Пятница, тринадцатое

Неупокоенные.
Отойдя метров 50 - 70 от места стоянки, я присела на толстый ствол упавшего осокоря. На противоположной стороне Оби, в  небольшом поселочке, где, по слухам, жили  ссыльные "враги народа", ярко светились точки огней. Вода в реке была настолько тихой, что в ней, как в зеркале, отражалась вся красота  северной светлой ночи. Жалея себя, свою пропащую жизнь, я для начала, вдоволь наплакалась.  Выпитое вино слегка кружило голову и меня, как всегда, потянуло на тоску и сочинительство. В школьные годы, я не на шутку влюбилась в своего одноклассника, который, в свою очередь был влюблен в мою подругу. Когда  у меня в семье было все относительно спокойно, о Витьке я вспоминала вскользь, временами. Но всегда с тихой грустью и нежностью. Но вот в такие минуты обиды и душевного опустошения,  в мою голову сами собой лезли душераздирающие поэтические строки.  :
"Когда в ночи тревожной и холодной,
Сижу одна, волнуясь и любя,
Я сердцем слышу шаг твой осторожный
И тихий голос"Я люблю тебя"
И ты подходишь. Нежный, но незримый.
Я рук твоих ловлю, ловлю тепло.
И милых глаз тот взгляд неповторимый
Опять со мной, годам и всем назло!
И задыхаясь, тонкими руками,
Ловлю твои ладони в темноте
И верю, и зову, и жду годами,
Что ты придешь ко мне и не во сне!"
Я бормотала эти и другие, приходящие на ум строки. Все сильнее распаляясь, я плакала уже навзрыд. Обращаясь к ненавистному супругу,  почти орала:
 
"Полюбить  тебя не сумела,
Только нет моей в этом вины.
Ты не тот, кого так я хотела,
Допустить в свои женские сны.
В моем сердце тепла не осталось,
Чтоб ответную искру зажечь.
Завладела душою усталость
И меня не растопишь, как печь."
 
"Хорошо читаешь" - голос тихий, спокойный и какой-то звенящий раздался у самого моего уха. Вздрогнув, даже вскрикнув от неожиданности, я резко дернулась в сторону, едва не свалившись с бревна. Рядом со мной, совсем близко стоял   человек, но то был не Сашка и не Ванька. Лицо незнакомца было обращено в сторону реки и я смотрела на него сбоку. Рассмотреть человека не представлялось никакой возможности. Он скрывался в тени тополя. Угадывались лишь общие очертания. На нем было что-то длинное до самой земли. Человек не делал никаких попыток подойти поближе. Он просто неподвижно стоял на одном месте. Мне стало жутко. Хотя наш лагерь был совсем рядом, но ноги мои отказывались подчиняться и я продолжала сидеть на месте, лихорадочно перебирая в уме, как мог этот мужчина сюда попасть. Ведь позади нас был бескрайний простор высокой травы, а впереди  - Обь.
