Тому назад одно мгновенье гл. 17

                17
                Март за окнами квартиры Александры Адамовны  сердца не радовал. В хорошую погоду она выходила в соседний скверик размять ноги. Но какое гулянье под капанье растаявшего снега – со всех балконов   и черных  сырых деревьев? Одиночество  в сочетанье с плохой погодой убивали всякое желание двигаться. Перенесенный инфаркт ослабил душу и утомил тело. Александра Адамовна надеялась, что чужой дневник уведет ее от унылой реальности, а получилось не то, не то! Он воскресил ее собственное  прошлое, не поддающееся коррекции. Вместо отрадного забытья она вступила в борьбу с собою.
                Она так привыкла жить по планам, что даже сейчас, когда никто и никуда ее не гнал,  и время было в полной ее власти и  не диктовало темп, Александра Адамовна не могла расслабиться. Она оказалась в другом плену, не временнОм, а в психологическом. Машин дневник звал, манил,   определял настроение.
                Очередной раз она открыла дневник, в котором была масса побочных действий – как  в лекарстве, которое  лечит и калечит одновременно.
                « 10 мая.
                Илья уехал  (улетел) 4 мая, пробыв у нас всего два дня.  А  какие это были дни!
                Первый – это торжественная встреча, праздничный стол в доме у тети Лиды. Знакомство ее мужа, дяди Павла, с Ильей. Потом мы вдвоем уже гуляли по городу, такому  весеннему, пахучему, переполненному ощущением, что жить – чудесно! И у нас  еще все впереди! Я показывала ему город, в котором он успел прожить всего два года, почти не выходя из нашего двора. Мамина болезнь не отпускала далеко.
                Я люблю свой город, потому и водила Илюшу по нагорному району и центру, где не осталось следов бомбежки, а наоборот – выросли новые дома со всякими  украшениями-завитушками над окнами, колоннами у входа, башенками под крышей и красивыми балкончиками.
                – Как много зелени! – восхищался Илья. – Я люблю Ленинград, с ним ничего не сравнить, но там сплошной камень. Правда, и жары такой, как здесь, не бывает.
                Мы облазили весь парк Шевченко, спустились к Днепру и жутко устали в конце концов.
                – А кто сейчас живет  в нашей коммуналке, я так и не понял в прошлый приезд? – спросил Илья.
                – Из прежних жильцов осталась только я да Ольга Матвеевна, наша вечная революционерка. Помнишь семью Бондарей с кучей детей, которая в квартире номер  четыре жила? Получили отдельное жилье, а  вместо их веселого кагала, как Ольга Матвеевна говорит,  цитирую: «поселили двух ленивых  сестер-буржуек, которые не хотят подчиняться социалистической дисциплине в местах общего  пользования». Когда Ольга митингует, бывает жарко, и я стараюсь не выходить на поле боя между буржуйками и революционеркой. Тетя Лида зовет жить к себе, а мне нравится наша комната и мое одиночество.
                Вспомнили старых соседей из нашего детства, когда наша коммуналка была образцово-показательной. И дежурили все по очереди в кухне, ванной, коридоре,  убирая без скандалов после себя. А дети бегали «по хаткам», за что их ругали свои родители, а не чужие. И все взрослые угощали детей полосатыми подушечками ( конфетами) с  начинкой из повидла.
                – А помнишь макуху? – спросил Илья. – Ее таскал откуда-то дед Леонтий из третьей квартиры? Как мы ее грызли по очереди – зубами, от большого круга?
                – Помню, она пахла жареными семечками! Но я больше любила патоку, хотя от нее тошнило. А помнишь, как ты меня надоумил кошку тетину перекрасить в зеленый цвет?
                Илья засмеялся:
                – Идея была моя, но я ведь пошутил! Думал, что не так легко это сделать: кошка-то была царапучая! Она бы не далась! А ты проявила такое упорство, так сражалась с бедной кошкой, что победила ее!
                – И меня тогда впервые хорошо отшлепали!
                А потом Илья сказал:
                – Пойдем домой, Марусечка, ты устала, еле плетешься! Вспоминать можно и дома.
