I За всё отвечает Мужик

 
                За всё в этой жизни отвечает Мужик!
               
                «С волками иначе не делать мировой,
                Как снявши шкуры с них долой».
               
                И. А.Крылов.
                1

      Банда отморозков гастролировала по глухим деревням, в которых жили ещё редкие пенсионеры, и после получения ими пенсии, бандиты грабили стариков.
        По темноте приезжали грабители на мотоцикле, за километр-два до деревни оставляли транспорт, чтобы не насторожить местных жителей и шли пешком. В избу, где горел огонёк, врывались, светя в лицо мощным фонарём, ослепляя хозяев, затем, заталкивали бедолаг в подполье. И полагаясь на полную безнаказанность, шарили по жилищу, забирая всё ценное и продукты.

       В лицо их никто не видел. Пострадавшие даже не могли составить «словесный портрет». Все сходились на том, что это молодые, здоровые парни, и уж очень грубые, даже жестокие. Им удовольствие доставляло пинать стариков, не взирая на пол и состояние здоровья, били они кулаками и ногами, по голове и почём попало.
      Тех же, кто пытался сопротивляться, били до потери сознания, а потом сбрасывали в подвал.

        Сегодня  Демид задержался допоздна на дальних озёрах, ночевать не остался, так как по утрам уже крепко подмораживало. В мешке его лежала только рыба, хотя на озере плавали запоздавшие с перелётом утки, но стрелять было не из чего.
     Старый охотник вспомнил недобрым словом тех гадов,  грабивших в прошлом году  их село, они  забрали его двустволку, а он ту ночь коротал у костра на озёрах.
               
       После бандитского нападения на село участковый-местный «Анискин», изображая активную деятельность по поиску преступников, писал протоколы. Своими допросами он замучил стариков, но никаких практических действий не предпринимал. Да участковый и не знал, что надо делать в этой ситуации.

        А по правде говоря, его устраивало данное положение вещей, если есть преступники, следовательно, должен быть милиционер, то есть он. Значит, и зарплата его оправдана, вот только маловата, о чём участковый не забывал напоминать каждому, кто к нему обращался.

        Подходил Демид к селу уже затемно, осенний день-то короткий. Палкан - здоровый, беспородный пёс, хотя и набегался в лесу за день, но трусил впереди хозяина. Вдруг, пёс насторожился, а затем ринулся в придорожные кусты.
         Недалеко от дороги Палкан обнаружил мотоцикл с коляской. Движок был ещё тёплый. Без собаки старик прошёл бы мимо.
        «Не к добру это, по ночам машину по кустам прятать», - тихо сказал  старый охотник. Приказав Палкану: «Рядом!», и лесом, стороной от дороги поспешил Демид к жилью.

       Лишь одна изба тусклыми окошками светила на всю округу , но иногда окна ярко вспыхивали. С чего бы вдруг?
        Их, после прошлогоднего бандитского налёта в селе осталось двое: он да соседка Матрёна, остальных стариков дети забрали в город.  Соседку грабители прошлый раз обошли, так как уж очень лютый пёс у неё был. Но намедни Матренина пса загрызла дикая стая, когда он защищал хозяйский курятник. Нападающих было много и курей всех, кроме одной улетевшей на крышу, и сторожа прикончили. 
               
        Голодные собаки посещают опустевшие деревни, где у редких местных жителей уже утащены последние куры, и загрызена последняя коза, но они всё-равно надеяться на поживу.
        Собака- «друг  человека» полагает, что и человек её "друг", а потому ждёт от него защиты.
        Дачники  разъехались, помойки опустели, брошенные кошки разорваны в клочья.
         Резко уменьшилась популяция основного дикого «зверя», доступного для собачьей охоты: полевых мышей. Мелкого грызуна на полях стало значительно меньше, потому что колхозы развалились и больше некому бросать неубранный урожай - обильный корм для мышей и ворон, а потому и нечем наполнить пустое собачье брюхо.

         Конец октября, скоро снег укроет землю, к голоду добавится холод, и только самые сильные и злые псы доживут до весны. Это отчаянное состояние чувствовалось в поведении собак.
       Они не волки и не лисы, их ближайшие дикие сородичи, лес для них чужой, он не накормит и не укроет. Собаки выросли рядом с человеком, он их кормил, хранил, а теперь бросил за ненадобностью.

         Эти дачные псы, обласканные и закормленные, попали в дикую природу, и дикий инстинкт собрал собак в стаю. Их уже били и стреляли за воровство, но они по-прежнему приходили к человеческому жилью. Собаки чуяли запах пищи и тепло дома, но их неумолимо гнали прочь.

        Иной раз Матрёна, поутру выходя к колодцу за водой, коромыслом «угощала» ближайших, так как страшно смотреть было в их голодные глаза. Псы стали злые, и постоянно в стае вспыхивали драки, к утру, израненная собака умирала,  и это был завтрак для остальных.

        В селе стояла зловещая тишина. Демид осторожно подошёл к матрёниной избе и заглянул в окно. Трое здоровых парней шарили по всем углам, светя себе фонариками. На столе стояла керосиновая лампа, электричества в селе не было, «цветметчики» срезали провода.
    
         Государство лишило мужика возможности честно заработать на хлеб, но зато стимулировало открытие «Приёмных пунктов», где принимали «всё», даже надгробные памятники, если они сделаны из нержавейки или  цветного металла.
       Появилась новая специальность:"цветметчики", которые добывали цветные металлы из любого оборудования.
        В городах безработные труженики громили станочный парк родного завода, а на селе колхозники крушили электро-подстанции, резали провода, выкапывали кабели.
        Целенаправленно уничтожалась техническая мощь страны руками тех, кто её создавал.
        Вот так, агрессору теперь и бомбить не надо, сами всё сломают и разрушат, а потом уйдут, освободив жизненное пространство.

        На столе рядом с лампой лежал обрез из охотничьего ружья, не иначе из его ружья, Демида.
       «Они! Они- гады!»- скрипя зубами в ярости прохрипел старик. Пёс поднял насторожённо морду, шерсть на загривке поднялась дыбом, и он вплотную придвинулся к хозяину.
       Как наяву вспомнил Демид прошлогодние события: «Они скинули мою Катерину в подпол, она сломала шейный позвонок и умерла».
       Дети, после похорон матери,  уговаривали его переехать к ним, но в душе старый солдат надеялся встретить тех подонков и рассчитаться.

       И вот она встреча, их трое, молодые, здоровые, и ружьё-то у них. А с голыми руками каково? Если бы Матрёны не было в доме, тогда подпёр бы дверь да ставни колом и запалил этих гадов. Но соседки не видать, наверное, как Катерину в подвале закрыли. «Что ж делать-то?» И ведь никто ж не поможет, на двенадцать вёрст ни живой души, зови, не зови.

       Кто ж тебя услышит, если только Он? «Господи, прости меня, хоть я не шибко верующий, грешен, но ведь крещён. Помоги! Ради Бога, помоги!» Демид знал, что обращаясь к Богу за помощью, не стоит ждать «манны». Надо делать самому то, что просишь, а уж Господь позволением Своим поможет осуществить задуманное, если сочтёт оное необходимым.




                2

       Вдруг один из бандитов пошёл к двери, Демид метнулся к крыльцу, Палкан неотступно следовал за хозяином, что придавало старому солдату некоторую уверенность. «Всё ж не один. До чего толковый пёс» - промелькнуло у него в голове, как раньше говорили: «С таким можно и в разведку».

       На крыльце лежали дрова, он помогал соседке их колоть, а она складывала. «Вот и положила на «место», как знала, что сгодятся на «благое дело». На поленьях лежал картофельный мешок, а картошка рассыпана на полу крыльца, только к двери проход свободный. «Видать, Матрёна решила посушить её, ведь, собирали-то последнюю под дождём, но на ночь не убрала, наверное, грабители помешали».
    
       Выбрав покруглее поленце, старый солдат встал у двери, решив принять «бой». Демид вспомнил слова фронтового друга - Пашки: «Сначала нужно ввязаться в драку, а там уж посмотрим..». Слова-то были не Пашкины, а Наполеона, но услышал он их от Пал Осича. Так его промеж собой звали солдаты его роты потому, что  уж очень интересно  рассказывал он всяко-разные истории из «Истории».
        Из Москвы Пашка был, в университете учился и добровольцем ушёл на фронт.

       Здоровенный парень, выйдя на крыльцо, со света в темноте  шёл неуверенно, дойдя до лестницы, расстегнул штаны, наступив на картошку, нагнулся, и в этот момент полено опустилось ему на голову. Дед бил, что есть силы, не жалеючи, бандит кубарем скатился по ступеням.
        Палкан залаял и бросился на упавшего, Демид цыкнул, и пёс снова стал рядом. Первый этап "боевой операции"  прошёл удачно. Господи, их там ещё двое осталось,- заглянув в окно, шёпотом сказал старый солдат,- как в кино: "Наступает народный мститель, но численное преимущество на стороне врага».

       В доме услышали шум битвы, собачий лай. А Демид не слышал о чём говорят в избе, но понял,  старшой посылает подельника посмотреть, что случилось. Тот вышел с фонарём, старик и собака прижались к стене, их закрывал простенок. Вышедший позвал: «Толян, ты где?». Подойдя к лестнице, осветил поверженного Толяна со спущенными штанами.
       Ситуация непонятная: парень уткнулся мордой в землю, а  голым задом смотрел в звёздное небо.
       Пока  посланный на подмогу соображал, что к чему, то же полено повергло его рядом с другом. Окошко было рядом, и Демид увидел, как старшой, схватив обрез, пошёл к двери.  Осторожно открыв её, он  посветил фонарём, но из двери не видно было поленом ублаженных, лежавших под лестницей. Прозвал: «Ребята, где вы?» В ответ раздался стон, у кого-то из пострадавших отходил «наркоз».
 
       Парень сделал несколько шагов к лестнице и осветил старика с поленом наперевес. Для него это была неожиданность, Он слышал собачий лай и полагал, что подельники собак гоняют, а тут вдруг человек. Фонарь бандюга держал в правой руке, а обрез в левой да курки не взведены, вследствие чего замешкался.

