Именем Российской Федерации

               
Дед Кузьма жил со своей старухой в неказистом, слегка покосившимся на одну сторону, низеньком домике, сложенный из местного бутового камня под плоской крышей, крытый несколькими слоями  толстого руберойда,  в доживавшем последние годы, когда-то в большом и шумном шахтерском посёлке, со временем оказавшимся окраиной городской границы.
По соседству, с одной стороны, довольно приличный для проживания дом давно был пуст, и его вид портил примыкающее к нему строение с опустившейся чуть ли не к самой земле крышей. Участок использовался и то не весь,  как дачная территория с плодовыми деревьями, поросшая высокой травой. Изредка наезжали бывшие  жители, поливали небольшие грядки, жгли в металлической бочке мусор, тихо уезжали. Порой дед Кузьма с ворчанием заливал бочку водой, так, как едкий дым не давал  продохнуть.
     В ста метрах от поселка высился, как маяк, давно потухший террикон старой шахты, а новую шахту, нерадивые, ставшие хозяевами, довели до полного развала, то есть до банкротства. Видишь ли! Стала  почему-то нерентабельной, ненужной, и быстро прекратила свое многолетне существование. Начался процесс рыночной экономии, оставив многих шахтеров без работы.
    Поселок стал постепенно угасать, разваливаться, люди семьями покидали давно обжитые дома, двух этажные дома еще довоенной постройки первыми стали зиять почерневшими проемами окон, половина частного сектора постепенно стала заброшенной, а другая перепрофилировалась в дачи, где ночами выли брошенные на произвол судьбы собаки.
 Порой дед Кузьма от наплывшей скуки выходил на улицу, всматривался в даль ещё не разбитой заасфальтированной дороги, не появится ли кто из знакомых, и так и не дождавшись, вздыхал, качал головой, и вспоминались далекие послевоенные тяжелые голодные годы,  комок подкатывался к горлу от обиды. Поди - ж ты! Нет войны, а вокруг разруха, непонятно что творится, совсем люди с ума по сходили!
    Будни стали тихими, спокойными, нелюдимыми, а в выходные дни поселок, а вернее все, что от него осталось, понемногу преображался: То там, то сям слышны были визги машинных  тормозов, голоса взрослых и детей, разносился дым сжигаемых дров, щекотал нос запах поджаренного мяса, громко неслась по поселку музыка и дед Кузьма, привыкший к тишине, вначале спокойно прислушивался, а потом недовольно тихо бурчал:
   -Ну вот, понаехали горожане! Теперь от них на пару суток  никакого спасу не будет. От таких музык только в погреб залезать надобно, да и там, по сему видать спокойствия не добудешь. Ан как расшумелись! Что пчелы в улье, - чесал затылок, хитро поглядывая на бабку Дарью, и, как бы вскользь  своему возмущению с некоторой запинкой тихо добавлял, - А может таво…? – осторожно отводил лицо в сторону.
   -Чего таво? - настораживалась  Дарья, - Чего сразу нос  на бок поворотил?
   -Так уж и поворотил! - изворачивался  он. - Да я к тому…Э-э! Не пойти ли к ним да покалякать о том, о сем, а то с тобою здеся вовсе одичаешь, людей днями ни видавши. Ну, там, какие городские новости, и как его? Тьфу ты неладная! Протекает  бизнес, - дед делал ударение на последнем слоге, -  и вообче,  как жизнь? Ты же мне опять за газетку забыла, когда в городе была, вот и живу который день в неведении. Оно-то интересно знать что в мире творится особенного.
   -Да я и так тебе все новости рассказала, о чем слыхивала, а чтиво, только глаза портит, в очках и то много ли прочитаешь.
    Бабка Дарья отстранялась от своих дел, из - под очков, косилась на деда быстро реагируя на его слова с чисто женской психологией. Кому, как ни ей, не понимать, и не знать самые что ни есть уязвимые места в характере мужа, с которым прожила несколько десятков лет. Скоро будет шесть, а все такой неугомонный и привычки те же. Да -  а!  Он таков, даже в такие преклонные годы не откажется от предложенной стопки, ни в  жисть! И, когда заходил разговор на эту тему, то он удивлялся. Ну, как тут можно отказываться? Он же не ворует и не выпрашивает специально, как некоторые. Бывает, что дают по врожденной щедрости, по какой там случаю, а они бывают на году разные. Бывают такие моменты, что сам дающий не желает распространяться. А что? Может чего загадывает себе в уме. Так он и будет тебе распространяться, что на, выпей, добрый человек и мне за это будет удача, а если не выпьешь,- то нет! Поди, выглядит крайне смешно. Так выдавал свои мысли вслух при  обоюдных дебатах. А сейчас бабка Дарья, как бы угадывая его мысли, прорекла с некоторым негодованием:
   -И с чего тебе  шляться по улицам? Ага! Так я тебя и отпущу. Может еще в нарядный костюм облачить, для солидности?
   -Эх, Дарьюшка ! - ласково говорил дед, понимая что только так можно раздобрить сердце своей спутницы по жизни. - Костюм. А это еще к чему и зачем, могу и так, по домашнему. Незнакомый и так не позовет, понятное дело, а вот кто знает, тот обязательно кликнет, это я точно знаю.
   -Да уж все на поселке знают, зачем ходишь, старый, глаза только мозолить людям, - проговаривала Дарья, наблюдая за реакцией мужа.
    А он вел себя достаточно спокойно, поглаживал залысину морщинистой рукой.
   -Во многом ты не права, Дарья. Да кто издали видит, стар ты или млад? Выдумала, аль вычитала где? А мне нечего таиться и от стопочки никогда не отказывался, и не откажусь.
   -Об этом мне много годков известно. Ну ладно, тогда был молодой и сильный. А сейчас что? Ты одну, а затем вторую, а опосля и бог троицу любит, и на последок, - на посошок, и в итоге возись с тобой, иди печени на выручку,  а бывает если уж через чур и отворот, - говорила Дарья глядя на него.
    Он начинал улыбаться, показывая редкие зубы.
    -Так это, когда закусываешь рукавом. Эх, бабка! Бабье ваше понятие. То-то и понятие у нас, мужиков, что жизнью называется. А то как?
    -Ы –ы -ы ! - раскачивалась со стороны в сторону она: -Одной ногой ужо там  стоишь,- показывала на землю, - а мелешь. Наверное, там уже по тебе спор идет, куда определить в рай или еще куда, а он и не кается. Все вы, мужики, одного материала и покроя, привыкания, и скольких таких ужо туда снесли, сам, поди, знаешь.
    -Ну, ты еще скажешь! Те, кого снесли, не знали сколько надо, и где, - оправдывал свой пол дед Кузьма.
    -Да ужо вижу, что только один ты на поселке и остался, потому что знаешь, года только не те для такого пития, - не угасала Дарья.
    -Какие там года! - петушился Кузьма, вставая, разводил руки, приближаясь к ней.
    Предугадывая его намерения, Дарья поднималась с места, брала в руки полотенце и, как от надоедливых мух, отмахивалась им.
   - Да ну  тебя, старый ! - ретировалась в сторону.
    Дед, тяжело дыша, садился на освободившийся стул, глаза светились, на лбу расправлялись морщины.
     -Слышь, Дарья! А какое сегодня число месяца?
     -День? И вправду не подзабыла,  по утру что суббота, так помню.
    -А завтра?
   -Ну что ты Кузя! Чегошеньки, разве не помнить? Склероз, хотя нам ужо столько годков, у нашей калитки не задерживается. Ну и слава богу!  Живем при своей памяти. Да разве о таком дне забывают и сколько раз его встречали. Последнее воскресенье августа для нас знаменитое. И как его будут нынче встречать на поселке, когда бывших шахтеров уже нет?
   -То-то и оно, Дарьюшка! Где, говоришь,  будут, а у нас точно  нет, шахты позакрывали, многие подались в другие края, эта профессия такая заразная,   сильно притягивает, сразу бросить и перебороть себя на другой труд многим не под силу, заняться другим делом не так уж легко.   
-И то правда, - соглашалась со вздохом Дарья.
    На некоторое время наступала тишина, первым ее нарушил Кузьма, начинал мяться на стуле, оно жалобно  скрипело, начинал покряхтывать, поглядывая на Дарью,  та только и ждала, чего он хотел ей сказать. Кузьма терпеливо выжидал момент, подкрадывался словно издали, как кот, и видно намаявшись душой, наконец, изрекал для себя сокровенное:
   -Так надобно э-э, чекушечку,  а можно, и по такому случаю, по более, сама говорила, что надо лекарства сотворить на травке, да друзьев  помянуть не вышедших из забоя, да и тех кто в касках уголек долбит, - на этих словах делал короткую  паузу, а затем заканчивал свой монолог жалобными словами: - Ведь день то какой. Эх - ха!
   -Наконец-то дождалась от тебя, - с умиленным лицом говорила она. -Ишь ты, по более.-
Выделяла с его пространного монолога емкое слово, -Куда столько? Лекарства уже давно сделала. А для других, так никто не придет, а если и придет, то ясное дело, не с пустыми руками, старые обычаи, чай люди, молодым простительно, а вот старые  не забыли. Вот и надейся. До пенсии еще далеко, за что хлебушко покупать станем? Сухарики и то собаке скормили, совсем от дома отбился, гоняет по всему поселку, сколько раз говорила, посади на цепь, так как мимо ушей пролетело, - с некоторой обидой заканчивала она.
    -Так он сам себе пропитание найдет, а хлебушко, так надобно по сусекам поскрести, - с кривлянием в лице говорил Кузьма.
   Дарья махала на него полотенцем.
    -Да то, что было,  давным-давно тараканы слопали, да и сам сусек мыши  изгрызли, поди, его найди. Говорила, надо бы мукой запастись на всякий случай, – так тоже, Кузя, не слышишь,
    -Так ты на той неделе приносила, - вскидывал брови дед.
