достигли скорости, что потребуется несколько суток, чтобы достичь вашей планеты, например от созвездий Андромеды, Лебедя и Гончих Псов. Есть достигают вас и за несколько часов. Человечество вашей планеты, как и на других планетах всех галактик, должны были развиваться по восходящей, и достичь того уровня, когда ему можно было не бояться «конца света» вселенной о котором вы знаете. Конец неизбежен. Разум человеческий, должен вырваться из тяготения нашей обозримой вселенной, и выйти в свободный космос и летать в нем, как птица. Другие миры в галактиках на пути к этому. Только вы, мешаете этому движению.
- Ты в каком звании? Кто ты?
- Я есть – энергоблок. Вхожу в энергетическую систему потустороннего для вас мира. У нас один Бог. Такие, как я, на вашем языке, технический работник. Мой участок – планета Земля и на ней несколько систем с энергоблоками, в один из них входит Дюрд, а ты и многие как ты, под его присмотром. Следовательно, ты в моей системе. Этих систем на планете Земля, очень много, но все мы взаимосвязаны. Умер человек, и его душа может попасть в любую из наших систем.
- Наш Бог вечен?
- Да. Вечен. Он был всегда.
- Как я понял, что ты инженер. И вас таких много?
- Конечно. После каждого «конца света», а он неизбежен, ты уже знаешь, когда энергия начнет иссякать, и вселенная начнет собороваться в одну точку для нового сбора энергии и рождения новой вселенной, новой жизни в пространстве, все энергосистемы и энергоблоки всех галактик вселенной, начнут собираться в потусторонней вселенной под руку Творца. И твой блок будет тоже там в моей энергосистеме.
- Но меня, вот этого не будет!
- Твоя душа, твой разум останутся и войдут в мою энергосистему, чтобы появиться снова. Твой разум, собранный в одну точку, будет жить.
- Моя душа будет жить с моими мыслями с самого детства?
- Ты правильно понял.
- Все это понял. У вас какой мир?
- Сразу не объяснить. Там создается вокруг тебя такой мир, какой тебе в этот момент нужен. Нужна ваша земная природа с птицами, животными, и они будут. Создается это мыслями. В общем, невозможно объяснить. Могут возникнуть и деревни, луга. Не объяснить.
- А те, что против вас, темная сила, где они находятся?
- Так же, в потустороннем мире.
- У вас тоже не всё в порядке, - сказал я. – Тоже идет борьба.
- Совсем, не такая, как у вас. Она очень сложная.
- Хорошо. После «конца света», когда что-то случится с нашим солнцем, галактикой, куда денутся те, на других планетах, они ведь тоже исчезнут, как и наше человечество.
- Я уже тебе говорил, люди такого достигнут, что будут свободно летать в космосе на любые расстояния, и наступит вселенское воссоединение мыслящих существ. Повторю для плохо соображающих. К этому времени они прорвутся в потусторонний мир, в наш мир, а на месте погибшей вселенной образуется сверхмощная энергия, и она создаст новую вселенную. Этот процесс бесконечен. И есть там, в потустороннем мире и будут мыслящие существа великой и вечной цивилизации. Человечество планеты Земля отстает от движущегося процесса. Есть пришельцы из других миров, планет. Некоторые из них хотят вам помочь, чтобы вырваться из тупика. Вас надо подготавливать. Некоторые военные силы стран будут их склонять на свою сторону. Идти с вами на контакт пока опасно. Так что во всем нужна постепенность. Ты один из тех, кто ничего не просит.
Исса не двигался, словно всасывался в пространство, в воздух.
- Слушай, Исса! – крикнул я, - а сколько миров на земле?
- Все миры рядом. Они наслоены друг с другом, но не мешают друг другу. Есть те, которые обогнали вас. Ты ещё побываешь там. Так нужно.
- Сейчас что мне делать?
- Мы с тобой договорились, чтобы иногда делать эксперименты. Богатство твое в тебе самом, в твоих мыслях, в твоей вот такой жизни. Ты побываешь и в будущем и в других мирах.
- Я хотел тебе рассказать, как я был в прошлом.
- Знаю. Твой мозг поведал мне.
- Как я должен вести себя?
- Так, как в эту минуту подсказывает твоя душа. Они тоже ищут свои каналы в человеческом разуме. Каждый разум, человек, после физической смерти какое-то время находится в определенном месте. Потом подойдет и каждый получит свое место по своим заслугам, развитию в потустороннем мире. Великие грешники в другой мир переместятся. Там тоже идет отбор. Будь таким, каким ты есть. Не сдавайся и веди достойную жизнь, это и будет твое искупление грехов.
Он исчез. Всё исчезло. Куда податься? Не мог же он меня забыть. Господи, сколько же тайн в нашем мире. А мы вообразили себя земными богами. И тут в меня ворвался голос Иссы.
- Грешников мы пытаемся отнять у темных сил. Порой это бывает очень трудно. Твои родственники никому не принадлежат. В вашей стране не любят свободных людей. Разум должен быть свободным. Только в свободе духа и разума, человек может возвыситься до космоса. Отправляйся домой и будь со своей душой в согласии. Только она может спасти тебя от растления вашей насквозь прогнившей идеологии. У вас кругом обман, казнокрадство, подхалимство. Только великое покаяние может спасти этих преступников-идеологов. Но они не будут каяться. Прислушивайся к своему внутреннему голосу и не стремись к богатству. Стремление к роскоши, к богатству на земле, это есть обман себе подобных. Если ты заработал только своим честным трудом какое-то небольшое богатство, то это не грех. Не должно быть обманства. Труд должен быть праведным и за него тебе воздастся. Помоги ближнему своему, если ему плохо. Не помогай богатому, кто ещё больше стремится к богатству и роскоши. Как правило, все они плачутся, но не верь им. И ещё. Никогда ничего не проси у людей. Что-то дали вам не от души, пользы не дает. И никогда не обещай, потому что если обещал, то надо сделать. Вдруг произошли какие-то неприятные обстоятельства, и тогда ты не выполнил обещание. Обещание, как клятва. Её надо исполнять. Никогда не обещай и не клянись. Клятва произносится только от души, от тела твоего. Душа твоя и тело принадлежат Богу, Творцу нашему. Как ты можешь клясться самим Богом? Это самый великий грех. Отдыхай.
Почувствовал, как что-то подхватило меня и понесло.
Сидел за своим столом, у окна. Скажи кому – не поверят, что разговаривал с одним из посланников самого Бога. Даже самому не верилось! Забыл спросить о главном. В следующий раз спрошу. Когда это будет?
Надо лечь отдохнуть.
ИЛЛЮЗИИ НОВОЙ ЭПОХИ
В отделе появилось много цветов. К нам зачастили райкомовские работники, и мне всё это не нравилось. Начались отметки дней рождения с обязательными подарками и чествованиями. На теле моем не проходил зуд и стала отниматься левая нога.
Я любил тишину. Началась суета в нашем кабинете. Она так вредна для человека. Бестолковая суета. Заметил, что бестолковая суета очень вредно действует на организм. Чтобы досадить себе подобным, любители суеты, умышленно создают её. И тогда я шел в кабинет к Сусанне Наседкиной с Юрием Пшеничниковым. Здесь я духовно отдыхал. Мы не говорили о пленумах, съездах и развернутом социализме, а говорили о человеке, его душе, о любви.
Ясно, что все пороки в человеке возникают от темной силы. Её надо победить в самом себе. И это сделать труднее, чем сделать добро. Только покаянием можно её изгнать. Ещё заметил, что среди злых людей нет здоровых. Да, зло сильнее добра. Зло в человеке расширяется, заражает кровь, поражает мозг. Лица таких людей бледнеют, приобретают желто-зеленоватый оттенок, а если прибавить ещё и зависть, а это страшнее зла, то человек неизлечим. Его насквозь пропитала темная сила. И ещё. Понял, что в последние годы темная сила совсем осатанела. Вспомнил один случай. Когда-то работал среди нас очень скупой человек. Был он завистлив и злой чрезвычайно. Я где-то вычитал, что если человека поить определенными настоями из трав, то можно вылечить от таких недугов. Если он сам не может справиться внедрившегося в него сатану, то человеку надо помочь. И вот, мы с моим другом Васей Полянским собрали разные травы и настояли на спирте. Получилась темно-коричневая настойка. Чтобы усыпить бдительность скупого, мы решили угостить его обыкновенной водкой. Он был очень удивлен, что это мы решили угостить, да тем более на дармовщину. Он взял меня за пуговицу, заглянул в мои глаза и спросил:
- Скажи, пожалуйста, чего тебе надо от меня? Запросто так? Не верю! Ну, признавайся! Скажи. Чего вам с Васей надо от меня?
Вася пробасил:
- Мы тебя уважаем.
- Да? – удивился скупой. - Не заметил, чтобы вы меня уважали. Я не открытый и простой. Я – сложный. А чего я должен быть открытым? Какая для меня от этого выгода?
Вася по такому случаю даже на колени грохнулся.
- Пожалей нас! Клянусь своей бабушкой! Просто решили угостить. Уважаем тебя за твою поразительную и человеческую скупость!
Скупого мы угостили водкой. Пока рановато темной водки наливать. Он даже рубашку расстегнул, чтобы больше вошло в брюхо дармовой колбасы.
- Я, ребятки не скупой, я сложный. Хозяйственный. Сейчас я вам рассажу, как я свиней развожу, даже как правильно пропасынковать помидоры.
Скупой несколько дней ходил и переживал. Всё ждал, а вдруг чего-нибудь попросим. Измотался мужик. Мы его опять угостили. Пришла нам одна идея. Угощать скупых и злых. Ничего от них не требовать. Их оказалось много. Всех не угостить, но стараться надо. Каждый раз после наших угощений, они были взволнованы и настороже, а вдруг чего мы у них попросим. Но мы ничего не просили. Они ходили и переживали.
Обычно после второго стакана они начинали трясти нас, как тот скупой.
- Признавайтесь бестии, чего опять надумали? Тут что-то не то. Что вам от меня надо?
- Неужели просто так нельзя! – кричал я. – Захотелось выпить с тобой.
- Не верю!
- Почему?
- Не бывает так! Не верю! Что же вы хотите от меня? Хотите пол кило мяса дам? Но не больше. Умоляю! Скажите!
У скупого в стайке было двенадцать огромных свиней.
- Не надо нам от тебя мяса. Неужели не поймешь, что просто так угощаем.
Слух про наше новое увлечение, дошло до Лидии Ивановны Готовской. Она разволновалась.
- Опять новое придумали. Они не поймут вас. Всё равно вы их не воспитаете и не отучите от скупости и зла. А зло у них от скупости…
Когда об этом случае узнал Саша Вампилов, то он очень веселился.
- Вот это настоящий анекдот из жизни. Вы тему на этого скупого даете мне? О коменданте давали, да ещё многое что…
- Даем! – хором ответили мы. А Вячеслав Шугаев сжал кулак и сказал:
- Молодцы. Такое могли придумать только двое – Стрелов и Полянский. А теперь напоите скупого вашей зеленью. Может и полегчает ему. Сами-то хоть пробовали?
- Пробовали. По вкусу перцовка, - признался Вася. – Стрелов трое суток из туалета не вылазил.
- Прекрасно! Вот теперь ему в самый раз подсунуть.
И мы напоили скупого своей настойкой. Я понимал, что мне предстоит опять трое суток сидеть в туалете, но ради дела можно на любое испытание пойти. Вдруг на мужика повлияет?
Потом этот скупой после трехдневной отсидки в туалете, бегал за нами с суковатой дубиной и кричал:
- Я покажу вам, как из меня нечистую силу вытравить! Подлецы! Я лучше буду с ней, но с мясом, курами и гусями! Вы есть враги народа и всей советской власти! Коммунисты отраву не делают! И сами жрите такую водку в три горла!
Я убегал от него и кричал:
- Какой хитрый! Я ведь тоже трое суток сидел в туалете! Он в туалет ходил, а мне нельзя?
После этого эксперимента он стал ещё злее и жаднее. Темная сила в нем, видимо, тоже осатанела и закрепилась в нем надолго. Через несколько лет его увезли в дом для умалишенных. Дело в том, что он продал мясо от пятнадцати свиней, а деньги украл зять.
Тут взял Черненко и умер. Сообщил об этом своим товарищам по работе, а там возмутилась моя заведующая Елена Лямурова.
- Как вы можете?! Если что происходит, но только не от нас! А может, он и не умер, тогда как? Несерьезно. Нехорошо.
- На улице даже дворники и сантехники знают – ответил я. – Он же серьезно умер, а не схохмил.
- Пусть даже так. Мы должны услышать из уст членов райкома партии.
- Нельзя же так, - ответил я.- Зачем жить по указке райкома?
Ещё когда умер Юрий Андропов, то мужики приглашали меня на выпивку. Мои товарищи по редакции, не желали меня слушать, потому что райком партии не сообщил.
Лямурова говорила:
- Ну, почему вы такой? Человек умер, а вам только бы со слесарями выпивать! Всё у вас не как у людей. Из вас так и прет сантехника, рабочий. Она побеждает даже журналистику и культуру. Придут из райкома и скажут, вот тогда мы и будем печалиться. Нам ещё не сообщили из райкома…
- Уже по радио сообщили! – крикнул я.
- Пусть. Пусть даже так. Но начнем печалиться тогда, когда сообщат, чтобы мы все печалились.
И это тоже факт. Печалились только по заказу и по указке из райкомов и обкомов. По заказу печалились и плакали.
Многие в тот день плакали, что как безвременно ушел великий ленинец и последователь дел Брежнева. Особенно рыдали люди в конторах. Ну а райкомовские товарищи, так это сплошная туча.
Меня всегда удивляло то, что от чего так близко слезы у людей, когда умирали вожди. Правда, когда умер Черненко, слёз поубавилось, видимо, они все вышли. Высохли.
Весной началась новая эпоха. Перестройка дошла и до нашей многострадальной тайги и глуши. Когда начался бум против пьянства, в кабинет вбежала Октябрина Правдина, вся озабоченная, даже помолодевшая.
- Дождались! Радость-то, какая! Ну, держись, алкоголики! Юра, где ты! Давай организовывай сатирический номер! Будем чистить пьяниц и разгильдяев!
- Чему радуешься? – спросил Кузоченко. – Я хотя и не пью, но против этой оголтелой компании. Вот посмотрите, чего она нам натворит! Разор полный начнется!
- Секретарь райкома партии Нипейчаев сказал, чтобы мы организовали рейд в магазин вместе с милицией. Пошли, Юра.
- Иди сама. Я против этой глупой компании. Ещё не хватало, чтобы я с твоей родной милицией шел плечо в плечо. Караулить бедных мужиков? Мне самому нужна бутылка, чтобы хлебнуть с друзьями-сантехниками.
- Как так можно? Ой, сердце. Ну да ладно. Конкретно. Стрелов, не уходи от ответа. Пойдешь или нет?
- Нет! – крикнул я.
- Да, товарищи, началась перетурбация, - вздохнул Кузоченко. – Эта компания ещё всем нам ребром выйдет…
- Ну, а я пойду в магазин, - сказала Октябрина. – Интересно посмотреть, как мужики давиться будут, топтать друг друга…
- Это издевательство! – воскликнул наш секретарь газеты и схватился за трубочку, чтобы что-то из неё вдохнуть...
- А как любопытно! – ответила Правдина.
- Ради любопытства и меня туда? – спросил я.
- Для интереса.
- Одна из-за своей карьеры тянет всех в кабинете хохотать, когда приходят райкомовские товарищи, другая в магазин. Делайте всё это сами, одни. А нас-то, всех, зачем тяните за собой?
- Тебе этого не понять. Ну да ладно. Проехали.
На улице увидел мужиков с бывшего моего участка. Сообщили – начальство, будто выпило специальное лекарство «Озверин», осатанели совсем. Дисциплину бросились отлаживать. Провинившихся повезли на собственные огороды. Землю под картошку копать. Попробуй, откажись – замордуют. Заставят сдавать экзамены по технике безопасности. Постановления по дисциплине, борьбе с пьянством и несунам опять ударили по рабочим. Поймали милиционеры мужика. В люльке мотоцикла оказался мешок стружек. Заставили вывалить на обочину дороги. У другого мужика нашли в люльке мешок черной земли. Вывалили.
Начальник моей бывшей организации Хамов речь закатил о несунах. Он поклялся на трибуне, что будет ловить рабочих за украденную горсть гвоздей. Руководителя без чести и совести полностью поддерживали конторские и профсоюзные деятели, я уж не говорю о партийных. За минутное опоздание на работу – сдача экзаменов по технике безопасности, снижение разрядов. Под строгим наказанием запретили пить чай на рабочих местах во время перекуров. За распитие чая наказывали на равных, как за распитие спиртных напитков. Председатель профсоюзной организации цеха Маруся Прицелова и ещё одна активистка Дуняша Эржикова, по совместительству руководила партийной организацией, додумались на необычный эксперимент. В те времена многие этот опыт пытались внедрить в своих организациях. Но он как-то не прижился, а возможно где и действовал. Маруся и Дуняша в столовой сначала спрятались в раздевалке, среди грязных телогреек, а потом за бочками с мусором и отходами. Часа три сидели они и записывали всех тех, кто слишком долго обедал или находился в туалете, кто неуважительно говорил о том знаменитом постановлении по дисциплине и по борьбе с пьянством. Одна из активисток упала в обморок от удушья среди телогреек. Увезли в больницу. Всех неблагонадежных и опоздавших записывали и отчитывались перед начальством. Маруся и Дуняша ходили на рабочие места и заглядывали в бачки с водой, в ведра, в чайники. Вдруг обнаружат чай! И это был настоящий исторический факт. Я ездил по району и навидался такого безобразия, что меня брала оторопь от такого дурашлепства! Кстати, Маруся перестаралась и от яростного усердия угодила в дом для умалишенных. А Дуняшу, прямо на рабочем месте, за бачками для отходов, хватил сердечный приступ. По этому случаю Толстолобенко сказал, что они «сгорели» на работе. Такие случаи от перестарания были во многих организациях.
На каждом собрании начальники участков кричали о честности, что даже трибуны не хватало. А в это время провинившиеся рабочие трудились на огородах и дачах этих руководителей. Рабочим этим ставили рабочие смены. Где уж можно говорить о богатстве нашего государства. Воровство шло по всей нашей многострадальной стране. Если кто возникал против таких руководителей, то заставляли сдавать технику безопасности или создадут невыносимые условия, и человек вынужден увольняться.
У нас говорили, что капиталисты эксплуатируют людей. Капиталисты платили за труд. Наши эксплуататоры – ни копейки из собственного кармана. Рассчитывалось государство за этого прохиндея. Мало я их когда-то грабил и порол кнутом! Мало. Они ещё больше расплодились, и обнаглели. И стал у нас феодально-крепостнический строй. Всех их надо было судить, а они уходили на пенсии с почетом и с наградами. За крупными феодалами оборзела и мелкота.
Главным вдохновителем в той борьбе был, конечно, райком партии. Перегибы продолжались. Все двери в наше огромное здание, в котором, кроме райкома партии, райисполкома, редакции, находилось много и других организаций, закрыли на замки. Одну оставили открытой. В дверях поставили надежный страж – одного из начальников отдела райкома партии Степу Вертухаева. Утром останавливали опоздавших на работу. Записывали в журнал. Заловили и нас, журналистов. С утра мы прошлись по объектам для сбора информаций. Я тогда писал репортаж со строительства нового дома. Приходилось рано встречаться с рабочими, чтобы до обеда написать репортаж. На следующий день секретарь райкома Нипейчаев даже кулаком по столу приложился, что, мол, журналисты опаздывают на работу, а что, мол, взять с рядовых служащих? И он сказал, что в кабинетах не должно быть никаких чаепитиев! Я назло принес самовар, два запарника, индийский чай. Заварил его и пригласил всех.
В это время знаменитое постановление было в пике. Все юбилеи, праздники и даже свадьбы в приказном порядке проводились с чаем и компотом. Даже во всех газетах сообщалось, что в таком-то городе отмечали свадьбу без алкоголя. Правда, потом, в укромном уголке, стоял распиточный столик, а на нем водка. Подходи, наливай и пей. Друг от друга прятались, хотя прекрасно знали, что можно в том уголке выпить водочки. Всё вокруг абсурдировалось. И куда-то и к чему-то все мы катились. Даже простой слесарь-водопроводчик и дворник знали, что так долго такое безобразие продолжаться не может. Всё двигалось к разрушению. Это все знали, до последнего рабочего. Я всегда думал, что неужели это не понимали и не чувствовали райкомовские глашатаи светлого будущего? Странно. Все обыкновенные люди понимали. Почему они не понимали? Или у них такое в крови, а если нет. Тогда что это? И во главе этого разрушения стояли именно наши партийные идеологи. Это потом они будут кого-то выискивать, сваливать на других все беды страны, многие из этих преступников даже назовут себя демократами и начнется между ними борьба за власть, что придя к власти, опять творить безобразия и плодить миллионеров и миллиардеров. Все это будет потом. Все шло к этому.
- Мы с вами подходим демократично, - сказала мне Лямурова. – Будем потихоньку пить чай и приглашать райкомовских ребят. Только спрячьте самовар за стол.
Самовар я не спрятал. К нам забегали райкомовские и пили чай, но никто нас не заложил. Здесь мы с Еленой были солидарны. Мы с ней объединились против таких глупостей. А ещё мы купили коньяк. В одном запарнике был чай, в другом коньяк. Тот, кто мог нас заложить – поили чаем, надежных коньяком. Так что все дни рождения, юбилеи, праздники мы встречали с коньяком.
Кстати, новый редактор Зарулилов, или серьезно, или заигрывая, поставил себя в рамки демократа и стал печатать мои фельетоны и сатирические рассказы. И все они были посвящены руководителям-коммунистам. Один из них сказал:
- Разбушевался анархист! Пора унять.
- Пора, - ответили в райкоме. – Хватит. Побаловались и хватит. В райком не ходит, всех коммунистов критикует. Нехорошо. Даже в очерках мы усматриваем критику на коммунистов. Нехорошо.
- Вы правы, - сказал Зарулилов. – И мне надоело за него отдуваться. Эти его фельетоны стали меня раздражать.
- Он критикует честных тружеников! Он против советской власти! Пора его унять…
На меня шли жалобы в райком партии и в редакцию. Руководители и их подхалимы, собирали подписи против меня, чтобы выгнали из редакции.
Мне стало надоедать сидеть в редакции, видеть райкомовских товарищей, когда они заходили в кабинет, то я убегал. Не мог слышать радостно-возбужденный смех моей начальницы.
Мотался по району и не находил места. Как-то я попал в один из леспромхозов. Грузчики леса только что пообедали. Они сидели у жаркой печки, и пили чай. Играли в домино.
- На работу устраиваться? – спросил рябой мужик.
- Угу. Обещали устроить, - соврал я, – на трактор, а может и на лесовоз.
- Трактор дадут, - стукнул костяшкой пожилой мужчина в расстегнутой рубашке до пояса.
- Почему не машину? – спросил я.
- Там только по блату.
- Причем тут блат? – прогудел рябой.
- А так,- не сдавался пожилой. – Машину угробит. После проверки – пожалуйста.
- Да брось ты, Евдокимов, вечно у тебя не так, все у тебя снится блат.
- Слушай, - грохнул костяшкой Евдокимов, - слушай, Рогаль, ты, что не знаешь? Блат завсегда был. И сейчас ничего не изменилось и не изменится. Ты вон какую харю наел. Директора возил, спал целыми днями, да крал вдоволь. А за тебя нового взяли. Тоже харю наест. Что изменилось? Блат нашу страну разъел.
- Ты опять за своё, - спокойно сказал Рогаль, и взглянул на дверь. – Ты уже отсидел на зоне за такие слова. Тебе мало? Опять упекут. Ты против советской власти?
- Ну, поехало. Я против таких людей, как ты.
- Иди против меня. Нас много. У меня всё есть, а у тебя ничего нет.
- Рогаль, ну и человек же ты. Говорю. Не дадут машину.
- Такой вопрос должна решать бригада, - вмешался я в разговор.
- Бумага решит, - ответил Евдокимов. Его широкое лицо не вязалось с худеньким телом.
- Там, где я работал – сами решали, – ответил я. Соврал. Но надо было что-то говорить.
- Счастливые. К нам за что?
- Зубы показал.
- Вот, - заулыбался Евдокимов, - у меня вся жизнь на зубах. Правду у нас не любят. Выступал. Спрятали на зону. Освободился. Здесь тоже начал выступать. С машины сняли и сюда. Нам надо было директора по голосу выбрать. Мы хотели технорука, а нам дулю показали. Другого райкомовские привезли. Выбрали для потехи делегатов на собрание, таких, как Рогаль. Вот и выбрали.
- Хозяин в районе райком партии, - не сдавался Рогаль. Мужики пили чай и молчали.
- Плевать мне на твоего хозяина, товарищ Рогаль.
- Тише. Тут человек.
- Когда я кого боялся? Это вы все здесь боитесь.
- Вот по - этому ты и у нас, в грузчиках. Вдруг, там, наверху, что изменится. Мне ничего, а ты опять на зону.
- Не придет! – крикнул Евдокимов. – Хватит!
- Всё возможно, - задумчиво сказал молодой грузчик. – Работал я на мыльной фабрике. Что-то не то сказал своему начальнику. Заставили сдавать технику безопасности. Комиссия была из конторских работников. И вот я здесь. Мужики не защитили меня, наоборот окрысились. А ведь я за них выступил.
Вспомнил я и своих рабочих. Тоже промолчали. И молчат.
- Вот так и молчат все, - опять сказал Евдокимов. – Наш директор сказал, что нам не обязательно думать. Вредно. Он за нас будет думать. Рабочий должен так уработаться, что придет домой, помоется, поест до отвала, и спать. Ты думаешь, мужик, вот эти меня защитят? Нет.
- Вряд ли, меня тоже когда-то не поддержали, а я их всегда отстаивал, - сказал я.
Раскрылась дверь, и вошел технорук. Его хотели выбрать в директоры.
- Я бегаю и ищу вас. Мне из конторы звонили, что вы приехали, товарищ Стрелов. Познакомились? А вот и сам бригадир грузчиков леса - Евдокимов. Вся надежда на него.
- Так, значит, так, - улыбнулся бригадир. – Молодец. Артист. Писать будешь?
- Все мы артисты, - ответил я.
- А я что говорил?! – взахлеб крикнул Рогаль. - Ты что ему говорил? Буду жаловаться, чтобы корреспонденты так не делали!
- Рогаль, Рогаль, – вздохнул бригадир Евдокимов, - всего-то ты боишься. Мы просто говорили от души. Мне бы очень хотелось, чтобы он написал. Я его сразу узнал, но не подал виду. Помню, он в клубе выступал с трибуны. Такую речь закатил, я думал, что за это его на зону отправят. Всех раздолбал! Я твою речь, Стрелов, хорошо запомнил. А ведь не напишет, змей, не напишет, а жаль.
- Угадал. Не напишу. Не напечатают. Кто такое напечатает, что как у вас выбирали директора и по чьей указке. Когда-нибудь обязательно напишу.
- Жаль – вздохнул Евдокимов.
- Куда денешься? Конечно, жаль, – ответил я.
- Останься. Чаю попьем. Поговорим о работе, - попросил бригадир.
- Теперь нет. Врать будете. Я и сам хорошо умею врать. За это мне часто и попадает от начальства. Напишу положительный репортаж. Всего, ребятки.
- Вот так мы и живем, - сказал Евдокимов, - заврались все. Больше ври. Почитаем и повеселимся. Нам только это и осталось.
С техноруком мы вышли из будки.
- Видимо, поговорили жарко, - улыбнулся технорук. – Он у нас философ. Вот таких людей нам бы больше. К сожалению, их единицы.
- А ты его не отпускай.
- Жмут. Если уйду – его тут же выгонят. Знаю.
Молча, дошли до конторы.
Написал репортаж. Напечатали. Веселый получился материал, бодренький. Не каждому дано понять. Евдокимов и технорук поймут. И такие, как они, тоже поймут.
Через два месяца узнал, что технорука куда-то перевели. Новому директору от райкома партии он не понравился. В газете прочитал, что бригадиром грузчиков леса стал «опытный и технически-грамотный» - Рогаль. Куда делся Евдокимов? Сообщили, что куда-то уехал.
Прав был Евдокимов. Ничего не изменилось. Начали вылазить из темных углов Рогали. Потом они будут бить себя в грудь и кричать, что они – глашатаи правды и честности. Потом, этот Рогаль, и ему подобные люди, войдут в составы стачечных комитетов. Когда опять что-то в стране изменится, то они опять спрячутся в темные уголки. Таковы уж эти люди.
Евдокимовы, где вы? Отчего вы такие? Надо бороться до конца.
И БЫЛ СУД
Шел с работы домой. В толпе увидел знакомое лицо. Люц. Куда меня? Захотелось хоть куда-нибудь слетать. Он подошел ко мне.
- Терпеливый ты мужик, - сказал он. – Ваш знаменитый и разграбленный парк ждет тебя. Сегодня мы слетаем в будущее.
Мы пошли в сторону парка.
Люц сказал:
- Ничего не изменилось. Молодец Евдокимов. Ну, ладно о них. Хотя всё создается из мелочей. Вы проникли в атом, летаете в космос. Даже строение человека изучили, его психику. А про душу забыли, про разум человека. Всё это вроде начали изучать, но, как говорится, с другого боку.
- У нас даже институты есть, где изучают человека и его мозг.
Люц засмеялся.
- Что вы знаете о мозге? Строение, наследственность и ещё что-то там. И всё. Вам не понять его предназначение. Его внутренний мир. Каждый мозг имеет свой дух…
- Это разум, – сказал я.
- Согласен. Многие ваши ученые говорят, что природа наделила человека разумом. Неправда. Его создали. Он создан. Его импульсы связаны с космосом, с лучами космоса. Главное – импульсы.
- Кое в чем я стал разбираться и только благодаря вам. Зачем меня в будущее? Что я там потерял?
- Ты любишь концерты из жизни. Почему с тобой не устроить концерт? Суд надо показать кое над кем. Кстати, ладно с этим судом. Предупреждаю. Когда вернешься на работу, то бойся женщин. Иди.
Показалось отверстие прямо в воздухе, а этом проеме похожим на дверь, туман. И я шагнул в этот туман. Меня закружило и завертело.
Открыл глаза. Находился в комнате. Дверь, окно с выходом на балкон.
Огромный холодильник, широкая кровать, телевизор. Он вмонтирован в стену и по диагонали около метра. На столе большая ваза, в ней виноград, груши, черешня, яблоки. Вдруг сам по себе включился телевизор и появился диктор. Как мне показалось, он обращался ко мне.
- С прибытием вас в две тысячи триста девяносто пятый год. Можете позавтракать. Нажмите кнопку красного цвета с правой стороны стены. Всего вам.
Диктор исчез, а экран продолжать работать. Показывали удивительную природу.
Раскрыл холодильник. Там стояли красивые бутылки, наверное, с вином. Таких бутылок никогда не видел. Взял одну из них, открутил пробку и содержимое попробовал. Очень вкусный напиток.
Подошел к стене, на которую указал диктор, а там было несколько кнопок. Нажал на красную. Из стенки выдвинулся стол, а на нем завтрак. На тарелочках творог, дольками нарезана булочка, конфеты разных сортов, плитка шоколада, халва, в стакане сливки, в маленькой кружечке душистый кофе. Вот это живут! Странно. Стульев нет. Кроме кровати - три кресла. Почти всё съел. Всё было очень вкусно.
Столик сам задвинулся в стену. Решил выйти на балкон. Раскрыл дверь, ступил на непонятный пол. Он вроде ковра. Второй этаж. Где-то в двухстах метрах, увидел море. Перед балконом деревья, лужайка, цветы, пение птиц. Надо сходить к морю. Где же люди?
Закрыл балкон и вышел в коридор. Широкая лестница спускалась на первый этаж. Вышел на улицу. И тут увидел их. Надо было бы догадаться, что кто-то же из них должен быть здесь. Не просто так меня отправили сюда.
- А ты зачем здесь? – спросил меня наш бывший секретарь Подгузников. – Давно угодил?
- Успел позавтракать.
- Мы здесь живем уже полмесяца. Странно, а зачем ты к нам? Мы тут коллектив создали. Сегодня, понимаешь, собрание проведем. Вот он где настоящий коммунизм. На эту тему и поговорим.
- Может, здесь что-то другое? – спросил я.
- Как это? Опять начал? Все у тебя не как у всех.
- Он и здесь такой, - заулыбался Пантелеймон Дунькин.
- Здесь мы с ним быстро справимся, - пробасил Хамов. Федя Балаболкин строго смотрел на меня и молчал. Толстолобенко и Дрожжин стояли в стороне и что-то обсуждали.
Все они дружно пошли к морю. Разделись до плавок и стали плавать. Чудеса!
- Стрелов! – крикнул Подгузников, - ты чего, понимаешь, отрываешься от коллектива. Продолжаешь и здесь свое гнуть.
Он разрешил мне раздеться. Приказ издал!
- Здесь больше никого нет? – спросил я, когда они выбрались из моря.
- Мы только здесь на этом острове, – ответил Кирьян Аполлинарьевич. – Тропики здесь. Житуха. Дунькин с Хамовым приглядели хорошую землю. Они задумали свинок здесь развести. В нашем рационе питания, нет мяса. Они, в этой эпохе мяса не едят. Ну, и люди! У них даже собраний нет. Есть какие-то старейшины. Как в первобытную эпоху. Кто-то из них должен вот, вот подъехать. Карантин проходим. Допустить до людей боятся. Ну, мы им покажем! Свиноферма будет своя. Обещали рабочую силу подбросить. Начнем вино производить. Здесь очень много виноградника. Мы научим местных людей, есть мясо и пить вино. Дунькин и Хамов решили бизнесом заняться по продаже мяса и вина.
- Здесь и гуси и козы водятся, - вставил Дунькин и нежно улыбнулся мне. – Землей займется Стрелов. Мясо-то тоже захочет кушать.
- Что они вам сказали, насчет возвращения домой? – спросил я.
- Здесь хоть десять лет живи, а когда вернемся – мгновение в нашем времени. Так что, и здесь надо прожить во благо.
- Товарищи, пойдемте свинок загонять в загон, да пора и виноград собирать для вина, - сказал Хамов.
Кроме двухэтажного здания на этом острове, видимо, ничего не было. Здание построено, будто для нас. Словно из нашей эпохи его сюда перенесли. Столько прошло лет, конечно, дома в это время должны быть другими. Для нас его приготовили, вот только обслуживание современное.
- Здесь за всем смотрят роботы? – спросил я.
- Сам ты робот, - ответил Дунькин. – Все приходит из подвала. Искали, но не нашли. Ты нам будешь помогать, или свое хозяйство откроешь?
- Я сам по себе буду жить. Жилье себе построю, и буду жить отшельником. Бездельничать не собираюсь.
- Вот он весь, - прогудел Хамов. – Мы организовали колхоз.
- Коммуну, - перебил бывший секретарь. – Все делать для общего блага.
- И мясо, и вино тоже во благо? – спросил я.
- Вот ты всегда такой. Все идут в ногу, а ты стараешься идти не в ногу. Но мы тебе этого не позволим! – решительно ответил Толстолобенко. Дрожжин только открывал рот, и пытался выдать речь. Балаболкин прорвался:
- Не позволим. Ты, Стрелов, задай себе вопрос. Как можно отрываться от дружного коллектива? Мы и на собрании постановили организовать колхоз, коммуну. Председателем коммуны единогласно избран товарищ Подгузников. И мы не позволим разным отщепенцам нам мешать жить.
- Хорошо, хорошо, - прервал его бывший секретарь. – Он сегодня придет на партийное собрание. Так что будь любезен явиться на наше собрание. Там поговорим. Всё. Идем трудиться.
Разговор этот шел во время их одевания. Я спросил:
- А как у вас с должностями?
- Я председатель коммуны и секретарь райкома партии. Помощник у меня Балаболкин. Дунькин, начальник ОРСа. Хамов по-хозчасти. Толстолобенко комендант острова. Дрожжин – главный лектор по марксизму-ленинизму. Газету бы сделать. Репортажи со строек будем печатать. Рабочих обещали подкинуть. Мы тебя бригадиром над рабочими назначим. Будем заселять остров.
- Вы остров осмотрели, а теперь и мне надо его осмотреть, - сказал я.
- А чего его тебе разглядывать?- ответил секретарь. – Мы освоили его, и хватит. Чего тебе-то осматривать его?
Не стал спорить. Пошел к дому. Все они направились в сторону виноградника, и каких-то построек. Наверное, свинарник.
Обошел дом. На всех дверях не было замков. Но одну дверь не мог открыть. Замка не было, но она не отрывалась.
Заметил ещё одну странность. Крыша. Она была конусом и покрыта каким-то сплошным материалом.
Часа два шел по берегу моря. Вышел на песчаную косу. Море было спокойное. Пошел дальше. Долго шел. А вон и наш дом. В среднем остров был небольшой, километров двадцать в окружности.
Обнаружил пещеру, но не стал в неё входить. Сильно устал.
- Стрелов! – крикнули от дома. - Как раз к ужину и пришел! Долго же ты ходил! Вечером будет собрание. Не забудь! Будем решать насущные вопросы!
Вошел в свою комнату. Нажал сиреневую кнопку. Раздался голос.
- Какую книгу закажите?
- Ты кто? Газеты давай.
- У нас нет газет. Все новости смотрите, и слушайте по энергетическому экрану.
- Можешь удалиться. Хватит с тебя.
Нажал коричневую кнопку. Спросили.
- Какую одежду вам надо?
- Ты тоже блок?
- Блок эстетики.
- Кошмар! Отдыхай.
Нажал на бледно-красную кнопку.
Стена словно раздвинулась, и появилось огромное стекло, а за ним бассейн, а в воде плавали молодые и красивые женщины.
- Вы какую девушку выбрали для беседы?
Только этого мне не хватало! Беседовать! Это о чем же я с ней должен болтать. И о чем?
Нажал красную. И появился ужин.
Странно. Всем вот этим товарищам в нашем времени жилось хорошо. И здесь они решили процветать. Какие-то непотопляемые. Везде выкрутятся. Вышел на улицу. Мужики кучковались, и весело что-то обсуждали.
В сторонке стояли - Дрожжин и наш бывший редактор Крутов. А он зачем сюда? Ясно. Он для создания районной, островной газеты.
- Юрий Иннокентьевич, мне уже передали, что вы здесь. В общем…тово…этово…кха, кгм. С рабочих мест будем писать репортажи.
Теплов и Дрожжин двинули в сторону лихой команды.
Я остался один. Вино делать не буду. Найду тихое место и начну строить землянку.
Тут я увидел, как из дома вышли: секретарь партийной организации сапожной мастерской и цеха по пошиву нижнего белья Железянкина и начальник отдела кадров завода по производству мыла, горшков и унитазов Жозефина Оболдуева. И они здесь. Команда подбирается достойная. Железянкина увидела меня.
- Стрелов, на тебя поступили жалобы. Ты и здесь начал выступать! Ты что это не в ногу со всеми? Здесь наступил коммунизм.
- Мы его проработаем, - ехидно заметила Жозефина.
Интересно, а эти дамы, какие должности нахватали себе?
Не стал с ними спорить, а пошел искать место под свой индивидуальный участок.
Увидел своих мужиков. Они о чем-то жарко спорили. Какие-то четыре мужика занимались строительством барака. Наверное, под свинарник. И мужики здесь есть! Несколько женщин собирали виноград в большие плетеные корзины.
Я пошел к морю. Небольшая скала, а в ней пещера. Может здесь поселиться.
Ко мне подошли два мужика. В глазах растерянность.
- Откуда и кто вы? – спросил.
- Пришли помочь тебе. Послали. Вчера мы здесь появились. Тоже из нашего мира. Мы на мясокомбинате работали. Здесь нельзя ничего скрывать. Мясо домой тащили. Райкомовские приезжали на комбинат, и мы им грузили в машины мясо, колбасу. Грешники мы. Вот нас и сюда. Все эти и здесь не хотят работать. И смотрим, что и здесь на всем готовом живут, а нас, рабочих, к сытной кормушке не допускают. Здесь они не желают работать, а только руководить.
- Поменьше надо было мясо и колбасу тащить для райкомовских и других деятелей! – резко прервал я мужика. – Я согласен на то, чтобы здесь надо оборудоваться для жилья подальше от деятелей.
- Нам надо и женщин взять в бригаду.
- Понял. Тоже греховодницы? Зови.
- Маруська! - крикнул мужик. Из чащи выбралось несколько женщин.
- Маруська. Моя жена, - представил он толстую женщину с наглыми глазами. Но и в них растерянность. Здесь растеряешься. – А вон та…Оля, жена моего напарника по воровству мяса и колбасы. Коля, бери свою Ольгу.
От женщин отделилась худенькая и суетливая женщина.
- Слушай, ты брось здесь говорить, за что ты сюда угодил, - прервал его. – Брось. Как звать-то?
- Иван. Нас направил один человек. Он нам сказал, чтобы мы говорили о своих грехах и ничего не скрывали.
- Кто направил? – спросил я. – Подгузников? Не поверю. Они все сами великие греховодники.
- Он тебя знает и передавал привет. Чудное имя. Забыл.
- Мясо не забывал воровать, а имя отправителя забыл.
- Керсом он назывался, - вставила Маруська.
- Где он? – быстро спросил я.
- Он сразу исчез.
- Значит, будем вместе работать, – сказал я.
- Я мясо не брала, - сказала одна из молодых. – Блудница я, и стерва. Райкой меня кличут.
- А я голову своему мужику отрубила по пьянке, - ответила другая.
- Я, как и Галка, пьянкой занималась и обсчитывала честной народ. С зоны и сюда. Вера Николаевна я. До продажи пивом и разливным вином работала учительницей. Выгнали из школы. Одного ученика, вредного и паскудного, отшлепала по щекам. За дело.
- Ну, а ты за что? – спросил отдельно стоящую женщину со следами былой красоты. Что-то знакомое в её глазах. И голос очень знакомый.
- За махинацию на базе ОРСа. В Горьком я работала. Зовут меня Нина. Я где-то вас видела.
- И я видел. Потом разберемся.
- Знаю я её, - быстро ответила Верка, - козырные все возле неё крутились. А на зоне её мял начальник лагеря. Он любил вот таких бедрастых, грудастых, да с такими вот задницами. И здесь хочет хорошо подмазаться, лярва!
- Молчать! – крикнул я.- Ни тебе морали читать. Все вы здесь хорошие. Труд всех сравняет. Вот и у нас прошло совещание. Теперь давайте приступать к труду.
- Мы тут всякий инструмент принесли, - сказал Иван. И они с Колей полезли в кусты. Оттуда принесли бензопилу, топоры, ножовки. Пошел и я за эти кусты. Там маленькая полянка, а посредине её всякий разный инструмент.
- Мужики, - обратился я к своим новым товарищам. – На этом месте мы построим инструменталку, да и от дождя можно спрятаться.
- Здесь пещера есть – сказал Иван. – Мы здесь немного шарились…
Там, где я собирался строить дом, была рядом скала. В ней пещера. Прежде чем, войти в неё я крикнул:
- Женщины! Соберите виноград, ну и что-нибудь поесть. И покупайтесь в море! Мы здесь под жилье площадь будем готовить!
У мужиков в руках оказались фонарики. Мы вошли в пещеру. Зачем нам дома? Пещеру можно хорошо оборудовать. Она была огромная и с нишами, словно для отдельных комнат. И эту ночь мы проведем здесь. Надо собрать больше травы.
- Ну, мужики, вы молодцы! Это же для нас настоящий клад!
- Тут столько ниш для всех хватит, - сказал Иван.
- Теперь, мужики, надо что-то думать о еде. Как её и где добыть?
Мы вышли из пещеры.
Женщины продолжали собирать виноград и ещё какие-то фрукты.
Под вечер, пришел незнакомый мне человек. Посланец от начальников.
- Приглашают тебя на собрание.
- Пошли их знаешь куда! – крикнул Иван.
- Надо мне сходить. Любопытно, все-таки.
Мы пошли.
- Вас, рабочих-то много собралось? – спросил я.
- Пока десять человек. Свинарник строим. Здесь много диких свиней. Виноград собираем. Обещали ещё рабочих прислать. Коттеджи будут строить, мясозавод, цех по производству вина и пива. Веселую штуку наши начальники придумали. Они местный народ хотят научить, не только есть мясо, пить вино, но и курить. Мы здесь их всему научим. Ну да ладно, я пошел. Нам с начальством не с руки жить в одном доме.
На первом этаже большой зал. В президиуме, за столом, покрытым красным материалом сидели – Подгузников, Железянкина и Дрожжин. Остальные расселись на стульях. Здесь было около пятнадцати человек. Я сел сзади всех.
О чем-то, пошептавшись, троица выпрямилась и захмурела.
Подгузников громко и сочно откашлялся и выдал речь:
- Итак, дорогие товарищи, мы проведем здесь второе заседание. Мы попали в великое завтра. В светлое будущее, понимаешь. Мы все здесь проходим испытательный срок. И мы ещё увидим, чего они достигли. Их уроки мы возьмем в свой мир. Кое-чего и мы им покажем. Так сказать, понимаешь, обмен опытом. Мы у себя строим коммунизм, а здесь вот он. Конечно, и здесь есть кое-какие недостатки. Подскажем. Может, нас сюда и послали, чтобы мы подсказали им, как правильно надо жить. Итак, на повестке дня…есть мнение, всех присутствующих…обсудить два вопроса. Поднятие народного хозяйства в период развернутого коммунизма. Второе. Выйти на контакт с местной цивилизацией, и просить, чтобы прислали рабочую силу. Маловато её у нас пока. Есть, понимаешь, не сознательные рабочие.
- А выборы? – подсказала Жозефина Оболдуева. – И я как начальник отдела кадров на этом острове, то предлагаю и здесь ввести сдачу техники безопасности. Вот тогда посмотрим, кто чего стоит. Это мы решим в рабочем порядке. Как же выборы?
- Какие выборы? – спросил Подгузников.
Железянкина встала, ещё более нахмурилась, губы вытянула трубочкой и немного вправо.
- Мы здесь посоветовались и пришли к единому мнению. Секретарем нашей партийной организации выдвинуть Кирьяна Аполлинарьевича Подгузникова.
- Ну, уж тово, - заскромничал наш секретарь и гулко кашлянул, - может, кто и другой подойдет.
- Другой нам не нужен! – дружно крикнули присутствующие. И все радостно подняли руки.
Подгузников довольно покашлял и снова выдал речь.
Он говорил о поднятии народного хозяйства в виде сбора винограда, увеличения тары под виноград, разведения скота и рабочей силы. Так и сказал о разведении рабочей силы. Наладить дисциплину на острове и готовить людей для приема в ряды коммунистической партии. Долго говорил, даже взмок.
Из зала первым выступил Хамов.
- Я думаю, что мы, образовав коммуну на острове, обратим внимание на себя. Они поймут, что мы честные труженики! Тут я подглядел ещё один участок земли. Нам пришлют рабочих, и они нам его обработают.
- Не будем же мы сами копать землю! – подала голос Жозефина.
- Мы, все-таки, женщины, - подала голос Правдина. И здесь она появилась. Когда успела.
Она пересела ко мне.
- Странно, Юра, - прошептала она, - ничего не могу понять. Что это? Все эти люди. Как мы с тобой попали в эту компанию? Странно. Это почти все твои герои.
- Ты сиди, и слушай. В коммунизме мы. Ты ведь тоже на всех политзанятиях говорила о переходе к светлым вершинам. Вот мы и на вершинах. Так что, тебе надо радоваться, а ты опять возмущаешься.
- Я не возмущаюсь. Все так интересно.
- Слушай, Хамов о честности речь держит.
- Надо нам приучать рабочих к честности. Я заметил, что и здесь есть рабочие, которые отлынивают от работы.
Речь выдала Железянкина:
- Дорогие товарищи, наши труды были не напрасны. Наши далекие потомки построили коммунизм. Мы осваиваемся здесь. Но мы чувствуем эту будущую жизнь. Наверное, и мы имеем право, ощутить это завтра. Какое оно? Наш мудрый и великий учитель Ленин мечтал о социализме и переходе в коммунизм. Его мечта сбылась. Его гениальные продолжатели, такие как Брежнев, настоящий ленинец, внесли свою лепту в это великое будущее. Надо, дорогие товарищи, чаще проводить такие вот заседания. Кстати, на наше здание надо повесить красный флаг. Материал уже нашли. Рабочим дали задание сшить флаг. Надо развесить портреты наших руководителей. Надо сделать плакаты, транспаранты. Заметили, что даже по телевизору ничего этого нет. Надо подсказать. Это не дело. Мы введем здесь свои новшества. Как вы, товарищи?
Кроме нас с Правдиной, все подняли руки.
- При двоих воздержавшихся, - сказала Железянкина. – А вот от вас, Октябрина Ивановна я не ожидала. Вы что? Против советской власти? Против этого решения?
Правдина встала.
- Да кому нужны все эти лозунги и флаги на этом острове? Для чего? Свиньям? Для самоуспокоения или замазывания глаз? Для кого?
- Для поросят Дунькина, - ответил я.
- Они уже юродствуют, - сказал Хамов. – Стрелов и здесь готов писать свои мерзкие фельетоны. Жаль, что газетенки нет.
- Будет газета, - ответила Правдина. – Мы выйдем с просьбой на материк и потребуем, чтобы нам провели радио. И мы будем радиовещать на остров. И газета нужна.
- Товарищи, - вскочил Подгузников, - а ведь это дельное предложение! Своя газета и свое радио! Редактор есть. Крутов. Радиовещатель Октябрина Правдина. Люди здесь заселятся. И мы создадим маленькое советское государство. Опыт у нас большой. Богатая история. Октябрьская революция, Гражданская война, стройки, пятилетки…
- Гулаг. Колючая проволока, - вставил я.
- Да что это такое, понимаешь! – взревел секретарь и грохнул кулаком по столу и сделал машинальное движение, как бы ловя графин с водой, но на столе ничего не было, кроме небольших листов бумаги. – Безобразие! Надо немедленно обсудить поведение Стрелова. Совсем, понимаешь, вышел из себя!
- Выселить его с острова! – крикнул Толстолобенко.
- В подвал посадить каналью! – поддержал Атаманов. И этот здесь появился.
- В подвал, - заулыбался Дунькин. – Будет у нас первый осужденный на нашем острове.
- Поддерживаю, - зло ответил Хамов.
- Пусть с крысами поживет, - сказала Жозефина Оболдуева.
- Но в данный момент его надо обсудить, - решила Железянкина. Она что-то быстро записывала в протокол. Секретарь проследил за её рукой и выпрямился. Гулко и сочно кашлянул и окончательно захмурел.
- Здесь некуда выселить. Ему достаточно выговора с занесением в личное…это самое…нда. Надо бы, товарищи, завести дела. Надо заказать сейф. Надо бы оборудовать красный уголок, там мы и портреты устроить.
- Ничего здесь не надо этого делать! – возмутилась Октябрина. – Просто надо жить, пока нас не отправят домой.
- Как?! Где вы находитесь?! Вы находитесь на партийном собрании! И потом, коммунист, он всегда и везде должен быть коммунистом. Мы должны быть в передовых рядах.
- Где эти передовые линии, а где вторые? – спросил я.
- Ты, Стрелов, всё как-то искажаешь. Давайте не будем. Правдина, тоже хороша. Отдыхать здесь придумали. Вот заведем личные дела, тогда и посмотрим, как вы запоете.
- Да, поймите вы, Правдина права! О каких свиньях можно здесь говорить! – крикнул я. – Здесь всё другое. Временное.
- Молчать! – опять грохнул по столу секретарь. – Молчать! По тебе тюрьма плачет! И мы здесь её построим! Будь спокоен! Завтра же начнем строить. И колючая проволока будет и вышки. Всё будет.
- Все мы здесь и я с вами, настоящая бутафория. Мираж, - ответил я.
- Будет тюрьма! – продолжал он кричать. - Нельзя некоторых людей из нашего мира пускать в светлое будущее! И хватит под ногами крутиться! Здесь все собрались честные, благородные люди! Тебя специально подсунули нам! Или по ошибке! Там не давал честным людям жить, и здесь воду мутишь! Не выйдет!
Все проголосовали за выговор. Против выговора была одна, Правдина.
- Вы все уходите от ответа, - сказала Правдина. – Не уходите! Вино и водку гнать и поить местных жителей? Это безнравственно. Животные здесь ходят не для еды, а для красоты. Местные люди из будущего накажут вас.
- Все. Хватит, - неожиданно успокоился секретарь. – Здесь начались разговоры не по делу.
- Нам никто не запретит держать свиней для мяса, – сказал Дунькин. – Рабочей силы, что прибывает из нашего мира, много. Они привыкли к нам, и подчиняться нашей воле.
- На берегу моря эти рабочие нам дачу построят. Отдыхать там будем, - сказал Хамов.
- Я поддерживаю моих товарищей, - вскочил Толстолобенко. – А вы, гражданка Правдина, ещё придете к нам за мясом к празднику.
Подгузников гулко кашлянул.
- Праздники. Как же мы это упустили? Надо попросить у них больше красного материалу.
- Мы им вина, а они нам хоть что-то дадут, - сказал Атаманов.
- С этим решили. Сейчас надо поднимать насущные вопросы. Надо требовать у них больше рабочей силы.
- Интересно, - подала голос Железянкина, - а как у них с взносами? У них сейчас, наверное, все коммунисты.
- Ещё один вопрос. Какие у них деньги? - опечалился секретарь.
- Мясо и вино продадим, и деньги будут.
- Здесь можно кучу денег заработать. За табун свиней.
- Хватит о свиньях! – повысил голос секретарь. – Товарищ Хамов, вы с товарищем Дунькиным только о деньгах и мечтаете.
- А о чем здесь мечтать, как о мясе и деньгах, - засмеялся Хамов.
Выступили и Дрожжин с Балаболкиным. Я уверен, если бы их послушали современные люди, то сказали бы, что они больные.
Собрание закончилось. И разве это собрание не являлось экспериментом? И если мои современники не играли, то это есть полнейший идиотизм. Нет, они не играли. Значит, и вся наша страна идиотическая. Господи, я и здесь попал в «край не пуганых идиотов». Хоть бы одного человека прислали, чтобы можно с ним поговорить о постороннем, почувствовать себя человеком.
Собрались мои земляки в кучу, а посредине наш редакционный идеолог Крутов. Он растерянно-восторженно шарил по лицам своих товарищей, и нежный румянец полыхал на его челе. Здесь-то, зачем стесняться? И, все-таки, ему надо было стать учителем.
- Мы назначили вас редактором, - говорил Подгузников. – Нас здесь собрали самых преданных партии и решили нам показать коммунизм. То, что нам нравится, о том и пишите.
- А вдруг обидятся? - спросил он.
- И у меня есть вопрос, - вошел в разговор Балаболкин. - Надо бы узнать…Кто у них генеральный секретарь. Кто здесь члены правительства. Тоже бы попросить портреты. У нас есть все портреты наших вождей.
- Кирьян Аполлинаревич, вы напишите передовицу, - предложила Железянкина.
- Ну, что вы прямо, - застеснялся наш секретарь. – Поручим её написать самому редактору.
- Надо бы написать репортаж со свинофермы, - подсказал Дунькин.
- Да, товарищи, мы здесь такую стройку сварганим, что местные жители, ахнут, - сказал секретарь и расправил плечи. – Будут к нам на экскурсию ездить. Они нам экраны, кнопки разные, а мы им мясо с подсобного хозяйства. Мясом их завалим, мерзавцев. А то, понимаешь, они по мясу, сволочи, соскучились. Мы им покажем! Да и соки разные, понимаешь, вина, коньяки. О пиве надо бы подумать. Мы их, сволочей, всему научим!
- У Дунькиина есть мыслишки насчет этого дела, - сказал Хамов.
- Дерзай, Дунькин! Ты у нас специалист по свиньям и вообще по хозяйским делам.
Все пошли к входной двери. Вышли. Видимо, решили устроить комиссию, и двинули к свинарнику. Дрожжин обратился ко мне.
- Вы, товарищ Стрелов, напишите очерк о стройке, о людях, о передовиках производства.
- Мы есть для местных людей первобытные люди, - ответил я.
- Как это? Вы посмотрите, какие здесь люди собрались. Цвет нашего города и района.
- Все они цвет? – спросил я. – Оболдуева какой расцветки? Все они цветочки? Надо бы этим цветам дать названия.
- Какой же вы неугомонный, - прошептал Дрожжин. - И здесь пошли против коллектива. Разве можно так?
- Напишу, напишу об этих орлах. Заслужили.
- Вы как-то не так сказали.
Пошел от него. Спорить, доказывать, как и в наше время – бесполезно.
Ночевать пойду к своим новым друзьям в пещеру.
Неожиданно прибыл сам Люц. Его окружили мои земляки. Наш секретарь, быстро, даже слишком торопливо семеня, подошел к Люцу и подал ему листы бумаг.
- Мы провели собрание и всё аккуратно запротоколировали. Прочтите. Нам, в общем-то, много чего требуется. Рабочую силу надо.
Люц вернул листы обратно.
- Вы же не прочли.
- Прочитал. Всё это вам будет. Многое что вам будет. Здесь ваша земля. Зачем вам строить свиноферму? Наслаждайтесь природой, живите. Тут очень права гражданка Октябрина Правдина. Ничего вам не надо. Зачем?
- На зиму заготовить…
- Здесь, в далеком будущем нет зимы. Вы даже ничем не заинтересовались. Для вас, главное, свиньи и вино. Неужели, вам не хочется посмотреть, как другие в этом будущем живут? Странные вы люди, какие – то эгоистичные. Но, нельзя же, так жить! Ничем не интересоваться кроме свиней…
- Нам сказали про карантин…
- Могли бы настоять…
- Но мои свиньи, - начал было Дунькин.
- Подождут твои свиньи! – резко оборвал его секретарь. – Мы согласны познать этот мир будущего…
- Вы молодец! За всех решаете. Путешествие недолгое.
И тут же появилось что-то похожее на блестящий шар, приплюснутый сверху и похожий на тарелку… Мы вошли в открытую круглую дверь. Для каждого, оказалось, по креслу. И что удивительно, всё вокруг видно. Даже было видно, как по своим делам бежал муравей.
Мы поднялись над островом. Наш воздушный корабль полетел над просторами моря. Вскоре появилась земля.
- Сейчас мы находимся над Сибирью, - говорил Люц. – Сейчас январь. Но, как видите, лето. Кругом сады и от этого не видно домов. Если хорошо приглядеться, то их можно увидеть. На планете давно стали использовать энергию солнца и космоса. Ваше поколение подвело планету к гибели. Равнодушно нельзя было смотреть на человеческие безобразия. Вы не только истребляли друг друга, но и планету. А потом добрались и до космоса и его начали засорять. Вредные отходы начали засорять планету. Вам этого стало мало, так эти вещества стали вышвыривать в космос. Даже пришельцы из других миров, глядя на ваши безобразия, ахнули. Но вы никого не слушали. Вы оказались отменными эгоистами, представили себя пупами вселенной. Всё вам, мол, возможно. Вы в вашем мире всячески эксплуатировали людей и здесь решили делать подобное. И эту систему пытались внедрить. Мы хорошо поняли, для чего вы решили разводить свиней и вырастить виноград. Опять всё для себя.
- Мы так воспитывались, - вздохнул Подгузников.
- И воспитали других, - перебил Люц. – а те, кто пытался с вами бороться, делали их своими врагами.
- Но позвольте с вами не согласиться. Например, здесь собрались, понимаешь, самые честнейшие люди нашего города.
- Возможно и наоборот.
- Что вы этим хотите сказать? – обиделась Железянкина. – Вы меня ещё причислите…
- Причислю, - перебил её Люц. – Смотрите, смотрите, как после вас стали жить другие поколения!
- А в каком веке они построили коммунизм? – тихо спросил Дрожжин и опять нежно порозовел. Портреты он надежно держал в мягких руках. – И кто здесь…кха…кгм…тово…генеральный секретарь…
- На планете Земля нет государств, нет генеральных секретарей и президентов. Здесь живут свободные люди без всяких претензий друг к другу. Это одно человеческое общество, связанное с другими мирами во вселенной. Здесь каждый человек свободный и делает то, что ему нравится, к чему у него есть призвание и талант. Здесь каждый от рождения занимается тем, к чему у него лежит душа. Всё во благо общества…
- Если он начнет тунеядничать, сопротивляться властям, пойдет против строя, - не унималась Железянкина.
- Вы его на остров, - съехидничала Оболдуева.
- Бывают и такие люди. На это он и человек. И все равно, ему находят то, что ему по нраву. Смотрите, смотрите!
И мы смотрели. Странные города. В основном дома в один этаж, редко появлялись в два этажа. Вот когда избавились от многоэтажек. Слава Богу! Крыши у домов конусные, как у дома на острове. А где машины, поезда, самолеты? Странно…
- Ещё в середине первого века новой эпохи избавились от двигателей, получаемой от продуктов земли. В том же веке закрыли гидростанции и атомные станции. Они приносили вред человеку и самой природе земли, а главное – вселенной. Что я вам про это говорю? Вы все равно не поймете. Хотя среди вас есть человек, который всё уже понимает. В ваше время были люди, которые понимали, что человечество идет к гибели, но их не слушали, им не верили, над ними смеялись, и называли их придурками и дураками…Но они были правы.
Все переглянулись и пожали плечами. Кто это, мол, такой? Я с интересом смотрел на родную землю, обновленную землю. И не узнавал её, мою милую, родную, прекрасную, но в наше время несчастную землю.
Корабль опустился ниже и чуть не касался воды. Прозрачность её поразила меня. Она отсвечивала голубизной с зеленоватыми полосками, и на дне её видел камни. А вон проплыла большая рыба, и её хвост лениво шевелился.
- Такую воду я помню в детстве на Ангаре, - сказал я.
- Это и есть Ангара, - ответил Люц. – Сейчас на планете все такие реки. Ещё в начале первого века новой эры началась очистка рек после ваших завоеваний природы. Вы все делали против природы. Однажды она возмутилась. Это другой разговор. Вы сами себе сделали экологическую катастрофу. Разум нескольких миров на своих космических кораблях в содействии с природой, занялись на планете тем, что привели природу и атмосферу в порядок…
- А что наши люди? – спросила Октябрина Правдина.
- Вы чуть не истребили себя. Планета начала терять атмосферу.
- Вы уходите от ответа, - опять сказала Правдина.
- Вашему поколению надо было отвечать, - ответил Люц. – Вы все есть великие грешники. Ответ будете держать. Так и будет.
- Но человечество не погибло! – крикнул Подгузников.
- Да, оно не должно было погибнуть! – повысил голос Люц. - Но оно должно было погибнуть с корнем! Его спасли. Немного спасется. Смотрите! Оставшиеся люди поняли всю гибельность своей деятельности. Они соединились с космическими братьями. И вот результат. Прекрасно живут. Планета Земля стала для многих космических братьев, как и Марс и Венера местом отдыха. В этом мире нет богатых и бедных. Здесь все равны. Кстати, ваш остров, тоже один из мест отдыха. На него прибудут через полгода с Юпитера несколько семей. На этой планете нашли некоторые минералы. Там стоит много домов из разных созвездий.
- Но там такое притяжение, - сказал Атаманов.
- Люди, с помощью космических братьев преодолели притяжение. Под колпаками из особого минерала, который назвали « Юпитериан», прекрасно чувствуют себя люди. На планете Юпитер нет городов и высотных зданий. Они были только на вашей планете. Под такими огромными колпаками есть моря и реки, природа, свое солнце, взятое из энергии Юпитера…
По берегу Ангары стояли одноэтажные дома с балконами. Иногда можно было увидеть людей. Они не обращали на нас внимания. Возможно, они не видели нас.
- Какие просторы! – воскликнул Дунькин. - Кто-то же обрабатывает землю. Есть и фермы?
- Со свиньями и курами, - вставил я. – Ничего этого давно здесь нет.
- Да, это так, - сказал Люц и коротко хохотнул, - роботы занимаются выращиванием культур. Вопрос питания на планете давно решен. Главная забота у вас – питание, деньги, плутовство, воровство и мошенничество. А здесь – наука, литература, искусство, театры, освоение других миров и заселение их…
- Какой строй здесь? – подал голос Дрожжин. – Здесь уже коммунизм, - и он ещё крепче прижал к себе плакаты и портреты.
- Светлое будущее? Это в ваше время разбрасывались разными эпитетами. Здесь нет партий, движений. Конечно, есть центр управления. Людей туда избирает народ. Кстати, первым таким человеком в вашем мире будет избран молодой человек из глубин народа в России. С него и начнется возрождение новой вашей страны. Конечно, после большой всепланетной катастрофы. В тоже время появится среди людей и мессия. Вам это не обязательно знать…
Все молчали и смотрели на обновленную землю.
- Извините, - подал голос Подгузников. – Почему здесь нет вина, коньяка, понимаешь…
- Всё это есть. Но человек в этом мире не любит эти напитки.
- Мы-то пока другие, понимаешь. Нам бы попробовать.
Тут же появились маленькие столики, и на них графинчики с разной жидкостью, рюмочки.
Мужики сразу оживились.
- Как-то, понимаешь, и неудобно, но что сделаешь, - потер руки Подгузников и довольно и сочно кашлянул.
Атаманов без лишних слов налил себе и тут же проглотил.
- Водка, - сказал он, налил ещё и тут же выпил. Закусил яблоком. – То ли дело стаканы. Тут наперстки. Хоть это появилось. А то можно взвыть.
- Так, - такнул секретарь и сразу, без отдыха, опрокинул в свой большой рот несколько рюмок. По-нашему. Все выпили, повеселели. В одном из графинов был коньяк. Я выпил. Вкусный коньяк. Подряд выпил две рюмки. Подумал и приложился ещё к одной рюмке. Вот теперь можно смотреть сколько угодно. Все стали деловыми, разговорчивыми.
- Слушай, товарищ, как тебя там, понимаешь, звать-то? Забываю его.
- Меня зовите просто Люц.
- Хорошее имя. Выпей с нами. Уважь. Не брезгуй.
- Это можно, - ответил Люц и налил себе водки. Выпил.
- Вот это по-нашему! – весело воскликнул секретарь. Встал. Подошел к Люцу, похлопал его по плечу. – Бедно вы живете. Я не про то, что вы тут понастроили всякую камуху. Я говорю про душу. Она у нашего народа широкая.
- Про душу не надо бы. Она у всех своя.
- Ты это зря, понимаешь, а может, мы желаем жить душа в душу. Например, мы тебя уважаем, ты нас уважаешь. Разве это не душа в душу?
- Это совсем другое дело. Получается, что одна душа меньше другой, если она входит в другую душу. Душа в душу залазит? – спросил Люц.
- Зачем нам твои мудрости. Мы к тебе по-простому, по-русски. Ну, и не надо душа в душу. Значит, ты нас брезгуешь и не уважаешь. Ты нас обидел.
- Люц нас не уважает, - поддержал своего благодетеля Атаманов.
Корабль опустился к морю. Вот и наш остров!
- Пойдем к нам, Люц. Посидим. Поговорим. Пофилософствуем.
- Хорошо. Согласен. Приходите в биллиардную комнату. Будем играть.
Мы толпой вошли в дом и в биллиардную комнату. Я не умел играть. Мужики решили поиграть на деньги. Не приняли в этом участие Дрожжин и Крутов. Они сели за отдельный столик и стали о чем-то мирно беседовать. Дрожжин надежно держал портреты в своих мягких руках.
Рядом со мной появился новый человек. Он предложил мне сыграть в карты. Я согласился. На маленьком столике лежала новая колода карт, графинчик с коньяком, две рюмочки.
Мы выпили и распечатали карты.
- На чо шпильнемся? – спросил он.
- На твой лоб.
- Как это? – резко спросил он.
- Щелчки по лбу.
- Ерунда. Давай на деньги, золотишко.
- Смеёшься? Откуда все это? – спросил я.
- Тогда давай на душу, - и он засмеялся громко и раскатисто.
- На душу не имею право.
- Как это? – зло спросил он и перестал смеяться. Вот это взгляд! Настоящий пират.
- Душа мне не принадлежит. Над ней хозяин – Бог.
Он вроде успокоился, и как мне показалось, что даже сник.
- А вон те, твои земляки, сыграли бы, - сказал он.
- Меня они не интересуют. Я за себя отвечаю.
- Давай на бабу. Здесь, в пещере есть красючки. Сыграем на них.
- Рехнулся? Человек, играющий на другого человека, самый великий грешник. Играют на людей самые последние ублюдки, подонки, козлы вонючие. Играют только на деньги и вещи.
И тут я увидел, как между столиками ходил человек, похожий на моряка со старых кораблей. Он грохотал баночкой и кричал:
- Ну, чо, карамбы, сотня чертей вам в глотку, кто сыграт со мной в кости.
С ним согласился играть такой же моряк. Конечно, это были пираты. И напротив меня тоже был пират. Выдала старомодная одежда. Порядком их здесь появилось.
- Ну, вас тут, пиратов, и понабралось! – засмеялся я.
Он осклабился.
- А ты думал. Вот так. Сыграем?
- Сказал ведь я. Не играю.
- Не уважаешь?
И он полез к моему горлу, а я его ударил в ухо. Он даже под столик юзанул. И Атаманов сцепился драться с пиратом.
- Хватит! – закричал Люц. – Допусти только вас, а вы снова в драку. На место, канальи!
Пришлые мгновенно исчезли. Что-то мне не верилось, что в будущем вот такие пираты будут появляться. Просто это Люц так сделал. Повеселиться решил. Мои мужики сразу протрезвели. Подгузников сжал кулаки и сказал:
- Орлы, будем и здесь драться. Кучей. Господин хороший Люц, или как твое имя. Что это было? Если мы не подходим, то отправляй нас домой!
- А мои свинки, - подал голосок Дунькин.
- Молчать со своими свиньями! – заревел наш секретарь, и лицо его быстро покраснело, он даже затрясся. – Сдались тебе эти свиньи! Молчать! А ну отвечай, господин Люц, не то твою не до пасынкованную рожу быстро про пасынкую! Я требую…
- Здесь я буду требовать, - спокойно сказал Люц. – Вы в моей власти. И собрал я вас вот для такого дела, - и он хлопнул в ладоши.
Мы тут же оказались в небольшом зале, похожим на судебный зал. И все мои современники на скамье подсудимых. Среди них не было Октябрины Правдиной. Да ей и не надо быть здесь. Просто Люц отправлял её в этот мир для хохмы. Они же видели, как мы проводили политзанятия. Это же был концерт. Пусть и здесь повеселит Октябрина моих отправителей.
Я был в зале. Рядом со мной сидел Керс. Зал был переполнен. Люди мне незнакомые.
Судья постучал пальцем по столу, как бы успокаивая зал. Да и без этого стука было тихо.
- Так вы не признаете себя виновными? – спросил он. Судья и его два боковых товарища, были во всем черном, бородатые и тоже черные, глаза блестели от черноты.
- Чего это вы там нам гнете? – спросил наш секретарь. – Мы жили согласно устава коммунистической партии.
- Мы патриоты своей партии и советской власти! – гордо выпрямилась Железянкина.
- Давайте не будем говорить о партии и власти, я вам перечислю ваши грехи, за которые вы должны понести наказание.
- Так вы отзываетесь от нашей партии?! Да как вы смеете? Вы что, понимаешь, против советской…Мы не грешники.
- Даже здесь вы стараетесь выкрутиться, - сказал судья. – Вы пытались заняться торговлей мяса и вина даже в будущем. А что говорить о вашем времени…Что хотели, то и делали.
- Знаете, дорогие товарищи, - ласково улыбнулся Дунькин. – Конечно, в чем-то мы ошибались. Что не бывает. Вы нам определите наказание. Поселите нас на остров. Я согласен на такое наказание. Как-нибудь проживем. Нам придется жить по правилам нашего времени. На том острове землицы много. Мы её родимую обработаем, приручим свин…
- Проси другой остров, - прогудел Хамов. – Нам надо большой остров, чтобы было, где развернуться.
- Подожди, - резко махнул рукой Дунькин, не убирая с лица нежной и преданной улыбки. – Что вам стоит дать нам землицы. Свинок бы развели…
- Иди ты со своими свиньями знаешь куда! – заревел секретарь. – Здесь нам вон что шьют! А он про свиней! Плутами нас назвали, обманщиками и воришками! Это нас-то, честных тружеников обзывать? Свинячьи огрызки! Собрались тут, напялили на себя, какие-то лошадиные покрывала. Ах, вы, бульённые морды! Меня обзывать?! За что?
- Остальные тоже понесут строгий ответ, - сказал судья и встал.
Керс наклонился ко мне.
- Люц у нас мастер на такие вот проделки.
- Керс, мне бы хотелось вернуться на тот остров. Там люди в пещере…
- Побываешь там. Это я тебе обещаю. А сейчас слушай.
И тут я ещё услышал голоса. Вроде как с улицы они доносились.
- Смотри, крысы! Откуда они? Много их. Лови! Бей их!
Судья говорил:
- За все ваши грехи перед людьми, за ложь и обман, за непонимание, за эксплуатацию человека, за то, что именно вы были враги народа, за одурманивание своего народа вы будете отправлены не на остров, а в свое время, но в одна тысяча тридцать девятый год!
- Не надо! – закричали мои земляки. Но судья продолжал говорить:
- В тот год, вы будете такими же, как сейчас. Вы на себе испытаете все прелести той жизни, о которой вы слагаете песенки и легенды. Вам самим надо испытать и прочувствовать всё это. Марш, в довоенный год сталинской эпохи…
- Не надо! – заревели все и тут же исчезли. Испарились и судьи и все те, кто сидел в зале. Остались мы с Керсом.
- Тебе надо отправляться домой. Мы ещё встретимся и много раз. Твои земляки на месте. Они будут устраиваться в колхоз. Смешно. Они и там выкрутятся. Ты тоже с ними побываешь в интересном месте…
- Керс, а то, что я видел с корабля, правда?
- Правда. Вы для них были невидимы. Ну, а теперь, домой.
И всё исчезло. Я оказался на краю городской свалки. Мимо бежали мужики и кричали:
- Откуда взялись крысы?! Бей их!
Тут я увидел, как из кучи отходов разбегались жирные крысы. Штук пятнадцать. А может, и не было будущего? Но почему я здесь оказался? Чтобы увидеть разбегающихся крыс?
На попутной машине я добрался до города.
Как-то я встретил Хамова и спросил:
- Не куда не улетали?
- А куда я должен лететь? Мне нет времени на полеты…
- Просто спросил.
- Ты никогда просто так не спрашиваешь.
- Мы с тобой в будущее летали.
- Ты ещё сны смотришь? А я нет. Мне не до снов. Догоняй нас по хозяйству. Свинок разводи. Доходные животные.
- В будущем ты с Дунькиным тоже свинок разводили.
Он на мгновение о чем-то задумался, а потом повертел пальцем у своего виска. И пошел своей дорогой.
Весьма любопытно. Как наяву я видел своих земляков. Может, это были их копии? А крысы? Что это? Загадка. Зачем упоминался довоенный год?
ВСЕ СУЕТА
После того путешествия написал зарисовку об одном товарище. И в нем был небольшой эпизод. Шофер отвез пиломатериал на дачу к одному из его руководителей. В это время рабочие ждали этот пиломатериал. Состоялся простой рабочего времени.
Мои бывшие начальники усмотрели в зарисовке себя. Да и со всего района были звонки, поэтому моему материалу. Мои бывшие пошли к секретарю райкома жаловаться на меня, а тот их направил к моему редактору. И опять никому не пришла мысль, что они выдали себя полностью. Меня всегда такое вот удивляло. Надо было бы браться за жалобщиков, а не за меня.
И вот два друга – Хамов и Дунькин у моего редактора Зарулилова. Хамов решил закатить пространную речь.
- Мне сначала надо рассказать вам об этом человеке, так сказать ввести в курс дела. Он позорит честных людей, на участке подбивал людей против начальства. Вел антипартийные беседы против советской власти. Неугодных ему товарищей называл прощелыгами. Еле от него избавились. Он даже имеет партийные взыскания. На демонстрации не ходит. Я даже не знаю, как его в редакцию взяли? Я бы ему даже метлу не доверил.
- Ты смотри-ка! – поднял бровь редактор, да так и остался сидеть с поднятой бровью.
- Да, да, у него были взыскания, - поддакнул Дунькин.
- Я одного не имел, - сказал я.
- Он сейчас начнет выкручиваться. Отпираться.
- Не имел я одного.
- Ну, а я что говорил? – захихикал Дунькин. - Имел выговор…
- Ещё раз повторяю. Одного не имел. Имел их семь штук. Было бы для меня смешно, если бы я имел всего один выговор. Чего их скрывать?
- Сейчас, товарищи, другое время, - решил поиграть в демократию редактор Зарулилов. – Нужна и критика.
- Это же оскорбление! – воскликнул Хамов.
- Меня всю мою жизнь оскорбляли, - сказал я. – Вспомните, как заставляли целую главу учить наизусть. Знать длину черенка у метлы и лопаты? Забыли?
- А ведь не выучил.
- Хватит, - прервал нас редактор. – Надо бы, товарищи, менять свое отношение к рабочим.
- Это он нам мешает руководить! И вы его защищаете! – возмутился Хамов. – Мешает он нам!
- Да, да, мешает, - опять захихикал Дунькин.
- Так, что же вы хотите? – спросил редактор.
- Опровержение напечатать и наказать автора. Убрать с работы.
- Жаль, что здесь технику безопасности не сдают, - сказал я.
- Мы узнали себя. И мы вовсе не мелкие пакостники и воришки государственного имущества, и мы не эксплуатируем рабочих на своих участках! Трудимся не покладая рук на поприще социалистической законности! – выдал вот такую речь Хамов.
- Что-то в последнее время многие очень часто стали повторять о честности. Эпидемия такая? – тихо спросил редактор.
- Значит, не будете печатать?
- Это просто художественный рассказ. Правда, там есть сценка, где шофер сказал попутчику, что он везет пиломатериал на дачу своего начальника. Там отчества сходятся с вашими именами. Ну, и что? Это же рассказ!
- Ясно. Это, значит, мы идем против советской власти? – тихо спросил Хамов.
- Это уже слишком, товарищи! – повысил голос редактор. – Причем здесь советская власть? Она-то с какого боку?
- Может родиться новый рассказ, - сказал я.
- Нигде правды нет! – поднялся Хамов.
- Это вам-то говорить о правде!? – крикнул я. – Побудьте хоть немного в моей шкуре!
- Хватит, Юра, хватит! – громко сказал редактор. - Иди. Работай.
Я вышел, а они ещё говорили, и мне было слышно.
- Неужели, вы не поняли, что Стрелов ярый враг советской власти и партии. Вам многие об этом говорят. Он не дает нормально работать и нарушает трудовой процесс, - говорил Хамов.
- Не дает трудиться, - поддакнул Дунькин.
- На пенсию скоро отправим, - сообщил им мой редактор. – И мне надоели его фельетоны и рассказы. Райком жалуется…
- Люди вздохнут с облегчением…
- Немного ещё потерпите. Немного осталось.
- Вы его потурите до пенсии, а мы уж везде обзвоним, чтобы нигде не принимали на работу, - подсказал Хамов. – Над ним все смеются. Совсем заврался. Даже очерки печатают не о тех людях, о которых бы надо написать. Есть же заслуженные люди, орденоносцы. А он…смех один…о простых людях чиркает. Бумагу только марает… Пачкун. С рабочими иногда говорит о душе человеческой, о его предназначении на земле. С рабочими надо говорить про другое. Умный человек о таком с такими отсталыми рабочими не будет говорить о смысле жизни. Они его не понимают. За углом смеются над ним и называют его придурком.
В редакцию приходили письма каждый день, в которых требовали, даже отправить меня на Колыму. Например, один жаловался: «…У него в фельетоне написано – Луна покраснела от стыда, и скрылась за тучей. В ту ночь луны не было, да и как она могла видеть меня, когда я вез материал на дачу, и в гараж. Луна не человек, она не может краснеть от стыда. Луна не свидетель и на суде не докажет, что, мол, я украл стройматериал со стройки. Примите меры к автору…» И так далее.
Вскоре состоялось совещание журналистов с руководителями. Обычно его проводили в партийной библиотеке, а тут секретарь райкома партии Нипейчаев возжелал провести совещание в своем кабинете. Ждали мы одного руководителя, и потихоньку переговаривались. Нипейчаев стукнул кулаком по столу и громко сказал:
- Где вы находитесь?
- А что? – спросила Октябрина Правдина.
- Я спрашиваю, где вы находитесь?
- В райкоме. Ну и что? Могли бы и в библиотеке…Всегда там, - заупрямилась Правдина.
. Правильно. В райкоме. И в райкоме не спорят. В райкоме слушают. В райкоме учат и наставляют. Старые традиции будем забывать. Надо перестраиваться, как правильно сказал генеральный секретарь партии Михаил Сергеевич Горбачев…
- Он не говорил, где проводить такие совещания, - сказал я. Правдина добавила: - Плюрализм мнений…
- Ещё раз повторяю. Вы находитесь в райкоме партии, и прошу соблюдать тишину и дисциплину. Сильно разболтались. Повыступали. Хватит. Надо и гайки подкручивать.
- Но гласность ещё не дошла до нас, - не сдавалась упрямая Правдина.
