Трое в лодке без собак, или плохая примета

               
                -«Охота, тебе охота и ей охота»,- радостно напевал Венька, отгоняя собак и отталкивая лодку от берега на быстрину.

Мы с Михалычем посторонились, пропуская его к мотору. В предчувствии удачной охоты, свободного вечерка на берегу реки и прочих  маленьких охотничьих радостей взялись за вёсла. Венька рванул шнур запуска мотора, но мотор, обычно заводившийся с пол оборота и всегда безотказно, молчал.  Венька пробормотал какое-то заклинание. Нас несло и начинало разворачивать. Венька раз за разом рвал шнур мотора, уже не стесняясь в выражениях. Где-то в дали послышалось пчелиное жужжание: «Вихрь тридцатый» - поставил диагноз моторист. В такую пору и в этих местах на вихре тридцатом лётали исключительно только охотоведы или рыбнадзоры. Встреча с ними никак не входила в наши планы и, хотя была открыта весенняя охота, ни у кого из нас не было ни путёвки, ни разрешения на ружья. Венька, к примеру, из документов был оборудован только искренним напутствием своей супруги, в котором она, упоминая в очень не лестных выражениях многих его родственников, а так же самого Веньку, желала ему лишиться последнего глаза. Наверное, чтобы он не мог любоваться её красотой. Очень страшное наказание. Всего-то за  вечерок, праздно проведённый вдали от дел по хозяйству.

 Один глаз уже был повреждён на прошлой охоте об сучок. И вот на тебе, с первой секунды наше мероприятие под угрозой срыва. А вдалеке, то, приближаясь за поворотами реки, то удаляясь, но всё-таки приближаясь уже не пчелой, а осой, гудела лодка. Совсем не осталось времени на осмотр и ремонт мотора. Венька выхватил у меня весло и, размахнувшись, на сколько позволял двух метровый рост деревенского «бугая», жахнул по мотору. Колпак вдребезги, весло в щепки, обломок летит в реку, рванул шнур, мотор взвыл как от боли, мы с Михалычем едва успели схватиться за борта, когда лодка  понеслась по водной глади прочь от житейских проблем и неприятностей, навстречу охотничьим приключениям.

  «Начало много обещающее,- переглянулись мы с Михалычем,- завёл, так завёл». Венька,  как орёл, повернув голову, смотрел, не мигая одним глазом поверх нас вдаль. Позавчера мы точно так же помчались за утками, и на повороте реки «подрезал» Венька  полу затопленный куст тальника, ветки хлестанули по лицу. Пришлось вернуться. Венькина жена, фельдшер по коровам, осмотрела раненый глаз: «Бывает хуже, проморгается». На охоту объявила карантин. Глаз побаливал, пока почти не видел.

  Сегодня мы решили всё-таки рискнуть, время уходит, вместе с перелётной уткой. Я побежал в магазин пополнить охотничьи припасы, а Венька ещё сильней заворочал по хозяйственным делам, весна всё-таки. Иду из магазина, навстречу мне Михалыч. Осуждающе смотрит на головку «русского напитка» выглядывающую из пакета. Оправдываюсь:
- Охота- дело серьёзное, без этого нельзя.
- На уточек, значит, собрались. Ну - ну...
- А что, Михалыч, слабо с нами?
Тут необходимо небольшое разъяснение.

Всех охотников можно разделить на две группы. Одна - «собачники», те, что без собак не охотятся, и «ружейники»- те, что предпочитают наоборот охоту без собак. Причём, каждая группа, в свою очередь, делится и имеет свою иерархическую лестницу. Например,- «собачники». У кого собака круче, породистей, добычливей, тот и считает себя более важной персоной, соответственно и «ружейники». Чем дороже и редкостней ружьё, тем строже взор его обладателя и весомей его речи у костра. Чёткой границы между этими группами нет, одна смешиваясь, переходит в другую и к ним совершенно никакого отношения не имеют охотники профессионалы.