    -А  шанешки,  да пирожки не в счет!? - обижено восклицала она. - Много ли в руках принесешь, руки совсем вес не держат.
     -Так давай вдвоем. Дарь! В чем вопрос?
    -Ну да! С тобой пойдешь, так будут только одни расходы, знаю твои повадки, - не соглашалась она.
    -Вот те раз! Поговори-поговори! Так я тебе и поверил. Расходы, сусек. Да я все твои закоулки в доме знаю, - сгоряча выпалил он.
     Дарья повесила полотенце, с удивлением уставилась на него, с некоторой  укоризной промолвила:-
    -И лекарства нашел? Не думала что ты, как кот, выискиваешь по дому, и говоришь еще:  поболее.  До чего дожил, старый, ой-ой!
    -Да я же не специально, чего придумываешь? Ты же всегда ставишь туда, куда мне всегда нужда заставляет, вот и натыкаюсь. Ты чего, бабка, на меня налетела?  Цело твое лекарство. Да я и не знал на чем оно настояно, не принюхивался. Откуда мне знать, что там налито, это твое хозяйство. Я тебе когда врал? - начинал злиться.
     Дарья знала, до какого момента  можно драконить мужа,  резко делала поворот в другое русло.
   -Ну и стоит из-за такой мелочи загораться? Так я и думала что не специально. Ты же ставишь свои железяки туда,  куда мне надо, и кому мне верить, как ни тебе  – мой соколик седенький и реденький. Да что ни есть в доме, - все наше, прячь ни прячь. Ну и нашел! Что с того? Я порой сама забываю, куда что девала, стоишь и думаешь, а потом прозрение. Так видно, и положено в наши-то годы.
   Кузьма обижено отворачивался, по-старчески покрякивал. Он не умел  бурно обижаться. Вспыхнет, бывало, спичкой, и на этом вся обида пропадала.
   После такой семейной перепалки, Дарья начинала не - спеша собираться в город. Искала запропастившуюся куда-то коричневую потертую с годами сумку, а найдя ее, звенела мелочью,  шелестела пакетами, старательно укладывала по ее отделениям. Совсем успокоившийся Кузьма наблюдал за сборами жены и вставлял в былой разговор последнюю точку:
   -Что я, - ветеран  труда, почетный шахтер да не смею в этот день? Да когда такое было? Не припомню. А про костюм ты, Дарья, верно подсказала, правильно. Давненько я его не надевал, давненько. Проверить надобно, может, на нем моль уже праздник справляла, каждой твари - своя еда. Такому костюму цены нет, такие уже не шьют, после меня только в музее ему висеть. Вот завтра и надену. Ты его  достань, пусть  проветрится,  а то мало ли что,
   -Да ничего с ним не случилось, только вчера проверяла, - в цельности и сохранности, упакован хорошо, медальки только маленько почистить надобно. И наденешь, Кузя, обязательно, наденешь. Хоть раз в году посмотрю, какой ты у меня бравый, нарядный, как в былые годы, только бриться не забывай, заростаешь больно быстро, - продолжала собирать сумку.
   -Только ты, давай осторожно и не ходи долго. Знаю  вас – баб. Как встретитесь,  так и разговору на половину дня, а после и рассказывать не о чем, все о пустом.
  -Так ты сам с расспросами суешься, проходу не даешь, с кем, когда и где, и что  в городе творится. Газету обязательно тебе куплю, вот там и все новости. А так, что ее покупать?  Что по радио то и в газете.
    -От радио никакого проку нет, по нем только рекламку талдычат,  да музиценсия звучит, никакого толка, а вот газетой можно и печку растопить быстро, не то что лучиной, пока разгорится, сколько нервов попортишь.
    -Да много ли ты топи- -ил? Сухого бурьяна в печку и хорошо разгорается, я так всегда делаю,  - усмехалась Дарья.
     На что Кузьма махал худощавой рукой.
    -Да ладно тебе!
    Опять Дарье приходилось менять русло разговора.
   -Ты не пыжься! Вот что тебе скажу; не приду к обеду, так все сам разогреешь, да смотри, не забудь лекарства выпить, на столе в кухне  лежит, а то опять забудешь, и ночью глаза нараспашку, и после этого, вишь ему чекушку! Опять разболеешься, как на той неделе. Боже милостивый! Половину дня маялся, сердешный. Выпить, видишь ли,  ему подавай. Лучше яблочный компот  потребляй, вчера - сь  наварила, в коридоре стоит.  Смотри , не опрокинь! Под ноги смотри. От него и пользы больше. В ентом годе, смотри,  сколько уродило, куда только девать и выбрасывать жалко.  Вареньев; так с прошлого года на полках стоят, сахарятся только, и нет толка. Таньке отдать, так и у самой много.
   -Куда там много! - говорил Кузьма. – Погляди, на ее саду червяк и лист не пожалел, за хорошей фруктиной  уход нужен, а они пару раз в месяц наведываются, в доме скоро грибок все полы испоганит, переточит, я ходил и видел. Вспомни, когда она последний раз была? Без надлежащего ухода все рушится, ясное дело, что в доме жить надо, а не бросать на произвол.
   -Ну, так тем более предложить, не откажется. Машиной могут много увезти, не сами так на рынок, это она умеет.
    -Не - а!  Не согласится. – отрицательно кивал головой Кузьма.
   -Это почему?
   -Какая ты стала, не  смекливая! Год урожайный, за копейку стоять кто будет?
   -А ведь и вправду, - соглашалась  Дарья. - И что делать?
   Кузьма хитровато прищуривал глаза и говорил:
   -Что, что! Самопал с них готовить. Вот что с ними делать, все равно пропадать, а так хоть дело.
    Дарья с некоторой укоризной глядела на него. Он понимал, что его провокационный совет вызовет бурю негодований, негативную реакцию, и выжидающе, не дрогнув ни единым  мускулом лица, смотрел на жену. В противовес всему только покачала головой и спокойно промолвила:
   -Кому что,  а ему одно в голове. Когда же ты Кузя,  повзрослеешь в моих глазах? Сколько годков, а все такой же шибутной, как и в молодости не меняешься, и не знаешь, к добру ли такое. А может после ста, если доживем. Это же столько сахара надо!? А как же! Буду я еще тратиться на этакую гадость. Руками столько из города не вынесешь. Да ни в жисть!  Нашел дуру.
   -Кому какая, а мне такая досталась, - парировал Кузьма и понемногу кривлялся, отворачиваясь уточнял: -Для лекарства,  первак  будет что надо.
   -Подле твоего самопала надобно сторожа ставить. Упадешь пьяно - сонмо будешь, - говорила Дарья.
   -Так ты про то! - разводил руками Кузьма. - Еще помнишь, а должно давно былью порости.
-А ты нарочно возьми и проверь.
-Скорее от тебя спать потянет.
-От твоего несусветного недоверия к мужу. Вот так тебе скажу, - продолжал он.
   -Что ни говори, а я знаю твою натуру насквозь, так что можешь в таком паршивом деле не советовать. На годки свои глянь, уснешь и не проснешься. А обо мне подумал, старый? - уже с раздражением говорила она.
   -Да я всегда о тебе думаю, а что толку. На все, как все говорят, божья воля. От нее не увильнешь в сторону и не сбежишь. Как прописано, так и будет.
   -Воля то воля, а сам не плошай. Ой! Что-то я заговорилась с тобой совсем, - спохватилась Дарья, - А то к вечеру приду. Затеял, старый, разговор – бог знает о чем  столько времени потеряла, - вздыхала она и продолжала ворчать: - Слушать даже противно. Я пошла. А ты слишком по дому не гоношись, выпей лекарство и ложись, а то я знаю тебя - будешь бродить, лучше полежать полчасика и то полезней будет. Потом делай что пожелаешь, посмотрел бы на лестничную перекладину, шатается вся, ненароком сломается под ногой,  горя не оберешься. Не дай господь! Такая легенькая лестница, не та, что за домом, тяжелюшая, пока к яблони дотащишь, половину дня отдыхать надо. Да слышь, Кузя!  Табурет на кухне тоже оглядеть надо, чё с ним сделать еще можно, жалко выбрасывать, сколько лет прослужил. Да и краник уличный подтекает. Чего воде зря литься! Увидит кто, заругают, ведро подставила, глядишь и проржавеет. Вертульку сколько не тяни, все одно капает. Кажется, всего наговорила, теперь можно и идти.
   После ее ухода Кузьма внял ее наставлению ,прошел на кухню, проглотил таблетку и она, как никогда, показалась такой горькой, что запершило в горле и даже после выпитого приятно прохладного компота, оставалось неприятное ощущение. И чтобы как-то погасить его,  поправил на лежанке тканую холстину, лег, подложив руки под голову, спиной почувствовал исходящее тепло.
   Он давно мечтал о такой лежанке и то, после того, как побывал в гостя у одних из знакомых, но не знал, как подступиться к такому ответственному делу.
   На пенсию вышел довольно еще крепким здоровяком, способным без отдыха перекопать не одну сотку огорода, но врачи порекомендовали больше не работать под землей. С легкими не все в порядке, хотя он ничего не ощущал, дескать, на такую работу есть и помоложе, в его груди достаточно угольной пыли, и кто ее знает, когда она о себе напомнит, и потому лучше не рисковать.
   Уходить совсем и сидеть дома, сложа руки, не пожелал, не та натура, да и  начальству было жаль расставаться  с заслуженным  ответственным работником, и после некоторого времени предложили заведовать угольным складом и после долгих уговоров, скрепя сердцем, согласился. Да и что это за работа, порой стучало в висках - одно название, ходи да проверяй, сколько прибыло на склад и сколько убыло; - чисто бабская  работа или для инвалида по жизни, даже неудобно смотреть в глаза тем с кем на протяжении долгого времени плечом к плечу трудился под землей.
