Где скрывается талант?

Девушка проснулась и не сразу поняла, где находится. Она взяла ручку и записала на листке бумаги:
Дом из детства всё снится и снится.
Палисадник пред домом в цвету,
На заборе – всё та же синица...
Что забыла я там, что ищу?
Беззаботность иль радость в покое?
Защищенность, открытость, себя?
Там мгновение Вечности стоит,
И там Вечность в мгновении вся.
Она последнее время всё чаще писала стихи подобным образом. Они рождались где-то там, в сонном царстве. Главное было вовремя записать, потому что через минуту они улетали туда, где рождались, и уже невозможно было поймать ни единого слова. Разве что шлейф от них ещё не таял некоторое время. 
Девушка положила лист и ручку на тумбочку, вновь закрыла глаза и почти сразу же будто очутилась в прошлом. Она видела происходящее как бы со стороны и одновременно ощущала себя той самой девочкой, что растерянно смотрела на всё с ощущением тревоги. Нет, это не было сном. Тогда что это? Прошлое, ворвавшееся в настоящее, или настоящее, слившееся с прошлым?
А потом ей стало всё равно, что это такое, и как она оказалась вновь в собственном детстве. Может, надо было что-то понять там, чтоб отпустить что-то и спокойно жить дальше? Участившиеся сны о детстве – это просто вопль подсознания, чтобы вспомнить… Только вот что конкретно? Девушка понимала, что бесполезно задавать вопросы.
И вдруг пришло успокоение. Она расслабилась и погрузилась в то, что словно само выходило наружу: старый деревянный дом, темноватый коридор, огромная белая печь. Или это она слишком маленькая, а печь нормальная? Доносившиеся из-за печки голоса, где стояла кровать бабушки и дедушки, почему-то не удивили её.
Она та самая Танька, трёхлетняя белокурая девочка, что тихонько выглядывала из-за печки. Нет, она не пряталась, ей просто было интересно наблюдать, как бабушка с дедушкой обнимают её брата, гладят по лысой голове, чуть слышно приговаривая:
- Этот наш, весь в нашу породу, а девка вся в них...
О какой девке шла речь, Танька не сразу поняла, да и в кого «в них», она была, - тоже.  Важно было только то, что Генка улыбался. А потом она увидела, как дед достал две конфеты и сунул их в руки шестилетнего внука. Танька не завидовала брату, она была счастлива. Бабушка с дедушкой просто не знали, что любят её не меньше, а она это знала и не обижалась на них. А для Генки проявление их любви было просто необходимо, потому что родители постоянно ругали его и били за непослушание.
Генка пробежал мимо сестры и выскочил во двор. Танька ощутила себя невидимкой. Она вышла следом за братом и замерла, с восторгом глядя, как тот засовывает в рот конфеты.
Он отвернулся, а она всё стояла и улыбалась.
- Ты чего? - не выдержал брат.
- Если меня угостят конфетами, я тебе отдам, – пообещала Танька.
- Зачем? – опешил мальчишка, сжимая в кулачках фантики.
Она пожала плечами и побежала за бабочкой, ощущая внутри себя такой восторг, что ей казалось, что ещё чуть-чуть, ещё совсем немного, и она полетит вслед за этим порхающим существом. А брат, не понимая Танькиной радости, наблюдал за её прыжками и странной попыткой то ли поймать бабочку, то ли оторваться от земли и полететь вслед за ней в неведомые дали. Глупость сестры, с его точки зрения, просто зашкаливала. Он пошёл домой, взял новый сачок, купленный ему дедом, и, подойдя к Таньке, выкрикнул:
- Бери!
Танька прекратила прыжки и непонимающе посмотрела на брата.
- Зачем? – спросила она.
- Руками летящую бабочку не поймаешь.
- Я не хочу её ловить, - улыбнулась Танька.
- А чего тогда скачешь по двору и руками размахиваешь?
- Я танцую вместе с ней, - сказала Танька.
- Чокнутая, - вынес вердикт брат.
- Ну, вот, ты испугал бабочку. И музыка перестала звучать, - вздохнула Танька.
- Какая музыка?
- Красивая. Очень.
- Не было никакой музыки.
- Была. Я слышала.
Брат посмотрел на Таньку и покрутил возле виска пальцем. Его лицо в этот момент  показалось девочке весьма забавным. Она рассмеялась и побежала в палисадник рассматривать растущие там цветы.