 Совсем коротко о костре. Желая приобщить своего малолетнего сынишку к охоте, несколько раз взял его с собой. Случайно услышал его ответ маме на вопрос, что же такое охота:
   - Это сначала долго едут, потом разжигают костёр и рассказывают всякие истории.
- А какую- нибудь дичь ты там видел?
 –Один раз пролетело что-то чёрненькое.
   И всё.

 Так вот о костре. Костёр разжигается для подогревания припасов взятых с собой на охоту. Дичь же, добытая в процессе охоты, тщательно сберегается, будь это разбитый дробовым зарядом чирок или растерзанный собакой зайчишка и потом предъявляется как доказательство не даром потраченных времени и средств. Но самое главное его зажигательное предназначение как раз и объяснил мой малолетний компаньон. Больше его с собой не беру. А он и не просится.

 Теперь возвратимся к Михалычу. Дело в том, что ружьё у него было - «зауэр три кольца»,  это возносило его в недостижимые высоты иерархических лестниц и давало особые привилегии у костра. Откуда  и как это ружьё попало к Михалычу- история отдельная. Но у него, кроме ружья, был ещё роскошный двухрядный патронташ, набитый патронами, потому и явлена была ему головка «русского размера» и предложено в компанию. Как стрелок, он не конкурент даже «одноглазому» Веньке, весь какой-то круглый, подслеповатый, неповоротливый, однако, по линии жены Венькин родственник. Надо брать. Зачтётся при разборе полётов.
 
  Прежде чем залезть в лодку, он снял с плеча ружьё и, как бутылку дорогого вина являют гурманам, в который уж раз, показал его нам со словами «зауэр, три кольца». Мы почтительно заохали, завистливо завздыхали:
-Ну, теперь все утки наши,- подытожил Венька.

   Михалыч бережно, как ребёнка, уложил двухстволку в передок лодки. Дальнейшие события изложены в самом начале рассказа. Мы долго носились в протоках, подыскивая укромное местечко для привала, даже подранили нырка, но он от нас унырнул:
-И хрен с ним, - сказал Венька,  направляя лодку к берегу,
-Привал!
Лодка ткнулась в кусты, Венька прошлёпал броднями сорок пятого размера по лодке и прыгнул на берег. Мы  стали вытаскивать следом нехитрое барахлишко. Михалыч удивлённо охнул, и, не веря своим глазам, крутил в руках своё ружьё:  стволы «зауэра» были погнуты как раз в середине. Ружьё, знаменитое во всей округе, было угроблено среди бела дня, окончательно и как потом оказалось, безвозвратно.
-Это как понимать? Это какая такая сволочь, подозрительно глядя на Веньку, наверное, наступила? Как так можно ходить на всё наступать?
-А как это можно ружья кругом бросать? Ступить нельзя, обязательно на ружьё наступишь,- сопротивлялся Венька, - на зауэр какой-нибудь. Венькины новые  «болотные» сапоги хищно блестели на солнце. Диалог, конечно более чем многообещающий. Как сказал один авторитет:
-За чужой щекой зуб не болит.

Уместно ли данное высказывание в этом случае? Надо посмотреть. Любой охотник, появись на его ружье по чьей-то вине хотя-бы царапинка, поднимает такой вой, что позавидует самая голодная волчья стая. А гнусный злоумышленник, он же несчастный вредитель,  лишается тут же всяких надежд на пощаду со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но посмотрим на грозного прокуратора, если чужое ружьё разорвись хоть  пополам! Разительная перемена! Сколько искромётного юмора, сколько всепрощающего благодушия, и просто бесконечный поток мудрейших советов - как исправить данное положение.
 
