Бог не выдаст - свинья не съест

    БОГ НЕ ВЫДАСТ - СВИНЬЯ НЕ СЪЕСТ

    С трудом пробрался  сквозь высоченный бурьян к крыльцу председательского дома в полузаброшенной  деревне. Чуть покосившись, он стоял еще крепко, хотя последние его обитатели съехали лет тридцать назад, а семья председателя колхоза имени И.В.Сталина  еще раньше, в начале 70-х ушедшего века.
     Поразило не то, что стекла в доме целы и на дверях висел старый, служивший еще первым хозяевам литой замок с надписью «КИРОВ» по бокам, а обилие цветов «золотые шары» в палисаднике. Как будто назло заполонившему весь двор бурьяну они гордо высились  крупными соцветиями, напоминая о некогда роскошном цветнике Григорьевны.
     Не порушили, не осквернили дом ни деревенские жители, ни заезжие гастролеры, будто сам Господь бережет его за доброту и заботу хозяев, отдавших без малого пятьдесят лет жизни учительству на селе.
     Еще не осознавая зачем, любуясь оттенками соцветий, я начал выдергивать чертополох вокруг цветов, как заметил, что здесь этой работой кто-то уже занимался. Ушедший в воспоминания детства,не сразу заметил стоявшую на дороге соседку Фаину, пожилую женщину, лет восьмидесяти, живущую в опустевшей деревне. Она пристально разглядывала меня, пытаясь узнать.      
    Поздоровались, разговорились. На мой вопрос, кто же тут прополол цветы, сразу ответила: «Да Манины дети. Они свой дом отремонтировали и теперь каждое лето приезжают сюда отдыхать. Недавно младший Толя с внучкой, Машенькой приезжал, они тут были. Славка и Гера с детьми тоже приезжают, заходят, цветами любуются, не срывают, говорят,  мать при жизни так наказывала».   
       Вспомнилась  история из далекого детства, свидетелем которой я был глухой осенней ночью 1955 года.
     Проснулись  ни свет - ни заря от  громкого стука в окно. Пятеро детей от 6 до 13 лет, лежали на полатях, младшая еще грудная, в зыбке,  заплакала. Хозяин босой, в кальсонах и рубахе, недовольно ворча «Кого там опять «лешак» принес?» вышел в переднюю. Разглядев в окне лицо знакомой женщины, оделся. Щелкнул выключателем, света не было. Зажег керосиновую лампу, сунул ноги в валенки и вышел в сени откинуть щеколду. 
В сенях заголосила, запричитала колхозница Маня Трифонова, одинокая многодетная мать, прозванная за расторопность и удивительную выносливость «иноходка».
          - «Андрей Митрич, Андрей Митрич…ч, батюшко», - навзрыд ревела женщина. «Убило, убило  кобылу Синюху, током убило… За хвост дергала, не встает.  Лучше бы меня.  Ой, посадят, посадят, скажут вредительство-о-о-о.  На кого я детей оставлю», голосила колхозница. Председатель долго не мог понять, в чем дело, а когда начал понимать, пригрозил:
    - Замолчи баба, всю деревню разбудишь. Говори толком,  что случилось.
Маня сбивчиво, но слегка успокоившись, рассказала.
     С вечера она договорилась с бригадиром, чтобы ранним утром, работы в колхозе, взять лошадь притащить нарубленный заранее на дрова ольховник  из ближайших зарослей. Конюх дал смирную, еще не старую кобылу. Лошадь  Маня вела в поводу. Было темно. За деревней, на поскотине, лошадь вдруг подскочила, упала, подрыгала ногами и околела.  Маня  пыталась ее оживить: тащила за хвост, за голову, но ее так тряхануло, что она сама еле опомнилась. Потом увидела оборванный электрический провод и догадалась, что лошадь током убило и сразу побежала к председателю.
   Председатель,затягиваясь папиросой, молча ходил по комнате,бормоча под нос: «Дело не шуточное, колхозную лошадь током убило. Тут действительно, могут и вредительство пришить».
    Первой мыслью было - доложить в район все как есть: «Пусть с электриками разбираются. Но тогда дежурного по электростанции, электромонтера, да, и Маню, явно отдадут под суд. Одних, за обрыв проводов и неотключение электроэнергии, а Маню, что по своим делам лошадь использовала и не уберегла. Им не докажешь, что сильный ветер  столбы повалил, а на улице темень, хоть глаз коли, ничего не видно. Затаскают. Выплачивать за лошадь в любом случае заставят. А из чего платить?... У Мани четверо ребят, мал-мала меньше: Старшему всего восемь,  последний грудной еще, как с ней быть?...
Никому не докладывать, себе дороже: найдутся доброхоты, донесут, самого в укрывательстве обвинят. Тут задумаешься. И так, что-то зачастили с проверками из района. Три дня назад из Исполкома были, "агитировали"  сверх плана зерно сдавать, области надо помочь план выполнить. И так, чуть ни на два плана вывезли, а тут еще просят, да, настойчиво просят. Видно кто-то уже донес, что в дальних перелесках неучтенные скирды  припрятаны, в довесок на трудодни колхозникам оставил, не велел в сводках показывать…
       Эх, Маня, Маня, не везет тебе в жизни. Работаешь без отдыха, Четверых детей поднимаешь, бьешься, как рыба об лед, а  счастья нет. Муж бросил, ушел к другой после рождения первого ребенка.  Ведь, что интересно:  Приезжает муж раз в году в деревню, по работе, уполномоченным по налогам в районе работал, останавливается ночевать дома, у матери, где Маня с детьми живет, а через девять месяцев ребенок рождается, как по заказу. За семь лет четверых сыновей родила и все от своего бывшего мужа. А у него еще четверо в другой семье.  Алиментов не платит. Вот судьба-то  какая». 
