Дик

         


        С того злополучного круиза прошло два года.
       
        Максим жил у бабушки Гели, а мама со Скворцовым – в однокомнатной квартире, которую  удалось получить в соседнем доме после размена общей с папой трёшки. Правда, папа теперь обитал далековато, - в Новокосино, у самого леса, но туда проложили метро, и Максим запросто мог приехать в гости. По выходным дням и приезжал.
       
        Они подолгу гуляли  в лесу,  пешком шли мимо прудов, - Серебряного,  доходили до салтыковского Жёлтого и даже до Тарелочки, который так назывался, хотя и был похож скорее на ложечку.
       
        Эти водоёмы – Серебряный, Жёлтый и Тарелочку – сотворили запрудами речушки Серебрянки ещё в золотой век Екатерины, и по местным преданиям из одного пруда в другой желающие в те давние времена плавали на лодках…

        Гуляли втроём: Максим, папа и Дик. Дик – папин пёс, который  появился у него почти сразу по переезду в новый район.

        Судьба Дика с самого начала сложилась  трагически, и кто знает, - выжил бы он, если бы не папа, отнявший несчастного щенка у ватаги мальчишек.
Однажды папа возвращался с работы и вдруг услышал  из-за железных гаражей душераздирающий  визг и глумливый хохот. Он подобрал палку и побежал к гаражам, - там за углом пылал костёр.  Яркий огонь сгущал сумерки до мрака, но детские силуэты были хорошо различимы, а самый старший из них, заводила, держал на вытянутой руке за хвост и задние лапы щенка над огнём. Он то опускал, - и тогда обезумевший детёныш визжал, - то поднимал тельце над огнём. С одного бока у щенка уже тлела и дымилась шёрстка.

        - Что вы делаете, мерзавцы!? – закричал папа и замахнулся палкой на заводилу. – Дай сюда!
        - А чо? Они бездомные…
        - Развелось их…
        - Бешеные…
        Раздавались голоса вокруг костра. Кто-то из темноты бросил в дядьку камень.

        Папа отличался отменным здоровьем, большого роста да ещё с палкой, внушал к себе уважение даже у таких отморозков.

        - Положи щенка! Убирайтесь отсюда, пока целы. Прочь! Быстро!

        И угрожая палкой, папа двинулся на шпану.

        Кодла струсила и рванула когти, а на земле  остался лежать измученный щенок. Он пытался встать, но у него никак не получалось, - малыш заваливался то на один, то на другой бок.

        С неба ляпал мокрый снег. Шерсть на щенке намокла, и, может быть именно поэтому,  не загорелась.

        Папа взял животинку на руки,  погладил по голове, а когда увидел в щенячьих глазах слёзы, не раздумывая, сунул найдёныша за пазуху.  Но и там щенок продолжал дрожать и, поскуливая, всхлипывал.

        В квартире, в незнакомом месте,  где было тепло и светло, щенок,  наконец,  расслабился, перестал дрожать и напрудил на полу лужицу.  Папа его, конечно, не ругал, но опять погладил и почесал за ухом.

        И тут вдруг бренное тельце решили покинуть живущие на нём блохи, - они просто сыпались на пол. Папа налил в ведро горячей воды и тряпкой тщательно вытер пол, а потом отнёс щеночка в ванную и хорошенько вымыл хозяйственным мылом. Процедура малышу очень понравилась: он перестал скулить, щурил глазки и вертел хвостиком.

        Сильных ожогов на тельце не было,  да и подпалины со временем зарастут.
Укутав щенка в мешковину, папа  сел в кресло к телевизору, чтобы посмотреть новости, - на руках у него дремал новый друг…


        Через год щенок превратился в красивого, крепкого пса.  Больше всего он походил на лайку, - и размер, и  остро торчащие уши, и  белый передник  на груди, и тугой хвост, закрученный баранкой – говорили именно об этих предках, но что-то угадывалось и от дворняги, и даже от немецкой овчарки. Смесь стольких кровей, и хороший папин уход сделали своё дело – на Дика, когда они с папой гуляли, оглядывались.
    
        Но два изъяна, - панический страх перед детьми, и упорное нежелание гулять на поводке, - как ни пытался папа их исправить, - со щенячьего детства впечатавшись в сознание собаки,  провоцировали, порой, неприятные ситуации. Из-за них приходилось выбирать маршруты прогулок  дальше от детских площадок и мест скопления собаководов. Невозможно было зайти по пути даже  в магазин. Беззаветно преданный хозяину, Дик никак не хотел сидеть один у дверей, - он лаял, выл, грыз поводок, и возмущённые посетители, войдя в зал, призывали хозяина унять собаку:

        - Чья там собака?!
        - Уберите собаку сумасшедшую!
        - Разведут незнамо кого!
        - Дети же здесь ходят…

        Папа, наскоро схватив батон хлеба и пакет молока, выбегал за дверь и уводил Дика подальше от людей и их детей.