                Но только мы переступили порог нашей квартиры, нас обоих накрыло такое волнение, что мы сразу перестали быть свободными. И,  правда, что делать дальше?
                – Ко мне пойдем или к тебе? – спросил Илья. – Чай где будем пить? Я там привез кое-что…
                – А я испекла кексы и не все отнесла тете Лиде.
                Чай пили  у меня в комнате. Я все время ловила на себе его взгляды – ласково-изучающие, от которых  горели щеки. Я понимала, что вот сейчас  что-то произойдет, и мне хотелось эту минуту оттянуть.
                Об «этом самом» я думала все время. Мне скоро двадцать лет. Девчонки из общаги, если их послушать, почему-то все боялись остаться старыми девами. Я слушала их разговоры и не понимала, почему они готовы выскочить замуж за кого попало. Но все хотели именно замуж, а не просто лечь в постель, куда парни пытались их затащить. Одни сдавались, как моя Анечка, а потом переживали, как бы не «влипнуть»,  другие сопротивлялись, но снова переживали, что их бросят за излишнюю скромность.
                Нет, Илюша не такой, думала я, рассеянно слушая его рассказ об Академии. …
                – О чем ты думаешь? – услышала  голос  словно издалека. – У тебя такое лицо…
                – Какое?
                – Выразительное. Все на нем написано: растеряна, напугана. Что-то вспомнила… нехорошее?
                – Нет, что ты!
                – Ты меня боишься, Машуня?
                – Глупости какие!
                В этот момент он и встал, подошел ко мне  сзади, обнял, чмокнул  в макушку, как целуют ребенка, прошептал:
                – Ты меня не бойся. Я – человек ответственный. Летом приеду – поженимся. Если захочешь. Утащу тебя с собою в Ленинград. Поживем в общаге годик, а после моего окончания поедем куда назначат. Как тебе мои планы?
                Мне стало легко и спокойно, и когда мы пересели на диван и стали уже целоваться, то от страха ничего не осталось.. Одна любовь, нежность, радость, что он рядышком, такой взрослый, умный, такой большой и так хорошо пахнет от него. Наверное, это крем «после бритья», о котором так печется тетя Лида, покупая его своему мужу. Она ненавидит одеколоны.
                Был один момент, который меня заставил всю сжаться. Илюша расстегнул мою блузку на груди и поцеловал место над лифчиком, потом приложил к нему ухо, шепнул:
                – Слушаю, как твое сердце стучит…Тахикардия.– И засмеялся довольно. – Это хорошо! Лучше, чем брадикардия.
                Мы полежали еще немного, лицом к лицу и крепко обнявшись, потом он осторожно  освободился от моих рук, встал:
                – Иду спать к себе. Когда утром приведешь себя в порядок, стукнешь в мою дверь.
                Какой деликатный, подумала я…
                А весь следующий день мы говорили, говорили, говорили, словно только вчера познакомились! И смотрели  в глаза, а не отворачивались. Невозможно взгляда отвести от его глаз – карих, ласковых, в длиннющих ресницах! Такие будут  у моих детей, вот здорово!
                – Солнышко мое, – повторял Илюша время от времени, – Машуня, видела бы ты свои глазищи! Какие они… весенние!
                Мне казалось, что я его знаю всю жизнь, и только сейчас до меня дошло, что мы дружили в детстве всего два года! Что можно узнать о человеке в его детстве? Он же растет и меняется каждый день!
                – Расскажи о себе, Машуня.  Давай знакомиться по-настоящему! Ты начинай, а потом я – о себе. Только, чур, не врать!
                – А давай! – весело согласилась я. – Никогда еще  не давала себе характеристику.
                И тут оказалось, что не так это просто. Пришлось думать, паузы возникли… Илюша, я это видела, любовался мною,  пока я рожала мысль, а потом оформляла в предложение…
                О себе говорить трудно, если  быть честным и не выдумывать ничего… Ну, и потом: ведь он – не подружка, от которой нет секретов, а парень. Мужчины отличаются от женщин так же, как инопланетяне от землян. Так утверждает тетушка.  Я, правда, на своей шкуре эту разницу не ощутила. В детстве Илюша как раз казался мне переодетой девочкой, настолько мы одинаково относились ко всему…
                – Значит, так… Тебе с какого возраста начинать?