       Старому солдату отступать было некуда, да он бы и не отступил. «Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи…» - пошёл кураж, в душе его звучала музыка. Вспомнился фильм, который крутили у них в клубе «Бей первым, Фреди!», и тогда над Федькой киномехаником все подшучивали: «Пей первым, Федя!». Киношник злился, заводился с «полуоборота», чем всех немало забавлял. А сейчас ситуация совсем не весёлая. «Бей первым, Дёма!»- скомандовал себе дед.

       Парень оказался проворнее предыдущих грабителей, увернулся, но полено выбило у него из рук фонарик и обрез. Бандюга ухватил деда за грудки и готов был зашвырнуть его аж на крышу.
       А напрасно… Палкан хватанул его более основательно, так, что тот взвыл и закрутился «волчком».    
 
       Фонарики, упавшие на землю, освещали место побоища: двое первых, поленом успокоённых ничком распластались на земле, поверх них растянулся Демид, сброшенный с крыльца грабителем. А укушенный катался по траве, поскуливая и ругаясь, пёс стоял рядом, скалился и рычал, тем самым «успокаивая» пострадавшего.
         Демид поднялся,   подобрал обрез и фонарик, взвёл курки, старый солдат опять при оружие. «Как я с такими бугаями один совладал? Чудно даже.

         "Спасибо тебе, Господи". Дед сунул подмышку обрез, перекрестился. Он осветил фонарём поверженную троицу, и снова проблема: «что с ними делать?»
        В мыслях, в бессонные ночи, он их бил всем, что под руку попадало: топором, оглоблей, вилами, рвал на куски, а здесь… «Убить врага в бою - не грех,- считал старый солдат,- а бить поверженного..?»
         Видно с детства усвоенное правило «лежачего не бить», не позволило Демиду, прошедшему через войну и послевоенное скотско- советско-государственное отношение к крестьянину, прикончить этих выродков.

     «Это только жулики-уголовники и всякая блатная мразь могут убить безоружного, лежачего, женщину и даже ребёнка. В нашей стране подонки вооружены, а обывателю закон запрещает иметь оружие, следовательно, защищаться. Можно только жаловаться местным «Анискиным», которые не знают или не могут, а возможно не хотят выполнять свои обязанности.        

      Мысли Демида были прерваны, отошедшими от поленоприложения бандитами, лежавшими у лестницы. Двигаться они пока ещё боялись, так как рядом скалился Палкан, да и обрез в руках деда внушал страх, раздолбанной, компании. Но «лежачие» уже начали перешёптываться.  Старик понял, что время работает против него и надо поторапливаться. Хотя, если бы кто из них  дёрнулся, то он без колебаний перестрелял бы их как «бешеных собак».

Подонки  чувствовали настрой старика, и потому ударились в слёзное покаяние. Старый солдат понимал: «Сопливый скулёж для усыпления бдительности, и любая его оплошность будет роковой. Ведь в ружье только два патрона, и даже при меткой стрельбе, ему в кулачном бою с тем, кому патрона не хватит, «один на один» победа не светит, конечно, поможет Палкан, но…

      Но не надо лишний раз испытывать судьбу. Тебе и так крупно повезло, кому сказать: «Один, восьмой десяток, и трёх бугаёв завалил». Если честно не один, без Палкана, мне б «труба», да и Силы небесные в стороне не остались»,- так про себя рассуждая, он принялся за дело.

      Под присмотром Палкана, лихие братки беспрекословно выполняли указания Демида. Сначала перевязали рану главаря своими рубахами, а затем  были самостоятельно повязаны по рукам и ногам. И снова задумался дед: «Ну что же с ними делать, куда девать?» На траве  перед ним валялись, вымазанные в земле и дерьме, залитые слезами, хлюпающие носами, трое скулящих, «косящих» под мелких шкодников, молящих о пощаде ничтожеств.


 
                3
               
      Демид знал цену этим соплям и мольбам. Он помнил: «Когда был ещё ребёнком, их семья оказывала посильную помощь безлошадным, постоянно скулящим, соседям, у которых всё шло наперекосяк. Соседский ровесник донашивал его одежонку, хотя в демидовой избе столы не ломились от изобилия, и они нередко хлебали пустые щи.

      Но от мала до велика, с утра до заката, без разгиба пахали на поле. А у соседей работа шла не шатко не валко, начинали они завсегда, ну уж как заведено было "попозже", зато заканчивали каждый раз "пораньше", да на завалинке разговоры разговаривали.
               
       Как настала власть Советов, отец ровесника в недоношенных рубахах стал председателем «Комитета бедноты». Поговорить он и раньше любил, что все кругом виноваты в его худобе, а уж при власти действовать стал, делить добро, другими нажитое, зато всем «поровну».

       И сын его такой же, всеми статьями в папу-лодыря удался, закончил коммунистический ликбез и стал председателем колхоза. Ох, и «наломал он дров», натерпелись от него мужики, особенно Демид, не простил соседский ровесничек, ему недоношенную одежонку.
         Это одна порода комбеды-лодыри-тунеядцы сначала слёзно просят, а отвернись, ударить норовят».
               
          Вспомнился, в связи с данной ситуацией, Иван Андреевич и его басня «Волк на псарне»,  уж очень подходящий случай  с этими бандюгами. Точно как у Крылова про волка: «Хотел в овчарню,  попал на псарню».
         Бандюганы пришли грабить немощных стариков, но налетели на солдата, хотя и старого, но бывалого, и как оказалось боевого.  И как  закономерный выход из данной ситуации:         
      «С волками иначе не делать мировой,
       Как, снявши шкуры с них долой…»

       «Вот и попробуй «сними»! Слабо тебе?»- подтрунивая над собой дед Демид, продолжая размышлять: «Придётся их сдавать в милицию. А не хотелось бы. Потому, что они завтра же будут здесь или ещё где-нибудь творить своё чёрное дело.
       А что милиция им сделает? Отпустит, не иначе. Судить то их вроде и не за что, ничего-то они не утащили, а от прошлогоднего грабежа они отопрутся, ни свидетелей, ни улик. Улика-то есть, вот он обрез из моего ружья, а в протоколе записано, что бандиты его украли. Но бандюги чего-нибудь придумают и отопруться, а то и откупятся.

        А сегодня?-скажут- Они зашли на огонёк…, так, спросить, какая погода будет завтра… на Чукотке. Вот такие они любознательные. А Матрёна-свидетель? Нет она пострадавшая. Чего гадать, отопруться, скажут, что сама ненароком оступилась, спешила угостить товарищей грибками и упала в погреб, свидетелей-то нет, и суда нет.

       Эх ты, старый вояка, слабо тебе пристрелить этих гадов, и тоже свидетелей нет, так хоть такой мрази больше не будет. Ведь, если ты сегодня этого не сделаешь, то завтра они, смеясь тебе в лицо,  выйдут из суда, а может и не попадут туда вовсе. И будешь ты жалеть о сегодняшней слабости».
               
        Вспомни Демид: «Как под Пулковскими высотами с Мансуром и Пашкой  пёрли на немецкие пулемёт, получили по дырке в шкуре, но пулемётный расчёт задавили голыми руками и сапёрными лопатами, а сейчас слабак. Хватит жевать себя, надо куда –нибудь их пристроить, да побыстрей найти Матрёну.
               
        Посадить их в сарай, сбегут, так как всю ночь сторожить я уж не смогу. Закрыть в подвал, оно, конечно, вроде надёжней, но ведь нагадят. Вот задача. А что, если?»
      И отвёл Демид всю банду в старый коровник, от которого только стены и стропила остались. Там привязал поштучно за руки к разным балкам. Так вся банда с поднятыми руками, стоя в старом навозе, должна была коротать всю ночь, под охраной Палкана. Довольный своей выдумкой и разрешением проблемы сохранности бандюганов, уверенный в том, что точно уж не сбегут, Демид поспешил в дом, посмотреть, что с Матрёной.




                4

        Изба была пуста, на керосинке булькала в кастрюле последняя соседская курица, которую не сожрали бродячие псы, по причине умения птички высоко летать, так ей конец определили шакалы на двух ногах.

      Открыв подвал, Демид услышал стон. С большим трудом, уже хотел звать одного бандюгу на помощь, но обошёлся, вытащил Матрёну. Помог пострадавшей  добраться до кровати, уложил. Осмотрели ушибы, открытых ран у соседки не было, зато синяков и ссадин большое количество.
         Устраивая поудобнее свои избитые бока, женщина стонала и причитала: «За что ж они-"изверги" так меня? Откуда такие "ироды" взялись на мою голову?»
         Демид погасил керосинку, подойдя к столу, сел на табуретку возле Матрёны.       

       - Как,  откуда взялись? Мы же их вырастили и воспитали, они ровесники наших внуков. Себя-то мы не видим, и всегда-то мы безгрешные.
         А вот в Москве я был, давно уж, так вот, еду в трамвае, место мне уступил смуглый с прищуром парень. Уважительные южане, возраст почитают.
       Еду дальше, уж тот парень ушёл, заходит дед с палочкой, постарше меня будет, с ним мальчонка-первоклассник, наверное. Все сидят, я встал, уступил деду место, он поблагодарил и посадил внука.
        Не стерпел я, говорю: «Что ж, ты-дед, делаешь-то?» Он что-то рыкнум на меня, а бабка, сзади сидевшая, его поддержала, дескать; « Дети устают в школе очень».

      - Нет, Демид, не согласная я! Поправька, пожалуйста, под спиной подушку и дай, полотенце, лицо утереть. Нет! Нет! Демид, может они и ровесники, и первоклассник с дедом своим -москвичи зажравшиеся, но мои ребята работящие, да учатся, и по всем статьям хорошие мужики будут.
Разговор её успокаивал, да и боль из тела,  не совсем ушла, но утихать стала.
       - Да?… А как ты один совладал с такими бугаями?
       - Нет, Матрёна, не один, Палкан помог. Но главное, я себя морально укрепил.
       - Это как же?
       - Обратился к Богу, и мне кажется, даже уверен, что Он меня услышал. Возможно, мне очень хотелось, чтобы Он меня услышал. Сейчас трудно определить то ощущение, это как будто я с Мансуром и Пашкой  лезу в гору на фашистские укрепления. Пошёл кураж, рвём рубаху на груди и вперёд, и ничего не страшно. Вот это ощущение и дал мне Спаситель, когда я к нему обратился, потому и совладал с бугаями.               
        - А  куда же ты определил этих налётчиков?
        - Я их подвесил в старом коровнике к балкам. Ну, не совсем подвесил, стоят то они на земле, навытяжку, а руки вверх к балкам привязаны. 
        - Не сбегут?
        - Куда им. Палкан их охраняет. Он уже объяснил одному, как себя вести нужно.
          Матрён, чайку заварить, или вон, враги курицу сварили, может, бульончика хочешь?