        Поначалу Дик и к Максиму относился настороженно. Когда мальчик приезжал на выходные дни, щенок старался куда-нибудь спрятаться: он забирался под кушетку, хоронился за шкафом, а если Максим с папой сидели в комнате, - убегал на кухню и там коротал время под табуреткой.

       Максим не понимал такого отношения и старался всячески расположить  Дика к себе. Но тот упорно сторонился мальчика и ревновал к хозяину.
Приезжая, Максим сразу же в прихожей обнимал отца, - ему хотелось подольше постоять так: крепко прижавшись,  но Дик втискивался между ними, и боком отжимал сынка, заявляя собственное право на хозяина и любовь.

       - Дик, перестань, - говорил папа, наклонялся, трепал пса за ухо,  прижимал голову к ноге. – Да и ты  мой, мой пёсик, не вредничай.

       Бабушка Геля всю неделю собирала разные косточки и передавала, вместе с приветом папе, съестной «привет»  Дику. Она так и говорила, вручая Максиму пакетик:
       - А это Дику, привет от меня…

      
       Зимние каникулы Максим решил провести в Новокосино. Он долго уговаривал бабушку и маму, что у папы ему будет лучше и интереснее, рассказывал, как они будут кататься на лыжах, гулять в лесу, как он постарается подружиться с Диком.

       -  Новый год встречу с ма…,  - Максим запнулся на слове «с мамой», и поправился, - с тобой, а на следующий день поеду  к папе.
       - Да папа же на работе, когда ему ещё с тобой управляться? – говорила бабушка.
       - Там же выходные будут, и ещё он отпросится. Ну, баааб, ладно? – уговаривал внук.
       - Как ещё мама на это посмотрит?
       - Никак не посмотрит. Они со Скворцовым  намылились в Финляндию на неделю…
       - Да? – удивилась бабушка.
 

       От станции метро до папиного дома идти недалеко, - минут десять, и Максим вышагивал гордым шагом по полупустым утренним улицам с рюкзаком за спиной и пакетом в руке. В пакете лежали «приветы» от бабушки: косточки Дику и банка с солёными огурцами  папе. Мальчик радовался тому, что нынешней зимой  так много выпало снегу, радовался, что Новый год, что сейчас увидит папу, Дика, и  не только увидит, но проведет с ними вместе целую неделю.

       Он шёл и пинал картонные гильзы от фейерверков,  которые  всю ночь, взрываясь, разукрашивали новогоднее небо цветными кляксами, а теперь, разноцветные, валялись на белом снегу;  на взгорке,переливаясь серебряным дождём, высилась искусственная ёлка;  у остановки узбек в яркой оранжевой жилетке,  взмахивая лопатой, чистил снег.

       Максим нажал кнопку звонка, - за дверью раздался лай, а папа поворачивал уже ключ в замке, даже не спросив  «кто?», потому что Дик лаял не злобно, а звонко, приветствуя своего. Дверь открылась – на пороге стоял папа, а из-за его ноги выглядывал Дик, виляя хвостом.

       - С Новым Годом тебя, сынок, - сказал папа.
       - Тяв-тяв! – поздравил и Дик, он присел и поднял правую переднюю лапу.
       - И мы вас с бабушкой поздравляем, - обрадовался встрече Максим, протягивая папе пакет с «приветами».

       В комнате Максима ждал подарок – новые лыжи с ботинками. Он мечтал о них, потому что старые были совсем короткие, детские,  - их он давно перерос, а эти уже настоящие, взрослые с красивыми ботинками «botas». Именно о таких Максим и мечтал, но попросить  стеснялся. Вот подарок – так подарок!

       - Спасибо, пап! – восхищённо говорил Максим, держа в руках тонкие, с  красивым изгибом беговые лыжи.
       А Дик всё сидел в прихожей с поднятой  лапой, и папа сказал:

       - Подойди теперь к Дику. Видишь, он хочет с тобой поздороваться. Мы с ним специально выучили команду «дай лапу!» к твоему приезду.
       Максим положил лыжи на пол и подошёл. Пёс с лапой навесу ещё и качал головой, как бы кланяясь.

       - Молодец! Привет, привет, - радостно проговорил Максим, а  взяв тяжёлую лапу, ощутил  ладонью шершавые, сухие подушечки, и уважительно добавил, - Дик, какой ты сильный стал… и умный.

