1-702

__

Пришел с дежурства я.

Папа: «как, не тает?»

Молчу, а после вторичного вопроса отвечаю: «сам посмотри» /на улице очевидно холодно/

Папа /спокойно объясняет/: «просто очки надо одевать, ничего не вижу без них». Молчу.

Вова /сквозь сон/: «сколько время?»

Молчу.

Приходит с дежурства и мама.

Первым делом желает укорить папу: «зачем ты мне вчера вечером звонил, я /бедная, заботливая/ до полтретьего не спала, переживала; ведь всё равно издали не могу помочь».

Папа признает свою ошибку и неловко оправдывается - мама удовлетворена. /Мне это она  уже рассказывала с утра пораньше, тоже первым делом./ Начинает жаловаться и рассказывать, как она вчера ногу ушибла, всё в лицах и  многочисленных подробностях. Конечно, я уже раздражен, меня уже просто тошнит от всех них. Исчез  минут на 15, разряжаясь, писал, но когда появился, тут было всё то же.

Я с кухни /раздраженно/: «кто на сковороде жарил, вся грязная?!»  - все свое бубнят, поэтому  иду в комнаты: «кто на сковороде жарил?»

Папа: «я»

«Никогда не мешаешь, масла не ложишь, посмотри, как подгорела. Вымой за собой!»

Мама /громогласно, заботливо/: «Женя, ты умылся? Женя, побрейся!»

Женя идет бриться, мама идет чистить сковороду. Я, «чтобы не терять времени», ставлю пластинку на проигрыватель, хотя слушать ее пока не собираюсь. Вова спит, уткнувшись головой в угол, выставив зад и дыша собственными испарениями.

Смотрю программу ТВ /а ведь собирался опять «начинать»!/: «Вовка, что за «Симпозиум»?» /многосерийный фильм, в названии это слово/. Мычит, ворочается, потом чешет голову : «да про что же это, что-то не вспомню».
«Смотрел?»
«Смотрел…»
«Ничего художественного?»
«Да, про ядерное…» – бубнит он, вздохнув, и вновь опадает в прежнюю форму.

Мама: «Женя, ты поел хорошо?» /на этот раз, чтобы перебить его бред про «малютку Джона»/ - «Хорошо. Малютка Джон…» - поет. Папа стоит посреди залы в  кальсонах, разрисованных как обои и собирается натягивать штаны.

В зале трое: мама, папа и Женя. Женя поет и несет бред, папа стоит посреди залы уже одетый, у него есть свободные пять минут. Он идет к Вове и говорит в выставленный зад: «ты давай, приноси мне то, что надо переписывать, а то я тебя знаю, протянешь, а надо сразу: раз и все! раз надо, значит, надо!» Вова мычит, бурчит, шевелится, снова принимает прежнюю форму.

Мама внезапно говорит: «давайте, я псалом прочитаю. Каждый день утром  будем по псалму читать». Женя поет, говорит: «да ну, потом…» Мама: «ну, Женя!» /уговаривает, но не просительно/ и тогда Женя с готовностью говорит: «давай, читай» - и, перестав петь, садится. Папа тоже стоит и ждет посреди залы. Мама читает псалом первый в желтой старой книге, в которой прежний ее хозяин вырвал  всё «небоговдохновенное».

«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых» – читает мама с выражением, одев очки. Я ищу мясо к пожаренной картошке, шуршу бумагой за стеной и слышу лишь обрывки – «Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет» – на этом  кончает читать.

Я, еле вытерпев это манерное чтение, уже приготовился есть, когда мама вдруг начала еще и молиться – они все трое стояли в зале. От злости я не отказался от своего намерения поесть, хотя еще не начинал и со стуком сел за стол, со стуком взял ложку, подвинул со скрежетом сковороду - и стал есть, яростно думая про себя: «меня не спросили; вообще, всё это неправильно». Кончили молиться, мне ничего не сказали, папа пошел одеваться на выход, а Женя запел «Малютка Джон, малютка Джон, верзила из верзил, троих здоровых молодцов он на себе возил. Малютка Джон…» – «Женя, вот это не путь праведный». Папа, напевая благочестивое «м-м-м», уходит. Впрочем, он смотрел на меня укоряющим и расстроенным взглядом и, наверное, подумал: «ну, вот хорошо ли быть злым и недовольным?»

Я смотрю в залу на них, а кот смотрит на меня, на то, что я ем; идет и урчит, не сводя с меня взгляда. Впрочем, в эту секунду злость подсказала мне записать «обыкновенное» утро и я, прервав еду, поспешил предварительно записать их выражения  - повторив  их в уме несколько раз, я почувствовал, что иначе  забуду.

…Женя поет «Малютка Джон…», говорит «о, мама, у тебя мускулы прямо, как у мужчины» и проч.

Мама говорит мне: «ты сегодня спал?» /они так пытаются меня расшевелить, когда я замолкаю и впадаю в мрачность/ Я молчу.

Мама Жене: «давай учить, Женя. Повторяй за мной: «блажен муж»». Женя /с готовностью/: «блажен муж». – «Который не ходит на совет нечестивых» – «не ходит на совет нечестивых». Я ухожу в свою комнату и начинаю записывать; Вова спит, изредка вздыхает, может быть, слушает шорох моего карандаша…

Вот так и длится   этот хаос пятерых;  у каждого свой инструмент, свой голос; не всегда квинтет - чаще соло и дуэты, трио и  квартеты, а квинтеты обычно только по утрам. Пятеро бессильных и ничтожных людей - их стремление быть добрыми и  хорошими есть обыкновенное стремление любого человека быть хорошим, потому что  хорошим быть хорошо…

Я лишь часть передал, было еще много чего за это самое рядовое утро без особой ругани и поддевок лицемерных...