Николай катил чемодан по раздолбанной площади Белорусского вокзала и чертыхался на чем свет стоит. Он клял московские пробки, из-за которых пришлось тащиться до метро пешком. Клял метро, в котором не был несколько лет (не считая прощания с Петром), и потому не знал, что в переходе на Белорусской ремонт…
Он клял банк, который черт угораздил расположиться на Большой Грузинской в эпицентре московских пробок.
Он клял Кубу, заповедник социализма, где ходят доллары, но крупные купюры не разменять, а кредитные карты мало где принимают. Это были слухи, но рисковать не хотелось: лучше дома потерять пару часов, чем оказаться в чужой стране теоретически при деньгах, а фактически без них.
Клял тяжелый чемодан. Обычно он брал в путешествия больше денег и меньше вещей, но в этот раз изменил правилу. В тропиках весь гардероб: шорты, майка да сандалии, если что понадобится - покупается на месте. В социалистических тропиках и бананы могут оказаться в дефиците.
Рассказали, что на Острове свободы в ноябре температура может упасть до 10 градусов, без теплой одежды не спасут ни ром, ни… именно ИМ, по советам бывалых людей, Николай вез килограммы сувениров: парфюмерию с косметикой, колготки, джинсовые тряпки серии «Поддержим отечественного производителя».
Визит друга перевернул жизнь Николая. Теперь он был готов верить в любые чудеса. Когда его не выпустили за границу, из-за смешного штрафа в 100 рублей, Николай не особо расстроился. Не стал даже предъявлять претензий человеку, оформлявшему документы. О нем – особо.
Алексей Егорович Яцко, бывший полковник КГБ-ФСБ (в «конторе» бывших не бывает), уже не один год являлся партнером Николая во всех делах, выполняя не очень и очень деликатные поручения. Егорыч был против побега. Вице-президент крупного банка по вопросам безопасности и ветеран спецслужб был уверен, что никто не простит Николаю его долгов. Наш земной шарик настолько мал, утверждал он, что какой-нибудь микроб на нем еще спрячется, а российский бизнесмен, «кинувший» банк на круглую сумму, вряд ли.
Егорыч был человеком удивительным. Любые его бизнес-начинания были успешны. Невероятным чутьем Егорыч всегда знал, где можно заработать. Большие деньги легко приходили к нему, но так же легко он их и терял. Человек-старт - как окрестил его Николай – был воспитан в лучших традициях КГБ СССР: он не верил никому, а сам вести бизнес патологически не мог. Сколько раз Николай предлагал ему партнерство, столько же раз Егорыч отказывался и столько же раз терпел неудачу. Бедным он, конечно, не был, но и олигархом не стал, хотя мог.
После неудавшегося побега Николай отправился прямиком в пасть финансового зверя. После встречи с Петром мало что могло удивить его, но банкиры сумели: сами предложили Николаю решение! Наметили и провели ряд сделок с «плохими» активами других должников банка, бизнес Николая использовали как залоговый инструмент. Грубо говоря, банкиры, отхватывая чужие куски, закладывали задницу Николая в своих интересах.
Пронесло. За несколько месяцев кредиты он погасил, возобновил строительство, его бизнес подорожал в разы.
Интересная деталь: это стало возможным благодаря поручительству банка, где работал Егорыч. За чудесами торчали уши хитрого лиса, но причины доброты оставались скрытыми для Николая.
Проявился повзрослевший Петр Симутин – успешный политик федерального масштаба, отец троих детей и примерный семьянин. Что это была за встреча! (хотя для Николая прошла неделя…)
События решительно меняли его самого. Он вернулся к здоровому образу жизни, подтянулся и помолодел. Стал много читать, подумывать о Боге, правда, не без труда. Его разум, воспитанный в атеистической традиции, смущало противоречие между гипотезой единого бога и эмпирическим фактом наличия богини из древнегреческого пантеона.
«Душа, совесть, любовь»… он начал использовать эти слова почти без иронии.
Пришел день, когда Николай решил, что пора прекратить одиночное плавание и стать семейным человеком. На этом пути лежало небольшое с виду препятствие - отсутствие достойной кандидатуры. Он всерьез рассматривал вариант «удочерения» домработницы Ксюши, разрешил ей съехать со съемной квартиры и обосноваться у него. И тут же пожалел. Он превратился в «заю» и «котика», объем разносолов подрывал планы здорового образа жизни, порядок в доме все реже стал учитывать мнение хозяина. Но это было не все. Самое отвратительное, что присутствие Оксаны только сильнее подчеркивало отсутствие той, на чью роль он Оксану пробовал. В общем, ход был ошибочным. Николай решил вернуть статус-кво.
Разбуженная Петром, его придавила ностальгия по былым временам, и он нашел отличное решение – Куба, социализм с креольским лицом. Захотелось погрузиться в их тоталитарный быт в батискафе собственного благополучия, пожалеть и посочувствовать, помеценатствовать, а заодно и пофестивалить на полную катушку. Если повезет, можно влюбиться, а влюбившись, вырвать любимую из цепких лап нищеты и полицейского государства. И будет он ей не только возлюбленным, но и Спасителем… Впрочем, эти честолюбивые мечтания мелькали так редко и в таких далях сознания, что не стоило бы их упоминать, если бы не факт, что едет он именно на Кубу…
Оторвать себя от дел помог новый праздник новой России – День народного единства. Благодаря ему страна будет бездельничать почти неделю, а еще неделю отпуска Николай подарил себе сам. Летел один, и Ксюха, узнавшая об этом лишь вчера, устроила истерику. Скандал Николай ожидал и планировал использовать для разрыва.
С утра он заехал в офис, оставил машину, оттуда в банк, разменять 10 тысяч долларов на мелкие купюры. Банкноты оказались в основном старого образца. Распихав пачки потрепанных денег по карманам, он сел в такси, ехать в аэропорт, и понял, что на машине в Домодедово ни за что не успеть – Москва стоит.
Уже влачась по улице, Николай вспомнил, что до Павелецкого вокзала можно доехать и по кольцевой линии. Хотел взорваться, да вспомнил, что винить в этом некого. Спокойно: через час он будет читать Пелевина в уютном Аэроэкспрессе, еще через час – дьюти-фри и бар. В полете будут бесхитростные (и тем приятные) развлечения: хороший алкоголь, комедии, закачанные на ноутбук, и сон, в конце которого включат праздник. Так представлял свое ближайшее будущее Николай, входя в метро…
Когда электричка, вылетев из тоннеля, резко загудела, сердце Николая екнуло, но не ответило – почему? Даже в вагоне, увидев огромную бомжиху, растекшуюся на два места, он не сразу сообразил, что произошло. И только когда их взгляды встретились, Николая оглушила догадка. «Баба! Как ее… Лох-несс…» – лихорадочно соображал путешественник, приближаясь к ней на ватных ногах.
– Лахесис. Так твой друг меня назвал. Я не чудовище, – сказала Баба, когда Николай до нее добрался.
– Вы вроде мыслей не читаете…
– Мне и не нужно, у тебя все на лице написано.
– Не ваше же имя…
– Именно, не мое. Хотя некоторые меня так зовут, но чаще зовут по-другому. Вообще-то настоящее имя у человека то, которое дали родители или которым он сам себя называет.
– Вы разве человек?
– А кто же, по-твоему?
– Не знаю, богиня… Петя вас называл богиней судьбы.
– И ты поверил? Что нашелся доброволец, взваливший на себя муку следить за каждым мигом бытия каждого человека?
– Поверил. После того, что с Петей… с нами случилось, поверил.
– И в бога поверил?
– В бога не в бога, а в то, что невероятные вещи возможны - да. В конце концов, – вспыхнул Николай, – вы надо мной смеетесь! Если вы такая всеведущая и всемогущая, объясните, во что верить, во что не верить, как жить, наконец! Обещаю, к вашим рекомендациям я прислушаюсь.
– Нет, дорогой, это ты должен решать сам. Во что верить… во что хочешь, в то и верь! Разве только существованием бога можно объяснить, что с тобой случается? Можно найти и другое объяснение. Научное, например, или еще какое-нибудь. На то тебе разум и душа, чтобы ты сам решал и сам выбирал. Я ничего объяснять не стану. Не потому, что вредная, а потому, что не могу. Твоя судьба – это всегда твой выбор. Твое счастье и твое несчастье за тебя никто не определит, твою любовь тебе никакой бог не выберет. Но в чем-то пособить я, конечно, могу. Ты же хочешь вспомнить, как оно раньше было? Хорошо. Только смотри не насори у них будущим, назад не пущу. На какой станции выходишь?
– Хотел на Павелецкой.
– Это следующая. Ты, кажется, жил там раньше?
– Я и сейчас там живу.
– Тем более…
– Что тем более?
– Идти, говорю, недалеко. До свидания. Или прощай?
– До свидания, конечно. Погляжу, что к чему, и обратно, – сказал Николай, протискиваясь к выходу.
– Назад-то я еду аккурат в это время, – крикнула Баба, когда Николай уже был в дверях. – Да имей в виду, не скоро: может, через неделю, а может, через две.
Двери вагона захлопнулись, и поезд тронулся, а Николай замер спиной к перрону, не решаясь обернуться…
* * *
Досчитав до трех, он решительно двинулся в сторону выхода. Станция была той же, но пассажиры изменились. Он и забыл, как все выглядело: серо и невыразительно. Зато Николай выделялся из толпы: в дорогой легкой дубленке, с элегантным чемоданом на колесиках, который встречные с интересом разглядывали.
«Чемоданов, что ли, не видели? Впрочем, таких наверняка не видели: иностранцы ходят по метро с фотоаппаратами, а не с багажом. Сверим время. Над тоннелем светится 14:02, на моих столько же. Отлично. Осталось выяснить, какой сейчас год и день…» Вопрос был не праздный – идти он мог только домой, а в это время советские люди обычно на работе. Зайти из метро к «себе» в райком? Рискованно. Да и что будет, если он столкнется с собой молодым? Правда, здесь он полагался на Бабу, скорее всего, это она предусмотрела.
Николай вышел на улицу – начало Новокузнецкой – и застыл, озираясь. Ему хотелось поглубже вдохнуть воздух прошлого, запахи молодости. Москва была просторна и нетороплива. И маломашинна. Эту Москву не теснили палатки и магазинчики. Огромная площадь Павелецкого вокзала была пуста и широка, над ней не нависали громады офисных новоделов «а-ля» сталинский ампир. Тротуары были во власти пешеходов, а Садовое кольцо можно было перейти поверху, не сильно рискуя. И никакой рекламы.
Привычное давление улицы стало спадать, пока не улетучилось совсем. Губы Николая расплылись в благостной улыбке, а затем, собравшись в трубочку, стали насвистывать «Мой адрес – Советский Союз». Он подхватил чемодан и знакомыми переулками двинулся в сторону дома.
«Эх, Бабуся, – припевал про себя гость из будущего, – спасибо тебе, дорогая, какая Куба сравнится с таким приключением! И две недели, и два месяца могу тут благоденствовать, денег по их меркам у меня больше, чем нужно, все возможные ходы записаны. Я тут буду царь, бог и воинский начальник! Сегодня у меня день приезда: обустроюсь, пообщаюсь со старыми друзьями, поучу их уму-разуму, а дальше видно будет».
До дома Николай дошел быстро и без приключений, веселился, ловя изучающие взгляды прохожих и читая совсем не частые, как казалось когда-то, плакаты наглядной агитации: «Слава Великому Октябрю!», «Решения XXVI съезда КПСС – в жизнь!», «Ленинизм – наша сила!», «Коммунизм – это молодость мира!»…
Позорище, замечательную идею продать не смогли. Социализм – это товар самого массового спроса! Дали бы нам в отдел пропаганды пару пиарщиков и рекламщиков из любого будущего агентства, глядишь, и с перестройкой бы обошлось…
* * *
Николай позвонил без особой надежды, однако дверь открыли – это была Татьяна.
– Привет! – обрадовано воскликнул гость, широко улыбаясь.
Живая Татьяна была свежее и ярче той, что жила в памяти.
– Здравствуйте… Вы к кому? – Татьяна не сводила глаз с Николая. В дверь выглянул Симутин-младший.
– Привет, Коля, ты уже вернулся?! – спросил он.
– Как видишь, Васек, – улыбка Николая растянулась еще шире, – Тань, дашь войти или будешь держать меня на пороге?
– Коля, это в-в… ты?
– Я, я, принимай гостя из будущего!
– Так, значит, это правда?!
– Ага, значит – после, – заключил Николай.
– Что – после?
– Я прибыл после Петькиного визита к нам. Давно это было?
– Этим летом…
– А папа когда вернется? – подключился к разговору Вася.
– Ну-ка, брысь в постель! Бегает босой с температурой! Входи, Коля. У тебя есть ключ от твоей комнаты? Да что я! Погоди, я запасной принесу, – засуетилась соседка.
– Подожди ты с ключом, – осадил Николай, – уточни дату.
– Второе ноября 1983 года, а ты…
– Не успел выяснить. День недели какой? И, кстати, Я с Петькой сейчас где? На работе?
– Сегодня вторник. Вася приболел, я взяла больничный, поэтому дома. А ребята вчера в командировку уехали на БАМ, на месяц с инспекторской бригадой ЦК. Ой, ну неужели же ты действительно из будущего?! С ума сойти! Ты надолго?
– Путешественнику во времени помыть бы руки с дороги и переодеться. Времени на ответы-вопросы у нас с тобой вагон, так что тащи ключ от комнаты и накрывай гостю стол.
Николай быстро распаковал чемодан, сменил офисный официоз на джинсы и свитер, посетил ванну, на его нынешний взгляд молившую о ремонте, и пришел на кухню. Там вкусно пахло борщом, стол был уставлен советскими деликатесами: рижские шпроты, венгерская салями, финский плавленый сыр, азербайджанские маслины, коробка московских конфет ассорти, молдавский коньяк «Белый аист». И невероятно роскошная баночка черной икры.
– Ого! – воскликнул гость. – Откуда дефицит?
– Ребята заказ получили к празднику, я все и вывалила. Ты, я знаю, привык ко всему этому, Петя рассказывал, как у вас богато… А я ведь ему сначала совсем не поверила, возмущалась, что он меня за идиотку принимает. Не приходит домой ночевать и такими глупостями оправдывается! Я еще удивлялась, ничего правдоподобнее соврать не мог? А когда наши корейский «Боинг» сбили, про который Петя за пару недель до того рассказал, задумалась, но все равно до конца… а ты, кстати, ему почти сразу поверил, помнишь?