       Мальчик погладил собаку по голове и почесал её за ухом.
       Но, выполнив команду, Дик все-таки отправился на кухню. Правда, там он не залез по своему обыкновению под стол, а лёг у двери и внимательно следил за происходящим.

      - Пап, ну чего он? Всё никак не привыкнет...

      - Я же тебе рассказывал, почему он боится детей. У него давно выработался условный рефлекс,  если рядом дети – опасность! Вот поэтому он у нас такой нервный, - папа развёл руки в стороны.  - Но я думаю, пройдёт страх… со временем. Видишь, он уже на кухне не прячется.



      К концу недели Максим достаточно хорошо освоил новые лыжи, - каждый день они все вместе, перейдя дорогу и встав на лыжню у самой опушки, уносились  в зимний лес.

      Первым бежал Дик, потом Максим, а папа скользил сзади. Дик предупреждал о том, что происходит впереди, - навстречу ли кто едет; или, осыпая снежную пыль, белка перепрыгивает с дерева на дерево; потревоженная ли сойка возмущённо  кричит на непрошеных гостей, - на каждого Дик лаял по-особому, и Максим с папой научились различать по его лаю, кто или что там впереди.

      Далеко Дик не убегал, хотя из-за своей лайской породы он бегал кругами, как бы выслеживая зверя. Поэтому-то и получалось у него накрутить километров  раза в три больше, но он будто бы и не уставал и очень любил такие походы. Не конфликтовал он и с чужими собаками, которые иногда попадались навстречу. Всякие домашние пудельки  бежали обыкновенно  по лыжне, а Дик - спокойно  по снегу вокруг, и внимания на них не обращал.

      Лишь однажды  пришлось ему показать себя защитником и бойцом. Некая дама, возмечтавшая с помощью лыж сбросить лишний вес, елозила по снегу навстречу и решила, что «огромная, ужасная собака» обязательно нападёт на её беленького скотч-терьера. Она принялась кричать на папу и размахивать лыжной палкой.

      - Уберите свою собаку! – кричала она. – Почему без намордника гуляете!? Пончик! Пончик! Ко мне!
 
      Терьерчик и так-то семенил почти рядом,  а тут, углядев чужака, и совсем прижался к хозяйкиной ноге.
      Дик махом бежал на шум.

      - Дик! Фу! Нельзя! – скомандовал папа.

      Дик остановился, но хозяйка Пончика замахнулась на Дика лыжной палкой и чуть было не ударила его.

      - Что вы делаете! Не дразните собаку! Он не тронет! – пытался успокоить женщину и Максим.
      Но было уже поздно. Дик зарычал, потом как-то ловко схватил палку зубами и легко перекусил её.

      - Аааа! – кричала тётенька. – Хулиганы! Я в полицию буду жаловаться!
      - Дик! Фу!  Сидеть!
      - Зачем вы дразните собаку? – пытался урезонить её папа.
      - Как я теперь поеду?...  С одной палкой…
      - Вот, возьмите мою, - сказал папа, протягивая женщине свою. – Смотрите, она почти такая же, цвет кольца только другой.
      - Не нужна мне ваша палка! А эту , - она наклонилась, чтобы достать из снега откушенный конец, - я предъявлю в качестве вещдока.

      В этот момент папа с Максимом обошли её и продолжили путь. Дик бежал сзади, но время от времени оборачивался и лаял на обидчицу, которая издали всё грозила нелепым дрючком. Вдруг она как-то неловко взмахнула второй палкой и, задев ею еловую лапу, обрушила снежную шапку, которая целиком накрыла несчастного Пончика. Но как тому удалось выбраться из-под неё, наши лыжники уже не видели, потому что уехали далеко…

      Потом они катались в овраге за Жёлтым прудом с одного склона на другой.
На крутом откосе набираешь скорость, - ветер в ушах свистит, дальше по инерции  на противоположный берег, - скорость замедляется и нужно успеть развернуться, чтобы мчаться опять вниз. А у папы получалось въезжать и на самый верх противоположного склона, но Максиму, как он ни старался, никак не удавалось взлететь туда же. «Это потому, что у тебя веса ещё не  хватает, а у меня  из-за большей массы инерция сильнее, - объяснял папа. –  Ты не расстраивайся, а набирай скорость, отталкиваясь палками». Но у Максима так и не получилось в тот день с разгону въехать на вершину.