  А что поделаешь! Да - а! Сначала было не интересно, но потом привык, и даже стал отращиваться животик, а забой долго снился. Он часто приходил к началу смены к клети и наблюдал, как ее пространство наполнялось людьми в касках с шахтерскими лампами, и, на душе становилось так тоскливо, исходящий теплый воздух из шахты достигал легких, непонятная сила магнитом тянула туда, вниз. Его пробирала мелкая дрожь, быстро отходил в сторону, чтобы никто не видел его волнения. Приходил в свою маленькую коморку на складе и чуть ли не выл и чтобы успокоиться начинал перебирать бумаги, стопой лежащие на столе.
   Руки все не доходили до обустройства лежанки, да и он, вопреки своему желанию, боялся  перестраивать в доме с мыслью, что в его непутевых руках ничего путного не получится. Печное дело тонкое – не признает тяп-ляп и все. По такому делу специалист нужен, а не шахтный угольный рубака.
   С самого начального проживания в этом доме ему казалось, что печная груба сложена не так, и не там, где после просматривалась, и сейчас неудобна к подобному переустройству. Да и кто думал тогда, что придется  со временем переустраивать? Извините! Кто по молодости, когда силенок хоть отбавляй, так и прет наружу, задумывался –она не вечна, иссякнет по старости. Думали с Дарьей, что такое жилище временное, что когда-то, поди,  дадут квартиру. А получилось по иному. Квартиру-то дали, а что толку. Отдали детям, потому прикипели к земле, к петушиному крику по утру, к вечернему крику сыча у террикона, к ночной тишине, да и грядки дают экологически чистый продукт. Во время перестроечного брожения их положение оказалось предпочтительней  тех, кто жил в городских квартирах,  и без земельного участка. Не зря поговаривают; имеешь клочок земли –никогда голодным не будешь. Она, родимая, всяк прокормит. И начало развиваться огородничество. Да и сейчас старикам квартира не нужна, - только трата так нужных для других дел денег.
   А сколько уже поселковых двуэтажек смотрят пустыми проемами оконных глазниц, заброшенные, никому не нужные. В одно время в них поселялись пришлые непристойные людишки, шкодили по дачам, так молодец, -местный участковый, быстро навел порядок, и в этом смысле на поселке установилась тишина.
   В обустройстве желанной лежанки помог сосед по улице, скрывавший свои навыки. Кузьма знал, что он отменно рыл колодцы, а что имел дело с кладкой печей, такого не было на слуху. Славный был мужик - погиб под завалом. Царствие ему небесное! Целую неделю сосед ходил вокруг печи, приноравливался, как подступиться к ответственному делу, постукивал по грубе, недовольно цокал языком, прислушивался, как доктор с тасоскопом. Кузьма наготовил кирпичей и шамотной глины и  в один из выходных дней нагрянул сосед с молодым напарником, и заявил:- Ломать будем здесь, на кухне, и другого варианта не наблюдается, по устройству, по положению печи. Дарья было запротестовала, заохала, но сосед оставался непоколебимым и она сдалась со словами:- Да делайте, что хотите. И во всю закипела работа, за день лежанка растянулась на кухонной территории, приятно пахло сырой глиной. Сосед заверил, - лежанка исправно будет выполнять свое предназначение. Некоторое время пришлось готовить на улице на металлической печке, глина не любит резкого тепла - потрескается и вся работа пойдет насмарку.
   Такое строение в корне изменило давно привычный архитектурный облик и без того небольшой кухни, пришлось передвигать и перестраивать кухонную мебель, что-то удлинять, что-то укорачивать, дополнять на стены, что стоило хозяевам дополнительных житейских мук и высказанных крепких словцов со стороны Кузьмы. Да какие - там крепкие словца! Он по мужски ругаться-то не умел, ругался при неудовольствии своеобразно, не обидно, а скорее всего смешно. И все же больше всего бурчала Дарья, пышная телосложением и особенно когда цеплялась юбкой за что-нибудь, не попадайся под руку –отхлещет полотенцем которое днем не выпускала из рук, показывала порванное Кузьме со слезами на глазах. Именно в это время он к ней старался не подходить. Так продолжалось до тех пор, пока не простудила спину, копаясь на грядках. Вот только тогда оценила достоинство нового приобретения,  и впервые за не так уж короткое время сказала: - И что мы с тобой раньше до такой благодати не додумали, Кузя? Ведь прелесть ты наша. Полежала немного, и все, как рукой сняло.
   Кузьма довольно хмыкал носом и улыбался, а она очередной раз ложась на лежанку ласково говорила:
   -Выручалочка ты наша, я бы без тебя несколько дней согнувшись ходила, -и опять повторялась: -Раньше бы такую, Кузя!
   Кузьма менялся в лице и с раздражением отвечал:
   - Я тебе что, строитель? Я, -потомственный шахтер, -говорил с некоторой гордостью, -Я с обушком, может родился, вот им  и владею лучше любого топора, и молотка боюсь потому, что он, стервец, все норовит пальцы прищемить. Да и в строительстве этого дома, сама знаешь, много ли моего участия.
   -Ну и чего сердиться? Сама знаю. Все же каждый путевый мужик должен по дому мастерить. А с тебя какой? Один гвоздь забить и то кого приглашать надо, а курицу забить… Срам один! - она усмехнулась. - После гвоздя все пальцы в йоде и бинтах.
   Дарья попутно, ничего не замечая, продолжала свои дела, а Кузьма  хитровато прищурив глаза, незаметно сокращал к ней расстояние.
   -А уж сама знаешь, какой я. Сын в офицерах да и дочь, ан какова, да и внуки есть. Вот такой ужо я.
   Дарья не сразу понимала ход его непутевой мысли, а когда доходило, лицо становилось бардовым, обращала на него внимание, когда тот оказывался рядом, совсем рядом,  и с возгласом:-
   -Ты чего, старый, удумал?
   Он в шутку пытался ее поймать, она тихо вскрикивала, и не смотря на свою пышность, легко увертывалась от его рук, он со смехом падал на пол, прерываясь легким кашлем.
   И вот сейчас, на лежанке, чувствовал, как блаженное тепло овладевает худым телом, оно становилось легким, совсем невесомым, порой пощипывал себя, убеждаясь -оно существует, он его чувствует. Прикрыв глаза, видел розовую пелену, а может только все  и воображал ее, а может еще потому, что  постепенно засыпал. Появились сполохи, они появлялись изнутри, с непонятной глубины, ползли вверх, расширялись и растворялись вверху, внизу возникали новые и циклы повторялись. Этот мираж длился до тех пор, пока  не понял, что засыпает и понимал  если уснет, то ночью будет маяться от бессонницы, тревожить Дарью. Так не должно быть, резко открыл глаза, и  все исчезло.
Сел, потянулся, опустил босые ноги с лежанки, ждал, когда придут к норме затекшие руки.
   -Ох - ох! Надо выйти на улицу, подышать свежим  воздухом, а то на лежанке совсем разопреешь, -шептал, отыскивая глазами невесть куда запропастившиеся шлепанцы. - Ага !
-Вот вы где, голубчики, - сунул в них ноги и двинулся на улицу.
   Погода не обещала ничего хорошего: по небу ходили тучки, то и дело закрывая солнце, с восточной стороны тянуло прохладой. После Ильина дня часто зачастили дожди, и только к половине дня было относительно тепло, а ветерок уже не баловал, не был таким теплым и ласковым , как в начале месяца –в тени не долго  высидишь без одежки, на деревьях стали закручиваться листья, особенно на фруктовых деревьях, да и трава с каждым днем теряла  цвет. Скоро уборочная, работы невпроворот, а силов - то нет. Вот и вертись, как сумеешь, - так раздумывал дед Кузьма, окинув хозяйским  взглядом подворье.
   У калитки, громко чирикая, возилась стайка шумливых воробьев. Кузьма  сел на лавочку, поеживаясь, стал наблюдать, как пичужки отчаянно спорили между собой, каждая из них пыталась овладеть  чем-то непонятно круглым, издали невозможно разобрать чем, как ни пытался разглядеть дед Кузьма. Эта подвижная стайка делала столько шума, казалось, ему не будет конца. Пищали, смешно наскакивали друг на дружку, легкий ветерок разметывал  перышки.
   -Во как! - кряхтел дед Кузьма, наблюдая за ними.
Минут пять продолжалась возня пока одна пичужка, самая пушистая, подхватила  то круглое,  перелетела с ним через невысокий забор, на это ей, вероятно и хватило силенок, и вся стайка продолжила спор уже за забором. Лишь один маленький комочек сидел на острие штакетника  и жалобно попискивал.
   -Наверное призывает сородичей к разумению, - с улыбкой произнес Кузьма, покачивая головой: -Ну и что ты пищишь! Иди и дерись, а то не достанется.
   Пичужка, словно вняв его совету, исчезла за забором.
    -Вот так - то, -промолвил Кузьма.
    Перевел взгляд на участок, где росло всего  три яблони  и одна вишня, на углу дома мощное дерево грецкого ореха. Всего-то территория. А что поделаешь! Стандарт на участки. Кому-то показалось, что мало землицы у России - матушки. И какой дурак придумал такой стандарт? Чтобы ему рот перекосило, а может, он уже сгнил давно, а память  о нем так и осталась в том законе на стандарт. Шесть соток, а треть из них камень на камне. И не важно, сколько в таком доме ртов и еще за эту землю платить ежегодно. И за что? Купил на заработанные своим горбом, и построено своими руками, тоже платить надо. Так где справедливость? Провели воду, так ее в летний период почти не бывает, вот и приходится по старинке рыть колодцы, благо, что вода близко. Здесь еще ничего, а вот в другом  поселке так вода в старые выработки ушла, летом с ней большая проблема. А далее; на участке сарай для угля, да летняя кухня, в доме летом никто не топит. И в итоге - землицы остается на пару грядок, которые перепрыгнуть можно, если хорошо поднатужиться. Это сейчас пару мешков картошки хватает на всю зиму, когда остались вдвоем. Когда - то поговаривали, что такое распределение временное, а как всегда осталось и поныне.
