Винный магазин

(Рассказ написан в конце семидесятых. Увы, он не архаика, он не устарел. Подобные картины повсеместно происходят и сейчас.)

Любите, читатель, острые зрелища? Зайдёмте тогда со мною субботним вечером, минут за тридцать до закрытия, в винный магазин, понаблюдаем за местной жизнью.
Полдюжины человек видим возле прилавка в очереди. Неспешно продаёт им напитки пухлая, лет сорока женщина. Вот двое мужчин отошли от прилавка и остановились перед нами, заталкивая в карманы бутылки.
- Отоварился. Теперь можно немного повеселиться,- довольно говорит один. – Что нового? – обращается он к второму. – Как день сегодня провёл?
- Да так, ничего,- охотно отзывается тот. – Правда, начало дня было не очень… Вчера получка была. Гужанули так гужанули с хлопцами после работы! Утром поднялся, а голова такая, что хоть её колючей проволокой связывай. Пошёл в пивбар, выпил два бокала пива. Помогло немного. Вышел из пивбара, смотрю – Никита топает. Скинулись с ним по рублю, взяли здесь одну вина, выпили. Еркович тогда появляется. Взяли ещё три вина, пошли за мост, там посидели хорошо. Потом к шурину забрёл. Заложили за воротник и у него. И спать захотелось. Вернулся домой, поспал, и вот снова сюда пришёл… Нормально… А ты?..
- Лучше не спрашивай, братец… Культпоход у нас сегодня был… В этот… Ну, как его… Во, киатер…
- Га-га-га-га!
- Киатер, ага… Ну, до обеде дома был, сделал то-сё, а после обеда к заводу пошел. Там уже наши собрались. Посадили в два автобуса и в театр этот, значит, повезли. Оперу, говорят, будут показывать. Что же, думаю, опера так опера, нужно хоть раз увидеть, что это такое. Братец, теперь меня туда силой не загонишь! Всё поют, поют… Так баба ещё ничего, а мужик как затянет, так таким уже голосом… как козёл… Слушать не могу… Отмучался я два часа, выскочил и скорей сюда…

Минут через пятнадцать очередь в магазине уже большая, дугою выгнулась возле стены, галдит; задние в очереди обеспокоенно поглядывают то на свои часы, то по сторонам; живее двигается продавщица.
Входит в магазин рослый парень и, на ходу доставая из кармана брюк деньги, направляется прямо к прилавку.
- Эй! Куда? В очередь становись! – кричат ему.
Парень на шум не реагирует, свойски улыбается продавщице, говорит ей несколько игривых слов, подаёт деньги. (Несомненно, эти двое знают один одного.) Получив затем бутылку вина, парень идёт назад к двери. Очередь тут с криками распадается. Все сбиваются к прилавку в кучу, толкаются, наперебой тянут к продавщице деньги. Тому нужны две бутылки, этому три, а кому-то и пять. Продавщица все желания торопливо туда-сюда удовлетворяет; ящики для вермута, составленные сбоку её в небольшой штабель, быстро один за одним пустеют.
- Вермут кончился! Нет! – выкрикивает вскорости продавщица.
- А какое есть?
- «Фруктовое».
Что это? Народ недоволен? Да, недоволен. Ибо смыкаются брови, сжимаются губы. Твердеют взгляды.
- А вермут куда подевался?
- Хватит там мудрить!
- К чёрту это «Фруктовое»!
- Ага! Червяки одни!
- Неужели нельзя дать нормального вина?
- Издеваются просто над людьми!
- Вермут неси!
Кулаки сжаты. На переносицах гневные складки. Вот-вот рушат вперёд и всё сомнут… (Не так ли и на том броненосце когда-то было? И там первой причиной, как утверждают, был не лучшего качества продукт. И там отказались его употреблять. И восстали против своих притеснителей, и скинули их.)
- Не хочешь, не пей! – резко говорит продавщица. – Я тебя не заставляю.
И всё. Ничего больше. А глаза постепенно потухают, кулаки разжимаются, и складки на переносицах разглаживаются. Другого выхода нет, придётся пить «Фруктовое».
Бунт подавлен!

 За пять минут до закрытия в магазине – столпотворение. Всё панически боятся остаться трезвыми на этот вечер, и поэтому лезут, лезут, лезут. Трещит прилавок под напором тел (а может, это кости чьи-то трещат). И кого только не увидишь здесь! Здесь и отрепанный пьяница с обвисшим синим носом; и накрашенная девушка, безуспешно пытающаяся выбить себе преимущества криками: «Я женщина! Пропустите меня без очереди!»; и покрытый родинками дедушка, которого оттиснули от прилавка и который немощно призывает к справедливости; и потный толстяк, упорно прущий вперёд и бормочущий: «Что делается! Что делается! С ума посходили люди!»; и бабушка, которую в толпе так сжало и приподняло, что ноги её болтаются в воздухе; и юноша, испуганно оглядывающийся вокруг себя…
- Магазин закрывается! – объявляет, весьма раздраженно уже, продавщица. – Выходите все на улицу!
Отчаянные крики раздаются; толпа ещё больше налегает на прилавок.
- Хозяйка, очень уж надо, знакомого встретил, давно не виделись…
- На именины! А! Хоть одну! А?
- Слушай, ко мне… это… дядя вот только приехал, за границей раб-б…
- Какой дядя! Что ты несёшь! Я тебя уже третий раз здесь сегодня вижу! В вытрезвитель тебя надо, а не дядя… Всё, закрываю! Закрываю! Не работаю больше! Выходите! 
Ни с места.
- Вы что, не понимаете? Человеческим языком вам говорю: на улицу, выходите все на улицу!.. О, что за создания такие! Слов нет… Одно им нужно… Хлеба им не дай, мяса не дай, а дай напиться… Сейчас же покидайте магазин!
Сейчас же, да и по-другому, не получается, и тогда рукою продавщицы с голов срываются кепки, береты и швыряются в открытую настежь дверь. Эта мера подействовала; толпа медленно, с ворчанием разворачивается и постепенно выдавливается из помещения на улицу. (Не станем больше в магазине задерживаться и мы, читатель.) Последний человек выступает на крыльцо; дверь за ним с треском закрывается.
На тротуаре против магазина стоит пожилая, худощавая женщина, покачивает головой.
- Люди, люди… что устроили… - негромко, с печалью говорит она. – Такой гам, такую кашу, что, можно подумать, конец света наступает… Конца света, возможно, нет, а вот кое-кто из них его скоро действительно увидит.
Из-за угла магазина выбегает какой-то расхристанный, с покрасневшим лицом здоровила, вскакивает на крыльцо и яро начинает бить кулаком в запертую дверь.

                Авторский перевод с белорусского