Зойка

В тот год зима была снежная. Дворники в округе едва справлялись с лавиной крупных хлопьев, сыплющих белой стеной, не переставая. Сгребали широкими лопатами в кучи и  на больших листах фанеры волокли к каналу Грибоедова, куда и сбрасывали.
Зойкина мать всю блокаду проработала дворником. Жили сначала в полуподвале в дворницкой. Перед концом войны перебрались на второй этаж в небольшую квартиру. Соседка – рыжая баба Феня, занимала одну большую комнату, а они с матерью и отчимом две поменьше. Кухня общая.
Мама Зина работала тяжело. Много курила «звёздочку» и была высока и худа, как палка. Любила чистоту и свой дом, участок содержала в образцовом порядке. В блокаду много квартир опустело – кто эвакуировался, кто не вернулся с войны, кто умер с голоду, погиб при бомбёжке или артобстреле. Зина перенесла в свои комнаты хорошую мебель, была и дорогая посуда. Баба Феня всё дивилась: «Как это ты, Зина, таскаешь чужое, а если люди приедут?»
– А приедут – отдам. А нет, сама попользуюсь. Наши, жактовские, тоже не без греха. Вон сколько квартир обследовали… И ушли не пустые. А я что, хуже?
Зойке в начале войны исполнилось семь лет. Мать её оберегала. Что-то там продавала и покупала на Сенном. Бывало, и карточками умерших от голода пользовалась. А так бы не выжить. Теперь оберегает и откармливает отчима – рыжего дядю Пашу, тоже худого и длинного. Приехал откуда-то в Ленинград. Воевал. Раненый. Но руки, ноги при нём и специальность есть. Поступил в жакт водопроводчиком, а их после войны на вес золота. Работал аккуратно, не пьянствовал. И присватался к Зине. Был он моложе на десяток лет. Сначала она всё отшучивалась: «Сынок ты мне, и куда мне такой муж, люди засмеют».
– Ну ладно, только не гони. В гости буду заходить. У тебя дома, как в раю, сроду такого не видал.
Разрешила Зина заходить. Да так однажды не ушёл дядя Паша и остался у них насовсем.
– Не дело, Зина, делаешь, – корила баба Феня. – молод он для тебя. Смотри, как бы не жалела после.
– Что ты так обо мне заботишься? Сама знаю, что молод. А если любит? И я люблю. На той неделе пойдём расписываться, и тебя вечером приглашаем. Отметим.
– А как Зойка? Она, видать, не очень-то рада?
– А что, Зойка? Ей в школу ходить. Ещё ребёнок она. Так, ничего. Вроде он с ней ласковый. Она у меня смешливая, всё с ним возится, играет. Зойке-то всего 12. Пускай учится. Отца она и не знает. Паша ей, как отец.
– Как это она отца не знает? Война началась, уж не ребёнком была.
– Моя она. Только моя. Был отец, да весь вышел. Я ведь, тётя Феня, мать-одиночка. Так что не было у меня мужа и отца у Зойки! Что ты всё против Паши? Может он твой родственник, что-то не поделили. Ты тоже незадолго до войны приехала.
– Какой он мне родственник, с чего ты взяла?
– А с того, что оба рыжие.
– Я уж наполовину седая. Значит, все рыжие мне родня? Болтушка ты, Зина.

***
Дядя Паша в их доме уже полноправный хозяин. Свадьбу сыграли скромно. Родни у них нет. Только были баба Феня, да три подружки, тоже дворничихи. Одна с приятелем – пожарным. Выпили. Поели студня да винегрету досыта. Попили чаю с мёдом, с блинами. Попели. В полночь разошлись. Зойке было не заснуть с непривычки на диване. Пошла в комнату к матери. Там и увидела – мучает, истязает дядя Паша маму. Крикнула истошно. Сразу мать он отпустил. Испугался. Мать с ней легла. Наутро Зойка заторопилась в школу. Дяди Паши уже не было. Спросила мать: «Что, наверно плохой он, мама?»
– Да нет, это тебе показалось. Беги скорей в школу, детка.
В школе подружки просветили глупую Зойку. И стала Зойка зла на мать и не хотела уже видеть отчима. Не шутила больше с ним и как бы не замечала. Зина корила дочь: «Нельзя так, Зойка, с отчимом. Ведь удочерить он тебя собирается. Ты знай, учись. После поймёшь, что такое учёный человек, а что неуч, как мать твоя. Бабушка с дедушкой тоже тяжело работали. Жили бедно и померли ещё не старые».
Зойка училась. Старательная. Писала красиво, чисто, грамотно. По арифметике первая в классе. С дядей Пашей по-прежнему была сдержана, иногда грубила. Так прожили они год.

***
Летом Зойке исполнилось тринадцать. Появились месячные. Знала от девочек – так надо. Матери сказала.
– Да, дочка, ты уже девушка. И рожать можешь. Это я так… Потому природа верх берёт. Но лет ещё мало и ума тоже. Я вот уже и не могу родить. Все эти женские дела кончились в блокаду и не возвращаются. А то бы братика тебе подарила. Ты же детей любишь? Видела, как с подружкиным братиком вы нянчились.
– Не люблю я детей, и братика мне не надо. Лучше заведу я котёнка. Ладно, мама?
– Заводи, я не против. Но чтоб в квартире грязи от него не было. Сразу приучать надо. Только уж после лагеря.
Зойка в пионерлагере под Лугой пробыла целый месяц. Загорела. Окрепла. Выросла. За ней там бегали мальчики – её сверстники и кто постарше. Очень она стала красивая. Сама видела. Красивее всех своих лагерных подружек. Высокая, стройная синеглазая брюнетка, она вызывала восхищённые взгляды окружающих. Навещали с гостинцами мама с дядей Пашей. С ним здесь она была приветливей. Так понравилось в лагере, уезжать не хотелось, жаль расставаться с подружками.

***
Дома всё было по-старому. Мама с раннего утра с метлой. Но лето – не зима, работа полегче. Дядя Паша стал прирабатывать и в соседнем жакте. Мама купила Зойке школьную форму, пальто. Сама приоделась. Принарядила и дядю Пашу. Зойка пошла в шестой класс.
– Глянь-ка, Паша, Зойка-то у нас красавицей стала. Даже и волосы стали виться. Вся в отца.
– Что-то я не видел фото её отца.
– А я и не обязана тебе его показывать. Хватит того, что говорю, похожа…
– Да, хороша девица, ничего не скажешь.
– Какая девица – девочка! А ты – девица… Ей всего 13…

***
Было воскресенье. Зина открыла дверь в квартиру – ходила за хлебом – упала на пороге. Вызвали «скорую». Приехали быстро. На носилках погрузили в машину. Сказали – сердце. Зойка забеспокоилась.
Паша поехал следом. Вернулся быстро. «Умерла наша Зина», – сказал и смахнул слезу. Зойка не верила. Почему так? Совсем не болела. Может, спутали?
Да нет, сердце подвело. Лопнули там сосуды, и ничем не могли помочь.
Дядя Паша всё сморкался и незаметно утирал слёзы. У Зойки слёз не было. Она никак не могла поверить, что так быстро может не стать человека. Ни войны,… ни голода… Бросила её мама. Одна она теперь. И нет её заботливой, хорошей рядом и никогда не будет. Баба Феня гладила её по голове, всё причитала, уговаривала поплакать: «Так легче будет, девонька» Зойка молча сидела, вытянув тонкую детскую шейку, смотрела в пространство. Её красивое лицо казалось окаменевшим. Широко раскрытые немигающие глаза, поджатые пухлые губы выражали страшное отчаяние.

***
Готовила и стирала им баба Феня. Не сговариваясь, стали жить одной семьёй.
Дядя Паша так и остался ей чужим человеком. От его отцовства, ещё при матери, Зойка наотрез отказалась. Нет родного отца, а чужой ей не нужен. Мать ей рассказывала про отца. Был он моряком. Корабль на Севере сковало льдом, и вся команда погибла. А в блокаду, когда перебиралась из дворницкой в эту квартиру, фотокарточку отца посеяла. Зойка верила.
Год прошёл быстро. Скоро лето. Дядя Паша обещал снова отправить в пионерлагерь. Летом ей уже 14. Очень была хороша. На улице оглядывались. Особенно мужчины. Ей смешно. Как они не понимают, они же ей не ровня. Такие же, как дядя Паша. Мальчишки из соседней мужской школы проходу не давали. Складная была девочка. Фигуристая. Всё при ней. Волосы пышные не стала заплетать в косы. Обстригла до плеч. Дядя Паша старался, по возможности, покупать обновки.

