Красносельские рассказы. Еврейский вопрос
- Ну как? Вы встретились с той девочкой? Удалось что-то узнать?
- Встретилась. После расспросов было выяснено, что Илья после уроков отправился с одноклассником Симоном гулять. Заходили они в ювелирный магазин деда Симона Иосифа Абрамовича. Пили там чай. Затем Иосиф Абрамович повёл Симона к знакомому стоматологу. Илья пошёл с ними как сочувствующий болельщик. Иосиф Абрамович и Симон пробыли у стоматолога более полутора часов. Илья оставался в комнате ожидания, куда пришли ещё двое пациентов. Регистраторши в тот день не было. Поэтому запись не велась. Была видеокамера включена. Когда Иосиф Абрамович и Симон вышли, Ильи уже не было. Они решили, что Илья пошёл домой. Не было и других пациентов. Симона спрашивали в школе, не знает ли он, где Илья. Он ответил, что не знает. Но о дне исчезновения Ильи никто не задавал вопросов.
Изольда тут же позвонила Иосифу Абрамовичу. Подробно расспрашивала, как выглядели те двое, что оставались с Ильёй. Затем позвонила куда-то, чтобы сняли записи со всех видеокамер поблизости от стоматолога. Затем достала из кошелька две пятитысячные купюры и дала Ксении. Продолжая плакать и вытирать слёзы платком, проговорила:
- Спасибо вам! Если что ещё услышите, узнаете, сразу приходите ко мне… А Иосиф Абрамович мог бы прямо в тот день позвонить мне и поинтересоваться, вернулся ли Илья домой. Я всегда звонила и спрашивала, пришёл ли Симон домой, если возвращался от нас. Почему я сама Симону не догадалась позвонить? Ведь он в списке ближайшего окружения.
- Изольда Моисеевна, всех одноклассников итак в школе опрашивали. Просто вопросы надо было профессионально задавать. У вас же много знакомых в хирургических кругах. Может, навести справки про срочные трансплантации органов?
- Да. Это идея! Как я раньше не догадалась?! Видят же, еврейский мальчик. Среди трансплантологов и вокруг них полно наших, тем более что, в основном, в очереди люди из Израиля. Вы пейте чай. Я выйду на минутку. Сейчас вернусь, - с этими словами Изольда Моисеевна пошла в другую комнату и долго там говорила по телефону.
Ксения пила чай и размышляла. «Всё же оперативная эта Изольда. Другая бы растерялась и только плакала. А Изольда все рычаги и возможности использует. Надо поучиться, как справляться в трагических ситуациях. Я бы точно растерялась».
- Две срочные трансплантации. Откуда два органа взялись, пока не удалось узнать. Но я подключила людей, чтобы всю цепочку раскрыли. Наши же люди. Ксения, а вы похожи на нашу. Есть у вас что-то еврейское.
- Не знаю. Я с детства дружила с еврейскими детьми, и мне часто говорили их родители, что я похожа на еврейку. А вообще, я дружила не по национальному или расовому принципу.
- Это так только говорят, а когда доходит до дела, то сразу становится своя рубашка ближе к телу, тогда начинают искать то, что группирует и объединяет. Вот тут и срабатывают родственные, национальные, дружественные связи и чувства. Вот приедете вы в чужую страну, что вы будете делать, никого не зная, одна-одинёшенька? А наши обратятся к нашим, те всегда подскажут, помогут. Так и китайцы, и корейцы. Так вообще выживают народы.
- Тут вы правы, Изольда Моисеевна. Только вот одного не пойму. Ваш народ выстрадал холокост. Но сейчас Израиль устраивает геноцид палестинского народа. Тоже типа холокоста. Двойные стандарты ведут всегда к раздуванию конфликтов. Или возьмите позицию евреев на Украине, в Одессе, в Харькове: то поддерживали идею федерализации, затем после консультаций в Израиле и США стали поддерживать позицию Киева. Как вдруг стало, что сомнительная ценность типа «целостности» представлена приоритетней прав человека и прав наций на самоопределение? Ведь в Югославии придерживались принципа приоритетности прав человека и прав народов, не хватались за сомнительный принцип целостности. Почему, когда Сталин предлагал сохранить целостность Германии, США и Великобритания не захотели?
- Ксения, тут уже глобальная политика. Конечно, надо придерживаться высших принципов. Стратегически это может получиться, а вот тактически – никак. В тактике приходится лавировать, будто корабль ведёшь между рифов. Так и в жизни. Как я говорила, есть свои, есть чужие. Вроде все равны. Но есть те, что к тебе ближе, ты их знаешь и сочувствуешь им. А другие подальше, и не до их бед, когда своя беда накрывает. Разве не так?