      Много пришлось повидать председателю  людского горя.  С тех пор, как в свои 25 лет, бывший директор местной школы, Андрей Увалов, в числе 50-ти тысячников, был направлен поднимать отстающий колхоз. Всякое случалось: то недород зерновых, то падеж скота, а план государству отдай. Времена тогда были не простые. Кто помнит 37-38-й, вздрогнет.  За всякую мелочь, за клочок колхозного сена, ведро зерна, посадить могли. Самого под арест брали за то, что многодетным семьям разрешил по мешку зерна на посев из колхозного семенного фонда выдать, правда, не посадили. Судить председателя колхоза имени И.В. Сталина, передового в районе, побоялись,он мог за себя постоять. В годы войны колхоз осуществлял прямые поставки  продукции Ленинградскому фронту и блокадникам. Работали  не за страх, а на совесть.  Фронт, знают все, не голодал. Колхозное зерно, шерсть, мясо, масло  определяли исход войны.   
       «А…, ладно.  Бог не выдаст, свинья не съест, не в таких переделках бывали», -  решил председатель и успокоился.
- Слушай, Мария, хорошо слушай, тихо, но очень четко и строго заговорил председатель.
- Кто видел, как лошадь убило?
 - Ни кто.
- Точно ни кто?
 - Да, вроде.
  - Где лошадь, говоришь?
 - За деревней на поскотине, не далеко от дороги.
- Слушай Мария, хорошенько слушай. Твою кобылу не током убило, ее волки задрали, поняла? Волки! Тебя хотели волки загрызть, но ты убежала, поняла? Хорошо поняла? А сейчас посиди, отдохни, послушай.
        - Таня – позвал Андрей Дмитриевич свою сестру, которая уже давно хлопотала  на кухне и все слышала. Оденься, да, иди ка сюда скорей. Успокой Маню, видишь, на ней лица нет, только что от волков убежала, чуть не загрызли.  Проводи ее к павшей лошади,  там за деревней Захар Володин вас ждать будет. Объясни ему, что к чему. На обратном пути к Лизе Захаровой зайди, расскажи, что волки объявились, лошадь загрызли. Пусть своих овец бережет, и сама осторожней по ночам в колхозный лес дрова рубить ходит. Лиза, сама знаешь, как сарафанное радио, мигом всех в деревне о волках оповестит.
           Андрей Дмитриевич подошел к висевшему на стене телефону, долго крутил ручку магнето, дождался ответа и уверенно, не допуская лишних вопросов, заговорил: Здорово Захар! Кобылу нашу колхозную, Синюху, что Мане Трифоновой выделил дров притащить, волки задрали. Зарезали, говорю, волки, горло перегрызли… Что значит волкам рано, ноябрьские праздники уж прошли, рано… Значит бешеные волки. Говорю, загрызли, значит загрызли…  Оставила она лошадь, пока сама сучья веревкой стягивала, волки и погнали ее, настигли, глотку перерезали. Возьми ружье, нож да иди быстрей в поскотину. Маня тебя встретит за деревней, покажет, где кобыла лежит. Постреляй для острастки, да  быстрей, с глаз долой оттащите лошадь в «поганый» лог, чтоб там лежала, не на виду.  Потом пошли кого-нибудь на электростанцию. Электричества нет. Говорят, где-то недалеко от деревни ветром столбы повалило, пусть быстрее чинят, молотилки не работают...
     Кобылу, сактируйте, спишем на падеж. Да скажи конюху, чтобы оседлал жеребенка, срочно еду в район. К вечеру вернусь, правление проведем.  Колхозникам на трудодни, что положено, распределим.
        Председатель повесил трубку, покрутил ручку магнето для подзарядки, чертыхнулся:
- Прости Господи, опять согрешил. Семь бед, один ответ.
    К вечеру того дня председатель из района не вернулся. Позвонил  домой, долго разговаривал с женой, предупредил, чтобы ночевать не ждали, дела задерживают. Дома волновались. Сестра Таня тайком молилась. Григорьевна ходила успокоить насмерть перепуганную Маню.
     В деревне  обсуждали появление бешеных волков и чудесное спасение Манюшки.  Нашлись свидетели, которые и раньше видели волков, слышали их вой.  Бригадир Захар Володин рассказывал, что видел, как спасалась от волков, «иноходка».  Бежала  с такой прытью, что сходу перемахнула огород из семи жердей. И если бы не ее длинные ноги, быть   бы ее детям сиротами.
По волкам стрелял, да, видно не попал, да, и патроны были одной дробью  заряжены - оправдывался бригадир.
    О павшей кобыле вспоминали меньше, ее  стащили к лесу, в «поганый» лог, где  над ней уже изрядно потрудились настоящие волки, что и засвидетельствовал вызванный из села ветеринар.
    Вернулся Андрей Дмитриевич из района к вечеру уже следующего дня, уставший, но довольный: - «Слава Богу, обошлось».
      Уходил я из деревни следующим утром с другого конца, низом, дорогой к речке.  Видел отремонтированный дом Мани Трифоновой. Сруб поднят,снизу подведен тремя венцами, крыша новая, под железом. Окна на время ставнями закрыты, нет  пока в доме никого. Но скоро опять приедет кто-то из Маниных детей с ребятами  и оживет не только дом, но и цветник Григорьевны.

Киров, Кузнецы – Москва, июль 2012.