- Партия знает - кому нужна гласность. Кому и когда нужна демократия. Ишь, заговорили о демократии! Партия всё видит, и знает, кому и где быть. Партия всегда стояла на защите советской власти. И мы не позволим нарушать законы. Не забывайтесь!
Я вдруг, вспомнил из далекой молодости Дрожжина. Того самого Дрожжина, который в дни нашего начала трудовой деятельности, постоянно говорил о гранитном фундаменте коммунизма, о советской власти, социализме и прочих экзотических и фантастических вещах. Где же ты, великий глашатай Дрожжин? Я не поверил Нипейчаеву. Играл мужик. В крутую играл. Мастерски. Несколько дней назад я шел из типографии в редакцию. Было три часа дня. У коттеджа Нипейчаева экскаватор «Беларусь» разравнивал чернозем. Личный шофер командовал. В это время бригада сантехников ждала этот механизм. Надо было раскопать место, где проложены трубы теплотрассы, и устранить порыв. Была отключена горячая и холодная вода на дома и детский сад. Сообщили в редакцию. А там сделали вид, что не слышали про такое. И, мол, это не их дело. По мелочам газета не работает. Вечером того же дня, работники райкома ходили на огород к Нипейчаеву и рассаживали малину и сеяли что-то. Не верил я ему.
Я застонал от бессилия. Нипейчаев посмотрел на меня, и я увидел его глаза. Разглядел его зрачки. Они были спокойные. Игрун. Такие зрачки видел у Хамова, Дунькина, Балаболкина, Атаманова. Смотрел я на него и на всех, и думал – а зачем я сюда попал? За какие такие грехи? Зачем? Над его головой метался кроваво-грязный шар, какие-то нити. Даже лицо Керса появилось у правого уха секретаря.
- Вы заболели? – спросил он.
- Плохо мне. Дышать нечем…
Меня выпустили из этого земного ада. Такое было ощущение - будто в этом кабинете и вокруг что-то такое творилось, будто душило и мяло меня.
Вышел на улицу. И запел песню о бронепоезде.
- Ты чо? Нажрался? – спросил меня знакомый сантехник.
- Да вот у секретаря был. О вранье слушал. Заврались мы все.
- Да ты чо!? – воскликнул он. – Туда захотел? Сейчас с этим делом снова гайки стали подкручивать.
И бежать от меня. После революции 1991 года он больше всех будет кричать на улице о демократии. Непотопляемый наш народ!
Шел я домой, и мне было очень тоскливо и одиноко.
Скоро мне исполнится пятьдесят пять лет, и по северному стажу уйду на пенсию. Но этих лет я не чувствовал.
Этот день настал. Завтра – на пенсию. Моя трудовая книжка у меня в кармане. Всё. Моя трудовая деятельность закончилась. Нервы были на пределе. Мог бы ещё потрудиться, но меня выжили. Настоял райком партии.
ОТКРОВЕНИЕ
В окне увидел огоньки. Они собрались в одну точку. Куда меня пошлют? Огонек стал расширяться и в окне увидел лицо Иссы. Он сказал:
- Встань и иди. Потрогай стекло.
Встал. Притронулся к стеклу. И меня понесло…
Стоял на берегу реки. Побрел по песчаному берегу. Вскоре услышал шум моторки. Она поднималась вверх по течению. Решил подождать. В моторке один человек. Направил лодку к берегу. Мужчина заглушил мотор, и лодка по инерции прошла ещё какое-то расстояние и выскочила на песок.
- Чаво, паря, здеся? – громко спросил он.
- Сначала на пароходе плыл. Отстал. Потом с мужиками подпили. На рыбалке. Пошел в тайгу. И немного заблудился. Вышел к берегу. А тут никого. И вот иду, а куда иду не знаю…
- Я тоже с рыбалки! – продолжал кричать он. – Наловил.
На дне лодки, видимо, была рыба, потому что она прикрыта очень старым брезентом. В носу лодки лежали рыболовные снасти: удочки, переметы, лески…
- Счастливый, - сказал я, - так до Якутска не доберусь.
- Погулять, паря, тоже надось. Садись. Доброшу тебя до Кыллаха. А оттуда до Олекмы. Может, вместе рванем. В Кыллахе-то я у друга якута остановился. А с Олекмы на пароходе до своего Якутска…
Я оттолкнул лодку и прыгнул в неё, пробрался на середину и уселся спиной к человеку. Он завел мотор, и мы поплыли.
-Сдалече сам-то? – спросил он.
- Очень. С жилухи я…
- Я и то вижу. По одежке. Наши так не ходют. Навроде цыгана. Они у нас летось завсегда бывают.
- До Олекмы далеко? - спросил я.
Я знал, что местные – город Олекминск называют Олекмой.
Мужик вдруг замолк и закашлялся. А потом сказал:
- Чо вон там? …Чо там?
Над водой, впереди нас, появился светящийся луч, даже не луч, а светящееся пространство в рост человека. Луч двигался впереди лодки, но не приближался.
- Чо это такое? – повторил он и, видимо, от испуга стал бросать лодку то вправо, то влево, чтобы уйти от луча. Решил успокоить мужика.
- Ты не бойся. Главное – не волнуйся. Возьми себя в руки. Сделай так, будто ничего нет. Одни мы с тобой и твоя рыба.
- Рыба. До рыбы ли чичас! А это чо?!
- Ну и пусть. Нам-то чего бояться? Давай рванем в одну сторону…
- Дык…Я хотел. Будто руль заклинило…
Он резко направил лодку почти поперек реки. Она здесь очень широкая. Даже границу берега не видно. Горы видать, тайгу, а если какая идет моторная лодка, то её не заметишь, и только глухой звук от неё слышно. Наша лодка понеслась к берегу. Через некоторое время луч опять оказался впереди нас.
- Во, даеть! – задушено крикнул мужик. – Как бы нас с тобой, однако, не вспыхнуть, как свеча…
- Гони к берегу. Если нас с тобой не подпалили, то не тронут.
- Какой с нас интерес? Он, чо? Живой?
- Гони лодку, и не спрашивай…
Так мы и плыли. Луч не приближался. И вот мы у берега.
- Таперича чо? – спросил мужик и нервно засмеялся. – Мы не боимся. Пусь тяпнет, а мы у берега…
Тут случилось невероятное. Луч сорвался с места и прыгнул к нам. Он остановился у самого носа лодки. Мужик охнул, выпустил руль и бросился ко мне. Я усадил его рядом. Нашу лодку понесло по воде с огромной скоростью. Лодкой словно кто управлял.
- Только не волнуйся, - успокаивал его, - в этом деле – главное – спокойствие.
Плечом чувствовал, как он дрожал. Лодка продолжала скользить по воде. Показался поселок Кыллах. Скорость резко стала спадать. Остановилась. Мужик бросился к рулю. Луч побежал от нас по песку, по траве, и остановился у зарослей.
- Чо это было, паря? – спросил он. В круглых глазах стоял ужас.
- Это из космоса, - ответил я. – С неба…
- Но, однако, тово…впервой со мной такое вытворяют…
- Я здесь сойду, - сказал я. – Пройдусь пешком.
- Как знашь, - ответил мужик. – Странно, все такое…
Лодка уперлась в травянистый берег, и я выскочил на берег.
- Слушай, паря, давай довезу. Веселее как-то вдвоем. Не надо бы рисковать-то.
- Спасибо. Дойду пешком.
- Мне не поверят! Будто кто меня давеча супонью скрутил. Ты как?
- Тоже супонью скрутило.
- Как будто кто во мне ковырялся, - сообщил он. – Будто во сне. Я ведь с похмелья был. Голова трещала, будто камни там ворочались. Чичас голова чистая, будто вчерась и не жрал спирт. Нет, не поверят.
- А вдруг, это оттуда…с космоса. С небес прилетели, - сказал я. – В гости к нам. Мы же видели.
- Но не поверят же! – крикнул он.
- Ты прав. Не поверят. А ты не рассказывай…
- По пьяне можно, но опять скажут, чо я соврал. Ладно. Прощай.
Оттолкнул его лодку, и он поплыл. Я остался один. Что это был за луч? Конечно, это были мои отправители.
Оттуда, куда скрылся луч, шел человек. Это был Исса. Он, молча подошел к воде, и остановился на кромке между берегом и водой, но ничего не касался. Он стоял в воздухе, если можно так назвать.
Он прошагал над водой в мою сторону и остановился. На нем была одежда, наверное, из древней Греции. Ярко-белый материал и плетеные сандалии. Интересно, сколько метров они наматывали на себя? Он улыбнулся.
- Много. Ты угадал. Я только что был в Афинах.
- Ради этого меня сюда?
- Нет. Через тебя кое- что надо было. Этот мужчина скоро умрет.
- Да ты что?! – крикнул я и тут же поправился, - извини. Как можно?
-Много было в нем темной силы. Недавно в нем эта сила появилась. Он умрет от спирта. Поменьше надо пить.
- Как ему помочь? Помоги…
- Ты проявил сочувствие к человеку. И это хорошо. Боль к ближнему человеку, должна быть у каждого живущего на земле. Мы подумаем. Для вас смерть, это всё. Это страх. Если бы вы знали, что как таковой смерти нет, вы бы потоком ринулись в другой мир. Этого делать нельзя.
- Тогда зачем всё это? Ради чего? Кто-то живет хорошо, наживается на горе других, а туда уйдет, и там ищет для себя благо. Давно заметил, что чем подлее человек, тем ему больше везет. Парадокс. Добиться своим трудом, это совсем другое дело. Не на обмане же все для себя добывать!..
- Разве ты забыл, как люди шли на распятие, на костры, на плаху? Я тебе уже говорил, что ваша жизнь – это как бы порог в другую жизнь, в вечность. Они шли за чистую веру в жизнь. А эти. Наживаются за счет народа, понесут наказание. Это тоже великий грех. Путешествовал в будущее?
- Сейчас расскажу в подробностях.
- Не надо. Знаю.
- У вас все могут во мне ковыряться?
- Нет. Ты в моей системе. Сравнил природу того времени со своим временем? А ведь всё идет к худшему. Появились новые болезни. Появятся ещё страшнее. Для вас – космические лучи губительны. Для многих разумных существ, других созвездий и другого мира – энергия космоса - активная жизнь. Многие берут энергию для своих кораблей прямо из космоса. Кругом жизнь. Вот река. Она живая. Деревья – живые. Земля – это есть живое…
Исса шел над водою и не касался её. Я шел по берегу.
- Все на планете живое. Земля есть тоже живое тело. И вы должны жить с ней в согласии. Есть ваши космические братья с других созвездий, которые пролетая мимо вас, берут энергию земли, только той энергии, которая губительна для вас. Тем самым, они помогают вам выжить. Я просмотрел твой энергетический блок и удивился. Попав в будущее, они ничего хорошего не вынесли оттуда. Они продолжали жить, как жили в вашем времени. Они нужны для ещё одного эксперимента в году довоенного времени. Это была одна группа. Взяли другую группу, твоих родственников. И они намного чище и благороднее твоих современников из райкома партии и некоторых руководителей из вашего милого города. А ведь они были безграмотные. Конечно, они тоже грешники.
- Сейчас идет тоже эксперимент?
- Да. Ты нам подходишь для опытов. Ты свободно идешь на любой эксперимент. С тобой хорошо работать.
- Ты такой же человек, как и я?
- Нет. Я – другая энергия. Могу быть, как и вы.
- Будущее. Оно какое?
- Мы ещё поговорим на эту тему.
- Я тоже большой грешник. Не могу любить врагов своих, таких, какие были на острове. Для нашей планеты, я бы мог пойти на любые муки, и уберечь человечество от катастрофы.
- Знаю. Но надо стараться. Помочь понять их грех. И все-таки, полюби этих людей. Придет время, и ты полюбишь их. Ты сразу поймешь, как прекрасно то, что окружает тебя. Исчезаю. Много работы.
Я остался один на берегу. И вдруг вокруг меня возник свет, и меня понесло. Тело было легким, на душе светло и радостно. Было такое ощущение, будто я был не один. Кто-то о чем-то спрашивал и я отвечал. Меня трогали и словно рассматривали в каком-то сосуде. Огромное счастье заполонило весь мой организм, в каждой частице тела играла музыка. Будто я ходил в удивительных садах, рядом были люди. Кто-то говорил мне, что здесь у меня нет врагов. Все равны и счастливы. Каждый трудится по своему призванию. Кроме музыки, слышал пение птиц, шелест листвы. Шел по очень низкой, но густой траве и она была мягкой и нежной. Сверху на всех и на меня лился непонятный для меня свет, и, возможно, он и был этим счастьем.
Меня снова подхватило, и понесло, и кто-то сказал, что мне надо быть дома.
Сидел у своего окна. За ним светились звезды. Где же я был? В каком краю? В какой части вселенной? Может, рядом? В другом измерении? И там, тот счастливый мир? Никто мне не желает ответить на этот вопрос. Кому об этом расскажешь? Кому поведаешь то, что со мной происходит? Единственное, что знал, что всё делается со мной и с другими людьми не зря. Идет вселенский эксперимент. Есть другие миры, и их много, и некоторые разумные существа пролетают мимо нас, постепенно осваивая вселенную. Над всем этим есть такие силы, такой могучий разум во вселенной, космический разум, что всё в этом окружающем мире подвластно ему. Мы, люди, вообразили себя Богами. Над всеми нами есть истинный Бог, Творец, Создатель всего сущего! Он всё знает о каждом из нас. Каждый из нас должен быть в ответе за грехи свои.
Кто-то сказал, что человек на этой земле живет две жизни. Одну часть до пенсии, другую после назначения пенсии. Одну прожил. В вечном поиске истины и вере в Бога. Долго я шел к этим главным моим Богам. Говорят, что есть люди, которые вторую часть жизни живут более активно и лучше. Главное, как её построить. Сидеть на лавочке? На своей даче пасынковать помидоры? Так я не могу.
Завтра начнется моя вторая жизнь. Какая она будет? Не знаю.
Странно. Такое было ощущение, будто я и не работал в редакции. Это был сон? То, что происходило в редакции со мной, в жизни не должно быть так. Где реальность? Где фантастика? Где мистика? Всё смешалось…
Появилось в стекле лицо Дюрда.
- Не переживай. Всё, что произошло с тобой, нужно. Твои нервы на пределе. Отдохни. Я тебе говорил, что ты побываешь на острове снов. Отдыхай. Ты спокоен. Сердце работает нормально. Глубокий сон…
Добрался до дивана, разделся и мгновенно уснул…
ГЕРОИ СОВРЕМЕННОСТИ
- Пройдемся до вашего многострадального парка, - сказал Люц. Я шел по улице, и он появился рядом. Он ничем не отличался от других, так что мог быть моим товарищем. – По пути к тебе заскочил. Поддержать тебя. Пенсия у тебя. Это хорошо. Прошлого и настоящего нет. Их придумали люди. Нет и настоящего. Ничего нет. И старайся так жить, чтобы не думать об этих понятиях.
- А я и не думаю.
- Ну и хорошо. Есть мгновение. И смерть. Понимаю. Грустно. Но что сделаешь? Потом не будет времени. Поэтому многие и стараются прожить жизнь на благо живота, и чтобы вокруг этого живота была роскошь. Они просто живут и ловчат. Мне скучно с ними. С такими людьми, как ты, не соскучишься. Для эксперимента, в самый раз. Но ты не обижайся.
- Чего мне обижаться? Мне нравятся путешествия.
- Хорошо. А, в общем-то, все люди для эксперимента. К сожалению, ваш мир держится на лжи и плутовстве. И только связующая прослойка между ними – свет.
- Наверное, такой свет, есть как бы гвозди или шурупы, которые удерживают мир от полного разрушения? – спросил я.
- Точно подмечено! – удивился Люц. – Как бы склеивают мир. Иначе было бы полное грехопадение. Вавилонское столпотворение. В любой момент может всё рухнуть и связка не поможет.
- Ради всего лучшего на земле, я готов на любые муки, - сказал я.
- Знаю. Многие ученые задумываются и изучают какие-то явления. Хотят добраться до нас. Раньше люди занимались сочинительством, а сейчас изучением. Вот ты подходишь к этому вопросу самостоятельно. Философствуешь, и это для нас интересно. И для других интересно.
- У нас многие говорят так, что лучше я здесь отменно поживу, а там, может, и ничего нет. У меня не получается хорошо пожить.
- Мы их искушаем.
- Порой и мне хочется, славно пожить, как они. Не получается.
- Нам не хочется тебе помогать. Потому что в тебе сидит гвоздь. И тебе надо его найти самому. Если ты его найдешь и вырвешь - ты станешь человеком без чести и совести. Тогда ты станешь богатым. Но ты потеряешь свою редкую индивидуальность. Выбирай.
- Вырвать гвоздь? Какой для меня смысл? Найду я его и стану изучать. Ещё подумаю, вырвать его или не вырвать, а изучить надо. Из чего он состоит? Вот вопрос, который будет мучить меня.
Люц неожиданно засмеялся.
И тут я увидел своего друга Геннадия Кочева.
- Иннокентьевич, куда так спешишь?
- С моим товарищем идем в одно секретное место.
- Мне бы с тобой надо поговорить.
- Сегодня не могу.
Шли молча. Парковая зона. Я догадывался, что куда мы шли. Парк. Его давно нет. Когда строили город, то в этом месте планировали парк. Построили детский городок, была танцплощадка, биллиардная, качели, игровые площадки. Народ шел сюда. Здесь же проводились лыжные соревнования, по биатлону. Потом парк стали разрушать. Увозили всё на строительство дач, гаражей, свинарников. Одним словом, город наш молодой, а душой старый. Крепко здесь поработал начальник участка по производству дрожжей, горшков и унитазов Пантелеймон Дунькин. Много раз мне приходилось выступать с трибун и в газетах в защиту парка, но меня назвали дураком, и на этом все успокоились, и перестали печатать мои критические материалы по парку. А Дунькин мне сказал:
- Строй дачу из этих материалов. Гонись за нами.
- Крысятничать?
- Не знаю таких слов. Мы тебе честно говорим – брось всякие там выступления и догоняй нас.
- Не могу эксплуатировать рабочих. Я ведь не начальник.
- Надо было учиться, и стать начальником, и тогда ты этих слесарей, этих быдл тупых…Ты умный мужик, неужели не понимаешь, что так жить, как ты живешь – нельзя. Пойми. Любая, правда, за нами. Вы во все века проигрывали. Мы в любую эпоху выигрывали. Всегда мы были в почете. В душе я тебя понимаю, но не приемлю. Я всегда буду прав.
- Я знаю.
- Вот те раз! Так в чем дело? Зачем такая игра?
- Может у меня не игра? Тебе, зачем игра?
- Моя игра, это моя жизнь. Если я перестану играть, стану нищим, как ты, а я хочу сладко жить. Вот и весь секрет. И наш секретарь Подгузников и будущий новый, и все райкомовские работники, и наш Балаболкин, и вообще все партийные деятели, да и все, руководители играют. Пойми и успокойся и начни жить, как все мы, твои герои из твоих рассказов и фельетонов. Главное в этой жизни то, что надо хорошо играть. Пойми хоть это! Пугачевщину не признаю. Была революция в семнадцатом. Ну и что? Где её организаторы и участники? Где? Их уничтожили. Мы оказались живее всех живых. Мы выжили в сталинской мясорубке. Мы – непобедимы. Смешно. По-секрету тебе скажу. Советская власть стоит стеной за нас. Ты её враг. Ты враг моей власти. Догоняй нас. И ты почувствуешь, как ты счастливый!
Вот такой разговор состоялся у меня с представителем советской власти.
Я сказал Люцу:
- Кочев с Шугаевым сказали мне, что эти люди герои современности. Теперь я верю в эти слова. Они настоящие герои.
- Молодцы, Кочев и Шугаев, - засмеялся Люц.
- Сегодня твои герои хором кричат о социализме и коммунизме. Поверь мне, когда что-то изменится в вашей стране, все они примкнут к капитализму. Сегодня они против церкви, завтра всё изменится, и лучшие пропагандисты марксизма-ленинизма и по вопросу атеизма, побегут в церкви и будут страстно молиться и даже поститься. Таков уж этот народ.
- Но, это, же кошмар! – воскликнул я.
- Но и ты не святой. И у тебя, как и у них, грехов много…
- А у кого их нет? – ответил я.
- Ты знаешь, что у каждого человека есть биополе. Есть такие люди, заходят в автобус и несут с собой отрицательный заряд. И своей злобой заражают других.
- Знакомо, - ответил я. - Чую такого, как только он входит в автобус.
- Тебе такое дано.
- Вдруг я не пожелаю лететь в другой мир?
- Теперь в кусты? Сам говорил, что готов на любой эксперимент. Что изменилось?
- Я хочу стать, как они.
Он засмеялся и ответил:
- Молодец. Надо шутить. Я-то знаю, где ты шутишь, а где серьезно думаешь. Ну да ладно, как говорит, твоя знакомая Октябрина Правдиина. Удивительная женщина. Она нам тоже подходит для эксперимента. Выводить людей из себя, это для неё главная задача. Мы такой её сделали. Когда человек начинает нервничать и бушевать, он и раскрывается весь. Она это умеет делать классно. Мы постоянно наблюдаем за ней. Ладно. Иди домой. Сегодня тебя никуда не отправим. В следующий раз кое- куда пошлем. Тебя ждут интересные дела. Иди домой. Сегодня ты не в той форме.
Люц словно вошел в воздух. Я отправился к своему дому.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИЗОЛГАЛИСЬ, БРАТЦЫ
ВСЁ ОТ ЛУКАВОГО
Выйдя на пенсию, устроился в одну строительную организацию сторожем. И тут меня избрали секретарем партийной организации, как более свободного от дел работника. Коммунистов здесь было восемь человек. И все они конторские и начальники. И они ходили стайкой за своим благодетелем. Как положено, все собрания были посвящены строительству социализма в нашей строительной организации, ну, и конечно, в нашей стране. На первом собрании я попытался изменить его ход, и хотел проводить его в виде собеседований и без всяких протоколов. Меня не поняли, или не захотели понять. Надо сказать, что товарищ Хмуров член райисполкома. Он знал всё про меня, и не пожелал меня слушать. Он так говорил, что будто меня здесь не было.
- Здесь кто-то пытается внести хаос, анархию. Нам не надо новшеств. Мы годами привыкли к навсегда отлаженному порядку и не позволим его ломать, тем более разным анархистам.
Собрание скомкали. Выдержал. Да и надо немного поработать. Пенсия маленькая. Ещё надо было помогать сыну Евгению. Он готовился поступать в институт на очное отделение. Нам бы с ним пенсии не хватило. Мне хотелось, чтобы Евгений учился, и вырвался бы из этого города. Мне не хотелось, чтобы он повторил мою судьбу. В общем, жили почти впроголодь. В магазинах почти полки были пустыми. Перестройка, устроенная Михаилом Горбачевым, довела страну до нищеты. Даже не представляю, как мы выжили. На одну чистую пенсию невозможно было прожить. Все пенсионеры устраивались сторожами, дворниками, разнорабочими. Были и такие, кто более или менее был в хороших отношениях с начальством, где они работали до пенсии, оставались на прежней работе. Мне некуда было устроиться, хотя я был в этом возрасте крепкий и здоровый мужик. Мог бы ещё и в редакции работать, но я был не угоден райкому партии. А тут нашелся хороший и добрый молодой начальник, который понимал меня и читал все мои материалы. Он не послушал тех, кто звонил ему по телефону насчет меня. Он сам пришел ко мне домой и предложил должность прораба в свою организацию.
- Звонили звонари, - сказал он. – Мне плевать на их звонки. Иди ко мне в прорабы. Будешь моим заместителем. Не нравится? Ну, ты даешь! Иди мастером. Не подходит? Давай принимай комплексную бригаду. Чего же ты хочешь? Сторожем-дворником? Жаль. Выходи сегодня же, если тебе так нравится сторожить. Потом я тебя уговорю.
- Понимаешь, Николай, хочу ночами посидеть у окошечка сторожевой будки. Меня понять надо. Ночь. Тишина. На краю города. Кругом тайга. И я один в этой тишине. Одиночества хочу.
- Про деньги не спрашиваешь. Тебя деньги никогда не интересовали. Ты мало будешь получать.
- Маленькая будет прибавка к пенсии. И нам с сыном немного хватит. На одну мою пенсию мы не проживем. Вот что сделала с нами перестройка.
Решил пройтись по бригадам. Поехал в поселок лесников. Хотелось посмотреть, как живут там женщины из нашей организации, когда находятся там в командировке. Они там занимались отделкой новых квартир. Жили они в холодной комнате, в тесноте и в грязи. Иногда ночевали там, где вели ремонт. Главный виновник был сам Хмуров. Ведь для его организации наши женщины делали ремонт.
Об этом я и сказал на собрании, но меня никто не поддержал, кроме молодого начальника ремонтной организации Николая Большакова. Написал статью о безобразиях по отношению к рабочим. Печатать не стали. Редактор Зарулилов сказал:
- И там не даете никому житья? Поймите. Хмурова нельзя критиковать. Он член райисполкома и райкома партии. Нельзя критиковать.
- А если он безобразничает. Он это понимает, что бесконтролен, и что ему ничего не будет.
- Нельзя критиковать. Не нами это заведено. Успокойтесь. Сидите в своей сторожевой будке и помалкивайте.
Потом я попытался рассказать о многих делах людей бесконтрольных на совещании профсоюзных деятелей района. Меня туда определил мой непосредственный начальник Николай Большаков, чтобы я выступил с критикой. Он тоже много выступал. Вскоре его отстранят от должности. Районному начальству не угодил.
Все профсоюзные товарищи выступали слаженно и красиво. Хвалили районные власти, какие, мол, они чуткие к нуждам трудящихся. Один я выступил против председателя райисполкома. До этого я видел, как он тяжело, на полусогнутых ногах, поднимался на верхний этаж, на отчет к первому секретарю райкома партии Нипейчаеву.
- Вы, почему идете на отчет в райком. Все забыли слова Ленина, чтобы партия помогала советской власти во всем. Они должны перед вами отчитываться! Надо ломать эту привычку. Да ещё придумали, чтобы нельзя критиковать секретаря. Нельзя трогать райком. Я вас тронул, как члена райкома партии. Прекратите ходить на поклон.
Профсоюзные деятели зашумели, даже некоторые стали хихикать.
Здесь же была представитель редакции и радио Октябрина Правдина. Выступления она записывала на магнитофон, но мою речь не записала. Я её понял. Пусть, мол, мои слова останутся под этими стенами. Я могу представить, что было бы, если такие мои слова дошли бы до ушей первого секретаря. Я не обиделся. Знал, что мои слова потонут в серых буднях обыденности страшного времени.
В это время наш секретарь Нипейчаев уехал в областной центр на повышение. Так что же изменилось с этой глупой перестройкой в нашей провинции? Ещё хуже стало. Совсем народ обеднел. В магазинах пусто, одни продавцы стоят с выпученными глазами, в которых отражалась тоска и безысходность. Им тоже нечего есть. А если ещё дети?
Партийные деятели продолжали врать и изворачиваться. Они говорили, что надо перестраивать людей на быстрое построение социализма, и воспитывать в людях честность и любовь к советской власти, и особенно к коммунистической партии, то есть проявлять любовь к профессиональным тунеядцам.
Дунькина исключили из рядов партии за воровство и эксплуатацию рабочих на личных участках. Его друга и защитника Хамова, начальника моей бывшей организации, того самого Хамова, который на каждом собрании говорил о честности, прогнали с работы за бездеятельность. Уволили с работы и самого Толстолобенко. Я столько лет доказывал всем, кто они есть на самом деле. Их защищали именно коммунисты. Все мои герои современности оказались крепостниками. Я опять хотел выступить по этому поводу, но меня не пустили на трибуну. Знали, о чем буду говорить. И теперь я окончательно убедился, что наступила пора порвать с этой партией. Она полностью дискредитировала себя. Наступило время покинуть её. Мечта Эдика Загубенного сбылась. Теперь пусть они, сами, дорывают её. А меня увольте. Я свое дело сделал. Моя тысяча тех товарищей, которым я писал рекомендации в партию, в том числе Эдику Загубенному, сделали свое дело. Все вместе с самими райкомами и обкомами они надорвали её пупок. Той партии, в которой я был столько лет, не стало. Альтернативы этой партии не было. Я себя не мог мыслить без общественной работы, а она могла быть только тогда, когда ты коммунист. Вспомнил слова Эдика Загубенного, который говорил, что такие, как я и он, рвут её изнутри. Я об Эдике рассказал в романе «Зона».
Со свежей головой, утром, в начале ноября 1988 года, я написал огромное заявление в райком партии, приложил к нему партийный билет и отнес в райком партии.
В моей новой организации срочно собрались коммунисты и назвали меня врагом народа и советской власти. Не только ко мне на работу, но и домой приезжали товарищи из райкома партии. Уговаривали вернуться.
Секретарь газеты Кузоченко поддержал меня. Это был единственный человек из редакции, который понял меня. Он сказал:
- Если честно, то все мы трусы. Он смело выступил, как и всегда был во всем смелым, честным и благородным. И если такой до глубины души общественник решил порвать с партией, то это должно всех насторожить. И не надо бы его ругать. Он много сделал полезного для нашего общества. Мы чем ему отплатили? Гонениями, клеветой, травлей. Врагом советской власти Стрелова назвали. Может, всё наоборот? Он ни на что не смотрел равнодушно. А мы? Мы все виноватые перед ним. Все. Он мог бы ещё в редакции работать, так нет же, скушали, и не подавились. Стыдно, товарищи.
- Вам хорошо рассуждать о Стрелове. Что со мной будет? – запечалилась Елена Лямурова. – Он ведь мне написал рекомендацию. О чем скажут в райкоме? Всё. Еду к нему. Он должен обо мне подумать.
И вот она у меня дома.
- Юрий Иннокентьевич, вы обо мне подумали? – выдала она любимую фразу.
- Не понял. А вы тут причем?
- Как же! – и она заплакала. – Что скажут в райкоме? Скажут – кто вам давал рекомендацию? Стрелов. Ваш Стрелов вышел из партии. Я же ещё молодая. Мне работать. И вдруг такое. Вы обо мне подумали? Подумали о моей карьере? Мне могли и должность дать. Вы мне всё испортили! О моей судьбе подумали?
- Что это я должен думать о вашей карьере? Вы постоянно делаете так, чтобы все, кто работает вокруг вас, только и думали о вашей судьбе и карьере. Так же нельзя. Теперь-то хоть я могу подумать о себе? И гордитесь, что я вам дал когда-то рекомендацию в партию. Возможно, я чище ваших райкомовских товарищей. Ради себя не жил. И не бойтесь. Карьеру вашу я не подмочил. Тысячам людей я давал рекомендации в партию.
- Я не из ваших тысяч. Заберите, ну, заберите билет. Я прошу вас. Вы мне всё испортите!
- Причем тут я?
- Подумают.
- Пусть думают. Пусть думают, что как бы им самим не сбежать из этой прогнившей партии. Придет это время. Я же вот не боюсь. Не понимаю, чего вам-то бояться?
- Подумают. Создадут мнение. Обо мне…
- Ну, и пусть думают. Надо им самим думать, как они побегут в разные стороны.
- Что подумают обо мне в райкоме партии? – не слушая меня, говорила она. Даже в таких случаях она умудрялась не слушать людей, которые ниже её по должности.
- Решил окончательно. Не вернусь.
- Мне есть возможность получить должность. Все обо мне беспокоятся, один вы против меня в моей судьбе и моей карьеры. Как вы могли?
Она сидела и плакала.
- Вы бессердечный человек. Вы хотите погубить мою карьеру.
Чем я мог ей помочь? Не хотел я возвращаться в такую партию. Ради этих слез, в которые я не верил, и ради её карьеры, не мог вернуться в скорпионово племя. Как можно? Кто я тогда буду? Все изолгались. На каждом шагу ложь. Разве такая должна быть партия?
Лямурова ушла, не выплакав у меня сожаление. А я пошел на дачу. Года два назад я познакомился с хорошенькой женщиной Клавой. Мы вместе с ней построили дачу, сразу за городом. Получился небольшой дом, и я иногда уходил туда отдыхать. Меня Клава устраивала. Не вмешивалась в мои дела, а самое главное, она не лезла ко мне с разговорами. Теперь не надо было мне варить и стирать, что я не любил. Она же и ходила в магазины. Всеми огородными делами она сама занималась. За мной было только строительство. И надо сказать, что на зависть всем, мы жили без обязательной ругани. Я бы мог жить с любой женщиной, потому что с ними никогда не спорил и не доказывал свою правоту.
Мой сын Евгений тоже дал бой бюрократам и партийным тунеядцам. А дело было так. Он работал в типографии, печатал районную газету. Директором типографии был бывший работник райкома партии. Он поручил Евгению выпустить стенгазету к празднику первого мая. К этому времени в этой газете печатались его небольшие рассказы, появлялись они и в областной газете «Советская молодежь». Недавно появились его рассказы и в журнале «Ангара».
- Передовицу сделай сам, - сказал директор. – Больше политики, красок больше. О партии скажи добрые слова. Первомай, все-таки…
И Евгений такую газету выпустил. Вот его передовица: « …Кто верит коммунистической партии? Мало осталось таких людей, даже среди коммунистов. Кому нравятся коммунистические праздники? Десятилетиями наша бюрократия сушила их на солнцепеке истории, поэтому они, превратившись в сушеную рыбу, из года в год, повторяясь своей засохшей сущностью, сейчас мало кому нравятся. Народ любит сушеную рыбу, если у него есть возможность запивать её пивом. Но в нашей стране гигантских дефицитов пиво – огромный дефицит. Коммунисты перестали быть выразителями народного мнения, они превратили свои праздники в скучнейшие процедуры, они десятилетиями разваливали экономику нашей страны, рвали изнутри свою коммунистическую партию, развращали народ своими воплями и лозунгами, призывами, безумными планами и экспериментами. На совести нашей партии миллионы невинных людей, обвиненных в нелюбии к народу и униженных. Народ обвиняли в нелюбии к самому себе! Партия творила, но творила она политику смерти!
Сейчас она пытается выйти сухой из воды, пробует выкрутиться из совершенно безвыходного положения, которое сложилось для неё в жизни нашей страны и в умах советских трудящихся. Она пытается исправить свои прежние ошибки и перегибы, при этом опять-таки обвиняет свое прошлое и возвеличивает настоящее. Но так она всегда поступала, всегда её политика была главной, даже если была ошибочной.
Можно ли сейчас простить её? Можно ли забыть её преступные ошибки? Её нужно судить, нужно казнить тех людей, которые позволяют себе решать судьбы народов. Народ должен сам решать свою судьбу и выбирать дорогу, по которой ему стоит идти. Если сама идея коммунистической партии извращается какими-то людьми, то этих людей надо гнать из партии поганой метлой. Надо очистить ряды партии от всяких прилипал. И потом возродить абсолютно новую партию. И сама роль коммунистической партии, да и других партий в нашем государстве нужно сделать второстепенной. А на первые позиции должны выдвинуться деловые люди, промышленники, представители сельского хозяйства, культуры, экономисты – народные выдвиженцы, способные в короткий срок передавить всех бюрократов в стране, как тараканов, оказавшихся в канцелярских бумагах. Только таким образом можно что-то изменить в нашей стране к лучшему.
Народу нужна революция! - революция, проводимая верхами путем жестокого реформизма, направленного опять-таки не против народа, а против его настоящих врагов – бюрократов.
Вы хотите праздновать первого мая? Но вам нечего праздновать. Конечно, можно всех поздравить, товарищи, поздравить с праздником, но от этого поздравления ваша жизнь не станет лучше. Вы не виноваты в своей плохой жизни. Вам можно пожелать только счастливого будущего!»
Вот такую передовицу он написал. Произошло это в декабре 1988 года. И за такую передовицу возможно где-то и отправили бы куда-то подальше на север, на лесоповал. Всё могло быть. Мне ведь тоже грозили Колымой, а теперь и моему сыну такое место обещали наши коммунисты. Мой сын закончил десятый класс, и уже многое что знал и видел, и не хотел молчать.
В райкоме партии так сказали:
- А чего вы хотели? Его папаша всю жизнь шел против партии и советской власти. Теперь и сынок. Немедленно собрать рабочих. Надо разобраться с этим парнем и наказать. Это всё отец виноват. Он его воспитал! И ещё. Надо показать газету компетентным органам. Пусть решают, что с ним делать. Да и отца туда же. Пусть займутся, как следует!
Газету сорвала бухгалтерша, отменная, как и должно быть, бюрократка и подсунула её директору. Он побледнел, даже закашлялся.
- Как?! В моем учреждении и такое!? Как он меня подвел? Ну, мерзавец, я ему устрою поступление в институт! Он у меня на всю жизнь закажет туда поступление! Его ни в один институт не примут! На кого он руку поднял! На саму нашу любимую партию!
- И на меня, - подсказала бухгалтерша. – Он меня бюрократкой назвал. А я честная труженица. Он против советской власти!
Собрали коллектив типографии. От редакции на него пришла Октябрина Правдина.
- Товарищи, - начал свою речь директор, - сейчас, когда весь наш народ напрягся к последнему прыжку в перестройке к светлому будущему, есть товарищи, которые мешают идти к этому светлому будущему. Я доверил Стрелову сделать стенгазету к празднику. Он меня подвел. Наверное, все прочитали подобное сочинение. А ещё готовится поступить на отделение журналистики. Рассказы печатают. Каждый пишущий человек должен, прежде всего, хорошо знать теорию марксизма-ленинизма, историю партии. Стрелов всего этого не знает. А берется учить взрослых, честных тружеников. Должно, быть, стыдно за свое поведение. Все рабочие понимают сложившуюся обстановку в стране и сплачиваются вокруг коммунистической партии.
- Вокруг кого сплачиваться? – спросил Евгений. – Зачем так лгать? Спросите любого рабочего, как он сплачивается.
- Как можешь, Евгений, перебивать своего руководителя? – удивленно спросила Правдина. – Разве можно так грубо.
- Если в его выступлении сплошная ложь, то я должен молчать?
- Как посмотрю, ты такой злой, что готов взяться за автомат. Да и в тексте у тебя написано, что некоторых коммунистов надо уничтожать, - продолжала Правдина.
- Если вы настаиваете на этом, то я могу и за автомат взяться. И это время придет. Революция скоро будет. И я приму в ней участие, как и мой отец….
В августе 1991 года он будет стоять на баррикадах в Москве.
- Папочка родной, - сказали женщины и преданно взглянули на благодетеля. – Такой же бунтарь!
- Мы не бюрократы, - подала голос бухгалтерша. - Да и как можно меня сравнить с тараканом?
- Евгений, ты не уходи от ответа, - сказала Правдина. – Зачем ты это сделал? Зачем?
- Надоело смотреть на безобразия, - ответил Евгений. - Коммунисты всегда были хуже фашистов. Придет время и вашу партию уничтожат. Коммунистическая партия преступников и тунеядцев!
- Хватит! – стукнул кулаком по столу директор. – Хватит говорить такие слова о нашей партии! И так ясно, что ты враг советской власти.
Сказал он эти слова и посмотрел в угол кабинета. Там сидел представитель от КГБ. Он молчал и неотрывно смотрел на Евгения. И за всё время он обронил одну фразу:
- Весь в отца. Молодой ещё. Посмотрим. Решим, что делать с ними…
- Нам бунтари не нужны в нашем дружном коллективе, - сказала одна из конторских дам.
- Вы называете этот осиный рой дружным коллективом? – спросил Евгений.
- Он нас всех оскорбляет! Надо с ним разобраться, - сказала бухгалтерша и тоже посмотрела в угол кабинета.
- Успокойтесь, - встал директор и прихлопнул по столу. – Ему достаточно выговора. Я ему устрою поступление. В институте преподаватели вздрогнут, - И он глубоко затянулся дымом от сигареты, оглядел всех неопохмельными глазами, с хрустом почесал затылок и продолжил: - Выговор. Там кому нужно, пусть разбираются. Газету выставить в редакции. Пусть приходят люди и любуются, каков этот Стрелов – гусь.
Все, в том числе и рабочие проголосовали за выговор. А ведь за углом поздравляли его за смелый поступок, даже подначивали против партии. Евгений всё мне рассказал. Да и стенгазету я прочитал. Её выставили в редакции на видное место. Идите люди, читайте и любуйтесь. В райкоме партии «сверкали молнии, и гремел гром».
- Отца и сына пора отправить на север, чтобы они поработали на лесоповале на зоне на несколько лет! Упечь, мерзавцев, чтобы и другим не было повадно!
Я сказал Евгению:
- Ты на рабочих не обижайся. Их такими сделали, трусливыми и продажными. Все это сделали наши идеологи. Ты мне поверь. Если ничего не изменится, то наш народ выродится. Его учат не думать о постороннем, и всему поддакивать. Мне жаль этот народ.
- Папа, но это страшно…
- Знаю. Страшно. А куда денешься? Таков наш народ. Что-то изменится в нашей стране, и народ начнет меняться. Скорее бы наступило такое время.
Директор типографии написал Евгению характеристику. Он в ней указал, что Евгений не знает теорию марксизма-ленинизма, характера непослушного, бунтарского. Что-то ещё такое написал, что Евгения бы не приняли в институт, например, по журналистике, но он поехал в Москву и поступил в Литературный институт имени Горького. При поступлении там все удивились такой характеристике. Один старый профессор спросил:
- За свою долгую жизнь впервые читаю подобное. У него как со здоровьем?
- У них у всех со здоровьем плохо, - ответил Евгений.
Пришлось ему рассказывать про то, как он написал передовицу в стенную газету. И всем было весело.
А ещё спросили:
- Наверное, этот директор типографии, не работал ли в райкоме партии? Уж больно несет оттуда. Стиль знакомый.
- Он был инструктором райкома партии. Вылавливал опоздавших на работу, и был борцом против распития чая на рабочем месте.
Экзамен Евгений сдал на «отлично». Отрицательная характеристика помогла.
В нашем городе началось вот такое чудо. Директор типографии сильно расстроился и на целую неделю ударился в пьянку. Недовольны были и некоторые учителя. Преподаватель русского языка и литературы явно выразилась:
- Как можно было его принять?! У нас есть отличники. Они должны учиться в этом институте! А этого двоечника зачем? Как он смог? И как они посмели принять его?
Ещё до поступления, классный руководитель говорила мне:
- После школы Евгению надо идти слесарем работать. На учебу он негоден. У нас есть хорошие ученики. Я даже удивляюсь, как посмели его какие-то там рассказы печатать в областной газете и в журнале? Надо было бы нас спросить, что это за ученик. Читает книги не по школе, а какие-то непонятные, какие тайно приходят отцу. У нас нельзя читать запрещенную литературу. А он что делает? Нехорошо. Надо обратиться в институт…
Одна учительница внесла предложение.
- Этому молодому человеку надо испортить поступление. Как? Уже поступил? Как он посмел? Надо написать письмо в институт, что он учился плохо. Спорил с учителями. Отказался учить уроки по политэкономии, по строительству социализма в нашей стране и перехода к коммунизму. И как он посмел писать рассказы! Надо было ещё в школе запретить марать бумагу! И надо им подсказать, чтобы ему запретили писать…
Сидел я на даче и думал кое о чем. Всё пронизано ложью и лукавством. Кто в нас всё это поместил? Все эти отрицания спрятаны внутри человека. И тогда хочется выть, рвать на себе волосы и плакать. Хочется куда-нибудь бежать, спрятаться и не показываться, или сидеть в подполье, как мой отец, а можно и в зимовье. Сидеть и не высовываться. Что я и стал делать в последнее время. Скрывался на даче. Здесь хорошо зимой. В околотке ночую один. Улица пуста. Все занесено снегом, нет следов. Иногда выскакиваю из своего «зимовья» и начинаю выступать. Не хватало терпения долго сидеть. И лыжи не помогали, на которых уходил в тайгу.
Такое было ощущение, будто над нашей планетой летал сам сатана. Темная сила опутала всю нашу Землю. Темная сила кромсала души людей. Видимо, темная сила, иногда проявляет себя особенно сильно в определенные годы.
К власти опять рвутся руководители-коммунисты, выдвигали себя и своих в депутаты в нашу столицу, область и в район. Стали поговаривать, а не вернуться ли к капитализму. Я уверен, что и при нем придут к власти руководители-коммунисты, идеологи.
Вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Неужели мои отправители появятся здесь? Все может быть. Оглянулся и посмотрел в окно. Никого. Выскочил на улицу. Следов не было. Но взгляд-то чувствовал! Поглядел на звездное небо, на полную луну и подумал. Вдруг опять они? Вошел в дом. Включил свет. Всё веселее.
Давно заметил, что человек чувствует на себе чей-то взгляд, даже если и нет вокруг людей. Становится от этого немного жутковато. Я, например, догадался, что это за взгляд. А если человек ничего этого не знает? Страшно. Человек скоро про все забывает. Пытался даже с некоторыми людьми побеседовать на эту тему. И вот какие были ответы.
- Не бери в голову. Всё это чепуха! Сам я тогда был виноват. Страху на себя нагнал…
Другой так ответил:
- Что я должен об этом думать? Мне надо сейчас думать, как купить комбикорм для свиней, и кур… Мало ли что мне показалось! Я уж об этом забыл. Ты взял и напомнил. Зачем?
Мой сосед по даче ответил:
- Ничего нет, кроме человека. Это наша психика. Она в тот раз сработала.
Геннадий Кочев так сказал:
- Я в это не верю. Это дело дохлое.
Ещё один мой знакомый так выразился:
- Мужики пришли, а я бегаю, и водку ищу. День рождения, а водяры нет. Вот о чем я сейчас думаю. А ты мне чего- то там напомнил.
Один слесарь-сантехник так сказал:
- Тово…однако, было…Навроде было. Меня оно не колышит…
Трудно разговаривать с людьми на эту тему. Засмеют. Мне надо бы над ними смеяться. Мало думать о свиньях и комбикорме, надо и о чем-то и постороннем. Не желают думать. Лень.
Если бы узнали, что я увлекся христианством, буддизмом, исламом – пропал бы. Захохотали бы меня. Если бы разнюхали, что увлекся хиромантией, экстрасенсами, пришельцами из космоса, и если бы ещё узнали, что я верю в Бога, если мечтал о постройке в городе православной церкви, совсем бы пропал от насмешек. Так как я всё делал не так, как все. У нас такие люди всех настораживают. Вот если бы я был политинформатором, лектором, дружинником, а если бы я записался на курсы кройки и шитья, если бы я вошел в какую-нибудь комиссию, стал бы членом народного контроля, такое бы сошло. Всё это наше, родное, милое сердцу поручение. Такое привычно, железно, отлаженное годами, десятилетиями. А то, что я делал и чем занимался, попахивало чёрт знает чем. Никому не пришло в голову, что мне скучно жить, как живут все. Мне не надо как все. Да и кому выложить свою истосковавшуюся душу? Кому пожалуешься? Одинокий я в нашем городе. Ищу одиночества и спасение в вере в Бога, и во что-то космическое. Мне хочется уйти в другой мир от серости жизни и от одиночества. И там, в другом мире, чувствовал себя тем, кем бы мне хотелось быть. Хочу быть свободным. Мне не нужен социализм, капитализм, монархизм. Ничего мне этого не надо. Я просто хочу остаться думающим человеком.
Да, братцы, провинция штука злая. В большом городе хоть можно затеряться, а у нас? Можно только в тайге, в зимовье, или на даче.
Как-то я зашел в редакцию. Там встретили меня: Октябрина Правдина и Елена Лямурова.
- Юра, ты подумал о судьбе Лямуровой? – спросила Правдина. – Ты настоящий эгоист.
- Опять о ней надо думать? – спросил я. – И в чем нужна моя помощь?
- Если вернется интересное время, и тогда спросят у Елены, что кто вам давал рекомендацию в партию? Ты знаешь, что с ней будет? А ваш Стрелов есть враг народа и партии. Разве можно так относиться к своим товарищам? Ты предал своих товарищей по партии и предал саму партию.
- Но я никого не предавал. Просто вышел из партии. А вы обо мне подумали? Прежде всего, меня спросят. Елена никакого отношения не имеет ко мне. Многим давал рекомендации. Ну и что? Они сами скоро побегут из этой партии, в том числе и вы.
Что и произойдет через три года. В конце 1991 года Лямурова уйдет из партии. Вот она-то и есть настоящий предатель своей любимой партии.
Концерт продолжался.
- Ты, Юра, предал партию, - сообщила Правдина. – Как ты мог? Ты постоянно шутишь.
- Все шутят. Мне нельзя и пошутить? – спросил я. Потом ответил: - Я давал рекомендации только шутникам.
- Как так можно было?!
- Почему никто не задаст вопрос главным шутникам из райкома партии? Все они шутники. Простые люди никому из них не верят. И почему мне нельзя шутить?
Тут выступила Елена Лямурова.
- Вы бы, Юрий Иннокентьевич, сидели бы в своей норке и помалкивали. Вы есть пенсионер. Хватит с вас. Идите на дачу и не высовывайте носа. Не мешайте людям.
И я пошел на дачу, чтобы не мешать шутникам от партии шутить и врать народу.
ЕГОРКА
Вышел из дачи. Звездная ночь при полной луне. Так было тихо, словно вымер весь мир, и только остался один космос. Всё больше чувствовал в себе потребность к нему. Тянулся, и пытался постичь его бесконечность. И что я в этой бесконечности? Каждый из нас – есть его частица, а значит, ему мы ему нужны, потому что его дети. Мы вышли из него когда-то, и уйдем туда же. Таков уж закон.
И тут увидел просвет. Его можно увидеть, если хорошо приглядеться. Если я его ждал, то, конечно, должен был увидеть и понять что это. От него что-то отделилось. Фигура человека. На снегу от него тень не отражалась. Не было следов.
- Услышал твой призыв. Тебе плохо, - услышал голос Керса. – Хочу помочь тебе. Надо бы тебе жить проще, беззаботнее. Или вид создавай озабоченного человека, как это делают многие. Хмурься, сделайся на вид деловым человеком. Станешь, как все. Таких людей миллионы. Особенно хмурятся райкомовские и обкомовские товарищи.
- Я и так играю.
- Разве твоя игра стоит игры твоих героев? Они играют на серьезе. Они тебе не простят. Если ты играешь только с ними, то они играют не только с народом, но и с самим собой. Недавно мы взяли в наш мир, навсегда, хорошего игруна. Из вашего города.
- Он у нас умер?
- Да.
- Где он?
- Ты подумал, что он на том свете. Ну и выражение у вас! Это ваш мир – настоящий тот свет. А теперь, прошу…
Я вошел в проем и меня понесло. Такое было ощущение, будто я ехал в поезде через тоннель, или в метро. Только здесь тихо. По бокам тоннеля, если так можно назвать то, в чем я летел, горели огни. Где-то далеко, далеко расслышал голоса. Ещё заметил, что полеты от окна другие, непохожие на эти. Там, в меня будто всасывалась безмерная радость, всё тело ощущало блаженство. А вот с этими можно и Гнатона встретить. Куда теперь я? В какой век? И тут отчетливо услышал голоса.
- В обстановке духовного подъема…
- Есть мнение, товарищи, понимаешь, в почетный президиум избрать в полном составе наше правительство и членов ЦК КПСС…
- И опираясь на гранитный фундамент…
- Все как один на коммунистический субботник…
- Задаю себе вопрос и отвечаю на него…
- Там, где партия – там успех, там победа…
- Пятимильными шагами наш народ идет к светлому будущему…
- Сплотившись вокруг родной партии, наш народ…
- К чёрту всё это! – закричал я. – Надоели они мне хуже горькой редьки!
- Вот это правильно, - услышал голос Керса. – Молодец! Отлично сказано! И все эти создатели этих лозунгов на приеме у самого.
- Почему я тебя не вижу?
- Успеешь. Попросил Люца встретить тебя.
- Где я нахожусь?
- В новом путешествии…
- У меня много грехов?
- Есть. Всё это потом. Грехами твоими, есть, кому заняться. И ответ держать будешь.
- Не люблю в кошки-мышки играть! Покажись!
- Какой нетерпеливый! Мы тебя просвечиваем.
- Через рентген?
Он засмеялся.
- У нас такой штуки нет. Рентгеном душу не просветишь и ваш мозг тоже. И ничего не узнать. Тут у нас есть сложнее штука.
- Куда я сейчас?
- Какой любопытный. Ты сейчас в таком состоянии, что мы решили тебе пойти навстречу. Помочь тебе оторваться от ваших будней.
- Согласен. Мне плохо. У вас тоже идет борьба за человеческую душу.
- Ты много чего не знаешь, много чего не ведаешь. Поехали.
Я стоял на берегу реки. Удивительно чистая вода. Недалеко березовый лесок. Дальше сосновый бор. К самому берегу кустарник. Песчаная полоса тянулась до излучины и ширина полосы около трех метров. Нет домов. Нет и людей. Только слышно пение птиц. Куда меня забросили? В какой век? В какую страну? И в кого я вселился?
Посмотрел в воду. Волнистые волосы. Смуглый. Волосы падали на широкий лоб. Наверное, мне тут лет двадцать пять. Сапоги. Штаны, заправленные в них, алый кушак, косоворотка, куртка…
Пошел к излучине. Чистый воздух. Он пропитан травами, лесом и водой. Радость заполонила меня, и захотелось петь.
За излучиной увидел деревянные дома, и даже были каменные. Несколько мальчишек гоняли тряпичный мяч. Подошел к ним и спросил:
- Шпана, я иду издалека. Какая это деревня?
- Это не деревня, а город Свирск.
- Значит, недалеко село Макарьево. Ангара. Спасибо, ребятки.
- Там твои родичи цыгане ходят и мухлюют.
- Ну, и пусть ходят. Я сам по себе. Надо бы вам, ребятки, в школу идти, а вы лынды бьете…
- Тю-ю…Мы вон с Витькой уж давно кончили учиться. В третий перешли.
Неожиданно ляпнул:
- На фронт еду. К родственникам надо. Мы этим немцам дадим под Москвой…
Сказал и осекся. Конечно, шла война с Германией. Но какой год?
Пацаны насторожились. Один из них тихо сказал:
- А чо это под Москвой-то? Ты думаешь, они до Москвы допрут? Рехнулся?
- Самолеты разве не могут долететь до Москвы? Мы их собьем!
- Ты летчик? Чо врешь-то!
- Учусь на летчика- налетчика.
И я пошел. В этих местах я не был с детства. Значит, на улице был июль 1941 года. Зачем меня сюда забросили? С какой целью? Где я был в это время? Был я в селе Макарьево. В то лето мы из Бодайбо приехали в это село.
Вот и базар. Шел среди народа. Чего тут только не было. Даже гнутые гвозди продавали. Шел к тому месту, где стояли лошади. Меня всегда манило к лошадям.
Тут увидел отца. Сразу узнал. Он собирался уезжать. Затянул супонь на хомуте лошади, погладил её по морде, разобрал вожжи на телеге. На ней сидел черноглазый мальчишка лет десяти, конечно, это был …я. Отец сел на телегу. Я подошел.
- Слушайте… Вы случайно не до Макарьево? Мне бы туда…
- До Макарьево. Садись. Поехали. Чей будешь-то?
- Максимов я.
- Максимов? Откуда? Мои родственники есть Максимовы.
- Ленский я. Из-под Якутска.
- Частенько я там бывал. Ну, садись.
Сел между отцом и собой. Кто же из нас в реальности? Вот я. Мыслю. Значит, я реальный. А отец? Он помнил Якутск. Тоже реальный. А этот мальчишка? Я хотел спрыгнуть с телеги, но неведомая сила удержала меня. Всё вокруг меня материально. Чувствовал всё.
- К кому в Макарьвой-то? – спросил отец.
- Перед уходом на фронт…у меня друг был по Игарке. Вместе с ним баланы катали. Потом, вместе. Об этом не надо. Ушли в тундру… Потом в Якутию. И в Бодайбо.
- В Бодайбо? Сколь раз там бывал.
- Я на Алдан махнул, а он в Бодайбо. Там остался до войны.
- Многих там знавал.
- Васька Стрелов, - бухнул для себя неожиданно.
- Тпррру! – закричал отец. – Тпррру, каналья! - и он с силой потянул на себя вожжи. Конь остановился, а отец резко развернулся ко мне. – Ты чо?! Васька Стрелов?! Дык, это мой сынишка! Ты его друг?! Едем ко мне! Ну, здравствуй!
Он протянул мне руку, и я быстро протянул свою. Вот рука отца. Он реальный.
Вскоре мы подъехали к нашему домику. Вспомнил. В том году, в начале лета мы купили домик на улице Вокзальной под номером 50.
Конечно, не узнал домика, улицы и, людей идущих по улице. Многих давно нет, и даже косточки от них истлели. А они вот. Идут и здороваются с отцом.
Из калитки вышла мама. Какая же она была красивая! Смолистые волосы, заплетенные в одну косу, большие глаза под цвет весеннего неба на смуглом лице. Выбежали мои сестры – Галя и Лиля. Какие они крохотные! В наше время у них есть внуки. Здесь они ещё в школу не ходили. В доме, в зыбке должен лежать брат Леня.
- Продал, - спрыгнул с телеги отец, а мама в это время начала открывать ворота. А ведь такой случай был. Приезжал кто-то к братишке. Помню, что был и уехал на фронт. Так он говорил. Может, это был я? Но ведь вот он я! Тут запутаешься…
Тоже спрыгнул с телеги. Вошел во двор. Стайка для свиней. В стойле стояла корова. Навес для лошади. Огород…
- Мать, сгоноши что-нибудь на стол. Это друг Васькин. На фронт едет…
Мать ойкнула и забегала по двору, а потом забежала в дом. Сестры глазели на меня. Себя я узнал. Таким и был. Никогда не проявлял на людях бурной радости. Все было во мне глубоко скрытое. С детства таил в себе радости и невзгоды, а если уж когда и плакал, то где-нибудь наедине. Когда не стало отца, то мама сказала:
- Какой же ты. Хоть бы слезу уронил. Настоящий укыр.
Я помнил тот день. Ушел на берег реки Лена, и вдоволь наплакался. Внешнее безразличие ко всему осталось на моем лице на всю жизнь. Но только не в душе. Возможно, из-за этого на моем лбу и переносице ещё в юности появились две глубокие морщины.
- Проходите, – пригласила мама, - как звать-то?
- Юрий.
- Нашего сына тоже так зовут. Поздоровайся хоть с человеком! Он у нас настоящий укыр. Молчун. Может сам с собой играть.
- Здравствуйте, - едва услышал голос маленького Юры.
- Здорово, тезка! – нарочито громко сказал я и протянул ему руку. Он склонил голову, и, нахмурившись, медленно подошел ко мне. Взял его руку. Реальный. Даже потряс его руку, и я засмеялся. Сам с собой поздоровался.
- Он у нас такой…Мечтатель. Сам себя может забыть.
Мама загремела посудой. Вошли в дом. Брат Леня лежал в зыбке. Сестры остались во дворе.
Тут я услышал мальчишеский голос.
- Юрка, выходи! Будем играть в прятушки. Выходи!
Конечно, это кричал Иван Бельчиков.
Отец разлил водку по стаканам. Выпили.
Потом вышли во двор.
- Мне надо идти. Пора. Надо успеть на поезд.
- Поезд вечером пойдет, - сообщила мама.
- Мне нельзя опаздывать. Машина будет идти со Свирска до Черемхово. Я договорился с шофером…Мне надо идти…
И тут я поманил Юру.
- Хочу, чтобы он меня проводил до перекрестка. Там у лысой горы буду ждать машину.
Юра согласился проводить меня. За нами увязались Ванька Бельчиков и Витька Лихолетов.
Мы прошли овраг, на дне которого протекал ручей. В жаркую погоду он пересыхал. Зато весной или в дожди он превращался в бурную речку. И мы любили туда и обратно переходить этот поток. Бывало и, падали и было нам всегда весело. А ещё весной здесь тучами собирались бабочки-капустницы. Словно только что выпал снег. Моя бабушка, чистокровная цыганка, говорила, что там, где водятся всех видов бабочки, воздух там самый чистый и здоровый. Такого скопища бабочек нигде не видел.
Неведомая сила заставляла меня идти на край села. Мы подошли к старому и заброшенному дедовскому дому. Он был построен моими предками ещё в начале прошлого века, как говорили при царе Николае первом! Мой дед, немного здесь жил, а потом построил свой дом, поближе к Ангаре. Здесь же сажали картошку и ещё что-то из овощей. Окна дома заколочены, на двери две доски крестом.
Мы подошли к дому, и остановились.
- Интересно было бы побывать в этом доме? – сказал я. – Как ты думаешь, Юра?
- Ноччю здеся страшно быват, - ответил Иван Бельчиков. Толя Лихолетов только головой кивнул. Юра смотрел на окна.
Возможно, этот дом бросили из-за того, что по рассказам бабушки здесь происходили разные истории. Неожиданно завоет труба, то вдруг на чердаке кто-то застучит, под полом кто-то застонет и заплачет, и даже были слышны голоса. Однажды, когда дед ещё был молодым, в подполье кто-то оттрепал его за бороду. Потом лазили туда для проверки, но никто не показывался. И над дедом все смеялись, особенно его отец, мой прадед. Смелый это был человек. Контрабандист со стажем. Как-то он выпил хорошо, и поспорил с мужиками. Стукнул могучим кулаком по столу.
- Не хватало мне, в собственном доме, разной подпольной сволочи бояться! Помнишь, Гринька, нас хунхузы в Манжурии окружили. Троих я тада уложил. Вот этой рукой. А, помнишь, Паха, как мы с Акатуя уходили до Байкала? Я боялся? На Аляску ходили, на золотые прииска ходили. Я имя покажу, кто таков Егор Стрелов!
С этими словами он полез в подполье. Гости подзадоривали прадеда. Через какое-то время раздался звук громкой пощечины и крик.
- Отпусти бороду! Ну я тя покажу! Где ты? Чо прячешься? Отпусти бороду, каналья!
Потом он так закричал, что у гостей по спинам холодок пошел. Через мгновение прадед выскочил из подполья, словно кто его оттуда вытолкнул.
- Там, там, - лепетал дед, - там я видел скелет человека. Он вцепился в мою бороду. Там я такое увидел…Лучше я помолчу…
После того вечера он долго болел. Отмалчивался. Потом начал строить новый дом. Один дом у него был в деревне Стрелова под Черемхово. Перед смертью совсем переехал в свою родную деревню Стрелову, там его и похоронили. В Макарьево так и стоит этот дом и никто в нем не живет.
Вот и стоит древний дом на отшибе села, и порой, мы, мальчишки, иногда забегали во двор и прятались на чердаке. И то, не каждый мальчишка залазил на этот чердак. Я часто там бывал. Меня будто кто манил туда. Надо признать, что все мальчишки на дедовский огород не делали набеги, чтобы что-нибудь сорвать. Мы огородную мелочь рвали на других огородах. За это нам часто попадало от взрослых.
Я рванул доску, и она легко оторвалась. Дверь тоже легко открылась, но со скрипом. Солнечные лучи лежали на пыльном полу из широких плах. Было такое ощущение, что кто-то здесь был, и даже сейчас есть. Он наблюдал за мной.
- Я здесь, - услышал в себе голос. Я не испугался. Привык.
- Ты Керс?
- Он. Шпану зачем привел? Кто тебя просил?
- Пробьешься. Захотел и привел. Их знал с детства. Ну, а Юрка…
- Знаю. Тогда я тебя отправлю в твое время.
- Даже ноги затряслись. Отправляй.
- Ладно. Пусть остаются.
- Куда меня?
Надо сказать, что мальчишки не слышали наши голоса. Я разговаривал с Керсом мысленно.
- Ради одного дела. Тебе все равно, лишь путешествовать и быть подальше от реальной жизни, которая тебя достала.
- Мы домой пойдем, - неожиданно сказал Ванька Бельчиков. – Меня мамка будет искать…
- И я пойду, - поддержал друга Толя Лихолетов.
- Ты мне нужен, - задержал я Юру. Его друзья убежали.
- Юра, ты хорошо помнишь свое прошлое?
- Помню. А чо надо?
- Ты хочешь знать, кто я?
- Знаю. Ты Васин друг.
- Если бы все было не так? Если я его родной брат?
- Как это? Я – брат. Ты – друг.
- Слушай и не перебивай. Я знаю, что ты любишь все необычное. Что-нибудь было у тебя необычное?
- Сон видел, - прошептал он.
- Расскажи подробнее…
- Вчера видел сон. Будто я стал взрослым. Смотрел это самое…кино…
- В кресле сидел?
- Ага. Про войнушку казали. Вот про эту войнушку. А кино было в коробке…Чудная коробка…
- Ты был в будущем. Вот это я и хотел тебя спросить.
- Как?!
- В будущем ты будешь смотреть эти фильмы. Послушай. Ты не поверишь. Ты, это я, а я, это ты. Вот он я, но это ты в будущем…
Он смотрел на меня расширенными глазами, и в них было удивление и страх.
- Я ничем тебе не могу доказать, что хочешь я поведаю тебе о твоих метках на теле и потаенных мыслях. Тогда поверишь…
Стал тыкать пальцем в его отметины и их возникновение. Начал рассказывать и о его потаенных мыслях маленького Юры. Он прервал меня.
- Не надо. Я поверил. Как это всё?
- Не знаю. Ничего не знаю. Но постоянно иду к разгадке. Я должен где-то побывать. Сейчас меня пошлют. Я просто исчезну из твоего зрения. Потом появлюсь. Но ты не бойся. Я же вот не боюсь. Разум мой. И твой тоже. Ты меня подожди…
- Подожду. Обязательно подожду.
Юра сел на крылечко, а я вошел в дом. За мной закрылась дверь. И тут же сама поднялась крышка на подполье. По лесенке стал спускаться. Страха не было. Вот и дно подполья. Передо мной появился коридор. Непонятный свет исходил от стен, потолка и даже пола. Свет тусклый и я едва различал дорогу. Передо мной конец коридора. Дверь в стене. Немного приоткрыл её, и в глаза ударил яркий свет. Зажмурился. Когда глаза привыкли к свету, открыл их полностью. Большой зал, и в нем никого. Открыл ещё одну дверь из зала и вошел в другой. Но заметил, как та дверь, которую я открыл из коридора и большой зал – исчезли. Как в сказке! Так вот, когда я вошел в другой зал, то увидел чудо! Огромные окна, на стенах картины, а на них нарисованы сражения, портреты воинов и каких-то людей в богатых и старинных одеждах.
На одной из стен – оружие: Арбалеты, сабли, шпаги. Возможно, это музей. А вот и зеркало. Я здесь такой же, какой предстал перед родителями. Это был не я. Тогда кто этот молодой человек?
За дверью слышались голоса. Перед тем, как раскрыть дверь почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Оглянулся. Друг перед другом стояли – Дюрд и Керс. Они о чем-то «разговаривали».
Они посмотрели на меня. Керс помахал рукой, как бы прощаясь, и тут же исчез. Дюрд немного помолчал и ответил:
- Тебе надо войти в другой зал. Интересные события ожидают тебя. В доме твоих предков больше не будет нечистой силы. Мы изгнали их…
- Керса что ли?
- Нет. Он тут не виноват. Наоборот. Изгнали, и всё тут…Дом был поставлен на неудобном месте. Давно это было. На этом месте были убиты и закопаны два бандита, два великих грешника. Вот их духи и витали в тех краях, а жили они в том подполье. Трудно было их изгнать…Порой сгустки энергии от некоторых умерших, особенно великих грешников собираются в таких местах, а чаще на кладбищах. Надо как можно реже посещать кладбища, где много отрицательной энергии. Она может вызвать у человека разные болезни, как физические, так и психологические. Отрицательные заряды могут вызвать головные боли перебои в сердце.
Он исчез. Я открыл высокую дверь и вошел в зал. Здесь были люди. Кто они? Разбойники? Пираты? А может, артисты?..
Огромный стол завален закусками, бутылками. Здесь кутили. Среди мужчин бродили и сидели женщины в длинных, старинных платьях. На меня никто не обратил внимания. Видимо, я здесь свой. Лишь один посмотрел на меня со злобой. Я прошел мимо веселой компании. Один из мужиков перегородил мне путь. В одной руке он держал кубок, а другой обнимал крестьянку в сарафане.
- Пошто, Егорка, не веселишься?
Значит, здесь я - Егорка. Россия.
- Приболел немножко.
Я подошел к столу. Одна из крестьянок быстро подала мне кубок. Понюхал. Вино. Немного выпил. Вино горькое, противное, и повеяло от него полынью.
Один из мужиков подошел ко мне. Он хлопнул меня по плечу.
- Садись, Егорка, веселиться будем. Вот так наши бары живут. И мы хоть немножко повеселимся. Садись. Выпей тминной и все хвори пройдут.
Угадал. Это разбойники.
Мы сели. Интересно, кто я здесь?
- Ты это зря вчерась защитил барина и барыню. Зря. Кулачищем меня. Бар защищал. Ты пошто Митьке не дал зарубить бар? Вот. Митька и злится на тебя. Вон на тебя сычом зыркат. Пошто ты так?
- Разве можно безоружных? – ответил я.
- Ну и чо? Они баре! Всех их под корень рубить надо!
- Даже женщин и детей?
- Всех вешать и рубить! Митька, а ты пошто молчишь? Он тебя оскорбил. Они с Егоркой много на себя взяли!
Егорка? Ещё один Егорка? Кто он? Кто эти люди?
- Я иво чичас, - сказал Митька, который зло смотрел на меня и вылез из стола. В одной руке у него был нож, в другой шпага. Наверное, со стены взял. Один из разбойников бросил мне шпагу. Я поймал её.
Митька сразу же стал ею махать. Зря он так. Это не сабля. Шпагой так не машут. Митька выше меня ростом, широкоплечий, заросший рыжими волосами. Молодой. Этот может убить. Я отступал, но следил за его беспорядочным движением. Я опустил свою шпагу сверху, и чуть вправо с подкруткой. Шпага вылетела из рук бандита. Он свой нож метнул в меня, но я увернулся.
- Хватит! – кто-то резко крикнул. Я не оглядывался. Митька на все способный. Обладатель зычного голоса повторил:
- Хватит! Всё балуетесь? Не нагулялись? Когда, Елистрат, выступать зачнете? Людей уводить надо! Солдаты на подходе! Егорка…
- Плевать мне на твово Егорку! - крикнул тот, что угощал меня вином, и который, натравил на меня Митьку. Голос у него звонкий, надрывный. – Я здеся атаман. Некава здеся мне отдавать приказы!
Тут возмутился Митька. Он потерял ко мне интерес.
- Ты чо, Елистрат? Погуляли и будя. Надо выступать. И чо ты здеся изобразил себя атаманом? Егорка у нас за атамана. Да если бы не Егорка Стрела, нас бы давно повязали.
- А ты помолчи, Митька Гуща, Егорка давно сбег. Всех он нас бросил. И не слушайте Ваську Кистеня. Врет он всё!
Васька Кистень стоял у дверей. Он сбросил шапчонку и перекрестился. Они все подстрижены под горшок. В те, далекие времена так стриглись.
- Православные, вот те крест! Повяжут вас. Армия царицки на подходе. Каво в кандалы, каво на плаху, а каво в Сибирь.
- А Егорке Стреле некаво боятца. У нево все родные в Сибири. Он туда сбег…
Васька Кистень махнул рукой и вышел.
Митька Гуща подбежал к Елистрату.
- Побойся Бога! Четыре года водит нас Егорка Стрела по Руси. Четыре года! Скольким барам петухов пускали! И на татар ходили, и с турками воевали. С головой мужик. У многих семьи в походах появились. Пора и к месту прибыть. Он знает куда идти.
- Царицка приготовит место на плахе или у Демида на Урале, - сказал один из казаков. Я понял, что это не разбойники, а казаки…
- Мы, люди вольные! – крикнул другой казак. – Мы вольные казаки и не нам руду добывать! Подадимся на юг. Этот Потемкин, чёрт одноглазый, всех принимает под свою руку, и ни каво не выдаст царицке…
- Дык, это и хочет Егорка! – крикнул Митька Гуща. – На Херсон всех ведет. Там и осядем. Строить будем…
- Чего он не встал, где закладыватца городище Екатеринослав? А потянуло на Херсон? – спросил крикливый казак.
- Егоркины гонцы доложили – лучче идти ближе к морю. Хотели к запорожским казакам, да тех чой-та стали беспокоить царицкины люди. Життя имя не дают. Мы на юг. Если начнут прижимать, то Егорка сказал, подадимся в Сибирь. Там такие просторы и землицы навалом.
- Ну и надо было бы в Сибирь двигать.
- В кандалах! – засмеялся Елистрат.
- Вот таки, как ты, и сгубили нашего атамана, батюшку Емельяна Ивановича… Царицке сдали проклятущие изменники…
Елистрат бросил кубок с вином, оттолкнул бабенку и сгреб Митьку за горло.
- Я?! Да я до последнего с Егоркой Стрелой с продажными казаками рубились. Потом мы с Егоркой по тылам армии царицки шастали..И кровушки пустили им отменно. А где ты был?
Митька Гуща тоже ухватил Елистрата за воротник.
- Я с Пугачом был. Рубился…Меня тоже порубали…Я в камыши уполз. Еле выжил. Потом к Егорке попал. Ты, Елистрат, стал настоящим разбойником…
- А ты, Митька, не разбойник? Чего ты набросился на Егорку Белоборода, када он тебе не дал бояр порубать?
Так они могут прикончить друг друга. Надо разнимать. Два казака уже приблизились к ним. Растащили.
- Хватит, казаки! – крикнул я. – Васька Кистень был прав. Надо уходить! Солдаты никого не пожалеют!
- Сравнял! – продолжал кричать Митька Гуща. – Этот барин заставлял крестьян пороть. Недавно двоих крепостных до смерти забили. А барыня девку в петлю загнала! Это не бары, а звери! Вот я и хотел, но детей я никогда не трогал!
- Молчать! – закричал я. – Оба хороши! Кто со мной к Егорке – на выход! Пусть эти двое тут остаются! Нам надо уходить!
Я быстро пошел к выходу. За мной потянулись казаки. Мы вышли во двор. Здесь было много повозок. На них сидели женщины, дети, старики. Люди ждут, а они пируют! Я оглянулся. На крыльцо вышли – Елистрат и Митька Гуща.
Казаки быстро расходились по повозкам. Елистрат и Митька тоже пошли. Потом Елистрат вернулся и сказал:
- У нас с Митькой нет семьи, как и у тебя. Мы – вольняки.
- Слушай, Елистрат, столько женщин и детей. Где у них мужики?
- Будто не знаешь! Совсем тебе память отшибло. Казаков всех порубали, повесили. Крепостных отправили на Урал, к Демиду.
- Этот разбой вы учинили? – спросил я.
- Бес попутал. Шибко захотелось гнездо это по старой памяти разворочить. Да. Согласен. Надо уходить.
- Егорка! Белаборода! - крикнул от одной повозки. – Твой Пеструн ждет тебя!
Обоз тронулся. У одной из повозок оказался и мой конь, белой окраски с черными кругами по бокам. Вскочил в седло. Но почему Пеструн? Он же не пестрый.
Долго ехали. Степь. Впереди виднелась темная полоса леса. От этого леса мы увидели столб пыли. Что это было? Я подъехал к Елистрату. Тут же был и Митька Гуща.
- Что это? – спросил я.
- Нам тоже хотелось бы знать, - ответил Митька.
- Подозрительно, - ответил Елистрат. – Мы скажем, что едем на переселение на юг, осваивать новые земли.
Кто-то крикнул:
- Стрела появился. Атаман Стрела на своем вороном!
- А он что без обоза? – спросил я.
- Да ты чо? Тебе здорово память отшибло, када тебя ударил барин по голове. Надо было его зарубить, а ты полез защищать иво. У Егорки жинка - красавица, одно загляденне…
- Почему врозь? – спросил я.
- Он дозор возглавил сам, - ответил Елистрат.
- Мы вместе сила! От каво хошь можем отбитца, - сказал Митька. – А этот злыдень Елистрат решил сам захотел быть атаманом…
- Помолчал бы ты уж! Чо тада давича пошел за мной?
- Не ведаю, чо случилось. Пошел и все.
- Ну и молчи. Тоже хорош гусь…
- Хватит ругаться, - прервал их спор. – Оба хороши.
- Они завсегда ругаются, - подъехал к нам казак. Мы поскакали навстречу Егорке и его маленькому отряду. Любопытно. У них фамилия такие или клички? Может, моя фамилия Белобородов? Надо потом узнать.
Вот и отряд. В нем было человек пятьдесят. Лихие всадники. На вороном коне сидел казак лет тридцати. Красная рубашка, кожаная безрукавка, широкий и тоже красный кушак, широченные штаны, заправленные в запыленные сапоги с длинными голенищами. На голове черная круглая шапка. Стройный этот Егорка Стрела. Короткая, черная бородка и лихие усы на узком и спортивном лице и эти глаза. Большие и немного раскосые прямо и жестко смотрели на нас. Странно. Весь черный, а глаза синие. Черные, хмурые брови резко подчеркивали их удивительную синеву. На широком лбу и переносице пробивались поперечные морщинки. Что-то удивительно знакомое промелькнуло в этом лице. Двести лет разделяло нас.
- Не останавливайтесь! - зычно крикнул он. Конь нетерпеливо ступал тонкими ногами. Вот это конь! А потом к нам: - Нагулялись? Ишо немного, и вам бы всем конец. О людях подумал, Елистрат? Не подумал. Все атаманить хочешь? Пора бы уняться. Людей взялись доставить до места, значит, надо доставить. Хочешь отделиться. Уходи. Людей не надо баламутить. Ты хороший казак. С Пугачом и на Казань ходили и на Челябу. Вместях и на татар и на турок ходили. Сколь земли прошли на чужбине с казаками. Пойми, Елистрат, разбой нам чичас не с руки.
Мы ехали рядом и Егорка Стрела на ходу, и кричал эти слова. А зачем же я, связался с этим Елистратом?
- Захотелось погулять, - оправдывался Елистрат. – Давно баров не били и дома их не жгли.
- Не время чичас. Четыре года после Пугача мы неуловимы. Попробуем на новом месте поселиться. Там всех принимают, и беглых, и каторжан, и нас примут. Ты решил все испортить. Гринька Сыч передал, большой отряд царицки рыскат в поисках разбойников. А вдруг на нас наскочат?
К нам подъехал паренек.
- Атаман, Гринька Сыч передал, солдаты нам на перехват идут. Вон их видать. Ваш обоз, атаман, уже на Днепре. На корабли их, и ближе к морю сплавили.
- Добре, казак, добре, Иван. Теперь надо узнать о солдатиках. Кто они? Передайте по обозу – не паниковать. Мы встретим их. Может, все мирно обойдетца…
Солдатики были и на конях, и на повозках, и пешими. Они перегородили нам путь. Несколько всадников подъехало к нам. Солдатики одеты так, как нам показывали в кино. Вот они, настоящие.
Навстречу к ним подъехал сам Егорка Стрела. Я решил ехать следом. С нами поехали – Митька Гуща, Елистрат и ещё трое казаков. Остановились друг против друга. Главный военный с большими усами, громко спросил:
- Кто и куда путь держите?
- Сопровождаем переселенцев с Волги. Голод там…
- Вы кто такие? Ни платовцы?
- Мы с северного Дона казаки, - ответил достойно Егорка. Как он прямо держался. – На Херсон едем. Под руку самого Потемкина.
- Где-то тут разбойники и воры пугача шастают. Передали, что разбой учинили на усадьбе Завойского.
- Слышали. Но мы их сразу порубим.
- Не скажи, казак. Их трудно поймать. Много их ещё рыскают. Мы уже четыре банды уничтожили. Ладно. Езжайте.
Солдатики расступились, и мы свободно проехали. Пронесло!
- Четыре банды? – спросил у атамана.
- Может, Яшки Грязнова отряд, - задумчиво ответил атаман.
- Нет, – вступил в разговор Елистрат. – Он куда-то в степь ушел. Много чичас наших бродят по Руси. Ушли и в Сибирь.
- Там много земли свободной, - ответил я.
Атаман засмеялся.
- Ну, вот и ты про Сибирь загутарил. А я думал, ты, Егорка Белобородов, в монастырь подался. Али за книжки взялся. Грехи свои отмаливать? Ты, Егорка, саблей отменно владеешь. Этакий в тебе огонь имеется. Не любой тебя на сабле возьмет. Мне с тобой иногда хочетца погутарить.
Он замолчал и сник головой. Задумался атаман. Такой факт был. Где сложат они свои головушки? Я понял, что Егорка Белобородов мой предшественник. После его смерти, и я родился. А возможно, кто-нибудь ещё был между нами?
Ночевали в степи. Мне тоже пришлось быть в дозоре. Интересно, где мы находились? В каком месте?
Я подошел к костру, где сидели – атаман, казаки Гуща, Елистрат и ещё четверо. Спросил:
- Мне сказали, что мы идем на Екатеринослав?
- Нет, Егорка. Мы передумали. Пойдем ближе к морю. На Херсон. Строится такой городок. Там руки нужны. А может, и на Карым, через татар пройдем. У моря крепость будет. Везде руки нужны.
- Дай-то, Бог, - перекрестился старый казак. – Замотались мы сопсем. Две дочки у меня на выданни. А за каво, не ведаю.
- Вот там, Еремей, и найдешь женишков для дочек, - сказал атаман. – А у тебя их восемь?
- Девять, - ответил Еремей. – Пять дочек, и четыре сына.