      - Нет, дай водицы колодезной испить. Вот уж боль как будто отступила, и я ощущаю себя, наверное, как космонавты в невесомости,  тела своего вроде и не чувствую. Садись, сосед, рядом поговорим, поди, в последний раз? К  Катерине твоей, подружке моей хорошей идти скоро придётся.

      - Ты не спеши, а то «накаркаешь», утром ужо пойду я в сельсовет, «скорою» вызову и обойдётся. Тебе бы поспать, и я подремлю, облокотясь на стол. К себе-то уж не пойду.
      - Нет, Демид, я потом высплюсь, да и у тебя будет время. По ночам-то бессонница всё мучает, и вся-то жизнь перед глазами проходит. Иной раз с кем бы поделиться, ан не с кем, только кошка да курица в доме. А у тебя видать своё кино крутится.
      - Это точно, по полночи жизнь свою перебираю, как с твоим Николаем на охоту  ходили, пока его раны не доконали.
        Матрёна захлюпала носом, затем утёрлась полотенцем и продолжала.

     - Хороший был Николай, деловой, добрый мужик, ласковый. Сынок только вот один. Здорово Николая война потрепала, ведь зимой, иной раз, в заснеженных окопах, на морозе ночевали. Да что там говорить, досталось, простудился насквозь.
       А сын, да внуки и правнучка Настенька- это моя отрада, хорошие они у меня.
     - Даа…? Оно вроде и так, хорошие, но тебя-то здесь бросили.

     - Нет!- От возмущения женщина хотела привстать, но только ойкнула и продолжала,- я сама не поехала, что мне там делать, а здесь огород, скотина.
     - Ты уж одной ногой у «Врат», тебе сейчас перед Петром каяться, а ты всё упираешься, не признаёшься.
     - Да в чём же я-то виновата?
     - До последнего вздоха сына защищать будешь. Вспомни, когда он сказал: «Поехали мама», невестка на него так взглянула, что у тебя всё желание пропало, да и сын замолчал сразу.

      - Тихий он у меня, добрый, не стал с женой скандалить.
      - С женой добрый, а с матерью..? Не по заповедям живём, а там, что сказано: «Люби Бога», а далее «Почитай родителей». От Бога мы давно отвернулись, так и он нам не помогает, чужие мы с ним стали.               
       - Не знаю как, кто, а  у меня смотри какой иконостас,- Матрёна указала рукой на «красный угол»,- и молюсь я утром и вечером.

       - Бог-то, Он в душе должен быть, а души-то наши пустые, выпотрошила их Советская власть.
        Помнишь в тридцать первом, Гришку забирали, а какой мужик был, какой хозяин. Кончился он на Севере, и вся семья его головы там сложила. А комбеды- срань безрукая, да безмозглая -лодыри кричали: «Распни! Распни!» и всё хозяйство его растащили. А мы, и нас было много, молчали.

        - Так мы-то маленькие были, и что мы могли?
        - И не такие уж маленькие, а честность не имеет ни роста, ни возраста. Мы, то есть всё село, как библейский Жид, не откликнулись на горе ближнего, и за то постигло нас Христово проклятие.

        Нам коммунисты вдалбливали в головы, что нет в том нашей вины, а мы и спрятались за это жидовское оправдание, не вникая в суть своего поведения. Тем паче покаяться нам, совсем не хотелось, так-то проще жилось. Теперь пришла пора расплачиваться за то молчание на пороге жизни. Хоть на «Тот свет» уйти раскаявшимся.

          - Да ты прав, Демид, грешна, покрываю сына, ведь он своим молчанием мне в душу плюнул, а про невестку и сказать-то нечего. Я не одну ночь проплакала, вспоминая её взгляд, и как мой Серёжа промолчал. Так ведь стыдно-то как признаться в этом.
       Разве я, когда молодая была, могла даже подумать, чтобы свекровь в дом не взять, такое в дурном сне не приснится. А Николай за мать, не знаю, чтобы сделал, да и перед людьми-то стыдно. Как жить среди них после такого, грех ведь какой, но этим всё не почём.

       - Я же и говорю, что мы, наше поколение не по Божески их воспитало, всех, кто моложе нас, то есть и детей наших, и внуков, и налётчиков этих в том числе, и потому грех на нас. А кто вины за собой за то не видит, то он – «хлебоять поганая»,- как говорил наш Дед на Пулковском рубеже.

        - Раньше всем миром порядок поддерживали, и младшие в послушании росли, а старшие не проходили мимо озорства, тем более хулиганства. И «Вера» семью укрепляла: «Две половинки, одно целое», а сейчас женился, разженился и детей беспризорных больше, чем после войны.

      - Власть жидовская разрушила храмы, потом семью, и уж страна сама рухнула, как старый, гнилой сарай. А народ, руки сложа,  стоит в сторонке, вроде не его это дело.
        Вот возьми, пожар, наводнение люди в огонь, в воду лезут не задумываясь, чтоб спасти порой чужого человека, тут мы как люди. А  страна на краю пропасти, дети растут, родства непомнящие.
       Конечно, есть отморозки, которым на всё наплевать, но ведь многие нормальные люди это видят, и начинаются разговоры: «А что я могу?» Он ведь  только что в пожар лез спасать чужого ребёнка, и не задавался этим некчёмным вопросом.
        А развал, гибель страны это значительно хуже пожара, так как гибель детей да и народа в этом случае неизбежна, и никто уже не спасёт и не спасётся.



 
                5

      Вот хоть рассмотреть действие Советской власти по отношению к нашему селу. Это ж полное, тотальное уничтожение населённого пункта с его культурой, хозяйством и, конечно же, населением. Если собрать всех наших земляков, бывших земледельцев, которых разогнала по стране  хвалёная советская действительность, то едва ли наберёшь народа треть от старорежимного нашего села.
 
       Значит народа на сегодняшний день меньше чем до революции, порублены родословные деревья, одни пеньки остались, и только на некоторых от корня побеги пошли и то неизвестно где они. А ведь без корней человек-"перекати поле", пустая некчёмщина, потому и разбегается "перекати поле" с родного места куда подует ветер, так как нет у него Святости места рождения-Родины.
        И по всей стране идёт тотальное уничтожение деревень и сёл. Как же так получается? Да оказывается «Социализм с человеческим лицом»  «сожрал» крестьянина.

        А КОЛИ МУЖИК ЗЕМЛЮ НЕ ПАШЕТ, ТО И СТРАНЫ НЕ БУДЕТ. СИЛА СТРАНЫ, НАРОДА ОТ ВОЗДЕЛАННОЙ ЗЕМЛИ, ОТ КРЕСТЬЯНИНА.
               
      В Москве-то я был тот раз, иду мимо музея Ленина, смотрю, стоят пожилые мужики кучками и о чём-то громко друг другу рассказывают. Послушал одних, других, все хвалят сталинские времена, когда каждый год цены снижали, а нонешних вождей ругают.
       Послушал я этих страдальцев за наше житьё минувшее и настоящее, мозги видать у них в животе находятся.  Обозлился на этот скулёж и говорю: «Людоеды вы и ваш «Отец народов» людоедом был, а сегодняшние погонялы его продолжение».
         Вскинулись на меня музейные скулёжники чуть не с кулаками: «За что же ты нас так, иль не похмелился с утра?»

     Я им: «Цены снижал – это хорошо?» Они хором: «Конечно! Народ сытнее жить стал!»  Я тоже распалился, ведь не слепые же, и родственников в деревнях имеют. Говорю им: « Покуда «манна» на вас сыпалась, колхозник голодал, у которого даже на подешевевшие харчи денег не было, так как он за «палочку» работал.
        Да со двора за налоги власть ваша всё выгребала, а потому ремень колхозник  затянул до хребта. Так что выходит, сожрали вы крестьянина с вашим благодетелем. Вот и выходит, что людоеды вы.  Они мне: «Мы же тоже работали, а ты «людоеды».
               
      Я им про Катерину: «Жена моя была дояркой, а коровы наши: вологодские да костромские почище голландских, и 25 литров за день для них не рекорд. Ну, возьмём на круг по 20 литров на корову, а у неё их десять было, значит, за день она самое малое бочку двухсот литровую, а на самом деле больше, да вручную надаивала.
 
      Вникните, говорю: «вручную двухсотлитровую бочку  надаивала». А как цены ваш благодетель снизил на её труд, ей ещё двух бурёнок добавили, это уже 240-250 литров, и всё за ту же «палочку»,  за трудодень и всё вручную.
       Если бы, доярка литр за минуту надаивала, то 240 минут-это полных четыре часа непрерывной дойки. Но вы же, наверное, соображаете, что за минуту литр надоить не возможно. Получается только дойкой она занималась более вашего восьми часового рабочего дня, что в конституции, записан.
       А то "Мы то же работали". Так по восемь часов. А доярка в восемь ни по что не уложится, десять, а то и более, и всё за ту же "палочку". 

        Потом напоить коровку надо, а пьёт она вёдрами. Значит, молочко, 20-25 вёдер унеси, водички ещё больше вёдер принеси, а то и сена дай, да навоз разгреби.
       Задавили крестьянина напрочь, он и до того света белого не видел, ведь у коровы ни праздников, ни выходных. А отпуска?- Понятия такого в колхозе не было.
      
       Задушила власть людоедская крестьянина полностью, он уже физически не мог выполнить той нагрузки. Тогда начались «приписки», как результат пустые полки магазинов».
 
      Они уже оправдываются: «Дескать, время тяжёлое было». «Оно говорю: «Для всех тяжёлое, -только вы радуетесь, что, с позволения Вождя, последний кусок изо рта у крестьянина вырывали, за что и воздаёте ему хвалу. Крестьянин с такого отношения ветшал и морально и физически, а потому, как только «крепостное право» кончилось, он и ушёл из деревни, от земли.
       Вот тут и совсем жрать нечего стало, тогда в Канаду за харчами поехали».