      Понравилось и Дику носиться туда-сюда. Правда, на обратной дороге он уж не кружил по снегу, а бежал по лыжне, иногда останавливаясь, садился, и принимался выкусывать на лапах ледышки, которые намерзали на шерсти между подушечками и мешали ему. Папа и Максим тоже вставали, и, опершись на палки, терпеливо ждали.
Уже смеркалось, когда  лыжники вернулись на исходную опушку; в  многоэтажках зажигались разноцветные окна; откуда-то слышалась музыка…


      И всё-таки каникулы подошли к концу. Неделя пролетела быстро, - Максим  и не заметил, как ускользнули дни, - вроде бы совсем недавно шёл он из метро, отфутболивая картонные гильзы, а нужно собираться и в обратный путь - к бабушке.
Убрали с дорожек праздничный мусор, уже не слышалась из домов музыка, и люди навстречу попадались какие-то уставшие, а не празднично-весёлые.
В нынешний день Максиму очень хотелось напоследок покататься на лыжах, но папе  позвонили с работы и просили, если  не приехать, то поработать хотя бы удалённо, через интернет.

       - Эх, сынок, не получится сегодня покататься, - сказал он. – Я должен  часа четыре провести за компом. Надо же, -  как неудачно всё совпало!
       - А может быть, мы с Диком вдвоём сгоняем? – искал  решение проблемы Максим.
       - А не заблудитесь?
       - По лыжне-то? Мы ведь только до оврага и обратно. Да и Дик дорогу всегда найдёт. Правда, Дик? Гулять! Лыжи!

       Дик внимательно смотрел на папу, потому что команда исходила не от хозяина, а от Максима, - смотрел, и не очень понимал, что делать. Но к двери, виляя хвостом, не бросился.

       - Мы только туда и обратно. Хорошо? – настаивал Максим.
       - Ну, ладно, валяйте…- согласился папа.
       - Здорово! Дик, гулять! – весело командовал Максим.

      Он быстренько облачился в спортивный костюм, взял лыжи и открыл дверь. Но Дик всё никак не верил, что папа не пойдёт с ними: пёс бегал по квартире – то к папиному столу, то к двери, будто не соглашался  с таким раскладом. Но, в конце концов, папа взял его за ошейник и подвёл к выходу.

      - Гулять, Дик! – скомандовал он и добавил, - сынок, только звони мне  каждые полчаса. Хорошо? Я  должен знать всё-таки, где вы.
      - Конечно, пап… Я тебе эсэмэски буду кидать.


      Зимний лес тих и красив. По накатанной лыжне, при лёгком морозце лыжи скользили   сами собой, да и Максим хорошо уже освоил беговой шаг.

      Снежные белые шапки, нахлобученные на деревья, превращали их в огромных "дедов Морозов", а маленькие ёлочки походили на "Снегурочек",  - кружился волшебный хоровод, - и чем быстрее Максим скользил, тем веселее мелькала  сказочная карусель перед глазами.

      Дик по своему обыкновению носился кругами, но диаметр разбега всё-таки сократил. Наверное чувствовал ответственность перед папой и не терял сынка из поля зрения.

      Лыжню довольно часто пересекали цепочки  разнообразных следов.
      Вот - белка проскакала по снегу, - Максим уже знал её смешные следы, когда  отпечатки задних лапок оказывались спереди, -  папа объяснял это тем, что белка куда-то торопилась, или испугалась, и прыгала, как кенгуру.

      Потом он увидел настоящую мышь, которая легко бежала по снегу, вертикально задрав розовый голый хвостик. Это выглядело очень забавно. "Наверное она боится его отморозить, поэтому и подняла кверху, - размышлял Максим. - А может быть делает так, чтобы уменьшить трение? А может быть у неё перископ такой?" Глядя сейчас на неё, Максим понял, почему он раньше никогда не видел след на снегу от мышиного хвостика, но ему и в голову не приходило, что она  так себя ведёт.
И бежала она очень быстро, - даже Дик не успел её поймать, - у старого дуба  проворно нырнула в снег, только её и видели. Дик принялся разбрасывать  снег, но у мышки где-то под дубом имелась норка, и Дику рыть   замёрзшую землю было  совсем не с лапы. Максим посвистел, - пёс, послушно прекратив охоту, рванул вслед.

      Больше ничего интересного  по дороге они не встретили, и вскоре Максим стоял на склоне оврага. В этот день он во что бы то ни стало решил с разгону въехать на противоположную сторону.

      Он попеременно поскользил лыжами на месте, оттолкнулся палками, но ещё не в полную силу - и помчался вниз. Инерции не хватило, -  он ловко повернул обратно, поняв, что  палками нужно работать сильнее и на всём протяжении спуска и подъёма. Максим возвратился  на исходную позицию, и даже немного отъехал от края, чтобы как следует разогнаться ещё и по лыжне, а потом со всей скоростью съехать со склона, изо всех сил отталкиваясь  палками.

