из сб. Но с благодарностию... Юмор в каждом дне

***
 
   ЮМОР - В КАЖДОМ ДНЕ

                ЯЗЫКОВОЙ БАРЬЕР

       Средний Сахалин. Огромный военный гарнизон, через реку, за мостом, проживает местное население, в том числе корейцы и японцы. И какие же там были горы для катания на санках!!! Однажды мы с подружками (всем лет по 10-13) пошли-таки туда.

         Вдруг, в обычной для снежных горок суматохе, одна из нас – особенно степенная и благовоспитанная девочка, дочка завуча-языковеда, мчась с горки, цепляет санками маленького корейчонка. Ему не очень больно, но очень обидно. Он подскакивает, кидается на нее с кулаками и яросными криками, коверкая русский язык:
- Ты дурак! Ты дурак!!!

      Ирочка тоном мамы – учительницы русского языка, нравоучительно, особенно четко выговаривая слова, поправляет его:
                - Я – не ду-рак. Я – ду-ра!!! 


               
                ВНЕШНЕЕ СХОДСТВО СО ЗВЕЗДОЙ

        Заболел сын. Пришлось оставить интересную работу, пошла работать по второй специальности и, как у всех людей с высшим образованием, зарплаты мне как раз хватало ребенку на лечение. Я стала, кроме чтения лекций по двум совершенно независимым курсам, кроме занятий репетиторством, еще и тамадой.
       Всякий раз практически каждый гость шепотом мне сообщал (каждый при этом был уверен, что он «это» заметил первым!!!), что я удивительно похожа на Клару Новикову.    

      Сходство, пожалуй есть. Маленького роста, с темными большими глазами, с чувсвом юмора, с умением говорить...  Вокруг меня всегда смех, меня умудряются даже цитировать. Правда, у них не всегда получается голосом и мимикой “делать” основную часть шутки.
       Вначале я была со стрижкой, сходство действительно было сильным. И вот по настоятельной просьбе мужа я начала отращивать волосы, мне перестали говорить о сходстве с этой милой дамой... Тут же ее показали по телевизору с той же длиной волос до плеч, что и у меня!  Мои знакомые стали шутить, что она теперь похожа на меня. И все вернулось на круги своя. Зато я с чистой совестью опять постриглась.

     Не знаю, как другие реагируют на сходство с кем-то, меня это всегда более чем не радовало. Я – не националистка, тем более, что и мой муж и почти все мои приятельницы (живем-то в Днепропетровске), имеют долю еврейской крови. Но на сравнения себя с Кларочкой я часто отвечала так: “Во-первых, я чистокровная украинка, а потом, ей этот бред пишут, а я свой сама несу.”

      И вот однажды в очень приличной компании ко мне подходит интеллигентный молодой человек лет двадцати семи. Чувствуется, что он долго не решался заговорить:
        -Нет-нет, я не стану Вам говорить о том, как вы похожи… Представляю, как Вы этого наслушались! Дело в том, что я как-то, увидев ее первый раз, больше не смотрю ее выступления, просто ухожу в другую комнату. Но мои родители ее обожают. И теперь я понял, что тогда  я не то посмотрел… Теперь уж постараюсь не пропустить ее на экране!
        Так скромненько я, оказывается, рекламирую звезду.      

        Но несколько раз ко мне обращались с вопросом о том, где же мы встречались. При этом утверждали, что у нас даже был конфликт. К счастью, это случалось только в начале нашего общения, потом  недобрая настороженность пропадало. Зная свое искусство (из патологического страха скандала) мирно решать все вопросы, я убеждалась, что я этого человека вижу впервые. И когда я говорила, что многим напоминаю Клару Новикову, то мой собеседник оживлялся:
       - Точно!!! То были не Вы! Это просто у меня такая подспудная реакция на Вас!

Вот такая плата актеру-юмористу!

       Но самый уникальный случай произошел года два назад. Не начинаем свадьбу, ждем гостей из Донецка, самолет задерживается… И вот они появляются. Впереди – бывший советский какой-то супер-секретарь обкома партии с семьей!

