Змея в письменном столе, или...

Представьте себе, что вам нет и двадцати лет.  Жизнь как будто получается.  Ни тревог особых на сердце, ни забот.  Сил полно, не знаешь, на что их растратить.  В такие годы изнутри так и подмывает сотворить что-нибудь из ряда вон выходящее.  На шкоду тянет.  Было такое и у меня.  Каюсь!  Но одной хорошей теплой весной в конце апреля поехали мы с отцом в лес.  Папочка мой был человек замечательный, особенный, природу любил, понимал и нас учил.  Были у нашей семьи в окрестностях небольшого уютного городка любимые места, куда, бывало, наведывались во все времена года.  И была в тех местах старая береза, к которой каждую весну ездили мы пить березовый сок.  От лишней сокопотери старались, конечно, эту березу беречь.  Но не об этом речь.  В тот раз одним любованием природой дело не закончилось.  Потому что под деревом лежала змея.  Большая серая змея или не пережила зимних холодов, или умерла от старости.  Так или иначе она оказалась в люльке нашего большого тяжелого мотоцикла.  Хотя отец и не приветствовал мою затею, я взяла ее, сама не знаю - зачем.

А будучи студенткой, подрабатывала я тогда в редакции.  В большой комнате с огромными окнами стояло несколько столов, за которыми и создавались художественные перлы районного значения.  Рядом с моим стоял стол корреспондента отдела промышленности Ивана Медведева.  Это был невероятной толщины и красноты нестарый человек.  Красный шар, накачанный до предела.  Стиль его работы утомлял всех до изнеможения.  Каждую свою идею он вслух обсасывал с любым оказавшимся рядом человеком.  Он просто не мог написать ни слова, без того, чтоб это слово сто раз не обмусолить с каждым встречным.  Нудноватый был "творческий" человек.

Теперь не знаю, чем я думала, когда положила эту змею в выдвижной ящик медведевского письменного стола.   С этой, на мой взгляд, забавной идеей прилетела на работу раньше всех.  Когда вошел Иван, все было сделано-уложено, а сама я за своим столом прилежно писала информацию в утренний номер газеты.  Время тянулось долго.  Пока с другими сотрудниками обсуждались итоги вчерашнего футбольного матча, пока просматривалась периодика - шла обычная утренняя раскачка.

И вдруг в этом будничном рутинном бормотании раздался нечеловеческий рев.  Может быть, так могла бы взреветь огромная корова, если ее внезапно и тяжело ранить.  Из всех кабинетов редакции выскочили в коридор изменившиеся в лице сотрудники.  Иван не выскочил.  Влетевшие через минуту в наш кабинет коллеги обнаружили меня, стоявшую за своим столом по стойке смирно, и обомлевшего на полу возле стула Ивана, на коленях которого лежала настоящая гадюка. Никто не знал, что она мертва.  Это, я вам скажу, была сцена!  Не хуже, чем в гоголевском ревизоре…

Как же меня ругал редактор!  Не выставили чудом.  Выпуск утренних новостей был сорван, первая полоса вышла просто никакая.  И разговору потом было на все лето.  Почему же я, прости, Господи, каюсь, но до сих помираю со смеху, вспоминая, как вальяжный толстяк, рассуждая о высоких материях, не глядя выдвинул ящичек письменного стола и вместо спичек и сигарет выгреб серое чудовище?  Такого выражения лица я больше никогда и ни у кого не видела.  А человек мог и умереть.  Здесь не смешно должно быть, а стыдно.