Далеко от войны

                Далеко от войны


Командир штрафного батальона капитан Лелюх, выполняя приказ "Ни шагу назад", положил на алтарь победы почти весь батальон, а сам,
со смертельными ожогами от зажигательных бутылок с "коктейлем Молотова", был доставлен, хитростью уцелевшими солдатами,
в полевой госпиталь.                Молясь Богу, перенес адские муки от ожогов и, вопреки летальному диагнозу военных медиков, выжил. Посчитал, что мучениями искупил грех кровопролития перед Всевышним и зарекся: больше не брать оружия в руки. Комиссары и смершники, чтобы не разглашать тайну о штрафных соединениях и приписать количество подбитых танков "более достойным", нахаркали в душу Лелюха, заставили подписаться под бумагами с грифом "совсекретно", а военные медики, прогибаясь перед смершниками, не комиссовали Лелюха,а сплавляли от госпиталя к госпиталю, пока не привезли в глубокий тыл, подальше от зоны влияния смершников.                В Хабаровске, на последней медицинской комиссии, Лелюх,ожидая результатов в приемной, из-за двери услышал: "Комиссовать его можно.  Есть статья, но нужен ли он здесь, в армии? Нет,не нужен, а то будет пугать своим видом курсантов. Живой позор Красной Армии."                Так решилась дальнейшая судьба Лелюха.
- Слава тебе, Господи! Дошли до тебя мои молитвы. Значит еще поживу! - обрадовался Лелюх.               
Изуродованный войной физически, надломленный системой душевно,
остался с нищенским пособием по инвалидности и этому рад, потому что возненавидел войну и несомненно застрелился бы, чтобы не гнать людей, по его мнению, на бойню.
Гулял по Хабаровску с товарищами, обмывал возвращение из пекла Молоха, пока не вляпался в мелкое уголовное дельце. Завоняло тюремной парашей и сменил бы блиндажи на казенные палаты, но явился ангел-хранитель в теле влиятельного земляка, который "выкрутил" Лелюха от лесоповала и посадил на попутный самолет домой - Николаевск на Амуре.
Прилетел под вечер. Самолет сел на расчищенный лед реки. Быстро темнело. Пронизывающий ветер нес поземку. Лелюх поднялся по крутому берегу на главную улицу Советскую, пересекающую город                с начала в конец, вдоль берега Амура.Город не изменился с тех пор, как его призвали в армию. Мороз крепчал. Ноги замерзли в армейских сапогах и пришлось прибавить шаг. Вот показалось дореволюционное здание реального училища, в котором теперь размещалось педучилище народов севера.Поодаль дымилась труба хлебзавода.
Когда подошел к П-образному общежитию мореходного училища,
в котором когда-то учился легендарный адмирал Макаров, совсем стемнело, только просматривалась в темноте верхушка японского памятника.
На перекрестке улиц Наумова и Советской, вспомнил, что за углом был
военторговский магазин. Перешел улицу Наумова и, пройдя вдоль забора, увидел его. Над крыльцом горела лампочка. Изредка выходили люди. Когда вошел в магазин, покупатели замолчали и повернули головы в его сторону. Одни смотрели с удивлением, другие с испугом, а молодуха отвернулась. Продавщица, стараясь вспомнить, присматривалась к нему.
- Сашка, ты ли это? - сомневаясь спросила она.
Лелюха так давно не называли просто Сашка, что душа оттаяла от смертельного зла и еле сдержался, чтобы не расплакаться,
от нахлынувших эмоций.
- Ну, я - буркнул он и встал в очередь.
- А моего Николая на фронте не встречал? Помнишь, как вас провожали в армию? - спросила продавщица с надеждой и нескрываемым волнением.
- Нет, не встречал - по фронтовому рубанул Лелюх и попросил- Дай мне буханку хлеба и конфет для матери.
- Не могу, у нас все по карточкам - отказала продавщица.
- Ну, тогда бутылку водки.
- Водка завсегда есть - сказала она и подала бутылку.
Чтобы не распрашивали о фронте,/расписался же под совсекретно/,
вышел на мороз.
Пока к Лелюху привыкали люди, приставали с распросами: а война скоро кончится? а моего сынка не видел? а моего мужа? а моего внука? а с Алексеем где воевали?
- Нет - отвечал Лелюх.
- Ну как же? Вы же вместе призывались!
- Папка с войны вернулся! - радовались ребятишки, никогда не видевшие своих отцов.
Спрашивали с наивной надеждой, смотрели в глубину души,
будоражили воспоминания, выворачивали душу наизнанку, резали ножом по сердцу. Лелюх не мог обнадеживать людей и всякий раз отвечал - Нет!