- Так-то оно так. Но при таком подходе всегда будет нарушаться принцип социального равенства, принцип равенства людей пред законом. Ничего не останется тогда от принципа справедливости. Ведь ваш царь Соломон прославился именно справедливостью. Когда-то евреи хотели стать всемирной нацией, а затем, когда не получилось, вдруг закрылись, стали самовыделяться, объявив себя богоизбранным народом. А ведь это был первый нацизм, официально объявленный иудейскими священниками стратегической идеологией. Вовсе не тактической. А как другие народы должны были отреагировать? Проглотить молча? Признать свою второсортность? И где здесь логика? Если все мы произошли от Адама и Евы, кстати, не только религия, но и наука утверждает, что все мы от одной плаценты, от Евы, тогда все мы евреи, и неевреев нет вовсе. С этим-то как?
- Ксения, вы, я вижу, хорошо образованная. И умная. Наша вы всё-таки. Интеллектуалка. Неужели вы не видите, что от рождения собака ведёт себя по-собачьи, кошка – по-кошачьи? Как-то один из открывателей ДНК сказал правду, что генетически негры, как обезьянки, способны только к физическим упражнениям, а к интеллектуальным способны другие. Так на него набросились, обвинив в расизме. А вы посмотрите: тот же Майкл Джексон – ну вылитая обезьянка! Я считаю, что надо котлеты отделять от мух. Социальное равенство – это одно. Да оно необходимо. Но не бывает никакого природного равенства, генетического равенства в гениальности, талантах, интеллектуальных способностях. Если десять тысяч лет твои предки занимались интеллектуальным трудом, как это не может отразиться? А если в эти же десять тысяч лет предки только бегали, прыгали, охотились и трахались, не утруждая себя размышлениями, разве это не скажется на потомстве? Куда денутся мутации? Тут даже в одном поколении мы наблюдаем влияние образа жизни родителей на образ жизни детей по принципу «яблоко от яблони недалеко падает».
- Изольда Моисеевна! Так я это и не оспариваю. Я как раз веду речь только о социальном равенстве, об элементарном праве на жизнь, на существование. Ведь обезьянки тоже нужны природе, не только лисы, тигры, орлы и змеи. Если я себя буду выделять из среды, из людей в творческом отношении – это естественно, это нормально, но если это я буду делать в социальном контексте, это неизбежно приведёт к конфликту, к негативному отношению бумерангом ко мне самой. К самовыделению индивидуальности даже в социальном отношении, если это не слишком ущемляет окружающих, ещё можно относиться терпимо, толерантно. А если самовыделяется целая группа? А если она многочисленной становится и агрессивной, подавляющей остальных и нетерпимой? Это и есть фашизм, нацизм.
- Я могу согласиться только в части негативных последствий. Но могут ведь быть и позитивные последствия, и позитивные влияния. А если группа, напротив, культурная, интеллектуальная, толерантная и стремится вести остальных к просвещению.
- Да. Только не насильно в рай!
- Это тоже спорно. Насильно или ненасильно. И какова мера насилия? Кем бы был Паганини, если бы отец не заставлял его в детском возрасте играть на скрипке и не сёк его как сидорову козу? А что было бы с Черчиллем, если бы ему в детстве потакали, если бы не отдали в строгий военный интернат с палочной дисциплиной? Мы бы не досчитались многих гениев. Совсем без насилия невозможно. Любое общество – это уже насилие. Семья – насилие. Группа – насилие. Даже природа – насилие. Я уже не говорю о государстве. Другое дело – мера насилия. Она индивидуальна. Для одного ребёнка достаточно, если родители посмотрели, для другого – если нахмурились, для третьего – если сказали, для четвёртого – только если воздействовали физически, а для пятого – финансово или экономически.