- Здесь рождается малая Россия. С вас и зачнется она подниматца, - ответил атаман. – Одну можешь за Митьку ондать, другу за Егорку…
Все засмеялись.
- Митьке тока саблей махать, да разбойничать на большаке, - ответил Еремей.
- Ну, дядька Еремей, - ахнул Митька.
- А Егорка навроде ничо, но быват смурной. Не хозяйственный он. Навроде он с нами, а то быват и не с нами. А мне нужны хозяйственные…
- Ну, будя, - поднялся атаман. – Отдыхать надо. Завтра к Днепру выйдем. Там нас мужики ждут, беглые, крепостные…
- Твои-то где? – спросил Елистрат.
- Они по Днепру на барках пошли.
- Хороша, уж больно хороша у тебя татарочка-то, - вздохнул Елистрат, и тоже встал.- Мне бы таку где добыть.
- У моей Екатеринушки мать русская, - ответил атаман.
Атаман пошел в степь к лошадям. Спутанные, они паслись тут же, недалеко от повозок. Я пошел за атаманом. Просто пошел и все. Полная луна освещала степь. И было видно, как два всадника объезжали лагерь.
Атаман остановился у маленького холмика. Сел. Я подошел ближе.
Он смотрел на звездное небо. Потом сказал:
- Степь начала цвести. Особливый запах у неё, када цветет…
Он сорвал какой-то цветок. Как-то особенно нежно. Что-то опять напомнило очень знакомое. Вот это движение руки. Какой-то кошмар! Этих людей давно нет, и даже могилы их стерлись с земли.
Да мало ли, что похожее. Но ведь он сорвал цветок…Ну, и что?
- У нас в Сибири есть такие места.
- А где в Сибири? – настороженно спросил я.
- Там. На реке Лене, на Ангаре. Мои прадеды пришли в те края. С первыми казаками шли осваивать неведомые земли. Много туда пошло люду за Урал, в Сибирь. Подальше от грозного царя Петра. За волей пошли. И предки мои тоже не желали быть не свободными. Они любили волю. Свободу любили.
- А как же ты, атаман, оказался здесь?
- Долгая история. Послали нас, молодых, ясак доставить на Москву. У инородцев собрали меха. Лихие были казаки. Шли мы уже через башкирцев. Два года шли. Татарва на нас напала. Разбойники лихие. А были среди них всякие. И русские были разбойники. Бились мы лихо. Все казаки мои полегли, а я бежал. Добрался до Москвы и куда нужно пришел. Меня в подвал, да пытать зачали. Меня посчитали за разбойника. В подвале оказался мужичок дошлый. Он и предложил бежать. С Москвы-то я сбег и решил податца в леса. И попал к тем разбойникам, к знакомым, что моих казаков порубали, да ограбили…
Сорвал он ещё один цветок, понюхал и стал смотреть на меня. Сказал:
-Чудной ты какой-то. Бывает, рубишься, ажно дух захватывает. Пленных можешь отпустить. Накормить их можешь. Книги разные любишь. Уходить тебе надо…на богомолье. Не для сражений ты. Книжник ты. Вот ты мне и близок.
- Ну а дальше что было, атаман?
- И по Волге ходил, по Каме. И на других реках бывал. На морях ходил. С разными народцами бились. Потом с Пугачом встретились. С Салаваткой на солдатиков ходил. Баров жгли. Потом сам Пугач меня с моими казаками в свое войско взял. Тут где-то и повстречались мы с тобой. А Елистрат с Митькой завсегда ругаютца, а в сражении спина к спине стоят друг за друга. Добрые казаки.
- Ты, атаман, наверно хорошо стреляешь из лука, что так тебя кличут?
- Каво как. От стрельцов из самой Москвы пошло это. Дед говорил, что в Москву мои предки пришли от Великого Устюга. И на Волге наши предки селились. Потом многих заковали в кандалы и отправили в Сибирь на вечное поселение. Надо было осваивать Сибирь. Надо сказать, что потом от этих московских стрельцов, которых многих отправили в Сибирь и пошло наше прозвище – Стреловы. Много их поразвилось на реке Лене и на Ангаре…Таперича это чисто сибирское прозвище…
Если бы атаман увидел моё лицо, то очень бы удивился. Я хотел ещё что-то спросить, но не смог выдавить, ни слова. Во рту пересохло. Так вот почему при встрече, я обратил внимание на его глаза, и на то, как он сорвал цветок. Это был мой легендарный предок – Егорка, или по-сибирски, Егорша, Стрела, то есть, Стрелов. Наконец-то, мы встретились. Если бы он знал, кто с ним рядом. Его дальний потомок. Но здесь я не потомок. Егорка, Егор или Георгий, и даже Юрий, Белобородов, мой родной по энергетике – Я. Это моя душа, мой энергетический блок. Один – биологический родственник, а другой – энергетический. Значит, в какие-то времена бывают такие вот совпадения с какими-нибудь родственниками по крови. Но у всех разные судьбы.
Как-то во сне несколько раз мне был дан знак – бескрайняя степь, всадники, горящие дома, кибитки, шатры. И он, Егорка Стрела, отбросив саблю, опустился на колено и сорвал цветок. Недалеко ждали люди. И возможно, среди них, был и я, Егорка Белобородов. А где борода? Пока её не видел. Возможно, и не надо видеть.
- О чем думу думаешь? – от голоса атамана вздрогнул.
- Наукой занимаюсь. Звезды, небо, жизнь. Такое тебе не приходило в голову?
Он долго молчал. Потом похлопал по бугру и ответил:
- Нет времени о небе думать. Рано туда…Турки рядом шастают. А может, с ними и ногайцы.
- До места хочешь людей доставить?
- Об этом мысли. А ишо. Вот под этим холмиком может, и кто-то и наших руссичей лежит. Русь древняя здесь стояла. Воинов под такими холмами хоронили. Есть большие холмы и есть малые.
И вдруг, подумал, а что если под этим холмом, лежат останки тех, кто был с Таган-Саолом? Я видел этих воинов, помогал им сражаться с хазарами
- Ах, жизнь человеческая, - вздохнул я. И ещё подумал. Вверху остался Екатеринослав. В мое время это Днепропетровск. Вот на этом месте, где мы сидим, будет плескаться вода Каховского водохранилища. Вот и вся жизнь. А где сложит голову Егорка Стрелов? И где прах от него? Пока, он рядом со мной. А Егор Белобородов? Кто потомки твои? Где ты завершишь свой земной путь? Егор Белобородов. Это я. В последнее время я стал думать об этом. Мне кажется, что Иван Грозный, это Сталин, и как Малюта Скуратов, это сам Берия. И ведь тоже их соединила судьба. Возможно, все родственные души когда-нибудь соединяются с энергетическими душами.
- Я все края наскрозь прошел, - сказал атаман, - завтра, наверна, в селении Каховка будем. Самое гиблое место проходим. Сколь ходил. Саранча мучит народ. Злюча эта тварь и шибко живуча. Смертельно кусают. Пойдем спать. Но тока на повозку.
Он пошел к повозкам. Они стояли полукругом. Давно заметил, что здесь много саранчи. Удивительная тварь. Я её никогда не видел, а она вот, здесь. Ещё крыльев нет, а уже прыгает.
Иногда встречались землянки из камня. Здесь их видимо-невидимо. Есть места, ну прямо просто камень на камне. Кони ловко ступают между ними. В землянках проживали солдаты, беглые крестьяне, и другой бродячий люд. Две, три землянки ограждались забором из камня. Дерево здесь редкость. Мы давно проехали лесные массивы, островки из деревьев, и находились в дикой степи.
Наутро мы двинулись в путь. Дорогой к нам присоединилось десять солдат с офицером. Они были на двух повозках. Ехали, как я понял из разговора, в Крым, на службу. Что-то там собирались строить. И нужны были солдаты.
- Почему я здесь не вижу украинцев? – спросил у атамана.
- Они за Миргородом. Здесь Россея. Бывают и они здесь появляютца. Но редко. Не любят они эти края.
Рядом едущий с нами офицер сказал:
- Предписание есть от Императрицы – заставить их помогать строить крепосцы. Сбегают. Полковник Куликовский, што находитца в Каховке, полгода назад я был здеся, жесткий по дисциплине, не смог их заставить. Сбежали на запад.
- Русских крестьян достаточно, да и беглых много – построят, - ответил ещё один солидный дядя в мундире из серого материала и при шпаге.
- Грехи и с них сняли, - сказал атаман.
- Потемкин всех простил, - ответил офицер, – я сам слышал…
- И пугачевцев? - спросил я.
- Только тех, кто бросил разбойничать, - снова ответил офицер. – Слышал я, что усадьбу Воронцовых пограбили. Может это и не пугачевцы. У них на лбу не написано.
- Все теперь на них валят, - продолжал я, и взглянул на атамана. Лицо – кремень.
- Тут я согласен. Их много сюда пошло. Потемкин всех простил, - ответил офицер. – Приказано ловить атаманов Пугачева. На Урал их к Демидовым, или в Сибирь на каторгу.
И вот мы с атаманом рядом. Он сказал:
- Молодец. В Каховке нас должны встретить наши товарищи. На нескольких байдаках под парусами мы поплывем по Днепру. Минуем Борисавль. Местные ево ишо называют Казекермень. А там 65 верст и до Херсона недалече.
Господи! Какие скверные дороги! Норы, камни, большие и малые курганы, заросшие горькой полынью. От запаха её горчило в горле. Однообразная унылая степь.
На следующий день мы вышли к Днепру. Слобода Каховка. Здесь было домиков двадцать, не больше. Убогие, бедные домики из камня. Маленькая крепосца, с земляными валами. Почти все жители слободы вышли встречать нас. Саранча и здесь одолевала людей. Я видел, как люди выкапывали мелкие траншейки и сбрасывали туда саранчу. Потом эту гадость закапывали. Ужас!
Нас ждало пять корабликов-лодок. Почему-то здесь их называли байдаками. В своей жизни я больше таких названий не слышал. Байдаки.
Комендант крепосцы тучный и мокрый от пота с красным лицом офицер пригласил нас отдохнуть. Атаман даже какие-то документы представил коменданту.
Комендант сообщил, что ногайцы пока не трогают их, так как заключен договор о ненападении.
- Но я им не верю, - сказал комендант. – Полковник Куликовский приказал быть начеку. Он сейчас находится в отъезде. А вот турки, говорят, на Перекоп выходили, и Карым тревожат. Сказали, что отряд турок недалече от нас шастает.
- Уверен, что ногайцы с ними, - ответил наш офицер. – Тяжкое время переживает Россия. Пугач прошел. По дорогам разбой идет от его оставшихся атаманов. Шляхта голову опять подняла. Украину с севера тревожат. С юга турки, татары ненадежны. Чума, холера косят новую Россию.
Я пошел на берег Днепра. Здесь он широкий. И дикая красота! За слободой сразу же начинались камыши, а возможно, такие острова, но в камышах и мелкий лес.
Казаки развели костры. В котлах варили мясо. Пили горькую и теплую тминную водку. Такой дряни в мое время ещё не пил.
Наутро мы загрузились в пять лодок, и поплыли вниз по течению, минуя камыши и острова.
Солдаты и два офицера со скарбом тоже загрузились на два кораблика и поплыли вместе с нами. Вместе веселее, и надежнее.
Бориславль или Кизекермень не отличить от Каховки. Такая же убогость. Мне сказали, что отсюда идет дорога на Перекоп, можно было и пойти туда от Каховки. Но отсюда ближе. Здесь мы не задержались и поплыли к Херсону.
На второй день пути, к вечеру, мы достигли Херсона. До него надо было переправиться на тот берег, что мы и сделали. На левом берегу стояла крепосца и землянки.
Херсон. Тут только что разворачивалось строительство. Люди жили прямо у костров. Крепость начали строить на горе. Удобная будет крепость. От реки был обрыв, а вдоль берега, вдаль уходили камыши до острова, а там песчаная отмель. Будет ли всё это в будущем – не знаю. Но запомнил гору, обрыв, камыши и отмель. Рядом с крепостью строился огромный дом, сказали, что для местного губернатора. И надо сказать, что строительство этого города начиналось бурно. Вместе с крепостью, возводилась каменная стена. Ставились колонны для будущего дворца. Кругом были повозки с камнем, и их тоже сплавляли на корабликах. На них же привозили строительный материал. Таких кораблей здесь было великое множество. Был здесь и паром, чтобы перевозить людей на другой берег. Паром огромный и плоский, на котором лежали бревна и толстые доски, бочки, тюки с паклей, веревки, ящики. Заметил, что и Каховка и Бериславль стояли на холмах, так же, как и Херсон.
На берегу нас ждали люди атамана и его красавица жена. Я сразу узнал её. Девушка из снов, много раз повторяющихся. Они стояли друг против друга и молчали. К ним подошли два мальчика. Одному лет пять, другому три года. Жена Егорки была беременна. Это её не портило. Она резко отличалась от женщин и девушек то и дело снующих вокруг нас.
Только что подошел ещё один паром, приплывший сверху Днепра.
- Принимай хлеб! – крикнули с парома. На палубе стояли матросы в серых робах. Его подтянули два кораблика с двумя мачтами. В основном, байдаки были одномачтовые.
Стояли здесь и трехмачтовые большие корабли. Строился новый корабль.
- Тут и корабли строятся? – спросил я у проходившего мимо матроса с серьгой в правом ухе.
- Это наш первый корабль строится здесь. Наша гордость. Это будет первый линейный корабль на всем юге России «Слава Екатерины». Сам Потемкин велел. Да, вон он идет.
- Кто? – спросил я.
- Как кто?! – удивился матрос. – Ты новенький? Да это же сам Потемкин!
И матрос пошел своей дорогой.
Крепкий мужик этот Потемкин. Он не очень высокий, каким я его представлял. В мое время таких мужиков у нас в России много. У Потемкина широкое лицо, как мне показалось, немного одутловатое, от этого под глазами «мешки», хотя правый глаз закрыт темной лентой. Возможно, в роду Потемкина, кто-то был из азиатов. Скуластый мужик, нос картошкой, губы толстые, челюсть мощная, шея короткая и тоже мощная. В правой руке толстая трость с набалдашником в виде головы какого-то зверя, возможно, льва. Такой тростью можно быка свалить. На Потемкине длинный камзол светло-зеленого цвета, ярко-белые кружева на рукавах и у шеи. На ногах сапоги с высокими голенищами. А может, это не сапоги? Кто их поймет. Разодет, словно петух! Ну и одежда! Сколько же все это одеяние весит килограмм? В левой руке треугольная шляпа, волосы пышно лежали по плечам и спине.
Потемкин шел по берегу в сторону строящегося корабля. За ним двигалась многочисленная свита. И вдруг, он остановился в метрах тридцати от меня и взглянул в сторону атамана и его жены. Они склонились в поклоне. Что-то спросил у молодого офицера. Подошел к атаману. Что говорил, мне не слышно. Но я видел, как он сначала склонил косматую голову, а потом взял руку Катерины и поцеловал. Погладил ребятишек по головам и пошел к кораблю. Когда они отошли на большое расстояние, я подошел к атаману.
- Значит, это и есть сам Потемкин? – спросил я.
- Он самый, - ответил атаман. Его жена так и полыхала румянцем. – С простым человеком он запросто. Просил остаться. Турки и татарва от Перекопа идут к Кизикерменю. До нас рукой подать…
- Потемкин…Он здесь живет? – опять спросил я.
- Есть у нево свой шатер. Несколько дней мотатца…Опять уезжает куда-то. Кажись, на Киев. На Черное море собират добровольцев и деловых людей, армию, флот. Нас, казаков зовет туда. Есть на берегу моря старая крепость Гаджибей. У меня там живут мои друзья-товарищи запорожцы. Недавно поселились там. Так вот они по-гречески её называют Одессота. Когда-то там русские с греками проживали. Город и крепость русскими будут. Я там с моими товарищами был. Турок мы били. Там даже моя землянка была.
- Да и Крым русские осваивают, - поддержал я.
- В Карыме начинают город строить. Там бухта удачная. У греков када-то эта бухта была. Называлась Севастос. Татары переделали в Ахтиар. Потемкин сказал, что отныне там городу русскому и крепости называть – Севастополь.
- Ты, атаман, много чего знаешь…
- Каждый у нас про это знает. И ты знал. Просто ты. Поправишься. Ты намного больше меня знал.
Я не стал моим предкам мешать и пошел к крепости. К ней, к строящимся домам и землянкам везли, несли, тащили волоком камыши. Их сушили и складировали. Как я понял, здесь топили печи сухим камышом. Из него были длинные поленницы.
Ночь ночевал на берегу, у костра. Здесь же был со мной и Митька и ещё четыре казака.
Наутро многих стали распределять. Кто-то пошел на стройку. Елистрат возглавил участок по строительству какого-то большого дома, и церкви.
Наш атаман собрался в поход. Он подобрал себе молодых и крепких казаков. В его сотню. Вошли и мы – Митька и я. Семья атамана осталась в Херсоне. Вот такой разговор я услышал между каким-то офицером и атаманом.
- Георгий, с твоими казаками надо выступить немедленно. Турки прут. Татарва с ними. Эти ногаи народ ненадежный. Хотя и договор у нас подписан. Пропустили турок. Там к нам и русские войска подойдут. Мы, Георгий, дикие степи освоим до самого моря и поставим русские города. А ты со своими казаками будешь стоять на рубежах новой России. Гордись. Я многое что знаю и ведаю про вас. Вы нужнее здесь, чем на каторге. И Потемкин про вас всё знает. С Богом, Георгий.
Он перекрестил атамана.
Нас переправили на другую сторону Днепра. К вечеру мы тронулись в степь, чтобы встретиться с турками.
Интересно, а когда атаман Стрела попадет в Сибирь? Он будет отправлен туда на каторгу.
Мы рыскали по степи. Встречались ещё с двумя большими отрядами солдат и казаков. Мы отмечались в маленьких крепостях, брали воду и пищу.
На пятые сутки наша сотня догнала крупный конный отряд турок. Наш проводник татарин, косматый, страшный человек, сообщил, что это турки. У него всю семью убили турки. Я так и не мог понять, почему татары помогали туркам, когда они так жестоко поступали с этим народом. А русские предлагали татарам мир, и оказывать помощь в строительстве крепостей на берегу моря и возведение городов совместно с ними.
Татарин рвал на себе волосы и скрежетал зубами и хватался за кривую саблю.
Конечно, это был разведывательный отряд турок, как и наш, потому что, где-то рядом была русская и турецкая армии.
Наша сотня мчалась навстречу врагу. Топот, улюлюканье, скрежет седел, крики все смешалось в единый, невыносимый для моего уха шум. Я скакал рядом с татарином-проводником. Я понимал его состояние. О, если бы все крымские татары понимали это, то была бы в те времена непобедимая армия. Недалеко от меня и скакал атаман Егорка Стрела.
Турка я наметил сразу. Он словно понял меня и направил своего коня в мою сторону. В его руке кривая сабля, увидел открытый рот, черную бороду. Сейчас мы сойдемся в поединке.
Кони наши вздыбились, ударили друг друга копытами. Наши сабли издали звон. Здесь не только надо владеть саблей или мечом, но чувствовать коня. Неожиданно, он может оступиться или повернуться не так, как тебе бы хотелось. Надо ждать, и искать момент для удара. И я его нанес. Турок выронил саблю и схватился за правое плечо. Я видел кровь, выступившую между пальцами. Второй турок решил опустить на мою голову свой ятаган. Но я его опередил. Отвел удар и тут же сделал выпад. Сабля моя поразила правое плечо врага. Татарин-проводник сражался яростно и жестоко. Он наносил удары направо и налево. Турки падали под его ударами. Я увидел, как сзади на него налетел турок и хотел нанести смертельный удар, но увидев такое, я, что есть силы, закричал. Наш татарин услышал мой голос, и он опередил турка и снес ему голову…
Третьего своего врага я обезоружил. Наметил ещё одного, но турки стали разворачиваться и уноситься в степь. Азарт боя гнал меня вместе со всеми. Какое-то время мы гнались за турками, а потом остановились.
Ко мне подъехал Митька.
- Ты настоящий чёрт в бою. Ну, и крошил…Страшно было смотреть. Почему, ты никогда никого не убиваешь?
- Это люди.
- Они бы тебя не пощадили. Детей на кострах жгут…
- Это люди, - упрямо повторил я.
Мы сошли с коней. Мой конь тяжело дышал, как и я сам. Тут я увидел атамана. Некоторое время он шел, а потом остановился и опустился на колено, отбросил красную саблю. Сорвал цветок…
Вот он настоящий момент, тот самый момент! Я этот момент описал в романе «Зона». Возможно, после этого боя, он опустился на колено, чтобы сорвать цветок…
- Надо собрать наших убитых и раненых, - сказал Митька.
- Да, да, - ответил я. – Атаман устал шибко…
- У нево старая рана дает знать. Под Очаковым получил. Траву и цветы соберет, а ево татарочка вылечит. Она и заговоры знат.
Убитых хоронили в общей могиле.
Возвратились на базу. Не стали переправляться на тот берег. Усталые кони паслись тут же.
Атаман сидел на камне и смотрел на тот берег. Там была его татарочка и дети. Мои предки. Я подошел к нему. Сел рядом.
- Книжник…Скоро мы с тобой разъедимся…
- Как?! – не понял я. – Мне с вами хорошо.
- Мы остаемся здесь. Скоро подойдет армия Суворова. Пойдем турок громить. В Херсоне отобрали небольшой отряд деловых людей. И тебя туда включили. Ты – воин хороший. Но твои знания нужнее в новом граде. Кажись, вас отправят в Карым, в Ахтиар. Севастополь строить. Город новый. Грамоте учить будешь. Чичас туда многие русские едут. Беглые из России. Детей грамоте учить надо. И военному делу. Ты у нас все умеешь делать.
- Увидимся ли? – спросил я. Он долго молчал. Смотрел на тот берег.
- Всяко быват, - ответил атаман. – Слышал я, атаманов излавливать будут. Запорожцев на Кубань засылают. Притеснять зачнут – в Сибирь подадимся. В Сибири хорошо. Простор. Воля. Там, нашему брату сподручнее. А ты иди на юг и затаись. Учитель, все-таки. Сохранишься.
На горизонте показалось огромное черное облако похожее на бороду, а выше глаза. Мне она снилась несколько раз.
- Атаман, видишь вон там тучу? Она похожая на бороду. Глаза там…
Он посмотрел на тучу, потом на меня. Улыбнулся.
- Дивный ты человек. Даже в туче тебе всё такое кажется. Какая может быть туча в это время…Сушь стоит…
Он снова посмотрел на горизонт и сказал:
- Исчезли…Чудно…
Я тоже посмотрел. Тучи не было. Чистое небо. Это дан мне знак. Надо прощаться. Ну, вот и свиделся я со своим легендарным предком. Всё.
Прощай Егорка Стрелов. Сильный, стройный, уставший от бесконечных походов и приключений, он пошел к своему коню. И тут атаман оглянулся.
- Прощай, Георгий Белобородов. У нас, на Ангаре, тоже много Белобородовых. Даже родственники из них есь. Не держи лиха на меня…
Атамана тут же окружили его лихие товарищи-казаки. Вскочили на коней, и поскакали по едва заметной дороге в степь, навстречу русской армии.
Я снова сел на камень у самого берега Днепра. Вдруг вокруг меня образовался туман. Всё исчезло. Я оказался в современном городе. Недалеко море, корабли, катера. Памятник погибшим кораблям. Севастополь. Я постоял, послушал шум прибоя, крики чаек. Вот эти звуки и тогда были. Так же плескалось море, и кричали вечные чайки…
Я пошел в город. Походил по улицам, посетил панораму, зашел в столовую. Пообедал. Как же теперь мне выбираться отсюда? Для чего я сюда попал?
Брел я по улице и решал – на чем мне добираться домой? Тут увидел, как улицу пересекала траншея. К новому дому подводили водопровод. Работа знакомая. Я стоял и смотрел, как ковш экскаватора расширял траншею. Потом здесь положат лотки, а в них будут уложены трубы. И вдруг кто-то сказал во мне.
- На этом месте в далекие времена, когда только строился этот город, находилось первое кладбище. Здесь лежат косточки Георгия Белобородова. Вон видишь, старый лоток. На его левом углу торчит кусок земли. Это всё, что осталось от Георгия…
Услышал ржание лошадей, звон металла, крики множества людей, выстрелы. Как в тумане видел, как сражались люди…
Меня кто-то толкал.
- Очнись, парень! Ты чего это?
Очнулся. Меня толкали два парня. Рабочие.
- Здесь нельзя. Здесь мы работаем…
- Задумался, братцы. Знаете, что вот на этом месте, когда-то было самое первое кладбище? Потемкинцы. И Пугачевцы здесь город строили. Историю надо знать. Здесь русские войска на смерть стояли с турками…
Сказал это, и полез в траншею.
Подошел к указанному месту и взял горсть земли. Завернул в носовой платок. Сунул в карман. И тут же оказался в дедовском доме…
- Юра! – позвал я самого себя. На крыльце раздались шаги. Вошел Юра.
- Долго меня не было?
- Не-а. Я тока вышел и вы окликнули…
- Знаешь, Юра, пойдем с тобой на кладбище. Мне очень надо быть там.
Он согласно кивнул.
Мы вышли на крыльцо. Кладбище было недалеко от дома. На этом кладбище похоронен мой старший брат Леня. Его, десятилетнего мальчишку, задавило землей. Получился обвал. Здесь же, рядом, лежат дедушка Егор и бабушка. В одной могиле. Я вынул из кармана платок с землей и высыпал на могилку. Пусть хоть здесь успокоится прах Егорки Белобородова.
Солнечные лучи быстро высушили землю, и она сравнялась со старой землей. Всё. Вот наша жизнь. Прах – и ничего более. Страшно.
- Пойдем, Юра, - сказал я, и, не оборачиваясь, пошел вон с кладбища под гору. Мне всё казалось, что вслед мне смотрел Егорка Белобородов.
- Иди домой, Юра, - сказал я. – Пойду на вокзал…
Протянул ему руку. Он подал свою. Маленькая, холодная и дрожащая рука. Моя рука из детства. Сейчас он исчезнет и войдет в мою душу, в мой мозг. Он не будет помнить, потому что я буду помнить. А он нет.
Интересно, а как сложится судьба Белобородова и остальных? И тут кто-то мне сообщил:
- Митька останется с атаманом. В Сибири вместе будут. Елистрат погибнет с турками. Белобородов жил в Севастополе. Учил детей грамоте и военному искусству. Женился на русской девушке Аннушке. Дети. Три сына. Егорка Белобородов погибнет в бою. Он защищал Севастополь от турок. Их с почестью похоронят на самом первом кладбище этого города…
- У нас в родове тоже есть Белобородовы…
- Пойми. Все люди – родные друг другу. Но есть и прямые потомки по отцовской и материнской линии. Один из сыновей Егорки поведет род Белобородовых. Двое погибнут не женатыми. По материнской линии её брат будет твой предок. Я думаю, что ты ещё встретишься и с атаманом и Митькой. В Сибири. Всё.
Всё исчезло.
Рядом с дачей. Надо мной чистое, звездное небо. Вошел в дом. Сел, налил горячего чаю. Он не успел остыть. За это время я где только не был! Пил чай и вспоминал тех, кого уже давно нет.
И У НАС БЫЛИ СВОИ БАРРИКАДЫ
Меня вызвали в суд. В августе 1991 года партийные деятели попытались разогнать российский парламент в Москве. Объявили по радио и телевидению постановление ГКЧП. Сразу понял – переворот, но ещё в худшую сторону, чтобы снова нас загнать в общую зону. Я не мог молчать. В это время мой сын Евгений приехал на каникулы из Москвы. Такое началось без него. Я ему сказал, что его место на баррикадах. И я поеду туда же. Он - студент. Ему дали авиабилет и он улетел утренним рейсом до Москвы. Мне не продали билет. Подошел я к одному мужичку с круглыми и недоверчивыми глазами. У него был билет. Он отправлялся отдыхать к морю, как говорят у нас, дикарем. Можно было ему и подождать. Я ему предложил деньги на проезд туда и обратно, чтобы он отдал билет мне. Мужичок подозрение проявил. Почему это ему столько денег дают? А когда жена узнала, что за такой билет ему хотели отвалить двойную сумму, она очень обрадовалась. Кто же от таких денег откажется? Через два дня всё было кончено. В Москве мне было нечего делать. Всё свершилось и без меня. И можно только представить, что женушка устроила подозрительному муженьку. Ему было не до купания в теплом море. Я ему отказал. Его хватил удар, и он слег в больницу. А женушка ничего. Выстояла. Но только собрала свои вещички и ушла к другому мужичку. Я этих людей хорошо знал. Другой мужичок оказался на редкость не только подозрительным, но и до безобразия скупым и хитрым. И пришлось этой женушке собрать вещички. Ну, это уже другая история. Она так же до безобразия неприятная, и скучная…
В нашем городе образовались демократы. Впервые, в районе, ещё весной, первого мая, нас оказалось всего девять человек, взяли трехцветный российский флаг, плакаты с агитацией против партии, и пошли на демонстрацию. Что тут началось! Нас окружила милиция. Был приказ не трогать демократов. За нами следили. Как бы чего не вышло…Работники редакции, где я работал несколько лет, шарахались от меня и злобно хихикали. Странно, но даже Октябрина Правдина не подошла к нам. От неё я этого не ожидал. Я ей простил такой вот поступок. Никто нас не поддержал. Все от нас отвернулись…
Мы, девять человек, шли как в вакууме. Шли, как сквозь притихший строй. Трибуна до нас даже дрожала от приветствий в нерушимость партии и горячей любви к ней, и что, мол, надо сплотиться вокруг неё как никогда! Мы шли, а трибуна молчала, не играла торжественная музыка, не били барабаны. Народу на площади было много, но установилась такая подозрительная тишина, что я даже услышал, как где-то в тайге прокуковала кукушка, и в испуге закаркала ворона…
Мы шли под хлопанье на ветру российского флага, а потом и мною поднятого высоко над моей головой черного флага анархистов и анархо-синдикалистов. Два пьяненьких мужичка попытались пробиться к нам через толпу и милицейское окружение, но не тут-то было. Их перехватили бдительные женушки…
Одна из них схватила муженька в охапку, жена работала на путях и была женщиной крепкой, и задушено сказала:
- Куда?! Ополоумел? К кому? К ним? Ты хоть знаешь кто это? Это враги народа! Враги советской власти! Ты о детях подумал? Верке в институт поступать…
Другая откровенно заревела:
- На погибель захотел? Куда прешь? Ты посмотри! Это же Стрелов Юрка! Известный в городе придурок! Церковь захотел в городе построить! Наши руководители во время спохватились! Не разрешили!
Он рвался из её цепких рук и кричал:
- Юрка! Мы все трусы! Я тебя уважаю! Ты посмотри на эти трибунные рожи! Одни и те же речи! Всё надоело и обрыдло! Хочется нажраться и забыться от нашей никчемной жизни…Ты прости нас…Мы все такие…Нас не переделать…Завтра, Юрка, всё изменится и мы тут же поменяемся…Мы все такие…Ты нас прости…
- Сдурел мужик! – кричала жена и тащила мужа в притихшую толпу. Но я услышал, как она хрипло говорила. – Их милиция охраняет. Я знаю двоих. Они от комитета госбезопасности. Ты этого хотел? У нас с тобой дети… Что они скажут о тебе. Что скажут соседи. Связался с дураками. Ты посмотри. Какие у них знамена. Разве в нашей стране положено такие тряпки напоказ выставлять. Позор, да и только. И ты не позорься. Уймись…
Через некоторое время, когда выйдет Указ президента России о праздновании церковных праздников, первая дама, что работала на путях и смеялась надо мной, что я выступал в газете о строительстве в нашем городе церкви, эта дама на другой же день, станет самой активной прихожанкой в только что созданной православной общине. Ещё и меня начнет агитировать придти к ним. Будет требовать, чтобы в нашем городе построили церковь. Как говорил А.П. Чехов устами своего героя – вот и верь после этого подхалимам…
А вторая дама станет, после августовского путча, активной демократкой. Я таким людям никогда не верил. Что-то поменяется в нашей стране, они тут же изменятся. Навидался таких людей до тошноты…
Как говорил мой друг Геннадий Кочев, что это национальные герои. Таков наш народ. Его сляпали наши партийные идеологи. Но почему я другой? У меня тоже дети. Двое. Но я не стал подхалимом! Ведь эти люди, первого мая 1991 года в обнимку шли с партийными идеологами. После августа эти же люди будут скрежетать зубами, и брызгать слюной на бывших коммунистов. Некоторые из этих подхалимов говорили мне:
- Ты ведь тоже был коммунистом…
И все умышленно забудут, что я первым был исключен из рядов коммунистической партии в нашем районе ещё в 1988 году за то, что я не пожелал быть в её рядах, прогнившей партии. Даже сама Окябрина Правдина звонила в райком партии, когда брала у меня интервью, правда ли, что я вышел из партии или был исключен. Оттуда ответили, что Стрелова исключили из партии, потому, что ещё не было слов – вышел из партии. Эти слова появятся потом. И ещё. Многие знали, что я никогда не ходил на демонстрации. За это мне на работе напоминали, что я враг советской власти. Пытался избегать и ленинских субботников. Однажды меня даже к начальнику цеха вызвали.
- Беспартийные шли на субботник под музыку, а ты коммунист. Ты должен первым идти! Пример показывать! Ты чем пример подаешь? Да какой ты после этого коммунист! Гнать тебя надо! А ещё честных людей в своих фельетонах и рассказах высмеиваешь! Не стыдно?
И это тоже было. Может, из-за того они на меня так косятся, что они ходили на демонстрации плечом к плечу со своими начальниками-коммунистами, а я не ходил. Обидно им всем за такой промах. Разве они признаются в этом? Никогда. Вот и ищут виновного. А этот виновный рядом. Известный в городе правдолюбец и законченный придурок.
За два месяца до августовской революции, я написал, и её напечатали в районной газете, что скоро придет конец прогнившей насквозь партии, оставившей после себя кровавый след, и что придет время, когда райкомы разгонят. Резкое письмо. Как не странно, его напечатали.
Итак, август 1991 года. Прошло совместное совещание представителей райкома партии и райисполкома. Некоторые, конечно, поняли, что с такой партией надо что-то делать. Были и такие, кто яростно защищал её. Разделились на два враждующих лагеря.
Услышав такое, я срочно написал статью в газету, но там мне отказали. В райисполкоме мою статью зачитали. Прочитал её и демократ Игорь Дронов. Он тут же поддержал меня, и написал тоже статью. Её тоже не стали печатать. Стал он собирать подписи. Подписалось под нашими статьями пятнадцать человек. Вот столько людей поддержали нас. В руководстве города и района отметили трех главных возмутителей спокойствия. Вот они настоящие враги народа, любимой партии и советской власти: Игорь Дронов, Александр Смирнов, и они оба выступали от партии демократов, и Юрий Стрелов, от анархистов Сибири и Дальнего Востока. Вот три человека, которые выступали против партии и существующего строя в стране. Их записывали на радио и показывали их выступления на телевидении. Дело дошло до того, что мы захватили один из кабинетов райисполкома и пригласили туда начальника комитета госбезопасности, чтобы он отчитался перед нами. В это время из райкома партии позвонили в милицию, что разбушевавшиеся демократы и анархист, всех выгоняют из кабинетов. Мы и действительно предложили членам райкома партии освободить кабинеты и убираться вон ко всем чертям. Попудрили мозги народу и хватит! Милиция приехала на нескольких машинах. Остановились напротив дома районной администрации и райкома партии. Начальником милиции оказался умным дядей. Хорошо подумал, и решил не вмешиваться. Вдруг завтра в Москве к власти придут демократы, а коммунистическую партию изгонят, что тогда? Он правильно решил. Не вмешиваться. Хулиганства не было. А это главное. Пусть почешут языками. И милиция на машинах удалились на свое место. Молодцы!
Что мы думали насчет организации от КГБ, мы всё высказали этому главному товарищу. А отвечать ему нам пришлось. Многое что ему напомнили. Конечно, ему было неприятно слышать от тех людей, которые в их конторе были на учете. Потом я думал, а что было бы с нами, если бы все-таки, они победили. Нас ждал лагерь. Один из представителей этой конторы мне сказал, что три наручника у него были в портфеле. Нас сразу бы арестовали, быстро осудили и отправили бы в Бодайбинский район. Положение в стране было тяжелое и для таких, как мы, бунтарей, опасное. И я до сих пор думаю, а кто знал о таком случае в нашем городе и районе? Конечно же, нет. Редко кто знал, но все молчали. Ждали. Кто победит. Таков наш народ. Это потом, самые молчаливые и трусливые, будут много и громко говорить на остановках среди дачников и бабушек. А поменяйся что-то в нашей стране…Понятно, что будет. Полное молчание.
И все-таки, воззвание наше напечатали. Кроме нас троих бунтарей и нарушителей спокойствия, подписались ещё двенадцать человек. Резкое воззвание. Некоторые райкомовские товарищи посчитали, что их оскорбили и обратились в народный суд. А вот представители от секретной конторы не подписались. Это делает им честь. Они поняли, что коммунистическая партия полностью изжила себя, как вдохновитель светлого будущего.
Нам прислали повестки. Назначили день суда. Я написал объявления и наклеил на видных местах. Но эти бумаги сорвали. Как всегда их срывали рабочие-подхалимы.
Наступил праздник октябрьской революции. Я взял свой черный флаг и пошел на демонстрацию. Под мое знамя встали демократы Игорь Дронов и Александр Смирнов. Теперь я позволил себе придти на демонстрацию. Четверо коммунистов пытались вырвать у меня моё знамя, но мои друзья-демократы грудью встали на его защиту. Один из главных деятелей, уважаемый в городе человек, срывая голос, крикнул:
- Сволочь! Подлец! Брось эту погань! Затопчи! И вон отсюда! Мало таких вас в лагерях стреляли! И ещё будут стрелять! Дайте только срок! Всех вас уничтожим, как бешеных собак!
Подошли трое рабочих.
- От греха подальше уходите. Предатели. Всё изменится, тогда как вы?
Через какое-то время они стали крупными бизнесменами.
Те, которые пытались у меня вырвать знамя, стали торговцами тряпок и глубоко верующими людьми. Через какое-то время, когда им намекнул, что вдруг социализм возродится, и новые коммунисты придут к власти, они ответили:
- Хватит. Пожили при социализме. А тебя, вдохновителя коммунизма, и всех их сторонников, на свалку. Всё с вами…
На удивление хамелеоны живучи при любой власти. Тут же перестроились, и я опять виноват, а они правы. Какой-то парадокс!
В тот день красиво говорили и рабочие, бывшие молчуны и подхалимы. Партия делала ставку именно на этих рабочих. Игорь назвал их люмпены-пролетарии. Через год эти же рабочие перестроятся и будут громить в своих выступлениях и социализм, коммунизм, и громче всех кричать. И все-таки, Антон Павлович Чехов был гениальным писателем…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СУД
Итак. Состоялся суд. Всё было как надо. Судья, заседатели, адвокат и вездесущая Октябрина Правдина, наш работник местного радио.
Пятнадцать подсудимых. В том числе редактор районной газеты Зарулилов. Будь умнее бывшие партийные деятели, они бы не подали в суд на редакцию, которая напечатала наше коллективное письмо. Редактор сначала удивился, потом растерялся, и наконец, разозлился. Он стал доказывать, что, правда, на его стороне. Вычитал строки из закона печати. Там есть такие строки: «Точка зрения авторов публикаций не обязательно отражает точку зрения редакции». И потом, если бы мы были одни, без редакции, нас можно было бы по-настоящему осудить на некоторые сроки за клевету на милую партию, и на отдельных товарищей-коммунистов. А это, все-таки, коллектив редакции, и эта газета подчинялась райкому партии и райисполкому. Вот был бы, где казус. Получился бы добротный позор. Редактор обиделся ещё на то, что они указали на то, что газета перестала печатать материалы партийных работников. Всё было наоборот. Их материалы печатали без всякой очередности и постоянно, а наши печатать прекратили. Тут действительно, редактору надо обидеться. И он прав. Он нам сказал:
- Чтобы не раздражать коммунистов, не приносите больше ваши статьи.
И потом, как не напечатать районных вдохновителей, если редакционные работники были против нас. Какая ненависть была в глазах разъяренных дам из редакции. Сам редактор попал по своей ошибке. Просто он решил немножко побыть демократом. И получилось для него весьма плохо.
В редакцию мне нельзя было заходить. Например, Елена Лямурова прямо передо мной захлопнула дверь. На лбу у меня образовалась шишка. В злобе она крикнула:
- Нечего тут разным отщепенцам ходить. Сидел бы лучше где-нибудь на даче, и помалкивал бы.
Единственный, кто меня поддержал, это был Кузоченко. Он сказал:
- Подойдет время, и Стрелов будет прав. Он в нужное время, повел себя именно так. А мы струсили. Елена, а ты когда уйдешь из партии?
- Никогда. Я убежденная коммунистка. А этот, ваш любимец Стрелов, настоящий предатель.
Когда прикроют деятельность партии и разгонят её, коммунистка Елена Лямурова бросит партийный билет и скажет громко и отчетливо:
- Фи. Ну, её, эту партию. Надо уметь во время уходить из неё…
Вот это были настоящие предатели. И никогда они не были настоящими коммунистами. Многие райкомовские работники бросили партийные билеты в мусорное ведро, и пошли торговать на рынок разными тряпками. И в нашем городе такие товарищи, а потом стали господами, были.
Зал был пустой.
Один из многочисленных концертов в таежном краю начался.
- Встать! Суд идет!
Зачитали жалобу бывших идеологических руководителей. Разборка началась. Каждый из нас вставал и отчитывался, как говорится, произносил речь.
Да и судья нервничал. Такой суд был впервые в его жизни, да и в нашем районе. И назвали его – политический процесс. Столкнулись две идеи – старая, коммунистическая, и новая – демократическая. А мне было плевать на обе идеи. Так жить в нашей стране нельзя было. Что-то надо было делать. Райкомовские подали на нас в суд не только за то, что мы их оскорбили, и их партию, но и обидно за то, что какой-то сброд, восстал против них. Как же, вдруг критиковать стали! На кого, мол, руку подняли! Как посмели! Такого ещё в районе не было, чтобы критиковали сам райком партии! Не позволим! На суд их, и чтобы другим не было повадно! На суд!
В те времена я состоял в конфедерации анархистов Сибири и Дальнего Востока, и был зарегистрированный в Иркутске и в Москве. Мне всегда был близок ученый Кропоткин. Да и по своему складу характера, судьбы и всей моей жизни, я был анархистом. Надо честно сказать, что в то время, в моем возрасте, я был единственный анархист в Сибири, да ещё поднявший черный флаг в советское время на демонстрации первого мая. Как мне потом сообщили из Иркутска, это был поступок. Теперь меня судили. Обещали приехать из Иркутска на этот суд, но никто не приехал. Они не защитили своего гражданина. Решил я остаться один. Прекратил с ними всякую связь. Кстати, в районе я был единственный анархист.
Потом случилось непонятное. Вдруг суд прервали и сообщили, что судья не может нас судить. Не имеет право. Что-то не так написали коммунисты. Ошибочка вышла. Суд не может судить редакцию, и это понятно. Свой политический орган судить? Это было бы смешно, да и весело. Сами бы себя высекли…
Коммунисты и тут нашлись. Решили выкрутиться.
- А мы в заявлении редакцию упустим. Одних этих под суд…
- Ну, это уж слишком, товарищи! – возмутился судья. – Суд не состоится!
- Мы дело так не оставим! – пригрозили бывшие. – Они нас опозорили на весь район! Они нам все нервы испортили! Они должны ответить за все наши унижения!
Вот это наглость! Они всю жизнь унижали меня и унижали бедный народ, а оказывается, я унизил коммунистов!
Они написали в областной суд, но там пока промолчали. Положение в стране было шаткое, еще неизвестно, что дальше будет…
- Нет никакой справедливости! – шумели в райкоме партии.
- Даже некому нас защитить! – шумели самые преданные партии.
Измотанный до предела нашими партийными деятелями, с резкой болью в сердце, я шел домой.
Зачем мне был этот суд? Мне он не нужен. Его навязали нам бывшие райкомовские товарищи. Они мне надоели. Нет, они не сдадутся. Это в их правилах. Они найдут способ, чтобы нанести нам решающий удар. У них опыт.
Наши статьи прекратили печатать. И только печатали материалы наших оппонентов. Многие выступали на радио. Оскорбляли меня, как хотели. Целые страницы посвящали моей персоне, писали оскорбительные письма в редакцию и просили, чтобы меня отправили на Колыму. А организовывала эту травлю, представитель от райкома партии, и работник редакции Елена Лямурова. Она не могла мне простить, что я сыграл в её жизни положительную роль. Дал рекомендацию в партию, написал положительную характеристику, помог ей в тяжелые дни в её жизни. Нет, не могла она простить бывшему слесарю-водопроводчику подобное. Об этом мне сказали - Геннадий Кочев и Вячеслав Шугаев.
Люди, окружающие меня, из-за того, что я выступал против райкома партии и вообще против руководителей-коммунистов, и за то, что эта партия изжила себя, оскорбляли меня, унижали, даже с кулаками набрасывались, чтобы избить меня. В основном, это были конторские и рабочие-подхалимы и личные шоферы этих руководителей. Я не подавал в суд на всех этих людей. Я чувствовал, что скоро они изменятся, потому что изменится что-то в нашей стране. Не обижался на них. Они всегда такими были. Народ-флюгер.
Как выпутаться из этой паутины? Человек всё больше уходит в паутину мелкого мещанства, всё более тупеет, свирепеет и окончательно глупеет. Человек не только физически уничтожает себе подобных, но и разум. Это страшнее физического уничтожения. Страшнее предыдущих войн, холеры, чумы. Идет повсеместное, вселенское оглупление человечества. А наша страна – экспериментальное поле. И всё это сотворили политические идеологи. Теперь они судятся с теми, кто написал о них правду. В общем, идет загрязнение человеческого разума. И темным силам помогали наши всесоюзные идеологи. Я пытался объяснить людям, пытался, чтобы они поняли губительность этой системы в нашей стране, что всё надо менять, но меня никто не слушал, и писали на меня письма в редакцию, что я агитирую их против родной и милой сердцу коммунистической партии.
Сейчас многие помешались над тем, чтобы судить эту партию. И как не странно, кричали те, кто ходил в обнимку с партийными деятелями, кто ненавидел меня и презирал за то, что я оскорблял эту партию, кто служил ей, кто получал от неё поощрения, награды, путевки в Дома отдыха, и хорошие квартиры. А ведь надо было судить этих людей. Зачем судить эту партию? Она осудила себя за разрушение. И хватит.
Хорошо сидеть на даче в одиночестве. Клава работала техничкой, и тоже собиралась завершать работу. Будем вместе отдыхать.
Поднялся на мансарду, и почувствовал на себе чей-то взгляд.
Огляделся. Никого. Стало даже жутко…
- Ты нам нужен, - услышал я чей-то голос. – Продолжим эксперимент. Помнишь, как ты летал в будущее? Помнишь. Потом состоялся суд над твоими товарищами. Их отправили в 1939 год.
- Помню. Там некоторые свиней стали разводить…
- Сейчас над вашим городом много темной силы. Люди заражаются от неё. Некоторым нашим силам хочется победить ваш разум. Одолеть его и подчинить себе. И это удается…
- Это чую, когда приближаюсь к городу, - ответил я.
- Человек постоянен. Ему нравится жить во зле, и делать мелкие пакости. Как же ты до сих пор не мог это понять? Человек делается хуже. Ты пытаешься многим вдолбить в голову, что надо меняться, а они смеются над тобой. Им удобнее быть с темной силой. Человеку же проще сделать пакость другому человеку, чем добро.
- Как они мне, эти партийные деятели надоели! Я не только чувствую темную силу вокруг них, но мне, кажется, что я вижу её…
- Тебе, Юрий, дано видеть и чувствовать.
И тут я увидел Керса. Вернее его голову. Он улыбался.
- Страшно?
- Нет. Смешно. Чудишь?
- И это надо. Вы чудите, а почему нам нельзя чудить? Даже мой голос не узнал. Должен бы знать. Наверное, и про Гниломедова забыл? Надо тебя отправить в 1939 год. И там они тоже попались. Они нигде не пропадут. Везде выкрутятся. Люц тебя настроил на большую встречу. Так надо. В этом деле я маленький. Мое дело честно исполнять задание.
- А как Гнатон? Где он?
- Этот пират путешествует где-то. Больше, я не имею право говорить тебе…
В глазах потемнело и меня понесло. По пути слышал смех, крики, даже ощущал шлепки по лицу, пинки. Такое было ощущение, будто я падал в холодную пропасть. И ухватиться не за что…
Оказался на крыльце большого деревянного дома. В широко раскрытую дверь входил народ. Я тоже вошел с ним. Это деревня. Русские.
Длинный стол стоял на сцене. Накрыт он красным материалом. За столом сидело несколько хмурых людей. Над ними плакат: « Позор кулакам, подкулачникам и ворам!»
Все места в зале заняты. Интересно, а кто здесь подсудимые?
- Это воры, что сидят за столом? – спросил я у рядом стоящего рыжего парня. – Похожие. Рожи у них воровские. Что они украли в колхозе?
- Да ты чо?! – удивился парень. – Это уважаемые у нас люди. Городской ты? Оно и видно…
Он подозрительно оглядел меня, и снова стал смотреть на сцену. Я не унимался.
- Ты извини, паря. Я из города. Рожи у них. Где тут воры?
- На первом ряду сидят. Они в кулаки метили. Зерно украли колхозное. Свиней разводить решили…стадо цельное…
На первом ряду сидело несколько человек. Я видел только их головы. Что-то знакомое было в этих крепких затылках. Вон тот упитанный затылок напомнил мне одного человека, а вон та красная и блестящая макушка. Неужели, они здесь?
Один повернул голову, и я узнал в нем Дунькина. Обладатель упитанного затылка - Хамов. Хозяин блестящей макушки – сам Подгузников. Видимо, с того острова их всех сюда отправили.
Стук карандашом по графину. Один из хмурых товарищей с лицом бандита с большой дороги, сказал:
- Дорогие товарищи колхозники, сегодня мы судим зарождающихся на нашем теле кровопийц-кулаков и подкулачников! На свое подворье они везли колхозное зерно. Они решили без нашего дружного коллектива развести табун свиней. В городе продавать мясо…
- Мы хотели как лучше, - пробасил Хамов.
- Не перебивать! Не позволим выращивать свиней! Вы оторвались от народа! Значит, вы его враги!
- Дорогие товарищи! – крикнул я. – Сейчас я раскрою вам истинного врага народа!
Мои современники зашевелились и как один повернули головы в мою сторону.
- Порой за личиной руководителя кроется враг! Великий кормчий, наш дорогой и любимый вождь всех времен и народов товарищ Сталин сказал, что наши враги пытаются спрятаться под личину руководителя на местах…
Хмурый дядя сначала сел, потом вскочил. Надо помочь моим современникам выкрутиться из неприятной для них ситуации. Я стал пробиваться к сцене хмурых артистов-комиссаров. Я вскочил на сцену и встал рядом со столом. В первом ряду сидели: Подгузников, Дунькин, Хамов, Дрожжин, Балаболкин, Железянкина и ещё два представителя райкома партии, и почему-то, Октябрина Правдина. Эту зачем сюда?
- Граждане-товарищи,- обратился я ко всем, - Что тут происходит? Какое-то издевательство над честными тружениками. Именно вы, товарищи, сидящие за этим столом, и есть враги народа. Чего же вы, товарищ Дрожжин молчите? Вы так лихо говорили о сияющих вершинах, а вы товарищ Балаболкин, постоянно задавали себе вопросы. Так задайте их всем вот этим, которые пытаются вас судить! Вот вы, сидящие за столом, и есть враги народа! А вы, товарищ Подгузников, и вся эта команда, последователи вот этих …
Тишина. Даже многие перестали курить. Такую говорил чушь, что сам удивился. Меня несло.
- В то время, когда космичес…когда воздушные корабли бороздят ледовитый океан, когда корабли и наш главный корабль, управляемый подон… мудрым кормчим идет к абсолютной гибе…победе, мы все, как один встанем плечом к плечу и прямиком угодим…в серое…в светлое будущее, Когда весь наш народ напрягся в решающем прыжке в бездну…к сияющим вершинам, как уважаемая макушка у… А ведь под ногами путаются, и порочят честных тружеников. Руки прочь от благородных людей!
И тут кто-то из зала крикнул:
- Сам-то кто будешь? Откуда ты?
- Оттеда! Я – уполномоченный от моей современности и произвести суд вот над этими субчиками сидящими за красным столом. Вот это те самые люди, что доведут страну в темное царство. Именно вы организовали глупые продразверстки, и уничтожили российского крестьянина. И вы, люди, слушаете этих глупцов? Именно они доведут вас до веселой жизни. А вот эти честные труженики это их последователи. Судить надо этих гавриков! Встать! Встать, когда к вам обращается уполномоченный современности и светлого будущего! Встать!
Недоверчиво улыбаясь, сидящие за столом стали подниматься,
- Сюда встать! – приказал я. Они в одну шеренгу.
- Нам бы ваши документы, - тихо сказал председатель собрания.
Я машинально сунул руку в карман. Нащупал свои документы. Вынул. Это было удостоверение корреспондента районной газеты.
- Вот видишь написано…
Там написано, что я корреспондент газеты « К сияющим вершинам».
- Вот кто я… Свечу я…Свет несу в массы. Вот фотка. И я являюсь самим литсотрудником….
Захлопнул книжечку и сунул в карман.
- Литр, - промямлил главный.
- Не литр, а литсотрудник. Сотрудник! Понимаешь? Сотрудник от самого лита. Москва! Вот мы куда попали!
Мои мужики улыбались. Один Дрожжин ничего не мог сообразить. Поймет ещё. Надо играть и выручать своих. Они сразу поняли, в чем дело. Хоть бы чего не испортили. Надо играть.
Главный председатель вытянулся и, округлив глаза, замер. Все они стояли не шевелясь.
- Я…это…тово, - начал мямлить главный, - я…тоже уполномоченный…
- По свиньям, - перебил я. – Фамилия!
- Мартынов, - ответил он и выпятил грудь.
- Слушай, Мартынов, чего они здесь украли?
Мои товарищи замерли.
- Это…Они появились, и сразу пожелали развести свиней. Свинарник построили…
- Так это хорошо! Народ бы начали кормить!
- Мы им говорили про это, товарищ из литра, - прогудел Хамов. Молодец. Включился в игру. Я поднял руку, а в ней оказался самый настоящий наган из времен Гражданской войны. Вот это игра! Мне начало такое нравиться. Настоящее приключение.
- Ну, ты даешь, товарищ из литра! – воскликнул Подгузников. – Жми!
- Оно оружие может и шандарахнуть, - ответил я.
Шеренга не шелохнулась. Эти люди преданно смотрели на меня.
- Говори, Мартынов. Что они слямзили…украли из колхоза?
- Это…Как иво…тово…
- Не волнуйся, - сказал я. – Когда отбирали хлеб у людей, не волновались. И тут не волнуйся. Давай, выкладывай! – закричал я.
- Тово…украли…Двое на склад устроились…Всё таскали на свою ферму. Хамов в инженеры полез. Такая должность нам и не нужна. Метил он в инженеры. Подгузников решил взять в свои руки сельсовет. Дрожжина, и Балаболкина в секретари ячейки выбрали. Плохие они лекторы. Отчего-то много говорили и непонятно о чем. Железянкина всю культуру решила…
- А другая женщина?
- Не знаем. Она только что откуда-то появилась.
- Всё ясно. Они заставляли крестьян работать на себя?
В зале шум. Кто-то крикул:
- Сплутаторы оне! Сами не хотели трудитца, а нас заставляли на них работать!
- Судить лихоимцев!
Мужики мои сникли.
- Спивали мужиков и на свой свинарник! Дома им строили!
- Теперь всё ясно. Товарищи подсудимые, шагом марш к выходу! Я вас, дорогих, ажно в саму Москву доставлю…
- Мы тут, - хотел что-то сказать Мартынов.
- Молчать! – крикнул я и погрозил наганом.
Мои товарищи поднялись и начали пробиваться сквозь толпу.
- Можно с вами? – подошел ко мне рыжий парень.
- Гринька! Не лезь! – крикнули из толпы.
- Разрешаю, Гринька, - сказал я. – Помоги выводить эксплуататоров
рабочего класса и крестьянства. Выводи, Гринька, воров, прощелыг и мерзавцев всех времен и народов! На суд их!
Когда мимо меня проходили Подгузников и Хамов, то я услышал:
- Ну, ты, Стрелов, ещё попляшешь у нас. Никакой жизни от тебя! Честных тружеников обзывать. Подожди, вот вернемся мы домой к себе…
- Молчать! – резко крикнул я. - Неужели не можете понять, что вас бы тут растерзали. Я вас опять бедолаг спасаю! И я опять виноват…
На улице нас ждала машина. Вместо шофера стоял у подножки машины Керс. Он громко смеялся.
- Концерт! Вот это ты устроил концерт. В театр не надо ходить! Садитесь, граждане подсудимые. Поехали. Вас ждут великие дела! Женщины, садитесь в кабину…
Октябрина Правдина улыбалась. Она подошла ко мне.
- Товарищ, уполномоченный от Москвы, а куда мы едем? В тюрьму?
- Садитесь. По ходу движения узнаете, - ответил я.
- Но вы ушли от ответа. Ой, сердце. Ну да ладно…
- На Лубянку поедем. На прием к самому к очкарику. Берия, кажется, там сейчас орудует…
Сказал это, и замолчал. Разинув рот, Мартынов смотрел на меня. Он промямлил:
- Как? Но это же. Так говорить…
Я ткнул наганом в солидное пузо комиссара.
- Он мне самый лучший друг. Мы с ним на короткой ноге. Не бойся…
Убрал наган в карман и крикнул:
- Разбирайтесь на машине. Поехали.
- Жалко свинок, - подал голос Дунькин.
- Хватит о свиньях! Рассаживайтесь! – крикнул Керс.
- И то, правда, - сказал Подгузников. – Сдались тебе эти свиньи…
- Ферму по бревнышку растащат! – взмутился Хамов.
Все залезли в кузов. Женщины уселись в кабине.
- Я, как уполномоченный, - начал было я речь в кузове.
- Да брось ты кочевряжиться, - оборвал меня Хамов. Подгузников ткнул его в бок.
- Даже речь не дадут сказать, - сказал я. – вам всем так можно, а мне нельзя? Я ведь бесплатно пожелал выдать речь. Ну, хорошо. Поехали.
На дороге остались стоять Мартынов, и рядом с ним, как не странно Гринька.
- Гринька! А ты чего? Залазь к нам быстрее! – крикнул я.
- Вы подозрительные люди, - сказал Мартынов. Гринька рядом с комиссаром. Народ стоял у клуба. Смотрели на нас.
Я спрыгнул, и подошел к Мартынову.
- Продолжаешь дурить? – спросил я. Тот выпрямился и сказал:
- Странно. Вы все хорошо знаете друг друга…Вы…враги…
- В этой стране все враги друг другу. Такой, как ты, самый ярый враг. Вот эти, в кузове, ваши ученики. Достойные ученики. Заслуженные. Так и скажи. Не желаю ехать с врагами, так как, я сам враг…
Его круглое лицо покрылось бледностью, глаза осатанели.
- Я не враг, - прошептал Мартынов. Он начал часто дышать и сжимал кулаки.
Из кузова выкрикнул Хамов:
- Мы хотели в этом колхозе поднять сельское хозяйство! Брали, а потом вдвойне вернули! Нас не поняли!
- Кто же вы все? – простонал Мартынов.
- Все они враги колхозного крестьянства! – резко сказал Гринька. – Ишо бы маненько, и они бы весь колхоз растащили. Федька говорил, они все гвозди на свой свинарник унесли. Самогон гнали и мужиков спаивали и тащили их работать на свои участки!
И тут я увидел, как из-за перелеска показалась машина, на которой в те времена ездили комиссары. Она остановилась недалеко от нас. Вышли двое, и всё на них кожаное и ремни.
- Мартынов, как ты? – крикнул один из приезжих. Я его сразу узнал. Сам Гниломедов! Немного изменился. Солиднее стал. Вот это встреча! Я отошел от Мартынова. Он к Гниломедову и стал что-то объяснять.
- Уполномоченный? Этот? Курвяка! Я ему. О, кого я вижу! Да это же такой человек! Мы с ним встречались под Царицыном. Это темная личность. За цыгана себя выдавал. Сейчас в уполномоченные записался? Его расстрелять мало! Он наш враг! А эти…все враги…
- Он ткнул наганом в мой живот.
- Они враги колхозного крестьянства, - не сдавался Гринька.
За поясом почувствовал, что-то у меня появилось. Кнут. Надо поработать. Странно. Для своих земляков, я – Юрка Стрелов. Для Гниломедова, цыган из времен Гражданской войны. Ловко умели перевоплощать людей мои отправители.
Я прыгнул в сторону, и кончиком кнута выбил наган из рук комиссара. Он вскрикнул. Я тут же развернулся и бросил плеть в сторону второго комиссара, у которого в руках появился наган. Я быстро собрал наганы и закинул их подальше.
- Ну, вот что, граждане комиссары. Мы уезжаем. Что-то не хочется попадать в лапы к скотине Берии.
Гниломедов взвыл и бросился на меня. Плеть вернула его на место.
- Стоять, курвяка! – крикнул я, и запрыгнул в кузов машины. – Керс! Гони!
Машина покатила по пыльной дороге. Где-то, через час, выехали на большак.
- Куда теперь? – спросил меня Подгузников. – Да, ловкач ты, и настоящий циркач! Этого от тебя не ожидал… Молодец. Опять выручил нас…Как ты под Царицыном-то, оказался…Хотя…Здесь всё возможно..
- А куда нам? Знает шофер…Я так же как вы, ничего не знаю…
- Где-то я его видел, понимаешь. Но, где?
- Во мне, - ответил я.
- В такие минуты ты ещё шутишь…
И тут произошло чудо. Наша машина оказалась на краю города. Мы спрыгнули из кузова. Асфальт.
Из кабины вышли наши женщины.
- Шофер исчез, - сообщила Окябрина Правдина. – Я ему вопросы, а он все время уходил от ответа. Странный тип…
- Ты его вопросами замучила, - засмеялась Железянкина.
Машина исчезла.
Мы прошли немного и остановились на тротуаре. К нам подошли две молодые женщины. Одна спросила:
- Извините, пожалуйста. Вы из какого театра? Вот вы, - она посмотрела на меня, – кажется, играли в «Цыганском бароне»…
Дунькин и Хамов хихикнули.
- Мадам, - я взял её за локоть, - пошла бы ты…Все здесь артисты высшей пробы. Вернее проб негде ставить…
- Как интересно! – воскликнула мадам. К ней подошли ещё три дамы, и двое мужчин. Один даже с портфелем.
- Факт. «Цыганский барон», - сообщил с портфелем.
- Да, я есть барон, - выпятил грудь.
- Так, - такнул Подгузников и захмурел. – Пошутили и хватит.
- А этот артист сыграл немца……
- Пошли, пошли, - потянул меня за руку бывший. Мы стали пробиваться сквозь толпу зевак.
- Дайте что-нибудь на память! – закричала одна дама.
- У кого есть открытка? У кого есть карандаш! – кто-то ещё крикнул.
Мужчина с портфелем подал ей карандаш, а девушка протянула мне открытку и карандаш. В нем я написал: «Очаровательной незнакомке из прошлого. Переживи ужасы великой войны. С уважением – человек из будущего».
Она прочитала и воскликнула:
- Как мудро, таинственно и красиво!
- Бросьте измываться! – крикнул Подгузников.
- О, какой трагический голос! – крикнул кто-то.
- Я не понимаю, что здесь, таскать, происходит? – громко спросил Дрожжин.
- Товарищи, вы посмотрите, какие они серьезные? Даже не улыбнутся! А вот черненькая артистка, - пробилась к Железянкиной пожилая дама. – Ей бы подошла роль анархистки Спиридоновой! Вот это хмурость! Надо же! Ах!
- Что здесь происходит? – закричал Дрожжин. – Если вы так просите, то я могу прочитать вам лекцию…
- Не надо! – зычно, на всю улицу закричал Хамов.
- Не надо! – поддержал его Подгузников. – От твоих лекций даже колхозники разбегались! Зачем ты им молол о каком-то гранитном фундаменте? Здесь это не поймут, у нас ещё могут понять…
- Умоляю! – обратилась к нему Железянкина. – Только не здесь. Они вас не поймут и не оценят…
- Тогда мы пропали! – подал голосок Балаболкин. – Задайте себе вопрос. И тут же ответьте…что здесь будет со всеми нами…
- Пусть прочтет лекцию о сияющих вершинах, - хлопнул я по плечу Дрожжина. Тот даже вздрогнул, и окончательно окосел.
- Вот, артисты, дают! – кто-то воскликнул в толпе. – Сцену решили нам сыграть о строителях. Про гранит понимаем, а вершины зачем?..
И вдруг раздался милицейский свисток.
- Разойдись! Расступись! Не положено собираться! Разойдись, я сказал! В милицию захотел? Ты что мне кулак подсовываешь? Ну, я тебе покажу! Это твоя голова? Нечего свою голову совать куда не надо! Разойдись!
- Артисты здесь. На ходу играют.
К нам пробился милиционер в ярко-белом костюме. Мордастый.
- Пройдемте, граждане артисты, - сказал милиционер.
- Мы вам не граждане, а товарищи, - обиделся Подгузников.
- Куда это мы пойдем? – спросил Хамов. Дунькин растерянно улыбался. Сдалась ему эта улыбка.
- В участок.
- Нам и здесь хорошо, - ответил Подгузников.
- Репетировать роли, - вставил я. – На людях. Среди, таскать, народа. Мы все здесь артисты из народа.
- Там и разберемся…
- Зачем их в участок? – возмутились в толпе.
- Не положено на улицах выступать, - ответил милиционер. – Вы же, знаете…Шпионы везде ходят…
- Жуть, как их много, - поддержал я, и сильно нахмурил брови. – Шпионы от нескольких государств…Их столько много, даже дух захватывает.
- Вот, дает! – крикнули в толпе. – Давай! Жми! Спой что-нибудь?
- Пусть поиграют, - попросила красивая дама.
- Так. Посмотрим, Покажите, на что вы способны, - сказал милиционер.
- Мы просим! – захлопала в ладоши молодуха. Её все поддержали. Только один страж порядка остался хмурым и растерянным.
- Давайте, ребятушки, - обратился я к своим землякам. – Давайте сыграйте роль на бюро райкома партии. Как умудрялись покрывать воришек из числа руководителей…
- А ты откуда знаешь? – подпрыгнул ко мне бывший секретарь.
- Ты, смотри, как в жизни! – крикнул кто-то.
- Прекрасно всё знаю, и ты знаешь, почему я знаю.
- Ты ещё мне ответишь! – закричал Подгузников, и лицо и голова приобрели цвет малинового сиропа.
- Надо же! – воскликнул мужчина с портфелем, - мгновенно покраснел и покрылся потом!
Октябрина шепнула:
- Юра, пора заканчивать этот балаган.
- Я тут причем? Это они, отправители наши. Мы все тут не зря. Зачем-то нас сюда турнули.
- Он всегда нас считал прощелыгами, - сказал Хамов. – А какой я это самое. Когда я честно трудился на благо социалистической родины.
- Не могу, понимаешь, понять, - прохрипел бывший секретарь. - Если это серьезно, то я думаю так. Надо бы все это обсудить на расширенном бюро. Утрясти это дело. Погодите! Какие это отправители нас сюда турнули?
- Тише! – поднял я руку и выпучил глаза. – Нас сюда забросили для шпиономании. Все шпионы и кругом враги на враге сидят и врагом врага погоняют! Помните «Ревизора»? Как там у Гоголя? Вижу одни свиные рыла…Мы все здесь Хлестаковы…
- Ну, ты загнул, - ответил Хамов. – Причем тут свиньи? Тебе смешно, а у нас восемнадцать свиней осталось и поросят куча. Не смешно…
- Вот, дают! – воскликнул милиционер. – Надо же так жизненно сыграть!
Дрожжин снова вылез. Сейчас он должен войти в родную стихию. Его глаза устали бегать. Он решил толкнуть речь.
- Дорогие товарищи! – выпрямился он и сунул руку за китель. Лысина покрылась испариной и побледнела. Он был в ударе.
- Я понял. Я все понял. Мы находимся в столице нашей родины Москве. Дорогие товарищи москвичи! От имени сибиряков приветствую вас!
Все захлопали, а кто-то даже крикнул:
- Ура! Слава сибирякам! Молодцы, артисты! Жмите!
Кто-то громко закричал:
- Пустите меня посмотреть на живых артистов!
- Куда прешь, лошадиная морда! Сдай! Врежу!
- Дорогие товарищи, - продолжал Дрожжин, Подгузников схватился за голову, Дунькин хихикал, а Хамов держался за выпуклый живот. Железянкина и Балаболкин строго смотрели на толкающего речь. – Мы, как и вы строим наше великое будущее! Сейчас на нашей стройке собрался разный народ, таскать, контингент…чего там греха таить. Но все они полны решимости. Подождите, а кто здесь артисты? Дайте и мне посмотреть на них. Посмотреть одним глазком на живого артиста…
Смех, гогот, аплодисменты, рев толпы…
Я услышал, как Подгузников сказал:
- Ты что здесь молол? Неужели так ничего и не понял?
- Да я вот думал…
- А ты перестань ещё меньше думать. А соображай…
- Умора! – заорал за мной парень.
- Покажите мне хоть одного артиста! – наконец закричал и Дрожжин. – Как-то к нам собирались приехать…
Ему не дали досказать. Такой поднялся шум.
Я решил прервать веселье и заорал:
- Будя, канальи! Заглохните!
Шум начал стихать. Я крикнул:
- Спасибо за горячий прием! Спасибо за то, что вы посмотрели сценки из нашей веселой жизни в будущем. Образцы прощелыг, хапуг, очковтирателей. Жизнь, как театр. Спасибо. Надо нам торопиться в театр. Надо ещё успеть на производственное совещание. В совхоз к дояркам съездить…
- Хватит! – заорал Подгузников. – Под суд захотел? Вот соберем расширенное партийное бюро и пригласим…тьфу, мать вашу! Совсем мне мозги закрутили!
Толпа шумела на разные голоса. Милиционер свистел в свой свисток, но никто на это не обращал внимания. Пробивалось ещё два милиционера.
И тут я увидел нового человека. Он пробился к Дрожжину и хлопнул его по плечу.
- Я помогу вам выпутаться из этого положения. Вы, молодец. Вы из какого театра? На днях собираюсь ставить пьесу. Нам нужна роль бюрократа. Вы тут изумительно сыграли эту роль. Я восхищаюсь вашей труппой! Вы бы подошли на роль кузнеца…Он там свободно гнул подковы, - это он сказал Хамову. – А у вас лицо, - артист обратился к Подгузникову. – У меня там есть роль на колхозного пастуха…вылитый, и он замолчал, разглядывая лицо Дунькина.
Толпа затихла. Шло распределение ролей.
- У вас улыбка…Хитрец, обманщик, мелкий пакостник. Иногда вам эта улыбка мешает. Вы переигрываете.
Подгузников, выпучив глаза, глубоко дышал. Хамов сжимал кулаки, а у Дунькина мгновенно исчезла его знаменитая улыбка. Молодец! Учел подсказку. Назревал скандал. Режиссер продолжал распределять роли.
- Ну, с вами всё ясно, - обратился он ко мне. – Из вас мог бы получиться конокрад. А вы, - и он ткнул пальцем в грудь Балаболкину. – Вам подходит роли плохого лектора. На вашем лице, когда вы говорите, написано, что ваш герой глуп. Вы отлично играете роль тупого человека, ограниченного, но нужного для очковтирательства.
- Вам бы я предложил роль деревенской учительницы, - обратил он внимание на Железянкину. – Вы большой талант! Иногда вы переигрываете с этой вашей хмуростью. Не надо так хмуриться. Не надо. И в вашу хмурость я не поверил.
- Хватит! – заорал Подгузников и вплотную подошел к режиссеру. – Ты бы хоть не лез со своей хреновиной разной, понимаешь…
Режиссер театра удивился и развел руки.
- Но…если это игра, то это гениально! Лицо, глаза у всех…чудо! Я приглашаю вас…
Наконец, милиционер оградил нас от толпы. Сказал:
- Рразойдись! Не толпись! Потом! Тут ещё надо разобраться…
Режиссер возмутился:
- Да чего тут разбираться? Люди приехали в Москву из провинциального театра. Сыграют у меня в театре, и пожалуйста. Опять домой. Вам бы я предложил роль городничего в спектакле…
- Да, да, хочу! – заревел бывший секретарь. – Заберите меня отсюда! Домой хочу!
- Меня здесь за бюрократа приняли? – спросил меня Дрожжин.
- За него, мой дорогой и бесценный. За него. Надо отсюда выбираться. Мы тут все заигрались. Значит, в нашем мире, все мы отличные артисты…
Милиция подхватила нас, и вытащили из толпы. Все мы завернули за угол огромного дома. И только там мы стали успокаиваться. У Правдиной всё это время были затуманены очки, она вертела головой, что-то торопливо записывала в блокнот. Иногда она восклицала:
- Ответьте, пожалуйста, и только не уходите от ответа…
Главный милиционер выпрямился и сказал:
- Хоть вы и артисты, но предъявите документы…
- У нас в колхозе «Светлый луч» отобрали, - быстро ответил Подгузников. – Надо же…за кого нас тут…Мне предложили…
- Городничего из «Ревизора», - засмеялся Хамов.
- Смешно? Плакать надо. Что он мне ещё предлагал, захлестнуло, понимаешь…
- Стеньку Разина или бандита с большой дороги, - смеялся Хамов.
- Не понимаю, ну не доходит до меня. Что они хотели? – расстроился Дрожжин. – Я же им хотел лекцию прочитать…
Подгузников подбежал к Дрожжину и схватил его за горло.
- Я тебе покажу лекцию, сукин сын! Ты что?! Или ты придуриваешься, но талантливо, или ты такой и есть! Приедем домой и на расширенное бюро…тьфу, мать вашу. Мама дорогая, да что же это такое! Неужели мы и вправду такими стали…но когда? А это всё они…Дрожжины и Балаболкины…С ума всех свели! Ну, ничего. На расширенном…- И он широкой и крепкой ладонью закрыл свой рот. Помолчал. Милиционер смотрел на него и улыбался. Классно играли мои мужики, если, конечно смотреть со стороны. А в действительности, они не играли. Это была их жизнь, реальная жизнь моего времени. Страшно. Вроде и смешно, но страшно. Ведь я живу среди них. Как же тут не испугаешься? Испугаешься. Подгузников убрал руку и тихо сказал:
- Приедем домой, и вышибу вас двоих с работы, слесарями пойдете. И прикажу всем, чтобы даже политинформации читать вам не доверяли…
- Как же так? - совершенно загрустил Дрожжин. – У меня там, в папке несколько готовых лекций. Как же так?
- Мама, дорогая, - чуть не заплакал наш бывший секретарь, – уберите его с моих глаз. Я же могу пойти на преступление. Я зашибить его могу…
Подгузников оставил Дрожжина и подбежал к милиционеру.
- Веди нас! Веди хоть куда!
- Согласен. Заигрались. Вы, наверное, и спите играючи…
И тут я услышал знакомый голос. Гниломедов.
- Стойте! Стойте! Попались, голубчики! Они сбежали с колхозного суда. Это враги народа!
- А вы кто? – вкрадчиво спросил милиционер.
- Я?! Уполномоченный я. Представитель от НКВД. Я, уважаемый…
- С Мадагаскара шпион от нескольких государств, - вставил я. – А вот я, лично, шпион и резидент разведки от Сейшельских островов, от страны папуасии и жителей Антарктиды. Прибыл сюда сделать революцию. Меня послали сюда антарктиады и антарктиадки.
Старший милиционер дунул в свисток и громко и надсадно крикнул
- Молчать! Все вы мне надоели! Сидоренко, когда будет машина? Чего там возитесь? Всех этих артистов увезем. Пусть там разбираются. Кто и что такие?..
- Правильно! – крикнул Гниломедов.- Особенно, вон того, черного. Он по цыгана косил. Он и есть самый злейший враг советской власти и народа!
- А вот кто вы? – громко спросил милиционер.
- У меня есть документы, - сказав это, он стал шарить по карманам. Но документов не нашел. Он остановил свой взгляд на мне. – Это всё он. Он такие номера отделывает. Был на коне и тут же исчез. Потом тут же появился. Он у меня документы вытащил…
Милиционер неожиданно стал успокаиваться. Назревал новый концерт.
- Это как так? – спросил страж порядка и недоверчиво улыбнулся: – Был на лошади и исчез?
Милиционеры стали смеяться. Им было весело.
- Он даже из-под стражи в восемнадцатом сбежал, - говорил Гниломедов.
- Оказывается, вы давно знакомы. А где та лошадь? Испарилась?
- Исчезла и тут же появилась, - начал злиться Гниломедов.
- Всё ясно. Одна команда. Артисты. Машина прибыла…
Подъехала машина «воронок». Нас загрузили и повезли. Гниломедов начал сопротивляться, но одного удара кулака ему хватило, что бы он потерял сознание.
- Как так можно! – возмутилась Правдина – У вас нет совести! А я-то думала…
- А ты не думай, - быстро ответил один из стражей. – О совести заговорила! Какая может быть совесть у врагов народа!
- Вы сами враги народа! Даже женщину не можете выслушать! Ну да ладно. Бог с вами…
- Глядите! Она ещё и верующая!
- Я – коммунистка с большим стажем!
-Вы не имеете право так относиться к представителям коммунистической партии! – крикнула Железянкина.
- Ого! Ещё не как не могут уняться. До каких пор вы будете играть?
- Мы не играем. Мы так живем, - ответил я.
- Так живете? Ну и ну…
- Да. Так и живем, - поддержал меня бывший секретарь. А я представил его:
- Это наш первый секретарь райкома партии. Все здесь уважаемые люди и вы не имеете право их обижать.
- Мы все тут собрались честные люди, - сказал Хамов.
Гниломедов очнулся. Он сказал:
- Я буду жаловаться. Меня сам товарищ Берия знает. Он направил меня на поднятие…
- Коровьих хвостов и навоза от коров и отправка его на дачи, - вставил я. Старший их стражей порядка громко закричал:
- Молчать, враги народа!
Машина остановилась. Раскрылась дверь и я увидел двух очень хмурых дядей.
- Чего же вы так хмуритесь? – спросил я у них. – Отпустите нас, и мы разыграем великолепный спектакль прямо здесь.
Дверь опять закрыли и нас повезли. Долго мы ехали. Остановились. Нас выводили по одному. Площадь. Напротив высокое здание, кажется, в четыре этажа. Напротив этого здания памятник. Меня он не заинтересовал. Плевать мне на эти памятники.
Нас повели по длинному коридору. Втолкнули в камеру. Здесь уже были люди. На нас никто не обратил внимание. Каждый занят собой. Наверное, здесь ожидали своей участи «враги народа».
Мы долго сидели. Потом нас, включая и Гниломедова, куда-то повели. Поместили нас всех в одну камеру. Гниломедов быстро мерил шагами камеру и зло бросал свои взгляды на меня. Первым вызвали Дунькина. Часа через два он вернулся. Не били. Он сообщил:
- Рассказал всё, как было. Чего скрывать?
- Стрелов! – крикнули у входа. Раскрылась дверь и я оказался в маленькой камере. Стол, за ним сидел угрюмый человек. Почему все они такие хмурые? У окна стоял ещё один. В углу маленький столик. За ним девушка. Наверное, секретарь. Она удивленно разглядывала меня. Напротив стола табуретка. Пригласили сесть. И тут же спросили.
- Фамилия? Имя? Отчество? Год и месяц рождения? Где родился? И кто твои родители? Только не надо корчить из себя артиста. Цыган? Чего тебя-то угораздило оказаться с этими…
Ответил на все вопросы.
- Продолжаем играть? – спросил напротив сидящий человек. Он был маленький, тщедушный, с усиками под горбатым носом. Даже рассказал, как я встречался с комиссаром Гниломедовым и как он сражался с белыми.
- Его бы вам стоит отпустить. Он ваш, полностью. Он до мозга костей преданный вам. Он настоящий чекист и коммунист, каким и должен быть в наше время…
- А ты не преданный нам?
- Нет. Я ваш убежденный враг. Никто из моих товарищей не является вашим врагом. Но я никогда не считал себя врагом народа. И вы не имеете право говорить от имени народа. У меня к вам вопрос представителя от многих государств, как считались в ваше время миллионы граждан…
Ну и накрутил, подумал я. Надо играть.
- Откуда вам известно, что миллионы?
- Из истории. Мне бы хотелось встретиться с Берией. У меня к нему есть очень серьезный разговор.
- Даже так? – вышел из угла человек в сером костюме.
- Я вам так скажу. Многое знаю. И вас не боюсь. Здесь, у вас на Лубянке, в подвальных камерах многие честные люди погибли. Замордованные вами. Вот видите, как я с вами тут балакаю…
- Если это не игра? – сказал он.
- Жизнь – это игра, и все мы в ней актеры, - ответил я.
- Логично. Мы ещё побеседуем. На место его…
Увели в одиночную камеру. И тут же появился Керс.