А про себя шептал: Будь прокляты все войны, праведные и не праведные и те, кто начинает их.
Спрашивающие отходили расстроенные, встревоженные, с камнем на душе.
Лелюх предполагал: тихий городок, за тысячи километров от войны.
Не стреляют, не бомбят, не льется кровь. Оказалось-невидимая война бродит по улицам, заходит в дома и приносит горе.
Нет слов, чтобы выразить чувства, когда видишь, как бьется в истерике
мать или солдатка, как стонут старухи, как заходятся криком ребятишки, получив похоронку или извещение о пропавшем без вести.
Каждый раз Лелюх напивался до безумия и в кошмарных видениях его преследовали: то братья из земляков, убитые вместе с комиссаром Зюзиным по приказу "ни шагу назад", то перекошенное страхом лицо малолетки Пети Гисека, то отпетый уголовник, которому пришлось пустить пулю в лоб и галерея призраков,посланных Лелюхом на верную смерть. А сейчас, он вышел из магазина на родную улицу, привычным движением откупорил бутылку, отхлебнул, заглушил мучавшую совесть.

С открытием навигации, каждая женщина и девка хватались за сердце,
если увидят посыльного из военкомата. Призывали, в основном, зеленую молодежь, а кадры, которые "нагрели"места на производстве, оставались, как очень нужные. Понимали ли офицеры военкомата, что нарушают смену поколений, что такая "политика" отразится на демографии в будущем - на их совести, хотя могут "отмазаться" - победа любой ценой, а это значит, что наплевать им на будущее поколение.

Михаил, открыв дверь на стук Лелюха, оторопел и спросил: Вы кто?
- Это я,Сашка Лелюх  - представился Лелюх и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.
Жена Михаила, которая работала в спецмагазине, громко вскрикнула,
а двое ребятишек заплакали и прижались к ее юбке, как цыплята к наседке.
- Садись за стол, Сашка - пригласил Михаил.
Жена Михаила, Люба загремела посудой. Поставила на стол борщ и вареную рыбу с картошкой. Михаил из заначки вытащил спирт и, разведя его водой, поставил стакан перед Лелюхом.
- Ну, давай за победу - сказал Михаил.
- Давай - безразлично согласился Лелюх и, выпив пол стакана, набросился на борщ. Ели молча, а когда Лелюх проглотил борщ, похвалил хозяйку и принялся за рыбу.
- Ну,как там на войне? - как бы извиняясь, спросил Михаил.
- А разве по мне не видно, как там на мясорубке? Не дай бог попасть туда тебе.
Лелюх стеснялся своего нищенского положения и, наевшись,
поблагодарил жену Михаила и заторопился домой.
Михаил дал ему буханку хлеба, нерпичьего жира и красной икры, целую банку. Пообещал трудоустроить.
- Заходите к нам в гости, - пригласила Люба для приличия.
- Зайду - понял ее Лелюх и, забрав гостинцы, пошел домой.
Дома, до темна, разбирал стенку амбара на дрова, а утром, к девяти часам, пришел к горкому, в котором размещался горсобес, оформляться на инвалидность. У закрытых дверей горкома стоял охранник: высокий, статный, чернявый парень в черной шинели, почти до пят, с шашкой и револьвером на широком ремне. Из-под шапки, с красной звездой, выбивался кучерявый чуб. В нескольких шагах от него, около столба с большим репродуктором, приплясывая от мороза,
в неподшитых валенках и даже солдатских сапогах, стуча варежками и рукавицами, одетые в поношенные пальтишки с облезлыми гаржетками и в замасленных шубах, закутанные до глаз в выцветшие
шали, ждали приема будущие бабушки и тетушки нынешнего поколения.
- О, нашему полку прибыло! Где это тебя так поджарили? - пошутила высокая фигура, когда Лелюх подошел к просительницам.
- Хоть жареный, хоть пареный, лишь бы головка работала  - двусмысленно пошутила другая балагурка.
- У тещи на блинах - поддержал компанию Лелюх.
Женщины рассмеялись.
Репродуктор зашипел и пропикал девять. Левитан, оптимистическим голосом, передавал сводку от информбюро: выдавал желаемое за действительное.
- Бьют наши фашистов, бьют - комментировали женщины, а Лелюх расшифровывал по-своему: зимой передохнут, а летом начнут широкомасштабное наступление, потому что пока не выдохлись,
не захлебнулись кровью.
- Заходь! - крикнул охранник и, открыв дверь горкома, скрылся за ней.
За ним, торопясь, вошли в просторное фойе просительницы и Лелюх.
- У кого мужья пропали без вести, уходите, не мешайте работать - стоя
на лестнице, которая вела на второй этаж, объявил мордастый мужик в
полувоенном костюме: рубашка с отложным воротником защитного цвета, широкий ремень, френч, галифе.