А перед Новым годом тётка Лена, жена дедова брата, который умер задолго до рождения Генки, принесла на продажу скатерти, покрывала и полотенца из далёкой страны, где временно жила в военном городке её дочь с мужем-офицером. Она разложила их на столе, а Таньке и Генке вручила по пластмассовой машинке, внутри которой были разноцветные конфеты-горошки.
Танькина мать взмахнула руками, словно птица крыльями, и прошептала, разглядывая игрушку:
- Это что же такое?
- Машинка, - сообщила Танька.
- А внутри что?
- Конфеты, - произнёс Генка, потому что тётка Лена сказала ему об этом.
- Это надо же такое придумать! А достать-то их как оттуда?
Генка пожал плечами. Довольная произведённым эффектом, тётка Лена показала, как извлечь разноцветный горошек из игрушки.
- Вот и вся премудрость, - улыбнулась она, ощущая явное превосходство над бедными родственниками.
Бабушка попробовала экзотический «горошек» и покачала головой:
- Нет, это не конфеты… это… - она не произнесла вслух, что именно «это» оказалось в игрушке вместо конфет. – Упаковка заморская хороша, слов нет. Но это как форма без содержания.
Тётка Лена надула губы.
- Да не кривись ты, - миролюбиво проговорила бабушка. – Не ты же конфеты делала.
- Тебе всё не нравится, - тётка Лена пыталась скрыть раздражение. – Уж не графиня ли ты, Лизонька?
- Мне и в рабоче-крестьянском сословии неплохо. Вещи красивые. Только мне без разницы, каким полотенцем руки вытирать: с ангелочками среди райских цветов или простым, без витиеватых орнаментов. И скатерти хороши. Но по мне была бы еда на столе, а уж накрыт ли он дорогой скатертью или дешёвой клеёнкой, не столь важно. Да на такую красоту страшно тарелки ставить, испачкать можно.
- А ты и не ставь. Накрой стол, чтоб уют в доме был, - сказала соседка.
- Верно. Только вещи должны служить людям, а не люди вещам, - сказала бабушка.
Пока она высказывала своё мнение, Генка съел все конфеты и потерял интерес к хрупкой прозрачной машинке. Зато изредка бросал выразительные взгляды на Танькин подарок, что стоял на тумбочке.
- Хочешь? – спросила Танька.
- Ага, а ты мою возьми, - предложил он.
Бабушка, увидев, что внучка отдала свою машинку Генке, погладила её по голове. А Танька прижалась к ней, зажмурившись от счастья. И ей уже было всё равно, что в их доме собрались соседи, откуда-то узнавшие о распродаже. И почему им было интересно, что за вещи привезла из-за границы дочь тётки Лены.
Танька видела, как они смущённо подходили к столу, словно к прилавку, где уже стояла её мать и восхищённо разглядывала то, что разложила тётка Лена для продажи, но покупать не торопилась. И если бы не появившиеся соседи, может, и не отважилась на подобный шаг. Но то ли сработал стадный инстинкт, то ли гипнотическое притяжение красивых вещей, но, в конце концов, она купила скатерть и полотенце. Её примеру последовали соседи, и уже через час на столе красовалось одно полотенце.
Тётка Лена вздохнула:
- А это мне за труды.
А потом в каждый приезд тёткиной дочери Танька и Генка получали то трубочки, то маленькие парашюты с грузом, то прозрачные пластмассовые вертолёты с неизменными конфетами-горошками.  А в один прекрасный день и сама дочь тётки Лены с внучкой вернулись из-за границы.
  Танька с нескрываемым восторгом смотрела  на тёмно-коричневый инструмент, который появился у её крёстной матери вместе с дочкой и внучкой в придачу. Они привезли это клавишное чудо из Германии вместе с кучей необычных вещей. И теперь комната тёти Лены была похожа на склад, заваленный коробками, коробочками, тюками и свёртками.
Сквозь узкий проход можно было добраться до дивана, на котором спала тётя Люся с Риткой, и инструмента, а за перегородкой из сложенных вещей, сразу возле входной двери стояла старая кровать самой хозяйки комнаты.
Где спал Риткин отец, Танька не знала. Он вообще появился только один раз. Торопливо прошёл через двор, скрылся за дверью, что вела в комнату тёти Лены. Послышались крики, а потом выскочил дядя Жора с какими-то бумагами в руках и убежал. Как потом выяснилось, навсегда.