Лодку, подходившую к берегу, было бы слышно на много миль вперед. Я попыталась что-то пискнуть, но язык не подчинялся. -"Не бойся, давай поговорим!" Снова  ввинтилось мне в мозг. Я вдруг сообразила, что голос мужчины звучал мне прямо в уши, хотя сам он стоял метрах в семи сбоку. Я хотела спросить его, о чем он хочет со мной поговорить, но голоса все еще не было. -"Да так, о жизни", отвечая на мой непроизнесенный вопрос, отозвался он. Краешком перепуганного сознания, я поняла, что незнакомец не проявляет ко мне агрессии и даже не пытается приблизиться..  Это мало успокаивало, но все же стало чуточку полегче. -"Я тоже был поэтом", -  тихо сообщил он. Голос его был все так же дружелюбен, но с какой то странной окраской. Казалось, что он доносился из металлической бочки. Я, почувствовав, что могу говорить, тихо почти шепотом просипела. -"А почему был? Вы что не пишете больше?" - "Пишу. Но только летом. Зимой  - нет. Холодно и страшно А летом хорошо. Вот прихожу сюда и пишу. Сочиняю. Все в себе. Ничего людям не отдаю, с собой уношу." -"Куда уносите?"- вновь недоуменно переспросила я. -"А вон туда, к себе" - мужчина впервые поднял руку и указал на реку. -"В деревню? Вы там живете?" -"Нет. Я не живу. А вот внук живет. Сын выплыл. Но он уже с нами. Ему больше повезло. Он в земле, под крестом лежит, а внук живет". -"Куда выплыл сын?" - я уже почти кричала. Незнакомец совсем запутал меня странными своими  речами.    -"Тише, не кричи. Покой шума не терпит. Я тебе не сделаю ничего плохого. Только поговори со мной". -"Ну хорошо, только вы меня не путайте". -я почти шептала.   -"Зачем ты позволяешь себя обижать. Жизнь одна, а потом ничего, пустота и тоска невыносимая. Так солнышко увидеть хочется",- продолжал странный человек.  -     "Послушайте, при чем тут солнышко? Кто вам не дает на него смотреть?"    Незнакомец, не отвечая на мой вопрос, снова спросил -"Зачем ты позволяешь себя обижать. Ты хорошая. Стихи сочиняешь. Уходи от него и детей уводи". -"Легко сказать. Стыдно мне уходить" - я почти плакала. -"А почему стыдно. Ведь он не отец детям. Отец их в тюрьме. Он человека убил". -"Да кто вы такой?", - подскочив с бревна я заорала уже не на шутку. Незнакомец поднял руки и, как мне показалось, закрыл руками уши. Я услышала стон, похожий на стон ночного вампира из кинофильма о Дракуле. Я снова плюхнулась на бревно. Мне было уже совершенно не страшно, я  поняла, что просто сплю на этом, поваленном временем тополе, а этот человек снится мне.   -"Нет, не снюсь,- возразил он - о детях подумай. Мои со мной двое, а один выплыл. Почему они все не выплыли?  Им плохо со мной, холодно", - голос незнакомца наполнился такой смертельной тоской, что сердце во мне заныло от жалости и боли.  -"Ты призрак? - спросила я, - ответь пожалуйста. Я не боюсь. Я знаю, что я сплю". -"Считай, как хочешь".  Человек шагнул из-под сени тополей. Отворачивая лицо, он тихо, без плеска вошел прямо в воду. Черная фигура его, облаченная в длинный дождевик, медленно уплывала вдаль, не погружаясь в воды Оби. Я, раскрыв рот, долго смотрела вслед призраку, уверенная в том, что сплю. Потом поднялась и побрела к палаткам. Почему у меня в душе не было страха, не знаю.
Утро встретило нас веселым пением птиц, ярким солнцем и  радостным визгом моих детей. Все еще под впечатлением странного сна, я решила сходить на то место, где вчера уснула на бревне. Вот оно! Поваленный ветром толстый ствол. Мои следы, ясно отпечатавшиеся на песке и ничего больше! Желая осмотреться, я поднялась повыше и путаясь в высокой, никогда не кошенной траве, пошла вглубь луга. Отойдя немного от берега, я окончательно запуталась и упала лицом в колючую траву. Поднимаясь, увидела в траве полусгнивший  могильный крест. Эта находка напугала меня куда больше, чем вчерашний сон. Присмотревшись внимательнее, я увидела несколько, едва заметных холмиков и остатки крестов между ними. Вернувшись к костру, я подняла такую волну, что напуганные моим напором спутники, тут же засобирались назад, ближе к городу. По пути мы заехали в деревушку, чьи огни мне виделись ночью, попытаться раздобыть бензина для лодок. Это оказалось совсем нетрудно. На краю села стояла большая емкость с горючим для речных судов. Сторож, получив на "пузырь" налил нам  канистру топлива и поинтересовался, где мы собираемся рыбачить. -"Только вы не вздумайте к черным тополям с детьми отправиться." Он махнул рукой в ту сторону, откуда мы только что приехали. -"А почему?" - живо поинтересовалась я. -"Место там нехорошее, проклятое". - "Не болтай, дед несуразицы,- вступил в разговор Иван, - мы там ночь провели, никто за задницу не укусил". Сторож посмотрел на нас, как на сумасшедших. -"Повезло вам, однако.  