   Так рассуждая, Кузьма обратил взгляд на висевший на заборе мешок. И вот он уже вертит его в руках, внимательно разглядывая.
   -Смотри, какой он крепкий. И где его, бабка, приобрела?  Видно с города принесла. Я раньше такого  в доме не видывал. В таком много чего полезного можно держать, крысе долго придется трудиться, чтобы прогрызть насквозь. Что за напасть! От этих тварей  спасу нет, особенно в последние годы. Приходится хранить продукты в металлических бочках. Вот    если бы они разумели такую человеческую хитрость, то скорее всего, половина передохла от инфаркта, а со второй половиной  разобрались. А какие  только капканы, разные отравы подкладывают, да и кошка не всякая с ними справляется, и все же, сколько средств и сил забирает постоянная борьба. Такова природа, каждый, как может, борется за свое существование. И смешно сетовать, на то воля божья, а она порой не срабатывает. Возьми, к примеру, человека, если слабый телом и духом, то стараются ему помочь, срабатывает госпожа - милосердия, да и не  важно название, а действия окружавших. Попадает в беду человек на твоих глазах, так разве осмысливаешь свои действия? Знамо, что нет. Все происходит интуективно.  И глупо спрашивать, зачем ты  бросился на помощь. И тут за примером долго ходить не надо, я сам и есть живой пример. Самого четыре  раза вытаскивали из-под завала. Может это из другой категории? Но все же…А шахта.? Тут дело другое. Шахтерский закон незыблем: - свою жизнь положи, а товарищу помоги. Когда в завальные карманы попадало сразу несколько шахтеров,  то отдавали последнюю воду и корку хлеба самому слабому. Да что там говорить! - Кузьма тяжело вздохнул и продолжал разговаривать с собой: -А скольких спасли поднятием духа? Невозможно представить, что думает человеческая плоть оказавшаяся в такой ловушки или в другой тяжелой ситуации. Многие,  очухавшись от кошмара, обычно говорят, что, дескать, ничего страшного. Знаю, не верьте! Ни за что не верьте! А лучше не заводите вопросов на эту тему, не получите правдивости. Такое надо испытать на собственной шкуре, пережить собственным умом. Такое ощущение невозможно донести, потому что у каждого индивидуальное восприятие.
    Взять к примеру третий по счету завал…  Да что там третий! Второй; - громом громыхнуло сзади так, и подумал грешным умом: - конец тебе, Кузя, не видать больше ни белого света, ни зеленой травы, мысль сверлила, как меня хоронить будут, как жонка будет убиваться. Эк, хватил! Молодыми тогда были, но чувствовал, что Шубин уже распростер ко мне свои объятия и потерял сознание. Очнулся, в оккурат ночью, темно. Думаю, а где я нахожусь? Если на том свете, то почему надо мной висит лампочка? Пусть даже не горит, но висит и окно квадратом светится, значит я живой. И слышу, как моя Дарьюшка плачет, и знаете, что я впервые спросил? Нет, ни о том целы ли у меня руки и ноги. В том-то и вопрос,  а живы ли все ребята, - ребята которые были рядом в забое? И не знаю почему. Повезло тогда нам. Никто не погиб. Пожалел нас тогда владыка шахты. Услышал такую новость, и боль куда пропала, и так жить захотелось, всем бедам назло. И выжил. Три месяца меня обхаживали медики, и от всех болячек остался один шов на всю жизнь на память. И опять туда, в забой. Шахтер - не профессия, это болезнь. Вот, и болею ею всю жизнь, и не сказать - куда деваться. Профессий, вон сколько, есть на свете.
    Что говорить! Таких случаев не перечесть, и часто сами виноваты, сами лезем по своей глупости и удали туда, куда порой не следует. Мужики – ушлая,  рисковая порода.
   А тот случай - это что! По сравнению с другим с которым пришлось столкнуться, не забудется уж нетушки, никогда –он даже не раз снится, но почему-то в перевернутом виде. Помнится не тот завал, когда стоял на краю пропасти, задыхался от нехватки воздуха, перемешанного пылью, сохли губы, и ныло в желудке от голода, а когда оказался отрезанным от всех  на втором горизонте с одним новичком- пареньком, месяца еще не проработавшего в шахте. Тоже снится, а почему-то по утру, до конца Дарья не дает досмотреть – будит, говорит, разговариваю громко, а в следующий раз повтор не тот. Во, как получается забавно! Порой удивляешься тому, сколько ум сохраняет былых происшествий. Это же когда было, может три – четыре десятка  лет назад, а помнит, не стирает.
   Тогда, как сейчас помню, оказались с тем пареньком в кромешной темени, по всему штреку словно вагонетки по кускам рельс катят – гул стоит и не поймешь, над головой или под ногами, с добрую минуту такой шум и неприятное ощущение, а потом резко стихло. Я, по правде говоря, испугаться по настоящему даже не успел, за соображением что  происходит. Да мало ли в шахте шума -на все обращать внимание - работать некогда. В шахте шум дальше слышен, нежели на поверхности, он сжатый, как в бочке.
   Последствие шума пока еще не видели, но чутье подсказывало, творится неладное, и надо будет выкручиваться, оценивая обстановку. Единственный источник света - шахтерская лампа, одну для экономии выключили. Кто знает, сколько времени нам придется здесь быть в вынужденном плену. Понемногу продвигаемся к руд - двору. Метров двадцать прошли и мать честная! Там баррикада из кусков породы, ломаных затяжек, покореженных труб, обрывки кабелей, и как только не шандарахнул метан, видно вентиляция хорошая, тогда пиши - пропало, до сих пор удивляюсь! Мы  бегом в обратную сторону, а там точно такое положение. Понятно стало, мы оказались в ловушке. Если бы  там не было завала, то по спускной печи ушли бы на другой горизонт, а там, по вентиляционному на поверхность. Бывалый шахтер все шахтные ходы выходы как у себя дома знает. Как говорится, в нашем случае – путь к отступлению был перекрыт наглухо. Остановились, и вижу я, как  в метре от нас дышит затяжка, рванул молодого,  и назад, и опять  грохот, и на том месте, где только что стояли - глыбы породы. Не отойди во время, и с нас получилась единая лепешка. Табак дело! Если еще раз кровля задышит, то поминайте нас,  а если на этом все закончилось, то в такой ситуации можем находиться с добрую неделю, если метан не подопрет, а потом почувствовал слабое движение воздуха, значит наше положение не такое плачевное. Тормозков, если не транжирится, хватит суток на трое. С  водой будет проблема - на двоих маловато, а шахтную воду пить нельзя - животом маяться будешь. А чтобы на выручку не пришли, об этом и речи не могло быть, за каждую шахтерскую жизнь будут бороться сто, а нас двое. Вот и считай сколько! Все будет поставлено на дыбы: зазвенят телефоны, понесутся указания, приказы, ни минуты промедления, все силы для спасения, потому что каждая секунда уже омыта слезами родных и близких. Такая сила пробивает толщу любых пород. Нет ей преград.
   Я-то вел себя спокойно, ну не так уж, относительно спокойно, хорошо, что сообразил вовремя. Чего там юлить! Было легкое волнение. Как может чувствовать себя человек в подобной ситуации? Да еще когда руки ноги целы, и соображалка работает. Сам-то ладно, а вот с парнем. На парня было жалко смотреть. Сперва ничего, а после, когда туда-сюда побегали, поняли свое положение, он впал в истерику, нагнал на себя страху, начал кидаться на стену, упал на колени и, как женщина залился слезами, не обращая внимания на мое относительное спокойствие. Не люблю, когда так себя ведут. На первых порах стало жалко этого парня, его нежелание успокоится начало изрядно раздражать, и жалость постепенно переросла в презрение. Хотелось врезать с маху, по шахтерски. Знаю – такие выпады порой помогали привести в чувство, и напоминание что ты ведь мужчина, а не паническая тряпка. В конце - концов ты же знал, нытик, куда хотел идти работать! Тебя силой сюда никто не тянул. На солидный заработок позарился? Спокойно бы крутил баранку, или слесарил в теплом цехе, там, тоже руки нужны. Да оно и понятно. Кто  не хочет подзаработать? Да еще после армейской жизни. Давно установлено, шахтеру платят не только за его работу, а еще и за смелость, что опустился  сюда – почти в преисподнюю.
   А тут, передо мной, высокий, крепкого телосложением, молодость так и пышет от него, а нервишки, как у трусливого зайчишки, совсем ни к черту, от каждого шороха вздрагивает, и кто его знает -переживет ли созданное самим собой представление ужаса, получится ли после пережитого, с него настоящий шахтер. Он не первый и не последний, некто, завидя после белый свет, будет галопом бежать подальше не только от клети шахты,  но и от террикона, и одно упоминание о шахте  нервный тик не даст покоя, а запах шахты  вызывать аллергию, и с бровадой будет хвалиться, как побывал в шахтной переделке. Знавал таких, ушлых. Потом встречал торгующими на рынке и метущих дворы. Вот таким там и место,  кому-то и там работать надо.
   О парне сложилось нехорошее впечатление, но что поделаешь, если он вот рядом, живая душа и противна она тебе или нет, твоя обязанность спасать ее, другого варианта не наблюдается. Во что бы то ни стало, а спасать парня надо. Надо отвлечь от пагубных мыслей.