       Что-то они мычали мне вдогонку, только понял я, что права пословица: «Сытый  голодного не разумеет». И ведь взрослые вроде мужики, как же они только брюхом думают.
         Ведь за три поколения, которые мы прожили, строя «Светлое будущее», население должно было увеличиться в несколько раза, а оно уменьшилось. Вот она «родная жидовская» власть, что сделала с селом и со страной, у кого-то мозги жиром заплыли, а кто-то с голода пропал».
 
       - И верно! Что страна, её из моей избы не обозришь, а село-то вот оно, всё перед глазами. Ведь, около двухсот дворов было до войны, и в каждом дому семья, человек десять. Где село? Где люди?
       - Вот они все в сборе, ты да я, да мы с тобой, ещё кошка в придачу и Палкан.
        - Не пойму, как такое могло приключиться? Ты говоришь, что все мы виноваты в случившемся, тут я с тобой согласна, делали бы всё хорошо да честно, такого бы разора не было.

        - Ты задала и ответила на свой вопрос: развал произошёл из-за отсутствия честности в людях. Честность, она воспитывается с малолетства: «Почитай родителей!», «Люби ближнего!», «Не убий!», «Не воруй!», «Не ври!»…и так далее, это каждый истинно православный  соблюдал.
 
       Вера, она народ в чести держала, потому-то жиды-комиссары стали уничтожать её в первую очередь, провозглашая: «Грабь награбленное!».
         Помнишь, когда из города комиссар приехал, какой-то родственник или друг Троцкого, он сам похвалялся. Как он поносил нашего батюшку, а мы молчали, священника арестовали, а мы не вступились.
       - Нет, неправда! Я сама- то не видела, отец уже рассказывал, что Егор-кузнец заступился, только его тоже увезли, комиссар-то с охраной был.






                6
   
      - Про то я и говорю, что и «честность», и «любовь к ближнему» наказуемы были у той власти. Вот и  честный, хороший человек Егор  был назван «врагом народа», и вместе с семьёй сгинул в Сибири. Да не один Егор, тамбовские мужики поднялись против жидовской власти, так их товарищ Тухачевский из пушек усмирял.

       Кстати, встретил я Кузьму, сына Егорова, никому раньше не сказывал, а сейчас видишь, вспомнил. После победы уже, нас на танки, машины и марш-бросок на Прагу. Там фашистов полно, заминировали город на полное уничтожение. Народ поднял восстание, но силы неравные, да и оружия у чехов мало, давят их немцы, вот нас и бросили им на помощь.
 
  Ближе находились американцы,  и они быстрей могли прийти на выручку восставшим. Но в верхах решили, что Чехословакия «наша» будет, а потому приказ союзникам дали, никакой помощи.
         Мы около недели добирались до Праги, за это время народу полегло много, Но что любому вышестоящему командованию жизнь простого солдата, для них он «пешка» в игре. И знаешь, кто пришёл на помощь чехам и фактически спас их от полного уничтожения до нашего прихода? Власовцы. Откуда знаю? Сам столкнулся.
        Чехи даже хотят памятник Власову поставить, а наши командиры их ругают.
               
         Так вот, растянулись мы на марше, а потому вступали в бой по мере прибытия, и поначалу нам тоже фашисты, как следует, всыпали.
        Прижали нашу роту к каким-то развалинам, и слышим рядом за руинами, кто-то тоже немцев бьёт, и матом кроет. Командир посылает меня выяснить, кто там и связь наладить. Добрался я до них, не пойму, гражданские и фашисты в форме вместе обороняются от фашистов, хотел назад тикать.

        Вдруг, ближний «фриц» поворачивается и говорит мне: «Никак, земляк? Демид, ты?» Кузьма Егоров оказался в офицерской форме, на рукаве «РОА».
       Спросил его: «Как он попал к Власову?» А он меня спрашивает: «Ты же знаешь, как с отцом и всей семьёй поступила Советская власть? И за что?

       Так получается, другого пути у меня не было, но воюю, я не против тебя.
       У нашей армии лозунг: «Скуём Сталину намордник из стали!» Вот так. Да и тебе жидовская власть не «манна небесная». Отняли жиды-большевики у нас с тобой родину».
       -И опять обманули русского мужика, втянув в междоусобицу. Ведь ковать "намордник" надо было всей жидовской своре захватившей власть в России. А тут опять на одного Сталина все грехи свалили, у него, поди, и духу на такой разгром страны не было.

       Да и у Власова обречённо-обманутые мужики были в "Русской Освободительной Армии", и живы они были только пока шла война, потому власовцы воевали злобно-обречённо на два фронта и с комиссарами, и с фашистами, так как преданы были и теми, и другими. Но не только власовцы были обречены.
        Казаки Краснова и Шкуро, чувствуя свою обречённо-обманутость стали плохо воевать на Восточном фронте.

      Немецкое командование решило их своим ходом на лошадях перебросить на запад, против наших союзников. Казаки понимали, что добром для них эта "переброска" не закончится, и они по дороге устроили для немецких бюргеров такой шмон, что немецкие командиры поспешили загнали их в вагоны и по железке доставили на поле боя. А тут уж они взялись за американцев, да так, что мало им не показалось.
        Американцы вояки-то хреновые, а вот продать-купить это у них хорошо получается. Купили они Краснова и Шкуро обещанием послевоенной свободы, и казаки  сложили оружие. А затем, англо-американцы  продали всех казаков оптом Сталину.
      Атаманов срочно расстреляли прямо на месте, а казаков всех до единого  сгноили в ГУЛАГе.

        Такая перспектива была и у Кузьмы-сына Егора, и у всех кто рядом с ним, потому воевали они на два фронта, воевали зло и обречённо.
     Так  мы повидались с земляком и разошлись.
       Егор-то кузнец на всю округу был мастер и сыновья в отца, ловкие ребята, но извели под корень такую семью комиссары проклятые.
 
         - Но ведь и им досталось, тому же Тухачевскому.
         - А как же, комиссары, они как волки в стае, каждый вожаком стать хочет, то есть вождём.
       На Лубянке побеседовали с маршалом, и вышел он из кабинета «врагом народа». Затем как у них, вожаков-вождей водится, и Берия, так же кончил, «врагом народа». Да и у всей их своры та же участь, кого не возьми: хоть  Ягода или Ежов и т д. Сейчас такие взаимоотношения называются разборками между «паханами».

        Один только из той своры своей смертью умер, дожив до 92 лет. Наверное Лазарь Моисеевич был самый главный вождь-пахан всех коммунистов. Но, скорее всего, он был самый главный коммунистический Жид, руководивший развалом нашей державы.

        - Ох, Демидушка, время нам досталось лихое, но мы с Николаем жили душа в душу, да и у вас с Катериной всё ладилось.
        - Главное в жизни для человека- это семья и добрые в ней отношения, как по писанному: «Почитай Бога, родителей, люби детей, ближнего» и тогда все беды обойдут тебя стороной.

          Оно, конечно, не стороной, и от бед и горько, и больно, но человеческие, семейные отношения главней, они врачуют все жизненные раны.
        - Мы эти истины с молоком матери, с самого детства впитывали. А ноне? Когда ещё электричество не отключили, телевизор срам смотреть было.





                7

        -Нам сейчас «Евроремонт в головах» устроили, то есть западную культуру прививают. Только они там, на Западе объединяются и живут в сытости и спокойствии, а у нас страна разваливается, да бандиты кругом. 
        Там немцы с французами воевали, теперь друзья, а мы всем советским народом фашистов били, сейчас чужими стали. Таджик или ещё кто смуглый по улице идти боится, забьют бритоголовые, а милиция бессильна.

       Тогда под Пулковскими высотами мы, как одна семья были, жизни друг за друга не жалели. Когда в атаку пошли, Мансур Сатдинов-татарин впереди нас бежал и лёг на пулемёт, а мы с Пашкой Брайненым-евреем добивали сапёрными лопатками пулемётный расчёт, оружия-то не хватало. Одна винтовка и тридцать патронов на пятерых, один воюет и четыре живые мишени.
 
        Зато коммунисты  орали повсюду, что под их мудрым руководством в войне победили, а что за одного фашиста пятерых мужиков наших клали, молчок, руководители хреновы. Но говорят, что иначе нельзя было. Это, конечно, когда башка пустая, как у главнокомандующего и иже с ним, они ж удумали и в устав записали:"Воевать малой кровью на чужой территории".
         -Это как понять?
         - Вот этого они не растолковали, так как глупость оная несусветная.
         Зато толковых воен-спецов постреляли, и приказ издали:"Ни шагу назад", потому-то пленных красноармейцев миллионы были, да ещё безоружные окруженцы, которых добивали каратели.
         Мне кажется, изводили коммунисты наш народ, как могли и сколько могли.
      
         - Так сейчас вроде коммунисты-то не у власти.     
         - Они только вывеску сменили и билеты попрятали, в душе-то они красные, кровавое жидовьё, и все деньги у них, значит и власть. А Зюганов вроде не у руля, так он же «подсадная утка» для отвлечения внимания.               
         - Не пойму я этого, Демид, только начало развала я хорошо помню, как колокола с храма сбрасывали.               

        - То-то и оно. А уж когда храм на кирпичи разбирать стали, сначала «комбеды», потом и остальные за ними. Поди, в каждой сельской печи из церкви кирпичи. Вот так-то мы и встали в один ряд с жидами. Впереди комиссары, потом «комбеды», а далее уж весь крещёный люд. «А кто не с нами, тот против нас!», для них острова Соловецкие и огромная Сибирь.

         Правильно ты, Матрёна, начало развала страны определила. Первый удар Жид нанёс по Православной вере, а вообще-то по всей Российской Вере, какая, где есть, страна-то огромная и народ в ней разный живёт. А второй по семье. После войны,  ребята, ушедшие в армию, возвращаться домой не стали, их на стройки заманивали, к бесшабашной жизни приучали. Где  там семья, «ни кола, ни двора».

         Как только помер Сталин, «крепостное право» отменили, тут уж и девки из села на тряпочные фабрики подались и тоже бездомные. Молодёжи на селе мало осталось, школа опустела, её и закрыли. Тогда, уж все семьи, в которых были дети или должны быть, уехали. Так мы стали неперспективными.
         НЕТ ДЕТЕЙ -НЕТ ЖИЗНИ.  Кончился крестьянин-кормилец земли Русской. Начали нас кормить «западными» харчами, и приучать к их духовным «ценностям».
 