***
Было раннее утро. Солнце из окна слепило, не давало открыть глаз. Она спит и не спит… Ночевали они в разных комнатах. Она в маминой, дядя Паша в большой проходной. Двери закрывала. Стеснялась. Уже взрослая. А кто ей дядя Паша – чужой. Задвижка на двери сломана. Задвижка нужна только бабе Фене. Всё указывает, чтобы починили. А ей неудобно обидеть дядю Пашу. Он хорошо к ней относится. В память о матери не бросает её. И прописан у них…
Или солнышко скрылось, или кто-то рядом… заслонил окно… Быстро открыла глаза – над ней дядя Паша, смотрит в упор.
– Ты что, дядя Паша?
Она поняла его взгляд. Испугалась. Он молчал. Только сопел. Наклонился ниже… Распахнул тонкое одеяльце, разорвал на ней рубашонку, стал жадно целовать шею, грудь, лицо… Зойка закричала, но было уже поздно. Сильными руками стиснул тело девочки. Напрасно она вырывалась и кричала. Рот он ей закрывал своими ненасытными губами, и звук тонул где-то в горле. Острыми коленями врезался в её слабеющие ножки…
Обессиленная, она уже не сопротивлялась… Ей было больно и противно.
Потом дядя Паша опустился у кровати на колени и со слезами стал умолять о прощении и объясняться в большой любви и преданности навек.
Зойка не слышала его слов. Она тихо плакала, жалея себя, свою загубленную жизнь, покойную маму. Он вышел из комнаты ссутулившись, обтирая с лица ладонями пот, бесшумно притворив за собою дверь.
Баба Феня что-то заподозрила. Стала выспрашивать Зойку, как к ней относится дядя Паша, как она к нему.
– Я матери твоей покойной говорила, не след в дом приводить такого молодого. Зине было 37, когда они расписались, а ему 27. Теперь, поди, тебе уже скоро 14. Девка ты красивая: и фигура, и стать, и грудь. А он мужик молодой. Баба ему нужна. Ты рядом. Любой не выдержит.
– Нет, бабушка, всё в порядке. Вот поеду скоро в лагерь. Он мне путёвку хлопочет.
Не могла Зойка сознаться в грехе таком. Паша всё покупал ей наряды. Школьные подруги завидовали: «Ты такая красивая, и Паша как тебя наряжает. Видно, любит как родную дочь».
– Наверно любит. Мне он не говорит. Много работает.

***
Быстро пробежало лето. Так в лагерь и не ездила. Только с девочками на Кировские или за город. Загорали, купались. Загар шёл ей. В трамвае, в электричке, на пляже парни отпускали комплименты, лезли со знакомством. Но ей никто не нужен кроме Паши. Но только ночью. Днём она к нему равнодушна.
Зойка уже ученица седьмого класса. Ей 14 лет. Учится хорошо. Учителя наперебой хвалят. Прилежная, аккуратная девочка и поведение хорошее. Но, знали бы они, как ей стыдно ходить в школу и чувствовать себя взрослой женщиной. Живёт она с Пашей как жена. И редкие ночи пропускает он, чтобы не зайти к ней. Он ей уже не противен. И когда одни, зовёт его просто Пашей. Он ласкает её, и ей это приятно. Она ждёт его прихода. Что же это с ней происходит? Сама не понимает. Днём он ей совсем не нравится, и смотреть на него охоты нет, а пропустит ночь, и она недовольна. Заснуть не может. Очень боится, чтобы не догадалась баба Феня. Зойка всё хитрит со старухой. Говорит про мальчика из соседней школы. Ухаживает за ней, и он ей нравится. Сверстницы по виду ещё девочки. Они никому не нравятся, а она нравится.
– Не рано ли про мальчишек думать думку зачала? Запираешься ли на защёлку в комнате, где ночуешь? Знаю, Паша защёлку починил.
– Конечно, запираюсь. Хотя, кого мне бояться? Дядя Паша, как на диван ляжет, сразу захрапит, – хитрила Зойка.

***
Закончила Зойка седьмой класс успешно. Получила похвальную грамоту.
– Выучишься, бросишь ты меня. Знаю. Но хочу, чтоб училась. Буду работать. Всё сделаю для тебя, только не бросай…
Она молчала. Не связывала с Пашей своего будущего. Ей можно пойти куда-нибудь в техникум или ученицей продавца, парикмахера, и мало ли есть специальностей после семилетки…
– Хочу учиться. Пойду в восьмой класс и дальше в институт. Меня математичка хвалит. Пойду в технический или на преподавателя математики.
Он во всём с ней соглашался. Наверное, любил…

***
Зойка учится уже в восьмом. В их школе три седьмых слили в один восьмой. Из их седьмого осталось всего девять девочек. Остальные разбрелись кто куда. В техникум, в училище, на курсы. Некоторые пошли работать. Зойка в сомнении. Может ей лучше пойти в училище на год-два и получить специальность. Школа и институт – это долго. В классе остались девочки только из обеспеченных семей. Она всё надеется на Пашу. Но последнее время Паша часто с работы приходит выпивши, иногда и совсем пьяный. Сразу валится на диван, а утром просит прощения. Она злится, но после очередной ночи прощает. Однажды не выдержала. Сама затащила пьяного. После дала себе слово – больше такого не случится. Противно. Дышать от перегара нечем.

***
Первая четверть позади. Учится по-прежнему хорошо. Но, снова смущена она. Не знает, в чём тут дело. Стали набухать груди, и отворотило от запаха бабы Фениных щей.
– Что это с тобой, девонька? Так щи любила, а теперь нос воротишь. Ешь тогда котлетки.
– И котлеток неохота. Что-то мутит…
– Да, милая, не глисты ли завелись. Ну, нет. На вид ты справная. Вроде даже в боках раздалась… Если так всё не кончится и будет мутить, надо пойти к доктору. А бывает ещё и плоский глист заведётся. Его и выгнать трудно…
Ничего у Зойки не кончилось. Через месяц заметила – растёт живот. Поняла. Надо ждать ребёнка. Глупая. Не обращала внимания на месячные – есть или нет. Ни о чём таком и не думала. Что же теперь ей делать? Ничего никому говорить она не собирается. Ей же всего 15 лет. Как же быть? Что делать?
Ещё проучилась одну четверть Зойка в восьмом классе. Физкультуру давно не посещает. Она утягивалась, но живот был уже заметен. Ни словом не обмолвилась о своём положении с Пашей. Тот пить стал ежедневно. Говорил, такие товарищи. Если с ними не пить, погонят с работы. Стал мало зарабатывать. Уже не справлялся с совместительством.

***
Сегодня понедельник. В школу она больше не пойдёт. Не может сообразить, как ей быть дальше. Кому сказать о своём несчастье. Наверное, Паше. Но ту неделю он приходил совсем пьяный. Утром торопился в жакт. Слово дал бросить пить. Если вернётся с работы в нормальном виде, она ему скажет и попросит совета. Он же во всём виноват.
Но с работы Паша не вернулся. Она перестала ждать. Уснула. Назавтра не пришёл ни к обеду, ни вечером.
– Что же это Паши нет? – спросила вечером баба Феня.
– Да, не ночевал он вчера, не приходил и сегодня. Не знаю, куда он подевался.
– А ты что в школу-то не пошла? Или нездорова?
– Да, голова болит. Пойду спать. И завтра не пойду.
– Если и завтра не придёт к обеду, надо идти в жакт к домоуправу. Может, что случилось. Такого-то с ним не бывало. Я чай думаю, пить он стал. В обед не всегда приходит. Ты что молчишь? Пьёт дядя Паша?
– Бывает. Пойду, лягу.
– Да и ты тоже не обедаешь. Я давеча и суп собакам скормила. Что же это с тобой?
Зойка пошла к себе и не слышала она надоедливую бабу Феню.