   Сам, когда первый раз попал в завал, сначала даже не моргнул глазом, не доходила вся серьезность положения. Если бы одного, возможно, то другой коленкор, а то попались как кролики, сразу  трое, и двое были уже не впервой в таких переделках, кошки на душе заскребли тогда, когда услышал их спокойный разговор, что нужно предпринять, и какова каждого роль в спасении. Это были опытные, с большим стажем, и не с одним темно -синим шрамом на теле, знавшие шахту как свою квартиру. Сложность заключалась в довольно малом для нас пространстве. Никто не впадал в отчаяние,  и только этот случай показал, кто есть кто. Особенно Вадька, Вадим Иванович - душка. Он был самым старым, ему уже полагалась пенсия,  а он по личным причинам работал. И хотя проработал с ним с год, не предполагал, каков он веселый человек. Этот низкорослый плотный мужчина знал столько шуток и прибауток, что хватило бы ни на один концерт. За трое суток в плену он ни на минуту не сомкнул глаз. Задавал нам каверзные вопросы, и издеваясь над нами сам отвечал, рассказывал всевозможные байки и даже плясал, выдавливая из нас смех. Только  по истечению третьих суток, когда  ощущалась недостача кислорода и пришлось прибегнуть к средствам защиты,  наконец, к нам пробились, вызволили из каменного плена, вынесли чуть ли не на руках на гора, и дохнув свежего воздуха, Вадим потерял сознание,  и скорее всего то бессилия и от перенапряжения нервов, и двое суток спал богатырским сном, когда проснулся, спросил лечащего врача  сможет ли он работать  в шахте и получив ответ, что только через полгода будет известно, с сожалением промолвил: - А как же там мужики будут без меня?
   Какая сила шахтерского братства. Он так в шахту не вернулся. Получил почетного за многолетний труд и вышел на пенсию и прожил недолго, после того последнего для него случая доконал его силикоз. Вот такие дела.
   А этот рядом хнычет. Потеря самообладания -самый что ни есть страшный враг. Потеря самоконтроля. Нервишки лечить надо и не лезть в шахту. И вообще, в чем парень виноват? Надо винить себя, что допустил его слабость, и надобно исправлять свою ошибку, и чем быстрее, тем лучше. Давай, Кузьма, за благое дело.
    Сел к нему поближе, спина к спине, чтобы чувствовать его содрагание, и без особой интонации, как бы ничего страшного не происходит, сказал:
   -Закрой глаза, - и выключил лампу.
   -Зачем так сделал, дядя Кузьма? Темно словно в гробу.
    Чувствую, содрогание прекратилось.
  --Неудачное сравнение. Естетственно, будешь в нем но только после меня, очередь свою ни как не уступлю. Ты закрыл глаза, как я прошу?
   -Закрыл. И что с того?
   -Как служилось?
   -Да так, в основном неплохо.
   -И если не секрет, то где отдавал долг?
   -На флоте.
Слышалась уже иная, спокойная интонация.
   -Вот даже как! На корабле плавал, значит?
   - На кораблях ходят,- поправил он, и продолжал: - Я подводником был.
   -Вот даже так! Туда, я слыхивал, берут особенных, смелых и отчаянных.
    -К чему ты, дядя Кузя?
   -Да я так. А девушка у тебя имеется?
   -Девушка?
   Услышал уже совершенно спокойный голос и понял, что задуманное начинает срабатывать.
   -Конечно, есть девушка.
   Продолжал раскручивать начатое, и не знал, догадывается парень или нет. Но неважно, почему не поддержать разговор на приятную душе тему?
   -И как ее зовут? Я многих знаю на нашем поселке, да и в городе тоже.
   -Может и знаешь. Таней ее зовут.
   -Таней, Таней - нет, с таким именем не припомню. Ишь, ты! Хорошее имя, утвердительное.
   -Интересный ты, дядя.
   -В чем интересный? Да я так. А вот что хочу спросить. Ты с закрытыми глазами? 
   -Да какая разница!
   -Э-э нет! Для моего вопроса есть разница, ну что ты приготовился?
   -Давай, валяй.
   -А ты ее видишь?
    -Кого ее?
   -Ну, кого же еще? Конечно Таню!
   -Смешно выглядит твой вопрос. А вот представь что вижу!
   -Да нет. Вовсе не смешно и видишь ты совершенно не то.
   -Как так!  - послышался ответ.
    Настала та минута, которую выжидал, которую лепил искусственно,  зарождая надежду в душе парня. Пора, пора идти в атаку. Давай, Кузьма! Не упускай момента.
   -Присмотрись хорошенько, парень! Разве это твоя девушка? Не - нет. Это твоя жена.
   Сделал паузу, прислушался, но парень молчал,  и после нее следовало продолжение, только тихо, словно издали:
   -Ты разве забыл, как я плясал на твоей свадьбе? – спросил тихо.- Я еще счет предъявлю за сломанный каблук. Такие туфли были! Моя в очереди за ними толкалась. Было весело. Таня в свадебном платье выглядела не хуже там заграничной принцессы, или киношной актрисы. И ты в костюме и белой рубашке, как полагается жениху. Красиво!
   По жизни долго и красиво говорить не умел, и не умею, и на старости лет не научился, душой говорю, жаль, что не видно. И аппаратов таких еще не придумали, видно еще нет надобности. После таких слов наступило затишье. Чувствовал всем своим нутром, - задел не на шутку душу парня, разбередил. В нем уже боролось молодое представление несбыточного и так желаемого. Он боролся со временем  опережения в мыслях, а я ждал, что же он мне ответит. И пусть даже не ответит, я на некоторое время решил поставленную задачу, и подумал,- неужели  на эту тему вся задуманная линия кончится, но он неожиданно для меня спросил тихим голосом:
   -Дядя Кузьма! А народа много было?
    Я не ожидал такого игрового на взгляд вопроса, но ответ не заставил ждать.
   -Да почти вся наша смена. Погуляли что надо. Это не твоя девушка, а верная подруга на всю твою жизнь. Ты за нее в ответе перед богом, и запомни, мужчина никогда не должен показывать своих слез,  а если уж так допекло,  отвернись, - развивал дискуссию.
   -Извини меня, дядя Кузьма. Ты их видел в последний раз.
   -Дай бог!
   -А что ты еще видишь? Ну - ка, присмотрись повнимательней, дядя Кузя.
   И игра продолжалась.
   -О –о -о! -смеялся вслух. - Вижу, как она готовит тебе ужин. Пахнет чем-то очень вкусненьким, аш слюньки бегут. Ты, к примеру, что больше всего любишь? Вот я, например; поджаристую картошечку с лучком и нарезанную соломкой, и только не пережаренную, чтобы слегка хрустела на зубах, и к ней малосольной селедочки, можно стопочку водочки и больше ни-ни, а то привыкнешь. Балдею от такой вкуснятинки. А по осени еще можно с груздочками, жаль что за ними далеко надо ходить. Эх! Моя часто готовит специально, она знает как.
   -Ну ты и сказанул! - хихикнул парень. -Невидаль какая, картошка с селедкой! Обыденная пища, в нашей столовой каждый день.
   -Ан,  нет! В этом меня уж прости, и с тобой в корне не соглашусь. Вот придет время когда-нибудь… Да зачем откладывать на когда-то? Приходи хоть сегодня вечером, и сам убедишься, что я прав. Моя готовит отменно.
   -В чем вопрос? Раз приглашаешь, то не откажусь, обязательно приду. А пузырек брать? Без него якобы неприлично. Ведь, как ни как, первый раз, и что бы не нарушать старых традиций.
   -Ну,  это как сам желаешь. Можно и так.
   -Я, все же люблю рыбный расстегай, и только со свеженьким карпом, и тоже с пылу – жара, с духовочки. Нежненькое,  с листочками петрушки, с легким запашком чесночка, и так чуть-чуть молотого черного перчика, чтобы во рту не особенно жгло, и язык не припекало.
   -Хорошая у тебя жена, заботливая,  не скажу, не знаю вкуса расстегая, думаю, что вкусно, и мне должен понравиться. Будет время, вспомнишь обо мне и позовешь.
   -Да я, как-то не привык надолго откладывать. А знаешь что? Давай завтра вечерком, я бутылочку припас, я слишком не увлекаюсь, а с гостем, куда не шло, пару стопок одолею. Жена будет рада, она у меня приветливая. И знаешь, как ее зовут?
   -Таней, что ли?
   -Точно! Ну и память у тебя, дядя Кузьма.
Такой разговор происходил с таким умилением, что у самого сердце чуть не выскочило наружу, и слеза сама собой выкатилась из глаз, и мне показалось, или даже послышался  ее стук о припорошенной угольной пылью рукав робы. Парень сдал сам себе психологический экзамен, теперь он сам будет способен  в этом плане проэкзаменовать другого такого же в сложной ситуации. Как после продолжать разговор?  Но останавливаться нельзя. Ни как нельзя.
   -У тебя квартирка что надо. Ну –ка, ну -ка! А кто там прячется за диваном, выходи! Подглядывает и не пойму мальчик или девочка.
   -Плохо видишь, дядя Кузьма, - вовсю доносилось из темени, - это же двойняшки, как я и хотел, мальчики. Ой, нет! Мальчик и девочка.
   -Теперь-то я и сам вижу! Мальчонка, смотри, на тебя похож, и дочка красавица, миниатюрная копия мамы. Да ладно! У меня сын - неплохой пострел, только учиться не очень любит, наверное, как и я будет шахтером. Если дети красивые и крепкие, значит в семье полный порядок, любятся крепко и надежно. Так оно и должно быть у шахтеров. Знаем, как матеря и жены крестят нас, провожая на работу. Ты парень, не сильно вникай в мои последние слова, и все же не слишком верь в судьбу. Делай ее сам, по своему усмотрению, по своей душе.
    Так и просидели сутки, не сомкнув глаз, да и за разговорами не могли уснуть, переговорили обо всем, и даже есть не хотелось на удивление. Со стороны руд-двора, послышалось скрежетание. Подошел к торчащей трубе и трижды по ней ударил. Скрежет затих, а потом нам ответили. Совсем рядом ритмично застучал отбойный молоток. Кивнул молодому напарнику: 
   -Вот нетерпеливые! Поговорить толком не дадут. Пойдем, откроем.
   И мы долго смеялись.
