М

«М» — подумал я, но не смог сказать это. Она стояла рядом — мне нужно было начать слово... Брови угасли, а сердце немного потянулось; я встал со стула и потянулся, чтобы заполнить паузу. В этот момент она укоризненно посмотрела в сторону, которая ей сообщила что-то хорошее — появилась на лице улыбка. Теперь и я улыбался.
— Может быть, нам придётся прийти сюда ещё раз... — покосился я на неё и немного протянул последние слова; она перестала наблюдать и сконцентрировалась на мне.
Мне показалось, что она играет. Ничего она так и не произнесла, а это говорило что-то. Только что? Я наблюдал за её движениями, она бултыхалась в воздухе, словно рыба; видно было, что счастлива, но по мне видно было, что я несчастен.
— Ты заигрался!
— Ты решила прочитать мои мысли?
— Чтение — не самое полезное занятие в жизни; я всего лишь решила побродить по твоему лицу и нашла в нём это... — из рук её выпал бокал, и тут же разбился. Быстро подошёл официант, извинился за нас и подозвал уборщика. Тот всё подчистил, пока мы поднимались и натягивали на себя одежду.
Она помогла моему пиджаку влиться в моё тело; он порядком уже был тесен... Я помог ей облачиться в свой плащ, который совершенно не нужен был такой погоде!
Мы шли мечтательно по улице. Каждый шаг наш принят был благородно... Природа свежестью деревьев тянула воздух к нам. Мы даже задыхались от этой свежести и приятного длительного момента, который сейчас был.
Момент был испорчен воздухом, что катился на нас с северной стороны; ужасный дым заполонил часть дороги, которая выглядывала из жутких строений и полуразбитых домов. Голоса людей тихо украдкой бродили рядом с нами, шагами следуя куда-то.
Мы не вправе были отвечать на все эти бредни, поэтому шли молча и только лишь внутри загадывали желания. Мне хотелось уединения, а ей хотелось быть с тем...
Он стоял сейчас и напряжённо смотрел в нашу сторону. Мы только переходили улицу — транспорт второстепенно не умолял наших взглядов, пролетал мимо.
— Пожалуй... — сказал он и согнул руку в её направлении. Она легонько прислонилась к нему и, вцепившись в его рукав, шагала синхронно с этим идиотом. Мне он ужасно не нравился, но не по причине, что она шла рядом. Совсем нет!.. Она — моя сестра.
Смотреть на них я долго не мог, поэтому покинул их и через минуту оказался в глубине земли, а потом и в сотнях метрах от того места, где собственно очнулся сегодня. Я не понимал, зачем мы встретились — ничего нового от неё я так и не услышал, она хоть и не молчала, но и не сказала ничего. Я же, думая постоянно о некой, трактовать свои мысли своей сестре не собирался, не доверяя ей ни слова о некой и не стараясь придать изюминку своей беседе. Не то, чтобы я недолюбливал свою сестру, сколько мне не нравилось её нынешнее общество и общение. По крайней мере, её разговор не лился рядом с моим руслом, а просто порой пересекал его, задевая в ненужных местах; я проклинал всё и вся, когда она задевала дурные темы, которые не шли в ход моих жизненных представлений. Мы не понимали друг друга; этим было бы проще объяснить ситуацию, благо я решил показать её с двух сторон.
Сейчас, когда я вдруг оказался в своей квартире, меня не так смущала прошедшая встреча с сестрой, и я переключился на беседу с некой. Она стояла в центре комнаты и курила, ссыпая пепел на ковёр, прямо в центр его рисунка. Недалеко от неё, по левую мою руку, маячил свет от лампы; он заслонял тенью шкаф, на котором лежали игрушки вперемешку с пылью и картами: они разбросанные вверх рубашкой лежали там уже некоторое время, что я провёл без неё... У нас не было ссор, замечу сразу, но наши отношения решительно бились о тупик; мы расклеились и раскисли.