***
Только в четверг пришли из жакта и сообщили страшное известие – нашли Пашу мёртвого в люке соседнего двора. Что-то там чинил и задохнулся. Сейчас увезли в больничный морг. Хоронить будет домоуправление, поскольку девочке с этим не справиться.
Зойка по матери так не стонала. Рыдала она горько, с всхлипыванием, сотрясаясь всем телом. Баба Феня с ней, как с маленькой, сюсюкала, уговаривала, ласкала. Предлагала покормить чем-то вкусненьким. Зойка наотрез отказалась. Пошла, шатаясь, к себе.

***
 Перед утром баба Феня вынула Зойку из петли. Аккуратно обрезала ножом верёвку. Слава Богу, осталась жива. Только обод на шее чернел, как припечатанный.
– Повезло тебе, девонька, что я по малой нужде пошла, а так бы не видать тебе неба синего.
Уложила Зойку к себе. Помогла справиться с рвотными конвульсиями. Напоила крепким чаем. Весь день сидела при ней. К вечеру Зойка уснула. А баба Феня,  так и коротала, сидя всю ночь.

***
Всё рассказала она своей соседке, как родной. Легче стало. Слезами заливалась.
Как и все сердечные люди, баба Феня не выказывала удивления и не любопытничала. Молча сочувственно выслушала Зойку. И решили они пойти к врачу и узнать что к чему, на каком месяце.
– Потом и решим, что будем делать. Может, придётся родить. Аборты дело запрещённое. Да и где денег взять, чтобы сделать тайно. А как помрёшь? Вон сколько молодых баб в могилу ложатся от этих пакостей. Может по молодости и в больнице сделают. Куда тебе ребёнка? Сама ребёнок.
Были у врача. Ничего хорошего. Рожать следует, хоть и молодая. К 16 неделям счёт пошёл. Скоро ребёнок шевелиться будет.

***
Родила Зойка в срок, как и сосчитали в женской консультации. Мальчик славный и вес хороший. Сразу предложили сдать ребёнка в Дом малютки. Куда ей ребёнок? На какие деньги жить?
Наотрез отказалась от такого предложения. Родной человечек, её сын, и никому она его не отдаст.
При выписке из роддома встречала баба Феня с пелёночками и тоненьким одеяльцем. На дворе лето. Пришли две подружки, ещё по пионерлагерю.
От кого узнали? Одна с цветочками – куда их девать? Руки заняты.
Другая сунула 200 рублей. Сказала, от родителей. Зойка взяла с благодарностью. Всплакнула.
Дома баба Феня собрала на стол. Девочки и Феня выпили красного. Зойка отказалась – молоко может испортиться. Посидели. Поглядели на мальчика. Обняли подружку, обещали навещать.
Сказала баба Феня, на первый случай денег ей выделит жакт, а по поводу пенсии ей нужно хлопотать самой. На пенсию матери-одиночки не прожить. Потому, надо думать, как устроиться на работу, чтоб недалеко.
С мальчиком будет нянчиться она – баба Феня. Благодарная Зойка потянулась к ней, в первый раз обняла, поцеловала. Слёзы застилали глаза.
Записала она сына в свидетельстве о рождении на свою фамилию. Назвала по имени своего отца – Георгием, а отчество его отца - Павловичем.
Вот и не одна она теперь. Это сначала тяжело. После будет полегче. Молоком заливалась. Избыток продавала нуждающимся через консультацию. Баба Феня нянчилась с Герой, как с родным внуком. Вскоре Зойка стала искать работу. Брали ученицей в соседний магазин, но денег мало, и разрешили уходить на перерыв только два раза по полчаса. А ей кормить пять раз. Пошла пока в свой дом в помощь дворничихе. Будет рядом с сыном. По рекомендации нанялась к соседу – генералу ухаживать за женой, парализованной старой женщиной. Крутилась Зойка, как белка в колесе. Работала много и тяжело. Похудела. Одни молочные груди торчали, как две груши.

***
Сыну один год. Но, что-то не нравится он врачу в консультации. Направили в клинику «Отто» обследовать мальчика. Там и поставили диагноз – под вопросом «олигофрения». Как же так? Её красивый мальчик, такой толстенький, ухоженный – олигофрен. Велели явиться через год. Тогда картина будет ясна. Возможно, немного отстало развитие. Мало находится с матерью, а всё с бабкой. Той бабке не было и шестидесяти. Именно она и заметила, что с мальчиком что-то неладно. Всё он ползал. Ходить не хотел. Не стоял на ножках. В рот таскал любую грязь. Конечно, делал свои дела в штанишки, и приучать было бесполезно. Поскольку баба Феня в своей жизни вынянчила младшую сестрёнку и двух племянников, опыт был. Сильно от них Герочка отличался.

***
Она уже не паниковала. Смирилась. Да, сынок её дебил – олигофрен. Диагноз поставлен без вопросов. Но, успокаивали её, бывает и хуже. У сына самая лёгкая форма олигофрении. Будет посещать школу для умственно-отсталых детей. Дома с ним следует побольше заниматься. Развивать физически и умственно. Болезнь эта не прогрессирует. Он будет спокоен и уравновешен. Уровень развития зависит от неустанной с ним работы дома и в школе. А где взять свободное время?
Работает дворником, как и её мать. В своём же доме. В доме напротив протапливает печи у обеспеченных жильцов (там ещё печное отопление).
Генеральша всё ещё лежит. Уже пять лет. Ухаживает за ней: кормит, моет, переодевает. Прибирает в квартире. Заработки есть. Но устаёт очень. Свои комнаты содержит в порядке. Чисто. Уютно. Гера в основном у бабы Фени. Та к нему сильно привязалась. Пестует с рождения. Мальчику пошёл шестой год. Сама Зойка немного выправилась, но худа, как и её мать, Зина. Ей всего 21, а выглядит на все 30. Или ей так кажется? Красивее она своей матери, но красота ей ни к чему. Никого к себе не подпускает, никто ей не нужен. Гера её свет в окне. Кормит сына особенно хорошими продуктами: на десерт фрукты, летом ягоды. Наряжает мальчика, как игрушку. Да и личико Геркино, как девчоночье – глазища огромные, носик пряменький, губки маленькие пухлые, только вот слюнки иногда подтекают. А так на вид мальчик чудный. С ним в выходной выходит гулять. Все любуются.