   Наверху, когда нам пожимали черные от угольной пыли руки, я видел, как черноволосая девушка пробилась через толпу встречающих,  со слезами на глазах, никого не стесняясь, повисла парню на шее, целовала  его лицо, медики успокаивали ее, просили  отступиться. Она выглядела по детски смешной, но со слезами радости и девичьей пылкостью была только с ним, не замечала запачканных рук и платья, и тогда подумалось: Такую пару не разлучит никакая сила и точно бывать свадьбе. А ведь так и случилось. Через два месяца, в оккурат на наш праздник  всей сменой  отыграли и наказали быть дружной  семьей. Больше, как помню, с ним шахтерских каверз не встречалось, в этом ему повезло, а вот мне-  еще пару раз пришлось  отбелить волосы, но все же жив и живу до селя, значит я везучий, как говорят у шахтеров – понравился Шубину. Был не раз гостем молодой семьи, и ел расстегай. Неплохая снедь, но  все же моя готовит куда вкуснее, а может, просто привык к ее стряпне. И то что  чего особенного – картошка с селедкой, дома все  же  вкуснее, а в чем секрет, не понимаю. Перед развальными годами он уехал  в Кузбасс да там и остался, а потом и Таня с детьми подалась к нему. На поселке старых шахтеров не осталось, так, только со мной трое стариков и все. Нет здесь больше шахтерского племени. Такие дела.
   От нахлынувших воспоминаний дед Кузьма рассочувствовался, глаза помокрели, к  горлу подступил комок обиды. А ведь ему не раз говорили – чем старше тем становишься сентиментальней, становится всех жалко, бывает по радио такую трагедию закрутят, казалось  зачем так переживать. Понимаешь,  что этого на свете никогда не было, что это выдумка, а оно само - собой получается. Дашка вот не соглашается, говорит:- Может, взято с чьей-то жизни! Кто знает, а может и так,  -я особенно не спорю.
   По давнешней привычке кашлянул в кулак, повертел в руках мешок, усмехнулся. Глупая, навязчивая мысль  сверлила старческую голову.
    -А, пожалуй, я свободно помещусь в ентом мешке.
   Положил его на землю,  стал в него, потянул за края. Мешок пахнул неприятным запашком,
    -Словно в нем солонину передержали, - бурчал он принюхиваясь.
   Длины мешка хватило до половины груди.
   -Если ему сделать маленько экзекуцию,  то понятно, что Дашка меня отчихвостит, и в хвост, и в гриву. Ну и пусть! Не впервой. Зато какой будет эффект в том и вопрос. Ну и пусть испортится, пойду в город и у знакомого торгаша возьму, какой ей надо. Ну и ляд с ним с мешком. Что она в него класть собралась? Я ей сегодня смех устрою, а то ей жалко стопки, словно я пью кожный день. Бывает, закортит, так  разве супротив себя  пойдешь.
   Вылез из мешка, закинул его на плече и  направился в дом. Обыкновенные ножницы сопротивлялись, и никак не хотели поганить жесткую мешковину, и как дед Кузьма не хотел, ничего не получалось.
   -Вот те да! - восклицал он. -Тряпку ножницы не режут. Так чем же его? Интересно, а садовые возьмут?
   С трудом обнаружил садовые ножницы и вот уже безжалостно кромсает углы мешка.
От прилагаемых усилий болели и сводило пальцы и он уже подумывал не бросить ли задуманное дело ко всем лешим, но раз задумал, то надо доводить до конца.
   Полчаса и углы мешка лежали на полу, и он примерял изувеченное  к бедрам, сунул ноги в прорези, получилось что-то наподобии шорт, а может и то, и не другое, как хочешь, так  и называй. Мешок с дырами по двум углам, и весь сказ! А шорты он никогда в своей жизни не носил, шорты - южная одевка, и даже когда с Дарьей отдыхали по профпутевке на море, любил даже в нестерпимую жару брюки из легких материалов, и только наблюдал, как другие щеголяли в них, показывая всем загорелые голые ноги. Когда молодой, в них- куда ни шло, а старшие. Тьфу! Зачем всем показывать свои волосатые ноги? Срам один. Сын, бывало, носил, а вот дочка  не считала нужным.
   Если мешок, или вернее что от него осталось предварительно подкатить  до уровня пояса, то получится совсем не плохо.  Предварительно, можно немного выше, и пропустить веревку, можно вдвое для прочности.  Для веревки нужно проделать дыры, можно в четырех местах, а сверху еще ремнем подпоясаться, куда проходит веревка не видно будет, а конец на любую зацепку или тот же крюк.
   Ножом проковырял дыры, пропустил через них веревку сложенную пополам, и убедившись, что она выдержит его вес, мыслил,  как бы и где  проверить выдуманную конструкцию.
   Смеху будет! - ликовал в душе. Да еще накинуть на себя пиджак, чтобы веревки не было видно… Хи-хи! Вот будет коли она появится  с города, - ликовал он  предвкушая  для себя будущие приятные мгновения. Вишь! Чекушки, для нее, жалко!
   Вот, где испытать? Мелькнула мысль о крючке в зале,  на котором болталась единственная лампочка, так этот крючок, сделанный из обыкновенного  гвоздя, такой сразу выдернется, а вот в прихожей, на котором подковка висит, так тот двоих выдержит таких как он.
   Он и раньше недоумевал, зачем люди к дому ладят подкову. Говорят  на счастье. Достаток  и спокойствие –вот тебе и счастье в доме. Придумывают только разные там суеверные заморочки. Сколько годков живу, а ничего такого сверхестественного не видывал. Видать таковским уродился.
 Отложил свое изобретение в сторону, принес из кухни табурет стал на нее,  снял с крюка подкову, тяжелую и липкую, и  тоже засомневался в прочности крюка, потянул за него, но он оказался довольно прочным, и  больше не вызывал сомнения.
   Влез в свое изобретение, накинул пиджак, думая о том, что если не выдержит крюк, то он опять обзаведется новым синяком. В последнее время  все поверхностные болячки  заживали долго, не то, что в молодости. С неделю назад зацепился  штаниной за калитку, ну и растелился по земле, синяк заработал на ноге, так Дашка замучила расспросами, где и как, словно от этого синяк пройдет быстрее. Вот сейчас проверю снаряжение, и буду дожидаться у окна, после двух  она должна появиться. Я ей покажу! Чарки ей жалко. Ишь, ты! Интересно - будет причитать или ругать на чем свет стоит, - этого у нее не занимать. Скоро увидим, а пока  проведем испытание.
   Смело стал на табурет, который под его тяжестью подозрительно скрипнул, словно предупреждая не делать на нем необдуманных решений. Да все обдумано и давно придумано, что ты под ногами скрипишь!? На тебе, вон какая кастрюлища с квашеной капустой стояла, и ничего, выдержал,  а у меня весу за год поубавилось, и это лежа на лежанке: дум- озорствовал Кузьма, привязывая веревку  к крюку.
   Ну, вот и все готово. Он сделал немного приседающее движение,  чтобы покрепче затянулся узел и услышал  шаркающее движение во дворе. Кто-то приближался к входной двери. Опоздал, что ди? Неужели бабка так быстро вернулась с города? Она же не реактивная, а может, кто подвез!- вертелось лихорадочно в голове. Задуманное рушится едва начавшись. Кузьма хотел скинуть петлю веревки, неловко повернулся  и с ужасом почувствовал, как табурет уплывает из-под ног, веревка резко натянулась, и он перехваченный ею завис. Попытался крикнуть, но  от собственного неожиданного испуга перехватило горло, словно в нем застряла острая кость, подтянуло живот и зажало грудь.
     Входная  дверь отворилась, и по аханью Кузьма понял, что это была  бывшая соседка, подружка Дарьи, Тамарка. Кузьма не мог в этот момент видеть выражения ее лица, так, как завис не в том положении, он попытался повернуться, но ничего из этого не получилось, руки совершенно не слушались, а внутри все трепетало. Получилось, он висел к ней спиной  лицом в зал и часть кухни.
   Он подумал, что соседка сейчас освободит его из капкана, и на том все закончится, а может, позовет кого на помощь. Не тут-то было! К великому его изумлению, соседка бочком  ахая и охая проскочила мимо него, и вот она уже в зале открывает ящик за ящиком, не обращая, на висевшего Кузьму, внимания.
   Кузьма видел, что она ничего не доставала, а по всей вероятности что-то искала. Часто закадычные подружки делятся сокровенными семейными секретами. И соседка видно нашла то, что так лихорадочно искала, выпрямилась и рассматривала найденное.
   -И что  Дашка такое прятала от меня?  Может   заначка на черный день? Ведь всякое может случиться. Бабки всяк экономней, чем мужики в летах.
    Из полуоткрытой входной двери потянуло сквознячком. За время своего бесчинства, соседка ни разу не взглянула на него, висевшего,  а он ужасался над тем, что она творила. Еще подружкой была. Э-э-э!     В сдавленном теле закипала злость.  В носу засвербило, и он неожиданно громко чихнул. Настал кульминационный момент: от такого звука соседка резко повернулась, дернулась, и то, что было у нее в руках, шлепнулось на пол. Широко раскрытыми глазами уставилась на висевшего Кузьму, и так смотрела с десяток секунд, пока он снова не чихнул, зашевелил рукой, пытаясь дотянуться до носа.
    Она громко вскрикнула, ноги подкосились, глаза подкатились, плечи опустились, начала заваливаться на бок пока совсем не распласталась по полу.
    Дело принимало серьезный оборот. И вот тут Кузьма  сам испугался не на шутку. Да разве он предполагал, что его глупая старческая затея обернется против его самого? Он захрипел, дотянулся руками до крюка, на что и хватило сил, и слезы брызнули из глаз. В голове стучало тревожно и грозно, а будь Дашка на ее месте? Кто меня толкал на подобные действия, какой такой дьявол? Чувствовал, как на голове шевелились редкие волосы, кинуло в жар, и он чувствовал, что в этот час, никто ни выручи.  он больше никогда не увидит ни свою  Дарьюшку,  ни внуков. Из горла отчаянно вырвался крик:
   -Дарь-ю-юшка - а !Дарь-юшка-а-а!
   Он весь напрягся, когда услышал то, так  жданное.