- А как же я, с двумя детишками? - с надрывом спросила женщина,
которая шутила по поводу головки Лелюха.
- А может он к фашистам утек? Родине изменил. Освободите помещение - изрек представитель местной власти и стал подниматься на второй этаж, в уютный и теплый кабинет с симпатичной и легкодоступной секретаршей.
Женщина встала на колени и закричала: "Помоги мне! Христом Богом молю! Не дай умереть ребятишкам голодной смертью!"
- Пошла ты со своим богом на ... - "пожалел" ее партаппаратчик и исчез на втором этаже.
Хорошо, что Лелюх, по пацифической запарке, выбросил наган, чтобы
не было памяти, как он из него расстреливал солдат, а то бы разрядил обойму в партеца и охранника.
- Вставай, вставай - потребовал он, взял просительницу за руку и потянул к выходу. Она поднялась с колен, всхлипывая и жалуясь на горькую судьбину, пошла к двери, а за ней пошли еще две женщины, жалостливо причитая и утирая слезы платками.
Нервы Лелюха не выдержали и он, в опрометчивом порыве, ринулся к лестнице, но охранник успел поймать его за руку.
- Охлынь фронтовик, а то сгноят на лагерных нарах.Тут похлеще бывает.
- Я же столько крови людской пролил...за кого? - вырвалось у Лелюха.
- За меня и за них, - кивнул охранник в сторону просительниц, которые
в коридоре власти искали на дверях кабинетов табличку с надписью-
горсобес. - А такие как он, сегодня власть, а завтра слазь и за колючку.
От антисоветского намека охранника Лелюх расслабился и вынул из глубокого кармана галифе "лекарство от стресса", отхлебнул и подал охраннику четвертинку. Тот, покрутя головой, чтобы никто не застукал,
приложился, да так, что Лелюх вырвал чекушку из его рук.
- Ты не наглей - обиделся Лелюх и, спрятав"лекарство"в карман, подошел к женщинам, которые стояли около двери кабинета с табличкой - горсобес, не решаясь постучаться.
- Кто крайний? - спросил Лелюх.
Просительницы промолчали.
Лелюх, культяпкой левой руки, постучал по двери и, услышав -"войдите", вошел в кабинет.
За канцелярским столом сидела моложавая дама в таком же костюме, как у аппаратчика на лестнице, но вместо брюк, в юбке до пят.
- Документы - командирским тоном сказала она.
- Они у вас должны быть. Вчера в горвонкомате мне сказали..
- Присаживайтесь - не дослушав, сказала она и пальцем показала на стул.
- Фамилия? - строго спросила дама.
Лелюх ответил.
Начальница начала перебирать бумаги, лежащие перед ней на столе. Нашла военный билет и, поглядывая то на фотографию, то на Лелюха, сравнивала. С фотографии на нее смотрел бравый, нагловатый лейтенант, с орденом красной звезды на груди и казалось,
подмигивал ей.
- Не похож - понял ее Лелюх и подмигнул стеклянным глазом.
Дама от власти/одна из распределительниц-кому что положено/ спросила его имя и отчество и, поверив, что перед ней Лелюх,сказала:
"Вот как война людей калечит! Пособие получите в начале следующего месяца. Раньше не получите. Такой порядок. А карточки-сейчас."
Из ящика стола достала карточки и большими ножницами начала делить пайки: на хлеб, на муку, на тушенку...., карточки, одна за одной,
падали на стол.
- Кстати, а Мария Остаповна, кем вам приходится? -поинтересовалась
делительница паек.
- Это моя мама - ответил Лелюх.
- Пусть зайдет - закончив делить, сказала пайковая и отдала Лелюху военный билет и продовольственные карточки.
Теперь у Лелюха были карточки и деньги, занятые у Михаила и поэтому поспешил к магазину с короткой, но значимой вывеской - Хлеб.
Народу оказалось - пушкой не пробить: в основном подростки, старики и дети - мал мала меньше. За очередь бились две бабы. Одна мужицкого вида, в темно-синей зековской телогрейке и огромных сапогах, короткими тычками отбивалась от высокой интеллигентки,
в облезлой дохе и дурацкой шляпе, которая, визжа, старалась вцепиться длинными ногтями в лицо конкурентки за очередь за хлебом. Никто не обращал внимания, потому что все смотрели на дверь магазина и если она открывалась, выходили люди с хлебом, а им навстречу, с криком и матами, перла толпа и каждый старался опередить ближайшего, чтобы влезть в магазин.
Вот интеллигентка поскользнулась и упала, но ее конкурентка не стала
добивать ее пинками, потому что было правило - лежачего не бьют.