***
Похоронил генерал свою жену. Народу на поминках собралось много. Еле поместились в квартире. Детей у них не было, а родни куча. По хозяйству помогала Зойка. Про покойницу за поминальным столом говорили мало. Закидали генерала вопросами и советами. Интересовались, есть ли дама на примете, не жить же ему бобылём. Советовали сменить квартиру на меньшую в лучшем районе. Какая-то пожилая дама спросила, искоса глядя на Зойку: «Эта ли особа ходила за женой, пока та лежала все эти годы?». Генерал похвалил Зойку. Сказал, что доверяет ей, дескать, честная, работящая. «Да и красавица», – вставил тоже немолодой мужчина. Все эти разговоры за столом слышала Зойка, пока подавала, убирала со стола. Зойка так понимала – не нужна она здесь больше. Разойдутся гости, она всё приберёт, и хозяин откажется от её услуг. Он и сам теперь справится.
Разошлись люди с поминок к вечеру. Зойка перемыла всю посуду. Заторопилась к Герочке.
– Куда же ты, Зоя? – остановил её генерал.
– А что, ещё и квартиру прибрать? Я только сына проведаю.
– Видел я твоего мальчика. Такой же красивый, как и ты. Вроде нездоров он?
– Да, нездоров. Ну ладно, я побегу. Если надо, приберу сегодня, а то и завтра. Поздно уже. Вам тоже отдыхать надо.
– Да нет, приходи сегодня.
Гера уже спал. Баба Феня накормила, уложила.
– Устала я.
– Устанешь. Народу там тьма-тьмущая. Видала я в окне, как из машин и автобусов выходили. И как ты там одна справлялась?
– Ну, уж и тьма. Человек всего 50, а может меньше. Он же много блюд из ресторана привёз. Хотел там сделать поминки. После передумал. Сказал, как-то неудобно, поминки – и в ресторане.
– Да ещё и с музыкой, и с танцами, – пошутила баба Феня. – А она ночью померла? Он рядом был?
– Нет, говорит, под утро. Он спал в другой комнате. Врачи сказали, от воспаления лёгких. Сердце-то крепкое. Могла бы ещё пожить.
– Господи, какая это жизнь, столько лет в лёжку лежать…
– Да нет, в первые годы она понемногу передвигалась по комнате. На кресле у окна сидела. Говорила, но плохо. Медсестра приходила, массаж делала. Это в последний год она лежала. А как я намучилась с пролежнями. Всё укладывали мы её на резиновый надутый круг в виде баранки. Я растирала ягодицы камфарой. Медсестра меня выучила.
– Что бы он без тебя делал? Повезло ему.
– Другую бы нанял.
– Другую-то другую, а тут ты, рядом. Надо, и бежишь туда. Оплачивал он твой труд, конечно, хорошо. Это будет поболе твоей дворницкой зарплаты.
– Ладно, побегу. Велел прибрать в квартире сегодня.
– Ведь ночь уже, куда это ты побежишь? Завтра успеется.
– Да нет, я обещала. Сказала, только Герку навещу и сразу назад.
– Дело твоё. Иди. Ну, а я лягу. Ключи захвати. Я на крюк не закрою.
Двери в квартиру генерала были открыты. Он сидел за столом, обхватив голову руками, задумавшись. Или дремал? Немолодой уже. И такие переживания. Жену, видно, любил, хотя была старше. Как Зойке казалось, совсем старушка.
– Это ты, Зоя? Я нарочно двери и окна раскрыл настежь, чтобы квартиру проветрить. Двери закрыла? Я окна мигом прикрою.
Он сел снова к столу. Пригласил её сесть напротив.
– Ну, давай поговорим. Тяжело тебе одной сына растить? Смотрю, работаешь много. Даже соседний дом отапливать помогаешь.
– Да ничего. Справляюсь. Там скоро тоже паровое поставят. Уже и секции завезли.
– Так что тебе работы поубавится и денег тоже. Ты что же не сядешь?
Она села напротив. На краешек стула. Была напряжена. Не могла понять. Чего ей ждать от этого ночного разговора.
– Хочу сказать тебе спасибо за всё, что ты сделала для нас доброго. Жена моя была отличным хирургом. Ушла добровольцем, как началась война. Ей было тогда уже сорок. В полевых госпиталях делала чудеса. Многих вытащила из могилы и меня в том числе. Так что спасибо за жену и за твой честный труд. Я вижу, женщина ты аккуратная, чистоплотная и свой дом в порядке держишь, и здесь у меня справлялась эти годы.
Он замолчал, глядя на неё в упор, как бы собирался с мыслями. Её насторожил этот его задумчивый взгляд, затянувшееся молчание и, чтобы нарушить состояние неловкости, она задала ему вопрос, на её взгляд, уместный.
– Я, наверно, вам больше не нужна? Сами справитесь?
– Да, справлюсь. Но, дело в том, что нужна ты мне, а может и я тебе и твоему больному сыну. Как ты считаешь?
– Что считать? Заработки мне нужны, а нужны ли вы, я не знаю. Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду… Только плохого не подумай. Человек я честный и даю тебе эдак полгода на размышление. Посоветуйся со своей бабушкой. Сама подумай. Так вот, я имею в виду на тебе жениться. Приму к себе и сына твоего, и бабушку.
Зойка сразу сникла. Опустила голову и не знала, как ответить, чтобы не обидеть такого человека.
– Знаете, Вадим Андреевич, она мне не бабушка, а просто соседка. Но, если бы не она, то и меня сейчас живой не было. А что вы предлагаете, если это всё будет законно, то я подумаю. Сами понимаете, ведь я вам в дочки гожусь… Пойду прибираться.
– Нет, дорогая, иди-ка ты спать. Завтра я рано уезжаю в Москву. Ключи у тебя есть. Вот и прибирайся хоть неделю. Буду там до следующего четверга. Так что в твоём распоряжении больше недели. Спокойной ночи.
– Ладно. Пойду. Спокойной ночи.
Баба Феня уже спала, но как ей хотелось разбудить ее и всё пересказать. Попросить совета. Что же ей делать? Согласиться? Он же ещё постарше Паши будет. И везёт же ей на стариков! Она и не думала, что он на неё обращал внимание, как на женщину. Или просто хозяйка в доме нужна. Тогда зачем она ему, как жена, да ещё с таким сыном. Скорей бы утро…

***
Встала чуть свет. Пошла мести улицу. Потом лестницы. Их четыре по шесть этажей. Управилась с помойкой.
Побежала домой. Баба Феня кормила Герочку. Трудно было приучить, чтобы ел сам. Всё никак не попадал ложкой в рот. Ел без желания, но не отказывался от любой пищи. Весь перемазанный кашей, только успевай обтирать ротик. Уже штанишки мокрые. Слава Богу, теперь это редко. Но слов знал мало. Она с ним занималась ежедневно по нескольку часов, но учёба продвигалась медленно.
Как увидел мать, потянулся к ней, захныкал. А вообще, мальчик спокойный, и личико дай Бог каждому, не то, что какой-то там «даун». Мальчик, хоть картину пиши. Сразу никто и не догадывался, что олигофрен. Врачи говорили, в такой самой лёгкой степени, внешне ребёнок выглядит вполне нормальным. С ним надо много заниматься. Он уже играет, правда только с ней, в машинки, паровозики, лошадки. Говорит плохо. Но она добьётся. Не хочет отдавать в школу для недоразвитых. Там их много, а учительница одна. Не справиться с такой оравой. Правда и няньки тут же, но все чужие… Нет, ребёнок будет только при ней. Благо, баба Феня любит его и жалеет.
Справилась с Герой. Посадила с игрушками. Сейчас ей не до занятий.
– Бабушка, что я тебе скажу сейчас, – обратилась она к Фене.
– Говори, говори. Вчерась ты поздновато пришла, я спала уж. Это всё там ты убиралась? Так долго?
– Да не была я там долго и не убиралась. Я тебе что скажу, не поверишь. Значит, пришла, а он сидит за столом, такой задумчивый и меня попросил сесть. После поблагодарил за всё и знаешь, что сказал? Не шутил, на полном серьёзе и пьян не был.
– Ну, что сказал? Говори, не тяни! – не выдержала баба Феня.
– Сказал, что хочет на мне жениться и, если я согласна, возьмёт в дом и тебя тоже, сказал, и твою бабушку. Вот так-то! Везёт же мне на стариков!
– А ребёнка в Дом инвалидов?
– Да ты что, и с мальчиком. Он знает, что нездоров.
– Знает, что не здоров, а что оле…как там сказать, мне и не выговорить, тоже знает?
– Нет, не знает. Он видел его со мной, гуляли. Но, конечно, не понял, что сын умственно-отсталый.
– Да, милая, это тебе большая честь. Если не шутил и пьян не был, то скажу, тебе повезло. Только бы не отказался, когда узнает про Герочку, чем он болен. И ты так и ушла? Не приставал? Я всё хотела спросить – и раньше не приставал? Ты, чай, в ихней квартире лет пять будет, как хозяйничаешь?
– Нет, бабушка, никогда не приставал и виду не подавал, что нравлюсь. И вчера, попрощался и всё. Велел потом уборкой заняться. В Москву сегодня уехал. Видала издали, в машину садился. Видно, на машине поехал. Поезда все вроде с вечера. Ему туда явиться сегодня днём. А так бы на «стреле» поздно вечером. Он всегда так в Москву ездил. Она одна ночевала. Я и с вечера там, и с утра, и покуда он в Москве, всё к ней бегала.
– Да знаю я, какая ты к ней внимательная была.
– Так что же, бабушка, соглашаться? Он же старик. Что делать? Жизнь свою вовсе загублю. Что ты посоветуешь?
– Сначала, девонька, надо ему всё сказать про Герочку. Это самое главное. Такой ребёнок нужен только матери. Иной отец родной, и тот
отказывается. А если он подумает и согласится, то пускай сначала повидается с Герочкой и ещё раз подумает. Я-то старее его, думаю, лет на 15. Пока жива, буду при ребёнке тебе подмогой.
– Сколько же ему, бабушка?
– Думаю, лет 50 или чуть более. Конечно, тебе 21, и отец твой мог бы быть моложе. А что тут года считать. Мужик он справный, представительный и совсем не старик. Думаю, ему ещё женщина нужна, и любого молодого за пояс заткнёт. Да и богат. Тут все в дому знают, сколько натаскано из Германии добра. Да и генерал. Это тебе не твой дядя Паша. Ты уж извини, коли не то сказала. Всё дело в тебе. Если он тебе не противный, я советую согласиться. И не тошно тебе в грязи и помоях с молоду жизнь твою проживать? Как мать твоя, пока сердце выдержит. Так-то ты точно жизнь свою загубишь. Такая работа мужику крепкому подстать, а ты ещё и раздумываешь. Это такой случай в жизни выпал, и не упускай. Ты же молода. Можешь и учиться ещё. Зина так хотела, чтобы ты выучилась. Видит она, что ты по её дороге пошла, и, небось, там плачет и печалится. Самое главное в этом вопросе – примет ли к сердцу Герку. Это ещё неизвестно. Он не парень молодой, чтоб сгоряча забрать тебя с сыном, а после одуматься. Человек он солидный. Вот тебе и весь мой сказ.

