по мотивам Одной женщины, Одного мужчины

Маленькая Девушка, как заправская ванилька, любит кошек, кофе и море. И очень не любит, когда ее жалеют. Ну а что её жалеть, в самом деле? Ну не будет у неё кошки - так у мамы ведь аллергия. И что, что на море она уже много лет не была - зато сколько пациентов за это время вытянула. И уж совсем мелочи, что вкусы на кофе этот её кисло-горький - с лимоном, но без сахара - разделить совершенно некому. Не любит такой кофе никто.
У Маленькой Девушки есть Любовь. Он тоже кофе не пьёт. Он и чай-то не особенно... А еще Он не любит кашу по утрам. Об этом Девушка случайно узнала и бережёт информацию как зеницу ока. На всякий случай.
А ещё у Маленькой Девушки был молодой человек. И она даже чуть не вышла замуж. Но вместе с обязательствами под ребрами у нее внезапно поселился странный червячок, будто бы буравящий диафрагму. Он заставлял её вести себя просто отвратительно. Девушка понимала, что всё летит в тартарары, но смелость пустить все под откос появилась совсем не сразу. Потому, наверное, и вышло всё так ужасно нелепо, скомканно и некрасиво. Трусливо. Хотя Девушке казалось - никогда она не была такой смелой и свободной. Червяк лопнул, диафрагма наконец перестала зудеть.
Это было под Новый год. Она не понимала только, почему всё же так обидно. И плакала так, как никогда раньше. Даже когда тот самый Он объяснил ей, почему им не по пути, не плакала. А теперь...поди ж ты.
Маленькая Девушка взяла лезвия от старой советской бритвы "Рубин" и решила перерезать себе вместе с венами все пути к отступлению. Не вышло. В тот самый момент позвонила сестра из далёкого Петербурга - поздравить с наступившим. Это третьего-то января. Девушка вздохнула и отложила орудие, подумав, что его отвела рука судьбы.
Маленькая Девушка раздобыла пачку таблеток и решила увидеть выход, глядя через мутные окошки блистера. Не вышло. Она всю ночь пролежала без сна, чувствуя себя полной дурой, и думала, что когда умрет от разрыва сердца, на вскрытии в крови обнаружат лекарство. Пульс колотил изнутри по ребрам, рвался куда-то к небесам. В пять утра Девушку наконец сморил тяжелый, беспокойный сон.
А потом потянулись дни: темные, как невыплаканные грозовые тучи, однообразные, как будто их штамповали на заводе, густые и тягучие, как кисель, который варила прабабушка. Маленькой Девушке все время хотелось отгородиться от всего, что её окружало. Всё было как в тумане: звуки не такие звонкие, краски неяркие, запахи выдохшиеся, а чтоб добраться до окаменевшей души, не хватило бы даже удара в грудину от умелого реаниматолога. Хотелось как в детстве, когда в деревне у прабабушки гостишь: чтоб сладости и книги, никаких забот и речка вместо полдника. А если горько - выплакать. Книги не читались, зато елись вкусности - потому на речке показываться было стыдно: Маленькая Девушка набрала килограммы и из ходячего скелетика превратилась в фигуру вполне себе крепенькую, что удручало пуще всего. Да и слёз не было. Не могла заплакать, и всё тут.
Прабабушка умерла в августе. На похоронах, поминках, перед и после Девушка шутила и смеялась, ободряя всех. А боль...что ж, она просочилась в сердце и поселилась там навсегда через пару дней. Осталась, укоризненно жаля мыслями о том, что не спросила, не поговорила, не сделала...
Были какие-то парни, мужчины и мужчинки. Зачем? Она не могла ответить себе, а потому дальше "привет-пока" не пускалась. Маленькая Девушка давно уже поняла, что любит, много лет назад. И обманывать себя не было больше смысла.
Наконец подошел к концу год. А Новый...вдруг снял бетонную плиту с грудной клетки Девушки. Дал вздохнуть. Подмигнул: ну что, живая, малышка? Ох и каши мы с тобой заварим!
Он уже потратил на Маленькую Девушку двенадцатую часть себя. И ей это очень нравилось. В кои-то веки было спокойно и хорошо.
Плакать, правда, она разучилась, видно, раз и навсегда.