         Здоровается, к нему кидаются те, кто его узнал, он принимает «стойку» (человек вспомнил, как его встречали на заводах и проч.). Огромного телосложения, холеный бывший красавец в дорогом костюме. Старшее поколение смотрит на него с бывшим почтением, памятуя его регалии. За ним, словно свита, его семья. Он начинает от порога произносить поздравительный панегирик и вдруг его взгляд выхватывает меня. Он столбенеет в изумлении, обрывает речь и, направляясь, раскрыв широкие объятия, движется на меня:
        - О! И Вы здесь!!! Как же Вам удалось нас опередить. Кстати, в аэропорту мы Вас видели, а в самолете – нет. Где Вы находились во время полета?! Но Вы – уникальная женщина! После такого мерзкого перелета – нарядная, какая прическа, как великолепно выглядите!!!
      Во время всего этого словесного захлебывания его сын пытался хватать за рукав и останавливать, сначала шепотом, потом – все громче: «Папа, это не она… Да это же не она!!! Она же пошла на московский рейс!…» 

      Я, естественно еще не понимаю, в чем дело, совершенно растеряна. Он ко мне уже приближается, с ужасом предвидя, что очередным его жестом будет то приветствие, к которому руководителей его ранга столько лет обучал уважаемый Л.И. Брежнев, я резко делаю парадное выражение лица и глядя на всех гостей, признаться, оторопев от развития событий, делаю над собой огромное  усилие и произношу дежурное:
        -  Дорогие гости! Я сегодня провожу ваш праздник, Меня зовут…
         Высокий гость слышит мое имя, удивляется еще больше и, в совершеннейшем недоумении начинает смотреть по сторонам на реакцию гостей. Вдруг это такая шутка Кларочки Новиковой? И пора ли смеяться?
         Но тут заговорили те, кто с ним летел. Действительно, в аэропорту они ожидали рейса одновременно с нашей милой звездой эстрады.               


                ЭМАНСИПЭ         .

          Крупную, высокую даму 55 лет, что всю жизнь руководила бабами на фабрике, придут поздравлять с выходом на пенсию коллеги, друзья и родственники.

          Как обычно, с ней заранее встречаемся и обсуждаем…

          Она (тон командный, нетерпящий возражений. Речь отрывистая,  слова выдаются твёрдым размеренным тоном):

          - А теперь - ещё. У меня - толковая мысль. Хорошо будет. Вы даёте слово Моему (кстати, он – доктор наук, умница, долго был холостяком, она его сама нашла, познакомилась…) . Он говорит мне поздравление. Я ему уже написала. Потом он мне дарит мою любимую песню, вроде сюрприз мне. Песню я подберу!!!   И мы вдвоём выходим танцевать. Все сидят!!! И мы танцуем с ним под общие аплодисменты. Это – ты организуешь!
– Организуем», - отвечаю, едва сдерживая смех.

        Поразительно, но на этом юбилее самой яркой встречей оказалась встреча с платьем! Нет-нет, я устроена так не по-женски, что сама  на одежду вообще не обращаю внимания, разве что та режет взгляд.

        Среди гостей как-то специально не смешивалась с группой очень приятных и интеллигентных, кстати,  гостей, то есть  отдельно от всех держала себя пара двух супругов, бездетных, обоим за шестьдесят. Он, по всем приметам общительный и открытый человек, с приятной улыбкой, она — с плотно сомкнутыми губами, взглядом одним дико ревнуя его буквально ко всем, с неподвижным мрачным безжизненного цвета лицом. Действительно, как манекен для платья своей бабушки, о чем, наверное, каждому, рассказывал ее супруг.

       Дед той особы был губернатором дальневосточного города, ей достался сундук с платьями губернаторши, что была, судя по размерам платья, худой женщиной. Теперь внучка всю жизнь держит себя в нужном, для демонстрации бабушкиных бальных платьев, телосложении.

        Голоса ее я не услышала, как, впрочем, и прочие.


                СПЛЕТНЯ.
 