- За мной? – спросил я. Он улыбнулся и ответил:
- Ты ещё на пути к возвращению.
Посредине камеры появился столик, а на нем разные кушанья. Я тут же набросился на еду. Керс же сидел в кресле и тянул вино из кубка.
- Надо сказать, что всё провел артистично. В моё время, когда я был знаком с самим пиратом Морганом, такого скопления артистов не было, из народа, конечно. А сейчас, все, без исключения, артисты…
Когда я насытился, столик исчез.
- Что мне ещё предстоит сделать?
- Ты встретишься с интересными людьми.
- С Берией?
- Да. Но и не только с ним. Не забегай вперед. Не беспокойся. Гниломедова отпустят. А я исчезаю. Через два дня за тобой приду…
И он исчез. Прошло два дня. Меня не вызывали и не били. Но я чувствовал, что за мной следят…
Через два дня за мной пришли и повели по длинному коридору. В маленькой камере было несколько человек. Берию я сразу узнал. По очкам. Лицо одутловатое и такое ощущение, будто под кожей вода. На бледном и холеном лице, как не странно, красные губы. Почему-то подумал, что он относится к людям склонным к вампиризму. Я бы не сказал, что он высокий и крепкий. Среднего роста. Большая и жирная голова, пухлый живот, рыхлое тело, его должны держать тонкие и слабые ноги. Под его странными очками не видно глаз. Но однажды я их уловил. Глаза водянистые, но за ними заметно, скрывается большой ум. Первое впечатление меня никогда не обманывало. На Берии был белый костюм и белые туфли. Даже рубашка белая, косоворотка с белыми пуговицами. На костюме были пришиты большие накладные карманы.
Мы стояли друг против друга. В руках его исписанные листы бумаги.
- Здравствуйте товарищ Берия Лаврентий Павлович, - сказал я, держа руки за спиной.
- Даже так? – спросил он. Голос показался глуховатым. Но он мог быть и звонким. – Так откуда вы? Любопытно. Вы прекрасно понимаете, что куда вы попали? Здесь все говорят правду. Так откуда вы?
- Товарищ Берия, мне бы очень хотелось поговорить с вами лично без ваших костоправов…
- Смелый. Ну, ничего. Желаешь мне рассказать про Сейшельские острова и антарктиадок? – улыбнулся он. Он мог прекрасно улыбаться. Мог так улыбаться Малюта Скуратов?
- Они могут это и не знать, - кивнул он в сторону своих помощников. – Да и не обязательно знать. Кто знает, возможно, когда-то там и были эти…такие вот люди. А если серьезно? Где, правда?
- Правда? Вы шутите? Всё игра. Везде театры…
- Значит, я тоже играю? – и он оглядел своих помощников по заплечным делам.
- Конечно. Чем выше идет человек по служебной лестнице, тем он талантливее играет. Лично вы – гениальный артист.
- Пошел ва-банк? Смелый.
- Что наша жизнь. Так. Даже любые пытки со стороны ваших молодцев, ничто с вечностью…Мгновение…
- Мудрец.
- Слушай, Берия. Если не хочешь быть один, так как ты трус. Скажу – ты враг народа. Ты ищешь врагов, но их не надо искать. Он и они, вот они все. Здесь. Вы мерзки, господин Берия и ваши подонки. Не волнуйтесь, я кричать не буду, и прославлять не буду Сталина и партию. Плевать мне на вашего вождя, на тебя и на вашу прогнившую партию. Ну как? Я артистично речь толкнул? Да, я тоже артист…
- Решил последнюю роль сыграть? А ведь мне хочется тебе поверить. Вот теперь, товарищи, - он оглянулся к своим помощникам, - всё стало ясно. Пусть этими господами из будущего занимаются наши тюремные психиатры. Из будущего они. Я вам устрою и будущее, настоящее и прошлое. Всё это будет в одном флаконе от дури. Я из вас дурь-то вышибу!
И вдруг я исчез из этой камеры, а попал в другую, на наре лежал Подгузников и стонал.
- Юрка? Как ты сюда попал? Хотя чего это я? Здесь всё возможно. Побили меня, Юрка. И я им дал…Дурачком меня выставили. Требовали, чтобы я признался в шпионаже.
- Теперь-то вы хоть поняли, что это были за люди? А вы их воспевали…
- Понял! Понял! Тебя ещё не трогали. Тронут. Хотя, кто знает…
- Меня сам Берия допрашивал. Тоже не верит. Для них мы все дураки. Но я с вами до конца…
- Ты не бросишь нас?
- Как же я вас брошу, если я с вами с самого острова…
- На острове мы так хорошо начинали. Сдались эти свиньи нашим мужикам. Все испортили…
- И ваше вино тоже испортило всё…
Подгузников пощупал синюю шишку на крутом лбу.
- Твари! Они меня всё равно не сломят. Я им покажу, каким должен быть настоящий коммунист.
- Кирьян Апполинарьевич! Горе с вами. Разве дело в коммунисте? Во время войны и беспартийные сражались мужественно. Например, Сусанин не был коммунистом…
- Он настоящий коммунист! Если бы в то время была партия…
- С вами всё ясно, - перебил я его. - Можно представить, какой разговор состоялся с Дрожжиным и Балаболкиным…
- Вот это будет концерт! Он о сияющих вершинах им запудрит головы!
- В наше время они за эти вершины деньги получали…
- Мне бы домой добраться… Я бы их, мерзавцев, со всех постов выгнал бы. Всё думаю вот о чем. Какая такая сила нас из дому сюда забросила и зачем? Не пойму. Фантастика какая-то! А может, все мы спим?
- Это реальность. Но вы всё забудете, когда вернемся домой. У одного такого спрашивал, как мы с ним кое - где побывали. Он меня дураком обозвал. И вы помнить не будете. После суда мы побывали дома. Я у Хамова спрашивал. Не помнит.
-Были дома? Не помню. На этот раз, всё буду помнить. Доказательство? Шишка на лбу. Я бы всю свою жизнь повернул по-другому…
- Не выйдет.
- Почему? Выйдет, - заупрямился бывший секретарь. – Я их всех выгоню…
- Не выгоните. Потому что все люди такие. Они с детства так воспитаны. Вся наша система такая. Всю эту систему надо менять…
- Но, но, легче на поворотах! Не заговаривайся! Вот ты всегда такой был!
- Кирьян Апполинарьевич, вы теперь знаете, что я путешественник во времени. Мне всё известно.
Прикрывая шишку рукой, и морщась, он долго смотрел на меня, потом застонал и спросил:
- И это правда? Не врешь? А что дальше будет?
- Вы не бойтесь. Вы, и ваша лихая команда не потопляемые. Вы всегда наверху, а я опять буду для вас враг народа и советской власти. Вам нечего бояться. Вы живучи при любой системе. Поверьте мне. Оно так и будет.
За дверью загрохотали шаги. Наверное, шли к нам…
Раскрылась дверь, и вбежали трое в кожаных куртках и с наганами в руках.
- Не двигаться, оборотень! Стрелять будем!
Первое, что я увидел, исчез Подгузников. У троих от удивления и страха округлились глаза. Перед моими глазами все словно поплыло. Выстрелы я услышал. Конечно, стреляли в меня. Я даже слышал возле уха свист пуль…
Я оказался в большом кабинете. Высокий потолок, толстые и темные шторы плотно закрывали окна. И запах…Запах кабинета. И тишина. Если бы кто-то взглянул на меня в этот момент со стороны, то увидел бы меня с открытым ртом. За столом старинного производства, сидел сам Сталин. В кабинете был ещё один длинный стол и стулья. Сталин что-то читал. С правой стороны пузатая, настольная лампа. Трубка лежала на белом листе бумаги. От трубки шел приятный запах.
Он меня не видел. Я тихо подошел к столу и отодвинул стул, чтобы сесть. Сталин медленно поднял голову и уставился на меня. В глазах удивление. От света, падающего через прорезь штор, глаза у него были светло-коричневые с мелкими кровавыми прожилками. Нездоровый цвет глаз. Лицо мне показалось бледным. Сталин. Вот он какой! Небольшого роста. В кино нам показывали его здоровым, и не верил очевидцам, что он маленький. Ударь в грудь, и она треснет. Слабенький мужичок. Интересно, как он такой, и смог завладеть умами? В его глазах видел большой ум. На это я сразу обратил внимание, не смотря на его низкий и морщинистый лоб. Да разве дело в нем? Даже у нашего Дрожжина лоб раза в три больше, чем у Сталина. А кто наш лектор, и кто Сталин? Я читал его труды. Умница. Ничего не скажешь.
- Кто ви? – спросил он. Интересное произношение. Голос приятный. Я понял, что передо мной гениальный артист и не развитый гипнотизер. Он стал шарить под столом, там, видимо, была кнопка. А может, с испугу стал там что-то искать. Почему-то многие писали, что он редко смотрел на человека, признак большого ума, а смотрел на какой-нибудь предмет. Это только люди маленького ума могут уставиться тебе в глаза и смотреть, как удав на кролика. Кстати, от нас, с детства, требовали, чтобы мы смотрели в глаза учителю или руководителю. Об этом писали почти все журналисты. Обычно писали так - его мужское, крепкое рукопожатие и прямой, откровенный взгляд. Кошмар какой-то! Я терпеть не мог, когда кто-нибудь сжимал мою руку до хруста. Хорошо знал этих людей. А откровенный взгляд? Уставится и смотрит на тебя, да ещё улыбается…Стеклянные глаза, и застывшая улыбка. Ничего хорошего не жди от этого человека. Интересно, а кто такую разнарядку дал?
- Как ви сюда попали?
- Пора и догадаться. Разве можно пройти через вашу охрану? Разве можно пройти через вездесущего Поскребышева? Так кто же я? Как вы думаете? Не с неба же я свалился. А возможно, и оттуда…
- Не ясно говорите, - сказал он. В голосе нервозность. Заговор, наверное, подумал он.
- Сигнализация у вас в порядке. Я человек из будущего…
- Зачем обманывать? Разве можно своего вождя…
- Да кончайте хоть со мной играть, - ответил я спокойно. - Идите и позовите своего верного пса, а я полюбуюсь. Отдохну немного…
Я сел на стул и закинул ногу на ногу. Развалился. Сталин довольно быстро встал и пошел к двери, оглядываясь на меня, словно боясь, что я растворюсь.
Он раскрыл дверь и позвал Поскребышева. Странный тип. В полувоенной форме, с резкими чертами лица и преданными, круглыми и немигающими глазами. У него, как мне показалось, длинные руки и тонкие пальцы. Я мало читал об этом человеке. Может, он подстригся? Лысина. Но есть светлый пушок…
- Товарищ Поскребышев, - повысил голос Сталин,- я бы хотел сегодня поработать один. Никого мне не надо звать!
- Слушаюсь, товарищ Сталин. Я никого и не пустил…
- Так, - такнул вождь и прошел на середину кабинета. И ткнул кривым пальцем в мою сторону. – А это кто?
Поскребышев ещё сильнее выпрямился и замер.
- Я вас спрашиваю.
- Не понимаю, товарищ Сталин. Кроме вас…никого в кабинете. Я никого, товарищ Сталин.
Вождь нервно засмеялся.
- Я пошутил. Проверьте сигнализацию.
Поскребышев прошел мимо меня, и я видел, как его нога свободно прошла через мою ногу. Любопытно. Это увидел и Сталин и его брови взметнулись. Поскребышев что-то проверил и вытянулся.
- Всё в норме, товарищ Сталин.
- Я и без тебя знаю, что всё в норме. Иди.
Поскребышев тихо вышел и закрыл дверь. Сталин медленно пошел к столу. Шаги его были нерешительные. Он опустился на свой стул.
- Так зачем прибыли? С какой миссией?
- Побеседовать захотелось. Вы потрогайте меня, чтобы убедились, что я есть. Для него я невидимка, а для вас осязаем. Потрогайте руку…
Он медленно поднялся, протянул свою короткую руку, протянул я ему и свою руку. Он почувствовал моё тело, и отдернул руку. Быстро сел.
- Ви есть. У нас много врагов, у народа и у партии враги.
- Так я и знал, что вы начнете с этого! У вас кругом враги! У меня вопрос. Вы зачем расстреливали военных начальников?
Он взял трубку, выколотил пепел на бумагу, хотя мог бы и в пепельницу. Из красивой коробки взял табак, и стал набивать им трубку. Какой приятный запах!
Закурил. Потом ответил:
- Это враги народа. И наша партия не позволит…
- Какая чушь! – перебил я его. – И вы прекрасно знаете, что это не враги. От имени какой партии вы говорите? Как вам не стыдно! Я только что был у Берии. Поговорили…
Он молчал. Курил. Смотрел мимо меня. Ведь умный мужик был.
- Давай поговорим, - сказал он, продолжая смотреть мимо меня, но я чувствовал, что он видел меня всего. И такое было ощущение, будто он заглядывал в мой мозг.
- Ви достигли того, что путешествуете во времени?
- Да, - соврал я.
- И в каком году живете?
- В любом.
- Конкретно.
- В конце этого века.
- Какая будет наша страна в конце этого века, и в каких странах будет построен социализм?
- Разочарую вас. Страны такой не будет. Возникнет новое государство, под названием Россия.
- Я всегда этого боялся.
- Вот как? И вы не удивились?
- Нет. Всё это сделают внутренние враги. Какая Россия будет?
- Я пришел к вам в пик её слабости. Верю, что она оживет и будет сильным государством. Началось все с вас. Вы научили людей всего бояться, подхалимничать и стучать друг на друга. И вот результат. Советский Союз развалится.
- Я боялся этого. И держал все республики в жестких руках. Нужна сильная власть для этого народа. Этот народ не может существовать без вождей. У вас нет вождей?
- Нет.
- Вот видите. А вождь должен быть…
Он попыхтел трубкой, и она скрипела под его коричневым большим пальцем. Недоволен, видимо, вождь.
Со мной прибыло несколько человек, - прервал я молчание. – Они здесь. Скоро предстанут пред ваши очи…
- А кто ви? – тихо спросил он.
- Просто человек. Находился в рядах этой партии тридцать лет. Потом я не пожелал быть в её рядах. Исключили…
- Так легко отделались?
- Ваше время прошло. Если откровенно, есть сожалеют, что ваше время прошло. Прямо страдают. Они появятся здесь…
- Ждут личности? Её не надо ждать. Она сама придет в нужный момент. Я же вот пришел. Значит, ви сюда прибыли, чтобы судить меня? Я всё делал по завету Ленина.
- Даже слишком.
- Ясно. Значит, и до него добрались в ваше время…
Глухой звонок. Сталин взял телефонную трубку. Послушал. Подумал немного и сказал:
- Сам Берия пожаловал. Кстати, умный человек и преданный партии…
- Да бросьте говорить такое про него. Нашли преданного…
- Ну, знаете! – резко ответил Сталин. Тут же успокоился и ответил в трубку. – Пусть войдет.
Раскрылась дверь, и возник Берия. Он торопливо приблизился к столу, и устало сел на стул.
- Чёрт знает, что творится у нас! Какие-то мошенники- невидимки объявились в Москве!
- А как ты думаешь, Лаврентий Павлович, кто ещё у нас в кабинете есть?
Берия осмотрелся, но меня не обнаружил.
- Лаврентий Павлович, - сказал я, - Тут мы. Здесь я пред вами…
Он услышал мой голос. Вскочил. И быстро развернулся ко мне.
- Ты?! Здесь?! Как посмел явиться?!
- Да, ладно, Лавруша, - прервал его Сталин. – Тут должны появиться посланцы…на суд. Будем их с тобой судить. Когда они появятся? Скоро? – это он меня спросил.
- Должны. Сейчас, - сказал я, и хлопнул в ладоши.
И тут же появились мои современники.
- Прошу, гости из будущего, - пригласил Сталин. Все расселись.
- Кто у вас главный?
Подгузников вскочил и доложил.
- Значит, секретарь райкома партии? Довели до чего страну.
- У нас программа коммунистической партии. И мы в свете решений…
- Сядьте, – ткнул в его сторону трубкой вождь народов. – Тоже, мне, в свете решений. Где вы таких слов нахватали? Ви что? Словоблудством там у себя занимаетесь?
- Мы, согласно указаний, партийных пленумов, - вставила Железянкина.
- Кто это? – резко спросил вождь. Подгузников и Железянкина вскочили.
- Секретарь партийной организации сапожной мастерской и цеха по пошиву нижнего белья, Железянкина Авдотья Никитична.
- Нужная работа. Как вы допустили разлад, например, в своей сапожной мастерской? Садитесь, товарищ секретарь и вы, товарищ портниха.
- Я не портниха, я руководитель…
- Ви, оказывается, ещё и спорите?!
- Некоторые намешают честно трудиться, - сказал Дунькин.
- А это, что за гусь? Почему прерываете?
Секретарь снова вскочил.
- Это начальник по производству цеха дрожжей, горшков и унитазов.
- Что?! – спросил Сталин. Брови у него взметнулись к середине лба. Берия шевелил губами. – Как это?! Если каждый начальник по ночным горшкам будет перебивать не только своего секретаря, но и вождя народов… О, чем может идти речь! – сказал это Сталин и стукнул кулаком по столу. – У вас исчезла дисциплина!
Он встал, вылез из-за стола, прошелся, и остановился рядом с Подгузниковым. Ткнул трубкой в мощную грудь секретаря, улыбнулся и оглядел нас. Сказал:
- Знаете, ви мне напоминаете одного человека. Был у нас в ссылке один кузнец. По спору подковы гнул. Ви не пробовали подковы гнуть?
- Нет, товарищ Сталин! – гаркнул секретарь.
- Жаль. Я бы посмотрел. Слушайте, а кто он в вашем времени? – спросил вождь и ткнул трубкой в меня.
- Слесарь-водопроводчик, - поднялся Хамов. – Он у меня на участке работал. Едва избавились от него.
У Сталина опять брови поползли на середину лба. Он строго посмотрел на Хамова.
- Слесарь-водопроводчик? – очень тихо переспросил Сталин. – Садитесь.
- Он начальство не любил и фельетоны в газете печатались, - хихикнул Дунькин. – Советскую власть не уважал.
- Почему перебиваете меня?! – удивился Сталин. – Я же вас не спросил товарищ начальник по ночным горшкам!
- Вы спутали, товарищ Сталин, - начал было Дунькин. – Я начальник по производству…
- Замолчите!- громко сказал Сталин. Но тут подала голос Правдина.
- У меня к вам вопрос, товарищ Сталин.
- А это ещё что такое?!
- Я не «что такое», а женщина. И у меня вопрос. Я вещаю. У нас есть районная радиостудия…
- Что?! – даже очень тихо спросил Сталин, и опять скрипнула трубка. Берия быстро встал. Он впился своим тяжелым взглядом в вещателя районной радиостудии.
- Ви вещатель?! – спросил он и дробно засмеялся. И тут же прекратил смех. – Товарищ секретарь райкома! – при этих словах вождя, наш секретарь вскочил и вытянулся, как на параде.- У вас это что такое? Здесь слесарь-водопроводчик стал мне мораль читать, потом производитель ночных горшков вылез, потом вылезла портниха, а здесь и вещатель перебила. У вас что там? Все такие? Стали меня обвинять чёрт знает в чём, а сами, что сделали со страной? А ведь они, Лаврентий Павлович, наши последователи. Кому мы страну доверили! Если каждый будет перебивать даже секретаря райкома, то до чего можно достичь. Когда вернетесь в ваше время, то разберитесь, товарищ секретарь района. А то какой-то вещатель…
- Я не какой-то, а женщина, - не унималась Октябрина Правдина.
- Бунт?! – выдохнул Сталин. – Пока существует советская власть в этих стенах кремля, здесь никогда не будет подобного! Товарищ секретарь райкома, уймите вашу вещательницу.
Берия сделал шаг в сторону Октябрины, но Сталин остановил его движением руки.
- Мне стыдно за вас всех, - выдохнул Сталин. – Да садитесь же!
Все сели. Сталин прошел к двери. Постоял немного. И снова пошел в нашу сторону.
- Безобразие, - тихо сказал он. – Поймите, там, где нет железной дисциплины, там нет порядка. При мне есть порядок. Это я должен вас всех судить. Ладно. Прошу высказываться. Не стесняйтесь.
Сталин прошел к столу, сел, вытряхнул пепел из трубки в пепельницу. Набил в трубку душистый табак. Прикурил. По кабинету разлился приятный запах.
Вскочил Хамов.
- Может, вы избавите нас вон от того гражданина, - сказал это и показал рукой в мою сторону. – Он всем надоел. А ещё прощелыгами обзывает. Мы все тут честные труженики…
Сталин, видимо, взял себя в руки, стал успокаиваться, и даже улыбнулся.
- Надо же, так голос натренировать. Хоть сейчас в артисты отправляй.
- Он не любит советскую власть, - тихо добавил Дунькин. – Нас честных тружеников в рассказах высмеивает.
- Надо бы его разобрать, - сказала Железянкина. Она очень сильно нахмурилась и сделала губы трубочкой.
- На Колыму его, - добавил Дунькин.
Тут вскочил Дрожжин. Наш секретарь схватился за голову.
- Когда мы собрались вместе, когда с нами великий и мудрый вождь, и учитель всех угнетенных народов, когда все мы, как один, сплоченные вокруг нашей родной Коммунистической партии…
- Хватит! – прохрипел Подгузников. – Здесь бы вы хоть помолчали…
- Это что за экспонат? – спросил Сталин. – Он издевается над нами, над товарищем Сталиным? Зачем он так? Здесь не собрание, и не отчет.
- Они все так наловчились говорить, - подала голос Правдина. – Привыкли.
- Зачем? Есть же нормальный русский язык, – ответил вождь.
- У нас непринято говорить простым языком, - ответил Подгузников. Тот, кто начинал говорить, вставал. Но Сталин приказывал сесть, указывая трубкой на стул.
- У вас все так наловчились болтать?
- Иначе они не могут и не понимают, - сказал я и тоже встал. Надо уважать старших. У моих родственников всегда уважали старших, даже если они были не правы. А тем более, все-таки, это был вождь, пусть был злобный, капризный и недоверчивый, но он был руководителем большой страны. Я продолжал говорить: - Доклады состояли на восемьдесят процентом политической трескотни, и только двадцать процентов по делу. И если кто-то начинал складно и много болтать с трибун, пусть даже слесарь, быть ему не только в партии, но и в парткоме или райкоме партии.
- Говорите, да не заговаривайтесь! – воскликнула Железянкина. – товарищ Сталин ещё подумает…
- Сядьте! – приказал вождь. – Чего ви вскочили? Не понравилось? Я подумал. Да, да, подумал. А слесарь-водопроводчик прав. Поверил ему, но не вам. Наловчились болтать. И кто складнее и ловчее. Болтуны ви все. А дисциплина? Её нет у вас. При мне такого нет.
Он скрипнул трубкой.
- Странно. Кто вас послал к нам? – спросил он, и почему-то взглянул на меня.
- Те силы, товарищ Сталин, что над всеми нами, над планетой и над миром, - ответил я. Он улыбнулся.
- Если это не сон, то я поверю. Всё так реально. Вот тебя, слесарь-водопроводчик чувствую как бы отдельно от этой компании. Что-то кроится за этим. Суд? Надо мной? Суд над ними?
- Вот в таком реальном сне я был близко от вас под Царицыном. Рвался к вам.
Сталин быстро взглянул на меня, но очень спокойно спросил:
- Зачем?
- По каким-то делам был послан в то время. Это не от меня зависит, как вы поняли. Хотел познакомиться.
- Не удалось?
- Нет.
- Вы могли бы изменить ход истории? Или как?
- Нет, нет! Что вы! Просто хотелось посмотреть издали.
- Ви очень откровенный человек. Я понимаю теперь. Вам там плохо среди вот этих людей.
- Очень.
- Понимаю. А ви сделайтесь такими, как они, и вы почувствуете сладость власти.
- Пробовал. Выгнали. Бригадой командовал. Я не лидер. Мне это не дано.
- Ну что же, - поднялся Сталин. – Я думаю, что даже в таком сне, есть время ухода по своим местам.
Мы все тоже встали. Берия вышел первым. Мы за ним. Сталин не пошел провожать нас. В этот момент мои земляки исчезли. И Берия тоже.
- Ну вот. Мы снова вдвоем. Странно. Слесарь-водопроводчик…и вдруг эти путешествия. Весьма странно…
- Мне тоже так кажется, - ответил я. – Выбрали бы кого-нибудь из них, а они меня. Может, из-за того, что я ничего не требую. Во всем ищу справедливость.
- Возможно, и так.
Он сел. Попыхтел трубкой. Я тоже прошел к столу. Сел. Он никакого внимания на меня. Даже не смотрел в мою сторону, но я ощущал на себе его изучающий взгляд.
Я первым нарушил молчание.
- В том времени, я даже с красными воевал.
- Наверное, такое про них узнал. Вот ты и взбунтовался.
- Многое узнал. Не нужна была Гражданская война. Столько людей погибло!
- Такое время было. Но мы победили. Всё зря?
- Зря.
Он не вздрогнул и не вскинул брови. Он пыхтел трубкой. Долго молчал. Потом спросил:
- А что нужно было?
- Разобрались бы без вас. Извратили идею коммунизма. Ваши последователи постарались всех больше. Насчет революции? У всех были свои личные амбиции.
- Значит, за свои грехи надо платить. Разве я не думал об этом? Думал. Но уже ничего с собой не мог сделать. Так было нужно.
- У меня к вам вопрос, - услышал голос Правдиной. Я даже вздрогнул. Но Сталин не шелохнулся. Поразительно. Она стояла рядом с моим стулом. В руке блокнот и ручка. Сталин улыбнулся.
- И какой у вас вопрос, вещатель.
- Как вы могли терпеть рядом садиста Берию?
- А кто знал, что он садист? Он выполнял свой долг. Мне нужны были исполнители.
- Иосиф Виссарионович, вы ушли от ответа, - сказала она.
- Неужели неясно, – перестал улыбаться Сталин.
- Мы вели разговор, а ты вмешалась, - ответил я.
- Ну чего вы оба разволновались? Чего это? Расстроились чего? И потом, я все-таки, женщина. Надо бы уважить и пригласить сесть.
- Я никого здесь не приглашаю, - резко ответил вождь. - Надо же, самого Сталина заставила нервничать! Талант! Баба навязчивая…
- Я не баба, а женщина, - выпрямилась Зинкина. – Почему я не должна вмешиваться? Советская женщина не должна мешать, а она должна быть…
- На кухне! – резко прервал её Сталин. – Уберите её!
- Октябрина, уймись, - посоветовал я. И она испарилась.
- Ну и баба! – воскликнул вождь народов. – И та портниха. Все такие?
- Товарищ Сталин, они у нас почти все такие. Они во все дырки в стране полезли. Даже во всех видах спорта они участвуют. Штанги поднимают, боксеры есть, в футбол и хоккей играют. Везде они есть.
- Это настоящий матриархат. Вот до чего довели страну.
- У нас есть и хорошие женщины, – возразил я.
- Плохо верится.
- С вашего прямого согласия Берия такого натворил…Ой, сердце…Ну да ладно…
С этими словами снова появилась Правдина. Её очки упрямо сверкали.
Сталин вскочил и выронил трубку. Он быстро поднял её, и ею показал на дверь.
- Пошла вон! Это же прямое издевательство!
- Товарищ Сталин, вы ушли от ответа, - жестко сказала Октябрина и ещё сильнее выпрямилась. Сталин плюхнулся на стул и закатил глаза.
Правдина опять исчезла.
- Это прямое издевательство над личностью, - простонал вождь.
- От измывателя слышу, - услышал я голос Правдиной. Её нигде не было. – Вспомните, как вы издевались над людьми. А знаете, как интересно смотреть, как вы нервничаете. Одно удовольствие смотреть.
- И такое ей нравится?! – воскликнул вождь.
- Как и вам, - ответила она. – Хотите, я ещё вам нервы помотаю?
- Нет! – резко ответил он.
- Да! – крикнула она. – Надо бы ещё Берии помотать нервы! Сегодня вам, завтра Берии, послезавтра Молотову. Так интереснее жить, веселее. Ой, сердце! Ну да ладно. Проехали.
- Появись, женщина, - очень тихо сказал Сталин, и его правая рука опустилась под стол. Наверное, там пистолет. Но Правдина больше не появилась.
Мы долго сидели и молчали. Наконец Сталин встал, попыхтел трубкой, видимо, это его всегда успокаивало.
- Как хорошо быть великим и мудрым, - сказал он, глядя на окна. – А ведь все подхалимы сделали меня великим. В рот заглядывали. Скажу какую-нибудь глупость, а все хлопали и были довольны. Мне все это нравилось. Для этой эпохи я был им нужен. Для вашей эпохи я бы не подошел.
- Там, в глубине души, вас не мучила совесть? – спросил я.
Он прошелся по кабинету. Остановился у стола.
- У большевиков такого понятия не должно быть. Иначе – гибель.
- Значит, у власти должны стоять люди без совести?
- Совесть, стыд – химера. Мы, большевики, должны и обязаны вытравлять из себя эти понятия. Вот поэтому вы, как ты, всегда проигрываете. У твоих современников-коммунистов, стоящих у руководства страны, и даже района и участка, тоже не должно быть совести. Они любой над ними власти будут отдавать честь, потому что у них нет чести.
- Человеку от рождения даны эти понятия.
- Правильно. А на что мы? Коммунисты-идеологи? С детства, с пионерии вытравливают эти понятия. Вот пример. Павлик Морозов. Маленький сучонок, мерзость. Отца заложил. Мы его таким воспитали.
- Вот и воспитали продажное поколение. Страшно.
- Согласен. Страшно. Но мы учились у Маркса и у Ленина быть жестоким и без чувств. Это были наши образцы. Мы учились у них. Так что вы хотите от нас? Удивительно. Я ничему раньше не верил…
Он посмотрел в потолок, ткнул в сторону его трубкой.
- А там есть и Бог и Сатана. Теперь я всему верю. Значит, я попаду в ад.
- Здесь я тоже согласен, - ответил я. – В вас сидит посланник сатаны. Но вы этого не знаете. Он вас сидит.
- Странно. Я беседую вот так с каким-то слесарем-водопроводчиком и не сержусь и не гоню его. Странно, но мне с тобой легко. Продолжим разговор. Ничего уже я не могу с собой поделать.
- Но надо с самим собой бороться! – почти крикнул я.
- Нет сил, с самим собой бороться. Да и зачем? Власть так сладостна. У меня такое возникло ощущение, будто кто-то помогает мне справляться с моими врагами. Я даже не спрашиваю, как я закончу свои денечки…
- Вы ещё долго будете у власти. Но я не имею право говорить вам о вашей судьбе…
Туман. Всё исчезло. Я оказался на мансарде своей дачи. Всё. Спустился вниз. Мне ещё хотелось поговорить с этим человеком. Меня он заинтересовал. Было хоть с кем поговорить. И о сияющих вершинах не говорили. Интересный человек…
Попил чаю. Сталин из головы не выходил. Я должен с ним ещё встретиться и поговорить на разные темы. Ведь, умный мужик. С детства я тянулся к умным людям. Захотелось с ним пофилософствовать.
Хорошо на пенсии. Человек живет в этой жизни две жизни. Одна до пенсии, другая после трудовой деятельности. Вторая жизнь у меня в осмыслении жизни, в философии. Первая была в приключениях. Не у каждого так бывает. Я знал дедушек и бабушек, которые в дни молодости были активными, жизнерадостными. Сейчас сплетничают, скрипят зубками, «моют косточки» себе подобным, жалуются на всё и вся. Вот вам и вторая жизнь после пенсионного возраста.
- Чему радоваться-то! – закричала бабуля Нина. В прошлом, она была самая активная комсомолка, стоящая даже у власти в городе. – Всё радуешься? У меня пенсии на колбасу не хватает! А ты мне радость несешь! Мне радость твою не есть!
- Но у меня ещё хуже, - ответил я. – Но я не ною.
- Он радуется! – сказал дедушка Боря. – Мне масла не хватает! Бутылку водки не могу взять! Раньше свободно мог!
- Моей внучке не могу колготки купить, - запричитала бывшая партийная работница. – Хлеб дорогой…
- Бутылку водки возьмешь, и будет, - крикнул рабочий-подхалим. – А раньше я мог хоть десять бутылок купить. Единственно, меня выручает мой начальник. Я ему очередной гараж строю на продажу. Он меня и покормит и напоит. Да ты как-то уже писал о нем. Хорошо, что твои фельетоны больше не печатают! А то никакой жизни от тебя не было. Ну и что? И буду подхалимничать. Надо как-то прожить в этой жизни…
Откровенно поговорили.
Бывший член райкома партии закричал на меня.
- Это все твои демократы такое со страной сделали! Всю страну разграбили! Все растащили…
Демократы? А причем тут я? Никогда не был демократом и не буду. Кстати, все эти бабушки и дедули активно ходили на демонстрации, а я не ходил. Они аплодировали коммунистам на трибуне. А я нет. Они хорошо жили с начальством. Многие из них вкалывали на дачах своих благодетелей, за это получали премии от государства. Я не получал. И не трудился на тех дачах и гаражах. Их за это поощряли орденами и медалями. Меня нет. Вот эти стонущие нытики живут в хороших квартирах, имеют по несколько машин. Я живу в холодной и сырой квартире. Это мне надо бы кричать, что у меня нет колбасы и колготок. И почему это они на меня кричат? Это мне надо на них кричать. Демократы. Какие они демократы? Это бывшие партийные деятели. Надо этим нытикам требовать колбасу и колготки с современных демократов.
С такой мыслью и пошел в город. Встретился с Правдиной. Стал ей объяснять, что видел сон…
- С самим Сталиным? Нет, не видела такой сон. Ты, Юра, хороший фантазер. Сдались эти твои герои. Отпусти их. Ой, сердце. Ну да ладно. Проехали.
- Они мне тоже надоели, - ответил я.
- Да? Ты совсем ушел в тайгу. На даче поселился. Нельзя быть в одиночестве.
- Разве в народе нельзя быть одиноким?
- Нельзя. И не уходи от ответа.
Поговорили.
Опять из них никто не помнил, что были в прошлом. Кто признается? Скажут – спятил. Да и засмеют. Но меня всегда удивляли засмеятели. Ещё в дни своей молодости, когда я поселился в заброшенном сарае, и жили мы там пятеро, а я спал у огромного окна, почему-то не смеялся над моим чудачеством. Когда-то, в дни своей ранней молодости познакомился я с одним мужичком. Маленький, тщедушный, в рваной одежде. Отбыл он срок за политику. А я этот народ уважал. И не понимал тех уголовников, которые издевались над ними. Этот мужичок прошел все земные муки ада. Был на войне. Имел награды. Попал в плен. Бежал. Потом лагерь. Снова бежал. После войны бросили его в наш лагерь. И какой же он враг народа? Освободили в 1955 году. А в 1958 году опять загнали его в лагерь. Выступал на заводе и сказал, что всю эту прогнившую систему надо менять. Потом его сослали в тайгу. Работал со мной в одной бригаде. Даже мы с ним жили в одной палатке. С ним я встретился ещё в дни моей бурной молодости. Он сидел на берегу великого Енисея, и после отсидки в лагере, не знал, куда ему идти. Я тогда ему пачку денег бросил на колени. Но он отказался принять мой подарок, и я был удивлен. Он сказал:
- Бросай воровать. Ты не такой. Ты другой. Ты для другого дела создан.
Мы сидели рядом и смотрели в воду.
Первым молчание нарушил я.
- Я не вор. Я – братель. Я беру у тех богатых, кто живет не по понятию чести. И раздаю бедным.
- Современный Робин Гуд. Ты есть вор. Сейчас вор. Но ты другой.
Опять помолчали. Предложил ему закурить. Он достал свои папиросы.
- А ты гордый.
- Ну вот. Это жаргон хулиганов и уголовников. Еще скажи: «Он брезгует нас».
- Мог бы и так сказать. Но я никогда такие слова никому не говорил. Глупо. Антирес имею. Кто ты?
- Ты когда-нибудь задумывался, зачем мы на этой земле? Если скажешь, что задумывался, значит соврал.
- Задумывался. Странно для тебя? Но я не соврал.
- Ты не соврал. Зачем? Мы на это не ответим. А ведь для чего-то мы есть! Для какой цели? Вот вопрос вопросов.
Он поднял тоненький палец и ткнул в небо и резко этот палец опустил, как бы его вонзил в землю.
- Жить, - ответил я.
- И есть. Вот это надо было добавить. Мало. Вертухай живет. Министр живет, слесарь, ученый, пекарь, вор тоже живет. Все живут. Но зачем? Зачем-то нас послали в этот мир!
- Родители.
- Ерунда. Мы запрограммированы сверху. Почитай некоторых великих людей. Вернадского, Бехтерева. Да, что я тебе говорю. Есть стена, и есть горох. Столкновение этих структур наводит на мысли. Пустота в голове.
- За этих великих отбывал?
- За них вот сейчас.
- Так, как ты живешь – трудно жить, - сказал я.
- Тебе легко?
- Не очень. Бывает и хорошо, а бывает и тоска.
- Мне бы хотелось встретиться с тобой в другом мире, - сказал он.
- В каком мире?
-В неведомом для нас мире грез.
- Я тебя не пойму.
- Умер я как-то. И попал в другой мир.
Он мне рассказал, как он отключился, как перешел в другой мир, что там было с ним.
- Тот мир открывается нам только после нашей смерти. Тебе не смешно? Почему не смеешься и не называешь меня дураком, как это делают все. Давай. Смейся.
Я не смеялся, потому что мне не было смешно. Я с большим интересом выслушал рассказ странника. Так я его назвал про себя. Почему люди всегда смеются над тем, если человек рассказывает что-то интересное. Зачем? Это же очень интересно и любопытно.
- Зачем мне лыбиться? Ты сам говорил, что я другой. Так почему я должен ржать и казать зубы. Верю в твой рассказ.
Он быстро взглянул на меня и снова уставился в воду.
- Ты не смеёшься. Ты другой. И очень странный. Такой взгляд у тебя, словно ты смотришься в самого себя и о чем-то своем думаешь. Странный взгляд…
- Как там ещё быват?
- Трудно объяснить. Только после того случая я перестал всего бояться. Я тоже хотел быть другим, но в нашей стране нельзя быть другим. И тебе не дали. Много нас. Начинаю говорить, люди смеются. Ты не смеешься…
- Да потому что я верю тебе! – крикнул я.
- Удивительно.
- Ничего нет удивительного. Плакать надо за такой народ, и рвать на себе волосы.
Странник был спокоен. Он ответил:
- Люди на себе не будут рвать волосы. Все будут представлены на суд Божий.
- Иногда мне тоже чота приходит в голову, - сказал я. – А кому скажешь? Засмеют. Или отправят в психушку.
- Я бывал в психушке. Ты меня не боишься?
- Зачем? Не пойму.
- Тебя жизнь тоже не балует. Она тебя будет ломать. Так угодно твоей судьбе.
- Значит, мы с тобой прошли испытания в нашей жизни и ещё пройдем?
- А ты возьми и засмейся. И всё будет, как у всех.
Я не смеялся.
Потом мы встретились в таежном поселке. Не знаю, отчего он умер. Я приходил и смотрел на него. Меня поразило лицо. Он незаметно улыбался. До сих пор я помню эту улыбку дяди Коли Уржумова. Потом, через много лет я понял, что в этот момент он был в другом мире, этот удивительный странник из нашего времени. Каждый раз, когда я путешествую в соседний мир, надеюсь, что встречу его, и он спросит:
- Я же говорил, что ты другой? Говорил. Как ты сейчас? Достается от товарищей? Терпи. Ты создан, чтобы терпеть.
Мне плохо, дядя Коля. Кому в этом признаешься? Засмеют.
Сидел в доме и пил чай. Как хорошо на даче! Отдых.
В окне появился туман, звездочки. Опять?
…Огромное цветочное поле. Стрекотали кузнечики, а в небе пели жаворонки. Рядом река. Почему-то всегда в путешествиях я оказывался у реки или у моря. И лес виднелся вдали. По берегу реки селение, и очень красивая природа.
И тут я увидел отца. Молодой. Каким я его видел в последний раз. Рядом с ним мама. Молодая и красивая. Когда же это было? Они улыбались мне. Молчали. Появились ещё люди. Я их всех узнал.
Вот появилась моя жена Шура.
- Не надо бы тебе сюда, - сказала она. – Я тебе говорила.
Все люди исчезли. Вдали я увидел человека во всем белом. Я не видел его лица, но услышал голос.
- Ради чего ты прожил на земле? Ты хоть понял смысл твоего предназначения?
Я ответил:
- Совсем не знаю. Много безделья и пустоты.
Внутренне понял, что изворачиваться здесь нет смысла. Он просвечивал меня насквозь, даже читал мои мысли. Он знал мою ложь, мои недостатки, даже самые потаенные, все грехи мои, большие и малые. Знал то, о чем даже я сам себе не хотел признаваться и не вспоминал. Противно. Он всё знал. Потом вся моя жизнь пронеслась передо мной, как в документальном кино со всеми грехами. Живые картинки из моей жизни. Были показаны моменты, но без зла, а вроде с юмором и пониманием. Анализ всей моей прошлой жизни. И на эти картинки я смотрел и осуждал себя.
- Как тебе всё это?
- Хочу остаться в этом мире у вас. Не желаю возвращаться в свой мир. Устал. Надоело всё.
- Ты хорошо подумал?
И тут вроде как кто-то подсказал мне, что я должен возвратиться в свой мир. Я не завершил серию своих книг о нашей жизни на земле.
- Мне надо вернуться. Хотя мне здесь хорошо.
- Я тебя понял. У тебя ещё много дел. Иди.
Пошел по степи. Не оглядываясь, я видел их всех. На своем пути я увидел Иссу и Дюрда. Они одобрительно, и молча, смотрели на меня.
Очнулся. У меня были холодные ноги и руки. Сердце работало с перебоями. Неужели, останавливалось сердце, и я попал в другой мир? Но какой?
Встал и пошел на улицу. Облился холодной водой. Согрел чай. Попил с медом. Выпил рюмочку коньяка. Всё восстановилось в норму. Снова подошел к столу. Сел. Что же было на этот раз? Это была реальность. Только сейчас всё происходило другое. Понял одно, что из нашей памяти ничего не стирается. Где-то всё находится в нас до нужного момента. Там, в нашей мозговой картотеке, отмечается каждый год, месяц, день и час. С самого дня рождения все моменты нашей жизни находятся в этой картотеке.
И будет суд над каждым. Здесь, в нашем мире состоялся суд надо мной. Я уже писал об этом. Мои товарищи-демократы Александр Смирнов, Игорь Дронов и я мешали райкомовским товарищам честно жить и трудиться.
Столько было шуму! Все изощрялись в словоблудии. Это было на первом суде. Потом судья отказался проводить суд. Так вот на первом суде очень красиво выступали наши демократы.
Потом пришло дело из областного суда и там сказано, чтобы не коммунистов надо судить, а нас за оскорбление личности. Оказывается, райкомовские товарищи были всегда честными и делали все по чести и совести. Назначили молодого судью, и он дал нам понять, что он будет защищать коммунистов, и дело решит за два часа.
Демократы не пришли на суд, а оставили нас, двух пенсионеров и редактора газеты. Вот вам и новые демократы.
Мы зашли в судебный зал. Пусто. Тишина. И только один молодой судья сидел за столом под красным знаменем. Из этого можно было понять, что он будет судить нас. Вопросы. Ответы. Короткие вопросы и такие же ленивые ответы. Всё. Мне захотелось спать. Судья лениво зачитал постановление. В нем он указал на то, чтобы напечатали опровержение в газете, и редактор тут же торопливо согласился. Коммунисты потребовали у судьи, чтобы редактора оштрафовали, но тот отказался.
Надоели они мне все.
Сидел я и пил чай. И тут в меня ворвался голос.
- Я уловил твои мысли. Описываешь свои приключения? Пиши. Мысли материальны. Хорошо сфокусированная мысль может отправиться к другому человеку, и этот человек поймает её, но не осознает. Вам ещё далеко от этого, чтобы разговаривать мыслями.
Я обрадовался, что кто-то хоть есть рядом. Конечно, это был Люц.
- Так уж на любом, - отозвался я и огляделся. Никого. Наш пес Черныш посмотрел на меня и снова уткнулся мордой в лапы. Кот Барсик мурлыкнул, словно кто его погладил. И он растянулся на диване.
- Сейчас я от тебя далеко. Скоро появлюсь. Мысли можно поймать на любом расстоянии.
- Если человек будет на луне, на космическом корабле?
- Другой разум получит сигнал тут же, в эту же секунду.
- Со скоростью света?
- Вы воспринимаете всё на свой человеческий лад. Раз есть скорость света, значит, других скоростей нет. Для мыслей нет скорости в вашем понимании. Она мгновенна по той причине, что она двигается по колодцам вселенной.
- Как это? Такого не может быть!
- Может. Это – мысль. Это – особая энергия, так же как ваша душа, состоящая из энергии. Мысль и ваша энергия исходящая после вашей смерти – не имеет скорости. Для них нет скорости, пространства и времени. Единственное, что вы имеете при жизни ценное – мысль. Душа после смерти. Но вы не умеете управлять своей мыслью. Ваши мысли в хаотическом состоянии мечутся в космическом пространстве. И возможно, один из твоих далеких предков когда-то мыслил и его мысли всё ещё мечутся в пространстве. Чудно? Вы для себя что-то отрываете, но всё это вами открытое всегда было и будет. Оно есть. Ваши ученые что-то открыли и подумали, что этого никогда не было в природе. Всё это есть. Оно вечно. А сколько ещё учеными не открыто! Никогда полностью не откроите. Но стремиться к открытиям надо. На это он и человек. Представь, что какая есть вселенная, заполненная тем, что ещё не дано вами открытое. Такую её создал космический разум.
- Мне страшно, что человек живет ради живота, - вздохнул я.
- Разве тебе удовольствия не безразличны, Юрий? Я знаю, что ты любишь женщин…
- Это другое дело!
- Понимаю. Это не только природный инстинкт, но и потребность. Мне кажется, этот недостаток и мучает тебя. Ты только тогда успокаиваешься, когда удовлетворишь свою плоть. Она мучает тебя. Так устроен твой организм. Разве тебе не хотелось испытать страсть с Верой из-под Царицына?
- Зачем ты мне это напоминаешь? Она бабушка и давно умерла.
- Не скажи. Она есть. Есть в том времени. Как силен, и как слаб человек. А Русану помнишь?
- Помню. Всё прах.
- И здесь промахнулся. Она есть. Все поколения есть.
- Можно у тебя спросить? Я всё хотел спросить…
- Спрашивай.
- Где ты есть? И как долго вы живете?
Тут же появился Люц. Он сидел в кресле. Хотя на улице стоял жестокий мороз – Люц одет по-летнему. Легкие брюки из тонкого материала, тенниска оголяла мускулистые и темные руки. В шляпе. Глаза черные и блестящие. Обыкновенный человек.
- В человеческой жизни, я когда-то обладал гипнозом. Но я могу быть и другим человеком. Голос я не буду менять. Ты узнаешь меня по голосу. Так и договоримся. Сейчас зайдет твой зять Юра. Встречай…
Раскрылась дверь, и вошел муж моей сестры Гали. Я встретил его. Он похлопал руками по бокам и покряхтел.
- Как хорошо посидеть у кирпичной печки…Чаю дай…
Он прошел в комнату, где сидел Люц. Я оглянулся и опешил. С кресла приподнялся в приветствии не Люц, а мой друг Генка Кочев. Копия…
Они пожали друг другу руки. И Люц-Кочев сел в кресло. Юра попил чаю, встал и пошел к выходу.
- Я там бочку привез. Весной заберу на свою дачу. Что надо тебе привезти, скажи…
Он вышел. В кресле сидел не Кочев, а Люц.
- Ну, ты даешь! – удивился я.
- Почему не смеешься? В таких случаях надо было бы смеяться.
- Я никогда не был засмеятелем.
- И по этому виду твоего характера ты нам и подходишь.
- Как это всё происходит?
- Я тебе уже говорил, что я обладаю гипнозом. А потом…Мы все это делать можем. Долго ли я живу? Как-то я тебе уже говорил. Я был во все времена. И с тобой был в любом прошлом. В вашем понимании, вечно. Про Русану хочешь узнать? Смотри мне в глаза…
Его глаза расширились и ещё сильнее заблестели. Появился экран. И в нем я увидел Русану. Она держала цветок и что-то кому-то говорила. Смеялась. Потом она исчезла и появилась Вера. Она шла по улице с большой сумкой. Потом я увидел себя, молодого, красивого, но с растерянным взглядом. И вдруг рядом с собой увидел Рудю. Она разбирала постель. На пароходе. Мы плыли в Бодайбо. Вот она протянула руки в мою сторону…
- Не надо! – крикнул я. – Это подло!
При моем крике, Черныш поднял голову и посмотрел на меня. Но он не смотрел на Люца. Барсик испуганно прижался к спинке дивана.
- Грешить с девушкой не подло? – сказал Люц, и видения исчезли. Он улыбнулся и погрозил мне пальцем. – В каком положении ты её оставил?
- Я не знал. А потом…она сама. Нам не дали жить. Она скрылась от меня.
- Ладно. От тебя у неё сын. Юрий. Он был летчиком, потом стал психологом. Изучает человека. Ученый. Рудя уже бабушка. У неё три внука…
- Я никогда не видел его.
- Ну да ладно, как говорит твоя знакомая Октябрина Правдина. Проехали. Ты себя считаешь безгрешным?
- Не считаю. Грешен. Как можно жить без греха? - сказал я. - Каждый человек греховодник.
- Ну, и хорошо. Я думал, что начнешь оправдываться. Каждый человек будет нести ответственность за грехи. Над каждым человеком будет суд. Сейчас надо бы развеяться. После очередного суда.
- Если кому-то везет, говорят, что помог Бог, - сказал я.
- Такое бывает. Но, в том случае, если человек попал в сложное положение. Обогатиться? Никогда. Всё на него валят. Это мы внушаем человеку, как надо обогатиться.
В руках у Люца появилась чашечка с кофе, словно кто ему подал её из воздуха.
- Возьми на столе чашечку с кофе. Его тебе тоже принесли.
Посмотрел на стол. Там стояла маленькая фарфоровая чашечка, и от неё поднимался ароматный парок.
- Из Бразилии принесли.
Кофе был очень вкусный. Такого ещё никогда не пил.
- Ты молодец. Не боишься нас, и ничего не требуешь.
- А кофе?
- Это угощение. Есть люди, которые в обморок падают при нашем появлении, или начинают что-нибудь просить.
- Так вы иногда показываетесь перед людьми? – спросил я.
- Нас называют барабашками, или ещё чем-нибудь. Пей кофе, а то остынет.
Потом чашечки исчезли, и появились две рюмки с вином. Люц протянул одну мне. Я отказался.
- Как хочешь. Мы заметили, что ты защитник природы. Это тебе зачтется.
В моих руках появился маленький фужер из желтого металла.
- Это золото. Со стола Юлия Цезаря. Хорошее вино. В то время умели готовить добрые вина.
Я понюхал вино. Ароматное. Отпил немного. Отличное вино.
Мы выпили. Молчали. Потом Люц спросил:
- Надо ещё?
- Нет. Спасибо.
- Да, Юрий, весь мир в огне. Страшно. Да, хочу отправить тебя в одно интересное место. Очень надо. Последний эксперимент с одной группой.
- Я тебя понял, - ответил я, и фужер поставил на стол. Фужер тут же исчез. След от него на скатерти остался. – Надоели они мне хуже горькой редьки! Избавь меня от них. Обрыдли они мне!
- Ты думаешь, что только ваших людей отправляем в разные места? Многих людей из вашей страны гоняем в разные времена. Можно только представить, если бы ваши идеологи заполонили планету. Даже представить невозможно.
- Не желаю представлять! Не надо!
- Это в последний раз.
Я полетел сквозь время и пространство…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЭТО ИХ ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ
Я стоял на берегу моря. Утро. Солнце только что взошло и по чистому небу поднималось всё выше и выше.
Недалеко виднелись пальмы. Дальше поднималась высокая и скалистая гора.
На мне была странная одежда. Короткие штаны из толстого материала, на ногах башмаки на высоких каблуках, куртка из чистой кожи, рубашка из тонкого материала без пуговиц, оголяя мускулистую и загорелую грудь. Шляпа с обвисшими полями. К моему широкому поясу из чистой кожи нацеплена шпага.
Возможно, это семнадцатый век. Кто же я здесь?
И тут я увидел, как со стороны пальм, зарослей, в мою сторону шли два человека. На них была одежда, как и на мне. Один высокий и худой, другой маленький и вертлявый.
- Пойдем, Гарри. Джим мясо зажарил. Заждались тебя, Гарри…
Значит, я здесь – Гарри. Вертлявый постоянно размахивал руками и говорил:
- Морис вернулся с горы. Океан чист, как мои карманы после посещения таверны на острове Тортуга. Скажи, Морис, что это так?
- Да. Пуст, - сказал Морис.
- Клянусь печенкой акулы, мы здесь останемся навсегда. Гарри, я видел сон. Будто плывем мы с капитаном Морганом к Ямайке после взятия добычи из Панамы, а тут из-за косы острова – испанские корабли! Два. Так и прут на нас…
За спиной раздался свист. Я оглянулся. У пальм появились ещё два пирата. Теперь я знал, кто эти люди, да и я сам. Пират из времен самого капитана Моргана, в конце семнадцатого века.
- Хватит, - прервал я его болтовню. – Нас ждут. Идем.
Мы пошли к пальмам. Двое скрылись в зарослях. Мы за ними. Взобрались по скалистой тропе на большую площадку. На ней стояло три барака из камня и дерева. У каждого барака столы с широкими лавками. При виде нас пираты стали рассаживаться. Из ближайшего к нам дома вышли две дамы. Особенно поразила одна. На голове мужская шляпа с пером, приталенная юбка, кожаные штаны, сапоги с высокими голенищами, широкий ремень и к нему прицеплена шпага. За поясом два ножа, а также болтался нож на груди вместо крестика. Эти две дамы, видимо, были мулатки, сильно загорелые. Эта дама среднего роста, сильного телосложения, кругленькое лицо с большими черными глазами. Другая дама высокая, костистая со свирепым взглядом и обладающая, возможно, большой силой. Явная противоположность этих дам. Первая подошла ко мне и сказала:
- Гарри, ты забыл, что мы собрались на большой совет?
- Гарри, Анна, заждалась тебя! – засмеялся вертлявый.
Длинные, чуть ли не по пояс густые волосы Анны от легкого ветра закрыли лицо. Она откинула их и сильным грудным голосом, каким только можно отдавать приказы, крикнула:
- Да, заждалась, гнилая твоя ракушка!
Костлявая дама широкими, мужскими шагами, подошла к столу и села на лавку. Её рыжие волосы не подходили к её смуглому телу. Она ударила костистым кулаком по столу.
- Джо! Подавай на стол!
Вот это голос! Голосище!
Появился Джо, очень маленький, толстенький, похожий на надувной шар. Он шел от костра и нес какое-то жареное животное. Бросил его как раз напротив высокой дамы.
- Прошу откушать, мою королеву! – очень звонко и радостно крикнул Джо. Пираты набросились на тушу. Решил и я проявить прыть, но меня остановила Анна.
- Ты куда, капитан. Ты совсем потерялся. Пойдем со мной.
Она взяла меня за руку и повела к столу, в его торец. Посадила меня, и села рядом. Значит, здесь я и капитан. Но чего? Мы на суше. Кораблей не видно. То, что мы пираты, это ясно, но почему мы здесь?
Мы стали есть мясо. Запивали его холодной водой. Анна ела и не сводила с меня своих глаз.
- Гарри, - прошептала она. – Ты так смотришь на меня, будто впервые увидел меня. Сегодня коки нашего братства хорошо приготовили мясо. Джо постарался ради своей возлюбленной Мэри…
- Ах, бедный мой капитан, это же сама Мэри Ред! Знаменитая Ред среди братства пиратов, флибустьеров на всех морях Америки! В фехтовании ей нет равных. Даже я ей уступлю. Это она сумела обмануть испанцев и англичан и вывести два корабля из гавани Тринидад на Кубе и дать последний бой одному из кораблей английской эскадры адмирала Вернона. Мы тогда едва вырвались с той бухты, и вышли к Ямайке. Но и там нас чуть не изловил губернатор Ямайки Лавс. К сожалению, наши корабли были рассеяны по всем морям. Этот адмирал крепко нас потрепал. Здесь мы нашли последнюю гавань. Если нас не отыщут здесь испанцы или англичане. Всех нас вздернут на рее. Мы будем драться до последнего. А вон и капитан Шарп идет. Мне сказали, что он акул кормит, как и ты. И про тебя говорили, что твой корабль в шторм наскочил на рифы, и затонул. А ты вот он! Странно! И будто всё впервые увидел. Странно.
По тропе к нам шел…Керс. Я даже поднялся. Керс, и вдруг какой-то Шарп! Керс подошел ко мне и положил свою руку на мое плечо.
- Давненько не виделись, дорогой мой Гарри Робертс, отважный капитан. Ты славно сражался с испанским кораблем…
И вдруг он мысленно передал мне следующее:
- Анна права. В этом мире ты - Гарри Робертс, один из отважных флибустьеров. Командовал кораблем. Ты славно сражался с завоевателями Америки испанцами. В свое время ты бежал из Англии. Тебя должны были казнить за убийство в поединке двух благородных англичан. Они сами виноваты. Они тайно убили твоего отца. Ты бежал в Америку. Ещё парнем ты стал пиратом под командой самого Моргана. Стать капитаном корабля, ты стал благодаря отличным владением любым оружием, смелостью и складом ума. С Морганом ты принимал участие во взятии Панамы. Ты был честным пиратом…
- Почему был? – мысленно спросил я.
- Десять дней тому назад Робертс погиб на рифах. А я капитан Шарп, тоже бежал на своем корабле в Южную Америку и нас захватил сильный шторм. Все пошли ко дну. Так, что мы с тобой жили в одно время.
- А все эти?
- Они живы. Каждого из них ждет своя судьба. Почти все они погибнут в бою. Мы с тобой были в последних рядах флибустьеров. На них завершается беспримерное житие воинственного, но свободного народа великой республики флибустьеров. Гарри Робертс, как и Шарп были храбрыми и честными людьми, особенно Гарри. Он мог отдать последнюю рубашку своему товарищу, никогда не оставлял раненых врагу. Мог броситься со шпагой на любое количество врагов, лишь бы спасти рядового матроса. И потом будут флибустьеры, пираты, но такого братства, какое было в 1660 годы, и до конца семнадцатого века уже не будет. Судьба забросила на этот остров и двух женщин-пиратов – Мэри Ред и Анну Бонни. О них в те времена многие слышали…
- Горизонт пуст, Гарри, - сказал Шарп-Керс. – Посидим. Я голодный…
В это время кто-то закричал:
- Корабль на горизонте!
Все бросили, есть, и побежали к баракам. Оттуда, при этом крике, ещё выбежали пираты, видимо, отдыхали. Все они были при оружии.
- Это испанцы, - сказал Керс. – Будешь командовать?
- Конечно, нет, - ответил я. – Берись ты за дело.
Керс закричал:
- Слушай меня! Мы отстоим этот остров! Мы поселимся здесь. Это наша земля! Нас здесь осталось восемнадцать человек. За братство! Свобода или смерть!
Пираты громко закричали и забряцали оружием. Когда все успокоились, то Керс отдал приказ каждому из нас, где каждый из нас должен стоять. Анна оказалась рядом со мной. Она тихо сказала:
- Не могу понять. Почему ты не взял на себя быть главным капитаном? Твоя доброта всех поражала.
- Шарп талантливый организатор. Сейчас нет времени выбирать главного. После сражения проголосуем. Пока надо подчиниться Шарпу..
- Не знаю, как он оказался живой? – сказала Анна. – Видели, как его корабль развалился…Странно…
- Раз Шарп так ловко выбрался, то я и подавно, - ответил я. Она плюнула мне под ноги.
- Вот ты всегда такой! Всех защищаешь. Нельзя быть таким! Про тебя я ничего не сказала…
- Но подумала. Кто-то тоже подумал обо мне…
- Да! Подумала. Ты изменился…
- Как это?
- Меня не узнал. У нас не так делается. На сходке избирается капитан. А ты сразу отдал командование Шарпу.
- Мне плевать на твое атаманство. Сейчас надо защищаться, а не разводить глупые сходки!
- Это делается быстро. Собрались и решили. Все пираты теперь будут думать о тебе плохое. Ты стал другим…
- Хватит, Анна болтать! Все уже заняли места, а мы спорим с тобой. Ты посмотри на Мэри. Она готова к бою.
Рыжие волосы у Мэри развивались, как красный флаг. В руках у неё секира, а у пояса шпага, на груди болталось несколько ножей.
Анна пошла к Мэри и встала рядом с ней. С ними был и кок Джо. Я остался у стола. Постоял немного и пошел к толстой пальме. Отсюда был виден корабль испанцев.
Ко мне подошел Керс.
- Все на месте.
- Слушай, Керс, - сказал, - а если я кого-нибудь ушлепаю? Нарушится баланс в будущем. Кто-то из убитых должен был бы родить кого-то. А тут я вмешался. Будущее этого поколения нарушится.
- А если ты в этом мире сотворишь ребенка? – улыбнулся Керс. – Ничего этого не произойдет. Ребенка от тебя не будет, как тебя здесь нет. Гарри кормит акул, так же, как и я. Гарри Робертс, это твой энергетический я. Это ты. Один из тебя. Ты не убьешь. В своей жизни ему приходилось убивать. Это его была жизнь. Теперь ты не убьешь. Я тебя знаю. Кстати, капитан этого корабля, не знает, что мы здесь. Иди к Анне. Вы с ней были в близких отношениях. Иди.
Встал рядом с Анной с левой стороны, справа стояла Мэри. Кок Джо рядом с ней.
От корабля отвалило несколько лодок.
Я тихо сказал:
- Ты на меня, Анна, не дуйся…Ты сегодня…красивая…
Она удивленно взглянула на меня. Глаза расширились, и, кажется, ещё более потемнели.
- Ты никогда так мне не говорил…Что с тобой?
- Красивая ты и всё тут. Разве это плохо?
- Не узнаю тебя. Какой-то ты не такой.
В это время лодки причалили к берегу и из них стали высаживаться люди. Человек пятьдесят. Когда до испанцев осталось метров тридцать, Керс отдал команду.
- Друзья мои, вперед!
Раздалось несколько выстрелов и четверо испанцев упало. Пираты бросились в бой. Звон металла, выстрелы, крики проклятия раненых. Своей секирой Мэри убила одного врага. Анна отбросила секиру и выхватила из ножен шпагу. Мой враг хорошо владел своим оружием, но он не знал приемы из двадцатого века. Я обезоружил его и заставил отступить. Он удивился моей выходке. Он упал, получив удар секирой от пирата. Я с новым врагом вступил в бой. Он яростно бросался на меня, и я мог в любой момент обезоружить его. Во мне появился азарт боя. Захотелось поиграть. Он получил удар в грудь от Анны. Упал. Лицо у Анны пылало, глаза наполнены ненавистью, рот открыт. Сатана в юбке!
- Гарри, что с тобой?! – крикнула она. – Не дать им уйти!
Пираты теснили испанцев к скале. И вдруг крик:
- Смотрите! Смотрите! Пришел наш корабль «Святая Анна»! Мы спасены!
Из-за скалистого мыса показался красавец корабль под всеми парусами. Он пальнул из пушек по испанскому кораблю и на нем вспыхнул пожар. Пиратский корабль подошел к нему и взял его на абордаж. Началось и там сражение. Конечно, испанцы проиграли…
- Чей это корабль? – спросил у Анны. Она хлопнула меня по плечу и возбужденная и радостная сказала:
- Это корабль Тома Гарпера. Он с нами.
Через некоторое время с пиратского корабля прибыло три шлюпки. К нам подошел один из пиратов и, не глядя на меня, сказал Анне:
- Прошу моя прекрасная Анна Бонни на моё судно. Оно будет твоим. Мы прорвемся далеко на юг и выйдем к великому океану.
- Ты говоришь так, акулья твоя печенка, будто ты одну Анну забираешь! – воскликнула Мэри. – А мы не в счет?
- Мэри, мы уже говорили, вы отправитесь в долгое путешествие. Как видите, мои флибустьеры захватили испанский корабль. Пленные нам пригодятся. Решено на совете братства не брать с собой Шарпа и Робертса…Я бессилен пойти против братства.
Керс громко засмеялся. Анна крикнула:
- Чем провинились Шарп и Робертс? Где им обвинения? Они намного храбрее были тебя! Они с самим Морганом брали Панаму, а ты прятался среди островов и грабил беззащитных индейцев! Убивал их и живьем сжигал!
- Молчать! – взревел Гарпер. – Твой Морган отменный каналья! Разве он не сжег Панаму? Он за милую душу рубил головы непокорным осажденным людям! И эти двое были не лучше!
- Они воевали с солдатами испанской армии за английскую корону! – заревела Мэри. Вот это голосище!
- Плевать мне на твою корону! Как они плевали на своих флибустьеров! Почему это их корабли затонули? Все погибли! А эти двое Шарп и Робертс спаслись? Почему?
- Всё сразу и не объяснить, - ответил Керс, - за спиной у нас действовал? По крайней мере, мы честно выполнили свой долг братства.
Несколько пиратов с двух сторон подошли к нам и оттеснили ото всех. Анна попыталась пробиться к нам, но ей этого не разрешили. Гарпер сказал:
- Нас большинство, и ты должна подчиниться нам. Убитых похоронить, раненых на корабли. Господа пленные, прошу сдать оружие. А этих двух бывших капитанов решили оставить на острове. Здесь их место. Оружие оставить с ними. Остров богат разной пищей…
Убитых закопали, а пленных испанцев повели к лодкам.
Керс сказал:
- Они их продадут на плантации. Этот результат я знал, но тебе не говорил, а то бы все испортил. Пусть идут. Один корабль будет разбит у Огненной земли. С тонущего корабля господин Том Гарпер людей не возьмет. Потом Гарпер вернется на Ямайку, и там его схватят английские военные. И Тома Гарпера повесят на площади при народе.
- И Анну?
- Анна? Потерпи. Она останется. А вот Мэри и Джо выкрутятся. Они поселятся недалеко от этого острова среди колонистов. Даже детей наплодят. У них будет счастливая судьба…
- Ты ничего не сказал об Анне? – переспросил я.
- Сказал тебе. Потерпи.
- О чем это вы болтаете? – подошел к нам Гарпер. – Так что, Шарп, тебе не удалось меня перехитрить. Мы ещё вчера держали совет. А ты не знал. Все пираты усыпили твою бдительность. Раз. И ты получил удар. Вы проиграли. Прощайте…
- Гарпер, признаюсь тебе, тебя ждет петля при народе, - сообщил Керс. – Когда тебя поведут на казнь, то вспомни мои слова. И когда мы с тобой встретимся в аду, ты удивишься нашей встрече. И ещё чему-то удивишься, но всё это будет потом. Прощай в земной жизни, и до встречи в аду…
- Ты всегда был шутником, Шарп. Прощай.
- До скорой встречи в аду! Пойдем, Гарри. Нас ждет жареное мясо.
Не оглядываясь, мы пошли к баракам. Здесь Керс сказал:
- Ну а теперь я должен исчезнуть. На время. На этом острове тебя ждет интересная встреча.
И он исчез. Я остался один. Поел мяса, но любопытство взяло свое, и я пошел к тому месту, откуда можно было наблюдать за кораблями, и за всеми действиями пиратов.
На испанские и пиратские лодки погрузились люди и поплыли в море к кораблям. Анна сидела на последней лодке и смотрела на берег. Вот она перевалилась через борт и нырнула в воду. Я испугался. Наверное, решила утонуть. Она вынырнула и поплыла к берегу. Лишь последняя лодка стала разворачиваться. Решили догнать Анну.
Я взял ружье. Оно было заряжено. Какое же оно тяжелое. Прицелился и выстрелил. Пират, что сидел на веслах, выпустил весло и схватился за руку. Лодка потеряла управление. На место раненого пирата сел другой матрос. Я снова прицелился и ранил второго. Больше они не решались гнаться за Анной. Пираты поплыли к кораблям.
Анна выбралась на берег и бежала ко мне.
- Сюда! – крикнул я. Она подобрала края юбки и бежала ко мне. Вот она рядом. Мы спрятались за скалу.
- Какая же скотина, этот Гарпер! – сказала Анна. – Всех подговорил против вас. А где Шарп?
- Он ушел на остров. Вдруг что-нибудь здесь найдет.
Она стала раздеваться, чтобы просушить одежду. Не обращала на меня внимания. Я отвернулся. Она засмеялась.
- Ты что?! Не видел меня такой?! Ты что?! Странный ты стал каким-то!
Она была смуглой, стройной и красивой.
Я собрал кое-какое оружие, связал веревкой. Набрал патронов. Пригодятся. Анна переоделась в бараке в другую одежду. Тоже набрала разного оружия, и мы пошли в гору. На горе виднелись скалы. Добирались мы до них часа два. Начались скалы. Надо было нам уходить дальше. Пираты могли и вернуться. Подальше от греха.
Наконец-то, мы на вершине. Небольшая площадка. С одной стороны отвесная скала. Под нами раскинулся океан. Какая красота! Отсюда не было видно кораблей.
И тут я увидел, как Анна подошла к расщелине в скале, заросшей густой растительностью. Раздвинув её, она скрылась.
- Иди сюда! - позвала она.
Последовал её примеру. И попал в пещеру. В ней могло войти человек двадцать. Со стороны океана, почти у потолка было отверстие, и через него попадал в пещеру свет.
В углу увидел лежбище. Настоящая постель, маленький столик, два кресла из прутьев. Чего здесь только не было. Настоящий клад!
- Как это ты нашла? – спросил я.
Она звонко засмеялась.
- Всю дорогу я рассказывала о пещере! Я тебя вылечу…
- Да, я помню, как ты говорила. Несколько лет назад я нашел её и показал тебе. Мы здесь с тобой отдыхали после походов. Помню…
- Отдохни. Чего-нибудь приготовлю. В бочонке вино есть. Это хорошо, что ты патронов набрал. Здесь их мало…
- Аннушка, а кто ещё знал об этой пещере?
Анна словно застыла. Развернулась ко мне. Спросила:
- Аннушка? Ты меня назвал Аннушкой! Ты меня не называл так…
- Теперь буду. Ты этого заслуживаешь. Кто знал? Это очень важно.
- Двое. Два матроса с твоего корабля. Морис и Билли. Двое. Они помогли устроить эту пещеру. Они могут. Этот Гарпер не отстанет от нас. Он столько лет добивался меня. Знаешь, Гарри, там, внизу, под горой живут дикари. Там поселились непонятные люди. Какие-то странные. Наши они. Белые. Я видела их в подзорную трубу. Дома строят. И ходят к ним дикари. Эти белые заставляют дикарей работать на них. Если что, то мы уйдем к ним….
- Где у тебя труба?
Моё волнение передалось Анне.
- Гарри, что с тобой? Там тоже пираты? Но они непохожие на пиратов.
- Они хуже пиратов, дорогая Аннушка. Хуже. Господи! До каких пор можно измываться надо мной. Но вынуждены будем идти к ним…
Аннушка расширенными глазами смотрела на меня.
- Что ты сейчас сказал? Я не поняла. На каком языке ты говорил? Наш с тобой английский, а это какой?
- Я с тобой говорил на чистом русском языке.
- Что это за язык такой? И где эта страна? Почему я не знала, что ты знал этот язык?
- Аннушка, дорогая моя! Я потом всё тебе расскажу. Скорее дай подзорную трубу.
Она принесла мне трубу. Я посмотрел в неё и выругался по-русски. Бросил трубку в ярости. Сколько можно мне подставлять этих людей? Они мне надоели! Я устал от них! Но идти к ним придется…
- Что это за люди? – спросила она.
- Есть такая страна Аннушка. Страна прекрасная, но вот эти люди и подобные им, завоевали эту страну и сделали её плохой. И все-таки, Аннушка, мы пойдем к ним. Я умею, как с ними ладить…
Анна согласилась сразу. И мы стали спускаться в долину. Через какое-то время мы вышли к домикам. На одном из домиков развивался красный флаг. Небольшая площадь. Здесь собрались мои земляки.
На последней ступеньке стоял сам Подгузников. Тут же, вытянув губы трубочкой, стояла Железянкина. Оба они очень хмурились.
В толпе увидел Дрожжина, Балаболкина, Дунькина, Жозефиину Оболдуеву, Толстолобенко, Хамова, Зарулилова. Тут же ходила от одного к другому и задавала вопросы Октябрина Правдина. К ней подошла Елена Лямурова. Тут же были многие мои знакомые мастера и рабочие-подхалимы.
- Здравствуйте, земели мои дорогие! – зычно крикнул бывший секретарь на родном русском языке.
Все оживились. Подгузников даже рукой махнул.
И тут он обратился ко мне.
- Здравствуй, товарищ! Откуда вы? На вас странная одежда. И на даме вашей тоже одежда не соответствует нашему времени…
- Я долгое время жил в России, - ответил я.
- В какое время, если не секрет?
- В конце двадцатого века. Мне в России понравилось.
- В конце двадцатого века? – недоверчиво улыбнулся секретарь. - В Советском союзе?
- В России, - заупрямился я. - Советского союза к тому времени не стало…
- Как?! – закричали все. – Есть великая страна!
- Вы её уничтожили. А потом сперли на демократов.
- Вы шпион! – крикнули в толпе. – Вас специально заслали к нам, чтобы сеять раздор!
- Он пришел к нам создавать панику среди народа! – решительно сказал секретарь. Анна ошалело смотрела на всех и держалась за рукоять шпаги.
- Какого народа? – спросил я, - индейцев? Вы им не нужны…
- Что ты темнишь? - ответил секретарь. – Запрещаю вам, понимаешь, говорить подобное. Если этот остров свободный, то мы его сделали советским.
- Какая здесь у вас власть?
- Вот это другое дело, - стал успокаиваться секретарь. – Здесь у нас советская власть. Я здесь секретарь. У нас все при должностях…
- А я вот работаю снабженцем, - нежно улыбаясь, сообщил Дунькин.- Товарищ Толстолобенко начальник строительства.
- Значит, все у вас при должностях. Кто работает физически?
- Как кто? Аборигены. У нас, у всех, образование. Созданы бригады, - хвастался секретарь. - Бригадирами и мастерами у них наши современники.
Ко мне подошел Дрожжин и с радостью сообщил:
- А я здесь главный идеолог и пропагандист марксизма-ленинизма. Лекции им читаю.
- Какие лекции?
- Вопросы социализма, коммунизма он пропагандирует, - за Дрожжина ответил секретарь.
- О светлом будущем, - подсказал Дрожжин. – Народ здесь темный, неграмотный. Наши женщины учат их грамоте.
- Нам с Аннушкой найдется местечко? – спросил я.
Подгузников гулко прокашлялся и ещё сильнее нахмурился.
- У вас красивая жена. Не русская?
- Смесь с цыганами. Женщина умная. Она владеет любым оружием. Может работать тренером.
- Хорошо. Вы приняты на работу. Напишите заявления и передайте их начальнику кадров стройки Жозефине Оболдуевой. Я подпишу. С вами всё. Не задерживаю вас. Эй, ты, редактор газеты, иди сюда!
К нему подбежал редактор Зарулилов. С ним подошел и Дрожжин. В руках рулон белой бумаги. Конечно, это портреты членов ЦК КПСС нашей страны.
- Передовицу бы написать вам, - предложил Зарулилов. – Вы так хорошо пишите их, лучше всех ваших работников…
Секретарь от похвалы надулся, гулко кашлянул и сказал:
- Этого…Ну что вы прямо тово. Напишу о поднятии сельского хозяйства.
- О развитии свиноводства забыли, - подсказал Дунькин.
- Да не забыл я о твоих свиньях. Надо бы, понимаешь, на следующее совещание, пригласить аборигенов.
В это время появился индеец.
- Тама. На большой горе. Пирата видел.
И он показал в горы.
- Он прав, - сказал я. – Там пираты. Они все ваши дома разрушат, и всех свиней разгонят!
Аннушка тронула меня за рукав.
- Потом скажешь, о чем вы болтали? Индеец про пиратов сказал?
- Да, Аннушка. Пираты будут здесь.
- Эти люди не умеют воевать! – Сказала Аннушка.
- Они специалисты по рабам, по болтовне. Но с ними можно жить, чем с твоими пиратами. Например, с Дрожжином хоть голой ложись, тебя не тронет. В этом вопросе, он надежный человек. Все они здесь заигрались в свою партию.
- Шутки в сторону, - повысил голос Подгузников. – Будем готовиться к бою…
- Почему они так интересно хмурятся, только один улыбается все время…
- Аннушка, не бойся этой хмурости, а который улыбается, так он родился с этой улыбкой. Это у нас главный свинопас. Он свиней любит разводить, вот и улыбается от этого.
- Какие-то все они чудные, - ответила Аннушка. – Будто все они играют.
- Ты угадала. Все они артисты высшей пробы.
Подгузников стал отдавать команду, а у меня спросил:
- Гарри, а где вы будете со своей красавицей?
- Мы пойдем к тем скалам. Там их и встретим.
Все быстро разошлись, видимо, за оружием. Мы с Аннушкой пошли к тем скалам, откуда пришли.
- Интересные люди, то вдруг хмурятся, то улыбаются. Я заметила, что есть среди них люди, которые противно улыбаются. Почему они так?
- Этих людей у нас называют подхалимами. Такой сорт людей. И они самые продажные. Их вот и надо бояться.
- Кто они? Какие- то все они потешные…
- Как вы здесь без меня? – появился Керс. – Куда я без вас! Познакомились со своими новыми друзьями? Да, все они потешные.
- Слушай…Шарп, до каких пор они будут передо мной мельтешить?
- Это последний их оплот, - ответил Керс. – Они и нам порядком надоели. Всё на этом. Люц решил с ними концерт устроить. Потом узнаешь…
- Откуда ты? – удивилась Аннушка. - Даже я испугалась. Сейчас вы говорили на каком-то непонятном языке. Какие-то кругом чудеса творятся…
- Могу только сказать, если им индейцы не помогут, то все твои земляки будут разгромлены, а дома сожжены…
- Надо моим землякам отстоять свиноферму, - ответил я.
- Гарпер обещал пиратам золото за Аннушку, - сообщил Керс. - Пока они деревню не обнаружили. Если индейцы атакуют пиратов, то они убегут. За юбку они не будут рисковать. Они крепости, города брали. Это очень смелые люди, и вы оба это знаете. Но из-за одной юбки они не будут рисковать. А вот и пираты…
Они шли развернутым строем. Я вынул пистолет и положил перед собой на большой камень. Тоже сделали Керс и Аннушка. Она вооружилась шпагой и ножами.
- Шарп, дай мне твой нож, - попросила она. – Ты знаешь, что я лучше вас бросаю ножи.
Керс отдал ей свой нож. Отдал и я свой.
Керс прицелился и выстрелил. Пират выронил ружье и схватился за руку. Остальные с криком бросились в нашу сторону. Аннушка бросила нож, и он попал в цель. Я выстрелил и ранил пирата в ногу. Второй нож, брошенный Аннушкой, попал пирату в горло. И он упал.
Пираты бросились на нас, и мы с ними сошлись на шпагах. Мы с Керсом ранили двоих, Аннушка пронзила шпагой третьего.
Появились индейцы. Их было много. Тут же возникли и мои земляки. Они вооружены палками, топорами и пиками.
Пираты побежали. Но их настигали стрелы индейцев. Мало ушло пиратов. Юбка Аннушки дорого стоила разбойникам.
- Больше они не придут, - сказал Керс.
К нам подбежали мои земляки. Они видели, как сражалась Аннушка, и были восхищены ею.
- Она одна четырех пиратов уложила, - сообщил Керс.
- Вождь индейцев Ту-Ту сказал, что вы настоящее сражение устроили, - сказал Подгузников. – Хвалил красавицу…
Мы подошли к деревне. Секретарь шаркнул ногой, поклонился и поцеловал руку Аннушки.
- Вы можете занять крайнюю хижину. Она построена недавно. Будто ждали вас. Семейный домик. Завтра насчет вас утрясем с документами. А вы, - и он обратился к Керсу, - можете поселиться в общежитии. Для одиноких построили. Раненых пиратов тоже определим. У нас есть землянка. Наша новая тюрьма. А как же без неё.
- У вас и тюрьма есть? – спросил я.
- Вождь даже согласен. Аборигены будут охранять и тюрьму, склады, дом советов, контору с отделом кадров, красный уголок…
- Через год мы построим здесь настоящий коммунизм, - сказал Дрожжин.
- А пленные пираты как же? – спросил Керс. – Этот народ не послушный…
- Знаю, – решительно заявил секретарь потешного райкома, - вы ещё не знаете моих упрямых идеологов. Они пиратов лекциями по марксизму-ленинизму замордуют, переубедят их на свою сторону. Бедные пираты! Мне их будет жалко. Через месяц сдадутся. Будут работать на плантациях, а рядом, на стульчике будет сидеть, например, Дрожжин. Сменит его Балаболкин. Железянкина поможет.
- Хорошие гуси, - начал я, но Подгузников перебил. – Неправда. Они свою работу знают. Откуда вам знать этих преданных партии людей?
Недалеко стояла Октябрина Правдина, и смотрела на меня. Улыбалась.