— Безобразие! — произнесла она и уронила сигарету на пол. Она ткнула ногой и размазала. Я стукнул ногой и прошёл вперёд, развернулся и обошёл её со спины, проводя легонько по нагой её спине своим указательным пальцем. Она вздрогнула и прижала руки к телу, обняв себя; платье её роскошно обтянуло талию и бёдра, вызвав во мне лёгкое смятение и недоумение от этого чувства.
— Это, право, вам решать... Безобразие было сегодняшним днём! Я решился встретиться с ней, но она, как и надо было полагать, испортила мне напрочь настроение! — я отошёл от некой и сел в кресло, закинув ногу на ногу. Мои штаны слегка осели, но было крайне неудобно так сидеть, поэтому я сразу же привстал и снова подошёл к ней. Это действие было нелепым с моей стороны, но она посчитала, что я стремлюсь к ней. Я решил посчитать также.
— Что натворила вновь твоя сестрёнка?
— Она встречается с ним!.. Я ненавижу этого ублюдка! Но это выбор её, и мне ничего не остаётся делать, как находится в её обществе, чувствую, как он давит меня своим взглядом и своими амбициями...
— Что с ним не так?
Некая прошла по ковру и докатила окурок до самого пола. Он остался там, а она прошла дальше и оказалась у окна, наблюдая что-то. Мне совершенно неважно было знать, что она разглядывает, поэтому я продолжил:
— На это нельзя никак ответить! Мне просто рядом с ним ужасно некомфортно и угрюмо. Он давит своими словами и взглядом. Мне совершенно невыносимо выражать при нём чувства... Поэтому теперь и оставшись наедине с сестрой я вряд ли смогу выдавить ей что-то из себя, зная, что она всё может рассказать ему. Да и если это не так, мне не хочется более находиться в её обществе! — я приблизился к её спине и прошептал: — В любом случае, за неё я счастлив, и моё участие в её жизни не столь обязательно.
— Мне кажется, ты просто её ревнуешь... — она посмотрела на меня снизу вверх и вновь вернулась к виду из окна. Оттуда вновь послышался постылый звук машин и этих чудаков, что искали жизнь в своих движениях. Я их понимал, ведь сам делал так, но в мыслях; крал их из этого мясного социума и мёртвых поэтов.
— Возможно. Я слишком мало защищал её в детстве и никак не заботился в юности. Теперь она и вовсе меня забыла... Только ревность ли это? Мне просто кажется, что я ей совершенно безразличен, — я обнял некую и почувствовал пульс, бивший по моим рукам остро и очень напряжённо. — Мне кажется, что это ты меня ревнуешь...
— Что ты? — она вылезла из-под моих объятий и пролезла до кровати по стулу, который находился между мной и столом. На этом столе валялись исписанные бумаги, которые я читал с удовольствием, будучи совсем пьяным и безрассудным. Мне нравилось улавливать из них те мысли, которые я никогда бы не стал пичкать в упрямое чтиво для высокоинтеллектуальных придурков. Я принадлежал к их числу, однако я был ещё хуже. Я находил смелые идеи там, где никто ничего не находил; мои глаза загорались там, где половина стада выдохлось, издохло! Мне приходилось в самой тьме находить что-то светлое и так сильно этого желать, что оно через секунду возникало передо мной... Сейчас этого не происходило, поэтому моя меланхолия продолжила свои кляксы мазать о моё сознание и саму жизнь. Вероятно, это подавляло меня больше, чем сестра, что неожиданно исчезла из моей жизни.
— Конечно, есть здесь и моя вина, — сказал я в квадрат окна и закрыл его — ветер беспардонно дул на меня, вызывая напряжение и мурашки, что так же беспардонно бродили по телу. — Я сам закрылся... Поэтому, может быть, не смог принять её потеху.
— Потеха? — она усмехнулась и перевернулась, оказавшись задом ко мне; её бёдра были нацелены прямо на меня, и я упал близко от её блаженного, уютного мне тела. Мои ладони оказались в сгибе, чуть выше икры... Она зашипела: — Мне казалось, что у них всё очень серьёзно.