  С трудом, сдерживая улыбку, чтобы не показаться невежливым, обращаюсь к Михалычу: «Ну-ка, покажи». Михалыч вскинул ружьё наизготовку. Мы с Венькой вытаращили глаза. Известно, что собаки бывают похожи на своих хозяев. Но чтобы было похоже ружьё! Стволы  как бы висели вниз с таким же унылым выражением, как и лицо Михалыча.
-На пол четвёртого, - определил Венька тоном специалиста, как будто он постоянно, изо дня в день, только и делал, что гнул стволы. Вот чай пить не сядет, не согнув парочку. И это профессиональное «полчетвёртого» даже внушало надежду, что не так всё и плохо, вот если бы на полшестого, тогда да, а это полчетвёртого, ерунда! Пустяк, не стоящий внимания…Лучше бы молчал, титаническим усилием воли  сдерживаем улыбку и стараемся не смотреть на Михалыча. Но он повёл в нашу сторону своим оружием и простонал – убью, сволочи! Стволы недвусмысленно были обращены куда-то вниз. Мы с Венькой медленно опустились на четвереньки:
-Вы чё ржёте, свиньи!
Ржёте, не то слово…мы упёрлись лбами в осину и тихо выли.
-Всё, кранты, убил совсем.
- ныл Венька, и уже вроде отпустило,  появилась возможность хотя бы вздохнуть, но глянули на Михалыча, ходившего возле нас с ружьём и, застонав, опять упёрлись в осину…
-Ладно, хорош, ржать, давай выручать Михалыча.
 Венька покрутил в руках ствол с видом знатока-правильщика, попробовал через колено:
 - Щас, Михалыч, будь спок.
   Нет. Сунул ствол в развилку дерева, налегнул, вынул. Тотчас сунул в развилку.
-Ну-ка, ну-ка:-насторожился Михалыч и на правах хозяина овладев стволом , уставился на него. Хоть и гнул Венька в нужную сторону, но почему-то появился второй изгиб.
-Ах ты правила, м...ла! Ты чего натворил? - причитал Михалыч.
Венька оправдывался:
-Так ведь на холодную гнул, щас будем нагорячую, погреем в костре и будь спок, поправим как надо.
Тут Михалыча как прорвало, для начала он посоветовал сунуть в костёр и погреть Венькины особенно ценные органы, потом прошелся по его родословной, точь в точь как Венькина супруга, когда он отбывал с нами на охоту. Даже про глаз не забыл и действительно, хватились мы,  что там направишь с одним глазом. Взялись править втроём. Проклятый нерусский металл сопротивлялся, как мог и вскоре, результатом совместных усилий, было появление третьего изгиба,  а потом и четвёртого, немного в бок. Венька приготовился боднуть осину. Михалыч перехватив стволы поудобнее, двинулся на обидчика. «Прощайся с жизнью, несчастный!» Стало понятно, что сейчас произойдёт убийство. Венька с несвойственным для его комплекции проворством схоронился за дерево с развилкой и зорко наблюдал за агрессором.   Глаз в развилке прямо-таки светился энтузиазмом - врёшь не возьмёшь. Михалыч занёс над головой орудие возмездия. Точно как Венька с веслом!

Я ошеломлённо наблюдал за развитием событий. Хрясь! Венька конечно увернулся, но отлетевший сучок поразил последний глаз,- сбылось пожелание его супруги. Стоя на коленях, закрыв руками, лицо и подвывая от боли, несчастный поведал нам,  что он о ней думает, в таких выражениях, что мы даже сначала не поняли о ком идёт речь. Кроме того, что речь шла о ней, о любимой, до нас с Михалычем стала доходить и вся трагичность создавшейся ситуации. Стало как-то не до смеха. Ни я, ни Михалыч не были знакомы ни с Венькиным хитрым мотором, ни с местом, где мы сейчас находились. С одним веслом, против течения, на ночь глядя. Поохотились.

-Завёз, скотина, - бормотал Михалыч, пытаясь осмотреть пораненный глаз. Сучок царапнул роговицу, ранка небольшая, но болезненная.  Глаз самопроизвольно закрывался, и Венька выл от боли.
-Слушай, а кроме твоего глаза, любимая тебе больше ничего не пожелала?- осенило меня. Венька примолк вспоминая.
-Точно, что-то ещё добавила, про нас всех…я не запомнил.
-Про всех? Уточнил Михалыч, заинтересованно глядя на меня.
-Да. Приедем, спросим.
Если приедем.

