Выродки

С высоты укрепленной стены, что окружала город, было хорошо видно, как потихоньку, таясь в вечернем свете, но уже не в силах терпеть голод, стекаются к полю боя вырожденцы.
Глеб поморщился, рейдеры, хоть и были их заклятыми врагами, но все-же это были люди, а сейчас их неприбранные тела собирались сожрать вечно голодные падальщики. Тощие фигуры голых человекоподобных пробирались почти ползком до трупа, усаживались вокруг и начинали свой пир. Они никогда не дрались из-за еды, не выдергивали друг у друга из рук лучшие куски, а молча и медленно пожирали то, что когда-то было людьми. От этого их почти сонного спокойствия становилось более жутко и мерзко, чем от вида собачьей стаи, раздирающей падаль.
Парень хотел выстрелить в одного из вырожденцев, но капитан накрыл ладонью ствол, уводя его дуло в пол: «не трать патроны». Глеб, представив, как всю ночь в карауле будет слушать их чавканье снизу, поморщился.
Раньше падальщиков было совсем немного в округе, как говорили старожилы. И здоровому взрослому человеку не представляло труда отбится от троих таких созданий – те были медлительны и неуклюжи, а их еда не делала их сильнее. Но в последние лет пять, количество вырожденцев росло, словно где-то прорвало плотину и они вырвались на свободу. Они были все так же слабы, но брали числом.
Периодически стража города устраивала обходы и вырезала их гнезда в близи города, но не проходило и месяца, как гнезда снова появлялись. Караванщики жаловались, что дороги стали опаснее, вырожденцы уводили из мелких поселений скот и утаскивали с собой зазевавшихся детей.
Капитан сплюнул, увидев как одного из рейдеров выедают прямо из тяжелой брони. У вырожденцев не хватало ума даже снять с покойников одежду, они просто выколупывали плоть из нее. Глеб тоже не выдержал, отвернулся.
В некоторой степени вырожденцы вызывали жалость, не способные добыть себе никакой пищи, кроме падали и подножного корма, они питались тем, что попадалось чаще всего – трупами. Войны между рейдерами и горожанами не прекращались, люди гибли и еда для падальщиков находилась всегда. Но чувство брезгливости они вызывали гораздо большее, потому как были очень похожи на своих ближайших родственников – людей, от которых, благодаря мутации они и произошли. Как чей-то неудачный, но живучий эксперимент, как утверждали некоторые образованные горожане. Глебу было наплевать на их происхождение, он просто хотел, чтоб они не чавкали и не смотрели по сторонам пустыми бездумными глазами, пережевывая чье-то мясо.
На утро следущего дня, трупоеды, насытившись уволокли остатки тел в гнезда, кормить своих сородичей. На пустыре вокруг города остались только обрывки одежды, оружие и вещи рейдеров. Оставалось пойти и собрать. Капитан стражи, по праву старшего отобрал для себя несколько трофеев, бросил своим ребятам разгребать остальное. Некоторые, из небрезгливых забирали броню, залитую кровью, отмывали и продавали потом торговцам. Глеб собирал только мелочь: патроны, ножи, фляжки и прочую дребедень. На жизнь и удовольствия этого хватало, а пачкаться в большем он не хотел.
- Совсем они обнаглели, - ворчал один из ребят, потроша чей-то рюкзак, - уже днем вылазят. Смотреть тошно. Может, пора их снова пожечь, гнезда их того, - он сделал выразительный жест раздавив что-то невидимое у себя на ладони кулаком.
Другие ребята, кто закивал, кто согласился вслух:
- Давно пора.
Вышли на следующее утро, по почти свежим следам. Три дня плутали по чащам, пока не натолкнулись на пещеру, даже скорее яму в земле, забросанную сверху ветками и листвой. Внутри сооружения кучей сидели голые вырожденцы, тоскливо щурились на свет, когда солдаты принялись ворошить их укрытие. Некоорые что-то жевали, другие просто бездумно смотрели по сторонам и на потревоживших их людей.
Наконец, до кого-то дошло, что им собираются причинить вред и они зашевелились активнее, угрожающе размахивая длинными тонкими руками с цепкими пальцами. А когда один из охранников не выдержал и выстрелил, то куча тел завопила на разные голоса, заплескалась в своем логове и полезла наружу.
Их убивали молча, с наслаждением, понятным только людям, не терпящим рядом с собой болезненные пародии на самое себя. Резали глотки, стреляли в головы и скидывали обратно в яму, пытавшихся выбраться оттуда. Глеб стрелял в головы, чтоб наверняка, и чтоб сберечь патроны. Живые в яме перемешалась с трупами и от вида этой шевелящейся массы у Глеба вдруг заслезились глаза.
Там были все вперемешку и дети, и женщины, и мужчины... Дети плакали, как плачут обычные человеческие дети. Глеб отвернулся, сделал вид, что перезаряжает пистолет, но на самом деле просто тянул время, чтоб убить как можно меньше этих нелепых созданий.
К краю ямы подошли трое ребят с огнеметами и залили все ярким жаром. Глеб на минуту оглох от воплей заживо горящих существ. Вонь паленого мяса вывернула его наизнанку раз, а потом другой.
Капитан хлопал его по плечу и хвалил: «молдец, твоя первая вылазка на гнезда, держался молодцом». Глеб вяло благодарил, выдержал пару незатейливых шуток со стороны опытных бойцов и уже дома, рухнув на проржавевшую кровать, заорал в подушку, так чтоб его никто и никогда не услышал.