- Она тебя вычислила, - передал мне мысль Керс. Я подмигнул ей и улыбнулся. Она даже засмеялась. Пока молчала. Подгузников резко повернулся к ней.
- Вам весело? И ничего здесь нет смешного, что этот товарищ назвал наших товарищей гусями….
- Я не над вашими гусями смеюсь, - ответила она. – Пусть они будут гусями. Просто я вспомнила одну историю…
- И не надо бы нам тут вспоминать истории. А то ещё эти товарищи подумают о чем – не будь плохом.
- Ну да ладно. Чего это вы разнервничались.
- Лучше вы бы помогли газету сделать, - нахмурился секретарь.
- Газету? – переспросил я. Надо играть. – Хорошо бы про любовь написать и про секс…
- Что?! – мгновенно побагровел секретарь. – Да вы что?! – и стал кашлять. Потом он тяжело прохрипел: - Никогда! У нас такие газетчики, что такой номер не пройдет…
- А вдруг…
- Исключается такой вопрос. Они не поймут. Они у нас такие…
Аннушка потянула меня за рукав.
- Можно какую-нибудь статейку грохнуть о стройке? – спросил я.
- Можно, - разрешил секретарь. – Только не надо критики. И не надо бы сгущать краски.
- Вдруг какой-нибудь начальник подвернется под мое перо?
- Понимаешь, - стал волноваться секретарь. – Не надо бы. Им руководить, а вы…Товарищ Правдина, вы опять засмеялись? Расскажите нам о том, над, чем вы смеетесь, и мы вместе засмеемся.
- Вместе? Тогда вы плакать начнете, и топать ногами. Лучше, я пойду писать статью о пьяницах-индейцах…Товарищ Гарри, а вы не смогли бы здесь организовать сатирический номер?
- Не надо сатирических номеров! - повысил голос секретарь – Они нам в нашей жизни всем надоели, когда в них оскорбляли честных коммунистов!
Аннушка сильнее потянула меня за рукав. И мы пошли к нашему домику. Керс последовал за нами.
Аннушка сказала:
- Гарри, кто эти люди? Они же играют. А если это серьезно, то все они сумасшедшие. Их лечить надо! Как же ты среди них жил? Почему ты от них не сбежал? Я бы сбежала…
- Они серьезные люди.
- Вся страна такая?
- Почти вся. Есть прослойка нормальных людей. Ученые, писатели, артисты, художники, работники музеев, библиотекари. Всем им тяжело жить среди ненормальных…
Аннушка округлила глаза.
- Такой страны не должно быть. Ты придумал. Зачем? Как они сюда попали?
- Если бы знала русский язык, и послушала бы лекции этих товарищей, как они с трибун читают доклады, ты бы окончательно поняла, что в такой стране невозможно жить. Их сослали сюда на перевоспитание от бредовых лекций и докладов. Но они не унимаются. Это в крови у них…Мне жалко их…
Мы вошли в хижину. В ней два окна, один топчан, две табуретки, узкий столик, посуда из глины, постель, занавески на окнах.
Керс остался за дверью. Но мысленно спросил его.
-Долго мне ещё здесь торчать?
- Мне неведомо. Просто я должен пока быть здесь. В такие периоды может появиться Гнатон. Отдыхайте…
Аннушка подошла ко мне и положила свои теплые руки мне на плечи.
- Вы какие-то странные стали с Шарпом. Не узнаю вас. Другой раз смотрю на тебя, что это не ты, а другой человек. Оба вы с Шарпом другие. И эти люди. Одежда на них странная…
Усадил Аннушку на топчан, сел рядом с ней.
- Что если, я – не я, а другой?
- Такое не должно быть.
- Может. Лицо, тело Гарри, но в мыслях я другой.
- Если бы это было, тебя бы сожгли…
- Знаю. Все они и я в том числе, появились на этом острове благодаря неведомой силе. Это необъяснимо. Мне кажется, что всё это сон. Долгий и красивый сон. Мы все из далекого будущего. В ваше время такую одежду нигде не носят. Ты бы послушала лекции двух наших идеологов, то бы поняла, что мы из будущего…
Она смотрела на меня испуганными глазами.
- Сообрази. Откуда могли появиться эти люди? Подумала? Они появились среди дикарей. Для тебя не понятный язык. Поняла?
- Но ты похож на Гарри. А Шарп кто?
- Ладно, Аннушка, лучше пойдем и посмотрим, как Шарп устроился. Потом всё поймешь.
Мы вышли из хижины. Навстречу шел Дрожжин. В его руках рулон белой бумаги. Портреты.
- Товарищи, сегодня состоится открытое партийное собрание.
- Какая тема?
Он пошевелил губами и ответил:
- Тема. Ах, тема! Дисциплина. Поднятие сельского хозяйства. Поднять народ на освоение целины. Плакаты подготовили. Я портреты развешаю. Газету выпустим к завтрашнему дню. Мы тут решили написать три рекомендации о приеме в партию трем индейцам. Сознательные товарищи. Они и создадут ячейку среди рабочих индейцев. Для них, таскать, отвели хижину, чтобы они смогли принимать своих товарищей. Ну, я пойду. Надо подготовиться выступить на собрании. Потом прочту лекцию индейцам о построении коммунистического общества…
Я всё переводил Аннушке. Дрожжин ушел. Аннушка сказала:
- Он больной на голову? Его лечить надо. О какой партии он всё время говорил?
Стал популярно рассказывать о нашей стране, а партии, о людях, которые исказили идею настоящего светлого будущего. Она спросила:
- А зачем индейцам это собрание?
- Чтобы ещё сильнее работали. Им нужны рабы, безропотные рабы, каких в нашей стране миллионы.
Мы дошли до деревни индейцев. Бегали ребятишки, кое-где видны старики и старухи. Не было мужчин и женщин. Мы прошли ещё немного и увидели обработанное поле. Мужчины корчевали деревья, кустарники, копали землю. Женщины убирали лишнее на межи и тоже копали землю. Среди них ходил и что-то индейцам говорил секретарь Подгузников. Он руководил. Иногда поднимал маленький сучок и выбрасывал с поля. Тоже трудился.
- О, Гарри! – воскликнул секретарь. – Аннушка! Проходите! Посмотрите на поле! Настоящие труженики полей!
- Что здесь будет? – спросил я.
- Пшеница. Там ещё есть поле. Посадим картошку, понимаешь. Одним словом, разворачиваемся. Здесь богатые виноградники. Вино сделаем. Правда, некоторые ленятся. Но мы им доказываем, понимаешь, что труд облагораживает человека. Многие понимают обстановку текущего момента. А если не понимают, мы подпускаем к ним наших лекторов. После двух лекций дикари бегом прибегают на поле. Вот что делают с человеком наши лекторы. Один дикарь упрямился. После третьей лекции у него что-то с головой случилось. Рехнулся мужик. Так что, у нас сейчас лодыри потихоньку исчезают. И я доволен. Правда, я как-то решил остаться с дикарями для вида на лекции. Её читал Дрожжин. После двухчасовой отсидки у меня что-то в голове засвербило, и я чуть не чокнулся. Два дня отходил.
Всё это я переводил Аннушке. Как я заметил, она даже побледнела.
- А если пираты нагрянут? – спросил я.
- В свободное время мы организовываем дружины, в основном они состоят из местных жителей. Раз мы решили построить на этом острове коммунистическое общество, то должна быть и надежная армия от внешнего врага…
- Широко вы здесь развернулись.
- Недалеко заливчик нашли. Пляж обустроим. Нам иногда отдых нужен…
- А какой здесь у вас строй?
- Был первобытнообщинный среди дикарей у индейцев…
- Сейчас феодально-крепостнический?
- Что вы? Сейчас мы здесь строим развернутый социализм с человеческим лицом. Я думаю, что вам наши лекторы прочтут лекции. Дрожжин подсказал, что не мешало бы, среди рабочих организовать бригады коммунистического труда. Эти товарищи люди грамотные. Они вам прочтут лекции. Глядишь, и ваш взгляд на наши старания изменятся…
- А брошюрки по развернутому социализму есть? – спросил я.
- Сожалею. Но будут. Мы написали рефераты. И по ним будем учить вас. Идите и знакомьтесь с нашим хозяйством…
Когда мы пошли, Аннушка очень тихо спросила:
- И это у них главный руководитель?
- У нас подобные люди и страной руководят…
Мы зашли в «госпиталь», и увидели там Керса. Он и раненые пираты мирно сидели за столом и ели мясо.
- Садитесь с нами, - пригласил Керс. – Они на вас не в обиде. Гарперу недолго осталось командовать. А вот они поселятся здесь навсегда. Поженятся на местных красавицах. Хорошо будут жить. Детишки пойдут.
Длинный Джимми ел мясо и не смотрел на меня. Керс разлил вино. Я подошел к Джимми и стукнул своим кубком по его кубку.
- Ладно, Джимми, чего не бывает из-за золота. Не ты первый, не ты последний.
- А я думал…
- Не надо думать. Всё окончилось хорошо. Ну да ладно.
Мы выпили, закусили мясом, фруктами.
Аннушка была задумчивой и притихшей. На неё такое свалилось, что даже здоровый организм не выдержал бы. В открытую дверь я увидел, что по улице шел Дунькин. Я вышел ему навстречу.
- Товарищ. У меня вопрос. Вы все прибыли откуда-то. Одежда такая вот очень странная. Откуда?
- Издалека. Из конца двадцатого века.
- Помнишь, как вы попали в будущее на остров, и разводили там свиней и делали вино…
Он вроде удивился, а потом хитро улыбнулся.
- Я должен бы догадаться. Ах, Юра, и ты здесь? Помню, как мы в Москве были…
- Вы непотопляемые. Везде начинаете строить свинарники и делать вино.
- Это наша идеология. Мы везде будем жить по нашим правилам.
- Пойдем, Аннушка, - сказал я и почувствовал, что от них я и здесь устал.
Мы пошли с ней в нашу хижину. Упал на твердый топчан. Аннушка легла рядом. Она положила свою теплую руку мне на грудь.
- Успокойся, Юра. Даже не верится. Мне иногда Шарп переводит все на наш язык. На ухо шепчет. Я многое что поняла. Теперь я верю, что ты не Гарри. Ты из будущего. У тебя мягкие и лучистые глаза. Ты другой.
Она поцеловала меня в губы и мир для меня исчез. Обнимал её и вспомнил Рудю. Аннушка была чем-то похожа на Рудю из далекой моей молодости. Будто кто-то сказал во мне, что Аннушка, это в будущем Рудя. Как же всё связано в мире!
С Аннушкой мы пришли на собрание. Наверное, всё население острова было здесь. За столом, покрытым красным материалом, сидел сам Подгузников. Секретарь гулко откашлялся и сказал:
- Дорогие товарищи, граждане островной социалистической, советской республики, разрешите мне приступить к открытию нашего первого учредительного съезда!
Мои земляки захлопали, а за ними и индейцы.
Аннушка улыбалась. Ей стало весело. За моей спиной появился Дунькин.
- Я кое - кому доложил о тебе.
К нам пробились: Октябрина Правдина и Елена Лямурова. Они улыбались.
- Здравствуйте, Юрий Иннокентьевич, - сказала Лямурова. – Мы всё знаем. Здорово ты вырядился, и не узнать. Везет тебе на женщин. В нашей жизни у тебя Клава, что пышечка. И тоже красавица.
- Давайте лучше послушаем, о чем будут говорить наши вожди, - прервал я Елену. А надо сказать, что на всех стенах красного уголка висели портреты членов ЦК КПСС и правительства нашей страны. И Дрожжин любовно смотрел на них, и нежный румянец полыхал на его щечках. Он брал от них положительную энергию, а губы у него что-то шептали, словно он читал молитву.
- Товарищи и свободные граждане, вот уже полгода мы живем, понимаешь, с аборигенами. Собрали урожай, построили для себя дома, свинарник, хозяйственные постройки. Со временем здесь вырастит настоящий город. Будем изготовлять кирпич. Окультурим землю. Будем собирать урожай три раза в год. На днях сделают пляж. Начали строить Дом отдыха. Заведем торговлю мясом и вином с соседними островами. Дорогие аборигены, всё мы строим для вас. Для вашего блага. А некоторые несознательные граждане называют нас врагами народа. Это делают местные шаманы. Опиум для народа. Вот кто они! И мы каленым железом вытравим этот опиум. Мы создадим дружину, армию. И наведем порядок. Кто ещё имеет слово?
К столу пробился Дрожжин.
- В то время, когда весь наш народ…острова, трудится не покладая рук, некоторые товарищи агитируют их, этот народ не работать на полях и стройках, а хотят жить по-прежнему. Подумайте о детях! А ваши дети, это наше будущее! Мы построим на этом острове коммунизм! И никто нам не запретит сделать это!..
Выступил и товарищ Хамов.
- Воруют, - заявил он. – Прямо на глазах воруют. Сказал им, а они обиделись. От дома стройматериал украли. Спросил его, что куда несет? На свою дачу. Я записал его имя. Надо доложить вождю. К ответу воров!
К столу подошел вождь. Это он хвалил Аннушку после боя с пиратами.
- Мне надо говорить. Знаю. Общий материал взяли. Строить хижину. Дачу. Он украл. Вот этот, - и он ткнул пальцем в Хамова. – Он врет. Он есть вор. Он украл доски на свою дачу. Я видел. Белые рабочие грузили. Зачем ругаться? Мы все равны. Надо разобраться. Он все время ворует…
И он под одобрительный гул индейцев, пошел в толпу. Дунькин спрятался за мою спину. У Хамова лицо налилось кровью. В глазах установилась злоба. Подгузников постучал кружкой по кувшину и громко кашлянул, а потом сказал:
- Товарищ Хамов, я от вас не ожидал. Там, в нашем мире я бы вас защитил, но не здесь. Пока. Сам понимаешь. Потом мы наведем порядок. Ещё рано. Здесь-то, зачем сейчас вылезли с этим воровством? Товарищи аборигены, с этим делом мы разберемся и накажем…
- К столбу их! – крикнули в толпе.
- А кого ещё? – спросил секретарь.
Два индейца подхватили под руки Дунькина и потащили к столу.
-Вот ещё один вор! Он весь материал вывез на свою дачу! А обвинил нас! Мы никогда не воровали! К столбу их!
- У нас к ним свои наказания – сообщил секретарь. - Мы вкатим им выговор с занесением в личное дело. Кто ещё просит слово?
Выступила Железянкина. Хмурость достигла предела. Аннушка неожиданно хихикнула.
Бедные аборигены. Оказывается, наши коммунисты создали на острове два колхоза. Один из них назвали «Светлый путь», а другой назвали «Заря коммунизма». Колхозниками стали все индейцы.
- Есть мнение – съезд закрыть, - сообщил секретарь.
Прочитали решение, постановление…
- Прошу остаться членов бюро, председателей организаций, колхозов, членов редколлегии…
Остались все мои земляки, даже рабочие-подхалимы. Оставили и нас с Аннушкой, как военных специалистов.
Индейцы гуськом шли по улице к своим деревням…
- Теперь прошу пройти в здание-столовую, - сообщил секретарь. - Надо, понимаешь, отметить великое событие, первый съезд. Там наши женщины стол накрыли…Кха! Этого. Понимаешь. Надо отметить…
Все пошли в здание-столовую. Зашли и мы с Аннушкой, и Керсом.
На столах куски мяса, фрукты, кувшины с вином.
Все расселись.
- Не стесняйтесь, товарищи. Немного посидим и за дела…
Он отпил из кружки вина, пожевал мяса и прогудел:
- Ну, кто ещё не говорил? Валяйте! По семейному, понимаешь.
Вскочил Дрожжин.
- За нами пойдет весь народ! Просветленные идеями марксизма…
- Хватит! – крикнул секретарь. – Просветился. Дай другим высказаться! Мы же все здесь свои! Перед нами чего тут болтаешь, как перед народом! Здесь-то хоть бы не болтал про светлые вершины. Не смеши! Сядь!
Дрожжин сел.
- А куда это у нас Балаболкин девался? – спросил секретарь.
- Он в командировке, – ответил Дунькин. – Он послан на дальний мыс имени Ленина, где рыбаки-индейцы сегодня должны будут открыть путину…
- Подожди, подожди, - замахал руками секретарь. В правой руке у него была кость, - о какой путине ты здесь, понимаешь, болтаешь? Просто ловят рыбу. Это среди народа можно болтать, или на собрании, а здесь зачем?
Рядом с Керсом я увидел Люца. Концерт начался. Они тоже ели и пили.
- Аннушка, тут скоро такое начнется, - шепнул ей. - Чую. Концерт будет.
Подгузников заметил Люца, развалился и сказал:
- Господин, как тебя там. Уважь нас. Покажи нам что-нибудь.. Ты умеешь…Мы для вас овечки. А ты пуп земли. Теперь здесь я главный хозяин. Я всё могу. Мне плевать на возвращение в нашу жизнь. Не желаю возвращаться. Нам здесь хорошо. И потом, ты встань, когда я с тобой разговариваю. Ты находишься в райкоме партии, и должны…Я тебе приказываю и твоей банде показать номер! Давай! И мы вместе повеселимся! Не стесняйся!
- Давай, - приказал Хамов.
- Я задаю себе вопрос, - вылез непонятно откуда Балаболкин.
- Пошел ты со своими вопросами! – крикнул секретарь. - Сдались тебе эти глупые вопросы! Давай, говорю! Показывай номер! Чего это красавица Аннушка не пьет? На всех странно зыркат! Приказываю всем веселиться!
Аннушке я всё переводил. Она шептала:
- Но, их всех надо лечить. Они несчастные люди. Они все больные. У вас что, вся страна больная?
- Начиная с самого кремля, и до последнего слесаря, - ответил я.
Подгузников встал, покачнулся и с кружкой пошел к нам. Он подошел к Аннушке со спины. Неведомая сила отбросила секретаря потешного райкома под стол. Эта же сила вытащила его оттуда. В воздухе появилась рука и шлепнула его по лбу.
- Как? Меня?! – заревел секретарь и зачем-то бросился в сторону. Аннушка подставила ногу, и он упал на пол.
Он поднимался и кричал:
- Милиция! Где милиция? Здесь бандиты! Взять их! Сгною! Замордую на винограднике! Дунькин, на свинарник его! Пусть навоз убирает! Ах ты, рожа недопасынкованная! Я тебе быстро рожу-то пропасынкую!
Все весело смеялись. В это время кто-то поднял Хамова и подбросил к потолку. Хамов на пол не упал. Висел он и таращил глаза, но говорить он не мог. Он размахивал руками, и пытался кого-то пнуть. Потом он начал громко смеяться. Чья-то рука щекотала ему подошвы, потому что эта рука сняла с него ботинки, и выкинула на улицу. Дунькин спрятался под стол.
- Отпусти – попросила Аннушка. – Он больше не будет…
- Отпусти его, - спокойно сказал я.
- Он обокрал индейцев, а я нахожусь на рабочем месте, - ответил Люц. – Пусть не ворует.
Хамов медленно опустился на пол.
- Это…тово…этово… Ничего, - заговорил секретарь. – Конечно, наказать надо за воровство. Другим повадно не будет.
- Опохмелились? А теперь все по своим конурам. Сгиньте отсюда! Надоели вы мне!..
Подгузников спокойно вышел на улицу и все за ним. Мы с Аннушкой выходили последними. С нами оказалась Октябрина Правдина.. Она подошла к Люцу.
- Вы ушли от ответа, Кто вы?
Люц засмеялся.
- Хорошо ты вымотала нервы Сталину. Он готов был тебя уничтожить! Молодец! Нас не бойся. Мы тебе вреда не сделаем. Тебе и так в жизни крепко достается. Но терпи. Твой удел терпеть, как и Юрию. Кто я? А вот здесь я уйду от ответа. Иди. Тебе пора идти в свой законный мир. Иди с миром…
И она исчезла. Наверное, уже дома…
Вместо этой хижины образовался большой зал с колоннами. Длинный стол с заставленными разными кушаньями и винами. Мы прошли к столу. Два места ждали нас. Сели. Тут же появились слуги. Это были девушки в белых платьях.
- Вот эти фрукты со стола короля Франции семнадцатого века. Горячий шоколад. Отличная штука, скажу я вам. Недавно появился в Европе. Завезли из Южной Америки. А вот это вино со стола Екатерины второй. Поросята тоже оттуда. Всё свежее. Веселитесь! – сказал Люц.
Вино было отличное. Мы с Аннушкой ели и всё запивали вином. И тут одна из танцовщиц подошла ко мне с кубком и села на колени. Аннушка встала, взяла танцовщицу за волосы, подняла её и ударила в челюсть. Девушка упала на пол и замерла…
- Вот это удар! – воскликнул Люц. И все засмеялись. Потом Люц сказал:
- Аннушка, ты мне всех дам напугаешь. Я их доставил из времен царя Дария. Она чем-то не угодила царю, и он велел ей отрубить голову. Бэти, вставай! Повесели нас, да не лезь больше к ним. Повесели…
Бэти вскочила и стала танцевать. Вот это фигура! Разве её можно сравнить с красавицами из моего времени, которых показывают на конкурсах красоты. Они, как правило, худые, плоскогрудые и накрашенные до безобразия. А Бэти красавица, гибкая, стройная, но не худая.
Люц передал мне мысленно:
- У Бэти естественная красота. Нет мазей. Кстати, Юрий, ты догадался правильно. Аннушка, это в будущем твоя Рудя…
В это время я услышал шум, крики. Все происходило на улице.
- Индейцы поймали Хамова. Привязали к столбу, вымазали навозом. Через сутки его побьют палками за воровство и обман…
- Прекрати это дело, Люц, - попросил я.
- Не могу. Пусть отвозят палками. Когда вернется домой, и проснется, не будет помнить, но спина будет болеть…
Втроем мы вышли на улицу. Оказались на том месте, где я появился. Никого. Океан чист.
- Прощай, Аннушка, - сказал я. – Сейчас исчезну. У тебя будет своя судьба…
- Люц торопит, - сказал Керс, и тут же исчез. Туман перед глазами. Аннушка схватила меня за руку, чтобы удержать, но и её не стало. Я оказался на своей даче. В кресле сидел Люц.
- Возьми на столе бокальчик с вином со стола Людовика тринадцатого.
Прошел на кухню и взял бокальчик. Он был сделан из золота.
Прекрасный напиток. Бокальчик поставил на стол, и он исчез.
- У меня есть вопрос, господин Люц. Где всё это происходило?
- Мир устроен именно так. Вы не знаете его. Мир очень сложный. Твоих друзей больше не будет. Ты всё записываешь? Записывай. Дерзай…
Он исчез. А я подумал, а что толку от моих записей? Кто мне поверит в мои приключения в другом мире? Хорошо. Ну, например, я дурак со стажем. Люди умные попадают в такие приключения, и чтобы потом всё помнили?
А МИР ТАК СЛОЖЕН
Теплое, весеннее утро. Я шел на работу. Начинался мой трудовой день на новой работе. Сегодня я шел в редакцию. Меня приняли в промышленный отдел. А вчера…Господи! Что это? Я остановился и испугался! На какую работу? Меня отправили на пенсию!
Но я четко знал, что я шел в редакцию. В том сне, где я работал в газете, её называли « К сияющим вершинам».
Так что же это было? Кто мне поверит? А ведь так всё было реально.
Надо успокоиться. Я уверен, что меня ждут новые приключения.
В отделе я остался один. Но когда через несколько месяцев в мой кабинет вошла молодая и красивая женщина, мой будущий начальник промышленного отдела, то я испугался. Сон перешел в реальность.
После трудового дня в редакции я сел к окну.
Дюрд висел в воздухе. За его спиной стоял Исса и улыбался мне. На душе было легко и радостно.
- Дюрд, почему так произошло со мной?
- Так нужно было. Для тебя лучше…
- А что дальше?
- Захотелось повидаться с тобой. Береги здоровье. Иногда твой энергетический пояс пробивают темные силы. Тебе становится плохо, ты слабеешь. Глубоко вдохни и выдохни, до предела выдохни. Тебе дано чувствовать плохого человека на расстоянии. Засунь руки в карманы и сожми крепче кулаки, потом отпусти, а потом легко сожми и держи их так с минуту, и проси у Бога заступничества. Про себя прочти молитву…
Дюрд исчез. За окном наступила темнота. Зажглись звезды.
Где-то далеко от нас, а возможно, и рядом есть прекрасный мир…
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
АПОКАЛИПСИС
САТАНА
Он может быть везде, и даже в каждом из нас. Всё получилось неожиданно. И началось всё обыденно…
…Сидел я на своей даче. Вышел на улицу. Чистое темно-синее небо, усыпанное яркими звездами. В морозную ночь они особенно поблескивают, как бы радуются, и именно тогда, когда только что народился месяц. В эту ночь они особенно были яркими, как бы подчеркивая выпуклость и величие небосклона. Месяц острым рожком надрезал небосклон, выглянул и от удивления застыл.
Улица завалина синим снегом. Черные глыбы домов словно вымерли. Ни одного человеческого следа, кроме собачьей тропки, ведущей к черному горизонту. Там тайга. Завтра я пойду туда на лыжах. Из дачного поселка я один туда хожу. И меня никто не может понять. Что мне делать в тайге без ружья и петлей на зайцев? А я просто люблю ходить в тайгу…
Иногда иду в город. Бывает во мне странное ощущение, когда я приближаюсь к нему. Над ним лежит не только многослойная дымка, но и витает над городом что-то непонятное, невидимое, страшное. И это невидимое я всегда чувствовал, ощущал всем телом. Щупальца невидимого касались лица, тела, они хватали мои руки, слабили ноги, проникали внутрь, холодили кровь. Иногда даже видел огромное, темно-синее, бесформенное, волосатое чудовище без глаз и без пасти. Оно висело над городом и своими усыпанными на теле мохнатыми щупальцами касались почти каждого человека. Своими мыслями проникал сатана в людей и пил из них энергию. От этого люди становятся более злыми, недоверчивыми, жадными, вороватыми, подлыми…
Долго не мог находиться в городе и рвался к природе, но неведомая сила задерживала меня, и будто шептала – борись и помоги людям. В чем заключалась моя борьба? Наверное, в том, что я никогда не жаловался на разные невзгоды и не показывал людям, что мне плохо. Мою знаменитую фразу: « Всё будет хорошо!» знали многие. И постепенно с человека сходила печаль. При виде меня люди переставали злиться. Я был доволен, что помог человеку избавиться от темной силы. Чудовище было огромное и оно увеличивалось. И убив в человеке отпрыск от этого чудовища, я понимал, что он скоро снова в этом человеке появится. И ещё я понимал, что буду с ним бороться до спасения от него последнего человека, до последнего своего вздоха. Слава Богу, что у нас в городе стали строить церковь. Первыми туда побежали бывшие партийные работники, активисты-пропагандисты и бывшие ярые марксисты. А ведь ещё год назад они дружно ходили на демонстрации с красными флагами и зло критиковали меня, что я первым в городе и районе пытался организовать строительство церкви. Теперь они дружно, конечно, после указа президента отмечать старинные праздники, организовались на то, чтобы в городе построили церковь. И снова я оказался виноват. Меня они стали критиковать за то, что я с ними не пошел в крестный ход, теперь не с красными флагами и лозунгами в построении светлого будущего, а с иконами. Неужели не ясно, что я не пойду с оборотнями и фарисеями в одной толпе. У меня есть комната, и на одной стене висит несколько икон. Закрываю окна и молюсь в одиночестве, чтобы меня никто не видел и не слышал.
Что это? Темные глыбы дач исчезли, и стало светло. Бескрайнее поле, а на нем огромный космический корабль, непохожий на те, что нам показывают в кинохрониках. Он круглый и с боковыми зазубринами. Даже цвет его разглядел. Он был светло-коричневый. Мимо меня, молча, шли люди. Никакого внимания на меня, будто никого и ничего не замечали. Они спешили. Их было много, но на снегу от их ног следов не было. Люди входили в ниши-зазубрины и там исчезали. Промелькнула знакомая личность. Он умер два года назад. Какое-то наваждение. Вот ещё один прошел. Он утонул на Ангаре…
Решил и я пойти со всеми. Но меня остановил чей-то голос:
- Не ходи! Тебе ещё рано!
- Что это за корабль и что это за молчаливые люди? – спросил я.
Ответа не получил. И я остановился. Корабль исчез. Не стало и людей. Будто никого и ничего здесь не было. Опять стало темно. Виднелись темные глыбы дач, звездное небо, проклюнувшийся месяц виднелся через прорезь небосвода. Галлюцинация. Но я четко всё это видел и слышал голос. И вдруг никого. Таежная тишина…
Замерз. У порога меня встретил пес Черныш. Вот он мог бы облаять и этих людей и корабль. Черныш специалист по громкому лаю. Он бы этих подозрительных людей облаял.
Было странно и то, что при таком месяце, был настоящий лунный свет? Возможно, я попадал в другой мир? Но зачем?
Вошел в дом. Тепло. В печке потрескивали дрова. Ещё подбросил дров. Я разделся и стал пить чай. Я всегда бросал в чайник стебельки смородины и от этого чай был душистым и вкусным. Хорошо! Нет ничего прекраснее, как сидеть на даче рядом с тайгой и пить чай со смородиной.
И тут обнаружил, что на столе появилась ещё одна кружка с чаем. И кто-то невидимый пил из неё. Обыкновенный человек упал бы в обморок или со страху бы закричал. Но я и не такого навидался! Привык.
Появился Люц. Он сидел напротив меня и пил чай.
- Ты умеешь заваривать чай, - похвалил он. – Здравствуй.
- Привет. Что за космический корабль был на улице?
. Это было другое измерение. Другой мир, - ответил он.
- Мир мертвых?
- А может, это ваш мир мертвых? Пора уже знать.
- Не всё можно запомнить, - ответил я.
- Обязан. Всё откладывается в головке. Надо только в ней покопаться.
Развалившись в кресле, он вкусно пил чай.
- В вашей стране, как говорится, развязаны руки, для воровства. По всей вашей стране такое творится. Да и во всем мире воруют и обманывают богатые бедных людей…
- Я видел знакомого, - сказал я.
- Знаю. Он ушел из вашей жизни. Все они подобные ему. Как и вы не желаете прощаться со своей жизнью, так и они, не желают уходить из той жизни в вашу жизнь. И в той жизни всё разное, как бы наслоение, в виде торта, и чем выше человек по духу, тем ему там лучше, но ответственнее. Вся вселенная построена таким образом. Прежде чем ты попадешь в далекое будущее, я тебе покажу существенную деталь на вашей планете. Вопросов не задавай. Ты заметил, что нас уже с тобой не очень волнует твой узкий круг в вашем городе. Круг расширился. Теперь ты ко многому готов. Планета земля, её население. Человечество. Подобных тебе, тоже много. Все-таки, у тебя вкусный чай…
Он исчез. На столе стояла пустая кружка. На донышке остался след от чая. Я сел в кресло и тут же куда-то полетел.
Теперь я сидел за пультом какого-то корабля. Он медленно летел над землей очень низко, и почти касался макушек деревьев. И всё было видно. Корабль сделан из прозрачного материала. Но то, что делал корабль, меня удивило. Корабль опустился ещё ниже. Подо мной пролегала асфальтная дорога. Она отрывалась от земли тягучей лентой и входила внутрь корабля, а выходила сзади корабля превращенная в ленту, сделанную из чернозема. И вместо асфальтной дороги за кораблем стелилась черноземная дорога. Вот это да! Как же машины? Куда они подевались? Мой корабль завис над небольшим прудом и стал очищать дно. Желтая и мертвая речка. Все отходы и желтая масса из речки входила внутрь корабля, а выходила из него чистая вода. Мутная речка стала чистой. Я видел, как другие корабли уничтожали фабрику по производству мыла, горшков и унитазов. Перемалывали железобетон.
Потом мой корабль плыл над моей родной Ангарой. Плотины уничтожены. И здесь шла чистка. Ангара вернулась в свое законное русло. Всюду образовывался плодородный грунт, и он ложился на раны на земле, которые не заживали. Шла чистка планеты. Мы оказались с моим кораблем над Байкалом. О, чудо! Никаких заводов, труб и всякой другой гадости!
Рядом со мной появился Люц.
- По всей планете идет очистка от деятельности человека. Байкал уже очистили. Ангару очищают от плотин. Смотри, смотри, это дело рук твоих современников. Байкал это живой музей планеты. Я исчезаю…
И он опять исчез.
Воздушные корабли уничтожали всё, что создал человек во вред природе. Странно. Где люди? Куда они подевались? Может, их отправили на другие планеты? Тогда кто будет жить на планете? Возможно, здесь будут жить одни животные? Создадут зоопарк.
Рядом со мной было два кресла. Кто управляет кораблем? Нет приборов. Мой корабль работал сам. Чудно! Вдруг, это не корабли, а живые существа? Кресла для чего?
Посмотрел вверх и увидел огромные и тоже прозрачные шары. Что они там делали? Конечно, можно и догадаться. Они занимались чисткой атмосферы.
Куда же подевались люди? Ответа не находил. Возможно, их уничтожили. А ведь природа предупреждала. И что я был в своем времени со своими выступлениями в защиту природы и за очищение души? Букашка. Наша планета прекрасная, но люди из двадцатого и начало двадцать первого веков, сделали её планетой грешников, нашпигованная злом. За две тысячи лет со дня жизни великого гражданина земли распятого за человеческие грехи, ничего не изменилось. В двадцатом веке ещё хуже стало…
Я видел тропические леса Амазонки, как говорили – легкие планеты. И здесь летали аппараты. Они уничтожили широченные дороги через тропические леса, бензоколонки и всякую другую гадость. Я видел некоторые пустыни, где озерами блестела на солнце разлитая нефть. И здесь были корабли. Они убирали эту нефть. Я видел, как из глубины океана вытаскивали затонувшую подводную лодку и другие корабли. И они как бы всасывались в огромные шары.
Нигде не видел людей. Города словно вымерли. Иногда я что-то замечал копошащееся возле небольших одноэтажных домов.
Всё растаяло, испарилось вокруг меня. Я стоял недалеко от костра, рядом с которым сидели пираты и играли в карты. Среди них не было моего врага Гнатона. Ко мне подошел Керс.
- Ну и как? – спросил он.
- Скверно. Очень скверно. Таков будет наш мир? Заслужили. А где грешники? В смысле, люди?
- Их на планете останется очень мало. Из них возникнет великая и последняя на земле раса. Тебе уже говорили, что между странами исчезнут границы, да и государств не будет. Один народ будет. Одна нация – человек. Людей склонных к бандитизму и подлости не будет. У вас доходило до того, что даже областью и президенты республик командовали настоящие воры. В депутаты попадали только те, кто у зеркала научился складно врать.
- А где Гнатон? – спросил я.
- Очень далеко.
- Далеко, - передразнил я. – Может, оказаться рядом.
- Всё может быть. Он в команде самого…Ты, конечно, понял. Пошли.
- Понял. Он в команде самого дьявола…
- Пойдем, пойдем…
- В пещеру грешников?
- Если хочешь посмотреть, пожалуйста.
Мы вошли в пещеру. Здесь бывал. Грешники таскали тачки со своими грехами. Увидел здесь и молодого судью, который судил нас в1992 году и выгородил бывших партийных работников. И без нас, значит, у него были грехи. Пусть они будут у него в его заслуженной тачке.
Мы шли по тоннелю. Он чуть подсвечивался. Видимо, здесь что-то добывали. Много было ответвлений. У входа одного из них увидел хорошо знакомого. Недавно умер. Заболел от простуды, и решил вылечиться водкой. Перебрал, наверное. Оказался здесь. Он стоял и разговаривал с ещё одним моим знакомым. При виде нас, они перестали беседовать. Молчали. Они узнали меня, я чувствовал это по их лицам. И я прошел, молча, и не подал виду, что узнал их.
- Молодец. Нельзя разговаривать. Это опасно, как для тебя, так и для них.
- Почему?
- Всё дело в особой энергии. Ну, например, ты видишь сон, а в нем умершего человека. Ты стараешься, борешься во сне, чтобы не было контакта. И это правильно. Даже на кладбище нельзя часто ходить. Там скапливается отрицательная энергия. Вот этим любителям выпить водки нельзя ещё по той причине, что их за такое нарушение могут отправить в ещё более страшные места. Попасть туда все боятся. Если и бывают встречи с мертвыми или их с живыми, хотя надо ещё посмотреть кто живее, только через особые каналы, через которые ты попадаешь в разные места. Как, например, твоя встреча с Маркизой…
- А мои родные? И бывают встречи с другими…
- Это совсем другое дело. Там другие законы. И мы за этим следим.
- Как, все-таки, мир сложный, - сказал я.
- Для вас, кажется, что он сложный, когда вы смотрите на звезды. Он намного сложнее, чем вам кажется. Например, до планеты Юпитер, если лететь со скоростью света, можно долететь около одного часа. А можно попасть туда за две секунды. Для вас это сложно и не понятно. Мы даже многое не знаем. Он знает, наш создатель вселенной.
- А ваш? – спросил я.
- Иди, иди. Хватит болтать! Тебя ещё могут защитить, а меня никто не защитит.
- Слушай, а про какую бездну ты сказал? Что это?
- Это самое страшное. Например, сбросили тебя с самолета без парашюта. Так и там. Такое ощущение, будто летишь в пропасть. И вот он летит и летит и словно нет этому полету нет конца. Один в темноте. Порой кажется, что летишь в космосе, между метеорами. Давай не будем об этом…
Мы прошли мимо огромной комнаты, в которой находились женщины. Некоторые были мне знакомые. Одну из них я видел в будущем на острове. Снова увидел великую царицу Екатерину. Она продолжала стоять у стены. Керс остановился и стал разговаривать с одним мужчиной. Я смотрел на царицу через полуоткрытую дверь. Как я понял, что ей кто-то задавал ей вопросы, а она отвечала. Подошел ближе и услышал грубый голос.
- Всё крутишь, Катька! Тысяча чертей тебе в глотку! Не брезгуй!
- Брезгую тебя, пират! – отвечала она. – Какой раз тебе говорю. Отстань! Грязный тать!
Стук по столу. Гнатон! Это он! Но я его не видел.
- Садись, ведьма! Нравится болтать разговоры с Люцем? Я все равно своего добьюсь!
Я раскрыл дверь и вошел. Гнатон стоял у другой стены и поэтому я не мог его видеть. Екатерина плавно повернула голову в мою сторону. Я поклонился ей и сказал:
- Извините царица, я заставлю этого подонка извиниться перед вами.
Гнатон громко засмеялся и стукнул кулаками по толстому столу.
- Какая встреча! Ты опять на моей дороге? Ну, я тебя проучу! Это тебе не на том корабле! Здесь ты проиграешь!
- Посмотрим.
Екатерина отошла от стены и стала смотреть на нас. На лавке лежала чья-то шпага. Схватил её во время. Гнатон ткнул своей шпагой в мою грудь. Я уклонился.
Звуки металла от наших шпаг заполнили комнату.
- Ты в своей жизни ещё живой? – заревел он. – Так я тебя отправлю к нам! Жду с нетерпением!
- А я тебя отправлю в адский ад, - ответил я.
Мы яростно бились.
- Не отправишь, потому что у нас здесь я бессмертный!
- Но ты не Кощей бессмертный!
Я сделал выпад, и моя шпага прошла сквозь тело пирата. И я тут же выдернул её и отскочил.
Гнатон смеялся. И было над, чем смеяться. Такое было ощущение, будто моя шпага вошла в мешок с соломой.
- Давай, давай, нападай! – смеялся пират.
- Проклятье! – громко сказала Екатерина. – Этого пирата вы не убьете! Его даже мой столовый нож бесполезный. Пробовала. И кипятком его шпарила! А вот, вас, живого, он может убить…
Гнатон громко смеялся.
- А я попробую, - ответил я. И мы снова скрестили шпаги. И вдруг пират исчез. В дверях стояли Люц и Керс.
- Опять этот подонок добивается вас? – спросил Люц у царицы.
- Вот этот…живой друг бросился защищать меня, - улыбнулась Екатерина. – Спасибо ему. Не побоялся…
Она прошла к столу. Села. Вошли молодые женщины. На столе появились новые кубки, закуски. Люц пригласил нас с Керсом сесть за стол. Мы расселись. Женщины стояли вдоль стены. Среди них была та, которую увидел в комнате. Она была в будущем, на том острове. Нинка! Вспомнил! Нина из далекого моего прошлого. Сестра Руди. Такая же фигура, а вот красоты убавилось, но немного. Сейчас она стала той, из прошлого. Там, на острове, она была намного старше, а здесь молодая и красивая. Фигура как у Руди. В ответ она улыбнулась мне.
- Сядь, - приказал ей Люц. Она приблизилась к столу и села с краю. Ей подали кубок с вином. Закуска была рядом. Люц беседовал с Екатериной. Я встал и перешел к Нинке.
- За грехи тяжкие? – спросил у неё.
- За них, - ответила она и пригубила вино.
- Знал, что ты сюда угодишь. Нам с Рудей всё разрушила. Плутовала с начальством. Когда сюда угодила? Утонула? До старости не дожила…
- Не дожила. Очередной раз поехала в Дом отдыха. Я ведь одна ездила. Крутила там с отдыхающими, начальниками, конечно. А тут хорошо погуляли с одним директором. Выпили хорошо и поехали на машине. Попали под поезд. Машина неожиданно остановилась на не охраняемом переезде. И всё. Мой муж, мой суслик с моими детьми остался без меня. От него у меня не было детей. Он один воспитал моих детей. Выучил их. Он любил меня. А я настоящая тварь. Ты прости меня.
- Давно простил. Что теперь говорить. Наверное, редко бывает такое застолье?
- Первый раз. Гнатон со своими пиратами добивался меня. Я лучше в смолу пойду. В бездну уйду, но только не с ним. Многие мои подруги с ним оставались пировать. Мы знаем, как ты за царицу на шпагах с Гнатоном бился. А я и забыла вкус вина.
- Ну и пей. Как Рудя? Хотя и не надо спрашивать…
- Я как-то во сне ей приснилась. Через сон узнала. Муж у неё хороший. Сын твой в институте работает. Есть у неё внуки. Совместная дочь у них есть. С Ритой поговорили. К тебе путешествовали. Изредка нам такое разрешается. Ты тогда тяжко жил. Что-то у тебя с начальством плохое было. Сын маленький. Но уже ничего нельзя было изменить. Ты тогда к соседке Агаше ходил. Ну и Рудя, попала в соседку. Ты думал, что соседку обнимаешь, а в ней была Рудя. Ты её обнимал. Потом мы с ней вместе смеялись. И жалко было тебя…
- В мыслях тогда промелькнула Рудя…
- Хоть так-то подумал.
- Ну, даете! Как в сказке!
- Несколько раз так Рудя в неё входила. Потом меня из-за этого крепко наказали. Я даже моему суслику снилась. Бедненький суслик.
- А Рудя те моменты помнит?
- Будто всё видела во сне.
Потом она стала рассказывать, как она хорошо жила со своим мужем. Только она была с ним несправедлива.
И вдруг в торце стола появился человек. Он словно выдавился из воздуха. Смуглый. Черные волосы раздвоены, узкое лицо и на нем большие, черные и блестящие глаза, кончики губ чуть опущены. На нем темно-коричневый плотно подогнанный костюм с большими накладными карманами. На шее и на рукавах кружева. Странная одежда. Почему-то я понял, что это сам…
Все замерли. Екатерина отставила кубок и отвернулась.
В дверях возник Гнатон. Я посмотрел на шпагу, лежащую на лавке, и хотел было встать и взять её, но какая-то сила удержала меня.
- Не ожидали? – спросил Сатана. Голос глуховатый, со скрипом. – Брезгуешь, Екатерина? Понял. Гнатон, пошел вон!
Пират исчез.
У Сатаны не шевелились губы. Но я слышал его голос. Я понимал его слова. Мне казалось, что он говорит на русском языке. Это только кажется. Просто наш мозг улавливает его слова на его родном языке, а нам кажется, он говорит на русском. Какой его язык, никто не знает.
- Понимаю, - говорил Сатана, – он неисправимый подонок. Но они нужны мне. Возьми кубок.
Екатерина взяла кубок. Медленно отщипнула виноградину. Пригубила вина, закусила виноградиной.
- У меня много Гнатоновых. Верные служаки, как и Люц. Работы много. И она во многих местах планеты идет успешно. Даже живые люди почувствовали мою мощь.
Он посмотрел на меня.
- Защитил царицу? Похвально. Вот если бы ты при мне вот так бросился на пирата. Бросился бы?
- Да.
- Верю. Давние враги. Я видел, как ты кнутом отвозил Гнатона. Хочешь, я тебя оставлю в команде Люца? Не перебивай!
Я вскочил. Он скривился. Это он улыбался.
- Ладно, ладно. Сядь. Искушать не буду. Живи. Но тебе так плохо в твоей жизни…
- Твоим блюдолизом не буду. Я тебе не твой вонючий Гнатон! - крикнул я. Понимал, что я рисковал, но отвечать надо было именно только так. Он неожиданно стал громко смеяться. Глаза искрились. Потом резко оборвал смех и сказал:
- Смелый. Ажно меня в дрожь бросило! Заступничек.
Лицо Сатаны стало серьезным. Он продолжал:
- У тебя грехов хоть отбавляй. Ладно. Много вас. А ты моих подопечных не критикуй сильно. Им у меня и так сладко не будет. Ты им мешаешь ещё слаще жить. Пусть потешатся в вашей жизни. Они мои, но не твои. И забываешь, что они дружны между собою в своем грехе. А вот вы, защитники справедливости разрозненные. Ты забыл, что представляет твоя страна, и вообще всё человеческое общество. Побыл среди рабочих, потом побыл среди так называемых интеллигентов. Твоя страна. Народ твой проще всего трусоватый в твоей стране, а потом жироватый, вороватый, а потом уж и глуповатый. Вот четыре качества у него. Таковы люди. Сколько раз тебя предавали. Они только перед тобой храбрые, за рюмкой с тобой, по работе, но стоит появиться начальству, предадут тебя. О глупости говорить не буду. Она разъедает людей. Каждый стремится к сытости. Мы им помогаем набить брюхо колбасой и салом. В тебе нет этих четырех качеств. Ты любопытен для нас и для тех…
Он отпивал вино мелкими глотками. За его спиной стояли две девушки удивительной красоты. Одеты они в черные туники. Вот это фигуры!
- Ваши партийные работники мошенники и плуты. В депутаты вырвались. И не стыдно им. Наши они. Мы подправим мир…
- Представляю, - хмыкнула царица. – Не приведи, Господи…
Сатана грохнул кулаком по столу, даже посуда подпрыгнула. Заревел:
- Не сметь произносить это слово при мне! Здесь я царь…
Тут же скривился. Ну, и улыбка у Сатаны. Тихо добавил:
- Не надо. Я говорил тебе. Знаю. Тебя хотят взять у меня. Но я дам тебе такую власть, что все тебе будут завидовать и бояться тебя!
- Повторяться не буду, царь тьмы, - ответила царица, - лучше вернусь на землю последней посудомойкой, но я не согласилась быть владычицей…
- Ладно, ладно, - замахал черными руками Сатана. – Хватит об этом.
Он вдруг резко ткнул в мою грудь пальцем.
- Как ты меня называешь? Дьявол?
Я ответил:
- Сатана. Дьявол. Люцифер…
- Вот. А ты, красавица? – обратился он к моей соседке Нине. – Как ты меня называла, когда была живой в том мире? Хотя надо ещё посмотреть, что кто из всех этих живее всех живых. Как называла?
- Так же. Сатана. Дьявол. Чёрт…
- Ясно. Всё ясно. А названий у меня много. Даже кое-где шайтаном зовут.
- Лешим, - подсказал я. Он коротко хохотнул и подставил кубок девушкам. В руках у одной появился кувшин. Она из него налила своему благодетелю вина в кубок. – Хорошее вино делали древние греки. Говоришь, что я леший? Странно. Это вы их придумали. Я не леший. Все они есть. Барабашки есть. Но я царь тьмы! Это у вас говорят, что ничего нет. Всё есть. Среди ваших врачевателей из народа есть и мои посланники. А ведь, канальи, кресты носят, иконы за собой таскают. Мерзавцы! Народ обманывают! Вот он Люц. Откуда у него такое имя? Имя я ему дал. А есть Фер. В моей команде. На Юпитере он. Есть Сат, а есть дама. Имя у неё Ана. Есть Дья, и есть Вол. Есть Шай, а есть Тан. А при вашей жизни у них были другие имена. У меня тоже было имя. Его знают – я и Он. Создатель…
Стена раздвинулась и пропустила женщину. Красавица. На ней чёрная туника, а поверх красная накидка.
- Вот и сама Ана. Я здесь, Ана. Веду беседу с Екатериной.
- Мой повелитель, - подал голос Люц.
- Ладно, - махнул рукой Сатана. – Беседуй, раз хочется поговорить. Разве я тебе, когда запрещал это делать? Ты у нас философ. Умная женщина. Ты у меня, Люц, многих стоишь. Наука и нам нужна. Может, и докопаешься до чего. А вот Ана со своим фараоном Рамзесом не может разобраться. Казнили её. Она была не виновата. Наложницей она у него была. Отправляйся-ка, дорогая Ана вот в их время, - и подмигнул мне. - Войдешь в одну мерзкую бабу. Повеселимся. Возьми с собой своих подружек. И повеселитесь там отменно. Марш на место…
Ана исчезла. Повелитель тьмы встал.
- Можете веселиться. Хорошо быть повелителем. Исчезаю…
И его не стало. Все молчали. Люц вышел из транса и сказал:
- Теперь можно и погулять. Больше никому и ничего не грозит…
- Он себя Гнатонами окружает? – спросил я.
- Всякие нужны, - тихо ответил Люц.
- Наши все руководители разных должностей от мастера до президентов окружают себя подхалимами, гнатоновцами. – не унимался я.
- Здесь совсем другое дело. Гнатон не подхалим. Грубиян. Я согласен. Он убийца, хам. Да и сам не любит подхалимов. Я ведь тоже в его свите. Нужны специалисты в разных науках. У меня есть знаменитые химики, писатели, художники, артисты. Нужны не только одни пакостники, вроде Гнатона. Ана умная женщина. И таких женщин у нас много. Но до Екатерины им не дойти…
- Я уже сказала, - прервала царица.
- Знаю, - быстро ответил Люц. Он взглянул на меня. – Ана сегодня вечером вошла в вашем времени в одну даму. Ну и проказница! Сейчас у вас, как Гнатон, в вашем времени много, начиная от рабочего до министров и депутатов вашей государственной думы…
- Он их чувствовал, - подала голос Нина и залпом выпила вино. – Только я его тогда не понимала. Мне потом, уже в этом мире, глаза открыли, что кто он был даже тогда, когда мешал раствор в бадье.
- Не надо, Нина, врать, - сказал Керс. Он оторвал у поджаренной курицы ногу и протянул царице. Та взяла и улыбнулась пирату. Красивая улыбка. – Ты, Нина, эгоистка была…
- Вот это правда, - ответил Люц. – И хватит об этом.
- Нам Сатану изображали таким, что от испугу можно, и окосеть, - сказал я. Меня прервал Люц.- Он может быть всяким. Порой бывает такой, что сразу упадешь в обморок. Сегодня он в прекрасном настроении. Многое ему, что удалось сделать среди людей. Не только над вашим городишком он раскинул свои лапы, но и над всем миром. Он пытается внедриться во многие души миллионов людей. Проникает в их головы и что хочет, то и творит…
- Только не в меня, - вставил я.
- Согласен, но только частично. Бывает он в тебе, когда ты балуешься с женщинами и пьешь водку. Такие моменты у тебя были…
- Но я никого в себя не пускал.
- А ведь было дело. Не заметишь, как он войдет.
Я замолчал. Спорить бесполезно. Проспоришь.
- Ладно, - улыбнулся Люц. - Ты настоящий борец. Ты яростно борешься против зла и против гнатоновцев в вашем мире. Но грехов у тебя тоже много. Я говорил тебе о них. Постепенно ты их устраняешь. Мучительно идешь к цели справедливости во всем. Ладно…
- Стараюсь исправиться.
- Всё. Можете посидеть. А нам с Керсом надо отправляться.
Они исчезли. Молодые женщины окружили царицу и что-то стали ей рассказывать. Исчезла и Нина. А я оказался на улице. Светило солнце, пели птицы. У костра сидели люди и один из них доставал из котла куски мяса. Среди них не было Гнатона…
Меня окутал туман, что-то сжало, подхватило и понесло…
ВСТРЕЧИ В МОСКВЕ
Сидел в кресле на своей даче и пил чай. Будто нигде и не был и не видел самого Сатану. Ну и дела! Но всё это было. Представился он обыкновенным человеком. Интересно было бы увидеть его в настоящем обличье. Не желаю. Значит, Ана может входить в любого человека. Вспомнил, как Гнатон со своей подругой хотел побывать в нас с Верой под Царицыном. Интересно, а где сейчас Ана находится? Возможно, втиснулась в какую-нибудь сволочную даму. Теперь меня никто не убедит в том, что в убийцу, насильника не вселился посланник Сатаны. И подбивают человека на великий грех.
На днях я приехал из Москвы. Ездил к сыну в гости. Люди стали другими, нежели пятнадцать лет назад. В глазах злоба, недоверие, опустошенность. И я ужаснулся. Ходил, ездил по городу и не узнавал людей. Такого количества бродяг, нищих, побирающихся детей, с самой войны не видел. На Цветном бульваре, у метро, стояли столики с книгами. Я разглядывал одну из них и тут подошли ко мне – Люц и Керс. Люц взял у меня книгу, полистал.
- Всё не то. Надо что-то писать. Ведьмы здесь, дьявол, разная нечистая сила, вампиры. Ловко автор накрутил. Молодец. Напечатали. А ведь всё не так. А вот Юрий такого навидался, что напишет, не поверят. Скажут, что такого не было. Напишешь, что встречался с нами на Цветном бульваре – не поверят. Ты пиши то, что видел и знаешь. И всё это реальность.
Молоденький продавец смотрел на нас и улыбался. Играют, мол, мужики. Если внимательно посмотреть на двух бессмертных, можно заметить в них подозрительное. Они были странно одетые. На обоих черные плащи, но только не из нашего времени, рубашки не на пуговицах, а на подвязках, костюмы, наверное, из прошлого века. На Керсе шляпа из времен пирата Моргана, на Люце котелок. И обувь отличается от современной обуви. Керс вырядился в настоящие ботфорты, а на Люце лакировочные туфли лодочкой. Когда они появлялись, то всегда были одеты в разные одежды. Видимо, из разных эпох.
И тут, как из-под земли возникли два «омоновца». Милиционеры.
- Ваши документы, - попросили они у Керса. Подозрительный тип этот Керс. Чёрный, стройный. Настоящий кавказец.
Керс достал самый настоящий паспорт. Парень, играя мощными плечами, и как все ограниченные люди, переступая на ногах, развернул паспорт и пробубнил:
- Темнилов. Нафанаил. Оболдуевич…
Парень громко засмеялся, и передал паспорт напарнику по заплечным делам.
- Ну и отчество. Как же отца-то звали? Оболдуй?
- Он самый. Половина деревни Оболдуевы, - ответил Керс. – А вот мой друг, - похлопал по плечу Люца. – Заболдуев. А отец у него – Заболдуй. Веселый народ у нас. Сибирь-матушка. Ну, например, в отделе кадров трудится в поте лица, Жозефина Оболдуева. Секретарь у нас был – Подгузников. Есть Дрожжин, Балаболкин …
- А что сюда приехали?
- На белокаменную посмотреть.
Заплечных дел мастера передали паспорт Керсу. И отпустили нас с миром. Ушли.
- Ты прав, Юрий. Они заплечные мастера. В октябре 1993 года, когда расстреливали из пушек Белый дом в Москве, они порядком умертвили людей. Вот эти двое. Можно было и не стрелять им в шестерых любопытных. Эти гаврики расстреляли их. Твой сын Евгений тоже чуть не пострадал от них. Студенты любопытство проявили. Рядом с твоим сыном был убит в сердце его товарищ. Твой сын едва выбрался из того места. Керс на ушко подсказал, что куда надо было бежать. Эти два греховодника у нас на учете, как и те, кто организовал эту бойню в Чечне. На учете у нас.
Люц и Керс пошли в толпу. Я за ними. Спросил:
- И вы вот так всегда свободно ходите среди москвичей?
- В любом городе на планете. И нас таких бессмертных много.
Странно, иду я по улице, а навстречу будет идти, ну, например Гнатон или Ана…
- Ана отличается от многих ваших женщин, - резко прервал меня Люц. – Не надо ей путать с Гнатоном.
- Но он пытался под Царицыном с какой-то дамой внедриться в нас с Верой!
- Не шуми. Народ распугаешь. Гнатон тогда был с подобной себе дамой. Ана из другой породы людей. Сам Рамзес с ней разговаривал. Философию с ней разводил. Ану пленили. Она до плена была дочерью одного богатого финикийца. Украли, а Рамзесу она понравилась, и стала его наложницей…
- А есть у вас ещё древнее?
- Есть. Например, есть один вождь одного племени живший восемь тысяч лет назад. Ел детей. Жарил их на костре. Очень жестокий был вождь. Нас в те далекие времена не пускают. Даже сам туда пробиться не может. Хватит с тебя…
- Хочу много знать, - быстро ответил я. – Вашему хозяину страсть, как хочется попасть до предела, да грехи не пускают…
Люц и Керс остановились. Люц спокойно сказал:
- Иди к сыну. Сегодня все его друзья собираются. И потом ты вчера сделал очень важное дело. Иди.
- Я должен много размышлять, - резко ответил я. – Мне всю мою жизнь запрещали думать. И вы туда же?
- Это твое право. Сейчас мы с тобой. В одиночестве или со своими друзьями можешь обо всем говорить. А нам вот этого вопроса не задавай. Хлеба не забудь взять…
И они исчезли в толпе. Обидел мужиков. Подумаешь, нельзя говорить об их хозяине! Да мне плевать на него! Можно только представить, если будет всё ему дозволено! Нетушки! Знай своё место! Хватит об этом! А ведь это правда, надо купить хлеба. Сыну я обещал зайти в хлебный отдел. Важное дело? И это знают! Вчера я крестился в церкви в Москве. Когда-то моим родителям было не до моего крещения. Отца только что в лагерь бросили, а мама к бродягам пошла. От властей скрывалась…
Побежал искать мужиков, но они исчезли. Возможно, они от меня скрылись, а сами ходят среди людей.
На Пушкинской встретился Дюрд. Я его в толпе увидел и ринулся к нему.
- Ты тоже здесь? – удивился я.
- Здесь. Завтра домой уезжаешь? Это я тебе подсказал, чтобы ты уехал, а то ты здесь можешь вляпаться в нехорошую историю. Некоторые политические деятели агитируют народ на выступления, а ты выступить пожелаешь. Мне не хотелось бы, чтобы ты взорвался и начал критиковать всех и вся. Потом тебя бы дубиной отвозили. У тебя порядком больное сердце. Всему срок. Не надо бы торопиться.
- Плевать на сердце! Мне хочется здесь толкнуть речь.
К нам подбежал юркий молодой человек с чёрной бородкой, с кинокамерой. Девушка рядом с микрофоном.
- Вы бы хотели толкнуть речь? – спросил он. – Откуда вы приехали? За кого вы решили голосовать? За какую партию?
Шла предвыборная кампания в государственную думу. Девушка подставила к моему рту микрофон. Меня снимали для фильма.
- Из Восточной Сибири я. Дешевую водку мне не надо. Индию и Индийский океан мне не нужен. Времена великих походов прошли. Шутов тоже не надо. Среди всех бьющихся к власти нет порядочного человека. Я против всех партий, мне не надо вождей, президентов. Каждый человек – личность.
- Ещё один вопрос. Сколько вам нужно денег для счастья?
- Они меня никогда не волновали. Шура Балаганов на пустяке погорел…
В глазах парня только на мгновение увидел растерянность.
Я ушел от него. Вечером увидел самого себя на московском экране. На какое-то мгновение. Вопрос о деньгах. До меня и после все называли какую-нибудь сумму, машины, дачи и вдруг нашелся человек, для которого деньги – ничто. Поразительное было то, что Дюрда рядом не было. А он вплотную стоял со мной. Что это? Хотел позвонить на студию, но раздумал. Меня не поймут. Просто ему нельзя засвечиваться. Любопытно. Такое было ощущение, что рядом со мной с левой стороны, было свободное место, и я два раза поворачивал голову в сторону Дюрда. За спиной у меня были люди. Если хорошо проявить? А кто меня будет слушать?
Вот такие дела произошли со мной в Москве. Да, на земле идет эксперимент. Среди нас находятся духи, как с той, так и с другой стороны. Они не только бывают среди нас, но и бывают в нашем разуме. И среди них идет борьба.
Эксперимент идет во всей вселенной.
Пил чай и размышлял. Как хорошо сидеть вот так, в кресле и пить чай и думать. Думать о космосе, о душе, обо всем…
ГДЕ ОНИ?
Эксперимент идет по всем вселенным бесконечного пространства. На этом месте, где находятся – наша галактика и вселенная с множеством других галактик, и других более мощных скоплений, возникнут новые галактики, и непохожие на нашу галактику и вселенную. Но куда денутся все разумные цивилизации со всех уголков нашей вселенной и других вселенных в бесконечном пространстве? Исчезнут? Этого не должно произойти.
Ведь просто так не дано было возникнуть и образовать разумные цивилизации, чтобы исчезнуть бесследно, а на его месте должен быть другой разум. Что-то плохо верится в его уничтожение. Я думаю иначе. Хотя меня и не должно это волновать. Когда это будет! Но меня волнует. И всегда волновало. Наука говорит, что идет разбегание галактик. Было ядро, условно возьмем - была точка. Я думаю, что она взялась из космической плазмы. А плазма всегда была, есть, и будет. И для неё нет времени. Она была. Хорошо. Собралась в точку. Ядро. Произошел взрыв, и родилась вселенная, наша вселенная. Пройдет время и она начнет собираться в точку, в ядро. Потом произойдет новый взрыв и опять родится вселенная. От точки до взрыва и до сбора в точку происходит один цикл. И до нашей точки, из которой произошла наша вселенная, в одной из галактик в которой мы живем, были другие точки и циклы. До возникновения нашего цикла их было бесконечное количество раз. Всё было всегда, потому, что бесконечность живет своей жизнью, и она дышит. Это сама жизнь космического разума, нашего Бога, потому что Бог – это вселенная. Потому что все вселенные в бесконечности космоса были всегда, как всегда был Бог.
Так куда же исчезают разумные существа из всех предыдущих циклов? А ведь их было бесконечное множество, как и самих вселенных необъятного космоса. Даже самый мощный телескоп, который ещё создадут разумные существа, не обнаружит вселенную похожую на крошечную звездочку, если даже можно представить, что такой телескоп когда-нибудь создадут. Но есть такая даль, что никакой телескоп ничего не обнаружит. Мол, там ничего нет. Там бесконечность. А она всегда заполнена вселенными. В той вселенной есть свои галактики и другие мощные скопления звезд. Самая ближайшая вселенная к нашей вселенной может когда-нибудь и будет обнаружена, но выглядеть она будем в виде едва заметной звездочкой. Возможно, и никогда не увидят. И в тех бесконечностях также есть свои циклы, свои точки образования и конца, чтобы потом опять появиться. Со всех этих бесконечных циклов куда-то исчезают разумные цивилизации. Каким же должен быть космический разум, Бог, а я всегда в него верил, чтобы создать все эти вселенные в бесконечности, да ещё с многослойными измерениями и другими сложностями во всем пространстве. Потом всё созданное уничтожить? Смять в одну точку, чтобы возродить новую? Что-то не вяжется. Может, всё происходит так, что никто не заметит, того знаменитого сжатия. Не заметят и взрыва, в нашем понимании, и разбегания. Ведь этот цикл длится, опять в нашем понимании, миллиарды лет, хотя во вселенной это происходит очень быстро. А мы находимся ещё недалеко от пещерного человека. За огромный отрезок времени, разумные существа достигнут такого уровня, что отладят между собой отношения. Выйдут на контакт между всеми измерениями и входами в другие миры. Создадут вселенскую цивилизацию, и с помощью космического разума, вырвутся за пределы вселенной, и устремятся в такие пространства, что выйдут из вселенского притяжения. Эти разумные существа поселятся на только что образованной вселенной. Можно только представить, какие это будут люди! А ведь и до нашей вселенной, в которой мы находимся с мириадами звезд, была предыдущая вселенная и с неё ушли в пространство разумные существа. Где они? И возможно, что космос для них родной дом, как для рыбы океан. Невозможно представить какой у них разум. Представьте, если мы свой мозг загружаем на семь процентов из ста. Некоторые на один процент. Да, наш мозг уникален. Это вселенский компьютер. Там всё заложено. Только мы ещё не научились им пользоваться. Ведь не природа создала наш мозг, но Бог! И только он мог создать это чудо вселенной, библиотеку и копию вечности. Так пользуйтесь этой библиотекой! А если лень? Вот она-то нас и мучает. И как мы преступно относимся к нашему разуму. Поэтому я не понимаю людей, которые не желают совершенствоваться.
Где они? Где они, эти вечные разумные существа из бесконечных вселенных, в каком краю, в каких безмерных далях? Мне кажется, что все разумные существа, в конце концов, достигнут такого разума, что им не будут страшны ни какие разбегания и сбегания галактик и вселенных. Они сами будут следить, и подправлять недостатки и искажения в любой точке бесконечного пространства, и конечно, под руководством самого космического разума – Бога. Там, в глубинах бесконечности есть вселенные, которые знает только Он. Потому что каждая частица бесконечности - Бог. Они такого достигли, что наша земля для них молекулярная частица. И что для них наше человечество? Что для них отдельный человек с его взглядом на собственный пуп, на выращивание поросят, и куриц? Что для них заботы отдельного человека, как бы украсть досок на дачу, чтобы построить свинарник? Если мозг человека компьютер, мировая библиотека, мощная радиостанция во вселенной, кладезь мудрости всех земных эпох, значит, он обязан трудиться, вкалывать, совершенствоваться. И тогда эта частица – человек, достигнет того, что может называть себя человеком вселенной, разумом вечности. Я верю и убежден в том, что каждый человек, может достичь высокого развития. Даже самый последний слесарь-водопроводчик, если он начнет трудиться тем, что у него находится в черепной коробке, может добиться знаний на уровне современного кандидата наук. Даже в легкой форме дебил, при появлении, которого при рождении не вошла душа, может развиться и достичь высоких результатов. И в новом перерождении, следующий человек может быть высокоразвитым гражданином земли. Естественно, и душа ему будет дана по его заслугам. В основном, современный человек не желает об этом думать. Ему проще и выгоднее не думать о постороннем. Ведь это труд. И за этот труд не платят деньги. Зачем тогда думать? Со многими я пытался провести беседу на эту тему, но меня не поняли, и даже смеялись. В основном, так отвечали:
- Умнее хочешь стать?
- Не выйдет. Сиди и припухай.
- Над тобой уже все смеются, что нас заставляешь думать о постороннем!
А вот более умный человек так ответил:
- Не мешай жить. Эксплуатирую людей? Великий грех? Ерунда. Эти рабочие – быдлы, ни на что не способные. Не лезь к ним. Юра, не трогай их. Они тебя не поймут. Они меня поймут. Им царь нужен. Хозяин. С кнутом. И с пряником. Я тебя понимаю, но не приемлю. Нельзя их поднимать до себя – надсадишься, да и не выгодно. Партийные деятели, которые были у власти, теперь стали бизнесменами, прекрасные темнилы. Пробиваются в народные депутаты. Кстати, забудь про два полушария, которые нам для чего-то предназначены. В институтах нам это не говорили, так же, как про душу. А я два института закончил. Мы произошли от обезьяны. Всё. Бога нет. Есть природа. Всё возникло случайно. И мы случайны, а природа решила выжить, так вот постепенно и произошли люди. Мы уникальны во вселенной. Нигде нет жизни. Мы – одиноки во вселенной. Вот так. И не мудри. Так что, за свои грехи и за этих рабочих быдл ни перед кем я отвечать не буду…
- Может, мои беседы не ушли, как вода уходит в песок? Возможно, в чьей-то голове что-то такое останется. А вдруг, останется?
Господи, сколько же надо веков, поколений, перевоплощений, чтобы как-то изменить человека в лучшую сторону! Неужели около пятисот лет земля станет такой, какой мне показывали мои отправители? Страшно. Ведь до этого на планете произойдет апокалипсис. Но в какое время? Когда придет наказание человечеству? Возможно, произойдет, если мы не изменимся. А то некоторые пришедшие к власти президенты грозят миру атомной войной. Странная вещь получается. К власти во многих странах приходят агрессоры. Люди с доброй душой к власти не могут пробиться. Приходят только те, в кого вселилась темная сила, а то и сам Сатана.
Вышел на улицу. Чистое звездное небо. Где они находятся? В каком краю вселенной живут те, кто жил во вселенных, которые были до рождения нашей вселенной? В какой стороне бесконечности?
И все-таки, человек, со своим мозгом, связан со всей галактикой и всей вселенной, потому что всё подконтрольно космическому разуму, всё связано с ним, с Богом, с бесконечностью, с вечностью.
Вселенная живая, потому что она в нем, в Боге. Живая и бесконечность и вечность, потому что они в нем.
Наша вселенная, наш цикл от точки разбегания – подновляется, и немного видоизменяется, на человеческом языке говорится примерно так – рождение новой звезды, какая-то там успела потухнуть, где-то произошел взрыв… Конечно, возможно, есть и непредвиденное. В другой раз я видел, какие усталые были Исса и Дюрд. Метеориты, кометы, а тут ещё мы вот такие отсталые от других цивилизаций. А тут ещё темная сила разгулялась. В наглую пробивается в людей, начиная от рядового рабочего до президента.
Интересно, а какие будут люди в том времени, какое показывали мне, когда я появился на необитаемом острове в далеком будущем? Конечно, это произошло после апокалипсиса на земле.
Ходил до того, пока не замерз. Отпустил Черныша и он вбежал со мной в дачу. Лег на пол, а я стал пить чай. И тут появился Люц.
- Мечтатель. Философ. Скажи кому из твоих оппонентов, что бывший слесарь-водопроводчик до такого додумался, скажут – спятил. Хочешь увидеть тот остров? Мы обещали показать…
Черныш поднял голову, повилял хвостом и успокоился…
…Меня окутал туман. Завертело, закружило. Почему-то завизжал Черныш. А я полетел через время и пространство…
НА ОСТРОВЕ ДИКОМ
Стоял у входа в пещеру. Два мужика раскладывали инструмент. Две женщины – одна толстая и с наглыми глазами, другая худая и суетливая – разводили костер. Вспомнил. Я пошел от них на партийное собрание, которое проводили бывшие партийные деятели нашего района. Столько прошло времени, а здесь мгновение. Мужики раскладывали инструмент. Их имена: Иван и Коля. А эти две жены: толстая – Маруся, суетливая и худая – Оля. За сбором винограда пошли: Райка-блудница, Галка-убийца, Верка воровка. А вон и Нинка, сестра Руди. Интересно, а мои современники есть здесь? Решил проверить.
- Надо к своим сходить, - сказал я моим новым знакомым.
- Сходи. А мы здесь хозяйством займемся, - ответил Коля. И тут откуда-то появился мой пёс Черныш. Он прыгал вокруг меня радостный и возбужденный.
В себе услышал голос Люца:
- В этот день его застрелят. Пёс добрый. Всех может облаять, а толку-то? Никого никогда не укусил. А вам ведь нужны на дачах злые собаки. Его энергетическое поле я переместил сюда. Пусть здесь остается до конца своих дней. Хоть здесь он никому мешать не будет. Правда, одного он взаимно не взлюбит. Потом узнаешь.
- О, собака! – воскликнули мужики.
- А этот-то, за какие грехи сюда? – спросил Иван
И я ответил:
- За человеческие грехи, за них, будь они не ладны…
- Значит, за доброту свою пострадал, - вздохнул Коля.
- Веселее нам будет, - ответил я. – Его кличка Черныш.
- Черныш – позвала Маруська и подала ему откуда-то взявшуюся косточку от курицы. Черныш махом проглотил подарок. Вильнул хвостом, облизал руку Марусе, и подбежал ко мне. Мы пошли с ним в сторону, где стоял дом. Черныш весело бежал впереди.
Вокруг дома - никого. Зашел внутрь – никого. Странно. Вышел. Недалеко какие-то люди подвязывали виноград. Черныш бегал вокруг них.
- Откуда собака взялась? – спросил один. Было здесь человек двадцать. Дальше я увидел ещё людей. По одежде можно было понять, что эти люди примерно из тридцатых годов двадцатого века.
- Тут где-то свинарник был? – спросил я.
- Был. Он есть, - ответил крепкий мужчина, - и свинки есть. Здесь до нас какие-то были. Развели свиней. Отправили этих людей куда-то. Теперь мы их дело продолжим. А ты откуда?
- Был с ними. Меня одного оставили. Жить здесь можно.
- Можно. Много что осталось после них, - ответил мужчина, - пшеницу посеем, картошку посадим. Виноград есть. Колхоз мы организовали и назвали его именем Сталина.
- У пещеры тоже поселились люди, - сказал я.
- Люди, - опять повторил мое последнее слово мужик. – Ну и пусть. Мы сами по себе. Они нам не нужны. У нас – коммуна.
- Наверное, и пятилетку объявили? – спросил я.
- Объявили. У нас первая здесь пятилетка. Организовали стахановское движение. А те, у пещеры, настоящие анархисты…
- Это ваши последыши, - сказал я.
- Последыши. Из конца нашего века пришли они, а мы из 1937 года. Из многих областей мы здесь. Меня выбрали председателем колхоза. А вон идет представитель НКВД.
Вот это да! Сам Гниломедов! Вот это встреча! И здесь он комиссар. Не унывает мужик!
Он остановился и замер. Окосел мужик. Для него я сейчас оказался хуже любого привидения.
- И ты?! Как?! – сказал он и начал заикаться и кашлять. Немного успокоился и выдал речь.
- До каких пор?! Да я…Я тебя, курвяку! Засажу! Здесь ты никуда не скроешься!
Люди перестали работать и стали смотреть на нас. А Черныш начал облаивать представителя здешней милиции.
- Чья эта тварь?! – заревел комиссар и расстегнул верхние пуговицы на рубашке и кителе. – А ты? – он приблизился ко мне, сжимая кулаки, - под Царицыном ускользнул от меня, в деревне…потом в Москве…
- И в городе Черемхово. Теперь вспомнил тебя по отдельным твоим словечкам. Напомню.- Он замолк и совершенно окосел, только глаза бегали, видимо, рылся в памяти. Я продолжал: - Я мальчишкой тогда был. Ты моего отца искал. В конце войны. Когда ты приходил к нам в дом, то отец в это время сидел в подполье. Мы с мамой кое-чем торговали на базаре, а мама ещё ворожила людям на картах. Надо было как-то выживать. А нас у мамы было пять ребятишек и все маленькие. Меня увезли в милицию. Подвешивали за крюк и под мышками тушили папиросы. Вспомнил?
О своем черемховском детстве, и как Гниломедов приходил к нам домой, и как потом меня допрашивали тринадцатилетнего мальчишку в милиции взрослые дяди Гниломедов и Мартынов, я издал книгу о том времени под названием «Запах гребешков». Странно, я только сейчас вспомнил, что Гниломедова я помню с раннего детства.
- Так это ты был?! С самого детства мне голову заморочил. Надо же! Сидел в подполье! Что я тогда туда не заглянул?
- У отца был пистолет, а ещё, если бы там был мой дядя Николай Кунгуров, ты бы так там и остался. Вот тогда бы и мне больше голову не морочил.
- Так и он там был?! Это же знаменитый был вор и бандит в сороковые годы! Мало было его повесить. Надо было его четвертовать! Вся у вас такая порода! Все вы против советской власти, курвяки!
- Это вы мне и моим родственникам головы морочили! Родным всю жизнь изломали. Это мне надо на тебя кричать! А ведь я тогда в Москве тебя пожалел. Берию убедил, чтобы тебя отпустили, единственного среди нас.
- Что это вдруг? - неожиданно спросил он. Глаза его приходили в норму.
- Ты тогда случайно к нам попал. Ты же был ярый сторонник сталинизма…
- А ты? – шепотом спросил он и расстегнул ещё по одной пуговице.
- Я сам по себе. Мне никто не нужен.
Люди продолжали смотреть на нас. Но один стал медленно приближаться ко мне.
- Как это? – спросил он.
- Я стою за прямые выборы старейшин в любом обществе. Только прямое голосование. Да и такого человека, которого бы уважало общество.
Черныш бросился лаять на того человека, который приближался ко мне. Он никогда и никого не кусал, но темную мысль человека будто чувствовал. Он в нашей жизни всегда облаивал злых людей.
- Убери собаку! – закричал мужик.
- Пойдем, Черныш. Как видишь, нас с тобой в колхоз не примут.
- Нет! Стой! Мы тебя арестуем! Взять его!
- Да брось ты, комиссар, кочевряжиться, - вышел из толпы огромного роста рыжий парень. – Надоело. Здесь бы хоть охолонул. Надоел, однако. Мы здесь все одинаковы. За грехи нас сюда отправили вместе с тобой. Нам на стенке показывали, как здесь люди живут…
- И ты туда же, Белобородов!? Мы здесь свой коммунизм построим!
- Согласен построить коммунизм, но только без тебя и твоих прихлебаев!
- Из колхоза долой! – крикнул председатель колхоза. – Да, уймите собаку!
- Плевал я на твой колхоз и на тебя с Гниломедовым, - ответил парень и пошел в сторону дома.
- Арестовать Белобородова, - сообщил комиссар и добавил: - и этого гуся арестовать, как врага народа.
Черныш ещё громче стал лаять. Потом он побежал к нам и начал бегать и прыгать вокруг нас, мол, смотрите, как я хорошо поработал. Я шел с парнем и оглядывался. Гниломедов на всё способен. Вокруг него собралась толпа. Все размахивали руками и о чем-то спорили. Черныш ещё один раз сбегал к толпе, чтобы поработать, но там его встретили камнями. Он прибежал к нам и продолжал радостно лаять. Я погладил его и успокоил. Он побежал за дом.
- За что ты сюда? – спросил я парня. Он молчал. Так мы дошли до дома и остановились у подъезда. В доме была тишина.
- Издали я видел двух людей, - сказал парень. – На них потешные портки. Я таких людей никогда не видел. В этом веке они живут. За чо я попал сюда? За девку… Башку мне вскружила. У неё жених был. Говорила, чо никаво нет. Она сама меня на себя затащила. Парень тот ребят подговорил. Парней десять. Двое с ножами на меня. Я имя руки сломал. А жениха в ухо. Он и умер сразу. Хлипкий был парень. Она в сторонке стояла. Потом визжать начала. На меня всё свалила. Год отбыл в лагере. И сюда меня. За грех. Я же человека убил. Знаешь, как я назвал этот остров?
- Любопытно. Ну и как?
- Дикий.
- Дикий? Это почему?
- Акромя нас, дикарей, здеся никаво нет. Мы настоящие дикари… Как тебя звать-то? Меня зови Прокопий.
- Меня зови Юрий.
- Если нас оставят надолго, то мы превратимся в дикарей, - заявил Прокопий.
Ведь и первые два человека на земле тоже были дикарями. И только потом, когда люди разбрелись по планете, в них была вдохнута душа. Сколько же потребовалось времени, чтобы от появления двух людей, народилось столько! Как часто бывает до сих пор, что где-то в какой-то стране появляется человек похожий на меня или ещё на кого-то. Даже если он мне не близнец, но чем-то похожий на меня. Это говорит о том, что все мы произошли от одной семьи. Пусть человек будет любой национальности, и мы все друг другу родня. Среди возникших семей появилась темная сила, и она внесла в эти семьи разлад. Начались войны за богатство, за границы, за лишние земли между семьями за цвет кожи, за разрез глаз. Как-то в Севастополе я встретил негра, и он был похож на одного моего товарища. Только цвет кожи их различали. У одного моего товарища, родственники из Белоруссии никуда не выезжали. В Олекминске из Якутии был мой знакомый якут дядя Коля Копылов. Встретил я его в Новосибирске. А это оказался китаец Дин-Син-Ян. Мой дядя Володя Максимов по матери, как две капли воды – якут дядя Вася. Он работал конюхом в деревне Абага на реке Лене. Что это? Я был очень похожий на одного турецкого вратаря. И многие мои знакомые увидели моё сходство с тем турком. Таких схожих примеров я знаю великое множество. Меня всегда это интересовало. И меня никто не переубедит, что мы произошли от обезьяны.
Пока мы разговаривали, а я ещё размышлял о роде человеческом, Черныш два раза обежал дом и сделал отметки по углам и у крыльца. Когда вернусь в свое время и пройдет какое-то время, Черныш будет жить в далеком будущем на острове Диком. Там он никому не помешает. Его защитят люди, что живут в пещере.
- Слушай, Прокопий, пойдем к моим современникам. Они более демократичные.
- Согласен. Хочется посмотреть. Мне теперь нельзя возвращаться к своим. Посадят.
- У них ещё тюрьмы нет.
- Есть. Сарай построили и вкопали его в землю.
У пещеры собралось человек тридцать. Я представил Прокопия. Коротко рассказал им о положении дел на острове, о создании колхоза, милиции…
- Зачем это они так? – спросил Иван. – Ещё КГБ создадут.