- Кто крайний? - спросил Лелюх молодого милиционера, который с олимпийским спокойствием, смотрел на беспорядок, но тут открылась дверь магазина и люди, рыча как звери, бросились к ней, отталкивая и
давя друг друга.
- Граждане! Граждане! Не давитесь, становитесь друг за другом! - пытался навести порядок милиционер, но толпа не реагировала.
- Подскажи мне, в каком магазине можно взять хлеб, чтобы не давиться - спросил Лелюх милиционера.
- Видать, ты нетуташний. Хлеб выдают только в этом магазине - объяснил милиционер.
- А почему не развозят по другим, чтобы не создавать очереди?- высказался Лелюх.
Милиционер подозрительно осмотрел Лелюха и спросил:"А ты кто такой, чтоб порядки наводить? А ну,покажь документы!"
Проверив документы, сказал: "Инвалидам положено отовариваться без очереди. Пропустите инвалида войны! Проходите."
Люди перестали галдеть и расступились.
Лелюх смотрел на беспомощных стариков и ребятишек, которые еле держались на ногах, посинели от мороза и конечно, голодны, но не смотря на это, с готовностью уступили - проходите, раз так положено.
Лелюх тоже закоченел, но совесть не позволяла, хоть имел законное право проявить хамство: пройти в магазин за хлебом мимо несчастных,
которым предстояла холодная и голодная ночь, и, возможно, кто-то из них погибнет этой ночью.
- Я буду ждать своей очереди, - к удивлению милиционера, ответил Лелюх и стал последним.
Милиционер не понял его и, убедившись, что порядок наведен, поспешил в тепло отогреваться.
Дверь магазина открылась, выглянул краснощекий здоровяк и басом протянул: "Хлеб закончился! Приходите завтра!"
Люди молча расходились.
Лелюх, по пути домой, завернул в военторговский магазин.
В магазине, кроме продавщицы, никого не было.
- Здрасьте, дядя Саша. Вот письмо получила. Пишет из госпиталя.
- С госпиталя - это хорошо. Значит, отсрочка от мясорубки вышла.
 У тебя есть чем отоварить карточки?
- В конце месяца очень трудно отоварить карточки, а когда контора подсчитает остаток, в начале месяца легче. Только водка не по карточкам.
- Ну, давай бутылку водки - согласился с ее доводами Лелюх и вынул
деньги из кармана.
- Вы покажите мне карточки - увидев их, попросила продавщица.
Лелюх отдал ей все карточки.
- Так, так, - перебирая продовольственные карточки, говорила
продавщица. - Могу отоварить одну карточку хлебом и одну сахарную,
но вместо сахара выдам конфет карамелевых.
- Спасибо! - обрадовался Лелюх.
Продавщица вырезала хлебную и сахарную карточки, взяла деньги и отдала Лелюху буханку хлеба, пшеничной водки и пакетик конфет.
Поблагодарив еще раз, Лелюх вышел из магазина и направился домой.
Когда подходил к дому, догнал двух малышей, которые плакали.
- Почему плачете? Солдаты не плачут - хотел их успокоить Лелюх.
- Хлеба не досталось. Дома есть нечего - объяснил один из них.
Лелюх отломил от булки большой ломоть и, переломив его напополам, подал малышам. Они перестали плакать, но хлеб не брали.
- Берите! Берите! - психанул Лелюх.
Малыши похватали куски хлеба и, давясь и громко чавкая, проглотили.
Лелюх вынул из кармана пакетик с конфетами и подал самому маленькому.
- А чо ето? - спросил он.
- Конфеты - объяснил Лелюх.
- Конфеты? А чо ето такое? - не понял малыш.
Лелюх засунул пакетик в его карман и поспешил домой.
Дома открыл бутылку и чуть не опорожнил ее. Сел, куда не помнит, и
под действием водки, мозг начал выдавать кошмары: искаженное лицо малолетки Пети Гисека, который плача просил: "Дяденьки, не
убивайте меня, я больше не буду бояться!" Его сменил комиссар
Зюзин, трясясь от страха, как под электрическим током, и, подняв наган над головой, орал благим матом: "За Сталина! За Родину! В атаку, а то застрелю!" И вдруг на Лелюха попер танк. Из открытого люка улыбался
белокурый танкист. Лелюх, задыхаясь и отчаянно матерясь, побежал от него. Танк догнал и тяжесть так навалилась на Лелюха, что казалось глаза вылезут из орбит, а из головы мозги. А после танка нарисовался смершник Белов и врезал в челюсть Лелюху по-боксерски. Лелюх,
оторвавшись от земли, начал падать в черную бездну и послышался далекий голос матери: сынок, повторяй молитву...отче наш... и Лелюх
начал повторять.
