Чужая мечта

Вам знакомо чувство ненависти? Настоящей ненависти. Не неприязни, не легкой нелюбви, а сводящей скулы, бьющей горячей волной по лицу ненависти.
В свои пятнадцать лет  Людочка ненавидела скрипку. Тот самый «прекрасный инструмент», который ей купила мать несколько лет тому назад и отправила с ним  в музыкальную школу сухим и солнечным осенним деньком. Людочке сразу не понравилось в школе. Сначала она отметила отсутствие интереса к музыке, о чем между  прочим намекнула матери. Мать отмахнулась. Отсутствие интереса заполнилось чувством неполноценности,когда через несколько месяцев широкобёдрая Аня Павловская и кучерявый Лёва Шпильман  стали без особого напряжения раскрывать свои музыкальные таланты. Людочка оказалась в отстающих, но  мать сказала, что это из-за лени, а не из-за бездарности. Людочка старалась, скрежетала зубами и снова старалась. Казалось, что скрипка над ней издевается, не поддается её пальцам, натирая их своими струнами. Ненависть расцвела буйным цветом в юной душе Людочки. Дорога в музыкальную школу представлялась дорогой на эшафот, ручка кофра- куском раскаленной кочерги. Композиторы с портретов на стене класса смотрели с жалостливым высокомерием на Людочку, с трудом постигающую нотную грамоту. Девочка сбивалась, смычок спотыкался о струны, во рту пересыхало.
Дома  всегда веяло прохладой и не было мужчин. Людочка  жила с матерью  и бабушкой.  Мать работала учительницей математики в той школе, где училась дочь, бабушка коротала пенсионные годы. Росла Людочка в строгости и  жестких ограничениях. Мать диктовала четкий план жизненных действий . Бабушка даже не пыталась баловать внучку тайными поблажками.  Одевали Людочку скромно, конфетами кормили раз в месяц (две штуки),  принуждали к хорошей успеваемости, общению только с приличными девочками, ну и игре на ненавистном инструменте.  Пятно, нечаянно поставленное на чистую кофточку, считалось клеймом неряхи, носилось целую неделю без застирований  и было позорнее  лилии на плечах женщин во времена французских королей.
Играть на скрипке- мечта матери, но у бабушки Людочки не было лишних средств, когда она осталась одна с ребенком. Мать Людочки  же для своего чада изыскала  финансы на покупку инструмента мечты. Своей мечты. Желания чада мать не интересовали, потому как вряд ли они могли быть правильными и полезными.
Последние месяцы ненависть почти невыносимо жгла грудь Людочки, словно раскаленная лава клокотала внутри  и от того  девочка была особенно опрятной и прилежной. В августе поехали в Геленджик, а там: только слитный купальник, на солнце не больше пятнадцати минут и только до полудня, в море плавать рядом с берегом в поле зрения уже подслеповатых матери и бабушки и не есть ничего запрещенного, а именно: шашлык в кафе, кукурузу на пляже, чурчхелу на рынке. Есть можно было только то, что приготовит мать. Людочка иногда с завистью смотрела на своих сверстников, уплетающих разноцветную сахарную вату, в которой, как говорила бабушка, сплошная химия, разъедающая стенки желудка. Хотелось тоже впиться зубами в розовое, или желтое сахарное облако, но мать перебивала все желания неодобрительным взглядом.  Но несмотря на бесконечные ограничения, ощущение окрыленности и свободы не покидало Людочку  из-за отсутствия уроков музыки в череде событий её дней.
В сентябре немного пожелтевшая листва неохотно опадала с деревьев. Отопление в квартирах ещё не включили и утром мурашки пробегали по телу, когда босые ступни касались настывшего за ночь пола. Вечерами хотелось гулять, но походы на казнь возобновились и о моционах не могло идти и речи.
Людочка в привычном отвратительном настроении плелась вдоль двора с кофром в руках по знакомой траектории пути к месту, где  взращиваются будущие служители Эвтерпы.
-Крылова,- раздался низковатый женский голос за спиной.
Людочка обернулась: перед ней стояла, вальяжно перекатывая во рту жевательную резинку, её одноклассница Инна Лукьяненко.
