Нелюбовь. Глава 5

Пробуждение было приятным. Одной рукой Виталий обнимал её за талию, а второй чертил на голой спине какие-то узоры, почти невесомо и щекотно. Маша ёжилась, чувствуя мурашки, бегущие по незащищённой коже. Она повернулась и встретилась с его улыбающимися глазами. Без очков он казался безумно трогательным. На щеке, тронутой лёгкой щетиной, были красные пятна от подушки - последствия сна.
- Ну вот, а говорил, что меня никто не будет трахать, - бранное слово далось Маше легко.
Виталий хохотнул и заложил руки за голову.
- Девочка стала взрослой, да?
- Ты мне в этом помог, - Маша потянулась и прислушалась к своим ощущениям. Внутри чуть-чуть болело.
- Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не значит? Секс - ещё один шаг на пути к свободе, - он приподнялся и откинул прядь волос с её лба, - А я ненавижу обязательства.
Внутренне Маша была к такому готова, но получилось слишком контрастно. Горло сжали непрошеные слёзы, но она усилием воли загнала их обратно. Вдоволь наплакаться можно и дома, в тишине, а не здесь, под внимательным взглядом его жёстких и любопытных глаз.
- Нет проблем, - небрежно сказала она. Встала, грациозно потянувшись, натянула трусики, майку и шорты, повернулась к Виталию, который по-прежнему внимательно наблюдал за ней, не убирая с лица насмешливое выражение. - Я иду вниз, может, тебе что-нибудь принести. Поесть, в смысле.
В его глазах мелькнуло удивление.
- Нет, спасибо, - он нашарил на тумбочке очки, надел их и теперь открыто любовался Машиной ладной фигуркой, - Кстати, доберёшься домой сама? Мне нужно будет подбросить Юлю и ещё пару девчонок в одно место через полчаса. Ты не против?

Маша вспыхнула. Это было уже слишком. В глазах потемнело от гнева и разочарования, но она спокойно ответила, тщательно пряча дрожь в голосе:
- Я доберусь. За меня можешь не волноваться, - она наклонилась, чтобы взять босоножки, но тут Виталий одним прыжком настиг её и заключил в объятия, крепко сжав запястья.
- Маша-Маша, почему ты не можешь быть настоящей? Или дело во мне, со мной не можешь?
- А почему ты всё время ставишь на мне какие-то эксперименты, унижаешь перед друзьями? - она больше не скрывала слёзы, предпринимая отчаянные попытки вырваться, - Я тебе не девочка для битья!
- Тихо, - он погладил её по голове, - Успокойся. Видишь ли, я люблю играть с людьми, наблюдать за ними, изучать, доминировать, - его голос стал жёстким, - Знаешь, что я не люблю больше всего? Когда человек скрывает свои чувства. Расстройся ты из-за моих слов, закати скандал - и у нас могло бы что-то получиться, а так - увы. Ты милая, но мои уроки не пошли тебе на пользу.
- Катись ты со своими уроками! - она разжимала его руки, не замечая струящихся по щекам слёз, неприятно застывающих солёной коркой на лице.
- Я в тебе ошибся, - продолжал он, сменив интонацию на почти отеческий тон, - Ты поверхностная, закомплексованная девчонка, чья башка забита мечтами об идеальной любви, ведь так?
- Мне нет дела до тех идеалов, которые ты себе настроил! Я не хочу подстраиваться под твою жизнь и твои представления о ней. Пусти меня, пожалуйста, я хочу уйти!

Виталий ослабил хватку. Маша вырвалась и потёрла покрасневшие запястья, смахнула с глаз слёзы и огляделась в поисках рюкзака. Он нашёлся в самом углу комнаты, там, где Виталий бросил свои вещи. Тесёмки были развязаны.
- Я читал твой блокнот, - тихо сказал он, - Извини. Ты очень хорошо пишешь, но я того не стою. Не нужно возводить меня на пьедестал абсолюта, Маш.
Она сделала шаг назад и помотала головой. Краска стыда медленно заливала лицо. Виталий порылся в карманах куртки и протянул ей блокнот, украшенный аппликациями в виде котят. Маша прижала к груди осквернённый блокнот, нашарила на полу рюкзак и медленно вышла за дверь. Он не попытался её остановить.