Кошмар прекратился.
"Если тебя мучают дурные сны, молись Богу, отмаливай грехи подневольные, а вечерами, на сон грядущий, читай Бибилию. А водку
не пей, водкой грехи не искупишь, а с ума сойдешь"- советовала мама.
С тех пор, когда на душе становилось муторно от несправедливости,
Лелюх становился на колени перед иконой и просил Господа простить его за кровопролитие, а вечерами читал старинную Библию.
Помогало: после такой "процедуры" рука не тянулась к стакану,
засыпал быстро и убиенные не доставали по ночам. Вот только
отоваривание продовольственных карточек сворачивало ему кровь и доводило до ярости, потому что попал в замкнутый канцелярский круг:
карточки есть - денег нет, деньги есть - карточек нет, деньги и карточки есть - нет отоваривания, а когда было все - в очередях случались драки и даже убийства. Вряд ли у Лелюха выдержали бы нервы и,сорвавшись
по запарке, двинул бы культяпкой какого-нибудь чинушу или ограбил по-голодухе, и тогда попал бы из огня в полымя, но Ангел-хранитель и
на сей раз сохранил его, через детей Михаила.
Одним прекрасным вечером, когда морозы уступили мартовским циклонам, Лелюх, злой как голодный пес, пришел домой после
безуспешного выклянчивания по кабинетам/выпрашивал дрова/,
мать обрадовала его: приходили ребятишки Михаила, передали записку и сказали, чтобы завтра утром пришел в порт, оформляться
на работу.
Утром Лелюх пришел к проходной порта и показал записку вахтеру.
Тот, проверив документы, сделал запись в журнале, выписал пропуск и показал, как пройти к магазину.
Магазин для портовых служащих и рабочих занимал часть первого этажа конторы капитана порта, а отоваривание карточек происходило
по графику так, что рабочим и служащим не приходилось толкаться и мерзнуть в очередях.
Лелюх зашел в магазин. За прилавком стояла жена Михаила - Люба.
Она провела Лелюха в конторку, где заведующая магазином Октябрина Иосифовна щелкала на счетах. Рассмотрев внимательно Лелюха, спросила:"Пьешь?"
Лелюх промолчал. Это понравилось завмагу.
- Пиши заявление. Принимаю с испытательным сроком. - сказала она.
Так Лелюх устроился на работу по рекомендации Любы, не смотря на то, что на инвалидности, а это нарушение закона и если бы Лелюх
"вякнул" что-нибудь против, то Октябрина Иосифовна выгнала его с работы законно. Так Лелюх попал в полную зависимость от заведующей и оказался "на крючке".
Ежедневно, как только начинало темнеть, Лелюх приходил на работу.
Завмаг или Люба закрывала магазин на замок и вешала пломбу,
а Лелюх спускался в подвал магазина и всю ночь топил дровами котел,
который обогревал контору капитана порта и магазин.
После окончания испытательного срока, Октябрина Иосифовна выдала Лелюху зарплату сторожа и истопника по-совместительству.
Предложила отоварить продовольственные карточки, но к сожалению, Лелюх не взял их с собой.
На следующий день, Лелюх отоварил все карточки - свои и матери,
а на пособие по инвалидности купил машину сухих колотых дров и
отдал долг Любе. И в его домике стало тепло и светло.
Теперь ему не нужно было вставать ни свет-ни заря, давиться и мерзнуть в очередях. Замкнутый круг, карточки-деньги-отоваривание,
разорвался и стало жить сносно.
Однажды Лелюх, возвращаясь домой с ночной работы, увидел на перекрестке толпу около столба, которая возбужденно что-то
обсуждала. Лелюх подошел и протиснулся в центр толпы.
На снегу, около столба, лежал маленький, смерзшийся комочек
в пальтишке, из которого торчали дырявые валенки, а с другого конца
маленькая обледеневшая головка, от рук остались обглоданные кости.
- Что случилось? - заинтересовался Лелюх.
- Это мой колеш Саска. Калточки потелял. Боялся домой итти,вот и замелс. Мы его от собак отбили - объяснил "друг", держа на поводке
ездовую лохматую собаку, которая тянулась к замерзшему мальчику.
- Карточки потерял! Семью голодной оставил! Сам виноват! Хотя,
конечно, жаль мальца, но если рассмотреть с политической точки зрения - что там какой-то пацан, когда люди гибнут в борьбе с фашизмом, а победа без потерь не бывает. Нас двести миллионов и
не все погибнут, и не все умрут. Несмотря на потери и трудности,
мы победим. Расходитесь и не митингуйте, не время. Война. Где мать
пацана? Пусть своего неслуха забирает - проводил агитацию краснощекий, пожилой мужик в  армейской шубе, в шапке-ушанке и
добротных валенках.