         - Насчёт  кирпичей из церкви, Демид, ты прав. Есть они и в нашей печке, а я и не задумывалась, грех-то какой. Ты прости уж…
         - Ох, Матрёна, ты ко мне, как к батюшке на исповеди.
         - Так что же мне делать-то, ведь кроме тебя и нет никого. Да к тому же, человек по образу и подобию Божьему создан, а коли человек-то хороший, так и покаяться можно.

        - Прости и ты меня, соседка, за эту полночную проповедь. А если вникнуть в суть: «Наступает конец бытия, коли святыню разобрали на бытовые нужды». Это же как мозги верующим людям перевернуть нужно было, чтобы они от своего Бога отреклись, как евреи, когда они сбежали в пустыню из Египта?!
 
     Конечно, мозги-то крутила жидовская команда. В Библии написано, что еврейский народ под их предводительством постоянно от своего Бога отрекался. Даже, когда Он спас их от египетского рабства и вывел на свободу.
    И тут же, первосвященник «по просьбе трудящихся» отлил нового рогатого идола-Золотого тельца, и по сей день это главный Рогатый идол американского жидовья.

       Да, Матрёна, до сих пор  не могу понять, как такое могло получиться, что сгинуло наше село, и ведь мы-то жили, и работали здесь, ведь  работали на износ за "палочку", чтобы страну после войны поднять. Страну-то подняли, а село сгинуло. Непонятно, как это так получилось.
 
      Говоря с тобой, я пытался в себе разобраться, мне непонятно, как это от большого села два старика осталось. На «пороге» мы с тобой вровень стоим и  чей черёд первый, это неясно, а потому я перед тобой душу свою открыл, то есть рассказал о своих деяниях и сомнениях.

       -Ой, Демид, если что со мной…, скажи моим, чтобы дружно жили. Господи, прости ты нас грешных. А может за то и село сгинуло, что кирпичи из церкви в печах наших?               
        -Да, Матрёна, и за кирпичи, и батюшку, которого комиссары арестовали, и за Гришку, и за кузнеца Егора не вступилось село, потому и сгинуло.
     Что теперь со страной будет, пока разваливается она по всем направлениям?  Молодёжь из страны бежит, как когда-то из села бежала. Неужто Россия, как наше село сгинет?

        -Не должно того быть, ведь народ в церкви пошёл, знать пробудился и понял, что грешен. А Господь, на то и Спаситель, чтобы спасти раскаявшегося грешника.
       -Дай-то Бог!
       Как ты себя чувствуешь-то? А то заговорил я тебя, проблемы мировые разбираю, на ночь глядя. Тебе бы отдохнуть, и врагов посмотреть надо.        
      
       - Да, что-то не пойму, ни боли, ни тела своего я не чувствую, но двинуться не могу, как ребёнок спелёнутый. Демид, ты уж не уходи, видать отхожу я.
        Матрёна затихла, дыхание было ровным, кажется, заснула. Демид привалился на стол, положив голову на руку, тоже задремал.







8
        Голова сползла с руки, мотнулась так, что дед чуть не упал с табурета. Сколько прошло времени, он не знал, лампа на столе коптила, Демид подвернул фитиль, в избе стало светлей. Матрёна спокойно лежала, и казалось спала, но уже не дышала.
Сон, как рукой сняло, он подошёл  к постели, перекрестился, глядя на  покойницу, и произнёс: «Видать хорошим человеком была Матрёна, лёгкая смерть ей досталась, во сне душа её отлетела. Она и покаяться успела и завет детям дала, добра от неё много людям было. Прими с миром её душу, Господи!»

        Демид подошёл к образам, зажёг лампадку, перекрестился и спросил, глядя, в потемневший от времени, лик Спасителя: «Что делать-то? Они не должны жить, от них опять пойдут «комбеды», и опять под лозунгом «Грабь награбленное!», будут делить добро трудового народа. Ты прости меня, но я нарушу твою заповедь «Не убий».  Это не месть за Катерину и Матрёну.

       Эти нелюди несут наследственность тех же «комбедов», того нашего соседа- безлошадника, мужиками ни они, ни их дети никогда не будут. Эти подонки, как бродячие псы и ничто не вернёт им человеческий образ».
        Спаситель спокойно смотрел в его глаза и ничего не ответил. Дескать: «Решай сам».               
        Старый солдат перезарядил своё оружие, положив в карман картечных патронов, вышел на улицу. Уже начало светать, под ногами похрустывал ледок, ночью прошёл дождь, а к утру небо вызвездило и подморозило. Демид с тяжёлым сердцем направился к коровнику.

       Погода и обстановка напомнили ему его молодость. «Они с Пашкой, стоя в окопе, прижавшись друг к другу, спят по колено в воде, болото же там.
          Проснувшись, сразу не двинешься, потому что воду схватил ледок, хоть и не толстый, но всё равно, как в колодках. Прикладом лёд разобьёшь и пошёл, а фашист на сухом, с высоты на шум тебе мину бросит. 
       Спасало опять же болото, не каждая мина взрывалась, плюхнется в болотную жижу, обдаст окружающих грязью, но это же не осколки, а грязные и мокрые, так по уши были все.

       Немцы не могли представить, как в таких условиях можно человеку быть живым. А когда наши солдаты дождались приказа «Вперёд», одним махом опрокинули фашистов. Хотя они на высотах таких укреплений наворотили- жуть.
      Народу, конечно, тьма полегло, командование не щадило солдата, полагая, что  на Руси народа много, бабы ещё нарожают. Только солдатская взаимопомощь выручала.

      Мой напарник по котелку -Пашка, сам раненный, тащил меня до санбата, а то бы я кровью изошёл в окопах-то. Грамотный он был мужик, в университете учился. Да и какие мы были мужики, по 18-20 лет не более, сейчас таких за ручку ещё водят. А он-доходяга, все мы были доходяги на блокадных харчах, дотащил меня, сам, поди, надорвался.
 
      Там нас судьба развела, я нашпигованный осколками по госпиталям, а он… Если, где живой, то дай ему, Господи, здоровья, а уж ежели опередил меня, то пусть «Пухом земля ему будет».

       Да… Не один котелок был ежедневной общей нашей необходимостью, более того нас объединяли беседы «за жизнь». Комсомолец Павел Осипович Брайнин твёрдо придерживался марксистской идеологии, а уж я, потомственный, костромской крестьянин крепко стоял на «земле», которую с малолетства обрабатывал и считал основой всей жизни. Споры порой были столь жаркими, что Пашка, как старший, да к дисциплине более приученный, прекращал дискуссию, дабы не услышал замполит».
               
     В тяжёлые дни своей жизни Демид вспоминал блокадный Ленинград, и это сравнение тяжести ситуаций облегчало восприятие тягот сегодняшнего дня. Всегда трудности мирной жизни, не шли ни в какое сравнение с полем боя. Но сейчас… Оказаться  в шкуре «зондер команды»,  ему было не по себе, это же не бой-это расстрел. Тяжесть с души не развеяли даже военные воспоминания, так и дошёл он до коровника.

      Вошёл внутрь, вся троица на месте, но вид у них жалкий. Главарь обвис на верёвке, ноги его подогнулись, кровь на ране запеклась, двое подельников дрожали от холода и страха, клацали зубами. Палкан сидел у пролома в стене и скалился на стаю бездомных псов, собравшихся у коровника. Увидев Демида, собаки отпрянули в темноту, кто-то кого-то тяпнул, раздался визг, рычание.

        Старый солдат с облегчением вздохнул, он понял, что наказание бандитам явилось без него, и не придётся брать грех на душу. «Спасибо, Спаситель. Услышал Ты меня».   
        Демид обрезал верёвки, развязал налётчиков, стоять они не могли, руки и ноги у них занемели. И некогда наглые, и грозные физиономии грабителей, сидевших в старом размокшем под дождём навозе, были просяще-скулящие. Главарь совсем ослаб, он лежал, видно здорово его хватанул Палкан.

        Старый крестьянин, переступив с ноги на ногу, хотел, что-то сказать. Жуткая тишина стояла в коровнике, лишь за стеной улавливалось какое-то движение, тихие шорохи доносились оттуда. Не найдя слов, ведь он понимал, что совести у них нет, взывать не к чему, потому и раскаяния в их душах быть не может.

       Демид махнул рукой, ведь  укорять или поносить даже преступников у смертной черты, не по человечески это. Он позвал Палкана и пошёл на выход. Сзади старик услышал крики: «Не уходи!» «Дед, спаси!», которые потонули в визге, воплях и лае.
Всплыла в памяти финальная фраза крыловской басни:
        «И выпустил на волка борзых стаю».




                9

          Наступило пасмурное осеннее утро, низкие, рваные облака затянули  горизонт на востоке, пасмурно было и на душе старого солдата. Демид зашёл в матрёнину избу, перекрестился, глядя на покойницу, долил в лампадку масла, выгнал кошку на двор, прикрыл дверь и пошёл на центральную усадьбу.
 
         Старый крестьянин, родившийся на этой земле, возделывавший её и защищавший, шёл вдоль раскисшей дороги, местами схваченной морозцем, к центральной усадьбе, где в сельсовете был телефон, чтобы поведать Миру:
      "ЕЩЁ ОДНО РУССКОЕ СЕЛО ЗАКОНЧИЛО СВОЁ СУЩЕСТВОВАНИЕ".
 
         Демид шёл, по дороге, с детства знакомой, мыслями возвращаясь, к событиям минувшей ночи. "Правильно ли он сделал, что ушёл из коровника?" Старый солдат помнил, как реагируют на  безнаказанность молодёжь.
 
        После Праги их часть попала в Польшу, и солдаты сразу почувствовали разницу в отношении к ним местного населения. Чехи их встречали, как освободителей, а поляки, как оккупантов.
 
        И основания у польского обывателя, как говорится: «полажа руку на сердце», вроде бы и были. Ведь в 39 году советские и фашистские войска разодрали Польшу на части, так считал обыватель. Хотя та часть, отторгнутая нашими войсками, Западная Украина и Западная Белоруссия, была  паном Пилсудским прихвачена у Советской России в 20-ом году, следовательно, территория фактически оккупирована поляками, ведь народ-то наш там жил.