– Нет, я… – начал Николай и запнулся. С ним происходило странное: в памяти всплыл разговор, которого мгновение назад не было, прорисовались детали, как сначала подумал, что Петя «двинулся», потом, шутки ради, стал спрашивать о том, о сем… Петр отвечал уверенно и с такими подробностями, что Николай засомневался - слишком сложная и нелепая легенда для банального адюльтера. Когда стали подтверждаться Петины прогнозы, он поверил окончательно.
«Что за наваждение! Ведь со мной этого не было, а память утверждает, что было. Вот, значит, как - меняй воспоминания и изменишь историю. Интересно. А дежавю – это осколки воспоминаний о пережитом в измененной реальности…»
– Да, помню, конечно…
В этот момент в кармане дубленки, повешенной в прихожей, зазвонил мобильник! Николай подпрыгнул со стула и кинулся отвечать. Звонила Ксюша:
– Кицюля, ты еще не в самолете?
– Слушай, сколько раз тебе повторять: не называй меня этим дурацким словом! – мгновенно вскипел он, забыв о потрясении.
– Ну, солнышко, не сердись, я хотела извиниться за вчерашнее. Я была неправа, золотко, конечно, тебе надо отдохнуть ото всех, и от меня тоже. Простишь меня?
– Проехали, я забыл, – буркнул кандидат в мужья.
– Счастливого пути! Не забывай свою девочку. Можно я буду тебе иногда звонить?
– Тебя забудешь! Не звони, там большая разница во времени: у вас день, у нас – глубокая ночь. СМСки пиши, а лучше на мыло. Кстати, Ксюша, сделай доброе дело, закинь мне на обе симки денег, я местные ставить не буду. Всех предупредил, но ведь все равно будут на мой номер звонить. Все, пока.
– Чмоки, милый!
Николай задумался: «Раскусила меня, хитрюга. Ох, как ей хочется замуж за олигарха! Представляю, какие мне будут “чмоки” после штампа в паспорте. Нет худшего тирана, чем вчерашний раб… Но телефон работает! Межвременной роуминг… ну и дела… я в прошлом с мобильной связью и Интернетом! Ай, Баба!»
Татьяна затаив дыхание следила за происходящим.
– Коля, что это было?
– Обыкновенное чудо: мне звонила моя, как она считает, невеста из 2009 года. Не знаю как, но связь с моим временем работает. Кстати! Давай-ка я тебя тоже в курс наших дел начну вводить, раз все работает. За нотником только схожу.
Они забыли про еду и погрузились в изучение Таниного будущего. Отвлеклись лишь на минутку: Татьяна сбегала в комнату накормить сына. После пары часов, проведенных в Сети, они все-таки поели и выпили. Коньяк оказался редкой гадостью.
– Что-нибудь приличнее купить можно? – спросил Николай.
– Чем тебя коньяк не устраивает?
– Тем, что это не коньяк. Помню, где-то нормальный продавали…
– В «Елисеевском» есть французский, но он ползарплаты стоит, рублей восемьдесят! Непонятно, кто может себе такое позволить?
– Погоди, 80 рэ – это где-то 16 баксов… Дешевле, чем в дьюти-фри! Надо только доллары поменять. У тебя, случайно, нет знакомого валютчика?
– Ты что, обалдел, какие доллары? Уголовная статья! Давай как-нибудь без этих коньяков обойдемся. У меня есть рублей 200, нормально доживем до твоего отъезда.
– Доживем… Скажи, дотянем. А праздник?! А отпуск?! Нет, Таня, гулять, так гулять. Раз вы в вашем будущем ничего о моем аресте в прошлом не слышали, значит, все было в порядке. Кто не рискует, тот не пьет французский коньяк! Съезжу на Тверскую к «Интуристу». Я похож на иностранца?
– Ох, рискуешь! Выглядишь шикарно – настоящий фирмач. Вид у тебя… не знаю, как правильно сказать: дорогой! Такую дубленку я и на иностранцах не видела. Кстати, сколько тебе сейчас лет?
– Пятьдесят один.
– Никогда бы не дала, максимум сорок.
– Вот и славно. Так, подруга, мне понадобится твоя помощь. Нужно отобрать купюры старше 84 года…
Николай принес из своей комнаты пачки долларов. Когда Таня их увидела, она охнула и схватилась за сердце:
– Тебя посадят!
– За что? Это мои рубли, честно заработанные и обменянные в банке на доллары. У меня даже справка для таможни есть. Тут всего-то десять тысяч, просто мелкими купюрами, много наличных я брать не стал, ехал только на две недели, да и кредитки у меня с собой.
– Господи, «всего» десять тысяч долларов!!! Зажрались вы в своем будущем! Это даже по официальному курсу больше пяти тысяч рублей, мы с Петей их только к пенсии скопим.
– Разбежалась, по официальному курсу! У барыг в эти годы курс был от трех до шести рублей за «зеленый». Возьмем, не торгуясь, по пять, получится пятьдесят тысяч. Десять кооперативных квартир. С ума сойти – квартира в Москве за косарь… вот у вас халява!
– Действительно, с ума сойти – просадить такую прорву денег за две недели. Лучше бы для семьи сохранил.
– Тань, я пока холостой. А тратить планирую именно на избранниц, пусть и временных. Вам с Петрухой тоже подкину, и себе, молодому, оставлю на разбег… Короче, давай сортировать.
Подходящих банкнот оказалось около трех тысяч. Николай подумал и добавил купюры более поздних 80-х, вряд ли в суете обмена кто-нибудь будет рассматривать даты, напечатанные микроскопическим шрифтом. Получилось чуть больше пяти тысяч.
– Ничего, и на эти гроши погулять можно!
* * *
До гостиницы «Националь» счетчик такси насчитал 86 копеек. Щедро одарив шофера одолженной у Татьяны трешкой, Николай попросил подождать. Володя, таксист, с радостью согласился. Сделка была взаимовыгодной: Николаю не приходилось подолгу провожать разъяренным взглядом машины с зелеными огоньками и надписью «в парк», а Володя получал жирного клиента.
Николай решил прогуляться от «Националя» до «Интуриста», изображая этого самого интуриста. Поскольку дорогим импортом от него веяло за версту, рыбка клюнула в первые пять минут. К нему обратился темноволосый парень лет 20–22-х, в синей куртке-дутыше, джинсах-бананах и белых кроссовках:
– Do you speak English?
– Yeap, – ответил мнимый иностранец.
– Have you something for sale? Jeans, cosmetics?
– No. But would you be so kind to suggest me where could I change dollars at the best rate?
– Do you have many dollars? – паренек радостно взволновался.
– Oh, not so much! About three hundred…
– I can give you best price, you and me go in hotel? In bar? – от радости и без того плохой английский фарцовщика совсем испортился, – in bar, – повторил он.
– Why not? Show me the way.
Они подошли к центральному входу «Интуриста», и швейцар услужливо распахнул двери, парень явно был ему знаком. Бар находился на первом этаже слева от входа.
«Ну и забегаловка! – подумал Николай. – А ведь когда-то казалась пределом мечтаний». Он вспомнил, как однажды, сопровождая делегацию молодых коммунистов из Финляндии, был поражен этим убогим изобилием.
– I go toilet and you one minute after me, – сказал новый знакомый и исчез в двери за баром.
Выждав минуту, Николай зашел в туалет. Парень тут же закрыл дверь на защелку и зашептал:
– I give you two ruble for one dollar, it is good, much better official price!
– My dear, under such a rate I’d better give my money to your state in a bank, than to you in the toilet. Excuse me, – Николай сделал вид, что собирается уходить.
– Момент, момент, what price you want?
– I give you three hundred bucks, you give me fifteen hundred rubles. A deal? – Николай достал из кармана по-американски свернутые в трубочку деньги и широко улыбнулся.
Парень явно не был готов к такой хватке обычно пугливого туриста и растерянно согласился. В пару минут деньги были пересчитаны и обменяны.
– Ну что, обмоем сделку? – перешел на русский Николай.
Дикий ужас отразился в расширенных глазах паренька, он бросил доллары на пол и прижался к стене. Николай ожидал такой реакции, поэтому, пока насмерть перепуганный валютчик лепетал о том, что деньги не его, что он просто зашел в туалет, мнимый иностранец доставил себе удовольствие понаблюдать, выждав садистски длинную паузу, а потом сказал:
– Деньгами-то не сори. Не ссы, пацан, я не из ментовки, я эмигрант, так что мне ваши валютные запреты побоку. Я серьезно, идем выпьем, я угощаю.
Они вернулись в полупустой бар, заказали выпивку, познакомились. Паренька звали Эдик, он работал «на углу» уже больше года. Фарцевал, в основном шмотками. Валюта была делом более рискованным, но и более выгодным, так что сегодняшний день для парня выдался удачным. Остатки ужаса Эдик утопил в бокале виски, и стал обсуждать варианты «бизнеса», например, купить дубленку с плеча Николая. Николай мягко уклонился от ненужных предложений:
– Эдик, не будешь против, если я к тебе еще раз обращусь с подобной просьбой?
– В любой момент! Сколько надо, хоть тысячу, хоть две, хоть три, единственно о больших суммах лучше бы заранее договариваться.
– Вот и я о том же, в моем возрасте по туалетам прятаться несолидно. Свой номер дай, я, как потребуется, звякну.
– О’кей. – Эдик попросил у бармена ручку и листок, написал номер и принес Николаю. – А вы в какой стране живете?
– Очень далеко, – Эдик понимающе закивал.
Зазвонил предусмотрительно поставленный на вибрацию мобильник. Николай автоматически вытащил его из кармана и приложил к уху.
– Слушаю… – осекся, сбросил звонок и спрятал телефон в карман. Эдик таращился на Николая, – видишь… очень далеко живу…
Николай почти физически ощутил, как его спину полоснул чей-то взгляд. Он обернулся - ничего особенного: тонкий крысиный носик, усы щеточкой, бесцветные глаза. Посетитель оживленно болтал с девушкой и смотрел ей в глаза. Вернувшись к прерванной беседе, Николай отшутился от вопроса о том, что это было, и договорился с Эдиком о правилах созвона.
Попрощавшись, он накупил в баре напитков, сигарет, орешков и прочей чепухи, которой в Советском Союзе за рубли не найти было днем с огнем, и двинулся к выходу. Крысиных усиков в баре уже не было, хотя их собеседница потягивала коктейль на том же месте.
* * *
С таксистом Володей Николай условился так: часы работы с 9 утра и до упора, цена – 50 рублей в день, срок – неделя, потом – будет потом. Парой пачек «Кента» и банок «Карлсберга» Николай подтвердил серьезность своих намерений. Володя был на седьмом небе от привалившей удачи.
Договорились, что такси заедет за Николаем в 9 вечера. Ночная жизнь Москвы того времени к полуночи уже разъезжалась по квартирам, поэтому и начиналась рано.
Поднимаясь на лифте, Николай почувствовал вибрацию мобильного. Звонил Егорыч:
– Не понял, – заявил он, – твой самолет в небе, а ты все еще доступен. Ты что, не полетел?
– Полетел, но не туда.
– А куда?
– Не по телефону. Приеду, расскажу.
– Что-то ты темнишь, дорогой. Вернешься?
– Вернусь, через пару недель. Егорыч, не доставай. Приеду, все расскажу. Скорее всего, не поверишь, но… расскажу.
– А вдруг поверю? Что за тайны от партнера! Так в чем проблема?
– Нет никаких проблем, пришлось изменить планы. Отдохну пару недель – и домой.
– Может, и я к тебе присоединюсь? Неделя выходных.
– Нет, Егорыч, ты не сможешь.
– Плохо ты знаешь мои возможности. Возьму и приеду. А, темнила?
– Да не темнила я! Егорыч, тебе поговорить не с кем? Все, давай.
– Ладно, не ворчи. Точно все в порядке?
– Точно.
– Ну, пока. Береги себя, ты нам еще пригодишься. И возвращайся, не пропадай!
– Да, вернусь. Теперь-то чего не вернуться?
– Не знаю, не знаю… Человек предполагает, а кто располагает?
– Теперь ты на загадки перешел.
– В Конторе это никогда не было загадкой. Отдыхай спокойно, дорогой товарищ. На связи, – и дал отбой.
Николай посмотрел, от кого был предыдущий звонок, – тоже от Егорыча. «Что он раззвонился? Ведь так и не сказал, зачем звонил. Проверил на связи ли я, и все. Зачем? Уж кто темнит, так точно не я.» Стало зябко: что бывший полковник готовит ему дома?
* * *
Когда Николай вернулся, Татьяна вздохнула с облегчением.
Дары от интуристов - человека и гостиницы - были распакованы, часть их тут же пошла в дело. Отпрыск Симутиных проснулся и радостно набил рот чипсами с жевательной резинкой, уверенный, что это кратчайший путь к выздоровлению. Хороший коньяк оттянул от сердца Татьяны тревогу минувшего часа. Она великодушно предложила закрыть глаза и уши, в случае если Николай вернется из «ночного» не один.
Татьяна рассказала, что после возвращения Петра из будущего их отношения переживали ренессанс. Вплоть до отъезда Петра в командировку длилась вторая серия медовых месяцев, хоть Татьяна так до конца и не верила в фантастическое объяснение отсутствия. Загул это был, или что-то другое, но именно это вернуло ей мужа. Появление Николая освободило ее сердце от остатка сомнений.
Прежде чем отправиться бога гневить, Николай показал Татьяне, как пользоваться ноутбуком, что и как смотреть в Интернете, подурачился с Васьком, а потом пошел к себе сочинять выходной наряд. Он не знал, куда занесет кривая развлечений, поэтому выбрал компромисс: вельветовые брюки, строгая сорочка и кардиган. В таком виде хоть в театр, хоть на дискотеку.
Он вышел из дому без пяти девять. Машина ждала.
* * *
Описывать похождения седеющего ловеласа с шармом и финансовыми возможностями в советской Москве – пустое занятие: ни молодым наука, ни старикам урок. Кто сам ходил, тот знает все до мелочей, кто не ходил, тому никакие подробности не помогут. Будь ты из будущего, будь ты из прошлого – законы жанра одни и те же.
Впрочем, отдельные моменты нам, людям будущего, могут показаться небезынтересными.
На всю Москву тех лет было лишь десятка два заведений, куда ходили познакомиться, в любой вечер перед входом в них стояли длинные очереди. Тогдашняя жизнь вся была устроена по-раннему: рано вставали, рано ложились, магазины, кинотеатры, кафе и рестораны закрывались рано, программа ТВ завершалась рано, рано женились и заводили детей тоже рано.
Такие мысли пришли Николаю на ум при виде очереди у входа в кафе «Московское», что напротив Центрального телеграфа. Ровесников в очереди Николай не встретил, все – сплошь студенческого возраста. Свободных мест нет. На входе – бородатый швейцар.