- Козел-провокатор, не провоцируй людей, не спекулируй войной -
не выдержал Лелюх.
- Ты, поджаренный, у меня сын энкэвэдэшник, а я сексот. Я тебя в тюрягу спрячу. Век тебе свободы не видать - пообещал сексот.
- Морду нажрал! Кому война, а кому мать родная! За спинами наших
мужиков прячешься! - закричали женщины, ибо подвернулся случай -
зло жизни, из-за житейских неурядиц, выплеснуть на сексота, как на козла отпущения.
- Да это бунт! Митинги запрещены! Расходитесь, а то вызову подкрепление. Я из ЧЕКА! - проявил бдительность и инициативу
самозваный чекист.
- Покажи удостоверение! - потребовал Лелюх и начал проталкиваться
к самозванцу.
В это время прибежала женщина, закутанная в цыганскую шаль, так,
что видны только глаза да курносый нос.
- Где он? - спросила она.
Люди молча расступились перед ней. Женщина подошла к замерзшему ребенку, несколько минут рассматривала его и, когда узнала сына, закатилась душераздирающим криком так, что побежал холодок по спинам и, захлебнувшись в крике, с открытым ртом, содрала с головы шаль и стала на себе рвать волосы клочьями.
Две женщины подбежали к ней и, схватив за руки, попытались уговорить, но несчастная мать, оттолкнув подружек, нагнулась к ребенку, подняла его и стала целовать обледеневшее лицо.
- Бунт! Расходись! - не по уму,"ляпнул" чекист и зло толпы обрушилось
на него. Люди,воя, стали терзать его.
Сначала он отбивался, угрожающе матерился, и это сильнее ядрило толпу, а позднее, жалостливо завыл, как ослабевший пес в голодной упряжке, которого, согласно закону-выживает сильнейший, стая решила съесть. Он уже лежал, распластавшись на снегу, покрытом пятнами крови, а толпа, в дикой ярости, рычала и каждый бил чем попадя, и пинал ногами.
Лелюх, несмотря на то, что за свою жизнь повидал смертей и крови,
возмутился дикостью толпы и, чтобы не быть свидетелем, побежал домой, упал на колени перед иконой и молился до тех пор, пока
успокоились нервы.
- Сынок, не принимай к сердцу несправедливость, ибо человек правит над человеком во вред ему, и не соревнуй злу - наставляла мама.
Лелюх старался придерживаться этого библейского завета, но когда
сдавали нервы, забывался, а потом отмаливал грехи около иконы
в молитвах. Таким способом снимал стресс.
Вечером Лелюх пришел кочегарить в магазин. Завмаг Октябрина Иосифовна и продавщица Люба эмоционально чесали языки о чрезвычайном происшествии, уже прозваным "Бабьим бунтом",
которое взбудоражило население города и поползли слухи: одни
сенсационней других. Конечно, любопытная Люба спросила Лелюха
о "бунте", но тот, вспомнив зуботычину от смершника Белова, отмазался - "А оно мне нужно?"
Через два дня, при большом стечении народа, город провожал в последний путь заслуженного чекиста, погибшего на боевом посту,
свихнувшегося на почве пыток и по этой причине уволенного из органов, ветерана ЧЕКА, который общался с самим Дзержинским.
Играл духовой оркестр, присутствовала рота почетного караула,
провозглашались лозунги и клятвы: Разоблачить и отомстить
врагам народа всех мастей.
Не прошло и девяти дней, после похорон, зажиревшие от безделья разные компетентные органы, обрадовшись возможности, поднять свой авторитет среди населения и "нагнать холода", доказать, что не зря лопают американскую тушенку и сало и, заодно продвинуться по службе, развернули широкомасштабную борьбу/вся наша жизнь борьба/ с надуманными врагами народа. И Иван подписал на Петра,
а Петр зацарапал анонимку на соседа и пошла цепная реакция, и получилось: сегодня враг ты, а завтра я.
От дикости, от крайней нужды, бацилла подозрительности распространилась до эпидемии и первыми ее жертвами оказались
портовики, потому что жили лучше остального населения и этим
вызывали зависть, а завистник слеп и глух в своей зависти.
Они завалили особистов анонимками, мол капитан порта и лоцманы
японские шпионы и даже нашлись свидетели шпионажа, якобы
лоцманы проводили японские суда за лесом аж до Маго еще до
войны и выдавали им тайну фарватера. Вспомнили и старшин
рыболовных судов, которые ловили и сдавали рыбу в японские
концессии на Нижнем Амуре и Сахалине. От такой информации
у местных чекистов "поехала крыша" и начались репрессии,
но прилетел на самолете какой-то инкогнито из Хабаровска,
который произвел чистку: освободил всех арестованных портовиков,
потому что если бы не сделал этого, навигация на Амуре сорвалась.