       Поляки свою историю вспоминают через строчку. Начало Второй Мировой войны они считают с момента нападения на Польшу Германии и Советского Союза.
     А ведь война-то началась раньше, когда Польша вместе с той же Германией разодрали Чехословакию. А уж когда фашисты напали на своего союзника по оккупации Чехословакии и реально могли захватить всю Польшу с Западной Белоруссией и Западной Украиной, входившими в её состав, то есть наши земли оккупированные поляками, то такого допустить нельзя.

        А так как у Советского Союза  с Германией был заключён "Договор о ненападении", то нельзя было допустить захвата тех земель немцами, так как до  20-ого года это была территория Советской России, прихваченная паном Пилсуцким.
       И потому Красная армия двинулась навстречу Германской армии до внешней границы Белоруссии и Украины, чтобы не допустить захвата немцами  Западной Белоруссии и Западной Украины. Иначе война в 41-ом году началась бы не в Бресте, а в Смоленске.      

       Да к тому же, И ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, вспомним, хотя давно это было, еврейских беженцев, удравших от европейских "еврейских погромов" в Россию и поселённых в Польше, Белоруссии и Украине, как раз в тех областях, которые Пилсудский сделал Великой Польшей.    
     Вспомним ещё, как обходились фашисты с евреями в своей стране, а затем уже на оккупированных ими территориях. Из этих воспоминаний следует: сколько еврейских жизней спасла Красная армия, освободив Западную Белоруссию и Западную Украину.

        То есть евреи, проживавшие на тех территориях, вместе со всеми нашими-советскими беженцами могли покинуть прифронтовые районы, это был их шанс на спасение. Так как по всей Польше, уже дымили крематории, перерабатывая  людей в удобрение, и у евреев, оставшихся на территориях занятых фашистами, был безальтернативный шанс- стать удобрением. Но это польского обывателя не волновало, так как те крематории давали  рабочие места для польского обывателя.               
               
       Да к тому же, к 39-ому году, Украина и Белоруссия юридически были самостоятельные республики, а потому имели территориальные претензии к соседям. Ведь, захваченные паном Пилсудским земли Украины и Белоруссии до переворота 17-ого года  королевству Польскому не принадлежали.

      Но двадцать лет на этих территориях насильственно  насаждалось католичество, а коли так, значит уже Польша, полагал обыватель. Ведь ему всю жизнь шляхта долдонила о Великой  Речи Посполитой, аж от можа до можа, то есть от Балтийского моря аж до моря Чёрного, ни много, ни мало.

      К тому же обижен был польский обыватель за то, что Красная армия не поддержала "Варшавское восстание", не вдаваясь в суть происшедшего.
       А суть в чём: "Польское руководство восстанием, не согласовало свои действия с руководством Красной армии. Оно надеясь на то, что немцы, испугавшись приближающейся Красной армии, и неминуемого разгрома фашистского гарнизона,  сдадутся восставшим, тогда поляки будут освободителями своей столицы.

       Руководители восстания решились на авантюру, то есть, не имея достаточных сил, они решили самостоятельно изгнать, как им казалось, напуганных Красной армией, захватчиков и освободить столицу.  А это уже заявка на освобождение страны, так как освобождение или захват страны всегда начинается и заканчивается столицей.

      Была такая информация, что Сталин дал возможность польским "патриотам" осуществить свою мечту, а потому решил им не мешать. Польские "патриоты"-козлы провокаторы вывели на бойню плохо подготовленных и вооружённых истинных ПАТРИОТОВ. Кстати, "козлы-провокаторы", как по определению положено остались живы, свалив свою подлость на Красную армию.

      Но польский обыватель в суть не вдавался и виноватых всегда искал на стороне. Да ещё, сильно обижен он был  на Советский Союз за своих пленных офицеров, с которыми большевики  обошлись не лучшим образом.
        Советскому командованию надо было взять пример с пана Пилсуцкого в обхождении с пленными красноармейцами в 20-ом году, тогда бы не было претензий, то есть:"как вы так и мы".
      
      А дело было так: "Пилсуцский с командой тех самых польских офицеров, впоследствии в Советском Союзе  расстрелянных, огораживал колючей проволокой чистое поле, загоняли они туда пленных красноармейцев, не кормили, а поили водой из ближайшего водоёма: канавы; ручья; болота, вследствие чего, в течении недели от поноса-дизентерии концлагерь пустел и расстреливать уже никого не надо было. Вот как оказывается с теми офицерами надо было поступить, как Пилсуцкий, тогда бы и претензий не было.

      Советское руководство поступило гуманнее, оно предложило польским офицерам: "с нами или против нас". Затем приказало расстрелять тех из них,"кто не с нами",  которые открыто выражали свою нелояльность к Советской стране, и  не желали принимать участие в уже начавшейся  Второй мировой войне против фашистов,  то есть освобождать свою же страну».
        Это мне рассказал сын польского офицера, который освобождал свою родину от фашистов, за что впоследствии пришлось ему поселиться в Советском Союзе. Так как польский обыватель не простил ему сотрудничество с Красной армией по  освобождению Польши.
               
       Да к тому же Иосиф Виссарионович своих-то  солдат, попавших в плен, считал «врагами народа», а потому, на какое снисхождение могли рассчитывать пленённые поляки, в военное-то время. Война-то уже шла вдоль наших границ, да фашистская Германия постоянно устраивала провокации на нашей границе.

       Очевидна необоснованность претензий  к советскому руководству за "жёсткое"  отношение к польским офицерам, отказавшимися сотрудничать. Тем более, что у Советской власти был уже такой прецедент лояльного обхождения к чешскими военнопленными, которые впоследствии с оружием в руках выступили против неё.
 
       Потому-то Советам не следовало «наступать на те же грабли». Так как,  не согласные воевать против  фашистов,  поляки, реально могли воевать вместе с ними, но против нас. Ведь были в составе немецкой армии польские воинские соединения, так что выбор у польских офицеров был, и они его сделали.
        Следовательно, претензии не по адресу.

       Да к тому же слишком короткая память  у  польского обывателя,  забыли  он, как обходился с пленными красноармейцами в 20-ом году пан Пилсудский, то есть всего-то двадцать лет назад.
     Забыл польский обыватель, что в первые в мире на польской земле были организованны концлагеря на открытом воздухе, за колючей проволокой, где эпидемии: холеры и дизентерии лучше фашистских газовых камер уничтожали наших военнопленных. Кстати, во время войны  фашисты использовали польский опыт на оккупированных советских территориях.
               
      Да, ещё, помнил польский обыватель  Советско-Германский парад победителей в Бресте, после раздела страны: историческая часть Польши «легла» под Германию, а Западная Белоруссия и Западная Украина присоединились к советским республикам.
 
       Но, тем не менее, войну между Фашистской Германией и Коммунистической Россией польский обыватель, не вникавший в суть проблемы, рассматривал, как схватку двух агрессоров, не поделивших завоевания. И можно было бы понять обывательские заблуждения, и, пожалуй, не осуждать их за неосведомлённость, если бы. Если бы, Коммунистический режим в России был исключительно русское изобретение.
 
      Но, мечтавшая о мировом господстве, интернационально-жидовская, коммунистическая «свора», поработившая Россию и от её имени совершавшая подлости, в своих рядах эта «свора» имела немало польских коммунистов, которые внесли весомый вклад в это «чёрное дело».

           На польской земле возникла агрессивная, закрытая, националистическая,  еврейская организация-«Бунд». Бунд, прикрылась "овечьей шкурой", вновь созданной,теми же  жидовскими организаторами РСДРП. То есть поляки принимали непосредственное участие в перевороте-революции 17-ого года. Польские коммунисты  были участниками в интернациональном руководстве Советской России.

      Вот, пожалуй, к кому должны были адресовать свои претензии польские патриоты.  А уж русский мужик, одетый в солдатскую шинель, меньше всего был повинен в многомиллионном кровопролитии. Но всегда все невзгоды бьют по пахарю, на каком бы языке он ни говорил, и какому Богу ни молился.

     Но основа всех претензий  польских «патриотов» к русскому пахарю зиждиться на  трёхвековой ненависти шляхты, заодно и обывателя, к Ивану Сусанину-русскому, костромскому мужику, который не позволил сделать из России Речь Посполиту, но польские  «патриоты» по-видимому того не разумеет.

         А ведь убийство Ивана Сусанина-грех на поляках, за который они ещё не покаялись. Оное было ещё в ХVII веке, когда пришли в Россию поляки, желая её покорить, но одним оказалось слабо. И уже позже с Наполеоном два века спустя опять явилась Польша в Россию, и вновь драпала без оглядки.
      А уж в 41-ом вместе с фашистами замёрзли поляки под Москвой. И снова русский мужик Иван, Иван Кузмин вёл фашистских оккупантов, в рядах которых были поляки в дремучий лес на погибель.  Иван Кузмин, как и Сусанин погиб, защищая Россию. Из вышесказанного следует, что русские Иваны, не позволившие полякам поработить Россию "кость" в пасти шляхты, которая широко разинута на Восток.
        Но, не взирая на все ПОЛЬСКИЕ ГРЕХИ, до сих пор польский обыватель к русскому мужику имеет претензии.




 

                10
       Да к тому же есть силы, которые стравливали славянские народы, а молодёжь весьма неразборчива в речах подлецов, часто принимает их за истину, и совершает безрассудные «геройские» поступки.
        Наслушавшись «пламенных, патриотических» речей, польские мальчишки, лет 12-15, с крыш и чердаков стреляли по колоннам красноармейцев. «Стрелков» ловили, но не судили, дабы не делать из них «героев», а отдавали родителям. Взрослое население выражало этим «сопливым героям» молчаливую солидарность.
 
        Поляки, преровняв красноармейца к фашистом. Они забыли, что делали эсэсовцы в подобных случаях. За убитого солдата, из ближайшего дома брали  не менее десяти человек, от грудных детей до немощных стариков, заложниками, и тут же, у стены родного дома расстреливали. За офицера расстреливали в разы больше ни в чём неповинных обывателей, в основном женщин, детей, стариков, За любую диверсию сжигали ближайшую деревню вместе с жителями, опять же женщин, детей и стариков.
        И все «герои» и большие и малые прятались тогда, как крысы по подвалам.