Оттуда, обычно, среди ночи с воплями бегут рыбаки на своих лодках. Страшно там".   Я снова навострила уши, -"А что там такого страшного?"  Словоохотливый старик тут же откликнулся  -"Люди там побиты после вашей гребаной революции, вот что.  Привезли баржу с семейными и бросили людей умирать среди реки. Осень уж была. Холодно. Враги народа! Да какие они, к черту, враги. Кулаки тоже. Кулак от того, что не пил, на печи не валялся, а ломил, как вол вместе с детьми. Приподнимется чуток хозяин, а дармоед в кожанке тут как тут. Добро отнимет, а бедолагу со всей семьей сюда, на голодную смерть",- Старик всхлипнув, вытер грязной, потрескавшейся ладонью лицо.  -"Идите, доносите на меня, а я бы эту власть и в хвост, и в гриву. И отец мой, и дед в реке лежат. Не доплыли до берега. Кто в тот конец поплыл, те все потонули. Там течение у берега на ямах сильное. А на этот берег выплыли самые молодые. Мне тогда шестнадцать годков только и сравнялось. А мать с сестренкой трехлеткой, еще по дороге от жары и голодухи померли."  Понимая, что то, что видела, было вовсе не сном, я тихо спросила-"Дедушка, а чего там рыбаки боятся? Покойников?"  -"А делать им неча, вот и боятся. Я сам видел   возле черных тополей тех людей с баржи. Тихие они, спокойные. Поговорят с тобой и в воду уходят. Тоскливо им в воде -то. Кое кто на берегу похоронен. Кого водой вынесло, ханты схоронили".  Дед помолчал, глядя вслед моим удаляющимся спутникам. -"Ты чего не идешь за ними? Аль видела там кого?" Я не сочла нужным скрывать  ночное происшествие и коротко поведала старику о том, что видела. -"А ты не из трусливых, девка. Они ведь не к каждому поговорить приходят, а только к тому, с кем есть о чем поговорить, кому доверяют". С берега кричали мои спутники, призывая поторопиться, но я никак не могла оторваться от деда. -"Дедушка, но если они нестрашные, то почему рыбаки, как вы тут говорили, бегут оттуда с воплями?"  -"Да потому и бегут, что страх покойнички напускают только на тех, кто покоя им не дает. Нажрутся ханки и палат по бутылкам почем зря. Покойникам и так приюта нет, а тут еще и стрельба. Они той стрельбы при жизни так нанюхались, что выше ноздрей хватило. Я вот войну с фашистом прошел и так тебе скажу, девонька. Некоторый фашист по сравнению с нашими НКВДешниками, сущие ангелы были. Если бы не ханты, нам всем конец бы пришел. И не одни мы такие. Тут, почитай весь край могильный. На дне косточек русских больше, чем на некоторых кладбищах. И латыши здесь есть и украинцы.  Про Колпашево, про Нарым многие слышали, как стреляли там нашего брата пачками. А про эти места, мало кто знает". Уходя, я подала старику еще пятерку. И он принял деньги с достоинством, без раболепия, присущего пропащим пьяницам. Остатки недельного, запланированного отдыха, мы провели на берегу речки Пасола, совсем в другой стороне от города. В этот раз я проявила неприсущую для себя твердость характера и не дала Сашке денег на посещение "пьяной баржи". Мы ловили  неводом карасей в озерке, рядом с речкой. На закидушки, кроме ерша, никакая рыба по разливу не брала. Дети купалась в теплом, мелком озере, не тронутом  "большой водой", собирали черемшу и щавель. И без выпивки было здорово. Но насладиться в полной мере прекрасным отдыхом на природе, мешала глубокая грусть и жалость к погибшим "врагам народа". К сожалению, в те годы никому бы и в голову не пришло, хотя бы отпеть несчастных. Это сейчас, почти в каждом селе есть действующая церковь, а тогда, в разгул атеизма, такие храмы существовали только в самых больших городах, да и то - на полулегальных положениях.
 Сашку я бросила через год, после очередной  его пьянки с рукоприкладством