Советский швейцар – человек строгий, даже суровый, но три рубля делают его добрым, за пять он тебя уже любит, и свободные места возникают как грибы после дождя. Этого швейцара Николай «обожать себя заставил», поэтому, пропуская отпускника внутрь, страж строго крикнул подумавшей роптать очереди: «По заказу!»
Николая подсадили за столик к двум хорошеньким девочкам. В те времена это значило только то, что столиков мало, а посетителей много, принцип рационального потребления в плановой экономике гласил: за столиком на четыре персоны должно сидеть четверо, так и знакомились.
Девушки Николаю понравились, но кафе он определил как «неформат».
«Папиков» как явления в те невинные годы не было, поэтому брать пришлось широтой души, что Николаю в его дорогой импортной упаковке и с гигантским опытом давалось легко. Девушек звали одинаково: Надя и Надя, студентки, провинциалки.
С «удвоенной Надеждой» Николай переместился в ресторан «Арбат». Там, с поправкой на советские реалии, был «формат» – дорого и солидно. Очереди на вход не было, но и мест тоже, за любовь швейцара все равно пришлось платить.
«Надежды провинции» смущались советским гламуром, терялись в меню (в «Московском» все меню – шампанское и пломбир), но им нравилось. Хотя Николая смешила скудость этой роскоши, черной икры с осетриной ему вполне хватало. И, конечно же, радовали цены. При всем желании в три их утробы больше ста рублей меню не войдет.
Пришлось непредвиденно платить оркестру: Николай хотел общаться, а перекрикивать музыку нет. Добавить пришлось еще раз, чтобы оркестр не исполнял заказы гостей из южных республик с их особыми музыкальными пристрастиями. Регистрацию в Москве еще не ввели, все были гражданами одной страны. Болтая с Надеждами, Николай весело наблюдал за суетой у столика метрдотеля по поводу нэпонятного поведения оркестра.
Ледяная игла тошно уколола где-то в желудке: крысиные усики. Они-то что тут делают? Совпадение? Впрочем, успокоил себя Николай, в этой Москве мест не так много, все топчутся на одном пятачке.
Любой вечер заканчивается и встает вопрос: что дальше?
Девушек Николай кормил легендой «работник «Внешторга» в разводе», объяснявшей и заграничный вид, и достаток. На такого живца в СССР клюет любая золотая рыбка, а уж незолотая…
Ход событий сузил воронку решений до выбора: какая из Надежд в общагу, а какая остается. Николай видел, что ни одна в общагу не хочет и хрупкая девичья дружба вот-вот даст трещину. Он попробовал увеличить число возможных вариантов, предложив остаться обеим. Обе испугались. Не предложения, а отсутствия перспектив у такого поворота событий. Николай предотвратил назревающий конфликт, «отпустив» обеих, шепнув каждой, что нравится ему именно она, и лучше они встретятся завтра-послезавтра с глазу на глаз. Координаты, такси до общаги, прощальные поцелуи. Все, вечер исчерпан.
Нужно пояснить, с чего это наш герой-любовник проявил такое благородство и пощадил девичью дружбу в ущерб своему удовольствию здесь и сейчас. Все очень просто. Прокручивая в голове сценарии продолжения вечера, Николай в любом из них упирался в неразрешимый вопрос: ГДЕ? В СССР не было секса из-за того, что социализм не нашел правильного ответа на этот вопрос.
Именно поэтому секса не было сегодня и у Николая. Коммунальный вариант, несмотря на дозволение Татьяны, годился для того Николая, который сейчас на БАМе. О гостинице не могло быть и речи – человек без брони, без командировочного удостоверения и тем более без советского паспорта ни за какие разумные деньги не мог снять номер, а предложение неразумных денег вызвало бы подозрения с непредсказуемыми последствиями. Вариант с общежитием, где обитали наши Надежды, мог прийти только в голову невзыскательного автора этих строк. Николай поехал спать домой.
* * *
Наступили длинные выходные. В СССР 7 и 8 ноября были нерабочими днями, праздновалась годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. В этот раз 8-е число пришлось на понедельник, получалось три выходных подряд.
В предыдущие дни ничего примечательного с Николаем не приключилось: общался с Татьяной, гулял по Москве, встречался по очереди с Надеждами в снятой квартире, тлел (а вовсе не жег) с ними по ресторанам, еще раз встретился с Эдиком для пополнения советской наличности. Вот, собственно, и все путешествие во времени. Николай с горечью отмечал, что флирт, он и в прошлом – флирт, и только.
Впрочем, одно важное событие было – телефонный разговор. Петр позвонил с далекого БАМа, и Николай поговорил с другом и с собой. Звонок раздался в четверг вечером, незадолго до выхода Николая на провинциальные гуляния.
– Привет, Танюшка! – кричал в трубку Петр. – У нас уже ночь, поэтому соединили быстро, за 15 минут! Доехали хорошо, устроились в гостинице. Неси ручку, запиши адрес и телефон…
– Здравствуй, родной. А у нас гость, Николай.
– Какой Николай?
– Тот, у которого ты летом побывал…
– Да ты что?!!! Позови.
– Здорово, коммуняка! – взял трубку Николай.
– Здорово! Ты с терминами поаккуратней, мы по межгороду разговариваем… Ты как сюда попал?
– Так же как и ты, на метро.
– Баба?
– Она.
– И как тебе у нас?
– Нормально. Без особых потрясений. Честно говоря, даже немного обидно… кстати, Петя, ты молодец, правильные выводы из своего посещения сделал.
– Тебе Танька рассказала?
– Не только. Я наблюдал результаты воочию. У тебя… у вас всех все хорошо! Очень рад за тебя, молодец!
– А у тебя что? Ты к нам… сбежал?
– Ох, и прямолинейный же ты, дружок, нельзя было помягче сказать? Впрочем, называй вещи своими именами – так правильней. У меня тоже все в порядке. Никуда я не сбежал, проблемы разрулил, в отпуск собрался. В кои-то веки поехал на метро и на тебе – Баба! Короче, я у вас в отпуске до вторника. До этого или следующего: мне Баба времени дала больше, чем тебе. Пользуясь случаем, даю Танюхе уроки адаптации в грядущей жизни. Кстати, а Я далеко от тебя?
– ТЫ? А-а-а… Рядом, – В сторону, – Ты понял кто это? На, поговори.
– Алло…
– Привет, брат мой меньший.
– Привет… Ты – это я?
– Да, я – это ты. Я буду говорить, а ты слушай, времени на охи и ахи у нас нет. По существу: теперь я точно знаю, что изменить судьбу возможно, а значит, мы с тобой должны подкорректировать нашу биографию. Я оставлю для тебя завещание-инструкцию, так сказать назидание народам древности, постарайся следовать ему как можно ближе к тексту. Ты, я знаю, человек творческий, все захочешь сделать по-своему, поэтому еще раз уясни – я не твой родитель. Я – это ТЫ. Ты, который нахлебался дерьма и набил шишек. Так вот, пусть будут у нас и дерьмо, и шишки, но не старые, а новые! Так сказать, диалектическая спираль развития: повторение истории на новом уровне. Сечешь?
– Секу.
– Я тебе еще кое-что оставлю, что бы было проще стартовать. Жалко, ни мобильника, ни компа нельзя оставлять, а то бы мы с тобой еще и на связи были – этакое дистанционное обучение из будущего!
– Не понял, о чем ты?
– И не важно. То, что тебе нужно, ты поймешь. Вот, собственно... надо же, это все, что я сам себе могу сказать в назидание и напутствие!
– Разве? Ты же можешь дать конкретный совет по поводу каких-то важных ситуаций. Разве у тебя не было такого, от чего ты, например, можешь меня предостеречь?
– Нет, братишка, мы пойдем другим путем. Мы возьмемся за дело системно, мы изменим весь сценарий, в нем ненужных эпизодов просто не будет. Мы с тобой ребята умные, зачем нам мельчить? Я дам тебе советы по поводу ситуаций в принципе, а как действовать конкретно тебе, разберешься. У тебя всегда на руках будет джокер – ты будешь знать, когда и чем ситуация закончится. Хотя два конкретных совета дам. Петька любит фразу, что человеку нужен человек, ты прислушайся. Когда пойдут деньги, пойдут телки. Любые и в любом количестве. Не теряй на них времени, ищи человека для себя. Одному плохо. А с деньгами еще хуже. Для других ты перестаешь быть человеком. Ты для них – кошелек, мешок с подарками, средство решения их проблем, источник заработка, что угодно, только не человек. Постарайся найти своего человека до денег.
– О как! На старости лет решил стать моралистом за мой счет? Ты, значит, развлекался на полную катушку, а мне нельзя?!
– Дурак! Я не о морали, а об одиночестве. Надеюсь, все-таки дойдет. И не перебивай меня, я главного не сказал. В моем сценарии папа умрет от рака в марте 99-го. Ему поставят диагноз за три месяца до смерти. Если бы лечить начали своевременно, при моих…твоих… при наших возможностях он пожил бы еще лет двадцать или больше, понял? Постарайся заставить его бросить курить, у него был рак легких.
– Понял… – помолчал. – А ты проведать родителей не хочешь?
– Хочу. Сейчас понял, что хочу. Но у меня вашего паспорта нет, как я билет куплю? Да и как явиться на глаза? Разве что издали поглядеть…
– На поезд билеты продают без паспорта, забыл?
– Забыл. У нас, в свободном демократическом обществе, без паспорта шагу не ступишь: то менты, то пограничники… Насчет родителей, ты прав, съездить нужно. Если Баба даст еще неделю, обязательно поеду папу с мамой увидеть. Кто знает, получится у тебя или нет? Ну, все, прощаемся. Петьке привет. Зови его, пусть с женой договорит.
После разговора Николай отослал водителя к Надеждам с подарками и извинениями, вооружился ручкой, бумагой и ноутбуком и засел составлять, как он его назвал, назидание. Дело оказалось не таким легким, как казалось, к утру субботы работа едва дошла до середины.
* * *
За завтраком Татьяна сообщила, что завтра они приглашены в гости отмечать День 7 ноября.
– Вообще-то меня с Петей пригласили, но так как его нет, я сказала, что приду не одна, а с сюрпризом. Я подумала, будет несправедливо, если только мы с Петей будем знать правду о будущем. Можно ты ребятам расскажешь все, так же как и мне?
– Я за, просвещение входит в мои планы. Вопрос в том, поверят ли? И, кстати, куда идем, кто будет?
– Собираемся нашей лабораторией дома у Тарасовых. Валя, как и я, МНСом трудится, мы с института дружим. Они живут на Пролетарке на Симоновской набережной, от нас три станции метро с пересадкой.
– Какое метро, у меня же машина.
– Ну да, забыла, что ты капиталист – любитель пожить красиво.
– Не красиво, а удобно. Хотя ГАЗ-24 – это и некрасиво, и неудобно. Довезли, и то слава богу. Кроме нас и Тарасовых, кто еще будет?
– Я же говорю – все наши: три МНСа со своими половинами – мы, Тарасовы, Лариса Малюта с мужем, Гена, по-моему, зовут; лаборантка Лена и заведующая лабораторией Вера Сергеевна. Насчет нее я не уверена, хоть мы собираемся ради нее. Ее недавно муж бросил. Десять лет прожили, а он ушел к молодой, гад. В общем, мы ее хотим поддержать, чтобы развеялась немного…
– Ну, вы, молодежь, даете! Вы все по парам, а она, бедолажка, должна на вас смотреть и радоваться вашему счастью?! Я бы на ее месте не пришел.
– Ты не понял. Мы собирались пообщаться, выпить, попеть песен, возможно, потанцевать. Я, кстати, сказала, что ее ждет большой сюрприз. Тебя имела в виду – пришельца грядущих годов. Будь она моложе, на дискотеку сходила бы, глядишь, с кем-то и познакомилась… А так куда? Для тех, кому за 30?! Уж лучше в своей компании…
– И сколько ей?
– Тридцать два года.
– Да уж, старушка…
– Не старушка, но уже не девочка.
– Без комментариев. В наше время ее ровесницу иначе как девушкой назовешь – убьет! В этом возрасте они только начинают пару искать. Так и быть, если придет, буду окружать ее своим вниманием. Хотел лаборантку окружить, а придется начальницу. Хоть не уродка? Муж-то чего сбежал?
– Не уродка, красавица! Вот муж ее бывший точно – урод! Моральный. Кстати, Коля, ты не обидишься на меня…
– Что еще?
– У нас стол в складчину, я тебя не предупредила, но сказала, что выпивка за нами. Мы твои коньяк и виски только почали, и пива еще пара банок осталась…
– Ты, мать, даешь! С початыми бутылками в гости?! Съезжу куплю всего, тем более народу будет… 8 человек – двумя бутылками не обойдемся. Во сколько нас ждут?
– К четырем, с демонстрации по домам вернемся, переоденемся и к Тарасовым. Коля, возьми с собой компьютер и этот, как его… смартфон, иначе не поверят…
* * *
Николай готовился к выходу в люди основательно. Во-первых, подарки. Все, что он вез прекрасным мулаткам, было распределено на пять равноценных партий по числу приглашенных дам (Татьяне все, что можно, он уже подарил). Во-вторых, снова съездил в бар «Интуриста» и в «Елисеевский», купил на стол лучшего, что было доступно из выпивки. Дополнительно мужчинам по бутылке виски и блоку сигарет. Он не ограничился выпивкой, заглянул в ресторан «Арагви», где по тройному тарифу (не хотел терять времени на торговлю) ему вынесли килограмм черной икры и огромного осетра горячего копчения. Он любил делать подарки, поэтому не боялся переборщить. В-третьих, он перетряхнул содержание ноутбука: фотки, фильмы, музыку… Тщательно продумал, что расскажет, понимая, что как бы ни было интересно, рано или поздно придется расходиться.
В своих походах по местам трудовой славы работников советской торговли он больше не встретил крысиных усиков, но несколько раз натыкался на бесцветные глаза, внимательно глядящие сквозь него. Метр не сравнивают с килограммом, а эти усики с глазами можно – они из одного теста, вернее, из одной Конторы. Коллегам Егорыча – привет! Граница на замке, а заграница, приехавшая к нам, под контролем! «Надо же, как их много, раньше я не замечал. Правда, раньше я не был “иностранцем”, – с усмешкой думал Николай. – Как под таким плотным надзором Эдику со товарищи удается фарцевать?»
На демонстрацию Татьяна ушла рано, около семи. В этом году их институту была вменена «честь» пройти в колонне трудящихся Перовского района по Красной площади. Сбор и формирование колонн начинались за несколько часов до тех кратких минут, когда демонстранты вживую увидят своих полуживых вождей, а вожди усталым взглядом чиркнут по представителям советского народа, изображающим энтузиазм и радость.