      И на этот раз всё удалось -  по инерции Максим вылетел на противоположную сторону! Даже Дик не успел за ним,  высунув от усердия язык, прибежал чуть позже. А Максим, разогнавшись, понёсся обратно и успешно въехал на противоположный склон.

      Так они и носились со склона на склон, радуясь собственным силам и ловкости.

      От усталости руки и ноги Максима уже начинали дрожать, но он решил всё-таки ещё раз покорить вершину и закрепить успех.
 
      Сил в этот раз не хватило - ему казалось, что он всё так же толкается палками, и инерция вынесет, - до вершины осталось около метра, когда он почувствовал, что не одолеет этот последний метр и надо теперь быстро развернуться, чтобы не опрокинуться на спину, но, зацепившись левой лыжей за ветки орешника, Максим упал и кубарем покатился вниз...



      Он лежал на дне оврага лицом вниз, снег  студил  пылающие щёки, голова гудела то ли от удара, то ли от боли, - сильной  в левой ноге, - а из глаз сами собой капали слёзы, пришла первая мысль: сломал новые лыжи, -  на ногах их не было; он попытался перевернуться на спину, но понял, что это  не так просто, - левая нога нестерпимо болела и не слушалась. "Сломал ногу? - мелькнуло в гудевшей голове. - Не может быть... Этого не должно быть..."

       Тогда он перекатился на спину через другой бок. Подбежал Дик и, склонив голову, внимательно смотрел мальчику в глаза, потом осторожно лизнул мокрую, солёную щеку.

       Дик чуял, - случилось несчастье,  но не зная, как помочь, принялся лизать горячим, шершавым языком лицо.

       -Дик, ты простил? ты меня… любишь? - шептал мальчик, потом обхватил собаку за шею и попытался сесть.
       - Сейчас встану, ой! Дик, нога страшно болит...

       Сидя на дне оврага, мальчик посмотрел вверх на склон, откуда  свалился, и увидел одну лыжу, застрявшую в орешнике, и другую, скатившуюся вниз и лежащую далеко  в стороне. Обе  были в порядке. " Хорошо! - подумал он. - Но с ногой-то что? На неё не опереться". 

       Мальчик потрогал левую ногу, - до самого ботинка  целую и невредимую, но внутри - стопа ныла и пухла. Он отпустил шнурок, и попытался снять ботинок, - сильная боль пронзила аж до  макушки.

       Дик, поскуливая, тыкался носом в больную ногу, потом осторожно ухватив зубами штанину,   хотел подтянуть её к себе.

       - Нет, Дик, больно. Фу!

       И тут мальчик придумал, как можно добраться хотя бы до одной лыжи, той, которая скатилась вниз.
       Он встал на колени, и перенеся всю тяжесть тела на здоровую ногу, опираясь на палки, попробовал двигаться. У него получилось, - и так, на карачках, дошкандыбал до лыжины, но чтобы вскарабкаться этим способом до верхней, застрявшей в орешнике на склоне, нечего было и думать.

      - Дик, лыжу, неси! - мальчик повозил найденной по снегу, и показал рукой наверх. - Лыжу, Дик! Неси!

      Дик понял. Наверху он ухватил застрявшую лыжу за свободный конец и потащил вниз.

      - Хорошо, Дик! Молодец! 
        Сердце мальчика радостно забилось, и даже боль в ноге вроде уменьшилась.
      - Теперь мы с тобой не пропадём, - мальчик потрепал пса по загривку. - Вот только папе нужно  звякнуть, чтобы он выехал навстречу.

      Максим сунул руку в задний карман штанов, но вместо телефона нащупал  россыпь деталей, - когда кубарем катился со склона, мобильник размолотил вдрызг.
"Эх, ладно, я ведь недавно послал эсэмэску, что скоро  домой, - подумал Максим. - А за мобильник... от мамы влетит..."

     Он закрепил правый ботинок, и опираясь на палку, попробовал встать. Стоять на одной ноге, да ещё на лыже было не удобно, но возможно. Максим подтащил вторую лыжу и, опять опустившись на колено, осторожно двумя руками вставил ботинок с больной ногой в крепление, подтянул шнурок. Стопа ныла, но терпимо, - если не грузить эту ногу и не совершать отталкивания, а только слегка опираться для равновесия, то вполне можно  такую боль перетерпеть. Главное - добраться до дома.
Всё это время Дик ни на шаг не отходил от мальчика.

       Максим наклонился и погладил собаку, потом снял ошейник, продел его в ручную петлю лыжной палки и вновь надел на шею Дику.