           ДГУ. Мех-мат. Мы с мужем учимся в одной группе. Его нездоровая ревность всех удивляла еще и потому, что у нас учились почти одни девчата.  1 сентября на третьем курсе у нас рождается сын. Все – в колхозе. Приехали в середине октября и вместо занятий – паломничество к нам. Академотпуск  не беру,  муж честно пишет конспекты на всех лекциях, учу дома ночами. В середине ноября первый раз пришла на практические занятия. Все меня засыпают вопросами – мы первые родители на потоке математиков. На перерыве подбегает наш друг из другой группы:

– Поздравляю! Как ты? Ужасно стыдно, что я к вам ещё не вырвался… На кого хоть похож?
– «Как на кого?, - отвечаю с обычной для меня привычкой шутить с серьёзным выражение лица, - Вылитый Бельведерский.
– Аполлоний, который?» - серьёзно же уточняет мой собеседник.

      В аудитории  буквально несколько человек, остальные – в буфете, в коридорах…  Одна тут же подскакивает и быстро выходит. И уже через несколько минут весь мехмат гудит:
       - Не зря Шура её ко всем ревнует и от себя не отпускает ни на шаг!  Она таки всё равно родила от какого-то еврея!
– Да быть не может!
– Она сама  Ч-ну сказала!  А-мова и фамилию записала!
 
       И вот здесь… Все претерпевали раздвоение личности: во-первых, все горят желанием узнать эту самую фамилию, а во-вторых – пересказать сплетню! Побеждает второе у всех, кроме!… Исключение составил наш куратор, естественно, еврей, которого со скандалом через профсоюз и ректорат женила на себе забеременевшая от него студентка из группы, где он был куратором до нас.

        Мы-то не знаем, что происходит за нашей аудиторией, беседуем. Врывается с широко раскрытыми глазами и ртом перепуганный  до бледности мой куратор, и – к А-вой:
        - Покажи! Фамилию покажи!..
         
         Мы изумлённо  смотрим на них. И тут… Я никогда больше не видела такого смешения  истерического смеха и недоуменного удивления: две дуры почти с университетским образованием при их-то стремлении к владению информацией не знают известнейшей скульптуры.

       Долго ещё мехмат шутил, что отец моего сына мне изменяет исключительно с Венерой Милосской, ну чтобы «к рукам не прибрала».               


                ИМПОРТНОЕ  СЛОВО


       Студентов в советское время всегда в сентябре посылали, как тогда называли одним словом, в колхоз. Мы – второкурсники университета, математики.  Погода великолепная, но урожай – выше ожидаемого, руководство колхоза всеми силами старается задержать студентов (ругая нас при этом безбожно за нерадивость), потому что убирать урожай кроме нас некому. 

         Кураторы у нас менялись  каждые десять дней, благо преподавателей на кафедре много, причем только мужчины. На этот раз  нашей группой руководить довелось  преподавателю, который вообще не был с нами знаком. Очень высокого роста, флегматичный, уже не молодой, очень эрудированный, но совершенно не приспособленный к жизни в быту. Старый холостяк. Он взволнован нашей вынужденной задержкой больше, чем мы, ибо в поле он выходил в солидном костюме, белоснежной рубашке с галстуком, в длинном пальто и шляпе. Такого чуда прежде наши ланы не видывали! Однажды три дня шел дождик, он был панически растерян: ему мама положила только две пары ботинок, которые он не мог высушить, и на третий день оказался без сухой обуви. А теперь еще обнаружил, что и свежие рубашки, которые мама заготовила без учета дополнительных дней вдали от дома, закончились!…

        Мы выезжаем утром в поле, вчера нам пообещали, что после этого нас сразу везут домой! Нас привозят не на поле, а «на бригаду». Мы выходим, подозревая уже, что домой едем не сегодня … К нам выходит бригадир: массивных размеров  дядька, очень там уважаемый, везде у него порядок. Тяжело вздыхая, собирается говорить, тщательно подбирая слова – его обычный-то лексикон здесь не уместен, перед ним городские молодые девчата. Его речь предупреждает умным (других у него и не бывает!) вопросом наш куратор:
         - Позвольте, почтеннейший! Здесь всегда находилось два щенка. Сегодня я наблюдаю в наличии только одного. Где же остальной щенок?

        Бригадир сразу понял, что такого длинного вопроса ему все равно не переварить, даже не дал себе труда отвечать, а сразу начал с обещаний через три дня нас отправить… Наш куратор, уставший от подобных обещаний:
          -   Милостивый государь! Вы даете обещания, не будучи уверенным в их объективности. Так нельзя с людьми. Это же деформирует.