Танька жила в том же самом доме, что и Ритка, в комнате за тонкой стенкой, но с отдельным входом. Вообще их дом был некогда единым целым. Но со временем его разделили на четыре части, прорубили двери в огромные сени, которые тоже потом разделили перегородками. В дополнение к этому сын тёти Лены приделал пристройку к дому.
И вот уже пять крылечек красовались вокруг старого дома. Но ещё долгое время сохранялись двери в перегородках внутри самого дома. Почему их заколотили, Танька не знала.  Она видела в этом неудобство: приходилось обегать дом со двора, чтобы прийти к Ритке в гости, хотя общаться можно было и через стенку.
Раньше, когда тётя Люся жила в Германии, тётя Лена сообщала всем, что её дочь в военном гарнизоне на все праздники выступает в доме офицеров: играет произведения Чайковского, Моцарта, Баха, Шопена и Шуберта на пианино. Танька ничего не знала ни об инструменте, на котором играла дочь её крёстной матери, ни о тех людях, имена которых с благоговейным восторгом перечисляла тётя Лена. Но зато, когда она услышала печальную мелодию, что словно лилась из-за стены, за которой теперь жила дочь тёти Лены с дочерью, то ощутила что-то внутри себя, чему и названия-то не могла найти. Но это «что-то» не давало ей покоя.
Танька закрыла глаза и увидела огромных танцующих бабочек в небе. Они кружились над поляной с цветами, где стояла она в белом платье.
- И что дальше? – услышала она голос матери. – Так и будем стоять? Глаза закрыла и думаешь, что спряталась от всех? Ку-ку! Ты уже не в том возрасте, чтоб в такие игры играть. Скоро шесть будет.
- Я не играю. Я смотрю.
- Час от часу не легче. И что ты увидела с закрытыми глазами, горе моё луковое?
- Бабочек, - улыбнулась Танька.
- Генка! – закричала мать.
- Да не бил я её. И не падала она головой. У неё же бабочки летают перед глазами, а не искры сыплются из глаз.
- Ну, да, - успокоилась мать. – Фантазёрка. Зима на дворе, а у неё бабочки. Красивые хоть?
- Очень, - обрадовалась Танька.
Музыка за стеной закончилась.
- Ты не стой столбом посреди комнаты. Иди, сядь на диван и смотри своих бабочек.
- Всё, - вздохнула Танька.
- Что всё? - не поняла мать.
- Улетели бабочки, - сказала Танька.
- Да, семейка у нас ещё та… не соскучишься, - вздохнула мать, глядя на сына, забивающего гвозди в порог.
- Генка! – крикнул дед. – Что за дятел у нас появился?
- Это я, деда.
- Гвозди переводит, - пробурчала мать.
- Я старые надёргал из соседского сарая…
- А ежели теперь у них сарай рухнет, кто отвечать будет? – спросила мать.
- Да я из разных мест. У них там много. Я новые гвозди не трогал.
Танька почти каждую ночь видела во сне инструмент, из которого извлекались столь волшебные звуки. Ей так хотелось играть на нём, что она в какой-то момент не выдержала и крикнула с порога матери:
- Купите мне пианино.
- И ты туда же, - всплеснула руками мать, посмотрела в бездонно-серые глаза дочери и назидательно продолжила: - Отец балалайку купил для брата твоего. И что? Генка даже не взглянул на неё. Зато отец теперь бренчит по выходным. Дед три дудки смастерил из ивы тоже для Генки, а дудит сам. А братец твой на ложках стучит с утра до вечера.  Артисты! И у всех ни голоса, ни слуха. Хватит нам музыкантов доморощенных. У деда три дудки. Возьми одну и дуди на здоровье, а уж про пианино забудь. Для этого талант нужен. Вон, как у Ритки. Найдёшь в себе талант, куплю. А пока – забудь.
«Где ж я его найду? – подумала Танька.  – Может, если б я знала, где он живёт, мне  легче было бы отыскать его?»
Через неделю мучительных раздумий, она поняла, что не знает, где его, этот самый талант, искать, и смирилась с данностью. 
Похоже, троюродная сестра Рита подобным вопросом не озадачивалась. Её просто стали возить в пять с половиной лет к педагогу, чтобы она смогла поступить в музыкальную школу. Танька была старше Ритули на полтора года. Она собиралась в сентябре в обыкновенную школу. И раньше никогда не слышала, что могут быть иные школы. Ей казалось, что это какая-то необыкновенная, сказочная школа, где летают бабочки и постоянно звучит музыка, что учителя там – неземные феи в белых платьях и с волшебными палочками в руках.
