Зачем убили Михаила Шолохова?

К 115-летию со дня рождения Михаила Александровича Шолохова.

Споры об авторской принадлежности Тихого Дона идут давно. Даже тот факт, что авторство Михаила Шолохова, в конце концов, было установлено, не убедило сторонников версии ‘Шолохов-плагиатор’. Всё так же изо дня в день где-нибудь да можно увидеть очередные ‘разоблачения’, где авторы ‘срывают покровы’ с Шолохова, находя где-то какое-нибудь давно забытое произведение какого-нибудь казака-белогвардейца и вытаскивая на свет божий цитаты, которые как им кажется, Михаил Александрович мог украсть. Я уже молчу о сторонниках версии о литературных неграх, работавших на Шолохова, который по мысли этих же авторов был слишком молод, чтоб написать гениальное произведение (так порой и хочется спросить: ‘А ‘Будденброкков’ Томаса Манна вы не проверяли на предмет плагиата, скажем, с Эмиля Золя, да и автору их было 25, что подозрительно мало для гения’).
Но бог с ними с опровержениями их и так немало. Здесь главный вопрос стоит поставить по-другому – кому и зачем вообще понадобилось ‘убивать’ литературную репутацию Шолохова, а вместе с тем и загонять его самого в могилу?
Данный ответ, я думаю, куда проще, чем кажется – Шолохову банально не простили того, что он был не просто соцреалистом, но и всемирно признанным соцреалистом. Сам факт того, что Шолохов, получив в 1965 году Нобелевскую премию, фактически нарушил монополию ‘антисоветчиков’ на получение ‘нобелевок’ не мог не вызывать раздражения среди антисоветской общественности и от того именно на 1960-е-70-е гг. приходится пик обвинений Шолохова в плагиате.

                *       *       *

Нелюбовь диссидентов и эмигрантов к социалистическому реализму довольно легко объяснима. С 1934 года – то есть с момента, когда прошёл знаменитый I-й съезд советских писателей, соцреализм фактически монополизировал собой всё легальное литературное пространство, вытеснив ‘конкурентов’ от авангардизма, Пролеткульта и других попыток создания новой советской литературы. Государственный аппарат был на стороне соцреализма, не вписавшиеся в его прокрустово ложе литераторы или становились жертвами репрессий или отходили от литературных дел насовсем, а то и в своеобразную ‘внутреннюю иммиграцию’. Понятное дело, что молодой литературной поросли (которая далеко не всегда была настроена антисоветски) рамки этого жанра были тесны, и они пытались хоть как-то уйти от его клише. Литература оттепели в частности  - одна из таких не совсем удачных попыток. Не совсем удачных, потому, что далеко не всем молодым авторам удалось пробиться к широкому читателю, да и рамки соцреализма в какой-то степени всё ещё продолжали довлеть над тем, что попадало в печать. А вскоре с приходом Брежнева и вовсе все попытки модернизировать советскую литературу (пусть и опираясь на модернистский багаж начала века) окончательно были пресечены и в основном в советской литературе опять начал доминировать соцреализм. Который, к тому времени уже начал попахивать мертвечиной и таких шедевров, как ‘Как закалялась сталь’ Николая Островского, ‘Железный поток’ Серафимовича, ‘Чапаев’ Фурманова, ‘Цемент’ Гладкова, и так далее больше не порождал.
Потому многие лучшие литературные умы бросились на разоблачение соцреализма. Абрам Терц, он же Андрей Синявский в статье ‘Что такое социалистический реализм?’ отказывает соцреализму в праве называться реализмом и ставит его где-то на уровень державинских од. Довлатов утверждал, что никогда не стал бы антисоветчиком ,если бы ‘наверху’ не сочли описываемых им персонажей ‘несуществующими’ в советском государстве. Пожалуй, нет таких людей из позднесоветского литературного андерграунда и третьей волны эмиграции, которые бы не заявляли о ложности и фальши социалистического реализма. Что слегка контрастирует с эмиграцией первой волны, как-никак следившей в 1920-е гг. по инерции за молодой советской литературой (вспомним Георгия Адамовича рецензировавшего молодого Леонова).
И вот случается чрезвычайное событие – классик оплёванного литературным ангдерграундом социалистического реализма вдруг в 1965 году получает самую престижную литературную награду мира – Нобелевскую премию по литературе. Которую до этого и после этого получали лишь ‘антисоветчики’ – эмигрант первой волны Бунин, впавший в немилость из-за опубликованного за границей романа Пастернак, активный антисоветчик Солженицын и фигурант шумного судебного процесса, а так же эмигрант третьей волны Бродский. Понятное дело, что для тех, кто отказывал соцреализму даже в литературных достоинствах такой прецедент показался весьма серьёзным ударом и тут пошла тенденция с новой и самой большой волной обвинений в адрес Шолохова.
Отчасти этому поспособствовал и сам Шолохов – на процессе Синявского и Даниэля он в открытую встал на сторону обвинения (чем вызвал возмущение диссидентов, начавших ему писать злые ответные письма, в которых ему прямо отказывали в звании писателя), а в 1973 году он подписал так называемое письмо советских писателей в ‘Правду’ против Сахарова и Солженицына. Солженицын понятное дело Шолохову этот шаг не простил и, оказавшись в эмиграции начал активно ‘пиарить’ тему шолоховского ‘плагиата’, что видно по его предисловию к ‘Стремени Тихого Дона’ Ирины Томашевской, где авторша так же активно муссирует эту же тему.
В ход пошло всё – и слухи о каких-то забытых авторах, с которых Шолохов якобы сдирал текст Тихого Дона, и истории о репрессированных за сами сомнения в авторстве, личные счёты и обиды, даже его пьянство ставилось ему в укор, равно как и слабость ‘Донских рассказов’ (не всех на мой взгляд), неудача с ‘Поднятой Целиной’ (особенно вторым томом), всё более и более слабые и конъюнктурные поздние вещи, написанные уже человеком духовно сломленным. В итоге литературная репутация Шолохова сначала на Западе, а затем и в России стараниями диссидентов была если не уничтожена, то во всяком случае сильно поколеблена. По воспоминаниям Василия Аксёнова даже само имя Шолохова было настолько табуировано в среде эмиграции, что про него не пели песен, как про других нобелевских лауреатов (как было принято). Фактически мы имеем дело с людьми, которые очень хотели на самом деле вписаться в советский литературный пантеон, но у них не вышло это сделать, а если и вышло, то ненадолго. Даже когда читаешь эссе Солженицына о советских писателях своего времени (вроде Нагибина), невозможно отделаться от мысли, что им явно руководила зависть и чувство обиды от того, что он не остался в их пантеоне и не получил Ленинской премии.
И во многом по тем, кто даже сейчас педалирует тему 'Шолохов-плагиатор' можно определять каких убеждений они придерживаются и как они вообще смотрят на советскую литературу. Ибо если они к социалистическому реализму как правило относятся плохо, то понятное дело они отрицают, что за ним возможны какие-то шедевры, а если они и есть, то они по их мнению имеют ‘тёмное прошлое’. И именно они, используя изначально негативную установку по отношению к соцреализму, делают всё, чтобы ‘убить’ Михаила Шолохова.
Нет, автор не призывает любить соцреализм, да и коммунизм он тоже не жалует. Но все, же было бы глупо говорить о соцреализме, как об искусственном конструкте, где нет, и не может быть талантливых и даже гениальных произведений. Да и, в конце концов, сотрудничество тех или иных авторов с властью и даже их коллаборационизм во время войны (как это было у Гамсуна и Селина) ещё не делает их произведения менее талантливыми и заслуживающими внимания.