***
– Ты когда думаешь прибираться у своего генерала? – поинтересовалась баба Феня. – Дело лучше делать загодя, а как ненароком раньше возвернётся?
– Ты сразу – «у твоего», он пока не мой. А квартиру прибрала вчера днём, когда Гера спал, – ответила резко Зойка.
– Чтой-то настроение твоё плохое. Случилось что? Обидел кто?
– Не знаю, может, и обидел. Да. Плохое. Сегодня утром подметаю улицу, а из дома напротив, куда дрова ношу, вышла Нинка Мурашова. Учились вместе с третьего класса. Такая вся модная… Здравствуй, говорит. Ну, всё в дворниках?
Я говорю: «А что поделаешь, так получилось». Ночевала она у своего жениха. Скоро свадьба. Он курсант высшего морского училища. Конечно, молодой. Она, оказывается, скоро оканчивает педиатрический институт. Так-то.
– Что это за институт и кем она будет?
– Детским врачом. И сказала, чтоб приводила к ним Герочку. Там, дескать, хорошие специалисты по тем болезням, что у Геры. Всё знает! И откуда? Правда, встречала некоторых из класса, с Герой была. И с кем это я
говорила, что сын болен? По-моему, ни с кем. А знают! Я сказала: «Спасибо, пока не надо». «Ну, как знаешь», – и пошла счастливая, рукой махнула. Я и расстроилась. Обидно. Эта Нинка – тупица, училась неважно. Вечно у меня математику списывала. И – на тебе, институт кончает…
– Что про Геру знает, так «слухом земля полнится». Откуда же узнал Андреич, что Гера нездоров? Он что, с бабами на улице возле дома стоит, болтает? Ан, нет. Так что не злись и не завидуй. Зависть, как станет в человеке хозяином, много плохого людям сделает, а себе того хуже… У каждого своя судьба, и всяк свой крест несёт в жизни. Тебе с малых лет выпал он тяжёлый. Потом, даст Бог, полегчает.

***
– Ой, несчастная я, горемычная, жить не хочу! – Зойка сидела на кухне, причитала, заливалась слезами. Рядом дворничиха из соседнего дома – молодая толстая баба уговаривала, успокаивала. Обе были пьяны.
Баба Феня тоже утирала слёзы и всё просила Зойку хоть немного поесть.
– Голодом сидишь сколько дён. Не гробь себя, девонька. Выпила, теперь полегчает, и поесть следует. Так нельзя изводить себя. Бог дал, Бог и взял. На то воля Господня.
– Ой, бабушка, сама убила свою крошку ненаглядную. Не углядела. Как же я виновата! – ещё горше завыла Зойка.
Звонок в дверь нарушил всхлипывания и причитания.
– Поди, открой, бабушка, кто это к нам? – сквозь  слёзы пробормотала Зойка.
– Добрый день, – с улыбкой приветствовал бабу Феню генерал.
– Нет её. Плохо ей. И день-то недобрый у нас. Сама потом к вам зайдёт. Нет с нами больше Герочки.
– Не пойму я, как это – нет с вами Герочки?
– В субботу это было. Играл один на диване. Зоя на кухне была, а я на рынок Герочке за фруктами побежала. Он возьми колёсико от машинки, да и проглоти. Не смогли спасти. Быстро всё. Задыхаться стал и в момент посинел. В понедельник девять дён будет, как помер наш ненаглядный. С Зоей плохо было. На кладбище всё нашатырём подымали, а то прямо падала без чувств. Сегодня первый день кусок съела, а то в рот ничего не брала. Сколько слёз выплакала… Тут лежит бумага из больницы. Читайте. Пойду я.
Он развернул сложенный вдвое листок. Причина смерти – асфиксия. Не было его всего десять дней и такая трагедия. Пошёл к себе. В квартире чисто. Видно, до этого случая всё привела в порядок. Матерью она была отличной и лишилась такого красивого мальчика. Его шофёр что-то говорил, якобы мальчик умственно-отсталый. По виду нормальный малыш. Кто шофёру сказал такую глупость? Но… и Зоя подтвердила, что болен сын. Чем, не сказала. Теперь она одна, и так может получиться, что
зря он ей это предложение сделал. Молодого найдёт…
Не мог в эту ночь заснуть. В голову лезли разные мысли. Вспомнил свою мать. Она считала его косвенным виновником гибели первенца. Малыш в три года знал буквы и читал по слогам. Все дивились «чудо-ребёнку». В то время как рожала его, Вадима, скончался её любимец от дифтерита в несколько дней. Рано Вадим стал самостоятельным. Учился в высшем военном училище. Жил в общежитии. Женился поздно. Вспоминает свою первую жену. Красивую женщину, но бесхозяйственную и большую неряху. Ему, человеку аккуратному и рационалистичному претила её леность и безалаберность. Подчас самому приходилось заниматься уборкой, кухней, в то время, когда эта женщина, по её словам, убивала скуку в обществе подруг и старых друзей… В начале войны жена с сыном эвакуировалась в Краснокамск. Он с первых дней на Ленинградском фронте. После ранения попал в госпиталь в город Молотов. Жена не нашла времени навестить. Оказалось, связалась с директором ОРСа завода и родила от него дочь. Живёт в Краснокамске с новым мужем. Их сыну уже 20 лет. Учится в институте. Не видел его с уходом на фронт. Тот всё рвётся к нему в Ленинград. Но жена лежала в параличе, он всё оттягивал приезд сына. Наверно, этим летом приедет в гости.
Мысли... мысли не давали заснуть. Ворочался с боку на бок. С рассветом решил больше не мучить себя. Встал. Принял душ. Собрался в штаб. По замене из Германии направили в Ленинградский Военный Округ. Эту квартиру получил. Квартира большая, пятикомнатная. Но куда ему одному такую. Родни в городе много и по отцовской, и по материнской линии. Встречаются редко. Больше на похоронах и поминках. Мать умерла в блокаду. Ещё раньше, когда был ребёнком, умер отец от обыкновенного аппендицита. В общем-то, он одинок. Правда, эти годы, что жена лежала, были женщины. Но всё это случайные связи, ничего серьёзного. Заметил, нужны им только его погоны. К этой девочке Зое он потянулся давно. На глазах возмужала, превратилась в женщину. Такой редкой красоты видеть ему не приходилось. Честная, порядочная, аккуратная, труженица – она идеал его женщины. Но он женат. Это удерживало его от объяснений.
Жены не стало. Знает, как Зое тяжело. У неё красные опухшие руки от нелёгкой физической работы. Она тоже одинока. Но… разница в возрасте.
Эта разница его смущает, не даёт быть настойчивым в достижении желаемой цели. Цель его – женитьба. Знает, родственники осудят. Да и командование настороженно отнесётся к его выбору. Но, в конце концов, всё зависит от неё. Как скажет, так и будет. Насильно мил не будешь. Она болезненно относится к такой большой разнице в возрасте. Если откажется от его предложения, сменит квартиру на меньшую, где-нибудь подальше от Сенного рынка. Район этот не самый лучший в городе.
Он отгонял от себя эти мысли, надеялся, что судьба наградит его, он ещё будет счастлив, именно с ней, с Зоей.