- А какая она эта школа? – всё же спросила однажды она тётю Лену.
- Кирпичная, двухэтажная, на улице Пирогова.
- Там звучит музыка?
- Из каждого класса, - подтвердила тётка.
Почему-то Танька решила, что это единственная школа в её городе, где учатся талантливые дети. Она вздохнула, ощущая, что и через десять лет вряд ли отыщет, где прячется её талант, да и есть ли он у неё вообще, она тоже не знала.
Когда тётка Лена уходила в магазин, то запирала Ритку дома, чтобы никто ей не мешал заниматься. И почти тут же из-за стены слышался её крик:
- Танька! Мне скучно одной и страшно.
- А я тебе сейчас песенку спою, что для тебя сочинила, - вмешивалась Танькина мать и со смехом пела: - Рита-та, куда ходила? Рита-та, на рынок. Рита-та, чего купила? Рита-та, ботинок!
Ритка от души смеялась и требовала спеть ещё раз. А потом стучала по клавишам, подбирая мелодию. Похоже, они обе были в восторге друг от друга. Но едва лишь слышались шаги её бабушки за дверью, как Ритка начинала играть гамму.
- Молодец! Чистенько. И темп хороший, - одобряла её игру бабушка Лена и шла на кухню разгружать сумки.
А Танька с матерью под доносящуюся из-за стены гамму маршировали по комнате и шёпотом вопрошали:
- Рита-та, куда ходила?
Странно, но бесшабашная искренность Танькиной матери, её удивительная способность во всём видеть смешную сторону, очень нравились Ритке. Казалось, она постоянно ждала от тётки Маши нестандартных выходок, а та оправдывала её ожидания. Этакий театр одного актёра и одного зрителя. Как-то Танькина мать меняла воду в аквариуме, выловила сачком всех мальков, запустила в кружку с водой, и тут появилась  Ритка, умирающая от жажды.
- Куда? – завопила мать. – Там мальки.
Ритка со страху выплеснула содержимое кружки с порога во двор.
- Спасать их надо. Держи, - в руках у Ритки вновь оказалась кружка с водой.
- Это меня спасать надо, - кричала Ритка.
- А ты молока попей. Мальки без воды сдохнут. Танька! Налей ей молока. А я пока соберу живых мальков с земли. Ну, чего застыла? Ты же не аквариум?
- Нет.
- А рыбки живут исключительно в аквариуме и только в чистой воде. Пей молоко. На севере сырую рыбу за деликатес считают.
- Может, мне и остальных съесть? – поинтересовалась Ритка.
- Разбежалась. Попробовала и хватит. Неужто так вкусно?
- Я не разобрала, - призналась Ритка.
- Больше не дам. Ты только бабке не говори про деликатес из аквариума, а то она меня с потрохами зажарит и глазом не моргнёт, - она посмотрела на испуганную  Ритку и вдруг рассмеялась, а та, глядя на смеющуюся тётку Машу, вначале захихикала, а потом, схватившись за живот, хохотала вместе с ней.
- А с молоком-то чего делать? – спросила Танька.
- Сама выпей. У Ритки все мальки в животе от смеха давно сдохли.
- А я, а я, - смеялась Ритка, - не успела…
- Что?
- Выпить из кружки.
- Так значит, ты их всех за борт?
- Ну, да.
- А чего комедию ломала?
- Со страху, что ругать будете.
- Рита-та, штучка ещё та, - пропела тётка Маша и посмотрела в кружку, где плавали пять мальков. – Не густо. А с другой стороны, их вообще могло бы не быть.
- А попить-то дадите? - спросила Ритка.
- Ковш на ведре, - сказала тётка Маша, прижимая кружку к груди, а потом неожиданно, без всякого перехода то ли спросила, то ли удивилась в очередной раз: – Господи, сколько же у тебя одежды, милая?
  Ритулю одевали в брючки с бретельками, бриджи и шорты, разноцветные кофточки, шляпки и шапочки, необыкновенной красоты курточки, рассчитанные на все случаи жизни и погодные условия. А уж о том, что у одного человека может быть такое количество туфелек, босоножек и сапожек, Танька не могла даже представить, хотя и была старше сестры. Загадочные слова «анорак», коим называли курточку с капюшоном, «ветровка»,  непромокаемая легкая куртка, и сами вещи, словно из другого мира. Яркие, красивые, удобные. Танька смотрела на них и удивлялась, зачем так много всего одному человеку?