        Но Красная армия не могла пользоваться фашистской методикой усмирения, и тем воспользовались «народные мстители». «Подпольные герои» нашли способ борьбы с «оккупантами». Взрослого за такие деяния расстреляют, а ребёнка пожурят и отпустят.

       В чём состояла гнусность польских  «патриотических» деяний? Совершалась польская  подлость, с  расчётом  на  гуманность  того  против кого та подлость  совершалась.
        По городу солдаты не могли передвигаться строем, со всех крыш стреляли. Советское командование не находило способа, прекращения гибели солдат.

         Тогда солдаты нашли его сами. Они прошедшие с боями пол Европы, хороня на том пути своих товарищей, и после победы, в освобождённой ими стране, за которую пролито немало крови, их ещё и убивают.

       Враг на войне тот, кто в тебя стреляет, и его должно убить. Но как  стрелять в мирное население, тем более в ребёнка? У нас за такие "дела" трибунал. Стрелять нельзя, отвести к родителям, бестолку, дети их не слушают, ведь они же «герои».
      Выход один, скинуть «врага» с крыши, «бежал, споткнулся, упал».
       Не прошло и недели, как все «герои» опять полезли в подвалы.

      Вот, что значит безнаказанность, и результат наказания. Жестоко? Да! Но есть результат. А сейчас, увы, всяко-разные «гуманитарные» организации, находящиеся на содержании американской «главжид конторы» и пользующиеся покровительством наши государственных деятелей, находящихся на том же содержании, не позволяют «жестоко» рассчитаться с подлецами.

       Если бы всех таких «героев»: стрелков, налётчиков, как та троица, и маньяков всяких судили родственники пострадавших, как я в этот раз, результат был бы как в Польше». - Так думал солдат-освободитель той самой Польши, идя по раскисшей дороге.




                11
               
       «Почему общество стало неспособно противостоять распоясавшемуся злодейству? Что это за демократия? Как в басне Крылова «Кот и повар»: «А Васька слушает да ест». Подлецы есть, были и будут всегда и везде, но во всех государствах они находятся под «прессом» культуры страны: религии; традиций; законов и т д.

       Но сегодня, сильны оказались злодейские покровители, кричащие о «правах и свободе». Да и как воспрепятствуешь пагубному воздействию на молодёжь, на тех же налётчиков, если оно идёт от государства, которым руководит, «соседский ровесничик», в недоношенной одежонке - комбедовец, а указывают ему, что делать надо, те «товарищи», которые его из «грязи» вытащили. Правда, «вытаскивателей» не видно, они удачно скрываются за «комбедовцем», который строго выполняет все их подлые указания.
 
        Советская власть вроде и кончилась, но дела её чёрные продолжаются. Пашка Брайнин рассказывал в окопах под Пулковым легенду о Горгоне-злодействе в женском обличеи, со змеями вместо волос, которая даже после смерти творила гибель всему живому. Вот и эти поганые «совки»-«горгоново семя», и уж власть, их породившая ушла в небытие, но эта бандитская троица ещё продолжала разрушение России, её деревни, за что и постигла их смерть лютая.

        Жаль, что только я один знаю о данном событии, знать бы всем таким горгоновым гадёнышам о предстоящей расплате, лучше, пожалуй, они не стали бы, но и на промысел такой не отважились, трусливы эти нелюди».
      Под ногами похрустывал ледок, поднявшийся ветерок начал разгонять ненастье.

      Краешек солнышка, прикрытый пеленой рваных облаков, засветился между частоколом еловых макушек дальнего леса. Грустные мысли давили старого солдата.
        «Да.., мне уже не много осталось, скоро и я предстану на  Божий суд, а ведь  как обидно, уходить из жизни, видя такое разорение.

       «Империи не вечны», - как говорил наш Пал Осич. Но всё равно хотелось бы надеяться, что жизнь прожита не зря и Россия возродится. Ведь страна- это не только города, пашни, заводы, это сознание людей, их многовековая культура, а фундамент её, у всех народов один, религия-Вера. Господи, прости ты нас грешных да вразуми».

         Ветер разогнал облака, солнце выкатилось из объятий остроконечных ёлок, радостный свет разлился вокруг, сколь хватает глаз. Освещённое солнечными лучами настроение, улучшилось, и мысли потекли в другом направлении. Разогнулся Демид и думы его разогнулись





                12
      - А что же это я хороню себя раньше времени? Наш Дед - Виталий Васильевич говорил, что за всё в жизни отвечает Мужик, и несёт он эту ответственность, пока не ткнётся носом в землю, то есть до последнего вздоха».
        Не сдали мы город, и село я не сдам, хоть от всей нашей армии, я один остался, да вот, Виталий Васильевич с Пискарёвского кладбища смотрит на меня.
        Смотрят через пелену времени мои однополчане из Пулковских болот: ротный-«Рязанская морда», как называли его фашисты через громкоговоритель,  Мансур и ещё много ребят  оставшихся там навечно.

        «Рязанская  морда» так, немцы называли командира нашей роты - Александра Ивановича Кузмина, в мирной жизни сельского врача. Откуда фашисты прознали, что он рязанский мужик неясно, они  уговаривали его и всех солдат, через громкоговоритель : "Сдаться", обещая райскую жизнь.
 
        Не на тех напали, мы с ротным во главе без уговоров показали им, когда пошли в атаку, «где раки зимуют».
         Ротный - спаситель наш, не то сгинули бы все мы в болотах под фашистские обещания ещё до атаки, если бы наш командир был как баран упёртый «Ни шагу назад!».
      От роты осталось к тому времени 36 человек, на один хороший взвод, и два командира: ротный, да я- взводный. После ранения меня, как имеющего боевой опыт, направили в роту добровольцев.

        Поздняя осень. Наша рота заняла позиции под Пулковскими высотами, болото там. Более месяца солдаты по колено в воде, и за это время понесла рота огромные потери. Никаких боевых действий, но недели через две народ стал помирать, сначала один –два, а потом по пять-шесть за ночь. Раз аж, девять человек, за одну-то ночь, и ведь без стрельбы, от холода и голода мёр народ, но сдаваться не шёл.

        Выровняли и углубили большую воронку, сделали из неё братскую могилу, выстелили лапником и складывали туда студентов-добровольцев и их преподавателей, «интеллектуальный потенциал страны», как говорил наш Пашка.
        В нижнем белье, босые, молодые ребята ежедневно пополняли ряды покойников, прикрывали их еловым лапником. В той братской могиле лежал «потенциал страны», отдав последнее, что у них было, хилую одежонку и обувь ещё живым, дабы продлить их пребывание на этом Свете.  Ротный, рязанский мужик чуть под расстрел не попал, но добился вывода роты в тридцать шесть человек на переформирование».

       Шёл Демид вдоль раскисающей на солнце дороги, вспоминая былое, хотя и тяжёлое время, но светлое от веры в Победу и людей его окружающих. Старый солдат вспоминал пережитое и рассказывал в голос кому-то, как будто рядом идущему, Палкан поглядывал на хозяина и в знак согласия повиливал хвостом.

       "Привели нас из болота в котельную, промеж разбитых домов она чудом уцелела и топилась только по ночам, чтоб не засекли. Мы меж котлами, чуть не на потолке разместились, и первый раз за месяц, народ был сухой и в тепле.
          По-видимому, для всех этот день был наисчастливейшим в жизни, такими счастливыми бывают, наверное, только праведники в Раю. Но всё же, ещё пятерых уже из котельной вынесли в течение недели, а самая большая потеря для всех нас была на третий день.

       Взвод разделили, половина пошла на добычу топлива, разбирать деревянные постройки, а нам досталось кладбище. Пришли на место, штабеля окоченевших трупов, морозы уже ударили хорошие, и огромадный ров-могила. Наша задача: «плотнейшим образом укладывать покойников в могилу, хоть вдоль, хоть поперёк, но чтобы побольше уложить».

         А что мы сделаем доходяги, сами еле передвигаемся. Замполит, его тоже «ветром качало», объяснил технологию похорон: «Железным крюком цепляешь труп и волочёшь его к краю ямы, а там ногой спихиваешь вниз. Внизу с помощью такого же крюка тащат бедолагу на вечное место».

        На войне смерть повсюду, но на кладбище всё равно жутко, не по себе, особенно кому в могилу лезть надо. Подошёл первый к яме Мансур-чемпион города по татарской борьбе на поясах, встал у края и начал молиться. К нему присоединился  узбек-астроном, ребята его Улукбеком называли.
          Пашка рассказывал про древнего правителя Самарканда-учёного, астронома, математика и вообще путёвого мужика, вот по тому-то и Улукбеком нашего астронома прозвали. Встал узбек рядом с Мансуром.

        Виталий Васильевич-профессор археологии, Наш Дед, хотя ему тогда и пятидесяти ещё не было, перекрестившись, подошёл, встал с ними рядом и тихо начал: «Отче наш,..».
         Тут уж все обступили его. Молимся мы и Христу, и Аллаху, вдруг бежит замполит: «Это, дескать, что такое?» Пашка-комсорг, стоявший в сторонке, оттолкнул его, не пустил к нам, сказав: «Не лезь к ним, а то тебя первого закопают, и никто этого не заметит, и я в том числе. А убыль спишем  на «болото».

       Профессор первым полез в могилу, он всегда шёл туда, где трудней. «Дед» постоянно говорил нам, в общем-то, молодым ребятам: «За всё в этой жизни отвечает Мужик, до последнего издыхания, пока не ткнётся носом в землю. Потому все мы- мужики, здесь находящиеся, в ответе за эту бездонную могилу, за то, что фашист топчет нашу землю, а кто не видит за собой греха за разорение державы, тот хлебоять  поганая». Виталий Васильевич, как отец родной наставлял нас молодых и словом, и делом.
               
      А на третий день, вечером уходить, ан профессора нет. Полезли, нашли. «Ткнулся Наш Дед носом». До последнего вздоха, без стонов переносил Виталий Васильевич блокадные тяготы. Вытащили наверх, он уже закоченел, положили в сторонке, накрыли и пошли «домой».
         Грустная весть повергла всех в горестное настроение. Наутро весь взвод и кочегары пришли проститься с Нашим Дедом- Виталием Васильевичем. Отслужили, как смогли панихиду и похоронили Деда в бездонной могиле Пискарёвского кладбища.