***
Несколько поутихло Зойкино горе. Надо было приниматься за работу.
Соседка-дворничиха убирала за неё улицу и помойку, баба Феня подметала лестницы. Понимала – слезами и причитаниями сына не вернуть. Понемногу взялась за своё привычное дело. Частенько после работы выпивала со своей новой подругой – дворничихой, которая стала постоянной гостьей в их квартире.
– Чтой-то ты, девонька, водкой стала баловаться? – укорила её баба Феня, после очередного их застолья – так дело не пойдёт. Ты что, хочешь пойти по Пашиным следам? Ты прости меня, но не могу молчать. Это, смотрю, у вас тут, почитай, и дня не проходит без питья. Чекушки только и успеваю сдавать.
– Бабушка, сама знаю. А тоска берёт. Выпью и вроде успокаиваюсь.
– Да и покуривать зачала. Та бабёнка Валька дымит, и ты туда же. Мать твоя всё дымила, но, слава Богу, не пила. А ты и за материны привычки и за Пашины вместе взялась. Надо характер тебе употребить и отшить ту Вальку.
– Как я её отошью, если в тяжёлое время она была рядом. И работала за меня целую неделю.
– Все выпивохи добрые до поры. За работу ей жакт уплатит. А вот ты теперь на что будешь жить? Только, что на мою пенсию. К генералу не идёшь. Я ведь встренула его давеча, когда лестницу мела. Спрашивал, отошла ли ты, можешь ли с ним о вашем деле поговорить.
– О каком нашем деле? Нет у нас никаких дел! Старый он!
– Дело твоё, что он тебе старый, и не хочешь за него идти. А зайти к нему вечером должна. Только не сегодня. Сейчас от тебя и вином и табачищем несёт…
– Так и сказал – о нашем деле?
– Что-то вроде ентого. Точно не упомню, но он ждёт тебя. Если не хочешь идти за него, так ему и скажи. А брезговать им нельзя. Чтоб такой мужик ждал, а ты и смотреть в его сторону не хочешь. Нельзя его так обижать. Ты не злись, что я тебе скажу – это ты его не стоишь, а он-то стоит большего. Может жениться на любой докторше и инженерке, и те побегут за него с превеликой радостью.
– Конечно, такие же старухи, как и он.
– Да нет, милая, и молодая пойдёт. Я как на него погляжу – мужик что надо. И рост, и зубы все, как улыбнётся, не то, что у старика старого, и фигура величавая, и лицо, слава Богу, хорошее.
– А седой! Он же седой!
– Ну и что, что седой? На войне все седеют. Таких страхов натерпелся. А волосья-то все. Седой, но не плешивый.
– Паша тоже был на фронте и не седой.
– Ты всё Пашу вспоминаешь, а когда я что скажу, злишься. Он ведь солдатом был. Сразу и ранило. Не успел и поседеть от страха.
– Ты про Пашу плохо говоришь, вот и злюсь. А он меня любил.
– Ладно. Он и мать твою любил. Насильник он, вот кто твой Паша. Царствие ему небесное.
– Хорошо. Завтра вечером схожу к нему. А пить больше не буду. Слово даю.
Не пустила за порог генерала баба Феня. Сказала, отдыхает Зоя и будет у него завтра вечером. Сразу позвонил он в двери после их разговора. Слава Богу, Зойка уже лежала в кровати, и не видел он подвыпившей своей красавицы.

***
Назавтра Зойка отшила свою новую подружку. Стала готовиться к визиту. Надела своё чёрное любимое платье с круглым вырезом, оттенявшим её белую шею. В этом платье она стройная, но совсем не худая. Выделялась тонкая талия и средней полноты грудь. Пышные волосы заколола высоко на макушке, и они раскинулись красивым веером по плечам. Завернулась в мамину голубую ажурную шаль. Посмотрела на себя в зеркало. Она была хороша… Только бы не сглазить самой себя. Вспомнила Герочку. и тут же её большие синие глаза наполнились слезами…
Он открыл сразу. Будто стоял у двери и ждал. Был в красивом заграничном спортивном костюме и показался не таким уж старым.
– Проходи, проходи. Заждался я тебя. Ну, как, немного полегчало?
Он залюбовался ею. Такой нарядной её не видел. Приходила для домашних дел и одета была соответственно. В последний раз на поминках передник её мелькал туда-сюда.
– Да, уже и сорок дней прошло. Беру себя в руки, но никак. Всё думаю, вот он в другой комнате, мой Герочка…
И сразу заплакала в голос. Он стал её успокаивать, но она всё никак не могла с собою совладать.
– Давай я тебе налью хорошего винца, это тебя успокоит.
Он подал ей бокал с розовым вином. Она выпила. Слёзы утёрла салфеткой, подсунутой генералом. Они сели за стол напротив друг друга, как в последний раз. Она прятала под шалью свои красные, натруженные руки. Молча ждала разговора. Он всё любовался на её длинную тонкую шею, копну тёмных, чуть курчавых волос, на красивой формы нос и пухлые алые губы. Как она была хороша! Почему он не художник? Нет, фотограф не отразит этого очарования, этой совершенной красоты, которой обладала эта, в сущности, несчастная женщина.
Наконец, он заговорил.
– Зоя, я хочу повторить своё предложение. Что ты решила, и надо ли ждать ещё какой то срок. Ответь мне. Я на всё согласен. Предлагаю на первое время только перейти ко мне и жить самостоятельно. Наверно, надо ко мне привыкнуть. Будем жить рядом. Бабушка нам не помешает. Ну, как ты на это смотришь? Но обязательно, юридически оформим брак. Что молчишь?
– Я не знаю, что получится. Как это – я привыкну? Я и так вас знаю много лет и привыкла. Но, как к хозяину, у кого работаю. А так… Не знаю… Вы извините, скажите, сколько вам лет? Вы же в отцы мне годитесь. И как посмотрят в Загсе на такую разницу в возрасте?
– Мне 50 лет. Да, может, и гожусь в отцы. Но у меня к тебе чувство не как отца к дочери, а как мужчины к женщине. Никак не посмотрят в Загсе, потому, как в истории таких браков множество. Да и в наши дни хватает.
– Да, я знаю, как на картине «неравный брак» – не помню художника.
– Во время моего последнего пребывания в Москве, был я с товарищем в Третьяковской галерее и запомнил автора этой картины. Художник Пукирев. Середина 19 века. Видишь, пригодилось. Но там жених постарше меня. Неужели я кажусь тебе таким стариком? Ты в Москве была, в Третьяковке видела?
– Да нет, в журнале «Огонёк». Нигде я не была. И в Эрмитаж, и в Русский ходили с классом.
– Ты начала свою учёбу во время блокады?
– В школу пошла в 42-м с восьми лет. Первый год больше училась дома с мамой. Наша учительница упала в голодный обморок прямо в классе. В школе холодно. Мама всё старалась, чтоб с голоду не умерла, чтоб не замёрзла. Дома топили буржуйку, чем придётся. В 43-м пошла во второй. Стало полегче.
– Видно, твоя мама была такой же самоотверженной матерью, как и ты. Сколько же классов закончила?
– Восьмой начала и с третьей четверти бросила. Уже Герочка зашевелился. А училась хорошо. Я с вами разболталась… Вы говорите, мать я хорошая, а сына не уберегла… глаза мои стали на мокром месте. Всё плачу…
– Успокойся. Не вини себя. Это обстоятельства. Они бывают сильнее нас. Надо пережить.
Он всё любовался ею, глаз не мог отвести. Как хотелось ему сделать счастливой эту забытую Богом женщину. Быть бы ему моложе…
– Учиться дальше хочешь? Можно пойти в вечернюю школу. Имела бы среднее образования.
– На моей работе образование не обязательно. Проживу и так. У бабушки Фени никакого образования. Всю блокаду работала, и пенсия есть. Сестру и племянника в блокаду потеряла. Одинока она, как и я.
– Ей наверно к семидесяти?
– Да нет, думаю 65, а то и меньше. Так она ещё крепкая. За меня лестницы больше недели подметала.
Ему не терпелось заручиться её согласием. Разговор затягивался, и она, видно, была далека от принятия решения. Но генерал не собирался сдаваться.
– Зоя, ответь, хочешь ли учиться? Если да, то согласен тебе просто помогать, как родственник.
– Скажите, как отец.
– Нет, я всё-таки надеюсь, что ты согласишься и выйдешь за меня. Я же говорил, на каких условиях. Просто пока переходи ко мне. Конечно, бросай свою дворницкую работу, и обязательно оформим брак. Думаю, привыкнешь к мысли, что я твой муж, тогда и сблизимся.
– Вы же говорили, что могу полгода думать.
– Считаю, это ни к чему. Давай договоримся. Через неделю я жду ответа. На тех условиях, что предлагал.
– Ладно. Пойду. Буду думать.
Она поднялась. Медленно пошла к дверям. Он пошёл следом. Боялся сделать неловкий жест. Хотел коснуться плеча или руки, но сдержался.
Ушла в раздумье. Не похож он на всех молодых мужчин её окружения. Её ровесники или кто постарше, пытались задеть, схватить за руку, обнять. Молоденький квартальный всё объяснялся ей в любви. Хотел даже из-за неё бросить жену и ребёнка. Она вспомнила Пашу, как тот из большой любви не сдержался, овладел ею и всё повторял, что любит. Ничего этого она не находила в отношении к ней генерала. Никогда он не говорил ей о любви. Никогда не пытался хотя бы приблизиться. Обнять. Его сдержанность она объясняла только старостью. Потому не хотела продавать свою молодость для утехи старика.