У Таньки для непогоды были только старые боты, которые она носила уже года три. Для зимы - заштопанные валенки с галошами, для лета единственные сандалии, у которых вырезали впереди дырку, чтоб можно было еще пробегать сезон...  Танька не завидовала, она с восторгом смотрела на Ритулю и радовалась, что её сестра такая красивая и талантливая. Об этом не уставала повторять её бабушка.
Ритуля, как и следовало ожидать,  поступила в музыкальную школу, и через какое-то время из-за стены послышались узнаваемые мелодии. А чуть позже Таньке разрешили посмотреть, как юная ученица играет детскую песенку: «Мишка с куклой громко топают»…
Она стояла рядом с Риткиным инструментом и строго выполняла указание её бабушки: к инструменту не прикасалась, чтоб он не расстроился. А юный талант строил рожицы и бил по клавишам.
Ритка ничего не делала по дому, потому что берегли её руки. И все её капризы исполнялись, потому что надо было беречь её нервы.
Как-то Танька не выдержала и сказала:
- Рита у вас тунеядка.
- Рита - талант, - проговорила её бабушка и возмущенно посмотрела на дальнюю родственницу.
- А что такое «талант»? – спросила Танька.
- Это то, чего у тебя, похоже, нет, - сказала тётка Лена чуть слышно, но Таньку не устроил такой ответ.
Она не двигалась с места, молча сверлила глазами тётку, и та не выдержала:
- Это выдающиеся врождённые качества, особые природные данные. Вот у Ритули нашей – музыкальный талант.
- Значит, талант может быть и не музыкальным? – спросила Танька.
- Может, - подтвердила тётка.
- А как его найти?
Танька ждала, затаив дыхание, что сейчас она узнает, где же скрывается талант, но тётка растерянно посмотрела на крестницу и пожала плечами:
- Откуда мне знать? Не морочь мне голову, она и так у меня кругом идёт, а здесь ты ещё со своими вопросами.
- И что мне делать? – чуть не плача, спросила Танька.
- Искать, а вдруг вылезет откуда-нибудь? – сжалилась тётка над крестницей, - ты, это, руки-то не опускай. Люди и без таланта живут очень даже неплохо. Талант труда требует и упорства. Видишь, как Ритуля трудится?
Танька особого труда и прилежания со стороны троюродной сестры не видела. Скорее, это тётка Лена старалась изо всех сил, чтобы создать условия для занятий. А Ритка с тоской смотрела в окно, на бегающих там детей и вздыхала. У неё не было времени на шалости.
А потом они переехали. Тёте Люсе дали от работы однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома дореволюционной постройки. Он стоял в переулке среди таких же строений, а через дорогу был городской парк с фонтаном, клумбами, дорожками, мостиками и скамеечками под огромными деревьями. Правда, Танька не знала, где работает Риткина мать. Она появлялась поздно вечером, а с утра снова на работу спешила. Так что воспитанием Ритки, её обучением и хозяйством занималась в основном бабушка Лена.
Лет в десять Танька отважилась отправиться в гости к троюродной сестре. Ритке разрешили немного поиграть с дальней родственницей, а потом усадили за инструмент, ведь музыка - её будущее. Танька тихо сидела чуть в стороне на пуфике и старалась дышать как можно тише, а потом встала и тут же тётя Лена подбежала к ней и вывела в коридор, плотно прикрыв дверь в комнату. Танька попрощалась и ушла. Всю дорогу она думала о своём не найденном таланте. А потом вдруг успокоилась, глядя на мелькающие за окном троллейбуса дома.
Странно, но после той поездки у Таньки пропало желание ездить в гости к тем, кто тебя не ждёт. Она поняла, что в размеренный ритм их жизни она внесла хаос, который тут же тётя Лена постаралась искоренить. Но она увидела главное: чрезмерная опека и контроль не делали Ритку счастливее. Её жизнь была больше похожа на заточение в отдельно взятой квартире, а тётка Лена на надзирателя, следящего за дисциплиной и исполнением предписаний. Но почему тогда её бабушка и мать не видели этого?