   -Иду Кузя, иду. Я уже воротилась. Я уже дома.
   Чувствуя своим беспомощным телом, что и ее ожидает участь соседки, превозмогая себя, закричал:
    -Я висю, Дарьюшка, я висю! Ты только не пужайся. Не смей пугаться, не смей, я живой. Не смей пугаться!
    Не мог видеть, как она вошла, лишь слышал тяжелые шаги ее тучного тела. С криком уцепилась за его ноги и запричитала, но он не мог в крике разобрать ни единого ее слова, сам повторял засевшее на языке:
   -Дарьюшка, моя Дарьюшка! Ты не пужайся. Иди, принеси нож, он там на кухне. Я перережу веревку. Ты только не пугайся, не надо! Давай, Дарьюшка, неси.
   -Кто тебя – я - а! - не переставая, вопила во весь голос она.
   Не переставая вопить, кинулась на кухню, дрожащей рукой сунула ему в руку столовый  нож,  и вот он, кряхтя,  и где только нашлось столько сил, кромсает  капроновую веревку и вместе с мешком и Дарьей падают на пол. Она обнимает его худое тело, а он гладит ее седые волосы, все пытается успокоить.
    -Ну что ты, Дарьюшка! Голубушка моя, ради бога успокойся. Прости меня, дурака старого. Я не думал, что так плохо получится. Нечистый попутал, сбил с толка. Плохо получилось. Вот сейчас освобожусь, и пойдем Таньке поможем.
   Только после его слов она обратила внимание на зал, на лежащую  в неестетственной  позе давнюю подругу,  отстранилась от Кузьмы, с удивлением и с испугом:
   -Что с ней? Почему она там лежит? Кто ее так? Почему она там оказалась, а ты здесь? - задавала вопрос за вопросом. - С ума можно сойти! И все это ты, старый! Как же так, Кузя? - оставила его и пошла в зал.
   Кузьма освободился от своего изобретения, откинул в сторону. По телу поползли мурашки и начали покалывать ноги от пульсирующей крови.
   -Дарьюшка!  Хватит тебе причитать и расспрашивать, отложи на потом. Бежи, лучше к Тимохе. Пусть вызвонит скорую. Как бы Танька, не дай господь, не померла. Как же это я? Тьфу – ты,  неладная! И угораздило же меня сотворить плохое дело. Не было бы мешка, а тут он на бельмы  попался. Ну, виноватый я! Бежи! Че стоишь столбом? Нечего ее рассматривать,  знать не картина, баба на полу.
   Скорая, бывало, ждешь - не дождешься,  но на этот раз она словно где была рядом, прибыла быстро, и вскоре за ней прикатил и участковый. Соседку положили на носилки и увезли, участковый стал дотошно расспрашивать  деда о случившимся. Долго  записывал, разглядывал сооруженное дедом  орудие преступления с некоторой лукавой улыбкой. Наконец, закрыв папку,  промолвил:
   -Ну, вы, дядя Кузьма, отчебучили! Как мальчишка. Сколько было различных случаев в моей многолетней практики, этот - самый смешной и невероятный, пища для юмористов, всем на зависть и потеху. Все ничего, но неизвестно что с пострадавшей будет.
   -А я значит не пострадавший? - недовольно проворчал Кузьма,
   -Да, конечно! Ты особенный из всех пострадавших. Удумали что на старости. Лихую молодость вспомнили, что ли? Наверное, в молодости был боевой, азартный, жалко мне бывшего вашего участкового. Случай неординарный, индивидуальный. А знаешь, дядя Кузьма, тебе могут, как пить дать, статью припечатать.  Не скажу какую,  но имеют полное право. Вас же до тюрьмы опасно везти, не дотянете, отвечай тогда за вас. У меня от ваших проделок голова кругом ходит,  писанины столько. И не завидую тому судье, которому достанется разбирать  это дело, если дойдет до того. В одном не виноваты, что соседку не звали, сама нарвалась на свою голову, а что творила, то доказать надо, может вы ее оговариваете, свидетельств  - кот наплакал. А она может,  напридумает,  бог знает что,  и что  вполне возможно, ей поверят больше чем вам.
   -Да как она заявит, если сама по ящикам шастала, совесть совсем потеряла, - вмешалась в разговор в защиту мужа Дарья.
   -Да я с вами, тетя, согласен, верю. Как дальше будет, в том и вопрос, - сказал участковый.
   -Ну и пусть посадят! - хорохорился  дед Кузьма. -Вот чего не испытал, и не знаю, так на старости познаю, так мне и надо. За свои проделки и мальцы ответ несут. А уж, как я, то и подавно. В армии был, три годика, как полагается, верою правдою долг родине отдавал. На фронте не пришлось побывать, так и в тылу не шибко сладко было. Уголек,  он и в то время нужен был, по восемнадцать часиков вкалывали. А как без него сталь варить? То-то же! В шахте заваливало не раз, так это разве не фронт? А с горящего гаража вытаскивали, когда в него зажигалка попала, один я  из всех в живых остался. И на барже с углем …бомба как шарахнет, три месяца ничего не слышал, да что там говорить,  за мою жизнь много всякого поперебывало с лихвой, а вот такой напасти  до  ентой  поры… Тьфу ты неладная! Ну и пусть посадят! За то полный пакет будет, сам виноват, самому и ответ держать, - высказался дед Кузьма.
   -Да что ты, оскись,  старый! Чего мелешь? Меня не пугай и на себя не наговаривай, - сердито говорила Дарья.
   -А чего я такого неверного сказал?
   -Дорогой ты мой, уважаемый дедушка,- говорил участковый. - О чем говоришь? О той жизни не имеешь никакого представления, а если от кого и слышал, то неправду. Туда, так равносильно в твои-то годы,  как на погост. Так что, живи и радуйся наступившему дню, не терзай себя и  свою бабушку, последний мой совет, и пусть будет спокойствие в вашем доме..
   -Раз уж так, - опустил голову Кузьма .
    Участковый придвинул к нему исписанные листы.
   -Здесь надо написать, с моих слов записано правильно, поставить дату и расписаться.
   -Принеси-ка,  Дарья, мои глаза, а то не вижу, одни листы.
   -Мешок видел, а вот бумаги не разглядишь, - бурчала Дарья.
   -Да ладно тебе! - смешно сопротивлялся   давлению жены.
   Участковый лишь улыбался, глядя на забавных стариков, собрал бумаги в папку.
   -И что, собираться, меня сейчас заберете  или готовиться надо? – неожиданно  промолвил Кузьма.
   Участковый прыснул в кулак.
   -Эх, дедушка! Ты  с нашего разговора так ничего и не понял. До свидания!
   После этого злополучного случая Кузьма потерял сон. Ночью, открыв глаза, долго смотрел в потолок, . болели бока, вставал, выходил  во двор  и долгим взглядом  смотрел на яркую луну, ежился от ночной августовской прохлады. День шахтера  отметили с Дарьей. Выпил одну рюмочку, а больше  не хотелось, до самого вечера ждал, что может, кто из бывших появится в его доме, и они вспомнят  всех, с кем трудились. Но так никто и не пришел, даже последний напарник  ежегодно не забывавший его, и тот не пришел. Поговаривали, что он сильно болел. Да – а! Редеет с каждым годом старая гвардия.
   После праздника, в аккурат на третий день, появился соседкин сын, прошел мимо и не поздоровался, прошел, низко опустив голову, показывая свою неприязнь. И все же Дарья по доброте своей души переживала за соседку, но не решилась поговорить с ее сыном. Только  побывав очередной раз в городе, узнала, что Тамарка нажила себе инфаркт, сутки пролежала в коме, но все обошлось,  и может, через неделю ее выпишут. Дарья, было собралась ее проведать, да Кузьма отговорил, сказав при этом, что если она посчитает нужным, то сама придет и объяснится. На что Дарья с ним согласилась.
     Через пару недель  их навестила молоденькая, ну прямо девочка, - следователь. Краснея и смущаясь, задала несколько вопросов, записала, поблагодарила за вкусный травяной чай и уехала.
    И вот прошел незаметно сентябрь, заметно похолодало, но деревья еще сохраняли листву,   только трава изрядно пожелтела,  и в воздухе разносился пух кипрея. Соседка так и не появлялась. Сын сам собрал урожай, вскопал под зиму грядки, так же воротил от соседей нос, и по этому случаю, дед Кузьма, ухмыляясь, говорил Дарье:
   -Видишь бабка, как получается на старости лет, врагов себе нажили, а все из-за чего спрашивается? Ну не хотел я,  а так получилось и Таньке по здоровью ударило. Неприятно получилось.
 -Да не кори себя понапрасну. Стоит  переживать  по пустому, обратно все уже не вернешь, –успокаивала его Дарья. -Я на Таньку никакого зла не держу. Вот приди она сейчас, так и не попомню ничего. Сколько десятков лет подругой была,  а теперячи - никакой, и меня, если что, и омыть будет некому. У каждого свои грехи, жалко после всего, доверия ни к кому нет, сгубила Танька в корне. Какова человеческая натура. Непредсказуемая, как ни скрывай заложенной в ней плохое, обязательно, когда и выплеснется наружу, что с Танькой и случилось, и твоя забава к этому подтолкнула.
    -Профессор ты моя! - Кузьма ласково смотрел на жену.
    Уже прошло две недели, а он еще сокрушался о содеянном, Дарья, видя его в те минуты упадническое настроение,  нежданно сама предлагала ему стопочку, и он демонстративно отказывался,  удивляя ее. Нет, не сказать, что он делал специально, перебарывая в себе соблазн. Просто не было особого желания, и как он говорил самому себе: - хорошо, но не во время. А если в те минуты когда хотел, то с бывалой залихвастостью  и задором опрокидывал  стопку,  и как в молодые годы хрустел соленым огурцом приговаривая:
    -А все же мы живем, Дашка, как никогда хорошо, только особенно по внукам скучаю. Ты уж пиши им, а про то не ни - ни. Смеяться будут.