        Бедный бригадир!!! Он от последнего слова как-то весь зашевелился: шеей, плечами, всем торсом;  уставившись на говорящего округлившимися глазами и приоткрытым ртом. Я оказалась рядом. Взяв его легонько за локоть, спокойно ему мягким голосом говорю:
        - Ну, не поняли слова, и не старайтесь Вам не понадобится. Это – не матюх.

Бригадир с облегчением выдохнул!
       
        В это хозяйство было послано две группы студентов с одной кафедры, со 2 и 3-го курса. После нашего возвращения на занятия наш куратор отчитывался на собрании кафедры о наших успехах, жаловался на неуправляемость и жестокость обеих наших  групп. О том, что каждое утро мы ехали в поле с новой песенкой о нем. Сидя в кабине он стенографическими знаками успевал записать все тексты и перед коллегами некоторые из них  напел - у него абсолютный музыкальный слух, он великолепно играл на фортепиано. Все слушающие задыхались от смеха, но от них ждали сострадания… После каждой жалобы он повторял: «Одна только…(дальше шло мое имя) не пела, ни одной гадости не сделала». Тут коллеги уже смех сдерживать не могли – меня знали  многие, я хорошо училась, хорошо и работа в колхозе. Но не пела я не из-за вечно простуженного горла и не от скромности.
      
          Ну, не пою я собственные тексты!!!

               
                КОМПЛИМЕНТЫ

    Жутко не терплю смолоду, что называется. «Ах, как ты хорошо сегодня…» А обычно, выходит, я – плохо…  Несколько таких елейностей запомнила особенно.

       1. Я – только после университета. На работе.  Захожу, мне навстречу чрезвычайно мрачный всегда человек, желчный и конфликтный, немолодой уже, смуглый брюнет, как ворон. Как всегда, идет, ссутулившись, голова опущена, шея глубоко втянута в плечи. Останавливается передо мной, вздрагивая выходит из  своих тяжелый раздумий: « Ой, что с тобой?! Ты не  заболела? А? О! Да ты постриглась. Хорошо. Ну, очень недурно, весьма!…»

        2. «Да, кстати! Сразу не сказала, не до того было, слышь.  Но ты тогда на кладбище великолепно смотрелась! Ну, классно! Мой даже спросил, когда мы поздоровались с тобой: «А что это за девушка?» «Какая, блин, говорю девушка еще! У нее сыну скоро 25 лет! Девушка…  Не, ну ты тогда на кладбище и вправду великолепно выглядела». Это с кем же она меня сравнивала?
    
     3. Мне лет до 25-ти. Неженатый очень умный и очень стеснительный мужчина, впервые со мной общаясь, по работе, разумеется, потупив глаза и тихим робким полуголосом: « Вы такая красивая… И не замужем, наверное…» «Замужем, замужем», - отвечаю категорично. «Да?… Но все равно, красивая…».
   
       4.  Первый курс университета. С нами в группе девушка, родители которой с Волги… Лицо круглое, глазки махонькие, бледненько голубенькие и очень глубоко посаженые. У меня же (украинка без примесей) – темно-карие глаза, на половину лица. Она, глядя на меня, с преогромным состраданием, тяжело вздохнув: «Ой, мне тебя так жалко. И фигура у тебя прекрасная, и вообще ты ничего… Но вот как тебя эти глаза уродуют…».
      
      Это всегда вызывает огромный хохот у тех, кому я это рассказываю. Потому что из-за этих глаз-то я как раз и ничего… 
       
       Смешно,  но эталоном красоты для каждого, при всей самокритичности, служит себе он сам. И всех остальных человек подсознательно сравнивает с собой. Хотя, впрочем, моя мамочка, миниатюрная и по горизонтали и по вертикали, что для нас с ней всегда казалось чрезвычайно обидным, если хотела восхититься красотой какой-то женщины, восторженно восклицала, помогая себе жестами: «Как, ты ее не видела? Такая большая, красивая женщина». То есть красиво, это когда или как я, или как - совсем наоборот.