       Оказавшись в упряжке, Дик покорно сел на снег,  ожидая дальнейших команд.
Мальчик встал на правую лыжу, в правую же руку взял лыжную палку, которая теперь уже была не просто палкой, а жёстким поводком, и скомандовал:

       -Дик, вперёд! Домой!
       Дик потянул, и они - поехали!
       -Ура! Дик, домой!

       Дик потащил мальчика по укатанному дну оврага. Сначала ему хотелось рвануть со всех лап, чтобы  освободиться от “поводка” и быстрее оказаться дома, но он понял, что быстро не получится, да и мальчик тянул и дёргал за шею, потому что удерживать равновесие было трудно.

       А сверху две любопытные сороки, легко перелетая с дерева на дерево, наблюдали за необычным лыжником с собакой, и громко, вразнобой комментировали происходящее.

       Постепенно глубина оврага уменьшалась.  Максим знал, что вскоре склоны станут пологими, и они выедут на лесную лыжню,  а по прямой горизонтали тащить Дику станет гораздо легче.

       Конечно, они двигались не так быстро, как если бы Максим бежал на двух лыжах, но и эдак - они всё-таки приближались к цели. К счастью несколько дней  подряд не падал снег, и лыжня оставалась укатанной, - Дик не проваливался, а лыжи ходко скользили.

       -Вперёд! Дик! Молодец! - подбадривал Максим собаку.

       И Дик очень старался.

       Время от времени, они вставали, чтобы передохнуть: Максим от боли и напряжения, Дик, чтобы ослабить удавку ошейника, который жал и натирал шею, и чтобы выкусить ледышки, намерзающие на лапах.

       Они остановились в очередной раз, напоследок.  Максим знал, - осталось проехать совсем немного, ещё какой-нибудь километр,  и лес превратится в опушку, а там - и  дом уж виден.

       Дик тяжело дышал и хватал пастью снег.

       Душа Максима, несмотря на боль, на усталость и тревогу, ликовала. Он понял, что Дик  - настоящий, верный друг, и осознал это не умом, но почувствовал всем существом своим, сердцем, - сегодня произошло событие, может быть, самое важное в его жизни. Максим только на минутку представил, что могло случиться, если бы не Дик рядом, но - нет, даже не стоило и представлять себе этого.
Максим опустился на колени, обнял пса,  прижался к нему, и зарылся лицом в жёсткую шерсть.

       - Дик, ты... лучший... ты мой друг...я тебя никогда не брошу… никогда-никогда, - бормотал мальчик, вдыхая запах родной псины.

       Отдохнув, они тронулись дальше. Вскоре им стали попадаться гуляющие люди с малышами на саночках, а те, кто постарше - осваивали первые игрушечные лыжи, ещё постарше - строили снежные крепости.

       До дома оставалось совсем не много - только дорогу перейти. “Но как её перейти на лыжах? На больную ногу не наступишь, - прыгать на одной правой? Далеко не упрыгаешь, - крутились мысли в голове  Максима. И вдруг он вспомнил, как летом на даче, соорудил себе ходули. - Ну да, конечно, нужно пристегнуть чем-нибудь ногу к лыже, чуть выше земли, так, чтобы нога была на весу, а в асфальт упирался бы лыжный конец.

       Максим отцепил ботинки, потом снял ошейник с Дика - тот долго мотал головой, будто радуясь, что наконец-то освободился от хомута, но от усталости уже не бегал, а лёг рядом и наблюдал за мальчиком.

       Максим поставил лыжу вертикально, прислонил к ней больную ногу и обмотав вокруг ошейник, - чуть выше щиколотки,  застегнул его. “Как в сказке липовая нога у медведя”, - усмехнулся про себя, потом попробовал пройти несколько шагов, и стало ясно, что до дома, - рукой подать, - они теперь дойдут…


       Папа, одетый в лыжный костюм, с мобильником в дрожащей руке, открыл дверь.

       - Что случилось, сынок? Почему  не отвечал? С ногой что?

       Он вышел за порог, присел и отстегнул ошейник. Максим лёг отцу на спину и наконец расслабился.
 
       -Упал… в овраге… ногу, думаю, вывихнул.
       -Скорее всего... если перелом, - ты бы не доехал.
       -Пап, меня же Дик привёз… Всю дорогу тащил. Он у нас всё понимает. Он очень сильный, он … настоящий.

       Так на спине папа и внёс Максима в квартиру, потом  осторожно уложил на кушетку.

       -Надо в травмпункт…
       -Нет, пап, не надо сейчас… я так устал...полежу просто.