Николай с Васьком остались дома. Они позавтракали и разлеглись на диване перед телевизором. Против ожидания зрелище вызвало в Николае не любопытство и не ностальгию, а горечь. Вот идут они, думал он, радуются или делают вид, что радуются. Все им ясно. Завтрашний день, как и день сегодняшний, им не очень нравится, но они в нем уверены. Они точно знают, что хуже не будет. Лучше? Может быть, а хуже – нет. Строят планы на жизнь, знают, когда в отпуск, когда подойдет очередь на квартиру или машину, знают, где будут учиться дети и куда будут распределены на работу. Они не любят этот строй, но он им кажется таким же крепким, как земля под ногами, и так же незыблем порядок их жизни… но всего несколько лет, и начнется… Сколько из них найдет свое место в новой жизни? Через что каждый пройдет и сколько не дойдет никуда? В принципе, что такого страшного? Разве наша жизнь стала хуже? Разве мы не свободней, чем они? Не богаче? Страна открыта, весь мир перед тобой. Тогда что? Они… вот они идут – валюта, средство платежа, разменная монета… Вот почему горько. Я знаю, что их судьбы, их жизни – ставка в рулетке, цена за наше якобы богатство и якобы свободу…
– Коля, маму показывают! – крикнул Вася.
– Где? – и тут же увидел: крупным планом Татьяна и незнакомая молодая женщина, обе несут портреты кого-то из Политбюро, обе в профиль – смотрят в сторону мавзолея, кричат, смеются. «Боже, какой профиль! Кто это? Оператору, видать, она тоже понравилась…»
Татьяна вернулась домой меньше чем через час – от Васильевского спуска до Ордынки рукой подать.
– Мама, мы с Колей видели тебя по телевизору! – восторгался отпрыск.
– Правда? Здорово!
– А кто рядом с тобой шел? – спросил Николай.
– Вера Сергеевна. Я ей еще раз наобещала сюрпризов, сказала, придет.
– Прекрасно… – Горячая вспышка в груди озадачила Николая.
* * *
Так всегда бывает: если начинаешь собираться сильно загодя, обязательно опоздаешь. На этот раз подвела лысая резина. Собрались за час до выхода, вышли за двадцать минут до назначенного времени (езды 10 минут), на набережной возле Симоновского монастыря пробили колесо. Пешком от этого места до гостей недалеко, но только с пустыми руками, а не нагруженным под завязку.
Володя менял запаску, они – ловили такси. Куда там! – все в парк.
– Черт, черт! – ругался Николай. – Им что, деньги не нужны? Может, я их озолотить хочу!
Пока безуспешно ловили такси, Володя управился с заменой.
Доехали, опоздав на полчаса, когда все уже были в сборе. Тарасовы жили в девятиэтажной хрущевке с видом на Москву-реку. Двухкомнатная квартирка была маленькой: тесная кухня, совмещенный санузел с «сидячей» ванной, большая (правильнее закавычить) комната метров 16-ти, ее торец отсечен стеной, за ней семиметровая спальня. Квартира маленькая, зато отдельная, зато молодая семья избежала инцеста жизни с родителями.
Стол был накрыт в зале, заполняя почти все свободное пространство. В дальнем углу на диване расположилось семейство Малют и лаборантка Лена (хорошенькая, заметил Николай, ну, нравится мне мокрая химия, и все тут!), хозяин квартиры Константин сновал челноком между кухней и столом, завершая сервировку. Его жена дорезала свои салаты, Вера Сергеевна с сигаретой в зубах (хм!) выкладывала из банок свои. Татьяна забрала у Николая осетровые деликатесы, протолкнула его в зал и со словами «Выпивку на стол, подарки лично в руки, знакомься сам» удалилась на кухню.
– Здравствуйте, меня зовут Николай, – улыбался он под рентгеном взглядов, – с праздником! – и начал выставлять на стол напитки.
– Хор-р-роший сюрприз! Богато… – среагировала женская половина Малют, невысокая пухленькая «отличница» в очках. – Я – Лариса, это мой муж Гена. – Муж, тоже в очках, высокий и сухопарый, молча привстал и подал для пожатия руку.
– А я – Лена, – лаборантка зарделась, но при этом дерзко посмотрела Николаю прямо в глаза. «Хор-р-рошая смена подрастает», – отметил он.
– Так вот, – нарочито громко, демонстрируя отсутствие интереса к прибывшему, продолжила Лена, – вместо комсомольского собрания нас загнали на лекцию. Я валялась! Читал мальчик из Высшей комсомольской школы. Их, видимо, тоже заставляют, они на нас тренируют свою пропаганду. Так слышишь, Лар, он себе тему взял, полный атас! – кризис в западных странах и относительное обнищание народа по сравнению с соцсистемой. Можешь себе представить?! Впаривал нам про безработицу, платную медицину, отсутствие уверенности в завтрашнем дне… а в конце стал рассказывать, какие у них продукты дорогие по сравнению с нашими. Типа у нас они есть! Мы над ним стебались, как могли. Я такая спрашиваю: а вы сами давно за границей были? Он так смутился, мне аж жалко его стало…
– Между прочим, он все правильно говорил и про цены, и про безработицу, и про отсутствие уверенности в завтрашнем дне, – вклинился в разговор Николай.
– Вы извините, – прервала его «отличница» Лариса, – не знаю как вас по отчеству…
– Можно просто Николай.
– Так вот, просто Николай, хоть вы и приятель Тани, совести у вас нет! Судя по вашему виду и напиткам, вы из заграницы не вылезаете. Так вам там плохо, что назад совсем не тянет! Дайте людям самим убедиться, как они там «загнивают», но вы боитесь, что люди правду узнают, и вешаете им вашу лапшу…
– Угомонись, Лариса, чего на наш сюрприз нападаешь? – в зал вошли Татьяна, Вера Сергеевна и хозяйка дома.
Все ахнули, увидев блюдо с осетром и розетки с невероятным количеством черной икры. Николай, так и не успевший сесть, кинулся помочь Вере Сергеевне держать блюдо.
– Я не на сюрпризы его нападаю, а на него самого, на их вранье! – огрызнулась Лариса.
– Тогда имей в виду, что сюрприз – он сам, а не его гостинцы, – со значением парировала Татьяна.
– Как это? – заинтересовался хозяин дома.
– В жизни не догадаетесь! Но… терпение, давайте поедим и выпьем, без ста грамм тут не обойтись! К тому же уже почти пять часов, а мы – ни в одном глазу. Не волнуйтесь, мы все объясним, правда, Коля? – Николай заговорщически молчал и улыбался, вдруг хлопнул себя по лбу и выскочил в прихожую, из которой вернулся с пакетами подарков.
– Это тоже пока не сюрприз, просто подарки по поводу праздника и знакомства, – анонсировал Николай.
Некоторое время гости рассматривали содержимое своих пакетов – это было время междометий, слова не давались.
– Ребята, что же у вас за сюрприз такой, если это – «просто подарки»?! – пришла в себя Валя Тарасова.
– Потерпите, вы удивитесь еще сильнее, – смаковал момент Николай. – Давайте все-таки поедим, сил нет терпеть – такой вкусный стол!
Николая посадили рядом с Верой Сергеевной, и он, наконец, смог разглядеть ее поподробнее. Она была одета в джинсы и облегающий свитер ручной вязки. Стройная. Прямые темно-русые волосы густые и длинные – ниже лопаток – были распущены. Высокие в разлет брови, зеленые глаза… Все, что нравилось Николаю в женщинах, все, что его влекло к ним, все было – Вера Сергеевна. Она излучала женственность такой силы, которая возводит на пьедестал, которая любого мужика, самого запущенного кобеля, превращает в щенка, заискивающе колотящего хвостиком по земле: можно, я тут, рядом с вами, на одной планете?..
«Как же ее бывший посмел бросить?» – недоумевал Николай.
* * *
Первой реакцией народа на то, кем на самом деле является Николай, было разочарование: дешевый розыгрыш – разбег на рубль, удар на копейку.
В ход пошли аргументы, от паспорта гражданина РФ, выданного в 2007 году, до ноутбук с подключенным Интернетом, сомнения прогибались, прогибались и рухнули вместе с представлениями собравшихся о возможном и невозможном. Небольшая лекция Николая о будущем развитого социализма, СССР и его народного хозяйства, о войнах между вчерашними родственниками из семьи братских народов повергла присутствующих в состояние «грогги». Николай рассказал об одомашнивающемся русском капитализме, о компьютерах и Интернете, о Единой Европе, включающей в себя советскую Прибалтику, о Китае, о Корее… Рассказывал бегло, по верхам, иногда иллюстрируя рассказ фотографиями и клипами из Сети, но этого хватило, чтобы взорвать мир слушателей.
Им казалось – небо обрушилось. А ничего не произошло, просто прозвучали слова, своей тяжестью раздавившие вселенную советского миропорядка. Но слова оставались словами, их нужно было подтвердить. Первой очнулась «отличница» Лариса и стала сопротивляться:
– Картинки красивые, но меня терзают смутные сомнения, как говорится. Оставим за скобками то, как вы перемещаетесь во времени, и как ваш компьютер связывается с будущим. Мы не специалисты. В глаза бросается другое: вы такой холеный и гладенький, такой богатенький, судя по подаркам, а по взглядам такой левый! С порога встали на сторону коммунистической пропаганды, брезгуете капитализмом, не любите его, а социализм жалеете… Не стыкуется! Может, это новый способ обработки наших мозгов: доказательство от противного? Как вы это называете, контрпропаганда? Представителю мира капитала намного легче поверить, что там все плохо, чем нашим родным пропагандистам, которые явно в интересе…
– Может, он просто неудачник в своем мире, вот и хает? – поддержал жену молчун Геннадий, она сверкнула на него взглядом, вернув в безмолвие.
– Понимаю, в это трудно поверить… Насчет взглядов, ты права, Лариса… ничего, что на «ты»?.. Я действительно сочувствую левым, хотя от политики далек. А вы, я смотрю, систему не любите, но так напичканы ее идеями, что размышляете строго в ее понятиях. Тезис о классовом сознании… Разве капиталист не может быть против капитализма? А Савва Морозов? Ничего с этим капитализмом не случится, буду я выступать за него или против, так что я буду против. А муж твой ошибается, я вполне успешный капиталист…
– Миллионер, что ли? – усмехнулся Геннадий.
– Именно. Можно сказать, мультимиллионер, вас так устроит? Вообще-то я не собирался вас пугать нашим несветлым будущим. Уж тем более не собирался обращать в какую-нибудь веру, правда, Тань?
– Правда. Это я попросила, чтобы Николай, ну, подготовил нас, что ли…
– Именно. То все была присказка, а цель моя - предупредить, где что лежать будет, чтобы не вляпаться… кстати, как ваше НИИ называется, сколько с Татьяной знаком, столько забываю спросить?
– НИИ связи, а лаборатория наша занимается научной организацией труда в отрасли. – Голос Веры Сергеевны был низким грудным и таким сексуальным, что у Николая на секунду перехватило дыхание. – Это вам что-нибудь дает?
– Еще как! Не мне, вам. Связь все годы росла в отличие от остальных отраслей, особенно связь мобильная. – И Николай продолжил лекцию. Теперь он рассказывал о том, как возникали первые кооперативы, как делались состояния, как людей разоряли финансовые пирамиды, как кредиты делали людей либо миллионерами, либо заложниками бандитов, как гибли отрасли социалистического хозяйства, но вчерашние инженеры, учителя и студенты с нуля, на ровном месте создавали новые…
Слушатели приободрились, спрашивали, уточняли значения того или иного слова. Больше других вопросы задавали Тарасовы, Константин даже достал тетрадку и тщательно конспектировал. Продолжили наливать и закусывать, атмосфера разрядилась, даже Лариса сменила подозрение на интерес.
– Мне одна мысль в голову пришла, – неожиданно сменил тему докладчик, – говорят: лучше один раз увидеть… Лариса права, картинки и слова легко подделать. Вот чего точно не подделать, так это искусство. Как говорил один мой друг, даже самое слабое произведение – документ эпохи. Давайте я поставлю какой-нибудь фильм из своего времени, тут вам будет и доказательство, что все по-настоящему, и наглядная иллюстрация. Только не знаю, как быть со звуком, динамики в ноутбуке слабые…
Константин, работавший инженером в одном из «ящиков», разобрался в проблеме за пару минут - с помощью пожертвованных Николаем наушников звук пустили через хозяйскую стереосистему. По общему решению к просмотру определили комедию. В дорогу Николай закачал несколько фильмов с популярным комическим квартетом, один из них и поставил о том, как группа пиарщиков по ошибке «выбрала» не того губернатора. Отдельные эпизоды Николай комментировал.
* * *
Минут через сорок Вера Сергеевна получила согласие хозяйки дома покурить на кухне, и вышла из комнаты. Непроизвольно Николай пошел за ней.
– Не возражаете, если я вам составлю компанию? – спросил он.
– Напротив, интересно поближе рассмотреть пришельца. Я поначалу решила, девчонки вас привели со мной познакомить. Сколько вам лет?
– Пятьдесят один.
– Надо же! Выглядите моложе…
– Работаю над собой. И положение обязывает, и возраст требует… А что плохого, если бы меня пригласили именно для знакомства с вами?
– Ничего. Вы интересный мужчина… Правда, по году рождения младше меня.
– А вы в моем времени уже старушка… Ох, извините, глупость сморозил, – давно Николай не чувствовал себя как подросток на первом свидании: мучительно подбирал слова, но получалось невпопад.
– Да нет, все верно, мне в 2009-м будет почти 60, а женский век короток, как известно. Хорошие сигареты. У вас есть возможность курить хорошие сигареты, а вы не курите…
– И никогда не курил. А вы зачем?..
– В студенчестве баловалась, вышла замуж – бросила, теперь вот опять начала…
– Извините за неделикатность, почему вы разошлись? Если не хотите, не отвечайте.
– Почему же? Я его отпустила, – она глубоко вздохнула, – как будто мы случайные попутчики в купе и вдруг захотелось излить душу…. Мы с мужем не могли иметь детей. Из-за меня. Что-то у нас не стыковывалось. Много лет пытались решить проблему, но недавно узнали, что приговор окончательный. Да и мой возраст…
– Ваш возраст?!
– Не перебивайте мою решимость. Муж хотел своего ребенка, я видела, как он переживает… Не так давно стала замечать разные мелочи и поняла, что у него есть какая-то жилетка, в которую он плачется. Вызвала на разговор, он мои догадки подтвердил. …Не терплю мужчин, которые вымаливают что-либо у женщины, мужчина должен брать то, что считает своим, не спрашивая разрешения… В общем, я отпустила его. И снова закурила… А вы женаты?