 Была ещё слабая надежда, что к утру хоть один Венькин глаз прозреет или может, удастся завести мотор …
Делать нечего, развели костёр, разогрели, нарезали, налили. Михалыч толкнул меня локтем - Смотри!
Венька ловко осушил стакан болеутоляющего средства и стал закусывать.
- Он видит! Видит!
- Хренушки Михалыч, я сам не знаю, как это у меня получается.   

 Наверное, так новорождённый слепой кутёнок отыскивает живительный материнский сосок, уверенно расталкивая ранее рождённых собратьев. Ещё раз, повторив приём болеутоляющего, Венька поделился с нами своими соображениями на счёт необходимости зрения на охоте, в общем, и в частности:
   -Помните в прошлом году по осени…

   Этой-же компанией, вечерком, гоняли мы за деревней рябков, да увлеклись. Темнело. Вроде как на дождик затянуло. До деревни через болото и ельник рукой подать, но Михалыч как авторитет: «На сучках в ельнике все глаза пооставляем». Пошли в обход по лесовозной дороге «всего-то» километра три с гаком. Через пол километра, когда окончательно стемнело, поняли - лесовозная дорога не для прогулок  пешком. Ехать надо, на вездеходе. А мы пешком, грязь по колено, а если не грязь, то коренья какие то. И уже через пол километра, без сил, остановились передохнуть. В наступившей темноте только по голосу можно было определить, кто, где находится, и пока выгребали грязь из сапог, Веньке приходит в голову умная мысль. Из бересты накрутим факелов и с огоньком домой. Не успели шагу ступить за берестой, а в кустах  треск:
-«Михалыч, это ты?»
-« Нет, это не я» - отвечает, и Венька сзади нас: «Мужики, я тут». Мы отступили. Тот час из темноты медвежий рык. Пусть извинят меня мои компаньоны, но первым моим желанием и как оказалось действием, было занятие такого положения, при котором между мной и обладателем звериного рыка, находились широкие спины товарищей. Они, мужики крепкие, здоровые, а я так, лёгкая закуска, вот и разбирайтесь между собой - рассуждал я, набирая скорость как болид формулы один в направлении нашей деревни. Не знаю до сих пор, о рассуждениях моих товарищей, но то, что они оказались впереди, произвело на меня неизгладимое впечатление. В секунду, правда показавшейся мне вечностью, я обошёл их, вырвался вперёд, сказывалась хорошая армейская подготовка. Но кто это впереди? Такая прыть, да у деревенских увальней!? Точно, они, родимые! И ничего не скажешь, некогда. В сильно потрепанном виде вваливаемся в деревню: « Обошлись и без факелов и без фонарей, как вот это можно объяснить?» Венька покрутил пустой бутылкой и забросил её далеко в кусты:
- Ну, что, так и будем сидеть?               
       Михалыч поковырялся в своём рюкзачке и горестно вздыхая, извлёк четвертинку какого-то бальзама, разлил, тщательно отмеряя дозы - Веньке побольше. Как самому больному. Бальзам сильно напоминал по всем признакам плохую деревенскую самогонку, но был тут же принят. Закусывая, Михалыч начал свой рассказ:
        - Возвращаюсь я  с охоты глубокой августовской ночью, темень как у негра внутри. Иду, можно сказать на автопилоте. На ощупь, значит. Захожу во двор. Потихоньку поднимаюсь на крылечко, -
    Мы с Венькой представили это крылечко об тринадцати ступеньках с перилами и точёными балясинами.
   -И уже нащупал дверную ручку, вдруг мне на загривок ложится крепкая мужская рука. Другая рука разворачивает меня на сто восемьдесят градусов и тут - же пинок под зад. Так не летал я даже в  детстве во сне. Очнулся будто от удара кувалдой промеж рогов, - твоя любимая навертела квач нашатырём и мне в нюх.
   Оказалось, пока я на охоте промышлял, приехал племянник, шахтёр из кузбаса. Ночью вышел на крылечко, покурил, и уже собрался зайти, да вдруг крадётся кто-то, подумал что вор. Ну и направил на путь истинный. Свет включили, нет, не вор. Сбегали за  твоей фельдшерицей. С тех пор, как на крылечко выйду, так за перила держусь. Зрение всем необходимо, друзья мои, назидательно заключил рассказчик.
.
Я с тоской смотрел на этих несчастных, а что же ждёт меня? …Мороз продрал по коже, а может, пронесёт, я же не их родственник. А вообще моя-то мне вдогонку, пожелала, я стал припоминать, тут опять мороз продрал, ну их, этих баб, с их языками. Всё плохое, что может случиться, наверное, уже случилось. Наступала ночь, на удивление тёплая и тихая. От реки тянуло запахом цветущей черёмухи. «Хороша Кемь при тихой погоде, когда вольно и плавно несёт она вешние воды свои»- пришли на память слова поэта. Завтра бы ещё день продержаться,- подумал, засыпая, пригревшись у костра.