       На кухне, гремя миской, Дик жадно пил воду.
       -А вдруг трещина? - говорил папа, осторожно снимая ботинок с распухшей ноги. - Пошевели пальцами, сможешь?
       Папа стянул носок, и Максим пошевелил.
       -Больно?
       - Не очень.

       Папа взял стопу руками и попробовал поворачивать её в разные стороны.
   
       -Нет, перелома не чувствую… и вывиха нет. Я думаю - сильное растяжение связок. Если так - за ночь вылечим.
 
       В запасе у папы имелось одно проверенное средство лечения ушибов  и растяжений, - давно, в студенческие годы ещё, путешествуя на байдарках, он неудачно выпрыгнул на берег и повредил ногу. Сам  идти не мог, и ребята отнесли его в деревню, где им указали на дом “дяди Алёши”. Этот дядя Алёша - деревенский целитель, ражий, бородатый мужик, смахивающий на Льва Толстого, был единственным врачевателем на всю глухую округу. Лечил дядя Алёша почти ото всех болезней с помощью мёда и пчёл. Пасека у него была своя.
 
       -Ложьте вон на лежанку, - кивнул дядя Алёша на широкую лавку в избе у печки. - Полежи пока, - сказал он, стягивая с печи овчину и подстилая её больному. - А вы, значит, откуда и куда путь держите?

       В бороде у него шевелила лапками запутавшаяся пчёлка, которую он осторожно выпростал, и она всё кружила у головы, будто любопытствуя, или благодаря за свободу.

      -С Москвы приехали. Плывём вот, по вашей речке…
      -Эвона как… - дядя Алёша положил свою огромную ладонь на больную ногу. - Тэк-тэк, завтрева поплывёте... А пока придётся заночевать на берегу.

      На утро больной  своими ногами пришёл к палаткам, и туристы поплыли дальше.

      Дяде Алёше в знак благодарности ребята оставили пакет гречки и банку тушёнки.

      Вот и сейчас папа решил вылечить Максима тем же способом.

      Он вскипятил воду, наполнил ею грелку, завернул в полотенце и приложил к опухшей ноге.

      -Больное место надо хорошенько прогреть. Будет больно сначала, но надо перетерпеть, - сказал сыну.

      Папа принялся разогревать мёд, - нагреть его нужно достаточно сильно, но так, чтобы можно было терпеть, затем намазать на больное место, обмотать чистой бязевой тряпочкой,  сверху - полиэтиленом, потом шерстяным шарфом, и - полный покой.

      Максиму стало очень больно, но у него  даже мысли не возникло, что папа сделал что-то не правильно. Мальчик закрыл глаза, -  стало немного легче.

      Из кухни пришёл Дик, - сегодня он решил не оставлять мальчика одного, - мало ли, что может случиться, - от усталости пёс рухнул рядом с кроватью.

      Максим начал задрёмывать, и на самой границе сна и яви слышит, как папа гремит кастрюлями, - наверное готовит ужин… а я и есть не хочу… главное вот согреюсь… согр… со… сорвавшийся с дерева снег падает на Дика, и он никак не может выбраться из-под него, но, наконец, выскакивает… но это не Дик… это же Пончик… он не дотянет меня до дому…
   
      -Дик, Дик, - шепчет мальчик пересохшими губами, и шарит рукой по пледу, которым накрыт.

      Дик слышит, поднимает голову, но сил, чтобы встать совсем нет. Он видит, что мальчик на месте, папа - на кухне, голова его опять падает на пол.

     ...Пончик, откуда ты взялся?... ложись мне на ногу… ложись… какой ты теплый, Пончик… но Дик придёт… он обязательно придёт… он простил… он вывезет нас… домой… он знает дорогу… а снег сыпет и сы…

       -Сынок, Максим, давай картошечки с варку поедим. Слышишь? Сынооок, - звал с кухни папа. - Но ты лежи, лежи, я принесу тебе. Не вставай, не тревожь ногу.

       Папа подложил Максиму ещё одну подушку, - так, чтобы сынок мог сидеть и поставил перед ним глубокую тарелку с дымящимися светло-жёлтыми клубнями, рядом же лежал и хрусткий бабушкин солёный огурчик. 

       Максиму сразу же захотелось есть.  Он брал руками картошину, - горячую, сахарную - дул и ел, потом откусывал кусочек огурца, и было это так вкусно, что, чем больше ел, тем сильнее хотелось ещё. Он и не ожидал, что на самом-то деле так проголодался.

       -Спасибо, пап. Очень вкусно! - сказал Максим, подбирая с тарелки крошки. - А как ты думаешь,- когда я смогу теперь на лыжах пойти?
       -Не знаю… Посмотрим, как завтра будешь себя чувствовать. И всё-таки в травмпункт заглянем. Рентген сделают, поглядят - нет ли трещины.
       -Ладно... завтра...сходим.

