продолжение повести Катя Мордовии Глава 3 на кухне

Глава 3 разговоры на кухне
 Взрослые стряпали на кухне и разговаривали между собой.
  Нина говорила, - Мама, зачем ты снова затеяла пироги, разве ты не знала, что мы привезём всякие вкуснятины?
- Знала, - сказала мама, - привезёте там, всякие сникерсы и шоколадки, ну, а дети и вы, пусть хоть, в последний раз поедят мои панджакаи, и будут помнить меня и мои домашние пироги и панджакаи. Вы, ведь, не будете так стряпать, - потом, повернувшись к Наде, жене Васи, она сказала ей,
- Надя, иди-ка, залезь на чердак, принеси-ка оттуда калину, она там в бочке, мы будем и калиновые пироги стряпать.
- Калиновые!? – обрадовалась Катя, - ой, как я люблю калиновые пироги!
 Надя пошла было, но в это время зашла на кухню Катюшка, и с плачем сказала Нине, своей маме.
- Мама! – ревела она, - Максимка отнял у меня жвачку, и взамен дал мне конфетку, а я не хочу конфетку, хочу жвачку, -ревела она.
- Не плачь маленькая, мы его накажем, чтобы он не обижал тебя, погладила по кудрявой головке её, бабушка.
  Нина и бабушка вышли из кухни, и пошли в другую, среднюю комнату, где играли дети.
Визг и радость прекратились, и взрослые, которые стряпали на кухне,  услышали голос своей матери,
- Максим-ка, ты уже большой, зачем обижаешь сестрёнку?
И дедушка детей, отец взрослых, крикнул из передней комнаты на Максимку,
- Ты мужик или не мужик? Зачем ты обижаешь девочек?
 Там, в передней комнате, мужики разговаривали о своём, о взрослых делах, и дедушка внуков, то есть отец взрослых, распределял всем «мужикам» мужские, домашние дела, которые накопились за неделю.  Дедушка - Егорыч, который сидел «с мужиками», то есть со своими сыновьями; с Алёшей и Васей, и с зятьями Славой и Гришей, и когда он услышал  голос бабушки, своей жены, «Петровны», дедушка громко крикнул из передней комнаты Максимке,
 - Смотри ты, Катюша больше не приедет к нам, и ты, Максим, будешь снова ныть и скучать по ней и надоедать нам, когда приедет Катюшка, - он ещё добавил, строго и громко, - Максим,  ты никогда не обижай, девочек!
 Спор прекратился, и мама с Ниной снова вошли на кухню.
Надя, в это время, занесла калину. Все, взрослые женщины, снова стали стряпать и весело разговаривать между собой. Они вспоминали и шутили, смеялись и хохотали. Когда кто-то из детей заходил к ним и говорил: «мама», то взрослые женщины, которые стряпали на кухне, все хором отвечали: «что, сынок?» или: «что, доченька?», потому что, все женщины были мамами, и у всех, у них были дети, и они, теперешние мамы, когда-то сами были детьми из этой большой семьи.
  Им, казалось, что очень давно было то время, когда у их мамы и папы, их детей, было десять, ну, а теперь, они все выросли, и уже давно у них самих семьи и дети.
  Да, у бабушки Екатерины Петровны и дедушки Виктора Егоровича было десять детей, и у всех их детей были подруги и друзья, и поэтому шум и детская возня и крики, никогда в их доме не прекращались. И теперь мама детей и бабушка внуков и внучек, снова слушали детский шум и крики, бесконечное хлопанье дверей и была счастлива, слушала этот детский шум и крики, как хорошую музыку. Мама теперь говорила, стряпающим своим дочерям,
- Снова дом ожил, и будто я опять среди вас, как и давно.
   Но а Катя в Петербурге, отвыкла от этого шума и сказала ей,
- Мама, сходи посмотри, опять, наверное, что-то не поделили дети, они снова шумят!
- Да, ничего, это они играют, пусть радуются! – ответила мама.
 Но сёстры смеялись и подшучивая, сказали Кате,
 - Ты,  там в Ленинграде совсем одичала, и отвыкла от такого веселья и шума детей.
А Катя смотрела на них с умилением, и улыбкой, а сама думала о своих сёстрах и братьях во Христе, которым привёл её Господь, сравнивала это чувство тепла «домашнего очага» с собраниями, где она чувствовала себя, как дома.
   Да, да!  она,  нашла в Петербурге, в церкви Ингрии свой дом детства и такое же тёплое общение.