– Нет.
– И не были? (Жест отрицания) Почему?
– Откровенность за откровенность. У меня с холостяцкой жизнью получилось как у курильщика с никотиновой зависимостью. Сначала все было баловством, казалось, в любой момент поступлю, как сочту нужным: захочу – женюсь, не захочу – и так хорошо. Потом была стадия, когда сама мысль о женитьбе казалось глупой. Я – хозяин своей судьбы, никто мне не нужен, любые развлечения я могу купить, так зачем мне эта обуза? Наконец, пришел момент, когда одиночество стало тяготить, а поделать с этим ничего не могу.
Вера Сергеевна пристально взглянула на Николая:
– В чем же причина?
– В моем возрасте трудно влюбиться, тем более полюбить, а отношений без любви хватает, сыт ими по горло.
– Нагулялись, значит…
– Можно и так сказать. Вокруг много женщин, но я им интересен как богатый жених, а как просто жених давно бы вышел в тираж.
– Может, вы плохо смотрите? Почему вы решили, что женщин могут интересовать только ваши деньги? Вы умны, у вас прекрасные манеры, в конце концов, вы привлекательны. Для женщин моего возраста и положения вы и без богатства – просто мечта.
– Вера… можно без отчества?
– Можно. И лучше на «ты», как с остальными, это я им начальница, а не вам.
– Спасибо, как получится, перейду на ТЫ. Хочу пройтись по вашему статусу и возрасту. Слушайте внимательно опытного мужчину. Вы молоды и красивы, а статус разведенной женщины привлекает сильнее, чем положение незамужней. У меня была одна знакомая. Не виделись месяц, встретились, спрашиваю: как дела, какие новости? Развелась, говорит. Как развелась, если месяц назад еще не была замужем? А вот так, отвечает, мне уже 30, в этом возрасте одно дело быть не замужем, и совсем другое – разведенной. Так что у вас, Вера, со статусом все в порядке. И со всем остальным тоже. Такую, как вы, полюбить легко.
– Вот и полюбите!
– Вот и полюблю!
– А кстати, вы к нам надолго? И вообще, как вы путешествуете во времени?
– Скорее всего, возвращаться мне во вторник. Путешествие это – чистая случайность… – Николай поведал, как был ошеломлен визитом Петра из прошлого и как уже почти обыденно вернулся во времена своей молодости. Повествование подошло к концу, когда их позвали в зал – фильм закончился.
* * *
Бросилось в глаза, что, кроме Татьяны, все были расстроены.
– Фильм не понравился? Сказали бы, я другой поставил, у меня их полно, – предложил он.
– Фильм хороший, – ответил за всех Константин, – динамично снят, музыка отличная, шутки смешные… иногда. Скажи, Николай, вот так все и будет? Я понимаю, это комедия, гротеск, но все-таки… откуда это все взялось: бандиты, которые владеют заводами и правят городами, Иммануилы Гедеоновичи, которые назначают губернаторов, казаки нафталинные? Смотрим, понимаем, что на экране шутят, а хочется плакать…
– А мне понравилось, – вдруг подала голос Леночка, – и одеты все классно, и так у них весело! Лучше, чем в нашем институте… Никаких лекций и комсомольских собраний.
– Лена, – поддержала мужа Валя Тарасова, – при чем здесь одежда! Костя о другом говорит, какая у них жизнь - волчьи законы. Ведь в фильме ни одного положительного героя: или продажные, или бандиты, или пьяницы, или педики, прости господи! Откуда все это?!
– Откуда, откуда… Отсюда! Вы что же, антисоветчики, успели поверить, что из вас «новых людей» сделали? – снова взял слово Николай. – Вы про рыбную мафию слышали? Или в советской торговле взяток не берут? Или воры и бандиты перевелись? Это все – бывшие советские люди, мы с вами! Кстати, звучит как тост. Давайте-ка за нас, за советских людей, выпьем.
Предложение поддержали, налили по полной и выпили. Леночка поперхнулась, закашлялась и залилась слезами.
– Ленусь, что такое? – обняла ее Лариса.
– Я посчитала, сколько мне будет лет, когда эти-и-и… Я буду старая! Вся жизнь пройдет, пока долбаный социализм закончится! А я сейчас хочу, пока молодая, и за границу, и машину, и шубу, и все-е-е-е…
– Лаборантке больше не наливать, – скомандовала Вера Сергеевна, – а вы, Николай, исправляйте ситуацию. Вы нас в траур вогнали, вы и веселите, праздник как-никак на дворе!
– Николай, – обратился к нему Константин, – мне в фильме несколько песен понравилось. Возможно как-то перемотать фильм до них, я бы переписал?
– Идея!!! – просиял Николай. – Праздник, говорите? В 2000-е модно проводить дискотеки 80-х, где крутят старую музыку. А мы в 80-х, устроим дискотеку 2000-х! Константин, ставь кассету на запись, будет тебе музыка, у меня отличная подборка русского рока и попсы. С комсомольской юности не вел дискотек. Эх, тряхну стариной! Пока я составляю плэй-лист, все закуски на кухню, стол убирайте, напитки и рюмки на стенку.
– Пока ты что будешь делать? – попытался уточнить Тарасов.
– Не важно. Ставь кассету и освобождай место для танцев, будет жарко! Свет гаси, оставь в коридоре и спальне.
– Есть цветомузыка…
– Отлично!
Вскоре все было готово.
– Ну что, аборигены, готовы? Поехали! Для начала задохнемся от нежности вместе с Земфирой…
Грянула музыка. Вера Сергеевна и Леночка первыми присоединились к пританцовывающему Николаю…
Дискотека удалась. И хотя рок и поп-музыка в 80-е давно существовали, аборигены, как назвал их Николай, впали в счастливый танцевальный транс. Им было все в новинку: качество и насыщенность звука, яркие аранжировки, незнакомые имена и голоса, неожиданные тексты и, конечно, русский язык. Модное и продвинутое непривычно было только по-русски!
Музыкальные пристрастия Николая формировались в одно время с остальными танцорами, поэтому его подборка легла на душу всем. Благодаря музыке молодые люди совсем растеряли «советскую» скованность: пели, кричали, свистели так же лихо, как это будут делать через четверть века их ровесники.
Чемпионом вечера по числу повторов стал Валерий Меладзе. Николай в шутку анонсировал посвящение Вере Сергеевне песни «Салют, Вера!» и вдруг почувствовал, что незатейливый текст шлягера царапает сердце: мы можем быть только на расстоянии… Песню ставили много раз.
* * *
Наступила ночь. Соседи уже несколько раз стучали в стены, пол и потолок. Музыку приглушили и перешли на медленные танцы.
Николай, как свободный игрок, танцевал то с Татьяной, то с Леночкой, но чаще с Верой Сергеевной. Каждое прикосновение к ее стройному стану вызывало в нем остро-сладкое томление… Он поймал себя на высоком штиле в описании Веры Сергеевны и отношения к ней.
Во время очередного танца Вера Сергеевна, глядя ему глубоко в глаза, уже подернутые дымкой взаимной очарованности, сказала:
– Какие у вас мощные плечи… и руки. Так надежно за них держаться…
Он не подозревал, какой силы восторг обрушится на него! Маленький щеночек, которым он стал пару часов назад, завертел хвостиком быстрее, чем вентилятор лопастями. Убеленный сединами подросток не придумал ничего остроумнее, чем заявить, что «у него все такое же мощное, и держаться за это еще надежней». Во всех иных случаях он счел бы такую реакцию вполне удачной, но сейчас он испугался, ляпнув глупую пошлость. Его смущение рассмешило Веру Сергеевну, но, сделавшись серьезной, она ответила:
– Даже не сомневаюсь… – и крепче прижалась к Николаю.
Ближе к двум часам гости стали сворачиваться. Захмелевшей Леночке до Косино было явно не доехать, ее оставили у Тарасовых. Малюты пошли домой на соседнюю улицу. Дальше всех – на Октябрьское поле – было Вере Сергеевне, поэтому Николай предложил ехать с ними через Ордынку.
В машине он сел рядом с водителем, а дамы расположились сзади. Николай с отчаянием понимал, что это неправильно, что нужно сесть рядом с Верой, оставить Татьяну на Ордынке, а самому ехать дальше – без разрешения брать свое, но… им овладели робость и смущение (а он-то думал, они давно забыты). В салоне витала неловкость.
У дома он помог Татьяне выйти из машины. Заглянул в салон, вымучил формальность о приятном знакомстве и хорошем вечере, попрощался. Нужно было решить: захлопнуть дверь или сесть рядом… Николай мучительно тянул паузу и выдавил:
– Не возражаете, если я позвоню?
– Звоните, – сухо ответила Вера Сергеевна и отвернулась.
* * *
– Ну, ты дурак! – возмущалась Татьяна, пока они поднимались в квартиру. – Ты зачем ее отпустил? Ничего не видишь? Сам же запал – за километр видно! Коля, что с тобой?!!!
– Не знаю. В каком-то ступоре: знаю, как должен поступить, но не могу. Боюсь.
– Чего? Ты же видел, что она ждет, когда позовешь. Ну, нормально! Познакомила подругу с олухом! Думала, вот хоть один нормальный мужик, а мужик оказался ни рыба ни мясо…
– Тань, дай номер ее мобильного. Ах да… домашний у нее какой?
– Она дома будет через полчаса, не раньше.
Он понимал, что бессмысленно, но позвонил Вере, как только вошел в квартиру. Долго ждал ответа. Повесил трубку. Снова набрал. Снова слушал гудки. Одетый он стоял у телефона и трепетно ждал ответа. Тысячи гудков отзвучали, прежде чем он услышал заветное: «Алло».
– Это Николай…
– Слушаю.
– Вера, я хочу вас видеть…
– Вам что-то мешает?
– Мне? Нет… Я… Я еду!
В лихорадке, сделав множество лишних движений, мечась по квартире, он нашел листок бумаги и ручку, дрожащим почерком записал адрес и вылетел из квартиры.
– Как маленький, ей-богу! – напутствовала его Татьяна, с улыбкой запирая дверь.
* * *
Поймать такси в Москве 1983 года в три часа ночи – тема отдельного рассказа. Тем не менее около 4-х Николай отрывисто позвонил в дверь. Вера открыла, Николай вошел. Она была одета по-прежнему, курила. Она была заметно взволнована. Она его ждала.
– Вера, я… – начал Николай и, замолчав, взял ее лицо в ладони и поцеловал.
Она обвила его руками, и начался полет… или свободное парение… Николай был пушинкой, которую ураган поднял с земли, закинул ввысь, бросил оттуда на землю, протащил по земле, опять поднял, закружил в вышине, прижал к высокой стене, дал сползти, снова поднял и так без конца. Но пушинка была не одна. Их было двое. И двое были одним. Ураган бушевал не только снаружи, гораздо более – внутри.
Это чудо случилось с ним! Оно было ярче перемещения во времени, оно было важнее всего, что было с ним раньше. Его счастье было велико, оно включило в себя все, что было и что будет, взлеты и падения, успехи и неудачи, все недавние переживания - злость на неуловимые такси, нервную дрожь ожидания конца дороги, страстное желание ее тела и нежное касание ее души – счастье объяло его полностью.
Ее лицо, ее голос, ее тепло стали его неутолимым желанием, горячо осязая ее плоть, он ощущал чистоту и неприкосновенность идеала… Почему? Какая, в сущности, разница? Так стало.
* * *
– Ты мог бы у нас остаться? – Вера лежала на боку, закинув колено на его живот.
– Мог бы, ведь не известно, смогу ли я вернуться.
– Якобы не понял… уточняю – ты хотел бы остаться?
– С тобой – да, а тут – нет. Кто я тут? Ни документов, ни дела. Как Паниковский, начну воровать гусей. К тому же тут уже есть один Я – только намного моложе. Интересно, он бы тебе понравился?
– Мне нравишься ты, и этого достаточно.
– А тебе со мной махнуть?
– С тобой? Стать мадам Паниковской? Не знаю… надолго это у тебя?
– Я серьезно. Станешь мадам Регеда?
– Это предложение?
– Да.
– Уверен?
– Абсолютно.
– А если я скажу, что хочу оставить свою девичью фамилию?
– Пожалуйста.
– Мне нужно подумать… в будущем лечат бесплодие?
– Не знаю, до сих пор сталкивался с обратной проблемой. Можно в Интернете посмотреть… Впрочем, за деньги у нас все лечат, не вылечат в России, вылечат в Америке. Ты только думай быстрее, вторник скоро… Слушай, это же завтра! Хотя кто эту Бабу знает? Она сказала: может, через неделю, а может, через две.
– Ты постоянно сможешь так путешествовать, то туда, то обратно? – Вера сопроводила свои слова соответствующим движением ноги. – Юноша, что с вами? Никогда не думала, что перед пенсией мужчины так чутко реагируют на обычные вопросы… Мужчина, я вас боюсь!.. – она повторила движение коленом и откинулась на спину, увлекая Николая на себя.
– То туда, то обратно? Да постоянно!!! – прорычал он, и полет продолжился…
* * *
Ближе к обеду их разбудил телефонный звонок – звонила Татьяна, справиться, все ли в порядке. Телефон стоял на столе, Вера разговаривала, опершись на него локтями спиной к кровати.
Волна волос, линия спины, талии, бедер… и вот снова зеленые глаза, брови вразлет, влажные губы, грудь в частом ритме глубокого дыхания… Безумие было сладким, провалы в сознании желанными…
Они пробовали пообедать – пришлось отряхивать простыню от крошек. Они собрались в магазин за продуктами – не дошли и до коридора. Они взахлеб приносили и принимали дар друг друга друг другу друг друга друг… и не могли остановиться.
Любовь. Еще вчера это было лишь слово. Сочетание букв и звуков. Смысл был многократно объяснен при помощи других слов. Хотел Николай сам пережить это? Хотел. Как советские люди хотели съездить в Париж, как работники офиса хотели стать миллионерами, зная, что для них это неосуществимо. Хотели, потому что это считается правильным. Теперь он узнал сам, что такое – его любовь, он понял, что всю свою жизнь только ее и искал. Он был опытным человеком и знал, что так будет не всегда, что острота чувств пройдет, что через какое-то время он будет в состоянии увидеть – есть на свете и другие женщины, что Вера живая и Вера в его сердце – не один и тот же человек. Он много чего знал. Но также он знал и то, что нет на свете другой, которая была бы настолько ЕГО женщиной. Все впадинки и выпуклости ее тела, все грани ее настроения, все изгибы ее души были созданы для того, чтобы идеально совпасть с его.