- Создан такой орган. Нас с Прокопием пытались арестовать. У меня ко всем вопрос. Как будем жить? У нас есть своя община…
- А тебя начальником выберем, - предложил Коля. Я возразил: - На днях меня куда-то перебросят. Да и таланта нет. Есть предложение. Председателем общины может стать Иван. Они первыми с Колей начали организовывать строительство. У него талант, а я сущая бездарность в этом деле.
- Давай Ивана! – закричали мужики. И женщины тоже кричали за Ивана. Проголосовали единогласно.
- Почему община? – спросили из толпы.
- Вам не надоели разные названия? – спросил я.- Например, Прокопий назвал этот остров Дикий. Пусть он сейчас Дикий. Но в ваших руках он может стать хорошо обжитым.
Ты смотри, мерзавец, как я на речь извелся? Значит, выучка от партийных деятелей что-то дала мне. Надо продолжить речь.
- Вот только здесь воровать будет не у кого. Да и неприлично. Сами должны понять…
- Как я понял, что нас сюда забросили на воспитание! – кто-то засмеялся в толпе. – Потом и суд будет над нами…
- Будет, - ответил я, - по тем грехам, что вы сотворили в своем мире. И что будете делать здесь. Все мы тут грешники…
- Верке здеся-ка некаво обманывать! Как ей жить-то? – засмеялись в толпе.
- А я самого дьявола обведу вокруг пальца! – в ответ крикнула Верка, красивая женщина, с распущенными черными волосами. – Мы с Нинулей к нему подкатимся, - и она обняла Нину, сестру Руди. Нина сбросила руку подруги.
- Во-во, вы со своей Нинкой кому хочешь голову заморочите! – крикнули в толпе. – У Нинки задница, так и пышет жаром. Перед любым начальником закружится!
Краем глаза увидел, как от дома к нам шел человек. Среднего роста, стройный, лет тридцати, светлые волосы лежали по плечам, в спортивной форме. Подошел к нам.
- Привет честной компании!
- И ты сюда?! – воскликнула Верка. – Как же к нам-то?! Зачем тебя сюда?! Ты всё время с начальством воевал. Сидел из-за них. И тебя сюда?
- Ах, Вера, Вера, - спокойно ответил новый человек. – Всё минется, одна правда останется, да не говори правды в глаза, постылым будешь…
- Всё мудрствуешь, Виктор, - вздохнула Верка. – Я тебя сразу узнала. Сейчас ты нищак парень. Здесь можно мудрить…
- Всяк Аксен про себя умен, а мудрецу и счастье к лицу. Вот так, Верунька. Как говорили древние греки…
- Хватит о греках, - прервал Виктора Иван. – Хватит. Пора за работу.
- Работа не Алитет, в горы не уйдет! – крикнули в толпе. – Надо бы отдохнуть!
- Отдыхать потом будем, - спокойно ответил Иван. – Для отдыха у нас пока ничего нет. Я займусь строительством навеса и загона. Николай организует обработку винограда и земли. Лодку зачнем строить для рыбалки…
- Вот на это я согласен, - предложил Прокопий. – Помню, как я деду помогал делать лодку. Нам нужна рыба.
- Итак, у нас будет три бригады, - сказал Иван. – Главное, кто что умеет, кто к чему горазд. Всё нам самим придется делать. Может, нас сюда навсегда…
- Мы с Нинулей согласны, - сказала Верка. – Мы с ней такого натерпелись, что здесь для нас настоящий рай.
- Пещера пока для нас на время. Мы построим дома для себя. Николай, Прокопий, останьтесь. Мы тут вместе кое-чего обсудим.
- А чо обсуждать-то? – не унимался маленький и рыженький мужичок. – Давайте вместе. Мы есть община. А ты у нас староста.
- Не возражаю, - быстро ответил Иван. – Я хотел, как лучше. А ты, Гринька прав. Председатели надоели. Пусть будет слово – староста. Предупреждаю, что каждый избранный староста, должен работать со всеми. Бичей здесь не будет!
- Ура! – закричала община. Все распределились по желанию. И всё прошло без шума и скандала. Только мы с Виктором остались без работы. Мы переглянулись. Представились друг другу. Мы должны были выбрать ту работу, которая нам по душе. Если я здесь останусь, то пойду к Прокопию.
- Берись за то, чему ты сроден – улыбнулся Виктор. – Как правильно они рассуждали. А у нас с тобой, видимо, так, знать, на роду написано, так рок судил. Видимо, судьба такая. Такова наша доля: на то, знать, мы родились. Упасть не – беда, беда – не подняться. Чему быть, то будет. Не вешай голову. Значит, ты, сибиряк, а я с Ярославля. Верка узнала меня. Я тогда молодой был, как ветер в поле. Меня тогда за политику, по семидесятой статье упрятали в тюрьму.
- Ты с того света?
- Нет, нет. Я на пенсии. Работаю сторожем. И философией занимаюсь. С людьми. На путь истины наставляю. О Боге с ними говорю. Пока в церковь с ними не хожу. Вчера лекторами были, а сегодня в церковь побежали. Покаяния не приняли, лицемеры. У меня дома икона. В одиночестве молюсь. А ты?
- Я тоже пока жив. Полностью на пенсии.
- Тебе здесь тоже около тридцати лет.
- Нинка с того света. Половина будет оттуда, - сказал я.
- Верку в лагере забили, - тихо сообщил Виктор.
- А живых на воспитание послали. Пройдемся?
Мы пошли к дому. Черныш бежал впереди.
- Ты уже был здесь? – спросил Виктор.
- На этом острове я был вместе со своими партийными деятелями. В этом дому мы были. Только тех не было, что колхоз организовали.
- Всё так ловко! – воскликнул Виктор, - И на этом острове я был тоже вместе со своими партийными деятелями. Ловко. Много худа на свете, а нет хуже худого разума. Господи! Помилуй мя. Кстати, нас потом турнули, вернее моих партийцев в колхоз. Суд их присудил отправить в 1939 год!
- И моих товарищей в этот год, вот с этого острова.
Виктор остановился и взглянул на меня большими синими глазами.
- Ловко! Мне Люц с Керсом говорили, что есть на севере Иркутской области забавная личность. Это ты. Так?
- Так точно. А мне говорили, что познакомят с потешным гражданином из Ярославля. Вот мы и встретились…
- Всё ясно. Ловко. Нас вот таких чудаков тоже много. Только мы здесь намного моложе. Кстати, должны быть другие острова. Мы с тобой относимся с одной стороны к Иссе, а с другой стороны к Люцу.
- Мы все подопытные. А Керс? Дюрд?
- У меня другие. С Керсом я случайно встретился. На этом острове. Тогда он сказал, что надо принять новую группу…
Мы подошли к дому.
- Интересно, сколько они собрались держать всех? – спросил сам у себя Виктор. – Правило кнута и пряника. Вдруг оставят надолго?
- Всё может быть. Партийцы и начальники и здесь пытаются не работать, - сказал я.
- Вернусь домой и попытаюсь создать новую картину…
- Художник?
Он помолчал, внимательно ко всему приглядываясь. Потом ответил:
- Мои картины в областном центре. Обыкновенный дом, а вот крыша. Какая-то странная…
Только сейчас я заметил, что крыша была похожая на египетскую пирамиду.
- Правило маяка, - продолжал рассуждать Виктор. – Нам всем кажется, что космическое пространство пустое. Холодная пустота. И ничего там нет. Какая чушь! Пустота, как всегда, была в моих карманах. Ученые болтают, что пустота.
- Виктор! Космос живой!
- Я разве против того, что космос живой? Земля, как губка – впитывает в себя эфирную массу из космоса. Этот эфир проходит фильтрацию, прежде чем войдет в плотные слои атмосферы. Эфир – живая масса, дает жизнь всему живому.
- Наши мысли, как тот эфир, - продолжил я. – Мысли, войдя в пространство эфирной массы в космосе, могут создать всякую бяку. Наша душа - энергетический сгусток, эфирная масса. Мы есть – эфир. Давно искал человека, который бы понял меня….
- И я тоже. Ловко, а? Мои картины редко кто понимает. Говорят – абстракция космоса. Но это реальность. В картинах показываю сложности мира, нашего разума, вселенной. Вернусь и создам новую картину. Напишу красный флаг над хижиной в будущем на острове Диком. Всех там напишу. Но по эфирному. Так, как я понимаю, что такое эфир. Для окружающих я есть чудак…
- А я пишу в своих рукописях тоже вот о таком. И тоже меня называют чудаком. Виктор, а ты был в прошлом?
- В Египте. Статую помогал делать. Учеником был у одного скульптора. У фараона Рамзеса я был. В те времена была война с арабами. В одном из сражений я погиб. Потом был колдуном у индейцев.
- У меня другая жизнь была.
Я рассказал про свои приключения в прошлом.
- В прошлый раз я тоже на этом острове был, - сообщил Виктор. – Мои райкомовские товарищи здесь были, а также обкомовские побывали здесь.
- Значит, их всех пропускают через такое вот сито, - сказал я. – Какой смысл? Они ведь потом ничего не помнят!
- Да. Это так. Какой смысл? Может, что-нибудь откладывается?
- Ничего у них не откладывается, - резко ответил я. – Какими были, такими и остались. Они опять стали хозяевами. Так вот, вся наша бывшая система и вскормила этих директоров-хупуг. А как они когда-то долдонили о сияющих вершинах. А сейчас всё скупили. Приобрели все акции на фабрики и заводы.
- Ты знаешь, Юрий, я вот о чем думаю. Оставь их в покое. Не переделать. Они ещё хуже стали. Жаднее и коварнее и болтливее. Ну, их. Я насчет эфира. Он находится в нас. Мы умираем, и он выходит наружу. И поступает в эфирное пространство. Его находится в нас столько, сколько необходимо противостоять давлению извне человека для его жизнедеятельности. Эфир находится вокруг нас этаким коконом, оболочкой, имея разную толщину, прочность для каждого из нас, и разной расцветки, смотря от нашего настроения и здоровья. Когда приходит биологическая смерть, эфирная энергия выходит из тела поступает в кокон, оболочку и они покидают бренный мир этого человека. Мы с другом снимали кадры сверхчувствительной пленкой. Он просил меня. Я это сделал. Он умирал. Я потом проявил пленку. Я видел, как из друга вышло что-то вроде похожего на выдох, когда мы находимся в холодном помещении. Это смешалось и поплыло к потолку. Растворилось там. Было то, удивительно, что когда выходил газ, отрывался от тела, такое было ощущение, что что-то будто оторвалось от головы. Я тогда чётко всё это видел. Через месяц я решил посмотреть те кадры, но пленка была пустая. Не было на пленке никакого газа. Вот что было странно. Это меня озадачило. Что это было? Не знаю. Мир наш так сложен. Измерения, другие параллельные миры. В этом мире всё предусмотрено. Есть начало и конец нашей жизни. Всё находится во вселенской библиотеке. Даже отечественная война была предопределена ещё в древности. Бывают и частичные изменения линии судьбы. Так сказать, поправка.
- Всё предусмотрено, – продолжил я. – Когда и когда кто женится и сколько будет детей. Количество мальчиков и девочек. И всё свалили на природу. Она, мол, все поправляет в нашей судьбе. Так что ещё при создании первых людей, уже было известно, сколько будет людей на земле. Мы с тобой уже были намечены во вселенской библиотеке. И как бы родители Шуры не хотели, чтобы она стала моей женой, она ею стала и родила мне двоих детей.
- Полностью я с тобой согласен, Юрий.
- Мне до сих пор не верится, как всё это произошло, - продолжил я. – Ведь она могла выйти замуж за деревенского, за положительного и богатого мужика, а сбежала к бродяге. Она все бросила и сбежала ко мне.
- У тебя любопытная судьба.
- Не любопытнее твоей.
- Надо же, Юрий, тысячи лет ты и я ждали столкновения своих родителей, чтобы именно нам с тобой появиться на свет. Так что твоя Шура хотела или не хотела быть с тобой, не от неё это зависело, а вышла за тебя бродягу, отверженного человека. Ты и только ты должен был стать отцов твоих детей.
- Вот бы нас, Виктор, послушали наши партийные идеологи. Сказали бы, что мы с тобой с ума сошли.
Черныш продолжал бегать вокруг дома и радостно лаять пока мы вели разговор. Пытался сбегать к колхозникам, но они встретили его камнями. Нам было видно, как партийные работники не работали, а что-то обсуждали, и размахивали руками. У них шло совещание. А в это время, рабочие, крестьяне, мелкие служащие из довоенного времени, трудились на строительстве деревянного дома, на винограднике и на свинарнике. Им был дан приказ – к нам не ходить.
- Вот, Юрий, на таком маленьком клочке земли образовалось два государства.
- Терпеть не могу это слово, - сказал я. – Пусть будет община. Заметил. Две общины. Пусть будет два государства. Конфликт. Кто его организовывает? Главные. Итак, на всей нашей земле войны не народ начинает, а их правители. Нам здесь, показывают маленький пример. Уверен, что если бы вдруг исчезли воинственные правители, народ бы соединился. И мир наступил бы на земле.
- Согласен. Пойдем приобщаться к труду? Без труда нет добра. Без труда и отдых несладок.
И мы пошли на берег моря в бригаду Прокопия, чтобы построить рыбный флот. Везде шла работа. Группа людей копала землю, кто-то валил деревья, кто-то таскал камни, а небольшая группа Прокопия пыталась строить плот, здесь всякого дерева много.
- Ну чо? – спросил Прокопий. – Повидали каво? Мы уже проверяли. Тишина стоит. Правда иногда мне кажется, что там кто-то есть. А мы себе всё построим. Помогите плотишко сварганить.
- Мы и пришли помочь, - сказал я. Получили по топору и начали срубать сучья с поваленных деревьев и шкурить их.
- Здесь всякий инструмент есть, - сказал Виктор. – А ведь может получиться, что сейчас он есть всякий, а подойдет время и его не станет. Тогда придется самим соображать насчет самодельного инструмента. Пещера есть. Будем дикарями.
- А тот дом?
- Он возьмет и исчезнет. Здесь всё может быть.
Работали мы и переговаривались. Незадолго до заката солнца, мы стали собираться к пещере. Там уже несколько женщин готовили ужин. На костре стоял металлический таганок. В больших котлах что-то варили. Иван и ещё несколько мужиков сооружали длинный стол с лавками.
Интересно, а чем нас будут кормить наши женщины? Нина усердно трудилась у костра. Они разговаривали с Веркой, поглядывали на нас с Виктором и хихикали.
- Иван, а где ты инструмент взял? – спросил я. Он махнул рукой за большой камень.
- Ящик там. За камнем
Виктор тяжело опустился на бревно. Устал мужик. Я решил сходить за камень. За ним стоял огромный, поблескивающий из нержавеющей стали, ящик. Крышка была очень легкой. Здесь находился всякий инструмент. На отдельной полочке лежал морской бинокль. Взял его. Надо посмотреть на горизонт. Закрыл ящик, повесил бинокль на грудь и пошел к костру.
- А вот и сам капитан! – воскликнул маленький Гринька.
- Смотрел кто-нибудь? – спросил я.
- Смотрели. Кругом море, - ответил высокий мужчина.
- Пойду до ужина посмотрю.
Взобрался на скалу и стал разглядывать горизонт. Ничего. А может, показалось? Вроде расплывчатое пятно на горизонте. Ещё яснее настроил. Так это же земля! Быстро спустился со скалы, и к костру.
- Граждане свободного острова Дикий! Закричал я. – Там есть земля!
Виктор быстро встал и пошел мне навстречу, за ним двинулось несколько мужиков. Все взобрались на скалу. Даже Верка появилась среди нас. Она выхватила из моих рук бинокль, и стала шарить по горизонту. Солнце алело и всё глубже погружалось в море. Землю ещё можно было разглядеть. Верка передала бинокль Виктору.
- Показалось тебе, - махнула она рукой и отбросила черные волосы с крутого лба. Стройная женщина. Была.
- Вы все суетитесь, - сказал я. – У нас у сибиряков непринято суетиться. И тогда увидите…
Виктор посмотрел на меня, и спокойно стал смотреть в то место, куда я ему указал. Долго смотрел, а потом тихо сообщил:
- Остров. Это есть остров.
Верка вырвала из рук Виктора бинокль и впилась в горизонт.
- Не суетись, только не суетись, - подсказал я.
- Господи, как же я тогда проглядела, - тихо сказала она.
Мужики один за другим подходили, чтобы посмотреть на новую землю.
- Теперь вы поняли, для чего нам нужен плот? – спросил Прокопий. – Мы доплывем до него.
- А вдруг там окажутся такие же типы, как мы, - сказал Виктор.
- Мы дойдем до них, - заупрямился наш капитан.
- Пойдемте ужинать, - пригласила Верка.
На ужин было много фруктов, и суп из мяса.
- Кабанчика завалили, - сообщил Коля. – Здесь их много. А я охотник.
Когда стало темнеть, стали рассаживаться вокруг костра. Женщины даже запели. Один бурят сыграл заунывную песню на каком-то листке. Два кавказца и два русских сидели в сторонке и обсуждали свои земные дела. Двое в земной жизни состояли в какой-то банде и даже принимали участие в захвате заложников. А двое русских, из отряда спецназа и тоже руки в крови. Стреляли не только по бандитам, но и по мирным жителям. Все четверо погибли в одном бою в Чечне. Эти четверо не оправдывались, и не винили друг друга, а винили тех, кто послал их убивать друг друга, продажных и подлых политиков, генералов и так называемых посланцев народа от государственной думы, хотя народ их и не посылал. Парни так были молодые. В эту минуту мне было жалко этих четверых парней. В каком образе они снова вернутся на землю, в наш сложный мир? Ведь ни один из них не оставил после себя доброй памяти, биологического продолжения…
Потом все стали укладываться спать в пещере. У костра побоялись, мог пойти тропический ливень…
Нина попыталась взять меня за руку, но я отстранился от неё.
- Покажу тебе твою берлогу, - сказала она. – Мы с Веркой постелили вам с Виктором. У каждого своя берлога.
Она показала мою нишу.
- Здесь мы уложили душистые травы…Шерстяной плед, подушка.
- Где это взяли?
- Лежали рядом с ящиком.
- Ну а теперь двигай в свою конуру, - грубо сказал я. Она засмеялась и скрылась в темноте. Я разделся и лег под плед. Уснул быстро. Ночью мне снился сон. Будто всё происходило наяву. Вдруг стало светло. Ко мне пришла Рудя. Она села рядом со мной и, молча, взяла мою руку. Сидела и молчала. Я не мог сдвинуться с места. Несколько раз появлялась Нина и что-то говорила Руде, но та отрицательно качала головой.
Утром меня разбудил Виктор.
- Вставай! Идем чай пить! Лежебоку и солнце не в пору всходит. Вставай!
- Ночью что-то такое снилось, - сказал я, но Виктор опередил: - Мне тоже. Верка снилась. Но у нас с ней ничего не было. Она сидела рядом и молчала.
Вокруг стола собирались люди, но не было Нины. Я побежал к морю. Разделся и бросился в воду. Хорошо! Когда выходил на берег, то возле моей одежды увидел Нину. Она загадочно улыбалась.
- Сон чудной был, - сказал я и стал одеваться.
- Я Рудю из вашей жизни сюда притащила. Она сама дома спала. А когда проснется, то скажет, какой чудный сон ей приснился…
- Но это грех! У нас с ней ничего не было…
- Знаю. Ну и сестренка! Сидела рядом и молчала. Не желала тебя вводить в искушение…
- Молодец она. Умница.
- Бедный. Тебе все мешали жить с любимыми женщинами. Рудю я от тебя утянула. С Шурой тебе не повезло. Рано ушла в мир иной. Потом ты покатился под горочку. Сердце твое закрылось для любви. Осталось одно. Зов природы….-
- Даже во сне мы не могли с ней. А тот раз? Я ведь жил один…
- Сравнял. Ты тогда один мучился. Сейчас если бы я настояла, то Рудя повеселилась бы с тобой. Но у меня есть совесть.
- Поздно заговорила.
- Поздно. Но могла бы. Пойдем чай пить.
После чая разошлись по рабочим местам.
Мы с Виктором остались в бригаде Прокопия Белобородова. Бревна будем стягивать скобами и прочными веревками.
- Виктор, в чудном сне ты был в Египте во времена фараона Рамзеса. И там была красивая девушка. Я её видел в таком же сне…
- Ана?
- Ты её знаешь? – спросил я.
- Знаю, - вздохнул Виктор. - Мы с ней жили в одно время. И погибли в одно время. В те времена её звали Миртала, а меня называли Мероэба. Я был учеником скульптора, я уже говорил тебе об этом. Она была у фараона наложницей. Мы с ней встречались тайно. Нас сводила танцовщица египтянка Персина. Нас схватили. Мирталу и Персину казнили. Меня долго пытали, потом отправили в передовой отряд смертников против арабов, и я погиб…Персина – это Верка. А Миртала стала Аной…
- Она про тебя ничего не знает? – спросил я.
- Нет. Персина три раза возвращалась в наш мир. Последний раз цыганкой была. А Миртала ни разу не возвращалась в наш мир после Египта.
- Миртала или Ана, - сказал я, но Виктор прервал меня: - Для меня она осталась Мирталой! Только Мирталой!
- Но я не знал! – крикнул я и тут, же стал успокаиваться. – Пусть она будет Мирталой. Очень красивое имя…
- Она откуда-то из Финикии или Грециии…Миртала.
- Мне кажется она в нашем городе…
- Всё может быть. Она в команде самого. Такая же, как Люц. Умная женщина. Она мстит подлым и коварным. Нас ведь тогда предал один египтянин. Хорошим людям она не навредит. У вас в городе есть много плохих людей.
- Вот бы встретиться с ней в моем городе и поговорить на разные темы.
- Может и встретишься. Мне пока не дано с ней, поговорить. Говоришь, что Миртала красивая? – спросил Виктор.
- Очень красивая. Я бы её сразу узнал. Попроси Люца, чтобы разрешили вам встретиться и поговорить.
- Пока не велят, - ответил Виктор.
Мы продолжали работать.
- Нам не дано понять и познать наших предыдущих жизней, - печально улыбнулся Виктор.- Всё сделано ловко. Не дано знать, и всё. И какой будет мой последний человек?
- Этому не бывать!
- Знаю. Это я просто так сказал, - ответил Виктор.
- А, в общем-то, Виктор, прошлую жизнь можно было бы чуть приоткрывать для назидания. Возможно, люди бы стали чище. Боялись бы грехов в настоящей жизни…
Виктор выпрямился. Воткнул топор в пенек.
- Думал об этом. Сложная жизнь. Человек должен сам додумываться над тем, что он натворил.
- Обедать! – закричали от костра.
Мы сели рядом с Прокопием.
- Как ты думаешь, Прокопий, когда начнем собирать плот и спускать на воду? – спросил я.
- Думаю, что через три дня плот будет готовый, - ответил он и кивнул в сторону маленького Гриньки. - Он отменный плотник. Весла делает. Мачту готовит. Материал для паруса есть. Мы вчера шторы сняли в доме. Через три дня поставим парус.
- Воровать нехорошо, - сказал Виктор.
- Мы не украли. Мы шторы взяли. Нам здесь надо обживаться…
После обеда решили немного отдохнуть. Только расположились на отдых на полянке, как прибыла делегация от коммуны во главе с самим Гниломедовым.
- С чем пришли коммунары? – засмеялась Верка.
- Всё веселитесь? – нахмурился Гниломедов. – Плакать надо. Вы вчера ещё и песни пели.
- Мы и чичас запоем, - подбоченилась Верка. – Чо пришли?
Вперед вышел худой мужчина с лицом лектора от райкома партии.
- Я от коллектива…
- Он у нас секретарь райкома партии, - перебил его Гниломедов. – А я председатель НКВД. Вот два представителя райисполкома, председатель колхоза «Светлый путь». Есть агроном, секретарь сельсовета, редактор районной газеты «Путь к коммунизму».
- Вам не хватает рабочей силы? – спросил Иван. – Ну, вы даете! Одни у вас начальники!
- У нас все вкалывают! – крикнул юркий мужичок Костя. – У нас здесь нет должностей! Все равны! Не дадим.
- Нам бы свинарник помочь достроить, - сказал председатель колхоза. – У нас знающих в строительстве только пять человек. Хоть разорвись. У нас есть мужики, но они лодыри. В нашей жизни работали личными шоферами. Совсем заленились.
Иван поднял руку.
- Тихо! Расшумелись. У нас тут тоже есть антиллигенты. Художник, начальник базы, директор магазина, председатель колхоза. Костя работал председателем колхоза. Со всеми вместе вкалывает. Этот свинарник не только ваш, но и наш. Он стоит как раз на границе с вашей коммуной. Мы поможем…
Мужики зашумели. Бабы ещё громче закричали. Иван крикнул:
- Молчать! Если мы так будем жить, у нас ничего не будет. Свинарник поможем достроить. На остальное – не надейтесь. Учитесь сами работать!
- Объединиться нам бы. Один у нас был бы райком партии, - сообщил секретарь райкома. Раздался рев толпы. Здесь никто не хотел райкома.
- Курвяки! – заорал Гниломедов. – Да я вас сгною!
- Здесь мы все свободные граждане острова! – крикнули в толпе.
- Нам не надо партии и милиции. Мы сами себя охраняем!
- Мотайте отсюда! – крикнул Иван.
Представители соседнего «государства» двинули за «границу».
Все стали успокаиваться и расходиться по местам.
- Иван, надо бы помочь этой коммуне, - сказал Виктор.
- Поможем, - ответил Иван. – Сегодня вечером обсудим. Отправим пять человек. Могу и сам пойти…
Вечером мы собрались вокруг костра и сообща решили, что завтра утром пойдут на свинарник пять человек. Бывший председатель колхоза Костя возглавит группу плотников.
На четвертый день плот был готов. В этот же день загон и навес для свиней были готовы. Загнали сюда двенадцать свиней и много поросят. Здесь никто не хотел продавать мясо. Хватит его и нам и всей коммуне. Мои руководители из моего времени, и партийные деятели были духовно разложившиеся типы, избалованы властью. Но бездельничать приняли эстафету вот от этих товарищей. Здесь оказались достойные учителя. Кстати, все партийные деятели и начальники коммуны перебрались в дом и заняли все комнаты. Рабочие и крестьяне, а с ними и председатель колхоза остались жить в бараке. Личные шоферы, как и положено профессиональным лодырям, тоже разместились поближе к своим благодетелям.
Наша община и те, что жили в бараке, ходили в просторный зал дома, чтобы посмотреть кино. Оно включалось в тот момент, когда мы все рассаживались в кресла. Вся стена – экран. Показывали жизнь на земле, природу. Такое было ощущение будто это реальность. Люди, животные, природа, вода – живые. Некоторые из наших людей пытались кого-нибудь потрогать руками, но они свободно проходили через тело. Показывали фильмы, где не было войн, насилия, убийства. Показывали другие миры, планеты.
О нашем существовании будто забыли. Видимо, так надо было.
Плот у нас получился добротный. Поставили парус. Даже «иностранцы» пришли нас провожать. Они знали, что мы готовились сделать бросок к соседнему острову. Они собирались нам подсунуть своих лекторов. Мы отказали. Наша команда сработалась. Гниломедов пытался всунуть нам красное знамя.
- Повесьте на мачту, чтобы знали, видели, что мы из страны советов!
- Иди ты со своей тряпкой! – крикнула Верка.
- Что?! – чуть не задохнулся комиссар. – Вы все против советской власти?! Да я вас, курвяки!
- Руки коротки! – засмеялась Верка. – Вы ещё тюрьму не сделали?
- Делаем. И кое-кого туда посадим! – пообещал комиссар.
- Слушай, мужик, - взял его Иван под руку, - перестань юродствовать. Помоги лучше плот столкнуть в море. И потом, мы здесь свободные люди. Мы здесь все равны, все у нас общее. Вот именно в нашей общине полный коммунизм, а не у вас. Скоро от вас мужики побегут к нам…
- Анархический коммунизм, - добавил Виктор.
Гниломедов и секретарь райкома таращили глаза на нас и сжимали кулаки.
Плот сдвинули в спокойное море. Оттолкнулись от берега, подняли парус. Ветер чуть натянул полотно. Мы начали грести. Берег удалялся. На плоту нас было девять человек. Прокопий стоял у руля – это огромное весло. Четверо стояли за длинными веслами. Четверо отдыхало. Ветер немного помогал. Наш остров превратился в черную точку, а земля, к которой мы приближались, возможно, была островом, но большим.
Миновали скалы и направили плот в довольно большую бухту. Вышли на пологий песчаный берег и вытянули плот. Мы не знали ещё, что здесь бывают приливы.
И тут же увидели людей в странной одежде. Их было около пятидесяти. Все они были без оружия. Больше половины одеты в длинные до пяток темные рясы с капюшонами. Конечно, это были священники. На остальных такая одежда, какую носили в Европе в средние века. Ботинки, чулки до колен, штанишки, камзолы, шляпы, широкие береты и даже натянутые на головы темные чулки.
Один из этих странных людей, обратился к нам, на непонятном языке. По-моему это был испанский язык. Виктор выступил вперед и начал с ними говорить. Потом перевел.
- Эти все люди из 14 и 15 веков. Некоторые из них из Испании. Есть люди из Франции, из Англии. В основном, инквизиторы. А вон те, что стоят в стороне, так это убийцы, мошенники, горькие пьяницы.
- Скажи этим инквизиторам, что они нарушили Закон Божий, - сказал я.
Виктор стал им переводить мои слова, и они стали на него кричать и размахивать руками. Один даже крест наложил на Виктора. Он пошел от них, а мы за ним.
- О чем они кричали? – спросил я.
- Да пошли они все! Не поверили в то, что мы из будущего. Кару на нас послали. Мы, мол, все костра достойные. Могу сказать одно. Мы все выживем. Они не выживут. Вымрут. Скорее, всего, одичают. Они ничего не привыкли делать. Я им сказал, что они изверги, извратили учение Иисуса Христа. Они бы нас разорвали. Надо скорее отсюда уходить…
Мы подошли к плоту. Столкнули в море. Поплыли до крутого мыса. За мысом мы нашли удобный причал. Троих оставили у плота.
Вот мы и на горе. У её подножия увидели людей.
Солнце коснулось горизонта. И мы вернулись к плоту. Нашли ручей и приготовили ужин. Потом начался отлив. Мы привязали плот к скале. Потом наш плот остался лежать между двух скал.
Утром мы – шестеро отправились в горы, чтобы посетить новых людей. Они встретили нас с великой радостью, не то, что хмурые инквизиторы.
Люди здесь были из многих областей и республик нашей великой родины. Но когда один из них представился нам, то я сразу заскучал. Он работал секретарем обкома партии, потом был избран в государственную думу и много совершил грехов. Принимал участие в развязывании подлой войны в Чечне, как один из членов правительства. И тоже хорошо нажился, потому что, грабил нашу страну, а деньги отправлял в иностранные банки. Почти все здесь директора, секретари обкомов и райкомов…
Член правительства, вор в государственном законе, плут и мерзавец, схватил руку Виктора и потряс её.
- Помогите нам хоть чем-нибудь! Мы ничего не умеем делать. А вы, и ваши товарищи, как я понял, трудяги. Помогите!
Виктор вырвал руку из цепких рук секретаря.
- Мы – путешественники, - ответил Виктор. – Вот за этой горой живут трудяги. Их много. Вам надо с ними объединиться…
- Это правда? – с надеждой спросил секретарь.
- Правда, - ответил я. – Вам надо обязательно встретиться. А нам в путь.
Они пытались нас задержать, но мы вырвались и скрылись в чаще.
- Вот это будет встреча! – засмеялись мужики.
- На нашем острове лучше, - сказал Прокопий.
- Да, - ответил Виктор. – На этом острове поселились одни бездельники. У нас хоть и есть тунеядцы от партии, но, у нас много сознательных людей, которые хорошо поняли, что без труда, не выловить рыбку из пруда. Здесь мы и отличаемся от бездельников.
- Если бы наших партийных товарищей соединить с теми, что бы было? – спросил я.
- Они бы вымерли, - ответил Виктор.
- Лучше поехали домой, и будем готовить рыболовные снасти, - сообщил Прокопий. – Хватит испытывать судьбу…
Мы ночевали на берегу. Когда чуть рассвело, мы поплыли к нашему острову. Когда подплывали, то налетела туча, и пошел тропический ливень. Мы вымокли совершенно.
Нас встретили и повели в пещеру. Больше у нас не было желания плыть к тому острову. На следующий день мы решили заняться рыбалкой.
Наши соседи послали к нам гонцов, чтобы мы соединились с ними. Дело в том, что несколько крестьян и рабочих сбежали к нам. Даже председатель колхоза перешел к нам и возглавил бригаду по обработке земли. Мужик – трудяга. Вместе со всеми работал.
И ещё. Свинарник перешел к нам. Собрали первый урожай картофеля. И устроили праздник. У нас теперь было виноградное вино. Все выпили немного. Пьяных не было.
Так мы прожили пять месяцев. А ещё где-то на двенадцатый день моего пребывания здесь, в мою конуру приползла Нина.
- Верка с Витькой уже живут. Помирились. И потом…Вы уйдете в свой мир, а нас ещё неизвестно куда перебросят. Я уже была в такой переделке. И тачки возила со своими грехами и в бездне была. Тут хоть побуду с тобой…
- Но ты опять попадешь.
- Пусть. Ты мне не чужой. Мы здесь молодые. Я выгляжу такой, какой ты меня увидел впервые.
Пожалел её, и она осталась у меня.
Пять месяцев. Мы многое сделали. Построили первый дом на шесть семей. В него вселились только семейные пары. Дом этот был из камня. Отделка деревянная.
Партийные деятели начали паниковать. В доме все дармовые продукты давно закончились. Дом решил им ничего не выдавать. И красное знамя над крыльцом не помогло.
Не знаю, чем бы всё это закончилось, но появился Люц. Первыми бросились к нему партийные деятели во главе с Гниломедовым. Они стали жаловаться на нас, что мы им не помогаем. Люц пригласил партийцев и всех людей острова сесть в круглый корабль, как нас когда-то.
- Я покажу вам, как живут люди сейчас.
В общем, всё повторилось, но только с другими. Нас с Виктором Люц оставил. Мы уже путешествовали. Нина подошла ко мне и тихо сказала:
- Прощай, Юрий. Больше мы с тобой не встретимся. Я встречалась с Аной. Не выпучивай глаза. Когда ты спал, она вызывала меня к морю. Мы купались с ней и разговаривали. Мы с ней подруги. Она умница. Сейчас она в вашем городе. Посещает одну подлую даму. Ну, я пойду.
Люц взял её под руку и ввел в корабль. Все улетели. Остались мы с Виктором и Черныш.
Рядом с нами появился Керс, и какой- то высокий, жилистый и смуглый мужчина в длинном балахоне. Мужчине лет тридцать.
- А вот и мой проводник, - сказал Виктор. – У тебя, Юрий – Керс, а у меня – Смит. Он из времен Гражданской войны в США.
- Познакомились? – улыбнулся Смит. Со стороны моря несся катер. Он почти не касался воды. Керс и Смит тихо сказали нам:
- Пора. Мы исчезаем. И вам через минуту по своим домам. Эти люди приехали сюда на отдых…
- Они современники? – глухо спросил Виктор. – Как мне хотелось бы увидеть человека будущего через пятьсот лет.
- Их двое. Один житель земли. Он только что вернулся из экспедиции на Юпитер. А другой житель планеты Уммо с созвездия Лебедя….
Керс и Смит исчезли. Катер врезался в песчаный берег. Из катера вышли два человека. Черныш побежал им навстречу…
Перед глазами туман, вихрь. Всё исчезло. Кто-то во мне сказал, что человек земли, это один из моих энергетических – Я, через пятьсот лет.
Я сидел в кресле. На столе стояла чашка с горячим чаем. Черныш стоял рядом и скулил. Он просился на улицу. Наваждение!
- А ты почему там не остался? – спросил его. Он завилял хвостом, потерся мордой о мое колено, чтобы я его погладил. Выполнил его просьбу, и он побежал к двери. Выпустил его на улицу.
Всё на том острове происходило чётко. Через пятьсот лет люди будут свободно летать на планеты солнечной системы, а также в другие миры и к другим звездам…
Сидел и пил чай. Размышлял.
Через три дня Черныша застрелят. И если всё это, правда, то его энергетический блок переместится на тот остров.
БУДУЩЕЕ В ПРОШЛОМ
Как-то зашел в ту редакцию, в которой вроде работал, а может, только казалось, что работал. Но всё так происходило реально, что мне до сих пор кажется, что всё, что происходило в редакции, происходило со мной в действительности.
Чудных портретов подрумяненных членов правительства и ЦК КПСС страны давно нет. Поговаривают, что их сожгли, а пепел развеяли. Кто-то из редакционных товарищей сообщил, что товарищ Дрожжин в ярости истоптал их. Как его подвели! Когда-то, я уже писал о нем в романе «Зона». Он был секретарем партийной организации на стройке. В его кабинете всегда висели портреты членов правительства и ЦК КПСС. Когда Дрожжину было плохо, он долго смотрел на портреты, и казалось всем, что он даже молился им. Потом был даже членом райкома партии. Он везде любил читать лекции о коммунизме. А ещё прошел слушок, будто их спрятали. Зачем? Вдруг вернутся благословенные времена, и эти портреты можно снова развесить на видном месте. Возможно, эти портреты остались в другом времени, на далеком острове, среди дикарей. Где-то я читал, что когда один из европейских кораблей пристал к какому-то острову, то нашли там развалившиеся деревянные постройки. Дикари не могли такие построить. Кроме этих построек, были и загоны для скота, одичавший виноград, заросшее поле. На поясе вождя племени была истрепанная красная повязка. Конечно, бумага не могла сохраниться. Но странное было то, что дикари произносили странные слова. Потом испанцы перевели эти слова на свой язык и получились следующие фразы: гранитный фундамент, светлое будущее, сияющие вершины, будировать, утрясать, уладить, краеугольный камень, пятимильными шагами…
Гранитный фундамент европейцы не нашли, сияющих вершин здесь тоже не было. Дикари говорили, что им рассказывали их предки, здесь неожиданно появились белые люди, и они говорили на непонятном языке. Заставляли дикарей работать, а сами о чем-то много говорили. Потом они исчезли…
Дикари быстро забыли тот язык, и стали осваивать испанский. От всех дикарей с других островов, эти дикари отличались тем, что они постоянно что-нибудь крали у испанцев. Не могли же инопланетяне научить дикарей к воровству. Когда я всё это прочитал, то имел право кое о чем подумать. А подумав – испугался. Вот, например, ходят по городу мои бывшие партийные деятели, и ведать не ведают, что они оставили после себя на том острове?
Ученые до наших дней бьются над загадкой посещения белыми того острова, и много лет искали гранитный фундамент и сияющие вершины. Фраза: «Пятимильными шагами к светлому будущему» озадачила ученых. Возможно, эти пришельцы из космоса так передвигались? В разных уголках нашей планеты находят активную деятельность разумных существ, когда древний человек не мог такое создать. Вдруг, во всех этих местах, побывали наши современники? Люди в рясах? Разве они тогда не объединились с другими? А вдруг, что-нибудь да построили. Пишут, что на севере Америки высаживались викинги, и даже наши ученые находят остатки бывших строений. Вдруг это не викинги, а мои современники? Гляжу я на своих земляков из бывшего райкома партии и на некоторых руководителей и думаю – вот прочитали они чью-то научную статью о том, что на севере Америки нашли строения викингов, и не подозревают, что не викинги были там, а они сами, с их лозунгами и речами. Так что и не Эрик Рыжий первым побывал там, а наш Подгузников со своей лихой командой. Так что лавры открытия Америки должны по праву принадлежать моим землякам. Нешто не обидно? Конечно, до слез обидно.
Зашел в кабинет к Елене Лямуровой. Сегодня не было многочисленных блокнотов на столе у одной из открывателей Америки. Помню, как-то она раскладывала блокноты, серого цвета бумаги и разные ручки.
- Учитесь, Юрий Иннокентьевич, - поучала она меня. – Самую красивую ручку и блестящий, красный блокнот я беру, когда пойду к какому-нибудь директору. Беднее ручка и беднее блокнот – к конторским дамам. С них и это хватит. В тетрадный блокнот записываю дела прорабов и мастеров. А для рабочих вот эти серенькие листы и обыкновенная ручка. Одежда должна соответствовать посещения разных людей. К директору одна одежда, к конторским дамам другая, а для рабочих, что придется одеть.
- Ты счастливая. Вас этому в институте учили?
- Что ты! Я сама этому научилась. Жизнь. И улыбки для всех должны быть разные. Это, все-таки, директор! Его надо удивить и очаровать. Что у тебя за ручка! Ты же к директору на прием идешь. Оденься культурно, галстук подбери нужный. А блокнот у тебя, хоть сейчас выбрасывай на помойку. С этим блокнотом только к рабочим можно ходить. Ведь всё начинается с себя. Рубашка распахнута. От тебя так и прет слесарем! Ты теперь находишься среди культурных людей и интеллигентов. Пойми это!
- Учусь. Вчера я был в бане…
- А причем здесь баня? Где ваша культура? – и она неожиданно перешла на слезный крик.
- Хорошо, хорошо, я наздрючу галстук в горошек. У меня есть, кажется, такой. Мой один товарищ сказал, что когда ему бывает скучно, он надевает галстук, выходит на крыльцо, постоит немного и будто где побывал…
- Тебя, Юрий Иннокентьевич, не поймешь. Где шутишь, а где на серьезе. В райкоме нельзя шутить…
- Я сам себе принадлежу…
- Но, нельзя, же так!
- А Василий Белокурин даже спать ложится в галстуке…
- Всё. Хватит. У меня дела. Писать надо отчет. Давай не будем мешать друг другу…
Вспомнил я это и пошел в редакцию, а там тихонечко сидела Моника Трепыхальская, дама с восторженно-удивленным взглядом. До последних своих дней не поймет свалившегося на неё счастья – случайно завершить учебу в педагогическом институте. Потом случайно побыть в комсомольских активистках. Случайно, на три месяца угодить в школу на непонятной для неё должности. Случайно попасть в редакцию газеты «Светлый путь», где можно ничего не делать и ни за что не отвечать. Она делала вид озабоченного человека, как это умело делали райкомовские товарищи и конторские дамы. Моника постоянно куда-то торопилась, или что-то перебирала на столе, не убирая с лица, восторженное удивление.
Октябрина Правдина оформила пенсию. В райкоме партии не понравились её интервью с некоторыми начальниками. Стали на неё жаловаться. А она была предана своей работе и любила эту работу. Правдина могла бы ещё долго работать на радио. Она была мастером радиорепортажей. Получился очередной прокол. Покритиковала молодого судью, того самого, который судил нас, демократов и меня, и который считал себя преданным коммунистом и бескорыстным, честным человеком. И Правдина попыталась эти качества развенчать, за то, что в одну ночь он превратился в новоиспеченного сторонника капитализма. А ведь я ей ещё давно доказывал, что все они хамелеоны. В нашей стране, какая бы власть не пришла, той будут преданно служить директора, председатели, юристы, местные журналисты, конторские и большинство рабочих. Вся наша страна такая.
Например, Дрожжин тоже собрался на пенсию, и был чрезвычайно озабочен. Он постоянно смотрел в стол. Такое ощущение, будто он боялся взглянуть на стену. Вдруг там появятся подрумяненные портреты бывших членов ЦК КПСС и членов правительства. Они так подвели его! Когда он отвечал на какой-нибудь вопрос, то глаз не поднимал. Бедный Дрожжин. Лицо его вытянулось, побледнело, осунулось. Кончики губ опустились. Ходит он так, будто воз сена везет. Постоянно озирается и вздрагивает. Он и так всю жизнь кого-нибудь боялся, а тут такое с ним произошло. Он подавлен, растерян, потому что пришло время не перед кем отчитываться и никого нельзя бояться. Правда, его затуманенные глаза изредка можно увидеть. Они не могли остановиться. В них видна беспросветная тоска. В этой новой жизни, когда социалистическая страна рухнула, Дрожжин чувствовал себя потерянным человеком, совершенно лишним. Ах, уж эти портреты! Да они давно сгнили на черных бедрах дикарей…
Сегодня я стоял перед его столом, и он машинально перебирал какие-то бумажки своими дрожащими, мягкими пальчиками и не поднимал глаз.
Я сказал:
- Всем говорю. До чего страну довели эти демократы! Сейчас коммунисты опять выдвинулись вперед…
Надо как-то мужика просветлить и поддержать.
Он на одно мгновение вскинул глаза. На щечках появился нежный румянец. Хотел что-то сказать, но подавил этот порыв. А вдруг, это очередная ловушка для него? Лучше сейчас надо молчать. Но, мне тихо ответил:
- Уезжаю я в деревню. Хватит. Измучился я. Ничего хорошего я больше не вижу. Всё рушится. Больше я никому не верю. В деревне я устроюсь пастухом. Тишина. Покой. Все нас подвели. Все.
- А как же лекции?
- Конечно, иногда буду читать деревенским. Не выдержу. Буду читать.
Представитель рабочего класса, лучший друг газет «Светлый путь» и «К сияющим вершинам», а также райкома партии Колбаскин, был избран в народные депутаты. Но, как только сообщили, что в нашей стране объявлен непонятный капитализм с уклоном в дикий империализм, куда-то спрятал партийный билет, депутатский мандат, и пошел в коробейники. Он тут же бросил коммунистические идеи, плюнул на своих благодетелей от партии и пошел торговать простынями и колготками…
Вышел на улицу. Заглянул на рынок. Там представитель рабочего класса Колбаскин стоял за прилавком. Когда-то, при советской власти, легче было добраться до секретаря райкома партии, чем до этого плутишки Колбаскина. Везде его возили на райкомовских машинах. И я всё думал вот о чем. Где я его мог видеть ещё. Вспомнил. Он был на островах и в прошлом и в будущем. Прятался там за спинами рабочих. А в подземелье он тачку возил с грехами…
Потом повстречался с человеком, с которым не надо было бы встречаться. Раньше я не замечал в себе таких перемен, какие происходили при встрече с ним. Надо было обойти его, а он вдруг оказался рядом. Схватил мою руку и стал её трясти. Под его очками не видно глаз. Он нервно и зло смеялся. Я почувствовал слабость в теле и перебои в сердце. Я скорее от него ушел. Он вслед мне смеялся. И вообще, меня словно кто предупреждал об опасности при встрече отдельных людей. Опять попался.
Тело моё покрылось холодным потом, сердце готово выпрыгнуть, то вдруг хотелось ему остановиться. Кучу лекарств выпил – не помогало. Потом полез в ванну и встал под теплый душ. Ни о чем не думал. Просто отключил мысли, а наслаждался теплой водой. Всё прошло. Вылез из ванны, попил свежего чаю и обратился к иконе…
Двое суток приводил себя в порядок. Есть же такие люди с огромной отрицательной энергией. Настоящие вампиры! А потом, я очень чувствительный. Надо быть внимательным на улице.
После этого долго молился и просил прощения у всех, кто делал мне плохо, и кого я обидел. Я думаю, что надо всегда просить прощения. Этот человек должен сам понять, что он несет людям плохо. Надо бороться с самим собой. Я же вот веду борьбу с самим собой, чтобы стать другим, более терпимым к людям, а почему люди этого не понимают, что надо менять в себе всё негативное.
Вдруг, я увидел Ану! Она шла по другой стороне улицы. Если бы я не знал её, то можно было подумать, что она просто идущая женщина по своим делам. Пересек дорогу и остановился напротив её. Мысленно спросил:
- За чьей душой пришла? Здравствуй, Ана.
- Здравствуй. Узнал?
- Как тебя не узнать!
- Здесь не буду брать. Здесь другие будут брать. Я появлюсь в Красноярске. А потом двух подружек под Парижем возьму. Две стервы. На собрании побывала в вашем городе, в районной думе. Кое-кому, мыслишки взлохматила. Ваша страна в полном упадке.
- Вчера я смотрел по телевизору московскую программу. Там есть такая передача «Тема». Её парень ведет Дима Менделеев. Там говорили о том, как человек умирает и попадает в другой мир. И вообще говорили…
- Знаю, - перебила она. - Знаю. Я была там, на этой программе. Мы сидели в том зале. Посмеялись. Никто не верит в наше существование. Процентов пять, кто верит в загробный мир, да и в существование других миров. А как парень из журнала «Огонек» изощрялся в словоблудии. Заслушаешься. Так говорил, что его даже затрясло. Я даже к нему на коленочки села. Мои друзья от смеха покатывались. В вашем городе есть дамы, которые называют себя народными целителями. Их самих надо лечить от зла. Какая убогость мыслей! Ещё свечи ставят перед собой, иконы. Молятся. Они зло сеют в людях. Лицемеры! И ведь не ведают, что несут людям плохое. Ты чувствуешь этих горе-целителей и сторонишься их. И это правильно. Поэтому, видимо, ты и не путевый для них человек. Для них всех ты – чудак.
- Тебе откуда это знать?
- Я с Керсом в очень хороших отношениях. Подожди ты, - вроде она кому-то сказала рядом. – И она засмеялась.
- Смешно? – спросил я. – Называют даже придурком…
- Я смеюсь не над тобой. Рядом со мной Нина и она кукиш тебе под нос сунула. Разве это не смешно?
- Здравствуй, Нина, - сказал я.
В мой мозг пробился её голос.
- Привет. Может, ещё встретимся. Всё может быть…
- Мы пошли, Юрий, - сказала Ана. И мы расстались.
Ана поднялась по ступеням здания районной администрации и скрылась за дверью… Интересно, кого она сейчас там «осчастливит»?
Конечно, Нину простят. Гнатона – никогда. Их в нашем мире великое множество. В мире тьмы тоже есть наслоения. Есть Люцы. Чуть ниже – Керсы. Все они стоят на высшей ступени. Есть – Гнатоны. Есть ещё ниже. Бездумные исполнители, которые подхватывают грешную душу и измываются над ней, бросают в бездну, жгут, варят, пропускают через свои осклизлые тела мертвецов, если так можно назвать этих мерзких и давно умерших тварей. В том мире, как я понял, в эти мерзкие и безмозглые твари, вселяются из нашего мира те, кто был злым, коварным убийцей, и те, кто совершенно не работал над собой. Даже он умышленно старался не думать над собой. Под старость лет, если доживал, становился духовно низким, бездумным, ворчливым человеком. Попадая в темный мир, отправлялись на самый низкий план. Выбраться и, попасть в более светлый мир, им не дано. Их даже стирали с низкого плана и бросали в тачки грешников, которые я видел в подземелье. Они становились червями и омерзительной тварью, что возили грешники. А ведь все эти твари когда-то в нашем мире назывались человеком. Потом этих тварей и вообще стирают из вечности. Всё.
Значит, Нина и Ана и им подобные живые существа, стоят где-то на средних планах темного мира, и им дано когда-нибудь, перебраться в светлый мир.
ВСТРЕЧИ
Запахло весной. На кромках шифера крыши, появились сосульки. Утрами снег покрывался хрустящей корочкой, а днем становился мягким и пахнущим дождевой водой.
Кроме чтения книг, лыжных походов в тайгу и просмотра новостей по телевизору, на даче делать было нечего. Оставалось ещё пить чай, много думать, размышлять над прошедшим днем и над всей моей пройденной жизнью. Иногда приходится выступать по библиотекам, в газете, по радио и просто в бригадах. Говорил о сегодняшнем дне, о жизни и смерти, о нашей планете, о грехах перед ней и перед Богом. Понимали ли меня люди? Не знаю. Но зерна добра не должны пропасть впустую. Мне хочется, чтобы люди были друг к другу добрее, к природе, к нашей матушке-земле и всей душой полюбить Бога. Что-то же должно остаться в людях.
Сидел за столом. Смотрел в окно и пил чай. На соседнем стуле появился Дюрд. Он налил в кружку чай, насыпал туда три чайные ложечки сахару и тоже стал пить чай. Помолчали. Первым нарушил молчание Дюрд.
- Вкусный напиток.
- Его надо уметь заваривать…
- Всё об этом. Переходим к делу. Например, я вижу тебя идущего по знойной пустыне. Потом река. Бросаешься в воду. Произошло это две тысячи лет до рождества Христова. Четыре тысячи лет прошло с того дня…
- Дюрд, а моих лицедеев не будет?
- Метко подметил. Лицедеи. И это правда! Они настоящие лицедеи! У тебя теперь будут другие…
- А в будущем? На том острове я должен был встретиться с разумными существами с планеты Уммо с созвездия Лебедя.
- И это будет. Вторую книгу завершаешь? Виктор из-под Ярославля трудится над новой картиной. Пусть люди не верят в то, что ты написал, но хоть что-то отложится. Пусть все думают, что ты фантазер. Это их право. Но мы с тобой знаем, что всё это была правда.
- Куда денутся разумные существа, когда вселенная начнет собираться в точку?
- Вот это хватил! Даже ученые об этом не думают, а ты бывший слесарь лезешь в дебри! Наш Создатель всё знает. Побереги свое сердце…
- Плевать мне на сердце! Я думаю, что если нас не погубят наши грехи, то в будущем мы переберемся на другой цикл. Разве нельзя и об этом думать?
- Думай. Никто тебе не запрещает. А сейчас поехали в дальний путь.
Вспышка. Жужжание. Яркий свет…
Я шел по обочине едва заметной дороге в песках. Часто попадались камни, и я их обходил. Среди песков были и небольшие скалы. Унылая картина.
На моих ногах сандалии на деревянных подошвах. Голые ноги, видимо, часто касались раскаленного песка. На мне длинный и темный балахон до пят. Подпоясан тонкой веревкой. На голове тряпичный колпак. В руках увесистая палка. Другого оружия не было. Я здесь был ростом под два метра. По рукам и ногам понятно, что я смуглый и силен. Жилист. Кудрявый, и короткая и густая бородка. Всё ясно. Происходило всё это четыре тысячи лет тому назад, как мне сообщили мои отправители. Возможно, я здесь бродяга.
А вот и небольшая речка. Разделся и бросился в воду. Немного поплавав, вылез на берег, обсушился и снова оделся. При мне была котомка. В ней обнаружил черствые лепешки.
Тут я увидел двух путников. Один из них засмеялся.
- Ну, и вид у тебя! Отдыхаем от трудов праведных. На нашу лень будет ещё завтра день. Вчера была, сегодня есть и завтра будет…
- Виктор! – вскочил я. Здесь он другой. Мы обнялись.
- Через столько веков, тысячелетий встретиться.
- Зачем нас сюда?
- Мы с тобой жили в этом времени. Я иду в Египет. А ты откуда?
Кто-то подсказал мне:
- Тоже иду в Египет.
- А вот…тоже наш с тобой современник. Из Турции. Махмуд. В этом мире он тоже бродяга…
Махмуд не большего роста, но как я понял, что он очень верткий, жилистый и сильный.
- И всё-таки, ты только что появился, а мы с Махмудом уже второй месяц странствуем. Пришлось даже с разбойниками воевать. А говорим мы на очень древнем языке.
- Но ведь я шел…
- Но и мы шли, - подал голос Махмуд. – Здесь все ходят, кочуют и живут, в основном, в шатрах. Я здесь не Махмуд, а Елон.
- Я здесь Ефрон. А ты кто?- спросил Махмуд.
Кто-то подсказал: «Фалек из Дамаска».
- Фалек из Дамаска. Странные имена.
- Это очень древние имена. Многие из них стерты из народа, - сказал Виктор-Ефрон.
Мои товарищи сели на камни и вынули из своих котомок по куску сушеного мяса. Протянули мне.
Махмуд-Елон вздохнул:
- Виктор все заботы о добывания пищи свалил на меня. Теперь вы оба. Еда на всех одна. Тут недалеко есть племя. Пасут свои стада. Жертву богам они приносили ягнятами. И нам досталось.
Мы ели мясо и разговаривали.
- Кочевники сказали, что у них недавно прошел страшный голод, - сказал Виктор. - Даже вся трава выгорела. Прошел мор, болезни. Многие ушли в Египет. Потом вернулись. Сейчас они хорошо живут. Как не странно, у них нет железа. Бронзовый век. Посуда из глины, дерева с отделкой из золота и серебра. У них этого добра много.
Насытившись, мы пошли туда, где вдруг услышали шум. С небольшого холма мы увидели рваный шатер. Вокруг костра сидели люди. У всех в руках пики, мечи, дубины. Какое-то кочующее, воинственное племя.
- Не миновать нам их, - сказал я. – Будь, что будет.
Мы спустились с холма.
- Кто такие? – резко спросил один из них.
- Голод нас гонит в Египет, - ответил Виктор-Ефрон.
- У всех голод, - быстро ответил другой. – Идите своей дорогой!
- Что так плохо встречаете гостей? – спросил я.
- Какие вы нам гости?!
- Поколотить этих бродячих псов! – взвизгнул маленький и черный мужик, похожий на навозного жука.
- Надо убираться, - тихо предложил Виктор-Ефрон.
- Мы думали, что вы нас хлебом и вином встретите, - сказал я.
- Облезлый пес! – заревел здоровый и волосатый дядя. И он опустил свою дубину на мою голову. Я увернулся, и ударил его своей палкой. Моим друзьям тоже пришлось вступить в бой.
Мы подобрали полы своих балахонов, завязали в узлы на животах и бросились бежать. Долго бежали. Давно скрылись из виду преследователи, а мы все ещё бежали. Потом пошли шагом. Упарились.
- Для чего-то нас сюда послали, - ответил я.
Шли мы и разговаривали.
Очень хотелось пить. Ночью мы остановились в скалах. И здесь не было воды.
На следующий день пустыня менялась на кочкарник, на мелкие и древние скалы. Унылый пейзаж. Всё накалялось так, что обжигало ноги. Одно было спасение – ночь. Мы потеряли количество суток. Двигались без еды и воды. Не знаю, чем бы эти мучения закончились, если бы мы не повстречали караван. Нам выдали по чашке воды, по кусочку сушеного мяса и по лепешке.
Караван направлялся в Египет. Сказал тот, кто дал нам воду и еду.
Странные был торговцы. Они выглядели настоящими воинами. У каждого колчан со стрелами, мечи, пики…
- Вам не кажется, друзья мои, что наш спаситель, смотрит на нас, как на его рабов, - сообщил я друзьям.
- Заметил, - ответил Виктор-Ефрон. – И оружие у них из железа. Мы опять попались в историю…
- Дойдем до моря и сбежим, - предложил Махмуд-Елон.
Воины на верблюдах и на лошадях то и дело уезжали вперед. Ездили на разведку.
На второй день пути караван вышел к селению у маленькой речки и разграбил это селение. Молодых взяли с собой, а стариков оставили. Надо сбегать от разбойников.
Через сутки мы вышли к морю. К нам подошел один из рабов. Он тихо сообщил нам:
- Вам надо уйти. Лох вас отдаст в рабство. Это самые жестокие воины. Я кочевал со своим племенем. Он всех отдал в рабство, а я вот остался. Звать меня Мафусал.
- Придется и нам воевать с Лохом-Гнатоном. Он мне Гнатона напомнил, - сказал я.
- Люди молятся Богу Ягве, чтобы он наказал этих разбойников, - тихо и печально говорил Мафусал. – Злых людей становится всё больше и больше. Они расползаются по всем странам…
- Бог разберется с разбойниками, - шепнул ему Виктор-Ефрон. – а нам надо думать, как из дерьма выбраться.
- Ребята, - сказал я осипшим голосом, - а вдруг, всё зло мира проистекает именно из этих времен? Зло будет уничтожено, но оно уже расползлось. Оно заразило людей. В нашем мире стало хуже. В любой момент у нас все может быть уничтожено. Создателю надоест смотреть на человеческие безобразия.
Ребята замолчали. Задумались.
На вороном коне к нам подъехал Лох, предводитель разбойников. К нему подбежал тот торговец, который дал нам воды и лепешек. Он что-то тихо сообщил атаману.
- Эй, раб! – крикнул Лох Мафусалу, - как смел без спросу покинуть моего верблюда с товаром?
И он кнутом стеганул Мафусала. Он побежал к верблюду. Потом Лох обратился к нам.
- Значит, вы странники? Я накормил вас, напоил. Спас вас от голодной смерти. Вы крепкие и здоровые люди. Вы можете стать воинами в моем племени кочевников…
- Разбойников, - поправил Виктор-Ефрон. – Разбойников, надо говорить.
Лох сжал кнутовище и глухо ответил:
- Как ты, раб, посмел так говорить достойнейшему…
- Из достойнейших злодеев, - продолжил я. – Мы не рабы. Рабы не мы. А ты раб Сатаны. Мафусал, иди к нам!
- Мафусал! – крикнул и Махмуд-Елон, - ты с нами!
- Тот, кто с дьяволом, тот враг наш! – крикнул я. Мы стали спина к спине. У нас дубины. Это, видимо, удивило и озадачило разбойника. Он продолжал сжимать кнутовище и молчал. В это время Мафусал привел ещё пять человек вооруженных колчанами стрел и луками. Нас оказалось девять воинов. Это была уже сила. Лоху не очень выгодно убивать нас. А вот обхитрить нас, постарается. Он крикнул:
- Чего вы добьетесь этим? Вы можете ехать воинами. Будете жить в золоте, будете иметь несколько жен и наложниц.
Встав в круг, мы приблизились к скалам. Внизу плескались волны. Вдали были видны маленькие корабли. Они, видимо, ждали караван.
Лох отдал команду двигаться к кораблям. И никто даже не оглянулся. Странно.
- Он свое не упустит, - сказал Вииктор-Ефрон. – Задумал гадость к нам.
- Что будем делать? – и мы посмотрели на Махмуда-Елона.
- Переждем. Они могут вернуться ночью…
- Надо незаметно поменять место, - предложил я.
- Я бывал здесь, - сообщил Мафусал. – Мы с дедом, сыном Серуха и отцом моим проходили эти места, когда три раза ходили в Египет. В этом месте проходит караванный путь в эту страну. Есть ещё севернее дорога. Две дороги идут в Египет. Я тогда был ещё мальчишкой. Мы нашли пещеру и видели в ней человеческие кости. Но спрятаться в скалах можно, но только не в пещере. Дед и отец говорили, что туда нельзя входить. Там живут злые духи. Даже разбойники боятся пещеры…
- Вот мы и сойдем за духов, - засмеялся Виктор-Ефрон.
Прошли мы километра три, как Мафусал остановился.
- За нами следят. Чувствую. Я видел колчан за спиной у одного человека за скалой.
- Фалек, пойдем, проверим, - предложил мне Виктор-Ефрон.
Мафусал хотел пойти с нами, но мой друг остановил его.
- Теперь мы тебе поможем. Ты последний из рода мужчин своего племени. И должен жить. А мы с Фалеком без роду и без племени…
Мы с Виктором-Ефроном побежали за скалу. Подползли к другой скале. Наши новые друзья сели отдыхать.
В какой-то момент я услышал, как недалеко от нас покатился камень. Поползли к тому месту.
Два разбойника, вооруженные стрелами и мечами, взобравшись на одну из маленьких скал, наблюдали за нашими товарищами.
- Их надо выманить, - предложил Виктор-Ефрон. Он бросил камень. Разбойники оглянулись. Успокоились. Друг опять бросил камень. Один разбойник спустился со скалы. Палкой я оглушил его и разоружил. Второй разбойник, не дождавшись своего товарища, тоже спустился и получил удар палкой. Теперь и мы были при оружии. Колчаны со стрелами и луки мы передали своим новым товарищам.
Потом привели в чувство разбойников и сказали им, чтобы они бежали к своему Лоху.
Наши друзья пошли за Мафусалом, а мы с Виктором-Ефроном проследили за разбойниками.
К вечеру мы пришли к пещере. Обследовали её. Внутри мы обнаружили скелеты, черепа. В глубине грота было маленькое озеро. Бывшие рабы не пошли с нами. Они остались у входа и развели костер. Они убили какое-то животное и теперь готовили мясо. Ужин выдался на славу.
Прихода разбойников мы теперь не боялись.
Мы весь вечер уговаривали наших товарищей войти в пещеру, но они отказались. Они расположились у входа в пещеру. А мы трое, вошли в грот и устроились отдыхать на берегу озера.
Была лунная ночь. Местность хорошо освещалась. Мы устроили дежурство среди троих. Всё могло случиться. Меня потянуло на сон.
Ночью меня разбудили. Будто кто толкнул меня. Я сел. Мои друзья не спали. В гроте что-то подсвечивало.
На другой стороне озера появился человек. Я его сразу узнал. Сам. Представитель темных сил. На нем черная одежда, тонкий коричневый свитер, на голове черная шляпа. Глаза блестели, и в них будто полыхал огонь.
- Вот вы и вместе. В этом времени вы оказались вместе. На сколько, я знаю – три раза ваши земные судьбы соединяются в долгой человеческой истории. Может, ещё были. Мне это неведомо.
Он помолчал. В руках его трость. Ею он потрогал воду. Она зашипела, словно это был накаленный до красна лом.
- Ваши новые друзья, рабы, спят крепким сном. Я могу их спокойно вернуть в руки моего верного раба Лоха. Ты, Фалек, правильно подумал. Лох через какое-то время родится Гнатоном. Надо же так угадать? Молодец! И он Гнатоном и останется. Что я вам хочу предложить? Лох от моего имени предлагал вам богатство. Что человеку надо? Богатство, женщины. Везение в жизни. Везение во всем. Судьба у вас троих одинаковая. Во всех перевоплощениях вы всегда были бедными странниками. Вы избранники для экспериментов. Я могу вам устроить другую жизнь…
Перед глазами туман. Он медленно рассеивался. Я находился в огромном зале. Вот это богатство! Стены в картинах, кругом ковры, на большом столе чего только не было. А вот и бассейн. В нем купались красивые девушки. Они были совершенно голые. На огромной кровати возлежала Даная. Она с вожделением смотрела на меня и протягивала ко мне руки.
- Это всё твоё, - раздался в моем сознании голос. – Здесь ты молодой и все наложницы твои. Протяни руки и любая из них в твоих руках. Тебе предстоит жить в роскоши и удовольствиях. С тебя требуется сущий пустяк. Только скажи, что веришь в меня. И ты со мной. Скажи так, я верю тебе, мой повелитель. Скажи только эти слова. Больше с тебя ничего не требуется. В вашем мире и в твоем времени, так многие делают. В душе они верят мне, и им во всем везет. Все ваши миллиардеры со мной. Они настоящие не только лицемеры, но и первоклассные лицедеи. Миллиардеры, миллионеры, все они лицедеи. Они мои. Перед людьми они посещают церковь, молятся, обманывают этим самым не только людей, но и самого Бога. Им надо мне молиться. Но такое не принято среди людей. А жаль…
«Даная» обдала меня жаром своего тела, её сочные губы впились в мои, её груди коснулись моей груди. Я оттолкнул « Данаю» и крикнул:
- Пошел прочь, дьявол!
Туман рассеялся. Я стоял рядом с моими друзьями. На другой стороне озера стоял дьявол. Я видел, как он оскалился.
- Ну, и видения, - прошептал Виктор-Ефрон. – Такая жизнь была мне показана!
- И мне тоже, - ответил Махмуд-Елон.
- За такую вот жизнь многие и продаются, - сказал я.
- Иди отсюда, каналья! – крикнул Виктор-Ефрон. А я потряс палкой. Дьявол засмеялся.
- Чего вы так расстроились? Ваши партийные деятели в вашей стране не отказались бы. Вы чего кочевряжитесь? Ваши оппоненты ещё лучше стали жить. Вы ещё беднее стали жить. Я же вам хотел устроить хорошую жизнь. Мне даже вас жалко. Ведь не дураки же вы. Нормальные мужики. Ну, чего вам стоит сказать несколько слов, и всё в вашей судьбе изменится…
- Пошел отсюда! – заорал я и потряс палкой. Дьявол исчез. Мы вышли из пещеры. К тому же наступал рассвет. Наши друзья, прижавшись, друг к другу, не спали.
- Чего испугались? – спросил я. – Кругом тихо и мирно…
- При чистом небе…всё сверкало, - сообщил Мафусал. – И нам показалось, что кто-то потряс скалу. Посыпались камни…
- Больше этого не будет, - заверил Виктор-Ефрон. - Мы палками прогнали нечистую силу. Молитесь Богу, Сущему на небесах, и он вам поможет избавиться от царя тьмы…
Наши товарищи с осторожностью вошли за нами в пещеру. Остаток ночи и утро мы провели в пещере. Хорошо выспались. Выбрались, когда солнце уже было довольно высоко над горизонтом.
С нашими новыми товарищами мы расстались. А наш путь лежал в Египет.
Мы снова у моря. Кораблей не было. Мы искупались в море и лежали на песке. Что-то надо было делать. Мы не знали что?
- В Египет пойдем, или куда? – спросил Махмуд-Елон.
- Пойдем туда, куда глаза смотрят, - ответил я.
- Мне просто не верится, что мы жили в такое время, - сказал Виктор-Ефрон.
- А Мафусалу помогли выбраться из лап Лоха, - говорил я. – Главное, чтобы не нарушался закон истории. Значит, мы нужны были в этот момент для этого?
- Возможно, - ответил Виктор-Ефрон. – Чтобы сделали настоящие современники, в которых нас втиснули? Что они будут делать после нас?
- Об этом и без нас позаботились, - ответил Махмуд-Елон.
Мы снова покупались в море. Оно было до того теплое, что не хотелось из него выходить. В те времена, видимо, нижнее белье не носили. Кто здесь нас будет разглядывать?
- Столько веков прошло, - тихо сказал я. – Скажи кому из наших, ещё больницей пригрозят. Вот наша доля. Во многих местах и в разное время побывали, а поделиться не с кем. Как-то я попытался что-то объяснить своему другу Геннадию Кочеву, а он посмотрел на меня и покачал головой, а потом сказал, что мне надо после такой жары принять холодный душ…
Я увидел чьи-то ноги в сандалиях. Резко поднялся. На берегу стоял Исса. Мои друзья тоже вскочили.
- Море, солнце, что ещё нужно для отдыха, - сказал Исса. Мы быстро оделись.
- Можно было бы ещё загорать, - улыбнулся он.
- Наверное, хватит, - ответил я. – Пора и честь знать.
- Сейчас отправитесь по своим местам. А эти…Ефрон, Елон и Фалек останутся. Ефрон окажется в своем шатре. Ефрон имел разный скот. А вот Фалек, дорогой Юрий, будет нищим. Исходит множество стран. Странствующий мудрец. И умрет он на сто десятом году жизни. Теперь нам надо прощаться. Современники и знать не будут, кто в их телах побывал. Во сне у них пройдет в шатрах. А вы ту пещеру очистили от скверны, и теперь она будет веками служить пристанищем для кочующих племен. Вы доброе дело сделали.
Мы соединили руки для прощания и древний мир исчез…
Сидел у окна и пил чай. Он даже не успел остыть. Допил его.
В какой же исторический отрезок времени человеку была определена душа? Вот над чем надо думать…
Теперь я точно знал, что нам может быть немного отпущено. За наши грехи надо держать ответ. Отвечать всем, всему человечеству. Начинается Апокалипсис. Я его чувствую. Чувствую его по земле, по деревьям, по климату, по траве, по небу, по воздуху и по тому, как меняется человек.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ПРОРЫВ
МИХАИЛ
Стояла жара. От неё не было спасения. По всей Сибири и Дальнему Востоку горела тайга. Во рту от дыма горечь и болела голова. То дело становился под прохладный душ. Таких пожаров ещё не было. С весны и до осени не было дождей.
Зашел в дачу, а там Люц. Сидел в кресле и читал роман австрияка Густава Майринка «Ангел Западного окна».
- Прочитал? – спросил он.
- Угу. Там тоже герой странствует…
- Прием автора, а у тебя всё реально. У тебя всё другое. Недавно я прочитал книгу Владимира Щербакова «Встречи с Богоматерью».
- Тоже прочитал, - ответил я.
- Ну и как? – спросил он.
- Он известный историк, ученый, писатель. Куда мне до него!
- Вот где реально. У тебя всё другое. Не поверят. Скажут – прием автора. Ты не спорь и не доказывай. Не надо. Написал, что с тобой происходило, да и ладно. Все равно в людях останется что-то. Для тебя это главное. Кстати, о Керсе. Его взяли в команду Иссы. Я рад за него. Он заслужил.
- А ты? – быстро спросил я. Он помолчал немного и ответил: - Тебе надо побывать на том острове в будущем. Очень надо.
- Тебя когда? – закричал я. Туман перед глазами. И как всегда…
Было понятно, что я попал в будущее. Стоял недалеко от дома с круглой и остроконечной крышей, словно подпирающей небо. Рядом со мной стоял Виктор.
- Я так и знал! – засмеялся он. – Только нет нашего Махмуда. Значит, он в другом времени…
К нам бежал и радостно лаял Черныш. Он прыгнул мне на грудь и чуть не сбил меня с ног. Я обнимал его, и чувствовал, что сейчас заплачу.
- Как давно я тебя не видел, - тихо говорил я. – Ты вроде поздоровел. Но не изменился.
Господи, как мне жалко убиваемых людьми домашних животных!
- Смотри, Юрий, - сказал Виктор. Я посмотрел туда, куда показывал Виктор. У крыльца стояли два человека. Сразу понял, что это современники этого времени, и представитель с планеты Уммо. Черныш бросился к ним и тоже стал радостно прыгать вокруг людей. Значит, один из них – я, в далеком будущем. Кто же из них инопланетянин? В прошлый раз они прибыли сюда на катере. Значит, прошло немного времени. Ярко-белые рубашки с глубоким вырезом на груди, но без пуговиц. Белые брюки из очень тонкой материи. Парни, наверное, по два метра высотой.
- С прибытием в наше время, - сказал один из них и склонил голову. Я не стал протягивать руку для пожатия. Вообще не любил это делать, и считал, что это пережиток. Достаточно склонить голову в приветствии. Мы с Виктором также склонили головы.
- Мы все знаем о вас, - сказал синеглазый парень. Второй молчал. – Он пока осваивает ваш язык, каким разговаривали пятьсот лет назад. Он с планеты Уммо. Потом поговорим.
Инопланетянин быстро кивнул головой и ответил на скверном русском языке…
- Мой имя Аол. Вы есть Юрра и Вниктор…
- Это его имя. Мне поручили встретить вас. Мы здесь с Аолом отдыхаем. Вы потом узнаете. Через вот этот дом, можно попасть в разное время и в разные места вселенной. Я изучил ваше время и схватился за голову. В основном, ваши правители конфликтовали друг с другом. И это мои предки. Стыдно за них…
- Здесь вы одни? – спросил Виктор.
- Одни. Ещё здесь есть бездельники. Они организовывают сельсовет, райком партии. Какую-то думу пытаются делать. Организуют копию вашего государства, только в ускоренном темпе. Ваш мир надо было переделывать, а потом всё шло к уничтожению…
- Заслужили, - сказал Виктор.
- Простить надо было бы их, - ответил я. – Дети не виноваты.
- Дети – это будущие взрослые, - перебил Виктор. – Хотя, можно было бы и пожалеть.
- Не от нас зависит. Многие ученые предупреждали о катастрофе, но их не слушали. О чем хотел спросить меня, Юрий?
- Тот раз нас сюда отправлял Люц. И сейчас нас сюда отправили. Ты из другого мира?
-Теперь могу ответить. Люц…Он у нас под другим именем. Темные силы не знают об этом. Но Керс, то есть Шарп, тоже под другим именем. Он взят в наш мир. Заслужил.
- Вы связаны, как и Исса, с самим Творцом?
- Да. Всё связано.
- Ты говоришь на моем языке из моего времени. У вас сейчас другой разговорный язык…
- Как же я могу говорить на своем наречии? Многое, что вы не поймете. Мы можем вести разговоры на любом расстоянии. Мысленно с любым разумом с других планет. Ну, например, с Аолом, когда он находится на своей планете.
- И это происходит мгновенно через каналы эфира во вселенной, - вставил Виктор.
- Уже и это знаете? – спросил он. Как его имя? Он, видимо, уловил мои мысли и ответил:
- Очень старинное имя – Михаил. Вы с Виктором многое знаете. Мозг человека так устроен, что через него можно вести беседу с разумом любой планеты. Можно перемещаться в пространстве. Только вы этого не хотите. И не ищите путей, чтобы хоть сделать попытку. Вы уперлись в техническую сторону предмета. Всё надо искать в самом себе. В этом весь ответ. Человек был создан именно так с самого начала. Очень многому помешала темная сила. Одна инквизиция чего только стоит!
- Значит, каждый из нас может разговаривать на любом наречии? Например, во времена княгини Ольги или жителей Финикии? – спросил я.
– Ну, как можно вести беседу из нашего века с человеком из времен инквизиции? – сказал Виктор. - Да и о чем? Если я начну ему рассказывать о своем времени, меня бы потащили на пытки, а потом и на костер. Ты, Юрий, пытался рассказать о своем времени во времена Римской империи…
- Я объяснял, например…
- Пиратке Бонне, потом Вере из-под Царицына?
- Это другое дело. Многое я бы не объяснил, - ответил я.
- Потом всё это они забыли…
- Ты всё знаешь про меня? – спросил я.
- Знаю. Теперь проходите в дом. Чернышу мы тут доставили подругу. Пусть плодятся…
Аол молчал. Такой же красивый и крепкий, как и Михаил. Вот только очень смуглый, а когда снял острую белую шапочку, то оказался совершенно лысый. Аол ничем не отличался от нас.
- Для разума вселенной, мы - люди, более всего подошли, как мыслящие существа. Проходите.
От виноградника бежала рыжая собака. Черныш бросился навстречу подруге. Мы вошли в дом. Ничего здесь не изменилось.
- Изменилось многое, - ответил Михаил. – Больше не подаются продукты. Хватит кормить лицедеев. Так ты решил назвать вторую книгу?
- Так. Не мог иначе. А толку. Всё равно никто не поверит!
- Не расстраивайся. Ты свое дело сделал. Продолжай писать. Кому надо поверят, и глядишь, изменят свой взгляд на свою жизнь. Твои книги, это же пропаганда борьбы за добро. Неужели люди и это не поймут?
Мы прошли через весь дом и спустились по лестнице в подавал. Мы вошли в небольшой зал с очень высоким потолком похожим на воронку.
- Хотите проникнуть в космос? – спросил Михаил.
- А где корабль? – тоже спросил Виктор.
- Вы же сами философствовали о том, что есть колодцы в эфире. Он в межзвездном пространстве. Не слушали бы вы ваших ученых, что космос безжизненный. Вы многому чему научились. Не в космических кораблях дело. Хотя, есть цивилизации, которые на своих кораблях попадают из своего измерения в ваш мир. Многое вы ещё узнаете.
- С небольшим акцентом и Аол заговорил:
- Меня давно хотели…познакомить с вами. Познакомились. Надо вам познакомиться с космосом…
- Ты смотри! Быстро научился нашему языку! Нам нужны годы, чтобы изучить иностранный язык. А тут такая скорость!
- Я их на свою планету перемещу в гости. Потом уж, когда покажешь им космос, - сказал Аол.
- Прошу встать так, чтобы центр отверстия вверху, в куполе крыши угодил в центр вашего тела, в самую макушку на голове. Вы увидите те самые колодцы в эфирном пространстве безбрежного космоса. Есть у вас чудаки, что удачно попадают в эти самые колодцы и перемещаются в другое время, измерения, в другие города, даже на другие планеты. А бывает, что теряют обратный путь. Смерть. Человек мог бы давно летать и мыслить на расстоянии, и не надо было бы вам иметь телефоны. Сейчас замрите и смотрите в одну точку и только думайте о том, что вам надо лететь…
Я уставился взглядом в какой-то кружок, похожий на шляпку гвоздя. Все мои мысли направлены на то, чтобы взлететь. Почувствовал в теле изменения. Наступила легкость и чрезвычайная радость. Я полетел. Поднялся к потолку и просочился сквозь узкое отверстие. Не было страха. На миг я увидел дом с конусной крышей, виноградники, остров, море. Увидел нашу планету. Какая она красивая! Это была она. Отсюда она была похожая на красивый глобус. И все-таки, какая же маленькая и беззащитная наша земля. Потом и она исчезла. Вокруг меня был космос, но я его не видел и не чувствовал.
Неожиданно рядом со мной появились Михаил и Виктор. Мы стояли. Или летели?
- Мы только что проскочили солнечную систему, - сказал Михаил. Сейчас находимся в одном из уголков галактики.
Тут мы увидели, как несколько человек медленно двигались перпендикулярно нам, и, видимо, беседовали.
- Они летят с огромной скоростью. Через пять минут по земному времени, они будут в созвездии Гончих псов…
- А вдруг метеор? – спросил я.
- Даже если наш…коридор, тоннель…пробьет метеор космический корабль – никакого вреда.
Тоннель…непонятно из чего сделан. Такое ощущение, будто я сидел в мягком кресле, хотя я стоял. Вокруг нас в этом тоннеле был свет. Словно всё здесь сделано из света.
- В какой-то мере, ты отгадал, - сказал Михаил. – Энергия – это свет. А свет – это энергия. И мы сами тоже энергия.
Тут я увидел Олега, своего нового товарища из нашего города. Он чем-то похожий на Виктора. С Олегом мы иногда ведем беседы о космосе, о жизни, о Боге. Его, как и меня, называют чудаком.
Олег двигался с закрытыми глазами.
- Олег! – закричал я. – Очнись! Я с тобой!
Он медленно открыл глаза. Странно, но здесь он был без очков.