     Сколько ещё было потерь в той войне и после, но Дед и сейчас стоит перед моими глазами, потому, что он был символом крепости старорежимного мужика, который не сдал блокадный город.
               
      Военно-начальников осыпают почестями и ставят им памятники, но ничего бы они не сделали без мужика с Русской равнины: Виталия Васильевича, ротного-«Рязанской морды», Мансура, Пашки, Улугбека, мня и всех сотен тысяч, лежащих на Пискарёвском кладбище и в болотах под Пулковскими высотами. Мы отстояли город.   Вот и сейчас Дед стоит со мной рядом, и потому пока я не "ткнусь носом в землю", не сдам село.




               

                13

      Не сдам я село. Своих сыновей вразумлю вернуться в отчий дом. Ведь город им чужой, нутро-то у них крестьянское, да и работы там сейчас путёвой нет, бес толку  маяться, да спиваются. На лето «дачники» приедут, им мозги вправлю, они же все наши, деревенские, от сюда уехали лучшей доли искать.

       У них, как и у всех советских земледельцев, из-под тишка, так жиды обычно и действуют, вытравили любовь к земле. Пресса и телевидение на словах превозносили земледельца, но в обыденной жизни, будь то крестьянин или декханин вслед ему презрительно звучало: деревня; аул; село; кишлак; колхозник и т п.

      Государство, призывавшее народ к «Халяве-Коммунизму», вдалбливало: то «Сталин думает за нас», то «Партия наш рулевой», а инициативу пресекала на корню.
      Ведь  Мужик по жизни, особенно тот, кто пашет землю, должен свою голову иметь и сам рулить свою судьбу. Каждый год у него эксперимент с массой неизвестных, который готовит ему природа: то дожди, то засуха; то мороз, то наводнение. По сему поводу на Руси и пословица такая была соответствующая: «На Бога надейся, да сам не плошай».

      Но расслабился Русский Мужик, вот потому-то и пошло всё наперекосяк, северная природа того не прощает. Расслабился понятно не сам по себе, тут уж очень жиды постарались.
        А сейчас вроде народ начинает осознавать, в какую яму нас коммунисты завели, а потому надо стряхнуть с себя халявно-зомбирующие шоры, и самим браться за дело, да думать своей головой. Сегодня без колхозов и партийных погонял, на своей земле-кормилице работай вволю.

       Это же вековечная мечта крестьянина «РАБОТАТЬ НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ-КОРМИЛИЦЕ». Но 74 года жидовской власти «отбили руки» земледельцу, да полагаю не всем.
        «Есть ещё порох в пороховницах», -как говорил наш славный предок. К народу обращусь,  напишу в газету письмо, позову на землю людей, и найдутся на Русской равнине мужики: питерские и московские, смоленские и казанские, тульские и ижевские, Россия-то огромная.

       Многие, зарятся на наши просторы. В Америке проходят «научные» сборища по поводу использования природных ресурсов Сибири, да соседи-«братья на век» в учебниках географии Сибирь закрасили в китайский цвет.
 
      Виталий Васильевич рассказывал про могущественное, древнее Ассирийское царство, покорившее весь Ближний Восток. Но сейчас потомки тех древних властителей на городских перекрёстках всего мира торгуют шнурками и гуталином, да чистят обувь некогда побеждённым народам.
        На данный момент с нашими руководителями у наших потомков есть перспектива уподобиться ассирийцам, но с национальным уклоном, то есть торговать на тех же перекрёстках плетёными лаптями.

        Да, Дед- Виталий Васильевич, я уже почти вдвое старше тебя и внуков имею, может и грешен, что поздно осознал развал отчизны, но как говорит пословица: «Лучше поздно, чем никогда». И сейчас я повторю слова, тобою сказанные,:
      «ВСЕ МЫ МУЖИКИ ЗЕМЛИ РУССКОЙ ВИНОВАТЫ В РАЗОРЕНИИ НАШЕЙ ДЕРЖАВЫ, А КТО НЕ ВИДИТ ЗА СОБОЙ В ТОМ ГРЕХА, ТОТ ЕСТЬ ХЛЕБОЯТЬ, ПОГОНЬ КОМБЕДОВСКАЯ». Как нынче говорят:"это есть ПРОДУКТ" ком-жидовского воспитания.
      
        Но всё же надеюсь, что не поздно пришло ко мне осознание, а потому, призову потомков наших, встанут они рядом, как мы стояли в болотах под Пулковскими высотами с их дедами: Пал Осичем и Мансуром; Виталием Васильевичем и Улукбеком; Рязанской мордой и замполитом Балдрисом, которого ветром качало, и не сдали  мы город, и страну не сдали.
 
      "Не сдам я село", это сегодня мой участок фронта, и буду стоять здесь насмерть, как в болотах по Пулковскими высотами с моими однополчанами, которые все там остались. Видать  мы только с Пашкой Брайненым от всей роты на гору поднялись и то как решето продырявленные".  С такими мыслями шёл старый солдат и пахарь навстречу солнцу, которое осветило его мысли, и растопило грязь на дороге.

       Демид подскользнулся на мокрой глине и упал, то есть «спустился с небес на землю». Встал, вытер руки о штаны и задумался: «Встанут ли потомки так же, как мы стояли под Пулковскими высотами непобедимым фронтом?  ТОГДА ВЕРА БЫЛА!
    На передовой атеистов не было, каждый своему Богу молился, потому и победили.

       Мы и в Бога и в «Светлое будущее» верили. Значит изначально должна быть Вера, а затем уже: дороги, чтобы я в грязь не падал, да школы, и больницы и т.д., Но Храм, Вера в начале пути". Осознав и определив для себя оное, Демид, глядя на солнце  перекрестился и обратился к Богу.
               
      "Да, Господи, не сдали мы город и страну  фашистам, вся рота костьми легла на том рубеже, но враг не прошёл. От всей роты, наверное, только мы с Пашкой живые остались.
       Виталий Васильевич-Дед Наш, археолог, профессор вразумлял нас молодых ребят:"Кто доживёт до Победы,-а в Победу мы все верили,-то он должен донести до наших потомков, как мы насмерть стояли за Родину, защищая её от осатаневшей Европы.
         Обязательно надо рассказать про нашу братскую могилу, в которою ежедневно складывали молодых ребят, ещё даже не брившихся.
        Их уговаривали фашисты бросить Россию и стать европейцами".

       На Пулковском рубеже мы все стояли вровень: я-четырёх классов сельской школы и Наш Дед-профессор; ком-роты-врач и Мансур-татарин, чемпион по борьбе; узбек-преподаватель астрономии и Пашка-еврей, студент и тд.
        Вся наша рота добровольцев состояла из студентов и преподавателей, как говорил Пашка: "Интеллектуально-творческого потенциала страны", и этот интеллектуальный потенциал, в нижнем белье прикрытый лапником, остался лежать в братской могиле под Пулковскими высотами.

       Сейчас уже третье поколение после того побоища входит в разум, и снова  страна в руинах, но того в упор никто не хочет замечать, а главное не видят за собой в том греха, и снова сатанинская Европа  уговаривает нас:"Бросьте Россию".
 
       Коли я один от села остался и от всей нашей роты тоже, значит здесь мой последний рубеж, и обязанность моя выполнить наказ Нашего Деда. Я должен донести до наших потомков, как мы защищали нашу страну от всей осатаневшей Европы, и как фашисты уговаривали нас:"Бросить Россию".

       Задача сегодняшнего дня: вернуть односельчан на землю, объяснить им, что сила страны и государства во вспаханной земле, и в мужике ту землю пахавшего.
     ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ, проложивший первую борозду, ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВАТЕЛЕМ СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА. Надо проникнуться этим великим предназначением крестьянина и браться за дело.

       Ведь "Не хлебом единым жив человек"-основная идея Святого писания, главное в человеческой жизни общение.
       В городах же народ живёт за железными дверями, не зная даже соседей по этажу. Сидит горожанин уткнувшись в ящик или интернет, потому и не понимает он, что ОБЩЕНИЕ ВЫШЕ СЫТОСТИ, то есть, как сказано в Святом писании:"Не хлебом единым".  Не понимают они великую Человеческую мудрость, сказанную, А. М. Горьким: "Человек выше сытости!"
        Это Божественное назначение человека в Природе БЫТЬ ВЫШЕ СЫТОСТИ. Ведь только человеку Бог дал ВОЛЮ, которой он должен усмирять свою плоть.

       Но сегодня молодёжь, особенно городская, внимает Европе, так как к сожалению, желания и помыслы совков-потомков "комбеда", которые обильно расплодились в нашей стране за 74 года Советской власти, шибко сдвинулись на Запад. Помыслы совков направлены на просмотр мыльно-телевизионно-интернетного творчества и осуществление их вожделенной мечты "восседания на золотом унитазе".

      Этим "вожделенным мечтателям" Европа уже свернула мозги в халявном направлении, они как раки отшельники за железной дверью своей раковины уткнувшись в смартфон, ждут "манны небесной". Но её в северной стране никогда не было и быть не может. Из покон веку северянин большим трудом и смекалкой добывал свой хлеб. "Трудно свой хлеб добывал человек"-сказано о жителях северных широт, потому  жили и трудились они Миром, помогая друг другу.

        Потому я верю земледельцу, в селе, в деревне, в ауле, в кишлаке живущему, ведь они веками жили Миром. Соседи веками ПОМОГАЛИ  друг другу и ОБЩАЛИСЬ.  А уж коли  кто с гармошкой или гитарой выйдет на улицу сразу организуется  самодеятельность народная, но без кастингов.
          Кошки и собаки-мечта детей, живущих в городах, для сельских их сверстников не проблема, так как любая живность в каждом доме.
      
        А главное- верстак у каждого кулибина в своём сарае, изобретай, дерзай, делай, испытывай, вот тебе просторы: поле, река, море, горы.
        Для толковых, изобретательных ребят стремящихся к свободе творчества, вот оно то место на Земле, где должно растить интеллектуальный и технический потенциал страны.
  Господи, помоги  вразумить народ, да  дай нам силы и здоровья Россию на ноги поставить».