Совсем под вечер он дотащился до телефона и узнал у Татьяны номер телефона в гостинице на БАМе.
– Там уже ночь, позвони завтра, – предупредила Татьяна.
– Разберемся.
Заспанный голос Петра поинтересовался, «какого хера звонят по ночам?!», на что Николай попросил позвать к телефону себя, не думая извиняться. В свою очередь Николай-младший встревоженно спросил абсолютно бодрым голосом:
– Что-то случилось?
– Случилось, младшенький! Забудь мои предыдущие советы, живи, как живется, никого не ищи, все уже найдены!
– Вот как. Только я присмотрел славную девушку, прикинул, как она будет смотреться на моих семейных фотографиях…
– Как же, как же… помню я эту… девушку. Предупреждаю, если не хочешь месяц потеть на приемах у нелегальных урологов, при пользовании девушкой применяй презервативы, а лучше держись от нее подальше.
– Поздно предупредил. Как раз сегодня я ею воспользовался… без применения… не мог позвонить раньше?!
– Да уж… не так просто изменить историю, даже свою собственную… короче, ты меня услышал?
– А она как, сексапильная?
– Не хами старшим. Она – лучшее из всего, что будет в твоей жизни!
Зазвонил мобильник в кармане пиджака на полу.
– Все, некогда. Я у Тани назидание оставлю и, возможно, завтра отвалю. Но даст бог, могу на недельку задержаться.
– Тогда про родителей не забудь! Пока.
– Заботливый ты наш. С каких пор?
– Как с тобой познакомился! – Гудки отбоя.
Николай подобрал с пола пиджак и, путаясь в его складках, достал телефон. Звонила Ксюша.
– Ну что еще?!! Я же просил писать, а не звонить!
– Здравствуй, солнышко! На душе неспокойно. У тебя все хорошо?
– К чему этот вопрос?
– Не знаю. Егорыч твой заезжал, спрашивал, когда вернешься, а когда уходил, спросил так, «со смыслом»: нравится мне твоя квартира? У тебя с ним проблем нет?
– Нет у меня с ним никаких проблем. А когда заходил?
– Сегодня.
– Сегодня? Ладно, разберусь, что он мутит. Ну, все у тебя?
– Как ты там, расскажи? Ни в какую мулатку не влюбился?
Николай помолчал и ответил:
– Влюбился. Ксюша, я, скорее всего, вернусь не один, так что ты завтра до обеда все прибери и возвращайся к себе.
– Это шутка?
– Я абсолютно серьезен.
– А почему завтра? Ты же на следующей неделе должен вернуться! Киця, куда я вернусь, я с квартиры съехала! Так быстро я не найду новую! Котик, я же люблю тебя! Зая, не гони меня, ты не можешь так со мной поступить! А-а-а!!! – в ход пошли рыдания.
– Сделаешь, как я сказал. Деньги у тебя есть, я приеду, еще дам… в качестве моральной компенсации.
– Солнышко, как ты можешь меня на улицу выбрасывать после всего!
– Все сказала? Пока. И, Ксюша, без глупостей, сделай, как я сказал, ты знаешь, меня злить не надо. Ага? – и положил трубку.
Вера внимательно слушала оба разговора. Она сидела на кровати, опершись о стену и обняв согнутые колени.
– С кем разговаривал, расскажешь?
Открыв рот, чтобы, как обычно в таких ситуациях, отшутиться, Николай встретил ее взгляд и понял, что пришло не только время, но и желание расставить точки над i. И он рассказал Вере о своей жизни, о том, как он искал и как нашел ее.
Как вкусно ему было артикулировать этот прекрасный глагол – люблю!
* * *
Во вторник утром счастливые, с черными кругами вокруг глаз, влюбленные ехали в метро. Вера – в институт на Авиамоторную, взять отгул, потом попрощаться с мамой, и на Павелецкую – в новую жизнь; Николай – на Третьяковскую дописать назидание, избавиться от лишних вещей и денег и вернуться в прежнюю жизнь.
С Татьяной было договорено, что она тоже возьмет отгул и приедет их проводить.
В час пик пассажиры стояли плотно, прижатые друг к другу Вера с Николаем оказались на грани экстренного возвращения в спальню. Предстоящее расставание на пару часов казалось им невыносимым. Николаю вагонная теснота нравилась, он так не хотел отлипать от Веры, что решил проводить ее до Авиамоторной.
Вера приняла предложение Николая. Она тоже влюбилась, но решение далось непросто. Во-первых, не было уверенности, как долго продлится их роман, даже если станет браком - уж очень быстро все произошло. Во-вторых, сейчас ее маме 53 года (ровесница будущего мужа!), а в 2009 году будет 79, если доживет… Возможно, Вера сегодня увидит ее в последний раз. Появилось ощущение предательства: она бросает маму умирать одну. И хотя мама была не одна, а с очередным мужчиной; хотя их отношения уже много лет сохранялись только из-за родства; хотя Николай всучил целую тысячу (!) рублей оставить маме на будущее, Вера свой предстоящий отъезд иначе как предательством назвать не могла. И все-таки она решила ехать. Вопреки сомнениям разума, интуитивно она знала – это судьба, и приняла ее с радостью.
Дома Николай позавтракал вместе с Васей и засел за завершение завещания. Постепенно он увлекся работой и даже не услышал, как вернулась Татьяна.
– Привет! Живой? Вижу, живой. Слушай, ребята под таким впечатлением! Обе ночи не спали, все обсуждали твои рассказы.
– Мы тоже не спали.
– Догадываюсь… Костя Тарасов уже план действий составляет до 2000-го года, а Ленка…
– Таня, погоди! Насчет плана действий. Вот, смотри, я для себя сочинил инструкцию, как легче и лучше обустроиться в грядущем. Я его… в смысле, себя, предупредил, что через тебя передам. Рекомендую вам всем ее изучить. Вреда не будет, а польза огромная. Будущие березовские и гусинские за эту тетрадочку горло бы перегрызли, если бы знали о ее существовании…
– Кто?
– Ты о них еще услышишь.
Николай отдал Татьяне свой неоконченный трактат, распределил остаток денег – что кому, выложил всю свою одежду, решил оставить и чемодан. С собой взял только сумку с ноутбуком.
В 13.30 Николай с Татьяной стояли на станции Павелецкая в условленном месте. Веры не было. Николай сразу же стал волноваться, инстинктивно схватился за бесполезный мобильник: сеть была, но без нужного абонента. Вера появилась спустя минут десять. Она была печальна.
– Попрощалась? – спросил Николай, крепко прижав ее к себе.
– Попрощалась.
– И что она сказала?
– Ничего. Как обычно, разговора не получилось, в очередной раз разругались. Деньги не взяла… вот…
– Тане отдай.
– Что теперь?
– Теперь ждем. Поезд должен прийти в 14 с минутами, если, конечно, Баба решила забрать меня сегодня.
– А долго ехать?
– До ближайшей станции. Пару минут.
– Так быстро?! Как это?
– Чудо необъяснимо…
– Таня, я ведь тебя увижу только через четверть века!
– Верочка Сергеевна, я буду скучать! Когда мы с тобой снова увидимся, я буду бабушкой, а ты такая же молодая, для тебя несколько дней пройдет…
Николай отошел в сторону, пусть о своем, девичьем поболтают напоследок. Он разглядывал будущую жену со стороны. Идеальный профиль, точеный стан, грация нимфы… а гардероб подгулял: серое, уродующее любую фигуру пальто фабрики «Большевичка», вязаная беретка, джинсы, заправленные в бежевые сапоги «на манке»…
«Какой же королевой ты будешь, когда я тебя одену!» – подумал он и тут же вспомнил, какой богиней она была без одежды. Горячая волна прокатилась сверху вниз, нежность и страсть снова овладели им. Николай подошел к Вере и прижал к себе.
В 14.02 прозвучало объявление: «Товарищи пассажиры, поезд в направлении станции Белорусская следует без остановки, просьба отойти от края платформы!»
Электричка вылетела из тоннеля и пронзительно просигналила. Николай вздрогнул от этого звука и, наоборот, придвинулся к краю. Обе женщины, замерев, следили за происходящим. Электричка сбросила ход и покатила медленно. Баба сидела одна в пустом вагоне. Жестом баскетбольного рефери, она дала понять Николаю, что заберет его через неделю, и, уже начав скрываться из виду, глазами указала на Веру и одобрительно покивала головой. Поезд ушел.
– Привет тебе, подруга, из далекого прошлого! Ну как, уже стала бабушкой? – разрядила паузу Вера Сергеевна, все засмеялись. – Коля, это та самая Баба?
– Та самая. Ну что, выходные продолжаются! Девчонки, по случаю продления отпуска идем ужинать и танцевать, скажем, в «Прагу», согласны?
* * *
Николай созвонился с Володей, обеспечив себя транспортом до следующего вторника. Вера взяла отпуск за свой счет.
Полеты продолжились, но не так экстремально, впервые, а утонченно, с поиском и смакованием деталей. Они много разговаривали, иногда включали телевизор. Николай комментировал сюжеты в проекции известного ему будущего. Вера слушала, спрашивала, ибо через неделю это будущее станет ее настоящим.
Он замечал, что чем больше времени проводит с Верой, тем больше ему хочется, чтобы так продолжалось. И Вера влюблялась все бесповоротней. Из его поведения, рассказов, отдельных фраз проступал образ мужчины, как она его себе представляла: умного, интеллигентного, но при этом сильного и решительного, в меру жесткого и в меру нежного, способного на риск и на жест.
Во всей этой истории с таинственной Бабой, с электричкой, снующей из одного времени в другое, самым мистическим и невероятным была встреча Николая и Веры. Не менее удивительно и то, что такие встречи возможны в обычной жизни, без помощи не то языческой богини, не то колдуньи. Чудеса случаются. И волшебство тут ни при чем.
* * *
Как ни было хорошо влюбленным вдвоем, мир вокруг них все еще существовал и время от времени напоминал о себе. Вечером в среду Николай, вооруженный доступом в Интернет, дорабатывал свое назидание. Вера только что вернулась из магазина и готовила ужин.
Неделю назад Николай ни за что бы не поверил, что течение вечера в бытовых мелочах может так наполнить его жизнь содержанием и смыслом. Одна деталь отличала этот вечер от тысяч других – рядом был любимый человек. Идиллию, сотканную из напевания Веры, звяканья и шипения готовящегося ужина, бормотания телевизора в соседской квартире, разорвал звонок телефона. Николай поморщился. Вера сняла трубку.
После короткого разговора она сообщила:
– Звонил Илья Борисович, мой научный руководитель. Приглашает завтра в гости. У него два раза в месяц собираются аспиранты и коллеги. Делают доклады, проводят семинары, иногда просто болтают обо всем на свете, но в основном об экономической и социальной ситуации в стране. Неформальный клуб интеллектуалов. Илья Борисович давно не звонил, а тут узнал о разводе и приглашает отвлечься.
– Виды на тебя имеет.
– Да что ты, он старый, я ему в дочери гожусь. В прошлом году пятьдесят отметил.
– Спасибо, дочка!..
– Ой, не подумала. Знаешь, дело не в годах. Он всегда был какой-то древний, а у тебя душа молодая… на танцы ходишь!
– А телом, значит, дряхл…
– И тело у тебя вполне… торс прямо каменный… – она провела ноготками по его груди, – пресс…
Позже, за подгоревшим ужином они решили сходить в гости вдвоем, чем Вера сразу же и огорчила Илью Борисовича. Николаю было интересно новыми глазами увидеть, как вызревали идеи, которые так скоро и так легко прикончат Союз нерушимый.
* * *
Выход в гости не задался с самого начала – с водителя Володи.
– Николай, – обратился он, – вы ведь не иностранец?
– Нет, а что?
– Ну… я утром заезжал в парк оформить путевку и отчитаться по выручке, меня вызвали к начальнику первого отдела. Он спрашивает: «Полякевич, ты иностранца возишь?» Я говорю, он не иностранец, наш, во «Внешторге» работает. Он: «Точно во «Внешторге»? Уверен? Документы его видел?» Да нет, говорю, документы не видел, слышал, как он своим знакомым рассказывал. Вы Надям рассказывали… извините, вы громко говорили, я услышал, а черненькая Надя еще…
– Не суть, о чем он еще спрашивал? – перебил Николай, ибо Вера настороженно вскинула ушки.
– Больше ни о чем. Пригрозил для порядка, чтобы не забывался, и все. Я все думаю, кто мог стукануть? Может, кто из ребят? С другой стороны, ну, вожу, и что?
– Тебе это чем-то грозит?
– Ничем. Так, может, когда новые машины будут давать, последним в очередь поставят. Хотя со мной у них это не пройдет, я каждый месяц план по выручке на 130 процентов закрываю, в ремонте почти не стою… У меня постоянные клиенты и раньше были, но первый раз про них спрашивают… да еще первый отдел! Странно…
– Действительно, странно, – согласился Николай и задумался. Бывают ли в СССР такие совпадения: то на каждом шагу крысиные усики, то вопросы первого отдела о клиенте-иностранце? Нужно быть осторожнее. Лучше махнуть завтра вечером к родителям, побродить по родным Сумам и вернуться в понедельник к возвращению, чтобы не мозолить ничьи глаза, чей бы интерес ни вызывала его скромная персона.
– Вера, давай, поедем завтра в Сумы к моим родителям? Сядем вечером в поезд, утром будем там, а ернемся в понедельник.
– Никогда не бывала в Сумах. Хороший город?
– Маленький и уютный.
– Поехали.
Продолжением неприятностей стал нелюбезный прием хозяина вечера. Близость Веры и Николая стала красной тряпкой для Ильи Борисовича, который свой интерес к Вере явно не хотел ограничивать наукой. Среди собравшихся Николай узнал две будущие знаменитости: политика либерального направления с лицом вечно обиженного ребенка и крупного чиновника, уже сейчас толстого.
Разговор шел о преимуществах капитализма, о невидимой руке рынка, о возможности частной собственности в СССР, о демократизации советской системы, о невозможности производить в СССР качественные товары… Стандартный набор тем того времени.
Вера с Николаем решили не раскрывать его инкогнито в этой компании.
Пребывание в гостях было коротким - Николай переругался со всеми и покинул собрание задолго до его окончания. Капиталист, переживший жесткие 90-е и победивший в войне за деньги под солнцем, был обвинен в лояльности совку. Когда речь зашла о демократии и политических системах Свободного мира, всем окончательно стало ясно, Николай – опытный провокатор. Особенно негодовали две будущие политические звезды.