- С этим я тоже согласна. Но когда я говорю о насилии, я имею в виду именно групповое насилие, препятствующее индивидуальному творческому развитию и проявлению природных наклонностей, не ущемляющих свободу окружающих. Многие отделяют при анализе немецкого нацизма немецкую просвещённость и гениальность от тоталитаризма и человеконенавистничества. Я же в студенческие годы много изучала философию и поняла, что все ростки находятся уже в самой немецкой идеологии. Гегель в «Науке логики» открывает и выстраивает очень убедительно диалектику отдельного, общего и особенного. Но мало кто видит тут корень зла. Дело в том, что Гегель считает, что противоречие между единичным, отдельным, с одной стороны, и общим, с другой, разрешается в особенном, через особенное. В социальном контексте это означает не что иное, как разрешение противоречия каждый раз в пользу той или иной группы. Не общество в целом, не человечество, не индивидуальность, не гениальность, а группа берёт верх, берёт власть, доминирует, диктует. И кажется, что трудно с этим не согласиться. Еврейская идеология издревле отражает групповое самовыделение, сначала выбор Авраама и его потомков, затем исход из Египта, как доминантное особенное, как разрешение противоречия между всеми, выраженными прежде всего в Боге, и патриархом в пользу группы патриарха или пророка, в пользу особенного. Вы, наверное, читали «К еврейскому вопросу» Маркса и другие источники. Социальный класс – это тоже группа, только многочисленная. Классовая борьба, действительно, определяет ход истории, как это показали французские социальные учения. Затем сюда свои открытия добавили марксизм, ленинизм, фашизм, маоизм, захватившие умы в двадцатом веке… Но так ли безупречна сама диалектика? И я обнаружила, что не всегда противоречие между единичным и общим разрешается в пользу особенного. Особенное всегда возникает при структурировании проблемы, при разрешении противоречия. Точнее, противоречия сами расщепляются, структурируются, этапируются, каждый раз возникают особенные формы, много особенного. Но разрешения в особенных формах всегда не окончательны, они преходящи, динамичны, трансформируемы. В заметке «К вопросу о диалектике» Ленин, видимо, ближе всех подошёл к пониманию узости гегелевской диалектики. Он подчёркивает многосторонность противоречия и возможность (даже желательность) разрешения в пользу общего. Да, именно так. Гегель, мне кажется, сознательно исказил диалектическую логику в пользу апологии особенного. Это следует и из других его трудов. Это я назвала в своих трудах «монизмом особенного». В математике не раз бывало, что частная, конкретная проблема долго оставалась нерешённой, но на путях обобщений вдруг оказывалось, что решалась обобщённая задача, а тогда множество частных, особенных задач решались автоматом как частные случаи уже решённой проблемы. Разрешение в пользу не особенного, а общего экономит силы, к тому же оно долгосрочно и фундаментально. К примеру, конституция США более двухсот лет действует благодаря её общему и фундаментальному характеру, тогда как советские и российские конституции, решавшие на каждом этапе особенные задачи, нуждались в регулярном и частом пересмотре. Разрешается противоречие между единичным и общим иногда и в пользу единичного. Примеры Александра Македонского, Цезаря, Чингисхана, Тамерлана, Наполеона являются яркими свидетельствами. В науке также бывает, что частная задача определяет всю парадигму. Законы Ньютона явно сформулированы только для случая одного тела (второе тело вводится для фона), уравнения Шрёдингера и Дирака в квантовой теории сформулированы также для одного объекта, задача трёх тел не решается в известных функциях, задача многих тел решается только статистически. Особенное и общее часто проигрывают противостояние с единичным. Истина редко приходит к двоим одновременно, чаще всего она приходит к единицам. Именно в этом случае отдельное и всеобщее совпадают как крайние противоположности. Всеобщее не "любит" групповые особенности, оно предпочитает выражать себя и своё через индивидуальное,единичное. Человечество своим развитием обязано больше всего отдельным гениям, а не группам, не своей тотальности. А вот выживанием своим человечество как популяция, как биологический вид обязано именно своей тотальности, общности, генетической общей базе данных.
Поэтому монизму особенного я противопоставляю монизм единого и плюрализмы единичного, особенного и общего.
- Вы меня удивили, Ксения! Да вы Кант в юбке! А где можно познакомиться с вашими изысканиями?
- У меня есть сайт. Я вам напишу ссылку.
- Признаться, я не ожидала. У нас считается, что только мужчины вправе о таких вещах думать, рассуждать, писать. Чтобы женщина опровергла Гегеля да ещё прекрасно разбиралась в еврейском вопросе, это невероятно! Вы меня покорили!
- Изольда Моисеевна! Извините! Мне пора идти.
- Спасибо вам, Ксения, за помощь. Приходите ещё. В любое время. Я познакомлю вас со своими. Если бы не это несчастье…
- И вам спасибо за беседу. Тут особенно не с кем поговорить. До свидания!
- До свидания! Свидимся, надеюсь.
Изольда Моисеевна выглядела несколько успокоенной. Ксения по пути домой думала о философии. Только вот философия её жизни оказалась более сложной, чем философия всей науки. Но об этом потом…
Свидетельство о публикации №215013001606