- Ты здесь? – спросил он. – Я снова в Индию собрался. Это твои товарищи? Так ты тоже летаешь? Всё это ты не придумываешь? Значит, всё это правда…
- Все есть, Олег, и всё правда.
- Пора тебе домой отправляться, - сказал ему Михаил.
- Я хотел в Индию! Попал и не знаю куда…
- Вот ты и заблудился. Сегодня тебе нельзя. Ты мог бы и не вернуться домой. Темные силы таких людей, как ты и вылавливают и мешают возвращаться домой.
- Но я хотел…
- Сегодня нельзя хотеть. Есть колодцы или линии, кто как их называют, часто бывают очень похожие. Попадешь в другой колодец и не вернешься. Очень опасно. Пока у тебя нет проводников, какие даны Юрию и Виктору. Тебе, Олег, надо заняться не только лично собой, но и что-то такое начать делать, как это делают Виктор и Юрий….
У Олега закрылись глаза, и он исчез. Я испугался.
- Где он?
- На месте. Дома. На диване. Сейчас придет в себя…
Тут мы увидели такое, словно весь космос открылся перед нами. Вокруг светлые линии и вдоль и поперек и уходящие вдаль и все эти линии пересекались. Вроде не космос это, а огромное полотно похожее на соты в улье, а скорее всего на материал из пересекающихся нитей.
- Хорошее сравнение, - улыбнулся Михаил, - Вам говорили, что в космосе ничего нет. А он так сложен. Вот по этим линиям можно попасть в самые отдаленные места во вселенной. Всё ещё для вас впереди. Сейчас вы находитесь на краю вселенной. Итак, мы поехали домой. Прошли солнечную систему…
- Мы могли бы сгореть, - сказал Виктор.
- Не сгорели. Человек бы сгорел. Вы – энергия. В следующий раз вы увидите солнце во всей его красоте. Это для вас огненный шар. Это не просто шар, но и ещё что-то…
Мы увидели, как быстро приближалась к нам Земля. Исчезли линии, и весь живой космос. Мы словно всосались в атмосферу планеты, в отверстие крыши…и мы на полу…
- Всё. Можете быть свободные.
- Так мало, - сказал я.
- Ещё полетаете. Это первое знакомство с космосом.
- И это, как видите, не фантастика, - сказал Михаил. – У нас закончился отдых, и мы приступаем к работе. К солнечной системе приближается блуждающая комета, метеор. Его надо переправить. Темная сила опять активизируется на некоторых планетах, в том числе и на земле. Ваше время – очень сложное время. Вы идите. Погуляйте по острову и будете дома…
Мы вышли из дома, а Михаил с Аолом исчезли.
Мы стояли у крыльца и смотрели друг на друга.
- Ловко, а? – спросил Виктор. – Вот этого я не ожидал. Эти линии устроены как паутины…и на все вселенные бесконечного пространства. Они идут в этой бесконечности до другой вселенной. Итак, устроен весь космос и нет конца космосу, нет конца бесконечности, нет конца этим линиям-коридорам. В бесконечности есть другие вселенные, и там есть жизнь. Жизнь, разумная жизнь в бесконечности. Понимаешь, Юрка, когда ночью, я вглядываюсь в небо, то у меня от такой мысли голова идет кругом, что в такой момент я смотрю в бесконечность. Оторопь берет…
- Вот бы слетать в бесконечность.
- Мы, Юрка, и так там были…
- Вдруг эти тоннели-коридоры многие уже знают, - сказал я.
- Я тоже об этом подумал. Человек умирает. И летит в таком коридоре до определенного места, - ответил Виктор.
- Мы с тобой не умерли. Мы находились в другом мире. Прошлое. Будущее. Как удивительно сложен мир. Какое чудо сотворил Бог! Творец. Так зачем живет человек в нашем мире? Для мук и страданий? За какие такие грехи мы с тобой страдаем? Зачем живет человек? Зачем он живет?
Я посмотрел туда, куда показывал мой друг. Мимо виноградника шел сам Гниломедов, какие-то ещё два мужика и Колбаскин. Это тот самый Колбаскин, что работал на экскаваторе, был отменным коммунистом, вхож к любому начальству и был депутатом. Такие лицемеры и лицедеи были нужны от рабочего класса нашим руководителям области и страны. Когда рухнет коммунистическая партия, он из первых закинет партийный билет и пойдет торговать простынями, колготками и жвачкой. Именно такие вот лицемеры и лицедеи и составляли костяк партии. Видимо, Колбаскину надоело прятаться за спинами других. Не выдержал. Да и неизвестно, на какое время сюда забросили. И он вылез. Тоже решил получить должность.
- Вы опять здесь?! – возмутился Гниломедов, когда увидел нас. Колбаскин даже виду не подал, что узнал меня. – Ты опять будешь народ баламутить! – кричал комиссар.
- Он у нас такой вот и есть, - спокойно ответил любимец партии и нежно улыбнулся.
- Подгузников и его лихая команда здесь? – спросил я.
- Нет, - неожиданно быстро ответил Колбаскин. – А жаль. Здесь другие. Уважаемые люди страны. Прибыло четверо из других стран. Главные коммунисты…
- Райком создали? – спросил Виктор.
- Те люди, что у пещеры, сопротивляются. Уломаем! – почти крикнул комиссар. – И вы не сможете помешать! Пойдемте, товарищи! С вами мы ещё поговорим. Мы в той скале тюрьму сделаем. Там ваше место!
Они пошли в сторону пещеры. Рядом с нами возник Люц.
- Как дела? - спросил он.
- И вы позволите и здесь такое безобразие, что они сделали во всем мире! – удивился Виктор.
- Всё идет к этому на острове, и на других островах. Мы этих глашатаев отправим на суд, что когда-то отправляли ваших в 1939 год. Пусть на себе испытают прелести того времени. Вслед за ними прибудет другая команда. Мы уже их наметили. Они сейчас в Москве, на площадях выступают, а кто и заседает в думе, в правительстве. Известные в мире люди.
- Но потом они, же ничего не помнят! – повысил голос Виктор.
- Не скажите, - улыбнулся Люц. – В какой-то момент и вспомнят. Приоткроется завеса. Ведь в их головках, в их мозгу, все приключения зафиксированы.
Тут я неожиданно сказал:
- Люц, ты ведь можешь полностью перейти в светлый мир…
- Я много грешил. Надо здесь. Так надо.
- Опасно.
- Знаю. Меня заблокировали, как и вас. Отдельные участки мозга закрыты для представителей Сатаны.
- Я бы мог внести посильную помощь, находясь в такой команде как ты? Могу я так? – спросил Виктор.
- Я тоже согласен, - сказал я.
- А вы знаете, что через что вы пройдете?
- Лишь бы помочь людям, - ответил я. – Человечество должно исправляться.
- Будет видно. Выбирать кого куда, это не наше дело. Мне неведомо…
Ко мне подбежал Черныш. Я погладил его.
- До встречи, - сказал я. Он вильнул хвостом и побежал к своей рыжей подружке.
- Мы попадем ещё в 1939 год? – спросил я.
- Сейчас нет. В другой раз.
- Опять встреча у Сталина? – спросил Виктор.
- Конечно, если захотите, - ответил Люц.
- О, да! – воскликнул Виктор.
Перед глазами туман…
Сидел на даче в кресле и не мог встать. Посмотрел на будильник. Путешествовал всего пять минут. Надо спросить Олега, помнит ли он нашу встречу в космосе.
Встал. Вышел на улицу. Солнце словно обозлилось на нас и посылало на нас свои жаркие лучи, прожигающие, кажется всё насквозь.
Снова вошел в дом. В такую погоду лучше всего сидеть дома и пить чай.
Потом я снова выскочил на улицу. Вот он мир! Реальный мир! Солнце. Жара. Я её чувствовал. Рядом тайга. Люди. Мой мир. Тут я увидел облако. Большое, кучевое облако. А вон и борода. Выше её глаза. Кто это? Почему эта голова всегда молчала? Почему я никогда не спрашивал своих отправителей об этой бороде и глазах? Почему?
ВЕРУЮ
И вдруг всё исчезло. Опять? Чувствовал, что лежал на кровати. Надо открыть глаза. Отрыл и испугался…Что же это такое?! Я лежал на кровати у огромного окна. Его сразу узнал. Далекие дни моей молодости. Иван Калита и мой друг Генка Султанов сидели за столом и о чем-то беседовали. Зачем всё это? Иван Калита, как мне стало известно, погиб при задержании преступника. Генка Султанов умер от тяжелой болезни. В окне я увидел большие и темные глаза. Они внимательно смотрели на меня.
- Проснулся? – спросил Генка. – Ты ворочался, стонал. Заболел? Прибегал бригадир Коля Моргунов и сказал, чтобы мы собирались за дровами в тайгу. Дров надо заготовить…
Четкая реальность. Утром мы поедем в тайгу. Всё было. Я описал про такое в романе «Зона». А вот этого не было. В углу, на стуле, сидел Гнатон, пират из времен Римской империи. Он злорадно улыбался…
- Кто в углу? – спросил у ребят. Генка и Иваном посмотрели в угол и ответили:
- Совсем заспался. Викочка сидит в углу. Валенки подшивает.
Гнатон подмигнул.
- Они не видят меня, - сказал пират, - а видят этого придурка Викочку по прозвищу Мальвина. Но и его здесь нет. Он в гостях у Зиночки…Ты совсем забыл старых друзей, каналья, змея тебе в глотку!
Про себя я кое-куда отправил и Сатану и Гнатона. Пират сидел и злорадно улыбался. Мерзавец! И его хозяин мерзавец. Мало ему, когда я был в пещере с моими друзья. Мало. Чего он сюда посылает этого пирата? Зачем он здесь нужен?
Не знал, что со мной произойдет в следующую минуту, но чувствовал, меня ждут необычайные приключения в другом мире. Я готов принять любые муки. Я готов пойти на всё, как мы обещали с Виктором Михаилу и Иссе. Может, с этого момента и начнутся мои муки и страдания. На всё готов. Просто так я не дамся. Отправляйте меня хоть куда!..
Пират сидел на стуле и скалился…
Вдруг наступила тишина. Услышал пение птиц, почувствовал на лице теплоту солнечных лучей, и открыл глаза…
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
МИР ТЬМЫ
В ГОСТЯХ У ДЬЯВОЛА
Неужели я попал в мир тьмы? Какой же это его мир, если светило солнце, пели птицы, а под ногами густая и зеленая трава. Рядом река. На берегу горел костер, а вокруг его сидело четыре человека. Один из них мешал в котле. Вкусно пахло мясом. Этот мир сколько раз видел. А потом приглашали в подземный мир. Там его мир. Здесь всё живое и красивое.
Рядом стоял Виктор.
- Недолго мы с тобой были в нашем мире, - сказал он.
- Ты здесь был? Видел этих у костра? – спросил я.
- Был. Пойдем к ним.
Мы подошли к костру. Они не смотрели на нас.
- Здорово, мужики! – крикнул Виктор. – Ловко вы тут устроились!
- Про меня забыли? – услышал я знакомый голос. Оглянулись. Махмуд из Турции. Он стоял недалеко от нас.
Один из сидящих посмотрел на нас и ответил:
- Какие вы шумные. Сейчас вас проведу к самому. Я недавно здесь.
- А где Гнатон? – спросил я.
- Не кричи. Где надо быть ему, значит, он там, - ответил мужчина. Он вскочил и пошел к горе. Мы едва поспевали за ним. Вошли в расщелину. Греховодники таскали тачки с грехами. Малюты Скуратова здесь не было.
- Не видно сподвижника Ивана Грозного, - сказал Виктор.
- Провинился. Отправили его в другое место, - ответил мужик.
- Скажи хоть имя свое? – спросил Махмуд. – Чей ты проводник?
- Моё имя Жан. Ваших проводников забросили в другой мир. Не могу понять, почему вы не через Люца прошли в этот мир?
- Ты хотел сказать, что мы сюда попали через пирата Гнатона? – спросил я.
- Через него. Но сам называет его – Лох. Иногда – Гнатон.
- Ты человек южный? Араб? – спросил Махмуд.
- Француз. Разбойничал. Потом попал в армию Наполеона. Дослужился до офицера. В России был. Замерз в лесу. Нас партизаны Давыдова загнали в лес. Прошел все муки ада. Понравился хозяину. И вот я на службе.
- Дураков в свою команду не берет этот хитрец, - засмеялся Виктор.
- Керс тоже был здесь, - сказал я.
- Его взяли от нас. Я на его место поставлен. Куда мне до него!
- Он у меня был проводником, - сказал я.
- Теперь я буду твоим проводником. Также буду проводником у Виктора и Махмуда. Ваши проводники пока отправлены в центр на какое-то очень важное задание.
Жан среднего роста. Сухощавый, верткий и очень смуглый. Короткие волнистые волосы, большие и черные глаза выдавали человека из северной Африки или из Ближнего Востока.
- Француз я, - ответил он. – На юге моей страны все такие темные люди. Мои предки выходцы из Алжира. В этом ты угадал.
- Екатерина здесь? – спросил я.
- Упрямая женщина. Больше вы её не увидите. Она появилась в вашем мире, в Крыму, в Алуште, в очень бедной семье. Врачом будет. Больше мне ничего не известно.
Мы шли по холодному и сырому тоннелю. Потом вышли в большую комнату. Посредине длинный стол, вокруг стулья, скамьи, кресла. На столе колоды карт, шахматы, кубки, стаканы, фужеры…
Жан прошел к столу и пригласил нас. Мы сели. В углу появился Гнатон. Он словно выдавился из стены. Закричал:
- Теперь вы у меня не открутитесь! Вы, тогда в пустыне, скрылись от меня, когда я был Лохом! Выручили Мафусала? Здесь они тебе не помогут! Змея вам в глотку!
- На место, Лох, – спокойно сказали эти слова за нашими спинами. Мы повернулись. Это был Он! Сатана. Он стоял в дверях. Мы встали…
- Садитесь. Что это вы вскочили?
Мы сели на широкую скамью. Жан устроился в кресле.
- К столу садитесь, - сказал Сатана.
- Нам и здесь хорошо, - ответил Махмуд.
- Принуждать не буду.
Он уселся в торце стола в большом и красивом кресле. Тут же появились две девушки. Они что-то налили хозяину в золотой кубок. Дьявол немного отпил и поставил на стол. Края тонких губ ещё ниже опустились.
- Упрямство проявляете? Я на вас не в обиде, что тогда, в пустыне, вы прогнали меня из моей пещеры. А ведь мне было там хорошо. Потом другие места нашел для себя…
- Лучше бы ты совсем куда-нибудь определился, - хмыкнул Виктор.
- Не могу, - развел тонкие руки Сатана. Сейчас на нем был одет блестящий халат без рукавов. Широкий и чёрный пояс обтягивал тонкую талию. На ногах сапоги с высокими голенищами. В них заправленные шаровары из красного материала.
Дьявол почесал тонкий нос с горбинкой и взглянул на нас злыми глазами. Я едва выдержал его взгляд. Он словно сверлил меня и копался в голове.
- Весёлые мужики. Но, дураки. Ничего в жизни не приобрели. Ничего хорошего не видели. В нищете прожили. Махмуд в своей Турции с куска на кусок перебивается. Из комнатенки за неуплату на улицу выкинули. Старость в нищете. Так тебе и надо. Что твои слова о милосердии? Ничего. Смешно. А ты, Виктор, в холодной квартире старость доживаешь. Кому нужны твои картины? Морали о честности читаешь. Одни болячки у вас. Один есть знакомый у Юрки. Дал мне слово. У него сейчас коттедж. Бизнес у него. Молодая жена, есть любовница. Всё ему в руки плывет. Денег у него – море!
- Хватит, - ответил я. Мы встали.
- Ну, и дураки. Тебя, Юрка, все, как и вот Виктора и Махмуда, считают дураками. А почему? Жить не умеете. Ваши партийные тунеядцы хорошо жили и при советской власти, и сейчас славно живут, а многие ещё лучше…
- Хватит! – крикнул Виктор.
- Постыдился бы, - спокойно сказал Махмуд, - а ещё царь…
Сатана стукнул кулаком по столу.
- Всё с вами! – И в его глазах я увидел молнии. Тут же спокойно сказал: - Жан, займись ими.
- Мой повелитель, - подал голос Гнатон, - Доверь их мне.
- Нет, - быстро ответил хозяин. – Хватит с тебя.
Жан пошел к двери – мы за ним. Гнатон снова растворился в темном углу. Успел нам погрозить кулаком.
Мы вышли в тоннель. В её каменных стенах очень искусно было вмонтировано много дверей. Одна из них была приоткрыта. За столиками сидели молодые женщины. Они гуляли. Двое из них что-то не поделили, и таскали друг друга за волосы. Визжали. Мужчин здесь не было.
- Не бойтесь. Они вас не видят, - сообщил Жан. За одним столом сидели: Нина, сестра Руди и Верка.
- Пусть повеселятся, - сказал Жан и закрыл дверь.
С той стороны, откуда мы шли, раздался знакомый голос:
- Но я, все-таки, женщина! И не уходи от ответа! Во, уже нервничаешь! Ну да ладно! Проехали! Тебя допекла? Странно. Тебя допекла? Нервы тебе вымотала? Странно. Но все равно не уходи от ответа!
И тут раздался надрывный голос:
- Пошла вон со своими вопросами!
В тоннель выскочила Октябрина Правдина. Её вытолкнул из комнаты разъяренный Гнатон. Вот это новость! Самого Гнатона, Октябрина довила до истерики. Как только вернусь домой, то это событие надо обязательно записать.
- О, Юра! – закричала Октябрина, наш районный работник радио. – И ты здесь? С самим Сатаной беседу имела. Осерчал. Я ему вопросы задавала, а он ускользал от ответа. Нервный товарищ…
- Ты и самого дьявола допекла? – засмеялся я.
- Это ваш проводник? У меня и к нему есть вопрос…
- Не надо мне вопросов, - резко ответил Жан и ускорил шаги.
- Что вы за мужики такие нежные?! – возмутилась Правдина. – Никакого уважения к женщине! И тут развели пьянку!
Она тут же исчезла. Жан нам сообщил:
- Я эту даму отправил в её мир. Пусть там задает вопросы. Как она сюда попала? Подружка Гнатона ошиблась и подхватила Октябрину вместо одной грешницы и доставила в наш мир. Да ещё и промахнулась и Правдина попала на самого хозяина и стала задавать ему вопросы. Вопросы он только задает, а ему отвечают. А тут неожиданно откуда-то появился человек и стал задавать вопросы, да ещё, чтобы хозяин не уходил от ответа. Разве такое мог вынести наш хозяин. Хотел он её послать к чертям, но вдруг передумал. Она будет задавать вопросы грешникам и пусть их выводит до нервного срыва. В ярости человек обнажается и видны все его недостатки. Он даже приказал её не трогать, и чтобы она посещала наш мир для разнообразия. Вы не поддались на уговоры. В вашем мире многие служат нашему хозяину. Власть им дает и богатство…
- С тобой согласен, - сказал я. - Президент США отправлял солдат бомбить города Ирака. Президент, как отличный лицедей, говорил, что с ними сам Бог. Как не стыдно. Гибли мирные люди. Президент, значит, беседовал с самим Богом, и тот сказал, чтобы они бомбили и убивали людей. Президент настоящий лицемер и лицедей. Я согласен с тем, что эти президенты с самим Сатаной в одной упряжке.
- Тише, - остановил меня Жан. – Это может не понравиться самому.
- Пусть слушает, - сказал Виктор.
Мы подошли к ещё одной комнате. Виктор заглянул туда и тут же вошел.
Мы за ним. Последним вошел Жан. В комнате посредине стол и на нем ничего не было. Вокруг стола лавки, кресла, на стенах картины, зеркала. И ни одного окна.
Не было здесь и лампочек, но было светло.
- Здесь не нужны окна. Здесь мир тьмы. Тьма, - сказал Жан.
- Но я всё вижу! – вскликнул Махмуд.
- Да, вы все видите. Но это царство тьмы. Для нас тьма, как для вас день. Поэтому, вы всё и видите.
- Удивительной чистоты зеркало, - сказал Виктор. В углу стола вогнутое зеркало от пола до потолка. И оно сливалось со стенами. – Чудное зеркало.
- Наш хозяин их очень любит, - ответил Жан. – За пределами зеркала может быть ещё один мир. Есть зеркала, через которые можно попасть в соседний мир и даже в наш…
Рядом стояло небольшое зеркало, и оно как бы смотрелось в своего старшего брата, и его отражение уходило в беспредельную даль. И тут мне показалось что-то странное. В глубине зеркала я увидел человека в странной одежде. Он прошел с одного конца зеркала в другой конец, и человек не видел нас.
Виктор подошел к зеркалу и решил его потрогать. Рука утонула в стекле. Виктор мгновенно выдернул руку. Мы подошли к другу. Я тоже попытался погладить поверхность стекла, но не почувствовал препятствия. И тут я неожиданно сунул голову в пустоту. Там увидел дорогу, по которой прошел человек, и небольшой холм.
Мои друзья тоже туда заглянули. Мы отошли от зеркала и стали его разглядывать, и решать, что же делать дальше?
- Что это? – шепотом спросил Виктор. Жан ответил:
- Другой мир. Параллельный мир к вашему и вот этому, где мы находимся. Там всё другое…
Виктор шагнул в зеркало и исчез. И мы с Махмудом бросились за другом.
- Нельзя туда! – закричал Жан. – Вернитесь!
Голос его исчез.
Мы стояли рядом с дорогой. Я увидел того человека. Он уже был далеко. Дорога проходила недалеко от речки. Кругом камни, бурьян. Унылая картина.
Далеко было видно селение. Мы стояли, и боялись шагнуть. Вдруг, это мираж. За нашей спиной не было комнаты и зеркала.
- Где всё это? Куда оно исчезло? – сам у себя спросил я.
- Смотрите! – воскликнул Махмуд. Мы посмотрели туда, куда показывал наш друг. В двух шагах от нас мы увидели что-то похожее на зеркало. Его можно было увидеть, если хорошо приглядеться. Пройдешь мимо, и не заметишь.
Я подошел к едва заметному зеркалу, похожему на затуманенное стекло. Заглянул в комнату. Жана там не было. Я вернулся к друзьям. Они последовали моему примеру.
- Надо заметить место, - сказал Махмуд. – Вы ведь не откажитесь исследовать этот мир?
- А разве кто отказался? – спросил Виктор.
- Шаг вперед, - сказал я. Я поднял камень. Обыкновенный камень. Мы осмотрели его и бросили.
- Куда пойдем? – спросил Махмуд.
На холме росла одинокая и корявая сосна.
- Что-то мне здесь не нравится, - сказал Махмуд.
- Мне тоже не по душе. Но надо проверить, - ответил Виктор.
Внутри меня поднималась тревога.
- Может, вернемся, - сказал Виктор.
- Тогда зачем это зеркало? – удивился Махмуд.
- Возможно, сам сюда ходит, - ответил я.
- Как же, все-таки, сложный мир! – воскликнул Виктор.
Мы прошли немного и остановились. Высоко в небе что-то быстро пролетело. Предмет этот словно выскочил из неба и снова врезался в небо.
- Чудеса! – воскликнул я. – Реактивный? Но он вышел и зашел в воздух.
- Здесь во всем чудеса, - ответил Виктор. Он пошел в гору. Мы поднялись на холм. В унылой долине протекала река и по ней плыла длинная лодка. По берегу шли полуголые люди и бечевой тянули лодку. Бурлаки. На лодке находились, видимо, товары. Позади их шли три человека с кнутами.
Вот один из кнутобоев нанес удар по голой спине бурлака.
- Давайте спросим у них, что за страна такая? – спросил Махмуд. Мы согласились. Любопытство победило страх. Мы спустились с холма, и подошли к трем кнутобоям.
- Скажите, граждане, где мы находимся? – спросил Махмуд у волосатого и черного человека. На этих трех кожаные куртки без пуговиц, перехваченные в талии кушаками, короткие штаны, голые ноги, и сапоги с короткими голенищами. У них длинные и черные волосы. Страшно смотреть. А тут ещё эти глаза, большие, черные и злые.
Один из них ответил на непонятном языке.
- Какие-то иностранцы, - ответил Виктор. – Немного знаю итальянский, английский, немецкий и хорошо знаю испанский…Наречие странное. Будто собака рычит. Грубый язык.
В это время трое волосатиков стали переговариваться. Я тоже не мог понять эту речь. Махмуд тоже развел руки.
- Только не арабский…
С лодки что-то крикнули. И мы поняли, что лодка причалит к берегу. Бурлаки подтянули её, и на берег сошло четыре человека.
Тут Виктор схватил мою руку. Он дико смотрел на бурлаков. Что с ним?
- Мужики, - прохрипел он. – Среди них я узнал…
- Кого ты узнал? – тихо спросил я.
- Я его знаю. Один из художников. Он жил в Киеве…Он умер два года назад. Он умер…
- Может, похожий? – спросил Махмуд.
- Он был моим хорошим товарищем. Коля. Жена выгнала его. И он сам себя…Я же хоронил его. Куда же мы попали? Надо, мужики, бежать. Это другой мир. Тот мир, куда нам бы пока не надо попадать…
Мы стали пятиться, а трое волосатиков пошли на нас. И мы побежали.
Мы поднялись на холм, а волосатики не отставали. Вот и сосна. Дорога. Надо найти зеркало. И тут я услышал голос Гнатона:
- Лови их! Пусть лодку потягают!
Значит, на этой лодке находился пират.
Перед нами появился Жан.
- Скорее сюда! – позвал он. Мы увидели зеркало, и Виктор с Махмудом прыгнули в него. Трое волосатиков были в пяти метрах от меня, когда я нырнул в пространство. За мной последовал Жан.
- Вдруг они сюда? – задыхаясь, спросил Виктор.
- Не войдут. Гнатон мог бы, но в эту комнату никогда.
- Это другой мир? – спросил я.
- Да.
- Я видел знакомого, - начал говорить Виктор, но Жан перебил его. – Все они там умершие. Волосатые, это местные люди. Мой хозяин не велел вас спасать. Сам удалился в ещё один мир. Люц велел вытаскивать вас.
- Нас, те бурлаки видели? – спросил Виктор.
- Конечно. И твой Коля узнал тебя. Он многое, что прошел. И ещё пройдет. Нельзя на себя накладывать руки. Пил. Гулял…
Мы покинули комнату. Я спросил:
- Что там за селение?
- Там живут те, что тянули лодку. Живут в каменных лачугах. Грешники.
- А эти трое? Они странно говорили…
- Это их родина. Жители другого мира. Они хуже Гнатона. Умершие грешники попадают туда. Там царство моего хозяина.
- Но он царь тьмы? - тихо спросил Виктор.
- Вы видели солнце?
- Там его нет? – спросил Махмуд
- Речка есть. Она реальная? – спросил я.
- Да. Всё там есть. Это речка Чусовая на Урале…
- Я там был! – воскликнул Виктор. – Это изумительный край!
- Но вы забыли, что это параллельный вам мир…
Мы увидели ещё одну полуоткрытую дверь. Вошли. Жан исчез. Огромный зал, какие мы видели в кино. На стенах огромные картины, разное оружие. Стояло несколько столиков, а на них вазы с фруктами, кувшины, фужеры, бокалы из серебра и золота, кресла…
Дверь за нами исчезла, а появилось огромное зеркало. Мы, как и в другой комнате, заглянули в другой мир и нам это удалось. Огромный зал. Людей не было. Из зала выходила единственная дверь. Мы раскрыли её, и попали в другой зал. Здесь было очень много людей. Кто сидел за столиками, а кто бродил с фужерами и бокалами. Здесь гуляли. Настоящий пир во время чумы. Среди столов и столиков ходила почти голая певица с очень длинными и черными волосами. Она не пела, а почти кричала…
На нас никто не обращал внимания. Мы увидели широкую дверь, в которую входили и выходили люди. Видимо, здесь собирались очень богатые представители этого мира. Все они были длинноволосые, смуглые, большеглазые, крепкие и грубые.
- Кажется, мы опять ловко влипли, - сообщил Виктор. – Это же мир волосатиков, ну тех, что были с бурлаками…
- Выйдем на улицу, и мы все поймем, - предложил я. Мы прошли через открытую дверь на огромное крыльцо. На небольшой площади стояли кареты и просто кони под седлами. Компании продолжали подъезжать. Люди разговаривали очень громко и размахивали руками.
Давно заметил, что мы почти всегда делали одно дело, и никогда не спорили. Про таких людей, как мы, говорят, что они родственные души.
Мы подошли к очень богатой карете, запряженной тройкой вороных. У ярко-разрисованной кареты стоял человек во всем черном, видимо кучер. Он будто понял, что мы хотели от него, и сделал приглашающий жест.
Поехали. В каменных одноэтажных домах не было окон, только двери. Все дома серые. Редкие прохожие при виде нашей кареты разбегались, а если кто не успевал, останавливался и низко склонял голову. Видимо, очень богатый хозяин был у этой кареты.
Я хорошо помню, что мы ехали прямо, но как не странно, мы выехали на ту самую площадь и к тому дому, где шел пир. Мы снова попросили кучера поехать по прямой дороге. И снова мы выехали к тому месту, откуда трогались в путь.
- Всё, ребята, - сказал Виктор. – Это будет продолжаться вечно. Пойдем пировать.
Мы вылезли из кареты. Косматый кучер стоял у коней. Смотрел на нас и странно улыбался и кланялся. Что-то мне в этом не понравилось.
Мы поднялись по широкой и мраморной лестнице. Прежде чем войти в здание, я оглянулся. Карета стояла, а кучера не было…
В дальнем углу мы нашли свободный столик. Это был единственный свободный столик. Тут же появились два волосатика и пытались нас прогнать. Один даже схватил меня за воротник, и мне пришлось оттолкнуть его, и он отлетел от меня метров на пять.
- Мужики, - обратился я к друзьям, - а они легкие до безобразия!
Виктор посмотрел на свои руки и покачал головой.
- Ловко ты его! Вот это сила! Так мы весь ресторан разнесем.
И что удивительно, возле нашего стола появились официанты. Они несли разносы с разными закусками, бутылками.
- Они уважают силу, - сказал Махмуд.
Наш стол завалили такими продуктами и винами, что описывать нет смысла. Кстати, стол был на шестерых, но к нам никто не садился.
- Нагнали страху, - сказал Виктор. К нам подошла полуголая певица. Она молчала, и только улыбалась. Она налила себе вина в бокал и махом выпила. Подошли ещё две дамы. Они сели рядом с моими друзьями. Девицы сказали друг другу, и громко засмеялись.
- Местные красавицы, - услышал голос за своей спиной. Оглянулся. Кучер. Зачем он здесь? – Девицы ваши. Они коренные жители параллельного мира для умерших людей в вашем мире…
Девицы замолчали и съежились.
- А те бурлаки? – спросил Виктор, внимательно приглядываясь к кучеру. – Вы нас понимаете?
- Бурлаки из вашего мира. Они трудятся здесь. Официанты тоже из ваших людей. Я жил в вашем мире…
- Длинноволосые кто?
- Они местные. У вас есть рестораны, а почему они не должны быть здесь?
- Откуда вы знаете, из какого мы мира? – спросил я.
- Мне ли не знать про всё и вся? – засмеялся кучер. Девицы настороженно, но в тоже время преданно смотрели на кучера. Он прошел на то место, чтобы мы лучше видели его. На нем сейчас была куртка из черного материала, легкий, коричневый свитер плотно облегал жилистую шею, короткие штаны черного цвета, и блестящие от черноты сапожки. Я попытался догадаться, кто это, но подозрения отмел сразу. Он не похож на Сатану. Наверное, известный в округе разбойник. Кучер засмеялся.
- Браво, ребятки! Браво! Я не буду вам мешать. Они вас все равно не поймут. У них грамматика другого направления. Она совершенно отличается от всех языков в вашем мире.
Он быстро пошел к выходу, так как его ждали три человека в черных костюмах.
- Уверен, ребятки, это был сам Сатана, - тихо сообщил Виктор.
- Надо исчезать, - предложил я, и встал.
- Жаль, подружка, но нам пора, - поднялся Виктор.
- Я бы сразу на всех женился, - засмеялся Махмуд. – И организовал бы я здесь гарем. Надо бежать…
Мы пошли к той двери, откуда попали в этот зал. Дверь раскрылась легко, и мы вошли в другой зал. Когда подходили к тому месту, где должно быть зеркало, а сейчас висела страшная картина, на которой нарисована битва неизвестных нам зверей, мы услышали шум. Оглянулись. Несколько волосатиков решили напасть на нас. Мы их быстро раскидали.
- Что им надо от нас? – спросил Махмуд.
- В рабство взять. Мы бы для них были прекрасные рабы, - ответил я. И тут ввалилась большая толпа волосатиков. Мы бросились к картине. Она превратилась в зеркало. Волосатики стали хвать нас, и нам пришлось хорошо поработать кулаками и ногами. И, все-таки, надо убегать. Когда наши враги отступили, а кто и отполз, мы бросились к зеркалу. За ним нас ждал Жан.
- Пора вам отправляться домой. Узнали параллельный мир?
- На фоне этих волосатиков, карет, коней, мы видели что-то летящее в небе. Что это? – спросил я.
Жан засмеялся, и сразу же оборвал смех.
- Это летающие корабли. Но они находятся в другом параллельном мире. Правило многослойного пирога. Они свободно перемещаются в мир тьмы…И в ваш попадают…
- Почему они не помогут бурлакам? – спросил Виктор.
- Это другой мир. Вот пример. Что вы сделали лично? Сбежали…
- В мир, где есть эти корабли, нам можно попасть? – спросил я.
- Не имею право. Я могу жить только здесь. Даже в ваш мир я могу попасть только через определенные «окна».
Жан тут же исчез. Появился Сатана. Он стоял напротив нас в одежде кучера.
- Ну вот, вы и побывали в моем царстве, в гостях у самого дьявола. У царя тьмы побывали. Если бы вы согласились остаться, то вы бы так, как те, что пировали. Женщины, золото, власть. И у тебя, Махмуд, было бы столько жен и наложниц, сколько бы пожелал. Из вашего мира вы бы путешествовали во все времена и эпохи. Надо только признать меня, как вашего хозяина…
- Мы уже испытали, как эти волосатики нас встречали, - ответил Виктор.
- Мы бы оказались в одной команде с Гнатоном, - добавил я.
- Вам бы открылся другой мир. Намного шире. Гнатон бы вам подчинялся. Вечная жизнь. У меня подобных вам людей много. Мне нужны Лохи и подобные люди, как вы, искатели приключений.
- Нет! – резко ответил Виктор. - Мы тебе наши души не отдадим!
- У вас грехов много, и вы попадете ко мне. Тогда у меня с вами будет другой разговор. Мне нужны живые души…
- Мы не продаемся, - ответил я. - Как мы живем, это наше дело.
- Ну да ладно. Отправляйтесь домой. Там посмотрим. Время терпит. А вдруг, вас в реальности нет, а вам кажется, что вы живете. Как говорится – жизнь после жизни…
Он растворился в воздухе.
Появился Жан.
- Вперед, друзья! – сказал он. – Упрямые вы. По домам.
Перед нами раскрылась ещё одна дверь, и мы увидели то место, откуда мы вошли в пещеру.
На бугре стоял шатер. Возле него стол и лавки. На берегу костер. Вокруг него сидели люди, и один из них что-то мешал в котле. Вкусно пахло мясом.
- Отправляйтесь домой, - сказал Жан.
Мы пошли к берегу реки и тут я будто провалился…
Сидел на скамеечке недалеко от четырехэтажного дома, где я жил. Было жарко, но чувствовал на теле холодный и противный пот. Что это было со мной? Тяжело поднялся и пошел домой. Дрожащими пальцами достал ключ и едва открыл дверь. Согрел чай. Попил и полез под душ.
Расскажи кому, назовут выжившим из ума. Опасно с кем-то делиться…
Просто надо отдохнуть, и всё пройдет. Разделся и бросился на диван.
Спать. Спать, и только спать…
РАЗБОРКА-РАЗБОРОЧКА
На днях у калитки дачи стоял человек в моем возрасте. На большой голове берет с широкими полями. У него были седые волосы, и они волнисто лежали по плечам. По его костюму можно понять, что этот человек не следит за собой, и скорее всего это художник.
Он смотрел на меня и улыбался. Глаза. Его глаза. Сразу узнал. Глаза яркие, молодые, какие бывают только у чудаков, к которым принадлежу и я. Разве могут быть такие глаза у людей серьезных и деловых? Разве могут быть такие глаза у человека, растерявшегося в новой эпохе бандитского капитализма? И разве могут быть такие глаза у бывших партийных деятелей?
Я сказал:
- В нашем мире мы с тобой не встречались.
- Проездом. К дочке в Тынду еду. Через три часа поезд. Вернее тот ушел, а на следующем через три часа. Ну, здравствуй, Юри й.
- Здравствуй, Виктор.
Мы не обнялись, не сцапали друг у друга руки, как это делают все. Мы просто стояли, и смотрели друг на друга.
- По глазам узнал, - сказал он. – Не стареют.
- Я тоже по глазам.
- Кажется, вот недавно мы с тобой и Махмудом были в гостях у Самого. Тут столько прошло. Я ездил в Турцию. Сын мне загранку оформил. Я ведь гол, как сокол. Он у меня бизнесом занимается. Видел Махмуда…
- Ну, и как он?
- Учитель он. Детей наставляет. В лачуге живет, как вот ты на даче. Ты свою избушку дачей называешь. Молодец! Ты в тайгу уходишь, а он в горы, в пустыню…Странно, но он на тебя похожий, будто родной брат. Чудеса…
- Мне не съездить. Всё.
- Не переживай. Я за двоих у него был. Мы ещё встретимся. Я верю в это…
Мы прошли в мой деревянный домик, который я называю дачей.
- Спиртного у меня не водится, - сказал я.
- Ты – сибиряк. Вот и угощай чаем.
Он пил чай, смотрел на меня, и печально улыбался.
- Значит, ты в своей рукописи взял вот этот городишко, как отправную точку в нашей стране и на нашем шарике. Завершаешь вторую книгу? В общем-то, все города похожи друг на друга, как вы с Махмудом. Поймут ли тебя, если ты так всё ловко описал. Но это всё, правда! Ладно, надо идти. Договоримся сразу. Не провожай меня. Не люблю. А может, всё это сон? То, что происходит с нами в другом мире – реально, а здесь – сон? Ведь и такое может быть…
- Может.
- У нас с тобой и Махмудом удивительная судьба.
Мы постояли друг против друга, и он вышел из домика, я следом. Не оборачиваясь, он пошел по дачной улице, а я смотрел ему вслед. И стало грустно, грустно. Потом он остановился, Развернулся и пошел ко мне. Остановился напротив меня.
- Не знаю, зачем это. Я хочу дать тебе вот это…
На его ладони лежал небольшой треугольный минеральный камень. Я взял его, и он отдавал тепло.
- Не спрашивай. Не знаю. Даже не знаю, откуда он у меня появился. Не ведаю. Да и зачем? Появился и ладно. На память решил оставить. Красивый камень.
- Красивый.
- До встречи там. Я верю – встретимся. А вот в этом мире – никогда. На всякий случай – прощай.
- Прощай.
- Я с Махмудом и за тебя попрощался. Странно. Будто кто-то сказал во мне, что если я уйду из нашей жизни, то и этот камень исчезнет. Прощай…
Он быстро развернулся и пошел. Он должен успеть на поезд.
Я вошел в домик. Камень продолжал отдавать тепло. Положил его на телевизор. Здесь он будет лежать. Память о Викторе и Махмуде из Турции. А вдруг этот камень оттуда? Попал случайно в карман к Виктору. Кто его знает. Камень из соседнего мира. Камень будет напоминать, что у меня был друг – путешественник во времени, и всё, что происходило с нами – реальность. Камень напомнит. Через какое-то время камень исчезнет, и я тогда понял, что мой друг навсегда переселился в иной мир. Пока он должен лежать на видном месте.
- Ну, вот и Виктор побывал у тебя в гостях, - услышал голос Люца. Он сидел в том кресле, на котором только что сидел Виктор. – Вот он купил билет. Сейчас подойдет поезд…
- Зачем нас отправляли? – спросил я. – Какой в этом смысл? Хотя многое, что узнали и увидели…
- Я в этом деле не принимал участие. У меня было много работы в другом месте. Наш хозяин хотел вас сломить. Ваша троица нужна ему. А сейчас я бы хотел отправить тебя на тот остров в будущем. Там соберутся интересные личности. Отправляйся…
Легкое головокружение…
Стоял недалеко от дома на острове в далеком будущем. Ко мне бежал Черныш, а за ним рыжая собачонка. Его подруга. Он бросился ко мне на грудь и чуть не сбил с ног.
- Как же тебя, Черныш, терпит подруга такого здорового, - услышал я голос Виктора. Я повернулся к нему.
- Ты только что был у меня, - сказал я.
- Знаю. В нашем мире мы с тобой уже в зрелом возрасте…
- Брось, - прервал его, - сдался тебе возраст! Зачем нас сюда? Вот это интереснее!
- Смотри, люди. Мне не знакомые.
Из дома вышло несколько человек. И все они спорили.
- Кто вы? – резко спросил небольшого роста мужик. – Местные жители? Почему не работаете?
- Работа не Алитет, в горы не уйдет, - быстро ответил Виктор, а мне очень тихо ответил: - Я догадался кто это. Опять мы с тобой влипли…
- Как они попали сюда? – громко спросил мужик и стал кого-то высматривать. – Куда охрана смотрит? Бродят тут разные люди! Охрана!
Из дома выбежали три человека. Впереди бежал сам Гниломедов. Черныш бросился к нему, чтобы облаять, но один из бегущих бросил в собаку камень. Черныш взвизгнул и побежал в сторону пещеры, подруга за ним.
- Я этих мерзавцев знаю! – закричал Гниломедов. Он остановился и вытянулся в трех шагах от интересной толпы, - особливо знаю того. Все время его сюда посылают. От него нигде не могут избавиться.
- Ну, и арестуйте его! – приказал другой человек и засмеялся. – Вы каталажку построили, понимаешь…
- Мы здесь свободные люди, и плевали на ваш арест, - сказал я, и пошел к пещере. Виктор за мной.
- Как вы смеете так отвечать! – закричал первый. – Здесь не бывать плюрализму мнений! Хватит! Здесь всё другое! Здесь мы построим образцовое общество!
Тут только сообразил, что это за люди. Кричал на нас сам Михаил Горбачев, наш последний генеральный секретарь КПСС.
- Стоять! – заорал Гниломедов. – Стоять, отщепенцы загнивающего капитализма!
Мы продолжали идти.
- Вот такие нам могут всё испортить, - ответил красивый мужчина с густыми бровями. Это Брежнев. Значит, сюда отправили живых и мертвых. А кто ещё появился?
- Ты заметил долговязого Ельцина? - спросил Виктор.
- Не заметил.
- Надо было заметить. Все они здесь ещё молодые, но всю свою жизнь знают. Знают и про то, кто кем был. Всё знают. Знают, кто живой, а кого уже нет…
Недалеко от пещеры нас встретил Черныш с подругой.
Здесь были другие люди. Их было много. Ни одного знакомого.
Стояло три деревянных дома на каменном фундаменте. На якоре, почти у самого берега, притянуты три плота. Один из них наш. Мы его с Виктором строили.
- Неужели на этом острове с нас всё началось? – сказал я.
- Не верится, - задумчиво ответил Виктор.
- Но ведь при нас не было домов. Да и первый плот мы построили.
- Здесь что-то другое. И до нас отправляли сюда греховодников, - ответил Виктор.
- Возможно. Но на другом острове мы видели инквизиторов.
- Той же породы, что и наши партийцы, - резко ответил Виктор.
- Запутаешься. К нам идут…
Подошли три человека. Наши. Из России. Не мог ошибиться.
- Привет! Новички? – спросил человек с круглым лицом. Он не мог стоять на месте. Суетился. Старая привычка рабочего подхалима с большим стажем. – А я – Петя. Здесь плотничаю, а в нашем мире…
- Начальству задницы лизал, - вставил рядом стоящий с ним рыжий парень. – И здесь ты всё к ним бегаешь, к начальникам…
Петя засуетился сильнее, как это умеют делать профессиональные подхалимы.
- Ты у нас довыступаешь! – громко крикнул он и бросил взгляд в сторону руководящей толпы. – Отправим к Гниломедову!
- Помолчи ты со своим Гниломедовым, - засмеялся рыжий парень. – А вы, ребятки, вливайтесь в нашу греховодную компанию. Моё имя старинное - Платон.
- Как ты смеешь! – подал голос третий гражданин острова, с лицом партийного работника районного масштаба. – Здесь собрались уважаемые люди…
- Собрались здесь лицедеи, - быстро добавил Платон. – Я здесь месячишко, и насмотрелся на этих вот, и на тех, что в доме устроились…
- Ну, ты у нас ещё попляшешь! – закричал Петя, а сам не сводил влюбленных глаз с руководителя районной камарильи. Бывший руководитель окончательно захмурел и сказал:
- Не будем отрываться от масс народа.
- Не будем отрываться, - подхватил Петя.
Они развернулись и пошли к домам. Рядом с бывшим партийным руководителем, семенил Петя, и радостно-взахлеб что-то рассказывал.
- Время обеда, - сказал Платон. – Не ведаю за что меня сюда, а вас за что?
- Конечно, за грехи наши тяжкие, - ответил я.
- Те, что из дома вышли – не работают? – спросил Виктор.
- Руководят. Страсть, как спорят!
- Ты из конца двадцатого века? – спросил я.
- Угу. На машине работал. Лес вывозил из тайги. Наверно, домой скоро отправят. Я не пил, не курил, не любил матюгаться, никого не обманывал…
- Должен бы знать этих товарищей? - спросил Виктор.
- А чо их не знать? Здесь все они молодые. Выясняют отношения, када были у руководства страны. Митинги устраивают. Гниломедов когда узнал, что они со страной сделали, чуть всех не пересажал в каталажку. Смех один был. Играют в детство.
- Мы бы Гниломедова поддержали, - засмеялся Виктор.
- Кто он у вас здесь? – спросил я.
- Начальник НКВД и комендант острова.
- А Горбачев с Ельциным?
- Спорят часто. Наперебой руководят. Друг другу не уступают. А всем хозяйством занимаются председатели колхозов. Есть здесь и личные шоферы, как и, должно быть – бездельничают. Только нам и приходится вкалывать. Хорошо ещё то, что здесь урожаи отменные. Климат отличный.
Из виноградника вышли три щенка.
- Черныш здесь потомство пустил! – крикнул я.
- Они никому здесь не мешают.
- Мы прошли к домам. Столовая под открытым небом. Нас встретили настороженно. Эти двое, видимо, сообщили о нас.
- Что это вы, ребятки, флот не увеличиваете? – громко спросил Виктор. – Пора открывать путину.
- Вот и открывайте, - ответил кто-то.
- В прошлый раз мы здесь первыми построили плот. Рыбачили. А вы сделали только два плота. Мало. Без труда нет плода. Была бы охота, а работа найдется…
Люди зашумели. Они не ожидали, что мы уже были здесь.
- Так вы, старожилы, здесь? – спросил один мужичок с лицом лектора с большим стажем. – Я понял, что к нам пришли умники. Будьте как все. Не мешало бы вам сегодня перед сном лекцию прочесть…
Виктор опять ответил:
- Люди, как люди, а Фома как бес. В лесу жить – пенькам молиться…
- Это народ пеньки? – спросил лектор районного масштаба.
- Да, брось ты, Мерцалов, - махнул на него Платон, – ты лучше лекцию прочти. Сваргань что-нибудь насчет сияющих вершин. Хоть бы здесь-то умялся бы. Твоих вершин насмотрелись…
- Значит, так? - тихо спросил Мерцалов. – Ну, тогда будем перевоспитываться.
- Был у нас тоже такой лектор Дрожжин, - сказал я. – Было уже. Повторяешься дядя. Пойдем, Виктор…
Мы обошли дома, и пошли к тому дому, где находилась толпа из высших чиновников. Захотелось посмотреть, и послушать о чем будут говорить политические особы. Гниломедов бросился к нам навстречу.
- Нельзя вам! Сдай назад, курвяки!
- Нам бы посмотреть на основных разрушителей страны, на великих лицедеев, - сказал я. – О, кого я вижу! Сам Колбаскин ошивается здесь! Он у нас сейчас торгует простынями, колготками и жвачкой!
Колбаскин суетился рядом с Горбачевым.
- Ты не заговаривай мне зубы, морда! Он у нас курирует рабочий класс. Профсоюзное движение организовал на соседнем острове среди дикарей. Сдай, курвяки!
- Кого это там задержал? – спросил Горбачев. - Это, все-таки, представители рабочего класса. Пусти их.
Мы подошли. Колбаскин смотрел на меня и будто не признавал.
- Так что вы хотели узнать, товарищи? – спросил Горбачев. В двух метрах от нас возвышался Ельцин. Брежнев о чем-то шептался с несколькими мужиками. Что-то знакомое было в этих лицах.
- Мы просто хотели посмотреть на вас, - ответил Виктор.
- Всё ясно, - улыбнулся Ельцин. – Смотрите, смотрите, на великих грешников!
Гниломедов стоял памятником недалеко от крыльца. Глаза округлил и не мигал.
- Ну, Борис, скажешь тоже, - повысил голос Горбачев. - Я уже сколько раз говорил, что не являюсь таковым, потому что мы родились и воспитывались в эпоху социалистического реализма…
- Да брось ты хоть перед нами-то голову морочить, понимаешь, - прервал его Ельцин и засмеялся. – Ответ нам всем держать сполна! Мы нагрешили отменно. На огонь нас. Там тоже будешь нести чепуху о соцреализме? Я разговаривал тут с двумя бойцами. Их убили в Чечне. Один русский, другой чеченец. Молодые. Погибли. Спросили, что зачем я подписал документ о вводе войск в Чечню? Обозвали меня кровавым Борисом. Я не обиделся. Они, эти два солдата, правы. Грешники мы тут все. И поделом нам всем!
- Не понимаю! – крикнул Горбачев. – Как можно так быстро переметнуться в стан…
- Овец, - вставил Ельцин. – Ты тоже, понимаешь, хороший гусь, и причем лапчатый гусь…
Он громко засмеялся. Но смех этот был нервным.
- Друзья! – закричал Брежнев, - хватит выступать. Завтра на пленуме и пошумите. Сейчас отдыхайте. Тут такие анекдоты рассказывают. Да и пора бы и подгузницу попробовать.
- К чёрту твои анекдоты! – ответил Горбачев. – Гниломедов, где там Лигачев? Он вам здесь покажет подгузницу!
- Они с товарищем Лукьяновым в колхоз «Светлый путь» пошли.
- Что они там потеряли? – спросил Ельцин.
- Некоторые колхозники от вашего времени забастовку организовали.
- Как они посмели! – крикнул Горбачев. – Всех их арестовать!
Гниломедов продолжил докладывать.
- Лукьянов сказал, что им он беседу проведет.
- Подгузницу им не доставили, - смеялся Ельцин. – Пусть попьют. Чего им, понимаешь, отказывать?
- Я бы тоже забастовал, - поддержал его Брежнев.
- А вы чего тут стоите? – резко спросил у нас Горбачев.
- Плюрализм мнений, - ответил Виктор. – Демократический централизм.
Горбачев сдвинул брови, и резко сказал:
- Товарищ Гниломедов, проводите вот этих товарищей на их законные и рабочие места. И сопроводите их на место постоянного их проживания…
Мы решили пойти к пещере, а то могут и арестовать.
Когда мы шли к пещере, то я спросил у Гниломедова:
- Что это за такое вино подгузница?
- Вино это назвали в честь винодела. Рассказывали, что он мог на шее клюку загнуть, и подковы выпрямить…
- Вспомнил. Это Подгузников. Гниломедов, ты его знаешь. Мы с ним в Москве были…
- Вспомнил! – взревел комиссар. – Вспомнил, каналью! Он со своей командой в колхозе такого наколбасили, не приведи господь. Потом их судили! Курвяки! А ещё они по Москве шастали. Он ишо под какого-то артиста косил!
- Под разбойника с большой дороги, - напомнил я.
- Надо же! В его честь вино так назвали?! Не позволю!
- Вино назвали в честь человека, каких в нашей стране миллионы, - сказал Виктор.
- Ничего тут смешного! – орал комиссар. – Меня тогда из-за них в Сибирь загнали. В городе Черемхово Иркутской области уголь добывать…
- Ты не уголь добывал, а шахтеров закладывал и пытал, - прервал я его.
- Добывал, а потом меня заметили и выдвинули…
- Отличился по стукачеству, - поправил я.
- Поболтай мне! В тюрьму засажу, мерзавца!
И тут я увидел Люца, и ещё нескольких мужичков. Вокруг них собрались наши великие лицедеи. Недалеко от дома приземлились два прозрачных летающих аппарата. Все разместились по кораблям, и они поднялись в безоблачное небо. Покажут им родную землю. А Гниломедов и Колбаскин, видимо, уже летали. Они пошли в сторону виноградника.
Перед нами появился Жан. Он сказал:
- Перед ними будет суд, и отправят их в 1939 год. Попадут в колхоз. Развалят его и снова суд. И – в Москву.
Он будто всосался в воздух, а следом и нас взяли…
В ГОСТЯХ У СТАЛИНА
Я сразу узнал кабинет. Вкусно пахло табаком. За столом сидел Сталин. Он, молча, смотрел на нас с Виктором. Но я уверен, что он не видел нас. Мы стояли у двери. Потом он перевел взгляд на стол, и что-то начал писать.
- Он не видит нас, - тихо сказал я.
И тут появилось несколько человек, те самые, что были на острове, великие лицедеи. Они растерянно смотрели вокруг и останавливались на вожде народов. Он поднял голову, и глаза его расширились. Он видел их. Колбаскин стоял за спиной Горбачева.
- Кто ви? – глухо спросил Сталин.
Вошел Поскребышев. Вождь народов сказал:
- Я же сказал – никого ко мне не пускать. Я работаю…
- Слушаюсь, товарищ Сталин…Никого. В приемной Берия…
Сталин опять сказал:
- Идите. Пропустите Берию…
Поскребышев вышел. Сталин молчал. Все стояли и тоже молчали. Вошел Берия.
- Садитесь, Лаврентий Павлович.
Берия сел на один из стульев. Некоторое время молчали. Потом Сталин сказал:
- Сегодня я никого не приглашал.
- У вас много работы…
Сталин начал разглядывать лицедеев.
- Садитесь, чего вы стоите? – пригласил он. Все двинули к столу. Берия вскочил. Он только что увидел их. Прошептал:
- Откуда? Кто это?
- Я знаю столько, сколько ви знаете. Но что-то я уже знаю. Они взялись из воздуха. Садитесь, Лаврентий Павлович. Бывали у меня из воздуха…
- Было дело. Но там были другие. Несколько раз такое повторялось. Какой-то всеобщий гипноз. А вы мне говорили, что это сон. Мы спим?
- Спим, Лавруша, спим…
Сталин помолчал. Никто не посмел задавать вопросы.
Потом он покурил из трубки и ответил:
- Мне, кажется, что идет суд. Всех судят. Меня, тебя и всех их. Всех.
- Но мы старались…
- Помолчи, - резко оборвал Берию вождь народов. – Старался он. Все мы великие грешники. Вот ви, - ткнул он трубкой в Колбаскина. – В вашем времени пекарь?
Колбаскин вскочил.
- Я это…экскаваторщик. Выбрали в депутаты…
- Подхалим. По лицу и повадке видно,- твердо сказал Сталин. – Был. А куда потом девался?
- Он стал торговать простынями и жвачкой. Он первым предал партию, - раздался голос Октябрины Правдиной. Она появилась рядом со мной.
- И ты сюда попала? – глухо спросил вождь, но в голосе его я уловил злобу.
- Мне надо задать вам вопрос.
- Октябрина, уймись, - подал голос и я. Сталин увидел нас с Виктором, и сказал:
- И водовоз здесь. Водопроводчик появился.
- Ну да ладно, я вас всех послушаю, - сообщила Правдина, и села на свободный стул. – Я, все-таки, женщина. Никакого уважения к женщине.
- Ты не женщина, а неизвестное науке существо, - резко ответил хозяин кабинета.
- Никакого уважения, - начала она, но Сталин шлепнул по столу.
- Хватит! Мы собрались здесь не ради того, чтобы выслушивать бредни какой-то бабы из прачечной. Это эгоизм!
- Я не прачка! – громко ответила Октябрина. Сталин прорычал:
- Уймись, баба. Иди вон из кабинета…
Правдина испарилась.
- Это же надо! Какая-то вещательница и так всё испортить.
- Всё внимание ей, - поддержал Берия. – Разбаловали женщин в ваше время, ой разбаловали…
- Они все сами разбаловались, - ответил Сталин. – И развалили страну. Я уже всё знаю, хоть и во сне…
Он долго молчал. Будто кого-то слушал и поглядывал на всех поочередно, кроме нас с Виктором.
- Хорошо. Очень хорошо, – ответил он кому-то невидимому.
Он снова раскурил трубку, подымил ею, распространяя вкусный запах неведомого мне табака. Октябрина прошептала мне:
- Какое бескультурье. При женщине курить. И никого не пригласить сесть. Как он меня назвал? А как я его! Пусть знает наших современников!
- Октябрина, только не надо здесь говорить о культуре, - сказал я. - И давай помолчим.
Сталин, наконец, заговорил:
- Каждому из вас я задам всего по одному вопросу, - и на этот раз он посмотрел на Правдину. Он не удивился, что она опять появилась. – Всего по вопросу. Вот вы, гражданин Горбачев. После бани у вас собрались друзья-водопроводчики. Вы угостили их чаем…
- Можно чем и покрепче, - подал голос Ельцин.
Сталин помолчал, поглядел на трубку и ответил:
- Крепче нет. Вам поднесут. Водопроводчики сидят и ждут. Все- таки, гости. Где взять? А нигде ничего нет…
- Товарищ Сталин, - начал Горбачев. – Я конечно, понимаю. Но мы собрались и решили обсудить жгучий вопрос того тревожного времени, когда наше общество нуждалось о переустройстве всей системы, о переустройстве…
- Бани, - быстро перебил Сталин.
- Да нет. Встала необходимость реформировать при создавшейся ситуации того времени данного общества на рельсы демократизации…ломку отжившего, и когда назрела необходимость при напряженности обстановки в обществе и решалась судьба…
- Ну и накрутил, - опять прервал хозяин кабинета. – Он, Лаврентий Павлович, издевается над нами? Хватит словоблудствовать! Вы были специалистом по втиранию очков. Не ответили на этот вопрос. Может, товарищ Лигачев ответит?
Тот вскочил и начал говорить что-то непонятное и без всякой связи.
- Был поставлен вопрос. Ни я один этим занимался. Переустраивать надо было всю систему. Каждое звено. Про баню это хорошо. Образно. Но на рабочем месте было дело. Правда, и тут оказались перестраховщики. Даже чай запрещали пить на перекурах. Но мы здесь не виноваты. И на очередном пленуме…
- Прекратите юродствовать! – повысил голос вождь народов. – Вы появились здесь, чтобы посмеяться?! Надо мной смеетесь? Если я подписывал на уничтожение кого-то, мне надо было сохранить страну! А вы разбазарили её! Россия веками соборовалась! А вы…Мерзавцы! Что сделали со страной!? Я за себя держу ответ! Я страну держал! А вы? Кто вам дал право распоряжаться судьбами всех народов? Подлецы! Лицемеры! Лицедеи! Я бы вас всех! Да не могу. Не в моих это силах…
Он скрипнул трубкой и с великой ненавистью разглядывал каждого из бывших государственных лицедеев. На нас он нуль внимания, будто мы букашки. Тля…
- А вы, товарищ Ельцин, да сидите же! – шумел хозяин кабинета. – Сидеть всем! Не зря вас ко мне направляют! Проснетесь в своем времени в холодном поту! Если кто из вас сейчас живой, да и те, кого уже нет, посылают ко мне. Вы тоже подписывали бумагу на то, чтобы солдатики шли умирать…
- Выполнить долг, - ответил Ельцин.
- Чепуха, - резко оборвал его Сталин. – Про какой долг вы тут болтаете все без исключения. Тебя тоже назвали кровавым Борисом. Не стыдно? И тоже измываешься надо мной? Мы хоть родину защищали, а вы что защищали, отправив солдатиков в бедную и несчастную Чечню? В мирное время! Вы и ваши генералы и политики защищали свои карманы! Вас всех судить надо! Всех!
Да, разошелся вождь народов. Неужели он таким сердитым бывал? Значит, бывал.
- Вы были страшнее, - опять влезла в разговор Правдина. – С кого брать пример? С вас. Вот вы мне ответьте и не уходите от ответа…
- Ты опять? – выдохнул вождь. – Неуемная баба.
Берия вскочил, но Сталин успокоил его. Берия сел.
- Бесполезно, Лаврентий Павлович, потому что бабы того времени испорчены их временем. – И он стал тыкать трубкой в каждого сидящего. – Не зря её сюда подсовывают. Не зря. И вот результат. Ни один из них не ответил на мой вопрос, и все они ушли от ответа. - Он рассмеялся, и неожиданно взглянул на Правдину. И снова нахмурился. – Вот вы, товарищ Брежнев, каким карандашом или ручкой писали ваши доклады для пленумов и съездов. Карандашом легче, особенно цветным. Я вот, например, сам писал, а вы как?
Брежнев зачем-то почесал левую бровь и ответил:
- Вы правы, карандашом правил…
- Врете, - встал Сталин, вышел из-за стола и подошел к окну. – Жизнь, как жизнь. За окном жизнь идет. Некоторых из вас тут уже нет в этой жизни. Врете вы все. Вся ваша жизнь вранье и лицедейство…
Он отошел от окна, потрогал зачем-то плечо Александра Яковлева и сказал:
- Ох, и бестия…
Яковлев вскинул косматые брови и тут же прикрыл ими плутоватые глазенки.
- Ещё одного теоретика здесь нет, Суслова. Не до нас ему сейчас. Тоже был хорош гусь лапчатый. Лицедеи, ах, лицедеи!
Потом он уперся взглядом в бывших президентов Кравчука и Шушкевича. Долго их разглядывал, и словно к чему-то прислушиваясь. Перевел взгляд на Ельцина.
- Веками соборовалась Русь, - тихо сказал Сталин. – И надо же так. На страшном суде будете отвечать. Заслужили. И что удивительно то, что им не стыдно. Могли бы из трех республик создать славянское государство. Кого я вижу! – неожиданно воскликнул Сталин. На крайнем свободном стуле появился Хрущев. Я его сразу узнал. Он озирался и, видимо, не мог понять, как он сюда попал?
На лице вождя появилась злая улыбка.
- Попался, голубчик! Попался, Никитушка! Рубаха-парень! Раскидываться чем задумал! А подхалимы поддержали! Мы ещё кое-где потолкуем. И Потемкин там будет. Я тебе не завидую. Нахимов и Ушаков там будут. Они с тобой отменно поговорят.
Он вдруг выпрямился. Все встали. Мы тоже поднялись. В углу я увидел едва различимый силуэт Люца.
Вмиг все исчезли. Остались только мы с Виктором. Сталин уже ничему не удивлялся. Он сказал:
- Путешественники во времени? Избранники? Всё это сон. А вдруг не сон?
- Не сон, товарищ Сталин, - твердо ответил Виктор.
- Хотелось бы…Удивительно. Я знаю всех этих. И что они натворили – знаю. Неужели такое будет? Уверен. Будет. Посмотрел на них. Понял. Будет.
И тут появился человек в черном костюме. Наверное, наш вождь находился в его команде. Сталин не удивился. Спросил:
- Сообщили мне о них?
- Я. Ваши последыши, - ответил человек.
- Ну, и как всё будет дальше?
- В уголках памяти всё это отложится. Больше ничего не будут помнить…
- Смысл?
- Для этих лицедеев в самый раз.
Странно. Этот человек не видел нас. Виктор тоже сообразил. Но видел ли нас хозяин кабинета?
Сталин сказал:
- У меня были представители из будущего. Вот только что были…
- Были, товарищ Сталин, - быстро ответил человек. – Я их отправил на свои места. А кого и в свое время. Вы всё правильно сделали. Послушали меня. О вас высокого мнения наш общий хозяин. Так их всех! Молодец!
Сталин прошелся по кабинету, оглядел стены, окна. А затем спросил:
- Нас никто не слушает?
- Не бойтесь. Меня никто не увидит и не услышит.
- Было время, когда во все это я не верил.
- Наш хозяин дал вам власть над людьми. Была власть и этих, что были у вас в кабинете.
- И водопроводчикам? Сегодня были двое…
Человек в черном остановился, а до этого бегал по кабинету. Он на мгновение исчез и снова появился. Ответил:
- Это вам показалось.
- Я разговаривал с ними. Видел их.
- Согласен. Такие люди есть. Мы их переманиваем к себе. Мы проверили вашу память. Нет их. Мы ещё раз проверим.
Сталин остановился и раскурил трубку.
- Что собрались проверять во мне?
- Про каких-то водопроводчиков. Я больше никого не видел.
И вдруг вождь народов ответил:
- Какие водопроводчики? Что проверять? Кроме последышей никого не было.
- Если они и были, и если кто-то стер в вас память о них, тому не сдобровать!
- Тогда будьте добры проследить, - строго сказал вождь. – Мы же договаривались, чтобы никто не узнал о нашем соглашении. Последыши тоже ваши?
- Все. Власть можно долго удерживать только в том случае, если этот человек не обладающим умом, но предан нам, и талантлив в лицедействе и лицемерии. В вас мощная тяга к власти. Вот хозяин и приметил вас, и переманил к себе. Вы несколько раз встречались с ним…
- Я не хотел уничтожать высшее руководство армии, - вдруг неожиданно он прервал собеседника, - но со мной что-то такое случалось…Вы ввязались?
- Хозяин руководил вами. Я только помогал.
- Будто болезнь…
- Вы обладаете сильным гипнозом. Это вам дано. Сам наш хозяин помогает вам одолеть противостояние людей. Через вас, и подобным вам людей, наш хозяин управляет миллионами людей на нашей планете. Он в страхе держит человека. Все ваши члены правительства на крючке у хозяина.
- Значит, я, посланник Сатаны? - скривился Сталин и подошел к столу. Бросил трубку в пепельницу.
- Посланник, именно посланник. Вы избранный хозяином. Весь ваш образ предыдущих жизней – от хозяина. Но никто не знает, что страной управляет Сатана, как и Германией Гитлер. И что мир трепещет от него. То ли ещё будет!..
- Но он ведь один, если он существует…
- Он есть в каждом из вас.
- А вдруг всё это сон? – сказал Сталин и пошел за стол. Сел. Снова взял трубку, выколотил остатки табака в пепельницу. Взял две папиросы, разорвал их, и табак вывалил в трубку. Прикурил. Помолчал. Потом спросил:
- А Ленин?
- Его дух витает над мавзолеем. Все муки ада прошел… Я ему не завидую. Люди уготовили ему страшную кару. Выставили напоказ. О душе забыли. Он и хозяина просил, чтобы над ним не измывались. Сами коммунисты измываются над ним. Его надо предать земле, а они что делают? Издеваются над трупом.
- Со мной, то же самое будет?
- Не имею право говорить. Ради такой власти, можно всё испытать. Ещё с того съезда, когда Киров набрал большинство голосов, ты окончательно заключил договор с нашим хозяином. Он помог тебе взять власть. И то, что пишут историки, смех. Ничего они не знают. Хорошо вы тогда с хозяином обработали съезд. Разве историки об этом напишут? Потому что они главного не знают.
Мы сидели и не могли сдвинуться с места, словно приклеенные. Молодец Люц. Это он постарался.
Человек в черном костюме быстро ходил по кабинету. Сталин сидел и следил за суетливым посланцем Сатаны.
А ещё этот чудной человек называл Сталина, то вежливо, то грубо.
Сталин вдруг сказал:
- Я устал от тебя. Не люблю лишних движений. Ты весь дерганный.
- Таков есть. Таким я был и пять и десять тысяч лет назад. И не забывайся! Ты в моей команде!
- Не хватало мне указаний от мертвеца. Наверное, на помойке потерял голову?
- Это моё дело. Я в команде хозяина! Надо дослужиться!
- Знакомо, подлый чёрт! – громко сказал Сталин и взглянул на суетливого посланца Сатаны. - У меня таких чертей хоть пруд пруди! Так и юлят, так и юлят и суетятся, как все подхалимы!
Человек в черном костюме остановился и зло взглянул на вождя.
- И ты уверен, что все происходит по твоему желанию? – сказал это собеседник и коротко хохотнул. – Это наш хозяин балуется.
- Знаю. Молчи. Знаю, что буду я в аду…
- Ещё как будешь! Без этого нельзя. Тороплюсь.
И посланец исчез. Растворился в тумане и кабинет хозяина. Мы с Виктором находились в комнате без окон. Перед нами стоял Люц.
- Побывали?
- Что это было? – спросил я. – И почему чёрт нас не увидел?
- Через вас надо было узнать от этого посланца…
- И через Сталина? – спросил Виктор.
- Да. Будет помнить только своих последышей. Как во сне. Всё отложится в его памяти и очень глубоко. А вот память о вас заблокирована. Так надо.
- Как несправедливо, - вздохнул Виктор, - таким людям в жизни всё. И когда уходят в другую жизнь, то там тоже жить нормально будут. А нам и в нашей жизни не сладко, и там адом грозят. Как это понимать?
- Правильные вопросы, - ответил Люц и пригласил нас к мгновенно появившемуся столу, на котором разные закуски, вина, фрукты…
Мы сели к столу и стали есть. Люц говорил:
- Везет, говорите? И у вас могло быть такое добро. Вы отказались. Вождями бы не были, но жили бы богато. Они в нашем мире проходят такое чистилище, что не надо бы завидовать. Это потом они попадают в милость хозяину, и то не все. Есть у них и ангелы-хранители, но они выходцы из темного царства. Есть, существа, провинившиеся перед Богом. Один только что был у Сатаны. Этот Упырь хуже Гнатона. Тот грубый, но честно служит хозяину. А этот Упырь коварный, изворотливый, капризный, подлый и хитрый, похожий на вашего вождя. Такого надо всем бояться. Его имя Упырь.
- Подлее Гнатона? – переспросил я.
- Намного подлее. Он многих из вашего мира затащил в царство тьмы. У него подруга есть. Великие пакостники. Случай произошел в вашем городе, Юрий. Она вошла в женщину, а он в мужчину. Встретились они в гараже. Закрылись и не догадались, что выхлопной газ смертельный. И уснули навсегда. Потом попали на прием к самому. В ад их бросили. Упырь с подружкой мотаются по миру и пакостят.
- Теперь нас куда? – спросил Виктор.
- Побывали у Сталина, у меня. Упыря видели. Мало?
- Это твои хоромы? – опять спросил Виктор.
- Да. Здесь я отдыхаю. В вашем мире это находится на Урале. В скалах. На берегу Чусовой. Там красивые места. Недалеко село. Там живут хорошие люди. А ещё есть место в Москве. В старом подвале в переулке Столешников.
- То место, где сидят пираты у костра, где находится?
- Недалеко от Нижнего Новгорода, а также на реке Сене, недалеко от Парижа. В последний раз вы были на берегу Сена, но разницу не заметили. Там и природа другая. А вот шатер, костер и люди, смутили вас. Вам пора домой…
- Ты нас забросишь куда-нибудь? – спросил Виктор.
- Придется. Хватит с вас. А то перебор получится…
Туман. Легкое головокружение.
Я сидел в кресле на своей даче. Каждый раз, когда возвращался в свой мир, то сердце всегда работало с перебоями. Такое было ощущение между двумя мирами, будто сердце останавливалось. Только на мгновение. Значит, на какой-то миг, я умирал, и моя душа выходила из меня? И там, в другом мире, мои отправители знали, когда мне надо возвращаться.
Я не описываю случаи с другими людьми, а собственные. Да, представители из других миров могут проникать в наш мир и беседовать с нами. Души давно умерших людей могут поселяться в наши тела, в наш мозг и мы это не знаем. Мне и другим таким же людям как я, иногда приоткрывается завеса потустороннего мира. Сейчас я сидел в кресле, пил чай, и всё думал, как связать всё то, что происходило со мной? Все эти путешествия от темных и светлых сил не взаимосвязаны. Но я не мог их записать последовательно, и в этом есть какой-то смысл. Вся наша жизнь не последовательна. Так почему мои путешествия во времени должны быть последовательны?
Всё предусмотрено. Судьба человека, судьба планеты, судьба вселенной.
Но встретимся ли мы ещё с Виктором и Махмудом?
СТРАННИКИ ВО ВРЕМЕНИ
Очистил от снега двор на даче. Наколол дров. Разжег огонь в печи. Дрова громко потрескивали – быть морозу. Сел за письменный стол. Надо черновую работу отпечатать на машинке. Вспомнил ту сцену, что произошла в кремле у Сталина.
Клава ушла в город за продуктами.
- Тебе осталось только писать, - услышал голос Люца. Он тут же появился прямо из стены. Он прошел на кухню, налил себе в кружку горячего чаю и прошел к креслу. Сел в него. Сделал два глотка. Сказал:
- Лучше, чем кофе…Особенно со смородиной.
- Я в нашей жизни перестал, что-то делать, - сказал я и тоже налил себе чаю.
- Не скажи. При встрече с людьми, ты всем желаешь добра, даже врагам своим. Хмурого человека заставляешь улыбнуться, потерявшего всякую надежду, ободряешь, больному желаешь здоровья. А ведь иное слово дороже любых денег и всякой другой помощи. Твоя помощь людям – твое слово. Словом ты лечишь людей. Есть машут руками. Девяносто процентов из них – мошенники.
- Только моё слово меня не лечит, - ответил я.
- Это точно. Из тебя идет слово, и оно помогает людям. Но зло, которое идет от злых людей – ранит тебя. Вот ты и постоянно борешься со своими болезнями. Они приходят к тебе от злых людей. Зло ты легко принимаешь и пропускаешь через себя, через свое сердце и переработанное в добро, ты отдаешь это добро людям. Так ты устроен. Таким человеком ты и нужен нам. Надо в одно место. Согласен?
- Когда это вы спрашивали нас об этом?
- На этот раз ты можешь отказаться.
- Что я должен сделать?
- Вернуться на исходную позицию. Через зеркало попасть в другой мир.
- Если кому-то там станет на пользу – согласен.
- На большую пользу.
- Мы попали туда силком. Без тебя. Вдруг там сам будет?
- Гнатон тогда постарался. Я думаю, время вы хорошо провели. Гнатона не будет.
- Неужели всё от нас зависит?
- Что ты?! Ну, и эгоист! Таких людей, как ты, много. Они в другие места попадают. Конечно, можно и без вас обойтись. С вами лучше. Есть люди, которые там срываются. Вас золото не интересует. Пройдя такое, вы даже стали лучше. Согласен?
- Когда?
- Немедленно.
- Поехали, - сказал я. – И он взмахнул рукой, как в той песне. Я ведь тоже в какой-то мере космонавт.
- Это точно. Вы – космонавты. Только об этом никто не знает. Узнают тогда, когда ты издашь книги. Люди прочтут, и не поверят. Такова ваша доля. Никто вам не поверит, что вы даже в дальнем космосе побывали. Поехали…
Такое было ощущение, будто я погрузился в сон, и словно сердце замерло и остановилось…
… Недалеко шатер. У костра люди. Сколько раз видел. Рядом со мной стояли Виктор и Махмуд. К нам подошел Жан. Сидящие у костра не обращали на нас внимания.
- Ловко у вас, получается, - сказал Виктор. – Нашу команду странников во времени надо куда-то послать.
- Настоящие странники, - засмеялся Жан. Мы едва успевали за ним.
Вошли в пещеру. Вот и тоннель. Подошли к одной из дверей. Жан замер, словно к чему-то прислушиваясь. Ну, просто, как живой человек! Почему он мертвый? Жан опять засмеялся.
- Мертвый и вдруг живой! Разве ваши товарищи видели такое? Вам повезло.
Мы вошли в комнату, где были зеркала. Жан остался в коридоре. Мы проникли через зеркало в другой мир.
Знакомый холм, хилая сосна, недалеко селение…
- Давайте пойдем в селение? – предложил Виктор. На речке не было лодки. Мы спустились с холма, и пошли к деревне.
- Вдруг художник появится, тот, который покончил с собой, - сказал Виктор. Может, нам нельзя с такими встречаться…
- Значит, сейчас можно, - ответил Махмуд.
- И я не чувствую той тревоги, что было в тот раз, - сказал я.
Мы приближались к деревне. Здесь одноэтажные дома из камней и без окон. Не было огородов, заборов и других строений. Дома с плоскими крышами. Домов было около сорока. Из одного дома вышли два человека, и пошли в сторону речки. Виктор крикнул:
- Мужики, мы заблудились! Что за деревня?
Они оглянулись и быстро скрылись за углом дома.
На улице была тишина. Мы подошли к одному дому. Дверь из железа.
- Заметили? – спросил я. – Посмотрите на дверь. Заклепки. Механизации здесь нет.
Постучали. Тишина. Виктор повернулся спиной к двери и стал стучать ногой.
Дверь раскрылась. В проеме стоял косматый, крепкий мужчина лет тридцати. На нем холщевая рубаха до колен, подпоясанная кушаком.
- Новички? – спросил он на чистом русском языке. – Проходите. Места всем хватит. На работе все, вот и не никого в деревне…
- А дети? – спросил Виктор. – Они тоже трудятся?
- Угадал. Новички. Откуда им здесь взяться? Здесь колония для таких людей, как мы…
Он прошел внутрь. Мы за ним. Кроме двухъярусных нар и длинного стола с такими же двумя лавками ничего не было. Мы лампочек тоже не увидели. Здесь было светло, как на улице. Чудеса! Людей здесь не было.
- Я сегодня дежурный. Странно. Вы какие-то не такие. Кто вас сюда доставил?
- Есть такие люди, - помахал руками Виктор.
- На какую работу? – спросил он.
- Слушай, дорогой, я никогда не любил допросов, - сказал я. – Это мы должны спросить у тебя – кто ты такой? Почему это ты должен спрашивать нас, а мы нет? Тебе ответили – нас отправили…проверить, как вы здесь?
- Проверяльщики нашлись. Не смешите. Что я не знаю проверяльщиков? Они не стали бы стучать. Они знают, как входить. Когда дуба дали?
- На днях, - резко ответил я. – Где все дубарики?
- Странные вы. На местных не похожие…
- Ну, и как здесь народ? – спросил Махмуд.
Мужик засмеялся и ответил:
- В основном отпетые преступники. Конечно, они на работе смирные. За ними местные следят. Местные люди жестокие. Здесь, в этих домах, как на зоне. Всякое бывает…
- Бывал на зоне?
- А как же! Бывал. Я отправился на этот свет совсем недавно…
- Год или два прошло? – спросил я
- Ты что?! Откуда мне знать? Был в беспределе, в аду, в подземелье тачки с грехами возил…
- Сам-то откуда?
- Из Горького…
- В каком году сюда попал? – спросил Виктор.
- Сразу после войны с Гитлером…
Мы переглянулись. Столько прошло лет, а он говорит, что недавно.
- Вы, из какого года? – спросил он.
- Конец двадцатого века.
- Ого! У нас, кажись, есть такие товарищи, но немножко пораньше. После Сталина был у вас какой-то Хрущев. При нем он сюда попал…
- За что тебя сюда?
- Если бы я начал сейчас там жить, то начал бы другую жизнь. Грешил много. Грабил многих богатых. Даже убивал. Когда здесь оказался, то видел того чёрта, который вселялся в меня. Ухмыляется, падла рогатая…
Мы сидели за столом на широких лавках.
- Мне бы хотелось, чтобы вы ушли, - сказал он.
- Ты гостей принял. Как звать тебя? - спросил Виктор.
- Дмитрий я. Вы не наши. Чую. Идут с работы.
Дверь раскрылась, и ввалилось человек сорок. Косматые, грязные, мрачные. Но это были не волосатики.
- Митька, шо это за шалупонь? – спросил один из пришедших на русском языке. – Новенькие?
- Недавно привели их, - ответил Дмитрий.
Двое проходили мимо нас, разговаривая на английском языке.
- Здесь нет стариков, - тихо сообщил Виктор. – Нет женщин.
Люди бросались на нары, а кто за стол. Здесь не было посуды, и не было продуктов. Двое сели друг против друга. В руках у одного игральные карты. И здесь играли. Где они взяли карты? На что играли?
Дмитрий пригласил нас к своему месту на нарах. Мы сели рядом с ним. Что делать дальше, мы пока не знали. Но события стали разворачиваться немедленно.
- Где вы едите? – спросил я.
- На рабочем месте.
- Какие у вас работы? Бурлаки есть?
- Есть. Они в другом доме. В нашем доме все мы следим за хозяйством. Есть и другая работа…
- Не бунтуете?
- Что ты! Забьют и отправят в беспредел. Это в дому все шустрые, а на работе, что тебе овечки…
- Эй, вы! – крикнули от стола. – Шо вы там с Митькой балакайте? Идите сюды!
- Это Колун. Кликуха его такая, - прошептал Дмитрий. Колун сидел за столом, и в руках у него карты.
- Шпильнем? Странно. Как вы сюда попали, если вам нет места? Шо темните? Шо?