Вера не могла принять ни ту, ни другую сторону. В отличие от остальных она знала, что Николай рассуждает, исходя из собственного опыта, но с другой стороны, именно капитализм будет царить в мире после краха СССР – практика доказывала неправоту любимого.
– Либералы, мать их! – кипятился он по дороге домой. – Сколько народу в гроб вогнали, чтобы убедиться: невидимая рука рынка – такая же абстракция, как и ненавидимый ими коммунизм! Скоро по числу трупов коммунистов обгонят, а никак не угомонятся. Начитались умных книжек и теперь знают, как всех сделать счастливыми, а наше «тупое» население мешает им осчастливить себя. Ну чем, скажи, они отличаются от большевиков?! Так же хотят «железной рукой загнать народы к счастью»! Да и что они понимают под счастьем? Это – когда у власти именно они! Вот и вся их демократия…
– Разве они не правы по сути? Социализм умер, ты сам – капиталист. Неужели плохо ездить по миру, не ходить на партсобрания? Вы живете и свободнее, и богаче, не это ли – цель?
– Вкусно жрать в хлеву, где все по-дорогому, и свободно выбирать место, где гадить, не может быть целью человечества. Проблема в том, что и те, и те, все неправы! Никто не знает, что по-настоящему является правильным. И я тоже. Это я и пытался им втолковать! Марксизм с его целью снятия отчуждения и развития человеческой личности гораздо ближе к правде. Демократия, форма собственности, способ производства – это инструменты, они сами по себе целью быть не могут. В Советском Союзе положили миллионы жизней для создания «правильных» инструментов, а цель забыли. При капитализме вроде бы инструменты правильные, но цель – массовое потребление и прибыль, для которых нужны не люди, а масса, стадо, скот. Снова люди не являются целью, снова они – средство. Им история дает шанс найти другой путь, а эти умники от одних догм открестились и тут же в другие уверовали, вот и весь их поиск истины. В позу становиться гораздо проще, чем приводить аргументы…
* * *
Взбудораженный идеологическими спорами и рассказом водителя Николай решил сегодня же отвезти свое назидание Татьяне, благо из гостей вернулись рано. Вера поехала с ним.
– Таня, – спросил Николай, передавая тетрадь, – у вас на работе ксерокс есть?
– Недавно поставили. Со мной на факультете девочка училась, Галя, она на нем работает.
– Как понять – на нем работает?
– Так и понять, – подключилась Вера, – отдельная ставка, специальная комната, система допуска… это же множительная техника!
– Ах, да, я и забыл! Они боятся, что вы будете антисоветские листовки множить, а вы «Лолиту» Набокова ксерите.
– Ты как узнал? – удивилась Татьяна. – Мне Галя как раз сегодня дала на ночь почитать.
– Я наобум сказал. Власти поверили в собственную пропаганду об усилении классовой борьбы, а народ вместо борьбы хочет хлеба и зрелищ! Смешно. Короче, договорись сделать копию с тетрадки.
– Сколько тут листов?
– Листов сорок.
– Мне проще самой переписать, чем договариваться. Начнет спрашивать, что я скажу? А если себе копию снимет, куда эта копия попадет? Как срочно это нужно?
– Сегодня. «Лолиту» я тебе скачаю, успеешь прочитать. Скопируешь, сделай так: один экземпляр отнеси Петру на работу, положи в стол, а другой пошли по почте мне на БАМ.
– Конспирация? Что-то случилось?
– Ничего не случилось, просто осторожность не помешает. Эта тетрадочка стоит миллиарды долларов! Я не шучу – миллиарды! Тань, пожевать чего-нибудь есть, а то мы у Ильи Борисовича некормлеными остались.
– Макароны с жареной колбасой пойдут?
Макароны – прекрасная закуска к остаткам французского коньяка. Когда допили, заметили, что уже почти одиннадцать. Решили остаться на Ордынке. Ответственная Татьяна на кухне – Вася уже спал – села переписывать сочинение Николая, а у влюбленных продолжилось дело молодое.
* * *
Наутро разъезжались: Татьяна с Васей на работу через детский сад; Вера – домой, собираться в поездку; Николай на вокзал, купить билеты на поезд. Но прежде он решил поменять еще доллары, чтобы побольше рублей оставить родителям. Позвонил Эдику, который рано утром еще спал.
– Hello! Edward, it’s your friend Nick, – напомнил он свой розыгрыш. – Разбудил? Деловые люди должны вставать рано!
– Николай, это вы?
– Я.
– Снова по делу?
– Конечно, не могу же я беспокоить занятого бизнесмена попусту!
– Николай, я же просил вас… Сколько килограммов макулатуры сдаете?
– Сегодня пятнадцать килограммов, хочу талон на Мориса Дрюона.
– Какой талон?
– Эдик, ты забыл, что за сданную макулатуру дают талоны на дефицитные книги? Говорят, сейчас можно получить «Проклятых королей» Дрюона.
– Так вы макулатуру сдаете?
– Эдик, что с тобой, я же шучу! Нашу макулатуру сдаю, нашу.
– Да, конечно… Я еще не проснулся. Много сдаете, сам не потяну. Нужно сделать один звонок. Наберите меня минут через пятнадцать.
– ОК.
Через 15 минут.
– Это снова я. Что у тебя?
– Сам я так много принять не смогу, но договорился с коллегой, он готов и больше принять, если надо. Живет, недалеко от вас, на Большой Ордынке. Запишите адрес. Через час сможете подойти?
– Я и раньше смогу. Почему через час?
– Мне же еще нужно доехать!
Сталинский дом был отделен от оживленной улицы крошечным сквером и корпусом поликлиники, бывшим когда-то частью Марфо-Мариинской обители. Николай дожидался Эдика на лавочке в сквере. Когда Эдик появился, Николай обратил внимание на то, что тот был не в себе: глаза бегают, руки и губы трясутся. «Неужели на наркоте? Жалко парня…» – подумал Николай, и только когда дверь, в которую они позвонили, начала открываться, до него дошло, что он никогда не говорил Эдику, где живет.
На лестничных пролетах выше и ниже нарисовались крепкие фигуры в сером, страхуя Николая от лишних телодвижений. Дверь открыли крысиные усики.
– Здравствуйте, Николай, здравствуйте! – радушно приветствовали гостя усики. – Эдик, ты пока свободен… Если позволите, представлюсь – Продольный Александр Борисович, старший лейтенант КГБ СССР, шестое управление.
– Топтуны…
– Какая осведомленность! Топтуны, топтуны… Как видите, не зря землю топчем, не зря народные денежки тратим. А вы, осмелюсь спросить, чем на самом деле занимаетесь? Впрочем, все по порядку. Входите, снимайте дубленку… красивая… я таких раньше не видел, дорогая, наверное? Попрошу предъявить все, что есть в карманах, если что-то находится не в карманах, тоже предъявите, пожалуйста. Вы же понимаете, что, пока вы сотрудничаете, мы просим, как только перестанете сотрудничать, мы начнем требовать, так что давайте останемся в рамках вежливости. Это в первую очередь в ваших интересах.
Они вошли в комнату. Стандартная советская обстановка: полированная стенка с хрусталем и книгами, диван, журнальный столик, два кресла, телевизор. При их появлении из кресла поднялся крепкий молодой человек с безучастным выражением лица и ушел на кухню. Когда Николай выходил из коридора, в квартиру вошли двое с лестницы и заперли дверь изнутри, также пройдя на кухню.
Николай выглядел спокойным, даже в руках не было дрожи, но в душе он понимал, что это – катастрофа, сейчас эти люди в сером начнут крошить его судьбу на мелкие кусочки. Веру он, скорее всего, больше не увидит, и горше этой потери ничего представить уже не мог. Впрочем, помирать с музыкой он не торопился, ему есть чем удивить этого крысенка, кто знает, какой будет реакция? Попробовать стоило, все равно других вариантов он не видел: незаконные операции с валютой в СССР относились к категории наиболее опасных и тяжких преступлений – от 10 лет до высшей меры…
Продольный сел на диван и указал Николаю на одно из кресел.
Задержанный выгреб из карманов доллары, советские рубли, портмоне, в котором был паспорт, водительское удостоверение, кредитные и дисконтные карты, российские рубли, визитные карточки, поверх всего положил смартфон.
– Работаете по-крупному, – оценил кучу Продольный, – прежде, чем я это посмотрю, и вы начнете давать показания, хочу вас кое с чем познакомить, – он подошел к стенке, достал из бара увесистую папку и вернулся на место, – здесь описана небольшая, но очень интересная для нас часть вашей жизни. Всего полторы недели, но какие насыщенные! Так вот, от того, насколько активно вы будете с нами сотрудничать, зависит статус всех этих людей…
– Каких людей?
– Вижу, вы все еще сомневаетесь в нашем профессионализме. Хорошо. Пойдем по фигурантам: Темникова Вера Сергеевна, знакомы? Симутины Татьяна и Петр, Регеда Николай – тезка ваш; водитель… ладно, его про запас; а вот – студентки, которым вы предлагали вступить в извращенные половые отношения… их тоже пока в сторону. Так, Тарасовы… по показаниям соседей – пьяная оргия в святой для советских людей праздник… Последнее, вчера пришло – участие в антисоветском сборище у активного противника Советской власти Бирмана Ильи Борисовича, ныне Попова… Что пишет наш агент?.. Ого! Да вы, оказывается, ярый сторонник социализма и Советского строя. Не ожидал! Это однозначно сыграет в вашу пользу… Хорошо, ограничимся первыми четырьмя. Их статус целиком зависит от вашего сотрудничества: соучастники, свидетели, подозреваемые… услышали? Ну, а теперь рассказывайте вы, и особо попрошу вас остановится на этой рации, или что это у вас. Если бы не ваша оплошность в баре «Интуриста», так бы и гуляли незамеченным. Приступайте.
Николай начал рассказ. Он не упомянул ни первого путешествия Петра, ни загадочной Бабы, но о своем прибытии из будущего в прошлое рассказал честно и подробно. Продольный слушал внимательно, рассматривал документы, российские купюры, кредитные карты, мобильник и казался разочарованным. Очевидно, он ждал другую историю. Когда Николай закончил, попросил показать, как пользоваться телефоном. Изучал папку Контакты, рассматривал фотографии, зашел в скайп, расспросил подробно, что это такое и как работает, и наконец, вздохнув, заключил:
– Я думал, тут просто валюта… все гораздо серьезнее. Капустин! – позвал он одного из сотрудников. – Звони дежурному по 2-му ГУ, пусть присылают своих людей. И вещдоки забери от греха подальше. Ну что, господин, или как к вам правильно обращаться, сэр(?) Регеда, вы, похоже, не наш клиент…
– При чем тут контрразведка? – удивился «возведенный» в ранг шпиона валютчик. – Я вам рассказал все как есть. Хотите, я найду в будущем ваши координаты, можем позвонить вам или вашему ребенку. У вас есть дети? (утвердительный кивок) В моем времени они уже взрослые. Можем выяснить, как сложилась их судьба, помочь, если есть проблемы… Дайте телефон, я за 10 минут все организую…
– Телефон я вам не дам. Вы считаете меня настолько наивным, что я могу поверить тому, что вы наплели? Не понимаю, правда, в чем смысл такой абсурдной легенды, но у нас есть специалисты и по этой части, разберемся… Чаю не хотите?
– Обяжете.
– Капустин! Принеси два чая! Вам с сахаром? (Да) С сахаром! Не для протокола, объясните, что за дурацкая легенда? И ведь так качественно изготовили купюры, документы… На что расчет?
– К сожалению, вы мне не верите, а других объяснений у меня нет. Александр Борисович, мы с вами, несмотря на пикантность ситуации, вполне приятно пообщались, предлагаю до приезда ваших коллег оставаться на этой волне. Давайте просто чай пить…
* * *
Ошеломление спало. Эмоции начального шока отошли на задний план, на первый выдвинулись лихорадочные размышления, поиск выхода из западни. Пока ничего путного в голову Николая не приходило. Он решил расслабиться и переключиться на другие темы, чтобы дать подсознанию эффективно поработать. Он всегда так делал, когда нужно было найти сложное решение в непростой ситуации. Даже когда просто какое-нибудь слово или имя выскакивало из головы, нужно было отбросить попытки вспомнить и заняться чем-нибудь другим, и через какое-то время забытое обязательно всплывало из глубин памяти.
Он не допил чай, когда раздался звонок в дверь. Капустин вошел в комнату к задержанному, а Продольный вышел встретить прибывшего. Они долго разговаривали на кухне. Николай не мог разобрать слов, но новый голос казался до боли знакомым, его сердце забилось в надежде.
В комнату вошли двое: Продольный и… Егорыч, на четверть века младше того, что знал Николай. От неожиданности он улыбнулся во все свои буржуазно белые 32 зуба.
– Прошу любить и жаловать – майор КГБ Яцко Алексей Егорович… – начал Продольный и осекся об улыбку Николая. Внимательно посмотрел на Егорыча, взгляд которого стал мрачным в лучах ухмыляющейся физиономии задержанного.
– Я бы на вашем месте так не веселился, – сухо обратился к нему Егорыч, – если вы этого до сих пор не поняли, то скоро поймете. Александр Борисович, задержанного проверяли, оружия нет? Не проверяли?! Обыщите и доставьте в мой кабинет.
Гора свалилась с души шпиона-валютчика! Пока его обыскивали, везли на Лубянку и вели по ее длинным коридорам, Николай продумал разговор с Егорычем. Какая удача, что в будущем он дружит с контрразведчиком, который сегодня дежурит!
* * *
После того как Николай остался с молодым Егорычем с глазу на глаз и были завершены формальности, майор начал допрос:
– Еще раз хотелось бы услышать, Николай Иванович, вашу историю: кто вы, откуда, постарайтесь объяснить происхождение принадлежащих вам документов и предметов. Готовы?
– Егорыч! Тебе Продольный пересказал мою, как он считает, легенду?
– Гражданин Регеда! Попрошу вас не переходить границ. Если мы общаемся с вами вежливо, это не значит, что не можем говорить по-другому!
– Ладно, ладно. Я просто не хочу зря терять время… Говорил он про будущее, про путешествие во времени?
– Говорил.
– В этом самом будущем мы с тобой друзья, самые близкие партнеры по бизнесу, я могу это доказать.
– Послушайте, гражданин, предупреждаю в последний раз! Если вы не проявите уважения к органам, это станет для вас серьезным отягчающим обстоятельством. И еще для вашего сведения добавлю, раз уж вы решили изображать из себя невменяемого, что принудительное лечение не легче тюремного заключения, как раз напротив. Впрочем, настаивать на этой версии – ваше право.