***
На другой день и потом почти неделю Зойка со своей подружкой снова сидели на кухне за бутылкой. Скрытная Зойка не обмолвилась Вале о предложении генерала. Баба Феня еле сдерживалась. Ходила надутая. С Зойкой почти не разговаривала. К вечеру, в конце недели, позвонила в квартиру генерала… Он с удивлением увидел на пороге бабу Феню. Пригласил зайти. Спросил в чём дело.
– Пришла я к вам за помощью, – начала баба Феня с порога. – Если вы имеете желание помочь Зое, то очень прошу вас, поспешите! Пропадает она. Как схоронили Герочку, почитай, кажный день выпивает с соседской дворничихой Валькой. Меня не слушает. Да и курить зачала. Я баба-дура, справиться с ней не могу.
Он опешил. Эти обстоятельства никак не укладывались в голове. Генерал был встревожен и озадачен.
– Да, плохи дела. Вы проходите. Как же быть? Не ожидал я такого фортеля от Зои. Обещаю. Подумаю, как нам с этим справиться. Положение серьёзное. Молодая. В этом возрасте влияние друзей имеет немалое значение.
– Да какие они друзья! Той Вальке пить не с кем, вот и ходит к ей и соблазняет. Сама чекушки таскает. У Зойки-то денег нет. На похороны издержалась. Пока на мою пенсию перебиваемся.
– Денег-то я дам. Давайте так договоримся: зайду к вам, ну, предположим, завтра вечером. Эта дворничиха к вам приходит вечером?
– Да нет, какой вечером. Почитай сразу, как поубирают и с помойкой справятся. Это будет часа в 4 дня, не позднее. Вот только ещё с дровами управляется. Таскает жильцам в соседний дом. Это, поди, уже напимшись. Но на ногах стоит. Вальке той всё мало, а наша быстро пьянеет с непривыку. Скоро и энтот заработок кончится. Там паровое ставят.
– Договорились. Завтра в 4 приеду специально. Зайду к вам. Подумаю зачем. Увижу Вальку, и после решим, как дальше действовать.
– Спасибо тебе, добрый человек. Дай Бог тебе счастья. Пойду я. Буду ждать. Меня только не выдай. Нам же жить вместе. Не простит она меня и останется совсем одна. Тогда Валька и вовсе от неё не отстанет. Загубит себя, моя девонька…
– Не беспокойтесь. Всё останется между нами. Зоя обещала зайти ко мне через неделю, а это будет завтра. Но теперь я и не надеюсь, что слово сдержит и придёт. Тогда до завтра?
Он проводил бабу Феню до двери. Подошёл в раздумье к окну. На улице темно и снег с дождём. Грустно стало. Обидно за себя и очень жаль Зою.
Зачем он ввязался в эту историю? Зачем полюбил эту молодую женщину?
Наверно полюбил, если день и ночь думает о ней, хочет взять опеку над ней и даже жениться. Тут будет явно неравный брак. Их общественное положение кардинально противоположно. Не говоря об общем развитии, образовании. Такие варианты женитьбы не часты. Знали бы на службе о его проблеме. Недавно похоронил жену. Не жил нормально шесть лет. Теперь бы встретить подходящую женщину своего возраста, жениться и остаток жизни прожить спокойно. Так нет. Взял на себя совсем ненужные хлопоты и чужие проблемы. Но отступать он не собирается Ему не одолеть своих чувств. Надежда на желаемый исход не оставляет его.

***
Они сидели на кухне. Перед ними две чекушки. Одна уже пустая. Бабы Фени не было. Ему открыла Зойка. Не ожидала. В смущении молча стояла на пороге. Он обошёл её стороной, без приглашения зашёл на кухню. Поздоровался с Валькой кивком головы. Осмотрелся. От угощения отказался. Попросил Зойку зайти к нему на другой день вечером.
После ухода генерала Валька сидела, как аршин проглотила. Наконец, подала голос.
– Зойка, мужик-то какой! С ума сойти. Красавец-то, какой! Это у него ты помогала за больной женой ходить? Я видела его, но всё мельком, когда по утрам в машину садился. Да, мужик, что надо. Что это он просит, чтоб зашла? Снова за кем-то ухаживать? Не за ним ли самим? Жену-то схоронил недавно…
Зойка молчала. Ещё не пришла в себя от неожиданного визита.
– Что молчишь-то? Красавец, мужик-то?
– Красавец, а старый, – выпалила скороговоркой Зойка
– Старый, говоришь, а генерал! Да и не стар он вовсе. Только что седой. А какой воспитанный. Как зашёл, фуражку снял. На меня всё зырил.
– Для тебя он может и не старый. Тебе сколько?
– 30, скоро 31.
– Мне-то всего 21. 22 будет летом, и кажется он мне старым.
– А что он хочет? Чтобы ты у него уборку делала?
– Да.
– Ну и соглашайся.
– Я и согласилась.
– Да, женится, конечно, скоро. Что ему бобылём ходить. Наверно, женщина есть на примете. Ясно, не нам чета.
– Есть наверно,… – согласилась Зойка.
 
***
Ему не пришлось свой план  доводить до конца – любыми путями склонить Вальку оставить Зою в покое. Если надо, и денег подбросить. Всё решилось само собой. На следующий день вечером, как и договорились, Зойка пришла и дала своё согласие на замужество. Но только на тех условиях, что предлагал Вадим Андреевич.
– Так, когда мы наметим день регистрации? Мне бы хотелось все эти вопросы решать втроём. Имею в виду твою бабушку.
– Хорошо. Сейчас её позвать?
– Не стоит. Она дома?
– Дома.
– Пойдём к ней сами.
Довольная баба Феня была согласна во всём.

***
Вересова Зоя Георгиевна уже неделю живёт в доме своего законного мужа. В свободные дни ездили вместе за одеждой для Зойки. Покупали всё, что понравится. Молодая жена в магазинах вела себя более чем скромно. Тушевалась. Полагалась на вкус и желания мужа. Шофёр только успевал уносить из магазинов пакеты. Вадим Андреевич подарил ей широкое обручальное кольцо и ещё одно, дорогое, с бриллиантом. Наконец, Зойка запротестовала, сочтя всё купленное достаточным.
Её   приняли в восьмой класс вечерней школы. Скоро второе полугодие, но она нагонит.
Квартира Вадима Андреевича обставлена немецкой мебелью. Хельги, серванты, торшеры и другая современная мебель только-только стала появляться в наших магазинах. На полу хорошие ковры. В спальне деревянные кровати, разделённые тумбочками. Кругом красивые бра, люстры, светильники. Зойка просила разрешить переставить мебель на свой лад. Он не возражал. Сказал, ему скоро выделят другую квартиру в другом районе, потому, перестановка эта ненадолго.
– А как же бабушка? Она здесь останется одна?
– Её заберём. Понял я, тебе стала она родной. Квартиру обещали в Московском районе в красивом новом высотном доме. Там комнат много и большие. Так что, пускай этот вопрос тебя не беспокоит.
В спальне, где лежала долгие годы жена и где скончалась, Зойка ночевать отказалась. Спала в его кабинете на диване. Вадим Андреевич располагался в спальне на своей кровати. Никаких поползновений к сближению не предпринимал. Был несказанно рад и такому счастью – видеть Зою рядом, ощущать её заботу, и от сознания, что она законная его жена, что, конечно же, настанет момент их физического сближения, был счастлив вдвойне.
Она проявила себя как заботливая жена и хорошая хозяйка. За долгие годы службы в этом доме она хорошо ориентировалась в большой квартире. Она и теперь чувствовала себя прислугой. И это состояние её вполне устраивало. И не было желания утвердиться в качестве жены. Несколько раз муж предлагал пойти вечером в кино. Она отказывалась. На самом деле, ей хотелось в кино, но шушуканье за спиной в магазинах, где они бывали вместе, и всеобщее внимание её смущало.

