Вырванный лист из кулинарной книги

"Здравствуйте, уважаемая Альбина Сергеевна. Вы знаете, я — очень люблю детей. Они такие бесконечно вкусные, что я порой просто не могу устоять. Саша был замечательным мальчиком, пусть и немного нервным. Он постоянно звал Вас, когда мы ехали в автобусе, но, мой мягкий голос был способен урезонить любого. На улице была стужа, и я привёл мальчишку в квартиру на Рязанском проспекте. Этот домишка был ничем не примечателен, и находился в относительной близости от места нашей встречи. Когда за нами закрылась дверь квартиры, я начал медленно и одержимо раздевать мальчишку догола. Стягивать с него футболку, штанишки, трусики. Он так трясся о холода и стонал, что мне стало словно его немного жаль. Дабы унять дрожь в его детских ручках, я связал ему руки и ноги, а рот заткнул ему куском грязной, пропахшей мочой тряпкой, которая валялась неподалёку. Всю лишнюю одежду мальчика я отправил в объятия огня, который разожгли дворники на заднем дворе, а ботиночки — в мусорный бак. Закончив все свои дела, я сел на привычный троллейбус уже глубокой ночью, и отправился отдыхать к себе домой.

На следующий день я вернулся к моему юному Саше с игрушками — самодельная плётка из кожаного ремня, где имелось 6 разрезов с небольшими железными вставками на концах. Я положил мальчика на стул, для большего удобства, и хлестнул по его детской заднице впервые. Удивительно, но порезы от удара выступили моментально! Увлекшись этой занимательной игрой, я продолжал хлестать мальчика до тех пор, пока его оголённые ноги не стали багрового цвета от текшей по ним крови. Единственное, что мне не нравилось в этой игре — звук ударов. Мне казалось, что это несколько отпугивало мальчика. Прикинув, что беруши или прочие вспомогательные средства окажутся бессильными — я пришёл к выводу, что следует действовать радикально. Взяв с собой охотничий нож, и я по очереди начал отрезать Саше его ушки. Знаете, это было похоже на морского рапана, только сбоку сочилась алая жидкость. Ну, я полагаю, Вы понимаете, о чём я. Без ушей мальчик мне показался несколько не эстетичным. В каждом из нас ведь живёт художник, не так ли? Это стоило мне больших усилий, но я это сделал! В моих ладонях перекатывался нос симпатичного мальчугана, который скулил в районе моего члена. Поддавшись порыву искусства, я нарисовал этому чудесному созданию улыбку Глазго и вырезал язык прямо под корень. Мои глаза расцветали от увиденного, ведь это было так прекрасно, ах! Внутри меня разросся целый сад роз, который колол меня изнутри своими шипами, когда я видел, как из его рта размеренными толчками выливалась алая жидкость. Я чувствовал в себе привкус крови, и мне захотелось ещё! Перевернув Сашу на табуретке, я провёл ладонью по его гладкому, хоть и грязному животу. Проведя языком от его лобка до подбородка, по этому следу из моих слюней я воткнул свой охотничий нож, и стал медленно вести в сторону его горла. Алый цвет растекался из пропасти его юного тела, которую я делал своим ножом. Прижавшись губами к багровой линии на его животе, я начал жадно пить его слегка-солёный сок, орошая свои розы внутри свежей влагой. Увы, но мальчик не пережил этой прекрасности, и перестал дышать. Я чту традиции, но не люблю трогать чужие веки. У каждого должны быть свои причуды, не так ли? Потрепав Сашу по волосам, я выколол ему по очереди глаза. Сначала левый, потом правый. Такая последовательность сохранилась у меня с детства. Немного увлекшись, я снял скальп с лица мальчика, так как оно мне казалось неприлично красивым, и было бы варварством — выбрасывать такой изыск на помойку.

Тело, которое лежало на грязном табурете и не дышало меня несколько смутило. На балконе квартиры я нашёл мешки с гнилой картошкой, куда аккуратно сложил все ненужные части Саши. Разрезав его тело пополам, я отложил то, что подлежало скорейшей утилизации. При себе я имел советский чемоданчик для документов, куда я аккуратно сложил всё, что мне понадобится для дальнейшего развлечения. Уши, нос, и туловище, которое длилось не ниже колена, я завернул сначала в бумагу, а после — в полиэтилен. Остальное я утрамбовал в мешки с картошкой, и благополучно отправил в недра мутной Москвы-реки. Вернувшись счастливым в квартиру на Рязанском, я стал распаковывать в холодильнике: его аппетитный зад я отправил в морозилку, планируя поджарить из этого сочный стейк. Уши, нос и лицо я замариновал в винном соусе, посолил, приправил розмарином, и совсем щепотку красного перца сверху. Предварительно прожарив мясо, я добавил это к основному блюду — к жаркому, в котором уже тушилась картошка с луком, морковью. Приправив блюдо парой листиков мяты, я принялся за трапезу. Сказать, что ужин получился отменным — ничего не сказать. С полным желудком и спокойной душой я отправился домой.

На следующий день меня вновь одолел голод, и я отправился на Рязанский, предвкушая свой обед. Разморозив нижнюю часть его туловища, я тщательно промыл его во всех местах, чтобы ничто не смогло осквернить моё блюдо. Выбрив всю растительность на маленькой части тельца юного Саши, я разделал его зад напополам и отрезал член, оставив его на гарнир. Замариновав зад как следует с луком, острым перцем и специями, я поставил его в духовку, обложив предварительно ломтиками бекона и сыра. Запекался зад Саши около шести часов, но уверяю, это того стоило. Мне никогда не доводилось вкушать столь нежного и насыщенного мяса, как задницу этого мальчишки. На вид это несколько напоминало запеченное куриное филе, которое покрылось аппетитной корочкой. С членом Саши дела обстояли куда хуже. Я проявил все свои кулинарные навыки, но сделать из него угодное мне блюдо у меня так и не получилось, а потому, я подарил пенис под зажаристой корочкой соседскому псу.

Альбина Сергеевна, я пишу Вам с максимальной искренностью, а потому, услышьте меня.
Мне действительно жаль, что я не оставил Вам даже попробовать всю нежность ягодицы Вашего сына.
Не обессудьте уж, милочка."