Проснулись на рассвете от дикого нечеловеческого крика. У реки, в кустах, благим матом ревел Михалыч. Вода ночью прибыла, и унесло лодку, в связи с событиями забыли её привязать.
-С мотором унесло? - спросил спросонок Венька.
-С мотором, с мотором – выл Михалыч,- как будто могло унести без мотора.
Рассветало, по реке стелился лёгкий туманчик, над ним носились перепуганные утки.  Началось в «колхозе» утро.

    На этой оптимистической ноте заканчивалась такая вот незатейливая охотничья история. Дальнейшее развитие событий настолько скучно и неинтересно, что любой читатель, рискнувший продожить чтение, неизбежно заснёт. Даже если до этого он мог просто изнывать от бессонницы. Удивительно, но почему-то никому не приходит мысль применить от бессонницы такое средство как чтение неинтересных текстов.
 
  Один мой приятель за рюмкой чая поведал замечательную историю о том, как он излечился от бессонницы, вот как это было: достигнув весьма преклонных лет, а по нынешним меркам выйдя на пенсию, стал он замечать за собой неприятную особенность, какое - то сонливое состояние. Ну и что бы не поспать! - как говорится, после трудов праведных. Да вот только вошел во вкус, и откуда ни возьмись, привязалась к нему бессонница. Странная болезнь. Спать хочется постоянно, глаза порой закрываются сами, от зевоты сводит судорогой мышцы лица, и вот она прохладная подушка, желанное ложе, и морфей уже касается тебя своим опахалом, но что за чудовищная метаморфоза! Сна нет, как нет! Одеяло становится жарким, потным, матрас булыжной мостовой, а уж про подушку и говорить нечего, разве что не кусается, как собака. Помаявшись так, сколько то времени, прибегнул к помощи знакомых эскулапов. Травки, таблеточки… бесполезно. В порыве отчаяния забрался на чердак, приладил на стропилах верёвочку. Из кучи книжек сложил стопу под ноги, да вдруг среди старых учебников увидел алгебру и так как кроме названия ничего не знал, открыл и прочитал несколько слов и больше ничего не помнит, провалился как в преисподнюю. Так и нашли его, потом, с учебником на сонной физиономии…
и далее для практичных читателей - как средство от бессонницы…
 