***
На пороге Новый год. Шофёр привёз красивую небольшую ёлку. Зойка принесла из дома игрушки. Стала украшать. Пришёл муж и застал её в слезах.
– Зоечка! Что с тобой?
– По Герочке плачу. Наряжала ёлку, не смогла сдержаться. Прошлый год вместе украшали. Он так радовался…
– Прошу тебя, успокойся. Приготовь ужин и закуску. Выпьем. Помянем Герочку и проводим старый Год. Тебе понравился тот розовый ликёр? Он в серванте. Накрой на стол. Я быстро умоюсь. Да, ёлочку прекрасно нарядила.
– Старый Год провожают перед Новым за час, а вы торопитесь. Ужин давно готов. Помянем моего мальчика. Только я схожу за бабушкой.
– Нет, я сам сбегаю, а ты тут всё приготовь.
Втроём они сели за стол. Баба Феня залюбовалась ёлкой. Покосилась на бутылку. Это уже во второй раз они выпивали, отметила про себя. А вдруг пить начнут вместе? Но напрасно она беспокоилась. Отпили меньше половины бутылки. Помянули мальчика. Зойка снова всплакнула, да и баба Феня не удержалась. Поужинали. Поговорили о будущей новой квартире. Разошлись скоро.
Зойка убрала посуду. Всё перемыла. Расставила по местам. Ополоснулась под душем. Пошла в кабинет стелить. Там ещё с какими-то картами сидел за письменным столом муж.
– Вы не собираетесь ложиться, Вадим Андреевич?
– Собираюсь, собираюсь, Зоя Георгиевна. Ну, до каких пор ты будешь так меня величать? Я для тебя просто Вадим и говори мне «ты».
– Не могу я и наверно не смогу. Со стороны смешно, чтобы я так вас называла.
– Зоечка, что ты меня всё старишь? Не чувствую я себя таким старым против тебя. Жизнь тебя успела покрутить так, что стала ты, пожалуй, постарше меня. Ну, хорошо. Ухожу, ухожу.
Ей не спалось. Сначала дала волю слезам. Плакала о сыне. После жалость защемила сердце о муже, как говорит бабушка, благодетеле. За что ему такое? Ни звать в дом его друзей не захотела, ни знакомиться с роднёй. Пойти на Новогодний вечер в Дом офицеров наотрез отказалась. Ещё и спят врозь. Он, наверно, страдает. Обещал ждать, пока привыкнет, а она и привыкла. Сам, наверно, боится спугнуть своей настойчивостью. Она ему рассказала о Герином отце. Он всё теперь знает. Потому, видно, так терпелив.
Вадим тоже не спал. Сначала, по привычке стал читать газеты. За день не успевал. Перечитал. После стал думать о Зое. О счастье, что принесла своим присутствием в его доме. Кто поверит, что ни разу не поцеловал по-мужски. Сказать друзьям по службе – засмеют. Но почему у него всё как-то не по-людски получается? Насторожил шум приближающихся шагов... Зоя сама пришла к нему. В одной рубашонке, высокая тоненькая молодая его жена. Подошла к кровати. Он бережно притянул её к себе под одеяло. «Холодно тебе, радость моя, счастье моё». Он уже не владел собой. Сильная страсть обрушилась лавиной. Целовал её с головы до холодных маленьких ножек. От переполненных чувств, слёзы радости душили его. Ни с одной женщиной не испытывал ничего подобного. Но…не смог овладеть ею в эту ночь. Волнение одолевало. Они заснули под утро, изнурённые ласками.
Он счастлив, но страдала его мужская гордость.
Утро для Зойки было радостным. Ей хватило с лихвой его ласк, его любовных признаний. Она уже не видела в нём старика. Его спортивное, тренированное тело заставило забыть о возрасте. По своей наивности считала, в первую ночь он не хотел  отпугнуть её  своим нетерпением. Она была счастлива и покойна.

***
Первая их ночь была следующей, после постыдного, как он считал, провала. Был он опьянён обладанием своей бесконечно дорогой женщиной. Счастливая Зоя купалась в спокойной ласке мужа. Новые нахлынувшие чувства приводили их в восторг.
Наедине для неё он стал Вадимом. Прилюдно говорила ему «вы» и не забывала отчества.

***
Она учится в восьмом классе вечерней школы. Через несколько месяцев поняла, снова станет матерью.
– Знаешь, Вадим, – сказала она мужу утром перед его уходом. – Я беременна. Самое интересное, что именно, когда учусь в восьмом классе. На этот раз восьмой я закончу.
Он восторженно принял её сообщение.
– Не думал, что так скоро стану отцом. Вечером обязательно отметим это событие. Позови бабушку.
***
– Приходил к вам посетитель. Генерал. Он вам кто, папа? Передал пакет. Но никаких продуктов, кроме фруктов вам нельзя, – сказала медсестра, войдя в палату.
– Спасибо. Остальное возьмите себе. Это не папа, а муж.
– Муж так муж. Очень симпатичный мужчина.
Неловкость Зойки за мужа-старика давно прошла. Наоборот, она гордилась своим Вадимом – красивым, интеллигентным мужчиной.
Родила Зойка девочку. Уже и имя у неё есть. Может и не модное, но имя её дорогой матери. Вадим наведывался в роддом два раза в день. Закидывал записочками и письмами. «Зинаида Вадимовна. Пойдёт. Хорошо. Люблю. Целую обеих».
У Зойки большие планы на дальнейшую жизнь. Обязательно окончит вечернюю школу и поступит в педиатрический институт.
Она будет детским врачом, чтобы оберегать своего второго ребёнка.
Девочка на вид здоровенькая. Но кто знает, что может быть дальше, какие сюрпризы ждать от этой малютки. Герочка тоже родился здоровеньким, а что потом? Она беспокоилась. Вадим знал о сыне. Тоже, конечно, переживал, но виду не показывал. Консультировались у рядовых и известных педиатров. Стопроцентной гарантии не давали, но на 99 уверяли в полноценности будущего ребёнка. Возможно, на первенца повлияла её молодость и последствия блокады. Ей 21 год. Родит в 22. Возраст вполне детородный. Резус фактор положительный. Так что они с мужем решили беременность сохранить. Про себя подумала: Гера такой родился, может, что петлю накидывала. А может и Пашина тут вина. Пьянствовал.
Поселились они в большой красивой квартире на Московском проспекте. Баба Феня с ними. Она берётся вынянчить Зиночку. «Ещё есть при ней бабья мочь», – как говорит о себе.
Перезнакомилась Зойка и с роднёй, и с друзьями мужа. Всё тут в порядке. Правда, некоторые родственники с лёгкой улыбкой намекают на пасынка и мачеху – пару, подходящую по возрасту. Но Зойку это не волнует. Она уверена в своём сильном чувстве к мужу. Она умеет быть преданной.

***
Привезли Зиночку из роддома всю в розовых ленточках, беленькую девочку.
– Вся в отца, – резюмировала баба Феня, – видишь, девонька, Бог дал тебе счастье за твои муки и горести. Ну и, слава Богу, а девочку обязательно окрестим.
Счастливая Зойка кормила дочь, сидя на диване. Молока много, как и в первые роды. Вадим любовался на свою мадонну с младенцем… Он не будет возражать. Пускай окрестят девочку.
Солнечные зайчики прыгали по комнате, отражались в большой хрустальной люстре. Зиночка сосала жадно, с небольшими остановками, на секунду засыпала, не выпуская груди…