Странное, неземное

 Тетя Лида была просто подругой маминой тети, тети Лёли. Про таких подруг говорят  «не разлей вода».  Тетя Леля и тетя Лида вместе работали на ткацкой фабрике. Тетя Лида, отработав на фабрике все молодые и зрелые годы, до самой пенсии, получила от государства пенсию равную двадцати восьми рублям.  Сейчас трудно себе представить, как можно было жить на такие деньги и сводить концы с концами. Но тетя Лида была одинокой старушкой, довольно высокой, худощавой, ела очень мало и в еде была очень разборчива, как она сама говорила, любив вставить крепкое словцо: «Я говна не ем». И ей этих денег хватало и на пропитание и на оплату ее комнаты в двухкомнатной коммунальной квартире, и на то, чтобы собрать соседок за большим столом, перекинуться в подкидного дурака и угостить всех гостей чаем с конфетами и булкой с вареньем. Но больше всего на свете тетя Лида обожала своих воспитанников. Она всегда имела воспитанника, кого-нибудь из соседских детей, провожала в школу, встречала, усаживала делать уроки, кормила и поила. Дети обожали тетю Лиду.
В углу под иконой, в красивой деревянной раме и с лампадкой перед образом  Николая Чудотворца, стояла этажерка. На ее полках всегда лежали газеты, журналы и чистые тетрадки. Карандаши были только простые или чернильные, но всегда остро заточенные. Тетя Лида объясняла, что тетрадки ей нужны, чтобы писать письма своей сестре в Москву, которая в отличие от нее не была одинокой, у нее были дети и внуки. В Москве жил и ее брат, которым она очень гордилась, потому что он был инженером, но он уже умер, и письма оставалось писать только сестре. Все дети обожали эту этажерку. Ведь в тетрадках всегда можно было порисовать.
Я тоже, когда была еще маленькой, первым делом требовала себе тетрадку и чернильный карандаш и что-то там писала и рисовала, пока взрослые занимались своими делами. Когда я подросла я с удовольствием резалась в дурака, сидя за одним столом  с тетеными Лидиными подружками.
 Комната тети Лиды всегда была чиста и светла. Занавесочки белые, на пол окна,  в кулиску которых была продернута резиночка, концами привязанная к маленьким гвоздикам, вколоченным прямо в раму окна,  были всегда накрахмалены. Металлическая кровать с шариками на спинках была убрана по всем правилам того времени. Подушки, покрытые специальными тюлевыми накидками, пикейное белое покрывало, из-под которого торчали белые кружева подпокрывальника, все было отбелено и накрахмалено. Старинный большой комод, еще один маленький комод, на котором красовалось высокое роскошное зеркало в раме, старинные часы с боем — все это было почти в каждой коренной питерской семье до и послереволюционных времен. Мебель раньше была такой, что купив ее, можно было не менять всю жизнь и детям и внукам оставить.
Однажды, когда я уже училась в институте, я приехала навестить тетю Лиду. Стала рассматривать по привычке  стеклянные и фарфоровые игрушки на ее комоде и вдруг наткнулась на странное колечко, похожее на обручальное. Я померила  - в самый раз.
«Что это у тебя за кольцо?» - поинтересовалась я. «А-а это? - певуче ответила тетя Лида, -
смотри-ка, влезло! А раз влезло, забирай. Оно никому не влезало, размер-то всего 15 с половиной, а то я бы его давно отдала.»  «А что , - не отставала я, - оно тебе совсем не дорого что ли?»
«Да теперь уж нет, - отвечала тетя Лида. Посмотри повнимательнее, видишь, имена на нем:
Лида и Митя?» «Да-да вижу. А кто он, этот Митя?»
И тетя Лида поведала мне историю этого кольца.
- Митя — это инженер с нашей ткацкой фабрики. Я же девушкой необразованной была, а он инженер. Но любили мы друг друга. Ходил он ко мне. Это дело, оно ведь никогда не надоедает. Забеременела я от него, мальчик у меня родился. Пришла я с ним домой. Вот тут она и появилась.
 - Кто она? - не поняла я.
