Дачница

Автобус пробирается к даче, припадая поочерёдно на все свои четыре колеса. Воздух от жары застыл в желе и колеблется, трясётся, содрогается понемножку. Стёкла в автобусе прозрачной, замутнённой слюдой, многослойной- немного зеленоватой, как бутылочное стекло, и искажают реальность, данную нам в ощущениях. Сейчас подо мной расплавится кожаное сидение и я поплыву на волнах моей памяти, держась за никелированную ручку дрожащей рукой. Чудно блестящую, как новенькую. Навстречу мне как-будто задрожит, задышит жар старинного камина, треск дров во чреве. Всё покрыто сажей бархатной, и длинно тянется мне в ноздри аромат румяной корочки домашних пирогов..

Пирогов нет, и не предвидится. Внутри меня, также, как и в окружающем пространстве, жар пышет. Жажда и опустошение. Я мысленно сдираю с себя струпья своих прежних отношений. Подцепляю ноготком крашеным за кончик и тяну. Медленно-медленно, садистски, продляя удовольствие. Я же мазохистского разлива. Любая боль для меня наслаждение неслыханное. Появляется розовая кожица, под этими чешуйками его. Вот, содрать это всё. Хорошенько соскрести. Ножиком острым, наконец. Чтобы уж забыть. Расстаться мысленно. Выбросить на помойку истории.

Дача утонула в кустах, кронах, зелени. Смотрит из-под низенькой, крашеной охрой крыши. Железной, тронешь, застонет. Глядит двумя окошками с белыми деревянными узкими рамами. И муравей ползёт по створке. Перелезает из одной, скорлупкой, трещины в другую. Выдраенный до белизны деревянный пол широкими досками, освещённый посредине, нагретый солнцем. Кровать у стены с покрывалом, свисающим до пола кружевным девственным краем, периной и пуховой подушкой. Завалиться, утонуть, провалиться в зыбкое ничто. Письменный старинный стол у окна, дубовый. Тяжёлый, массивный,  грудой такой примостился у стены между двух окон. И картина над ним овалом  в лаковом чёрном ободе отсвечивает. Паутинкой, еле заметной, трещинки. Металлическая лапка медная держит какую-то квитанцию. И шторы просвечивающие, тонкие колышутся, загибаются.

Лечь не на кровать, а на пол. Прижаться щекой к тёплым, нагретым гладким доскам. И провалиться в сон. А потом уже как-то неожиданно нарисуешься ты. Материализуешься из воздуха. Станешь на колени, пальцем заложишь прядку волос за ухо:
- Малыш! Ты что расквасился?
И малыш так бодренько встанет. Как-будто и не было ничего. Воздуха как желе, кожаного прилипшего сидения. Рук, судорожно вцепившихся в блескучую никелированную ручку. И сдираемой кожицы, чешуи, струпьев прежних отношений.