    -А чего это ты боишься огласки? Чай свои,  а не чужие, - лукаво поглядывала на него.
   -Понимаешь! Дело не в том, да я и не боюсь. Что бояться то ужо из того возраста весь вышел, а вот стыда , извини, еще покаместь не утратил.
    Дарья после последнего разговора больше никогда не припоминала ему о бывшей проделке, он сам, бывало, чуть коснется той теме, а Дарья возьми и переведи мягко в другое русло. Чего вспоминать? Со временем все поростает былью, которую ни вспоминать, ни людям рассказывать неприятно. Однажды поделилась своими соображениями с ним, на что ответил:
    -Свои узнают. Мы-то что! А людям языков не завяжешь. Все одно разнесут, даже по всякому приврут для объема.
    -Да и то верно, - соглашалась с ним Дарья. -Все зарастает, и кому какое дело, к этому и придет. Ты только обрати внимание, что на поселке появляются все больше незнакомых людей, все лица от тебя воротят, не здороваются. Ох,  времечко  бежит рысью, глядишь, и в нашем доме появятся другие люди. Кто в  нашем поселке дожил до восьмидесяти? Считай одни мы, Танька и та на десять лет нас моложе. Так что мы с тобой рекордсмены по проживанию.  И знаешь что? Надо по дому порядок навести, да и по двору,  дожди начнутся, а то по безделию,  глядишь, и всякая глупость в голову лезет.
   -А после можно и стопочку так для аппетита, -вставлял  Кузьма не моргнув глазом .
    Дарья с удивлением смотрела на него  и восклицала:
   -Да кто тебе не дает! В графине  над столом  на полке  стоит. Бери, если так хочется.
   -Непонятливая ты стала, моя старуха,- кривился Кузьма. - Совсем разучилась понимать мою сущность. Все настроение  на корню губишь.
   -Ну вот опять не так сказала, - в ответ говорила она, –чего подзабыла, так взял бы и напомнил. Знаю тебя. Выпьешь и настроение появится, а может и нет, бывает и не впрок, под глазами мешки повыскакивают, это печень сообщает о себе, вот после этого  и решай, стопку или яблочный компот. Последнее - лучше и полезнее, а стопка – старая привычка, от нее избавляться надо по возможности.
   -Ты мне брось  антиалкогольную пропаганду вести! Разве я не понимаю? – обрывал ее Кузьма и вздыхал. -Проскочили годы незаметно.
   -Так уж, -возражала Дарья. –Чем о пустом болтать лучше воды принеси. В доме ни капли.
   Кузьма лениво брал ведро, выходил во двор, возвращался с  наполненным водой, кликал Дарью:
   -Слышь! А Колька Танькин уж ставни на окнах закрыл, наверное до самой весны не появится. Когда в доме никто не живет, то дом – сирота. К нам стена  осыпается, а ему что, так смотри и вся  выпадет. Никакого догляда нет. Раньше сама приходила и просила  посматривать за ним, а на этот раз к нам не зашел, обида видать глубоко засела, а может и сама  Танька наускала. И когда он был, что я не слыхал,не видал? Раньше за зиму Танька несколько раз навещала, а будет в этот раз, так  навряд ли. Да бог с ними!
   Про инцидент постепенно стали забывать, и однажды Дарья принесла весть, что, все же, на них подали в суд. А за что судиться? -удивлялась Дарья, делала вывод, что это не Танька, разве она бы посмела, а сын ее сбивает с толка. И тем не менее, их никто не тревожил, никто не приходил, и ни о чем не расспрашивал, только в начале октября в ветреную погоду к ним подъехала машина почты и  давно знакомая почтальон вручила под расписку пакет.
   Дед Кузьма вооружившись очками, уселся за стол, вскрыл пакет с сургучной печатью и извлек лист бумаги с гербовой печатью. Дарья с нетерпением торопила его:
   -Ну что там, от кого?
    Дед Кузьма  показывал пальцем вверх.
   -Оттуда,  мать, оттуда. Не торопи.
   Читал чуть не по слогам, но так ничего не понял из прочитанного. Случайному прохожему не решался показывать, поди разнесет по всей округе, стыдобища не оберешся. К чему шевелить гнилое сено! Пальцем будут тыкать на их дом,  да за глаза трезвонить. И так звону было достаточно,  а на самом деле, как все произошло, только сами участники знали.
Танька…., та не  растрезвонила, ей не резон. Да и в честности участкового он не сомневался.
   Дни становились дождливыми и холодными,  ветер в кучи сгонял опавшую листву, и деревья вечерами становилися так черными привидениями с раскачивающимися руками, ветвями. Как только погода позволяла, дед Кузьма одевался потеплее, и  выходил во двор, хозяйским глазам оглядывал вокруг хозяйство, садился на лавочку за двором, в надежде высмотреть машину участкового. И все же однажды высмотрел, и кинулся, чуть ли не под самые колеса  «уазика».
   -Ты чего, дедушка, собой мне  барьер  ставишь на дороге? Чем еще меня порадуешь? Или что случилось? –закидывал  его вопросами.
   Дед Кузьма не хотел распространяться при водителе, кто знает, что за человек, мало ли чего,  переминался с ноги на ногу. 
   -Да вот. В дом надоть,  гражданин участковый. У меня, так сказать, есть вопросы к органам. Кое-какие разъяснения по одному интересующему факту.-
   -Вот даже так! - усмехнулся участковый. - Если так официально, то,  пожалуй, надо прислушаться  к вашей просьбе
   Войдя в дом, дед сунул ему в руки полученную бумагу.
   -Вот почитай, мил- человек, и объясни бестолковому. Никак в толк не возьму. За мной что ли не приедут?
   -Давай посмотрим, что тут у тебя. Вижу что постановление и что? - бегло прочитал. Отложил бумагу в сторону. – Извини, дедушка!  Для тебя пока в машине места нет, так в бумаге и написано, если обобщать в совокупности. Никто тебя брать не собирается, а раз было на тебя заявление, то должно быть и соответственно решение, так принято законом. Вынесли тебе порицание, такая поправка в законе есть, так решил  городской суд. И по- моему даже правильно. Так что еще непонятно, говори, пока я здесь?
    -Все ладненько разьяснил, за что моя благодарность. Э-э! А что за статья такая, изволь узнать?
   -А статья называется –мелкое хулиганство, так что мне за тобой нужен глаз  да глаз, -рассмеялся  участковый. -А ты оказывается,  в свои восемьдесят два -мелкий хулиган. Значит на моем участке на одного больше. Теперь если кого до смерти напугаешь, или по зубам смажешь, накрутят покруче, с учетом первого.  Одна беда для общества, - снова не  посадят, -гоготал  на весь дом участковый.
   -А это по кой там причине? -делал непонимающий вид дед Кузьма.
    -Неужели  тебе туда так хочется? - удивлялся участковый.- Так давай одевайся, свезу до кутузки: посидишь сутки, отведаешь  паек  заключенного. Вижу, что особого желания не возникает, а интересуешься. В тюрьму тебя точно не посадят, а вот,  в психушку, гарантирую на сто процентов, как  пожилого социально опасного элемента.
   -Гляди кто, как может повернуться! - восклицал дед Кузьма покачивая головой, и смеясь вместе с участковым. -А  на  счет зубов, так до них еще дотянуться надо, на поселке людей не видать, а в городе сам схлопотать можешь, а здесь, так  ты  за всю неделю первый.
   -Юморной,  ты, дедушка! Дай бог тебе здоровья, -заливался смехом он.
   И в этот,  что ни есть подходящий момент,  дед лукаво предлагал:
   -Так может за это по чарке, а!
    -Ну и уморил!-   вытирал  помокревшие  глаза участковый. – Давай, но только по одной, а то я на работе, и без рук, - он опять прыснул на весь дом.
   -Не боись! Я на хороших людей  днем не накидываюсь,  а ночью некогда - рано засыпаю.- С улыбкой говорил  Кузьма.
    Вечером, достав лист, разворачивал его и надев очки, говорил Дарье:
   -Ужо таких бумаг у нас в доме не было. Да -а –а!
   -Да мало ли  их пылится в шкафу! – кривясь восклицала Дарья. - От них сейчас  адреналину  не прибавляется, и выкидывать жалко. Все же память, какая. Смотришь на них и вспоминаешь те годы. Пусть когда и жили тяжело, но было весело, и все вместе, как одна семья. А сейчас люди не те стали. Хорошая жизнь портит и больше всего портит зависть. А тогда зависти не наблюдалось, потому что жили одинаково, некому было завидовать. А бумаги, что ни гляди, Кузя,   красиво писаны. 
Дед Кузьма смотрел на постановление и возражал:
   -Что ни говори, а те вовсе не такие. Там не так писано и такой печати нет. На одни литеры приятно посмотреть, - он отстранял лист и на вытянутой руке, гордо читал: - Именем Российской Федерации….
               
                2001г.
                Виктор  Лаб.

Левченко Анатолий (Виктор) Борисович. Родился в одном из рабочих поселков пригорода Макеевки Донецкой(Сталинской )обл. в 1941г. 23 мая. Отец был призван на фронт, где и погиб  при освобождении Донбасса в августе 1943г.   Был очень болезненным,  и истощенным ребенком, сказалось время оккупации, только в 1950г. пошел   в школу. Окончил неполную среднюю, лесотехникум. Работал на шахте подземным электрослесарем. Только в 1963 г. был призван в ряды армии, и так, как занимался в любительском радио клубе, участвовал в международной радиосвязи коллективной радиостанции, был направлен в спец войска особого назначения. Десантник, имеющий три десятка прыжков с парашютом. В 1966г  вернулся на шахту. В 1971 г. приехал на Колыму в Сусуман, на прииск «Экспериментальный», где работал маш. бульдозера    и  7 лет руководил комплексной бригадой. С 1986г переехал в г.Магадан  где и проживает до сего времени. Имеет двух дочерей четырех внучек, двоих правнучек и правнука.