 Венька тихо ныл
- зрения нет, лодку унесло.
      -Недрейфь, Вениамин, прорвемся - Михалыч расшевелил костер, приладился греть чаёк. Что-то готовит нам день грядущий, почин уже есть. Я с завистью поглядывал на товарищей, они с любопытством на меня. Вроде как отстрелялись и вроде как бы моя очередь. Прикинули потери, оценили оставшиеся ресурсы, Михалыч налил в кружку крепкого чая и остудив его в реке, пристроился промывать Веньке глаза. Тот тихо матерился и постанывал от боли. Между тем решили идти вниз по течению, где - то может лодку к берегу прибило, может к нашей стороне. Венька пусть сидит, нас ждёт, а мы с Михалычем пойдем. Места здесь дикие, медведь сейчас голодный. Михалыч потянул к себе венькино ружьё:
-От греха подальше- на всякий случай!
 -Ничё, вам и одного хватит - урезал болезный и потянул в свою сторону.
-А ты всё равно ничего не видишь - еще уверенней тянул Михалыч.
-А я на шум стреляю тоже неплохо…
-Да иди ты, ехидно ухмыльнулся Михалыч. Венька, однако, овладев оружием, направил его в нашу сторону и попросил:
-А ну пошумите…
   Судя по направлению ствола, мы поняли, попадёт. Ладно, уговорил. Михалыч вооружился топором, я зарядил оба ствола пулевыми патронами. Вперёд!
 
  Продираясь через полузатопленный валежник, а где и выходя на обрывистый берег, преодолели первый поворот реки. А уже за вторым поворотом, вот она ненаглядная, наша радость и спасение! Застряла в черёмуховом кусте и совсем недалеко от берега. Нашего берега! Померили глубину. Ого! Срубили елку, кинули до куста, еле – еле хватает. Михалыч говорит: «Ты полегче, может, дойдешь». Ни чего себе, думаю, аргумент и точно чувствую, что-то будет. «Давай еще одну елку», ну давай, согласился напарник. Кинули еще одну, рядом, хоть до лодки не достает, но дальше, по кусту, в лодку забраться можно.
  Обреченно ступая по утопающим хвойным веткам, двигаюсь к намеченной цели. В руках шест с заостренным сучком на конце. Что бы лодку подтянуть. Елки, по которым иду, медленно, но уверенно уходят под воду. Поток угрожающе бурлит в густых ветвях, студёная, коричневая вода зловеще захлёстывает в сапоги. Но вот кажется пора, цепляю борт лодки шестом и тяну в свою сторону. И уже в последний момент забираюсь в лодку. Первым делом снимаю сапоги, чтобы вылить из них ледяную воду и вижу на противоположном берегу, из-под нависших сверху веток, рыло, будто свинное, на меня смотрит – медведь!
- Михалыч, Михалыч! Медведь!
-Да иди ты, где?
   А топтыгин уже плывет в мою сторону, ходко преодолевая течение.   С явным намерением позавтракать.
-Михалыч, родной, стреляй! и далее уже в выражениях более уместных в этой ситуации, но смысл тот же.
-Дык патроны у тебя. Сомневался напарник
-Стреляй скотина, там заряжено!
  Вот связался с чудаками, ведь как чувствовал, что добром не кончится! А медведь когтищи, как крючья чёрные, на борт лодки набросил и сейчас в лодку вымахнет. Хватаю весло и отпрянув к другому борту, что бы лодка не перевернулась, выпрямившись для замаха в полный рост (что-то до боли знакомая картина) и в коленках какая то подозрительная слабость. Хрясь по мокрой наглой морде! По пятаку! Агрессор откинулся от лодки в воду, и сразу - бабах! Дуплет! С изумлением смотрю на Михалыча,
-Ты куда стрелял!?
   Две пули двенадцатого калибра наискось пробили лодку и так пакостно, что она тут же начала наполняться водой. Скорее к берегу!
Что-бы мне ещё раз с этими охотничками…!!! Да пропади они пропадом эти утки…!!! вытаскивая с Михалычем лодку подальше на берег, я с нежностью вспоминал некопаный огород, сковороду с жареной на сале картошкой, деревенских баб с их погаными языками. Мною овладело совсем не свойственное охотничьему братству чувство тоски по родному очагу, глубокого раскаяния в совершаемых действиях, чувства знакомого всем настоящим охотникам, и когда возникает оно, считается, что охота удалась.