Нелюбовь. Глава 8

Неудивительно, что они вновь встретились осенью, это было "их" время года. Он шёл по набережной, основательно исхудавший и такой далёкий. Рядом с ним была блондинка в сером пальто. Её рука покоилась у него в ладони. Они о чём-то оживлённо говорили, и Маша почувствовала, что ей не хватает воздуха. Земля закачалась, и она опустилась на ближайшую скамейку. Она уже успела забыть, какую реакцию преподносит её организм при виде этого человека.
- Маш, что с тобой? Ты бледная, как смерть, - Богдан встревоженно сел рядом и посмотрел ей в глаза.
- Всё в порядке. Так, увидела призрака из прошлого, - слабым голосом ответила она. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Тем временем, парочка поравнялась с ними. Она увидела, какими изумлёнными глазами посмотрел Виталий. Но не на неё, на Богдана.
- Маша? Вот так встреча! Ты нисколько не изменилась, - воскликнул он, и Маша почувствовала еле заметное раздражение в его голосе.
- Привет восставшим, - небрежно бросила она и широко улыбнулась.
- Восставшим откуда? - озадаченно переспросил Виталий, и она внутренне заликовала, наслаждаясь его непониманием.
- Из забвения, - всё тем же небрежным тоном продолжила Маша, - Может, представим друг другу своих спутников?
- Ах да, прости. Это Тамара, моя подруга, - блондинка надменно улыбнулась, глаза её продолжали оставаться холодными. Было видно, что в голове у неё происходит мучительная борьба между желанием "сохранить лицо" и по-честному заорать "А кто это такая, дорогой? Какого чёрта ты воркуешь с ней, как с давней возлюбленной?" Но первое пока перевешивало.
- Очень приятно, - любезно отозвалась Маша, - А это Богдан, мой жених.
А в следующие секунды она наслаждалась его почти что страдальческим выражением лица. Казалось, он был придавлен новостью о том, что у неё есть жених. Но любезно улыбнулся и обменялся с ним рукопожатием. Маша тоже улыбалась во весь свой немаленький рот и молчала. Она ждала следующего шага от него.
- Сколько мы не виделись? - спросил он.
Маша пожала плечами.
- Думаешь, я стала бы подсчитывать дни, проведённые в разлуке? - сказала она, с удивлением отметив, что не покривила душой. Она действительно не помнила, сколько прошло времени. Тамара напряглась и переводила взгляд с него на неё. В голубых глазах читалась откровенная неприязнь.
- Ладно, нам пора, - Виталий светски улыбнулся, - Был рад увидеть тебя, Маша.
- А твоя спутница что-то не очень, - расхохоталась Маша, - Не ревнуй, крошка, мы никогда не были любовниками или что-то в этом роде. Правда же, Виталий?
- Маш, - Богдан приобнял её, - Не надо.
Виталий заиграл желваками. Тамара непонимающе хлопала ресницами.
- Ты начала играть не по правилам? - вдруг злобно спросил он. Его скулы пылали.
- Человеку свойственно меняться.
- Маша, пойдём, - Богдан потянул её за рукав куртки, но она вырвала руку.
- Подожди! Мы ещё не закончили, - Виталий вплотную подошёл к ней. На секунду Маше показалось, что он её ударит.
- Нет, закончили. Мне нечего сказать тебе, - она перекинула ремень сумки через плечо и бросила Богдану: "Пойдём".

Всю дорогу её трясло. Богдан скорбно молчал и не делал попыток заговорить, за что Маша была ему благодарна. Внутри всё клокотало от ненависти к Виталию и к себе. К нему за то, что он теперь точно не оставит её в покое, а к себе за то, что не сдержалась, выставила себя базарной бабой перед ним и его утончённой спутницей. Злые слёзы набегали на глаза, но Маша яростно смахивала их ладонью. Не хватало ещё расплакаться из-за прошлой любви перед любовью нынешней.

- Что это было? - спросил Богдан вечером, когда они лежали на диване, укрывшись пледом, - Там, на набережной.
- Моя прошлая любовь, - буркнула Маша.
- Мне кажется, что не такая уж и прошлая, - усмехнулся Богдан, - Судя по тому, как вы друг друга словесно пинали.
- Он очень меня обидел однажды. И долгое время я не могла справиться с чувством тяжелейшей тоски после того, как он уехал, оставив меня один на один с этой огромной, выматывающей любовью.
- Ты так чувственно говоришь о нём. Я ревную.
Маша приподнялась на локте и заглянула в его спокойные, серые глаза. Сейчас он казался ей безумно родным и близким, сама мысль о том, чтобы причинить ему боль, казалась мерзкой и абсурдной.
- Всё в прошлом. Я оказалась сильнее своей любви, - уверенно сказала она, - У тебя нет ни малейшего повода для ревности.
И поцеловала его долгим, нежным поцелуем.

 Жизнь шла своим чередом. Учёба, подработка в местной газете, вечера с любимым. За осень двухтысячного она успела написать несколько вполне сносных рассказов, которые, однако, забраковали редакторы студенческой газеты.
- Красавина, - сняв очки и посмотрев на неё внимательным взглядом, главред сказал: - Ты думаешь, что история о человеке, работающем гримёром в морге это то, что нужно нашей газете?
- Вам решать, - вежливо ответила Маша, - Мне сказали, что подойдёт любой рассказ.
- Но не сплошная же чернуха! - он с отвращением отбросил листы, на котором был написан её рассказ, изуродованный красными, чернильными пометками, - Слушай, Маш, у тебя же хороший язык и метафоры нетривиальные. Напиши что-нибудь доброе, про любовь, а? Можешь про любовь?
- Про любовь могу, а в любовь что-то не получается, - тихо пробормотала Маша.
- Что ты там лопочешь? - разозлился главный, - Напишешь или нет?
- Да, напишу, - устало ответила Маша, - Завтра утром рассказ будет лежать у вас на столе .
- Вот и отлично, - он просиял, - Только никакой чернухи, ты поняла меня?
- Поняла.

Она действительно написала рассказ о влюблённых, прощающихся на вокзале, и его опубликовали в декабрьском выпуске газеты. Богдан радовался за свою возлюбленную, а сама Маша чувствовала, что вновь уходит в состояние глубокой заморозки. Она пристрастилась к сигаретам, к долгим прогулкам в одиночестве по зимнему парку, к чтению ночью, на кухне. Однажды, страдая от очередного приступа бессонницы, она подошла к окну и увидела машину Виталия. Боясь быть обнаруженной, она спряталась за занавеску и наблюдала за тем, как он мерит шагами небольшой пятачок двора, расчищенный от снега. Он казался уставшим и каким-то потерянным. Больше всего Маше хотелось выбежать на улицу и обнять его, уткнувшись в куртку, почувствовать  давно позабытый запах одеколона и его тела. Но она не делала этого. Молча стояла с сигаретой и смотрела вниз на мигающие фары чёрного "БМВ". Это вошло в привычку. Практически каждую ночь они вели молчаливое паломничество у окон друг друга. Она смотрела на освещённый салон, он - на тёмный квадрат её окна с чуть колыхающейся занавеской. А затем он вновь пропал.