-А ты разве  здесь живешь? - удивилась Людочка.
-Нет, я просто  оставалась с Петровной на дополнительные занятия, а в этот двор зашла покурить...Возле школы вроде как-то  неудобно.
          -Собираешься на филологический поступать?
          -Нет, мне двойка в прошлом году по русскому светила, Петровна авансом поставила тройку под честное слово моих родителей, что я буду заниматься. Ну они решили, что лучше мне заниматься непосредственно с учителем.  Да и школу мне очередную искать им уже не хочется, если уж честно.
    Инна, дочка обеспеченных коммерсантов, пришла в школу Людочки в прошлом году. До этого момента она уже сменила пять или шесть школ из-за своей неуспеваемости. Инна носила красивые вещи, на переменах слушала плейер, сидя на подоконнике, подруг принципиально не заводила. Мальчишки в классе стреляли у неё дорогие сигареты и будто немного опасались её. Инна была гармонична в своем одиночестве и вообще во всем.
              - А сама ты не можешь выучить русский? - спросила Людочка, когда они медленно шагали по тротуару широкой улицы.
               - Нет.
               - Почему?
               - Потому что не хочу.
               - А разве обязательно хотеть, чтобы мочь?
                - А разве нет? - Инна внимательно посмотрела на Людочку, та отвернулась и склонила голову.
                Из глаз Людочки брызнули слёзы:
                - Я ненавижу! Ненавижу эту чёртову скрипку, музыкальную школу и ноты вместе с Вивальди!!!
                В спокойном взгляде Инны читалось удивление и некоторая растерянность. Она обняла одной рукой плечи Людочки:
                - Давай выпьем?
             Людочка шмыгнула носом, быстро утирая слёзы:
             - Что ты? Я не пью.
             - Ну, значит, пора начинать. У меня родители поехали дачу  готовить наш ветхий домик, так сказать, к закрытию дачного сезона, а меня с котом и шкафчиком спиртного оставили квартиру стеречь.
             - Да я опаздываю....У меня занятия сегодня.
             - У тебя эти занятия весь год будут. Пошли, - Инна обхватила запястье Людочки и повела её заливать душевные раны. Людочка послушно шла без угрызений совести и даже сомнений. Первоначальные её сомнения были для создания видимости, чтобы казаться лучше себе самой в первую очередь.
             Инна смело разливала вино по бокалам под ритмичную музыку, стряхивая пепел сигареты в массивную пепельницу.
                - А вдруг твои родители узнают, что ты пила, -Людочка сделала несмелый глоток.
                - И что?
              Людочка с едва скрываемым восхищением смотрела на Инну и думала о том, какая разная у них свобода: у одной настоящая, как парящая в небе сильная птица, у другой- как замученный, делающий последние вдохи громадным ртом, выпавший из гнезда птенец. Людочка почувствовала решимость — вот уже горьковатый дым сигареты она вдыхает гортанью. Она непременно поговорит с матерью, она скажет, что больше не пойдет в музыкальную школу, пусть и остался всего лишь год. С этим пора заканчивать.
            Дальше  были танцы. Снова вино и сигареты. И снова танцы. А потом Людочке стало неожиданно плохо, что совсем не смутило Инну, которая пришла ей на помощь в туалетной комнате, а потом умыла и вымыла волосы в ванной, успокоив и сказав, что это нормальное явление.
            Людочка провалилась в беспамятство на громадном диване, разбудил её больной шлепок по лицу. В комнате уже горел электрический свет. Шторы были задернуты. Прямо над Людочкой со свирепым лицом стояла мать и молчала. Инна тоже молчала, но спокойным, умиротворенным молчанием, прислонившись спиной  к дверному косяку.
            - Пошли, -металлическим голосом произнесла мать и двинулась к входной двери. Не поворачиваясь она указала пальцем в угол комнаты: - Инструмент не забудь.
            Людочка неслышно соскользнула с дивана, мягко обхватила обеими руками кофр со скрипкой и осторожно, почти на цыпочках  пошла за матерью...дальше осуществлять чужие мечты.