 - Как кто? Мамаша его. Она считала, что не пара я Мите, в семье у него все образованные были, отец адвокат, а я кто? Вот и стала она меня уговаривать отдать им сынишку.
«Что, - говорит,-  Вы, Лида, можете ему дать? Ни денег у Вас, ни образования. А наша семья даст ему все. Да и Вам зачем такая обуза? Митя на Вас все равно не женится, а одной поднимать ребенка, ох, как трудно будет.» И так она ко мне пристала, что я расплакалась и отдала ей моего мальчика.
- И что ты теперь о его судьбе знаешь?
- Ничего. Я ребенка своего  больше не видела. Они всей семьей  переехали куда-то. Митя с фабрики ушел. Наверное, они это специально сделали, чтобы ребенок мой о своей матери никогда ничего не узнал.
Выслушав все это, я сразу поняла, почему тетя Лида так любит своих воспитанников. Как она всегда о них рассказывала!   «Ты бы видела, Вовочка — красавец какой, глаза как вишни, ресницы длинные черные». Или: «Ванечка — прелесть, что за мальчик , такой тихий, спокойный, воспитанный, весь в отца, не то, что эта Ленка. Деревня и есть деревня.» ( Ленка была соседкой по коммуналке, а Ванечка ее сынишка.) «Представляешь, приревновала Ванечку ко мне, он-то  от нее, все ко мне в комнату бежит, да так приревновала, что даже за грудки меня схватила и трясет, а я и бровью не повела, жду когда сама остынет. Потом спокойно ей так говорю: что ж ты, Лена, ведешь себя так неинтеллигентно, ты в Ленинграде давно живешь, выучилась тут, диплом получила, а ленинградкой так и не стала. Устыдилась она,видно. Руки-то  отпустила.
Я же всю жизнь с детьми. Там в старой коммуналке на Васильевском, помнишь ту квартиру?
-Я кивнула.
- Так там сколько комнат было? Пять. И в каждой дети. И все у меня собирались.
Одна моя воспитанница писательницей стала, рассказ обо мне написала. Он так и называется «Тетя Лида». Хочешь почитать? Она ведь приезжала ко мне, вот книжку свою с рассказами  подарила. Возьми, вон там на этажерке.
  Я взяла книжку. Имя писательницы не помню. Фамилию помню - Островская. Рассказ «Тетя Лида» был небольшим, но написан живым образным языком. В нем рассказывалось о том, как все дети коммуналки любили собираться в комнате у тети Лиды, каким добрым человеком она была, как умела мудро разобрать любой спор, как они веселились у нее, пили чай, играли в разные игры, читали книги и стихи.
Да, все это было верно. Все это было о ней.
Я любила рассматривать ее фотографию, на которой тетя Лида была еще совсем молодой.
Длинное худощавое лицо с длинноватым узким носом и большими, глубоко посаженными карими глазами, длинные темные волосы были гладко зачесаны назад и убраны в кичку. Ее лицо, пожалуй, трудно было назвать красивым, но оно было настолько выразительным, что запоминалось сразу, и перепутать это лицо  с другим было невозможно.
Такой тетя Лида была всегда, даже когда постарела и поседела. Глядя на ее фотографию, мне всегда вспоминалась фраза из кинофильма «Джейн Эйр»:
 «Джейн, вы странное, неземное создание».
Бог посылает легкую смерть только святым людям. Тетя Лида умерла в больнице. Как рассказывали соседки по палате, в этот день она себя хорошо чувствовала, сходила в столовую, где с аппетитом пообедала, прилегла после обеда на кровать и... как будто уснула.
На ее похоронах не было ни одного родственника, ее сестра уже умерла к тому времени, но людей было много, приехали все, кто ее знал. Она умерла в возрасте 84 лет. Тремя месяцами раньше, она звонила мне спросить, как я назвала свою  дочку, с которой я только что выписалась из роддома.
«Лида» — ответила я.
«Как?» - словно не поверив своим ушам, переспросила тетя Лида.
«Лида», - повторила я.
«Ну вот и хорошо,- ответила она, - вот и хорошо.»