Внизу она наткнулась на целующихся Тараса и Ульяну. Те пожелали ей доброго утра, но она не ответила. Всё виделось в красном тумане. Сердце ныло, будто его пилили тупым ножом. Маша чувствовала себя жалкой до отвращения, и это чувство буквально переворачивало всё внутри. Было непонятно, как жить дальше, потому что её простой и понятный мир вдруг рухнул в одночасье, усыпав девушку своими осколками. "Тупая, тупая, тупая дура", саркастично посмеивалось подсознание, и эти слова вертелись рефреном всю дорогу от дверей особняка до запертой  калитки. Холодное прикосновение металла немного отрезвило. Она наугад нажала какую-то кнопку на боковой панели, и калитка неожиданно распахнулась.
- Маша! - окрикнул её чей-то голос. - Ты куда, птичка?
Кричала Ульяна. У неё было обеспокоенное лицо, позади неё маячил Тарас. Маша бросилась бежать, не разбирая дороги, лишь бы очутиться подальше от этого чертова места.

Спустя полчаса интенсивного бега она остановилась. Пот градом катился по лицу, смешиваясь со слезами. Ужасно хотелось пить и кололо в боку. Чтобы отдышаться, она опустилась прямо на землю. Где-то вдалеке слышался шум машин, значит, скоро должна показаться дорога. Мимо проехали "Жигули", обдав девушку выхлопным газом. Маша достала из рюкзака блокнот и наугад открыла.

"...Твоего лица нет ни у одного человека..."

"...Я превращаюсь в зал ожидания имени тебя, в длинные гудки выброшенного телефона. Ты - чужой и неправильный, в твоей крови тает одиночество первосентябрьским снегом..."

"...Мы не разрушим друг друга, наоборот. жажда нового и антидепрессанты воздвигнут нам иллюзорный пьедестал, с высоты которого мы, как террористы-смертники, будем смотреть на раскинувшуюся под ногами жизнь. которую непременно уничтожим в себе..."

"...Сладкие северные снега, чёртова боль, ландшафт комы, падаем внииииз. Я так влюблена в тебя. Именно в тебя, а не в твой образ, из моих домысливаний и противоречий сотканный. Тебе совсем не нужно умничать, чтобы казаться умным..."

"Ты никогда не задумываешься о красоте, отправляя слова в полёт по внутриглоточным трассам. Но они неизменно доходят. Всё от того, что ты - свет, я - стекло. В зависимости от того, как упадёт свет, то и будет отображаться на стекле. Этакое взаимосвязанное существование. Возможно, я не права, но мне не приходит в голову другого сравнения. Свет не может быть заперт в стекле, он повсюду, в любой отражающей или преломляющей его поверхности. Ты будешь слышать мой голос сквозь радиопомехи, потому что они тоже стихия..."

Под каждой записью стояло его имя. Маша с остервенением вырывала страницы, превращая их в бумажное крошево, сдабривая слезами. Он бесцеремонно влез в самую её сердцевину, натоптав и разбив всё, что было в ней к нему светлого и хорошего. С каждой порванной страницей она чувствовала, что её отпускает. Словно рвала не бумагу, а его душу.

Незаметно она дошла до ржавого навеса, очевидно, служившего остановкой. На одной из стен мелом было выведено расписание, судя по которому, автобус должен приехать через двадцать минут. На загаженной скамейке, культурно подстелив газетку, сидела полная женщина с вертлявым мальчиком лет семи. Она выразительно посмотрела на заплаканную Машу. Та отвернулась. Время тянулась медленно, словно жвачка. Полуденное солнце нещадно палило и обжигало кожу. Женщина то и дело тяжело вздыхала, обмахиваясь свёрнутым в трубку журналом.

Наконец, дребезжа всеми внутренностями, приехал переполненный "пазик". Маша кое-как втиснулась между потными телами и закрыла глаза. Её мутило. И от жары, и от вони, и от не проходящего ощущения того, будто её повозили лицом по жидкой грязи. Всё, чего она хотела - поскорее добраться до дома и принять холодную ванну, дабы смыть с себя не сколько пот и пыль, сколько запах Виталия, который осел на всех частях тела, на одежде и волосах. Она ощущала его даже сквозь автобусный смрад.

Дома было прохладно и тихо. Успокаивающе пахло "бабушкиным" запахом, воском и черемшой, которую бабушка сумками возила с дачи. Маша сняла с себя всю одежду и голая прошлёпала на кухню. Налила себе воды из-под крана и залпом осушила стакан. Потом, подумав, открыла холодильник, достала початую бутылку водки, использовавшуюся бабушкой для компрессов, и поморщившись, сделала глоток. Водка обожгла пищевод и уютно улеглась в желудке, отозвавшись жаром. Маша сделала ещё глоток, побольше, и поставила бутылку на место. В голове приятно зашумело.

Набрав полную ванну прохладной воды, Маша решилась посмотреть в зеркало. На неё смотрела уставшее и бледное лицо с отёкшими от слёз глазами. Волосы растрепались, а тушь переместилась на щёки. Маша с отвращением плеснула в лицо водой и перевела взгляд ниже. Между ног была размазана бледная, засохшая кровь. Она провела по ней пальцами и горько, безутешно разрыдалась.