                – С десяти лет.
                – Итак, я училась в школе на одни трояки. И только хорошо писала сочинения. Одним учителям это нравилось, другим наоборот. Говорили, что я списываю! По истории и языкам у меня, правда, были четверки, а математику с физикой и химией я ненавидела.
                – Это отчет по успеваемости?
                – А что? Сам говорил, что нужно быть честной. А успеваемость – это половина человека.
                – Чушь, это одна его сотая.
                – Да? А я всю жизнь страдала. Значит – даром? Все учителя нам твердили, что главное – это успеваемость и дисциплина. Я решила о себе начать с недостатков. По поведению у меня была пятерка. Учти – единственная в аттестате! Даже по русской литературе мне поставили «хорошо». Потому что возле доски я  говорила хуже, чем писала. Волновалась.
                Илюша покачал головой, улыбнулся:
                – Бедняжка моя.
                – И вот с таким позорным аттестатом я попёрлась на филфак, представляешь? Там конкурс – десять с половиной человека на место, а я, нахалка…А куда идти, если  я везде – ноль без палочки?
                Илья, который до сих пор лежал на диване (я сидела рядом),  сел и обнял меня за плечи.
                – Машка, ты сдурела? Как можно жить… с таким отношением к себе? Ты же сама понимаешь: у одних гуманитарный склад ума, у других технический, математический! Редко кому везет, чтобы обе половинки мозга развивались одинаково! Ты же начитанная девочка!
                – Илюша, все это я знала и без тебя! Но теоретически. А на практике…Девочки, мои школьные подружки,  знали, что я много читаю, ценили это, дурой не считали меня, уважали, но учителя…Нет, меня не оскорбляли, как других – отпетых двоечников. Но ведь я на своей шкуре чувствовала…пренебрежение. Или равнодушие.
                – Стой! И это продолжается сейчас? В институте?
                – На первом курсе продолжалось. Тетя Лида мне помогла с поступлением, я тут переступила через свою гордость. Илюша, я же понимаю, что не дура! Я вот тут – стукнула я себя в грудь – чувствую, что многие отличницы меня глупее! Что дело все в памяти. У меня она хромает.
                – Она у тебя просто избирательная! Твой организм – умный. Он тебя хранит, бережет от перегрузки теми знаниями, которые тебе просто не нужны!
                Он кинулся меня утешать своим поцелуями, а я вдруг разревелась!
                – Глупая! Нет, не глупая, а маленькая ты моя!
                Он сел прямо, притянув меня к себе.
                – Поверь мне как будущему врачу. У нас много внимания уделяют психологии раненых. Ведь остаются калеками, потеряв конечность. Или глаз, например.  А жить дальше нужно. Без веры в себя нельзя ни выздороветь, ни состояться как личность. Считай, что тебя другие ранили, пусть и не тяжело, но между прочим, походя. А ты эту рану ковыряешь, ковыряешь…Все мы развиваемся  по-разному – в смысле сроков. Один начинает осознавать себя личностью рано, другой тормозит…
                Я слушала его с восторгом. Боже, какой он у меня умный! И какой…благородный!
                – Ты на себя в зеркало смотришь? – спросил неожиданно.
                – А как же, когда крашусь.  Губы, пудру накладываю. Ресницы – тушью.
                – И что ты там видишь?
                – Губы,  ресницы, глаза.
                – То есть – детали. Ясно. А тебе нравится твое лицо?
                – Детали – да, а вместе – черт его знает – что! Никакая!
                – Ты – никакая?! – он так искренне возмутился, что я  тут же  исправилась:
                – Ну,  иногда бываю симпатичной, но не красавица.
                Илья покачал головой: 
                – Значит, либо ты  слепая, либо вкуса не имеешь, либо врешь мне, либо…
                – Видел бы ты нашу красавицу факультетскую – Сашу Ташковскую! Если нас поставить рядом, то мне тогда провалиться нужно сквозь землю! Как я хотела быть на нее похожей на первом курсе! Даже фотографию украла с Доски почета, любовалась дома…Все кричат: красота души важнее внешней! Да кто эту, душевную,  видит? Ее еще рассмотреть нужно, обнаружить! И потом, мне кажется, что внутреннее уродство не может сочетаться с внешней красотой.