– Ну, хорошо. Я не хотел травмировать, но если ВЫ настаиваете, я готов. Я расскажу вам две истории из вашей жизни, которые, как вы считали до этого момента, известны только вам, но когда-нибудь, в далеком… 2005 году вы расскажете их мне, будучи во хмелю. Может быть, после этого вы отнесетесь к моей «легенде» серьезнее. Готовы выслушать?
– Попробуйте.
И Николай рассказал то, что когда-то услышал от Егорыча.
Полковник запаса, в силу своего профессионального прошлого, всегда был скрытным, особенно в отношении личной жизни. Однажды они летали вдвоем на рыбалку в Норвегию, во фьорды. Рыбалка была удачная, природа потрясающая, они крепко выпили, и Егорыча развезло, как никогда. В порыве пьяной потребности излить душу, он выложил Николаю две свои тайны: об обломе во время первого сексуального опыта и о том, как он сдал своего одногруппника начальству Школы за гомосексуальное домогательство. Впрочем, в этой истории основной тайной было то, что Егорычу домогательства были отнюдь не неприятны. Интересный факт: он рассказывал все страшно заплетающимся языком, но так подробно, что Николай ясно видел и синий горошек на платье несостоявшейся любовницы, и родимое пятно на щеке несложившегося любовника.
– Невероятно. Ведь кроме меня никто не знал об этом… перемещение во времени возможно… но как я(!) вам это все рассказал? Зачем?!
– Не знаю, пьяный был. Долго копил в себе. Видимо, захотелось излить душу. На тот момент ближе меня никого не оказалось. А сейчас, Леша, если дашь мне телефон, поговоришь с собой в 2009 году.
– Это радиотелефон?
– Да.
– Лучше не здесь. У нас все слушается и пишется.
– Не страшно, тут цифровая кодировка сигнала и пакетная передача данных. Это смогут расшифровать лет через 20, и только при наличии ключа. Звоним?
Егорыч-старший ответил на первом же гудке.
– Ну, слава богу! Я уже волноваться начал, нашел ли ты с младши;м общий язык? Рассказал ему о моих тайнах?
– Да. Так ты… – Холодный пот прошиб Николая, во рту появился металлический привкус.
– Именно. Ты же умный! Все, что с тобой происходит сейчас, случилось со мной давным-давно. Все годы я ждал этого дня. Передай-ка мобилу младшо;му. И знаешь, Коля, не дури там. Будешь делать все, как я говорю, вернешься назад, и все будет хорошо. И бабу эту твою, Веру, кажется, никто не тронет, услышал меня?
– Услышал.
– Что?! Громче говори, услышал?!
– Услышал!
– Вот и ладушки. А теперь передай мне телефон.
Николай горбился на стуле возле следовательского стола. Все прошлые странности, непонятные и необъяснимые факты и действия партнера кусочками отвратительной мозаики сложились в страшную картину. Егорыч-младший что-то записывал, прижав телефон плечом к уху. Вот откуда у Егорыча такая удивительная «бизнес-интуиция»! Заработать деньги может, а удержать – никак. Я говорит, шпионов ловить обучен, остальное плохо получается.
Он же все знает обо мне и моем бизнесе! Что, на кого оформлено, где находится. Вот зачем он все это время помогал мне вырасти! Растил на убой! А я-то, наивный, думал, здесь не только расчет, но и отношения…
– Одевайтесь, нам нужно ехать.
– Куда?
– Без лишних вопросов. – Егорыч-младший достал из сейфа знакомую папку, «вещдоки», сложил все в портфель, оформил пропуск на Николая и вывел его на улицу. Они сели в «копейку» Егорыча, и он спросил: – Где сейчас компьютер и зарядное устройство для телефона?
– Как понять, где?
– Слушайте, не надо… – поморщился Егорыч, – на Ордынке или на Октябрьском поле?
– На Октябрьском поле.
– Остальные доллары?
– На Ордынке.
– А инструкция?
– Какая инструкция?! – Николай решил стоять до конца.
– В распечатке ваших переговоров вы обещали своему… себе, короче, оставить инструкцию, как зарабатывать в будущем деньги.
– А-а, это… Я ее еще не написал. Собирался, да так и не собрался…
Егорыч достал телефон и набрал номер.
– Старшо;й, он говорит, что инструкцию еще не написал. Как быть?.. Хрен на нее? А как же… Хорошо, – дал отбой и спрятал телефон в карман. – И то правда, вот она – инструкция, у меня в кармане! Едем на Октябрьское поле.
Раздался звонок мобильного. Егорыч достал его, приложил к уху и с коротким «вас» передал Николаю.
– Пока младшо;й везет тебя к твоей бабе, слушай, какой расклад. Тебя, молодого, я трогать не буду. И не за что, и не стоит резать курицу, которая должна снести золотое яичко. Соседи твои вообще ни при чем, даже если ты им что-то и рассказал, мне от этого ни холодно ни жарко. Пусть живут. Теперь, Вера. Она мне как раз нужна. Не перебивай, дослушай, возбухать потом будешь, что, впрочем, мне тоже без разницы. Так вот, я могу ее оставить на воле до твоего возвращения к нам, а могу задержать как подозреваемую в шпионаже, как пособницу. Хочешь?
– Нет. Откуда ты знаешь, что я могу вернуться?
– Коля, не тупи, я сам, вот тот, молодой, посажу тебя на электричку в следующий вторник.
– Одного?
– Одного, конечно. Вера будет гарантией, что ты все сделаешь правильно. А сделаешь ты вот что. Прямо сейчас ты позвонишь своему юристу, Кириллу, и скажешь, на кого переоформить компанию и всю недвижимость. У тебя там все равно все номиналы, так что справимся без твоего присутствия. Сделаешь как надо, оставлю тебя с твоей красавицей под домашним арестом у нее дома под негласным наблюдением, а нет – завтра же закрою всех троих.
– Кого троих?
– Валютчицу Татьяну Симутину, которая прячет дома большие суммы долларов, забыл? Потянет на «вышку», ты удивишься!
– Ах ты, сука!!!
– Эй, товарищ, я могу обидеться. Ты слушай, что дальше. Когда вернешься к нам, мы с тобой сгоняем в Швейцарию. Бают, там есть какой-то номерной счет, какая-то банковская ячейка, которые добрые люди хотят переоформить на мое имя. После нашего возвращения на Родину всем будет спасибо, все будут свободны. И твоя Вера тоже. Кстати, не знаю, как тебе удалось это проникновение в нашу молодость, но если сможешь, пожалуйста, возвращайся к своей возлюбленной, я возражать не буду. И еще, Коля. Я помню, что ты родом из лихих девяностых, так что за ней я буду присматривать. Да и за тамошним тобой тоже. Деньги деньгами, а здоровье все равно дороже. Не находишь?
– Нахожу…
– Видишь, никаких разногласий.
– А как же ты меня отпустишь? Меня брало другое управление, они ведь официальное дело завели… тут не Россия, тут Советский Союз, разве ты можешь закрыть такое дело?
– Коля, я не учил тебя, как бизнес вести, и ты не лезь не в свое дело. Младшо;й все инструкции уже получил. Кстати, оставишь ему свою дубленку.
– Зачем?!
– Затем, что размер у нас одинаковый, а до начала красивой жизни еще далеко… пусть парень начнет радоваться уже сейчас.
– Даже не думал, что ты такой мелочный.
– Злишься? Это хорошо. Короче! Ты меня услышал. Коля, ничего личного, просто бизнес…
– Накопилось в тебе… на этой мелочи ты и проколешься!
– Переживаешь за меня? Правильно, теперь моя безопасность – твоя первая забота, потому что теперь если я просто споткнусь на пешеходном переходе, это тут же отразится на всей вашей шайке-лейке. Но чтобы ты не волновался, намекну: ты у меня тамошнего будешь значиться как перевербованный агент, который будет любые события знать наперед. Мы еще Родине послужим! Заболтался я с тобой. Выходные кончились, Коля, начались суровые будни…
– Егорыч, я хотел сегодня к родителям поехать, отца увидеть. Мы же вместе на похороны ездили… отпусти, куда я денусь с подводной лодки? Тут Советский Союз…
– На жалость давишь? Исключено! – отбой.
* * *
Приехав к Вере, Николай сразу набрал Кирилла и подробно объяснил, что нужно сделать. Юрист удивился, переспросил, все ли он правильно понял, получив подтверждение, обещал, что все подготовит к завтрашнему дню. Николай позвонил доверенным лицам – номинальным держателям акций, подтвердив необходимость сделки. И набрал еще один номер. Разговаривали по-английски, так как Егорыч этого языка не знал. Объяснить звонок было легко – один из номиналов был нерезидентом.
Больше всего Николай боялся, что Вера не простит ему этой беды, но после того как Егорыч ушел, забрав компьютер и дубленку, она обняла его, стала гладить, приговаривая:
– Бедный ты мой, бедный… я так люблю тебя…
Счастье было невозможным во всех смыслах…
В обед понедельника позвонил Егорыч-младший и подтвердил, что все прошло успешно: «старшо;й доволен».
– Все, я уже не капиталист, – с печальной усмешкой сообщил Николай эту новость Вере, – остался последний акт обдирания липки, и придется начинать сначала.
– Милый, попроси, чтобы разрешили ехать с тобой, какая им разница, где меня держать в заложниках? В ваше время, по твоим рассказам, даже легче, чем тут…
– Вера, зачем тебе нищий мужчина с проблемами?
– Мне нужен ты, все равно какой. Мне нужно, чтобы мы были вместе.
Всю жизнь Николай ждал этих слов, а когда услышал, они разорвали ему сердце.
Он переговорил с Егорычем-младшим, а тот со старши;м, и получил согласие только на то, чтобы Вера проводила его до вагона метро. Видимо, садист, открывшийся в бывшем друге, решил, что так будет еще больнее.
Во вторник в 13.45 Николай в сопровождении Егорыча-младшего и Вера в сопровождении двух крепких товарищей серого цвета спустились в метро. В 14.02 из тоннеля вылетела электричка, пронзительно загудев. Вера рванулась в сторону поезда, но сопровождающие надежно держали ее за руки. Николай вошел в вагон, и лишь когда за стеклом стали видны стены тоннеля, он обессилено опустился на грязный пол и завыл…
Так, едва начавшись, оборвалась его история любви…
* * *
Читатели любят счастливый конец, но так ли часто он бывает в жизни? Житейская правда редко похожа на правду художественную. И все же художественный вымысел кажется нам ближе к истине, чем проза жизни, с которой мы сталкиваемся ежеминутно. Почему? Потому что речь идет об идеале. Он кажется нам справедливым, а потому истинным.
Итак, мы дочитали до конца историю, саму по себе маловероятную, финал которой, по-житейски правдив. А как эта история должна закончиться, чтобы не пострадало наше чувство справедливости, чтобы восторжествовала правда художественная?
Примерно так.
* * *
Во вторник Егорыч-младший приехал к Николаю на полчаса раньше, чем договаривались.
– Компьютер сломался, – с порога сообщил он, – может, я не так что-то делаю? Вот, смотри, он пишет, что у меня «нелицензионное программное обеспечение» и «корпорация Майкрософт требует авторизоваться»… Как починить?
– Похоже, ты вирус поймал. Меньше надо лазить по порносайтам…
– Не лазил я ни по каким сайтам! Я со старши;м переписывался, изучал материалы в соответствии с его рекомендациями. Что делать-то? Какой еще вирус?!
– Не знаю… разве сисадмину позвонить, возможно, получится дистанционно почистить. В принципе комп по-прежнему в корпоративной сети. Дай телефон, я позвоню… Алло, Макс? Макс, у меня в компе вирус, попробуй почистить прямо сейчас. Понял? Прямо сейчас. Позвони потом, если сможешь. Пока… ну что, Егорыч, едем? Вера с нами, как договаривались?
– А что делать с компьютером?
– Да ничего. Если Макс вирус удалит, будет у тебя связь с будущим, а не сможет, будет у тебя кусок бесполезного железа. Мы с тобой тут ничего сделать не сможем, так что поехали.
– Поехали. Только я и вас, Николай, и вас, Вера, предупреждаю, в метро без глупостей, наши люди будут на станции и в том, и в этом времени…
В метро они спустились в 13.45. Николай стоял один, а Вера рядом с Егорычем, который крепко держал ее под руку. Где-то без пяти два Николай обратился к Егорычу:
– Слышишь, младшо;й, меня предупредили, когда я сюда направлялся, что в прошлом нельзя оставлять артефакты из будущего, это может нарушить временной континуум и привести к всеобщей катастрофе. (Фантастики в свое время он начитался предостаточно.) Так что лучше отдай мне и компьютер, и телефон, тем более что комп все равно не работает. Короче, без них меня просто не пустят назад.
– Что же ты сразу не предупредил?
– А ты думал, я прямо все так и выложу? Мы ж не в детские игры играем…
– Смотри, Николай, если врешь, пожалеешь. Спрошу у старшо;го… Черт! Телефон тоже не работает!
– Наверное, нет сети.
– Не в сети дело, он тоже что-то пишет…
– Покажи.
– Стоп! Что это за совпадения такие?! Ах ты, сволочь! Это твои штучки! Да я вас всех, суки, так закатаю, вы у меня на каторге… в психушке сдохнете! – Егорыч инстинктивно надвигался на Николая, который пятился медленнее, сокращая дистанцию.
Электричка вылетела из тоннеля, пронзительно загудев. Вера, которую Егорыч волок за собой, вздрогнула. Поезд остановился и распахнул двери. Внезапно Николай подскочил вплотную к Егорычу и тихо сказал:
– А дубленку, Леша, придется вернуть… – И вдруг заорал: – Вера! Внутрь его!!!
Одним рывком они втолкнули Егорыча в вагон, где завязалась отчаянная борьба. Николай железной хваткой сжал шею противника подмышкой, не давая ему вырваться, и шипел: «Задушу, сука, не рыпайся, задушу!!!»
Двери вагона закрылись, и поезд стал набирать скорость. Только когда вагон въехал в тоннель, Николай отпустил Егорыча.
– Товарищи! – закричал тот – Вы все – свидетели нападения на сотрудника Комитета государственной безопасности СССР! Требую оказать содействие органам в задержании особо опасного преступника, американского шпиона!!!
Пассажиры вагона, поначалу встревоженные борьбой, стали улыбаться и комментировать сцену.
А пока все это происходило, Николай, крепко обняв Веру, удовлетворенно знакомился с новыми воспоминаниями, хлынувшими в него. Чуть подальше от них Баба с одобрением кивала, глядя на влюбленных, и ласково улыбалась.
Часть 2. Обратно
© Copyright: Сергей Большин 2, 2015
Свидетельство о публикации №215020301808
Свидетельство о публикации №215020301808
Рецензии