        Максим чувствовал, как тело его опять заполняет тепло. Захотелось закрыть глаза и вытянуться, лёжа на спине, и не шевелиться, дав, наконец, отдых уставшим мышцам…


        До середины ночи нога болела всё сильнее. Максим стонал во сне, - папа подходил к нему, поправлял одеяло, укрывал ногу; Дик тоже не отходил от кровати.
 
        Но папа помнил, что так и должно быть, - сначала и у него нога сильно болела, но потом боль утихала, а дядя Алёша успокаивал его: “Ничо-ничо, должна поболеть, а как же! болит - значит действует лекарство, терпи…” И вправду, - прокукарекал ночной петух, - боль начала стихать, и к утру нога успокоилась...

        Сейчас Максим, хоть и стонал, но не просыпался, а после двух часов ночи и стонать перестал, задышал ровно. “Лекарство подействовало, - подумал папа. - Всё будет хорошо..."

        Максим спал не крепко, - он привык  сначала лечь на правый бок, потом повернуться на левый, потом опять на правый, потом… только потом, обычно, засыпал. Но сегодня-то приходилось лежать всё время на спине, потому что, если он пытался во сне повернуться на бок, тут же боль в ноге прогоняла сон. Так он  лежал в полудрёме, и видел...

        … Огромные белые снежинки - такие вырезали они в классе, чтобы украсить ёлку в зале - тихо падают с неба и покрывают всё вокруг: и землю, и овраг, на дне которого одиноко лежит Максим, и деревья, и куст орешника, а Максим думает, что теперь эти снежинки совсем засыплют его и скроют. Но как же найдёт его в овраге папа? Ему поможет Дик… Дик убежал… за папой… он вернётся… Максим разгребает бумажные снежинки руками и зовёт: я здесь… папа… Дик...я здесь. А снежинки косо падают и падают, и Максим думает, что кто же их там, наверху вырезает? Один класс столько не вырежет, - это наверное вся школа трудится над ними… Они не холодные… мне тепло… мне тепло… теперь не замёрзну… И тут Максим видит, что наверху, по кромке оврага, несётся Дик и везёт за собой на лыжах... маму. Мама одета в то своё платье с разводами, в котором она похожа на жар-птицу, а за ними - папа. Максим чувствует, что нога почти и не болит… он даже может встать… он встанет, чтобы они увидели его… Какой же Дик молодец! Он всех простил и помирил…          И вдруг - мама взлетает вверх, небо взрывается и расцветает салютом, а вокруг всё окрашивается то зелёным, то синим, то жёлтым, то красным цветом… Мама-праздник… И потом - никого, только Дик рядом, и разноцветные снежинки падают и укрывают землю…

         Под утро Максим крепко заснул. Нога не болела, и он спокойно переворачивался во сне то на один, то на другой бок.

         А утром смог встать на обе ноги, даже позабыв сначала, что ещё вчера одна нога нестерпимо болела, но - произошло чудо - он спокойно дошёл до ванной комнаты.


         Вот и закончились каникулы, в понедельник нужно идти в школу. Папа решил проводить Максима до метро. Но Дик с ними идти не захотел, - он так устал, что пролежал-проспал целые сутки, и папа не стал его тревожить, решив погулять вечером у опушки леса.
 
         По пути они зашли  в травмпункт, где ногу посмотрел врач, потом сделали рентген стопы, нога оказалась в порядке.

        -Ничего страшного,  лёгкое растяжение, быстро не бегай, и на физкультуру недельку не ходи, - сказал травматолог и даже написал справку об освобождении от урока.

        -Отличное у тебя лекарство, пап. И действует быстро.
        -Ты ещё и сегодня на ночь сделай такой же компресс. У бабушки есть мёд-то?
        -Конечно есть, она его с чаем любит.

        Так они шли и разговаривали, и чем ближе подходили к станции, тем медленнее шёл Максим. Ему хотелось дольше побыть с папой.

        И  вдруг Максим увидел одиноко торчащую из снега гильзу от фейерверка.Она чернела пустым, закопчённым нутром, но снаружи светилась яркими разводами, будто перо жар-птицы.

        Максим подобрал её, отряхнул от снега и спрятал в рюкзак.
       -Сынок, ну зачем она тебе? - удивился папа.
       -Пусть будет… красивая… - тихо ответил Максим.

                Полушкино.
      
Это продолжение рассказа "Солёные огурцы"    http://www.proza.ru/2014/09/17/609