Оказалось, что снятый начальник местного НКВД специально репрессировал портовиков, чтобы сорвать навигацию/сам признался/,
а еще украл тонны муки/вот куда он ее дел в закрытом городе?/ и
от этого трудности в городе с хлебом, и до начала завоза придется
затянуть пояса. Точнее: бывший начальник НКВД из-за просчетов
бюрократической системы, стал козлом отпущения и пошел паровозом в преступлениях, совершенных по головотяпству чинуш.
Мало по малу шпионские страсти в городе отошли на второй план,
потому что в межсезонье заканчивались запасы муки и картофеля на базе. Особенно были дефицитны лук и чеснок. За хлебом выстравались
очереди. Каждый очередник записывал номер на ладони, но все же
были скандалы и выяснения - кто за кем стоит - и даже случались убийства.Выживали сильнейшие.
За то, портовики не испытывали никаких трудностей. На территории
порта находились склады и хранилища набитые продовольствием
под потолки, да и пекарня была своя. Завмаг Октябрина Иосифовна
не имела права отфактуровать излишек городу. Почему?
Этот вопрос Лелюх задал завмагу. Она ответила: "Такая система,
а ты не вздумай шлепнуть губой кому-нибудь."
- Знаю, знаю - согласился он, вспомнив зуботычину от смершника
Белова.
Особенно, на складах скопилось много американской тушенки.
Причина в стандартах: американская тушенка была больше нашей
и не "влазила" в норму по карточке. Почти каждый месяц на
складах перебирали: тушенку, сахар в кубиках, галеты.
Испорченное списывали на корм собакам, а такие как я, ели
подмороженную, сладкую картошку, даже без заправки.
Мало того, чтобы показать на складах меньший остаток/а то в
следующую навигацию привезут меньше/,торгаши наловчились
списывать. Так на базаре появлялись: американская тушенка, сахар и
галеты, но уже по коммерческой цене.
Такие выживут и скажут: вот при Сталине мы жили лучше, - думал
Лелюх. А чем он может помочь людям? Набрал слипшейся карамели
и раздал детям. И тут же подозрение: где спер? почему такой добрый?
"Эх вы,совки!Сами себя гробите", - подумал Лелюх и больше
благотворительностью не занимался.
Между тем, весна брала свое. Побежали ручьи, зашевелился лед на
Амуре. У Лелюха появилось свободное время и, чтобы не заснуть, стал брать подшивку газеты "Красная звезда" из красного уголка. Старался, между строк, узнать истинное положение на фронтах.
Однажды, прочитав приказ о единоначалии, воспрял духом.
По этому приказу, командир батальона подчиняется только командиру полка-и точка, а разные болеющие, но ни за что не отвечающие - на
второй план.
Давно бы так! С этого нужно было начинать. Теперь он может послать
на три буквы комиссара и смершника любого ранга. Жировать будут,
подвиги себе приписывать, а после войны хвастать-мы победили-,
но и шут с ними, лишь бы не вставляли палки в колеса.
В этой же газете вычитал: союзнеческая авиация разбомбила Плоешти.
Название города было не знакомым для Лелюха и он зашел в красный
уголок, где висела карта Европы, на которой были приколоты флажки:
наши-красные, союзников-синие, а фашистов-черные.
- Во, как обложили. Все! - обрадовался Лелюх.
На карте нашел румынский город - Плоешти.С полки взял учебник
географии и прочитал: Плоешти - центр нефтедобывающей и перерабатывающей промышленности.
Кто-кто, а Лелюх, на собственной шкуре, испытал, что такое танки,
штурмовики и бомбардировщики. Нефть - кровь техники.
Нет крови, и эти железные махины - металлолом. Вспомнил, как под
Москвой, танковое соединение фашистов, раздавив его комсомольский батальон, вдруг повернуло назад. Причина - мало топлива. Теперь Лелюх был уверен в победе.
Время - лучший лекарь: зарубцовываются физические и душевные раны. Лелюх, благодаря тому, что устроился в жизни лучше многих, чувствовал себя прекрасно и без эмоций анализировал начало войны, а поделиться своими выводами было не с кем и только после
окончания войны, нашел себе, в лице моего отчима, собеседника,
который прошел войну, с первого залпа до взятия Вены, на флоте.
Обменивались мнениями в мое отсутствие и, как правило, за бутылкой.