                ЦИВИЛИЗАЦИЯ

        В пригородном автобусе старушка, чистенькая, с доброй улыбкой, обнаружив рядом с собой меня, тогда еще молодую совсем, воспользовалась возможностью выплеснуть из себя огромную радость – не с кем было поделиться!

       -  Ой, в мене така радість, така радість! Мені радіво провели! Ну такє теперь добро! Там в мене такі люди, такі люди! Вони мені усе рассказують: і новини, і політику, і за  погоду. І музику грають, і пісень гарних співають! Я ж теперь така счастлив, - тараторила она, вся светясь, на местном суржике.               


                СВЕТОФОР КУПЛЕН

       Младшая сестра уехала в Киев поступать в институт, в который и в советские годы без блата или без нужного трудового стажа по профилю никто не поступал. Понимая, что она будет убита горем, приезжаю за ней в день сдачи последнего  экзамена. В горсправке узнаю адрес института, осознаю четко что в огромном общежитии абитуриента разыскать будет просто не реально, но еду – мне 22 года, то есть слова «нет» еще нет! Если «язык до Киева доведет», то уж по Киеву и подавно!!!
   
    Добираюсь до общежития – вон оно, напротив, но через дорогу. И! Вижу, как сестра подходит к крыльцу. В  Днепропетровске, откуда я прибыла в столицу, светофоры живут своей жизнью, а пешеходы и транспорт – своей, в Киеве же за этим зорко следили постовые. Мне до светофора, а потом от него, ну очень далеко! А сестра вот-вот войдет в здание, и я ее там не найду… Глядя на юного милиционера на той стороне трассы, огибая несколько рядов мчащихся машин, бегу к сестре, милиционер с ужасом следит за моим передвижением и кидается ко мне, едва я выскакиваю на тротуар. Я,  еще по пути раскрывая сумочку, кидаю ему скороговоркой: «Сколько?!» Он, не понимая: «Чего?,,,». «Штрафа -  сколько?»,  - ору, раздраженная его тупостью, и следя глазами за уже подходящей к крыльцу сестрой. «Два рубля», - бормочет он, не выходя из шока. Протягиваю пятерку и бегу вперед, на ходу ему крича: «Я сейчас буду возвращаться назад!».

         Встретилась с зареванной сестрой, зашли в ее комнату в общежитии, быстро собираем огромные сумки с учебниками и справочниками по всем предметам, словарями, одеждой… Вышли, идем к дороге, Она стонет: «И с этой тяжестью вон аж к тому светофору…» Едва подходим к тому месту где я оставила милиционера, тот мне честно протягивает три рубля сдачи. Рядом с ним – его такой же молодой коллега. Радостно наблюдают двух молодых дур с огромными сумками и с недурной внешностью. Я – сестре, скороговоркой: «За мной!», смело ступаю на проезжую часть в запрещенном месте, кидая милиционерам через плечо железным тоном замполитской дочки: «У нас – заплачено».
          Новичок перепугано со всей дури свистит в милицейский свисток, его коллега , показывая тому трояк, заходится диким хохотом: «Так у них, действительно, заплачено…»
       
         Такая вот  встреча с доблестными, что «нас берегут».



                НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС – РЕБРОМ

                1
       Еще у всех на языке был развал СССР.  Во время школьных каникул подхожу к учительской, слышу жуткий скандал. Каникулы – это единственное время, когда учителя как-то общаются большими группами, в другое время просто не до общих бесед.
        Я, как урожденный пацифист, едва заслышав шум, разворачиваюсь и спешу уйти. Но меня уже заметили в открытую дверь и в несколько голосов начали звать, я всегда шуткой разряжала конфликтные ситуации и вообще меня слушали обычно с интересом. Вошла, мне тут же пояснили, о чем спор:
– Вот мы спросили историков, кто лучше: украинцы или русские?
       Я не заставила себя ждать:
                -  Нашли кого спросить! Историки ведь на любой вопрос отвечают революцией. Если вас интересует истина, а не общий шум, вы нас, математиков спросите. Поднимите, пожалуйста,  руки те, кто стопроцентно, то есть без всяких примесей, русский.   
      