- Тебе надо всё знать? – крикнул Виктор, и пошел к столу. Сел напротив Колуна. Мы тоже пошли к столу. Сели рядом с Виктором. Когда мы пошли, Дмитрий успел шепнуть:
- Осторожней. Он связан с местными. Не садитесь в карты…
- Я же спросил, - сказал Колун, и зло оглядел нас.
- Мы ответили, что не обязательно тебе знать, - резко ответил я. Он неожиданно засмеялся.
- Ладно, ладно, не хотите отвечать и не надо.
К нему подошли три парня. Один из них что-то шепнул Колуну. Он кивнул головой и оскалился.
В углу дрались. Один из игроков ударил другого в ухо. Тот ответил ударом. И снова начали играть.
- Побурим? В сику сыграм? Очко? Желаешь? – спросил Колун и бросил на стол новую колоду карт.
- Давай. На что играем? – спросил мой друг.
- На тебя.
- Как это? Быть твоим рабом на какое-то время?
- На немного, - ответил Колун.
- Согласен. Если ты проиграешь, то расскажешь о своем хозяине…
Колун вздрогнул, но быстро успокоился, схватил Виктора за куртку и подтянул к себе.
- Я вас раскусил. У нас нет здесь времени. Кто прислал?
Виктор тоже ухватил Колуна за горло.
- Вышибу последний дух из тебя! Играем!
Друг отпустил бандита. Он засмеялся, потом прервал смех и прошептал:
- В вашем мире даже не знают о нашем существовании. Вот бы увидели, как мы тут с вами. Моя могилка под номером. В одной могилке несколько, таких как я бандюганов. Митька, а где твоя могилка?
- Не помню, да и зачем? – ответил Дмитрий.
- Я помню про свою могилку. Три раза бросам. Кто шпильной?
На его правой ладони появилось пять копеек.
- Орел мой, - сказал Виктор.
- Ишь, ты, орел! Лады.
- Дмитрий! – крикнул Виктор. – Брось пятак. Я этому хмырю не верю.
- Брось это дело, Виктор, - сказал я.
Дмитрий взял пять копеек и подбросил и медяк упал на стол. Орел. Карты взял Виктор. Распечатал. Колун протянул руку и замер. Перед играющими лежало на столе по две карты. Колун взял свои карты, посмотрел и попросил ещё одну. Колун бросил карты на стол. Восемнадцать очков. У Виктора – очко! Колун бросился душить Виктора. Мне пришлось бандиту нанести удар в челюсть, и тот свалился с лавки.
- Остудись немного - сказал я.
Подручные Колуна пошли на нас, но были биты моими друзьями.
- Колун, - сказал Виктор. – Выйдем на улицу, и там поговорим насчет нашего договора.
Мы вышли на улицу. Она была пуста. Колун со своими друзьями тоже вышел на улицу. Бандит сложил руки на груди и с усмешкой смотрел на нас.
- Кто твой здесь хозяин? – спросил Виктор.
- Так я тебе и ответил, - ухмыльнулся бандит. – Мне здесь жить. Не скажу.
- Но ты проиграл! – воскликнул Виктор. Колун громко засмеялся, и его поддержали его подручные.
- А ведь Митька предупреждал тебя не играть со мной. Вот вы и попались. Это в вашем мире, ты бы меня сделал, а здесь нет.
Он вынул из кармана нераспечатанную колоду карт, разорвал оболочку и протянул Виктору.
- Любую вытащи карту. Ну?
Друг вынул карту из колоды.
- Семерка треф, - быстро ответил Колун. Виктор стал выдергивать карты и бандит тут же отвечал.
- Ты играешь классно, - смеялся Колун. – Но я их вижу насквозь.
- Тогда зачем темнил?
- Интересно было позабавиться. Здесь мы вас физически слабее. Попробовали бы вы меня тронуть в вашем мире…
К нам подошел Дмитрий и встал рядом с Виктором.
- Зря, Митька, зря, - нахмурился бандит. – Ну, и чо вы далее надумали делать? Ты, Митька, с ними собрался. Спятил, да? Спятил.
Колун повернул голову вправо и стал прислушиваться. Зло улыбнулся.
- Всё, ребятки. Хана вам. Поздно бежать. Чичас здесь будут местные. Им нужны рабы. Они любят сильных, да здоровых людей. Золотишко добывать будете…
- Через кого капнул, лагерный стукач?! – крикнул я.
- Мысли, огольцы, мысли. Всё в них. Мне жить хорошо хочется. Скоро они возьмут меня лошадей объезживать. Хлеб будет с маслом, и мяса полно, и баба любая…
Колун обхватил Виктора и хотел повалить на землю, но Махмуд ударил его по рукам. Бандит взвыл.
К дому скакали на лошадях волосатики. Их было человек десять. Бежать было некуда.
Первый всадник легко спрыгнул с вороного коня и, держа в руках аркан, приближался к нам. Всадники спрыгивали с коней и обнажили сабли.
- Сдавайтесь, огольцы, - сказал Колун. – Совсем вам будет худо, если не сдадитесь.
- Я с вами, - сообщил Дмитрий, - всегда любил риск.
- Ну, Митька! – крикнул Колун. – Всё с тобой. Будешь в беспределе.
- Плевал я на твой беспредел и на твоих хозяев! – крикнул Дмитрий.
Три волосатика в черных одеждах с саблями в руках, а один с арканом, встали напротив нас. Потом волосатики вложили сабли в ножны. В руках у них появились веревки. Они собрались связать нас.
- Действуем одновременно, - тихо сообщил Махмуд. – При счете три, бить наверняка.
Воины уже рядом. Мы протянули руки, мол, вяжите нас.
- Не дурите, ребятки, - громко сообщил Колун. – Я знаю, чо вы задумали. Я сам когда-то так делал. Это был мой коронный прием. Не надо! Лучше поддайтесь. Ваши будут ресторации, вино, бабы отменные. А если вас укакошат, то вас бросят тачки катать с грехами! Поддайтесь!
- Три! – крикнул Махмуд. Я достал правой ближнего к себе, и он отлетел от меня метра на три и остался лежать без движения. Три волосатика в три секунды были повержены на землю. Который был с арканом, его уложил Дмитрий. Мы вооружились саблями. Остальные волосатики бросились на нас. Нам пришлось вступить в бой. С тремя мои друзья быстро расправились, в общем, разоружили их. Дмитрий тоже приобрел коня. В это время из одного дома выскочило три человека, и бросились к свободным коням. Я видел, как один из волосатиков приподнялся с земли и бросил нож в спину парня. Он вскрикнул, упал, и тут же на его месте оказалась куча тряпок. Одна одежда осталась. Его взяли в беспредел или возить тачки в подземелье.
В некоторых дома распахивались двери и выбегали люди, чтобы овладеть свободными конями, а некоторые бежали за деревню…
На помощь волосатикам ещё прискакало человек десять. Нам надо было уходить. Мы поехали к холму, чтобы войти в зеркало. Оглянулся. Ещё два человека упало, и на их месте была только одежда.
Странно, мне казалось, что мы скачем к холму, но оказалось, что с обеих сторон нас окружили скалы. Наши кони поднимались в гору.
За нами погони не было, и наши кони пошли шагом. Потом мы остановились. Кроме нас было ещё семь всадников во главе с Дмитрием.
- Куда вы теперь? – спросил я у наших спутников.
- С вами до конца. Так, друзья?
- Так! – крикнули попутчики. Один очень черный парень сообщил:
- Я уже несколько раз бегал. Ловили и бросали в такие места, нельзя завидовать. Один раз хорошо устроился у одной из вдовушек волосатиков. Потом поймали…
И тут я обнаружил в себе то, что я знал, о чем говорит этот человек. Я отлично понимал его язык.
- Вы его поняли? – спросил Виктор. Мы согласно кивнули.
- Из какого времени? – спросил Махмуд.
- Я жил во времена Наполеона. Из арабов я. Хусейн. В плену был у египтян. Погиб в битве с французами. Я знаю, за что попал сюда. Мы остановили караван. Убили всех. Товары взяли себе. За дело меня сюда. Постоянно раскаиваюсь. Не хочу больше терпеть. Поймают. Убегу.
- Кто есть недавно? – спросил я.
- Я, - ответил рыжий парень. – Американец. Десантник. Погиб во Вьетнаме. Джеймс Паркер.
- Это уже близко.
Каждый из нас представился. И все они побывали в бегах.
- Местная дама разве тебя не предала, Хусейн? – спросил я.
- Нет, - быстро ответил он. – Её свои волосатики сильно били. За меня она дралась. Женщины волосатиков любят нас мужчин из нашего мира. Волосатики в любви слабоватые. Они нас могут свободно отправить в подземелье. Мы для них вроде теней, но только с обличьем.
- Местные волосатики живые, как и мы, - сказал я.
- Живые, - ответил Джеймс Паркер. – Они знают, что мы вроде теней, и мы для них рабы. Даже тогда бежим, когда бывают у нас живые из вашего мира.
- Разве здесь бывают живые? – спросил Виктор. Вот это новость!
- Бывают. Как-то раз были двое. Как только они вошли в крайний дом, мы все узнали…
- И на этот раз узнали? – сдерживая волнение, спросил я.
- Догадались, - ответил один из них.
- Как часто из нашего мира попадают к вам?
- Не часто. Тогда мы устраиваем побег.
- Но вас ловят!
- Ловят. Хоть немного побыть самим собой. И сейчас поймают.
- Попробуем вас спрятать, - пообещал Виктор.
- Бесполезно, - махнул рукой Дмитрий. – В вашем мире нас уже давно нет. Может, и праха давно нет. Мы это хорошо знаем. Побыть свободным…
- Кошмар какой-то! – воскликнул я.
- А где женщины? – спросил Махмуд.
- Они есть, но только в других селениях, - подал голос ещё один. – В последний раз, когда я убегал в скалы, то встретил там двух женщин. Беглянки. Их тоже схватили местные…
- Ужас! – возмутился Виктор.
- Мы привыкли. Здесь хоть такая жизнь, а есть намного страшнее. Мы все прошли и ещё пройдем, - сказал Дмитрий. – С вами хоть немного надежнее…
Мы ехали друг за другом. По краям едва заметной тропинки, камни, песок и скудная трава. Дорога петляла между скал и поднималась все выше и выше. Над нами было серое небо без присутствия солнца. Может, оно прячется под сплошными серыми тучами? Ни ветерка. Душно. Пот застилал глаза.
Мы взобрались на гору. Под нами долина и не было видно конца. В начале долины, от её подножия, раскинулся город, похожий на груды камней. Серые дома из камня и опять без окон, да ещё с плоскими крышами. На улицах двуколки, кареты и просто всадники. Какое-то раннее средневековье.
Мы остановили коней. Беглецы сгрудились вокруг нас.
- Мы поедем в город, - сообщил нам Дмитрий. – Здесь хоть на время мы можем затеряться, так как в городе половина рабов, как мы. Мы слышали про этот город, но здесь ещё не бывали…
Дмитрий из-за пазухи достал парик из длинных волос и натянул на голову. Потом снял и протянул мне.
- Одень. Я берег его для побега. Вы намного сильнее нас. Вы будете в этом городе нашими хозяевами. Вы сойдете за них…
Два беглеца протянули свои парики моим друзьям. Четвертый парик достался Патрику. Он выглядел всех крепче из беглецов. Мы напилили на свои головы парики и стали спускаться к городу.
На улице на нас никто не обращал внимания.
- Где мы будем жить и что есть? – спросил Виктор.
- Вам не надо беспокоиться, - сказал Патрик. – Вас накормят в любой харчевне и ресторации. Остальные подождут на улице. Коней надо караулить.
- Нет уж! – возмутился я. – Вы пойдете с нами!
- Нам нельзя. Нас насмерть забьют, - сообщил Дмитрий. – Пусть Патрик с вами пойдет. У него парик. Сойдет за местных волосатиков.
- Ловко всё устроено! – воскликнул Виктор в ярости.
- Это их мир, - прервал его Патрик, - он не наш и не ваш. Он другой, Они здесь хозяева…
- А вот и ресторация, - сказал кто-то из беглецов.
Заманчиво пахло жареным мясом. Захотелось есть. Мы спрыгнули с коней, и поводья подхватили наши спутники. Мы поднялись по широким ступеням крыльца в ресторацию. Может, она так и называется здесь. Ресторация. Людей было мало. Мы сели за один стол, чтобы видеть, что делается вокруг. К нам тут же подбежали две женщины-рабыни, и один раб.
- Несите мяса, - быстро и громко заказал Патрик. Рыбы исчезли. Новый друг предупредил: - местные заметят вашу деликатность. Будьте осторожней.
- Понятно, - ответил я. – Будет одно мясо.
- Да. Они почти одно мясо едят. Есть здесь места, где много разного скота. Я один раз побывал в этой долине, где густая трава…
Рабы принесли нам четыре большие чашки с аппетитно положенными кусками мяса. Когда молодая женщина ставила чашку передо мной, то я ухватил её за талию и усадил себе на колени. Она попыталась вырваться, потом успокоилась и подозрительно взглянула на меня. Я прикрикнул:
- Сидеть, мерзкая тварь! В распыл захотела!
Но странно было то, что я кричал на непонятном языке, хотя я его понимал. Надо показать всем, что я хам. В ресторации многие засмеялись. Но тут один из волосатиков поднялся и подошел к нам. Он сказал, и я его понял.
- Отпусти рабыню. Здесь она была всегда моей.
- Плевать мне на тебя, - ответил я ему и плюнул ему под ноги. Он положил свою руку на мое плечо и сказал:
- Я проучу тебя, приезжий издалека!
- Попробуй, - резко ответил я, не отпуская рабыню. Странно, но она вся съежилась и прижалась ко мне и большими зелеными глазами смотрела на меня, и в них было удивление, радость и ещё что-то такое, что мне вдруг стало жалко её. Неужели, она поняла, кто я?
Волосатик ушел к своим. Я отпустил молодую рабыню.
Она шепнула, и голос её дрожал.
- Помогите мне. Спасите меня. Я так долго ждала этой встречи. И вы пришли. До каких пор я буду нести свой грех на себе? Спасите меня. У него здесь целая банда. Он любит уничтожать рабов. Это его главное занятие. Его все боятся. Все его зовут Железный…
Рабыня убежала на кухню, потому что пришли ещё волосатики.
Мы отменно наелись мясом, и пошли на улицу. Оглянулся и встретился с умоляющим взглядом зеленоглазой красавицы. Что я мог для неё сделать?
На улице Железный бил кнутом наших новых товарищей.
- Эй, металлический лоб! – крикнул я. – Может, ты со мной сразиться попробуешь? Говорят, что ты только слабых рабов бьешь, а остальных боишься?
- Я боюсь?! – заревел Железный, и бросил плеть в мою сторону. Я выдернул саблю и ею поймал плеть бандита, закрутил её и рванул к себе так, чтобы не разрезать. Кнут оказался в моих руках. Саблю бросил Виктору, а кнут пустил в дело. Кончик плети впился в кисть разбойника, потому что он схватился за рукоять сабли. Друзья бандита вынули сабли. Дмитрий успел сообщить, что один из этих бандитов кнутом запорол насмерть его друга. И многих отправил в беспредел. Дмитрий с саблей бросился на своего врага. Наш новый товарищ ловко владел саблей. Ловкость всегда побеждала любую силу. Они теперь сражались до победы.
- Аллах со мной! – закричал Махмуд, и пошел с саблей на бандитов. Он поразил своего врага в шею, и тот рухнул замертво. Ко мне подбежали два бандита. Пришлось и им дать урок по владению кнутом. Даже здесь я не мог убить человека. А Махмуд разошелся. Он ещё одного зарубил. Виктор тоже одного ранил в руку. Дмитрий одолел своего врага, и, поставив на его грудь ногу, что-то кричал над телом.
Кто-то из зевак крикнул:
- С бандой Железного покончено!
Патрик убил двоих волосатиков. Люди, что толпились у ресторации и домов, приветствовали нас. Наши новые товарищи увели наших коней подальше от поля сражения.
Никто не шел на помощь бандитам. И те стали отступать.
- Добейте Железного! – кричали люди. – Он снова придет сюда!
Железный скрылся. Один из бандитов хотел бросить нож в кричащего волосатика, но кем-то брошенный тесак по самую рукоять вошел в горло бандита. Схватка с бандой Железного закончилась. Люди стали быстро расходиться. Тут же прибежали какие-то люди и стали убирать убитых и раненых.
К нам подошел богато одетый человек. Недалеко стояла карета.
- От Железного одно горе шло людям, - сказал он
- Где ваши власти? – громко спросил Виктор и бросил саблю на землю. Её подобрали рабы.
- Власть приходит тогда, когда его уже нет на месте…
- С такой вашей властью придет другой Железный. Знакомо.
- Понимаю. Вам знакомо. Знаю. Мне бы хотелось, чтобы вы были моими гостями. Я местный. Сразу предупреждаю. Не все местные волосатики, как вы их называете, мерзкие люди…Вы пришедшие издалека. Отгадал?
- Мы просто странники, - ответил Виктор. – Мы были в другом городе, за вон той горой, там речка есть…
- Здесь и речки есть и моря, - улыбнулся человек. – Но там, где вы были за той горой, место плохое. Приглашаю вас.
Нам подвели коней, и мы вскочили на них. Человек пошел к карете. В это время из ресторации выбежала зеленоглазая рабыня и бросилась к моему коню.
- Спасите меня! Меня отправят! Спасите!
- Идите ко мне в карету, - позвал человек.
- Иди, иди, - сказал я. – Это наш друг. Иди и не бойся.
Она заскочила в карету. Дверца закрылась. Интересно, кто этот человек? В его лице не было зла. Лицо было добрым, а в глазах можно было угадать ум. Такой не должен быть мерзавцем.
Мы ехали за каретой. Разве можно сравнить этот город с нашими городами? Каменные глыбы серого цвета. Попадались нам редкие прохожие. И они быстро скрывались в домах. Лица их злые и пугливые.
Подъехали к дому с высоким мраморным крыльцом и очень похожим на тот дом, в котором мы были в первый раз. Сейчас здесь не было карет.
- Очень похоже, - сказал я друзьям. Человек вышел из кареты и пригласил нас сойти с коней, что мы и сделали. Коней поручили нашим товарищам. Зеленоглазая пряталась в карете. Я решил кое что выяснить, но так, чтобы не вызвать подозрений со стороны богатого человека.
- Там, где мы были, не такие серые дома как в этом городе. Камни, песок, скудная растительность. Да и люди…Все рабы…
- Согласен, – быстро ответил человек. – Нас пока не интересует наружность. Вся красота внутри дома. Всё там.
- Вы много мяса едите. Сколько же надо иметь скота!- сказал я.
- В долинах очень сочная трава. Там и пастбища и есть скотобойня…
- Мы видели лодки на реке. Рабы тащили, - сказал Виктор.
- Продукты для нашего города доставляли.
Мы шли к дому и вели разговор.
- По моему мы были в этом дому, - сказал я.
- Были. Знаю. Только вы быстро исчезли в свой мир…
Это был сокрушительный удар для нас!
- В какой мир? – остановился Махмуд. Встали и мы. Что это?
Человек улыбнулся и протянул руку в сторону большого дома.
- Не бойтесь меня. Не надо бояться. Войдите в мой дом. Не в ресторацию. Вот он, рядом дом. Это наш дом. Там и поговорим, и всё поймете. В этом мире я занимаюсь наукой. Вы думаете, что местные все кровожадные? Есть и хорошие люди. Пойдемте.
Мы проследовали за человеком в соседний с ресторацией дом.
- Проходите в дом все. Мои люди приглядят за вашими лошадьми. Для меня, даже вот эти рабы, люди. Если есть мысли, значит, он человек. Для меня все мыслящие существа – равны. Проходите…
Мы вошли в дом. Здесь была огромная лаборатория. На полках и на столах много разных бутылок, банок, стеллажи заполненные книгами и журналами, и все это скрывалась в дали. Где же всему этому конец? Не видно конца.
Среди всего этого ходили и сидели люди. Все они чем-то занимались.
- Среди них есть и из вашего мира. Они бежали из рабства и вот теперь трудятся здесь. Мы и ваших беглецов устроим. Работы всем хватит.
- А вы? – спросил я.
- Местный. Из параллельного к вам мира. В этот дом вход Сатане закрыт. Он паскудничает в вашем мире, и вы его не видите. Мы его видим. Он захватил вот этот мир и хозяйничает здесь. Местные люди поддались ему. Мы его не боимся.
- У нас тоже…Есть люди, которые его не боятся…
- Неправда, - сказал он и стал снимать с себя плащ из тонкого шерстяного материала, и бросил на руку рыженькому пареньку. – У вас все боятся, потому что, умирая, вы не знаете, к кому попадете. А вдруг к нему? Вы его не видите и не знаете. У нас он появляется открыто, потому что это мир, считайте, почти весь его. Вот этот мальчик из вашего мира. Способный парень. Я его Сатане не отдам. Если он только выйдет из этого дома, его схватят.
Мы ходили между стеллажами и столами. Я заметил, что рукописи написаны на непонятном языке.
- У вас тут другая грамматика, - сказал Виктор.
- Конечно. У нас же другой мир. Он соединен сейчас с миром тьмы. У нас когда-то так же, как и у вас, светило солнце…Его мир тьмы очень близко находился к нашему миру. Вы были в мире тьмы. Здесь ещё только полутьма. Вот он ему и подошел. С незапамятных времен он здесь. Но не всё подвластно ему в нашем мире…
- Вы похожие на нас, - сообщил я.
- Потому что мы вышли от вас…
Мы остановились, переглянулись и взглянули на нашего нового товарища. Вот это новость!
- Забыл представиться – естествоиспытатель Маол. Просто Маол. В незапамятные времена, - начал говорить он и одновременно что-то записывал в лежащую на столе тетрадь тонкой ручкой, а возможно, это был карандаш. – Сатана проник в этот мир. Как? Пока нам это неизвестно. Но мы узнаем. Здесь жили только животные. Для человека этот мир вашему миру был неуютный. Ему подходил. Он и доставил сюда партию душ умерших людей. Стали они здесь осваиваться и размножаться. Все они, конечно, были подвластны Сатане. Постепенно наши предки освоились и стали называть себя местными. Ну, например, американцы. Они завоевали этот материк и стали называть себя тоже местными. Их предки из других Европейских стран. Или взять сибиряков. Все их предки жили за Уралом. Но ведь они называют себя сибиряками, как те - американцами, или австралийцами. Так и здесь. Стали они коренными жителями, захватив этот мир. Долгое время Сатана не доставлял сюда грешников из вашего мира. Потом стал их сюда присылать пачками. Наши предки уже здесь освоились и считали, что это их мир. А прибывшие – рабы. Сатане это понравилось.
- Мы видели, как относятся к рабам, - сказал я.
- Если наши, местные, узнают, что сюда попал живой человек, если можно так назвать, они хватают его. Он намного сильнее местных и тем более рабов и могут стать рабочей силой.
- Такие случаи были?
- Были. Тогда этот человек в ваш мир не попадает. Он у вас умер. Здесь обладает той же силой, что и у вас. Так всё устроено. Конечно, он слабее вас, вот таких, по-настоящему живых, но наших сильнее…
- Почему мы сильнее? – спросил я.
- Очень просто. Пусть хоть как наши пыжатся и надуваются от важности, но они произошли от умерших людей вашего мира. Не сравнить ваш дух взятого из тела, сидящего в кресле на своей даче, с духом умершего человека.
- Значит, если нас посадить на цепь и заставить вкалывать, то мы не вернемся в свой мир? И там этого человека похоронят. И дух войдет в тело в вашем мире? – спросил я.
- Да. Вы останетесь здесь навсегда. От такого духа живого человека, как сейчас вы, каждая женщина мечтает иметь ребенка. Вот поэтому наше поколение людей периодически обновляется…
- Так зачем они пытались нас уничтожить?
- Вас никто не собирался уничтожать. Мог это сделать только Железный и его бандиты. Подержать вас на цепи, чтобы не сбежали, и подсунуть вам женщину. Потом на работу в рудники.
- Мы видели бурлаков, - сказал Виктор. – Волосатики бежали за нами, и с ними был Гнатон…
- Гнатон?! Вы его знаете? Это настоящий бандит. Подручный Сатаны. Его надо бояться. Он может сделать для вас плохое…
- Уже делал, - ответил я.
- Он иногда проникает в ваш мир. Я как-то был в вашем мире и чуть не наткнулся на него…
Мы окончательно удивились. Виктор даже рот раскрыл.
- Ловко! – только и воскликнул он.
- Проникаю, - повторил он. – Мы кое-чего достигли. У вас удивительный мир. Пока я там не смогу жить. Я появляюсь в вашем мире в виде духа. Меня никогда и никто не увидит и не услышит. Я – дух. Даже ваши духи сильнее и реальнее чем мы, живущие в этом мире. Разве не обидно? Но постепенно, наш дух получит что-то такое, что даст надежду. Возможно, это от того, что вы нам чем-то немного помогаете…
- В чем это? – улыбнулся Махмуд.- В наших мужских гармонах?
Маол отложил ручку, закрыл тетрадь и серьезно взглянул на Махмуда.
- Не смейтесь. И это тоже. Мы должны выжить. Вот и наша лаборатория что-то делает.
- У вас ещё есть города, селения? - спросил я, смягчая напряженность. Маол успокоился и улыбнулся.
- Много. Но не такие селения, как у нас…
- Вы извините меня, а наши женщины попадают сюда? Мой друг, видимо, это хотел сказать. А то всё мужчины, да мужчины, - решил я совсем отладить конфликт двух миров.
- А разве я сказал, что только одни мужчины бывают здесь. И женщины проникают. Много бывает их, особенно в последнее время и тем более из России. Там сейчас идет бум насчет всего плохого. Стали много пить и курить. Это великий грех…
- С умершими я согласен. Много стало греховодниц, - сказал я. – Я говорю про живых…
- Согласен. Об умерших людях другой разговор. Я говорю о живых. Например, одна москвичка попала к нам. Стала медитировать. Не рассчитала. В вашей жизни не проснулась. Умерла. Душа её попала в наш мир, и стала у нас рабыней. Решила путешествовать. У вас троих совсем другое дело. Вы находитесь под присмотром кое-каких сил. Я успел у неё ещё живой взять кровь. Она же в этой медитации попала к нам сюда. Не надо было ей выходить на улицу. Она не послушалась нас и вышла. Там её и схватили и отправили в рабство. В вашем мире она не проснулась, и её похоронили…
- Вы сказали про кровь. И вы знаете даже про Москву? – спросил я. Он пригласил нас следовать за ним. Мы пошли. Он говорил:
- Нам нужна ваша кровь. Мы берем её столько, сколько берут у вас. Не больше. В Москве я бываю. Всё мы знаем. Всё знаем про ученых. Мы достигли того, что проникаем к вам. Вы можете с вашими проводниками проникать в мир тьмы и в наш мир. Мы только в мир тьмы. И только некоторые наши ученые могут попасть в ваш мир через особые каналы. Теперь, насчет крови… Мы понемногу вводим её в только что родившихся детей. И постепенно, из поколения в поколение они становятся всё сильнее, развитие и умнее… Ваша кровь очень помогает нашим детям…
- Мы детей не видели! – воскликнул Виктор.
- Они у нас находятся в отдельных домах под присмотром специалистов. Мы всячески защищаем их от Сатаны и его тварей. Они вводят свой ген в наше поколение. И то мы боремся. А вот вы, в вашем мире, совершенно не боритесь. Я видел, как свободно летают, ползают и ходят посланцы Сатаны в вашем мире. Становится страшно. Нам очень трудно отвоевывать у Сатаны участки нашей земли, когда им когда-то полностью завоеванной. Восемьдесят процентов нашего народа подвержены сатанизму. Попробуй, отвоюй всё это! Мы воюем. Вы всё пустили на самотек, а многие даже сотрудничают с ним, и таких людей становится все больше. Вы хотите, чтобы ваш мир стал, как наш? А может и ещё хуже…
- Нам хуже, потому что мы его не видим! – крикнул я.
- Чувствовать, вам людям дано, чувствовать! – тоже крикнул Маол.
- Не все чувствуют! – резко ответил я.
- Скорее всего, невыгодно чувствовать! Легче стать бесчувственным!
- Хватит. Раскричались! – встал между нами Махмуд. – Мы видели у вас летающие тарелки. Врезались в воздух, и тут же исчезли…
- Эти корабли из параллельного вам и нам мира. У них очень развитый мир. Они свободно летают в другие миры и к вам проникают. Они давно освоили космос. А вот Сатана к ним не проникает…
- Не может?
- Свободно может. Но они ему не нужны. Они смертны.
- Значит, их у вас после смерти не бывает?
- Конечно, нет. У них нет духов. У вас устроено так, чтобы можно было убивать друг друга. У них этого нет. Энергию они направляют в другие миры, и они боятся вас, вашего отношения к природе. А вот свои летательные аппараты успешно подпитывают от ваших энергетических узлов на планете.
- Значит, они к вам свободно проникают?
- Да. Но у нас мало энергии. У нас они только занимаются испытаниями своих аппаратов.
- И вы о них всё знаете? – удивился я. - Так, где же эта стена, или такая непробиваемая и невидимая оболочка?
- Наши ученые ещё давно связались со многими учеными того мира…
- Вы невидимы в других мирах…
- Мы вот связались с вами, так и с ними…
- Мы выходим их своего тела, и попадаем в ваш мир с другими телами, - ответил Виктор. – Становимся такими, как вы. И тогда мы невидимы для наших людей. Так что сейчас, мы, как вы. А как с другими?
- Очень просто, и очень сложно. Ваши сразу хватаются за оружие, чтобы эти летающие корабли сбить, уничтожить, подчинить своей воли. И начнете требовать к себе разных благ. Такой вы жадный и агрессивный народ.
- Знакомо, - проворчал я.
- И ещё. Я не находил у вас ни одного целителя получившего заряд на врачевания людей от пришельцев или от самого Бога, чтобы лечить простых людей, как это делал Иисус Христос. Все эти врачеватели берут с людей деньги. Некоторые из этих врачевателей говорят, что им разрешили духи. Разве так можно лгать?
- И вы это знаете? – спросил Виктор.
- Я многое что знаю. В этих врачевателей часто вселяются представители от Сатаны. И тогда этим людям нельзя заниматься врачеванием. Для них ад уготован.
- Я таких целителей в нашем городе навидался, - сказал я. – Злоба, зависть в глазах по отношению к другому целителю. А ещё крестятся и иконы за собой носят эти лицедеи.
Маол подошел к маленькому столику и взял маленький пузырек.
- Мы должны сделать такой эликсир, что приняв его, можно что-то изменить в себе. Мы сможем принять ваш облик в вашем мире на время. Мы подходим к этому. Встретимся с вами в вашем мире. Мы хотим достичь такого молекула, чтобы воссоединить ту энергию, что в нас есть сейчас, с биологическими клетками в вашем мире. И возможно, мы появимся перед вами…
- Вас лично и других, что находятся здесь, не отправляют в бездну? - спросил Виктор. – Есть и светлые силы…
- Сатана не возьмет нас. У нас есть против него кое-что. А потом, на нас печать неприкосновенности. Мы – ученые. Мы ему тоже нужны. Он не ведает, что мы работаем над биологической клеткой. Конечно, некоторые из нас, могли бы войти в светлый мир Бога, но мы отдали себя науке. Мы решили сами добиться чего-то. Помочь нашему народу. Мы – добровольцы. И по-своему боремся с темной силой.
- У вас нет технического прогресса, как у соседей. Они летают. Наверное, всё у них есть, - сказал я.
- Здесь отсталый мир. Он выгодный Сатане. Отсталыми людьми, да ещё их душами, легче управлять. Их накормят, напоят. Всё сделают рабы из вашего мира. У каждой семьи дом, внутри дома разная пища, посуда из золота и серебра. Вы сами видели один из ресторанов. Разгул там, разврат. Сатана хочет и в вашем мире все такое вот сотворить. Уже было такое в вашем мире. Эпоха всемирного потопа, Содом и Гоморра, была и эпоха инквизиции, происходили мировые войны, голод, болезни. И вот сейчас. Идет оглупление народа, а это самое страшное оружие Сатаны. Вот вы, трое. Боритесь против оглупления людей, но вас не слушают, смеются над вами, и называют вас дурачками, странными и чудаками. В вашей жизни вам бывает тяжело.
- Значит, вы можете в будущем появиться среди нас, и вас могут увидеть? – спросил Виктор.
Маол отдал пузырек проходившему мимо человеку, и сказал ему на непонятном нам языке.
- Мы над этим работаем, - ответил Маол. – Родился я здесь. Местный. А местные все появились здесь.
- Как далеко уходят вот эти столы и стеллажи? – спросил я.
- Очень. Много поколений трудилось здесь. Мы не желаем, чтобы Сатана копался в наших рукописях и книгах, и чтобы знал о наших растворах. Есть у нас человек. Маг в вашем понимании. Бескорыстно лечит людей. Вот он. Сидит и читает древнюю книгу. Он взял имя из древних рукописей в вашем мире, происшедшее от фракийцев – Дригис. А Маол, это местное имя. Хотя у него есть местное имя. Он тоже родился здесь. Назвал себя Дригисом в честь одного воина. Это был великий полководец, но в историю он у вас не вошел, так как это было в те времена, когда Египет только что стал государством. Тот Дригис поднял восстание рабов. И они захватили Египет. Даже фараоном Дригиса провозгласили, как когда-то в Пантикапее провозгласили бывшего раба-фракийца Савмака. Потом восстание подавили из-за предательства, а Дригиса, как и Савмака казнили. Вон он Дригис.
Мы подошли к человеку, сидящему за толстой и ветхой книгой. Он неохотно оторвался от чтения и взглянул на нас большими и серыми глазами. Волнистые светлые волосы лежали по плечам и спине. И волосы не были черными. Красят черной краской местные волосатики? Кто их знает!
- Я всё слышал, - сообщил он нам. – Я был в вашем мире недавно.
- Вам не дано, местным, переселиться в другого человека при рождении у нас? – неожиданно спросил Виктор. Маол и Дригис переглянулись. Ответил Маол:
- Нам это не дано. Мы здесь нужны. Мир этот наш. Мы должны постепенно прогнать Сатану и всю его темную силу, и мы этого добьемся. Конечно, бывают случаи переселения отдельных людей. Мы же, все-таки, когда-то произошли от вас. Мы ведь, как и вы – бессмертные. Если вам предстоит перейти в иной мир после вашей жизни, то мы в ней. Наших жителей, когда-то в вашем мире умерших и переселившихся в наш мир, тоже отправляют в ваш мир, в новорожденного ребенка. Такое тоже бывает. Вот сейчас мы могли бы уйти в светлый мир, но мы отказались. Мы создали союз борцов. Тогда мы победим. Изгоним Сатану в его темный мир. Пусть там живет. Нечего ему делать у нас. Помните слова – и мертвые поднимутся из гробов. Возможно, и мы станем такими. Мы поднимемся из мертвых и войдем в ваш мир. Для этого нам нужно не только сделать биологическое начало, но нам надо перестроить и наш народ. Это очень трудно…
- Возможно, и у вас возникнет такой же мир, как и у нас, а может, и лучше, - сказал я. – Если нужно, то возьмите у меня кровь. Сейчас я сижу в кресле. Здесь я его повторение. Как вы брали кровь у таких людей, как мы?
В это время я думал, кто написал столько книг и журналов. Столько у меня вопросов!
Маол куда-то начал торопиться. Он сказал:
- На ваши вопросы ответит Дригис. Мне надо наружу…
Он покинул нас, а Дригис встал. Роста он был среднего, но для этого мира – крепкий. Он похлопал по моему плечу.
- Ваших новых друзей мы не отдадим Сатане. Им у нас будет хорошо. Работа в лаборатории, архиве, нашем институте…
- У вас институт есть? – перебил Виктор.
- Он находится в этом доме, - ответил Дригис. Он пригласил нас следовать за ним. Открылась дверь, и мы оказались в большой комнате, скорее всего это ресторан. За столиками сидели волосатики. Дригис пригласил нас за свободный столик. Появилось три официанта. Они принесли золотые тарелки с душистым мясом, а в кубках вино.
- У вас здесь много золота, - нарушил молчание Виктор.
- Вы его не унесете, - ответил Дригис.
- Не надо бы нам напоминать об этом, - резко ответил я.
- Ладно. Знаю. Не обижайтесь. Были до вас двое и попытались вынести золотые тарелки.
- Представляю, что с этими орлами стало, - ответил я.
- Логично. Но не буду говорить, что с ними стало…
- Мы с Виктором тоже выносим, - говорил я, разрывая зубами сочное и вкусное мясо.
- Понимаю. Один рисует, а другой всё записывает. Этот разговор тоже ляжет на бумагу?
- Обязательно, если всё запомню, - быстро ответил я. – Наверное, что-нибудь стирается из памяти…
- Логично. Что-то надо и помнить…
- Ты откуда всё знаешь? – спросил Махмуд.
- Здесь именно я занимаюсь этим вопросом. И Люц знает. Не один он. Это умные люди, хотя и в такой команде. Мне предлагали уйти в светлый мир, но я здесь нужен. Мы изгоним Сатану из нашего мира. Нам с темными силами легче воевать, потому что мы их видим. Когда мы воскреснем среди вас, мы поможем вам избавиться от этой заразы на земле…
Он вдруг уставился на меня и задал неожиданный и странный вопрос:
- Помнишь Нину, по кличке Маркиза?
Я был удивлен! Что это? Как? Он и это знает?
- Значит, помнишь. Хорошая была женщина. Куда вы с ней путешествовали?
Я прожевал кусок мяса, посмотрел на своих товарищей, у которых глаза от удивления расширились. Я прошептал:
- На Черное море…
Но то, что он сказал дальше, поразило меня. Это уж слишком!
- Что ты делал на нарах в лагере, а потом в море?
- Ну, это самое…тово. Это никто не видел…
- Логично. Никто не видел. Тогда почему я знаю? Тебе не приходила в твою голову мысль, почему это вас с ней столкнули? Для забавы? Правило кнута и пряника? Помнишь, что произошло в Адлере? Неожиданно появился её муж. И она узнает, что её сын прекрасно живет с отцом. В этот момент её отправляют в подземелье…Как?
Говоря это, он с аппетитом ел мясо и запивал его вином. Изредка он бросал взгляды на соседний столик, за которым никого не было.
- Мы её взяли сюда. Она была здесь. Она сидела на том стуле, на котором сидишь ты. Такое бывает. Маол говорил, что от вас нужна кровь. Об этом не должен знать Сатана и его лихая команда. Вы хорошие парни, тем более вы заблокированы от темной силы. Мы следили за ней. И она родила сына…
- Сына?! – ахнул я. Он издевается надо мной.
- Вам этого не понять. Так надо было.
- Но ведь она…потом вошла…её душа в ребенка…
- Всё так. Она родила, а сама ушла в ваш мир…Мы изменим этот мир.
- И где…он, - промямлил я.
- Он уже взрослый. Занимается наукой. В этот момент он находится в параллельном мире в научных целях…
К нам подошли два волосатика и что-то сказали Дригису. Он встал и быстро вышел в ту дверь, которая вела в лабораторию. Уже на выходе он крикнул:
- Не уходите! Я быстро!
- Ловко, ребятки! – воскликнул Виктор. – Просто не верится! И в то же время всё реально! От нас могут быть дети! Как они у нас берут кровь? Мы ведь состоим из какой-то энергии. Кошмар! Может, они берут у нас кровь, когда мы спим дома? Так что нас не за красивые глазки таскают туда-сюда. Ведь и у меня были такие встречи, с женщинами из другого мира…Я верю, друзья мои, что они изменят наш мир к лучшему…
- Что мы здесь будем делать, если попадем сюда после нашего ухода из жизни? – спросил Махмуд.
- Ты уверен, что нас сюда возьмут? – сказал я. – Нам это неведомо. Сунут, например, в ребенка. Из наших посланцев на этот вопрос никто не ответил…
Вошел Дригис, и сел на своё место. Был задумчив.
Удивительно. Вот сидит рядом с нами человек, а ведь в нашем мире от него даже косточек не осталось. Даже стал ученым. Эти люди в другом мире строят дома, занимаются наукой, даже детей рожают! Скажи кому в нашем мире, в психушку отправят. Молчать и молчать. Напишу свои две вот эти книги, скажу, что придумал. Не буду же я, например, в нашей районной библиотеке доказывать всем, что всё, что здесь написано, реально, и что я видел всех этих бывших мертвецов. Кто мне поверит? Никто. Хоть что-то отложится в головах людей, которые прочтут мои книги. Для меня это огромный успех!
Дригис молчал и крепко держал кубок с вином.
- Что случилось? – спросил Виктор. Дригис оглядел нас и очень спокойно ответил:
- Успокойтесь. Всё нормально. Мои друзья одно хорошее дело сделали. Удалось найти новый элемент. За это стоит выпить.
Он отпил немного вина. Поставил кубок на стол. Улыбнулся.
- Это ещё одно открытие. Как видите, не все волосатики плохие. Ради открытия они готовые на всё. Даже в беспредел… Мне надо идти в лабораторию.
- Слушай, Дригис, а если вы станете видимые, то вы можете свободно перемещаться к нам и обратно? – спросил я.
- Конечно. Даже сам Сатана будет виден нами в вашем мире. Для нас откроются дороги в другие миры. Для нас откроются просторы вселенной и бесконечности. Нам надо заслужить это. Заработать своим трудом. Ваши души бессмертны. Надо вам заслужить то место в бессмертии, которое вы заработали в процессе вашей земной жизни…
- Тогда мы можем увидеть тех умерших, что даже ушли из жизни недавно? – спросил я.
- Логично. И поднимутся мертвые из своих гробов. Всё это может произойти в любой момент.
Виктор кашлянул и спросил:
- Много у вас здесь таких людей, как Маол и ты?
- В загробном мире? – прервал Дригис. - Нас много. Становится ещё больше. С вами мы хотели встретиться ещё тогда, когда Сатана вас возил в карете. Потом вы побоище устроили. В той ресторации кутили рабовладельцы. У нас тогда встреча не получилась. В каждом человеке со времен первых людей, в их генах находящихся в мозге, находится местечко, где бал правит Сатана.
- Одна инквизиция многое что натворила, - сказал Виктор.
- Противоположность в мире должна быть. Весь мир состоит из противоречий. Всё должно находиться в размере того, чтобы не навредить человеку, природе. Ни в чем не должно быть застоя и косности. Всё в движении и познании. Мне надо идти.
- А мы? – спросил Махмуд.- Нам бы хотелось побыть в вашей лаборатории.
- Пройдемте. Пора вам идти к зеркалу…
- Откуда вы знаете, что нам надо идти к зеркалу? – спросил я.
Дригис встал, снова взглянул на соседний столик и ответил:
- Если мы знаем Люца, то почему мы не должны знать о вас? Только что мы получили сигнал от него. Надо убираться. Вот за тем столиком, а он всегда не занят, может появиться Сатана. Нам бы не хотелось подвергать вас опасности. Всё возможно в нашем мире, если мы находимся не в нашей лаборатории.
Он пошел к той двери, которая вела в лабораторию и библиотеку. Мы последовали за ним. Мы шли между стеллажами. На ходу мы вели разговоры.
- Книги у нас всех времен и народов из вашего мира и летопись из нашего. Температура книгохранилищ позволяет сохраниться бумаге, папирусу, записей на коже и березовой коре. Мы всегда проводим время здесь, и только изредка позволяем себе повидать мир, да поесть…
- Меня мучает вопрос. Откуда у вас столько книг и разных рукописей? – спросил Махмуд.
- Вопрос вопросов, - сказал Дригис, и остановился перед ещё одной дверью. – Прошу. – И он открыл дверь. Мы вошли в огромный зал. Как мы поняли, это был спортивный зал.
- Представьте себе – мы занимаемся спортом. Есть и бассейн. Я вам могу дать уроки стрельбы из всех видов холодного оружия. И многими видами борьбы. Мы хотим походить на людей вашего мира. Мы должны всем владеть, должны быть сильными и ловкими в нашем суровом мире, чтобы противопоставить себя Сатане и его команде. У нас уже много людей живет из вашего мира. Теперь, насчет книг. Ничего вашего мы не трогаем, да и не унесем от вас в наш мир. Мы копируем. В вашем мире, как я уже говорил, мы невидимые. И нам ничего не стоит попасть в любое книгохранилище, в библиотеку. Недавно я в Москве был. Проник в центральный архив по истории. Сотрудники занимались своими делами, а я читал, фиксировал документы, чтобы потом у себя перенести на свои рукописи, в книги, в журналы. Одно дело мне удалось сделать. Я потянул к себе кружечку с кофе, и она упала на пол. Сотрудница удивилась, и пошла другим работницам, рассказывать о чуде. Однажды, я показался одному человеку. Он рыбачил. Рыбак увидел меня. Он всё бросил и убежал. Скажите, пожалуйста, как перед вами нам появляться? Для вас ничего в мире не существует, только вы! А могли и задуматься о том, что есть и другие миры. Теперь и вы верите в нас. Было время, и вы не верили. Говорили, что это сон. Это настоящая реальность. Насчет книг. Мы всё делаем сами. И этому мы научились у вас. Ещё наши предки, которые жили здесь до нас, порой тоже попадали к вам, и всё записывали на бересту…
- Предки? – переспросил я. – А как же бессмертие?
- За долгое время истории многих взяли в светлый мир не только тех, кто пытался бороться с Сатаной, но и тех, кто пытался вырваться из этого мира путем знаний и добра. Многих перебросили в другие миры в нашей вселенной. Недавно, два наших ученых ушли в светлый мир. Многих отправили в ваш мир, чтобы они вошли в только что родившегося дитя. У меня и здесь много работы. Мы не знаем время, да оно нам и не нужно…
- С кровью тоже, как с книгами? – спросил я.
- Да. Только с согласия. Делается это так. Когда вы переходите границу из параллельного вам мира в свой, и находитесь в состоянии прострации, в этот момент наши лаборанты берут у вас кровь…
- Ясно, - сказал я, - хотя ничего не ясно.
- На этот раз вы возьмете у нас кровь? Я согласен, - твердо сказал Виктор. И мы тоже согласились на эту процедуру.
Мы вошли в новое помещение. Очень длинный коридор, даже я не увидел его конца. По бокам множество дверей.
- Здесь мы отдыхаем. Пройдемте в одну из комнат…
И мы переступили порог. Здесь не было окна, но было светло. Кровать, стол, два кресла, картины нарисованные маслом заполнили одну стену. Преобладали светлые тона. Природа. Людей на картинах не было.
- Здесь живу я.
Оно и понятно. Стол завален бумагами, книгами. Они лежали и на кровати и даже на стульях и креслах.
- Иногда люблю рисовать…
В дверь постучали. Дригис отозвался и дверь раскрылась. В проеме стояла зеленоглазая девушка.
- Мне сказали найти вас. В какой отсек хранилища мне идти?
- Найди Аселию. Она в спортзале. С ней будешь работать. Иди.
Когда она выходила, то мне показалось, что она посмотрела на меня. Какие же у неё удивительные глаза!
- Ну, все. Теперь отправляйтесь домой. В свой мир. Я думаю, что я попаду в ваш мир и посещу вас. Постараюсь появиться у вас. Не испугайтесь. Идите по коридору. Вам покажут куда пройти. В любой момент возможно, появление Сатаны. Лишний раз нам не хочется с ним встречаться…
Мы вышли в коридор. Там нас встретил Жан!
- Иногда я сюда проникаю, но только не в те места, где вы прошли. Там меня могли бы отправить в беспредел. Пойдемте.
Мы, молча, пошли за ним. Вскоре мы свернули в сторону, и перед нами появился проем, а в центре будто туман…
- Идите, идите, не бойтесь. Я с вами…
Мы шагнули в туман и оказались в той комнате, где дрались с волосатиками в прошлое попадание сюда. Жан побежал к зеркалу, а мы за ним. Проникли в другую, маленькую комнату, где тоже было зеркало. И мы оказались в коридоре, похожим на тоннель. Он провел нас до выхода из пещеры и остановился.
- Я туда проникаю через другой проход, через который можем только мы. Вам опасно. Ну, всего, друзья. Идите.
И мы пошли на свежий воздух из душного подземелья. На холме стоял шатер, горел костер, а вокруг него сидели пираты. Среди них не было Гнатона.
- Кажется, нам пора прощаться, - сообщил Виктор. И тут же всё исчезло.
Я понимал, что летел домой, и в то же время, было что-то необычное в этом полете. Такой был туман, будто он стлался вокруг меня и я свободно через него шел. И тут я увидел зеленоглазую. Она шла мне навстречу. Вот она рядом. Она сказала:
- Мы не познакомились. Меня зовут Анютой. Анюта.
Подо мной постель. Анюта рядом. Стройная, желанная…
- Обними меня, - прошептала она. – Я выбрала тебя…
- Меня не надо выбирать. Я этого не люблю, - сказав это, я отстранил её. - Вот как раз этого и не надо бы делать. Разве так можно? Ты ведь не уличная девка…
Всё исчезло. Я сидел в кресле. Сердце работало с перебоями. Почему-то было холодно. Поднялся. В ногах слабость. Разогрел чай. Выпил полную кружку. Чувствовал, как в организме всё восстанавливалось. Зачем они мне подсунули девушку Анюту. Как могли? Я ведь другой, и они должны об этом знать!
С кровью я согласен. Для науки, даже в том мире, я готов отдать её половину. Зачем подсунули? Может, тоже для науки? Ну, не мог я так…
Кровь. На левой руке, в сгибе, я обнаружил место, где они брали у меня кровь. С этим я согласен. Пусть ещё берут, если надо…
Знал твердо, что мои путешествия не завершены. И каждое моё путешествие несло какую-то задачу. И даже узнал, что в том мире у меня есть сын. Кошмар! Просто не верится! Фантастика! Тогда зачем мне являлось время из Гражданской войны? Встреча с Гниломедовым и Верой. Зачем? А может, не надо задумываться насчет такого вот сна-реальности? Нет, не думать я уже не мог. Всё откладывается в моих полушариях. Я даже голоса помнил Маола и Дригиса. Ученые, философы в загробном мире! И насчет этого нельзя ни с кем откровенничать. Про мои рукописи двух романов скажут, что придумал форму. Последовательность писания. Но ведь я писал в той документальности и последовательности, в какой мне представлялась моя жизнь в воплощениях и подсказана моими отправителями. И столько загадок!
Когда я вновь увижусь со своими друзьями? И что-то подсказывало во мне, что мы должны опять встретиться.
ВОЛШЕБСТВО В РЕАЛЬНОСТИ И РЕАЛЬНОСТЬ В ВОЛШЕБСТВЕ
- Ты, думаешь, что всё – раздался голос Люца. Он сидел в кресле, и его ноги в туфельках из шестидесятых годов, находились на столе. На голове шляпа с пером из времен мушкетеров, шаровары, какие носили запорожские казаки, и рубашка красного цвета расстегнута до широкого пояса из красного атласа, оголяя мускулистую и загорелую грудь.
- Хорошая форма? – засмеялся он. – Мне, как и тебе, нравится одеваться так, как я в этот момент желаю.
- Я привык к вашим выкрутасам.
- Одежда у нас роли не играет. Одежда, да и одежда. Мы видим свои тела друг у друга. Зачем одежда? Для души и тела одежда. Просто она служит нам, как эталон для любой сущности. После физической смерти, она нам не нужна. Когда нам надо проявиться в вашем мире, мы одеваемся, кто во что…Кому что нравится.
Он улыбнулся и будто к чему-то приглядываясь, спросил:
- Кстати, ты ещё не понял промежуточного состояния души…сущности. Ты всегда его проходил насквозь. Хотя и бывал там. Помнишь, Нинку-Маркизу? Вы тогда были в промежутке. Мир очень сложный. Этот промежуточный мир, служит как бы отстойником. Он находится между миром тьмы и света…
- И надолго там застревают? И кто?
- Самое малое сорок дней. Но есть сущности, которые живут там годы. Но эти годы проходят быстро для сущностей.
- И мне надо попасть в отстойник?
- Есть такое предложение. Потом ещё кое-куда. Там видно будет.
Меня потянуло на сон. Я лег на нары. Диванов и кроватей у меня на даче нет. Сооружение из чурок и плах, вот вам и нары.
Стоял на берегу речки. Красивое место. Меня должны были одолеть комары и мошка. Но они меня не трогали.
И тут я увидел человека. Я спрятался за дерево. Человек сидел на траве и смотрел в воду. Но я точно знал, что он умер много лет назад, вернее убили…
- Юрка, выходи! – крикнул он. – Только ты прибыл? Поздравляю. Привыкай. Пока тебя не тронут. Ивана унесли. Исчез. В темноту забрали. Он здесь лет тридцать мотался…
Я подошел к нему и спросил:
- В любой момент могут взять?
- Да. Здесь мы не стареем.
- Что ты здесь делаешь?
- Недалеко наш город. Иногда летаю домой. Посещаю женушку. Постарела, подлянка. На четырнадцатый день моего перехода в этот мир, она выскочила замуж за моего друга. Дождаться бы её…Я бы ей показал! Того, кто убил меня, унесли в темный мир. Ну, я его здесь потаскал! Убийцам здесь очень тошно, как и пьяницам! Их здесь не любят… Я не был пьяницей. Просто иногда выпивал. Я ведь знал, что она с моим другом встречается в гараже. Прожила она с другом всего год. Привезла другого из Дома отдыха. И с ним не стала жить. Детей моих ей не было стыдно! Сейчас ей шестидесятый год идет. Внуки есть. Мужичок к ней ходит. Не успокоится! Понравилась мне тут одна. Посещаю…
- Такая же, как и ты?
- Нет. Живая. Она уснет, а я к ней. Всё происходит во сне. Мужик рядом лежит, а я с ней…
- Но, она тебя не помнит!
- Зачем ей помнить? Утром проснется, и настроение отличное. Есть у нас женщины, которые ночью мужиков спящих насилуют. Смех один! Во сне, мол, какая-то баба приснилась…Чудеса!
К нам подошли три человека, если их можно так назвать. Иван, так звали мужика, встал.
- Новичок? – спросил один из них. Вспомнил его. Он был начальником. – Я думал, Иван, ты улетел. Всё о грехах своих думаешь? Брось. Летим.
- Куда?
- Просто полетаем.
- Только прошу вас, не толкать меня в чужую постель.
- Ты мотри! Он ишо и нас не уважает и брезговат! – сказал один мужик. Я увидел, как у него от ужаса округлились глаза. Он открыл рот, но крикнуть не смог. Он медленно вдавливался в пространство. Под ним гроб, скелет, а рядом тачка, в ней шевелились мерзкие твари. Вдали я увидел подземелье, где грешники таскали тачки. Мужик медленно был втянут в тачку…Кошмар! Иван и два его товарища даже отвернулись.
- И вы постоянно такое видите? – спросил я.
- Конечно, - вздохнул Иван. – Поэтому мы и успеваем сделать добро…
- Что же доброго вы здесь сделали? – спросил я.
- Доброго? – переспросил один из мужиков. – А кто нам делал доброе? Кто? Никто. Хоть здесь поживем…
- Интересно, кто вам позволяет здесь делать пакости! – резко спросил я. Мужики приблизились ко мне. Иван встал между нами.
- Успокойтесь! – крикнул он. – У него тоже жизнь была не сладкой. Знаю. Похлеще, чем у вас. Я ему покажу, как летать.
Мужики подпрыгнули и скрылись в тайге.
- Мне такой полет знаком, - сказал я. – Летал как-то…
У Ивана глаза округлились от удивления.
- Когда успел?! Было во сне?
- Было дело. Иван, ты думаешь, что я к вам навсегда?
- Как же я не подумал! – воскликнул он. – Ты медитируешь. Опасно. Знал я одного. Не смог вернуться. Потом мы с ним на его похоронах были…
- Я не медитирую. Меня отправляют в другой мир неведомые человеку силы. Во многих местах побывал.
На этот раз он раскрыл рот, и долго так стоял. Потом сказал:
- Что-то я слышал про такое…
- От кого? – быстро спросил я.
- Появлялся здесь один. Но он быстро исчез. И он намного сильнее нас. И ты, значит, из живых людей…
Он попробовал оттолкнуть меня, но сам отлетел…
Он встал и сообщил:
- Да. Теперь мне понятно. Ты из живых людей. Ты из энергии, а мы здесь из эфира…
- Иван, ты хоть здесь-то не греши. Сам ведь виноват…
- Я буду ждать её здесь, если меня не возьмут…Ладно, Юрка, давай в город слетаем…
Он подпрыгнул и полетел над лесом, а я следом за ним. Но с такой скоростью, с какой летел он, я не мог.
Подо мной наш городок. Я видел знакомых, кричал им, но меня никто не видел и не слышал.
Я опустился рядом с автобусной остановкой. Вошел в раскрытую дверь. Автобус тронулся и меня качнуло. Уперся в грудь здоровенного дяди, и рука моя преломилась. Моя рука свободно прошла через металлическую стену. Я вышел из автобуса.
Иван махал мне рукой, и я подошел к нему. Спросил:
- А куда вы ещё летаете?
- Мы не можем летать дальше нашего города. Неведомая сила отбрасывает нас, если мы пожелаем вырваться дальше города.
- Где вы живете?
- Везде. Мы не спим. И не едим. Но многих какая-то сила отправляет на ночь на кладбище, к своим могилам. Меня почему-то не трогают. Под утро летят в город. Бойся их. От злости всё могут сделать. Они не любят, таких людей, как ты. Я один знаю о тебе. Меня не бойся. Вон они идут по улице.
Я их сразу узнал. Совершенно голые. А кого здесь бояться? Они подпрыгивали, размахивали руками, хватали прохожих за носы, за груди…
- И много таких мерзких типов здесь? - спросил я.
- Мало. Есть любопытные типы. Тоже сначала так вот веселились, а потом уединились. Знаю, например, селятся в Доме культуры, в больших учреждениях, в квартирах. Одна дама живет в библиотеке. В общем, ничего хорошего здесь нет. Тоска. Вот они и веселятся, пока их не заберут…
В общем, серый и никчемный мир. От такой жизни и захочется одиночества…
- Одна дама поселилась в собственной квартире. Вскоре её муж привел другую женщину. Стал с ней жить. Наша дама набросилась на неё, а толку? И тогда она стала тренироваться сбрасывать со стола посуду. Получилось. Начался дома переполох. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но её взяли в другой мир…
- Зимой, где живете?
- Не чувствуем холода. Как-то у нас остановился космический корабль из параллельного мира. Многих взял с собой…
- Коричневый?
- А как ты знаешь? – удивился он.
- Зимой это было. Я вышел из дачи. Хотел пойти к нему, но меня не пустили. Потом всё это описал…
- Ты всё ещё пишешь? Молодец. И нашу встречу опишешь?
- Обязательно. Надо. Хотя этому никто не поверит.
- Непонятно. Моего товарища взяли, а меня оттолкнули. Появляются у нас здесь какие-то грубые и волосатые люди…
- Про грубых и косматых людей, знаю. Рядом находится параллельный мир Сатаны. В рабство берут…
Мы свободно проникли в мою квартиру. Я лег на диван, и он даже не шелохнулся подо мной. Потом прошел на кухню и хотел включить самовар, чтобы попить чаю, но шнур я не мог поднять.
В это время из стены вышел человек в черной одежде и с распущенными волосами. Он сгреб Ивана. Я бросился на помощь мужику, но они исчезли. Понял, что Ивана взяли в рабство. Через некоторое время в стене ещё появилось ещё одно мерзкое лицо. Он осмотрел меня, и хотел было уже полностью показаться, но я нанес ему удар в челюсть. О. чудо! Мой кулак ощутил чужое тело. Волосатик вскрикнул и исчез. Не испытывая больше судьбу, я проник через стену на улицу. Летел неизвестно куда. Летел над тайгой и меня никто не задерживал.
Подо мной проплывала тайга. Потом увидел Ангару, Братск. Потом завис над Красноярском, Новосибирском. Опустился на одну из улиц. Увидел таких же людей, как и я, застрявшими между мирами живых и мертвых. Они подлетели ко мне.
- Новичок? – спросил один из них. Предложил мне лететь в театр, но я сказал, что мне надо посетить одного человека.
Полетел дальше. Посетил многие города. Видел Киев, Кишинев, Берлин, Лондон. Вот где нет границ. Во всех городах есть духи. Когда я летел, то меня окутывал прозрачный кокон из очень тонкого слоя газа. В нем я и летел. Хотел я посетить прибалтийские страны, но не решился. Я напишу об этом, напечатают мои книги, и случайно попадут мои книги в прибалтийские страны, и что тогда будет со мной. Вызовут на суд. И там скажут, как я посмел нарушить их границу? Да ещё и срок дадут. Они всё могут. Поэтому я пролетел мимо этих капризных стран. Зачем их лишний раз беспокоить?
И вот мой кокон стал опускаться все ниже и ниже. Я очень испугался. И даже закричал:
- Зачем? Я не хочу приземляться к прибалтийским странам! Они потом меня по судам затаскают! Домой хочу!
Но кокон не слушал меня. Вот и земля. Я стоял на берегу реки.
- Кого мы видим! – услышал знакомый голос. Виктор, а рядом с ним стоял Махмуд. Какой раз я попадал сюда. Река, костер, шатер и пираты варят в котле мясо.
- Ну и лицо у тебя, - сказал Виктор. – Гнатона увидел? Кого испугался?
- Был я в промежуточном мире, - ответил я. – Над многими городами летал. А вот в одно место побоялся. Потом могут засудить…
Виктор улыбнулся.
- Знакомо. Мы тоже туда не посмели. Мало ли как всё обернется. По твоим запискам вычислят, что мы тоже у них были без паспорта. От греха подальше.
Рядом с нами появился Жан. За ним шли два человека.
- Странники во времени. Промежуточный мир, настоящий отстойник видели? – спросил Жан. Проводник Виктора Смит добавил: - а вы не для того мира.
Другой проводник кивнул головой. В нашей жизни он был, возможно, китайцем или японцем.
- Зовите меня Дин. Я из Китая.
- Странный мир, в котором мы только что были, - тихо сказал Виктор.
- Вы правильно поняли. Это отстойник, - сообщил Дин.
- Волосатики берут их в рабство! – крикнул я.
- Почти все они грешники, - ответил Смит. – Ещё хорошо, что там застряли. А то сразу отправляют в беспредел. Даже в отстойнике многие продолжают оставаться мерзавцами. Они заслуживают того, что заслуживают.
- Мне Ивана жалко.
- Знаю, - ответил Жан. – Он у волосатиков.
- Отстойник, зачем нам? – спросил Виктор.
- Разве не интересно? – удивился Смит. – Мы многое что знаем и не удивляемся…
Мы вошли в пещеру. Грешники таскали тачки. Нас провели в длинный коридор с многочисленными дверями. Из одной из них выскочила Октябрина Правдина. В руках большой блокнот.
- Я же, все-таки, женщина! – кричала она, и вдруг увидела меня. – Юра, и ты здесь? Любопытные люди тут! Я задала пару вопросов, но он ушел от ответа!
- Кому задала вопрос? – спросил я. Мы остановились. Наши отправители, конечно, знали неугомонную Октябрину. Молчали.
- Кто его знает! Сказал, что если я ему буду надоедать, то он меня бросит каким-то волосатикам. Я ему вопрос о том, какая у них жизнь и какой строй. Только не коммунизм, если какие-то волосатики имеют рабов. Не ответил, а начал психовать.
- Например, у нас многие руководители имеют у себя рабов среди рабочих-подхалимов, - ответил я.
- Много таких людей в нашем мире. Я им хотела лекцию прочитать, о том, как надо освободиться от рабства, но они меня чуть не прогнали. Рабочим нравится быть рабами…
- Кувейцев и арабов тоже надо освобождать, - сказал я.
Октябрина тут же приблизилась ко мне и очки упрямо затуманились.
- Смеешься? Да. Представь, кувейцы и негры в Америке голодают. Им надо помогать. Никто меня не переубедит в обратном. Здесь надо организовать фонд мира. Знаешь, как интересно, когда кто-нибудь здесь начинает нервничать, - и она ткнула пальцем в грудь Дина, - какой у вас здесь строй? Только не выкручивайся и не уходи от ответа.
Дин, Жан и Смит кивнули нам, что, мол, пора идти. Я знал, что Октябрину не переспорить. Мы пошли.
- Вот так здесь все! Даже не с кем поговорить. Все вы уходите от ответа! - крикнула сторонница голодающих арабов Кувейта и негров Америки. – Куда вы без меня? Я же все-таки, женщина. Можно мне ответить? Отвечайте!
И она пошла за нами.
- Удивительно то, что одинокие женщины все вот такие, но одинокие мужчины – спокойные, - сказал Виктор.
- С тобой мы тут все согласны, - ответил Смит. – Но она и нас замучила вопросами, и чтобы мы не уходили от ответа…
Октябрина поравнялась с нами.
- Никакого уважения к женщине. Кто ответит мне – какой строй здесь?
Она тут же исчезла.
- Мы её отправили домой, - сказал Жан
- А толку? Она ничего не будет помнить, - ответил я.
- Вспомнит во снах. Ей будут сниться сны. Она будет думать, что видит сон, а это будет реальность.
Мы вошли в комнату. Зеркала. Мы здесь были.
- Вам надо побывать в том мире…
- На этот раз вы должны добровольно пойти на такое дело, - сказал Смит. – Вам не привыкать к испытаниям. Согласны?
- Нам в нашей жизни ничего хорошего не светит, а здесь и подавно, - ответил Виктор. – Всё веселее. Порой и возвращаться в нашу жизнь не хочется. Надоело нам все в нашей жизни…
- Такие люди, как вы, нам и нужны, - сказал Дин.
Виктор подошел к зеркалу и заглянул внутрь и тут же выпрямился.
- Знакомая картина, - сказал друг. – Пошли, ребята.
- Мы вас в нужный момент вытащим, - заверил Жан. Мы вошли в зеркало. Дорога. Холм и одинокая сосна.
- Куда двинем? – спросил я.
- Мы забыли спросить, куда нас? – спросил сам у себя Махмуд.
- А может, на холм поднимемся? – предложил Виктор. Мы так и сделали. Река, чахлая растительность.
Мы спустились к речке. Пошли вверх по течению. За излучиной мы увидели баржу. По берегу шли люди – бурлаки. Они тянули бечевой небольшое судно.
Мы спрятались за скалу. Вскоре бурлаки, а их было около десяти человек, приблизились к нам. Волосатики что-то крикнули тем, кто был на барже. За поясом у меня был кнут. Выдернул его и бросил в сторону волосатика. У него в руках была сабля. Выронил её. Махмуд подбежал и схватил саблю. Я ещё разоружил одного. А Виктор третьего.
- Бросайте ваши лямки! – крикнул я бурлакам. – Пусть плывут куда хотят!
Бурлаки сбросили лямки, и баржу закружило и понесло.
- За нами! – крикнул Виктор. – Подальше отсюда.
Мы побежали. За нами последовали и наши новые товарищи. Через какое-то время мы перешли на шаг.
Впереди показалось селение. Посовещавшись с нашими товарищами и бывшими рабами, мы решили обойти село, и пошли в горы. Мы пересекали тропы, дороги, небольшие речки. Обходили населенные пункты. Питались тем, что зарезали отбившегося от стада молодого бычка. Мясо жарили на костре. Соль украли в крайнем доме. Один из наших знакомых в нашей жизни был вор-домушник.
Когда ложились спать, то выставляли караул.
Подошли к горам. Один из бурлаков сказал:
- Я давно в этом мире, но не слышал, чтобы кто-то добирался до этих гор. Это вы нам помогли. Вам проще. Вы есть живые. Теперь мы будем с вами до конца. Я из 1812 года. Погиб при Бородино. Николай Ольшанский. Русский. Дворянин.
- Мы из конца двадцатого века, переползли в двадцать первый век, - ответил за нас Виктор.
- Мы убегаем из рабства в любом случае. С такими людьми, как вы, впервые. Поймают нас, и сразу в беспредел. Мы даже друг друга боимся. Могут свои предать. За предательство – поощрение. Отправляют в город. Там легче и сытнее.
- Если там кого заложат? – спросил я. В этом мире, как и у нас.
- В управляющие попадут или на другие должности.
- Где у вас женщины?
- Столовые, ресторации, дом работницы, многие находятся в домах терпимости, - ответил Николай.
- Ну и мир! – возмутился Виктор. – Мир подлости и продажности!
Наконец мы поднялись на гору. До самого горизонта тускло поблескивало море. Мы стали спускаться.
Добравшись до моря, мы быстро разделись и бросились в воду. Наши товарищи сидели на берегу.
- Давайте с нами! – крикнул я.
- Нам нельзя, - ответил Николай. – Прикосновение с водой…нам грозит исчезновением. Наши хозяева непослушных наказывали тем, что бросали в речку и люди тут же исчезали…
Мы вышли из моря и оделись. С нашими товарищами стали совещаться о дальнейшей нашей жизни. Николай Ольшанский подошел к воде. Мы замолчали. Он долго стоял у кромки воды, а потом опустил кисть руки и ничего…
- Что тогда было в реке? Любопытно, но они исчезали…
Он разделся и бросился в море. Остальные последовали за ним.
- Ну, и чудеса! – воскликнул Виктор. – Возможно, у волосатиков в реке были какие-то приборы…
- А чего вы хотите? – сказал Махмуд. – В этом мире, мы живем, как в волшебной сказке. И не удивлюсь, если сейчас из воздуха появится мерзкая рожа…
Пока ничего не появлялось.
После морской ванны, мы снова собрались на совещание. Решили идти вдоль берега. С пресной водой у нас проблем не было. Без мяса не страдали. Здесь не только свободно паслись козы, овцы, но и дикие коровы, кони, гуси, куры, свиньи. Встречались селения волосатиков. И здесь были рабы.
Пока мы двигались вдоль моря, то к нам стали приставать беглецы. Мы приобрели коней, а также всякое оружие. Теперь наш отряд достиг где-то около трехсот человек. У нас появились свои охотники, заготовители мяса, повара, мастера по изготовлению луков и стрел. Наш отряд полностью вооружился. Начались тренировки. Нашлись и тренеры по фехтованию и кулачным боям. Командовать нашим отрядом взялся настоящий викинг по имени Эрик. Он обладал огромной силой и ловкостью. В общем-то, настоящая фамилия викинга трудно произнести. Все его звали рыжий Эрик. Говорили они на языке волосатиков. Оказалось здесь и пять человек из Новой России. Но и они говорили на местном языке. Были тут два друга. Один чеченец, а другой русский. Саид защищал свою родину, а Петр был отправлен на глупую войну. Оба погибли в одном бою. Здесь они пасли стада и стали друзьями. Здесь, в отряде, они обучали бойцов приемами борьбы.
Эрику мы рассказали о судьбе парней, и он назначил их командирами отрядов. Мы отказались командовать, так как в нашей жизни у нас такого таланта не было. Эрик знал, что мы можем в любой момент исчезнуть в свой мир. Он трудно понимал наше присутствие, и не знал, куда поставить нас. За все время он впервые нам улыбнулся и сказал, что мы вроде колдунов и сказателей легенд. С этим мы и согласились. Для наших современников мы есть вруны. Когда я дал Октябрине почитать в черновике свой первый роман «Зона», то она сказала, что я вруша и фантазер. Если я дам почитать ей второй роман, то она вправе ничему не поверить. Она в другом мире не была, и ничего не помнит.
Чувствовали, что нас люди боялись. Мы понимали людей. Мы были посланниками мира, в котором они жили. Их в том мире нет, а мы есть. Хотя в этом мире они живые. Там, у нас, в разных уголках земли, у каждого есть могилки. У многих их давно нет, так прошли века…
Из одного маленького селения в один из отрядов прибежал мой земляк Иван. Он был очень рад, что даже бросился меня обнимать, и я понимал его.
На одном из привалов к нам подошел Эрик. Он сказал:
- Я убегаю в третий раз. В прошлый раз у нас был один из живых. Он был маленький и с узкими глазами. Он многих волосатиков убил. Битва у нас была…
- Тебя потом не отправили в беспредел? – спросил я.
- Я волосатикам нужен. Сетку накинули, а то я бы я им не сдался. У меня мечта. Создать страну из рабов. Потом у нас в стране не будет рабства.
- Нам никого не хочется убивать! – ответил Виктор.
- Если вы не убиваете врагов, то зачем идете с нами?
- У них другая задача, - ответил за нас Николай Ольшанский.
Одно за другим освобождались селения, города… Отряд вырос до настоящего войска в несколько тысяч человек. Наша армия двигалась, сметая всё на своем пути. Вблизи одного огромного города армия Свободы, так теперь её называли, разгромила большое войско волосатиков. Сражались бывшие рабы отчаянно. Убитых рабов не было. Они мгновенно исчезали. Каждый знал про такое, и всё-таки, бился отлично.
Большой отряд волосатиков окружил пеший отряд рабов, мы не выдержали и поскакали на помощь. Мы врубились в толпу врагов, и началась настоящая рубка. Мне не хотелось никого убивать, хотя в этом мире я мог это делать, но всячески старался только ранить…
После полного разгрома армии волосатиков, к нам подъехал Николай Ольшанский, и сказал, что нас переводят в хозяйственный отряд. Это был приказ Эрика. И надо было подчиниться командарму армии Свободы.
- Эрик видел вас в бою. Вы храбрые воины. Но вы не убиваете врагов, а их надо уничтожать. Смотрите, изучайте и больше не лезьте в бой. Таков приказ нашего полководца.
И он ускакал к Эрику.
Мы поселились в одном из крайних домов. На улице освобожденные от рабства люди, веселились, как могли. Мимо нас проехал Ольшанский. Он крикнул:
- Мы освободили этой край! Здесь мы решили основать свое новое и свободное от рабства государство!
- Меня удивляет одно, почему Сатана не вмешался? Что-то тут не то, - сказал Махмуд.
- Возможно, наблюдает, - ответил я. – Потом начнет развращать народ. Власть иногда портит людей. Тут он и появляется!
Вскоре снова появился Николай. Он спрыгнул с коня и подошел к нам. Мы сидели на скамейке у дома. Сел рядом с нами. Он был озадачен. Мы молчали. Первым заговорил Николай.
- Эрик беспокоится. Что-то его тревожит. Мы готовы ко всему. Будем сражаться до конца, если даже сам появится…
Виктор вскочил. Ткнул пальцем в грудь Николая.
- Сколько существует человечество, столько он и сражается за свободу от любого рабства! Это извечная проблема. Построение свободного общества с социалистическим уклоном. Какая это прекрасная идея! Даже здесь, в вашем мире, люди собираются вместе и бьются за такую идею. И что любопытно, такая идея попадает не в те руки. Боюсь, Николай, как бы и у вас не произошло подобное, что случилось в нашей стране. Вот он, Сатана, и поглядывает на вас со стороны. Да лапы потирает, подлец!
- Я тоже плохо верю, - сказал Махмуд, а я только руки развел. Мол, согласен с друзьями.
Перед нами возник ученый Дригис. Как он сюда попал?
- Здравствуйте, друзья. Успокойтесь.
- Вы знакомы? – удивился Николай.
- Знакомы, - ответил Дригис. – За передвижением армии мы наблюдали с самого начала. И потом, наш друг, и единомышленник немного наслышан о вас…
- Так это те самые люди? – спросил Ольшанский.
- Они. Готовы начать жизнь в том государстве, которое мы пытаемся создать в нашем мире. Николай…наш посланник…
- Он был бурлаком. Рабом был, - сказал я.
- В прошлый раз мы уже с вами разговаривали. Многие люди готовы на любые эксперименты. Люди на всё. Во многих местах нашего мира тоже есть добровольцы.
- Как ты сюда попал, Дригис? – спросил я.
- В нашем мире много что есть для вас непонятного. Могу ответить. До этого места должна была дойти эта армия. Здесь мы поставим новую лабораторию. Николай хорошо поработал. Да и ваша энергия помогла. Спасибо вам. Энергия таких людей, как вы – живых, в нашем мире оберегала центральный нерв экспедиции…
- Если появится сам? – спросил Махмуд.
- В это время его отвлекали на другие дела, а сейчас поздно. Если что пойдет не так, то наших людей много исчезнет. Главный нерв-лаборатория останется здесь. Вам пора возвращаться на место. С главной задачей вы справились. Во многих точках нашего мира, появляются такие живые люди, как вы. И нам хорошо помогаете. Пойдемте за мной.
Мы пошли за Дригисом. Что-то теплое окутало меня и всё исчезло. Мы стояли в библиотеке.
Мы увидели Николая.
- Он изучает историю вашей страны России.
Дригис пригласил нас пообедать. И мы вошли в столовую- ресторацию. К нам подбежала зеленоглазая Аннушка. Она принесла нам мясо в чашках. Девушка стрельнула в меня прекрасными глазами и пошла на кухню.
- Её могут схватить волосатики, - испугался я за девушку.
- Нет, - быстро ответил Дригис. – Эта ресторация на нашей территории. Рядом с библиотекой. Беспокоишься за Аннушку? Ты недавно отверг её…
- Я не могу сразу поступать с человеком плохо…Я другой…
- Понимаю. Вот и этой стороной вы подходите нам. В нашем мире вам ничего не надо, кроме любопытства и помощи нам. Иногда, можно поступиться и своими принципами. Ради дела. Недавно я был в вашем мире. Применил новый элемент. Немного проявился. Напугал молодую парочку, гуляющую на берегу речки Москва. Перед вами ещё проявлюсь, и Юрий напоит меня своим отменным чаем.
- Вы все знаете нас, - изумился Махмуд.
- Стараемся.
Мы пообедали и вышли из-за стола. В проеме двери промелькнули зеленые глаза. Встретимся ли, Аннушка? Надо было в тот раз принять её. Ведь они любыми способами ведут борьбу с темной силой.
Мы попрощались с Дригисом и подошли к двери, на которую указал ученый. Словно из тумана возник Дин.
- Всё, друзья. Вы и так перебрали время, и ваша энергия стала падать. Сейчас Дригис работает над тем, чтобы энергия от вас шла больше и дольше по времени. Тогда вы у нас можете быть долго. А сейчас по домам…
ИТОГ
Меня окутал туман и я оказался на даче. Всё записал.
Пошел в город. Неведомое животное, волосатое, с множеством голов висело над городом. Я чувствовал, как от него исходили темные щупальца с присосками, и они касались голов людей и тонули в них. Большинство людей открывали рты, возможно, от жары, а может, и ещё отчего-то и шли, словно во сне. В глазах два выражения – злоба и безысходность, а у многих и отсутствия мыслей. Мне стало страшно. На дачах я видел, кстати, и страшнее лица, надо бы и привыкнуть, но не мог. Вокруг меня, среди спелых помидор, кустистой малины и моркови, бродили полуголые, очумевшие от жары, существа на двух ногах, с подозрительными и немигающими глазами. Редко у кого во взглядах людей можно было уловить проблеск мыслей. В глазах зависть к соседу по даче, у которого лучше помидоры, выращенным свиньям, кроликам, курам, козам, а в городе застывшие лица торговцев с тугими животами, а в глазах единственная мысль, как бы кого обмануть и самому не «прогореть» на торговле.
Я вскинул голову и среди лохматых туч, увидел мерзкое лицо пирата и разбойника всех времен и народов Гнатона. Лицо быстро исчезло…
- Господи! – прошептал я. – Что же делается в мире?! Неужели ты всё допустишь? Господи! Люди, что с вами?! Опомнитесь! Стряхните с себя дурман, щупальца с присосками исходящие от Сатаны. Не окончательно же вы осатанели!
Люди не слушали мои призывы, а гнали от себя и называли меня отпетым дураком. Чтобы я им не мешал пребывать в очумелости. Узнав от людей, что я не только чудак, но и законченный дурак, то совершенно успокоился и окончательно попытался скрыться от людей. Убегал в тайгу, а зимой уходил на лыжах.
Ну, вот, кажется и всё. Здесь, в нашем мире, в моей гибнущей России, я стал не активным членом общества, а созерцателем. Теперь мне только и осталось записывать то, что будет происходить со мной в другом мире, когда соизволят мои отправители показать другие миры.
Поставил точку при окончании второго романа, моих записок. И право читателя, верить всему или не верить. Но я написал всё, как было. Это тоже моё право…
СОДЕРЖАНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА ОСТРОВЕ СНОВ
1. Быть как все
2. Нельзя критиковать райком
3. Я был «врагом» советской власти
4. Вера
5. Ромул
6. Русана
7. А толку?
8. Как проходили политзанятия
9. Быть свободным
10. Иллюзии новой эпохи
11. И был суд
12. Всё суета
13. Откровение
14. Герои современности
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИЗОЛГАЛИСЬ, БРАТЦЫ
1. Всё от лукавого
2. Егорка
3. И у нас были свои баррикады
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СУД
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЭТО ИХ ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ
1. Неожиданные встречи
2. А мир так сложен
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
АПОКАЛИПСИС
1. Сатана
2. Встречи в Москве
3. Где они?
4. На острове Диком
5. Будущее в прошлом
6. Встречи
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ПРОРЫВ
1. Михаил
2. Верую
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
МИР ТЬМЫ
1. В гостях у дьявола
2. Разборка-разборчка
3. В гостях у Сталина
4. Странники во времени
5. Волшебство в реальности и реальность в волшебстве
6. От тьмы к свету
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
ПРОХИНДЕИ ЛИЦЕДЕЙСТВУЮТ
1. Разборка
2. Итог
.
-
-
-
-
-
-
© Copyright: Юрий Стрелов, 2015
Свидетельство о публикации №215012900525
Свидетельство о публикации №215012900525
Рецензии