— Это так. Только получилось так, что я очень много когда-то ей рассказывал о своих отношениях, а она крайне мало упоминала о своих.
— Так это зависть? — она зашипела ещё хлеще и перевернулась, оказавшись лицом к лицу со мной. Её губы вцепились в мои и вытянули из меня душу.
— Ты правда так думаешь?
— Конешшшно.
Она ошибалась. Это пагубно влияло на нас в дальнейших обсуждениях этой темы, и это меня ни к чему не привело. Конечно, ошибки её были не фатальны, но избежать их было можно...
— Ты слишком радикален!
— Это всё — моё стремление к идеалу и самосовершенствование.
— Ты выбираешь длинные слова, чтобы обозначить жизнь. Мне кажется, удобней было бы говорить коротко и задушевно.
— Это не оставляет выбора моей индивидуальности... Я требую соблюдать определённые принципы, иначе мне не видать себя самого в этом тумане и пыли из глубинных глупчайших частиц бытия.
— Снова эти гнусные фразочки, которыми ты отпугиваешь диких барышень.
— Всё потому, что между нами так мало действий.
И я привстал. Направился в сторону выхода и сгинул прочь. Она осталась одна, и я даже не обернулся, чтобы, попрощавшись, не видеть больше её лица.
Скитания по улицам привели меня к одному заурядному домику, который стоял на краю между пропастью и широкой дорогой, где давно уж никто не ходил и не ездил. Настолько широкой и пустой дороги я не видел никогда, но пересекать её было ничем от этого не примечательней. Я протяжными шагами справился со своей задачей и достиг этого домика.
Это был бар. Я зашёл в него и уселся за один столик. Он там всего был один... Три джентльмена украшали стулья этого стола и совершенно не двигались, когда я зашёл, но теперь они живо заиграли мимикой и жестами, показывая мне всю действительность их жизни. Я был напуган тем, который сидел от меня справа. Его длинный нос упирался в сторону лба того, кто сидел напротив: этого пухлощёкого сложно было не заметить за этим столом. Словно поросёнок он что-то нахрюкивал и успокаивал длинноносого. Слева сидел парень, полностью отрешённый от происходящего, похоже, рассуждающего что-то на свой лад. «Ты!» — показывал длинноносый пальцем щекастому; и постоянно посмеивался, ехидно толкая при этом под столом ногу того, что слева — этот парень моментально изображал дрожания и кой-какие конвульсивные манипуляции, но ответный толчок совсем не хотел, вероятно, совершать, при этом сжимался ещё пуще прежнего. Тот, что напротив давился колбасой... Он схватил её и направил себе в рот, словно огромный монстр, пожирающий товарняк.
— Кража! — кричал бармен и бежал к нашему столу, а затем обратно. Один раз я пытался задержать его за рукав, но он вырвался и снова оказался за барной стойкой, где и остался до конца представления, что происходило за столом.
Я резко поднялся! Ударил по столу рукой и крикнул гулкое и протяжное: «А!» Никто не обратил внимания, а у меня началась жуткая паника; жар бросился на меня, и я выбежал из бара.
Шаги мои принимала степь, на которую я вскоре вышел. Редкие растения и деревья останавливали на миг мой взгляд, безустанно бродивший по прелестям дикой природы. Трещины на земле вытягивали на свет глину. Мои следы чуть подымались, когда я осторожно шествовал вперёд, в сторону теней. Ветер безжалостно ударял меня и сушил кожу, заодно и сдвигал меня с намеченного курса. Когда я устал, света уже не было видно, и я укрылся где-то возле невысокого нагорья.
Под утро я вернулся к некой. Она всё так же лежала на кровати, а ноги её немного шевелились. Окно закрыто, поэтому в комнате прохлада не ходила, и даже было жарко. Я протопал по ковру и оказался на краю кровати. Она нежно открыла глаза. Улыбнулась...
— Давай больше никогда не будем просыпаться отдельно друг от друга?..