        Все стали оживленно смотреть по сторонам и обращаться к тем, кто считался русскими. Выяснилось, что у всех один из родителей или бабушек и дедушек – вовсе даже не русский. Боже, какой коктейль кровей почти у всех. Итак, никто руки не поднял. Я продолжаю голосование:

       - Итак, русских нет. Поднимите руки истинные украинцы!

         Поднимаю высоко руку. Тут, правда, началась новая волна галдежа – у меня была русская фамилия мужа и все знали, что я, офицерская дочка,  родилась во Владивостоке, потому меня многие подозревали в русскости.
         Так я осталась одна с поднятой рукой, все загалдели, уточняя, что и украинцы-то они, при более подробном рассмотрении, оказались прямо-таки скажем,  с вкраплениями. Мне осталось только подвести итоги:

        - Итак, русских нет вообще, из украинцев – только я. Я – человек хороший. Значит, украинцы лучше. И не надо никаких межнациональных розней!

          Народ давно так по-доброму от всей души не смеялся.


                2

         Прошло несколько лет. В Днепропетровск хлынули армяне, им здесь подошел климат, что действительно оказалось важным. Кроме того, они здесь, в огромном интернациональном городе, никого не раздражали, как это случалось в других местах. У меня в классе была одна девочка, потом мне перевели еще одну, уговорив меня предварительно. Взбунтовались мамы мальчиков того класса, где прежде недолгое время трудно сказать «училась», но числилась Гаяне.

         У меня тоже мамы учеников класса были откровенно против моей Аревик  (кстати, моя мама, учитель со званиями и медалью, у себя тоже встретилась с повышенной активностью своих юных армянок, ее тоже администрация, в надежде на мамину мудрость, уломала взять двоих).
          Ни по одному предмету они не успевали даже на слабенькую троечку, но двоек ставить нельзя, и мы все их пытались до этих троечек дотянуть… В Армении девочек держали в жуткой строгости, среди своих надо было соблюдать приличия, а здесь они сорвались!.. Мальчишки от них просто прятались.

          Идет совещание по предварительному отчету по успеваемости. Процентомания процветает и до сих пор. Отчитывается маститая  учительница истории, темпераментно, как всегда  (о больном говорим!). Оборачивается ко мне:
          - А  это твое армянское...
 Я, спокойно и не громко:
           - Диаспора называется, специально уточняю для историков.

        Дружный смех разрядил обстановку общего нервного напряжения, которое всегда бывает при этих отчетностях.  Вскоре, кстати, девочки у меня быстро сильно изменились, они привязались ко мне, я их ввела в коллектив, проблем почти не стало. Тем более, что они очень контактны, доброжелательны, исполнительны. И уже на следующих педсоветах, когда говорили о других проблемах, то даже члены администрации говорили:

          -Вон у нее уже даже диаспора – без проблем, а у вас вечные конфликты.
 
           Что значит, хорошим словом назвать явление, да еще и вовремя!


                3

        Вообще, по-моему, нет глупее и абсурднее этого самого национального вопроса! С началом советской власти на Кавказ сослали с семнадцатью детьми еврея за то, что он утаил металлический собственный плуг (мануфактуру в Камышине он припрятать не смог – предприятие конфисковали). Туда же за подобные провинности были сосланы кулаки, враги народа из-под Полтавы. Сын еврея женился на местной осетинке, а их уже дочь вышла замуж за хохла, потомка полтавчан… И уже все пятеро их детей при получения паспортов были записаны русскими. Когда пришло время получать паспорт старшему сыну, возник в семье спор о том, кем его записать, выяснили, чьей крови нет вообще. Поэтому записали русским.
      
        И вот нам с этим «русским» довелось случайно услышать от молодой женщины: «Так мой муж же осетин. Вы себе представить не можете, какой это ужасный характер!». Поскольку было откровенно видно ее национальность (вот уж у кого воистину легкий характер!!!), мы с улыбкой ее спросили о ее национальности. «Татарка!» - произнесла гордо наша собеседница и, увидев наши улыбки, рассмеялась: «Ну да, я-то – ангелочек!…» И здесь мы, переглянувшись, полюбопытствовали иронично: «А сын ваш , кстати, кто по национальности?» Она нас окинула просто возмущенным взглядом, просто изумляясь нашей несообразительности: «Как кто?! Он же родился в Днепропетровске. Украинец».