Но однажды я их "застукал". Вернувшись из школы,услышал:
- Будет тридцать седьмой год - утверждал мой дядька Лелюх.
- Нет, не будет, они же пережили его - не соглашался мой отчим.
Увидев меня,замолчали.
- А что было в тридцать седьмом году? - заинтересовался я.
- Если будешь держать язык за зубами, узнаешь - загадочно
ответил отчим.
- Я не из павликов морозовых - сказал я.
Дядька и отчим рассмеялись.
Так начались уроки истории, участниками и свидетелями которой,
были мои предки.Она настолько отличалась от истории, которую проходил в школе, что сомневался в подлинности истории от
моих родственников. Я стал их оппонентом, но они никогда не "наезжали" на меня. Как-то зашел разговор о комсомольцах-
добровольцах. Когда я высказал книжную точку зрения, дядька
ошарашил меня.
- Ты, комсомолец. Представь, что на собрании тебя накачали патриотизмом, вооружили старьем - и под танки, а в танках и на
них дядьки, хотя бы такие как мы. Чья возьмет? Ведь ты не умеешь стрелять. А если тебе и винтовки не досталось? Конечно, можно убить
и нас, но какой ценой? Сколько пота я пролил на полигонах, сколько
перелопатил земли, сколько патронов сжег, прежде чем стал
офицером. И то - когда начинал войну против финнов, терялся.
Тем более сейчас: вооружение совершенствуется, огневая мощь
подразделений усиливается, нужны профессионалы. Когда это
дойдет до наших генералов? Хотя сегодня они почивают на лаврах
Победы, им не до этого. А немецкие генералы напишут о наших поражениях.
- Конечно, патриотизм нужен, но патриотизм хорошо подкрепить материально, а то "ура" натощак, плохо получается - поддержал
его отчим.
Оба мечтали о профессиональной армии. Куда-то писали, с кем-то
встречались, но увы - поддержки не получили.
В то время, партия и правительство настраивали наш народ на войну
с американцами и я спросил о возможности войны.
- Океан - это не река и не пролив, а Америка большая страна. Как туда
высадить армии? - сомневался дядька.
- Хотели нас немцы столкнуть лбами в Австрии, но злобы между нашими народами нет. Слова-есть слова, а дела-другое. - ответил отчим.
- Вот бросят атомную бомбу- и нет врага, - начитавшись газет,
выдвинул я теорию.
- Сегодня нет врага, а завтра не будет нас. Живые будут завидовать
мертвым - высказался отчим и рассказал о последствиях атомной
бомбардировки Хиросимы.
Однажды застал своих предков очень пьяными.
- Ты говорил, что Сталин власти нажрался, постарел, а тридцать седьмой год начинается - заплетая языком, говорил пессимист дядька.
- Маршалы помнят тридцать седьмой год. Не допустят, чтобы им на шеи петли надевали - утверждал оптимист отчим.
Моя мама стала разгонять "посиделки" и мне наказала, чтобы не трепал языком, а то разделю судьбу моих дедов.
Вдруг Сталин умер. Мои предки спорили, кто возьмет власть: маршалы
или Берия со своими опричниками.
- Берия всех маршалов к ногтю, а сам себе припишет славу, как это
сделал Сталин после Гражданской войны. - утверждал дядька.
- Кто его знает, что у них там, наверхах творится - говорил отчим.
Власть взял Хрущев. Берию расстреляли.
- Тридцать седьмого года не будет - обрадовались мои.
Еще раз попытались рассказать правду о своей войне, но она
оказалась невостребованной.
- Сашка, - завещали мне предки, - пройдет лет тридцать после окончания войны, напиши о нас: как бросали солдат под танки, как далась эта победа, а то за парадными торжествами забудут нас.
Отчим и дядька, один за одним, отошли в мир иной. Царство им небесное и земля пухом. Когда я слышу о войне, их образы
всплывают в памяти и напоминают: Сашка, напиши о нас.
Сорок лет тому назад, вспомнив эпизоды, рассказанные предками,
написал повесть и принес в Союз писателей.
- О чем это? - спросил меня авторитетный писатель и журналист.
- О Войне - ответил я.
- О войне?! Ты не был на войне! И не имеешь права писать о ней! -возмутился он.
- Мои предки завещали, чтобы я написал о них.
- Есть кому об этом писать - отрезал профессиональный писатель.
- Значит, литература о Великой Отечественной войне на вас закончится?
- Нашелся мне последователь. Кто ты такой? Не мешай работать  -
усмехнулся он.
- Вы жизнью обязаны моим предкам, если бы не они, вы бы тут не сидели. Прощайте - сказал я и вышел из кабинета.
Может быть профессионалы и правы, им виднее, а я выполнил завещание моих предков.