                Илья как-то подозрительно  молчал, разглядывая мое лицо. Мне стало не по себе, и я замолчала.
                – Плохи наши дела, –  наконец заговорил он. – Это может стать началом болезни, если тебя вовремя не остановить.
                – Какой?
                – Невроз – тоже болезнь. Многие думают – это временное состояние, которое валерьяночка лечит. Нет. Ты что-нибудь знаешь о психоанализе Фрейда? Слышала это имя?
                – Нет.
                – Услышишь еще, хотя у нас стараются это имя не произносить. – Как же – вражеский метод лечения неврозов – психоанализ! А я в «Ленинку» ездил специально, когда писал курсовую по психологии. Пришлось повозиться: я немецкий  плохо знаю, а читать со словарем трудно. Но ничего, преодолел. Я не поклонник Фрейда, который все проблемы психики сводит к пансексуальности.. Мне понравились взгляды его ученика, Альфреда Альберта.  Он описывает это состояние – неуверенности в себе, своих способностях. Называет комплексом неполноценности. Удачный термин. Увидишь,  когда-нибудь станет  модным!
                Я смотрела на моего эрудита,  замерев. Боялась: вот он  опомнится, что имеет дело с невеждой,  и замолчит. А мне так хотелось его слушать!
                – …действительно – комплекс! Потому что мы свою неуверенность переживаем по  многим направлениям… Альберт говорил, цитирую: «Быть человеком – значит ощущать свою недостаточность». То есть – это нормально. А ненормально, когда человек зацикливается на  чувстве своей недостаточности, пестует его, пытается чем-то компенсировать, но делает это неправильно. Ты меня понимаешь?
                Я понимала, но мне хотелось задавать вопросы, а я боялась, что Илюша  будет разочарован. Но он  словно подслушал моли мысли:
                – Боишься вопрос задать? Вот это и есть комплекс. Запомни: ты – нормально развивающаяся личность, которая приобретает знания вместе с жизненным опытом. Всему свое время. И не нужно стесняться того, что не успела  что-то освоить.
                Он   потер лоб, улыбнулся мне:
                – Думаешь, я демонстрирую свои знания?
                И тут меня осенило:
                – А зачем ты спрашиваешь? Не уверен, что я тебя правильно пойму? И у тебя …комплекс?
                Он засмеялся, поцеловал в щеку:
                – Хитрюга! Да у всех они есть, умница ты моя, но не все с ними борются. Вот я спросил с подтекстом, смотрела ли ты на себя в зеркало. Имел в виду: ты же красивая!  Ты и должна насчет своей внешности – быть спокойна! Радоваться, что тебе досталась именно такая от природы. А ты мне – про какую-то Сашеньку!
                – Это разве плохо – восхищаться кем-то?
                – Это здорово –  восхищаться другими. Но не нужно при этом себя унижать…сравнениями. Каждому дано свое. Что дано, того не отнять. А вот прибавить – можно.
                – Повтори! – воскликнула я. –  Бо-оже, какой ты у-умный!
                – Обычный.
                – Главное – знать, КАК прибавить! Женщины научились прибавлять себе красоту с помощью красок. А как прибавить, например, знания по математике? – спросила я.
                – А на кой черт это тебе нужно? – засмеялся Илюша. – Ты же филолог!
                – Так, по - твоему, у меня невроз?
                – Нет, но он тебе грозит, если не будешь бороться со своими страхами -– казаться кому-то глупой. "Любой невроз, - говорил  Альберт,   может пониматься как попытка избавиться от чувства неполноценности, чтобы обрести чувство превосходства".  Приблизительно так.
                – Тогда у моей Сашеньки Ташковской полный порядок, – сказала я. – чувство превосходства она уже приобрела! Если судить по задранному носу.
                – Не знаю твою Сашеньку, но думаю – она вместе с этим чувством приобрела хронический невроз! – засмеялся Илья».
                На этом месте Александра Адамовна от негодования просто задохнулась. Но она не могла оформить словами, что именно ее так задело…

Продолжение  http://www.proza.ru/2015/02/04/1863