                ТУДА НЕЛЬЗЯ ЕХАТЬ!!!

       8 марта 2000 года. Утром традиционно  слушаю выпуск новостей. «Все! Больше не могу! Вспоминай, кем по национальности был твой дед, едем в Израиль!» Муж, оторопев от такой истерики стопроцентной украинки, воспитанном на «Катерині» и остальных виршах Тараса Шевченко, замполитской дочери, не отрываясь от своего занятия, парирует: «К евреям?! Да ни за что!» Не успеваю что-то ответить  - звонит телефон – моя бывшая ученица из Израиля с поздравлениями. Перебиваю ее» «Слушай, я тут агитирую своего милого ехать к вам». Она начинает деликатно окольными путями меня отговаривать от этой затеи, заканчивая тем, что там тяжело, тем более, что не евреям  они там не очень и рады… « И вообще, здесь же одни евреи!», - почему-то отчаявшимся тоном заканчивает юная особа, обретшая родину.
   
       Через несколько минут меня поздравляет старенькая, но еще энергичная бабушка двоих моих бывших учениц, Сара (в миру - Софья) Давыдовна. Она меня очень любит, к тому же, будучи у меня дома, познакомилась с моим Гришенькой, который ее совершенно очаровал – свой. После долгого, как всегда, ее перечисления соответствующих празднику пожеланий, наконец-то вступаю в беседу я, и теперь уже ей говорю о своем порыве оставить родину. «Лидичка Василивна! Что ви такое надумали?! Туда жи не можьна ехать! Туда не можьна ехать. Здгасти Вам! Я еще здесь, она уже туда едит! Ви такое видели? Там не можьна жить, там жи ж одни евгеи-и-и…»
      
         Выслушав ее страстный монолог, сама звоню приятельнице, ее папа – Герш (отчество я никогда не могла не то, что выговорить, но и запомнить), мама – украинка, потому их дочь говорит без еврейского акцента. Мне теперь было любопытно услышать мнение своей ровесницы. Таким образом, я услышала три ответа из уст представителей трех поколений!!! Она прокомментировала мои слова не менее страстно: «Да ты не понимаешь, что ты говоришь. Я там была по гостевой, ты знаешь. Объехала весь Израиль. Я там встретила весь мой двор, всю мою школу, весь наш универ, все свое НИИ. Я туда не поеду. Там, ты только себе вообрази, везде, то есть совершенно везде,  одни евреи…!» «Так, может, им это следует простить, - перебиваю ее, - «Это, как-никак, их родная земля! Тем более, какая мне разница, где с вами жить и дружить?» «Так это же две большие разницы», - услышала я на том конце провода…      

               

                ОТНОШЕНИЕ К СИТУАЦИИ
               
      Оказалась на уникальной  свадьбе: из 55  гостей 35 – глухонемые, в том числе – жених и невеста, и родители жениха.

      Родители невесты – здоровые, с этой точки зрения, и удивительно милые чистые люди, творческие, материально крепко стоящие на ногах, но оба их дети – глухонемые.

       Дедушка жениха, отец глухонемой дочери, не глухонемой. Со слезами в голосе, слышу, жалуется на свое горе соседям по столу, напирая на то, как это обидно: 
      - У всех – здоровые дети и внуки, за что такая несправедливость – мне?

      И с удивлением  делаю открытие, добавившее мне в один миг мудрости.

      На лицах родителей невесты годами записано великое страдание.
     Родители глухонемого жениха – глухонемые; очень красивая пара, работают, очень даже не бедные, восхитительно нежные друг с другом.  На их необычайно светлых лицах: гармония, радость!

     То есть, они такими родились, с такими же людьми живут и работают, причем в цеху, где вообще из-за чудовищно сильного шума могут работать только глухонемые.
 Потому и очень высокая оплата труда. Для них глухонемота – норма, другого состояния они не знают.

      Вот отсюда - и покой, и самодостаточность!
     Люди радостно проживают свою жизнь, не изматывая себя тем, что она не похожа на жизнь их соседей!