А лет семь спустя, когда Танька уже училась в институте, её окликнула на улице тётя Лена и, узнав, что перед ней студентка, пригласила зайти к Риткиной матери, которая работала в гостинице дежурной по этажу.
Они вдвоём жаловались на Ритку, что та, окончив музыкальную школу, не хочет идти в музыкальное училище, хотя это её будущее. Они это обе знали, а безответственная Ритка захотела поступать в педучилище. И они просили поговорить с Риткой, убедить её, что музыка - это её призвание, что она талант...
- Извините, - достаточно твёрдо сказала Танька, - это её жизнь. Пусть она сама решит, что ей надо. Я не буду ничего ей советовать.
Обиженные родственницы не ожидали отказа от Золушки и  распрощались довольно-таки холодно.
Судьба больше не сталкивала их. Хотя однажды мать Золушки принесла печальную весть:
- Я тётку Люсю встретила. Она теперь уборщицей работает, подъезды убирает. Бабка Лена умерла в том году. А она приёмного сына воспитывает трёхлетнего. Ей деньги нужны, она старается изо всех сил. А у самой врачи опухоль обнаружили, а ей некогда даже в больницу сходить.
- А Ритка как живёт? Музыкантом стала, выступает, наверное.
- Выступала. Но не в театре, а на улице.
- А куда ж она пианино ставила?
- Боже, какое пианино? Она по рукам пошла.
- А как же талант?
- Загубила, как есть загубила. Поступила в музыкальное училище по настоянию матери и бабки, потом попала в дурную компанию, стала пить, курить. Не доучилась, вышла замуж, а через полгода развелась. Родила сына, оставила матери. Это его тётка Люся усыновила. А Ритка стала профессиональной проституткой, спилась окончательно. Её месяц назад под забором нашли… мёртвую.
Танька после такой новости долго не могла прийти в себя, а потом достала альбом, нашла фотографию, где они с Риткой сидели обнявшись в саду на скамеечке. Две маленькие девочки. Одна в стильной шляпке, брючках, курточке, новых кроссовках, другая – в платочке и стареньком пальто, чулочках с дыркой на коленке и сбитых ботинках.
«А теперь Ритки больше нет. А я вот уже год как окончила институт, работаю, но до сих пор не знаю, где скрывается мой талант. И есть ли он у меня? Что ж ты наделала, Рита-та»?  - подумала она, открыла глаза и почти сразу же услышала звонок в дверь. Танька подошла к двери, посмотрела в глазок и тихо произнесла:
- Этого не может быть.
На лестничной клетке стояла пожилая женщина с ребёнком на руках, как две капли воды похожим на маленькую Ритку. Танька открыла дверь.
- Тётя Люся, - прошептала она.
- Здравствуй, милая. Мне Алёшеньку не с кем оставить. Меня оперировать должны. Он добрый мальчик, послушный, самостоятельный. Мало ли что. А ты не бросишь его, я знаю. Здесь его одежда, документы, наш адрес и адрес его детского сада, - она протянула сумку. – Возьмёшь? – она заглядывала Таньке в глаза, боясь отказа.
- Конечно, оставляйте.
- У тебя дар. Необыкновенный дар порядочности. Ты не сможешь предать, пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. В тебе свет. Рядом с тобой становишься чище. Ты умеешь радоваться за других. И, - она сделала паузу, - ты слышишь музыку, которую никто не слышит. Я знаю, о чём говорю. Я выстрадала это понимание. Оно открылось, а что с ним делать, не знаю. Я вижу людей. И тебя вижу…
- Да вы заходите, - сказала Танька. – У меня сегодня день воспоминаний.
- У меня – тоже, - призналась женщина.
А малыш подбежал к Татьяне и, улыбнувшись, произнёс:
- Я Лёша, мамин сын. Не ищи, - вдруг сказал мальчик. – Он у тебя вот здесь, - и он прижал маленькую ручку себе к груди.
Татьяна погладила мальчишку, прижавшегося к ней, по голове, пытаясь при этом другой рукой незаметно вытереть выступившие слёзы.
- Спасибо, - еле слышно прошептала она и посмотрела на тётку Люсю, прислонившуюся к дверному косяку.
Она улыбалась сквозь слёзы и всё повторяла:
- Нашла, наконец-то нашла…
Танька не понимала, что именно тётка нашла, а уточнять постеснялась.



 Декабрь 2014 год