В Раю, как в Раю. глава 15

   Да, тело подвело Дениса, как никогда. Он был обязан возлюбить своего врага - и тело его находилось неподалёку от этого врага. Оно несло Дениса туда, где находился Мирзаев. Оно сажало его на пуфик возле арфы неподалёку от Мирзаева, обычно напротив. Оно несло его за пиршественные столы, где он оказывался рядом с этим негодяем. Они были неразлучны - в бассейне, в сауне, на спортивных игровых площадках. И происходящее казалось Денису кошмарным сном. Но теперь он не мог даже проснуться.
   Он не мог простить Мирзаева, не мог. И никто не мог подсказать ему, как это сделать. Даже зорки. Они твердили, как заезженная пластинка:
   - Просто выбрось из своего сердца ненависть. Отрекись от зла. Ты хотел бы мстить этому человеку? Откажись от этого желания. Скажи себе, что человек не должен причинять вред человеку, даже тому, кто когда-то причинил вред тебе. Это принцип бесконечного добра.
   Дениса только ещё сильнее злили такие разговоры. Он не мог и не хотел расставаться со своей ненавистью. Таким, как Мирзаев, место в Аду, так какого хрена он делает здесь, в Раю, рядом с ним?
    Он решил: он не будет отступать от своего, он будет просить каждого зорка, что встретит на своём пути, избавить его от мерзкой рожи Мирзаева. Их должны развести по разным краям без точки пересечения. Он возьмёт зорков измором. Он будет клянчить, ныть, жаловаться.
    И он клянчил, ныл, жаловался. Говорил, что ему морально больно, тяжело, что его одолевает депрессия от того, что его враг, доведший его до петли, постоянно у него перед глазами. Но взять зорков измором оказалось делом нелёгким. Зорки не ленились очень внимательно выслушать его и, словно роботы, не поддаваясь эмоциям, твердили, все, как один, одно и то же: он должен изменить своё отношение к своему врагу, что он сам довёл себя до депрессии своим упрямством, отвергая добро и культивируя в себе зло и грех. Зорки были непрошибаемы.
    - Но ведь вы-то воплощение добра, неужели вам не жалко меня, что я страдаю! - кричал он.
    - Но ты на самом деле не страдаешь! - ласково и мягко отвечали они. - Пойми, ты сам внушил себе, что ты страдаешь. Страдание - это когда человек голоден, избит, изнасилован, замерзает. А муки души каждый придумывает себе сам. Зачем вам, людям, это нужно? Зачем вы кому-то даёте определение, что это - враг и его непременно надо убрать от себя? Вот от этого и рождаются все грехи.
    - Но я не могу ничего с этим поделать! - Денис плакал слезами. - Почему бы вам это не сделать: просто забрать меня и мою жену подальше от этого чудовища? Ведь это же вам совершенно не трудно! Вы сделаете это - я буду совершенно счастлив!
   - Денис, ты уже счастлив! И тебе не нужно никуда перемещаться! Для этого надо просто осознать, что ты способен простить!
   Денис вышел из себя. Ему хотелось орать во всю глотку: " Насилие! В вашем грёбаном Раю происходит насилие! Меня насилуют зорки, заставляя возлюбить моего врага, доведшего меня до петли, а я не могуууууу! " Но это были слова агрессии и рот Дениса не произнёс их.
   Мирзаев мозолил его глаза. Негодяй словно понимал страдания Дениса и нарочно старался как можно чаще находиться возле него, встречаться с ним взглядом, нагло улыбаться, заговорить, даже коснуться его. Видимо, у этого подонка осталась земная потребность причинять кому-то страдания. Он питался флюидами чужих мук, пусть даже душевных.
    А затем Бакир повадился к Денису в гости. Просто стучал в дверь и ноги Дениса шли к двери, руки открывали её нараспашку, гостеприимно впуская ненавистного человека в свой дом. Мирзаев торчал у него до последнего, сколько допускал регламент райского гостеприимства, говорил о том, как ему хорошо в Раю, как он наслаждается и счастлив. Денису казалось, что в кишки его вонзается лезвие ножа - это были боль и негодование на то, что его враг не наказан, а благоденствует, как будто когда-то не погубил его.
    А потом боль от моральных терзаний Дениса дошла до такой вершины, что начался её спад и пошло душевное отупение. Горечь и обида ушли куда-то в глубины подсознания, он как бы частично уснул душой, воспринимая Мирзаева, как призрак. Это было не прощение, а равнодушие.
    И когда он смирился с существованием Мирзаева в одном пространстве с ним, внезапно исчезла Олена - она просто не вернулась домой...